Ледяная княжна

Я отстранилась, чувствуя огромную неловкость. Он понял. Встал, отвернулся к стене палатки, как будто там можно было найти подсказку по разбиванию стен между близкими.

Повисло тягостное молчание. Глупо. Я так мечтала об этой встрече, так надеялась на нее, а теперь сердце раздиралось на две половинки от противоречивых обид, и любовь в нем боролась с оскорбленной гордостью.

Он мой отец и любит меня!

Он обманул и предал, заставив поверить, что дара нет.

Он хотел, как лучше, хотел, чтобы я жила обычной жизнью, не сталкиваясь со злом.

Он сделал выбор за меня, как будто я кукла, а не живой человек.

Он хотел...

— Твои не бросятся спасать командира от ледяной? — разорвала молчание, когда в голове не осталось больше здравого смысла.

Отец повернулся, и на мгновение мне показалось, что его глаза покраснели еще больше. Нет, точно показалось. Такие мужчины, как он, никогда не плачут.

— Я — маг, — пожал плечами, словно извиняясь за данный факт, — и не самого низкого уровня. Так что наша беседа наедине лишь добавит мне популярности. Полог тишины я повесил, не переживай.

— У меня осталось мало сил, чтобы переживать.

Обида взяла верх. В горле образовался комок горечи, который никак не хотел проглатываться. Еще немного — и плотина прорвется, выплескивая наружу накопленные боль, страх, отчаяние.

— Если бы я мог...

— Мог!

Я с ужасом поняла, что кричу и не могу остановиться.

— Мог все рассказать! Мог дать право выбора, а не лгать!

— Риш! — он попробовал меня одернуть.

— Нет больше Риш. Посмотри на меня! Что во мне осталось от прежней белокурой девочки, которой ты так восхищался? Я — Айрин, папа. Ледяная ведьма. Та самая, от которой вы пытались меня уберечь. И я ничего не знаю. Ни о даре, ни о ледяных. Одни только дедовы сказки, а сказки, как оказывается, врут.

Он не перебивал, давая выговориться, и только потемневшее лицо и тусклые глаза говорили о том, что каждое мое слово находит кровавый путь в его сердце.

Гнев угас. Осталась лишь горечь. Я могла бы рассказать еще так много и стольким поделиться... Но он был южанином, а я ледяной.

— Не стану оправдываться, Айрин, — голос его был глух, а опущенные вниз глаза говорили о многом, — думаю, ты уже поняла, что такое жизнь ледяных... Если её и можно назвать сказкой, то очень страшной. Мы не желали такой участи для тебя. Никто не хочет отправлять на войну ребенка. Семья Таль-Сорецки была кое-чем обязана твоему деду, и только поэтому нам разрешили оставить тебя дома. Особое снадобье подавляло дар. Еще лет пять, и он бы не проснулся никогда. Ты бы выросла, вышла замуж, родила детей и никогда бы не боялась спать по ночам.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором было столько горечи и сожаления, что я не выдержала. Слезы покатились по щекам. Это был плач по розовому платью, которое мне должны были сшить к совершеннолетию, по любимому пирогу с яблоками и корицей, по теплым летним вечерам, когда так приятно прогуливаться среди пологих холмов Танилграда, по всему тому, что я навсегда оставила дома.

— Милая....

Он пересадил меня на колени, обнял, гладя по спине, а я продолжалась сотрясаться в рыданиях, не в силах остановиться, и не сразу поняла, о чем он говорит.

— Но даже сейчас действие снадобья должно было его сдерживать. Твой дар, Айрин, что-то его спровоцировало. Кто те люди, с которыми тебя задержали? И где слуги? Ты ведь не одна бежала из дома?

Вытерла слезы. Всхлипнула для порядка пару раз, успокаиваясь, и горько усмехнулась про себя. Мужчины везде одинаковы. Мысль об одинокой женщине, путешествующей без сопровождения, вызывает в них священный ужас, даже если эта женщина — ледяная ведьма.

— Это не важно.

— Нет, важно!

