Вой слышался уже совсем близко — Люк нырнул за "зубец" стены, в проем, где можно было затаиться и ждать врага. Пробежать дальше несколько поворотов внутри "зубца" — и будет укрепленная дверь в крепость, защищенная бойницами. Но пробежать он не успел. В проем, где он прятался, упал раньяр со всадником, и стрекоза, не поместившись в проеме и зависнув башкой вниз, клацнула челюстями прямо у лица Люка. Он вжался в стенку, укрепляя щит — инсектоид ревел, пытаясь добраться до добычи, елозил по кладке лапами и брюхом, продавливая щит, а всадник держал в руке туринский пистолет и стрелял в Люка. Хлопок — слетел щит, — и в этот же момент его светлость ударил выставленными вперед ладонями. Стрекозу отбросило назад — а на Люка накинулся успевший соскочить всадник. Пистолет он выбросил, схватив нож. От иномирянина несло страхом и агрессивностью, и оружием он управлял умело — но Дармоншир, почти безумный от напряжения, перехватил его руку, порезавшись о лезвие, и с размаху ударил коленом в живот. И, откинув засипевшего врага, побежал по сложному ходу "зубца" в сторону каменной створки, закрывающей проход в крепость.
Оглянулся — сверху пикировали еще стрекозы, — и Люк вжался в стену, готовясь развернуться клубами ветра, когда каменная кладка вокруг него вдруг взорвалась фонтанами водяных струй, соткавшихся в двух огромным псов, которые в прыжках врезались в раньяров и рухнули с ними на землю. Над головой Люка со стены на стену "зубца" перепрыгивали добежавшие тер-сели, то и дело сбивая атакующих инсектоидов. Один из водяных духов остановился на стене сверху, навис над герцогом, вопросительно склонив голову и встопорщив прозрачные уши. В толще его тела медленно оседали зеленоватые водоросли и песок.
— Убивать насекомых! — крикнул ему Люк. — Защищать моих людей! Отогнать врагов от форта!
Пес зарычал и прыгнул, исчезая из виду — и за ним понеслись остальные. Их было много — под сотню огромных, выше человеческого роста, водных псов.
Дармоншир наконец добежал до двери, заколотил в нее — тут же со скрежетом отодвинулась каменная створка, пропустив его внутрь. Там засели несколько стрелков — Люк хлопнул одного по плечу, благодаря, и заспешил на выход.
Через пару минут он смотрел из бойницы башни на сражение в бинокль, одолженный ему комендантом форта. Псы запрыгивали на раньров, убивали всадников, рвали насекомым крылья, бились с охонгами на земле — и водных духов тоже пытались уничтожить, нападая группой на одного, вспарывая лапами-лезвиями, пытаясь растерзать челюстями. В сотне метров от форта с десяток псов набросились на шагающего тха-охонга, повисли на сочленениях лап — и инсектоид с верещанием закрутился, пытаясь смахнуть и уничтожить их. Одного тер-сели, сорвавшегося с загривка, гигант все же проткнул. Амулет в руке Люка кольнул болезненным разрядом — а пес обрушился лужей воды, но тут же поднялся снова. Но был он теперь в два раза меньше.
Руку то и дело прошивало болью, когда рассыпался водой то один, то другой тер-сели. Но их было еще очень много — и враг, отбиваясь и уничтожая неожиданных защитников, все же дрогнул и начал отступать под радостные крики оставшихся в живых бойцов.
— Вы нас спасли, ваша светлость, — с благодарностью проговорил комендант, находящийся тут же, в каземате перед бойницами.
— Это далеко не конец, — хрипло и с сожалением отозвался Люк. — Держитесь, полковник.
Его снова начал грызть голод, и находиться с людьми в одном помещении стало невыносимо — да и необходимо было уже лететь, проверять обстановку у других фортов. И если повезет, если будет возможность сделать передышку — обязательно надо поохотиться и поспать хотя бы пару часов.
