Долгим взглядом поглядела волчица на человека. И, ничего не сказав, побежала к могиле матери.
До утра над округой разносился горестный и скорбный вой. До утра не спала деревня.
А перед рассветом вернулась княгиня к тому месту, где оставила Оге, уже в человеческом облике.
-Прощай, Оге! Нам пора в путь. Расскажи им, что не было во мне зла, не ведала я, что я оборотень. Что любила маму. И... тебя тоже. И не желала никому зла. И сейчас не желаю. За камни ваши, за ненависть вашу не хочу мстить. И никогда не хотела. Даже тогда. Я — оборотень. Это значит, что я — и волк, и человек. В нашей армии служат и волки, и люди. Мой старший сын женат на человеческой девушке. Ему — быть князем после меня. Иди, Оге! И расскажи им правду!
Встреча вторая
Простившись с Оге, княгиня возвращалась в лагерь в привычном волчьем облике. Она так всегда поступала, если появлялась возможность. Ведь в повседневной жизни, или, командуя войсками, приходилось учитывать человеческий фактор: ее подданные по большей части были людьми и не знали волчьего языка. Кроме того, многих из них шокировал сам факт, что их княгиня клыкаста и хвостата. Их не стоило лишний раз раздражать.
Но сейчас княгиня была одна. Она трусила по знакомой сызмальства тропинке, ведшей к лагерю, не глядя по сторонам, ни о чем не думая... В ее душе было пусто и холодно. "Все кончено!.. Все кончено!.." — стучало в висках.
Еще издали она заметила человеческую фигуру у ворот. Кто-то стоял, не делая попытки войти. Зато дозорные лежали. Лежали! Лежали, черт их подери!!!
Вигдис стрелой подлетела к воротам и разразилась оглушительным лаем: "Остолопы! Дармоеды! Недоумки! Хвосты поотрываю! Уши на задницы натяну! Если хозяйки нет дома, то можно морды в лапы утыкать? Недоноски! Обормоты! Вы воины или кто? Посторонние у ворот, а вам лень задницу от земли отодрать! Убью проклятых уродов!!!"
"Проклятые уроды" вскочили и поджали хвосты. На всякий случай — угрозы княгини порою не расходились с делом. Но начальник караула, мужик сильный и умный, был не робкого десятка. Он — вейр, сменил облик и спокойно ответил:
-Прости, княгиня! Больше не повторится. Моя вина, и я готов принять наказание. Но уймись и перестань орать. Не позорься при посторонних.
Княгиня немного остыла. И даже усмехнулась начальнику караула:
-Что, хвост жалеешь?
-Жалею, — кивнул тот. — Он у меня только один остался — запасных интенданты не завезли.
-Ну, что ж? — вздохнула княгиня. — Теперь тебе хвост не оторвешь... Но я, пожалуй, все-таки что-нибудь тебе оторву!
-Вряд ли! — проникновенно возразил начальник караула. — Это "что-нибудь" тебе еще может пригодиться.
Княгиня опустила глаза на "что-нибудь", полюбовалась с минутку и неохотно признала:
-Может. Не оторву.
И, наконец, засмеялась.
Смех умер в ее глотке, когда она услыхала за спиной тихий и робкий голос. Такой знакомый голос. Такой похожий...
-Вигдис? Это ты?
Княгиня волчком развернулась, продолжая движение, перекатилась через голову, отработанным движением плеча скинула со спины свернутый плащ. Ловко подхватила его и набросила на плечи. Она знала — это всегда производит впечатление на людей.
Женщина, стоявшая перед ней, отшатнулась.
-Я, Тирца, я! — неприветливо и сухо отозвалась Вигдис. — Что тебе надо?
Женщина, нервно переступив с ноги на ногу, выдавила:
-Прости меня, Вигдис! Я тогда просто испугалась. Я... Ну, ради дочери, прости, а?
В ее глазах княгиня увидела только страх. И с раздражением подумала: "Ничего не поняла. Ничего! За все эти годы!"
Видимо, ее раздражение отразилось и на лице, поскольку Тирца покорно кивнула головой и, пробормотав, — "зря я пришла. Волки не прощают", — повернулась, чтобы уйти.
