На краю любви

Никто, слава Богу, не заметил его совместного с Мариной возвращения. Кроме Лёхи, разумеется. Тот криво усмехнулся, увидев их рядом. Злорадная искорка промелькнула в усмешке. Дескать, давай, давай, ходи вокруг бабы павлином, распускай хвост, хрен что тебе обломится. Валерий просёк его "на раз". Попутно удивился, до чего похоже отношение к вопросу у Лёхи и у Ольги. Сестра не видела иной дороги для чувства — только через постель. Валерий хмыкнул про себя. Вольно им других по себе судить, по своей мерке. Он-то не в одной постели побарахтался, любовью и не пахло. Плавали — знаем.

Скинув куртку, пошёл обстоятельно проститься с матерью, с тёткой, с отцом малька потолковать, с тем же Лёхой. На дорогу стопарик принять не мешало. Всё едино Маринка опять зависла на кухне: убираться, посуду мыть, сумки неторопливо собирать. Придумала, что на ногтях у ней лак ободрался. Сняла его и села заново красить ногти. У ней в дамском ридикюле имелись необходимые для священнодействия причиндалы.

Валерий бродил по квартире, общался с родственниками, испытывая странное переплетение противоречивых ощущений. С одной стороны — приподнятость, возбуждение. Он любит, он любим, совсем рядом та, которая неожиданно сделала мир удивительным, и скоро они опять сойдутся, продолжат разговор. Нетерпение стучало в висках колкой болью. С другой стороны, скука и томление давили. Куда запропал Костя? Где шляется? Сколько можно ждать, ничего не делая, позволяя себе лишь мельком поглядывать на Маринку? Монотонное дефиле Валерия возле кухни непременно заметят.

Марина деловито трясла в воздухе руками, сушила лак. Лицо сосредоточенное. Прежде Валерия возмущала дурная бабская манера носиться со своими ногтями. Ника, например, накрасив когтищи, часа три кряду до всего дотрагивалась кончиками двух пальцев, вульгарно оттопыривала мизинцы. Противно. Маринка, встряхивавшая кисти рук, отчего-то умиляла. Интересно, долго ли у неё обычно лак сохнет?

Куда-то улетучились мысли о завтрашнем дне, о проблемах, о жене и детях. Существовало лишь "здесь" и "сейчас". Едва ли не впервые со времён юности. Вдруг понял, он потому последнее время пил много, чтобы не думать о непременно наступающем безрадостном "завтра". Заливал конвейерные дни. Оказалось, ларчик просто открывается. Другой допинг нужен. Всего-навсего настройся на хорошее и думай, что лучшее, конечно, впереди. Где-то в глубинах мозга шевельнулось сомнение, будет ли на следующий день хорошо или всё вернётся на круги своя? Валерий отогнал гадкую мыслишку. Надо дожить сначала, сполна насладиться настоящим. А там посмотрим.

Время тянулось ужасающе медленно. На край света Косте забраться приспичило? И Маринка хороша. Сначала ногти сушила, потом бонтонные беседы затеяла. С Лёхой пошушукалась. У Лёхи глаза потеплели. С тётками разными полюбезничала. С родителями Валерия потрепалась. Светская, блин, дама. Нет, чтобы в один присест разом с присутствующими попрощаться. Они уже могли бы стоять на лестнице, ждать Костю, опять вдвоём, одни, выяснять отношения дальше. И не только словесно. Валерий представил себе, как подходит к Марине, берёт за плечи, притягивает. Не будет она сопротивляться, не посмеет, почувствует его силу, его право.

— Лер, всем "до свидания" сказал? Давай на улице Костю ждать. Здесь так душно.

Опа! Замечтавшись, не заметил окончания церемонии, дурак дураком. Сипло выдохнул:

— Без проблем. Как скажешь.

Мать и тётка суетились, давали рекомендации, хлопотали назойливо. Впарили им по сумке с домашними консервами, с пирожками. А бедной Маринке пытались ещё повязать на шею столетней давности шарфик из мохера, дабы не прохватило её весенним бодрящим ветерком, уж больно оделась легкомысленно. Марина еле отбрыкалась.

