Дети Бесконечности

Список действующих лиц:

Аннит Охэйо анта Хилайа, ...надцати лет, пятый сын Императора Джангра, сарьют, демиург, математик.

— Маула Нэркмер анта Хилайа, ...надцати лет, бывшая Верховная Ученая сарьют, жена его.

— Лэйми Охэйо-младший, шестнадцати лет, сын его.

— Лаика и Лэйит, четырех и пяти лет, дочки его.

— Лэйми Анхиз, ...надцати лет, попаданец, старый друг Охэйо.

— Ксетрайа Анхиз, ...надцати лет, жена его.

— Вайми Йенай, ...надцати лет, демиург, творец, художник, золотой айа, создатель Нау-Лэй и ещё множества прочих миров.

— Лина Тутанекай, ...надцати лет, жена его.

— Ахана Йенай, шестнадцати лет, дочь его.

— Найте Йенай, семи лет, сын его.

— Анмай Вэру, ...надцати лет, файа, бывший Единый Правитель Фамайа, демиург.

— Хьютай Вэру, ...надцати лет, жена его.

— Найте Вэру, семи лет, сын его.

— Ирта Вэру, шести лет, дочь его.

— Олта Вэру, четырех лет, дочь его.

— Айэт Тайан, ...надцати лет, старый друг Вэру.

— Ювана Кари, ...надцати лет, жена его.

— Анхела Маржета (пять :) — офицер Независимой Станции Транквилити, демиург.

БХРИГУ СКАЗАЛ:

24. Бесконечно это пространство, населенное

совершенными и богами.

Полно разными отрадными обитателями, их

конца не достигнуть.

25. Выше и ниже их пути не видно ни луны,

ни солнца. Там светозарные боги, огнецветные,

солнцами блистают.

26. Но и те рубежи неба, распростертого мощно,

не видят.

Трудно его достичь; оно бесконечно, безгранично...

"МАХАБХАРАТА", V. "Мокша Дхарма".

Часть I

Я умер. И это не шутки.

Осознав это, Лэйми дернулся, словно его ткнули шилом в зад, ошалело распахнул глаза, и, словно рыба, едва не подавился, хватив воздуха. Он и в самом деле умер, — и был мертв черт знает какую бездну лет, пока Охэйо, — как обычно, невежливо, — не выдернул его назад, в жизнь.

Лэйми длинно выдохнул и откинулся на подушки, чувствуя, как бешено колотится зашедшееся сердце. Нет, сейчас-то он определенно жив, — и даже более чем.

Приподнявшись на локте, он посмотрел на лежавшую рядом девушку. Ксетрайа бессовестно дрыхла, вызывающе раскинувшись во сне. Всё её одеяние сейчас составляла удивительно пышная масса длинных черных волос. На самом Лэйми, впрочем, было надето не больше. Он с содроганием вспомнил, как вчера сидел напротив этой девы невиданной (и ничем не прикрытой) красы. Дева с энтузиазмом излагала свои планы на остаток ночи, а он, незаметно почесывая все места, покусанные и оцарапанные в ходе совместного распития чая и чтения друг другу стихов, думал: "зараза, когда у тебя голова заболит?". В общем, ему было явно не до того, чтобы сходить с ума от факта собственной кончины. Пожалуй, лишь сейчас он стал соображать более-менее складно, — и вспоминать, как именно он умер, уже как-то не хотелось. В голову настойчиво лезли совсем другие воспоминания, — всё-таки, быть именно парнем, и, притом, симпатичным, порой совсем не плохо, особенно когда в объятиях у тебя — прекрасная дева с круглой по... гм.

Поняв, что улыбается, причем довольно глупо, Лэйми осторожно подтянул ноги и встал, стараясь не разбудить девушку. Спальня у него оказалась... в общем, комнатка два на три метра, с голыми бетонными стенами и задвинутым в угол окном, наглухо закупоренным монолитной плитой из мутного армированного стекла, поразительно напоминала камеру в какой-то тюрьме особо строгого режима. Роль двери играла квадратная — в самый раз ползти на четвереньках — нора. Вчера Охэйо сказал ему "какой дом представишь — такой и будет", — вот он и представил... убежище от реальности. Вполне уютное, кстати, — по крайней мере, с брошенной на пол постелью и дрыхнущей на ней девой. Всё же, недаром там, в Хониаре, он сошелся с Ксетрайа...

Недовольно мотнув головой, Лэйми подобрал с пола кусок тяжелой синей ткани, расшитой серебром, — никакой другой одежды ему вчера как-то не придумалось, — кое-как повязал его вокруг бедер, и, нахмурившись, пополз в нору. Так, это, очевидно, гостиная, — больше похожая на командный пункт какого-то бункера, — а это, наверное, выход...

Тяжелая бронированная дверь с шипением скользнула в пазах, — и Лэйми замер в проеме, вновь чувствуя, что начинает понемногу ошалевать. Его почти нагое тело обдала ощутимо густая волна влажного теплого воздуха, пахнущего сразу миллионом вещей, в уши хлынул поток из миллиона разных звуков, глаза...

Дом стоял на берегу нереально синего моря, — и низкие белые волны лениво набегали на берег, словно призывая броситься в их ласковые объятия. За берегом, — широкой полосой песка с точащими там и сям скалами, — многоэтажной стеной поднимался тропический лес, между его розоватыми на рассвете кронами лениво полз туман. Высоко-высоко в небе кружили пёстрые птицы, сюда, вниз, едва долетали их мелодичные крики. За стеной леса, далеко, отливали ало-золотым могучие холмы, выше плыли лохмы золотых туч, — а уже над ними в небе парили белоснежные пики гор. Всё это создал Вайми, если верить Охэйо.

Лэйми запрокинул голову, глядя в бездонное синее небо, — там парила дюжина разнокалиберных лун, и пара их двигалась весьма заметно. Неужели вчера ничего этого не было, и он был тенью в бесконечной мертвой пустоте?..

Вновь недовольно мотнув головой, он стряхнул с бедер парео, и бросился в море. Теплая вода мягко толкнулась навстречу, приподняла, обхватила...

Лэйми ошалело забарахтался, вспоминая, как плыть, потом встал на дно, оглушительно чихнул от соленой воды в носу, — и вдруг рассмеялся. Страшно захотелось взлететь и обнять сразу весь этот мир, — и он не успел опомниться, как какая-то непонятная сила швырнула его вверх. Воздух, мгновенно отвердев, обжег неожиданным холодом мокрое тело, рванул волосы, — и Лэйми так же неожиданно замер, ошалело махая руками и ногами, и не менее ошалело осматриваясь. Первый же невольный порыв закинул его на высоту метров в пятьсот, — и сердце в груди трепыхалось, как безумное. Он никак не мог поверить, что просто вот так, безо всего, парит в воздухе, глядя на потрясающе красивый мир внизу, до смерти боясь упасть, — и, в то же время, понимая, что упасть он не может. Разве что по своей воле, — стоило ему лишь захотеть, и цепенящее ощущение полета исчезло.

Он камнем полетел вниз, обмирая от сладкого до озноба страха... резко затормозил, чуть поднялся — и засмеялся вновь. Ну да — он в самом настоящем раю, разве нет? И далеко не он один, — между пляжем и лесом аккуратной линией выстроились дома. Здоровенный цветок с толстыми, массивными лепестками из какого-то сине-зеленого металла и целым лесом радужно-зеленых шпилей-тычинок, — это, конечно, дом Охэйо. Нормальному человеку в голову не придет жить вот в таком вот. Серая каменная домина с большими окнами и крышей из чугунных плит, — дом Вэру. Охристо-рыжый утес, оплетенный балконами и лестницами — дом Вайми, разумеется. Бамбуковый замок с дюжиной конических крыш — дом Айэта. На фоне всего этого великолепия бетонная коробка его дома смотрелась откровенно собачьей конурой.

Заставив себя, наконец, перестать кувыркаться в воздухе, Лэйми поискал взглядом соседей. Анмай мирно дрых на пляже, растянувшись на животе, дочки, сопя от усердия, заплетали его дикие лохмы в косу. Вайми, разумеется, возлежал в теплом озерке, между Линой и Маулой, — и, надо полагать, пудрил им обоим мозги рассказами о том, как здорово заниматься сотворением миров. Лэйми вчера и сам успел наслушаться, — хотя и понял очень мало. Хьютай, — совсем без ничего, — лежала под деревом, лохматая и с хмурым видом, — явно думая: "ну где опять этот гад шляется? Я тут така-а-а-я!". Айэт, поднявшись на цыпочки и вытянувшись в струнку, держался за какую-то толстую ветку, — а Ювана, оч-чень не спеша, рисовала на его животе какую-то милую картинку. Айэт извивался, подвывал, сжимал в кулачки пальцы босых ног, — но героически принимал муки во имя искусства. Охэйо тоже бессовестно дрых, растянувшись на траве. Из одежды на нем были лишь бусы. Бедняга, похоже, этой ночью он тоже совершенно не выспался...

Лэйми опустил ресницы, вспоминая свой сон, — они с Охэйо в сумерках лезли через бесконечные заборы и бежали через загоны с какими-то агрессивными коровами, уворачиваясь от жутких большущих рогов. Пятки у Охэйо были босые и грязные, рога черные и гнутые, и тянулась эта бодяга жутко долго. А потом они с Вайми катили через бесконечный луг какую-то здоровенную бандуру, вроде котла, — и всё время о чем-то трепались. А о чем — он, хоть убей, не помнил. Обидно, ведь Вайми говорил что-то очень интересное...

Лэйми вновь лениво повернулся в воздухе и глубоко вздохнул. В его снах Охэйо то бежал по чердаку, в полумраке, исчерченном солнечными лучами, и бесследно исчезал в зыбком тёмном мареве, то лез вверх по решётчатым конструкциям, которые ломались и опадали под руками и ногами, то шел по такыру, пластины на котором вдруг начинают расходиться, и между ними — чёрно-зеркальная вязкая жидкость...

Интересно, друг и сейчас шарится по таким местам, — или уже исследовал все опасности, переломал все кости, получил шрамы во всех возможных местах, — словом, заря туманной юности сменилась ясным полднем?..

Лэйми вздохнул и мотнул головой. На соседней полянке он увидел картину, достойную кисти пера: его тезка, старший сын Охэйо, — гибкий парнишка уже лет шестнадцати, — изображал героический бой с Невидимым Врагом, — а Ахана, старшая дочь Вайми, разинув рот, смотрела на это представление. Всё бы ничего, — но ошалевший от женского внимания юнош вырастил себе роскошную ухоженную золотую гриву до самой... гм. В общем, увидев такую, большинство девчонок повесилось бы от зависти на собственной косе, — а Ахане хоть бы хны. Ну да, с её-то гривищей...

Впрочем, сейчас этот юнош вел себя ещё скромно, — вчера, купаясь, он предстал перед подругой с косой и кошачьей пуговкой вместо носа, да ещё и синим в полосочку, — под рябь волн, хорошо хоть, что ещё без жабр...

Лэйми вновь вздохнул. Угораздило же Охэйо назвать первенца его именем, — а ему теперь жить рядом с этим чудом, которое и выглядит-то, как захочет! Вообще-то он тоже мог так, — вчера Охэйо говорил ему, что это всего лишь дело привычки и воображения, — но вот зачем? Он себе нравился и такой, как есть. Хотя мир тут, конечно, странный, — стоит на что-то посмотреть пристально, и оно выступает просто со сверхъестественной четкостью...

Вот, например, за домом Айэта из клубящейся пыли доносятся дикие вопли, мелькают руки и ноги, — чьи непонятно, но ясно, что два Найте, — сыновья Анмая и Вайми, — выясняют отношения со всей серьёзностью, какая только возможна в девять лет. И никому нет дела. Впрочем, что может грозить детям в мире, который создан специально для них?..

Чья-то крепкая и теплая ладонь мягко обвилась вокруг его лодыжки. Лэйми испуганно вскрикнул и дернулся, — но вырваться не смог. Ошалело оглянувшись, он едва не утонул в громадных зеленых глазах Ксетрайа, удивительно ярких на её смуглом лице. Она тихо засмеялась при виде его испуга.

— Вот ты где. Хватит летать — пора ужинать.

— Ужинать?.. — Лэйми как-то вдруг сообразил, что перед ним, — вовсе не рассвет, а закат. Он перепутал стороны света, — но для первого дня в новом мире это простительно. — Я проспал весь день?

Ксетрайа засмеялась снова.

— После такой ночи это нормально, я думаю.

Лэйми смутился, как-то вдруг вспомнив, что на нем нет совершенно ничего, — и на Ксетрайа, впрочем, тоже. Он отчаянно попытался представить на себе что-нибудь, хотя бы парео, — но ничего не получилось. Что-то мешало...

Он ошалело распахнул глаза, осознав, что ему мешает Ксетрайа, — ну да, если мир тут зависит от Воли и Представления, то чьё Представление ярче, — тот и прав.

— З-зачем? — выдавил он.

— Мне нравится на тебя смотреть, — улыбнулась Ксетрайа, всё же отпуская его.

— А? — Лэйми смущенно свернулся, стараясь спрятать все стратегически важные места, — а потом, шалея от своей смелости, стрелой помчался вниз, к неосторожно сброшенной одежде. Обернув парео вокруг бедер, он облегченно вздохнул, отчаянно надеясь, что Ксетрайа не заставит его исчезнуть.

— Ой, ты уже готов? — она мягко опустилась на песок, всего шагах в двух от него, в повязке из алого шелка на бедрах, и в украшениях, — такая же, какой он увидел её тут в первый раз. — Тогда пошли. Вайми пригласил нас на ужин. Это, знаешь ли, большая честь — ужин у Создателя.

Лэйми вздохнул. Вайми Анхиз, — они тут все сговорились что-ли носить его имена? — создал этот вот мир, как, впрочем, и множество других, — и встречаться с такой личностью было откровенно страшновато. С другой стороны, поверить, что лохматый босой парень, одетый в парео и растрепанный, с которым он болтал ещё на "Тайне", — и есть Создатель всего, что он тут видит, как-то не получалось.

Ксетрайа чинно взяла его под руку, и они, посматривая друг на друга и непонятно чему улыбаясь, пошли к дому Вайми, — у него горел видимый издали костер.

Всё ещё немного ошалело осматриваясь, Лэйми глубоко вздохнул. Легкий теплый ветер мягко обтекал почти нагое тело, прохладный песок смешно щекотал босые ноги. И гладкая теплая рука Ксетрайа в его, — как венец счастья...

Хьютай вдруг заржала так оглушительно, что Вэру, наконец, проснулся. Он приподнялся на руках и ошалело уставился на неё.

— Дорогая, что это с тобой?

Хьютай только махнула рукой — и заржала ещё громче. Анмай ошалело смотрел на неё, потом мотнул головой — и по груди его шлепнула тяжелая коса. Увенчанная розовым бантом. Дрожащей рукой он поднес её к глазам — и заржал тоже.

Лэйми только покачал головой, отчаянно подавляя не вполне уместное в данной обстановке хихиканье. Ну и нравы же у них в этом обществе!..

Вайми, ловко скрестив ноги, сидел у костра, задумчиво глядя в огонь. Черная, как ночь, грива спутанных крупными кольцами, лохма­тых волос падала ему на спину, тяжелая от множества вплетённых в неё нитей радужных и темно-синих, — в тон глаз, — бус с множеством серебряных колокольчиков. Они издавали тонкий путаный звон каж­дый раз, когда Вайми мотал головой. Лэйми изо всех сил старался представить, как бедный юнош мыл голову со всем этим барахлом, — разве что Лина всю эту радость каждый раз выплетает и заплетает обратно. А вот со звоном в ухах что делать?..

Он торопливо втянул воздух, уловив незнакомые, но очень аппетитные запахи. Лина хлопотала вокруг круглого плоского камня, служившего столом. Её диковатое, задумчивое и хмурое лицо, — твердо очерченный чувственный рот, высо­кие скулы, — было мечтательно-красивым. Охэйо, опираясь о песок ладонью, смотрел на неё с редким, почти невозможным для него выражением лица, — с таким он, когда-то, стоял на парапете, мечтая взлететь, или смотрел на спящую Маулу, — "Какая ты милая, когда не дерёшься!". Или размышлял, затевать всё-таки тесто или утилизировать оставшееся яблоко простейшим способом, — и решал всё-таки потерпеть, чтобы спящая Маула проснулась от запаха свежего пирога. Всё равно вместе ж будут есть, босые и лохматые... Маулы, кстати, рядом не было, — и Анмая с Хьютай тоже.

— О, привет, друг, — заметив пару, Охэйо улыбнулся. — Садись, — он радушно указал на розоватый песок.

Лэйми растеряно оглянулся, — стульёв вокруг не наблюдалось, — потом, вздохнув, сел на пятки. Ксетрайа, зараза, тут же растянулась во весь рост, положив голову ему на колени, — и он с трудом отвел взгляд от её насмешливых зеленых глазищ. Ну разве ж так можно!..

— Привет, Лэйми, — Вайми очнулся от размышлений, и теперь смотрел на него. — Охэйо много рассказывал мне о тебе. Здорово, что теперь ты тоже с нами. Я, знаешь, знаком с твоим тезкой...

— И какой он? — осторожно спросил Лэйми.

Казалось, что с тех дней на борту "Тайны" Вайми ничуть не изменился, — лохматый рослый парень, весь словно отлитый из гибкого темного зо­лота. Плетеный шнурок вокруг бедер и парео из расшитой нехитрыми узорами ткани составляли сейчас всё его одеяние. Плюс ещё браслеты на руках-ногах, ожерелье, — и бусы с колокольчиками. Лина назаплетала их в его лохмы в знак того, что он её парень. Вот, собственно, и всё. Впрочем, на самом Лэйми сейчас даже бус не было, — одно парео.

Вайми вздохнул и улыбнулся.

— Драть таких детей надо, каждый день, — вот что я тебе скажу...

— Вот сам и дери, — хмуро сказал Охэйо. — Мне это чудо в руки не дается.

— Сам такого вырастил. А он, зараза, к моей старшей клинья подбивает.

— А к кому ещё? — Охэйо улыбнулся. — Выбор у парня небогатый. Любить Ахану, — не любить Ахану... Она тут, знаешь ли, единственная девчонка его возраста.

— Она мала ещё с юношем в лесу гулять.

— Мне вообще пятнадцать лет было, — откликнулась Лина. — По мне, так в самый раз, дорогой. Или боишься, что она парня охмурит и чести лишит?

Вайми вздохнул.

— Да скорее уж наоборот. Знаю я твоего охламона. Одни девчонки в голове.

— Скорее уж, одна девчонка, — вновь улыбнулся Охэйо. — И она стоит этого, а?

— Да уж... — Вайми мотнул головой, и по пляжу рассыпался тысячеголосый тонкий звон. — Лин, зараза, а нельзя ли без этого?

— Нельзя, — строго ответила Лина. — Красота требует жертв, знаешь ли.

— У меня от звона скоро ухи отвалятся, — Вайми посмотрел на гостя. — Девчонки — настоящая жуть, да?

— Да уж, — Лэйми почесал ободранное Ксетрайа плечо. Стихи и чай, да. — А ты в самом деле создал... всё это?

— В самом, — Вайми улыбнулся. — В таком мире я и жил, — только без моря. А жаль — море мне нравится...

— А я так смогу? — спросил Лэйми.

— Почему нет? Только, знаешь, чтобы создать мир, его сперва нужно представить, — во всех деталях, — а это сложно... О, Анмай идет.

Глядя на подходившую парочку, Лэйми только вздохнул. На гривище Хьютай, — шире её плеч и до самой... э-э-э... в общем, на гривище лежала широкая диадема из серебряных цепочек с бриллиантами, в ухах висели толстые золотые кольца сантиметра по четыре диаметром, на шее — нефритовые бусы. Выше локтей, на запястьях и щиколотках, — браслеты из кусочков золота. Они как-то хитро поворачивались, каждый раз создавая новый узор. Кофточка из кусочков серо-зеленой и светло-фиолетовой замши прикрывала лишь ребра, тяжелая юбка из волнистых колец той же серо-зеленой и светло-фиолетовой замши лежала очень низко, да ещё и с вырезами по бокам, где самые бедра. Из-под неё виднелась лишь нижняя треть икр и босые ноги. Живот Хьютай был почти весь голый, с кофточки на него свисали — все разной длины — цепочки со стилизованными фигурками зверей. Поверх юбки тоже лежала сеть из плоских золотых цепочек, со вставленными в них опалово-белыми, гладко-выпуклыми камнями. Ещё одна тонкая золотая цепочка лежала на талии, на ней, ниже пупка, висела плоская звезда с тремя десятками лучей. Лицо у Хьютай при этом было хмурое и казалось, говорило: ну, что уставились, ироды, пупка не видали, что ли?..