-Вернись, Тирца! Я не отпускала тебя!— прозвенел за ее спиной повелительный голос. Тирца вернулась.
-Простить? — прищурилась княгиня.
И, с усмешкой, похожей на оскал, добавила:
-Прощу. Ради дочери, как ты и просила. Но только, если ты мне скажешь, ЧТО БЫ СЛУЧИЛОСЬ, ЕСЛИ БЫ В ТОТ ДЕНЬ ТВОЯ ДОЧЬ БЫЛА ЖИВА?
Мертвые глаза Тирцы на мгновение ожили, она задумалась. А княгиня вдруг очень ясно представила — что было бы. Так ясно, что туманом под лучами летнего солнца растаял окружающий мир, душа уносилась в прошлое, все дальше и дальше... На восемь лет...
Вигдис уже не могла видеть, как остекленели глаза Тирца, как замерла она...
Вариант второй
-Нелюдь! Оборотень! — послышалось за ее спиной. Вигдис повернулась.
Ее односельчане стояли на другом конце площади, сжимая камни в руках. Их лица не предвещали ничего хорошего.
-Вы чего? — крикнула им Вигдис с обидой. — Я же спасла вас. И всю деревню. Они бежали.
Толпа взорвалась криками и руганью.
-Убить ее! Что стоите, люди! Бейте ее! Чудовище! Тварь! Оборотень!
Девушка с изумлением и обидой обвела взглядом людей, знакомых ей с детства. Многие ей нравились... Все они еще вчера приветливо с ней здоровались, останавливались, чтобы поболтать... Теперь лица всех их искажены страхом и ненавистью. А пальцы сжимают камни.
Всех их, кроме одной...
-Да что вы, люди? Опомнитесь! — худенькая девушка раздвинула толпу и встала перед ней. Уна.
Она повзрослела за последний год, снова стала носить юбку, хоть и говорила, посмеиваясь, что держаться юбке по-прежнему не на чем. Ну не всем же быть красивыми! Вот Виг, например, красавица! А я — так себе.
Красивой Уну действительно назвать было нельзя. Но было в ней очарование, заставлявшее сверстников, да и парней постарше, заглядываться на нее. Уна была разной. То — порывистой и резкой, как ветер, то — текучей и плавной, как речка. Обычно — робкой и нерешительной. Сейчас...
-Вы же ее знаете шестнадцать лет! С детства! Кого из вас она убила? Кого укусила? Было такое? Какая же она нелюдь? Смотрите, люди! Она защищала свою маму, деревню, вас всех! Опомнитесь! Она же осиротела только что! Глядите, вот же лежит Альви! Пусть Вигдис — оборотень! Но вы-то — люди! Люди!
И, повернувшись к подруге, начала:
-Вигдис, я с тобой. Я всегда знала, кто ты. И я хочу, чтобы ты знала: я верю тебе и люблю тебя, как всегда. Больше, чем всегда. Ты — моя лучшая подруга, ты мне — как сестра. И я...
Больше она ничего не успела сказать: первый камень, брошенный сильной и умелой рукой, проломил ей затылок.
Беззвучно и мягко опустилась девушка на землю. Вигдис бросилась к ней. В гаснущих глазах стыло удивление, побелевшие губы шептали:
-Больно... Виг, беги... Пожалуйста, брось меня... Беги...
Нет. Поздно. Даже человек озвереет, потеряв в один день двух самых близких людей. Всех близких... Ненависть пробудила память. Девушка рывком содрала с себя порванное по шву платье, которое успела набросить после боя. И перекатилась через голову.
Площадь заполнилась воплями и стонами умирающих и покалеченных. Женщины уводили детей, мужчины спешно выдергивали колья из заборов... Волчица металась по площади, оставляя за собой кровь и трупы. Она уже плохо помнила, что ее звали когда-то Вигдис, что она была человеком...
Что-то острое вошло в ребра. Сгоряча Вигдис попыталась выдернуть стрелу зубами. И накатила слабость. И дикая, рвущая на части боль. Лапы подкосились. Она упала. В глазах плавали круги, отказывало чутье.