Жаль, что амулет у него только один. Пусть здесь они выиграли время, и враг какое-то время будет опасаться сунуться к Пятнадцатому форту, но оставалось еще огромное поле боя вокруг. Водным духам необходимо будет вернуться в свою стихию и восстановиться там, и сколько это займет — неизвестно. Да и использовать их нужно только в таких, крайних случаях.
Значит, нужно продолжать искать другие выходы.
Люк пролетел над фортами — кое-где наступление успешно сдерживали, где-то враги двигались к крепостям, но ситуация была одинаково тяжелой. Его светлость покружил над Семнадцатым фортом, пытаясь высмотреть Берни — но брата он не увидел, и не стал больше терять время. Нужно было поохотиться — и он, уже сходя с ума от голода, понесся к морю.
Через полчаса сытый змей выбрался на берег и обернулся в человека, который долго лежал у кромки волн плашмя, бессильно загребая песок пальцами. Но он все же сумел подняться и, шатаясь, побрел в сторону дороги — чтобы по пути снова рухнуть на пляж и заснуть прямо под начавшим моросить теплым дождем.
* * *
*
Майор Церсия Лариди, со своей группой переместившаяся к дальним фортам по приказу командования, уже несколько раз отходила с подготовленных снайперских позиций. Наступление иномирян шло волнами, и стоило обезвредить нескольких инсектоидов, как их места занимали следующие. За спиной майора в полукилометре грохали орудия Семнадцатого форта, и Лариди с удовольствием слушала музыку боя, любовно заряжая тяжелую снайперскую винтовку, и раз за разом выбивала из строя раньяров и охонгов, ослепляя их.
Треть ее девочек, приехавших с Маль-Серены, уже погибли, и майор, которой не исполнилось еще тридцати, каждую оплакала, как мать, хотя не смогла проводить всех в плавание к перерождению. Дармонширцев в фортах предупредили, что тела серениток нужно не сжигать, а отдавать морю — и двенадцать раз уже отправлялись к берегу машины с останками снайперов, отдавших свои жизни на чужой земле. Мать-Вода принимала их в свои обьятья, уводила на перерождение — и защищала от того, чтобы они поднялись нежитью.
Майор лежала в подготовленном "гнезде" под поваленными стволами — остальные защитники позиции, около которой она разместилась, уже отступили к форту, и она осталась одна. Но и отсюда скоро придется уходить.
Впереди, в нефтяном дыму, вдруг показались бегущие люди, а за ними — огромные раскачивающиеся на перепаханной почве тха-охонги, перешагивающие через засеки. Майор сквозь прицел винтовки присмотрелась к бегущим. Свои: у одного лейтенантские нашивки, у другого труба гранатомета за спиной, всего человек десять. Нужно было прикрыть их — и она, прицелившись, сняла всадника на тха-охонге, а затем один за другим выбила глаза одному гиганту, нацелилась на другого...
Она стреляла и стреляла, стараясь ослепить как можно больше врагов и помочь уйти соратникам — а затем, когда они промчались мимо, выпрыгнула из своего "гнезда", приладила винтовку за спину и побежала следом.
Лейтенант увидел ее, оглянулся на бегу, что-то крикнул, но она, не обращая на них внимания, тонко и оглушительно свистнула. Ей в ответ раздался такой же свист, а через десяток секунд к ней присоединилась еще одна серенитка.
Беглецы молча неслись от наступающих тха-охонгов к последней линии обороны перед Семнадцатым фортом, — туда, где были выкопаны укрепления и установлены минные заграждения, туда, где враги должны были завязнуть в перепаханной земле, рвах и поваленных деревьях — и дать возможность уничтожить их.
* * *
*
На берегу моря, километрах в трех от фортов вглубь герцогства беспробудным сном спал человек. Ревел над ним косой ливень, вспенивая соленую воду и взбивая песок; струи дождя хлестали по спине спящего, стекали по черным волосам, щеке и закрытым глазам — голова была повернута набок. Человек не просыпался, но то и дело дергался от боли, глухо стонал, начинал тяжело, прерывисто дышать — и кулак его крепче сжимал золотой медальон с двумя выбитыми на нем волнистыми линиями.