Анмай был в свободных, вроде шаровар, штанах и безрукавке из той же замши. В каждом из множества её маленьких кармашков лежала золотая пластинка с какими-то гравированными знаками. Под безрукавкой, на голом животе, — такая же цепочка со звездой, — видимо, у файа они шли взамен обручальных колец. Такие же точно браслеты, ноги босые, лицо только что не светилось от счастья. Он обнимал Хьютай за талию, она его — тоже, и ещё то и дело накрывала пальцами ноги его пальцы, — наверное, для надежности.

— Ни фига ж себе... — только и смог сказать Лэйми.

— Это всё амулеты новобрачным на счастье, — чтоб правильно всё получалось, и прочее такое всё, — улыбнулась Лина. — Обычно-то они так не ходят — тяжело же. Да и снять-надеть такое, — полчаса надо, а на невесту не только же смотреть положено.

— А они разве новобрачные? — с сомнением спросил Лэйми. Слева от парочки вышагивал их сын, — а за ним, чинно держась за руки, следовали дочки.

— Угу, — Лина кивнула. — Каждый день. Они в твою честь нарядились, вообще-то.

— В мою? — Лэйми встревожено посмотрел на себя. Нет, парео симпатичное, конечно — но...

— Не бойся, ты и сам по себе хорош, — Лина улыбнулась, и Лэйми смущенно опустил глаза... чтобы встретится со смеющимися глазами Ксетрайа. Она устроилась на его коленях поудобнее и закинула руку за голову, задумчиво перебирая пальцы его босой ноги.

Лэйми поёжился, — отчасти от хмурого взгляда Хьютай, отчасти от щекотки. Глаза у этой пары были серые, очень яркие на смуглых лицах. Как и у их сына, — маленький Найте смотрел на него с бесстрашным интересом.

— Привет, Лэйми, — Анмай сел напротив, поджав ноги.

Хьютай с хмурым видом обошла вокруг гостя, как вокруг ёлки, пристально разглядывая его, потом задумчиво приподняла ногу и провела пальцами по босой подошве Ксетрайа, — та хихикнула и лягнула гостью в лодыжку. Хьютай удовлетворенно кивнула, и, царственно подобрав юбку, села на возникший из воздуха удобный стул. Лэйми почему-то это ничуть уже не удивило. Найте с важным видом сел перед ней, скрестив ноги. Дочки, радостно пища, тут же полезли ему на голову.

— Итак, юноша, — низковатым, но красивым голосом сказала Хьютай, — я искренне сочувствую тебе.

— А? — Лэйми испуганно посмотрел на неё. — Почему?

— Ну, во-первых, тебе придется жить тут с жутко своевольной девчонкой, — она небрежно кивнула на Ксетрайа, и начала загибать пальцы. — Во-вторых, тебе придется жить с твоим, гм, другом, — она покосилась на Охэйо, — которого я бы с удовольствием утопила в ближайшем колодце, будь это физически возможно, — она вздохнула. — В-третьих, всё это безобразие будет длиться вечно.

— Вечно? — Лэйми оглянулся на друга. Охэйо тоже смотрел на Хьютай хмуро, — но в его длинных глазах отчетливо прыгали чертики.

— Разумеется, — Хьютай важно кивнула. — Видишь ли, ты, так сказать, в раю. Поскольку Охэйо выцепил тебя из самого глубокого небытия, умереть вновь у тебя уже вряд ли получится.

— Не больно-то охота... — Лэйми ловко поймал ладонь Ксетрайа, подбиравшуюся к пятке, но она тут же схватила его левой рукой за ухо. — Но я всё же не вполне понимаю...

— Всё просто, Лэйми, — Охэйо широко улыбнулся. — Не обижайся, пожалуйста, — но ты существо всё же конечной... гм, продолжительности. А время Вселенной бесконечно. Это значит, что где-то в ней есть именно тот Лэйми, какой мне нужен, — мой потерянный друг. Всего-то и оставалось, — найти тебя...

— Э... — Лэйми поёжился. — Выходит, что я — это не я? Но я же помню тебя, все те двести лет, которые мы дружим!

Охэйо растянулся на животе, подперев руками голову и подогнув босые ноги. Пламя костра мерцало, отражаясь, в его длинных глазах.

— Ты — это ты, до последнего атома. По крайней мере, я не смог найти ни малейших различий. Я для тебя, думаю, тоже не слишком отличаюсь, — а раз так, то какая разница?

Лэйми вздохнул. Он никак не мог вспомнить, как именно они с Охэйо расстались, и как именно он... умер. То есть, вообще-то мог, наверное, — но вот зачем? Он живой, с ним друг, с ним подруга, вокруг — пусть странные, но явно дружелюбные личности, — что ему ещё надо? Но любопытство всё-таки не унималось.

— Нет, в самом деле, — я где-то жил до... ну, до того, как оказался здесь, — или ты меня просто... создал?

Охэйо слабо улыбнулся.

— Создать тебя я мог уже давно... но это был бы... не совсем ты, наверное. Нет — я нашел именно тебя, и выдернул к себе. Может, получилось не совсем вежливо.

Лэйми поёжился. Да уж! Когда ты вдруг понимаешь, что стоишь в чем мать родила на каком-то совершенно незнакомом пляже, прекрасно понимая, что только мгновение назад был абсолютно мертв, — от такого и крыша может поехать. Особенно когда на тебя смотрит твой, по сути, единственный друг и единственная подруга, — а в придачу к ним и какие-то совсем незнакомые парни и девушки, одетые — скорее, НЕ одетые, — довольно-таки странно... Здорово всё же, что вчера, сразу после знакомства, Ксетрайа утащила его в их новый дом, — и... кажется, только тогда он окончательно собрался из кусочков. Сейчас страха уже не осталось, — напротив, по телу разливалось странное, щекотное тепло...

— Но я же был... уже мертвый, — сказал Лэйми, чувствуя, что голос его звучит сейчас как-то странно, — словно он сам слышит его со стороны.

— Угу. Был, — сказал Охэйо с видимым удовольствием. — И это, поверь, мне не нравилось.

— Тогда откуда же я тут взялся?

— Гм, — Охэйо задумчиво закатил глаза. — Наверное, из прошлого, где ты был ещё вполне жив?

— Но ведь путешествия во времени невозможны.

Охэйо лишь пожал плечами.

— Почему? Раз число параллельных Вселенных бесконечно, то путешествия во времени вполне возможны, — в другую Вселенную, причинно не связанную с этой. Конечно, прошлое там будет отличаться от нашего, — хотя бы незаметно. Но я-то уже, — "птиц Тегмарка", которые вообще живет ВНЕ времени и смотрит на мир в четырех измерениях. Для меня течение времени, — иллюзия, вызванная перемещением сознания из Вселенной в Вселенную. Где-то ты жив. Где-то нет. Достаточно было найти... конечную точку, и взять тебя сюда.

— Птиц кого? — спросил Лэйми. В этот миг он чувствовал себя так, словно и впрямь провалился в прошлое, — туда, где ему было где-то лет пять.

— Ну, сарьют на самом деле, — пояснил Охэйо.

— Кто?

Охэйо открыл рот, но так ничего и не сказал, заметив идущую к нему Маулу. Вслед за ней брел и тезка с Аханой. Одного взгляда на них Лэйми хватило, чтобы понять: опасения родителей насчет взаимного охмурежа с далеко идущими планами тут далеко не напрасны. А вот Маула оказалась... ну, он, собственно, не сомневался, что подруга Охэйо будет ничуть не более обычна, чем он сам. Она не уступала ему в росте, ловкая, крепкая, гибкая, её отточенные движения завораживали страшноватой грацией. Темно-фиолетовые волосы заплетены во множество тонких косичек, кончавшихся медными когтями. Стянутые в высокий пучок на макушке, они, словно множество щупалец, струились по спине, доставая до бедер. Их венчала шапка больших темно-зеленых листьев с множеством мелких белых цветов, таких свежих, что, казалось, они росли там. Блестящая кожа Маулы была темно-золотой, скулы высокими, нос — короткий и закругленный. Большие, длинные глаза, косо поднятые к вискам, сияли ртутным, непроницаемым зеркалом. Уголки красиво очерченных губ загнуты вниз, придавая лицу хмурое выражение. Одета она была лишь в пёструю массу гладких каменных бус, тяжело лежавшую на офигенной формы бедрах.

Задумчиво осмотревшись, она села верхом на Охэйо, разминая ему загривок. Тот коротко муркнул и закатил глаза. Юная парочка устроилась несколько в стороне, с интересом наблюдая за процессом.

— Маа, ты подаешь ужасный пример молодежи, — строгим тоном заметила Хьютай.

— В самом деле, Найте слишком мал, чтобы смотреть на такое, — спокойно согласилась Маула.

— Я не маленький! — сразу возмутился мальчик. — И я уже видел, как ма... — Хьютай аккуратно пнула его в зад, и сын замолчал, обиженно надувшись. Дочки ухватили его за уши и начали тянуть в разные стороны.

— Подглядывать нехорошо, — тем же тоном заметила Хьютай. — И да, ябедничать тоже.

— Паап, — тут же спросил неугомонный ребенок, хватая сестренок в охапку. — А откуда берутся дети?

— В капусте находят, — бездумно ответил Анмай.

— Врешь! — мальчик даже притопнул ногой. — Лэйми говорит, что детей приносит аист! Ему отец так рассказывал!

Анмай вздохнул и закатил глаза. Хьютай погрозила тезке кулаком. Тот испуганно пискнул и спрятался за Ахану, которая сразу же нахмурилась и приняла Грозный Вид. Смотрелась она, как дикая кошка — тонкая, гибкая, загорелая до черноты, с громадными синющими глазами.

— А я-то откуда тут взялся? — напомнил Лэйми. — И кто, наконец, такие сарьют?

— Неделимая Сущность, то есть душа, на самом деле есть у всех, — сказал Охэйо, жмурясь под ловкими руками подруги. — Просто обычно она не может выходить из тела. Иногда она может совершать "экскурсии" в другие места, это умел любой обитатель Хониара, ты же помнишь... В Харе, наравне со всеми её обитателями, ты обрел способность входить в чужие сознания, и, хотя бы отчасти, управлять ими. Покинув её после Йалис-йэ, я стал собственно сарьют, — свободным сознанием, не привязанным к телу, и способным вселяться в другие тела. Сначала — лишь в органические, потом — в любые. Теперь я уже не ограничен скоростью света, и могу мгновенно попасть в любое место, хотя это и нельзя назвать перемещением: обычно я вижу лишь то, что поблизости, но могу сосредоточиться на любом месте Мультиверса. Видеть ВЕСЬ — мне не хватит сознания. Более того, — теперь я могу двигаться по Мультиверсу как в пространстве, так и во времени... и творить свои миры.

— Выходит, ты тоже... Создатель? — спросил Лэйми.

Охэйо улыбнулся.

— Естественно. Я тоже создаю миры.

— И получается невыносимо скучно, — сказал Вайми.

— Я, хотя бы, — обиженно ответил Охэйо, — на детали всё же больше внимания обращаю, и с точки зрения математической гармонии, — чтобы корректно работало всё. А вот у тебя в творениях сплошные парадоксы, — тебе лень просто придумывать, как оно работает, один парадокс другим уравновесить проще.

— А зачем что-то лишнее придумывать? — удивился Вайми. — Я вот твоей математики совсем не знаю, — и без неё неплохо получается. И вообще, Бог — существо, творящие чудеса и нарушающее законы природы. Чем больше — тем больше божественность.

Охэйо лишь пожал плечами.

— Мир состоит из чистой математики, и всё, что можно описать математически, существует. Так что создать новую Вселенную очень просто, — пишем гигабайт основополагающих уравнений, и готово. И результат именно какой ждали получается, а не как у некоторых.

— Заранее знать, что у тебя получится, — сдохнуть можно от этого, — философски заметил Вайми. Сын встал ему на ладони — и он поднял его, спасая от компании дочек.

— Чаще всего дохнут те, кому не повезло жить в таком творении, — буркнул Охэйо.

Вайми сам пожал плечами.

— Я никогда не буду специально устраивать чьи-то мучения, а что леопарды такие вот красивые человечину любят, — ну так они от природы охотники на крупных приматов... Природу надо уважать, и понимать, что место в ней — не только для человека. Нельзя же всё предвидеть, — а кто-то и от аллергии на пыльцу бабочек помереть может. Тут просто нужна возможность как-то всё исправить, потому что...

— Потому что кто-то головой думать не хочет, — сказал Охэйо. — Она ему только затем, чтобы бусы в лохмах носить.

— Это ты про себя? — спросил Вайми. В самом деле — бус в антрацитовой гриве Охэйо тоже хватало, и они слабо светились, вдобавок. — Без опасностей не было бы и чудес, без кошмаров не было бы и прекрасных снов. Но такие места, как они, сложно покинуть, — а нельзя же всё время жить в снах... И разве чистое стремление к Добру не может стать основой чернейшего Зла? Ксиа, например, считают, что десятимерное пространство, — рай земной, и чем его больше, — тем лучше. А что другие формы жизни в нем дохнут, — ну так разумная жизнь вне десятимерного пространства существовать не может... А в трехмерном пространстве считают ровно наоборот. Или, допустим, птицев Фениксов взять, — они считают, что самосжигаться время от времени не только хорошо, но и полезно. А в приложении к другим формам жизни это получается нехорошо... Или те же эмпаты, — им хорошо, когда всем вокруг хорошо. Налить в пакеты клея и надеть всем на головы ради всеобщего кайфа, — ну чем не разумное решение?..

Охэйо лениво перекатился на спину, положив голову на колени Маулы. Тезка с подругой моментально скопировали его позу. В самом деле, — если родителям можно, то почему им нельзя?..

— Мроо для себя — тоже не зло, а попытка максимально продлить существование разумной жизни во Вселенной. Вот только другим почему-то не нравится, КАК это делается.

— А Мроо — они сейчас где? — спросил Лэйми. Он встречался с ними вживую... и ему это тоже очень не понравилось.

— Относительно нас тут — нигде, — ответил Охэйо. — Или мы относительно них тут нигде — какая разница?

Лэйми недовольно мотнул головой.

— Но кто победил в итоге-то?

— Никто, — ответил Охэйо. — Мроо — твари с очень активной видообразующей радиацией. Они заполняют все доступные экологические ниши. Кроме того, большинство среди них, — местные, только обращенные. Этим, собственно, и объясняется то, что за всю вечность их так и не смогли вывести. Ну, пока вся Реальность вместе с ними не накрылась.

Анмай фыркнул.

— Нечего было лезть к соседям и наводить у них свои порядки. Подумаешь, Вселенная... Их там много. Одной больше, одной меньше... Аннит взорвёт — Вайми создаст.

Хьютай засмеялась.

— В самом деле, чудесное разделение труда. Обе стороны довольны — Аннит тем, что можно смело шляться босиком по клумбам, злостно вытаптывая чужие цветы, Вайми тем, что не болит голова насчет старых Вселенных. Все счастливы, кроме разве что Мроо, — но кто их спрашивает?

Охэйо улыбнулся.

— Практическая теургия — занятие достаточно эффектное, даже при полном отсутствии знаний. Недаром Вайми так её любит. Скушный практикум по сотворению миров прекрасно разбавляется серией феерических взрывов и других природных катаклизмов...

Вайми предобморочно улыбнулся, — наверное, так он улыбался уже на рассвете, когда Лина говорила ему: "Дорогой, а теперь всё сначала". Сын удобно сел ему на загривок и ловко отлягивался от упорно лезущих по родителю дочек.

— Можно подумать, что ты её не любишь, — наконец, буркнул Вайми, стараясь выпутаться из весело пищавшего живого клубка, — на него навалились все четыре ребенка. — Ведь не меньше меня же стараешься — зачем?

— Ну, я создал Вселенную, чтобы снова встретиться с Хьютай, и нарожать кучу детей, — сказал Анмай. — А у тебя какой интерес? Вернуть Лину, Найте и Аютию? Так вот они, все уже тут... Воплощать свои сны? И сколько для этого нужно Вселенных? Или у тебя какие-то другие цели? Раефицировать тех, кто жил особо праведно, например?

Вайми задумался. К Найте присоединился тезка — и совместной атакой они оттеснили дочек к родительницам.

— Мой основной интерес, — творить миры, которых раньше не было, — ответил он. — И... новых детей, почему нет?

— Но потом-то что делать? — спросил Лэйми. — Не только же детей?

Вайми усмехнулся.

— Самый кайф для меня в том, чтобы придумать что-нибудь такое, ну очень хитровыгнутое — ну, чтобы там люди могли на двойников делиться произвольно, например, — и заставить всё это работать. Потом, конечно, побалдеть, наслаждаясь зрелищем, — или тихо офигевая от того, что вышло, — а потом придумать что-нибудь ещё более хитровыгнутое. А в рай отбирать только тех, кто не ел, не пил, не размножался, — а нафига оно мне?

— А на себе ты не пробовал? — лениво спросил Охэйо.

— Я слышала, штук двадцать этого юноша быстро организовались в небольшой дружный коллектив, наловили в округе девок, дружно мыли им пятки и волосы, и трепались о своих снах, — ответила Хьютай.

— Развлекались-то мы дружно, конечно, — вздохнул Вайми. — А вот что до работы, то есть создания вселенных, — из каждого бил фонтан идей, и каждый тянул в свою сторону, — осуществлять именно его Гениальный План. И доспорили мы все до повального мордобития. В общем, чтобы кто-то дружно ужился в большом коллективе себя, — его надо сперва разнообразить. А то все ведь к одной девице ломанутся, — и что ей делать? Мне-то хорошо, — я же других себя представлял, и мог взять их за основу...

— Ну да, ну да, — фыркнул Охэйо. — Один, понимаешь, мечтает только о красе юных дев, другой — только об облаках, третий замечательно плюется жеваной бумагой через трубочку. Одним словом, все грани таланта раскрыты.

Вайми открыл рот, чтобы возразить — но его перебила Лина.

— Люди, к столу! — громко позвала она.

Лэйми поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. Вокруг началось оживление, — вся компания бодро двинулась к столу, причем, появилась и последнее пара — Айэт с Юваной. И, если Айэт казался младшим братом Анмая, то Ювана сначала показалась ему младшей сестрой Охэйо, — невысокая, но отлично сложенная, с задумчивым, очень светлым лицом. Из-под тяжелой лохматой гривы рассыпавшихся по плечам темно-русых волос внимательно смотрели лукавые синие глаза, большие и длинные. Айэт, напротив, смотрел неулыбчиво и хмуро, — неудивительно, если рассказанная Охэйо его история хоть отчасти правдива...

Вслед за взрослыми к столу потянулись и дети, — тезка с Аханой, держась, разумеется, за руки, парочка Найте, — первенцы Анмая и Вайми, Олта и Ирта — его дочки, Лаика и Лэйит — дочки Охэйо. Сразу стало шумно.

Лэйми покосился на Ксетрайа и поёжился. Похоже, что и ему никак не миновать общей здешней судьбы, — то есть, компании собственных ребенков. Вообще-то, он мечтал об этом, — но сейчас одна мысль о детях повергала его в престранное состояние счастливой паники, в основном потому, что Лэйми совершенно не знал, как с ними обращаться. Но уж наверное Лина, Маула или суровая Хьютай хорошо это знают, — по крайней мере, их дети выглядели совершенно довольными, веселыми и ничуть не заморенными.

