Она ничего не ответила напарнице, продолжая рассеяно глядеть по сторонам, на потихоньку пустеющие улицы, яркие фонари и редкие машины... и взгляды припозднившихся прохожих — столь же острые, неприязненные или недоуменные ("Что это делает здесь?!"), как и утром.
Взгляд остановился на желтых полицейских лентах, перегородивших вход в приземистое трехэтажное здание. Причина, по которой их повесили, не вызывала сомнений — копоть на стенах и выбитые окна, запах гари, до сих пор витавший в воздухе. Здесь совсем недавно был пожар.
Она бы прошла мимо и забыла об этом через пять минут, если бы не женская (кажется) фигура в поношенных джинсах и серой ветровке с глубоким капюшоном, прямо у нее на глазах, не стесняясь никого, не подцепила кончиками пальцев ленту и прошмыгнула внутрь.
Вайс посмотрела на Куру. Конечно, они не были полицейскими, но нигде в уставе Бикона не было запрета вмешиваться в преступление, если оно происходило прямо у них на глазах — тот лишь обязывал их вызвать полицию, а преступников — нелетально нейтрализовать.
— Чехол, который она держала в руках... — нахмурилась Куру под ее вопросительным взглядом. — Похоже, там было оружие. Я звоню копам.
Пока напарница торопливо набирала номер, коротко обрисовывала ситуацию, назвала адрес и зачитала закопченную, но все еще различимую, надпись на покосившейся, едва державшейся на стене, таблички: "Книжный магазин Таксона", наследница вытащила из сумочки последний подарок сестры, который она сделала ей перед отъездом из Атласа. Винтер взяла с нее слово, что она всегда будет носить его с собой, туда, куда не принято ходить с оружием.
Взвесив в руках рукоять рапиры, точной копии ее обожаемого Мартинестера, Вайс решительно нажала на кнопку. Зашелестел крохотный механизм — из отверстия в центре, там, где у оригинала к рукояти крепилось основания клинка, выскочило собственное лезвие, составленное из десятков мелких стальных сегментов. Механизм и хранилище этих сегментов, к сожалению, не позволяли встроить еще и аналог барабанного механизма со сменными контейнерами с Прахом, но и это был "выходной" вариант ее настоящего оружия.
Закончив приготовления, она вместе с напарницей шагнула внутрь. Мало ли, что эта девушка (?) собирается делать внутри? Может, забрать какие-то доказательства поджога?
Что бы незнакомка ни планировала, кажется, они успели вовремя. Она стояла спиной к ним, в центре черного от копоти торгового зала, полного углей и остовов не до конца сгоревших книжных шкафов, стальных стеллажей, на которых обычно выставлены журналы или комиксы, и прочей уцелевшей мебели, о чьем предназначении можно было лишь догадываться. В опущенной руке она держала тот самый чехол, что привлек внимание Куру.
Девушка заговорила первой — ломким, сухим голосом, будто треснувшим ровно посередине:
— Здесь сгорел мой друг. Я уверена — он еще был жив, когда повсюду рассыпали огненный Прах...
Куру напряглась даже раньше, чем девушка успела закончить. Она резко выпрямилась, длинные кроличьи уши встали торчком, дрожа от возбуждения. Протянув руку, она схватила Вайс за шиворот, дернула себе за спину. Прежде, чем наследница успела возмутиться таким отношением, она выдохнула:
— Кошка?!
Глава 19. На шесть метров и тридцать два сантиметра дальше
Блейк всегда, сколько себя помнила, любила книги. В детстве мама, растящая дочь в одиночку, оставляла ее утром даже не в настоящем детском садике, на него не было денег, — на попечение семьи Тоддов, у которых и своих детей было трое. Тетя Фелиция, как привыкла называть ее Блейк, официально нигде не работала, но зарплаты мужа не хватало, чтобы прокормить жену и троих детей, и она стала брать к себе под присмотр всех окрестных ребятишек на день, за весьма символическую плату.
Уровень "преподавания", разумеется, был под стать оплате. Тете Фелиции надо было накормить все эту ораву, убрать за ними, при этом проследив, чтобы непоседливые дети не покалечились и не расквасили друг другу носы — и все это вдвоем со старшей дочерью, которая в те годы как раз заканчивала школу и не испытывала никакого желания возиться с малышней. Карандаши, раскраски, развивающие фильмы, книжки со сказками, игрушки — все это собирали "с миру по нитке" со всей улицы: их приносили семьи, чьи дети уже выросли, иногда покупали родители или заходил священник ближайшей церквушки, принося с собой пожертвования.
Фелиция Тодд, вопреки своему нежному цветочному имени, была мощного телосложения медведицей — и дисциплина в "банде спиногрызов" поддерживалась железная. Даже самым отпетым хулиганам было достаточно всего один раз получить воспитательную затрещину и съежится от звуков ее рассерженного рыка, действительно похожего на рев взбешенной медведицы, чтобы раз и навсегда заречься нарушать порядок.
Блейк рано научилась читать — ее мало привлекали мультики, которые обожали все остальные (да и лучшие места всегда занимали старшие дети), не было интересно возиться с глупыми куклами, и грубые мальчишки с их деревянными мечами и водяными пистолетами ей тоже не нравились. Она предпочитала тишину и спокойствие — и чаще всего пряталась от шумного бардака, которым был дом тети Фелиции, где придется — под столом или креслом, забиралась на подоконник или забивалась в угол.
Так получилось, что детей именно ее возраста в группе больше не было — все они были либо старше ее минимум на год (треть ее жизни!), либо младше. Когда она пожаловалась маме — та научила дочь читать и с этого момента книги стали ее лучшими друзьями.
Когда мама умерла, Блейк немногое досталось в наследство. Счет на полторы тысячи льен в банке, украшения (сережки из того набора она носила до сих пор), фотоальбом... еще из ее вещей Блейк забрала два томика со стихами любимого маминого поэта. Они были слишком сложными для нее в первые годы, но она все равно читала их, снова и снова, до рези в глазах, острой боли в висках, когда учила наизусть каждое из трех сотен стихотворений. Любовь к книгам, общая страсть, была единственным живым, настоящим чувством, что связывало ее с мамой.
Это не принесло ей много друзей. Привычная тактика — спрятаться где-нибудь и погрузиться в чтение здесь не работала. В приюте не было тети Фелиции, которая поддерживала железный порядок, и которую боялись бы хулиганы, не решаясь по-настоящему задирать тихую, не по годам умную девочку, которой было слишком скучно с ровесниками. Синяки, там, где их не было видно под одеждой, вырванные клоки волос, расцарапанная щека... Блейк била в ответ с не меньшим, а зачастую и превосходящим гневом, вымещая так всю боль от несправедливости мира, каким-то звериным чутьем, инстинктивным знанием догадавшись — если ее собьют с ног, подняться уже не позволят.
Как она тогда смогла выстоять: осиротевшей, растерянной, отчаявшейся, одинокой? Рядом с приютом была школа, а в школе — уроки литературы, а на уроках — единственный учитель во всей этой старой, обшарпанной школе, для которого его работа была не способом заработать на жизнь, но — призванием, удовольствием и наградой.
Мистер Брэсс.
Он помог ей пережить самый трудный первый год. Он позволял ей задерживаться в школе после уроков, приходил в приют, за свои деньги покупая и раздаривая книги, он объяснял ей стихи из маминых книг, которые Блейк не могла понять сама. Мистер Брэсс стал ее первым другом...
