— Возможно, я смогу помочь, — директор крепко задумался, глядя куда-то вдаль, за горизонт, — все-таки в Хогвартсе собрана одна из самых крупных волшебных библиотек мира.
— Спасибо, но, боюсь, это невозможно. Насколько я поняла, это проклятие отменяет саму концепцию того, что у меня может быть здоровая нога. То есть, даже если ее отрежут и пришьют чужую, то она не приживется или просто будет болеть, как и моя родная. Тоже самое с протезами.
— Все это вам рассказали невыразимцы?
— Да, они пришли через пару дней после моего пробуждения и предложили помощь в обследовании. Их заинтересовал мой случай. Как видите, даже они оказались бессильны. Можете считать, что я смирилась, — о том, сколько злости и бессильных слез ей пришлось пережить, прежде чем со смирением принять собственную инвалидность знала лишь она сама.
— И это очень грустно.
— Пожалуйста, не надо жалости, — её лицо скривилось от усталости и отвращения.
— Вы прямо как Аластор, — Дамблдор грустно на нее посмотрел. — Тоже ненавидите показывать слабость. Мой старый друг, кстати, нередко упоминал вас во время войны с Волдемортом. Он предлагал вступить в Орден Феникса?
— Да.
— И вы отказались?
— Мне хватало крови и на работе. А еще у меня тогда на руках было два грудных ребенка. На подпольную деятельность просто не хватило времени. А если бы и хватило, я бы все равно предпочла полностью официальную работу в Аврорате.
— Жаль. С вашими силами мы могли бы добиться гораздо большего на поле боя с Пожирателями Смерти. Аластор, например, всегда отзывался о вас не только, как о профессионале высокого класса, но еще и справедливом и честном человеке. 'Настоящей гриффиндорке с горячим сердцем и холодной головой'.
— Для него слишком голословно, — Тереза искривила губы в ироничной усмешке. — Я так понимаю, Старик в тот момент хорошо набрался и плохо следил за языком, — и тут же задумчиво добавила: — Что странно, с его-то паранойей.
— Ну, стакан огневиски кого угодно сделают разговорчивым, — директор коротко хохотнул. — Но как бы там ни было, я вижу, что вы хороший человек. Разве что взгляд...
— Я знаю, что у меня очень светлые глаза. Белые, водянистые, рыбьи... Называйте, как хотите. Увы, родилась такой.
Эта выделяющаяся деталь внешности всегда была для Терезы больной темой. В детском и подростковом возрасте это даже вылилось в немаленькие комплексы. Но зато в работе одного взгляда исподлобья хватало, чтобы поставить некоторых особо зарвавшихся людей на место.
Дамблдор покачал головой и тяжело вздохнул.
— Цвет тут ни при чем. Я говорю про то, что находится в глубине вашей души, медленно съедая вас изнутри.
Болезненно-бледные щеки Терезы ещё сильнее побелели от ярости. Эмоции накатили, заставив пульс участиться, а зубы сжаться до скрипа. Пальцы на набалдашнике трости едва заметно подрагивали от злости и едва сдерживаемого напряжения. Пришлось делать несколько едва заметных вдохов, чтобы привычно откинуть чувства, оставив голову холодной, а мысли четкими.
— В мае я потеряла весь свой отряд. Мой отдел... бывший отдел теперь почти обескровлен, — говорила она медленно, максимально контролируя собственную речь, чтобы, не дай Бог, не послать слишком проницательного старика к черту. — Пятнадцать человек, каждый из которых прикрывал мне спину на протяжении многих лет. Они были моими друзьями. Братьями и сестрами, пусть и не по крови. Как думаете, как я сейчас себя чувствую?
— Боль, ненависть к врагам, жалость к себе и умершим, — директор с сожалением смотрел ей в глаза, и, казалось, вспоминал свои собственные чувства. — Но вы опять промахнулись. Все торопитесь, не давая старшим и слова вставить.
— Я слушаю вас, директор Дамблдор.
