Тени ледяной пустоши

"Надо уходить", — Буркнул Варрос, глядя на то, как я прицениваюсь к телу твари с развороченной пастью. Шкура целая, вполне себе пойдет... — "Снега слишком холодны".

— Надо — значит, надо, — пожал плечами я. — Только без штанов я никуда не пойду. И Баньши надо прийти в себя.

Варрой недовольно рыкнул, на что я только недоуменно вздернул бровь и смерил тварь холодным взглядом. Это сейчас кто на кого посмел зарычать?

Какое-то время мы с Варросом играли в гляделки, после чего пес отвел взгляд и поджал хвост.

"Ты прав. Пока остаемся тут", — донеслось до меня малость недовольное ворчание твари.

Хмыкнув, я пинком перевернул выбранного дохлого пса на спину и вонзил когти в белоснежную шкуру. Дел предстояло еще много.

Глава 7.

Кто с мечом к нам придет, тот в орало и получит!

Подживающая щека чесалась просто немилосердно. Дайнэлан задумчиво провел пальцами по грубому рваному шраму на правой щеке, оставленному не просто скверно заточенным (когда подобное мешало целителям эл'феа исцелить рану без следа?), но, увы, еще и смазанным какой-то едкой гадостью человеческим оружием, и усмехнулся: ну вот, теперь и у него морда располосована, почти как у наставника. Сразу видно: герой! Княжич! Кр-р-расавец, чтоб его... Еще бы помогла эта самая красота договориться — цены бы ей не было!

А то,что переговоры зашли в тупик, было ясно даже последнему идиоту — к коим, как надеялся княжич, его было трудно отнести. Ну да, слишком много различий было у разных рас, слишком много обид друг на друга, чтобы это все можно было вот так вот легко отбросить в сторону. Но отбрасывать пришлось.

Потому что стычки с людьми — это то, что случалось всегда и, по сути, мало принималось в расчет. Противостояние с фанатиками также не являлось чем-то новым и неизвестным. Но война на уничтожение с целой расой, ведомой своей обезумевшей богиней, случилась впервые.

Сначала это было даже интересно: как же, людишки оборзели. Поучим их смирению! Эльфы уничтожали обидчиков, не считаясь с собственными потерями: поднявший руку на детей должен был умереть! Они рассчитывали завершить войну быстро и кроваво, стерев с лица земли всех тех, кто посмел уничтожать их молодняк. И просчитались. Очень крупно просчитались.

Кто бы мог подумать, что безумная, но невероятно сильная создательница сможет передать свою силу и свое безумие собственным творениям? Люди в прямом смысле шли по трупам своих товарищей: ненависть к "остроухим выродкам" была сильнее внутрирасовых разногласий. И не успел никто отреагировать, как нелюдей просто вышибли с территории Фенсы, поставив их вне закона и безжалостно уничтожая полукровок. И все бы ничего — в конце концов, долгоживущим расам и ранее приходилось окорачивать слишком много возомнивших о себе людей... Но то же самое начало происходить по всему миру.

Забавно: сперва, когда уничтожали только эльфийский молодняк, все остальные расы только стыдливо прятали глаза в ответ на просьбы о помощи и прятались по своим отноркам. Сильнее всего в этом плане отличились сильфы: позакрывали свои небесные города и сделали вид, что их не существует... Ну-ну. Особенно примечательным стал тот факт, что на кристальную землю пускали только и исключительно крепких, чистокровных, сильных сильфов: все полукровки были безжалостно брошены на растерзание обезумевшей толпе. Впрочем, сильфы и раньше относились к потомкам смешанных союзов... скажем так, за достойных подданных эмиров не считали даже сэльдов, не говоря уже о полукровках с иными расами. Вот и долетались: после волны бунтов, вызванных жесточайшим голодом в небесных городах, крылтым пришлось, униженно кланяясь, идти за помощью к эльфам.