У стола Лэйми замешкался, — ему казалось, что только что он был гораздо больше, — но место, на удивление, тут нашлось всем. Стульев, правда, не было, — только заботливо вырытые кем-то норки для ног, так что сидеть пришлось прямо на песке, — но к такому вот он уже привык, да и содержимое стола волновало его куда больше: как-то вдруг Лэйми понял, как зверски ему хочется есть. Он не ел с самого своего... воскрешения, и даже немного волновался. В самом деле, как едят в раю?..

Ели, как оказалось, без особых затей, просто руками, тем более, что супа или каши тут не наблюдалось, а вот рыба, — как копченая, так и подозрительно сырая, — присутствовала в больших количествах, равно как и креветки, кальмары, мидии, осьминоги и прочие морские гады. Непонятные предметы, которые Лэйми поначалу принял за салфетки, оказались блинами с икрой, и он налег на них так, что запищало за ушами. Дочки, которым заботливые мамаши пытались впарить какой-то салат, пищали куда громче и так отчаянно тянулись к тарелкам с более существенным содержимым, что родительницы наконец сдались — тем более, что за столом, как обычно в таких случаях, возникла суровая конкуренция за самые лакомые куски. Пока маленькая Олта дергала Лэйми за уши, Ирта утащила у него последний блин, а Найте — непонятно чей, но скорей всего ваймин, судя по нахальным синющим глазам, — уволок у него из-под носа здоровенный кусок копченой рыбы, которым Лэйми собирался заесть огорчение. Тезка кормил Ахану с рук. Когда он потянулся к блюду с мидиями и зеленью, Хьютай ловко треснула его ложкой по лбу и довольно придвинула добычу себе. Дочки лезли к родителям на колени и активно решали, что и как именно тем есть. Одним словом, обстановка царила самая непринужденная, но довольно быстро все наелись, — по крайней мере, настолько, что обратили внимание на гостя.

— Мы рады, — сказал Вайми, — видеть здесь, в Нау-Лэй, нового... э-э-э... обитателя.

Собравшаяся за столом общественность согласно зашумела, всячески выражая своё согласие. Особенно старались дочки.

Лэйми дернулся вскочить, — чтобы сказать ответную речь, — но Ксетрайа поймала его за парео, и пришлось сидеть, — под страхом лишиться единственного предмета одеяния.

— Надеюсь, — с чудесной улыбкой добавила Хьютай, — что уже скоро ваш союз принесет, так сказать, плоды.

Лэйми густо покраснел и покосился на Ксетрайа, которая радостно кивала. Он вполне знал, от чего бывают дети, и уже представлял, во что это всё выльется.

— Кажется, я... э-э-э... не вполне готов, — наконец выдавил он. — Да, точно. И Ксетрайа тоже надо подготовиться. Я думаю, что ей будут очень полезны... э-э-э... прогулки. Да, да, — долгие прогулки, чтобы... ну... э-э-э...

— Приличную девушку надо беречь, на улицу не выгонять, напоить-накормить и уложить спать, — улыбнулся Анмай. — А с детями никакой жизни нет же, — только я, например, на укромной полянке нацелился подругу поцеловать, — а меня из кустов уже спрашивают, кто в этот раз будет, — братик или сестричка. Ну разве это жизнь? А вот когда я встретил Хьютай в первый раз...

— Да слышали мы, уже слышали, — отмахнулась Лина. — Наследный принц Фамайа отловил на улице невинную девушку, утащил её в свои подземелья, где надругался над несчастной с особой дерзостью и цинизмом, — а может, и наоборот. Я не помню, но побелка на стенах там покраснела и осыпалась. А между тем, юноша надо долго готовить к... ну, в общем, чтобы он не офигел начисто, когда увидит...

Хьютай фыркнула.

— Мой подход гораздо проще: если повезло отловить прекрасного парня, его нужно тут же окучить и толкнуть на разврат.

— Ну, этого не отнимешь, — улыбнулся Анмай. — Мне тогда из всей Хьютай запомнились лишь бедра офигенной формы и смущение.

Хьютай улыбнулась в ответ.

— Там как раз Анмай краснел и прикрывал руками все места, а я была весьма горда собою.

Лина вздохнула.

— Самой тоже надо долго готовиться. Когда я... в общем, утром Вайми выглядел так, словно всю ночь с пардусом бился.

Хьютай, задумчиво склонив голову, посмотрела на смущенного юноша.

— Думаю, он и сейчас выглядит не лучше. Подготовка, — конечно, это важно. Но до чего же ты кусачая и царапучая! Истинно из семейства кошачьих!

Лина смущенно засмеялась.

— Такое чудо в объятия заловить, — тут точно офигеешь, да и пометить ведь надо, чтоб другим девам было неповадно.

— Так ведь больно же ему! Зацеловать, вылизать, потискать, одуревая, — это всё мне! — да. Но мучить чудо, портить золотую шкурку...

Вайми съёжился — похоже, сейчас ему отчаянно хотелось провалиться под землю, — и Лэйми прекрасно его понимал. Девчонки воистину хуже чумы!..

— А что я должен тут теперь делать? — спросил он, чтобы перевести разговор и спасти собрата-парня от позора.

Охэйо задумчиво посмотрел на него.

— Ничего. В смысле, жить. Или у тебя есть возражения?

— Да ну тебя... Еду-то хотя бы мне откуда брать?

— Оттуда же, откуда и все мы: представь её.

— И всё?

— А ты чего хотел? От рассвета до заката лес пилить?

— Нет, но... получается, что тут я вроде как дармоед.

— Добро пожаловать, — улыбнулась Лина. — Дармоеды у нас уже есть, вот, например, — она небрежно показала на Вайми. — Два последних дня ничего не делает, только лежит на пляжУ и мечтает.

— Ну, хочется же иногда на песочке полежать, чтобы прекрасные девы вокруг опахалами обмахивали, и пятки с ухами чесали, — вздохнул Вайми.

— Ну, лежишь ты на пляже день, ну, другой, — сказал Охэйо, — ну, девы прекрасные тебе ухи чешут — так скучно же, сдохнуть можно от этого!

— Для себя иногда даже чесаться лень, — лениво ответил Вайми. — Куда интереснее, когда чешет прекрасная дева или друг, а я лишь говорю, что чесать, и с какой силой.

— Друг — в смысле, я? — нехорошим тоном спросил Охэйо.

— А кто? — искренне удивился Вайми. — Тебе что — разве рук жалко?

— Нет, рук мне не жалко, — вздохнул Охэйо. — И ног тоже. Тебе пяткой в ухо дать — или так?

— А наночесальник какой-нибудь приспособить? — предложил Лэйми.

— Не, наночесальником неинтересно, — ответил Вайми. — Девы лучше. Или даже одна дева. Вот, лежу я, например, на пляжУ, Лина сидит на мне попой и лохмы с ухами мне большущим гребнем чешет — ну чем не рай?

— Ну да, — сказала Хьютай. — Тебе дева прекрасная однажды уже лохмы барашками на ухах уложила и большущие банты туда заплела. Розовые. А ты даже не понял, отчего это весь народ вокруг со смеху помирает, — тебе же ух своих не видно. В общем, сплошное веселье и освежение чувств.

Маула фыркнула, зажала рукой рот, отчаянно стараясь сдержать смех, — и в итоге оглушительно чихнула. Венок слетел с её головы и плюхнулся на голову сидящего рядом вайминого сына, который ошалело заморгал оставшимся на виду глазом. Вайми аккуратно снял с родного ребенка украшение и вернул его на место. Лина деликатно сделала вид, что ничего не заметила.

— Маула, дорогая, зачем тебе этот огород на голове? — участливо спросила Хьютай. — Никак ягодок внезапно покушать, чтобы в лес далеко не ходить?

Маула подавилась салатом и замычала что-то угрожающее. Лина улыбнулась.

— Мы в племени тоже себе фигню из зелени на головы накручивали, для маскировки, — а уж цветы, это святое. У нас, девушек, там целый цветочный язык был. Вот это, например, — она кокетливо коснулась прически, — значит "сегодня приставать ко мне можно, но немного".

Лэйми-тезка фыркнул.

— Ха! Какой цветок остановит приставания?

Лина насмешливо взглянула на него.

— Роза, засунутая поглубже в наивно разинутый для поцелуя роток, — точно остановит. А ведь ещё есть цветы, имеющие... м-м-м... специфический вкус. Можно ещё на все стратегически важные места крапивы накрутить, — на травку, чтобы самой не обжечься. Тогда — у-у-у!

Лэйми вздрогнул, вспомнив, как вчера до одури испугался, когда увидел, что в кустах шевелится что-то большущее и черное, — и ещё шуршит. Ему, естественно, привиделся колоссальный паук, — а оказалось, что это Лина собирала ягоды, в самодельной тунике из травы, — и с во-от такой гривищей. С такими вот девчонками и заикой стать можно...

— В рот эффективнее всего раффлезию, — с энтузиазмом сказала Хьютай. — Или, в крайнем случае, цветок стапелии, — он не только смердит, но ещё и противно мохнатый.

— У раффалезии диаметр в три метра, она в роток не пройдет, — деловито ответила Лина. — Да и цель не уморить же юноша, а заставить подождать до свадьбы. Так что в роток лучше всего совать ромашку или календулу, — и юношу польза, и девушке облегчение. Кстати, кто-то показывал мне совершенно очаровательный сон, где милая девушка невинно ест цветы на глазах у обалдевшего парня. Почему бы и тут не быть обычаю дарить девушкам вкусные и полезные для здоровья букеты?

— Вот! — Вайми назидательно поднял палец. — Устанавливаем новый обычай: юнош должен поднести девушке большой и вкусный венок, — а девушка в знак согласия должна тут же его съесть.

Охэйо фыркнул.

— Угу — если её тут же пронесет со страшной силой, — значит, сбор истинно целебный, и очищение организма прошло успешно.

На сей раз засмеялись уже все, один Лэйми удивленно моргал. От Творцов и Создателей он ожидал всё же иного.

— У вас в самом деле были такие обычаи? — спросил он, когда смех, наконец, стих. — В смысле, с цветами?

— Были, — кивнула, улыбаясь, Лина. — А были и другие, не менее забавные. Например, в походах мы общались свистом...

— Свистом? — удивленно спросил Лэйми.

— Ну да, — Вайми кивнул. — Ведь Глаза Неба тоже в горах-лесах жили, и помощи фиг докричишься там, — так что приходилось свистеть. И мне тоже. Это ведь громко.

— Угу, — сказала Лина. — Уж его-то точно за одиннадцать километров слышно было, — а у тех, кто вблизи, ухи пухли.

— Надо было и тамтамы ишо, — сказал Охэйо. — Чтобы лес грозно рокотал. Тогда найры туда бы и не совались.

Вайми лишь пожал плечами.

— Мы ещё в детстве пересвистывались вместо ауканья. И голоса птиц имитировали, как условные сигналы. И для эхолокации в темноте свиристели, а в любви признавались смущенным свистом из кустов.

Лэйми удивленно заморгал.

— В самом деле?

Вайми вновь пожал плечами.

— Лэйми, я не помню. Всё это было давно... в каком-то смысле, — бесконечно давно. И прошлое для меня, — вовсе не так твердо, как для тебя. Просто сон, множащийся, зыбкий... Хорошо хоть, я помню свой облик, — такой, как сейчас.

— И ты всегда так ходил? — спросил Лэйми. — В смысле, в шнурке?

— Ну да, — удивленно ответил Вайми. — А что?

— Хорошо, что в вашем мире никогда не было зимы.

Вайми улыбнулся.

— Почему, была. Со страшными морозами в 11-12 градусов тепла. При голом заде, — оно уже, знаешь, чувствительно.

— И вы не одевались? — удивленно спросил Лэйми.

Вайми фыркнул.

— Нет. Знаешь, преодолевать невзгоды силой воли, — гораздо почетнее, чем с помощью низменных материальных предметов.

— Бедняга, — участливо сказала Хьютай. — И как только ты выжил в Йэннимуре? Там же этих предметов было так много! И симайа так любили искусство!

Вайми вздрогнул.

— Да, там жуть просто что творилось! Только прилег я на диванчик после трудового дня, — и тут заходит мЭтр, весь перемазанный красками, в берете, перетянутый портупеей с кисточками, и говорит: а ну-ка, любезный, возьми в зубы яблоко и полезай на шкап. Зачем? Да потому, что Я Так Тебя Вижу. Воот. А теперь руку вытяни. Угу, и ногу тоже. И не шевелись, я с тебя шедевр писать буду! А за ним в очереди ещё пара тысяч стоит, — симайа и впрямь очень любят искусство... Неспроста же я удрал оттуда с невероятной скоростью.

Лэйми невольно хихикнул. В самом деле, Вайми, стоящий на четвереньках на шкафу и тянущийся, скажем, к люстре, с вытянутой для равновесия задней ногой (и на ней ещё все пальцы растопырены), с яблоком в зубах, — это была действительно картина, достойная кисти пера.

— Что, так всё и было? — спросил он.

Лина улыбнулась.

— Нет, в реале никто к отдыхающему ребенку не ломился, конечно, да и память у симайа хорошая, — им только раз глянуть. Разве что могли вдруг крикнуть "Замри!", когда несчастный юнош решит вдруг задней ногой ух почесать, ну или зевнуть просто, — он, несчастное существо, как не сядет, всё красивый.

— Угу, — Вайми печально кивнул. — Ну что ж, друзья. Здесь очень уютно, — но не пора ли нам перейти к делу?

Лэйми удивленно моргнул: казалось, что он вдруг задремал, — а когда проснулся, вся посуда куда-то исчезла. Лина расставляла по столу несколько десятков, наверное, чашечек разной формы и размера, — и в каждой был какой-то чай или отвар.

— Что это? — сонно спросил он. Он и в самом деле незаметно объелся, — и, как обычно, ему захотелось спать.

Лина улыбнулась.

— Если хочешь, для тебя это будет чай... пробуждающий и усиливающий способности, каждому свой, — либо для уравнения талантов и создания гармоничного, успокаивающего круга силы, либо, наоборот, для максимального разнообразия возможностей и построения активного круга силы. Вся прелесть в том, что мы не знаем, что у нас выйдет каждый раз.

Лэйми помотал головой. Казалось, что всё это уже происходит во сне, — вокруг чашечек он видел мягко мерцающие сферы... бесцветные, но, в то же время, много... что? Многолхоровые?.. Откуда он знает это странное слово?..

— Зачем всё это?

— Ночь — особенное время, — каким-то странно мягким голосом сказала Хьютай, — он словно отдавался эхом внутри Лэйми, и от него по телу пробежала дрожь. — Время менять мир... и творить новые. А теперь ты — один из нас. Входи же в наш круг, брат.

Чувствуя, что мир вокруг уже плывет, Лэйми осторожно протянул руку, осторожно касаясь бесплотных, но ощутимых сфер — а-линн, малые Сущности, неразумные, но странно дополняющие Сущности большие, — их самих. Все разные, всё разное... десятки рук так же мягко скользили над столом, легко касаясь а-линн в поисках чего-то своего, какой-то своей-несвоей части. И... вот! Да, это его!

Лэйми осторожно взял в ладони теплую, тяжелую чашку, — и коснулся губами горячего отвара. Удивительный вкус, — мягкий, и, в то же время, терпкий. Вместе с настоем он пил и а-линн... она мягко втекала в него, сливалась с его сутью, и проясняла её до кристальной чистоты...

Лэйми растерянно замер. Мир вокруг него стал прозрачным: он не изменился, — но сквозь него теперь просвечивала суть: бесконечная, бесконечная пустота, бездна без края и предела, в которой парили...

Здесь, за столом, Вайми казался просто диким парнем: грязные босые ноги, кожа поцарапана, в лохмы набился лесной мусор, лицо — чувственно-глуповато-сонное. Но Вовне, Снаружи, он был целой отдельной Вселенной, соединенной с этой вормхолом-горловиной. С одной её стороны, — черная дыра внимания, неотвратимо тянущая внутрь любой попавшийся на глаза образ, а с другой с величавой медлительностью планеты-гиганта вращалась многослойная разноцветная сфера сознания. Каждый из её слоев вращался с разной скоростью, возникавшие на их границе вихри постепенно росли и поднимались наверх, толкались и пытались выйти через горловину, чтобы обрести бытие. И, когда они всё же прорывались, то черная дыра превращалась в белую, снося и затопляя всё вокруг. А самосознающее "я" Вайми, — маленькое мохнатое солнце в самом узком месте горловины, — постоянно мотало то под водопадами низвергающихся вглубь образов, то медлительным движением материковых пластов в глубине, то ослепляющими выбросами извержений... и всё это было большое. БОЛЬШОЕ. Лэйми вдруг на мгновение показалось, что он смотрит в настоящую черную дыру, — и он испуганно отвел взгляд...

Чтобы увидеть остальных. Охэйо он уже видел, — многоцветная алмазная пирамида, — но она тоже... выросла. Он видел сейчас лишь её вершину, — основание уходило куда-то в метафизический мрак, и он даже боялся представить, — есть ли там дно или нет. А вот эта пирамида, странно перевернутая... или отраженная... но как-то неуловимо дополнявшая первую — это Маула, конечно. А вот странное облако, необъяснимо ускользающее от взгляда, и тоже, казалось, уходящее в бесконечную глубину — Анмай... и ещё одно, рядом — Хьютай, конечно. Ой, она, выходит... больше? А это?.. Удивительное радужное кольцо — их сын? А две тысячецветных сияющих сферы — их дочки? А эти два многоцветных вихря из того, что на самом деле, — совсем не цвет, дочки Охэйо? А вот эта жадно втягивающая все впечатления воронка — ваймин сын? Ну да, пожалуй, стоило ожидать... А это, зыбкое, как многоэтажное, повисшее над головой море — Ахана? А это... многогранное, бесконечно отраженное в себе, и, в то же время, — снаружи — его тезка? А пушистый оранжево-желтый океан, — Лина?..

Айэт с Юваной на фоне всего этого великолепия почти терялись, — две многослойных светящихся сферы, внутри которых плавали и переливались несколько меньших. Да уж, тут сразу видно, кто Творец — а кто нет...

Удивительно — в какой-то миг Лэйми увидел и себя. Маленький... какой же он маленький! Но вот вместе с Ксетрайа — здесь она казалась ему радужно-пёстрой светящейся змеей — это соотношение менялось. Вместе они были чем-то куда большим, чем по отдельности... тем более — все вместе.

А-линн, малые сущности, с которыми они все сейчас слились, странным образом поворачивали, соединяли их, — и мир вокруг начал... раскрываться. Лэйми увидел...

Звезды... галактики... бессчетное множество их, — какой тут реально горизонт видимости? Миллиардов пятьдесят световых лет? Даже в этом объеме он не мог их сосчитать. И — жизнь. Одних обитаемых планет в обозримом пространстве хватит на цифру с двумя десятками нулей. Но и дальше, за горизонтом видимости, Вселенная не кончалась, почти бесконечная... а вокруг лежали другие Вселенные, — с другими физическими законами, с другим числом измерений, — в том числе и времени. И каждая жила одновременно в почти бесчисленных вариантах своей истории... — невероятное, но всё же, не бесконечное разнообразие Мультиверса, созданного одним Творящим Взрывом и парящего в объемлющем пространстве вместе с ДРУГИМИ Мультиверсами. Лестница здесь не кончалась, — на самом деле она вообще НЕ КОНЧАЛАСЬ, — но заглянуть дальше Лэйми не мог, сознание отказывало. Там ему помогли бы лишь глубокие математические абстракции, — но как раз с математикой дела у него обстояли неважно...

+ / Печально, — беззвучно сказал Охэйо. - Есть Сверх-Вселенная математик, — и вот она поистине безмерна. Здесь скрыт секрет Бесконечности: Бесконечностей бесконечно много. Вот только лежат они все вне времени и пространства, и войти туда нельзя, разве что посмотреть издали. А параллельные Вселенные, — совсем другое дело. Отчасти, я живу в каждой из них, и вижу их все, а не только те, что рядом. Даже те, которых нет в реальности, но которые живут в чьих-то мечтах. + /

+ / Выходит, что ВСЕ миры, о которых думают, где-то существуют? — так же беззвучно спросил Лэйми. + /

+ / Разумеется. Их отражения далеко не всегда полны, — но содержат точные детали Реальности. Ну да это ты и сам знаешь же... Чем больше деталей, — тем мир для нас ближе, и тем проще открыть в него вход. + /

+ / Представить можно много что, — ответил Лэйми. - В том числе и такое, в чем совершенно нельзя жить. Разве простое обычное сходство никакого значения не имеет? + /

+ / Имеет. Но у каждой Вселенной III уровня уникальный уровень скалярного поля, а он означает строго определенный набор физических характеристик. По ним сразу можно сказать: вот в этой Вселенной живут люди... а вот в этой, — жаброухие щупальценоги. + /

+ / Кто живет, - зависит не только от физики, но и от местных условий, + / — ответил Лэйми.

