— Сегодня вас могла бы победить и улитка, ваше высочество.
— Ну и что, что вы в юбке. Или вы думаете, перед боем враг будет ждать, пока вы переоденетесь?
— Что это за захват? Вы ко мне пытаетесь болевой прием применить или погладить?
— Боги, Алина, сколько раз я говорил не жмуриться, когда замахиваетесь?
Поначалу она смущенно улыбалась, не огрызаясь и не отвечая. Затем тяжело и грустно сопела, отстраненно раздумывая между падениями, что после тренировки надо будет постирать вещи Далин. В груди от едких слов царапала обида, и горько становилось и непонятно, зачем он так себя ведет. Но принцесса старалась, очень старалась — и казалось ей, что чем лучше у нее получается, тем злее и недовольнее профессор. А она-то думала, что занятие поможет окончательно помириться! Но при очередном захвате Тротт так жестко вывернул ей руку, что она только всхлипнула, выронив нож, и упала на колени, прижимая ее к себе.
— Долго вы будете отдыхать? — недовольно поинтересовался он сверху.
— Извините, лорд Тротт, — глухо сказала она и сглотнула от боли. — Я сейчас.
Инляндец присел рядом, молча заглянув ей в лицо мерцающими глазами, взял за руку, прошупал.
— Простите, — сказал он, морщась, и повернул кисть. В запястье что-то щелкнуло, и резкая боль прошла, оставив противную, ноющую.
Алина опустила голову. Хотелось плакать, не столько от боли, сколько от обиды, но Тротт наверняка пройдется и по ее слезам, и по слабости, и опять скажет, как она ему надоела.
— Идите в дом, — сдержанно сказал он. — На сегодня все. Оставьте свою обувь на пороге, я должен проверить ее и вашу одежду перед завтрашним днем.
— Хорошо, лорд Тротт, — принцесса сгорбилась. Было ощущение, будто разом кончились все силы. Алине хотелось, чтобы он сказал: она вовсе не надоела ему, и не бросит он ее никогда... и чтобы извинился за свое отвратительное поведение, и просто поддержал, потому что, кроме него у нее никого в этом мире нет. И чтобы знал, что когда он так себя ведет, ей очень страшно, потому что она лишается единственной опоры. Алина хотела все это сказать, пожаловаться, попросить поддержки, схватить его за руку и уткнуться в нее — но он бы оттолкнул ее, и тогда стало бы совсем горько.
Она тихо всхлипнула, чувствуя, как горячо и мокро становится щекам, и вытерла глаза кончиком крыла. Тротт рядом тяжело вздохнул, снова коснулся ее — погладил опухшее запястье, скользнул пальцами выше, к локтю. Алинка подняла лицо, — лорд Макс сидел совсем рядом, крепкий и сильный, — потянулась к нему, чтобы обнял, чтобы утешил, успокоил, встретилась с ним взглядами... пальцы его дрогнули, и инляндец, вдруг отдернув руку, поднялся.
— Довольно слез, — сказал он резко и зло. — Почему вы все время плачете, ваше высочество? И почему все время приходится с вами няньчиться?
Алина замерла, опуская глаза. Все как она и ожидала
Он ведь всегда будет так относиться к ней. И моменты мягкости — исключение, и она ему не нужна вовсе, и она ему обуза, проблема и головная боль.
В груди зацарапали совсем уж непристойные рыдания, но принцесса глубоко вздохнула, подавляя их с такой силой, что горло свело, расправила плечи и тоже поднялась.
— Спасибо за тренировку, профессор, — сказала она сипло и твердо, отвернулась и пошла в дом, не забыв оставить на пороге ботинки.
Были потом и жалостливые взгляды хозяек дома — женщины, хлопоча по дому, наблюдали за тренировкой из окна, и Алинка краем уха слышала, как Венин тараторит, пересказывая Далин происходящее. Бывшая рабыня дала вернувшейся на "свою" лавку принцессе горшочек с чудно пахнущей травой мазью и робко улыбнулась. А потом, осторожно намазав ноющее запястье, погладила по плечу и обняла — и от этого сочувствия много чего вытерпевшей женщины у Алины опять подступили к глазам слезы.
