Старейшая в совете Старших — вейра — перевела речь Амры:
-Так говорит Амра дотРитра: Я прошу Анну Трюггвадоттир простить мне подозрения, недоверие и все обиды. Я потеряла сына, но нашла дочь. Отныне тебя будут звать — Анна Трюггвадоттир дотАмра. Я уступаю тебе место в Совете Старших. Привет тебе, Старшая Анна! Привет тебе, дочь моя, мать моего внука. ...Так говорит Амра дотРитра. И да будет так!
Десятки волчьих глаз глядели на Анну. Стая ждала. А Анна не знала, что ей говорить.
"Слушай сердце!" — вспомнила она. И она сделала то, что хотело ее сердце: встав на колени, обняла и поцеловала свекровь.
Много позже Анна спросила у нее (переводчиком был Гарм):
-Скажи, мама! Откуда ты знаешь имя моего отца, если я его сама не знаю?
-От мужа, — ответила Амра.
О муже Амры не говорили. Может быть, о нем и знал кто-нибудь, но даже его имя оставалось в тайне. Анна уважала чужие тайны. Она спросила о другом:
-А он откуда знает?
-Он знает все.
"Можно им морковку?"
Гарм подрастал. В возрасте двух месяцев он выглядел пятилетним мальчиком.
Примерно в это время в империи сменился начальник военного приказа. Новый главнокомандующий, дальний родственник императора, честолюбивый и еще относительно молодой человек, решил ознаменовать свое вступление в должность победой. И всерьез решил уничтожить главную базу вейрмана.
К Рыжим горам вновь перебросили южную армию: десять армейских корпусов, двести пятьдесят тысяч воинов.
Князь смог выставить лишь пятнадцать тысяч. Еще двадцать тысяч прислали союзники. И все.
Анна стояла на террасе, безнадежно глядя на равнину, черную от врагов. Понеся значительные потери, войска империи заняли передовые укрепления и подступили к воротам. Пока удавалось удержать вход в Убежище, но было ясно, что это — ненадолго. Враг мог платить тремя воинами за одного, а у вейрмана каждый был на счету.
Вчера вышибли ворота. Спецназовцы завалили вход, но имперские инженерные части под ливнем стрел упорно разбирали завал.
Сегодня с утра те же инженерные части соорудили забор, разместили за ним своих лучников и теперь защитники Убежища не могли поднять голову.
-Разобрали!!! Идут на штурм! — разнеслось по Убежищу.
Анна нащупала нож. Живой сдаваться она не собиралась.
"Сын! Гарм! Как же с ним?" — эта мысль стиснула ей сердце. Она могла бестрепетно перерезать горло себе. Но ему?
Сын решил по-своему.
-Мама! — дернул ее за руку Гарм.
-Что, дорогой? — машинально спросила Анна и наклонилась к сыну.
Гарм вцепился в ворот ее рубахи и с недетской силой рванул. Рубаха распалась по шву. Анна ахнула. А ее сын уже сдирал с ее шеи серебряную цепочку.
-Тор! — вспомнила Анна и мигом очнулась от ступора.
-Ну-ка, сынок! Дай мне! — потребовала она.
-Возьми, мама! — и сын протянул ей серебряный молоточек.
-Тор! — выкрикнула она, швыряя молоточек вниз.
И вздрогнула земля. Из-за облака вынеслась колесница. Но какая! Колоссальная колесница, в которую были запряжены два огромных, ростом с сосну, козла. В колеснице стоял ее давний рыжебородый знакомец. Его бедра обматывала шкура, перетянутая на талии широким ремнем. Могучая его рука держала над головой молот. Тор швырнул его вниз. Молот врезался в гущу черных и два полка превратились в кровавую кашу. Мгновенно оружие вновь оказалось в руке бога грома. И Тор вновь швырнул его вниз. Знаменитая своей дисциплиной и выучкой имперская армия начала разбегаться, но от колесницы Тора убежать было невозможно. Тор продолжал бросать. И армия вейрмана с ужасом стояла и смотрела на гибель двухсот пятидесяти тысяч черных солдат. Да, это были враги! Но — люди.
Сократившись в размерах, Тор подкатил прямо на террасу, и выскочил из колесницы.