+ / Естественно. Мы можем лишь сказать "ага, тут МОГУТ жить люди". Наш поиск схож с работой памяти: один воображаемый образ и бессчетное количество РЕАЛЬНЫХ, с одним из которых он должен совпасть. + /

+ / Боюсь, что "вспоминать" придется ДОЛГО, — предположил Лэйми. - И совпадение не будет идеальным, какие-то различия останутся, хотя бы крошечные. + /

+ / Разумеется. На уровне II много почти одинаковых Вселенных, — мы выбираем любую из них, если без разницы... либо смотрим все предварительно изученные, — уже по точным критериям. Но Вселенные большие и разнообразные, а попасть надо в одно конкретное место... И искомое может найтись в НАШЕЙ СОБСТВЕННОЙ Вселенной, только — далеко... Нащупав нужное, мы входим, и ведем "осмотр на месте". Только Вселенные уровня III все разные, — а диапазон пригодных для жизни людей физик ОЧЕНЬ узкий. Приспосабливаться под чужую, — сложно, менять её под себя, — расточительно и грубо, смотреть из "пузыря" своей физики — скучно. К счастью, мы, сарьют — свободные сознания, можем двигаться в объемлющем пространстве, "видеть" другие Вселенные, вселяться в сознания их обитателей, и проблемы ФИЗИЧЕСКОЙ несовместимости у нас нет. Зато какая может быть ПСИХИЧЕСКАЯ несовместимость... Обычно-то наша Неделимая Сущность лишь перехватывает контроль над телом, а доступа к его памяти у неё нет, но и тут — возможны варианты, а тела тоже могут быть очень разные...+ / — Охэйо говорил задумчиво, он не рассуждал, а ВСПОМИНАЛ, — и Лэйми поёжился.

+ / И ты можешь попасть в любой мир? + / — спросил он.

+ / Вайми говорит, что всё, что мы можем представить, уже где-то существует в реальности, — ответил Охэйо. - И как туда попасть — лишь вопрос энергозатрат. В пределе, — это энергозатраты на создание новой Вселенной. + /

+ / Это сколько же энергии надо на такое? + / — удивился Лэйми.

+ / Зависит от точки зрения, — ответил Охэйо. - С некоторых — НИСКОЛЬКО. Энергия вещества положительна, энергия гравитации — отрицательна, суммарная энергия Вселенной равна нулю. А если считать, что существуют ВСЕ возможные Вселенные, — то это всегда переход в УЖЕ СУЩЕСТВУЮЩУЮ, пусть с низкой степенью вероятности. Мы поднимаем её вероятность относительно нас, — и энергия нужна на это. Но ОДНА И ТА ЖЕ Вселенная может иметь РАЗНУЮ степень вероятности для РАЗНЫХ наблюдателей, и она меняется не для всех, а только для тех, кому нужно, и зависит от КОЛИЧЕСТВА тех, кому нужно. А Мультиверс состоит не только из отдельных Вселенных, — есть ещё объемлющее пространство, и в нем Вселенные могут ДВИГАТЬСЯ друг относительно друга, что делает навигацию в нем... довольно затруднительной. И не всегда просто бывает... войти. Физика-то на уровне III разная, — а выше и математика тоже. А мы имеем, фактически, — ОДИН И ТОТ ЖЕ портал в разных Вселенных, а когда разные концы портала — это физически разные явления... Йалис — он, конечно, действует во всех возможных Вселенных, и может воссоздать в части одной Вселенной физику другой... но вот его эффективность в этих Вселенных СИЛЬНО различается. Да и итог воздействия может сильно отличаться от "штатного", как и нужная для него энергия: иногда в принципе можно... а вот на практике, — лучше даже не пробовать. Если открытие портала выглядит, как взрыв Сверхновой, — придется очень долго извиняться, если ещё будет, перед кем... Так что без хотя бы предварительных сведений о физике Вселенной-цели - никуда. Конечно, отсюда, из объемлющего пространства, мы видим уровни скалярного поля... но до глобальной карты Мультиверса нам пока что... А ведь есть и ДРУГИЕ Мультиверсы, устроенные принципиально иначе — вплоть до того, что вместо пространства и времени там ЧТО-ТО ЕЩЁ. Войти ТУДА — скажем так... затруднительно. Хотя бы увидеть — очень сложно. Создать — нужно профессию иметь созвучную. Объемлющее пространство, в принципе — бесконечное. ДРУГИЕ Мультиверсы "плавают" в нем в бесконечном числе. ЧТО вмещает в себе само объемлющее пространство, — тайна сия велика есть. ЧТО в нем живет и СКОЛЬКО — ну, нам там никто не встречался, пока что... + /

+ / Интересно, существует ли следующий уровень, + / — спросил Лэйми.

+ / А какое число — последнее? — ответил Охэйо. — А теперь не отвлекайся. Будем искать. + /

+ / А что мы ищем-то? + /

+ / Я не знаю. Смешно, да? Мы ищем то, без чего этот мир и мы сами неполны. Так вот мы нашли тебя, например. И Айэта с Юваной. + /

+ / А искать обязательно? Неужели вы не в силах просто создать нужное? + /

+ / Создавать нам нужно не всегда. С точки зрения Вайми все возможные Вселенные УЖЕ существуют, — только абсолютное их большинство имеет вероятность, близкую к нулю. Если он точно представит себе такой мир, даже не зная, есть ли он в реальности, — то сможет войти в него, даже если не знает, где он. Если же такого мира нет, — он будет создан. + /

+ / И нет никакой разницы? + / — спросил Лэйми.

+ / Нет, почему, разница очень даже есть. Войти в уже существующий мир — это одно. Создать — совсем другое. Вероятность вселенной, — для нас штука совершенно реальная, как для тебя вес. Да это и есть вес — масса или энергия, если угодно. Чтобы сделать невероятный мир реальным, ему нужно просто эту энергию дать. Но, чтобы СОЗДАТЬ какой-то мир, его сперва нужно ПРИДУМАТЬ. Спроектировать, — а это, знаешь ли, трудно даже для Творца. А потом дать ему бытие. Так что, поверь, я очень хорошо чувствую разницу. А вот Вайми представить несуществующий ещё мир, — на самом деле намного, намного проще, чем отыскать уже существующий где-то, какой бы подробной не была информация о нем. + /

+ / Почему? + /

+ / Чтобы СОЗДАТЬ вселенную, Вайми достаточно задать её начальные условия. Относительно неё — очень простые. А чтобы найти уже существующую — её надо ПРЕДСТАВИТЬ во всех подробностях — а вселенные БОЛЬШИЕ, Лэйми. Даже для нас. Но, возможных вселенных — НЕ бесконечно много. То есть, бесконечно много, конечно — но на каждом уровне число их всё же ограничено. И вопрос не в том, на сколько из них можно одновременно смотреть, а насколько точно можно различать детали. На уровне II истории сильно ветвятся. Несколько десятков близких линий Вайми ещё может видеть, — но если какая-то сильно отклоняется, то её нетрудно пропустить, а смотреть внимательно — сложно. Никто не совершенен. Ну, начали... + /

У Лэйми закружилась голова, на какое-то мгновение ему показалось, что он падает. Он и в самом деле падал, — туда, вниз, в это бесконечное разнообразие. Действительно бесконечное — оно просто не вмещалось в сознание, — и, с трудом отведя взгляд от этого бездонного вихря призрачных Реальностей, он перевел его на товарищей. И тут же содрогнулся, встретив пристальный взгляд бездонной, черно-радужной воронки. Значит, вот так выглядит любопытство? Ничего себе ребенок... А так-то у вайминого сына мордочка лица не шибко умна, и вообще пятки грязные...

Но здесь, где весь мир, в каком-то смысле, стал прозрачным, он мог смотреть за, вглубь, насквозь, — и Лэйми "всмотрелся" внимательнее. На самом деле ваймин сын совсем не был маленьким — облако квантовых функций в сотни метров диаметром, и-линн, каким был и сам Вайми когда-то, бесплотное, но грозное: попади в него квантовый компьютер, — и защита уже не поможет, и-линн сможет залезть в любое его место — да хоть и во все разом. Да — и свои модифицированные копии очень быстро грузить тоже. Пусть для этого и нужно нагло вламываться во внутреннюю структуру и-линн, — но пожалеть об этом можно уже и не успеть...

К самому Вайми это относилось в неизмеримо большей степени, да и недостаток впечатлений, — их здесь, в Нау-Лэй, действительно не слишком много, — весьма способствовал развитию воображения: активный ум сам заполняет недостаток. Для развития творческого мышления информацию детям, — всем, не только вайминым, — тут выдавали дозировано: не голодный паек, конечно, но ни в коем случае не избыток. Вот когда творческая структура будущих Творцов сформируется прочно и окончательно, и сможет фильтровать поток информации уже сознательно, — начнется настоящее обучение. В самом деле, привычка строить модель чего-то непонятного, а уже потом смотреть, что там на самом деле, полезна, потому что посмотреть получается не всегда. И отсев лишней информации — тоже нужен, особенно в таком её потоке...

Лэйми вздохнул и перевел взгляд. Участвовать в этом сумасшедшем поиске непонятно чего он пока что не мог, — и ему оставалось лишь получше познакомиться со своими новыми друзьями. Вайминого сына он уже рассмотрел.

А вот Айэт. Умный парень — намного умнее его — но ничуть не выдающийся, если не считать, конечно, потрясающего визуального воображения, — наверное, за счет того, что подсознание у него всё же намного больше обычного. И при этом — тоже и-линн, способный к прямому вмешательству на уровне квантовых систем и прямому же получению информации, — впрочем, иначе он просто не смог бы тут жить. Интересно — неужели он, Лэйми, выглядит тут точно так же?..

+ / Так же, так же, — беззвучно откликнулся Охэйо. - Так что успокойся: этим самым тут можно заниматься до упаду, но дети тут бывают не от этого. А от любви. И начать с несознательного младенца тут не получится. Мир не тот. Ребенка надо создавать. Именно как полноценное уже сознание, способное юзать квантовые параллельные вычисления, в том числе и в том, что подвернулось под руку. И над структурами, отвечающими за творчество, придется думать очень хорошо. Потому что настоящий Творец всегда стремиться создать что-то большее, чем он сам. А не идиотов, способных лишь мычать от невыразимого им восхищения. + /

Лэйми беззвучно кивнул и перевел взгляд.

А вот Анмай. Сознание столь сложное, что в любой миг самосознание Вэру могло охватить лишь малую его часть, — но он никогда не поймет, что происходит во всех разом. Не очень широкое по сравнению с его, Лэйми, сознанием — но намного глубже, изменчивое и многослойное. Он сам мог рассуждать о нескольких вещах, — но лишь об одной сознательно, а Анмай — о нескольких сразу, о каждой в своём слое мышления. Самосознание его плавало на самом верху этой луковицы, — ничуть не больше, чем у самого Лэйми, никогда не страдавшего особенно глубоким мышлением — но, ныряя в свои внутренние, глубокие слои, Анмай мог сделать их независимой частью своего сознательного "я" — какие-то из них, но никогда не все сразу. Более того — эти Вэру-внутри легко могли вобрать его в себя, особенно когда в этих глубинах вызревал образ нового Творения, слиться в единый неразделимый хаос, замереть в оцепенении, — и распасться на множество новых потоков или измениться каким-то и вовсе непредставимым образом — причем, Анмай не мог ни предвидеть этих изменений, ни, тем более, управлять ими. На первый взгляд это могло показаться абсолютным безумием... но на самом деле многоэтажный, мгновенно изменявшийся ум был молниеносно быстр и неуязвим. Пусть каждый из Вэру-внутри имел своё мнение на счет соседей, — но лишь самосознающее "я" Вэру могло общаться со всеми, друг для друга они оставались невидимками, — и к счастью, ведь именно в отдельности и состояла их польза, пусть самосознающее "я" и могло меняться внезапно, с ошеломляющей легкостью и быстротой.

Единственный, наверное, недостаток этого разумного созвездия состоял в том, что каждый его слой интересовался чем-то своим, особенным, — и в итоге сам Анмай вынужден был постоянно выискивать что-то новое, чтобы удовлетворить эту ненасытную жажду. Иначе ему становилось буквально мучительно скучно. Память у него тоже была слоистой, и в целом, конечно, работала куда лучше, чем память самого Лэйми. Но каждый Вэру-внутри строил свою систему ассоциаций и представлений, а значит, не мог охватить её во всем её многообразии. Но Лэйми и сам не мог охватить всю эту громадину взглядом. Иногда ему казалось, что Вэру-внутри и впрямь живут в разных слоях, всё более далеких от реальности, иногда — что многослойны они сами. Каждый из них присматривал за целым, и самосознающее "я" могло и не понимать порой, что делает сам Анмай, — но эта цена за способность смотреть на мир с нескольких сторон одновременно, и видеть несколько совершенно разных решений там, где он видел лищь одно, казалась Лэйми небольшой.

А вот Вайми. Такая же "луковица", но уже из нескольких сотен слоев... нет: несколько таких тысячеслойных "луковиц" завернуты в несколько слоев, затем ещё несколько слоев "упаковки" нескольких таких созвездий в целом, ещё несколько слоев над всем их коллективом — и самосознание, которое связывало воедино всё это невообразимое многообразие, способное безо всякого труда думать несколько сот тысяч совершенно разных мыслей одновременно. И всё это постоянно росло и становилось ещё более сложным...

Насколько же всё это больше него? В миллионы раз? В миллиарды? Сколько этажей там имеет память? Как в этой громадине сохраняются самосознание и личность? Или их там невероятное множество, — а ему видна только какая-то одна? И как они все там уживаются?

+ / Прекрасно уживаются, — беззвучно ответил Вайми. - Все смотрят друг на друга с изумлением. Ошалело так, глядя, что весь коллектив вытворяет. + /

Но, глядя в эту бездну, Лэйми не мог разглядеть там личности: казалось, что она исчезла... или настолько усилилась, что он не мог уже её распознать. Можно ли скоординировать это сверхбольшое коллективное сознание до уровня ясной и определенной личности? Едина ли личность, если одна её часть не может узнать, что происходит в любой другой её части? Или может сверхдетально увидеть одну свою часть — но никогда все разом?..

А вот Охэйо. Сияющий алмаз, несокрушимый, как Вечность, — но на самом деле не застывший, мерцающий в биллионах параллельных Реальностей — как прошлых, так и будущих, текущий, постоянно изменчивый, гибнущий и возрождающийся вновь — но здесь, в ядре, как в фокусе, сходились лишь самые ценные умения и мысли. Невероятно ценная способность, — в одно мгновение взглянуть на другого себя, поступившего иначе — и понять, ведет это к спасению, к росту — или к гибели. Но это была способность Создателя, способность Творца, доступная лишь Сущности, внутри себя, по сути, бесконечной, осциллирующей во всех возможных состояниях, — и утвердившей своё средоточие здесь, в самом устойчивом из состояний, самом устойчивом, — но не неизменном...

А вот её память. Кристалл из бессчетного числа многослойных многогранников, где каждая грань хранит полную детальную модель какого-то объекта, но самые маленькие, внутренние грани — только очень упрощенные их версии или даже только какие-то очень специфические детали, — но чем дальше от входа лежали грани, тем больше и подробнее становились запечатленные на них образы. Другие грани многогранника хранили воспоминания о том же, — но с совершенно другой точки зрения: как известно, есть торт и готовить торт, — это совсем разные вещи. И каждая грань служила центром собственного многогранника воспоминаний: очень удобно для многослойного ума, когда по одной памяти шарится много сознаний. У Вайми память была проще, — и, в то же время, сложнее: многомерная, но на одно измерение меньше, чем сознание. Оно могло не только заглянуть в любую точку многогранника памяти, но и обозреть её всю целиком...

Ошалевший Лэйми отвел взгляд. Казалось, что все они с невероятной и невероятно возраставшей каждое мгновение скоростью падали в неистово вращавшийся водоворот Реальностей. Или, напротив, они-то как раз стояли на месте, — притягивая эти Реальности и пропуская их через себя?..

Лэйми так и не успел понять это. Там, на самом дне, что-то сверкнуло, — и в тот же миг он словно врезался в стену из раскаленного добела, сияющего алмаза.

Мир вокруг погас.

* * *

Лэйми пришел в себя сразу, словно в нем включили свет. Он стоял на песке, возле тускло мерцающего костра, в неровном кругу остальных. А в самом его центре стояла босая девушка в составной тунике с короткими рукавами. Жесткие, похожие на камень пластины с резным узором прикрывали лишь широкие бедра и высокую грудь, всё остальное оказалось вполне прозрачным. На голове у неё была такая же "каменная" круглая шапка с большим козырьком, но без верха. Тяжелая масса черных блестящих волос плащом спадала ей на спину. У неё было короткое широкоскулое лицо и золотистая кожа, но Лэйми сначала посмотрел на её гладкий подтянутый живот, и лишь потом поднял взгляд.

Глаза у девушки были большие, косо поднятые к вискам, но без зрачков и радужки, — они состояли из одной неразличимой темноты, пронизанной слабыми радужными бликами. Лэйми невольно отступил, но девушка не двигалась, с явным любопытством глядя на него. Лэйми обдало короткой волной жара, — пусть гостья и выглядела совсем как человек, она тоже была Сущностью, и там, на изнанке этого мира, она сияла, как настоящее солнце. Она с легкой усмешкой осматривалась, глядя на окружавшие её удивленные лица, — такой вот находки явно никто не ждал. Вайми вообще выглядел, как мальчишка, пойманный с украденным куском пирога.

— Йэллина? — наконец выдохнул он.

Девушка спокойно, с достоинством кивнула. Взгляд её скрестился с взглядом Лины, — и Лэйми показалось, что в воздухе между ними потрескивают грозовые искорки.

— Кто это? — спросил он у стоявшего рядом Охэйо.

Тот покосился на друга, помолчал. Улыбнулся.

— Подруга Вайми... я имею в виду — вторая его подруга, — он задумчиво посмотрел на Лину. — Будет очень весело.

Лэйми кивнул.

Часть II

В этот раз Лэйми проснулся один. Когда он потянулся и открыл глаза, подруги рядом не было. Умотала по делам, или знакомится с миром, или...

+ / Я с Йэллиной знакомлюсь, — беззвучно сказала Ксетрайа, и Лэйми вздрогнул. Ну да, потеряться в этом странном мире не получится, — разве что нарочно. — Удивительная девушка. Так что я тебя жду. И Охэйо прихвати, заодно + /.

Она не сказала, где ждет, — но Лэйми и так понял. Дома у Вайми, где же ещё? Кстати, тут он ещё ни разу не был ни у кого в гостях, такое упущение...

Ещё раз потянувшись, Лэйми подтянул пятки к заду и одним рывком вскочил. Комнатка для таких трюков оказалась тесновата, и он едва не треснулся о стену лбом. Нет, такое вот жильё ни к черту не годится. Надо построить себе и подруге что-то приличное, — но он, к сожалению, пока что не знал, с чего тут начать и чем кончить.

Лэйми недовольно мотнул головой и вышел в "гостиную". Скопище приборов и мониторов исправно показывало виды и состояние окружающей среды. Это такие вот у него представления об уюте? М-да...

Он вдруг с удивлением понял, что хочет есть. Может, подруга ему хоть завтрак оставила?..

Но, осмотревшись, Лэйми с крайним удивлением обнаружил, что в доме нет кухни. Собственно, вообще ничего нет, кроме спальни и гостиной. Поторопился он вчера, ничего не скажешь, — даже стыдно в таком безобразии жить...

Вздохнув, Лэйми, скрестив ноги, сел на пол. Он попытался создать себе какую-нибудь еду, но не смог представить, как она должна выглядеть, и лишь проголодался ещё больше. Тут он, к счастью, вспомнил, что приглашен к Вайми в гости, и голова насчет угощения будет болеть не у него. Усмехнувшись, Лэйми ткнул в кнопку и вышел за порог.

* * *

На берегу моря он замер, с наслаждением вдыхая теплый, пахнущий йодистой солью воздух. К нему, правда, прибавлялся ещё терпкий дух выброшенных на берег водорослей, — но тут уж ничего не поделаешь, жизнь — она такая...

Солнце стояло уже довольно высоко, по бездонно-синему небу стремительно бежали рваные белые облака. Ночью, похоже, прошел шторм, — стена дома была до сих пор мокрая. Эк ловко он его поставил, — волнами захлестывает... Нет, нафиг, нафиг, переделать... но, всё же, к счастью, не сейчас.

Вздохнув поглубже, Лэйми бросился в море, как оказалось, сегодня довольно холодное. Вскрикнув от удивления, он всё же нырнул, коснулся ладонями дна, вынырнул, — и новая волна понесла его к берегу.

На краю глаза мелькнуло что-то темное. Лэйми испуганно повернулся... и твердые пальцы вцепились ему в бока. Заорав не своим голосом, он изо всех сил рванулся, попав во что-то пяткой, — и услышал возмущенный вопль Хьютай. Судя по ощущениям, он угодил ей в живот.

— Нечего было!.. Ой, то есть, я не хотел... — встретившись с Хьютай взглядом, Лэйми вдруг понял, что краснеет: одежды на ней не было, совсем, — да и на нем самом тоже.

— А ты пугливый, — она рассмеялась.

— Я не... — Лэйми окончательно смутился и замолчал.

— Поплаваем? — невинно предложила она.

— Я не завтракал ещё, — нашелся Лэйми.

— Я тоже, — Хьютай улыбнулась. — Может, вместе?..

— Э... я, вообще-то, к Охэйо собирался...

— Он ещё спит, вообще-то.

— А Вайми?

— О, он сейчас разбирается с женами.

— С же...

— Ну да. Йэллина тоже его жена же. Как и Лина. Повезло парню.

— Да уж... — Лэйми поёжился и посмотрел на берег. — Я это... замерз.

— Боишься меня? — с усмешкой перевела Хьютай.

— Нет... то есть... ну... — отвести от неё взгляд никак не получалось: Хьютай была сильной, лад­ной девчонкой, на вид всего лет восемнадцати, скулас­той и очень красивой, словно отлитой из тускло блестевшей коричневой стали — живой, гибкой и теплой. Она тоже была сму­щена, но дерзка, и двигалась ловко, с бессознательной чувственностью. — А Анмай? — наконец, нашелся он.

— Спит, — Хьютай вновь улыбнулась. — А мне скучно.

Лэйми вздохнул, рассматривая хмурое и серьёзное лицо девушки — широкий лоб, четкие черные брови, густоту длинных ресниц, корот­кий нос, высокие скулы, пухлые губы, очень красиво очер­ченные — словно дважды изогнутый лук. Все линии лица и тела этого чуда природы, очень точные, четкие, безупречно подходили друг к другу, — как и её цвета. Он не мог поверить, что человеческое существо может быть таким... безупречным.

— Я не человек, — Хьютай вновь улыбнулась, и Лэйми как-то вдруг увидел, что клыки у неё явно больше, чем он нашел бы привлекательным, зато передние зубки трогательно маленькие, — это походило на улыбку кошки. И глаза...

Зрачки у Хьютай были вертикальные. Тоже как у кошки. А ведь всего-то секунду назад...

Лэйми помотал головой. Ему не очень-то нравилось, когда мир вокруг начинал так вот плыть.

— Ты и мои мысли читаешь? — спросил он.

— Я тебя вижу, — просто ответила Хьютай.

— Насквозь? — это прозвучало глупо и испуганно.

Она рассмеялась.

— Зависит от того, что ты хочешь показать.

— То есть я...

— На самом деле ты ведь совсем меня не боишься. Ты...

— Я... ой. Да. Прости, я пошел, а то меня Ксетрайа убьет, да и Анмай тоже...

Лэйми пулей вылетел на берег, и лишь когда бронированная дверь задвинулась за ним, смог вздохнуть с облегчением. Ничего себе... Он же уже видел Хьютай... там... вчера... но она, почему-то, совсем его не пугала, напротив...

Он вздохнул, как мог, отряхнулся, повязал вокруг бедер парео, вновь вздохнул, — и осторожно выглянул за дверь.

К сожалению, или к счастью, но Хьютай там уже не было. Лэйми вздохнул и отправился к дому Охэйо. Вокруг царила тишина и покой, — должно быть, все обитатели поселка уже умотали в лес, или ещё куда, по делам.

Дошагав до цели, он удивленно запрокинул голову. Гигантские выгнутые лепестки дома-цветка нависали над головой выпуклыми монолитами, острые шпили за ними поднимались метров на сорок. Окон и дверей, разумеется, не было.

Вздохнув, Лэйми пошел вокруг сооружения. Никакой обычной для особняков фигни, вроде клумб или дорожек, вокруг не наблюдалось, — только обычная здесь густющая трава, в которой босые ноги путались.

Сделав треть круга, Лэйми замер. Охэйо мирно дрых на этой самой травке, одетый только в бусы, медные и золотые — на щиколотках, стальные — на запястьях. Талию его опоясывали нитки из оранжевого илхора, легкого, как пластмасса и твердого, как алмаз, и темно-зеленого тервана — он расплавился от тепла тела и мерцал на светлой коже жидкими, ощутимо тяжелыми каплями — они заметно вдавились в неё. На шее Охэйо ярко синели бусины из шилана, четырнадцатого изотопа серебра, а в гуще блестящих черных лохм сплетались нити из мертвенно-фиолетового, светящегося в темноте нэхора, — такого же смертоносного, как и мысли, что создали его. Но, похоже, Маула, подруга несчастного юноша, привела эти мысли в совершенный беспорядок, — в здравом уме Охэйо и в голову не пришло бы навесить на себя всю эту разноцветную фигню. Кстати, ни Маулы, ни охэйных ребенков вокруг видно не было, — вполне возможно, что они как раз ещё дрыхли в доме, из которого его друг сбежал.

Лэйми замер, задумавшись, будить или не будить, — но тут Охэйо сам поднял голову и сонно взглянул на него.

— О, Лэйми. Привет, — сказал он, изо всех сил потягиваясь, потом подозрительно покосился на себя, — и по его телу прошла стремительная рябь. Бусы исчезли, зато на бедрах появилось такое же, как у Лэйми, парео. Охэйо поднялся, потянулся ещё раз, — и сел, уютно скрестив босые ноги.

— Чё это было-то? — спросил Лэйми, садясь в той же позе напротив. — Я имею в виду бусы.

— А, это... Суть. Часть её, точнее.

— Чья суть?

Охэйо улыбнулся.

— Моя. Чья же ещё?

— Бусы?

— Семь священных металлов.

— Где священных?

— В Нау-Лэй. Тут. Семь металлов — семь граней сути. Ну, гармония там, и прочее такое всё...

— А. Слушай, а откуда я все эти металлы знаю?

— Лучше спроси, почему ты ВСЁ не знаешь, — туманно ответил Охэйо. — Тут это просто.

— Всё сразу знать неинтересно, — усмехнулся Лэйми. — Слушай, ты завтракал?

Охэйо улыбнулся в ответ.

— Нет. Пошли к Вайми — у него сейчас весело.

* * *

Возле дома Вайми, — точнее, возле облицованного гладкой палевой плиткой обтесанного утеса, заменявшего ему дом, — тоже никого не оказалось. Поставив ногу на ступеньку, Лэйми задумался, — стать свидетелем скандала ему вовсе не хотелось, — но Охэйо бодро пошел вверх, и ему оставалось лишь следовать за ним. Узкие, без перил, извилистые лестницы чередовались с такими же узкими, тоже без перил, террасами. На высоте метров в сорок у Лэйми закружилась голова, — конечно, в мире, где каждый умеет летать, перила и не нужны, но привычки-то не переделаешь!..

— Ага, здесь, — Охэйо откинул тяжелый, из разноцветного меха, полог и нырнул под него.

Лэйми нырнул вслед за ним, — и удивленно выпрямился. Просторное, облицованное гладким мрамором помещение заливал чистый, рассеянный, не дающий теней свет, заполнявший весь воздух и очень удобный для глаз: смотреть здесь оказалось очень приятно. В центре, на дне мелкого круглого бассейна с прозрачной, как хрусталь, водой, искрилась фрактальная мозаика из металла, — какой-то генератор силового поля. На поле, скрестив босые ноги, сидел Вайми. Вид у него был задумчивый. Он едва скосил длинные синие глаза, взглянув на гостей.

— И как? — спросил Охэйо.

— Лина и Йэллина... э... беседуют, — вздохнул Вайми. — А я волнуюсь. Очень. Вдруг подерутся?

— Из-за тебя? — спросил Лэйми.

— А из-за кого ещё? А мне это вовсе ни к чему.

— Слушай, ты завтракал? — ссоры там или нет, но есть Лэйми хотелось.

Вайми удивленно взглянул на него, — и вдруг рассмеялся.

— Нет ещё, — он ловко спрыгнул с силовой подушки. — Пошли.

Он нырнул в один из узких проходов, двигаясь быстро и бесшумно, — словно плыл в неожиданно прохладном здесь воздухе. Лэйми едва поспевал за ним, удивленно крутя головой: стены везде покрывали рисунки, зарисовки из жизни какого-то первобытного племени, — судя по лицам, родного для Вайми. Рисовал, безусловно, он сам, и стиль его работ был своеобразен, — длинные, уверенные линии, образы, которые жили больше в воображении, чем в реальности, но внимательные глаза Лэйми не находили ни одной ошибки. Сочетания цветов были безупречны, изящные и мускулистые тела братьев, — и, по большей части, сестер Вайми по племени — словно светились. Всё казалось ещё более реальным, чем на самом деле, выразительней, ярче, — не отражения реальности, но её прототип.

— Они все живут на самом деле? — удивленно спросил он.

Вайми обернулся.

— Конечно. Родной мир я создал, — ну, воссоздал, — самым первым, как только научился это делать. Сейчас я живу и там тоже.

— С тамошней Линой? — Лэйми помотал головой. Такие вот фокусы в неё определенно не вмещались.

— Почему с тамошней? Лина тоже живет там, отчасти. Для нас-то это нетрудно, — жить одновременно в разных мирах. Мы Создатели — или где?

Лэйми открыл было рот, чтобы спросить, — но тут Вайми нырнул под очередной полог, и они оказались в столовой — круглой, с высоким куполом, тающим в мерцающем сумраке: он словно парил над теплым золотистым светом, струившимся из низких и широких окон в невероятной толщины стенах. Казалось, что они открывались в какой-то совсем другой мир. А может, и в самом деле открывались?..

Лэйми подошел к одному из окон, стараясь что-то разглядеть в мягком сияющем золоте, — но Охэйо невежливо освистнул его, и он с вздохом отвернулся.

В центре комнаты стоял круглый, из черного мрамора стол, окруженный такими же креслами, — в них, впрочем, какая-то добрая душа набросала уютных коричнево-золотых подушек. Лэйми с удовольствием плюхнулся в одно из них, — и уставился на девственно-гладкую поверхность стола.

— А где еда? — наконец спросил он.

Вайми вздохнул.

— Обычно-то Лина готовит, — но сейчас она... э... занята. Так что... — Лэйми замер, ожидая чудесного появления еды из воздуха. — Ахана, паразитка, иди завтракать! И гостям заодно что-нибудь вынеси!

Из глубины дома донеслось чьё-то неразборчивое бормотание, — и через минуту в комнате появилась сонная ваймина дочь — босая и растрепанная. Из одежды на ней был лишь шнурок с длинной бахромой, и Лэйми вновь вздохнул: сговорились они все тут, что ли? Где у здешних дев стыд?..

Вслед за Аханой в комнату вплыла вереница темно-коричневых базальтовых подносов — описав изящную спираль, они мягко опустились на стол. Лэйми увидел большую крынку с молоком, дюжину разнокалиберных стаканов и тарелки со странными треугольными бутербродами — не из хлеба, а из сыра, с какими-то маленькими рыбками. В центре стола утвердилось большое блюдо с какими-то волокнистыми розовато-белыми... трубками? Они аккуратной спиралью лежали вокруг углубления с темным, остро пахнущим соусом. Вилок или ещё каких столовых приборов не приплыло, — и, пока Лэйми крутил головой в их поисках, Ахана просто взяла одну из "трубок", аккуратно обмакнула в соус и начала есть. Лэйми вздохнул — в самом деле, нафиг морочится с вилками, если есть руки? — и последовал её примеру. Оказалось вкусно, — похоже на крабов, только немного жестче и соленое.

— Что это? — спросил он после третьего куска.

— Галлюцигения, — ответил Охэйо. — Живет тут в море. Их твой тезка для Аханы наловил.

— Галл.. кто? — Лэйми поперхнулся.

Ахана улыбнулась — и Лэйми вдруг увидел здоровенную... гусеницу? — шагавшую по дну на семи парах длиннющих шипов. На спине гусеницы попарно росли щупальца с крохотными ртами — ну да, вот эти дырки в "трубках" явно от них.

Лэйми икнул, стараясь сдержать неуместную отрыжку.

— Ну и гадость! — наконец сказал он.

— Но вкусная же, — Охэйо уплетал тварь как ни в чем ни бывало. — Морская живность самая полезная же. А Ахана чудесно их готовит.

— Брр! — Лэйми потянулся за бутербродом. Вкус у сыра оказался странноватый, а рыбки, на его вкус, немного слишком жирные, — но уж точно не хуже шипоногой гадости. Никто тут, впрочем, явно не разделял его мнения, — все трое лопали галлюцигению так, что пищало за ухами. И не противно же им!.. Лэйми даже закрыл глаза, чтобы не видеть этого безобразия, — и едва не подавился, обнаружив, что взял совсем не бутерброд, — незаметно вошедшая Ксетрейа подложила ему кусок любимого ваймина лакомства.

— Я что-то пропустила? — невинно спросила она.

— Нет, ничего, — Охэйо помахал очередным куском галлюцигении. — Присоединяйся.

— Как там... э... девушки? — спросил Вайми немного нервно.

— Не знаю, не подслушивала, — Ксетрайа пожала плечами, и с аппетитом принялась за еду. Причем, не за галлюцигению, а за котлеты. Рыбные, судя по запаху. Лэйми не заметил, когда и откуда они взялись... кстати, и перед ним тоже.

Он благодарно покосился на подругу, наткнувшись на её смеющийся взгляд, вздохнул, — и последовал её примеру. Оказалось очень вкусно, — такие вот котлеты он ел в детстве, давным-давным давно...

Много времени это, впрочем, не заняло, — Лэйми всегда ел быстро, да и остальные тоже. Да и потом, одной едой сыт не будешь же...

— Значит, ты воссоздал свой родной мир? — спросил он у Вайми. Тот молча кивнул. — А кто тогда там твои соплеменники? Такие же, как были, — ну, в смысле, независимые личности, — или такие, какими ты их представлял?

— Вайми — личность весьма темная, и до Вселенской Любви не доросшая, — тут же пояснил Охэйо. — Если он считал кого-то идиотом, то...

— Я и тебя идиотом считаю иногда, — улыбнулся Вайми. — И что, разве действует?

— Всё равно, — сказал Лэйми, — я не очень понимаю, как ты отличаешь свои впечатления о Глазах Неба от реальности. Там же наверное не всё так было, как ты представлял!

— Там не впечатления, а представления, которые возникли на основе этих впечатлений, — вновь вмешался Охэйо. — У него черта такая есть, — приделывать к разным не до конца понятным вещам по маленькой мифологии, и он знает, что это мифология. Но тут реальность заменяет именно "мифологический" вариант.

Вайми пожал плечами.

— Это мой мир же. И я хочу, чтобы мне в нем было уютно.

— Угу, а остальным его обитателям? — спросил Охэйо.

— Спроси у них, — Вайми вновь пожал плечами. — Можно подумать, что в твоих мирах счастливы все поголовно.

— Аннит очень добрый, — ехидно сказала Ахана. — Долго у него никто ещё не мучился.

— Вайми тоже добрый. Очень, — серьезно ответил Охэйо. — Пока его не начинают убивать. А он очень не любит, когда ему мешают быть добрым. И старается, чтобы не мешали. Вообще. Совсем. По его мнению, это и есть истинная доброта.

— А разве нет? — удивился Лэйми.

Охэйо улыбнулся.

— Ты вот сейчас мешаешь Вайми всласть помаяться дурью, — а он очень это любит. Так что осторожней надо быть.

Вайми удивленно взглянул на него, помотал головой, — и вдруг рассмеялся.

— Мешаешь, конечно. И это здорово. А то так, в одиночку, черт знает до чего можно додуматься.

— А в самом деле, как вы отличаете хороших людей от плохих? — спросил Лэйми. — Или умных от идиотов? Я вот не слишком умен, — и, тем не менее, я тут. Можно сказать, в раю. Наверное, не только потому, что я твой друг?

— Вообще-то, как раз поэтому, — Охэйо улыбнулся. — Но на самом деле вопрос далеко не так прост. Мощность сознания, то есть, скорость обработки им информации, — фактор важный, но далеко не решающий. Важна ещё внимательность, — сколько входящей информации подается на обработку, и память, — сколько обработанной информации сохраняется. А ведь есть ещё и другие критерии, к интеллекту, как таковому, отношения не имеющие. Беззлобность, например, — то бишь, уровень агрессивных порывов в отношении соседей. Вайми вот совершенно беззлобен, — пока его не начинают убивать. Но тут, в Нау-Лэй, реально важны только две вещи. Во-первых, это мечтательность, — уровень творческих способностей, мощность производства новой информации, и склонность к этому самому делу. Во-вторых, умение быстро перестроить структуры обработки информации и приспособиться к новому окружению. Вайми отлично это умеет. К сожалению, интуиция, гениальные озарения и прочее не очень заметны в умственной сфере. Его сын, например, на лету ухватывает строительный принцип любого конкретного многообразия, — если ему показать, скажем, дом, то он нарисует с десяток, один другого вычурней, и все их можно будет построить, хотя в архитектуре юноша — ни бельмеса, а дом видит первый раз в жизни. Но высшая степень творчества, — способность придумывать из ничего доселе несуществующие вещи, — лежит совсем в другой плоскости...

— То есть, нужна гармоничная личность? — спросил Лэйми.

— Гармоничная личность, — сказал Вайми, — это такая, которая всем довольна, и которой ничего не хочется. Потому что разные там желания, — это же чувство недовольства, ощущение, что чего-то важного очень не хватает, жизнь неполная, — какая уж тут гармония! Лучше уж личность, всем на свете недовольную, негармоничную, нестриженую, босопятую, и хотящую всего ваще!..

Охэйо открыл рот, чтобы возразить, но не успел: в комнату быстро и бесшумно вошла Лина... и Йэллина вслед за ней. Теперь она выглядела совсем иначе, чем в миг появления: черные блестящие волосы дико растрепаны, падая в кра­сивом беспорядке на стройную гладкую спину, из-под них весело блестят длинные темно-синие глаза. На верхней части её бедер лежал поясок из нескольких ниток похожих на ручейки цепочек тончайшей работы, соединяю­щих тяжелые звезды-шарики из зеркального серебра, — их длинные острые лучи заметно вдавливались в чуткую кожу, и, когда Лэйми представил себе это ощущение, по его телу тоже прошла дрожь. Красивый рот Йэллины то и дело приоткрывался в улыбке, демон­стрируя белоснежные зубы, а глаза словно свети­лись. Из одежды на ней, как и на Лине, был только плетеный шнурок с бахромой. Лина навесила на неё крупные бусы из темно-си­него, в тон глаз, стекла — на запястья, щиколотки, шею, одну нитку заплела в волосы, и ещё несколько ниток мелких бус лежали на бедрах. Лэйми оставалось лишь признать, что в этих оттеняющих золотой цвет её кожи бусах Йэллина выглядит очень соблазнительно. Не оставалось сомнений, что так пугавший Вайми суровый разговор девушек оказался всего лишь примеркой нарядов. Сама Лина, правда, смотрела на любимого хмуро.