Но по запаху она все же нашла... Уна!.. И, истекая кровью, поползла по площади, мимо мертвых тел... "Доползти!.. Успеть!.."
Она успела. И легла рядом с телом мертвой подруги. Растекалась по земле кровь. Кровь девушки и кровь волчицы. Одинаково алая, смешивалась она, делая их сестрами.
Резкой болью снова вернулся реальный мир. Княгиня, подавив стон, огляделась, ища кровь. Нет, все чисто. Это было только видение...
-Уна, доченька! — безумный нечеловеческий вопль заставил ее окончательно очнуться.
Ее взгляд встретился с диким взглядом Тирцы.
С минуту женщины глядели одна на другую, молча, глаза в глаза. Потом Тирца опомнилась, опустила голову и потухшим голосом пробормотала:
-Попробуй простить меня, Вигдис, могущественная княгиня Сопротивления! Дочь меня никогда не простит, я себя — тем более: нельзя такое прощать. И забывать нельзя. Но ты все-таки попробуй простить? Для нее, не для меня... Прощай.
Что-то теплое, мохнатое, как мех новорожденного щенка, ворохнулось в душе княгини. Волчьим скользящим шагом подбежала она к Тирце и мягко сказала:
-Не мучай себя, Тирца: все давно прощено и забыто. Ты права, волки не умеют прощать. Мы мстим или гибнем, пытаясь отомстить. Но я — не только волчица. Я еще и человек. Умению прощать научила меня твоя дочь. А она умела прощать. Где бы она ни была сейчас, она не держит на тебя зла. И я прощаю тебя по-человечески.
С этими словами Вигдис обняла мать своей лучшей подруги. Тирца напряглась, дернулась. И вдруг обмякла. И потянулась, как маленькая девочка, к Вигдис. Княгиня мягко улыбнулась и принялась гладить Тирцу по спине.
Встреча третья
Солнце стояло в зените. Вигдис криво усмехнулась, вспомнив, как вчера планировала уйти с рассветом. Уйдешь тут, как же! Не так просто пройти в прошлое по собственным следам, вновь пережить боль, горе, страх. Вновь почувствовать счастье, давно забытое ею. И успеть вернуться к рассвету. Какой же наивной она была еще вчера, приказывая повернуть на север, к деревне Белый ключ! И как легко было ей тогда, давным-давно — вчера. Ей — волчице.
"Кто я теперь?" — в сотый раз спрашивала себя княгиня. Действительно, кто? Волчица? Женщина? Молодуха двадцати четырех лет, на которую заглядываются решительно все мужики от двенадцати лет и до предела? Старуха, вырастившая двоих сыновей, поднявшая на лапы внуков? Жуткий монстр, которым в Черной империи с полным основанием пугают детей? Добрая бабушка, которую обожают ее внуки и правнуки?
Всего понемногу. И ничего. Вигдис надеялась, что теперь, когда все прощено, ей будет легче. Не стало. Вместо этого она чувствовала пустоту. Так больной, привыкший за долгие месяцы болезни к боли, после операции ощущает дискомфорт, не обнаруживая ее.
Княгиня подняла голову и посмотрела вперед за мгновение до того, как Эгил прикоснулся к ее плечу, чтобы указать на двух людей, стоящих у обочины.
Высокий и мускулистый парень был одет по-дорожному: брюки, заправленные в сапоги, рубаха навыпуск, перепоясанная широким охотничьим ремнем, на котором висели фляга, нож и топор. На плечи парня была наброшена кожаная куртка. Княгиня невольно залюбовалась: парень был красив. Очень красив. А еще в нем чувствовалась немалая сила. Он спокойно смотрел на проходящую колонну, на Вигдис. В его серых глазах светились ум и воля.
Он стоял, обнимая за плечи светловолосую девушку.
