Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мне не было их жалко. В конце концов, никто их сюда не звал, и конец их был закономерен для врагов, пришедших на нашу землю. Но бойня была жуткая. У пулеметчиков должны быть железные нервы. Или очень сильная ненависть. Интересно, что они сделали, когда цели закончились и пулемет выплюнул последнюю ленту? Деловито открутили крышку кожуха и добавили снега в кипящую воду? Или торопливо закурили, высекая огонь из "катюши" и стараясь унять дрожь в руках? А еще кому-то пришлось растаскивать трупы, освобождая дорогу... Бр-р-р. Не то от холода, не то от увиденного меня пробила дрожь, как будто я сам только что убрал руки с рукояток "максима". А смог бы я так же? Наверное, нет. А может, да? Пока не попадешь в конкретную ситуацию, не узнаешь. Бр-р-р. Я постарался не думать об увиденном, но стоило прикрыть глаза, как начинали плыть мимо зеленые, заметенные снегом шинели и белые, замерзшие лица.
Полдня ехали по "выжженной земле". Отступая, немцы сожгли все, что могло дать хоть какое-то укрытие от мороза и непогоды преследующим их советским войскам. Вдоль дороги часто попадаются трупы, чаще немцы и их союзники, реже — наши. Никто их не собирает и не хоронит. Вид насквозь промерзших, страшных восковых кукол действует угнетающе. Поэтому едем молча, да и вой автомобильного движка общению тоже не способствует.
Через Дон переправились по мосту около Калача. Перед мостом машину проверяют. Документы смотрят только у лейтенанта и водителя, к нам в кузов просто заглядывают и пересчитывают по головам. Про захват этого моста передовым отрядом наших танкистов я читал когда-то давно, еще мальчишкой, теперь пришлось увидеть его воочию. Темнеет в январе рано, и лейтенант принимает решение — на ночь остановиться в городе. Калач, по местным меркам, крупный и важный населенный пункт, а значит, в нем есть не только комендатура, где можно попасть на губу, но и пункт питания для проходящих и проезжающих войск, где могут накормить чем-нибудь горяченьким.
Город носит следы скоротечного, но ожесточенного боя. Сопротивлялись фрицы отчаянно, в городе находились большие склады военного имущества, с которых снабжалась вся шестая армия. После недолгих скитаний по улицам пункт питания мы нашли. Там нам плеснули в котелки жидкого, зато горячего супчика. Похлебав, на ночлег устроились в одном из домов с выбитыми окнами, остальные были забиты под завязку. Нашли небольшое помещение без окон, туда все и набились. Водитель забрался в кабину и что-то там шуровал. У грузовика выставили часового с шоферским карабином, установили порядок смены. Вряд ли в округе остались немцы, кроме мертвых и пленных, но из наших славян, мимо брошенного без присмотра грузовика, редко кто спокойно пройдет, вот и приходится кому-нибудь торчать на морозе.
Наличие буквально под боком огромного количества бесхозного имущества не давало мне покоя. За время пребывания здесь я научился ценить мелкие бытовые вещи, без которых обходиться очень трудно. Однако одному идти было стремно, да и возможную реакцию начальства на такие действия не помешает узнать. Я подошел к водительской дверце и постучал.
— Здорово, земляк.
— Привет, коли не шутишь.
— На какое имя откликаешься? — спросил я.
— Николай.
Я тоже назвался.
— Ну будем знакомы.
Сдернув рукавицу, я пожал крепкую промасленную ладонь. Решив не разводить политесы, сразу взял быка за рога.
— Я слышал, в городе большие немецкие склады есть. Может, навестим? Ты как?
— Я тоже слышал, — кивнул Николай. — Можно и навестить.
— А лейтенант? Отпустит?
— Не, молодой еще, от устава ни на шаг.
— А если ущучит, не сдаст?
— Не сдаст, мужик он нормальный, нарядами отделаемся.
— Тогда через час, как все угомонятся.
— Идет, — согласился с моим предложением Николай.
