Иоганн Себастьян Бах играл свою последнюю токкату.
Трещит Копье и рвется Цепь,
Теперь Браги спешил. Он кричал строки песни, он безжалостно рвал струны своей незримой гитары, отчаянно стараясь успеть:
Как листья на ветру.
Миры встречаются в кольце
Соединенных рук.
С оглушительным звоном исчезло копье. Мы все ослепли и оглохли. На миг? На века? Кто знает...
Обезоруженный Хаос тогда явился самолично. Такой огромный, что даже облака были ему по колено, занес он ногу над Боргильдсфольдом, чтобы раздавить остатки Радуги миров и нас, осмелившихся его одолеть.
И годовалый ребенок встал перед ним, замахнувшись простой веревочкой.
Вздрогнул Всеотец Энтар, снова узрев своего заклятого врага. Впервые с момента Великого Замысла ему предстоял бой с равным противником. Но не отступил Хаос. Опустил он свою огромную ногу. Хлестнула ей навстречу веревочка. И снова мы оглохли от грохота. Энтар отшатнулся и съежился. С ненавистью поглядел он на нас, развернулся и ушел, хромая.
Но и ребенок не уцелел. В луже крови лежала его веревочка.
Опустилась на колени рядом с этой лужей княгиня Катерина дотТьюра. Черное отчаяние перехватило ей горло. И она заплакала, уткнув лицо в ладони. Впервые в жизни железная вейра по человеческому обычаю оплакивала погибшего. Оплакивала того, кто когда-то подарил ее дочери возможность появиться на свет.
Чей-то палец коснулся ее плеча. И странно знакомый голос мягко и участливо прозвучал над ней:
-Не плачь, Кэти! Время ведь вечен. Он еще вернется.
Катерина подняла взгляд на говорившую.
-Скульд? — поразилась она.
-Да, Кэти. Не тревожься! Я с миром сейчас. Он ведь был моим братом...
И, помолчав, Норна добавила с горечью:
-Счастливая ты, Кэти! Ты еще умеешь плакать. А я вот уже не могу. ...Прощай, княгиня. Спасибо тебе...
-За что? — не поняла Кэти.
-За слезы... — объяснила Норна, уходя.
-Постой! Так ты против нас? Или нет? — крикнула ей вслед княгиня. Почему-то ей это казалось важным.
-Это зависит от вас... — послышался вдали голос Скульд.
Кэти вытерла слезы и протянула дрожащую руку, чтобы взять веревочку. Но детская ручка ее опередила. Годовалый ребенок, очень похожий на погибшего, ухватил веревочку раньше.
-Не сердись, Кэти! — пролепетал он. И его слова не вязались с интонацией. — Ты не удержишь эту веревочку. Только я в силах ее удержать.
-Кто ты? — спросила Катерина.
-Я-то? Я — твой родич. Я — Время тонБаки, младший ее сын.
Севшим голосом княгиня прошептала:
-Так он же так и не...
-Да, я так и не родился. Поэтому я и Время. Только маме пока не говори. Иначе она проиграет бой.
-Какой бой? — не поняла Катерина.
-С Урд. Теперь все решат поединки с Норнами. Волки выберут двоих бойцов.
-А почему двоих? — удивилась княгиня. И тут она с ужасом вспомнила.
-Погоди! Она же погибла! Как же она?...
-Пока меня не было, она смогла вернуться.
-А теперь опять умерла, да? Теперь уже навсегда?
-Нет, Кэти. Не навсегда. Мы — вечны. Просто ей придется подождать, пока родятся новые Урд и Верданди. Она ведь — младшая. А для этого вам, волкам, надо убить нынешних Норн.
"Я хочу, чтобы ты была счастлива..."
Затих голос Браги Скальда. Уснула обессилевшая от слез Иртэлонна. Покинул Радугу миров обезоруженный Энтар Хаос — Всеотец Сущего. Закончился многомесячный бой.
Ушли в северные пещеры уцелевшие йотуны, чтобы там дождаться исхода Рагнарекка. Тролли спорили до хрипоты — что же им теперь делать. Впервые от сотворения Радуги никто за них не решал. Люди Предначертания встали лагерем на второй западной равнине. Они ничего не ждали и ничего не решали. Как ни закончатся поединки норн с волками, а люди Предначертания уже проиграли. Выбора у них больше не было. Ждать смиренно, пока Силы решат их судьбу, было унизительно. А перейти к сторонникам Радуги не позволяла честь.