— Уф-ф-ф! — сказала, вырвавшись на лестницу. Заторопилась вниз. По присловью, ноги в руки и бегом. Валерий с трудом поспевал за ней, чертыхаясь про себя. Любовно разработанный план карточным домиком разваливался на глазах. Что такое "не везёт" и как с ним бороться?

На улице Марина резко повернулась к нему.

— Хорошо как, правда?

Дышала она часто, глубоко, с видимым наслаждением. Очень заразительно у неё получалось. Валерий попробовал дышать так же. Действительно хорошо. Холодный, остужающий голову и грудь воздух свободно попадал в лёгкие. В нос ударили чистые весенние запахи ветра, листвы, цветения. Голова слегка закружилась. Май, чёрт подери! Молодая листва, солнышко, лужи на асфальте, красивая женщина рядом. Разве много человеку надо для счастья? Как раньше не приходила в голову Валерию столь очевидная мысль? Не понимал. А Ника, та вообще не поймёт никогда. До скончания века будет бегать, доставать, устраивать. Шкаф-купе в большую комнату, газонокосилку на дачу, новую машину, отдых в Турции, потом в Египте, дополнительную квартиру, учёбу дочери в институте. Ну, Андрюха, положим, пристроен. За Танюшкой очередь. Отучить её, на работу престижную сунуть. По-честному, дочке в ПТУ была прямая дорога. В этот, как его... в колледж. Получи специальность и — на работу. Ага, допустит Ника, как же! Сама высшее образование имеет и дети должны. Опять за его счёт. Способностей у детей нет, стремления? Начхать. Суть не в том. Чем её дети хуже? Пусть седло будет красивое, а что на корове — никому до того дела нет. За свои деньги седло куплено. Ради счастья детей баба изводится, Валерия изводит. Счастья меж тем не наблюдается, беготня одна муравьиная. Кто из знаменитостей сказал "Хочешь быть счастливым, будь им"? Валерий не помнил. Однако, сильно мужик сказал.

Он опять с удовольствием втянул в себя порцию воздуха, прищурился.

— В какую сторону Костя свалил?

— Сказал, к хозяйственному пойдёт.

Валерий присвистнул.

— А подальше местечко он не мог выбрать?

Марина неопределённо промычала в ответ. По лицу было видно, сосредоточенно думает о чём-то своём, о девичьем. Ревнивая волна плеснула Валерию в разгорячённую голову, зашипела ядовитыми испарениями. Отвлечь, отвлечь Маринку от той, от незнакомой ему жизни с её проблемами. Он заговорил. Сначала медленно, путаясь в словах, потом быстрее, лучше, перепрыгивая с темы на тему. О картошке, которая в Рязанской области, где у него с женой дача, родится со страшной силой, о сирени, обещанной Константином, о кротах, о Есенине, о детях, о жене, не приехавшей на похороны бабушки из-за кашля дочери. Поймал себя на том, что оправдывается перед Мариной за Нику с детьми. Разозлился. Трындычал, трындычал не пойми для чего. Зря расходовал красноречие. Марина не слушала его. Делала внимательный вид, поддакивала, вопросы задавала и не слушала. Мозговала потихоньку. Посреди бурного монолога осторожно дотронулась до плеча Валерия и промямлила:

— Лер, можно задать тебе один вопрос?

Валерий прервался. Наконец-то заметила его. Довольно ухмыльнулся, кивнул.

— Я задам только один вопрос. Но он для меня очень важен. Ответь мне, пожалуйста, честно. Честно-пречестно, ладно?

— Ладно, — согласился Валерий. Улыбнулся подбадривающе. Сам же насторожился, напрягся. Не понравилось предисловие. Выяснять отношения предпочитал намёками, медленно подбираясь к главному. А Маринка... с неё станется любую дичь ляпнуть откровенно. Возьмёт и спросит в лоб: ты меня любишь? А чего? Легко. Или похлеще вопросец изобретёт. Крутись тогда, как уж под вилами. Марина молчала. Видимо, готовилась, духу набиралась.

— Ну? — не выдержал Валерий.

— Скажи, когда ты уходил в армию, ты передавал мне через Ольгу, чтобы я тебя не ждала и не надеялась?

