Улыбка гусара

— Гм... Поучить? Но чему вы меня научит то можете? По виду вашему судя, вы даже церковно приходскую школу не окончили, а я все же в кадетском корпусе обучался. Это скорее мне вас учить придется!

— Ну все, ... ..., ты точно попал. В параше утопим, а потом используем как в голову придет. Дави его, Гиви! Только не до смерти, капитану он живой нужен.

— Вах... Я его не рэзать как барана, я его ыметь буду по самый корэнь!

А вот за такое оскорбление надо учить особенно жестоко. Оскорбить меня, дворянина и офицера, столь непристойным образом, приравняв к почитателям содомской мерзости... Придется учить уму-разуму особенно тщательно, не жалея сил ни физических, ни магических. Мда... А для того чтобы эти силы были, перекусить требуется. Ну что ж, пищи тут вполне достаточно!

Бросок вперед, клыки впиваются в горло сутулого, и поток жизненной силы хлынул в меня через разорванную яренную вену. Наслаждение... Чистое, ничем незамутненное счастье насыщения. Я даже не обратил внимание, на легкий укол справа, и лишь закончив питаться перевел взгляд на замерших в ужасе, жмущихся к стенам разбойников.

Выпустив обмякшее тело сутулого, я выдернул из своего бока остро заточенную спицу, и перевел взгляд на побледневшего, несмотря на свою природную смуглость Гиви.

— Ая-я-яй, — улыбнулся я, демонстрируя острые клыки, и неспешно облизнул кроваво-красные, как это всегда бывает после еды, губы. — Как нехорошо...

— Шайтан!!!! — дико вскрикнул тот, распластываясь по наиболее отдаленной от меня стене.

— Ну что вы, не надо лести, ну не надо, я стесняюсь... Ну какой из меня щайтан, — я позволил своим глазам на мгновение превратиться в кроваво-красные бельма. Это, кстати было самым первым умением, которому меня обучила Сангрени — скрытие истинного вида глаз. Но сейчас я не видел смысла скрываться, — Я не дьявол, — хищная улыбка, — я только учусь!

Вы спросите, зачем я устроил это представление? На самом деле, все просто, господа. Есть я в ближайшее время никого не собирался, да и убивать не хотелось... Ну разве так, саамую малось, не удовольствия ради, а профилактики для. С другой стороны, даже один, беглый взгляд на ауры находящихся в этой камере пятерых заключенных, — ох, нет, пардон, ныне четырех, и одно мертвое тело, — наполнял меня сильнейшим омерзением.

Насильники, убийцы, причем убивали часто, и с большой жестокостью, грабители, получающие удовольствие от измывательств над беззащитными жертвами... Оставить их так просто, позволив вскоре выйти на свободу и вновь продолжить свои бесчинства, означало стать невольным соучастником их преступлений. Мои предки в гробах бы перевернулись, без всякой некромантии, поступи я таким образом. В то же время, убивать не хотелось просто категорически. Видимо на сегодня я свой лимит смертей выбрал или просто захотелось разнообразить прорамму. Оставалось одно. Изменить их мозг так, чтобы они в принципе были неспособны причинять вред кому бы то ни было. А подобное тонкое воздействие, — это вам не с ума сводить, и не иллюзиями баловаться. Тут все куда посложнее будет. У мозга человеческого, от вторжения подобного, защита стоит, весьма надежная. А спадает защита сия от боли, ужаса смертного, да наслажденья превеликого, что женщина мужчине подарить может. Последним кстати, ведьмочки многие, с превеликой охотой и умением частенько пользуются.

Но я не ведьмочка страстная, а гусар, пола мужеского, так что ласки им дарить не намерен. Но и катовать* их не хочется. Они конечно того не раз уже заслужили, но неприятно мне делом этим заниматься. Граф я, кровей благородных, не по мне работа палаческая. Можно конечно на них Чуму напустить, он-то с удовольствием превеликим за дело это возьмется, да только иной подход вначале испытать стоит.