-Привет, девочка! — весело крикнул он, возвращая ей молоточек. — Добрая встреча, а?
-Привет тебе, могучий Тор Одинсон! — поклонилась Анна.
-А, оставь, — отмахнулся бог. — Ты, к счастью, не воин. Почитать меня не обязана.
-Почему к счастью? — удивилась Анна.
-А потому, — объяснил Тор, — что ты — врачевательница. А еще ты — Мать волков. А Мать не может быть воином.
-Почему Мать волков? — не поняла Анна.
-А потому, девочка, что ты — волчица, и именно так тебя называют все волки, все вейры континента.
-За что?
-Не спрашивай меня, Высокая! — почтительно произнес Тор. — Ты все поймешь сама. Когда-нибудь.
-Дядя! — маленькая девочка дернула бога за руку. — Можно твоим козликам дать это?
И показала богу две морковки.
-Можно! — улыбнулся Тор в бороду.
И в самом деле! Нельзя было не улыбнуться, смотря, как ребенок кормит Тангризнира и Тангиоста, бессмертных козлов Тора, морковкой.
Вот в тот-то день и был решен исход войны. От таких потерь черные так и не оправились. Но до победы было еще далеко. Очень далеко. Сто восемьдесят лет. Целая вечность. Еще были тяжелые поражения, еще не раз армия Сопротивления стояла перед лицом разгрома. Но именно в тот год затрещал хребет черной империи. И впервые многие задумались о войне, о мире, о цене, которую хэйжэням приходится платить.
Мать волков
Промчались оленем, проползли ужом, проливным дождем ушли в песок несчетные годы. Война шла своим чередом, собирая свой обильный урожай. Анна жила, оперировала, выдавала замуж внучек. Еще раз ей довелось стоять на коленях на холме скорби, оплакивая сына.
И многие сотни раз — петь в кольце.
-Как думаешь, подружка? Она снова не придет? — с такими словами старая женщина обратилась к старой волчице, уже месяц жившей в ее одинокой хижине на опушке ближнего леса.
Как ее упрашивали родственники переселиться в более безопасное место! Старуха только смеялась:
-Я и так зажилась! Чего мне бояться смерти? Мы со смертью старинные знакомые.
Каждый день к старухе приходила праправнучка прибраться, постирать, покормить и послушать. А послушать было что! Старухе насчитывало восемьдесят лет. Целая эпоха! Она пережила тридцать двух князей и княгинь. Она видела сотни битв, оперировала лично тысячи раненых, среди которых были прославленные воины, давно вошедшие в легенды. Ее чтили все. Люди, вейры, волки — все вейрмана!
-Правда, она хорошая девочка? — Волчица, конечно, не ответила, но старухе не надо было слов. Она понимала волков с полувзгляда.
-Однажды она пришла со своим парнем! — улыбнулась старуха. — Пришлось мне готовить самой. На себя и на них. Какое там хозяйство? Они вернулись ввечеру. Голоднющие, как волки по весне! Ты смотри, старая, не брякни об этом никому. А-то влетит девчонке!
-Ох-хо-хо! Старость — плохая штука! Спина разболелась некстати... Пошли, подруга! Сходим за водой. Что? Сил нет? Да ты, никак, помирать собралась? А как же я? Одна останусь? Сейчас, подружка, помогу. Вот! Так лучше? Тогда вставай.
Старуха взяла ведро и, опираясь на посох, пошла к ручью. Волчица поплелась за ней.
Очнулась она, почувствовав что-то влажное на своем лице. Волчица тыкалась носом ей в щеку и облизывала лоб.
-Спасибо, дорогая. Хватит целоваться. Как же это я? Упала, да? Не помню... Сейчас, встану... Сейчас... Не могу... Нет сил... — и старуха заплакала.
Волчица разразилась лаем. В ее тираде старуха разобрала только слово "рауг".
-Рауг? Огонь? Причем тут огонь? — не поняла старуха.
-Р-р-ауг-х-х-х!... Р-р-рауг-х-х-х!... Р-рауг!... Раугар-р-р!...
Полыхнула перед глазами грива рыжих волос.
-Локи? — вспомнила старуха. — Ну конечно!
И позвала: "Локи!"
Рыжеволосый юноша склонился над ней.