Были потом и сборы — Алина под руководством хозяек набивала сухарями и сушеным мясом непромокаемые кожаные мешочки для себя и Тротта, аккуратно и плотно складывала в сумку запасной комплект одежды. Оихар с мальчишками тоже вязали свои вещи в тюки, собирали посуду и другую утварь. Оказалось, что им придется уйти со всеми жителями поселения в убежище в горах и пожить там. На сколько они уходили, никто не знал, поэтому на всякий случай собирались основательно.
Был и подробный инструктаж от Тротта — он, вернувшись, проверил собранные вещи, наточил ножи и наполнил фляги, а затем рассказал принцессе о предстоящем пути, начертив ей карту на куске коры и приказав сложить в свою сумку. Идти им предстояло не меньше месяца, но большая часть пути должна была пролегать в безопасных землях, и только первые два-три дня, по его словам, придется быть настороже.
— Вы как-то молчаливы, — сказал он в конце и выжидательно посмотрел на нее.— Я уверен, у вас целый ворох вопросов. Задавайте, Алина.
Принцесса грустно покачала головой. Вопросы, конечно, имелись.
— Нет, лорд Тротт. Все понятно, спасибо.
Он неуверенно двинул крыльями, с недовольством побарабанив пальцами по лавке, словно собираясь что-то сказать, но не стал — поднялся и отошел.
Были и его разговоры с Далин и Венин — он объяснял, что Нерха, глава поселения, обещал Тротту заботиться о них, как о своих женщинах, и не давать в обиду, а опечаленные хозяйки послушно повторяли "Да, Охтор", хотя по их лицам было видно, как не хочется и как страшно уходить. И как они надеются, что Тротт вернется за ними.
Была ночь, в которой принцесса лежала в чужом доме, в чужом мире, глядя в потолок, слушая дыхание профессора и точно зная, что он тоже не спит. Ей несколько раз казалось, что он собирается что-то сказать — что разрушит стену молчания и очуждения, и сама несколько раз хотела заговорить, пошутить, да даже задать самый простой вопрос... но не было сил и обида никак не хотела уходить.
И утренние быстрые сборы были — и красные глаза Венин, когда она целовала руку Тротту и просительно заглядывала ему в лицо, и печальная Далин, и последний завтрак, и крепкие пальцы инляндца, когда он присел перед Алиной на корточки и проверил, как она намотала обмотки — а потом сам надел на нее ботинки.
— Спасибо, — проговорила она вежливо. — Я уже сама умею это делать, лорд Тротт.
Выходили они через те же ворота, что заходили в поселение. Алинка посмотрела назад — жители вереницей двигались в другую сторону, к скалам и возвышающимся за ними горам, таща на головах и спинах тюки с вещами и связанных кур, и гоня перед собой коз. Рядом с женщинами Тротта шли нагруженные мальчишки, Венин держала Далин за руку и вела ее вперед, тоже оглядываясь.
Они улыбнулись друг другу с печалью — принцесса одного мира и бывшая рабыня другого, и больше не оглядывались, потому что дальше у каждой из них был свой путь.
К воинам, которых Алина видела в доме главы поселения, прибавились еще несколько — как объяснил Тротт, они летели из дальних городков дар-тени и прибыли только к утру. Сопровождающие были основательными, суровыми и чуждыми. Часть из них распределилась вокруг отряда — двое шли далеко впереди, разведывая местность, двое по сторонам. Оставшиеся Алинку не трогали, но разглядывали бесцеремонно, вполголоса перебрасываясь репликами, от которых принцесса ускоряла шаг, стараясь идти ближе к Тротту. Вот и сейчас до нее долетел короткий диалог.
— Думаешь, крылья мягкие? — тихо спросил у спутника один из воинов, тот самый, что вчера возмущался, мол, он тоже готов отдать за нее золото.
— И крылья мягкие, — мечтательно ответил другой, помоложе, — и девка сама, посмотри, какая! Гордая, белая, у нас и нет таких. Потрогать бы.