## * Катовать — пытать, мучить (старосл.). От слова кат — палач.

Вот и остается, что ужас смертный нагонять, дабы защита их ослабла... О... Подается, подается... Ну-ка, усилим натиск!

— Чума, ко мне!

— Что прикажете повелитель? — бесенок оказался последней каплей. Барьеры разума у троих, сидящих на нарах рухнули, и я наконец-то смог воздействовать на их души. Ничего особо сложного я творить не стал. Все же не силен я в ментальных воздействиях. Так, блок поставил. Простейший, примитивный. Отныне они никому и никогда не смогут причинить вред. Попытаются ударить, — рука заболит, так, словно там все кости только что переломали, сказать слово гадкое попробуют, — во рту ощущение, будто пуд горчицы съели возникнет... Ну и так далее. Ныне они даже для самозащиты никого ударить не смогут. Стоит им лишь подумать, что действия их вред кому-нибудь причиняют, человека огорчить могут, как сразу же их кара постигнет А что поделать... Ну не специалист я в этом, долго бы с фильтрующим блоком возиться пришлось, да и заслужили они наказание за дела свои мерзкие. Уф... С ними окончено. Пусть пока без сознания поваляются, пока я с Гиви, разбираться буду. Не люблю, когда в меня вязальной спицей тыкать изволят!

Мда... Своеобразная у кавказца психика оказалась, прямо на человеческую не похожа, непривычно даже. Извините, по ментальному воздействию на слаборазвитых не специализировался. Испуган он сильно, в углу сжался, подвывает, аки сука на морозе, но к разуму подобраться зело сложно, за неимением такового в сколь-либо заметной форме. Ну, если гора не идет к Магомету, так на то взрывчатка имеется. Глядишь, и докатится гора, пусть и отдельными камешками... Придется, видимо все же катовать паршивца.

— Займись, им, Чума.

А бесенок-то как рад... Аж светится! Причем в прямом смысле. Подлетел к разбойничку, облетел его кругом, языком прицокивая, а потом участливо так поинтересовался: — Что ж ты, мил человек, дела нехорошие творишь? Видать, воспитывали тебя плохо?

Ну а тот видимо решил, что шанс отговориться есть. Весь просиял, залопотал на языке мне неведомом, потом на русский перешел, причитал, что сиротой рос, папку убили, мамка занята была, деньги зарабатывать было надо, вот и получилось так... И все приговаривал свое бесконечное: — Отпусти, да? Прости, мамой киланус, нэ буду болше! Васпытывалы пилохо, да!

— Ну что ж с тобой поделать... — Чума вдруг вырос в размерах, — иллюзия, но до чего талантливо исполненная, — схватил его за шкирку, и швырнул головой о стену. — Придется воспитывать! — За мгновение перед тем, как голова разбойника соприкоснулась с каменной стеной, язык серого пламени, вырвавшегося из пасти беса, проделал в ней отверстие точно по форме его черепа.

Теперь голова разбойника находилась в соседней камере, а плечи, грудь, спина и все остальное — в этой. Чума, вновь принявший свой нормальный размер, подлетел ко мне и застенчиво попросил:

— Хозяин, не могли бы вы выдать мне инструмент, для проведения воспитательных работ подходящий?

— Ты это о чем? — если честно, поступок беса вызвал у меня некоторое недоумение.

— Ремешочек ваш пожалте ненадолго. — Бесенок так и лучился довольством.

— Держи, — я протянул ему ремень.

За работу бесенок взялся с завидным энтузиазмом...

...

— ... ... казёл паршивый.

— Чума, мне кажется, ты халтуришь.

— Прощенья просим, хозяин! Щас исправлюсь!

...

— А-а-а-а... ... пазорные!!! Атпустыте, это нэ наш мэтод!!!!

— Уже лучше, однако, все-таки слабовато. — Попенял я своему слуге.

— Сам бы попробовал, хозяин! — Дерзко ответил взмыленный бесенок. — Я ж не виноват, что у него такая задница дубленая! Вот по голове ударить — череп пробью сразу, ну а филей у него словно из камня.

— Сам, так сам... А то, ты и вправду слабоват, похоже... Давай сюда ремень.