Глубокая морщина на лбу, лед в усталых глазах. Ты беспокоишься обо мне, это понятно, но я уже не маленькая девочка и могу сама отвечать за свои поступки.

— Эти люди спасли мне жизнь, я им верю. Этого достаточно.

Насмешка в глазах, дернувшийся уголок рта. Для тебя я все еще маленькая девочка, которая нуждается в защите. Прости, папа, но это уже не так.

— А слуги... между временем на побег и парой людей под боком я выбрала время.

Сузившиеся глаза и болезненное осознание истины. Да, ты прав, было нелегко, но я выжила и стала сильнее.

— Дар пробудился, чтобы защитить тебя, — прошептал отец, вздохнул, расправил плечи. — Не хочешь ничего рассказать?

— Ты не ледяной и должен спать спокойно, — с горькой улыбкой покачала головой.

Он замер, осознавая, что впервые у дочери появились секреты, на которые она имеет право.

— Я могу дать тебе своих людей, — проговорил глухо, пряча в глазах отчаяние.

— Нет. Рисковать кем-то еще я не буду. Ледяные, что со мной, опытные люди и не раз бывали у вас в гостях. Не переживай, мы пройдем без проблем.

Говорила и сама верила. Почти.

— А третий? Он степняк.

— Мой вассал.

Глаза отца удивленно расширились.

— Так получилось, — виновато пожала плечами, — но я его освобожу, как только дойдем до гор.

— Понятно, — пробормотал отец, окончательно расставаясь с иллюзией: маленькая девочка в белоснежном платье радостно прыгает у него на коленях. — Чай будешь?

— Не откажусь.

Мы пили горячий чай из алюминиевых кружек, говоря обо всем, кроме моего будущего. Чай приятно грел ладони, а кусочек сахара вкусно хрустел на зубах. Война отодвинулась за полог палатки. Она была где-то там, далеко, а здесь уютно пахло свежезаваренным листом и кашей, мягко светила лампа, а главное, рядом сидел отец, на которого я смотрела и не могла насмотреться.

— Меня ведь заставили взять полк под командование. Я уже и рапорт подал об отставке, но пригрозили вашим арестом. Знаю, многие из высших офицеров, кто поумнее, давно подумывали о мирной жизни, но близкие люди есть у всех, а спрятать семью от рук канцелярии мало кто догадался. Мы только день, как ушли с передовой. Еле уговорил дать время на отдых и принятие новобранцев. В последних боях нас сильно потрепали, настолько сильно, что я потерял треть своих людей.

— А Толир? — уточнила дрогнувшим голосом.

— Схлопотал пулю в плечо и два дня назад был отправлен в тыловой госпиталь. Лично в грузовик посадил. Наш вояка рвался обратно в бой. Госпиталь, правда, не слишком далеко отсюда, километров двадцать, но лучше там, чем здесь.

Фраза "не слишком далеко" царапнула сердце.

— Все так плохо?

— Хуже не бывает. Нас медленно, но верно выдавливают к границе, и мы ничего не можем с этим поделать. Нет, что-то можем. Например, отправить роконов летать вдоль полосы и жрать дезертиров. Если бы не эти твари, мой полк уменьшился бы еще на треть. Войска теперь идут через четыре пропускные пункты, а отсюда туда выпускают только снабженцев, штабных и раненых.

Отец взъерошил короткие волосы, глянул в пустую кружку и плеснул себе еще кипятка.

— Уйдем со мной? — Потянула его за рукав, смаргивая набежавшие слезы.

— Прости, дочь, не могу. Был бы один, давно ушел, но за мной люди. Они верят в меня, надеются, что я выведу их из этой мясорубки. Убежать сейчас — подставить их под удар. Ты не поверишь, какой идиот этот новенький из штаба. Только и умеет сапоги драить до блеска да перед начальством, гм, вытанцовывать. Воткнут такого на мое место — и прощай полк.

— Я понимаю, — вздохнула, чувствуя, как нестерпимо ноет левая половина груди.

— Да и маму не оставишь. Боюсь за нее.

— Дед в обиду не даст, — отрицательно мотнула головой, вспоминая маминого отца — всегда подтянутого и бодрого духом графа Рель-Эльтари. Тот хоть и недолюбливал зятя, но за дочь был готов перегрызть горло любому.

