Гарри распахнул невидящие глаза в черное плывущее марево, и те отозвались такой сумасшедшей болью, что сознание снова почти растворилось. Неимоверным усилием он удержал себя на грани, и хотя его сознание по-прежнему плавало, оно все же оставалось с ним. Перед глазами дрожал и раскачивался, оплывая по углам, высокий потолок, по которому расползались чернильные цветы, то полностью черневшие, то окрашивавшиеся в насыщенные бордовые оттенки. Проклятый шрам. Трижды проклятая связь, объединившая два столь различных разума в единое целое царство Хаоса.
— Отвали от парнишки, Том, — опасно низким тоном произнес Гарри, и прозвучало в его голосе что-то такое, от чего присутствующие вздрогнули. — Не вынуждай меня демонстрировать то, что я почерпнул из твоих кошмаров. Стоило бы уже запомнить, как тебе всегда не везет в проверках моих способностей, хотя в твои годы маразм довольно распространен. Прими добрый совет и отступи по-хорошему, — ответом стал омерзительный смех, раздавшийся его голове. — Значит, нет? Отлично. Сам напросился.
В палате было тихо, шум и галдеж давно прекратились, но вряд ли кто-то мог внятно сказать, когда именно это произошло. Все внимание было сконцентрировано на Поттере. Невредимые, легко и даже тяжело раненые приподнимались на койках, чтобы видеть, как сжимаются пальцы парня, комкая в кулаках тонкие полоски ткани, бывшие некогда одеялом, простыней и обивкой матраса, увидеть его закушенные губы, ввалившиеся глаза и заострившиеся черты лица. Подсознательное понимание эпохальности происходящего заставило всех безотрывно смотреть на Поттера, чтобы не пропустить тот самый исторический момент. Излишне. Пропустить магическую волну, вдруг вырвавшуюся из поджарой фигурки, не ощутить устойчивое напряжение магии, исходившее от него, не сумел бы никто в радиусе пары десятков ярдов. И это при диагностированном истощении ядра!
Северус Снейп поспешно отшатнулся, задев и с грохотом опрокинув подвернувшийся под ноги стул, но никто не вздрогнул от резкого звука, и только Драко с удивлением воззрился на слизеринского декана, позволившего себе столь вопиющее публичное проявление эмоций. Все творившееся было странно. И Малфой, в последнее время убедившийся в том, как много, несмотря на свойственные ему проницательность и прозорливость, он упускал из виду, и как много из этого было напрямую связанно с Поттером и его ближайшим окружением, вознамерился ничего на этот раз не упустить.
— Северус!
— Его там больше нет, — бесцветно проговорил Снейп, с трудом подавляя дрожь при воспоминании о том, как мелькавшие в глазах юноши красные искры вспыхнули полноценным сиянием.
Не поняв смысла реплики, Драко быстро осмотрелся, убеждаясь, что недоумевает по поводу сложившейся ситуации далеко не он один. Явную осведомленность выдавали только резко лишившийся мерцания глаз Дамблдор, побледневшая Минерва МакГонагалл, Снейп и, что ни капли его не удивило, Люциус, застывший на неуловимый миг идеальной статуей. Драко не поверил себе, увидев выражение загнанности и страха, проскочившее в глазах отца, и мысленно усмехнулся: как же этот взгляд контрастировал с изначальным, ничего хорошего для Драко не предвещающим, которым окинул его отец, едва переступив порог палаты в сопровождении Совета Попечителей. А также, если хорошенько присмотреться, свою осведомленность демонстрировали и некоторые гриффиндорцы. Ничего явного: просто те как-то враз подобрались, стало заметным легкое напряжение в плечах, чуть застыли лица, и появилось неопределенное ощущение готовности к четким действиям по многократно отработанному сценарию. Драко нахмурился, вспоминая. Точно! Грифы заранее готовились к чему-то, лишь заслышав первый стон, раздавшийся с кровати Поттера еще до разрыва лечебного кокона! Ведь когда он посмотрел в их сторону спустя пару минут, то первоклашки, находившиеся до этого в центре всеобщего внимания на переднем плане, уже исчезли из виду охранительно задвинутые за спины старших.
