Дети Бесконечности

Список действующих лиц:

Аннит Охэйо анта Хилайа, ...надцати лет, пятый сын Императора Джангра, сарьют, демиург, математик.

— Маула Нэркмер анта Хилайа, ...надцати лет, бывшая Верховная Ученая сарьют, жена его.

— Лэйми Охэйо-младший, шестнадцати лет, сын его.

— Лаика и Лэйит, четырех и пяти лет, дочки его.

— Лэйми Анхиз, ...надцати лет, попаданец, старый друг Охэйо.

— Ксетрайа Анхиз, ...надцати лет, жена его.

— Вайми Йенай, ...надцати лет, демиург, творец, художник, золотой айа, создатель Нау-Лэй и ещё множества прочих миров.

— Лина Тутанекай, ...надцати лет, жена его.

— Ахана Йенай, шестнадцати лет, дочь его.

— Найте Йенай, семи лет, сын его.

— Анмай Вэру, ...надцати лет, файа, бывший Единый Правитель Фамайа, демиург.

— Хьютай Вэру, ...надцати лет, жена его.

— Найте Вэру, семи лет, сын его.

— Ирта Вэру, шести лет, дочь его.

— Олта Вэру, четырех лет, дочь его.

— Айэт Тайан, ...надцати лет, старый друг Вэру.

— Ювана Кари, ...надцати лет, жена его.

— Анхела Маржета (пять :) — офицер Независимой Станции Транквилити, демиург.

БХРИГУ СКАЗАЛ:

24. Бесконечно это пространство, населенное

совершенными и богами.

Полно разными отрадными обитателями, их

конца не достигнуть.

25. Выше и ниже их пути не видно ни луны,

ни солнца. Там светозарные боги, огнецветные,

солнцами блистают.

26. Но и те рубежи неба, распростертого мощно,

не видят.

Трудно его достичь; оно бесконечно, безгранично...

"МАХАБХАРАТА", V. "Мокша Дхарма".

Часть I

Я умер. И это не шутки.

Осознав это, Лэйми дернулся, словно его ткнули шилом в зад, ошалело распахнул глаза, и, словно рыба, едва не подавился, хватив воздуха. Он и в самом деле умер, — и был мертв черт знает какую бездну лет, пока Охэйо, — как обычно, невежливо, — не выдернул его назад, в жизнь.

Лэйми длинно выдохнул и откинулся на подушки, чувствуя, как бешено колотится зашедшееся сердце. Нет, сейчас-то он определенно жив, — и даже более чем.

Приподнявшись на локте, он посмотрел на лежавшую рядом девушку. Ксетрайа бессовестно дрыхла, вызывающе раскинувшись во сне. Всё её одеяние сейчас составляла удивительно пышная масса длинных черных волос. На самом Лэйми, впрочем, было надето не больше. Он с содроганием вспомнил, как вчера сидел напротив этой девы невиданной (и ничем не прикрытой) красы. Дева с энтузиазмом излагала свои планы на остаток ночи, а он, незаметно почесывая все места, покусанные и оцарапанные в ходе совместного распития чая и чтения друг другу стихов, думал: "зараза, когда у тебя голова заболит?". В общем, ему было явно не до того, чтобы сходить с ума от факта собственной кончины. Пожалуй, лишь сейчас он стал соображать более-менее складно, — и вспоминать, как именно он умер, уже как-то не хотелось. В голову настойчиво лезли совсем другие воспоминания, — всё-таки, быть именно парнем, и, притом, симпатичным, порой совсем не плохо, особенно когда в объятиях у тебя — прекрасная дева с круглой по... гм.

Поняв, что улыбается, причем довольно глупо, Лэйми осторожно подтянул ноги и встал, стараясь не разбудить девушку. Спальня у него оказалась... в общем, комнатка два на три метра, с голыми бетонными стенами и задвинутым в угол окном, наглухо закупоренным монолитной плитой из мутного армированного стекла, поразительно напоминала камеру в какой-то тюрьме особо строгого режима. Роль двери играла квадратная — в самый раз ползти на четвереньках — нора. Вчера Охэйо сказал ему "какой дом представишь — такой и будет", — вот он и представил... убежище от реальности. Вполне уютное, кстати, — по крайней мере, с брошенной на пол постелью и дрыхнущей на ней девой. Всё же, недаром там, в Хониаре, он сошелся с Ксетрайа...

Недовольно мотнув головой, Лэйми подобрал с пола кусок тяжелой синей ткани, расшитой серебром, — никакой другой одежды ему вчера как-то не придумалось, — кое-как повязал его вокруг бедер, и, нахмурившись, пополз в нору. Так, это, очевидно, гостиная, — больше похожая на командный пункт какого-то бункера, — а это, наверное, выход...

Тяжелая бронированная дверь с шипением скользнула в пазах, — и Лэйми замер в проеме, вновь чувствуя, что начинает понемногу ошалевать. Его почти нагое тело обдала ощутимо густая волна влажного теплого воздуха, пахнущего сразу миллионом вещей, в уши хлынул поток из миллиона разных звуков, глаза...

Дом стоял на берегу нереально синего моря, — и низкие белые волны лениво набегали на берег, словно призывая броситься в их ласковые объятия. За берегом, — широкой полосой песка с точащими там и сям скалами, — многоэтажной стеной поднимался тропический лес, между его розоватыми на рассвете кронами лениво полз туман. Высоко-высоко в небе кружили пёстрые птицы, сюда, вниз, едва долетали их мелодичные крики. За стеной леса, далеко, отливали ало-золотым могучие холмы, выше плыли лохмы золотых туч, — а уже над ними в небе парили белоснежные пики гор. Всё это создал Вайми, если верить Охэйо.

Лэйми запрокинул голову, глядя в бездонное синее небо, — там парила дюжина разнокалиберных лун, и пара их двигалась весьма заметно. Неужели вчера ничего этого не было, и он был тенью в бесконечной мертвой пустоте?..

Вновь недовольно мотнув головой, он стряхнул с бедер парео, и бросился в море. Теплая вода мягко толкнулась навстречу, приподняла, обхватила...

Лэйми ошалело забарахтался, вспоминая, как плыть, потом встал на дно, оглушительно чихнул от соленой воды в носу, — и вдруг рассмеялся. Страшно захотелось взлететь и обнять сразу весь этот мир, — и он не успел опомниться, как какая-то непонятная сила швырнула его вверх. Воздух, мгновенно отвердев, обжег неожиданным холодом мокрое тело, рванул волосы, — и Лэйми так же неожиданно замер, ошалело махая руками и ногами, и не менее ошалело осматриваясь. Первый же невольный порыв закинул его на высоту метров в пятьсот, — и сердце в груди трепыхалось, как безумное. Он никак не мог поверить, что просто вот так, безо всего, парит в воздухе, глядя на потрясающе красивый мир внизу, до смерти боясь упасть, — и, в то же время, понимая, что упасть он не может. Разве что по своей воле, — стоило ему лишь захотеть, и цепенящее ощущение полета исчезло.

Он камнем полетел вниз, обмирая от сладкого до озноба страха... резко затормозил, чуть поднялся — и засмеялся вновь. Ну да — он в самом настоящем раю, разве нет? И далеко не он один, — между пляжем и лесом аккуратной линией выстроились дома. Здоровенный цветок с толстыми, массивными лепестками из какого-то сине-зеленого металла и целым лесом радужно-зеленых шпилей-тычинок, — это, конечно, дом Охэйо. Нормальному человеку в голову не придет жить вот в таком вот. Серая каменная домина с большими окнами и крышей из чугунных плит, — дом Вэру. Охристо-рыжый утес, оплетенный балконами и лестницами — дом Вайми, разумеется. Бамбуковый замок с дюжиной конических крыш — дом Айэта. На фоне всего этого великолепия бетонная коробка его дома смотрелась откровенно собачьей конурой.

