Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Лилия в янтаре (полная версия)


Опубликован:
01.02.2018 — 23.05.2018
Читателей:
1
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава
 
 

Молодой человек говорил с легкой небрежностью хорошего знания предмета и выданные им краткие характеристики поражали своей точностью. Но Джатто был более всего поражён описанием Аццо Аччаюоли. Он вовсе не был его другом и поэтому не был задет комментариями Буондельмонте. И ведь действительно, Аццо постоянно щеголяет своим знанием греческого языка и поэзии, напоказ демонстрирует увлечение античной, языческой философией... Тут Джатто чуть не поперхнулся вином. А не потому ли Джанка и разыграла то представление с переодеванием гречанкой, цитируя греческие мифы, танцуя для них и ведя себя, как наложница какого-нибудь греческого царя из до-римских времён? Получается, она лучше него, Джатто, знала, кто придёт, как себя вести, и хорошо подготовилась ко встрече. А Буондельмонте хорошо осведомлён о том вечере в доме Инфаньяти. Он знает, кто и о чём говорил и кто что делал. И не только присутствующим здесь аристократам были выданы характеристики. Досталось и Джанке: "полураздетая порнодионка". Здесь, в Тоскане, для таких женщин есть другое слово. Но Буондельмонте использовал греческое, намекая на то, кем выставляла себя сестра. Яснее и не скажешь. Тут мысли Джатто разделились, как тропинки в горах, и он пошёл по обоим, каким-то образом умудряясь думать сразу о нескольких вещах. Как Буондельмонте узнал о том, что происходило в доме Инфаньяти? Впрочем, об этом наверняка рассказал кто-то из гостей, это понятно. Но почему, почему ему это интересно? А ведь не только интересно, иначе бы он не упоминал об этом столь прямо. Сестра выставила брата на посмешище — да, но кроме этого ничего из ряда вон выходящего не произошло. Даже представление Джанки с откровенными танцами не было ничем предосудительным в обществе, и никакого пятна на семью Инфаньяти не легло. В укромных садах своих вилл молодёжь развлекается ещё и не так. Фиренца — не Эпир, невесты редко выходят замуж девственницами. Так зачем же этот белобрысый хлыщ уже второй раз искусно вплетает в разговор намеки на его сестру? И ещё думал Джатто о том, что намёки эти довольно неприличного свойства и касаются легкодоступности его Джанфранки, как женщины. И это, по вполне понятной причине, выводило Джатто из себя. Да, Джанка — мерзкая, развратная тварь, и он сам с удовольствием задушил бы гадину. Но она — его сестра, как-никак, и он не мог позволить так о ней отзываться этому фигляру. Это надо... надо что-то сделать, или сказать... остановить обливание Джанки грязью. Но что именно говорить или делать Джатто никак не мог найти, и был в растерянности. Гневно бросить Буондельмонте, чтобы тот прекратил оскорблять честное имя девушки? Но Буондельмонте ни словом и не упомянул его. Потребовать, чтобы он прекратил свои пошлые намёки? А если он попросит уточнить: намёки на что? Тогда придётся самому назвать сестру... Чёрт подери! Ярость клокотала в душе Джатто, не находя выхода. Найти бы повод, чтобы вызвать Буондельмонте на дуэль!

Джатто, словно собираясь выпить здравицу собеседнику, отсалютовал Буондельмонте бокалом. Тот только слегка поднял уголки губ. Его взгляд на мгновенье мазнул по Джатто и вновь устремился на другие объекты. При этом Джатто — несмотря на то, что его собеседник был моложе его, почти совсем юноша — был уверен, что тот прекрасно умеет балансировать на грани приличий и учтивости в беседе, понимает, какую реакцию его слова, тон, и взгляды вызывают в собеседнике. Знает, пользуется, и наслаждается этим.

— Ваши замечания касательно характеров некоторых персонажей невероятно остроумны. — вслух вымолвил Джатто. Ему показалось, что голос выдал его волнение.

— Вы тонко заметили, что они лишь персонажи в этой комедии. — Буондельмонте снисходительно оглядел зал и повернул лицо к Джатто, глядя прямо в глаза. — И я очень хорошо знаком с... со многими из них. А с некоторыми, — он усмехнулся. — Даже близко знаком.