-Привет, девочка! Ты не изменилась с нашей прошлой встречи! — весело воскликнул он.
-Лжец! — усмехнулась старуха. — Я теперь все про тебя знаю. Ты лжец! Какая я теперь девочка? Прошло шестьдесят три года.
-Все знаешь? — прищурился бог огня. — Ой, ли? Все про меня никто не знает! Даже мудрейший Один, знающий все! Даже я сам! Но я прав, Анна! Просто мы, боги, владеем истинным зрением.
Анна не стала спорить. Вместо этого она сказала:
-Помираю я, Локи. Спасибо, что пришел попрощаться.
-Попрощаться? — переспросил бог. — Скорее уж проводить. Пора вам, девчонки, в путь. Тебя, Умма дотСвейга, в Волчьих чертогах Вьялльхейля ждут твои родичи. Муж, дети, внуки. А тебя, Анна Трюггвадоттир дотАмра, ждет Фенрир — твой муж и мой сын. И Гарм — твой сын, девочка. И оба твоих внука. Это будет славная встреча. А потом вы пойдете в новый мир, который вам дарует Один — отец волков! Вставай же, Анна! Пора!
Анна встала. Она осмотрела хижину, где жила сорок лет, поляну... Все как всегда. Вот сейчас примчится праправнучка. Обратится в человека...
Праправнучка! Нельзя уйти, не простившись.
-Нет, Локи. Я не пойду. Придет моя праправнучка. Я должна попрощаться с ней.
Бог огня покачал головой:
-Анна! Она не придет! Вчера была битва в устье реки Звенящей. Понимаешь? Неделю назад восстал город Навод. Они перебили гарнизон черных и захватили оружие... Эх! Им бы связаться заранее, позвать помощь!... Имперское командование перебросило морем два корпуса к Наводу. И тогда князь вейрмана приказал первому корпусу специальных операций, именуемому еще лесным спецназом, прорвать осаду и вывести людей из города. Спецназ исполнил свой долг, но потерял семьсот волков — четверть своего состава. В этой битве твоя праправнучка потеряла мужа и всех трех своих сыновей. Она не придет.
"Гвенн! Как же так, маленькая моя? Я же на руках тебя носила. Вы же всего два года назад прибегали ко мне — ты и твой жених!"
-Я должна идти к ней. Мое место в кольце.
-Анна! Теперь мирские заботы — не твое дело! Тебя ждет Вьялльхейль. Хеймдалль распахнул ворота! Пойдем же!
Но звучный женский голос разлился над поляной, прервав бога огня:
-Нет, Локи! На сей раз ты не прав. Ее место — в кольце! Девять сотен волчиц взойдут сегодня на Холм скорби. И впервые от Сотворения мира в кольцо сядут волки! Ибо не хватит волчиц, чтобы замкнуть кольцо скорби. И ее место — там.
-Фрейя! — воскликнул Локи.
Юная девушка в простом белом платье, перепоясанном ожерельем из сияющих синих камней, спускалась к ним по радуге.
-Да, я Фрейя. Здравствуй, Локи. Здравствуй, Высокая! — и богиня любви почтительно поклонилась Анне.
-Идем! До холма полдня пути! Как бы не опоздать! — забеспокоилась Анна.
-Не опоздаем! — усмехнулся Локи, описывая руками круг.
Как будто расступился белый свет! И на месте ручья возникли радужные ворота, за которыми виднелся Холм скорби.
-Прошу! — белая волчица и рыжий волк встали рядом с двумя старухами.
И снова, как всегда, Анна стояла на коленях в кольце. И плакала, как когда-то по мужу и сыну. Девять сотен волчиц оплакивали своих отцов, мужей, сыновей, погибших в устье реки Звенящей, прикрывая отход людей из Навода.
И впервые в истории выли волки, сидя в кольце вокруг холма, куда испокон веков не допускались мужчины. Выли от отчаяния. От того, что остались в живых.
Когда обряд завершился, сотни желтых волчьих глаз обратились к Анне.
Одна из вейр подошла к ней и заговорила: "Привет тебе, Старейшая! Мы не будем петь о твоем уходе, потому что ты уходишь живая. И весь народ волков прощается с тобой, Высокая.
