Срочно требуется царь (одним файлом)

* * *

Дверь комнаты деда Голуба открылась одновременно с коротким стуком в косяк, и на пороге возникли яростно спорящие Иван и Серафима.

— ...А я говорю, что лучше бы поспали! Подумаешь, какая-то бутафорская корона с заостренными зубчиками! И сейчас выяснится, что это всего лишь половина волчьего капкана, или какой-нибудь древнекостейский способ подкладывать кнопки на стул!

— Сеня, нет! Там был мешок с документами, с хрониками, если дед Голуб правильно понял, а это не место...

— Вань, кстати, о месте: когда я была маленькой, я подкладывала кнопки отцу на трон! Во время приема послов! А тут — какой-то жалкий кулек с бумажками!..

— С пергаментами.

— Да какая разница?!..

— Погоди, Сеня. Давай сейчас всё узнаем из первых уст...

— А спать вообще вредно...

— Извините, дедуш... ка...

Старик близоруко согнулся над почти чистым листом бумаги на усеянном его исчирканными собратьями столе и что-то исступленно писал, время от времени то бросая взгляд на расстеленный пергамент перед собой, то нетерпеливо перелистывая толстый фолиант слева, и даже не услышал, что теперь у него есть компания.

— Кхм. Дедушка Голуб? Можно войти? — Иван остановился в дверях и снова, погромче и подольше постучал в гулкий косяк.

— А?.. Что?.. — старый учитель оторвался от своих трудов, повернул в сторону гостей лицо, на котором всё еще отражались страсти и события мира, в который он был только что погружен, и радостно улыбнулся. — Иван-царевич! Ваше высочество! Проходите, проходите! Как я рад, что вы пришли! Это что-то невероятное!

— Да, я Серафиму чудом уговорил, сам не верю, — с готовностью согласился лукоморец, в глубине души немало удивленный, что такой недавний знакомый, как дед Голуб, смог оценить всё величие его подвига — убедить своенравную супругу пойти туда, куда она идти не хотела.

Но дед быстро рассеял его иллюзии.

— Нет, я имею в виду — анналы! Раньше всё это жило в памяти народа в искаженном виде, как изустные предания, сказки, суеверия, но это... это... Оказывается, это всё...

— Сказки, предания и суеверия записанные? — ворчливо подсказала Сенька, упорно не желающая признавать свое поражение.

— Да!.. То есть, нет! Конечно же, нет! Это всё наша история! Вот, к примеру, стальная корона, на которую мы сегодня наткнулись тоже каким-то чудом! В народе существовала легенда, что в незапамятные времена у царя страны Костей была железная корона, и кто чужой к ней притронется — лишался пальцев! Все думали, что это какая-то магия, или сказка, или ревностная жестокость самого царя, но гляньте — она реальна! И то, что моя правая пятерня всё еще присоединена к остальному мне — это диво уже Находкино! — и дед радостно помахал перед лукоморцами кистью, добросовестно замотанной в несколько пестрых тряпиц, что сделало ее похожим на самодельную куклу.

— Они остры, как бритвы! — с сумасшедшим энтузиазмом истинного исследователя, полжолжил дед, словно речь шла не о его руке, и не о руке вообще, а о какой-то ненужной деревяшке. — Представьте себе, в рукописи говорится, что эту корону носила вся династия царей нашей страны до самого покорения ее кочевниками! Ну, а дети степей — они как сороки, всегда любили все красивое и блестящее. Под их влиянием этот поразительный артефакт был оставлен, и одному из царей в году пятнадцатом от начала ига — они сохранили местную царскую фамилию, видите ли вы, хоть и номинально! — была сделана корона иная — золотая, с самоцветами, как у всех! А старая, стальная, была позаброшена-позабыта как нечто недостаточно ценное для сокровищницы, не слишком красивое для коллекции, но то, что просто отправить в переплавку или выбросить было всё-таки жаль. Кто-то — наверное, один из царских архивариусов — положил ее в этот мешок и написал, что, может статься, еще придет день, когда сгодится и она.

— Посмотреть-то можно? Раз уж пришли? — заинтригованная, хоть и ни в какую не желающая в этом признаваться, Серафима капризно покосилась на учителя.

— Да, конечно! Только осторожнее!

И дед Голуб, покопавшись в шкафу у стола, бережно извлек из пропахших пылью и древоточцами недр обещанную стальную диковину и протянул царевне.