Вдруг загудело, зашумело, как при сильнейшем урагане, в тучах образовался просвет — и из него рванулась вниз огромная дивная птица с длинным змеиным телом, покрытым трепещущими то ли перышками, то ли чешуйками. Гул исходил от ее тела — прозрачного, сотканного из белесых клубящихся потоков ветра, заметного только из-за обтекающих ее струй дождя. Птица зависла над спящим — и так велика она была, что ее голова напоминала холм, а тело все струилось из просвета и не заканчивалось, и перышки-ветерки трепетали, разгоняя облака. Она озадаченно скручивалась над ним в гигатскую спираль и, кажется, принюхиваясь.
Загудело сильнее — и к первой птице сорвались с небес еще две, такие же огромные — они вились вокруг человека с такой скоростью, что рев ветра стал невыносимым, песок вставал круглой стеной, а спящий приподнимался в воздух — и падал обратно. Но не просыпался. Небесные гостьи вдруг застыли, глядя на него, загудели сильнее, словно недоуменно обсуждая что-то — тела их шли воздушными волнами, выдувая в песке пляжа гигантские каналы, тут же заполняемые дождем, — а затем недовольно встопорщили крылья и тремя туманными петлями ворвались обратно в облака.
Человек, облепленный мокрым песком, промокший насквозь, все спал, и все дергалась от боли его рука. Когда вой ураганных птиц окончательно затих, и только дождь продолжал шуметь над пляжем, из моря один за другим, осторожно глядя на небо, вышли четверо крошечных, размером с ладонь, псов тер-сели.
Приказ они выполнили и утекли восстанавливаться, но в руке человека был медальон, связывающий водяных духов, а владелец сейчас не способен был его защитить. Поэтому нужно было защищать самого человека — и тер-сели побродили вокруг, недовольно и басовито порыкивая, а затем разом схватились зубами за рукава и брюки и, загребая спящим песок, с трудом и очень медленно потащили его под защиту деревьев, растущих на пляже ближе к шоссе.
А дотащив под пышную крону, убедились, что человек еще жив — и уселись вокруг, дабы дождаться пробуждения и быть уверенными, что амулет не попадет к кому-то другому.
* * *
Когда ко рву у Семнадцатого форта вышли пять тха-охонгов и около сотни охонгов, у орудий, прикрывающих крепость, закончились боеприпасы. Стеной падал ливень, превратив ров в реку, покрытую толстой перламутровой пленкой, а перепаханную землю за рвом — в грязевую ловушку. Иномиряне при наступлении на форт потеряли почти двадцать тха-охонгов, а охонгов и раньяров подсчитать было невозможно — но все же миновали минные поля и нефтяные полосы, продавив все позиции защитников и заставив их отступить. Последние бойцы, спасающиеся от врагов, перебирались через ров по тонким деревянным мосткам, не способным выдержать вес охонга и ныряли за "зубцы" бастионов, готовясь защищать крепость до последнего. Пробежал под свистом выстрелов — своих и чужих, — и уменьшившийся отряд Бернарда Кембритча, к которому присоединились две серенитки-снайпера.
— Принимайте командование, господин младший лейтенант, — в голосе встретившего их отряд немолодого сержанта звучало облегчение.
— Из старших офицеров никого..? — Бернард тяжело оглядел форт. Множество трупов на плацу, в том числе раньяров и иномирян, на стенах не больше ста пятидесяти бойцов. Все, что осталось от двухтысячного гарнизона.
— Никого. Кто погиб на позициях, а кого унесли стрекозы. И коменданта утащили, — проговорил сержант и добавил: — Как смерчи успокоились, так и налетели, и несколько раз так прилетали — в них палишь, а они тучей кружат, словно высматривают кого-то. Кто был в стенах или успел укрыться — выжили. Офицеров хватали и уносили, а простых солдат резали. Только ливень их и отогнал. Эээх! — и он оттер с лица льющуюся воду. — Вот вы и старшим, выходит, остались.