— Как ты мог бросить ребёнка, охламон безответственный?! — с порога заявила она.

— Какого ребенка? — Вайми ошалело заморгал.

— Девчонку забыл! — она подтолкнула Йэллину вперед. — А она по тебе скучала, между прочим!

— Я... — Вайми переводил взгляд с одной подруги на другую, — и, наконец, вскочив, заключил в объятия обеих. — Лина, спасибо!..

— Наслушаешься ещё споров, кому спать между тобой и стенкой, а кому — под другим боком, с краю, — мрачно предрекла Ахана.

— Угу, — вся троица теперь, казалось, светилась, и Лэйми ощущал это сейчас почти физически.

— Ну, мы пошли тогда, — Охэйо очень бодро поднялся и потянул Лэйми к двери. — Спасибо, друзья, было очень мило...

* * *

— И что дальше? — спросил Лэйми, когда они втроем спустились на пляж.

— А сам-то ты чего хочешь? — спросил Охэйо.

— Дом переделать — стыдно в таком жить же. Но пока не знаю, как. Поможешь?

Охэйо почесал в лохматом затылке.

— Знаешь, на самом деле это занятие довольно-таки долгое, нудное и скучное. А пока знаешь что? Полетаем, — он присел, и вдруг стрелой взмыл в небо.

Лэйми на секунду растерянно замер, пытаясь вспомнить, как он это делал, — а потом взлетел за ним. Охэйо заложил крутой вираж, устремившись к земле, вновь резко изменил курс, — и помчался к горам. Лэйми попытался догнать его, — и с удивлением понял, что его скорость в этом мире ограничена: не сама она, как таковая, но воздух сгустился упругой стеной, и пробиваться сквозь неё оказалось неприятно. Ну что ж: раз так, то это должно действовать на всех в равной мере, — но Охэйо-то один, а их двое!..

— Слева заходи! — крикнул он подруге, повернув в другую сторону. Охэйо, заметив опасность, нырнул в кроны деревьев и сразу исчез. Лэйми, нырнув вслед за ним, завис в зеленом полумраке, пытаясь хоть как-то почувствовать, где тут Аннит, — однако напрасно. Казалось, что с нескольких сторон сразу... и совсем не он.

Лэйми ошалело закрутил головой, бросаясь то туда, то сюда, — и вдруг заметил промелькнувшего между деревьев тезку. Ну да, — глупо ожидать, что ребенки Охэйо откажутся участвовать в такой забаве...

Теперь задача резко осложнилась: всё семейство Охэйо играло, конечно, на его стороне, — а вот их с Ксетрайа только двое, и на двоих у них всего две пары глаз: попробуй, уследи за всеми, пока тебя самого не осалили!..

За всеми уследить не удалось: сначала его осалил тезка, потом Маула, потом сам Охэйо: опыта у них, конечно, было куда как побольше, а вот сам Лэйми очень боялся пока во что-нибудь врезаться. В конце концов, вся компания уютно устроилась на какой-то полянке в глубине леса: Охэйо с Маулой с одной стороны, Лэйми и Ксетрайа с другой. Тезка куда-то смылся: должно быть, к Ахане. С третьей стороны почему-то оказался Вайми с Йэллиной, — Лина деликатно отсутствовала, должно быть, давая им привыкнуть друг к другу.

— Ну, и как тебе? — спросил Охэйо, отдышавшись.

— Здорово! — честно ответил Лэйми. — Только как-то странно выходит: не всегда получается лететь туда, куда нужно и куда хочется. Разве так тут может быть?

— Может, может, — Охэйо улыбнулся. — То, чем ты летаешь, — это простой антиграв. Управлять полетом очень просто, достаточно только захотеть, на разогрев нужны буквально секунды. Но баланс у него... плохой. Медленно взлетать трудно — можно упасть, быстро — он дает очень резкий старт, в помещениях это — лучше не пробовать. Если потерять контроль — можно взлететь так высоко, что дышать станет нечем. Горизонтальный полет — затруднен, скажем так, надо одновременно или подниматься или спускаться, причем довольно быстро. Маневренность... не очень хорошая тут.

— А другие способы есть?

— Конечно. Полет по опорной сети, — проще во всех отношениях, но сильно выше местных предметов — домов, деревьев и прочего, подняться не получится, больших площадей лучше избегать, над равниной взлететь нельзя, над водой — вообще лучше не пробовать. Но скорость-маневренность отличные. Потоковый полет — то же, что и антигравом, но кокон поля — снаружи. Он вырезает кусок пространства и двигает. Полет очень быстрый, — настолько, что сознание может уже и не успеть на что-то среагировать, но в основном по прямой, с маневренностью там... плохо. Направление — без разницы. Если очень сильно спешить, — вместо полета гиперпрыжок получится уже. Энергии он ест очень много, освоить это — сложно, тут нужны уже наши способности.

Лэйми ошалело помотал головой.

— А опорная сеть — это что?

— Это надо силовые линии выпускать и за разные вещи ими цепляться, — пояснил Охэйо. — А далеко их выпускать трудно, да и за что попало не уцепишься, — оно прочное хотя бы должно быть. А как уцепился — тянуть, но это сложно, потому что на одной линии не повиснешь же, а за несколькими сразу — следить тяжело. А как ты летаешь во сне?

Лэйми почесал в затылке.

— Кстати, похоже. Вначале появляется ощущение бегающих по всему телу мурашек — щекотное, но очень приятное, потом я чувствую, как меня тянет вверх. Ощущение тяжести не пропадает, просто меня тянет наверх, как магнитом. Ну а когда уже взлетел, управлять очень просто — достаточно лишь захотеть. Начинается всё, обычно, с вылета в окно — ух, как сердце замирает в этот миг! — потом ракетный рывок вверх, — немедленный порыв взлететь как можно быстрее и как можно выше! — потом можно просто болтаться в высоте, под самыми тучами, глазея на город сверху. Странно, но город внизу каждый раз совершенно другой... Ну, а потом уже, высмотрев что-то интересное, можно к нему и полететь, одновременно снижаясь или поднимаясь, если облако какое-то интересное, — на одном мне милое кафе попалось с девами... Самая радость, конечно же, в том, чтобы пошарить в верхушках деревьев, по крышам, по чердакам, — а какие изумительные во сне чердаки, я наяву ни одного такого не видел! Ну, или сорвать с кого-нибудь шапку. О, ещё можно пикировать на лотки и тырить там фрукты. Я однажды утащил вишню величиной с арбуз, — до чего тяжелая попалась, я её потом до самого утра ел! Да, ещё можно гоняться за девами, — до чего проворные, заразы, почти не ловятся! И представить на себе одежду у меня тоже никак не получалось, — так что, садясь в людных местах, я едва не умирал от смущения. Вот.

— Когда я летаю во сне, — сказал Вайми, — то ощущения тоже похожие на реальные, — как будто тебя несёт какой-то поток, и скорость при этом гораздо выше, — кружится голова, и вообще дух захватывает, а иногда сознание просто вырубает — раз, и ты уже далеко. И пару раз был очень странный сон, что земля перевернулась, и я падаю вверх с невероятной скоростью...

— А гиперпереходам ты меня научишь? — спросил Лэйми.

— Ну, что интересного в гиперпереходах? — ответил Вайми. — Раз-два — и там. Скучно... То ли дело с двух километров в озеро спикировать и руками дно достать... на глубине метров в тридцать. Или за девой погоняться меж деревьев. С одной, помню, я долго-долго беседовал на милом песчаном берегу, между морем и дюнами, о чем — увы, совсем не помню... но интересно было очень, да и дева красивая. Это её, наверное, тезка твой потом в лесу встретил, и они там неприличное устроили...

— Вы что, сны одинаковые видите? — удивился Лэйми.

— Сны Творцов — это, знаешь, вещь совершенно реальная, — ответил Вайми. — Они существуют, даже когда мы не спим, живут и развиваются, как другие миры. И их много... очень. Мы и сами сейчас в таком сне. В моем сне. Такие сны есть и у Охэйо, и у Вэру, у каждого из нас. И у тебя будут.

Лэйми ошалело помотал головой.

— Так вы творите миры — или просто видите сны?

— Смешно — но иногда даже Творец не может сказать, на самом ли деле он творит мир или просто находит уже существующий, соответствующий заданному, — ответил Вайми. — По энергозатратам — это не всегда определишь точно.

Лэйми недовольно вздохнул.

— Охэйо говорил мне другое. Создание мира начинается с задания физических законов, констант, начальных условий. Они вводятся изначально, энергия нужна уже на их осуществление, и тут, не где-то. А переход обязательно начинается с поиска, а он сам по себе энергии не так же много требует... наверное. А вот сам переход — требует. Поиск и творение отличаются разным распределением энергии в фазах, разными информационными операциями в разных фазах. Отличить можно, я думаю.

Вайми вздохнул.

— Для меня — не всегда. Сам поиск энергозатратен потому, что проходит по бесконечному массиву вселенных. Хотя бесконечен ли он — интересный вопрос. Может, и нет, — ведь там всегда есть "пустое место" под новые вселенные. Возможно, конечно, что все эти вселенные лежат в одной Реальности, а всех иных я пока не касался. Касаться иных Реальностей, — привилегия истинного бога.

— Но что там, в этом массиве, можно встретить?

Вайми улыбнулся.

— Всё, что можно придумать или узнать от кого-то. Похоже, что существует вообще ВСЁ, что можно представить, но с разной вероятностью. А я — просто поднимаю вероятность этого мира относительно себя. Ведь переход в другой мир для нас — на самом деле НЕ переход. Суть наша остается на месте, перемещается лишь... точка внимания.

Лэйми подумал.

— Но какая-то разница тут должна быть. Даже инертную и тяжелую массу можно отличить, — по наличию пространственной кривизны. И разве разная вероятность не работает лишь для параллельных вселенных с одинаковой физикой? И, если мы просто повышаем вероятность, — то эта вселенная существовала и раньше, хоть в какой-то форме, и разница между "ой, нашел!" и "ой, что мне в голову пришло!" в принципе должна быть. Опять же, если ВСЕ возможные вселенные существуют в бесконечном количестве, — как из него прикажете что-то выбирать?

Вайми лишь пожал плечами.

— Ну, у меня же всё запутано. Даже попытка перейти в другой мир, без попытки создавать, может на самом деле оказаться Творением. Я и Охэйо — разные же. И видим разное. И умеем разное. То, что для него требует сложнейшего расчета — для меня просто Воля и Представление. То, что для меня — поиск безнадежно потерянного, — для него просто инженерная задача. Ведь никто, на самом деле, не умирает... не везде.

Лэйми почесал в затылке.

— То есть, если кто-то умер, — то в другом мире его можно найти живым?

Охэйо кивнул.

— Да. Но, найти конкретного человека даже в узкой группе вселенных II уровня... сложно, а если мы не "пометили" его заранее, — то и почти невозможно. Даже найти нужную вселенную на II уровне непросто. Учитывая их количество — дело почти безнадежное. Поэтому, мне приходится применять более сложный способ... намного более сложный...

— Какой? — спросил Лэйми.

— Ну, если очень упрощенно — то у одной из моих... частей очень сильно снижается вероятность. Да — ОЧЕНЬ сложно, потому что взаимодействие с другими при этом должно быть. Но — с этого уровня очень хорошо видны всякие... маловероятные варианты. В том числе, и те, где есть нужное. Так вот я тебя нашел, в частности. А можно ведь вообще довести свою вероятность... ну, не до нулевой, это полный разрыв с реальностью, уже необратимый... до мнимой. Нырнуть в не-реальность. Но это — ещё более сложно, и...

— И ничего интересного нельзя найти там, в не-реальности? — спросил Лэйми, не дождавшись ответа.

— Интересное там всегда можно найти — если искать.

— Например?

Охэйо улыбнулся.

— Всё, что можно придумать — только реальное. И кое— что из того, что нельзя.

— А я могу это увидеть? — спросил Лэйми.

— Пожалуй.

— А когда?

Охэйо задумчиво склонил голову.

— Это от тебя уже зависит. Но сейчас ты, прямо скажем, не готов. Это сложная вещь, Лэйми. И опасная. Можно проститься с рассудком... или утратить связь с Реальностью, или... да я даже объяснить тебе это не смогу! Но разве обязательно начинать с самого сложного? Есть масса простых и безопасных миров, созданных для наших детей — и начать лучше бы с них.

— А когда? — Лэйми не очень понравилась отповедь.

— Ну, можно прямо сейчас, если ты не против.

Лэйми улыбнулся.

— Я не против, естественно.

— Ну что ж... Иди-ка сюда, друг. Возьми меня за руки. Готов? Поехали!..

* * *

В следующий миг Лэйми с невероятной силой понесло... куда-то. Ему показалось, что он падает, — сквозь какие-то структуры, столь сложные, что на лету он не успевал их разглядеть, — словно пуля, летящая сквозь головоломно сложный хоровод призраков.

Раньше, чем он успел хоть как-то в этом разобраться, они достигли цели. На какой-то миг сознание Лэйми отключилось, потом он вдруг понял, что стоит на скалистом берегу какого-то озера или, скорее, фиорда, — широкая полоса чернильно-темной воды тянулась в обе стороны, насколько хватал глаз. Небо тоже оказалось темным, — и в этой темноте страшновато сияло странное, зеленовато-желтое солнце. Лэйми испуганно втянул воздух, — он тут был, вполне нормальный, только какой-то... безвкусный, что ли? Это не чернота вакуума, — казалось, что солнце просвечивает сквозь какую-то странную маслянистую пелену.

Лэйми недовольно помотал головой и осмотрелся. Они с Охэйо стояли на каменистом плато, окруженном низкими кривыми соснами, высоко над темной водой. Далеко, на другом берегу, поднимались безжизненные желтовато-серые горы, — а за ними, казалось, сгущался уже совершенно непроглядный мрак. Во всем этом было что-то, невыразимо зловещее, — даже в призрачном здешнем тепле, готовом ускользнуть от малейшего дуновения ветерка.

— Где это мы? — спросил Лэйми.

— В Нурваге. Этот мир создал твой тезка, — ответил Охэйо.

— Эту жуть?

— Ну да. Рай у него уже есть — зачем создавать ещё один? Мир, полный таинственных опасностей, — совсем другое дело.

— Да уж...

Далеко внизу темная гладь воды вскипела пеной, — её рассекли черные, похожие на хлысты щупальца, длиной, наверное, в несколько метров. Невероятная резкость и быстрота этого движения напугала Лэйми, — судя по ним, эта тварь обладала просто сверхъестественной силой. Но непонятно как он чувствовал, что настоящее зло таится не в воде, а за ней, за голыми склонами мертвых гор. Лэйми мог бы полететь туда, — но туда ему вовсе не хотелось. Если бы он мог послать туда лишь свою точку зрения...

Он сам не понял, как это у него получилось, — но его сознание словно бы разделилось на два: один Лэйми стоял на каменистом берегу, второй парил над его головой бесплотным взглядом. Всего одно усилие, — и далекий берег с невероятной быстротой прыгнул навстречу. Лэйми увидел безжизненный глинистый пляж, каменистые осыпи, извивы оврагов, — и совершенно ничего живого, даже мха, даже выброшенных на берег водорослей...

Заметив краем глаза движение, он резко развернул свой "зрительный прожектор"... и замер.

ЭТО никак не могло быть живым существом, — полупрозрачный сгусток жидкой темноты, похожий на многоногую гусеницу. Из переднего, наверное, конца росло несколько хлыстообразных щупалец, — они всё время двигались с неуловимой быстротой и были длиной, наверное, метров в десять.

Невероятно, но тварь как-то заметила его, — она повернулась и, безглазая, смотрела на него. Перепуганный Лэйми мгновенно погасил "прожектор" — и замер, ошалевший. Отсюда, просто взглядом, на том берегу ничего видно не было, — но ощущение упорного, бездушного взгляда осталось. Он обхватил голые бока и поёжился, впервые чувствуя себя беспомощно раздетым.

— Что это? — наконец спросил он.

— Хаулаги, — ответил Охэйо. — Чудовища, конечно. Если хоть одно щупальце захлестнет тебя... ну, будь ты человеком, эта тварь получила бы твою суть, а ты стал бы просто... ну, кем-то вроде зомбика. К счастью, ты теперь Сущность, хоть и малая, так что контакт с хаулагом ничем тебе не грозит, — кроме массы неприятных ощущений. Всё же, это детский мир... отчасти, и тут нет действительно смертельных опасностей.

— И зачем тезке всё это?

Охэйо лишь пожал плечами.

— Развлечения. Приключения. Испытание себя. Разве мало?

— И ты не боишься за него? Мало ли что...

Охэйо широко улыбнулся.

— Он же мой сын, в конце концов. Сын, в которого я вложил очень много, — а он сам взял ещё больше. Скажи-ка мне: неужели ты сам хотел бы всю вечность просидеть на пляжУ, расчесывая волосы Ксетрайа и отмывая ораву чумазых ребенков?

Лэйми смущенно засмеялся.

— Нет. Но здесь мне как-то неуютно. Беззащитно.

— Ты НЕ беззащитный, — по крайней мере, здесь, где Воля и Представление значат всё же очень много. Опасность станет реальной, если ты сам пожелаешь для себя чего-то плохого, — но ты же ведь не мазохист, нет?

— А если Воля и Представление хаулага окажутся сильнее моих?

Охэйо улыбнулся.

— Нет. Они лишены способности изменять Реальность напрямую, — твой тезка далеко не идиот. Возможностей у них много, это да, — но они не в силах их расширить.

— Но они же разумные существа?

— Отчасти. Там, где это нужно для их... функции, не больше.

— И так вот... везде в созданных вами мирах? Нигде нет свободы воли?

— Нет, почему... Она есть. Там, в больших, настоящих мирах. Но...

— Но стать Творцом там никто не может?

— Нет. Для этого — там нужно менять физику.

— А разве её нельзя там менять?

— Во-первых, нужно знать, КАК менять. А вариантов — много. Без доступа к нашей родной Вселенной шансов понять, как — ноль, там нужны изменения... взаимоисключающие. Да даже если бы вариант и был, тупо скопировать не получится, — вселенные схлопываются. Обойти это можно, но нужен хитрый финт ушами, до которого дойти методом тыка — нельзя, надо с самого начала знать, что и как делать.

— То есть, вы сделали так, чтобы никто не смог подняться до вашего уровня.

Охэйо вздохнул и почесал в затылке.

— Знаешь... в общем, да. Но разве ты хотел бы, чтобы что-то, вроде хаулага, стало Создателем?

— Брр, нет. Но разве там нет других, достойных?

— Есть, почему нет? Но путей к могуществу — много, наш — только один из бессчетного множества.

— Но единственно верный?

— Почему, нет. Вариантов Реальности — бесчисленное множество, способов менять её — тоже. В конце концов, созданные нами миры — лишь бесконечно малая часть Мультиверса. То, что другие Творцы нам пока не встречались, вовсе не значит, что их вообще нет. И, пожалуйста, не надо думать, что Творцом может стать любой, кто узнает волшебное слово. Нет. Нельзя стать Творцом, выучив магическую формулу или получив чудесный артефакт. На самом деле, путь тут только один: расти над собой, шаг за шагом, медленно и неустанно, — а на такое везде способны лишь единицы.

— А я?

Охэйо пожал плечами.

— Никто не обещал тебе, что ты тоже станешь Творцом. Начальные условия у тебя, конечно, не в пример лучше, чем у большинства, — но вот исход зависит только от тебя: захочешь ли ты на самом деле... или нет. И сможешь ли, если захочешь.

— А разве ты не знаешь?

Охэйо улыбнулся.

— Нет. Знаешь, будущее — презанятная штука. Оно ветвится в бесчисленных вариациях — и никогда нельзя сказать, какая ветвь истинна, какая — нет. Иногда истинны все. Иногда — ни одной. Всё слишком зыбкое, подвижное... Даже прошлое.