— Так и выходит, дочь, права была твоя двоюродная бабка, когда грозила, что ты все равно попадешь в горы, только путь твой будет в сто раз сложнее и опаснее. А наши пути с тобой разойдутся. Не знаю, что там не поделили величества, но ледяных постараются использовать и те, и другие.

— Уже используют.

И я кратко рассказала о некроманте, упуская опасные подробности.

— Ну, если отбросить в сторону некроманта, то я все равно не поверил бы в причастность ледяных. Не стали бы они так глупо подставляться — поднимать деревни, чтобы атаковать нас с тыла. Им в прошлые времена прилично досталось. В чем только не обвиняли: начиная от колдовства и заканчивая связью с проклятым. Скорее похоже на провокацию. Кто-то старательно пытается вытащить твоих родственников из-за гор и втянуть в войну. А вот зачем, об этом лучше поинтересуйся у них самих. Впрочем, дело явно темное, и не нам с тобой его решать.

— Обещаешь, что уйдешь, если здесь не останется, кого спасать? — просительно заглянула в глаза отца.

— Я не глупец, дочка. Уйду. Ждать смерти не стану. А сейчас запоминай. — Отец расстелил на столе крупную карту, на которой широким кругом был обозначен лагерь. — Вещи найдете здесь, — он ткнул пальцем чуть правее от лагеря, — место приметное, на дне оврага. Верные мне люди сменят караул и выведут вас из лагеря.

— Не нравится мне это — нахмурилась, соображая, что за подобный побег отца по головке не погладят.

— Не бойся, — отец подбадривающе улыбнулся, — я еще могу устроить побег родной дочери так, чтобы его хватились не сразу. Ну, а стоит сказать, кто у нас был пленницей, и мне поверят без всяких доказательств.

— Страшная ледяная ведьма? — хихикнула.

— Очень страшная, — кивнул отец, притягивая к себе и целуя в макушку, — люблю тебя, милая. Люблю так сильно, что и представить нельзя.

— И я тебя.

Обняла, прижалась всем телом. Больно, до крови прикусила губу, чтобы не зарыдать. Увидимся когда-нибудь? Обнимемся еще раз?

— Все, тебе пора, — он отстранился первым.

Я шмыгнула носом. Чтобы отвлечься от похоронных мыслей, занялась делами насущными — грабежом. Рассовала сахар по карманам, соорудила бутерброды из хлеба и сала, спрятала за пазуху.

Отец с улыбкой наблюдал за исчезновением еды со стола.

— У меня трое мужиков голодных, — буркнула, краснея от смущения.

— Передай, что если не уберегут, я этим голодным лично животы узлом позавязываю, — пригрозил отец, доставая из мешка флягу, — и это тоже передай. Ночи холодные, пригодится.

Открутила крышку, нюхнула и сморщилась — в нос шибануло дубовым запахом коньяка. Уверена, ледяные оценят, а если нет — отдам Хасару. Должна же я поощрять своего вассала?!

— Передаешь маме, что я её люблю? — попросила, когда прощались. — И береги себя. Очень прошу, береги.

— Обязательно, дочь, — отец поцеловал меня в лоб, крепко прижал, — а ты будь осторожна с родней деда. Судя по тому, что я слышал от отца, слишком часто для них дар оказывался важнее живых людей. Жаль, у нас не осталось времени поговорить, впрочем, мое мнение будет излишним. Уверен, разберешься сама, ты у меня умница.

Я кивала, соглашаясь, а внутри все замирало от страха. Впервые встреча с неизвестной мне родней казалась реальной. И эта реальность пугала больше, чем переход через линию фронта. Как меня встретят? Отправят сразу в горы или начнут гонять до изнеможения на тренировки? Дар одновременно усложнял и упрощал мою встречу с родственниками.

Я вошла в сарай, задержала дыхание — после свежего воздуха запах навоза сбивал с ног. Вспомнилась карта и изображение пары домов рядом с лагерем. Здесь неподалеку был хутор, но, видимо, сарай — все, что от него осталось.

