Срочно требуется царь (одним файлом)

* * *

Две утомленные фигуры, кутающиеся в тулупчики, промокшие до костей своих владельцев под неожиданным ноябрьским ливнем, тяжело поднимались по центральной лестнице городской управы на третий этаж.

— ...А я тебе говорю, зря мы идем, — недовольным шепотом приговаривала, вытирая мокрым рукавом мокрое лицо, Серафима. — Кысь нас, бедняга, перед резиденцией Жермонов сколько караулил — часа три, не меньше, да мы пока сюда добрались — двенадцатый час ночи уже на дворе-то, совесть поимей! Говорила ведь я: не надо было с баронами к Жермону идти, а ты: "с паршивой овцы — хоть файф-о-клок!" И ведь если бы на что хорошее пригласил, а то — на чашку чая! И стояли как лошади пять часов с этой чашкой в обнимку!.. Хоть бы пирожок какой паршивый вынесли! Фуршет, забодай его верява! Книжек начитался! Заставь Жермона этикет изучать...

— Не говорил я про файф-о-клок, — возмущенно и бесцельно оправдывался Иванушка, медленно передвигая усталые ноги со ступеньки на ступеньку. — Я говорил, что этот визит должен благотворно отразиться на налаживании будущих дружеских лукоморско-костейских отношений на межгосударственном уровне...

— Вообще-то я имею в виду, муж, что если тебе не хочется спать, это не значит, что больше никому не хочется спать. Он, наверное, уже девятый сон досматривает давно! В его-то возрасте!

Царевич замедлил шаг, почти убежденный аргументами супруги, но два лишние пролета, уже пройденные усталыми ногами — неужели зазаря?! — мстительно склонили его к продолжению движения.

— Давай, раз уж всё равно на этаж выше поднялись, подойдем к его двери, тихо стукнем, и если сразу не ответит...

— Ну, ладно, — вздохнув, согласилась Сенька при упоминании о бесцельно пройденных ступенях, и зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть. — Только стучать будем совсем тихонечко, идет? А потом по-быстрому на кухню — и хоть чего-нибудь пожрать организуем! Сил моих дамских больше нет с вашими международными отношениями!

— Хорошо, — кивнул и тоже не удержался от зевка, сопровождаемого обиженным бурчанием голодного желудка, Иван.

Но, к их разочарованию, стучаться не пришлось вовсе: дверь комнаты деда Голуба была приоткрыта, из щели лился белый свет находкиных амулетов и лихорадочный скрип пера о бумагу.

— Не спит... — обреченно выдохнула царевна и потянула дверь.

— Как замечательно, что ваши высочества соблаговолили почтить вашего покорного слугу своим поздним визитом! — сразу оторвался от перевода и заулыбался всеми морщинками старик.

Работа над хрониками бесчисленных поколений царей родной страны иногда влияла на его вокабуляр самым диковинным образом.

— Добрый вечер, дедушка, — вежливо склонил голову Иван.

— Скорее, спокойной ночи, — разочарованно буркнула Сенька.

— Тогда уж лучше сразу с добрым утром, — хихикнул дедок, осторожно откладывая в сторону перо и бережно дуя на лист бумаги перед собой, исписанный почти до конца плотным неровным почерком.

Серафима скептически оглянула разнокалиберные пергаменты, разложенные и раскатанные в несколько слоев по всем горизонтальным поверхностям комнаты деда Голуба.

— Ну, и чего такого срочного можно в наше время выкопать в пыли веков, что стоит услышать посреди ночи двум усталым наладчикам лукоморско-костейских отношений на межгосударственном уровне?

— О-о, множество и множество любопытнейших фактов, способных повлиять на ход нашей истории! — старик пропустил мимом ушей ехидство, направленное явно не в его адрес, и гордо распрямил затекшие от долгого сидения за столом плечи[97].

Он был не просто рад приходу лукоморцев — он был счастлив до неприличия, и положительно сиял и лопался от нетерпения поделиться с ними последними находками...

Но, увы, законы гостеприимства никто еще не отменял.

— Чаю травяного с бутербродами с маслом и сыром...

— О! — радостно встрепенулась и потерла ладошки царевна.

— ...не предлагаю, — быстро закончил дед, — не припас, извините.

— О.

— Но зато можете садиться куда угодно, где вам будет удобно, — радушно обвел он рукой меблировку своих апартаментов.

— Куда-куда садиться? — послушно проследил за широким жестом, но чего-то недопонял Иванушка.

— Куда угодно, — любезно повторил дед, но тут же спохватился: — Только не на летописи, не на рукописи и не на архивы!

Это оставляло на выбор посетителей всего два места приземления: полка для шляп у дверей и антресоли шкафа.

— Спасибо, мы постоим, — по зрелому размышлению отказался Иван.

Сенька же, обворожительно улыбнувшись мгновенно растаявшему от мегаваттов ее обаяния Голубу, сгребла с пола у себя под ногами пару веков костейской истории, положила их на семьдесят лет позабытых событий на диване, подхватила всё и свалила в кучу на тройку неизвестных войн на подоконнике.

— Правда, здорово придумала? — довольно подмигнула она остолбеневшему и онемевшему от таких новшеств в ведении архивного дела Голубу, — Теперь на них точно никто не сядет даже по ошибке! Вань, падай!

Дед тоскливо вздохнул, мысленно махнул рукой на пропавшие в три секунды три дня кропотливой сортировки, снова вспомнил про обязанности хорошего хозяина и выжидательно взглянул на гостей:

— Ну, как прошло первое состязание наших благородных претендентов? Оно ведь сегодня было, ничего не путаю? А то я в обществе этих эпох и эр... которые вы только что так ловко свалили в одну кучу... что-то немного оторвался от действительности.

— Прости, конечно, если чего не так похозяйничали, дедушка, — помрачнела физиономия и царевны, — но за те пять часов, что провели на приеме у победителя — неподражаемого барона Жермона — уходились мы, как сивки на горках: ноги не держат, и слова нехорошие не держатся... А что касается первого конкурса... Аристократия, ешки-матрешки!.. Из сорока двух вопросов ответили на одиннадцать! Из них — три ответа Кондрахины, два — свита подсказала общими усилиями, еще два — советники присоветовали, а остальные... ох, лучше не напоминай.

— А вы над чем сейчас работаете? — вежливо поинтересовался Иванушка, галантно прикрывая тыльной стороной ладони зевок.

— Я... я... я...Я вспомнил!!! Вспомнил, что хотел поглядеть!!! Но где же он?.. Ох, ворона старая — опять куда-то задевал! Хотел ведь поближе положить, чтобы вам показать — и на тебе!.. — сокрушенно хлопнул себя по коленкам старичок и вдруг бросился и зарылся в белые горы своих записей, как ныряльщик в волну. — Сейчас, сейчас...

Исписанные и чистые листы полетели во все стороны из-под его торопливых рук будто брызги, но старик не обращал на них внимания.

— Где-то видел, где-то видел... где-то видел... А в словаре?.. Так, так, так, так... Ага, есть!.. Нет, не то... А где тогда?.. А на тумбочке?.. Где-то было, где-то было... А под столом?.. Где-то было...

— По-моему, это надолго, — шепнула Серафима и силой усадила обратно на диван порывающегося пособить в поисках неизвестной пропажи супруга.

— Может, всё-таки найдется?.. — с надеждой предположил Иванушка.

— А, может, мы завтра зайдем? — начала исподволь движение в сторону двери она, но Голуб, уловив тревожный сигнал, резко вынырнул из пергаментной кипы, глотнул относительно свежего воздуха, молекулы кислорода в котором еще не были замещены на сто процентов молекулами вековой пыли, и испуганно выпалил:

— Нет-нет! Что вы! Ни в коем случае! Я после поищу!

— А, может, всё-таки, и мы... после?.. — прикрываясь ладошкой, во весь рот зевнула Сенька и ткнулась головой в плечо мужу. — Ну, чего такого срочного у тебя может быть на ночь глядя? Еще одну корону нашел, или меч-кладенец и сапоги-самоходы в придачу?

— Вообще-то, я пригласил вас, чтобы сообщить потрясающее известие, — мгновенно выбросив из головы самовольную ускользающую мысль, дрожа и ломая пальцы от радостного возбуждения, выпалил старик известие, жегшее ему язык целый день. — У царства! Костей! Есть! Законный! Наследник! Престола!

— Четыре, ты хотел сказать, — жалобно окинув его слипающимися глазами, снова зевнула Серафима. — Этой новости уже три дня, дед. И впрямь, здорово ты от нашей эры приотстал среди своих бумажек...

— Нет, не четыре! — взвился старик, словно царевна наступила ему на собрание хроник правления Нафтанаила Второго. — Не четыре, девушка! А один! Один, и юридически неоспоримо легитимный, а не какой-то там десятый брат шестой сестры троюродной жены отставного лакея!

— Что?!.. Не может быть!!! — подскочили с диванчика, взметая вокруг себя пергаментно-бумажную бурю, лукоморцы, но старик на этот раз даже не обратил на это внимания.

Он встал со стула, скрестил вымазанные чернилами руки на впалой груди, придавив седую с фиолетовыми прядями бородку, и торжествующе ухмыльнулся, словно это он сам, лично, и был тем наследником.

— Может!

— Где написано? Как его зовут?..

— Где его найти? Кто он?..

— Почему скрывается? Когда...

— Тихо, тихо, тихо, гости дорогие, — вскинул сухонькие ладошки цвета "канцелярский камуфляж" старичок, будто защищаясь от стремительного потока вопросов, обрушенного на него гостями. — Не спрашивайте меня ни о чем. Больше я всё равно ничего не знаю.

— Как?!..

— Ну, кроме ответа на ваш первый вопрос, где написано, конечно. Вернее, знал. До вашего прихода, — несколько ворчливо сообщил он и, осторожно маневрируя по заваленному пергаментами паркету как по минному полю, добрался до подоконника и снова углубился в поиски.

На этот раз гости следили за ним с вниманием голодающих за раздачей хлеба. Всего через пять минут нужный период истории был отыскан, бережно расправлен, любовно разглажен и торжественно водружен на стол для всеобщего обозрения, одобрения и восхищения.

— Вот, поглядите — почти шесть веков, а как сохранился!..

— Про что там? — жадно вперилась нетерпеливым взором в незнакомые буквы Сенька.

— Дословно сейчас не прочитаю, в словарь придется лезть, да это и не нужно. Главное, что нам необходимо знать, то, что при смене царя на престоле Медведей всегда, неизменно и неотвратимо появлялся гигантский кабан...

— Первый раз слышу, — недоверчиво покачала головой царевна.

— Костей правил всего лет пятьдесят, горожане не забыли бы... — растерянно поддержал ее Иванушка, но дед Голуб, не слушая их, договорил, упрямо мотая головой при каждом слове:

— ...до того, как страну захватили кочевники.

— Кочевники?.. Но при чем тут?..

— Ты бы еще сотворение мира вспомнил, — разочарованно выпятила нижнюю губу и хмыкнула Сенька.

— И вспомню, если понадобится! — воинственно выставил вперед жидкую бороденку Голуб. — Но пока в такие дебри углубляться не будем. Я прочел, полагаю, едва ли двадцатую часть от того, что мы нашли, может, и того меньше, и о многом судить еще рано. Но одно сказать могу твердо. Около пятисот лет назад то, что происходит сейчас, было обычным явлением при смене правителя династии Медведей.

— А разве она никогда не прерывалась?.. — нахмурился Иван.

— Нет. Нафтанаил Злосчастный — прямой потомок того самого первого монарха, Мечеслава Великого, который положил начало этой династии почти восемьсот лет назад. Не могу объяснить пока как, но появление нашего переросшего поросеночка связано с восхождением на престол нового Медведя как дым с огнем! Причем именно Медведя по крови, а не какого-нибудь там кума пятой сестры третьей жены!

Лукоморцы, ошеломленные новостями полутысячелетней давности, сосредоточенно примолкли, переваривая услышанное и пытаясь так и сяк примерить его на пошедшую вразнос современность. Наконец, Иван задумчиво взглянул на самодовольно наблюдающего за ними старика.

— То есть, граф и бароны не могли вызвать...

— Нет, — решительно мотнул бородой Голуб. — Не могли. Только настоящий Медведь.

— Но кто он?

— И откуда ему вдруг взяться?

— И о чем он раньше думал, пока мы конкурс на замещение не объявили?

— И чем сейчас занимается?..

— А вот этого я, ваши высочества, не знаю, — неохотно признал дедок существование границ своего всеведения.

Бережно, почти нежно отодвинув гору свитков от стены под окном, дед Голуб нагнулся и, кряхтя, обеими руками, поднял с пола небольшое бревно.

— Вот, поглядите, семейное древо царского рода, — сообщил он.

— Я полагала, это... кхм... фигура речи?.. насчет дерева?.. — заморгала Серафима, переводя недоуменный взгляд с извлеченного объекта на старика, а с того — на супруга.

— Оно огромное, не правда ли? — с гордостью улыбнулся дед, положил бревно снова на пол, поверх всего, что на нем было — Иванушка едва успел отпрыгнуть — и принялся его разворачивать.