— Разве его тоже можно менять?

— Почему нет? Пути в пространстве, пути во времени... в каком-то смысле для нас это одно и то же.

Лэйми ошалело помотал головой.

— А если ты убьешь себя в детстве — то что с тобой будет? Ты же не вырастешь, не отправишься в прошлое, не убьешь себя — и потому вырастешь, отправишься и убьешь. Бред какой-то...

Охэйо засмеялся.

— Во-первых, себя я никогда не убью, — и ты это знаешь. Да, можно причинность нарушить намеренно, — но тогда возникнет просто ещё одна параллельная вселенная, точнее, вырастет её относительный уровень реальности, а у текущей он упадет, после чего они поменяются местами в Мультиверсе, и все прыжки будут приходиться на новую, а те, кто до изменения контактировал с Творцом, и о ком он знает, — сохранят память прошлой. Это всё в теории можно откатить, — но на это надо слишком много ресурсов.

— Так вот как, значит, решается парадокс с убиением собственного дедушки...

— Ну, при том, что существуют ВСЕ возможные миры, просто до некоторых сложно добраться, настолько сложно, что никаких запасов энергии не хватит... как бы логично.

Лэйми вздохнул.

— Всё равно, я не вполне понимаю...

— И не поймешь — пока сам не научишься жить во времени, так же, как и в пространстве. А это, знаешь, совсем не так просто. Даже для меня. Это к Вайми, скорее... с дедушкой.

— Хорошо. С чего мне хотя бы начать?

— Начать — это самое сложное. Сейчас ты присутствуешь в мире, — но не включен в него. Если сможешь включиться, — то остальное уже дело способностей и техники.

— Угу. И как мне... включиться?

— Ну, вчера ты уже "включился" — вместе с нами. Теперь попробуй сам.

— Как?

— А ты подумай.

— Тогда у меня а-линн был.

— Он и сейчас у тебя, никуда не делся.

— Но я не чувствую его.

— А ты постарайся.

Лэйми вздохнул, осмотрелся в поисках места, где сесть, — и вновь замер: за его спиной, между скалами, стоял трехэтажный дом, похожий на гостиницу или какое-то учреждение.

— Здесь есть люди? — удивленно спросил он.

— Частично.

— Как это?

— Иногда есть, иногда нет. Как тезка захочет. Это же его мир.

Лэйми вновь вздохнул. Он уже чувствовал, что словами тут ничего не добиться. Вновь осмотревшись, он сел на выступ камня, скрестив ноги. Камень оказался сырой и жутко холодный, зад мерз, в него впивались какие-то крошки и иголки, — пришлось встать и ладонью смести мусор. Грязь, правда, уже налипла на парео, босые ноги тоже не блистали чистотой, — похоже, что недавно тут шел дождь, и земля не вполне ещё просохла, — но чем, в конце концов, это место хуже других?..

Вновь скрестив ноги, Лэйми поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. Он чувствовал, что Охэйо наблюдает за ним, и это раздражало, — но медитировать один он бы тут не решился. С чего же начать? Почувствовать а-линн, наверное. Только вот как? Как можно взять рукой то, чего просто нет? Летать — это всё-таки другое, привычное с детства по снам. А вот почувствовать мир частью себя... стоп, стоп, однажды он же уже так его чувствовал, — в том слиянии с Мроо. Впечатления от него остались самые неприятные, и это мешало. Сильно мешало. И всё равно оставалось непонятно, как можно "выйти из себя". Сарьют-то просто, они с этим живут. А вот ему...

Лэйми честно старался, но у него не выходило ничего. Муравьи ползали по пяткам. Зад мерз. Насмешливый взгляд Охэйо ощутимо щекотал кожу. В конце концов, Лэйми разозлился.

— Слушай, ты хоть покажи, как сам это делаешь!

Охэйо вздохнул.

— Ну, что с тобой делать, чудо полосатое... Иди сюда. Садись, — он любезно показал на покрытое мхом углубление в скале.

Лэйми потыкал мох босой ногой, — сырой, но парео всё равно уже промокло, терять нечего, — и сел, поморщившись.

Охэйо тоже сел напротив, скрестив ноги.

— Дай руки. Глаза лучше закрыть. Вот...

...мир вокруг снова стал прозрачным. Точнее, — полупрозрачным, всё осталось на своих местах, но стало контурно-зеленоватым, с розоватыми прожилками, — и физически ощутимым, словно от него тянулись тонкие невидимые лучики, щекотавшие кожу. Нет, не лучики, а струны, — Лэйми как-то чувствовал, что каждое его движение в этом... состоянии, отзывалось в этом мире, и он сможет изменить его... ведь все эти... вещи вокруг, — не более, чем образы, правда, совсем не такие подвижные, как в его воображении, скорее, даже очень упрямые. Он мог как бы наощупь шевелить их, но вот изменить не получалось, — не хватало... желания, что ли? И... внимания, — у Лэйми никак не выходило... ощущать тут всё разом. Он мог "настроиться" на землю, на воздух, на деревья, — на что угодно, но лишь на что-то одно. И даже так... инерция, что ли? — оставалась очень даже существенной. Вдобавок, Лэйми обнаружил, что, чем внимательней он смотрит, тем больше становится видно деталей, — а на них ему тоже приходилось "настраиваться", и "зона влияния" сужалась ещё. И менять он мог не всё, и совсем не так угодно, — а лишь так, как были тут проложены... пути, наверное?..

Он попытался "отстраниться" и подробно рассмотреть их. Отчасти это получилось, — но лишь отчасти. Мир вокруг стал призрачным и сероватым, а все вещи вокруг — зыбкими. Казалось, он видит сразу все формы, которые они могут принять, — и сознание поплыло, не выдерживая нагрузки. Это при том, что Лэйми обнаружил, — сейчас он может охватить вниманием намного, намного больше, чем раньше, когда он не мог видеть... сквозь.

Он попытался ещё "отодвинуться", стереть из поля зрения все предметы и оставить лишь "пути", возможности, законы этого мира, — но мир вокруг попросту рассыпался, и голова у Лэйми закружилась. Он повис в пустоте, в бездне, в которой кружились и мерцали бесконечные образы. Чувствуя, что теряет себя в них, он отчаянно рванулся назад, к Реальности... и в этот миг всё исчезло.

* * *

Лэйми ошалело помотал головой. Мир вокруг изменился — но он не вернулся домой. Они с Охэйо стояли на пустынной городской улице, под затянутым высокими тучами небом, — солнце просвечивало сквозь них смутным синеватым пятном. Вокруг царили то же призрачное, тревожное тепло и не менее тревожная тишина. Дома вокруг — многоэтажные — чем-то походили на хониарские. А вот далеко за крышами прямо в тучи поднималась громадная треугольная башня высотой, наверное, в несколько километров. Разве такое бывает?..

Лэйми зажмурился и помотал головой, — но башня никуда не делась, тускло блестящая, синевато-черная. Ну да, металл, конечно. Сколько она должна весить — миллиард тонн, больше? Но, раз это сон, то в нем может быть что угодно...

— Не сон, — Охэйо запустил в него пустой банкой, и Лэйми ойкнул, когда она ударила в живот. — Реальность. Пусть мы и можем её тут изменять.

— А как мы сюда попали? — что-то тут было знакомо, но смутно, неопределенно. Город казался заброшенным, — стекла кое-где разбиты, на улице мусор. Но заброшенным очень... привлекательно. Здесь хотелось бродить и лазить до упаду, пугаясь своих страхов. Детский мир, да...

— Ты сам сюда захотел, несознательно, — ответил Охэйо. — Мы всё ещё в мире твоего тезки.

— Драли его мало, — осмотревшись ещё раз, Лэйми зашагал к странной башне. Идти босиком по усыпанной битым стеклом улице пришлось медленно и осторожно, внимательно глядя под ноги и вообще осматриваясь, — тишина начала действовать на нервы. Ветра совсем нет, воздух неподвижный, словно в комнате, — но то и дело голой кожей ощущаются какие-то странные сквозняки, словно вокруг летают призраки. И всё время кажется, что на краю поля зрения что-то мелькнуло, но повернешь голову — ничего...

— Что это такое? — наконец, спросил он, поняв, что идти до башни ему придется день — а то и больше.

Охэйо лишь пожал плечами.

— Лэйми, я не знаю. Спроси у тезки. Это его мир же.

— Спрошу. Но странный у тебя сын...

Охэйо улыбнулся.

— Уж какой есть. Если б он прилежно мыл посуду и уроки зубрил, — скучно вышло бы же.

— Да уж... — Лэйми поёжился. Похоже, что неприятное ощущение чужого взгляда никуда тут не делось. — Слушай, а твои миры я могу увидеть?

Охэйо фыркнул.

— Лэйми, как ты думаешь, в кого твой тезка удался? Тут-то ещё вполне прилично всё...

Лэйми засмеялся.

— Ладно, ладно, не хвались. Поехали!

Часть III

Лэйми очнулся от холода. Он озяб в стылом осеннем воздухе, без удивления поняв, что обнажен. Несколько секунд он отчаянно пытался поверить, что влажная земля под правым боком ему просто чудится, потом всё же рывком сел, очумело оглядываясь, — на дне усыпанной палыми листьями ложбины, почти под корнями огромного, наполовину вывороченного пня. Вокруг поднимались голые корявые стволы, исчезая в тумане. Было так тихо, словно уши заложили ватой. Лэйми даже потряс головой, передёрнувшись от неприятного ощущения. Он никак не мог вспомнить, как попал сюда, не мог вспомнить даже, что было до этого.

В конце концов, он на четвереньках вскарабкался на склон нависавшего над ложбиной бугра, — в мертвой здешней тишине шорох мокрых листьев оглушительно бил по ушам, — и выпрямился во весь рост.

Он словно попал в страшную сказку. Лес исполинских, изогнутых и скрученных деревьев, бурый ковёр давно опавшей листвы на бугристой земле, заваленной огромными рухнувшими стволами и поросшей редким, тоже облетевшим кустарником, — позднее предзимье. Уже шагов через пятьдесят чёрные кроны таяли в сырой белой мгле, — даже без ветра она жутковато двигалась какими-то странными, спутанными слоями, то открывая, то скрывая смутные силуэты вдали. Ничего себе...

Всё ещё чувствуя себя во сне, Лэйми медленно и осторожно пошел вперед, — куда глаза глядят. Прикосновения босых ног к холодной шершавой земле словно пробили его током, — он вздрогнул и повел плечами, вдруг ощутив себя очень беззащитным в этом сумрачном лесу. Захотелось проснуться... но он же не спал. Или нет?..

Недовольно помотав головой, он побрел дальше, замирая и прислушиваясь, когда что-то вздыхало и шуршало валежником в тумане. Ну да, лес — сложный биоценоз, одно только растительное сообщество, само по себе, существовать не может. Кто-то тут обитает... вон, и норы какие-то чернеют в переплетениях корней. Немаленькие, кстати — руку можно просунуть, вот только почему-то не хотелось. Вдруг там змеи живут? Ядовитые...

Лэйми попытался вспомнить, живут ли змеи в норах, но так и не смог. Заглядывать в них его не тянуло. Ядом в глаз плюнут, или просто в нос вцепятся, — что так, что так радости мало, даже если там и не змея...

Шагов через пятьсот, — он считал шаги просто так, иллюзии ориентировки ради, — впереди показалась широкая ложбина. По её дну беззвучно струился темный ручей или, скорее, небольшая речка. Так как возвращаться было некуда, он спустился к воде и побрел вдоль берега, скрываясь в тени растущих над обрывом деревьев. Под босые ноги то и дело попадался колючий растительный мусор, и ступать приходилось очень осторожно. Лэйми приноровился сперва осторожно касаться земли пяткой, а уж потом переносить на неё вес. Всё это, казалось, происходило во сне.

Шел он теперь почти бесшумно и лишь иногда слышал шорох своих босых ног. Ощущение времени исчезло, — Лэйми казалось, что он без конца, с небольшими вариантами, раз за разом переживает одну и ту же секунду. Думать ему было не о чем, да не очень и хотелось, — тишина и ощущения словно стерли его человеческую суть, превратив его в какое-то крупное животное. Впрочем, ненадолго, — смотрел Лэйми, в основном, под ноги, и потому едва не уткнулся лицом в свисавший сверху паутинный кокон. В нем скалила зубы мумия громадной — в полметра — крысы.

Тихо икнув, Лэйми медленно, как в кошмаре, поднял голову. Между деревьями парила громадная белая сеть, — он не сразу узнал паутину. Там и сям с веток свисали другие коконы, — в них навеки застыли здоровенные нетопыри, такие же крысы и ещё какие-то твари, похожие то ли на больших ежей, то ли на маленьких дикобразов. Точнее, их высохшие мумии. То есть, не высохшие, а высосанные. Лэйми без особого труда представил среди них собственное бренное тело, — и осторожно попятился.

Что-то зацепилось за волосы — казалось, что ветка, но поднятая рука попала в паутину, — липкую и неожиданно прочную. Шарахнувшись от испуга, Лэйми смог вырваться, но паутина задрожала, — и вдруг, всего шагах в десяти, часть склона приподнялась аккуратной круглой крышкой, размером с канализационный люк. Под ней, в темноте, блеснули глаза, — два больших круглых... и ещё шесть, поменьше — вокруг них.

Лэйми вскрикнул от испуга, шарахнулся назад, споткнулся, — и грохнулся на задницу, тут же снова заорав, уже не своим голосом, — в неё впился какой-то острый сук.

Крышка норы захлопнулась, — должно быть, паучину ошарашила звуковая атака. Лэйми вытащил из-под зада проклятый обломок сука, и со злостью запустил в нору. Сук попал в паутину и повис, медленно вращаясь.

Нора приоткрылась вновь, паук взглянул на Лэйми, и с отчетливым ругательством, — впечатление возникло именно такое, — захлопнул крышку.

Лэйми, наконец, пробило, — он откинулся на спину и начал истерично, всхлипывая, ржать. Остановили его лишь холод и боль в сведенном судорогой животе. Он замер, утирая слезы и вслушиваясь в гаснущие отзвуки эха...

Кстати, откуда тут эхо? Причем, только справа, словно там стоит утес или даже целая гора?

Лэйми резко сел, задумавшись, потом встал, сунул в рот пальцы и засвистел изо всех сил, а потом замер, прислушиваясь. Да, точно эхо... справа, от чего-то большого и неровного, — эхо рассыпалось на отдельные отзвуки. Расстояние... наверное, с полмили.

Сжав зубы, он в четыре шага пересек речку, — к счастью, неглубокую, — и вскарабкался на склон. Земля тут полого, но вполне заметно поднималась, и шагов через пятьсот он услышал слабый непрерывный звук, хорошо ему знакомый, — гул генераторов. Электростанция!

Настроение резко прыгнуло вверх. Лэйми ускорил шаги, то и дело кривясь от боли. Ещё шагов через сто земля так же плавно пошла вниз. Теперь к бесконечной песне генераторов добавился отчетливый звук текущей воды. Ну да — электростанция и должна стоять возле реки...

Ещё несколько сотен шагов, — и он вдруг вышел из леса. Сначала густая заросль голых кустов, — под ней пришлось ползти на четвереньках, — потом несколько шагов поросшей жухлой травой земли, — а дальше каменный берег канала. За ним в туман уходила темная стена большого здания. Ура!

Или нет? Раз в этом мире есть электростанция, — значит, довольно много разумных. Они твари любопытные, а лес — дикий, нехоженый. Стало быть, заглядывать в него опасно. Хотя, конечно, тут может быть заповедник. С совсем не страшным зверьём...

Тут же Лэйми подумал, как должны выглядеть здешние обитатели, раз им не страшны пауки ростом в полметра, — и недовольно помотал головой. Пользы от таких рассуждений не было.

Он вздохнул и ещё раз осмотрелся. Моста через канал не наблюдалось, но обложенные камнем берега оказались не очень крутыми, — вполне можно перебраться.

Осторожно спустившись к воде, он попробовал её босой ногой, — теплая, но не обжигает, — и с удовольствием соскользнул в неё. Уф-ф-ф... счастьё всё же есть.

Глубина тут оказалась изрядная, — он окунулся с головой, вынырнул, отплевываясь — вода, хотя и теплая, отдавала гнилыми водорослями, тухлой рыбой и илом, — и поплыл к другому берегу. Зацепился за камни, замер — вылезать из тепла не хотелось. Между берегов канала клубился пар, видно почти ничего не было. Тепло и равномерные звуки тянули в сон. Лэйми на миг закрыл глаза, — и тут же вздрогнул, очнувшись от внезапно резкого ощущения нереальности. Вздохнул, — и решительно полез наверх. Стылый осенний воздух сразу же впился в обнажённое тело тысячами мелких зубов, к тому же вдоль бровки канала шел забор из колючей проволоки, и Лэйми пришлось, изворачиваясь, ползти под ним на спине, приподнимая ржавые нити руками.

Злой и оцарапанный, он выпрямился, дрожа, и осмотрелся. Широкие и низкие — по пояс — двери здания сразу же сказали ему, что живут тут вовсе не прекрасные эльфы. В следующий миг он услышал неприятный высокий свист. К нему бодро бежало с полдюжины... собак, наверное? — что-то среднее между таксой и крысой, только шестиногое и длиной, пожалуй, метра в два. Бежали твари очень шустро, так что сделать он ничего не успел, — только поднять руки в инстинктивном жесте, когда первая зверюга прыгнула на него.

Мощный толчок едва не сбил Лэйми с ног, — но зверюга его даже не коснулась. На миг она зависла, нелепо распластавшись в воздухе, — а потом упруго отлетела назад, словно врезавшись в резиновую стенку. Остальных это не смутило, — в тот же миг на него бросились сразу двое. Щит устоял и в этот раз, — а вот Лэйми отбросило так, что он отлетел шагов на пять, и не упал лишь потому, что...

Ощутив, что поток непонятной силы, вибрируя, растекается по телу, Лэйми стремительно рванулся вверх. Невероятно, как это...

Пустота в голове лопнула, со звоном осыпаясь осколками. В один миг он вспомнил всё, — своё воскрешение, Охэйо, тепло его рук, когда...

— Аннит, убью, гад! — заорал он... и замер в сырой белой пустоте. Где верх, где низ, где, черт побери, тут земля?

Лэйми кувыркнулся в воздухе, метнулся туда, сюда, — и, наконец, замер, осознав, что ощущение тяжести никуда не делось. Он осторожно скользнул вниз, — и замер над торчавшими из тумана черными кривыми ветвями. Они тянулись к нему, словно миллионы жестких щупальцев. Нет, там ему явно делать нечего...

Вытянувшись струной, Лэйми рванулся вверх, — и почти сразу замер, обожженный холодом. Да уж, особо тут не полетаешь...

Он вновь поплыл вверх, — медленно и осторожно, — но уши вскоре начало закладывать, к тому же с высотой быстро становилось холоднее. В какой-то миг он ощутил, что температура упала ниже нуля. Светлее, между тем, не стало, — похоже, что тучи тут толщиной в несколько километров, никак не меньше. Над ними ему не подняться, — да и что это даст?

Лэйми стремительно скользнул вниз, потом опомнился и полетел медленнее, — насадиться на какой-нибудь сук ему вовсе не хотелось. Туманная мгла под ним тянулась бесконечно, в какой-то миг он даже решил, что угодил в какую-то пропасть, — и почти сразу заметил под собой ветки. Замер, отчаянно дрожа и щелкая зубами.

За время полета он замерз, как собака, — сырая мгла влагой оседала на коже. Ссадины ныли. Ладонь, которой он задел паутину, чесалась. В животе урчало, уже чувствительно хотелось есть. И что теперь делать?..

Лэйми попробовал полететь над кронами... но тут же понял, что затея дохлая, — видно-то всего шагов на пятьдесят, и непонятно даже, в какую он тут летит сторону. Не видно же ни черта...

Стоп, стоп, у него же теперь есть "верхнее зрение"! Вот только как его... ага, вот!

Мир ощутимо раздвоился. Чуть подумав, Лэйми послал свой "третий глаз" вверх. Мгла, мгла, мгла... но всё более светлая, — и вдруг он вырвался под ослепительное сияние солнца. Контраст после сырой мглы оказался оглушающий, — солнечный свет хотелось пить и пить...

