Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Не могу сказать, что рад вас видеть.
— Взаимно, Гарри. А где этот ваш штандартенфюрер?
— Уехал обратно в Берлин.
— Большая шишка?
— Не очень. Но работает в центральном аппарате. А в сорок пятом будет отвечать за эвакуацию музейных ценностей.
— Понятно. И чем вы его купили?
— Как обычно, жизнью после войны, — усмехнулся сэр Джеймс.
После этой усмешки мне почему-то показалось, что скромный домик в Аргентине на берегу океана штандартенфюреру все же не светит. Кому он будет нужен после войны?
— А собственная судьба вас не интересует? — продолжил Гарри.
— Очень даже интересует, но если бы вам нужен был мой труп, то не стали бы тащить меня сюда, а пристрелили на месте. Кстати, где мы находимся?
— Госпиталь ваффен-СС. Для всех вы важный русский пленный, числящийся за шестым департаментом РСХА.
Действительно, помещение, в котором мы находились напоминало больничную палату: белые стены, покрашенные масляной краской, металлическая кровать, тумбочка, стул. Но на окне решетка, а дверь запирается снаружи. В коридоре же осталась пара лбов в эсэсовском камуфляже. Если бы они ушли, то их топот я услышал.
— А шестой департамент это...
— Разведка. Здесь вас немного подлечат, приведут в форму, а потом мы отправим вас обратно...
— Как обратно?!
— А вы бы хотели остаться здесь навсегда?
— Нет, не хочу.
— Вот и радуйтесь!
Гарри сорвался, до сих пор он старался держать марку невозмутимого английского джентльмена, но тут его понесло. Он забегал по палате, выдавая малосвязанные реплики.
— Я целый год гоняюсь за тобой, и каждый раз стоит мне только приблизиться, как ты исчезаешь! Ты гвоздь в моем ботинке, заноза в заднице! И на все это я потратил год! Год своей жизни! И все только ради того, чтобы вышвырнуть тебя обратно, здорового и невредимого!
Гарри немного успокоился и постарался вернуться к прежней роли. Выждав паузу, я спросил.
— Так что все-таки происходит? И что с тем хронокатаклизмом, из-за которого меня сюда притащили?
— Ничего. Растворился, рассосался сам по себе. Яйцеголовые выдвинули теорию, что вы являетесь неким источником, действия которого дестабилизируют систему. Более того, последствия ваших действий сохраняются до тех пор, пока вы находитесь в системе. Стоит вас убрать и система сама их нивелирует.
— А ваше присутствие в этом времени к дестабилизации не приводит?
— Нет, не приводит. Мне такие случаи не известны. Мы действуем осторожно и продуманно, ни во что не вмешиваясь. Во всяком случае, направо и налево из пушек не палим, как некоторые. Да и не навечно мы здесь, когда эта война закончится — уйдем.
— Но источник дестабилизации можно убрать и по-другому.
— Это был бы самый худший вариант. Есть теория, что если вы умерли бы здесь, то стали частью информационного поля этой системы и все накопленные изменения тоже остались здесь и неизвестно, чем они отозвались в будущем. Поэтому вас просто отправят обратно. Кстати, вы не замечали, что система сама сохраняет вам жизнь? В теории, вы не можете умереть до своего рождения. Сколько раз вы попадали в переделки, из которых, казалось, не было выхода, но выбирались живым и здоровым? Рядом с вами гибли молодые и более опытные бойцы, а у вас ни царапины?
Я вспомнил: расчет Илизарова, Витек, попадание бомбы в огневую позицию, с которой я отлучился за полминуты до этого, чудесное спасение из камеры смертников в лагере под Орлом... И еще по мелочи набиралось только за последние полгода. Для одного человека, действительно, многовато. Или не выходит за пределы обычного везения? Да-а, наводит на размышления. Может, Гарри прав?
— Значит, я запросто могу на амбразуру лечь? Пулемет, по идее, должно заклинить?
— Попробуйте. Только не здесь. И не забудьте убедиться, что пулеметчик ушел на обед. Боюсь, такого издевательства над здравым смыслом никакая система не выдержит.
— Еще один вопрос. Как вы меня нашли?