— Что? — растерялся он. Свихнёшься с этой Маринкой. Нашла что вспомнить, армию. Он вообще те времена забыл почти. Копайся теперь в памяти, напрягай извилины.

Марина медленно, доходчиво, с нужными паузами повторила вопрос. Смотрела на него серьёзно, строго.

— Не-е-ет, — удивлённо протянул Валерий. Те дни, под воздействием голоса Маринки, всплыли перед внутренним зрением с необыкновенной яркостью, чёткостью. Высветлились мелкие детали, встречи, беседы, принятые решения. Посиделки в Царицыно прорезались. Словно ушат воды на него выплеснули. Чуть не утонул, захлебнувшись в потоке воспоминаний.

— Честно-честно?

Валерий неторопливо подумал, добросовестно перебрал, перетряхнул прошлое, проверяя себя. Недовольно пробурчал:

— Да у нас с ней и разговора об этом не было.

Марина пошатнулась, обеими руками крепко вцепилась в рукав его куртки. Того и гляди рухнет. Валерий поддержал её за локоть, утвердил свою лапу на её талии. Плотские желания испарились вмиг. Обморока ему недоставало тут, на виду у всех. Мать с тёткой бессовестно в окно шпионят, других дел у них нет. Разные соседи опять же. Марина, отвернув лицо в сторону, могильным голосом заметила:

— Это не мы с тобой не поняли тогда друг друга. Это нам не дали друг друга понять.

— Ты о чём? — нахмурился Валерий. Ответа не получил. Медленно постиг сам, без подсказки, на которую у Марины, совершенно очевидно, не хватило сил, — она слышала его разговор с сестрой на лестнице. Может, не весь разговор. Не важно. Вот отчего тогда дверь скрипнула. Ну, слышала и хрен бы с ним. Другое интересно. Получается, Ольга Марине от имени Валерия сказала... Ай, да сеструха, ай, да стерва. Наверное, из-за Ольги Маринка больше не приезжала к нему в часть. Разве теперь узнаешь? Спросить открыто язык не повернётся. А он, дурак, ждал, надеялся, от обиды всех собак тогда на неё навесил. Убить сестру, что ли? Ладно, подруге лучшей подлянку сотворила. Но для чего брату свинью подкладывать? Придушить бы Ольгу, да поздно. Всё вообще поздно. На целую жизнь, на четыре судьбы. И не надо было Марине теперь старое ворошить. Обломала и себя, и его. Такую встречу испортила.

Ситуация складывалась неловкая. Оба не знали, как теперь себя вести. Выручил Костя. Он появился на горизонте с громадной охапкой белой сирени. Весело кричал им, торопился.

— Смотри, Костя копну цветов тащит! — облегчённо вздохнул Валерий. До чего вовремя Костя нарисовался. Как по заказу.

— Где? — Марина рассеянно обвела глазами двор, заметила высокую полную фигуру, неловко, замедленным движением отстранилась от Валерия. — Боже! Куда он столько?

— Скажи, когда ты уходил в армию, ты передавал мне через Ольгу, чтобы я тебя не ждала и не надеялась?

Этот вопрос начал мучить Марину несколько часов назад. Ольга, перебрасываясь с ней незначительными фразами, совсем по другому поводу обронила: "Просто поражаюсь некоторым людям. Что ни скажешь, всему верить готовы, если ты с ними в хороших отношениях". Внезапно Марина почуяла скрытый намёк. Ей вздумалось соотнести случайную реплику Ольги и некоторые обстоятельства своей жизни. Вероятно, непривычная, плохо замаскированная злость подруги спровоцировала. Много лет Марина не замечала её. По крайней мере, в свой адрес. Ольге надоело притворяться? Похороны бабушки послужили толчком?

— Что? — растерянно переспросил Лерка с видом человека, пришибленного пыльным мешком из-за угла.

Язык едва ворочался, заплетался. Марина, стараясь унять глухое волнение, медленно повторила:

— Ты, когда уходил в армию, передавал мне через Ольгу, чтобы я тебя не ждала и не надеялась?

Ей надо было проверить сегодня родившееся и не желающее исчезать подозрение. Больше случая не представится.

