2 - Падшие из ада

-Да, я был в курсе твоих... занятий, — признал Александр, — и, признаться, твоя одержимость иногда меня даже пугала.

-Любовь и ненависть — два самых сильных чувства, способных преобразить человека до неузнаваемости. Как в лучшую, так и в худшую сторону.

-А в какую изменился ты?

-Я не стал лучше или хуже как человек. Я просто стал... другим. Более сдержанным, рассудительным, осторожным, но, одновременно, и более циничным, жестким, целеустремленным, — Эдуард развел руками, — но, чем больше я узнавал, чем шире раздвигались границы моего кругозора, тем лучше я понимал тебя и мотивы твоих поступков. Ко мне пришло понимание причин, побудивших тебя организовать мою ссылку, и я не мог не признать, что дал тебе более чем достаточно оснований для такого непростого решения. Я понял, что ты был прав.

-Не может быть! — не удержался Александр от саркастического замечания.

-Ты мне не веришь, но я постараюсь делом доказать тебе свою искренность. Ты ставил мне в пример Эдмона Дантеса, и твои слова оказались воистину пророческими! Я сумел переродиться так же, как и он. Но, в отличие от графа Монте-Кристо, я не жажду мести. Более того, я действительно тебе благодарен.

-Отрадно слышать. Но, как мне кажется, потребуется еще некоторое время, чтобы теперь изменился и я.

-Разумеется. Не все сразу. Сперва давай разберемся с насущными проблемами.

-Да, приступайте. Все Корректоры и экстренные службы будут наготове и займутся приведением здания и его жильцов в порядок сразу же, как только ты сообщишь об успешном завершении операции. Нам предстоит еще очень много работы.

-Хорошо, — Эдуард шагнул к дверям, которые послушно скользнули в стороны при его приближении, — а потом, когда все закончится, мы вместе с тобой сделаем этот мир... лучше.

* * *

Считается, что можно бесконечно долго смотреть на огонь, воду и то, как другой работает. Но я обнаружил, что почти столь же долго способен любоваться тем, как баба мутузит посягнувшего на ее честь мужика.

Сначала, когда Кира дубасила его ногами, тот еще пытался вяло отбиваться, но вскоре сдался, а моя жена только-только начала входить во вкус, охаживая его и так и эдак. Вскоре наш сексуально озабоченный проводник уже превратился в беспомощную окровавленную тушу, колышущуюся от каждого удара, а она и не собиралась останавливаться.

Мне, разумеется, тоже хотелось внести посильную лепту, но тесная каморка не позволяла развернуться двоим, и мне оставалось только наблюдать за тем, как хрупкая девушка, в прошлой жизни увлекавшаяся классической музыкой и не обидевшая даже мухи, избивала насильника с такой слепой и безудержной яростью, какой я от нее совершенно не ожидал.

Кира утерла со лба пот и подобрала с пола брошенный мною табурет.

-Мне кажется, он уже понял, что был неправ, — заметил я осторожно.

-Зато я еще не все ему высказала, — она с размаху опустила табурет, целясь в область ниже пояса.

-Я понимаю, но, боюсь, он тебя уже не слышит.

-Думаешь? — Кира по инерции еще несколько раз врезала несчастному, которого мне уже было немного жаль. Совсем чуть-чуть, самую малость, — предлагаешь подождать, пока он очухается, и потом продолжить?

-Если он вообще теперь хоть когда-нибудь очухается, конечно.

Мужик уже не шевелился, и даже кровавые пузыри на его губах перестали надуваться. Я констатировал данный факт с холодным равнодушием ученого, наблюдающего за гибелью бактериальной культуры. Занятно. Еще два дня назад чья-то смерть полностью выбивала меня из колеи, заставляя непрестанно рефлексировать и мучиться кошмарами, а сейчас я совершенно спокойно смотрел на потенциальный труп, автором которого являлись мы с Кирой. На семейном подряде, так сказать. Ни растерянности, ни испуга, ни раскаяния. Обстоятельства так сложились, только и всего.

Жена поставила табурет и села на него, тяжело дыша.

-Экая жалость! Теперь придется ждать до встречи на том свете, чтобы закончить.

-Не кручинься так, — я провел ладонью по ее волосам, — вполне возможно, ждать нам осталось не так уж и долго.

-Почему ты так считаешь?

-Если мы останемся тут, то через несколько дней отдадим концы от голода и жажды. А если попробуем спуститься по коллектору, то...

-То что?

-Ну, тут всего два варианта: либо мы спасемся из этого многоэтажного ада, либо найдем свой конец. Будем надеяться, что быстрый.

Мы посмотрели на открытый люк, ведущий в шахту, ведущий в неизвестность.

-Я голосую за то, чтобы попробовать спуститься, — заявила Кира, — как говорится, лучше принять смерть среди приличного общества, чем жить в окружении идиотов.

-Тогда я, по традиции, пойду первым, а ты спускайся следом. По крайней мере, если вдруг сорвешься, то хоть приземлишься мягко.

-Умеешь же ты мыслить позитивно!

-А что еще тут остается? Надо же хоть как-то скрашивать окружающий нас ужас, — зажав фонарик в зубах, я перекинул ногу через край люка, нащупывая первую ступеньку, — в любом случае, двум смертям не бывать...

От фонаря, кстати, толку оказалось крайне мало. Он освещал крохотный пятачок стены перед самым моим носом и все. Шахта оказалась настолько узкой, что, наклонив голову, я не мог ни черта рассмотреть внизу, любуясь на свои ноги, которые загораживали весь обзор, а при попытке посмотреть вверх я упирался затылком в стену позади. Приходилось просто перебирать ступеньки, оказавшиеся вполне крепкими, несмотря на хлипкий внешний вид, в надежде, что рано или поздно они все же должны закончиться.

Несмотря на то, что я с нетерпением ожидал окончания спуска, дно шахты ударило меня по пяткам довольно резко. Я вынул фонарик изо рта и, немного осмотревшись, обнаружил у себя за спиной еще один люк, аналогичный тому, через который я забрался в коллектор.

Сверху послышались чертыхания спускающейся следом Киры.

-Я уже внизу! — крикнул я ей, чтобы приободрить.

Люк не был заперт, и я без особых проблем выбрался наружу, но в следующую же секунду оказался прижат к стене, чувствуя неприятный металлический холод на своем затылке.

-Только пискни — и будешь любоваться на собственные мозги, разбрызганные по окрестностям! — процедил мне в ухо чей-то хриплый голос, — руки за спину!

У меня забрали фонарик, и на моих сведенных сзади запястьях с коротким хрустом затянулась пластиковая удавка.

-Кто там еще с тобой? — спросил незнакомец, быстро меня обшарив.

-Жена.

-Веди себя тихо, и она не пострадает.

В такой ситуации мне показалось самым благоразумным подчиниться, и я с замиранием сердца слушал, как приближается ее кряхтенье.

-Что ты тут бормочешь? Я ничего разобрать не могу, — Кира выкарабкалась из люка, — ну и куда мы попали... ой!

Ей также связали руки, и она уткнулась лбом в потрескавшуюся штукатурку рядом со мной.

-Ну вот, — вздохнул я, — а ты говорила, что хуже быть уже не может.

-Отставить разговоры! Или я вам рты скотчем заклею! — грубо заткнул нас обладатель хриплого голоса.

Он щелкнул рацией и доложил:

-У нас еще два беглеца. Куда их?

Получив инструкции, он схватил меня за шиворот и, оттащив от стены, толкнул к выходу из комнаты. Киру повели следом.

У меня было не так уж много возможностей рассмотреть окружающую обстановку, но, судя по всему, мы действительно оказались на еще одном техническом уровне, наподобие того, где мы сегодня ночевали.

Я, прожив в 'Айсберге' несколько лет, успел побывать далеко не во всех его уголках. Все-таки огромный небоскреб с полным правом можно было назвать вертикальным городом, и осмотреть в нем каждый закоулок — задача нереальная. Но я даже не подозревал, что в нем имеются целые этажи, не отмеченные ни на каких картах и схемах. Этажи-невидимки, где протекала своя собственная жизнь, скрытая от посторонних глаз. Эдакие внутренности здания, о чьем существовании никто обычно не задумывается, но без которых невозможно нормальное функционирование инженерных систем дома. А захватив контроль над одной из таких служебных зон, можно полностью отрезать весь небоскреб от внешнего мира.

Мы шагали по огромному пустому этажу, среди частокола толстенных стальных колонн, переходя из зала в зал, минуя повороты и развилки Рация моего конвоира время от времени шипела и хрюкала, и в отсветах фонаря пару раз промелькнули силуэты других людей, также вооруженных и, судя по всему, патрулирующих свои сектора.

Выходит, отключение 'Айсберга' и впрямь не являлось случайностью или следствием технической неисправности. Да, я и раньше подозревал, что все не так просто, но теперь убедился в этом окончательно. Все произошедшее являлось чудовищной целенаправленной диверсией, цели которой оставались не ясны.

Впереди забрезжил свет, и мы вышли в просторное помещение, в центре которого широким полукругом стояли ящики с установленной на них аппаратурой. Из дальнего угла доносилось ровное тарахтение генератора, питающего в том числе и несколько ярких светильников на высоких складных треногах. Сидевшие перед мониторами люди выглядели спокойными и сосредоточенными, что разительно контрастировало с тем адом, который их стараниями развернулся буквально несколькими метрами выше. В общей четкости и слаженности явно чувствовалась продуманная организация, говорившая о том, что операция готовилась давно и тщательно, а отсутствие суеты и шума свидетельствовало, что все идет строго по намеченному плану.

Знать бы только, кто его автор, и какова его конечная цель?

При нашем приближении стоявший за спинами операторов и наблюдавший за их работой человек обернулся, и я сразу сообразил, что главный здесь именно он. Грубоватое обветренное лицо, левую сторону которого исполосовали старые шрамы, быстрый цепкий взгляд, общая собранность, отражающая постоянную готовность к действию — все выдавало в нем опытного вояку.

Я даже не знаю, какие именно штрихи в его внешности, какие нюансы поведения обратили на себя мое внимание, но я буквально инстинктивно догадался, что пикировкой тут и не пахло. Он определенно был из 'чистых'. Как, впрочем, и все члены его отряда. Думается, неспроста.

Вся история с блокадой 'Айсберга' начала отчетливо попахивать неким... психорасизмом, что ли.

-Еще две крысы, пытающиеся сбежать с тонущего корабля? — криво усмехнулся он, — посади их к остальным.

-Зачем Вы это делаете!? — воскликнул я, желая получить хоть какие-то ответы на накопившиеся вопросы.

-...и заткни этого типа, — командир отвернулся, утратив к нам с Кирой всяческий интерес, — после того, как подготовим последнюю трансляцию, этот коллектор надо будет тоже заварить к чертовой матери.

Конвоировавший меня боец взял с ближайшего стола рулон липкой ленты и без лишних церемоний заклеил мне рот, буркнув:

-Я же предупреждал.

После чего нас Кирой завели в комнатку неподалеку и посадили у стены рядом с еще несколькими пленниками. Убедившись, что мы надежно связаны, солдаты удалились, напомнив на прощание о крайне негативных последствиях плохого поведения.

Если я полагал, будто спустился уже на самое дно ада, и дальше падать уже некуда, то здорово заблуждался. И самый ужас состоял не в безвыходности нашего положения, не в неопределенности нашей дальнейшей судьбы, а в том, что я постепенно начал отыскивать светлые стороны даже в сидении на холодном полу со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом!

Ведь от меня теперь уже точно ничего не зависело, и я никак не мог повлиять на ход событий. А полная неспособность что-либо изменить автоматически означает отсутствие ответственности за все, что будет происходить в дальнейшем. И такое положение дел выглядит в определенной степени позитивно. Можно спокойно расслабиться, ни о чем не думать и наслаждаться заслуженным отдыхом. Если так пойдет и дальше, то вскоре я смогу найти приятные моменты даже в свидании с расстрельной командой.

Мы с Кирой сидели рядом, привалившись друг к другу, и я вполне мог немного подремать, вот только стянутые пластиковым жгутом руки то и дело начинали затекать, и мне приходилось время от времени шевелить пальцами, чтобы разогнать кровь. Мало-помалу мои глаза адаптировались к полумраку, и, чтобы не скучать, я украдкой рассматривал других заключенных. По крайней мере тех из них, кто оказался в поле моего зрения.

Компания подобралась весьма разношерстная, но, помимо истрепанности и замызганности, всех объединяла одна общая черта. Полнейшая апатия и безразличие к происходящему вокруг. Все сидели неподвижно, как один уронив головы на грудь и даже не пытаясь заговорить друг с другом. И отнюдь не заклеенные рты были тому причиной, тем более, что кроме меня такой чести удостоился только еще один человек. Впрочем, памятуя о собственных успокоительных мыслях, я вполне понимал этих несчастных. Пробившись через все уровни высотной преисподней и оказавшись в ситуации, когда тебя никто не пытается прямо здесь и сейчас убить, сожрать или изнасиловать, очень сложно сохранять тонус и противостоять накопившейся усталости. Кто-то, возможно, даже спал, пользуясь нежданной, пусть и не особо комфортной передышкой. У меня и самого глаза слипались от изнеможения.

Я перевел взгляд на следующего арестанта — девушку, сидящую прямо напротив, и всю сонливость с меня как ветром сдуло!

Да, в отсутствие привычного лоска, искусного макияжа и профессионально поставленного освещения она слабо походила на знакомый по глянцевым журналам образ, но однажды мне уже довелось видеть Юлию Саттар в 'полевых' условиях, так что характерные черты я опознал безошибочно.

Судя по всему, досталось девчонке крепко. Ее поникшая голова была обмотана бинтами, на которых с левой стороны проступило темное пятно, пострадало также ее левое бедро. Рядом на полу стояла пластиковая бутылка с водой, но, насколько я мог судить, Юлия к ней даже не притронулась. Ее левую руку приковали наручниками к тянущейся вдоль стены трубе, а правая... а правая ее рука оставалась свободна!

У меня в голове, точно как в комиксах, яркой лампочкой вспыхнула идея, и я, сколько ни старался, никак не мог ее отогнать. Я отлично осознавал, что взявшие нас в плен вооруженные люди к шуткам не расположены, и любой акт неповиновения с моей стороны может закончиться очень печально. Печально для других, мне-то будет уже все равно.

В то же время меня не отпускало смутное подозрение, что такой финал вполне может ожидать всех пленников вне зависимости от нашего послушания. Просто чтобы не оставлять ненужных свидетелей. И в тот момент, когда к моему затылку приставят что-то металлическое и холодное, я буду клясть себя последними словами за то, что не попытался.

А значит, стоит рискнуть!

Я заерзал, пытаясь подтянуть под себя ноги и встать.

-Ты куда собрался? — зашипела Кира мне в ухо, но в ответ я мог только мотнуть головой в сторону пленницы напротив.

-Зачем?

Поскольку мое выразительно мычание так ни черта прояснить и не смогло, я отказался от тщетных попыток и, пригнувшись, быстро перебежал на другую сторону. Юлия вздрогнула и подняла на меня мутный взгляд.