В стане Радуги было тихо. Скоро завершится последняя ночь. А на утро, когда исчезнут звезды с неба, назначены два поединка. Бойцов еще предстояло выбрать. А ведь часть претендентов еще не вернулись из Винии, куда ушли спасать Родильный дом. И каждый думал, что зря они послали туда так мало воинов. Послали бы десяток тысяч, смешали бы с землей этих извергов, рвущих живьем на части детей...
Волк описывал круг за кругом, обходя площадку, в центре которой пылал костер. Бесшумно, как тень, скользил он во мраке, не решаясь подойти. Один человек, закутанный в плащ, сидел у костра. Лица его видно не было.
Сейчас волк не стыдился признаться, что боится. Он, никого никогда не боявшийся, готовый в свое время выйти против Сурта, чтобы ценой своей жизни дать своим воинам время уйти, теперь боялся. Боялся взглянуть в лицо той, что сидела у костра.
А сидящая, если это была она, встала, распахнула крылья, казавшиеся еще недавно плащом, сложила их опять и безошибочно нашла взглядом в темноте волка.
-Подойди! — повелительно прозвучал знакомый голос. Говорившая сократилась в размерах, снова стала похожа на... нет, лучше не вспоминать. Только крылья теперь отличали ее от человека.
Волк подошел.
-Ну, что ты мучаешься? И меня мучаешь, — ласково сказала хозяйка Муспельхейма. — Не смог смириться, что я сильнее тебя?
-Причем тут это? — гневно возразил Гарм. — Не я первый, у кого жена сильнее! У волков такое нередко случается. Но ты, оказывается, не волчица!
-Так я и не была ею, Гарм! Только шкура, подаренная Локи, давала мне дар трансформации.
-Да, Вари. Но ты — и не человек!... Прости, Властительница Муспельхейма, за фамильярность.
Вариора, наконец, рассердилась.
-Гарм! Я не заслужила такого обращения! Я тебе ничего плохого не сделала! Будь так любезен помнить о волчьем законе! Еще одно оскорбление, и я тебе брошу вызов. И без всяких огненных штуковин обойдусь! Зубами да клыками! Понял?!
Гарм сменил облик и накинул плащ.
-Позволишь присесть к костру? А-то холодновато...
-Садись, пожалуйста. Мог бы и не спрашивать. У нас, если помнишь, о таком не спрашивают: огонь-то общий!
-Тут весь огонь твой, Вари! — грустно парировал Гарм.
Вариора сделала вид, что не расслышала.
Гарм сел, протянул руки к огню, помолчал.
-Ты прости меня, Вари, за обидные слова. Я не хотел... Ты пойми, дело не в том, что ты сильнее меня! Я смерти не боюсь. Даже смерти от твоих клыков. И не в том дело, что ты — не волчица. Ты же — не человек, Вариора! У тебя даже сейчас крылья!
Хозяйка Муспельхейма внезапно оказалась рядом с бывшим мужем и обняла его за плечи. Гарм напрягся, но не отстранился.
-Пойми, волчище! Я чувствую себя человеком. Не властительницей Огня, человеком. И крылья тут не причем. Если бы ты знал — как прекрасно летать. Какое это необыкновенное ощущение — полет! Хочешь попробовать?
Гарм вздрогнул и пробормотал:
-Нет. Не сейчас. Я не могу.
-Не можешь... И я не могу... Но у нас же дети, волчище! И я люблю тебя! Что же нам делать?...
-Я тоже люблю тебя, Вари. Но переступить через себя не могу... И вижу, что ты уходишь, отдаляешься от меня. И не могу удержать...
-Ах вот ты о чем? — вскинулась Вариора. — Не можешь простить мне, что я люблю кого-то еще?
Гарм отстранился и встал.