Старик остановился. Тереза сделала несколько шагов вперед по инерции, повернулась и замерла напротив.
— Вы убийца, миссис Саммерс. У вас душа расколота.
Она сузила глаза, крепче сжала набалдашник трости в руках и тихо, очень четко произнесла, едва сдерживаясь, чтобы не аппарировать к дому любимого учителя и уже там не дать ему в зубы. От всей широты души, так сказать. Только сейчас стало понятно, что директор очень сильный и опытный легиллимент.
— Я аврор и ветеран Первой магической. Да, я убивала, признаю. Многих. Не знаю, сколько точно, не считала. Но знайте, директор, все они были отребьем: Пожиратели Смерти, темные маги, демонопоклонники, наркоторговцы, насильники, маньяки. Это были уже не люди, а чудовища. Ну, а вы, — тут Тереза сделала шаг вперед, — являетесь человеком, участвовавшим в трех войнах, две из которых были самыми разрушительными за всю историю мира. Не вам называть меня убийцей. У вас кровавый след будет длиннее и гуще.
— Справедливо. Не буду лицемерить, — директор посмотрел на озеро. От былого фарса не осталось и следа. Теперь перед Терезой стоял настоящий Альбус Дамблдор, человек, что уже больше полувека заседал в Везенгамоте, победил одного Темного Лорда и по собственному недосмотру вырастил другого. — Но я старик. Мне уже давно перевалило за сотню. Мою душу уже не излечить. А вот вы еще молоды. У вас все впереди. Сила любви способна и не на такие чудеса.
— Я не буду с вами спорить. Каждый все равно останется при своем мнении.
— Вы не верите в любовь? — Дамблдор сильно удивился. — Вы носите обручальное кольцо, а значит, вы замужняя женщина. Разве вы не любите своего супруга?
— Люблю, очень сильно. Так сильно, что... — Тереза резко одернула себя. — Директор, вы Председатель Везенгамота и лучше прочих должны знать законы нашего общества. Особенно касающиеся использования магии, затрагивающей разум.
Дамблдор не стал отнекиваться или юлить.
— По-вашему, я должен принять на работу человека, руки которого по локоть в крови? Человека, который был не просто обычным аврором, но командовал подразделением, полным убийц? И при этом я не должен проверить, не опасен ли он для детей? Разве при принятии в Аврорат вы не принимали сыворотку правды и не отвечали на вопросы для составления психологического портрета?
— Нас предупреждали заранее, а проверяющие давали клятвы, что не будут распространять или использовать полученную информацию в своих или чужих целях. Можете ли вы сделать это, директор Дамблдор?
— Могу, — директор непринужденно пожал худыми старческими плечами, словно эта клятва и впрямь была для него пустяком. — Предоставьте мне текст, и я поклянусь. Хотя, могу сказать, что у вас хорошая защита. Кроме поверхностных чувств и смутных образов, я ничего не увидел. Впрочем, ничего другого мне и не нужно было. Вы не врали, а большего мне знать не надо.
— Буду надеяться.
Тереза смотрела за горизонт. С одной стороны, она бы поступила точно так же... Нет, она именно так и набирала новичков. Создавала непринужденную, доверительную ситуацию, затем задавала вопросы, а напарник в это время мониторил состояние новобранца и смотрел, насколько честно он отвечает. Магический аналог детектора лжи. Сколько она тогда отмела гнили, не пересчитать.
— Директор, — она вновь обратилась к Дамблдору, — мы отошли от темы. Кажется, у нас с вами назначено собеседование, а не философский диспут или сеанс психоанализа.
— Вы правы, кажется, я зашел слишком далеко в своих расспросах о вашей личной жизни. Надеюсь, вы меня извините и поймете, что я лишь хочу, чтобы в школе не произошло какое-нибудь происшествие.
— Одного убийцу вы уже взяли преподавать. А у меня перед законом хотя бы совесть чиста.