Остальные непонимающе переглядывались, но спросить напрямую осмелился только один человек.
— Что происходит, Альбус? — впиваясь в директора бешено вращающимся глазом, выкрикнул Грюм.
— Волдеморт овладел телом Гарри Поттера, — с глубокой скорбью ответил Дамблдор, отпуская, наконец, руку мадам Помфри.
Страх, порожденный словами Дамблдора, стремительно наполнил помещение. Он был настолько осязаем, что Малфой-младший буквально чувствовал его прогорклый аромат и вкус на кончике языка. Боялись все: взрослые и дети, недавно избежавшие гибели жители деревни и холеные аристократы-попечители. Драко видел, как у отца побелели костяшки пальцев, сжавших набалдашник любимой трости в виде змеиной головы с открытой пастью.
— Гарри умирает? — прозвучал тихий, срывающийся голос, принадлежавший сероглазой жгучей брюнетке в гриффиндорской мантии, по щекам которой катились крупные слезы. Драко мимолетно отметил, что она еще слишком мала, но уже видно, насколько сногсшибательной красавицей станет. Одно сочетание цвета волос и глаз уже обеспечивало ей бешеный успех у противоположного пола.
— Разумеется, нет, Лин, — повернулась к девочке Грейнджер. — С ним все будет в порядке, ты же знаешь: для него это сущие пустяки.
Стоп. Поправка. Значит, боятся все, кроме грифов.
— Мисс Грейнджер, не стоит давать таких обещаний. Положение весьма серьезное, — с печалью произнес директор, выпадая из своей задумчивости, симулирующей бурную мозговую деятельность..
— Альбус, — укоризненно заметила Минерва, отметив, как испуганно переглянулись дети.
— Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы спасти юного Поттера, как уже делал это однажды в прошлом году, — закончил директор, с решительным видом доставая волшебную палочку и направляясь к койке.
Драко поймал себя на непонятной неприязни, увидев, что такие же взгляды, полные надежды, которые при нападении на Хогсмид люди обратили на Поттера, теперь предназначались Альбусу Дамблдору. В этом ощущалось какая-то противоестественная несправедливость.
— Думаю, старостам лучше увести отсюда детей, — вынесла предложение Минерва, встревоженным взглядом окидывая огромное количество детей, толпящихся в комнате.
— При всем уважении, профессор, многие еще не получили необходимых зелий и не подверглись осмотру, — сказала Сьюзен Боунс, в то время как большинство ограничилось упрямым вздергиванием подбородков. — Мадам Помфри настаивала, чтобы все прошли диагностику, когда закончат с тяжелыми, не желая рисковать отсроченным шоком.
И, не слушая дальнейших возражений гриффиндорского декана, студенты, следуя примеру своего "идола", обнажали оружие и с ужасающе предсказуемой горячностью рвались сложить головы во имя Света. Чего Драко не ожидал, так того, что этот порыв распространится, подобно пороховой искре, и к гриффиндорцам присоединятся Рэйвенкло с Хаффлпаффом. Сосредоточенный на своей цели, директор проигнорировал слова своего заместителя, но Драко готов был поклясться, что уловил тень довольной улыбки, скользнувшей по его губам. "Еще бы ему не радоваться, — зло подумал он, — готовое пополнение марионеточной армии".
До этого момента Драко и представить себе не мог, что союз факультетов не ограничился шестикурсниками, а проник во все возрастные слои и пошатнул основополагающие устои. Чистокровные, полукровки и магглорожденные вставали плечом к плечу, соблюдая, словно отрепетировано, определенную систему: седьмой и шестой курсы составляли первый ряд, остальные, соответственно, располагались за ними, и только за последними третьекурсниками маячили любопытные физиономии пойманных на походе в Хогсмид первокурсников, утянувших с собой и представителей Слизерина. Глухое раздражение в адрес Пэнси, которая, вместо того чтобы, как и положено старосте, заняться малышней, упорхнула отчитываться перед прибывшим "обеспокоенным" родителем, смыло волной любопытства, поскольку он заметил самое интригующее.