— Тяжелая... — бережно взвесила она в руках колюще-режущий головной убор из превосходной оружейной стали. — И острая... до сих пор... Если такую подложить на стул... Кхм... Не удивительно, что при первой возможности местные цари поспешили перейти на что-нибудь полегче и помягче.

Иванушка опасливо принял корону у нее из рук и с любопытством осмотрел при свете волшебного светильника-восьмерки, подвешенного к пустому подсвечнику на столе у старика.

— Простая... без украшений... рельефов... вставок...надпи...

— Там что-то есть! — поднырнула внезапно под локоть супруга Сенька и, рискуя здоровьем, ткнула пальцем во внутреннюю сторону обода в обход Ивановой ладони. — Там буквы!

— Где?! — вытянули шеи мужчины.

— Так не видно, а если наклонить, то они тень отбрасывают! — Серафима азартно вытянула из несопротивляющихся пальцев Иванушки артефакт и поднесла к свету. — Вот! Дед Голуб, что там написано?

Порывшись в словаре, почесав в лысинке, подергав бороду и помычав что-то под нос, помахивая для вдохновения в воздухе пальцем в опасной близости от переводимого объекта, старик минут через пять, полуприкрыв глаза, торжественно продекламировал:

— "Корона Царства Костей не украшение, но тяжкая ноша достойнейшего. Получи ее с честью и по праву. Носи с умом и не считай за должное. Расстанься по своей воле и свой срок.".

— Царь страны — ее ум, честь и совесть, — с невеселой усмешкой тут же перефразировала надпись Сенька. — Эх, древние костеи... Ваши бы пожелания — да хоть какому-нибудь бы богу в уши.

— Да брось, Сень... — неуверенно повел плечами Иванушка. — Всё еще наладится и будет хорошо... Вот увидишь...

— За что я тебя люблю, Вань, так это за твой непроходимый оптимизм, — грустно ткнулась лбом ему в щеку она.

* * *

Восторга, как Серафима и предвидела, среди претендентов на престол их предложение о проведении конкурса не вызвало, но всё равно победило как единственное в своей категории, и жюри из глав гильдий городских ремесленников под председательством лукоморской четы было автоматически сформировано в этот же день.

Торжественное подписание клятвы на специально сооруженном помосте на Базарной площади и оглашение заданий в присутствии народа назначили на завтра.

Конечно, до этого пришлось долго и терпеливо объяснять претендентам, что это за клятва и зачем она нужна, но через полчаса, когда упорствовать в непонимании было уже неприлично[79], бароны и граф пожали плечами: мол, что на это они могут возразить — уже всё возражено, и нехотя одобрили Иванову идею.

— Замечательная мысль, царевич... так сказать... на удивление замечательная... не ожидал от тебя... — дышал Ивану в самое ухо утренней луковой похлебкой с креветками барон Жермон, и рука его дрожала над плечом лукоморца, еле удерживаясь от похлопывания.

— Я прихожу к выводу, что если все остальные твои идеи такие же остроумные, Иван Лукоморский, то обиженных, сдается мне, у нас не будет, — тонко ухмыляясь, соглашался с ним граф Брендель.

— Это надо в Лукоморье родиться, чтобы до такого додуматься! — потрясал в воздухе указательным пальцем, тонким и кривым, как черенок дизайнерской ложки, барон Дрягва.

— А клятва должна быть короткой и емкой, как удар кулаком, — наставительно гундел из зарослей бороды барон Карбуран. — И чем короче — тем лучше. Клянусь, мол — и всё. Нечего тут балясы точить.

От ажурного чайного столика, оккупированного единолично глыбоподобным "Сугубо научным трудом", из-за сплетенных перед лицом пальцев, с непроницаемым выражением наблюдала за ними Серафима и делала выводы свои. И самый первый и главный из них: зря они всё-таки ее послушались, и в список состязаний не включили турнир. Первым пунктом. Отравленным оружием.

Если бы выбирать из этих четырех кандидатов царя доверили ей, то царство Костей так и осталось бы без монарха.

— Я... то есть, мы все постараемся, чтобы на престол страны Костей взошел самый достойный, — Иванушка смущался и розовел то ли от похвалы, то ли от чего-то незаметного и еле ощутимого, но выводящего из равновесия, как заноза в подсознании, а вельможи всё благодушно-лицемерно улыбались, кланялись и расточали наивному простаку-иностранцу замысловато-ядовитые комплименты.

Издевательски-вежливо попрощавшись с лукоморцами, настороженно раскланявшись с конкурентами и не глядя продефилировав мимо Спиридона и Кондрата — почетного караула у дверей — стадо баронов и их придворных помпезно прошествовало в коридор.

Граф Брендель, лилейно улыбнувшись Ивану и его супруге, тоже собирался последовать за земляками, как вдруг взгляд его остановился на картине, повешенной Находкой у входа.

— Ах, какая прелесть!.. — восхищенно всплеснул он мягкими наманикюренными ручками. — "Девочка со свеклой"!.. Маркиза Волчина Дормидон!.. Мальчиком я был знаком с ее внучкой... Вся была в бабулю.

— Такая же красивая? — галантно уточнил Иван.

— Нет, так же любила свеклу, — хихикнул граф. — Древний род, но прервавшийся, к сожалению. Ну-ка, а там что? О-о!.. Не может быть!..

Словно лесной пожар от дерева к дереву, перебегал граф от полотна к полотну, без труда читая замысловато переплетенные буквы на ленточках и экзальтированно восторгаясь каждой новой картиной.

— Сражение армии под командованием Нафтанаила Второго с ордой кочевников!.. О-о, как они в том бою были разбиты, как разбиты!.. Я наших, конечно, имею в виду. С тех самых пор на протяжении нескольких сотен лет имя "Нафтанаил" считалось приносящим несчастья царям нашей страны, и не без основания! Именно после захвата царства караканскими номадами произошло разделение нашего народа на северных костеев, оставшихся под оккупантами и смешавших кровь, и южных, ушедших на юг, где до этого обитали считанные сотни подданных нашей страны. До этого-то все наши предки без исключения были рыжими и веснушчатыми, как сейчас — отсталые обитатели южных лесов.

— Они там замечательно живут, — сухо заметил Иван.

— Живут? — добродушно рассмеялся граф. — Скорее, водятся. Не платят налогов, не признают верховного правителя... Дикие люди! Забудьте про них, скоро это будет...

Брендель едва не сказал "моя проблема", но предусмотрительно прикусил язык и переместился к следующему холсту.

— А что у нас здесь?.. Так-так-та...

Что у них было здесь внезапно заинтересовало и самих лукоморцев, потому что эту картину они тоже видели в первый раз.

На фоне лохматых пальм, василькового моря и лазурного неба на белом песке, поставив ногу на вымученно улыбающуюся во все три сотни зубов зеленоватую[80] акулу, позировал стройный босой смуглый юноша среднего роста. Из особых примет у него имелась короткая черная бородка, ржавая кривая сабля в руке, полосатая матросская рубаха и штаны до коленок. Над головой морячка вилась веселенькая бирюзовая ленточка с такими же веселенькими бирюзовыми буквами, складывающимися в веселенькие бирюзовые слова: "Солнечный привет со знойного побережья Синего моря! Скучаю и думаю о тебе! Любимому батюшке-царю от любящего сына".

Но не это заставило заносчивого потомка графского рода Бренделей замолкнуть на полуслове и испуганно зыркнуть в сторону ивановых гвардейцев, усердно изображающих образцово-показательный почетный караул.

На переносице и над правым глазом у безымянного голубоглазого любящего отпрыска неизвестного монарха страны Костей красовались две маленькие черные, чуть продолговатые родинки.

— Надо же, а у нас похожая картина есть! — радостно удивился Иванушка неожиданному произведению курортного искусства. — Василий с матушкой лет двадцать назад тоже ездили в те края! Он рассказывал, как это рисуется: где-нибудь в тенистом саду — потому что на открытом месте простоять столько времени не сможет никто — установлен такой раскрашенный щит, в нем — прорезь для лица, к нему приходишь каждый день, часов по восемь позируешь, и через месяц картина готова. И то, что всё остальное, кроме тебя — не настоящее, почти не заметно! Вот, обратите внимание: этот царевич наверняка выше ростом, чем его изображение! Смотрите: он поглядывает куда-то вниз. Это оттого, что ему приходится наклоняться, чтобы просунуть лицо в овал! С Васей было точно так же! Он так умаялся, пока... пока... А... что случилось?

— К-кажется... я... з-задержался... — граф нервно зыркнул на Спиридона, невозмутимо застывшего с алебардой на плече. — Мне пора. Идти. До встречи. Завтра.