— Как раз об этом я и говорю. Вы бывший аврор и должны лучше прочих понимать, как важны шпионы в стане противника. Северус раскаялся сразу после принятия метки, и я обещал ему амнистию в обмен на информацию. Однако, я надеюсь, что между вами не возникнет конфликта, — Дамблдор заложил руки за спину. — Думаю, вам хватит выдержки не допустить такого исхода.
— Хватит.
— Откуда такая уверенность?
— Как-то же Малфоя и Нотта на заседаниях не убила.
Старик только улыбнулся на этот довод и подошёл ближе.
— Миссис Саммерс, я вижу, что вы хороший человек с большим опытом, стальной выдержкой и разбитым сердцем. Надеюсь, став учителем, вы забудете обо всех ужасах, что вас преследуют, — он сказал это мягким, доверительным тоном и на мгновение ободряюще сжал плечо Терезы своими иссохшими длинными пальцами.
— Значит, вы меня берете? — после всего произошедшего, она решила, что один из них обязательно развернется и покинет встречу. — В таком случае, зовите меня просто Терезой. Раз уж вы мой теперешний начальник.
Они подошли к воротам Хогвартса, что теперь казались едва ли не в два раза меньше, чем были по воспоминаниям, и вошли внутрь древнего замка. Директор повернул в коридор ведущий направо, кивнул сам себе и продолжил прерванный разговор.
— Ну, а теперь, думаю, можно обсудить и бытовые вопросы. В школе довольно много пустующих комнат. Можете занять спальню предыдущего преподавателя ЗОТИ или выбрать другую по своему усмотрению. К началу учебного года домовики все уберут.
— Меня больше волнует учебная программа. Мне надо посмотреть учебные планы предыдущих учителей, если они сохранились, а еще учебники за разные курсы. Я так понимаю, список учебников на этот год надо предоставить не позже двадцать пятого июля? Если я не ошибаюсь, мне письма из школы приходили именно в это время.
— Да, вы правы, Тереза. Все материалы есть в библиотеке. Сейчас миссис Пинс нет в школе, но доступ откроется сразу после подписания всех документов и вашего официального вступления в должность.
По дороге к кабинету директора Тереза по-новому смотрела на когда-то привычные вещи. Все они стали меньше, постарели или вообще оказались на других местах. При виде волшебных лестниц ее лицо непроизвольно скривилось. Когда она шла устраиваться на новую должность, то совсем не думала, что в перспективе ее ожидают эти мерзкие многоступенчатые твари. Увы, после травмы ноги как-то по-другому воспринимать обычные лестницы она уже не могла.
'Меняю тысячу галлеонов на нормальный эскалатор или лифт'.
Горгулья, за которой находился вход в директорский кабинет, безмолвно сидела на своём привычном месте.
— Яблочный штрудель.
Каменная статуя послушно отъехала, открывая проход в кабинет. Директор занял место за столом, жестом предложил Терезе сесть в кресло для посетителей и зарылся в бумаги, пытаясь найти трудовой договор. Пока он занимался поисками, его гостья с интересом рассматривала кабинет, в котором была впервые в жизни. На протяжении всей учебы ее ни разу не отводили сюда для выговора за шалости или встречи с родителями. У нее всегда хватало как осторожности, чтобы не попадаться учителями во время ночных прогулок по школе, так и ума, чтобы не размениваться на глупые шутки.
При виде Терезы портреты загомонили, с интересом обсуждая нового преподавателя и даже делая ставки на то, сколько она продержится на новом месте. Портрет Финеаса Блэка был единственным, кто не участвовал во всеобщих разговорах, а только неприязненно смотрел в сторону женщины.
— Грязнокровка, — буркнул он под нос.
— Директор Блэк! — Дамблдор оторвался от формуляра только что найденного трудового договора и укоризненно посмотрел на него.
Нарисованный представитель 'древнейшего и благороднейшего рода' только презрительно усмехнулся и покинул раму. Нынешнему директору осталось только сокрушенно качать головой.