Склады на окраине нашли быстро, безоблачное небо и лунный свет играли на нашей стороне. Огромные, никем не охраняемые штабеля ящиков скрывали снаряды, минометные и противотанковые мины, патроны. Все продовольствие и вещевое имущество давно было растащено без нас. Остались только плетеные из соломы караульные боты, надеваемые поверх сапог.
— Может, хоть их возьмем? — я крутил в руках пару ботов. — Все в кузове ехать теплее будет.
— Брось, — отверг мою идею шофер, — засмеют, позора потом не оберешься.
— Логично.
Я швырнул боты обратно в кучу.
— А это что?
Большая, на ощупь грязноватая тряпка оказалась чем-то типа ветровки, но без застежки, одеваться она должна через голову. Материя плотная, должно быть непродуваемая, пригодится. Николай тоже пощупал мою находку.
— Фрицевская.
— А ты тут нашу ожидал найти? Если почистить, то пойдет.
— Ты только осторожнее в ней щеголяй, — посоветовал водитель.
А ведь он прав — носить вражескую форму почти на передовой занятие небезопасное. Да и реакция будущих сослуживцев может быть отрицательной, того же лейтенанта, например. Однако просто выбросить находку тоже жалко. Решил, ладно, может, у местных на хлеб или картошку сменяю.
Обратно мы вернулись с почти пустыми руками. В темноте я отыскал и растолкал Ерофеева.
— А? Что? На пост?
— Тс-с.
Я зажал ему рот.
— Лейтенант нас не искал?
— А? Нет, спали все.
— Ну вот и хорошо.
Прижавшись друг к другу, мы заснули и спали, пока меня, а затем и его не разбудили сменить часового у машины.
Утром Угрюмов заметил мою обнову — в вещмешок она не влезла, пришлось приспособить ее сверху.
— Это что такое?
— Да вот... нашел.
Лейтенант рассмотрел находку.
— Блуза немецкого горного стрелка. Хорошая вещь.
Да я уже сам оценил и понял, что хорошая. Снаружи обычный "фельдграу", подкладка — белая. Можно носить и так, и так — камуфляж на все случаи. На груди большой карман с клапаном, разделенный на три отделения. Можно носить запасные магазины, они же в случае чего послужат защитой. Капюшон и рукава на завязках, чтобы не продувало и снег не попадал, еще одна завязка на талии. Сзади клапан-хвост. Его можно продеть между ног и застегнуть спереди, тогда блуза превращается в подобие комбинезона. На шинели этот фокус не пройдет, но поверх телогрейки или гимнастерки — вполне.
— Что-то мне такие не попадаются, — заметил Угрюмов.
Я тут же напрягся, но лейтенант тему дальше развивать не стал, ну и ладно. Из этого разговора я понял, что непосредственное начальство ничего против ношения таких трофеев не имеет. Заодно решил расспросить нового знакомца о будущем командовании.
— Комбат? Нормальный, с пониманием, — ответил водитель, — батареей командует недавно, даже старшего еще получить не успел. Главное — не трус.
— Что, и трусы среди комбатов попадаются?
— А то! В третьей батарее как стрельба начинается, так комбат сразу в укрытие — шасть.
— Не может быть, — усомнился я.
— Может, очень даже может. Так бежит, что пятки в жопу втыкаются. Приедем, ты этот цирк сам увидишь.
— Кто ж его тогда в комбатах держит?
— Комполка. На пару зашибают.
— Да-а, весело у вас.
— А мы не жалуемся. Машины вот новые получили. Ленд-лиз.
Дальнейший разговор пришлось прервать, так как лейтенант скомандовал "По машинам!", хотя машина была всего одна.
К цели нашего путешествия добрались поздним вечером, почти ночью. Нас сходу запихнули в полуземлянку, перекрытую плащ-палатками. Температура в ней от наружной отличалась не сильно, но пять-шесть градусов в положительную сторону — уже неплохо. Плюс отсутствие ветра.