Вряд ли кто-то разумный, имея столь обширный выбор зрелищ и объектов для наблюдения, стал бы обращать внимание на такого признанного неудачника их потока, как увалень Невилл Лонгботтом. Драко бы делать этого не стал со всей определенностью, но поскольку его взгляд намеренно искал каких-то отклонений, то, зацепившись на мгновение за Лонгботтома, прочно прикипел к нему. Сначала он с привычным презрением отметил, как тот прятался за Томаса и Финнигана и нервно жестикулировал в направлении койки Поттера, что-то безостановочно бормоча. Все бы ничего, вполне типичное для него поведение, но, подождите, а не кончик ли волшебной палочки выглядывает из рукава его мантии? Бросив быстрый взгляд, Драко понял, что стал свидетелем лонгботтомских действий не только он один. В тот момент, когда Лонгботтом прекратил свои судорожные движения, а Дамблдор почти достиг кровати, из палочки Грюма вырвался сиреневый луч, оградивший Поттера защитным полем и оттолкнувший директора на пару шагов назад. И, похоже, никто, кроме Драко Малфоя, не узнал, что старый аврор просто проявил для постороннего взгляда неизвестную защиту, наколдованную гриффиндорским увальнем и хогвартским посмешищем.
— Аластор! — возмущенно обернулся к аврору Дамблдор. — Немедленно сними барьер!
— Что ты собираешься делать, Альбус? Как ты можешь ему помочь? И не смотри на меня так. Я действую из практических побуждений: сам подумай, если Поттер потерян для нас, ты остаешься единственным магом, способным противостоять этому ублюдку. Мы не можем себе позволить рисковать вами обоими. Можешь сколько угодно укоризненно сверлить меня взглядом, но, пока я не узнаю, что именно ты собираешь предпринять и насколько это будет опасно для каждого из вас, защиту я не сниму.
Властным жестом Грюм приказал присутствующим аврорам, в числе которых были и его люди, недавно пришедшие с донесением о завершении зачистки в Хогсмиде, занять круговую оборону. Старый аврор почти улыбнулся, глядя, с каким рвением подражали им молодые авроры, назначенные патрулировать территорию школы и окрестностей.
— Никто и близко не подойдет, пока я не смогу гарантировать безопасность, — безапелляционно заявил Безумный Глаз, обводя всех грозным взглядом. — И предупреждаю: возжелавшему пересечь барьер его попытка аукнется весьма неприятными последствиями.
Дать исчерпывающий ответ о конкретных действиях, предполагающих помощь Поттеру, директор совершенно не мог, поскольку всего лишь собирался имитировать их в надежде, что мальчишка сумеет выкрутиться самостоятельно, как и в тот прошлый раз одержимости в Министерстве, и желая залучить еще несколько дополнительных баллов славы Величайшего Светлого Волшебника. И Дамблдору очень на руку оказался тот факт, что тело юноши вдруг забилось в судорогах, отвлекая от него внимание.