-Вари! Ты забываешь, что я тоже не человек. Ваша дурацкая мораль — пустой звук для волка, — резко заговорил он, взглянув в упор на бывшую жену. Их взгляды встретились. И, усмотрев в ее глазах что-то, понятное лишь ему, Гарм смягчил тон и продолжил тише и спокойнее: — Если бы ты родилась волчицей, мне бы не нужно было это говорить — волчий закон, о котором ты только что упоминала, у нас в крови. А у тебя — только в душе, Вари... Ты меня неправильно поняла! Дело не в Гвенн. Просто у тебя теперь — новая жизнь. И мне в ней места не найдется. Не так? Даже детей ты оставишь со мной! Потому, что в Муспельхейме им будет жарко. Так ведь? Не огорчайся, родная. Я не хочу тебя обидеть. Не будем мы ссориться из-за детей. Сумеешь устроить их у себя — бери. Только мне открой переход, ладно?
-Ладно. Ты прости меня, Гарм. Я не хотела... Но Сурт — мой отец. Я — стихиаль огня. И человек. И волчица. И я люблю тебя... Но...
Гарм ее прервал.
-Я знаю, Вари. Я знаю. Я с мамой говорил. О многом говорил. Давай не мучить друг друга. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И поэтому... Зайди в госпиталь у пятой гряды... Сейчас... Прощай, Вари!
И Гарм растворился во мраке. А Вариора развернула крылья.
Со свистом ушла вниз и в сторону земля, Вари летела, обгоняя попутный ветер. Вот она, пятая горная гряда. Вот и госпиталь.
Сложив крылья, хозяйка Муспельхейма опустилась во дворе. Серая молния ударила ее в грудь, влажный язык лизнул ее в щеку.
-Гвенн!
Двое против двух
-А почему ты? Не разумнее ли выбрать? В нашей армии немало достойных и могучих воинов.
Баки дотГерта прищурилась.
-Ты не доверяешь женщине? Или моему воинскому мастерству? Или моей... надежности?
Рагнар не смутился. Еще никто на свете не умудрился смутить викинга.
-Нет, княгиня. Я не слепой. Ты — могучий и опытный воин. Что же до твоей... надежности, то... мне плевать на твое прошлое. Даже наоборот! Ты имеешь право мстить. Но ты права — ты женщина. А я — мужчина. И я не прощу себе, если я уцелею, а ты погибнешь. И так считаю не один я.
Баки кивнула.
-А как же в бою? Я ведь могла погибнуть в бою...
-Княгиня! — рявкнул Рагнар. — Бой — иное дело! Там каждый сражается за себя. А сейчас ты хочешь сражаться за меня. За меня!!! За Рагнара Кожаные Штаны!!! А я никогда не заслонялся от врага даже щитом.
Баки видела, что Рагнар сердит. И обижен до глубины души. Поэтому она дружески хлопнула его по плечу.
-Послушай, конунг! Я тебя понимаю. Но ни у кого в нашем войске нет таких оснований мстить Норнам, как у меня. Я ведь не зря говорила о надежности. Когда-то я предала свой народ, спасая сына. И убила мужа, которого любила, в поединке, пытаясь спасти своего нерожденного еще ребенка. А потом мой сын убил меня, мстя за отца. Мой ребенок так и не родился. Имею ли я право мстить?
Рагнар сдался.
-Имеешь, Баки. Но помни одно! Ты имеешь право драться. А вот проиграть ты не имеешь права! Иначе все мы не простим себе, что не связали тебя по рукам и ногам. И помни! Если ты проиграешь свой бой, ничто не помешает нам заменить тебя. Твой муж будет первым. Твой сын — вторым. А я — третьим. Удачи тебе, красавица... — Тут викинг неожиданно усмехнулся: — Постарайся не ввязать никого в драку, а? Чертовски надоело воевать... Родичам твоим, наверняка, тоже...
Баки улыбнулась конунгу и повернулась, чтобы уйти готовиться к поединку. Однако спор еще не кончился. Вардан Мамиконян потребовал у Черного Дракона объяснений по поводу кандидатуры Урсулы дотГритр.
-Скажи, Могучий! Почему — Урсула? Она — умелый воин, но я — сильнее и опытнее ее. И мастерство мое намного выше! А ведь есть и другие воины, не уступающие мне!
Баки повернулась на пятках к спарапету и собралась, было, учинить скандал, но Кухулин вмешался. Он положил руку на плечо Баки, другую — на плечо Вардана, отчего оба не устояли на ногах, и кивнул на Урсулу, которая села кормить дочь. Судя по отсутствию реакции, сама Урсула не слышала реплики Великого спарапета Армении.