Гномы тоже хороши: окопались в своих горах... Только, опять же, не подумали, что будут есть. Нет, горы могли прокормить некоторое количество обитателей каменных городов — в конце концов, не иметь укрытых от глаз чужаков долин, где росла еда, было бы просто глупо. Но так или иначе — большая часть продовольствия поступала все же именно от людей... Которые сейчас жаждали не денег, а крови. Не все, далеко не все — оставались еще и вполне себе разумные, не поддавшиеся общему безумию люди. Ага, потому что у них у самих были свои заморочки: та же империя, например, банально перекрыла границы, на удивление жестоко расправляясь со всеми нарушителями со стороны Тарса. Правда, это не мешало им продолжать время от времени резать нелюдей... Но уже по личным убеждениям, а не повинуясь безумию породившей их богини. Так что так или иначе, а гномам тоже пришлось усмирять свою гордость и по своим отноркам пробираться к месту всеобщего совета.

Нимфы... Вот от кого Дайнлан не ожидал каких бы то ни было действий вообще. Казалось бы, им-то как раз в этой войне делать совершенно нечего: повыгоняй всех свихнувшихся из портового города, перекрой все пути к острову и живи себе спокойно... Вот уж кто и от голода не умрет, и безумию не поддастся, и молодое поколение не потеряет в бессмысленной резне. Но тем не менее, именно нимфы первыми пришли на поклон.

* * *

Дайнэлан понял бы, если бы в тот день разразилась гроза. Или налетел ураган. Или недра земные разверзлись и поглотили город целиком. Но нет — на издевательске-чистом небе ярко светили оба солнца, листва на деревьях и трава были просто омерзительно свежими и зелеными. И лицо Анавариана ара Аторре, в этот солнечный день сложившего погребальный костер для собственной дочери на главной площади захваченного человеческого гороа, было удивительно спокойным. И даже с легкой, безмятежной улыбкой.

Улыбкой, которое отныне и до конца дней будет являться княжичу в самых диких, самых страшных кошмарах. Потому что Дайнэлан — видел все. От начала, когда предусмотрительно завернутое в плотную ткань растерзанное тело Гэреалины один из отцовских Стражей уложил на погребальный костер и, стыдливо отводя взгляд от почерневшей от горя Саилы и замершего, словно статуя, Раилиара, шагнул назад. До самого конца, когда самолично поднесший факел к костру и так ни разу и не отшатнувшийся от летевших в лицо искр Анавариан обернулся к князю и тихо попросил ненадолго отпустить его. Он вернется. Обязательно. И совсем скоро. Только сейчас — отпустите.

Дайнэлан сперва не понял, почему лицо отца на мгновение скривилось в судороге... сострадания? Страха? Обреченности? Но правитель на то и правитель, чтобы уметь владеть своими мыслями и чувствами. Поэтому на просьбу рыжего эльфа было дано... Даже не разрешение — позволение. Уж недаром Дайнэлан вырос в правящей семье, чтобы уметь различать простое согласие на просьбу — и дарование практически полной свободы. Вот только свободы от чего?

Очевидно, это не понял лишь он один, потому что все остальные как-то разом понимающе посмотрели на рыжего эльфа, а отдельные личности даже сделали пару шагов назад, словно опасались летящего в лицо кулака. И чего бояться, спрашивается? Глава рода Аторре тихий и смирный, ни на кого не кидается... Пока. И удерживается на грани между реальностью и хмарью безумия лишь чудом — слишком ясно это читалось в его глазах, некогда темно-желтых, а ныне посветлевших до практически белого состояния.

"А ведь Анавариан тоже последователь Каирри", — внезапно вспомнилось Дайнэлану. Боги действительно велики и безумны, как когда-то сказал юный жрец в одном из сильфийских храмов Торрэна. Иначе чем можно было объяснить подобный выверт реальности, когда верный и искренний почитатель старшей богини, не мигая, наблюдает за прогорающим погребальным костром своей единственной дочери, погибшей от рук обезумевших созданий этой же самой богини, при этом борясь с собственным подступающим сумасшествием? Только страшным капризом одной взбалмошной дуры, по какой-то причине оказавшейся одной из создательниц этого проклятого мира!