— После того, как ваш корпус в марте попал в окружение, мы обратились к нашим немецким коллегам. Среди пленных вас не было, но пометка на ваших данных осталась. Мы прошерстили вышедших из окружения — никто ничего не мог о вас вспомнить. Тогда предположили самое худшее, но тут вы опять всплыли уже в другой части. Стоило только послать за вами людей, как опять пропали. Машину потом нашли, даже труп водителя идентифицировали. И вдруг неожиданно ваша фамилия всплывает в дулаге под Орлом да еще с пометкой "расстрелян при эвакуации лагеря". Но я не верил, нет, не верил, что вас можно просто так расстрелять. И как видите, не зря. Система сработала второй раз уже здесь в Германии. Но скоро мы с вами распрощаемся, надеюсь, навсегда.
— Быстрее бы.
— Быстрее? Да вы себя в зеркале давно видели? У вас же такой вид, будто только что из концлагеря сбежали.
— Пошутил, да? Тебя, козла, туда хотя бы на пару дней! Гнида, ты, натуральная.
— Хорошо, признаю — шутка была неудачной. Но извиняться не собираюсь.
— Засунь свои извинения себе...
Минуты через две поток моего красноречия иссяк и Джеймс, наконец, продолжил.
— Для начала, за месяц вас подлечим, откормим. Вот тогда можно и назад возвращаться. А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Не буду вам мешать.
Потянулись однообразные больничные дни. В принципе, ничего такого, что могло приковать к больничной койке, у меня не было. Слишком мало времени я провел в плену, а на ремонте железнодорожных путей некоторые пленные работали уже не первый год и помирать пока не собирались, хотя некоторые и не выдерживали. Стерегли меня строго, за дверью всегда находилась пара охранников. В туалет, в душ, только в сопровождении и так, чтобы все время был на глазах. Каждый день на два часа выводили на прогулку. Почетный эскорт следовал в трех метрах позади, готовый действовать в любую минуту.
Кроме охранников со мной общались доктор и медсестра. Доктор осматривал меня раза два в неделю, ничего, естественно, не находил. Нормальный такой доктор, эсэсовский: приказали — лечит, прикажут — вколет воздух в вену. Никаких эмоций. Медсестра — белокурая фройляйн, лет двадцати. Мечта истинного арийца: губки бантиком, носик чуть вздернут, глазки голубенькие-голубенькие, тупенькие такие, просто прелесть. И подержаться есть за что, во всех местах. Трижды в день она приносила пищу из госпитальной кухни и уносила грязную посуду. Стоило ей перешагнуть порог моей камеры-палаты, как глазки ее леденели, губки брезгливо поджимались. Понимаю, тяжело ей, истинной арийке, за славянской свиньей ухаживать. Не иначе накосячила где-то и сюда ее сослали в наказание.
Зато как она щебетала с охранниками у двери! Я, естественно, ничего не понимал, но слушал, скучно потому что. Самому-то поговорить не с кем, ни врач, ни медсестра, ни, тем более охранники, по-русски ни слова не знали, да и я в немецком недалеко продвинулся. И еще одного я никак не мог понять: лагерные вахманы все сплошь из выздоравливающих, всех, кто с двумя руками, ногами и глазами гонят на восточный фронт, а меня постоянно охраняют два здоровенных лба. Но они же еще и меняются! Итого четверо на меня одного, вроде как при деле. При том, что бежать я не собираюсь. Нет, конечно, ни Германию, ни Гитлера, эта четверка спасти не может, но... А сколько таких еще по тылам кого-то охраняют? Тенденция, как говорится, налицо. Ничего, и двух лет не пройдет, как до всех доберутся.
Спустя месяц, я уже привыкать к такой жизни стал, меня опять посетил сэр Джеймс. Когда он вошел, я в первое мгновение его не узнал. Сэр как-то осунулся, потух и постарел лет на десять, похоже, у него большие проблемы.
— Вы за мной?
— Да, собирайтесь. Ах, да, — спохватился он, — у вас же нечего собирать. — Сейчас вам сделают укол снотворного, отвезут на нашу здешнюю базу и отправят в свое время.
— У вас проблемы? Они связаны со мной?
— Нет, нет у меня никаких проблем. Вообще никаких.