Утром я смог, наконец, рассмотреть место, где мы оказались. Тыловые части расположились в большой станице, а мы их прикрывали с воздуха побатарейно. Полк был четырехбатарейного состава. Кроме батарей МЗА в полку была зенитно-пулеметная рота, имевшая шестнадцать ДШК на зенитных станках, перевозившихся на тех же "шевроле". В общем, от зенитного дивизиона начала войны полк отличался не сильно, но за счет мощных полноприводных грузовиков был гораздо мобильнее.
Утро выдалось солнечным и морозным, зато безветренным. А на солнце и мороз переносится гораздо легче. Особенно когда прибывает полевая кухня с горячим завтраком. В котле та же перловка, но ее дают намного больше, чем в тылу — можно полностью набить брюхо, даже остается. Орудия батареи стоят "по квадрату" со стороной метров в пятьдесят. Долбить котлованы в мерзлой земле никто не стал, просто разгребли сугробы до грунта и нагребли полуметровые снежные брустверы. Не защита, а только видимость, но начальству виднее. К тому же, если вырыть котлован полностью, то орудие просто утонет в сугробе. Колесные ходы прикрыты белыми полотнищами, на стволах закреплены белые же зонтики, прикрывающие прицел и верхнюю часть орудия, а также белые чехлы, прикрывающие сам ствол, только пламегаситель сверху торчит. Такую маскировку я видел впервые.
Долго любоваться на окружающие пейзажи мне не дали. Сначала последовали бумажные формальности. Потом нас переодели — вместо шинелей и сапог выдали ватные штаны, фуфайки и валенки. Затем получали личное оружие, мне опять досталась длинная трехлинейка со штыком. Судя по внешнему виду, повидала она немало, но затвор ходил с нормальным усилием, ствол был в хорошем состоянии. Личным оружием зенитчики пользуются крайне редко.
— Это до первого боя, — подсказал старшина, выдававший оружие, — а там карабин себе подберешь или ППШ.
На это я, собственно, и надеялся. Полк МЗА — это не стационарный полк ПВО страны, переезжать с места на место придется намного больше, а разворачиваться с длиннющей винтовкой в тесном кузове не очень удобно.
После этого с пополнением решил познакомиться командир батареи. Лейтенант Александров от своих взводных отличался только белым командирским полушубком. Такой же двадцатилетний парень с румянцем на щеках, только повоевать успел чуть больше. Тут же нас распределили по расчетам. Меня определили в первый расчет второго взвода, Колька немедленно напросился вместе со мной. Комбат повернулся к взводному-два Угрюмову.
— Смотри, как подчиненные за своего командира держатся, должно быть, хороший сержант нам достался.
Я не хороший, я обыкновенный, такой, как все. И для красноармейца Кольки Ерофеева я такое же зло, как практически любой другой начальник. Но я свое зло, привычное, и менять меня на нового командира, от которого не знаешь, что ждать, и под которого придется заново подстраиваться, он не хочет. Однако вслух я это, конечно, не сказал. А дальше взор комбата обратился на меня. Ростом он не вышел, поэтому пришлось ему смотреть снизу вверх.
— А ты, сержант, новое орудие сможешь освоить?
— Смогу, товарищ лейтенант. Пятьдесят два ка освоил, а это не сложнее будет.
С тридцатисемимиллиметровым автоматом 61-К я уже был немного знаком. Очень давно нам о нем рассказывали как о музейном экспонате, даже кое-что показали. Не скажу, что он мне совсем не понравился, но не было в нем грозной силы 52-К, и приземистой мощи С-60 тоже не было, как и конструктивного изящества "рогатки". Обычный зенитный автомат конца тридцатых — начала сороковых: ни приводов наведения, ни даже принимающих приборов. Все на глаз: наводи и стреляй. Автоматику копирного типа с вертикальным затвором я в свое время изучал на "Шилке" и ЗУ-шке, а построительный прицел с двумя коллиматорами на С-60. Поэтому никаких сомнений в моем голосе не было.
— Тогда держи, — комбат протянул мне книжку на сотню, приблизительно, страниц в потрепанной мягкой обложке, — экзамен приму через неделю.
