"Союз отверженных" — так, кажется, назвала желтоглазая сука в костюме свою банду отморозков?
Она опустила взгляд, возвращаясь обратно в реальность.
— Я убью тебя, — прошептала она. — А потом убью всех остальных.
— Ты можешь попробовать, — совершенно спокойно кивнула Илия и... исчезла из ее рук.
Вместо нее, прямо перед лицом Блейк оказалось знакомое смуглое лицо с высокими скулами, плоским носом и кислотно-зелеными волосами. Вместо двух окровавленных глазниц, с которыми ее оставила Блейк в прошлый раз, на нее смотрели багровые угольки Гримм, горящие той же абсолютной ненавистью, что была единственным смыслом жизни каждой из этих тварей. Губы кривились в широком оскале, достойном любого Гримм.
— Здравствуй, котенок, — пропела она. — Око за око, правильно?
Часть 4
— Куда теперь?! — потребовала Жанна.
— Две улицы на север она сказала! — огрызнулся напарник, оглядываясь по сторонам и стараясь не смотреть на последствия бойни, оставшейся на месте последнего местоположения Кошки.
— И где, блин, север?!
Короткая автоматная очередь прозвучала с соседней улицы.
— Туда!
Подскочив к двери, Жанна вышибла толстую стальную дверь ногой. Свиток, закрепленный на запястье, тревожно пискнул, предупреждая, что ее аура ушла в "желтый" сектор, но девушка не обратила на это внимания — уж очень тревожно звучала подруга Ахиллеса по радио, когда сообщила о том, что нашла своих бывших друзей. Она даже помощи просила так, будто не верила, что доживет до ее подхода.
Жанна вихрем промчалась по пустой проходной, не останавливаясь, выбила следующую дверь и... улица выглядела почти также, как и любая другая улица Гленн этой ночью: лужи крови, несколько растерзанных тел... единственной разницей были те, кто сражался здесь: не Гримм против живых, нет, — живые против живых. Жанна знала, что увидит здесь именно это, но все равно застыла на секунду, пытаясь смириться с абсолютным безумием этого: в тот момент, когда город атакуют монстры, находятся сумасшедшие, готовые убивать друг друга.
Да что, блин, не так со всеми этими людьми?!
Пять фавнов в белых масках (еще столько же лежало на земле в лужах крови) оглянулись на грохот выбитой двери, поднимая оружие. Жанна вскинула щит, чуть подалась назад, проверяя, успел ли напарник... успел: ее спина уперлась в чужое плечо — Кардин пригнулся, прячась от пуль.
Глянув поверх щита, она увидела черную фигуру, внезапно появившуюся перед фавнами. Взмах двумя мечами выбил оружие у двоих и в тот же миг протянувшийся через всю улицу острый кончик брызжущей желтыми молниями суставчатой рапиры ударил Кошке в лицо. В последний момент она успела чуть отдернуть голову, избежав худшего, но черные капли крови все равно сверкнули в тусклом лунном свете, загремела по асфальту сорванная с лица маска и тонкий крик боли эхом заметался по узкой улице, отражаясь от стен домов.
Трое фавнов, позабыв про Жанну и Кардина, перевели стволы на упавшую Блейк, и в этот момент Жанна прыгнула, сбив одного щитом, и швырнув меч во второго. Она почти промазала, но вращающийся кончик рукояти все-таки зацепил стрелка, ударив в скулу. С последним сделать она ничего не успела — отбарабанила короткая очередь, но когда Жанна, двумя ударами кулака вырубив сбитого с ног террориста, посмотрела туда, где упала Кошка, там уже никого не было — лишь три маленькие выбоины в асфальте свидетельствовали, что выстрелы вообще были.
Повернув голову к последнему стрелку, она почти уперлась носом в черное дуло, но даже не успела испугаться: ствол вздрогнул и упал на землю. Подняв глаза, Жанна еще успела заглянуть в быстро тускнеющие глаза стрелка — недоумение в них быстро сменилось ужасом и болью; пальцы в черных перчатках беспомощно цеплялись за горящий темно-фиолетовым кончик меча, но постоянно соскальзывали.
— Займите Илию, — приказала Кошка, рывком выдернув меч из груди уже мертвого фавна.
Жанна вздрогнула — так странно этот сухой, хрустящий напряжением голос сочетался с залитым кровью лицом и ярко светящимся в темноте золотым глазом. Она вздрогнула еще раз, когда мертвое тело сломанной куклой упало на землю.
— Я пойду за второй.
И исчезла, оставив после себя темную, расплывающуюся по краям тень, которая тут же дрогнула и растаяла, пронзенная еще одним ударом суставчатой рапиры.
Жанна быстро огляделась — там, откуда прилетела рапира, уже ничего не было: только густые тени домов, дрожащие в тусклом зареве пожаров, полыхающих на месте вокзала, воздушной пристани и того квартала, где упал крейсер. Сглотнув, она вспомнила, что рассказывала Кошка о своей бывшей соратнице: фавн-хамелеон с Проявлением распространять маскировку на все, чего коснется; убийца, чьей специализацией были атаки из засады.
Она едва могла справиться с боем лицом к лицу с прямолинейными Гримм — что она собирается делать с той, кого не может даже увидеть прежде, чем станет поздно?..
Ответ пришел к ней в обжигающе горячей широкой спине, прижавшейся к ее собственной.
— Смотри в оба, Хомяк, — пробасил Кардин. — Я прикрою.
И страх тут же умер, замененный уверенностью. Пока у нее есть Кардин — она может не опасаться удара в спину.
Она подняла щит к подбородку, вскинула в боевую позицию меч, зажигая на лезвии ауру — серебристо-белые отблески осветили улицу, прогоняя дрожащие тени. Жанне показалось, что она увидела какое-то движение краем глаза, но прежде, чем успела обернуться, в небесах взвыл дракон, и впервые в этом оглушительном реве звучала боль.
Ворон взлетел над крышами, над городом, озаренным пожарами и вспышками выстрелов. Темно-красная аура, окутавшая черные перья, превратила крохотное тельце в сверкающий алый метеор, разрезавший пополам небо. Его гнев, столь же раскалённо-горячий, как его аура, заставил каждого Гримм в округе повернуть голову в его направлении, с жадным вниманием и вечным голодом пытаясь отыскать глазами тот источник негатива, который они обоняли другими чувствами. Летающие Гримм, стая, приведенная драконом и отпущенная гулять по городу после гибели крейсера, ринулись к ворону, окружая маленький алый шар со всех сторон.
Ворон не позволил себе отвлекаться на меньших Гримм. Аура, раскаленной лавой текущая по венам вместо крови, усиливала воронье тело также, как усиливало человеческое — его крылья двигались столь быстро, что превратились в два смазанных жужжащих, как стрекоза, полукруга, по прямой, как полет пули, траектории неся его к дракону.
Крылатый Гримм как раз заканчивал широкий разворот над городом, когда они столкнулись: красный болид размером с футбольный мяч и огромная черная тварь с кожистыми крыльями. В момент столкновения ворон превратился в человека: худого сгорбленного мужчину в замызганном, латанном тысячи раз сером плаще. Врезавшись ногами в скулу дракона с силой достаточной, чтобы отшвырнуть назад голову размером с самосвал, он занес над головой сверкнувшую серебристым косу и широко оскалился в огромный алый глаз:
— Как птичка птичке: мне ни хрена не жаль, мудак.
Коса со свистом рухнула вниз, по самый обух погрузившись в центр зрачка.
Рев, исторгнутый драконьей глоткой, был настолько оглушающим, что Кроу едва не выпустил из рук косу. Что начал крик, закончил резкий рывок головы, отбросивший Охотника в сторону. Древко выскользнуло из дрогнувших рук — но не раньше, чем лезвие разворотило глаз в липкую зловонную кашицу.
Вновь обернувшись в ворона, Кроу почувствовал горячую кровь, текущую по перьям из слуховых отверстий, но это не помешало ему злорадно каркнуть, надсаживая горло. Он едва расслышал собственный крик, но багровый глаз, мгновенно нашедший его в черных небесах, доказал, что крик не остался не услышанным. Огромные лапы молнией метнулись вперед, пытаясь поймать верткую птицу, но Кроу вывернулся меж когтей, оставив после себя две гранаты с металлической краской, и, каркнув еще раз, полетел вперед, сжигая в безумном форсаже последние остатки ауры.
Он не знал этот город и, если честно, уже успел забыть, где они договорились встретиться, но было сложно пропустить неопрятную кучу металла, медленно всплывающую к небесам в нескольких километрах к востоку. Кроу Бранвен был старым стрелянным вороном и видел почти все дерьмо, которое мог предложить Ремнант, но даже сейчас, удирая от взбешенного дракона, испытал ледяной, почти суеверный ужас при виде груды разорванных на части машин и грузовиков, фонарных столбов и канализационных люков, даже кусков зданий с торчащими во все стороны иглами арматур: тонны металла, поднятые в воздух по прихоти одного человека — такого же, как и все остальные, сделанного из плоти, крови и души.
Он видел что-то подобное всего однажды, много лет назад — тогда одному глупому Гримм удалось взбесить Глинду Гудвич.
"Это даже хорошо, — попытался он успокоить себя. — Миру бы пригодилась вторая Гудвич, которая бы не была такой занудой".
"С другой стороны, — прошептал слабый голос здравомыслия внутри него. — Глинда с презрением к властям и законам может быть очень плохой идеей..."
Когда драконьи когти почти дотянулись до него, вырвав пару перьев из хвоста, Кроу решил, что прямо сейчас ему плевать. Если Ахиллес сможет избавить его от огромной злой рептилии, всерьез решившей откусить ему голову, он не станет жаловаться.
Оно приближалось. Куру чувствовала это — каждой клеточкой тела, хрусталиком глаза, барабанной перепонкой и открытой нараспашку душой: тяжелый запах пепла и крови, давление на кожу, невесомые обжигающие прикосновения к ауре, от которых ее душа съеживалась и испуганно забивалась в угол.
Она не знала — что это. Она многого не знала, на самом деле. Часто ответы приходили к ней уже готовыми и лишь после, уже зная конечную точку, она восстанавливала всю логическую цепочку, которая должна была привести к правильным выводам.
Так было и сейчас. "Беги!" — кричало что-то внутри нее подозрительно знакомым голосом.
Она и бежала, просто намного медленнее, чем могла бы. В момент, когда взорвался вокзал, они только-только вывели всех людей из убежища, которое защищали ранее. Бежать к разрушенным путям эвакуации было бессмысленно. Загонять их обратно — тоже: они не могли защищать вход вечно, даже если у нее был план, что делать с драконом.
Ну, вроде. Она действительно размышляла раньше, каковы пределы Проявления Ахиллеса, Проявление Бранвена было в его файле, так что... все просто сложилось один к одному, когда действительно понадобилось, с привычной легкостью: задача, вводные, решение. Судя по тому взгляду, что подарила ей Вайс, наследница даже сомневалась, что это было экспромтом.
...И никто так и не заметил, как дрожали ее колени.
Оно приближалось.
Куру бежала позади толпы гражданских, которых они вели к западной стене: если есть основной план, должен быть и резервный, причем желательно такой, чтобы они взаимодополняли друг друга. Умрет дракон или нет — из города все равно надо уходить, и уводить с собой всех, кого получится. Вайс и ее охрана были в авангарде — прямо сейчас именно там было больше всего Гримм, на острие прорыва, пара Охотников, с которыми они случайно столкнулись — прикрывали фланги.
Она придержала шаг, наращивая расстояние между собой и толпой, успокаивающе махнув рукой тем, кто обернулся.
— Мур, — спокойно сказала она в рацию, сжав кулак с такой силой, что между пальцами на землю закапала кровь.
Гражданская связь в городе не работала, но, слава Близнецам, запасливые телохранители подготовились и на такой случай.
Лейтенант ответил не сразу, и голос его был напряженным и задыхающимся, словно он только что вышел из боя. Впрочем, почему "словно"? Сейчас Гленн был одним большим сражением, куда не пойди.
— Арьергард без защиты — я должна позаботится кое о чем. Отправьте сюда Охотников, пожалуйста.
— Принято. Когда ты вернешься?
"Никогда"
— Я догоню вас. И передай Вайс... — она замялась на секунду, перебирая тот сонм мыслей и чувств, что всегда мешал ей трезво думать, когда напарница была рядом. Прах, она могла бы написать книгу только о них. — На самом деле, лучше ничего ей не говори.
— Поче...
Куру раздавила рацию в кулаке, оборвав вопрос, на который все равно не могла внятно ответить. За ее спиной, где-то там, в центре города, взвыл от боли дракон.
Оно приближалось.
Пепел почти скрипел у нее на зубах, воздух превратился в кровь, давление на кожу — в густое желе, мешавшее двигаться, а невесомые прикосновения к ауре — железной хваткой чужой воли сжали душу.
Оно приближалось.
Улица была пуста, озаренная лишь мертвенно-бледным лунным светом, но Куру не видела ее. Она видела Вайс, хмурую и взъерошенную со сна, с зубной щеткой во рту; длинные волосы волной благородной платины укрывали хрупкое тело, словно плащ, тонкая ночнушка не скрывала ничего от ее тайно-жадного взгляда; наследница самой большой компании в мире смешно пританцовывала на холодном кафеле, забыв надеть носки или тапочки.
Сухо трещали пожары, выли Гримм, где-то далеко кричали люди и гремели выстрелы, но Куру не слышала их. Она слышала самый прекрасный голос на свете, напевавший грустную песню без слов — этот голос был скрыт от любого другого уха шумом льющейся из душа воды. После завершения своей короткой, но яркой карьеры, Вайс отказывалась петь для других, несмотря на все уговоры, твердо решив оставить эту часть своей жизни позади. Однажды Куру сказала, что ей нравится, как она поет, дав понять, что для ее слуха двери ванной не помеха. Вайс смутилась, и долгие два дня Куру была лишена привилегии слушать, как она поет. На третий она запела вновь, уже точно зная, ДЛЯ КОГО она это делает.
Она должна была составлять план, взвешивать свои возможности и обстановку, пути отхода и наступления, но не могла заставить себя думать об этом. Вместо этого единственной ее мыслью было острое сожаление, что они на самом деле так ничего и не сказали друг другу, лишь танцуя вокруг того, чего хотят на самом деле, и не решаясь сделать выбор. И сейчас уже было поздно, потому что...
Оно здесь.
Первыми из-за поворота вынырнули Беовульфы. Они двигались до ужаса непривычно, совершенно неправильно: твари не рычали и не выли, они не сорвались на бег, едва увидели добычу, нет, — они спокойно шествовали, двумя потоками бесшумно крались вдоль стен, оставив середину трем Старшим Урсам, тоже слишком спокойным. Следом за авангардом шел Сталкер — огромный скорпион, чье вздыбленное над блестящим черным телом жало покачивалось напротив окон четвертого этажа.
На загривке Сталкера стоял человек: высокий мужчина в длинном, наглухо застегнутом черном плаще. Он выглядел так, словно пережил долгую болезнь: красивое молодое лицо казалось выточенным из алебастра, выделяясь лишь глубоко запавшими темными глазами и яркими синяками под ними; пустой правый рукав трепетал на ветру.
Она видела его впервые, но моментально узнала. Она не знала о нем ничего, но помнила их последнюю встречу.
Светлая церковь, залитая кровью. Беовульфы, застывшие вдоль стен в зловещем безмолвном карауле. Священник, оплетенный щупальцами бесформенного Гримм у статуй Близнецов. И молодой красивый парень в черном кожаном пальто, сидящий на ступенях перед алтарем, со здоровым цветом кожи, свежим лицом и обеими руками. Парень скалился ей в лицо злой улыбкой победителя, вознесшего над головой отрубленную голову врага.