Врет. Сразу видно, что врет. И проблемы его именно из-за меня. Сэр Джеймс направился к выходу, но дверях задержался и, обернувшись, спросил.
— А что бы вы сделали с человеком, открывшим возможность путешествия по времени?
— Убил!
Это слово сорвалось с моего языка еще до того, как я успел дослушать вопрос до конца. И сейчас это было правдой — убил бы. Пристрелил не задумываясь, нож всадил в гада в тот же миг, как только представилась возможность, душил бы и чувствовал утекающую между пальцев чужую жизнь не испытывая ни малейших угрызений совести.
Стоявший в дверях постаревший сэр разглядывал меня пристальным немигающим взглядом так, будто увидел впервые.
— Что вы так на меня уставились? Или у меня третий глаз на лбу появился?
Англичанин проигнорировал мой вопрос, похоже, он глубоко ушел в свои мысли, потом задумчиво повторил.
— Убил...
Джеймс слегка тряхнул головой и вернулся обратно из своих размышлений, взгляд его опять стал живым и осмысленным, видимо, он принял какое-то решение. Уже поворачиваясь, чтобы уйти он обронил.
— А ведь всего через месяц после вашего возвращения он защитит диссертацию на физфаке университета. И поторопитесь, у вас будет не больше двух месяцев.
Щелкнул замок, и теперь была моя очередь замереть с полуоткрытым ртом — только что, Джеймс сдал мне ключевую фигуру во всей этой истории и прозрачно намекнул, что с ним нужно сделать. И в какие сроки.
Очнулся я в темноте, но сразу понял, что лежу у себя в гараже между стеной и машиной. Выбравшись из этой щели, толкнул ворота — не заперты. Несколько минут постоял, вдыхая прохладный осенний воздух, голова понемногу начала проясняться. С возвращением Гар..., хрен с ним, пусть будет Джеймс, не соврал. Но что он имел в виду, когда говорил о двух месяцах? Через два месяца неведомый пока гений-злодей свалит из зоны досягаемости или эти два месяца отведены мне? Непонятно, но в любом случае за месяц надо успеть. А про какой университет он мне говорил? По стране их... Нет он не полный идиот, был бы какой-нибудь Новосибирский — так бы и сказал. Будем исходить из того, что университет местный, возможно, Московский. Если это так — найду.
Кстати, а с чего бы это Джеймс на такое пошел? Ведь понимает, чем все это может закончиться, и для него лично тоже. Значит, альтернатива его не устраивает еще больше. Предположим, только предположим, что после защиты наш местный гений эмигрировал в Англию. Могли его пригласить после защиты диссертации? Вполне. Хорошо, идем дальше. Там он случайно или закономерно делает свое открытие. Но для продолжения исследований ему нужны деньги и он обращается к Джеймсу. Или к кому-то из его знакомых, а уже тот к Джеймсу. Неважно. Он стоит у истоков, на тот момент он один из главных. Но дело растет, развивается, требует новых финансовых вливаний и на сцене появляются парни из-за океана. Джеймса оттирают и ссылают в Москву прошлого века. А тут еще масса косяков со мной... В такую организацию вход рубль, выход — два. В случае чего не соскочишь, а все деньги в деле. Джеймс больше не нужен, более того — опасен. Тут не то, что за соломинку, за меня ухватишься. А чем он рискует в случае удачи? Да ничем, он ведь уже живет, а не будет этого открытия — вложит деньги во что-нибудь другое. Это мои фантазии, конечно, но правдоподобно. Вот и будем из этого исходить.
Приняв решение, я похлопал себя по карманам — пусто. Ни денег, ни документов, ни ключей. Сам же и закопал все это. Что там от всего этого за семьдесят лет осталось? Даже гараж не запереть. Ну и хрен с ним, главное — машина закрыта. И дома уже, наверное, волнуются. Прикрыв ворота, я отправился домой. Странное дело, еще несколько часов... Или дней? Или семьдесят лет назад? Но ведь они были, и лагерь, и немецкий госпиталь... А сейчас я здесь, домой иду. А завтра... Нет, на работу я завтра не пойду, завтра я начинаю спасение мира. И задницы одного седого джентльмена. Если получится.