Чтобы скрыть свои чувства, Джатто быстро отвернулся. Возможно, чересчур резко отвернулся, чем только выдал их. Опять намёк, и какой! Даже два: и то, что многие известные лица — лишь куклы в его или их руках, и про Джанку опять. Может, действительно, дуэль? Вот только инициатором должен быть не он. Ну, для такого завзятого драчуна, как Буондельмонте, многого не надо. Вылить вино ему на одежды это, конечно, слишком откровенно, а вот если усомниться в его словах, негромко, но достаточно, чтобы это услышали посторонние...

Тем временем в зале, под одобрительный шум, появились музыканты, занимая свои места на возвышении. В самом деле, гости уже должны были успеть утолить первый голод и быть готовыми к развлечениям. Чествование виновника торжества будет позже, когда и второй, и третий голод будут утолены, гости раздобреют от съеденного, а душа повеселеет от вина и шуток. Тогда громче и искреннее будут здравицы, славословия, и тосты в честь героя.

Но Джанка! Когда она успела? Распущенная, дешёвая девка! А всё отец: и сам не воспитывал дочь, и другим не давал. Всё души в ней не чаял. Вот она и пошла по рукам. А ведь не зря говорят в Фиренце: хороша ли женщина, плоха ли, надо ей изведать палки! Мало того, что она выйдет замуж неизвестно даже ещё за кого, наверняка за ублюдка какого-нибудь, так она ещё и таскается по разным там Буондельмонте, а может и по кому ещё. Может, она и отца... А что, мало ли было такого? Законы-то запрещают, да строго, ещё как! Но не потому ли и есть такие законы, что есть, что запрещать? И не потому ли стали они так строги, что девочек, чьим первым мужчиной был их отец не счесть в Фиренце, как не счесть и мужеложцев, коих законы преследуют и наказывают гораздо строже, но коих в Фиренце столько, что и в других землях любителей мальчиков уже называют "фирентийцами"? Не зря же отец за неё был всегда больше даже, чем за мать. Неужели... О, дьявол! Неужели отец действительно её... А Джанка, конечно, и рада! Шлюха, шлюха! Убил бы тварь...

Перед глазами встала картина как он хватает сестру за волосы, запрокидывая голову, и бьёт ножом в грудь... в живот... в грудь... в живот... бьёт и бьёт, глядя в её расширенные карие глаза, в которых можно прочитать, наконец, страх и мольбу, а не превосходство и презрение. Он раз за разом погружает клинок в её тело, но Джанка, к счастью, не умирает, а мучается и стонет, доставляя ему несказанное удовольствие долгой мести. Каждый удар, сотрясая её тело, вырывает у неё долгожданные стоны боли, и слёзы струятся из её глаз. А когда он схватит её за шею и начнёт душить, повалив на пол, она поймёт, что отец ей больше не защита, никто не защита, она в его власти и именно он, Джатто, владеет её жизнью и смертью.

— Смотрите-ка! — выкрик Буондельмонте вырвал его из мира грёз. — Не ожидал!

Джатто было непросто вернуться из реальности, в которой уже почему-то обнажённая, распростёртая на полу у его ног Джанфранка молила его прощения. Кровь её и раны к тому времени чудесным образом исчезли и слёзы девушки текли из её глаз на ничем не прикрытые груди. Видение было столь сладостным, что возвращаться в сидящее на шумном пиру тело было сущей мукой, да и сам пир был нелепым, ненужным, и раздражающим. Зачем он здесь? Что ему до всех этих богатых и пышно разнаряженных петухов, кичащихся цветом своих перьев? Он шёл сюда, чтобы приблизиться к этому "цвету общества", чтобы когда-нибудь стать одним из них... но разве они, такие, как Буондельмонте, как Аччаюоли, примут его? Да и надо ли становиться таким? Надо ли это ему? Не пустое ли это?

В ответ на недовольный взгляд Джатто, Буондельмонте показал рукой на вбежавшего в зал невысокого пухлого мужчину около сорока лет, наряженного в красно-синие одежды и такой же нелепый колпак. Мужчина как раз оглядывал зал, стоя меж столов. У него были маленькие, заплывшие глазки, словно у поросёнка, быстро стреляющие по сторонам, пухлые губы, и нос картошкой.

Джатто слышал лёгкий звон в голове, окружающее словно отдалилось от него, мир словно отделился некой прозрачной стеной, и звуки из этого отделившегося мира стали глуше и вместе с этим единый до этого, монотонный гул разбился для юноши на тысячи вполне самостоятельных звуков, природу каждого он вполне мог различить. Шарканье ноги сидящего через три человека справа, звон упавшего ножа со стола слева, хруст куриной кости на зубах на другом конца стола, кашель, смех, бульканье вина, стук бокала о дерево... ваша правда мессер, это оскорбительно... я сказал им нет, и отправился в Геную... и вот тогда он залез в бочку и мы... но она только смеялась в ответ... таких ножек, я вас уверяю... ах, как мы провели время, я бы... выделывала такое... даже ртом... Он мог видеть, как на дальнем конце стола напротив, смешно шевелятся губы мужчины в синей, с белой каймой котте. Слова, выходящие изо рта говорящего часто опаздывали и доносились до Джатто даже тогда, когда рот закрывался. Это было забавно. Вот только сами слова забавными не были. За тем столом, вне всякого сомнения, тоже говорили о Джанке. И подонок Аччаюоли говорит о Джанфранке, и понятно что именно: не зря же эти пьяные хари так довольно гогочут, мрази. Джатто, как ни странно было для него самого, не пытался броситься к мерзавцам, а старался расслышать подробности, но не мог. Отвлекаться на собеседника не хотелось, но он посчитал себя обязанным поддержать разговор.

— Кто это?

— Дольчибене [12]. — пояснил Буондельмонте. — Я думал, он в Милане.

Это имя Джатто слыхал, но живьём известного в Италии шута не видел. И, надо признать, почему-то тут же его невзлюбил. И хотя шут ещё и не начал свои ужимки, Джатто уже казалось, что тот кривляется, и сами телодвижения шута были для него отвратительны.

— На редкость неприятный тип! — вырвалось у него.

— Более чем, — согласился Буондельмонте. — Шутки у него гадостные, а натура ещё гаже. Но шуты , как, впрочем, и все актёры, такие и есть. Этим он, кстати, и зарабатывает. Смею вас заверить, очень неплохо зарабатывает. Иметь его у себя на торжестве влетело Тегрими в монету.

Дольчибене, между тем, закончил оглядываться и, подойдя к одному из столов, растолкал сидевших за ним, втиснувшись на лавку. Как и положено, никакие правила на него не распространялись и шуту позволили устроиться, где он пожелал. Разговоры умолкли в ожидании весёлого представления, но шут набросился на еду, с жадностью хватая куски с блюд соседей и засовывая себе в пасть, чавкая и отрыгивая. Когда же он схватил чашу с вином соседа справа и стал, проливая вино, запивать сожранное, один из гостей не выдержал.

— Эй, шут! — раздалось с другого стола. — Ты здесь развлечь нас, или просто пожрать? Давай приступай к своим шуткам уже. То, как ты жрёшь — не самое смешное зрелище!

Дольчибене застыл с чашей у рта, поставил её на стол и с удивлением оглядел соседей. Затем он, будто и не сидел тесно зажатый, развернулся на скамье и уставился на говорящего.

— Ой, а тут ещё кто-то есть? Хорошо, что ты сказал что-то, а то я бы тебя не заметил! Ну ладно, раз так, не буду есть. Ты ешь. Кстати, ты есть-то умеешь? А то некоторые только воображают, а сами нож возьмут и палец себе отрежут. А не отрежут, так поперхнутся. Вот, смотрю ты нож держать умеешь, молодец. И не попёрхиваешься. Ну просто умора! — шут повалился на пол, хохоча во всё горло.

— Всё ещё не смешно, — бросил тот же гость. — Тебе нужно лучше стараться.

— Ну, не могу! — утёр шут слёзы. — А почему ты решил, что это тебе должно быть смешно? Ведь ты был прав: то, как я жру — не самое смешное зрелище. Самое смешное — смотреть как жрёшь ты!