-Ты был бы прав, брат, но ты кое-что не учел! Ты знаешь, как бывает опасна мать, защищающая своего ребенка? Не приходилось сталкиваться?
Спарапет поежился, но промолчал. А ирландец продолжил:
-А кроме того, она — богиня. Ты не знал?
Вардан сверкнул глазами:
-Я это знаю, Кухулин! Но сейчас даже боги смертны! И мне не будет легче от того, что погибла богиня, а не тринадцатилетняя девочка. Я все понимаю! Но я не понимаю, не могу, не хочу понимать, почему я — воин и мужчина — должен сидеть и смотреть, как сражается эта девочка?
-А я могу? — вскипел Кухулин. — Но я не спорю. Потому, что я — не волк. И ты, спарапет, не волк! А драться будут волки. Понял?
И, чуть остыв, закончил спокойнее:
-Ее выбрали волки. Этот выбор принял Эйрир — ее сын. Значит — так и будет.
Спарапет вздохнул и тихо сказал:
-Пусть так. Но если что... Меня никто не остановит. Разве что Эйрира пропущу вперед... Норнам не победить. Их — лишь двое. А нас — сотня тысяч.
-Их — полмиллиона! — осторожно заметил кто-то.
-Да, — пренебрежительно бросил Дачи Уджармели. — Но они мстить не будут. Увидите! Они — рабы Предначертания.
Большой дольмен! Всего лишь точка на карте Боргильдсфольда. Всего лишь. Но именно здесь, на этой точке, решится судьба не только Рагнарекка — всей Радуги миров. Оба войска расположились с двух сторон. На плато стояла Урд в облике огромной волчицы. Гасли в черном небе звезды. Даже ветер стих. Урд ждала.
Баки появилась внезапно.
-Сильно! — усмехнулась Урд. — Не знала, что смертные способны на такое!
-Способны! — согласилась Баки.
-Жаль, что только на это ты и способна.
-Уверена?
-Да! Тебе ничего не светит. Все что могла, ты уже сделала: предала свой народ, прикончила мужа в поединке... Что еще ты можешь?
-Сейчас увидишь! — посулила Баки. — Помнишь, как Вартруф вцепился тебе в горло? Так я напомню тебе.
Вместо ответа Урд бросилась в атаку.
И проскочила мимо: Баки уклонилась.
Прекрасно осознавая, что Урд превосходит ее в весе и в физической силе, Баки сделала ставку на скорость и боевое искусство. Она уклонялась, уворачивалась, нанося удары когтями, не причинявшими особого вреда, но раздражавшими Урд. Княгиня понимала, что у нее будет только один шанс. И потому она тянула время. Шли минуты, складываясь в часы. Урд начала терять терпение. А Баки начала уставать.
Тяжелый удар отшвырнул ее к дольмену. Мельком она подумала, что Урд переборщила: если бы удар не был столь силен, то Норна уже рвала бы ей горло.
Княгиня вскочила. А! Проклятие! Левая передняя лапа! Если она сдаст окончательно, ей — крышка. Урд снова атаковала. С трудом Баки увернулась. Когти Норны разодрали ей правый бок.
И, когда ей начало самой казаться, что бой проигран, то...
Вкус крови в пасти... и предсмертный хрип, в котором почти не угадывается такой знакомый, такой родной голос. Каким он был ласковым еще вчера — этот голос!... И отчаяние! Безмерное, черное отчаяние. Оттого, что это он умирает. Не она. Что никогда уже он не обнимет ее, не лизнет в нос... Все кончено.
Холодная, рассудочная ярость бросила Баки в атаку. Вперед и вправо! Подворачивается раненная левая передняя лапа, княгиню заносит, когти Урд рвут ей левый бок. Черт с ним! Зато перед носом Баки — левая задняя лапа Норны. И княгиня вгрызается в нее, с наслаждением слыша хруст ломающихся костей, ощущая вкус крови в пасти.
Ой! Что-то кровь у нее какая-то странная! Голова кружиться начала... Надо спешить. Так! Стоять! Как там ее учили в щенячьем возрасте? Опрокинуть. Удар справа в морду. И — глотка! И — держать, не ослаблять хват! Держать!!!
И, теряя сознание, поняла: "Все! Я победила..."