— Нет, — Лерка взъерошился. В глазах стыла настороженность.

— Честно-честно? — у Марины закружилась голова, подкосились ноги. Может быть, начало сказываться действие выпитого "на посошок". А скорее, слова Лерки произвели в организме разрушительное действие.

Он подумал, помедлил несколько секунд. Видно было, роется в памяти. Неохотно добавил:

— Да у нас с ней и разговора об этом не было.

Мир закружился у Марины перед глазами размытой пёстрой каруселью. Ценой огромного напряжения она удержалась на ногах, не свалилась Валерию в руки. Намертво вцепилась в его куртку. Пальцы свело судорогой. Лерка оказал джентльменскую помощь, поддержал аккуратно, соблюдая дистанцию. Фу, как стыдно. Он, верно, думает, что она перебрала водочки. Отвернулась, смотрела в сторону, приходила в норму. Вспомнила давешний подслушанный разговор. Сказала Лерке, а более всего себе:

— Это не мы с тобой... не поняли тогда друг друга. Это нам не дали друг друга понять.

Лерка молчал. Испуганно и ошарашено одновременно. Сделанное Мариной открытие выглядело слишком значительным, слишком убийственным.

Надо было отложить раздумья до более подходящего времени. А пока спрятаться от факта, что двадцать четыре года назад лучшая подруга предала её. Предала по-настоящему, страшно. И лгала все эти годы. Марина мучилась, Ольга спокойно наблюдала её мучения. Наверное, даже удовольствие получала. Присвоила себе роль господа Бога и судьбы. Два в одном. Будучи глупой семнадцатилетней девчонкой, посчитала возможным кроить чужие жизни, решать за Марину, за Валерия. И ведь решила. По собственному разумению. При том делала всё, чтобы брат и подруга не пересеклись ненароком. С ума сойти!

Состояние болевого шока не позволило Марине заметить смятение Лерки, его неловкое положение. Когда душа корчится, разве до внимания к ближнему своему? Тут не завыть бы, не заскулить, сохранить остатки достоинства. За что? По какому праву? И как жить дальше с обнажившейся правдой?. С подлым ударом в спину, нанесённым лучшей подругой, которая и подругой-то, оказывается, никогда не являлась.

Столько лет Марина себя ломала. Перестраивала, училась приспосабливаться. Спасибо Диме. И Лёме. Лёма буквально подсунул ей Диму. Можно сказать, выдал за него замуж. Дима с терпеливым упорством занимался её реанимацией, окружал заботой, учил радоваться мелочам, учил быть счастливой, любить окружающий мир, людей. Подарил двух лучших на свете детей, семнадцать трудных, но прекрасных лет, всего себя с потрохами. Но как неимоверно тяжко шёл процесс устройства новой колеи. Всё было: слёзы в подушку по ночам; отчаяние, гнавшее из дома; истерики без причины; дикие и глупые ссоры с Димой; поездки к тёте Пане, из-за которых любящий муж неделями молча страдал и она страдала — за себя и за Диму. Нелёгкая борьба ради счастья. В некоем старом фильме звучала песня "Позвони мне, позвони". Одна строчка поразила Марину и стала её девизом. Часто, напрягая волю, Марина повторяла: "Всё равно счастливой стану, даже если без тебя". И стала. Для чего теперь непонятная сила вернула её в прошлое, показав чудовищную нелепость когда-то случившегося? Так ли уж необходимо узнавать правду и потом маяться, осознавая упущенные возможности? Нет, прав древний Восток в переложении Куприна. Бойтесь желаний, ибо они исполняются.

— Смотри, Костя копну цветов тащит! — в голосе Лерки послышалось облегчение.

Бедный! Вынужден терпеть привалившуюся к нему немалого веса пьяную дамочку. Да против желания. Да у всех на глазах.

— Где? — Марина поискала глазами Костю, нашла, порадовалась его стремительному приближению. Боясь повторной дурноты, медленно отцепилась, откачнулась от Лерки. Ничего, ноги справляются, голова в порядке.

— Боже! Куда он столько?

Костя пыхтел, еле удерживал на ходу охапку сирени. Его сопение слышалось издалека. Марина пошла навстречу, оказывать помощь.