В диссертационном совете нашего университета намечалась защита двух диссертаций. Одна никакого отношения к перемещению во времени иметь не могла. Вторая... Вот тут я засомневался. Сверхвысокочастотные электромагнитные поля высокой напряженности. Мне удалось добыть не только автореферат, но и текст самой диссертации. Хвала современным информационным технологиям! Прочитал. Вроде и близкая тема, а ничего непонятно. Пришлось обратиться к специалистам.
— Что скажете профессор? Вы что-нибудь поняли?
Прежде чем ответить, профессор снял очки и, прикрыв глаза, двумя пальцами потер переносицу. Затем сделав правой рукой полунедоуменный, полуизвиняющийся жест выдал заключение.
— Он или идиот, или гений. Скорее второе.
Профессор взял паузу, я промолчал и он продолжил.
— Кое-что я, конечно, понял, но именно только кое-что. Хотя задача поставлена интересная, очень интересная. И перспективная. Но методы решения...
— А что методы? — удивился я.
— Сделанные в работе выводы нужно подтверждать. Опыты нужны, эксперименты. Здесь-то и кроется слабость его диссертации: у него только голая теория. Да такая, что я просто не могу уследить за полетом мысли автора, и понять, как он пришел к таким заключениям. Исходные предпосылки взяты верные, это я вижу, а вот выводы... Нужно экспериментальное подтверждение. А у нас его не получить, вы же понимаете.
— Понимаю, — кивнул я. — А где его можно получить?
— В Америке, то есть в США.
— Или в Англии?
Профессор на секунду задумался.
— Можно и в Англии. Там финансирование похуже американского будет, но, например, в Оксфорде есть прекрасно оснащенная лаборатория соответствующего профиля.
— Понятно.
Чуть помедлив, я рискнул задать главный вопрос.
— А эта работа может иметь какое-либо отношение к перемещению материи в пространстве или во времени?
Профессор посмотрел на меня как дошкольника, случайно попавшего к нему на лекцию и рискнувшего задать самый дурацкий вопрос из всех возможных. Он уже открыл рот для того, чтобы дать мне отповедь, но потом закрыл его. Опять открыл и опять закрыл, так ничего и не сказав. Задумался. Надолго. Я не стал мешать ему — пусть подумает. Наконец он заговорил.
— Мне даже в голову не пришло рассматривать работу в таком аспекте. Это, конечно, абсолютно не научно, это какая-то фантастика. Но, почему нет? Извините, но большего я вам сказать не могу.
— И на этом спасибо, профессор.
Итак, будем считать, что клиент известен. Пора переходить к основной фазе операции.
— Павел Николаевич, не уделите мне несколько минут?
В свои двадцать пять Павел Николаевич выглядит лет на восемнадцать. Для женщины это хорошо, а вот для мужчины... Короче аспирант оказался типичным, просто классическим, ботаном-очкариком. Неожиданно встретившись в темном переулке с субъектом на голову выше и вдвое тяжелее, пусть и почти вдвое старше, он, похоже, малость струхнул. Но приличный костюм при белой рубашке и галстуке его успокоил.
— А мы разве знакомы?
Да как сказать. Сейчас я про него знаю все, или почти все, что можно извлечь из официальных бумажек и электронных баз данных. Типичная семья старых русских, уже неполная. Отец аспиранта трудился в уже несуществующем ящике. Женился довольно поздно на сотруднице того же ящика, тоже не девочке. Так что был он поздним ребенком, единственным и, вероятно, долгожданным и очень любимым. Но вскоре после его рождения, Союз развалился, ящик приватизировали и прикрыли, родители Павла Николаевича остались без работы. Мать пристроилась учительницей в школу, а отец скоропостижно умер — больное сердце не выдержало реалий новой жизни. Поэтому вырос он на скромную учительскую зарплату и телосложение его, результат не только генетики, но и плохого питания в детстве. Да и сейчас они не жируют, хотя парень старается, подрабатывает, где может, но все равно ходит в потрепанных штанах, с женским полом не общается, все семейное богатство — хрущевка, оставшаяся от родителей отца. Кстати, по месту жительства почти мой сосед, всего то пара километров.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |