Тени ледяной пустоши

Тени ледяной пустоши.

Корсика, "Храброе сердце".

Пролог.

Забавно, как причудливо может изменяться судьба. Казалось бы, только каких-то лет семьдесят назад мир стоял на самой грани, дрожа и пошатываясь на пределе Пустоты, словно неопытый канатоходец на своем первом выступлении. А теперь — посмотрите, он вполне себе держится! Правду говорил Первый: если созданный мир рассыпается на части или, того хуже, будет вот-вот сожран тварью Пустоты — достаточно всего лишь завязать основные нити на выдернутом из зыбкого марева Несбывшегося существе. И только так! Хмарь Несбывшегося с легкостью позволит утянуть в себя через свою столь грубо вырванную часть все то, что грозит миру гибелью. Нет, не до конца — но вполне достаточно для того, чтобы дураки-боги, запустившие свое творение до такой степени, что им пришлось прибегнуть к помощи Небытия, смогли собраться с силами и вернуть миру устойчивость.

Другое дело — последствия. Если для богов они оказывались тяжелыми, но вполне соответствующими цене устоявшего плана мироздания, то для вырванной и насильно водворенной в реальность частицы Небытия были отнюдь не настолько мягкими... Как и для того несчастного, тело, суть и память которого отдавались на откуп разрушающей силе Несбывшегося и который был обречен на вечное существование, будучи не в силах умереть — ибо его смерть уходила вместе со смертью обреченного мира.

Но кого это вообще волнует? Кого вообще волнует мнение ничтожного муравья, призванного пронести на своей крошечной спине тяжелое небо погибающего мира? Ну, а если муравей выживет... Небо всегда готово ответить за свои поступки.

Эилиан внимательно наблюдал за тем, как медленно возвращается в реальность попавший за Врата через неисправный портал чужак. Как, используя в качестве источника плоти убитого сильфа-полукровку, медленно восстанавливается тело парня, принятого в род Аторре... Вернее, не так. От изначального человека, притянутого через Несбывшееся в умирающий мир, ныне не осталось ничего: ни разума, ни человеческой сути... Только воспоминания, без остатка поглощенные существом Небытия. Поглощенные — и загнанные куда-то глубоко внутрь.

Так что немертвый бог сейчас с безграничным терпением и немалым интересом наблюдал за тем, как бродит по снегам пустоши тело без проблесков разума — но с инстинктами матерого хищника. Наблюдал — и не трогал: в конце концов, частицы Небытия, выдернутые в реальный мир, были редки, но, тем не менее, изучены в достаточной мере, чтобы было возможно предсказать их поведение при гибели тела. И в настоящий момент это существо одновременно пыталось осознать себя в мире и жаждало уйти обратно — туда, откуда его столь безжалостно выдернули. Получалось плохо, но ведь получалось!

Впервые за все время Эилиан был рад, что в свое время создал тварей пустоши: именно их кровь помогла существу окончательно смириться со своим пребыванием по эту сторону бытия. Никогда не знаешь, какой твой поступок аукнутся спустя сотни и тысячи лет...

— Развлекаешься? — Раздался над ухом мальчишки-бога вкрадчивый голос Харрэса. Эилиан только кивнул головой и махнул рукой, призывая немного помолчать и не мешать наблюдать: существо Несбывшегося и целая стая тварей сошлись в схватке. В конце концов, за Вратами не так уж и много развлечений, чтобы можно было позволить себе упустить такое зрелище.

Харрэс присоединился к наблюдению... Подумал... И в следующий момент отвесил младшему брату такой подзатыльник, что того буквально скинуло с постамента Врат в ближайший сугроб.

— Хар, ты чего, сдурел?! — Взвыл Эилиан, отплевываясь от снега.

— Ты когда, придурок недоубитый, планировал нам рассказать, что вместо нормального иномирца вытянул часть Несбывшегося? — Лязгнула сталь в голосе Харрэса. — Тебе мало проблем с тварью Пустоты, хочешь окончательно мир разрушить?!

— Не держи меня за идиота, Харрэс! — Приторно-ласковая улыбка и длинные клыки вовсе не красили немертвого бога. — В отличие от тебя, о мой дражайший средний брат, я еще помню уроки старших. Правило насильственного переноса разумных существ в другие миры, быстро! — Внезапно рявкнул Эилиан, вытряхивая снег из волос.

— Насильственный перенос обладающего полноценным разумом существа за грань его родного мира возможен исключительно в отношении умирающих или недавно умерших. Если же необходимо создать изолятор... — Харрэс осекся на полуслове, немного помолчал, а затем с шумом выдохнул. — Прости. Что-то я совсем замотался. То Торрэн просит помочь ему обуздать снова насосавшуюся сил тварь в Каирри, то начнется очередной виток войны... Я понимаю, когда война тянется сотню лет между моими эльфами и творениями Имиа, но эти дрязги всех со всеми и постоянные молитвы с благодарностями, просьбами, требованиями!!! Гниющие острова, снова нахлынувшие пески, едва не погибший Лес... Оно все меня с ума сведет!

— Потерпи еще немного, хорошо? — Негромко сказал Эилиан, осторожно обнимая выглядящего просто смертельно уставшим старшего брата. — Скоро запасы сил у иномирца иссякнут, и тогда память просто вынуждена будет к нему вернуться, если он не хочет заново отправиться на возрождение. Еще лет десять, вряд ли больше. А там и Каирри удастся разум вернуть...

— Угу... — Устало выдохнул Харрэс и, прикрыв глаза, прислонился к постаменту. Эилиан, поддернув полы своей золотистой шубы, уселся рядом.

Брату нужен отдых от мира и его проблем, хоть какой-то. А он, Эилиан, вполне сможет исполнить роль стража.

И ему остается только благодарить мироздание за то, что Харрэс не спросил: как же так вышло, что абсолютно здоровый парень внезапно умер, чтобы следом быть протащенным через Несбывшееся и выброшенным в чужом мире. Не хотелось бы признаваться в своих грехах. По крайней мере, не в таких, не здесь, не сейчас и, тем более, не своему брату.

В конце концов, небо может признать свою вину перед муравьем и выплатить долг — весь, до последней монетки. Но для этого муравей должен осознать свою сущность, поднять голову и задать небу единственно верный вопрос.

Глава 1.

Истинно свободен лишь тот, кто ни на что не надеется и ничего не боится.

Рихх поднял лобастую, украшенную массивными, круто загнутыми назад рогами голову и прислушался. Да, он не ошибся — снега пели. Чисто и пронзительно.

Вожак прислушался — и радостно ощерился, вздыбив шерсть на загривке. Нарушители. Соседняя стая осмелилась пересечь границы? Тогда они на собственных шкурах узнают, что Рихх еще достаточно силен, чтобы вести стаю и не быть съеденным своими детьми!

— Р-ро, — негромкий рык заставил спящих рхаршей-охотников вздрогнуть и очнуться. Всех, кроме...

Рихх недовольно фыркнул и, поднявшись на лапы, подошел к закутавшемуся в шкуры и безмятежно спящему в окружении поскуливающих щенков двуногому отцу. Громко клацнув зубами, вожак рыкнул:

— Шр-рар!!

Двуногий отец вздрогнул и распахнул невозможно яркие синие глаза. Недоуменно взглянул на вожака, а следом проворчал: "Что случилось?".

"Нарушители. Охота. Еда", — отрывисто пролаял в ответ вожак и спросил с затаенной надеждой: "Идешь?".

"Да", — коротко рыкнули в ответ, и Рихх, не сдержавшись, восторженно взвыл. Двуногий отец идет с ними на охоту! Он не остается хранить щенков и самок, как делал последние несколько охот — он жаждет крови! Р-р-ра-а-а!!!

Стая быстро собралась, и охотники внимательно уставились на своего вожака. Рихх прислушался к пению снегов, а потом пошел вперед, задавая направление.

Постепенно шаг перешел в стремительный бег, под лапами искрился пушистый снег, а небесные огни освещали дорогу. Быстрее-быстрее-быстрее! Вперед-вперед-вперед! Нарушители поплатятся кровью и плотью за то, что посмели явиться сюда.

Кровь-бой-еда... Охота! Мы сможем накормить своих самок и щенков свежей плотью! Наши лапы станут быстрее, шкура крепче, клыки и рога острее, а нюх никогда не подведет!

Вперед, нас ждет кровавая охота!!!

— Р-р-ра-ао-о-оу-у-у!!! — Разнесся над снегами торжествующий вой рхаршей. Не сдержавшись, двуногий отец завыл-запел вместе со всеми охотничью песню, на бегу распахивая крылья и взмывая во тьму небес. Стая поддержала летуна радостным ревом.

Сегодня будет с-с-славная охота...

* * *

Я довольно жмурился, облизывая окровавленные когти, которыми только что разделывал тушу. Рядом со мной увлеченно обгладывала кость юная самочка.

Сегодня нам удалось отбить от родителей и загнать пятерых щенков соседней стаи. Нежное мясо было поделено между всеми членами стаи поровну, а мне кроме еды достались еще и пушистые, все еще не приобретшие своей истинной жесткости шкуры. Самое время — те тряпки, которые сейчас прикрывают мое тело, совсем поизносились. Славная добыча...

"Вкусно", — проурчала маленькая Ррарха, облизывая перемазанную в крови мордочку.

"Согласен", — кивнул в ответ и, подхватив со снега ломоть все еще теплого кровоточащего мяса, вцепился в него клыками. Уррр... Вкусно...

Сколько я уже тут? Не знаю. Год, два, десять, сто... Я потерял счет времени уже очень, очень давно. В ледяных пустошах нет солнца, нет луны, нет смены времен года — только вечная зима и невозможно яркие звезды на бездонном черном небе.

Да и само понятие времени стало уже исчезать из моей памяти — как и многое, многое другое... Но ту пору, когда я только попал сюда, я помню с болезненной четкостью, словно ее выжгли в моих воспоминаниях.

* * *

Боль. Она стала первым, что я почувствовал, как только сознание ко мне вернулось. Тяжелая, давящая, словно могильная плита — и такая же холодная. Мертвая боль. Черная. Страшная.

Вторым я ощутил запах. Нестерпимый металлический запах крови, буквально сводящий с ума. Тягучий, соленый, вызывающий тошноту. Запах крови... и снега.

Снег? Откуда? Сейчас же осень... Осень? Не помню... Академия, сильфы... Сильфы? Море. Дайнэлан. Дед. Миледи. Линсахеете. Удар — и багровое зарево портала.

Где я?

Открыть глаза мне удалось не сразу — ресницы слиплись, и больше всего напоминал сам себе бедуина во время песчаной бури, который щурится так, что вместо глаз видны узенькие щелочки. Пришлось, тихо подвывая от резкой, пульсирующей боли во всем теле, поднимать руку и прочищать глаза.

Первым, что я после этого увидел, стало... небо. Черно-синее ночное небо с огромным количеством невероятно ярких, "лохматых" звезд. Однако... Это же сколько я провалялся, что вместо закатных облаков над моей головой сияют звезды? И почему меня не подобрали, а оставили валяться неизвестно где? Значит ли это...

Дайнэлан! Что случилось с моим подопечным?!

Надо встать, надо собраться с силами, отскрести себя от земли и встать... Надо найти княжича и убедиться, что с ним все в порядке...

Попытался принять сидячее положение, закусив губу, чтобы не заорать от неожиданно острой боли в спине. Какого черта? Все должно было давно зажить! У-у-у, больно-то как!

Наконец, я кое-как сел и, проморгавшись, огляделся. И не сдержал истеричный смех, почти сразу же сменившийся тихими, но выразительными ругательствами.

Да сколько можно?!!