То, что они приняли за кусок ствола, оказалось громадным пергаментом, склеенным из множества шершавых, побуревших местами желтоватых листов.

На котором, впрочем, и впрямь изображалось дерево. Семейное. Под которым прикорнул со счастливым видом, естественно, медведь.

Окинув беглым взором бесчисленные имена, стрелочки, крестики и прочие значки — инструменты генеалогии — царевна присвистнула.

— Это ж год разбираться надо, кто тут и с кем...

— Если изучать все линии — то да, — кивнул старик. — Но нас интересуют только потомки Аникана Четвертого, отца Нафтанаила Третьего, единственного наследника предыдущего правителя. Вон они, там, слева, на самой верхушке кроны, где почти кончаются листья. Видите?

Чтобы разглядеть анатомию фамильного растения Медведей, не наступая на него, лукоморцам пришлось залезть на диван, переместиться по нему почти к окну, встать на колени и в позах жирафов на водопое склониться над древним артефактом.

— Ага, вижу, вон он, — наконец подтвердила нахождение искомого Сенька и ткнула пальцем в направлении обведенного золотым ободком овала вверху.

— Аникан Четвертый, — с трудом разбирая замысловатый старинный шрифт, прочел во всеуслышание Иванушка. — Женат на... виконтессе... Лебедыне Изар... Сыновья... четверо... Нафтанаил... Мечеслав... Незнам... Ага, а вот старший... тоже Аникан... Умер в шестнадцать лет?..

— Угу, как проклятие какое, — вскользь заметил старик, кивнув на раскидистое, хоть и продырявленное местами небрежным обращением дерево Медведей. — Поглядите: где-то с половины дерева старшие сыновья царей умирают, не дожив до восемнадцати. Брат отца Аникана — Незнам — умер в семнадцать. Брат его деда — тоже не старшего сына — в шестнадцать. Его брат — старший и единственный — в семнадцать с половиною...

— Не везет, — отмахнулась Серафима от еще одной семейной тайны угасшего, казалось, рода, и впилась горящим взглядом в одинокий крохотный кружочек над именем Злосчастного.

— Первый и единственный сын Нафтанаила Третьего Алексан умер в возрасте трех лет, — скорбно проговорил, не глядя на пергамент, дед Голуб — В один день с матерью, за год до отца и двух дядьев.

— А, может, он?.. — нерешительно предположил чудо царевич. — Ему бы сейчас пятьдесят четыре было...

— Этот период описан в самом новом, последнем свитке, — кивнул в направлении шкафа дед. — Меня в это время здесь не было, но местные, кто постарше, еще помнят. Захворали они странной болезнью, промучились полгода, да и угасли оба в один день. Похороны пышные им устроили. Первый царский советник Костей распоряжался.

— Кто бы сомневался... — процедила сквозь зубы царевна. — Он распорядился...

В комнате повисла угрюмая тишина.

— Ну а братья царя? — с усилием отогнал мрачные призраки прошлого Иван и вновь сделал попытку ухватить за хвост надежду. — Может, из братьев кто-то мог выжить?

— Старший из них, Незнам, упал с башни Звездочетов. Младшего, Мечеслава, задрал на охоте медведь... — уныло пожал плечами дед.

Серафима вздохнула.

Ни тот, ни другой способ окончания жизненного пути вариантов для чудесного спасения не оставлял, как бы ни хотелось.

— А, может, у кого-то из них был... э-э-э... внебрачный сын? — неуверенно предположил Иванушка и с сомнением обвел взглядом застывших Серафиму и Голуба.

— Если даже и был, то об этом вестимо только его отцу, — беспомощно развел руками дед. — На государственных документах бастардов не рисуют.

— М-да... — грустно вздохнул царевич. — Так мы его никогда не найдем...

— Не найдем... — безрадостно согласился старик.

— Ну, почему не найдем? — ухмыльнулась внезапно Сенька, и в глазах ее заплясали веселые чертики. — Найдем. Если у отца его спросим. Где, говоришь, Медведи своих родичей хоронили?

— В семейном склепе. В подземельях дворца на горе, — глянул на нее непонимающе Голуб, и вдруг глаза его расширились от ужаса: — Ваше высочество никак их откапывать собралось?!..

— Откапывать? — отпрянула оскорбленная царевна. — Откапывать?!.. Фи, дедушка, откуда у тебя такие мелкоуголовные наклонности? С покойниками можно ведь и без этого поговорить. По душам.