Яркая вспышка пламени — и прогоревший деревянный помост с жутким треском проваливается вниз, обдавая присутствующих ворохом больно жалящихся огненных искр. Но кого это сейчас волнует?

Еще несколько атисс — и огонь неестественно быстро опадает, оставляя после себя только раскаленное пепелище. Все?.. Все.

Не обращая практически никакого внимания на окаменевшую от горя супругу, глава рода Аторре шагнул вперед и взял из костра горсть раскаленных углей вперемешку с прахом. Игнорируя вздувшуюся страшными волдырями кожу — княжич не был уверен, что Анавариан вообще сейчас мог ощутить какую бы то ни было физическую боль, — рыжий эльф снова улыбнулся той самой безмятежной улыбкой, дико сочетающейся со страшным, остановившимся взглядом смертельно раненого зверя, вежливо поклонился на прощание и исчез во вспышке телепорта — только порыв ветра бросил вслед горсть горячего пепла.

Забавно... Была девушка — красивая, яркая, умная. Ей восхищались, ей завидовали, ее любили. И вдруг ее не стало. А после не осталось практически ничего. Пепел и память. Раалэс как-то, в период особо жестокой хандры, вызванной внеочередными уроками патриарха Аторре, сказал ему: "Все мы пришли из земли — в землю и вернемся". Дайнэлан тогда только посмеялся над этой глупой фразой, а теперь смог убедиться в ее истинности. Нет, княжич и раньше был на огненном погребении умерших сородичей, но никогда ему еще не приходилось хоронить знакомого ему человека. Более того — друга и защитника. И когда от рыжеволосой смешливой девушки не осталось ничего, кроме пепла и памяти, молодой эльф со всей ужасающей ясностью понял смысл странного высказывания измененного. В землю ушел огонь костра, пепел развеялся по ветру — и осталась лишь память — как о ее стремительной жизни, так и о том, как она оборвалась всего хаидэ назад.

Так мало... так много?

— Идем, — вывело Дайнэлана из этого странного подобия транса легчайшее прикосновение к плечу отца. — Нам надо кое-что обсудить.

Бросив на пепелище последний взгляд, молодой эльф поспешил вслед за отцом, стремительно идущим в сторону дворца правителя Фенсы... бывшего правителя Фенсы.

Волна кровавого бунта, с немыслимой скоростью прокатившаяся по столице и выплеснувшаяся в народ, вызвала жестокий отклик со стороны эльфов: полностью закрытые границы и состояние на грани объявления войны радости еще никому не приносили — особенно правителю до этого очень близкого и во многом зависимого от эльфов государства. Ну, а тот факт, что была не только убита высокая леиши, но и началось тотальное уничтожение детей, самого святого, доверенного людям! Такого оскорбления эл'феа снести не смогли.

Король, неожиданно для всего обитаемого мира поддержавший фанатиков не только словом, но и делом — а ничем иным выделение части войск не для усмирения обезумевших людей, а для их поддержки и защиты от разъяренных потерей своих детей эльфов это быть не могло, — вылетел со своего трона, словно пробка из бутылки. Обозленные до предела эл'феа, не дожидаясь решения спешно собравшегося по такому серьезному поводу совета пока еще вменяемых правителей человеческих государств и наплевав на все условности, приличия и договоренности, буквально стерли с лица земли свихнувшихся созданий Каирри в столице Фенсы и ее окрестностях. Не щадили ни кого: ни стариков, ни детей... Каждый, кто поднимал оружие на сыновей и дочерей Харрэса, тут же становился их врагом. А эльфы мстить умели... Особенно, когда смели задевать самое для них святое — их детей.