— Старшая майор Лариди, — поправил его Бернард, с тревогой думая, что, действительно, смерчей Люка давно не видно, а без его прикрытия туго придется всем. Не дай боги с братом что-то случилось.
Майор, тут же под навесом проверяющая ружье и набивающая патронами патронаш, подняла голову:
— Мое звание старше, но я служащая армии другого государства, — спокойно напомнила она. — Так что командуйте... командир.
Бойцов расставили по позициям — враги наступали, и ждать, пока форт организует оборону, не собирались. Удалось связаться с командующим Майлзом — по дороге за стеной к Семнадцатому уже шло подкрепление, должны были доставить боеприпасы и подвезти орудия. Нужно было продержаться — всего час, — но продержаться.
Но часа им не дали.
Дождь, хлещущий по серым камням, снижал видимость, но зато пока уберегал от атак раньяров. К сожалению, он не мог спасти от наземных инсектоидов. Ни поваленные деревья, ни грязь не остановили их. Только задержали — и снайперам, пока гиганты подходили ко рву, удалось снять двух всадников, которых, впрочем, сразу заменили другие. Врагов обстреливали из пулеметов и гранатометов — но атакующие неотвратимо двигались вперед, подходя и со стороны двух ближайших фортов, Шестнадцатого и Восемнадцатого. Очевидно было, что захват Семнадцатого сейчас является основной целью врагов.
Бернард Кембритч под дождем, перешедшим в мелкую морось, еще раз пробежался по позициям, кидая взгляды за изгибы крепостной стены, затем расположился у пулемета неподалеку от серенитки. Пространство перед рвом теперь было сплошь заполнено охонгами. Они толпились у края, не отступая перед выстрелами и взрывами — всадники, спасаясь, ныряли вниз, под брюшины инсектоидов. Подходящие сзади напирали на передних, кто-то уже срывался вниз, в ров.
И когда к берегу вплотную подошли тха-охонги, дармонширцы выстрелили зажигательным снарядом. Радужная пленка, перемешиваемая ливнем, полыхнула, опалив первые ряды инсектоидов — и среди них началась паника. Тха-охонги вставали на дыбы — один из них не удержался на скользком берегу и с ревом упал в полыхающую воду. Бензин тут же загорелся и на его хитине, а гигант так бился и корчился в воде, что брызги долетали до крепостных стен. Он затих, но в рядах наступающих продолжался хаос — передние рвались назад, давя сородичей, кричали люди, раздраженно верещали уцелевшие тха-охонги, и все это позволило защитникам выиграть еще немного времени.
— Сюда! — крикнула майор, перехватывая у одного из солдат гранатомет. Выстрелила — и повернувшийся боком тха-охонг завалился на землю, раненый, но все еще живой, внося еще больше сумятицы попытками встать — у него не хватало лап. А Лариди снова схватила свое ружье, — Бернард, лежащий у пулемета, глянул на нее с уважением, — и принялась стрелять, иногда по-серенитски отдавая команды двум соратницам.
Бензин быстро выгорел, и охонги стали возвращаться ко рву, в котором застыл свернувшийся кольцом дохлый тха-охонг. Второй продолжал дергать лапами, лежа на боку недалеко от воды, — инсектоиды обтекали его по кругу, но близко не подходили.
Вдруг раздался горловой рев — то вибрирующе взревели три оставшихся в живых тха-охонга. Майор приглушенно выругалась, выстрелила — попала одному из них в глаз, и он затих. Но на глазах изумленных защитников уже издалека неслись к гигантам смазанные темные полосы — и рядом с ревущими из полос этих появились еще три огромных инсектоида.
— Что это? — процедил Бернард с удивлением.
Майор Лариди оторвалась от прицела.
— Я уже видела такое. Они могут телепортироваться друг к другу, — проговорила она хмуро. — Ревом могут призвать к себе еще одного.