— Извините его, Тереза. У Финеаса Блэка всегда был тяжелый характер, а сегодня он в особенно плохом настроении. К тому же в его время были совсем другие нравы, более жестокие по отношению ко всем не чистокровным. Надеюсь, он вас не задел?
— Ничего страшного. Не вижу смысла обижаться на полуразумный кусок цветного холста. Министерство ведь все еще не признало портреты отдельной разумной расой?
Из-за рамы раздались приглушенные ругательства. Тереза улыбнулась кончиками губ. Этот раунд был за ней.
— Вот видите, я обидела бывшего директора сильнее, чем он меня. Хотя в отличие от него сказала чистую правду. А на нее, как известно, не обижаются.
Дамблдор понимающе кивнул и передал ей заполненный формуляр договора вместе с гусиным пером. Тереза внимательно прочитала текст и, удостоверившись, что никакого подвоха нет, поставила свою подпись. Они оба поднялись друг другу и пожали руки. Хватка у старого директора оказалась удивительно крепкой для человека его возраста. Перед тем как выйти Тереза обернулась и напомнила.
— Я пришлю вам текст клятвы для ознакомления. Вы же еще не отказались от своего обещания?
Дамблдор утвердительно кивнул, сверкнув стеклами очков, и теперь уже профессор Саммерс покинула кабинет.
* * *
Первое учительское собрание было назначено на шесть часов вечера тридцать первого августа.
Северус Снейп пришел в кабинет в числе первых и, сквозь зубы поздоровавшись с директором и деканом Гриффиндора, занял стул у шкафа в последнем ряду. С этого затененного места отлично просматривался весь кабинет, небольшой коридор и вход через который появлялись коллеги. Сам он при этом оставался незамеченным.
Кабинет начал заполняться людьми. Знакомые до зубовного скрежета лица мелькали, смешиваясь в радостную, галдящую толпу. Директор с покровительственным умилением наблюдал за этим копошением. Еще много лет назад Северус отметил, что учителя, возвращающиеся из отпусков, мало чем отличаются от тех же школьников. Разве что не визжат, делясь впечатлениями.
Рядом сел Хагрид, окончательно ограждая его от раздражающих коллег, но распространяя вокруг запах леса и навоза.
Зельевар отрешился от реальности, предпочитая дождаться, когда закончится обмен любезностями и наконец-то, начнется само собрание. Рядом крутился один из бесполезных, но эффектных золоченых приборов. Его плавные непредсказуемые движения отвлекали от раздражающего жужжания голосов над ухом.
Когда все наговорились и расселись, директор начал свою обычную приветственную речь сводившуюся к трем простым истинам никак не меняющимся на протяжении десяти лет: мы хорошо отдохнули, впереди очередные СОВ и ЖАБА, у нас новый учитель ЗОТИ.
Снейп лениво осмотрелся. Надо понять будут ли проблемы от нового 'дорогого' коллеги. А то получится как в позапрошлом году, когда одна дамочка больше предпочитала заниматься собственными делами, вроде перепродажи магической косметики или еще какой дряни, а не смотреть за детьми. Кабинет защиты тогда восстанавливали почти неделю.
На первом ряду между Флитвиком и проходом сидела незнакомая светловолосая девушка в серой мантии. Или женщина. Со спины трудно определить возраст. Она была неуловимо знакомой и какой-то странной. Северус присмотрелся внимательнее.
Несколько прядей в её волосах оказались седыми.
Зельевар слышал слухи о новом учителе ЗОТИ, каком-то бывшем авроре. Ни имени, ни внешности он не знал, ровно, как и все остальные. Разве что профессор заклинаний о чем-то догадывался, но разговорить мягкого и податливого на вид полугоблина было непосильной задачей. Директор, естественно, как и всегда предпочел только загадочно улыбаться и увиливать от всех вопросов, переводя разговор на посторонние темы. Он обожал такие 'сюрпризы'. Излишне говорить, что подобное отношение вызывало лишь досаду и раздражение у окружающих.
