Дети Бесконечности

— Потому что кто-то головой думать не хочет, — сказал Охэйо. — Она ему только затем, чтобы бусы в лохмах носить.

— Это ты про себя? — спросил Вайми. В самом деле — бус в антрацитовой гриве Охэйо тоже хватало, и они слабо светились, вдобавок. — Без опасностей не было бы и чудес, без кошмаров не было бы и прекрасных снов. Но такие места, как они, сложно покинуть, — а нельзя же всё время жить в снах... И разве чистое стремление к Добру не может стать основой чернейшего Зла? Ксиа, например, считают, что десятимерное пространство, — рай земной, и чем его больше, — тем лучше. А что другие формы жизни в нем дохнут, — ну так разумная жизнь вне десятимерного пространства существовать не может... А в трехмерном пространстве считают ровно наоборот. Или, допустим, птицев Фениксов взять, — они считают, что самосжигаться время от времени не только хорошо, но и полезно. А в приложении к другим формам жизни это получается нехорошо... Или те же эмпаты, — им хорошо, когда всем вокруг хорошо. Налить в пакеты клея и надеть всем на головы ради всеобщего кайфа, — ну чем не разумное решение?..

Охэйо лениво перекатился на спину, положив голову на колени Маулы. Тезка с подругой моментально скопировали его позу. В самом деле, — если родителям можно, то почему им нельзя?..

— Мроо для себя — тоже не зло, а попытка максимально продлить существование разумной жизни во Вселенной. Вот только другим почему-то не нравится, КАК это делается.

— А Мроо — они сейчас где? — спросил Лэйми. Он встречался с ними вживую... и ему это тоже очень не понравилось.

— Относительно нас тут — нигде, — ответил Охэйо. — Или мы относительно них тут нигде — какая разница?

Лэйми недовольно мотнул головой.

— Но кто победил в итоге-то?

— Никто, — ответил Охэйо. — Мроо — твари с очень активной видообразующей радиацией. Они заполняют все доступные экологические ниши. Кроме того, большинство среди них, — местные, только обращенные. Этим, собственно, и объясняется то, что за всю вечность их так и не смогли вывести. Ну, пока вся Реальность вместе с ними не накрылась.

Анмай фыркнул.

— Нечего было лезть к соседям и наводить у них свои порядки. Подумаешь, Вселенная... Их там много. Одной больше, одной меньше... Аннит взорвёт — Вайми создаст.

Хьютай засмеялась.

— В самом деле, чудесное разделение труда. Обе стороны довольны — Аннит тем, что можно смело шляться босиком по клумбам, злостно вытаптывая чужие цветы, Вайми тем, что не болит голова насчет старых Вселенных. Все счастливы, кроме разве что Мроо, — но кто их спрашивает?

Охэйо улыбнулся.

— Практическая теургия — занятие достаточно эффектное, даже при полном отсутствии знаний. Недаром Вайми так её любит. Скушный практикум по сотворению миров прекрасно разбавляется серией феерических взрывов и других природных катаклизмов...

Вайми предобморочно улыбнулся, — наверное, так он улыбался уже на рассвете, когда Лина говорила ему: "Дорогой, а теперь всё сначала". Сын удобно сел ему на загривок и ловко отлягивался от упорно лезущих по родителю дочек.

— Можно подумать, что ты её не любишь, — наконец, буркнул Вайми, стараясь выпутаться из весело пищавшего живого клубка, — на него навалились все четыре ребенка. — Ведь не меньше меня же стараешься — зачем?

— Ну, я создал Вселенную, чтобы снова встретиться с Хьютай, и нарожать кучу детей, — сказал Анмай. — А у тебя какой интерес? Вернуть Лину, Найте и Аютию? Так вот они, все уже тут... Воплощать свои сны? И сколько для этого нужно Вселенных? Или у тебя какие-то другие цели? Раефицировать тех, кто жил особо праведно, например?

Вайми задумался. К Найте присоединился тезка — и совместной атакой они оттеснили дочек к родительницам.

— Мой основной интерес, — творить миры, которых раньше не было, — ответил он. — И... новых детей, почему нет?

— Но потом-то что делать? — спросил Лэйми. — Не только же детей?

Вайми усмехнулся.

— Самый кайф для меня в том, чтобы придумать что-нибудь такое, ну очень хитровыгнутое — ну, чтобы там люди могли на двойников делиться произвольно, например, — и заставить всё это работать. Потом, конечно, побалдеть, наслаждаясь зрелищем, — или тихо офигевая от того, что вышло, — а потом придумать что-нибудь ещё более хитровыгнутое. А в рай отбирать только тех, кто не ел, не пил, не размножался, — а нафига оно мне?

— А на себе ты не пробовал? — лениво спросил Охэйо.

— Я слышала, штук двадцать этого юноша быстро организовались в небольшой дружный коллектив, наловили в округе девок, дружно мыли им пятки и волосы, и трепались о своих снах, — ответила Хьютай.

— Развлекались-то мы дружно, конечно, — вздохнул Вайми. — А вот что до работы, то есть создания вселенных, — из каждого бил фонтан идей, и каждый тянул в свою сторону, — осуществлять именно его Гениальный План. И доспорили мы все до повального мордобития. В общем, чтобы кто-то дружно ужился в большом коллективе себя, — его надо сперва разнообразить. А то все ведь к одной девице ломанутся, — и что ей делать? Мне-то хорошо, — я же других себя представлял, и мог взять их за основу...

— Ну да, ну да, — фыркнул Охэйо. — Один, понимаешь, мечтает только о красе юных дев, другой — только об облаках, третий замечательно плюется жеваной бумагой через трубочку. Одним словом, все грани таланта раскрыты.

Вайми открыл рот, чтобы возразить — но его перебила Лина.

— Люди, к столу! — громко позвала она.

Лэйми поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. Вокруг началось оживление, — вся компания бодро двинулась к столу, причем, появилась и последнее пара — Айэт с Юваной. И, если Айэт казался младшим братом Анмая, то Ювана сначала показалась ему младшей сестрой Охэйо, — невысокая, но отлично сложенная, с задумчивым, очень светлым лицом. Из-под тяжелой лохматой гривы рассыпавшихся по плечам темно-русых волос внимательно смотрели лукавые синие глаза, большие и длинные. Айэт, напротив, смотрел неулыбчиво и хмуро, — неудивительно, если рассказанная Охэйо его история хоть отчасти правдива...

Вслед за взрослыми к столу потянулись и дети, — тезка с Аханой, держась, разумеется, за руки, парочка Найте, — первенцы Анмая и Вайми, Олта и Ирта — его дочки, Лаика и Лэйит — дочки Охэйо. Сразу стало шумно.

Лэйми покосился на Ксетрайа и поёжился. Похоже, что и ему никак не миновать общей здешней судьбы, — то есть, компании собственных ребенков. Вообще-то, он мечтал об этом, — но сейчас одна мысль о детях повергала его в престранное состояние счастливой паники, в основном потому, что Лэйми совершенно не знал, как с ними обращаться. Но уж наверное Лина, Маула или суровая Хьютай хорошо это знают, — по крайней мере, их дети выглядели совершенно довольными, веселыми и ничуть не заморенными.

У стола Лэйми замешкался, — ему казалось, что только что он был гораздо больше, — но место, на удивление, тут нашлось всем. Стульев, правда, не было, — только заботливо вырытые кем-то норки для ног, так что сидеть пришлось прямо на песке, — но к такому вот он уже привык, да и содержимое стола волновало его куда больше: как-то вдруг Лэйми понял, как зверски ему хочется есть. Он не ел с самого своего... воскрешения, и даже немного волновался. В самом деле, как едят в раю?..

Ели, как оказалось, без особых затей, просто руками, тем более, что супа или каши тут не наблюдалось, а вот рыба, — как копченая, так и подозрительно сырая, — присутствовала в больших количествах, равно как и креветки, кальмары, мидии, осьминоги и прочие морские гады. Непонятные предметы, которые Лэйми поначалу принял за салфетки, оказались блинами с икрой, и он налег на них так, что запищало за ушами. Дочки, которым заботливые мамаши пытались впарить какой-то салат, пищали куда громче и так отчаянно тянулись к тарелкам с более существенным содержимым, что родительницы наконец сдались — тем более, что за столом, как обычно в таких случаях, возникла суровая конкуренция за самые лакомые куски. Пока маленькая Олта дергала Лэйми за уши, Ирта утащила у него последний блин, а Найте — непонятно чей, но скорей всего ваймин, судя по нахальным синющим глазам, — уволок у него из-под носа здоровенный кусок копченой рыбы, которым Лэйми собирался заесть огорчение. Тезка кормил Ахану с рук. Когда он потянулся к блюду с мидиями и зеленью, Хьютай ловко треснула его ложкой по лбу и довольно придвинула добычу себе. Дочки лезли к родителям на колени и активно решали, что и как именно тем есть. Одним словом, обстановка царила самая непринужденная, но довольно быстро все наелись, — по крайней мере, настолько, что обратили внимание на гостя.