...

— Вай, атпусти, мамой кланусь, нэ буду болше!

— Что не будешь, дитятко неразумное? — спросил я, приостанавливая воспитательные работы.

— Шито скажешь, то и нэ буду!

Поразительная сговорчивость, вот только верится почему-то не очень. Такие обещания подобными типами легко даются и еще более легко нарушаются. Тем не менее, спрошу у одного довольно авторитетного в сих вопросах источника. Бесы, они ведь по своей природе способны неплохо чувствовать искренность человека, обмануть их практически невозможно.

— Чума, как считаешь, есть ли в словах сего индивида хоть малая доля правды? — честно сказать, мне бы этого весьма хотелось. Копаться в таких мозгах, — удовольствие весьма ниже среднего.

— Ага, конечно, — бес скорчил сверхпрезрительную гримасу, полностью рассеивая мои надежды. — Да он же врет, как дышит, а дышит часто. Он вообще мечтает только о том, чтобы самому выбраться из этого положения, а тебя, хозяин, туда поставить.

— Наивный... Ладно, продолжим процедуру.

Минут через пять, защита сознания бандита наконец-то рухнула,, позволив мне пробиться к его мозгу. Уф... Хорошо, вампиры не потеют, а то был бы сейчас весь мокрый. Да... А на заднице сему индивиду еще долгонько сидеть будет затруднительно. Ну, пора бы и покинуть это помещение. Указываю Чуме на дверь камеры и тот послушно превращает область замка своим дыханием в ничто.

Открываю лишившуюся замка дверь и выхожу в коридор. В коридоре пусто и безлюдно и это хорошо. Почему? Просто перво-наперво возникает желание зайти к хозяину здешних мест — боровоподобному капитаны с гнилым нутром. А остальную мелочь уж на потом оставлю. Так что временно перейдем в невидимое для любопытствующих глаз состояние и направимся незваным гостем к вышеупомянутому человечку.

Какие приятные сюрпризы! Капитан даже не изволил запереть дверь, что позволило зайти тихо и совершенно незаметно. Тот только недоуменно покосился на медленно открывшуюся дверь, пожал плечами и вернулся к тому важному занятию, коим был поглощен до моего прихода — распитию бутылки коньяка. Ну и запасец у него в кабинете... Чума ведь вылакал две бутылки, стоявшие в сейфе, а он сидит, распивает себе. Хотя мог кого-то из своих клевретов послать в винный за добавкой, с такого станется. Ну что, пора исполнять свое обещание. Я обещал ему неприятности? Обещал! А свое слово я держать привык твердо.

А для обеспечения спокойного протекания очередной воспитательной процедуры, малость оградим зону кабинета от разного рода случайностей вроде выхода шума за его пределы.

Готово. Пусть теперь орет сколь угодно громким голосом — снаружи его не услышат. Что бы такого устроить для начала? Ладно... Будем действовать по ситуации. Однако...

На столе прямо перед капитаном вдруг нарисовался маленький чертик, ехидно оскалившийся и отплясывающий нечто довольно похабное. Забавно было видеть ошалевшие глаза любителя выпить, когда он осознал присутствие рядом классического симптома белой горячки. Пусть чертик оказался не зеленым, а черным, да и не чертиком совсем, а бесенком по прозвищу Чума... Впечатление для затуманенного алкоголем рассудка все равно должно быть было весьма шокирующим.

— Брысь, глюк, — заплетающимся языком выговорил хозяин кабинета, пытаясь смести Чуму со стола. — Не х-хочу в психушку.

Рука, разумеется, прошла сквозь бесенка, способного по желанию переходить в эфирное, проницаемое для материи состояние.

— Да ты что, мужик! — праведно возмутился Чума, просовывая голову в бутылку коньяка, и засасывая едва ли не половину. Сам вызвал, а теперь прогоняешь! Совсем того, да? — он покрутил пальцем у виска. Я осторожно, чтобы не нашуметь, присел на разваливающийся стул в углу кабинета, и приготовился наслаждаться представлением.