Когда в приют пришел Белый Клык, он вступил в ряды организации сразу вслед за Блейк. Как девушка узнала намного позже — даже не потому, что верил в их дело, но только лишь для того, чтобы молодежь, с энтузиазмом, едва ли не наперегонки вступающая в Белый Клык, не оставалась совсем уж без образования. К сожалению, его арестовали в самом начале — ничего по-настоящему серьезного, он получил всего год, но... после этого обратно в школу он уже вернуться не смог бы.
Подцепив кончиками пальцев желтую оградительную ленту, Блейк проскользнула под ней, окунувшись в темноту закрытого здания. Черные закопченные стены и остовы стеллажей и мебели только усугубляли отсутствие освещения — весь торговый зал, неожиданно просторный после пожара, казался одним большим сгустком мрака, целиком сделанным из углей, золы и отчаяния. Блейк наметанным взглядом видела места, где вспыхнул огненный Прах, откуда огонь распространился по залу, пожирая и книги, и дерево, и пластик... и тело.
Она остановилась вокруг обведенного белым силуэта на полу — скрюченного, прижавшего колени к груди... Два из пяти очагов пожара находились рядом с ним. Блейк видела следы на бетоне — пара десятков глубоких царапин, сгруппированных по пять линий.
— Мне так жаль, мистер Брэсс... — прошептала она.
Белый Клык нашел ему применение. Фавн-наследие мистера Брэсса — выдвижные когти, и единственное, что выдавало в нем фавна в обычной жизни — специальный штамп в паспорте. Ему достали новые документы, без этого сине-зеленого клейма на первой странице, помогли открыть маленький магазинчик... "Книжный магазин Таксона" стал укрытием для тех, кто прятался от копов, местом, в потайном подвале которого хранилось очень много всякого, за что можно было надолго сесть в тюрьму или вовсе попасть в штрафной батальон на Южной оборонительной линии, которую еще называли Стеной Смерти.
— Почему... ну почему вы меня не послушали?..
С трудом оторвав взгляд от белого силуэта, она посмотрела на противоположную стену, на красную надпись: "Предатель" и алую волчью голову, что скалилась багровыми клыками на фоне трех рваных ран от когтей. У Блейк не было и тени сомнений, чьей кровью было написано послание. Как и о том, чьей рукой... и кому оно на самом деле предназначалось.
Уши под капюшоном ветровки рефлекторно дернулись, когда Блейк расслышала слабый металлический лязг — он чем-то походил одновременно и на звук раскладывающейся телескопической дубинки и стальной шорох звеньев кольчуги.
Не оборачиваясь, Блейк вытащила черную маску и долгую секунду смотрела в смотровые щели, будто пытаясь отыскать по ту сторону чьи-то глаза, а потом привычным движением надела ее на лицо. Блейк не узнала шагов — слишком легкими они были, почти невесомыми, но при этом лишенными той настороженной целеустремленности хищника, с которой учили подкрадываться ее саму. Подростки, заметившие ее и в беспечной юношеской отваге отчего-то решившие побороться за справедливость и глупые законы? По весу подходит...
В любом случае, их нужно заставить убраться отсюда как можно быстрее. Адам слишком хорошо ее знал, а она слишком хорошо знала его. Кто бы они ни были, если окажутся между ней и ее бывшими соратниками, то просто умрут без пользы и смысла.
Блейк хотела крови — но не этой.
Шаги остановились у нее за спиной. Не отрывая взгляда от белого силуэта на полу, девушка пыталась прикинуть, сколько времени у нее есть. Минут десять-пятнадцать, возможно?
Может, получится просто их напугать?..
— Здесь сгорел мой друг, — она пыталась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул. — Я уверена, он был еще жив, когда повсюду рассыпали огненный Прах...
Возня за спиной началась даже прежде, чем Блейк успела закончить. Она расслышала натужный треск ткани, удивленный возглас и...
— Кошка?..
— Вельвет? — удивление было тусклым, каким-то вымученным.
Для удивления в ней не было места. Она стояла над белым контуром, отметившим место, где погиб один из самых дорогих ей людей на свете, она пришла сюда пролить кровь тех, кого раньше называла друзьями. В ней было место для горечи и боли, для гнева и решимости, но удивление? Оно просто не помещалось.
— Что ты здесь делаешь? — спросили они одновременно.
— Мы... я здесь гуляла, — напряженно ответила Вельвет после паузы.
Только после этих слов Блейк догадалась, кто спутница Вельвет и почему та молчит, в чем смысл возни, произошедшей, когда кролик ее узнала. Если она сейчас обернется, то увидит белое платье и того же цвета болеро с алой оторочкой, ледяные глаза и вертикальный шрам, длинные платиновые волосы, собранные в хвост на затылке. О, в любой другой день у Блейк было столько всего, что она могла бы сказать наследнице гребанных Шни, но сейчас у нее не было на это времени.
— А ты?.. — осторожно спросила Вельвет, когда поняла, что Блейк не собирается отвечать.
Вместо ответа Блейк вытащила из кармана фонарик и посветила на стену. Ночное зрение ночным зрением, но, когда здесь все закончится, уходить ей придется местами, где освещения просто нет, никакого.
— Я предупреждала его... в ночь, когда печаталась газета с моим интервью и ничего уже нельзя было отменить, я связалась с ним и еще несколькими людьми и рассказала обо всем. У них должно было быть сутки или двое на то, чтобы решить — бежать, оставаться или попытаться что-то изменить. Я даже не знаю, что он выбрал... его могли убить по любому поводу и даже просто потому, что он был дорог мне.
За ее спиной кто-то прерывисто вздохнул, едва фонарик осветил эмблему Белого Клыка. На мгновение что-то внутри нее зашевелилось, довольно заурчало от прозвучавшего в этом красивом мелодичном голосе страха.
Шни боится Белый Клык.
Так ведь и было задумано, не так ли?
— Я сожалею о твоем друге, — нарушила тишину Вельвет. Она ощутимо расслабилась, переступила с ноги на ногу... но попытку напарницы выйти из-за своей спины решительно пресекла.
— Тебе стоит уйти отсюда, Вельвет, — предупредила Блейк, доставая из кармана Свиток и набирая короткое сообщение.
Она не могла работать с властями напрямую, зато у нее был неприкосновенный Гира Белладонна, который смог убедить копов опустить ее вниз в списке приоритетов для поимки или ликвидации — до устранения Адама или ее смерти.
Тем более, что второе было куда вероятнее...
— Почему?
— Потому что я на войне. Адам знает, что я не могу не прийти к мистеру Брэссу: сюда или на похороны. А если он знает место, где я рано или поздно окажусь... — она пожала плечами, не видя смысла объяснять дальше. — Так что уходи и забирай с собой ту, что прячется за твоей спиной и не путайся у меня под ногами.
— Я должна тебе.
— Это не твои тренировки в Биконе, девочка, — скривилась Блейк. — Это даже не Гримм — эти враги намного опаснее даже самых сильных из Тварей Темноты.
— И если я уйду — ты останешься против них в одиночестве.
— Меня не просто так называют Неуязвимой, — отрубила Блейк. — Я говорю тебе в последний раз — уходи и забудь про этот выдуманный долг. Белому Клыку в любом случае не нужен был воин, способный растаять от женских слез. Это ты оказала нам услугу, не наоборот.
— Не пытайся казаться хуже, чем ты есть, Кошка. Ты могла бы обмануть кого-нибудь другого, но только не меня.
Блейк недовольно дернула ушами — Вельвет уже успела отойти от внезапности встречи, и этот насмешливый тон кошке определенно не нравился. Куда делась та отчаявшаяся девчонка, со слезами в голосе благодарившая ее за помощь?..
"Может, если бы здесь была только Вельвет..."
Блейк с трудом оторвала взгляд от белого контура на полу и оглянулась:
— Тогда что насчет нее?