— Охтор тебя так потрогает, — с насмешкой, неторопливо осадил мечтателя седоусый Верша, — что летать декаду не сможешь.
Лорд Тротт искоса посмотрел на Алинку, словно ожидая, что она бросится к нему с требованием усмирить болтунов, и она опустила глаза. Ей было неприятно и стыдно слушать это, но она не собиралась жаловаться. Если в этом мире нормально обсуждать человека, как лошадь или собаку, то смысл возмущаться?
Верша, командир заставы, на которую они вышли перед поселением, был единственным кроме Тротта, кого она с самого начала не боялась. Оценивающих взглядов он на нее не бросал, и в отряде вставал так, чтобы прикрывать ей спину. От него пахло дубленой кожей и железом. Верша периодически переговаривался с профессором о делах охотничьих, о своих снах и жизни на Туре, и об идущей войне, а Алинка вострила уши и ловила каждое слово. Она очень переживала за родных и пыталась вычленить знакомые названия или какие-то важные факты, но пока понимала только то, что воюет половина Туры и ситуация очень сложная.
Встревать в разговор со своими вопросами она не рисковала. Тротт сказал молчать, и она молчала. Послушно держалась ближе к нему, не отвлекалась на новые виды папоротников или птиц, не задавала ему вопросов и не жаловалась, хотя ремень сильно потяжелевшей и хлопающей по ноге сумки прижимал влажноватую от жары сорочку к коже, натирая плечо и грудь. Можно было надеть куртку, выделенную ей Далин, но тогда бы принцесса умерла от жары. Алинка кое-как сдвигала ремень, придерживала сумку рукой, но молчала.
Тротт сам заметил — остановил, без слов подвязал ремень узлом, сделав его короче, и сумка легла на бедро, как влитая.
— Нужно было сразу сказать, — буркнул он. Бойцы медленно двигались мимо, поглядывая на них. — Потерпи, сейчас уже не должно натирать, а вечером посмотрю, что там.
При сопровождающих профессор говорил по-лорташски, а в этом языке не было деления на "ты" и "вы".
— Хорошо, Охтор, — сказала она отстраненно. Имя было чужим и Алине было неприятно его выговаривать.
— Устала? — спросил он после секундного молчания, внимательно разглядывая ее с некоторым недоумением в глазах.
— Нет, — ровно проговорила принцесса, хотя после отдыха тело снова болело, а идти по жаре и духоте было невыносимо тяжело. — Все в порядке.
Тротт сощурился, но едва заметно кивнул и пошел дальше. И она пошла следом. Ну разве она могла признаться, что не в порядке, после того, как услышала от него раздраженное "почему с вами все время приходится нянчится"?
И ведь он и раньше ей подобное говорил, но в этот раз его жесткость ударила неожиданно больно. Алина до сих пор переживала — не ожидала она от Тротта такого... после всего. После бега по лесу, и заплыва из последних сил в море, и пещеры, в которой было так хорошо спать, чувствуя, как профессор прижимает ее к себе и самой прижимаясь щекой к горячей груди и слушая стук его сердца... и его сухих подшучиваний, и ответов на бесконечные вопросы, и лекций по пути обо всем на свете, и теплоты с заботой, что он проявлял...
Она сердито хмыкнула, вспомнив как увидела его с Далин, потерла саднящее плечо и ускорилась, чтобы нагнать спутника. Как бы она ни была обижена, только рядом с ним ей было спокойно.
К вечернему привалу Алина еле волочила ноги. Духота никак не разряжалась очередным ливнем, набрякали в вечернем небе тяжелые тучи, и есть хотелось очень сильно. На поляне, отведенной под привал, отряд уже ждали бойцы, которые шли впереди; в темноте горел костер, кипел над ним котелок, выкованный, похоже, из того же хитина. Тротт, не останавливаясь, отвел принцессу в сторону, к ручью, от которого несло прохладой и сыростью — чтобы сходила в кусты, попила и умылась. Затем подошел, молча отодвинул ее сорочку с плеча, потрогал натертую кожу.