Заставив себя, наконец, перестать кувыркаться в воздухе, Лэйми поискал взглядом соседей. Анмай мирно дрых на пляже, растянувшись на животе, дочки, сопя от усердия, заплетали его дикие лохмы в косу. Вайми, разумеется, возлежал в теплом озерке, между Линой и Маулой, — и, надо полагать, пудрил им обоим мозги рассказами о том, как здорово заниматься сотворением миров. Лэйми вчера и сам успел наслушаться, — хотя и понял очень мало. Хьютай, — совсем без ничего, — лежала под деревом, лохматая и с хмурым видом, — явно думая: "ну где опять этот гад шляется? Я тут така-а-а-я!". Айэт, поднявшись на цыпочки и вытянувшись в струнку, держался за какую-то толстую ветку, — а Ювана, оч-чень не спеша, рисовала на его животе какую-то милую картинку. Айэт извивался, подвывал, сжимал в кулачки пальцы босых ног, — но героически принимал муки во имя искусства. Охэйо тоже бессовестно дрых, растянувшись на траве. Из одежды на нем были лишь бусы. Бедняга, похоже, этой ночью он тоже совершенно не выспался...

Лэйми опустил ресницы, вспоминая свой сон, — они с Охэйо в сумерках лезли через бесконечные заборы и бежали через загоны с какими-то агрессивными коровами, уворачиваясь от жутких большущих рогов. Пятки у Охэйо были босые и грязные, рога черные и гнутые, и тянулась эта бодяга жутко долго. А потом они с Вайми катили через бесконечный луг какую-то здоровенную бандуру, вроде котла, — и всё время о чем-то трепались. А о чем — он, хоть убей, не помнил. Обидно, ведь Вайми говорил что-то очень интересное...

Лэйми вновь лениво повернулся в воздухе и глубоко вздохнул. В его снах Охэйо то бежал по чердаку, в полумраке, исчерченном солнечными лучами, и бесследно исчезал в зыбком тёмном мареве, то лез вверх по решётчатым конструкциям, которые ломались и опадали под руками и ногами, то шел по такыру, пластины на котором вдруг начинают расходиться, и между ними — чёрно-зеркальная вязкая жидкость...

Интересно, друг и сейчас шарится по таким местам, — или уже исследовал все опасности, переломал все кости, получил шрамы во всех возможных местах, — словом, заря туманной юности сменилась ясным полднем?..

Лэйми вздохнул и мотнул головой. На соседней полянке он увидел картину, достойную кисти пера: его тезка, старший сын Охэйо, — гибкий парнишка уже лет шестнадцати, — изображал героический бой с Невидимым Врагом, — а Ахана, старшая дочь Вайми, разинув рот, смотрела на это представление. Всё бы ничего, — но ошалевший от женского внимания юнош вырастил себе роскошную ухоженную золотую гриву до самой... гм. В общем, увидев такую, большинство девчонок повесилось бы от зависти на собственной косе, — а Ахане хоть бы хны. Ну да, с её-то гривищей...

Впрочем, сейчас этот юнош вел себя ещё скромно, — вчера, купаясь, он предстал перед подругой с косой и кошачьей пуговкой вместо носа, да ещё и синим в полосочку, — под рябь волн, хорошо хоть, что ещё без жабр...

Лэйми вновь вздохнул. Угораздило же Охэйо назвать первенца его именем, — а ему теперь жить рядом с этим чудом, которое и выглядит-то, как захочет! Вообще-то он тоже мог так, — вчера Охэйо говорил ему, что это всего лишь дело привычки и воображения, — но вот зачем? Он себе нравился и такой, как есть. Хотя мир тут, конечно, странный, — стоит на что-то посмотреть пристально, и оно выступает просто со сверхъестественной четкостью...

Вот, например, за домом Айэта из клубящейся пыли доносятся дикие вопли, мелькают руки и ноги, — чьи непонятно, но ясно, что два Найте, — сыновья Анмая и Вайми, — выясняют отношения со всей серьёзностью, какая только возможна в девять лет. И никому нет дела. Впрочем, что может грозить детям в мире, который создан специально для них?..

Чья-то крепкая и теплая ладонь мягко обвилась вокруг его лодыжки. Лэйми испуганно вскрикнул и дернулся, — но вырваться не смог. Ошалело оглянувшись, он едва не утонул в громадных зеленых глазах Ксетрайа, удивительно ярких на её смуглом лице. Она тихо засмеялась при виде его испуга.

— Вот ты где. Хватит летать — пора ужинать.

— Ужинать?.. — Лэйми как-то вдруг сообразил, что перед ним, — вовсе не рассвет, а закат. Он перепутал стороны света, — но для первого дня в новом мире это простительно. — Я проспал весь день?

Ксетрайа засмеялась снова.