Джатто не питал никакой симпатии к тому, кого шут избрал своей мишенью: каким же дураком надо быть, чтобы начать перепалку с шутом? Но и остроты шута не казались ему ни смешными, ни остроумными. В отличие, видимо, от Буондельмонте, который явно наслаждался происходящим. Джатто думал о том, что неплохо бы убить их обоих. И этого вот, и Джанку. Обоих. Сцены убийства Джанки и её любовника сменяли одна другую в его воображении. Буондельмонте, не подозревавший о чём думает глядевший на него недвижным взором сосед, удивлённо покосился на него, но вернулся к наблюдению за шутом, ничего не сказав.

— Ты вот знаешь, как меня зовут?

— Да кто ж не знает? Ты — Дольчибене деи Торри.

— Ага. Угадал. А тебя как звать помнишь?

— Арнольфо да Фоска! — гость гордо вскинул подбородок.

— Не. — Дольчибене задумчиво покачал головой. — Не слышал. Получается, шут стоит выше любого дворянина!

— Это как же так?

— А разве нет? Любой да Фоска в Тоскане знает каждого Дольчибене из Милана, но ни один Дольчибене из Милана не знает ни одного да Фоска в Тоскане!

Буондельмонте всё-таки обратился к так и не отрывающему от него глаз Джатто.

— В чём дело, любезный друг? Что вы так смотрите на меня?

Джатто смутился, на миг промелькнула мысль, что вот и удобный повод для дуэли, но вслух, почему-то, произнёс другое.

— Прошу прощения. Я просто задумался.

— О чём же, если не секрет?

— Да вот... Вы такой ещё молодой человек, а уже так хорошо знаете общество. Наверное, вы уделяете этому много внимания...

— Я? Внимание? Полно вам! Это общество уделяет внимание мне. Особенно, некоторые его представители. Вот и приходится узнавать их получше.

"О черт, — подумал Джатто. — Да он и минуты не может обойтись без своих намёков! О чём ни заговори — он непременно будет сворачивать на сестру".

Дольчибене вступил в спор уже с другим гостем.

— А почему это ты решил, что шут здесь я, а не ты?

— Посмотри на колпак на своей голове! Что ещё нужно, чтобы определить шута?

— Ба! Так только в колпаке всё дело? Тогда тебе следовало носить его не снимая, поскольку только отсутствие дурацкого колпака и мешает людям понять кто ты есть. Колпака нет, а в остальном дурак дураком!

— Но ты полегче, шут! Ты оскорбляешь...

— Ну вот ещё! Никого я не оскорбляю! И это легко доказать!

— Докажи! Докажи!

— Смотрите, если кто сделает то же, что и дурак, то кто он будет?

— Дурак!

— А ежели кто поспорит с дураком, что сможет сделать то же, что и дурак, а потом посмотрит и либо не сможет повторить то действо, либо решит не делать таких глупостей, то будет разумно, не так ли?

— Так!

— Так я обращаюсь к этому господину. Давай поспорим, что ты не сможешь повторить за мной, то, что я сделаю легко! И не бойся, это действительно нетрудно!

— Я ничего не боюсь!

— Ну, тогда спор?

— Спор!

— Давай сюда шапку!

Под удивлённый гул голосов, Дольчибене помочился в головной убор онемевшего от такой наглости спорщика. Закончив, шут со смехом обратился к нему:

— Ну давай, помочись в свою шапку! Будь дураком! Нет? Так ты и так и так дурак: поспорил с дураком, что помочился в твою шапку! Не дурак ли ты?

Джатто мало что видел и слышал из происходящего. Иные видения сизым дымом затмевали глаза. Видения, в которых то он убивал ненавистную, распутную сестру, то она была с мужчинами. Даже с отцом. От вида её обнажённого тела, даже воображаемого, стало трудно дышать. Да. Душно, душно тут. Рожи мерзкие. А тут ещё этот хлыщ. Он что-то сказал... что-то сказал... Надо же ему как-то ответить... Что он там говорил-то? Про общество... да.

123 ... 1920212223 ... 404142
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх