На краю любви

Костя понял. Чуткий, собака, хуже психоаналитика. Неприятно, когда тебя насквозь видят. С другой стороны, определённый плюс есть. Изобрёл человек удобный предлог и свалил в туман. Оставил Валерия с Мариной вдвоём. Отвечай — не хочу. В смысле, удобный момент организовал. По закону подлости, Маринка инициативу перехватила вместе с сиренью. Потащилась к лавочке у соседнего подъезда, заставила цветы на три кучки раскладывать. Сама пятилепестковые звёздочки искала. Детство у неё кое-где заиграло, не иначе. В детстве все верили: съешь пятилепестковую сиренинку и обязательно загаданное желание сбудется. В юности уже не было слепой веры, надежда толкала. А вдруг? Для взрослого человека глупость несусветная. Ладно, пусть ищет свои пять лепестков, пусть забавляется. Вон, даже выглядеть иначе стала. Бледные щёки порозовели, глаза затуманились. Интересно, о чём загадать хочет?

Валерий подсунул ей незаметно ветку с искомой сиренинкой. Про себя кумекал, нащупывал способ вернуться к прерванному разговору. Плавно вернуться, естественно. Не нащупывал, оттого злился. Решительность, ещё недавно копившаяся в нём, быстро таяла. В голове магнитофонной записью повторялись слова "...не мы не поняли...", "...нам не дали понять", "...не дали понять". Ему не дали понять Марину. Марине тоже помешали. Она его любила, а ей помешали. Как бы выяснить, точно ли любила? Напрямик спросить страшновато. Рядом с ней козлом безъязыким с ноги на ногу переминаться стыдно. Подумает, что он умишком оскудел, развлечь даму не умеет. Хотя, смотря какую даму. Эту вот, что сирень жевать вздумала, не развлекать надо. Повести по дворам напоследок, юность ей напомнить, а в одном хорошем уголке, — знает он такое местечко между двумя почти вплотную стоящими домами, — прислонить к стенке. Куда она тогда денется? Руки у него покамест крепкие, вырываться бесполезно. Только бы пошла. Или поступить иначе? До армии он, бывало, громко оповещал "идём с ребятами туда-то". Девчонки сами в компанию набивались.

— Пойти по дворам прошвырнуться, что ли? Молодость вспомнить? Костя сто лет прощаться будет. Его сразу не выпустят. Любимчик, — сказал и замер, в болезненном напряге ждал ответной реакции.

Глупая Маринка решила, что он один хочет пройтись, без неё. Румянец легко покинул лицо, глаза наполнились сначала тревогой, затем грустью.

— Не надо, не ходи никуда. Давай побудем вдвоём ещё немного. Может статься, и не увидимся больше никогда.

А он чего хотел, интересно? Не вдвоём побыть? Даже самая лучшая баба никогда не сможет до конца понять мужика. И наоборот, соответственно. Что по её представлениям значит "побыть вдвоём"? Таращиться друг на друга, вздыхать? Ей не семнадцать, за сорок. Должна понимать, большая девочка. А это её дурное "... не увидимся больше никогда"! Думает, распрощаются они, и поминай, как звали. Думает, он про неё забудет. За кого она его держит, за мужика или за хрен собачий?

— Да ладно, не увидимся... Знаешь сама, гора с горой... Или ты помирать собралась? Увидимся неоднократно, вот посмотришь.

Небрежно ответил, легкомысленно. На последнем слове заметил твёрдо сжавшиеся губы Марины. Вспомнил её упрямый характер. Перетрухнул. Вдруг она видеть его завтра не захочет? Вдруг действительно в последний раз рядышком стоят, друг друга взглядами ласкают? Лучше бы руками, ей-ей. Да не у всех же на виду? На более тесный контакт она, по ходу, сейчас не согласна. Ей удобней у самого краешка любви балансировать. Потом? Потом вовсе передумает. У неё без проблем. Не женщина — героиня романа. Проверить надо, не обманывается ли он в её расположении к нему, не напридумывал ли себе сказочных дворцов? Взял её за руку. Рука ледяная. Синие венки под огрубелой кожей набухли, на ладони мозольки мелкие застарелые. Прижать к щеке, согреть дыханием, поцеловать бережно изуродованную трудом узкую кисть. Не удержишься ведь, дальше понесёт. Как раз и огребёшь по первое число. Для начала удостовериться следует.

— Марин, ты это... любила меня тогда?

Сердце бухнуло, пропустило удар, помчалось вскачь, снова остановилось — в трёх шагах от инфаркта. И забилось в так её словам: да, да, любила, с детства, ждала, ждёт... Значит, любит? Чума просто! Ух-х-х, как жить замечательно. День сегодня прекрасный. Погода изумительная. Весна, голуби воркуют. Кто придумал, что в сорок пять на земле обеими ногами стоять надо? Сорок пять — самое время для полёта!

Марина отвернулась, дурочка маленькая, смущается, стыдно ей, разоткровенничалась. Валерий шагнул было к ней. Сейчас скажет ей в ответ про себя, про свои чувства. А то болтаются оба четверть века на краю любви. Ни ну, ни тпру. Сколько можно? Пора сломать давний барьер. Обязательно сломает. Обнимет наконец как следует. Согреет заодно. Замёрзла, поди, в своём платьишке куцем, в кофтёнке хлипкой. Даром, что ли, рука у неё леденющая? Так нет же, Костя появился. Всё, всё абсолютно против.

Костя повёл к своей машине, болтал без умолку. Валерий кривился про себя. Братец, гад эдакий, времени дал ровно на объяснение, ни минуты сверху. Можно подумать, в кустах сидел, процесс лично контролировал. Ничего, как-нибудь при случае Валерий припомнит ему гнусные происки.

Против общих ожиданий Валерий демонстративно проигнорировал распахнутую для него Костей правую переднюю дверь. Нагло полез к Марине. Пусть братец видит, если до сей поры не дотумкал. Букет долбанный мешал нормально в салон забраться. Марине его отдать? Всенепременно. Потом. Пока букетик важную роль играет. Благодаря ему можно придвинуться ближе. Якобы сирень помять не хочется. Придвинулся. Втянул носом терпкий запах красивой женщины. Свежий, с еле заметной горчинкой, черёмуховый. Прижался, притиснулся ногой к её ноге. Марина смолчала. Покраснела густо, но не отодвинулась. Хороший знак, обнадёживающий. Костя увяз в своей говорильне. Мели, Емеля... По ноге от женского мягкого бедра растекался жар, захватил другую ногу, опоясал бёдра, добрался до груди. Тело загоралось. Костин трёп пришёлся к месту. Не надо самому ничего говорить. Сиди себе, сосредоточивайся на чумовых ощущениях. Не взорвись только. Эх, жаль, нет шанса на их развитие, на расширение действий. Быстро до нужной станции метро докатили. Как назло, ни в одну добротную "пробку" не попали.

Валерий понимал, что пора прощаться. Не хотел, ох, не хотел. До одури. Надо Мариночке намекнуть на лучшее совместное будущее, показать неотвратимость дальнейших встреч. Наклонился к ней, обнял за плечи. Крепко обнял, не вырвется. Засмотрелся в её глаза. Увидел испуг, смятение. Хорошо. Так и должно быть. Нужного качества смятение, подогревающее, провоцирующее на действия. Её слабость и его сила в идеальных пропорциях. Вдохновляет.

Маринка, зараза, дёрнулась в последний момент. Пришла в себя, спохватилась, восстановила контроль. Хотела отвернуться. Не успела. И он не успел. Не получилось у него желаемое. Уголок губ смог поцеловать. И обалдел от нахлынувших чувств. Такая нежность накатила, накрыла с головой, охренеть! Нежность и боязнь обидеть ненароком, повредить ей. Сердце защемило. Костя пробурчал:

— Совсем свихнулся, Лера?! О последствиях кто думать будет?

Марина наклонилась к своему букету, полностью утопила лицо в белых гроздьях. Милая, близкая, понятная насквозь. Валерий хрипло ответил брату:

— Ладно, не лезь.