— Ничего страшного, — сказал он по-рудложски. — Потом помоетесь, нанесете мазь. Идемте. Подождете меня на стоянке, я должен сам убедиться, что вокруг никого нет.
— Хорошо, лорд Тротт, — проговорила она, хотя ей очень не хотелось оставаться одной.
— Не бойтесь, — после паузы, почти мягко сказал инляндец. — Верша за вами присмотрит.
— Хорошо, лорд Тротт, — повторила Алинка, глядя себе под ноги и заставляя себя не вцепляться в него с просьбой взять с собой, потому что ей до безумия, невозможно страшно оставаться среди этих чужих диких людей.
— Вы на редкость покладисты, ваше высочество, — с ледяной иронией проговорил он. Склонился, набрав в горсть воды, отпил, снова поднялся. — Обижены на меня?
— Нет, лорд Тротт, — буркнула Алина и посмотрела прямо ему в глаза. — Не обижена.
— Превосходно, — сказал он, взирая на нее с безмятежностью. — Только обиженных девочек в походе мне и не хватало.
Алина улыбнулась сжатыми губами и промолчала. Хотя ей очень хотелось врезать ему по голове. И сейчас, и все время, пока он вел ее на стоянку.
Тротт оставил ее сидеть у папоротника, и Алина, опершись о ствол спиной, смотрела в землю — чтобы не привлекать внимания и потому, что часть бойцов разоблачилась, стянув рубахи. На поляне несло крепким мужским потом. Принцессу опять обсуждали, разглядывая мерцающими в темноте глазами и подхохатывая.
Она снова захотела пить, но забыла набрать в флягу воды, а к ручью одной идти не решилась. Несколько дар-тени ушли патрулировать местность, и она не хотела наткнуться на них.
Краем глаза она увидела, что двое мужчин направляются к ней — и сжалась, напряглась — но тут рядом с ней на мох опустился Верша, махнув подходящим рукой — и те неохотно отошли. А старый воин так же неторопливо, как осаживал особо языкатых, начал рассказывать, как они ставили ловушку на лорха несколько декад назад, и как пауков оказалось двое, и как пришлось улетать, а один из отряда влип крыльями в паутину... Алина так заслушалась, что пропустила, когда Тротт вернулся — он хлопнул Вершу по плечу и буркнул:
— Благодарствую.
Тот хмыкнул, поднялся и пошел к воинам, начавшим варить в котле кашу из крупы и сушеного мяса.
— Бери нож, — приказал профессор по-лорташски, и Алинка недоуменно посмотрела на него, потом на остальных спутников. Те так и продолжали глазеть.
— Лор... Охтор, здесь? — она от удивления не сразу перешла на местный язык.
— Здесь, — подтвердил он спокойно, и Алина больше не стала спорить. Положила сумку на землю, достала нож.
— Бей.
Она нервно бросилась на него — и он отклонился, развернулся, приставив нож ей к горлу и крепко прижав к себе — не дернешься.
— Плохо, — сказал недовольно. — Еще раз.
— Эй, Охтор, — раздалось веселое от костра, — зачем девку портишь? Порежешь, кожа нежная...
— Девок по-другому портить надо, — поддержал его другой.
Бойцы загоготали. Алина, выдохнув и чувствуя, как заливается краской, бросилась на Тротта, замахиваясь — и он снова увернулся, с каменным лицом выворачивая ей руку и заставляя согнуться и выронить нож.
— Плохо, — повторил он. — Ты все еще боишься поранить меня.
— Я так не могу, — прошептала принцесса и подняла на него злой взгляд, кривясь от боли в вывернутой руке. — Они смеются, смотрят.
От костра присвистывали, советовали щупать крепче.
— Это все не должно тебя отвлекать. Еще раз, — потребовал он. И Алина, сжав от обиды губы, нырнула к нему, целясь под ребра — и когда он дернулся перехватить, ударила крылом в лицо, нарочно, сильно, и, зажмурившись, полоснула ножом наискосок. Кажется, его она задела — но руку перехватили, ее саму развернули спиной, зажали горло локтем.