— Мы рады, — сказал Вайми, — видеть здесь, в Нау-Лэй, нового... э-э-э... обитателя.

Собравшаяся за столом общественность согласно зашумела, всячески выражая своё согласие. Особенно старались дочки.

Лэйми дернулся вскочить, — чтобы сказать ответную речь, — но Ксетрайа поймала его за парео, и пришлось сидеть, — под страхом лишиться единственного предмета одеяния.

— Надеюсь, — с чудесной улыбкой добавила Хьютай, — что уже скоро ваш союз принесет, так сказать, плоды.

Лэйми густо покраснел и покосился на Ксетрайа, которая радостно кивала. Он вполне знал, от чего бывают дети, и уже представлял, во что это всё выльется.

— Кажется, я... э-э-э... не вполне готов, — наконец выдавил он. — Да, точно. И Ксетрайа тоже надо подготовиться. Я думаю, что ей будут очень полезны... э-э-э... прогулки. Да, да, — долгие прогулки, чтобы... ну... э-э-э...

— Приличную девушку надо беречь, на улицу не выгонять, напоить-накормить и уложить спать, — улыбнулся Анмай. — А с детями никакой жизни нет же, — только я, например, на укромной полянке нацелился подругу поцеловать, — а меня из кустов уже спрашивают, кто в этот раз будет, — братик или сестричка. Ну разве это жизнь? А вот когда я встретил Хьютай в первый раз...

— Да слышали мы, уже слышали, — отмахнулась Лина. — Наследный принц Фамайа отловил на улице невинную девушку, утащил её в свои подземелья, где надругался над несчастной с особой дерзостью и цинизмом, — а может, и наоборот. Я не помню, но побелка на стенах там покраснела и осыпалась. А между тем, юноша надо долго готовить к... ну, в общем, чтобы он не офигел начисто, когда увидит...

Хьютай фыркнула.

— Мой подход гораздо проще: если повезло отловить прекрасного парня, его нужно тут же окучить и толкнуть на разврат.

— Ну, этого не отнимешь, — улыбнулся Анмай. — Мне тогда из всей Хьютай запомнились лишь бедра офигенной формы и смущение.

Хьютай улыбнулась в ответ.

— Там как раз Анмай краснел и прикрывал руками все места, а я была весьма горда собою.

Лина вздохнула.

— Самой тоже надо долго готовиться. Когда я... в общем, утром Вайми выглядел так, словно всю ночь с пардусом бился.

Хьютай, задумчиво склонив голову, посмотрела на смущенного юноша.

— Думаю, он и сейчас выглядит не лучше. Подготовка, — конечно, это важно. Но до чего же ты кусачая и царапучая! Истинно из семейства кошачьих!

Лина смущенно засмеялась.

— Такое чудо в объятия заловить, — тут точно офигеешь, да и пометить ведь надо, чтоб другим девам было неповадно.

— Так ведь больно же ему! Зацеловать, вылизать, потискать, одуревая, — это всё мне! — да. Но мучить чудо, портить золотую шкурку...

Вайми съёжился — похоже, сейчас ему отчаянно хотелось провалиться под землю, — и Лэйми прекрасно его понимал. Девчонки воистину хуже чумы!..

— А что я должен тут теперь делать? — спросил он, чтобы перевести разговор и спасти собрата-парня от позора.

Охэйо задумчиво посмотрел на него.

— Ничего. В смысле, жить. Или у тебя есть возражения?

— Да ну тебя... Еду-то хотя бы мне откуда брать?

— Оттуда же, откуда и все мы: представь её.

— И всё?