— Я не муж... ж-ж-ж, ж-ж-ж, — капитана кажется, заело. Наконец, он справился со свом языком, и довольно четко произнес: — Я не муж-жик, муж-ж-жики в камерах сидят! А я — капитан милиции, я их туда саж-жаю! — Затем он немножко подумал, и менее уверенно добавил: — И я тебя не выз-з-зывал.

Гм... Кажется его просто клинит, на буквах 'ж' и 'з'. К чему бы это? Нет, я все понимаю, но нельзя же ТАК пить! В смысле, неумело. Вот, например, когда мы с Ржевским отмечали взятие Парижа, так у нас там не только чертики к пьянке присоединились, но и небольшие, изящные феечки, с радужными, слюдяными крылышками, которые на пару с хвостато-рогатыми кавалерами просто превосходно танцевали чардаш. Мы с Ржевским, попытались было тоже составить им компанию, но увы, трагичное несовпадение размеров, и закончившееся шампанское помешало развитию знакомства... Пришлось вызывать девочек из заведения мадам Ляреню... К чему я это? Да к тому, что уж коли допился до видений, то изволь обращаться с ними вежливо, без хамства, а не жужжать, как муха придавленная!

— Ка-ак не вызывал? — Между тем возмутился мой бесенок. — А как же это? — он притопнул ногой, и нижний ящик стола вдруг отодвинулся сам собой, открывая свое переполненное пустыми бутылками нутро.

— И что? Брякнул откинувшийся на стул капитан.

— Как что? Желание загадывай! — на Чуме материализовались круглые очки и полушинель, в руках появился свиток, длинной раза два больше самого бесенка, и серое гусиное перо. В общем, и целом, он так походил на какого-нибудь мелкого чиновника шестого разряда, что я прямо умилился. Сдержать рвущийся из груди смех удалось с большим трудом. Меж тем, бесенок, развернул свиток, и громким, но довольно писклявым голосом зачитал: —

Заявка на явление алкогольной галлюцинации.

Я, нижеподписавшийся, капитан милиции Кузнецов Владилен Осипович, вызываю к себе служащего третьего отдела Галлюцинаций, Управления Белой горячки, беса Чуму Глюковича Кладбищенского, в качестве алкогольной галлюцинации.

Авансовая плата в размере двух бутылок коньяка 'Арарат' и трех бутылок пива 'Жигулевское' внесена полностью.

Окончательный расчет в виде загубленной самоубийством души, будет произведен наутро, при наступлении похмелья.

Дата, подпись.

— Все верно? — бесенок протянул вконец ошалевшему капитану свиток.

— Верно... — от растерянности и шока капитан трезвел на глазах, и я с сожалением подумал, что скоро забаву придется заканчивать.

— Подпись твоя? — настаивал бесенок.

— Моя... — еще более растеряно отвечал капитан. — Но я не помню, чтобы подписывал подобное!

— Ничего страшного, — утешительно похлопал его по плечу Чума. — Так часто бывает... Особенно если коньяк с пивом смешивать!

— Ну же, заказывай! — поторопил он осевшего, и крепко призадумавшегося капитана.

— Что заказывать?

— Как что? Ты кого вызывал? Ну что за клиент пошел! — всплеснул руками бесенок. Сплошные склеротики! Того не помнят, этого не помнят... Галлюцинации заказывай! До утра, все самые лучшие галлюцинации к твоим услугам...

— А утром? — тупо поинтересовался Кузнецов.

— А что утром... Все по договору. У тебя пистолет есть?

— Есть! — радостно заулыбавшись, капитан извлек табельное оружие и помахал им перед носом у Чумы. Вот... — системы Макарова...

Чума немедленно заглянул в дуло, затем запустил туда руку, поковырялся, вытащил, брезгливо вытер о какой-то документ с грифом 'секретно' и наконец, констатировал: — Да... Состояние не ахти, конечно... Оружие не чистилось со дня выпуска. Но ничего, тебе сгодится. В висок не промажешь. Да и с веревкой мучатся не придется... Знаешь, как неудобно с похмелья узел правильный завязать? Мне об этом многие рассказывали...