Вокруг меня во все стороны расстилалась пустыня. Снежная. Мертвая. Даже свет звезд, такой теплый и любимый, теперь обжигает и, рассыпаясь искрами на белоснежных сугробах, нестерпимо режет глаза.

И ни следа Линсахеете и разбойника. Только снег на несколько метров вокруг меня густо окрашен багровым. Окрашен кровью. Да и сам я с ног до головы вымазан в крови.

— Песец, — не удержался от крепкого словечка. Второй раз. Второй раз из-за этого проклятого колдовастика я проваливаюсь фиг знает куда! Без вещей, без денег, без еды, весь в крови, из оружия — только когти да клыки...

Да чтоб Линсахеете в местном Аду гореть! С-с-сволочь... Даже после своей смерти он ухитрился подгадить мне так, как еще надо постараться. Куда он на этот раз меня забросил?!!

То, что оба напавших на меня — и маг, и разбойник, — мертвы, говорило просто огромное количество крови вокруг. Ну не могло столько натечь из одного человека, каким бы полнокровным он не был, не могло! Другое дело, что тел моих несостоявшихся убийц рядом не было... Да рядом вообще ничего не было — ни намека на жизнь!!

Поежившись от неожиданного озноба, принялся проводить инвентаризацию. Голова — на месте. Ноги — на месте. Крылья... Выгнув шею, уставился на уже зажившие летательные конечности. На месте! Руки — на месте... А это что?

Задумчиво поскреб когтем буквально впаявшуюся в плоть цепочку амулета тепла. Бездумно слизнул выступившие капли синеватой, так не похожей по цвету на снежную кашу вокруг меня, крови и хмыкнул. За-ме-ча-тель-но. Я, кажется, когда-то жаловался, что вечно забываю захватить с собой разнообразные амулеты-талисманы и иже с ними? Что ж, метод решения этой проблемы оказался радикальным. Вживить под кожу — и нет проблем! Другое дело, что с татуировками на обоих запястьях я до ужаса напоминал сам себе особо буйного заключенного, пытавшегося вывернуться из наручников и заработавшего себе в результате багрово-черные гематомы. Зато теперь понятно, почему я не замерз насмерть, пока валялся без сознания в сугробе. Амулет продолжает работать. Ну и хорошо не придется заботиться хотя бы о тепле.

Впрочем, какая разница... Мне бы сейчас оттереться от крови и решить, что делать дальше, а я такими глупостями занимаюсь! Потом, все потом!

Машинально щелкнул пальцами, активируя заклинание... И замер, шокированный. Не сработало! Заклинание не сработало!!

Нервно защелкал пальцами, с каждым разом все громче и резче, а затем, расхохотавшись, повалился обратно на снег. Не действует! Ни одно заклинание не действует! Совсем!!

Вот это влип!

Уняв нервный смех, машинально сгреб немного перемешанного с кровью снега и принялся оттирать руки, добившись только новых кровавых разводов на коже. Бесполезно. Надо отойти подальше, где снег чист, надо найти другое место, надо отсюда уйти, надо двигаться, надо идти...

Осторожно встав на ноги и поморщившись от резанувшей спину боли, оглянулся... и побрел, куда глаза глядят. А смысл выбирать направление, если вокруг одно и то же — неживые снега?

Тогда я еще не осознавал — не мог осознать! — насколько я ошибся, решив, что ледяные пустоши мертвы. О, нет, пустоши просто кишат жизнью! И мне невероятно, немыслимо повезло, что я очнулся на границе угодий двух стай. Очутись я неподалеку от логова — меня бы разодрали на куски и съели прежде, чем я бы пришел в себя. И сил, чтобы защитить себя, у меня бы просто не хватило. Но нет — мое вывернутое наизнанку везение в кои-то веки сработало как надо, и я не только появился в пустошах на границе, но еще и пошел вдоль нее, а не забрел вглубь угодий стаи. В противном случае моя жизнь была бы очень короткой и насыщенной, а свой последний приют я бы обрел в желудках местных тварей.