— Есть, через неделю.
Комбат ушел, а взводный остался.
— Ну что, пошли с расчетами знакомиться?
Я сунул книжку за отворот ватника, и мы гуськом потянулись вслед за лейтенантом по тропинке, ведущей к огневым позициям. Второй взвод занимал дальнюю от станицы сторону квадрата. Когда взводный появился над снежным бруствером, расчет находился на своих местах в полной готовности открыть огонь — сегодня наш взвод был дежурным. Команду "смирно" никто подавать и не подумал, но сидевший на месте правого наводчика красноармеец все же доложил:
— Происшествий нет, противник не появлялся, товарищ лейтенант.
Причем именно в таком порядке: сначала происшествия, потом противник.
— Не появлялся, и ладно, — ответил Угрюмов. — Вот вам новый командир и пополнение.
Расчет одобрительно загудел: пополнение — это хорошо, объем работ прежний, а рабочих рук прибавляется. Лейтенант представил меня и добавил.
— Воевать начал еще летом сорок первого.
Воевать — громко сказано, позднее хлебнуть, конечно, пришлось, но уважения и заинтересованности во взглядах расчета прибавилось. Еще весной сорок второго я несколько раз был свидетелем, как успевшие понюхать пороху в ноябре или даже декабре сорок первого свысока бросали тем, кто начал воевать уже после первого января: "Ты, салага, настоящей войны уже не видел. Вот в сорок первом, тогда да...".
— Командуйте, сержант, — сказал Угрюмов и ушел, уведя с собой пополнение для второго расчета.
А я остался командовать. Спустившись с бруствера, я обернулся.
— Спускайся, Николай, знакомиться будем. И ты тоже спускайся. Как тебя?
— Вася. Рохлин.
— Спускайся, Вася Рохлин.
Я повернулся к "старичкам".
— Меня вам назвали, а вас как величать?
Первым назвался наводчик с правого сиденья.
— Ефрейтор Аникушин, Александр. Первый номер.
Лет тридцати. Нет, скорее, тридцати пяти. Выдающимися физическими кондициями не отличается: невысокий, худой, причем от природы, а не от недоедания. Взгляд голубых глаз цепкий, внимательный. Мужик не так прост, как кажется. До меня именно он тут командовал, но по каким-то причинам батарейное начальство предпочло найти сержанта на стороне, а не повысить ефрейтора в звании и должности. Надо будет этот вопрос выяснить.
Второй наводчик назвался красноармейцем Мазаевым.
— Тебя, небось, дедом Мазаем кличут.
— Или просто дедом, — улыбнулся второй номер.
Парень простой, но, похоже, малость шебутной. За таким глаз да глаз нужен. Похожие друг на друга установщики прицела действительно оказались двоюродными братьями Максимовыми. Третий номер — установщик дальности и скорости представился Иваном, четвертый — установщик угла и курса Андреем. Про себя я их сразу окрестил "кузенами". Удивил пятый номер — заряжающий, он оказался литовцем Миколасом Станкусом. До этого момента я литовцев в Красной армии не встречал, а они, оказывается, есть. Среднего роста, смуглый, худощавый, но жилистый. Такие запросто могут подтянуться на перекладине сто раз или целый час вставлять тяжелые обоймы в магазин зенитки.
— Меня все Николаем называют.
— Николаем, так Николаем, — согласился я. — Это тоже Николай, только Ерофеев. Из Сибири. А это, как вы уже знаете, Вася Рохлин. Откуда будешь, Вася?
— Из Вологды.
— Понятно. Красноармейцев Ерофеева и Рохлина мы определяем в подносчики патронов. Работа несложная, но ответственная.
Расчет заулыбался.
— Берете в ящике обойму, несете к орудию и отдаете ее заряжающему. Понятно?
— Понятно.
— Тогда потренируемся.
Минут через десять оба новоиспеченных подносчика уже научились не мешать друг другу у ящиков и не сталкиваться при пробежках от ровика к орудию и обратно.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |