2 - Падшие из ада

Сам же Эдуард, напротив, постарался расположиться с максимальным комфортом и теперь, покачивая остатки коктейля в бокале, откровенно забавлялся, рассматривая напряженные лица остальных членов Совета. Ну что ж, послушаем, сегодня заседание обещает быть нескучным.

Дождавшись, когда все проекции займут свои места, слово взял Александр.

-С вашего позволения, я не буду тянуть кота за хвост, и сразу перейду к делу, — он положил ладони на стол, — думаю, все вы уже знаете о ситуации, сложившейся вокруг комплекса 'Айсберг'.

-В общих чертах да, — ответил за всех Игнат Плеско, сухой и морщинистый старик, занимающий ныне должность Старшего Арбитра как самый пожилой член Лиги, — но какое отношение это имеет к созыву Совета?

-Заверяю вас, — Александр обвел взглядом присутствующих, — отношение самое непосредственное.

-Освобождение заложников — работа спецслужб и силовых ведомств, — с другого конца стола подал голос Иван Торбицкий, молодой Корректор весьма обширных габаритов, — они за это зарплату получают, и неплохую. Мы-то здесь при чем?

-Все упирается в личность человека, руководящего захватчиками. Это — полковник Григорий Волочин.

-Вот дерьмо! — чертыхнулся Плеско.

-Да хоть генерал! — Торбицкого прозвучавшая фамилия не особо впечатлила, — перед законом все равны.

При этих словах Эдуард не удержался от улыбки. Все прекрасно знали, как Иван любит потакать своим капризам, не оглядываясь на требования норм и правил, чем регулярно создает Лиге совершенно ненужные проблемы. И чужие трудности его никогда не интересовали. Он всегда жил в свое удовольствие, стараясь всеми путями избегать любых усилий, будь то физических, умственных или моральных, неизменно полагая, что любая проблема, если немного подождать, рассосется сама собой. Только Кодекс хоть как-то помогал удерживать его в разумных рамках. Что-что, а Кодекс Торбицкий чтил.

По обыкновению, прочие члены Совета самоустранились от участия в дискуссии, оставив его и Плеско препираться друг с другом. Избалованная непуганая юность против набившей синяков и шишек, а потому осторожной до паранойи старости. Все как обычно.

-Закон — ничто без силы, обеспечивающей его применение, — Александр Саттар демонстрировал чудеса выдержки и самообладания, втолковывая Ивану прописные истины, изучение которых тот в свое время, видать, прогулял, — а Волочин — исключительно крепкий орешек, об который наши силовики обломали себе зубы.

-'Айсберг' находится в Вашей зоне контроля, а, следовательно, это и Ваш прокол тоже, — не упустил Торбицкий возможности съязвить в ответ.

Его укол оказался особенно болезненным, так как в значительной степени соответствовал действительности. Александр вздохнул.

-Я не снимаю с себя ответственности за случившееся и прилагаю все возможные усилия для благополучного разрешения ситуации.

-И все же, мне по-прежнему не понятно, ради чего Вы нас сегодня здесь собрали? — Торбицкий поерзал на неудобном стуле, хотя, судя по его довольному виду, последний удачный выпад в отношении Сопредседателя с лихвой окупал весь дискомфорт.

-Волочин собирается заложить серьезную мину под весь институт Психокоррекции и под нашу Лигу. Со времен работы в парламентском комитете он заметно радикализировался и, как видите, перешел уже к открытому террору. Его нынешний замысел циничен и жесток и, если он преуспеет, все усилия, что мы предпринимали на протяжении последних лет, пойдут прахом.

-Откуда Вам известны его замыслы? — Плеско подался вперед.

-Некоторое время назад в Сети появилось его видеообращение. Мои специалисты постарались как можно быстрей удалить его со всех площадок, но, сами знаете, что в Сеть попало... — Александр помассировал переносицу, — в общем, сами смотрите.

Перед каждым из участников заседания вспыхнул небольшой экран, на котором появилось лицо Волочина.

'Я покажу вам...'

Эдуард, так же, как и остальные, поначалу внимательно следил за трансляцией, но потом, прекрасно понимая, что потом у него еще будет возможность не раз ее пересмотреть, переключился на чтение лиц других членов Совета. Изучение их реакции вполне могло рассказать многое из того, что они сами предпочли бы скрыть.

Судя по внешним признакам, все они, кроме Александра, видели эту запись впервые. Сам же Председатель устало смежил веки и смиренно ожидал ее окончания. Его лицо выглядело спокойным и расслабленным вплоть до самого финала, но потом, когда Волочин заговорил о 'персональном послании', Александр заметно напрягся, а при звуке выстрела его всего передернуло болезненной судорогой.

Пользуясь тем, что его никто не видит, Эдуард быстро перемотал запись немного назад и просмотрел ее развязку, чтобы понять, что именно так ранило его брата. При виде подстреленной Юлии он почувствовал, как и сам против собственной воли стискивает зубы в бессильной ярости.

-Выходит, — заговорил, наконец, Торбицкий, — для Вас это дело в значительной степени... личное?

-Не стану отрицать, — Александр открыл глаза, — но сейчас, как мне кажется, Совет больше должно беспокоить содержание основной части послания.

-Наивная и беспомощная попытка донести до алкоголика информацию о пагубности пьянства, — Плеско покачал пятнистой лысиной, — я сильно сомневаюсь, что ему удастся хоть добиться своих целей таким вот способом.

-Как я понимаю, — Торбицкий перемотал запись, просматривая сцены с обезумевшими жильцами, — речь идет об эффекте 'отскока'?

-Именно, — кивнул Александр.

-Ох, и весело у них скоро в 'Айсберге' будет!

-Да там и сейчас уже... нескучно, — Председатель и так был на взводе, а Иван словно специально его дополнительно подзуживал своей легкомысленностью, — счет жертв идет на десятки, и это только начало.

-Жертв!? — ну наконец-то толстяка проняло, — все настолько серьезно?

-Достаточно серьезно, чтобы уже начинать беспокоиться.

-Но Игнат вот считает, что задуманное Волочину осуществить не удастся. Быть может нам стоит просто спокойно посидеть некоторое время на берегу реки и подождать...

-Подождать, в то время как мимо будут проплывать чужие трупы? — Александр даже привстал со своего места, его руки сжались в кулаки. Торбицкий всегда оставался глух к чужой боли и чужим страданиям, но на сей раз он хватил через край.

-Я искренне сожалею, что Ваша дочь попала в эту передрягу, но созывать ради ее спасения Совет Лиги — это чересчур.

Виртуальные заседания были всем хороши — не надо срываться и куда-то ехать, проводить их можно чуть ли не в любой момент, но иногда Александр горько сожалел о том, что нельзя подойти к ненавистной проекции и съездить ей по физиономии.

-Уймись, Вань, — негромкий голос Плеско обладал исключительным даром охлаждать самые горячие дискуссии, — когда я говорил, что у Волочина ничего не выгорит, это еще не означает, что его действия не будут иметь для Лиги никаких последствий. Он сунул палку в осиное гнездо и активно ею там орудует. В итоге не поздоровится не только ему, но и всем, оказавшимся поблизости. И чем дольше мы позволим ему творить свое непотребство, тем сложней нам будет потом расхлебывать его результаты.

-И в чем же они могут заключаться?

-Да как ты не поймешь! — Игнат хлопнул костлявой ладонью по столу, отчего присутствующие невольно вздрогнули. На их памяти Старший Арбитр впервые позволил себе столь яркое проявление эмоций, — все, все, что мы кропотливо отстраивали в последние годы, может в одночасье пойти прахом! Мы осторожно, шажок за шажком балансировали систему, избавляя ее от недостатков и уязвимостей, стремясь к максимальной надежности и стабильности, и тут заявился Волочин и взмахнул кувалдой...

Плеско выпрямился на стуле и сделал глубокий вздох, чтобы немного успокоиться.

-После того, как испуганные и разгневанные обыватели расправятся с ним, как ты думаешь, к кому они придут с неудобными вопросами? Что ты скажешь людям, которым мы обещали комфорт и безопасность, и которых мы не смогли защитить?

-Я никому ничего такого не обещал!

-Поверь мне, к тому моменту твое мнение уже не будет иметь никакого значения. С нас спросят в любом случае. И бежать нам некуда, разве что за Стену...

-Хорошо, допустим, — нехотя согласился с оппонентом Торбицкий, — что вы предлагаете?

-Волочина необходимо остановить, — вновь заговорил Александр, — остановить любой ценой, и сделать это необходимо как можно скорей!

-С учетом его послужного списка задачка представляется не самой тривиальной, тем более, что, по Вашим словам, силовики уже пытались с ним разобраться, но безуспешно, — Плеско пристально посмотрел на Александра, — какие у нас есть еще варианты? Припрятанный в рукаве козырной туз нам бы сейчас не помешал.

-То, что я предлагаю — не столько туз, сколько Джокер, но, боюсь, ничего другого нам не остается.

Александр не назвал его имени, ни взглядом, ни жестом не намекнул, о ком идет речь, но, тем не менее, головы всех присутствующих дружно повернулись к безликой проекции Эдуарда. Зеленая кайма вокруг его силуэта свидетельствовала о том, что он на связи, но панель текстовых комментариев по-прежнему оставалась пустой.

Эдуард откинулся в своем кресле и, приняв у стюарда новый бокал с коктейлем, сделал большой глоток. Он прекрасно знал, что скажет им, знал, что они ему ответят, и знал, что в конце концов его условия будут приняты. Как он и предвидел. Лига сама загнала себя в ловушку, и теперь все их попытки торговаться с ним были заведомо обречены на неудачу. Момент настал, но Эдуард никуда не спешил, стремясь насладиться им в полной мере, и в очередной раз радуясь, что никто не видит его довольной ухмылки.

* * *

Отдел косметики и бытовой химии скрывался в глубине магазина, а потому эпидемия разграбления на стройматериалы для баррикад до него еще не добралась. Кроме того, представленными здесь товарами нельзя было утолить жажду или голод, так что никто не проявлял к ним особого интереса, и мы с Кирой оказались тут одни. Шум окружающей суматохи сюда еле долетал, и нам наконец представилась возможность хотя бы немного перевести дух.

-Что мы тут ищем? — Кира остановилась рядом со мной, осматривая полки в мерцающем свете желтого чадящего пламени.

-По-моему, возможность просто посидеть в тишине уже дорогого стоит.

Я воткнул древко факела в щель между стойками и уселся прямо на пол, вытянув гудящие ноги. Мы несколько часов кряду таскали туда-сюда разносортные железяки, и теперь у меня ныло все тело. А завтра, наверняка, я едва смогу пошевелиться от боли в истерзанных мышцах. Если доживу, конечно, что уже не представлялось само собой разумеющимся фактом.

Кира села рядом, предусмотрительно подложив под себя упаковку туалетной бумаги.

-Петро не будет ждать нас вечно. Ты уже придумал, что ему предъявишь?

-Сгодится любая возможность, которая поможет нам выбраться отсюда. Он ждет от меня какого-нибудь уберваффе, и я постараюсь его не разочаровать.

-Думаешь выслужиться перед ним? — в голосе жены проступила плохо скрываемая неприязнь, — думаешь, он тогда смилостивится и нас отпустит на все четыре стороны?

-Я сомневаюсь, что Нижние, против которых он обратит мое оружие, примут меня потом с распростертыми объятиями.

-Как же тогда быть?

-Если мы хотим пройти через контролируемые ими территории, то нам придется как-то завоевать их доверие, сыграть за их команду, — каменный пол начал холодить мне зад, и я, взяв с полки еще одну пачку бумаги, последовал примеру Киры. Да и сидеть так удобней, — если мы организуем диверсию, поможем Нижним прорвать нашу оборону, то тогда у нас с тобой появится шанс.

-Ты собираешься предать Петро и его отряд? — теперь неприязнь сменилась возмущением.

-А что, выслужиться было бы лучше? — хмыкнул я, — Предать можно только того, кто тебе доверяет, кто считает тебя своим. А тот факт, что мы с ними живем на этажах выше двухсотого, еще не делает нас семьей. Я ни ему, ни остальным ничем не обязан.

-Все равно, это какая-то извращенная логика по-моему.

-Если ты не в курсе, то чистая логика, вообще, исключительно аморальна и бесчеловечна.

-Так себе оправдание, если честно.

-Я не пытаюсь оправдываться, я просто объясняю тебе, что к данной ситуации используемые тобой мерки не подходят. А насчет логики... — я почесал нос, — мы как-то привыкли, что в случае опасности в первую очередь надо спасать стариков, детей и женщин, но иногда ситуация складывается так, что действовать нужно строго наоборот. Когда в осажденной крепости продуктами в приоритетном порядке обеспечиваются держащие оборону солдаты, а мирные жители умирают с голоду. Когда раненых логичней добить, нежели пытаться их спасти и тратить на них силы и ресурсы. Когда голодающая стая вынуждена убить и съесть своего самого старого или, напротив, самого молодого, а потому бесполезного члена, чтобы выжить. Когда самоотверженная попытка спасти всех неизбежно приведет к общей погибели, а жестокое, но разумное решение позволяет спасти хотя бы некоторых.

-Не знаю, как тебе, а мне претят такие вот бездушные рассуждения. Человеком нас делает не только разум, но еще и мораль, нравственность и милосердие. Если мы в своих поступках будем руководствоваться исключительно холодным расчетом, то превратимся в машины!

-Надеюсь, нам все же удастся избежать подобной участи.

-Но ты же считаешь, что Петро и его единомышленники поступают разумно и правильно!

-Да, по-своему разумно, но... неправильно.

-Отчего же так? Только что ты весьма убедительно обосновал их взгляд на вещи.

-Я не считаю, что обстоятельства настолько неодолимы, что обязывают нас мыслить категориями осажденной крепости. Но им, похоже, такое положение дел даже нравится, и они, как мне кажется, целенаправленно загоняют ситуацию в соответствующие рамки.

-С чего ты взял? — Кира покосилась на меня с сомнением, — зачем им все это?

-А ты посмотри на них, — я кивнул в сторону нашего овощного отдела, — все они — молодые люди, явно обязанные своим положением в обществе отнюдь не каждодневному упорному труду, а богатым и влиятельным родителям. Свое благополучие они получили на блюдечке просто по факту рождения. Вся их жизнь словно катится по рельсам, она запрограммирована на безоблачное и смертельно скучное бытие в стенах дорогих офисов с редкими яркими вспышками адреналина, что дают им их экстремальные развлечения. Но это все — фальшь, подделка, как взрыв-пакеты, имитирующие на учениях разрывы реальных снарядов.

И вдруг они оказываются в эпицентре самого настоящего кризиса! Судьба дарует им уникальный шанс все изменить! Здесь и сейчас что-то реально зависит от их принимаемых ими решений! Ты не представляешь, как с непривычки кружит голову такая дурь! И они целиком и полностью отдались этому соблазну. Ты же видишь, что они получают самое настоящее удовольствие, помыкая другими людьми, распоряжаясь чужими судьбами, ломая непокорных при помощи откровенного насилия. У них нет реального опыта руководства, все, что они делают — скорее имитация, где больше важен сам процесс, нежели результат. Но это никого не смущает, ибо они вершат Историю! Пусть бездарно и бестолково, пусть только в масштабах одного разграбленного супермаркета, но все же.