Тоже, блюститель нравов нашёлся. И без него понятно, что к чему. Не умом, потрохами Валерий постиг, проникся невысказанным. Ощутил безжалостность своего поведения. Но и прелесть иного отношения к женщине ощутил. На старости лет да в рыцари? Хм, подходяще. Не стал применять силу, по-киношному, двумя пальцами за подбородок, поднимать лицо Марины к себе. Отказался от настоящего глубокого поцелуя. Пусть даже первого и последнего в их нескладной любви. Стоять им обоим до гроба на том самом краю. Ненадолго прислонился щекой к её виску: кожа нежная, гладкая, маленькая жилка пульсирует, гонит кровь толчками, тихонько стучит в щёку Валерию. Прохлада приятная, ласковая. Век бы просидел, до того хорошо, спокойно, естественно. Нет, нельзя, не должно. Новое чувство диктовало новое отношение. Мужик он, в конце концов, или тряпка? Решительно выбрался из машины. Без слов. Не оглядываясь на замершую Марину. Шагнул на тротуар, двинулся к метро.

Чёрт, а ведь права была Марина, не судьба им больше вот так встретиться. Охолонутся назавтра оба, по-другому себя поведут. Новое чувство, озарившее Валерия всего, до самых потаённых уголков, не позволит ему добиваться встреч, тревожить Марину, мешать ей. Лучшее, что он может для неё сделать — дать покой. Но как же он сам? Найти и сразу потерять. Навсегда. Легко ли? И сказать ей ничего не успел. Самое важное, главное для неё и для него, уносил с собой. Всего-то полдня проходил с глубоким чувством, а тяжесть придавила многотонная. Требовалось облегчить ношу, высказаться. Как могла Марина столько лет жить, не выговорившись ему? Наверное, женщины иначе устроены. У них, кстати, для этих дел подружки имеются. Однако же, вон как сегодня Марина в любви признавалась. Выпалила скороговоркой, точно боялась, что сейчас оборвут, остановят. Накипело, значит. Теперь у него накипать будет, его черёд. Как судьба повернула. Не заметил вовремя, прошагал мимо, ну и плати по счетам, на своей шкуре пробуй. Маринкиной поздней удачи тебе не положено. Валерий остановился. Безвыходных ситуаций не бывает. Голова человеку не зря дадена. Сейчас он исхитрится и душу облегчить, и любимой женщине не нагадить.

Он развернулся и пошёл назад, помахивая букетом. Остановился недалеко от безалаберно припаркованного нисана Кости. Расстояние вычислил правильно. Марина вполне просматривалась. Он не думал дожидаться, пока она заметит его. Начал говорить. Очень негромко. Она не услышит, прохожие не обернутся на чудака.

Сколько себя помнил, обычно отмалчивался. Стеснялся говорить много, красиво. Навыки свободного изъяснения постепенно пропадали. Без особой надобности те навыки. Ныне же у него получалось замечательно. От того, что Марина не слышала. И никто не слышал. Речь текла плавно, свободно. О чём? О любви, разумеется. Всегда выделял Марину в толпе других девчат. Помнил, как она сбила его ящиком в сугроб. Помнил её возвращения из школы после уроков. Обычно она шла рывками. В одном месте постоит, поглазеет на что-то, в другом месте остановится. Весной и осенью надевала в школу почти белое, в рубчик, клешёное пальтишко, пуховую белую беретку. Не девочка — куколка. Отчётливо помнились многие выходки этой куколки, выходившей во двор в заношенной коричневой куртке, с полурасплетённой косой. Прыгала, дурочка, на спор с козырька подъезда. Он боялся тогда ужасных последствий. Руки-ноги переломает за нефига делать. Обошлось небольшим растяжением к счастью. Прошла беда мимо, когда Марина за котёнком на хлипкую рябину лазила, когда училась нож между пальцами в деревянную скамейку втыкать, когда в Царицыно перевернулась в лодке и та накрыла девчонку с головой, когда на зависть некоторым пацанам по краю крыши соседнего дома дефилировала. В девятом классе косу отрезала, появилась во дворе с мальчишеской стрижкой. Всем нравилось. Один он жалел. Нет, к лицу ей стрижка была. Но Валерию коса больше нравилась. Он и брякнул тогда неодобрительно: "Ну и дура. С косой лучше было". Долго не мог поверить в поразительное действие своих слов. Она стала заново отращивать косу.

Марина повернула лицо, увидела Валерия. Засияла глазами. Начала говорить что-то. Отвечала? Вряд ли. Не могла она услышать его исповедь. Скорее всего, сама исповедовалась или напутственные фразы произносила, прощалась. Но создавалось впечатление взаимопонимания. Валерий, согретый теплом иллюзии, продолжил честно разоблачать себя. Он всегда старался держаться подальше от Марины. На неё довольно рано запал лучший друг Лёха. Лёха по многим данным превосходил Валерия. Выше, сильней, спортивней, настойчивей. Характер спокойный, нордический, истинный ариец. Кремень-парень, вобщем. Будь Валерий девкой, непременно бы в Лёху влюбился. Марина в сторону истинного арийца насмешливо фыркала, десятой дорогой обходила. Лучшей тактики для привлечения Лёхиного внимания не придумать. Есть у девчонок пакостная манера ломаться, цену себе набивать. Валерий со стороны наблюдал их переглядывания. Смертельно боялся, вдруг Марина заметит его интерес. В любом случае, на кой ляд ему лямур-тужур-бонжур с кружавчиками? Жизнь впереди долгая, успеется. Геныч один раз приволок книжку некоего американца Джона Брейна. Уговаривал прочесть. Дескать, там есть то, чего у наших писателей не найдёшь. Для мужиков книжица. Валерий с трудом одолел. Сложно было понять забугорную жизнь, путь героя "наверх", его болтание дерьмом в проруби "наверху". Опять же, любовь. В способности подлеца искренно любить Валерий оченно сомневался. Вобщем, не понравилась книжонка. Один тезис, правда, отложился в памяти. Через много лет пришло понимание ценности книги и ценности того тезиса. Дословно Валерий не помнил. Но смысл изложить в любую минуту мог. Как там у Брейна? Ага, вот. В жизни каждого мужика встречается лишь одна единственная женщина, которая ему подходит. В смысле, полностью. Для Валерия такой женщиной оказалась Марина. Поздно спохватился, верно. Прошлые ошибки не исправить. Но не поздно исправить себя. Четверть века Валерий подозревал, что сочинил себе образ Марины. Действительность не соответствует выдумке. Про образы, не совпадающие с реальными людьми, он недавно случайно подслушал. Удивился точной характеристике собственных ощущений. Жена в телефонном разговоре с подругой, брошенной любовником, целую лекцию прочла. Ника, умная стерва, объясняла, мол, мы обычно наделяем любимых качествами, которых на самом деле у них нет. Если же есть, то частично. Валерий, отсыпавшийся после смены, от Никиной говорильни проснулся. В лёгкой дрёме лениво слушал бабскую трескотню, прикладывая услышанное к себе, к своим обстоятельствам. Соглашался мысленно с утверждениями супруги. Ему казалось, встреть он Марину, сразу поймёт, насколько сильно в ней ошибался. Тем более за долгие годы образы реальный и вымышленный должны сильно разойтись. Увидит он расхождение, потрётся мордой по асфальту и успокоится. В действительности по-другому вышло. Образ, столько лет хранимый в душе, почти полностью соответствует оригиналу. С поправкой на возраст и опыт.

Много в чём ещё мог Валерий сознаться. Хотел. Например, о тоске, душившей его после истории с цепочкой, о нактах, о виоле конине, которую собирал для Марины. Но машина с любимой женщиной тронулась с места, перестроилась в средний ряд. Набрала скорость. Последнее, что Валерий заметил — Марина, обернувшись, всё смотрела на него.

Надо было ехать домой. Смысла нет торчать там, где тебя покинули навсегда. Валерий зашагал к метро, не сразу вспомнив про букет. Ёлки, забыл Марине отдать! Куда его теперь? Разве Нике подарить. Начать восстанавливать нормальные отношения в семье. Ничего смертельного не случилось. Жизнь продолжается. Надо постараться заново приспособиться к тому, что угнетало до сего дня. Всегда можно будет нырнуть в мечты о Марине, если уж совсем подопрёт.