Глядя на девушку, княгиня даже хмыкнула чуть слышно: они явно собрались в дорогу. Даже не заметив в кустах их мешки, искусно замаскированные ветками, — огромный ростовой, парня и вдвое меньший, девушки — легко было догадаться: одежда выдавала намерения. Девушка была одета в свободную рубаху с длинными рукавами, фиксирующуюся на запястьях широкими браслетами черной бронзы и длинную, до щиколоток, юбку нертского покроя, с разрезами до бедер. Под юбкой были нурландские женские брюки, заправленные в сапожки. Талию стягивал охотничий ремень, такой же, как у ее спутника. Княгиня подала знак колонне продолжать движение и подъехала к парочке.
— Отличная экипировка, девушка! — одобрительно кивнула она. — Мне когда-то повезло меньше: бежать пришлось голышом. Меня ждете?
Быстрый обмен взглядами: вопросительно-просительный — девушки, деланно-безразлич-ный — парня. Легкое пожатие широких плеч. Чуть виноватая улыбка на бледных губах. Кивок.
-Что, ко мне хотите? — и новый кивок девушки. И мрачнеющее лицо ее спутника.
-На подвиги потянуло? — снова спросила княгиня, понимая уже, что ошибается.
Умоляющий взгляд девушки. Короткое размышление парня. Усмешка. Короткий кивок. Два слова: "Как хочешь..."
Девушка просияла.
-Вигдис! Вы нас не помните? Тогда, восемь лет назад! Толстую некрасивую девочку...
-И маленького лохматого мальчишку... — добавил парень, улыбнувшись воспоминаниям. И тут же стер улыбку с лица.
-Помню, — ответила княгиня, действительно вспомнив их: Ниту и Форка.
Дружба этих детей выглядела странно. Они были неразлучны, даже ходили, держась за руки. Нита действительно была самой некрасивой и единственной толстой девчонкой в деревне. Ее кавалер уступал ей в росте на голову. Они выглядели странно, они вызывали лживо-сочувствующие взгляды взрослых и злые и жестокие насмешки сверстников.
Вигдис втайне от парочки несколько раз ловила и колотила самых ярых насмешников, надолго отбивая у всех прочих чувство юмора. Надолго? На неделю. На две.
Да... Восемь лет — немалый срок. Они изменились: девушка похудела и очень похорошела, парень вырос и окреп. И дружба их тоже изменилась, обогатившись новым чувством — любовью.
-Тяжело пришлось? — с сочувствием спросила она.
-Тяжело, — признал Форк. — Трижды драться довелось. В первый раз мне досталось крепко. Нита, помню, перевязывала меня обрывками своего передника, заливая слезами.
-Я не ревела! — обиженно пробурчала девушка, не делая, впрочем, попытки отстраниться.
-Не ревела, — согласился парень, улыбаясь. — Но слезы текли сами собой.
-Ну и что? Почему бы девушке и не поплакать иногда? — исподлобья проворчала Нита.
-Особенно, если девушке — десять лет. — Парень ласково обнял подругу и опять улыбнулся.
-А потом? — продолжила княгиня расспросы.
-Последнюю драку я выиграл, — коротко ответил Форк, а девушка добавила тихо:
-Один против восьмерых. И он победил.
-Неплохо, — признала Вигдис. — Как смог?
-Ненависть помогла! — блеснул глазами Форк. — Ты-то знаешь.
-Знаю, — согласилась Вигдис. — А с чего такая ненависть, скажите пожалуйста?
Она ожидала, что выйдет из равновесия Форк, но сорвалась Нита.
-Когда в твоего друга, столько лет защищавшего тебя от оскорблений и издевательств, кидают камни, а ты не в силах ему помочь, ничего иного не чувствуешь. Только ненависть. Если ты не примешь нас, княгиня, мы все равно уйдем. Нельзя жить среди тех, кого ненавидишь и презираешь. Мы так жили целых восемь лет. Слишком долго. Невыразимо, непоправимо долго.
-Всех ненавидите? — с нажимом спросила княгиня. — И родителей?
-Всех! — отрезала девушка. — Всех, кто кидал камни...
-Я простила их, — мягко сказала Вигдис.
-Ты — можешь. Мы — нет! Когда хотят убить тебя, ты можешь простить. Если ты — сильный и великодушный. Но если хотят убить твоего друга — нельзя простить. И ничто не поможет...