— Д-до свидания, — удивленно кивнул Иванушка и проводил недоуменным взглядом поспешно удаляющуюся в окружении свиты маленькую тщедушную фигурку. — Сень, что случилось-то? Я его чем-то обидел? Но — честное слово! — я не хотел!.. Я же не сказал вроде ничего такого...

— Ты?.. — рассеянно отозвалась царевна, не отрывая глаз от задорной фигуры бородатого курортника, попирающего терпеливую рыбу. — Да при чем тут ты?

— А при чем тут кто? — упорствовал в непонимании озадаченный супруг.

— А ты посмотри хорошенько.

— Ничего особенного, — пожал плечами Иванушка после минуты пристального изучения полотна под разными углами. — Пальма как пальма. Море как море. Акула почти как настоящая. Хотя я настоящую не видел, если честно... Царский сын тоже обыкновенный. Немножко на Спиридона похож. Сабля...

— Вань! Разуй глаза, какая сабля?! Царевич на картине на Спиридона не просто похож — у него глаза голубые, борода такая же, если Спирю подстричь, и родинки точно там же, где и у него!

— И что из этого следует? — Кондрат заинтересовался дискуссией и покинул свой почетный, но более не актуальный пост.

— Чем это там кому моя борода не понравилась? — с грозным шутовским возмущением присоединился к компании и герой обсуждения, и с любопытством уставился на портрет.

— Не знаю, — изобразила на лице высшую степень недоумения Серафима. — Но Бренделя твое сходство почему-то так встревожило, что он всё бросил и убежал как кипятком ошпаренный.

— Дурью мается ваш граф, — снисходительно хмыкнул Спиридон басом и отошел к окну наблюдать за отъездом последнего претендента. — Мало ли кто на кого похож. Да он, наверное, вспомнил что-нибудь важное, вот и поспешил. Будет он себе мозги кочкать из-за какой-то бестолковой картинки! Чешуя это всё.

— А откуда она вообще здесь взялась? — спохватилась Серафима.

— Ваше царственное высочество? — в открытую дверь просунулась робко рыжая голова, а спустя секунду и пониже — вторая, бурая с черным подвижным носом и маленькими хитрыми глазками.

— Находка! Малахай! Идите сюда! Вот ты, Находка, наверное, знаешь. Как этот шедевр всех времен и народов, — Серафима во избежание неясных моментов указала на "Солнечный привет" — попал к тебе в руки?

Октябришна сначала засмущалась, потом нахмурилась, вспоминая, но быстро просветлела:

— Так вы ж сами его велели принести!

— Его?..

— Ну, да! Этот... шедевр всех народов! Я ведь точнёхонько всё запомнила, что вы мне отыскать велели! — гордо сообщила ученица убыр и стала загибать пальцы, перечисляя:

— Старичка-царя с соколом, даму с кошкой и розой, солдат на конях — черных и белых, охотников с лисами, богатыря с булавой, барина толстого с семью дитями, девушек с корзинками, усатого парня с собаками, девочку со свеклой... и... и... этого... — она замялась и кивнула в сторону картины. — Дофина. Только вы его зачем-то обратно завернули и чуть не в самый дальний угол убрали. Кое-как мы его нашли. Я сначала подумала, может, вы раздумали ее вешать, но раз сказали...

И тут Серафиму посетила одна интересная мысль.

— А ты знаешь, кто такой дофин?

Октябришна смутилась и порозовела.

— Не знала я... Но я в управе Макара встретила, у него спросила, и он сказал, что это рыба такая большая, которая в теплых морях ловится. А еще она тем славится, что утопленников из воды достает. Правда, зачем — не знамо ему было. Может, чтобы на суше съесть?.. И картинку, кстати, мне тоже он нарисовал — говорит, в книжке какой-то он тую рыбу видел, и запомнил, какая она из себя. Вот мы с Мыськой и ее друзьями с этой-то картинкой ее и отыскивали.

И для документального подтверждения своей поисковой эпопеи девушка выловила в кармане сарафана и предъявила на всеобщее обозрение клочок оберточной бумаги с изображенным на нем не то рваным ботинком, не то рубанком с крошечными косыми глазками и роскошным рыбьим хвостом.

— Вот, дофин! — радостно сообщила она и победно обвела друзей искренним взглядом серых глаз. — Правда, похож?