— После такой ночи это нормально, я думаю.

Лэйми смутился, как-то вдруг вспомнив, что на нем нет совершенно ничего, — и на Ксетрайа, впрочем, тоже. Он отчаянно попытался представить на себе что-нибудь, хотя бы парео, — но ничего не получилось. Что-то мешало...

Он ошалело распахнул глаза, осознав, что ему мешает Ксетрайа, — ну да, если мир тут зависит от Воли и Представления, то чьё Представление ярче, — тот и прав.

— З-зачем? — выдавил он.

— Мне нравится на тебя смотреть, — улыбнулась Ксетрайа, всё же отпуская его.

— А? — Лэйми смущенно свернулся, стараясь спрятать все стратегически важные места, — а потом, шалея от своей смелости, стрелой помчался вниз, к неосторожно сброшенной одежде. Обернув парео вокруг бедер, он облегченно вздохнул, отчаянно надеясь, что Ксетрайа не заставит его исчезнуть.

— Ой, ты уже готов? — она мягко опустилась на песок, всего шагах в двух от него, в повязке из алого шелка на бедрах, и в украшениях, — такая же, какой он увидел её тут в первый раз. — Тогда пошли. Вайми пригласил нас на ужин. Это, знаешь ли, большая честь — ужин у Создателя.

Лэйми вздохнул. Вайми Анхиз, — они тут все сговорились что-ли носить его имена? — создал этот вот мир, как, впрочем, и множество других, — и встречаться с такой личностью было откровенно страшновато. С другой стороны, поверить, что лохматый босой парень, одетый в парео и растрепанный, с которым он болтал ещё на "Тайне", — и есть Создатель всего, что он тут видит, как-то не получалось.

Ксетрайа чинно взяла его под руку, и они, посматривая друг на друга и непонятно чему улыбаясь, пошли к дому Вайми, — у него горел видимый издали костер.

Всё ещё немного ошалело осматриваясь, Лэйми глубоко вздохнул. Легкий теплый ветер мягко обтекал почти нагое тело, прохладный песок смешно щекотал босые ноги. И гладкая теплая рука Ксетрайа в его, — как венец счастья...

Хьютай вдруг заржала так оглушительно, что Вэру, наконец, проснулся. Он приподнялся на руках и ошалело уставился на неё.

— Дорогая, что это с тобой?

Хьютай только махнула рукой — и заржала ещё громче. Анмай ошалело смотрел на неё, потом мотнул головой — и по груди его шлепнула тяжелая коса. Увенчанная розовым бантом. Дрожащей рукой он поднес её к глазам — и заржал тоже.

Лэйми только покачал головой, отчаянно подавляя не вполне уместное в данной обстановке хихиканье. Ну и нравы же у них в этом обществе!..

Вайми, ловко скрестив ноги, сидел у костра, задумчиво глядя в огонь. Черная, как ночь, грива спутанных крупными кольцами, лохма­тых волос падала ему на спину, тяжелая от множества вплетённых в неё нитей радужных и темно-синих, — в тон глаз, — бус с множеством серебряных колокольчиков. Они издавали тонкий путаный звон каж­дый раз, когда Вайми мотал головой. Лэйми изо всех сил старался представить, как бедный юнош мыл голову со всем этим барахлом, — разве что Лина всю эту радость каждый раз выплетает и заплетает обратно. А вот со звоном в ухах что делать?..

Он торопливо втянул воздух, уловив незнакомые, но очень аппетитные запахи. Лина хлопотала вокруг круглого плоского камня, служившего столом. Её диковатое, задумчивое и хмурое лицо, — твердо очерченный чувственный рот, высо­кие скулы, — было мечтательно-красивым. Охэйо, опираясь о песок ладонью, смотрел на неё с редким, почти невозможным для него выражением лица, — с таким он, когда-то, стоял на парапете, мечтая взлететь, или смотрел на спящую Маулу, — "Какая ты милая, когда не дерёшься!". Или размышлял, затевать всё-таки тесто или утилизировать оставшееся яблоко простейшим способом, — и решал всё-таки потерпеть, чтобы спящая Маула проснулась от запаха свежего пирога. Всё равно вместе ж будут есть, босые и лохматые... Маулы, кстати, рядом не было, — и Анмая с Хьютай тоже.