— А ты чего хотел? От рассвета до заката лес пилить?

— Нет, но... получается, что тут я вроде как дармоед.

— Добро пожаловать, — улыбнулась Лина. — Дармоеды у нас уже есть, вот, например, — она небрежно показала на Вайми. — Два последних дня ничего не делает, только лежит на пляжУ и мечтает.

— Ну, хочется же иногда на песочке полежать, чтобы прекрасные девы вокруг опахалами обмахивали, и пятки с ухами чесали, — вздохнул Вайми.

— Ну, лежишь ты на пляже день, ну, другой, — сказал Охэйо, — ну, девы прекрасные тебе ухи чешут — так скучно же, сдохнуть можно от этого!

— Для себя иногда даже чесаться лень, — лениво ответил Вайми. — Куда интереснее, когда чешет прекрасная дева или друг, а я лишь говорю, что чесать, и с какой силой.

— Друг — в смысле, я? — нехорошим тоном спросил Охэйо.

— А кто? — искренне удивился Вайми. — Тебе что — разве рук жалко?

— Нет, рук мне не жалко, — вздохнул Охэйо. — И ног тоже. Тебе пяткой в ухо дать — или так?

— А наночесальник какой-нибудь приспособить? — предложил Лэйми.

— Не, наночесальником неинтересно, — ответил Вайми. — Девы лучше. Или даже одна дева. Вот, лежу я, например, на пляжУ, Лина сидит на мне попой и лохмы с ухами мне большущим гребнем чешет — ну чем не рай?

— Ну да, — сказала Хьютай. — Тебе дева прекрасная однажды уже лохмы барашками на ухах уложила и большущие банты туда заплела. Розовые. А ты даже не понял, отчего это весь народ вокруг со смеху помирает, — тебе же ух своих не видно. В общем, сплошное веселье и освежение чувств.

Маула фыркнула, зажала рукой рот, отчаянно стараясь сдержать смех, — и в итоге оглушительно чихнула. Венок слетел с её головы и плюхнулся на голову сидящего рядом вайминого сына, который ошалело заморгал оставшимся на виду глазом. Вайми аккуратно снял с родного ребенка украшение и вернул его на место. Лина деликатно сделала вид, что ничего не заметила.

— Маула, дорогая, зачем тебе этот огород на голове? — участливо спросила Хьютай. — Никак ягодок внезапно покушать, чтобы в лес далеко не ходить?

Маула подавилась салатом и замычала что-то угрожающее. Лина улыбнулась.

— Мы в племени тоже себе фигню из зелени на головы накручивали, для маскировки, — а уж цветы, это святое. У нас, девушек, там целый цветочный язык был. Вот это, например, — она кокетливо коснулась прически, — значит "сегодня приставать ко мне можно, но немного".

Лэйми-тезка фыркнул.

— Ха! Какой цветок остановит приставания?

Лина насмешливо взглянула на него.

— Роза, засунутая поглубже в наивно разинутый для поцелуя роток, — точно остановит. А ведь ещё есть цветы, имеющие... м-м-м... специфический вкус. Можно ещё на все стратегически важные места крапивы накрутить, — на травку, чтобы самой не обжечься. Тогда — у-у-у!

Лэйми вздрогнул, вспомнив, как вчера до одури испугался, когда увидел, что в кустах шевелится что-то большущее и черное, — и ещё шуршит. Ему, естественно, привиделся колоссальный паук, — а оказалось, что это Лина собирала ягоды, в самодельной тунике из травы, — и с во-от такой гривищей. С такими вот девчонками и заикой стать можно...

— В рот эффективнее всего раффлезию, — с энтузиазмом сказала Хьютай. — Или, в крайнем случае, цветок стапелии, — он не только смердит, но ещё и противно мохнатый.

— У раффалезии диаметр в три метра, она в роток не пройдет, — деловито ответила Лина. — Да и цель не уморить же юноша, а заставить подождать до свадьбы. Так что в роток лучше всего совать ромашку или календулу, — и юношу польза, и девушке облегчение. Кстати, кто-то показывал мне совершенно очаровательный сон, где милая девушка невинно ест цветы на глазах у обалдевшего парня. Почему бы и тут не быть обычаю дарить девушкам вкусные и полезные для здоровья букеты?