За столетия мира и взаимных расшаркиваний люди забыли о том, что в прошлом одного упоминания долгоживущих детей Леса было достаточно, чтобы усмирить всех недовольных. Забыли о своем месте — месте короткоживущих, для которых нормально иметь в семье по десять-двенадцать детей и у которых смерть собственного чада не считается катастрофой и поводом для вендетты. Забыли о войнах, разворачивающихся из-за гораздо меньшего, нежели подобные погромы и убийства молодняка и полукровок. Сорок тысяч лет для людей — это очень, очень много... А вот для эл'феа это было всего несколько поколений назад. И разучиться не просто вести вялотекущую войну с крылатыми отпрысками ветров, но мстить жестоко и кроваво, они не успели. Все же, Харрэс не зря дал им клыки — совсем не зря.

Так что, не дожидаясь, пока правитель Фенсы наконец соблаговолит вспомнить о своем союзническом долге и остановит верховного жреца Каирри, поднявшего народ на кровавую бойню, князь, самолично прибыв в столицу людского королевства, призвал к себе несколько отрядов своих Стражей.

Люди забыли свое место. Долг разъяренных эл'феа — указать им на это!

Короля безумного государства убивать не стали. Зачем? Какой смысл в убийстве фанатика, сошедшего с ума и тихо пускающего слюни — а именно до такого дошел некогда благородный правитель? Так что бывший правитель сейчас под присмотром пары Стражей обитал в недрах своего дворца, ставшего опорным пунктом в неожиданно враждебном государстве и начальной точкой в наступающей войне. А что война будет, никто не сомневался — эльфы не простят смерти своего молодняка, люди не позволят "обнаглевшим длинноухим" безнаказанно захватывать столь большие территории. И к тому же, не стоит забывать про фанатиков — убивших Гэреалину тварей, бывших некогда младшими жрецами в храме Каирри, подарили патриарху Аторре, но людское безумие распространялось, словно огонь: еще вчера адекватный и боящийся эльфов до дрожи в коленках человек сегодня мог взять в руки тесак и пойти убивать всех, у кого острота ушей превышала его собственную. Так что приходилось все время быть настороже: первый ход остался за эл'феа, бесспорно. Но что теперь предпримут люди?

...В бывшем рабочем кабинете короля Фенсы не поменялось ровным счетом ничего — даже тончайшая, практически незаметная не только для человеческого, но и для эльфийского глаза крошечная паутина все так же серебрилась в дальнем углу под потолком. Вот только хозяин у сего помещения, пусть и временный, был теперь совсем другой.

Князь Альвариэн, тихо насвистывая мотив очень популярной среди эльфийской молодежи неприличной песенки, задумчиво рассматривал потолок, откинувшись назад и опасно балансируя на двух ножках массивного стула. Дворец был полностью под контролем эльфов, так что обязательного присутствия рядом пары стражников при разговоре с сыном не требовалось. А потому — к демонам этикет! По крайней мере, сейчас. Кто знает, когда выдастся следующая возможность просто отдохнуть душой?

Княжич же, с удобством устроившись в том же кресле "для почетных гостей", где уже сидел не так давно, с любопытством прослеживал пальцем прихотливые узоры древесины на тяжелой резной столешнице. Ну надо же... Настоящее "золотое дерево", которое, как помнил Дайнэлан, было варварски вырублено на территории людей еще пару десятков столетий назад. Нет, у эл'феа такие деревья тоже росли, бесспорно. И даже в большом количестве — по крайней мере, на нужды детей Леса их хватало с лихвой. Вот только, насколько знал княжич, торговля "золотым деревом" была запрещена под страхом изгнания на очень приличный срок — до тысячелетия. Так что это: браконьерство? Или просто очень хорошо сохранившаяся старинная вещь? Интересно...

— Ну, и? — Разорвал тишину низкий, непривычно тягучий голос старшего эльфа. Дайнэлан вскинул взгляд на отца — расслабленная поза, демонстративно поднятый к потолку взгляд, еле заметная холодная улыбка... "Я уже все решил, но перед принятием окончательного решения хочу выслушать и твое мнение".