На ментальном поле развернулись настоящие боевые действия. Впервые Гарри не выстраивал бастион вокруг собственного Я, а бросался в атаку, выпуская эмоции, позволяющие вызывать Патронус. Чувствуя чужое любопытство, Гарри старался при этом не забываться и тщательно экранировать: что и кто пробуждает в нем ощущение счастья. Никогда раньше ментальная битва не ощущалась им так полно. Впервые он не защищался, пытаясь выдворить захватчика из собственного разума, а нападал, направляя рвавшийся из себя свет в источник своей боли — в самую сущность Волдеморта, выжигая его и рикошетом получая ощущения от собственных действий. Две независимые воли — ощущения одни на двоих. Боль, которую причинял Гарри, была практически осязаема; ярость же Темного Лорда, когда ненавистные, неприемлемые чувства полились на него, почти пугала, вызывая непреодолимое желание вцепиться в противника и голыми руками разорвать того на куски, убить, уничтожить... Но не один Гарри питался от нее. Волдеморт тоже закутался в ярость, обернул вокруг себя свой гнев, сводя на нет преимущество, полученное Гарри благодаря эффекту неожиданности, и ударил сам. Теперь эмоции Гарри сами стали щитом, смягчающим удар. Ненависть полоснула по нему невидимыми кинжалами, надеясь вырезать истоки света в его душе, предвкушая, какую рану нанесет Золотому мальчику потеря самого дорогого. "Сволочь, — в сердцах подумал юноша, поспешно латая защиту, — неужели для тебя нет ничего святого?".
Совершенно неожиданно для Темного Лорда из самых глубин сознания Поттера поднялась непонятно откуда взявшаяся жалость и пролилась кислотным дождем на щиты, разъедая все слои защиты до самого основания и вынуждая Волдеморта отступить. Ненадолго. Вернее, он притих на какую-то пару жалких секунд, а потом ударил чем-то невидимым, но вполне вещественным и физически ощутимым. Что-то тяжелое, обдирающее кожу и выворачивающее наизнанку, стукнуло Гарри в грудь — и ребра треснули, будто сминаясь, перемалываясь в порошок. От внезапной пронзительной боли дыхание гриффиндорца сбилось, и он, выгнувшись дугой, начал судорожно хватать ртом воздух. Гарри почувствовал, как горячее нечто стремительно натекало внутри него; оно заполняло глотку, норовя просочиться в рот, и ему пришлось повернуть голову, чтобы не захлебнуться.
Внезапный звук прекратил продолжавшуюся перепалку Грюма и Дамблдора. Маги услышали, как Поттер словно поперхнулся, вдруг снова получив возможность дышать, а в следующую секунду юноша закашлялся, покрывая свое лицо, грудь и белоснежное белье микроскопическими красными капельками, а в его груди при этом подозрительно забулькало. Для мадам Помфри это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения, но стоило ей сдвинуться с места, как на локте снова возникла жесткая хватка старческих пальцев.
— Я не собираюсь просто смотреть на это, — натужено произнесла она, безуспешно вырываясь.
— Я понимаю, это очень тяжело, Поппи, — сокрушенно произнес директор, — но Аластор прав: мы не можем рисковать другими ради фактически потерянной жизни.
Не задумываясь о последствиях, она резко ткнула локтем назад, и не ожидавший подобного директор, согнувшись, рефлекторно отпустил ее. Не теряя драгоценного времени, она проскользнула мимо охраны между замешкавшимися от неожиданности Кингсли и Тонкс и под дружный пораженный вздох беспрепятственно пересекла защитное поле. Когда Поппи добралась до Гарри, у того из уголка рта уже сочилась, пропитывая и скатываясь по простыням, капала на пол струйка крови.
— Поппи, что ты делаешь?! — возопил Дамблдор.
— Спасаю своего больного!
— Ты спасаешь одержимого!
— Или помогаю мальчику бороться, — огрызнулась она, поспешно выписывая сложные пассы. — Кровеостанавливающее с заживляющим эффектом! Быстро!
Ханна, стоявшая рядом с ближайшим лотком, проворно схватила пузырек и со всех ног понеслась с ним к колдомедику, поскольку недавно выговаривавший ей целитель, также находившийся рядом, боязливо отступил. И наткнулась на эластичную преграду, мягко оттолкнувшую ее назад. Помфри раздраженно обернулась, не понимая причины задержки, и уразумела очевидное затруднение своей недоумевающей ученицы. Нетерпеливым жестом она протянула руку, легко выходя за пределы поля и так же свободно возвращаясь обратно с зажатым в кулаке зельем, осторожно вложенным в ее ладонь Ханной.