За спиной глухо бумкнула дверь, скрипнул засов, отрезая от свободы. Я поморгала, привыкая к темноте.

— Айрин, ты как? — обеспокоенно уточнила темнота голосом Сойки.

— Они что-то с тобою сделали? Допрашивали? — внес конкретику Хасар.

Инстинктивно потрогала разбитую губу. На этой детали я настаивала особо рьяно. Отец сопротивлялся, как мог, но в итоге сдался. Не знаю, почему мне въелось в память, что допрос без разбитого лица — не допрос, а безоговорочная сдача, но версию о твердости пленницы следовало поддержать моим плачевным внешним видом. Ведь впереди у нас побег, отцу и так придется нелегко, пусть хотя бы конвоиры видят, что их командир не скупился на средства, "выбивая" из меня информацию.

— Все нормально, — ответила, делая осторожный шажок в темноту, — лучше скажите, как Отшельник.

— Да что ему сделается, спит, — успокоил меня Сойка. Его рука нашла мою, поддержала, пока я усаживалась на бревно. Глаза постепенно привыкали к темноте, и я уже различала силуэты своих сокамерников.

— Кстати, есть кто-нибудь хочет? — поинтересовалась через некоторое время.

— Это шутка? — напряженно уточнил Сойка.

— Да, нет, — достала из-за пазухи бумагу, зашуршала. Силуэты придвинулись ближе.

— Ого! — обрадованно воскликнули сбоку, и на один бутерброд в свертке стало меньше.

— Ты же на допросе была, — с подозрением уточнил ледяной.

— Мы, южане, народ милосердный. Пленников голодом не морим, — прочавкал в темноте Хасар, — но если ты принципиально в плену не ешь...

— Еще чего, — отрезал Сойка, беря свою долю.

— Ешьте, скоро выдвигаемся.

Я невольно скопировала тон Отшельника, но возмущения не последовало, как будто я имела право на командование. Ну, с Хасаром все понятно, но почему Сойка так легко принял мое главенство?

— Сойка, сможешь привести в чувство Отшельника?

— Как скоро?

Я прикинула время.

— Через полчаса, может, чуть больше.

— Сделаем. Особо вменяемым он не будет, но идти сможет.

— Отлично.

Одной проблемой меньше.

— Вопросы потом. Идем тихо, в разговоры не вступаем, в пререкания тоже. Хватит мне южно-северного противостояния в отряде. Понятно?

— Айрин, мы не маленькие, — с обидой возмутился Сойка.

— Не переживайте, госпожа, Хасар будет нем, как могила.

— Не каркай.

— Это лишь слова или ты даже их боишься?

Я скрипнула зубами, мысленно представила двух, окрашенных в национальные цвета Северной и Южной Шарналии, ворон, затем медленно и с наслаждением свернула обе тощие шеи и... успокоилась. Этих двоих и, правда, только могила исправит.

Полчаса тянулись вечность, и мне казалось, что ничего не получится, что мы застряли в этом вонючем сарае навсегда, но вот за стеной раздались голоса, сквозь дощатые щели острыми лучами заметались огни фонарей. Я напряглась, вытерла мгновенно вспотевшие ладони о штаны и затаила дыхание, чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи.

Вот караул перекинулся парой фраз со сменой, сухой смех рассыпался в ночи, а затем солдаты отбыли досыпать. Я дотронулась до руки Сойки и прошептала:

— Пора.

Тот кивнул, поднялся, подошел к сидящему у стены Отшельнику. Время пошло.

Стало тихо, лишь стук собственного сердца раздавался в ушах. Тонкий хрип, донесшийся снаружи, я уловила на грани слуха. Сердце ускорилось, выстукивая ритм тревоги, а затем беззвучно распахнулась дверь, впуская внутрь волну свежего воздуха, с тонкой примесью кострового дыма. Отдельного приглашения не требовалось. Я встала, неторопливо шагнула к порогу. В спину полетели невысказанные вопросы, но я лишь дернула плечом в ответ — игра началась, и медлить не стоило. Либо они идут за мной, либо остаются.