Анна Трюггвадоттир дотАмра! Великая Мать волков! Ты встретишь наших предков, с честью павших в бессчетных боях от Сотворения мира. Передай им, мама, что мы их помним. Мы их любим. И, особенно, передай это тем, кого уже некому помнить.
Когда-то ты спросила Тора Одинсона, почему ты — волчица, и почему тебя зовут — Мать волков?
Потому, мама, что ты, родившаяся человеком, пришла к нам и осталась с нами. Ты сотни раз пела в кольце, ты родила Гарма Фенрирсона тонАнна. Потому, что твой приход предсказал нам восемь тысяч зим назад Один — Отец волков. Потому, что ты стала волчицей, навсегда оставшись человеком.
Старшая Умма дотСвейга! Большое счастье выпало тебе — сопровождать Мать волков, величайшую из волчиц, в ее новый мир. Будь ей там верной подругой.
Прощайте, сестры! Прекрасная и Мудрый проводят вас. Добрый вам путь!"
По радужной дороге, прямо в синее, как в детстве, небо шла Анна, молодея с каждым шагом. Рыжий волк, так и не сменивший облика, описывал вокруг них круги и весело скалил клыки. Юная Умма носилась вокруг бога огня, подпрыгивая и визжа, как щенок.
И, держа Анну за руку, с улыбкой наблюдала за их игрой Фрейя, Прекрасная богиня любви.
Глава 16. Цена справедливости
Так ли все было? Кто знает...
О многом рассказывали его соратники и друзья. О многом! Но не обо всем.
Немало смогли поведать мои братья и сестры — его дети. Немало! Но так... мало! До слез, до скрипа зубов мало! Не любил батя вспоминать ту историю. Как будто он сам был в чем-то виноват. Был ли? Кто знает? Может, и был. Не сердитесь на меня, братья и сестры мои, за эти слова! Я не хотела оскорбить его память. Но если Непонимание режет по живому Любовь, то виноваты, как правило, оба...
Так ли все было? О многом, очень о многом могла бы поведать Она.
Но я не в силах спросить Ее! Не могу снова видеть эту женщину. Так же, как и вы...
"Не ищи со мной встреч!"
(205 год Нашествия)
Ну, вот он и дома. Хорошо-то как! Урм представил себе, как войдет, обнимет жену и сына, как они все вместе сядут ужинать... Как давно он не ел домашней пищи! Наверно, Фиона сварила борщ, котлеты пожарила.
У него даже слюнки потекли при мысли о ее котлетах.
А потом он ляжет на коврик у огня, сменив облик, и она будет чесать его за ухом. Хорошо!
-Папа! — завопил мальчик, кидаясь ему на шею.
-Стейн, сынок! — только и смог сказать Урм, обнимая сына.
-Почему ты так долго не приходил? — с легкой обидой заявил ему мальчик. — Я скучал...
-Я тоже, сынок! Но я ведь солдат! Зато погляди, что я принес вам с мамой!
С этими словами Урм вытащил из подсумка на стол несколько огромных желтых яблок, какие росли лишь на полуострове Риймо, в юго-восточной оконечности континента.
Мальчик немедленно схватил одно из них и стал есть.
Урм с улыбкой поглядел на сына и, поколебавшись, спросил осторожно:
-Сынок! Ты говоришь, что скучал?
Мальчик кивнул.
-А мама? Она тоже скучала?
С неохотой Стейн оторвался от яблока и ответил:
-Нет. Не скучала.
-А где она?
-На работе, — ответил сын и вернулся к яблоку.
"Ну, что же? — подумал Урм. — Будем ждать".
Его жена работала хирургической медсестрой в главном госпитале рыжегорского убежища — месторасположения княжеской ставки последние лет сорок.
Фиона вернулась только к вечеру. К этому времени Урм успел найти в печке кашу, разогреть вчерашний пирог с капустой, поставил на стол миску меда из служебного пайка.
-Здравствуй, Урм, — спокойно и безразлично поздоровалась жена. — Ты извини, я устала. Четыре операции сегодня было. Пойду спать.
-Подожди, родная! Поешь сначала!
-Не хочу. Я в госпитале перекусила. Спокойной ночи, Урм. Утром поговорим. Завтра я работаю в вечер. Стейн! Быстро мыться и спать!