Лэйми "замер" между бездонной синевой неба и бесконечным полем белых туч. Красиво... но ничего больше тут нет. Вздохнув, он вернул "третий глаз" к себе, — и вновь погнал его вперед, но уже параллельно земле.

Лес... лес... лес... страшные глубокие овраги, огромное болото с проблесками черной страшной воды... снова лес... какие-то постройки из толстенных бревен, стадо здоровенных зверюг, похожих на раздутых шестиногих быков... а это, похоже, здешние разумные — не пауки, слава богу, но твари, поразительно похожие на тараканов, — шестиногие и шестирукие, причем ноги их кончались небольшими копытцами, а четырехпалые руки росли из тела прямо над ногами. Покрыты они, впрочем, были не хитином, а зеленоватой кожей, и в их коротких округлых... мордах?.. лицах?.. Лэйми мерещилось что-то, надуто-мультяшное. Во всяком случае, они вовсе не казались противными, несмотря на отчетливо различимые хелицеры и жвала. Занимались эти... шестираки или как их там, — делом совершенно мирным: срезали с низких кустов что-то... у, какие, похожи на помидоры, только синие, — и складывали их в корзины, закрепленные на спине. С таким вот количеством рук работа шла очень споро.

Лэйми погасил "третий глаз", вздохнул, — и соскользнул на землю, где и сел, задумавшись. Страх прошел, как дурной сон, — стало даже обидно за собственную глупость. А вот голод — увы, остался.

Он встал и пошел кругами в поисках чего-нибудь съедобного. Лес его теперь уже не пугал, — завораживающая музыка ветвей, торжественная тишина, из белой мути проступает что-то, поначалу страшное, а приглядишься — забавное, и, в конце концов, он набрел на полуоблетевший куст с красными овальными ягодами — кисловато-сладкими, как карамельки. Их не вполне хватило, чтобы утолить голод, но, двигаясь дальше, Лэйми разжился горстью орехов и парой здоровенных грибов с коричневыми шляпками, — непонятно, съедобных ли, но, мудро рассудив, что Сущность не может помереть от отравления, он задумался, как их готовить. Испечь на костре — угу, а как его развести, не имея не то, что спичек, но и вообще ничего?..

Лэйми задумался. Вообще-то, он может летать, — и даже двигать разные, в том числе весьма массивные предметы... Стоп, стоп, — а если попробовать не толкнуть что-то, а захватить побольше воздуха и сжать его вокруг, например, ветки? Ведь воздух при сжатии нагревается же...

Быстро собрав подходящую кучу дров, Лэйми замер, примериваясь. Дело вышло неожиданно трудным, — толкнуть-то что-нибудь просто, а вот обхватить и потом сжать...

Он промучился, наверное, полчаса, пытаясь создать полностью замкнутую сферу, взмок без всякого костра и разозлился. В конце концов, пришлось прибегнуть к помощи рук, словно обхватывая ими созданный купол. Ощутив, наконец, упругое сопротивление плененного воздуха, Лэйми резко сжал его...

Бах! Дымящиеся обломки веток полетели во все стороны, Лэйми грохнулся на зад, обожженный и ушибленный. Огонь-то зажечь ему удалось... только вот давление после того, как он убрал "купол", никуда не делось.

Почесав все пострадавшие места и сказав несколько нехороших слов по своему адресу, Лэйми попробовал ещё раз. Теперь он действовал осторожнее... и всего через минуту, донельзя довольный, сидел у весело потрескивающего костра. Лишь теперь он оценил, как много может значить огонь, — единственный источник тепла и света во враждебном и холодном мире, защита от хищников, отрада глазам, наконец... и грибы можно печь на прутике. Да, добывание огня — независимо от способа, — есть чудо и магия, самая настоящая: вот ничего не было, а вот уже и тепло, и весело, и чушь всякая не лезет больше в голову...

Грибы оказались неплохи, — даже несмотря на то, что их пришлось посыпать пеплом вместо соли, — а запеченные в золе орехи откровенно вкусны. Лэйми быстро наловчился колоть их миниатюрной версией "купола". Наевшись, наконец, он сел, скрестив босые ноги, опустил ресницы и задумался. В этом мире он не пропадет, — это факт. Но ведь Охэйо, паразит, засунув его сюда, хотел явно совершенно иного. Как расколоть скорлупу этой Реальности и вернуться назад?..

— Можно?..

Задумавшийся Лэйми вздрогнул и рывком вскинул голову. Шагах в пяти за костром стоял... ну, для Охэйо гость был низковат и слишком худощав, да и черты его лица неуловимо напоминали Маулу, — тезка, конечно, одетый весьма легкомысленно, — в парео и бусы. Длинные зеленые глаза смотрели на Лэйми с крайним любопытством, и он невольно поёжился, — на нем самом не наблюдалось даже и бус.

— Что это с тобой? — спросил тезка, и тут же догадался. — А! — он картинно щелкнул пальцами.

Что-то хлопнуло, — словно под ним сработал огнетушитель. Воздух ощутимо ударил по ногам. Лэйми вскрикнул, подскочил, как подстреленный заяц, опрокинулся на спину... и с крайним удивлением обнаружил на себе джинсы, — с ремнем и живописно рваные. Тезка звонко засмеялся.

— Ч-что это? — ощутимо дрогнувшим голосом спросил Лэйми. Представлять, что сталось бы с ним, появись эта чудесная одежда ПОД кожей, а не на, как-то не тянуло.

— Штаны, — тезка улыбнулся. — Прости. Ты же хотел?..

— Угу, — Лэйми подтянул ноги и сел. — Как ты это сделал?

Незваный гость беззвучно подошел к костру, сел, ловко сплетя босые ноги, и пожал плечами.

— Представил. Это-то просто. Вот сделать тебе вторую пару ног я бы не смог.

— З-зачем? — на какой-то миг Лэйми вновь увидел вместо худощавого юноши многогранный, бесконечно отраженный в себе, и, в то же время, снаружи кристалл...

— Ну, просто так... Но я бы не смог. Это же твоя сущность, не моя.

— А себе смог бы?

Тезка удивленно взглянул на него.

— Зачем? Мне двух хватает... ну, почти всегда, — он помолчал, по-прежнему разглядывая Лэйми. — Знаешь, моё имя, — на самом деле твоё. Странно, правда? Я же не ты. Какое же имя тогда — моё?

— Тебя назвали в честь меня?

Тезка кивнул.

— Угу. Отец очень много рассказывал о тебе. Какой ты замечательный друг, и как ему без тебя плохо.

— А теперь — хорошо?

— Ну да, — тезка взглянул на него чуть встревожено. — Почему нет? Только... ну, это...

— Тебя забросили? — догадался Лэйми.

Тезка вздохнул.

— Нет, почему... Но был я, была Маула, были Лаика и Лэйит. А теперь ещё и ты. А отец один.

Лэйми вздохнул. Он успел уже забыть, каким сам был в таком возрасте, и не знал, что ответить.

— Охэйо — какой он? — спросил он.

— А? — тезка вздрогнул и вновь удивленно взглянул на него. — Ну... он всё знает.

— Вообще всё?

— Ну да, — тезка не заметил иронии. — Только не всё говорит, — вздохнул он. — А мне так интересно...

— Другие же знают, наверное.

Тезка помотал головой.

— Нет. Если отец не говорит — то... ну, мне стыдно у кого-то спрашивать. Надо же, чтобы я всё понимал сам. Я стараюсь, правда, очень.

— Но не всегда получается? — догадался Лэйми.

— Ну да. Я же маленький ещё.

— Я бы не сказал, — шестнадцать лет — это, конечно, всего шестнадцать лет, но заморышем первенца Охэйо Лэйми не назвал бы. Юнош очень стройный — но желания дать ему в ухо отнюдь не вызывающий.

— Ты же видел, что у меня получилось, — тезка вздохнул. — А у отца...

— Что?

— У него совсем другое. Это... слушай, а давай я тебе покажу! — тезка порывисто вскочил на ноги. — Хочешь?

— А отец знает, где ты? — Лэйми стало вдруг почему-то неуютно. Нет, приключения, всё такое, — это здорово, конечно, но...

— Наверное... — тезка едва не приплясывал от нетерпения. — Ну, ты хочешь?

— Ладно, — Лэйми тоже поднялся. Он сильно сомневался, что поступает правильно, — но не сидеть же ему тут ещё лет этак сто, в ожидании просветления?

Не по-мальчишески сильные ладони порывисто схватили его за руки. И мир вокруг исчез.

* * *

В этот раз мир сдвинулся рывком, так резко, что Лэйми не успел ничего осознать, — а ведь что-то там было! — но малолетний паразит слишком спешил.

В глаза ему взглянуло колоссальное синее солнце, — если, конечно, бывают солнца, обложенные многослойными прозрачными плитами. Между них поднимались застывшие деревья протуберанцев, — миллиарды нитей спутанного однотонного огня. Напротив сверкала серебром не менее огромная... наверное, планета, — между спиральными конусами колодцев, в глубине которых застыла черно-радужная жидкая тьма, поднимались невероятно высокие шпили.

Скользнув по ним взглядом, Лэйми понял, что они переходят в другие такие же "планеты". Между них сияли другие солнца, розовые, белые, голубые, зеленые, — и вся эта колоссальная сеть тянулась, буквально, в бесконечность. Что...

А-й-й! Лэйми попытался схватить ртом отсутствующий здесь воздух, — и с удивлением понял, что у него больше нет тела. Вернее, есть, но какое-то другое, — по крайней мере, теперь он видел всю сферу вокруг, чувствовал, что вокруг вакуум, и что в обычном своем теле он не прожил бы здесь и секунды. Тезка парил рядом, — невидимый для глаз, но легко различимый "верхним зрением". Здесь он вовсе не казался маленьким. Лэйми показалось даже, что он сам уменьшился и стоит на его ладони. Не самое приятное ощущение...

+ / Вот видишь — беззвучно сказал тезка. - Я так не могу. + /

+ / Что это? + / — так же беззвучно спросил Лэйми. Знать бы ещё, как он всё это говорит...

+ / Ядро. Центр управления. Тут ещё много всего. Я тебе покажу. Вот, смотри, это нить, — Лэйми увидел ещё одно пространство. Совершенная чернота и облако зыбких сиреневых пленок, окружающих шар темноты, ещё более глубокой. И всё это... выше... плотнее... чего? - Прыгай. + /

+ / Как? + /

+ / А, ты не можешь пока... Тогда держись. + /

Кристаллический призрак надвинулся, вбирая Лэйми в себя. Горячо... щекотно... и вокруг звенит миллион разных голосов. Словно он стал бесконечно тонкой пленкой между двух поющих что-то зеркал...

+ / Не бойся, — засмеялся тезка. — Я часто так сестренок катаю, — они малы пока сами прыгать. Смотри, это просто, — сначала ты кидаешь нить... + /

+ / Что? + /

+ / Ну, смотришь, куда ты хочешь прыгнуть. Увидеть, — это самое главное, остальное чепуха уже. Ну вот, цель ты видишь. Потом уравниваешь мэас... + /

+ / Что? Ты можешь говорить понятно? + /

+ / Ну, это уровень лхор-ин... скалярного поля, то есть, в себе и в тэрум... там, куда ты хочешь прыгнуть. Потом просто выгибаешь лхор-ин вокруг, пока тебя не выбросит. Легко же! + /

+ / Для кого как, — хмуро ответил Лэйми. — Я-то никаких этих мэас, лхор-ин и прочего не чувствую. + /

Тезка тихо засмеялся.

+ / Чувствуешь. Вот это самое, — снова странное ощущение, словно он собирается нырнуть из одной воды в другую, более плотную... на... ничего себе, какая тут нужна точность! Шестьдесят знаков после запятой! Ничего себе застенчивый, страдающий фигней ребенок... — Раз я сейчас чувствую, то чувствуешь и ты. Это же совсем нетрудно, когда ты уже зацепился. Вот зацепиться сложнее, тут надо кендриро... ну, как бы наверх прыгнуть, расшириться, тебе на это пока энц... сознания не хватит, у меня-то оно цепкое очень + /, — тезка трещал, как пулемет, явно дико довольный и собой, и его невежеством.

+ / И ты всегда попадаешь, куда надо? + / — спросил Лэйми. Разница в их способностях начала уже здорово злить. Пусть тезка здесь вырос, а он тут без году неделя, — но он же ведь старше этого юного чуда раз в сорок!..

Только вот тут это ровно ничего не значило.

+ / Нет, пока редко, — тезка смущенно засмеялся. — Но так ведь даже интереснее! + /

+ / А заблудиться? + /

+ / Не выйдет, — печально сказал тезка. — Энергию-то мне отец дает, — у меня же пока нет Источника. А другой конец канала, — у него. Если что, — он сам меня выдергивает. Потом достается, конечно, — он смущенно засмеялся. — Но я же учусь ещё. Вот когда у меня будет свой Источник... — он вздохнул. — Я тогда уже совсем взрослый буду, наверное, но иначе же нельзя, Источник — это штука такая... ой, прости, тебе, наверное, рано знать ещё. Зато прыгать я уже здорово умею. Вот, смотри! Я выгибаю лхор-ин... + /

Лэйми показалось, что он стремительно погружается под воду, — километров так на десять. Давление... давление, давление... не больно, конечно, — но очень, очень неприятно... и сейчас ведь Реальность вокруг не выдер...

Бах! Лэйми словно треснули по лбу. Чем другим, но аккуратностью его тезка не страдал, — из пушки собой стрелять и то, наверное, приятнее. В цель они, конечно, не попали, — пожалуй, и к лучшему. Та чернота в черноте Лэйми категорически не нравилась. Сейчас вокруг простиралась мутная багровая мгла, в ней везде тлели мутные расплывчатые звезды. Поблизости — всего, наверное, в какой-то сотне тысяч километров, — висело несколько разнокалиберных планет, покрытых странными серо-коричневыми разводами, — такие видны иногда на гладко срезанном и отполированном камне. Никакого солнца поблизости не наблюдалось, но и без него тут было довольно тепло...

Тепло? Нет, ну каким местом он чувствует, что тут в самом деле тепло, и вакуум не пронизан смертельными потоками реонов... знать бы ещё, что это там такое...

+ / Где мы? - спросил Лэйми. — Собирался ты явно не сюда. + /

+ / Ну да, — беспечно ответил тезка. — Это что-то ваймино, но ты не бойся, — он не обижается, когда я тут бываю. Если я ничего не трогаю, конечно. + /

+ / А если трогаешь? + /

Тезка вздохнул.

+ / Тогда разное бывает. Если отцу не нажалуется, — то ничего, жить ещё можно. А вот если... отец, знаешь, и ремнем тоже может. Оно тоже интересно, но... + /

+ / Интересно? + /

+ / Это Анхела мне подсказала, — бодро сказал тезка. — Когда тебя дерут, надо представить, что прекрасная де... — он осекся. — В общем, после того раза меня больше никто не дерет, — он вздохнул. — Заставляют перебирать крупу, а там сдохнуть от скуки можно же, как ни старайся! Или огород копать, а там червяки во-от такие! + /

+ / А Анхела — это кто? + /

+ / Это наш сосед, — вполуха отозвался тезка, явно осматриваясь. - То есть, живет в соседней... рядом, в общем. Отец меня туда не пускает, — говорит, что я мал ещё, а она меня плохому научит. А плохое — оно интересное же! Мне вот Хьютай рассказала, что потом, — ну, после поцелуев, — надо снять всё, и... + /

+ / И что дальше? — спросил Лэйми. — В смысле — дальше нам куда? + / — поправил он, вспомнив, как сам в этом возрасте сбивался с мысли при появлении вдали любого объекта, слегка напоминающего женщину.

+ / Дальше, наверное, сюда, — Лэйми снова "потащило под воду", но на сей раз не настолько глубоко. Пинок... то есть, прыжок оказался более удачным: они висели между мутным кровавым небом и океаном беловато-коричневых туч, которые, похоже, светились сами по себе. — Ура! + /

Хлоп! Лэйми вдруг обрел своё прежнее тело, — и тут же камнем полетел вниз. Воздух тут оказался прохладный, если не сказать больше, — и, к тому же, несколько разреженный: глаза сразу полезли на лоб от перепада давления. Тезке это явно не понравилось: всего один мгновенный рывок, — не прыжок, что-то более простое, — и они уже висят под тучами, в коричневой полутьме. Воздух тут, напротив, оказался жарким и густым, — Лэйми словно нырнул в ванну, в которой, однако, мог дышать. Тело у него оказалось явно не совсем обычным, — судя по ощущениям, давление вокруг возросло раз этак в тысячу, а у него только уши заложило. А вокруг них с тезкой парили...

Он не мог толком описать эти... штуки, он мог только сказать, что они, несомненно, живые, — какие-то округлые черновато-бурые кресты с тонкой бахромой, изогнутые, с коротким плечом, штуки с узкими сквозными отверстиями, маленькие гладкие кольца, темно-зеленые снаружи и белые внутри, большие буро-зеленые купола с многоэтажной мантией и свисающей бессчетной массой нитевидных щупалец...

Всех этих чудищ было очень много: они сплошь усеивали небосвод, невероятно огромные, — многие из них частью скрывались в тучах, лишь рядом с ними выдавая свои истинные размеры.

Непонятно было, как они вообще держатся в воздухе, — никто из них не казался легковесным пузырем, — но своим движением они управляли и плыли в разные стороны, явно по четко организованным маршрутам.

Вскоре он заметил, что вокруг этих больших штук кишат маленькие, — одни похожей формы, другие — нет, все разноцветные — зеленые и розовато-белые, буро-голубые, фиолетово-черные... Что-то вроде птичьего базара, — только бесконечное.

Внизу же простирался совершенно невероятный лес высотой, наверное, в несколько километров: рощи, как горные хребты, поднимались из темной воды уходящего в мутную дымку океана. И всё там просто кишело совершенно несуразных форм живностью. Лэйми не мог даже сказать, на что она вообще похожа, всё — совершенно асимметричное, а ведь таких животных не бывает!..

Краем глаза он заметил, что к ним с тезкой лениво летят огромные пятнисто-зеленые птицы. Они походили на тех крылатых тварей, что живут в море, — плоские и безголовые, с длинными тонкими хвостами: просто пара треугольных крыльев, между которых зияла узкая пасть. По бокам от неё блестели огромные глаза, а над ними торчали нелепые плавники или ухи, очевидно, игравшие роль рулей.

Лэйми, точно во сне, смотрел на одну тварь. Он уже видел пустые черные глаза, глядящие только вперед, трепещущие уши... крылья, светло-бурые снизу, волнообразно трепетали, твердые гребни на их кромках, острые, как бритвы, со свистом резали воздух. Между глаз торчал витой острый рог размером в руку.

Ай-я-я! Лэйми едва успел увернуться, и вслед за тезкой пулей помчался вниз. Вот только и там место отнюдь не пустовало, причем все твари были, в основном, серо-зеленого цвета и БОЛЬШИЕ. И непонятно как передвигались, — никаких рук-ног-лап у них не наблюдалось, часто торчал только один какой-то непонятный вырост, вроде ручки.

— Ахренеть! — на лету крикнул тезка. Лицо его выражало чистый, беспримесный восторг, которого сам Лэйми отнюдь не разделял. — Летим туда! — он указал на видневшийся под колоссальными кронами кусок суши, или, скорее, огромную кучу опавшей листвы. На ней тоже что-то росло и среди темной зелени резко выделялись колоссальные цветы, одиноко алевшие на круглых полянах, — без листьев и стеблей, они словно лежали на земле.

Подлетев поближе, Лэйми замер. То, что издали казалось пестиком цветка, вблизи обернулось живой серой колонной, изучающей их взглядом пары огромных синих глаз. С ним никак не вязался окружавший колонну пучок гибких рук, под которыми прятались огромные зубастые пасти. Всё это окружали поразительно красивые многоцветные живые паруса, похожие на крылья бабочки.

— Наверное, нам не сюда, — осторожно предположил Лэйми. Похоже, что зверюга питалась как раз подлетевшими поближе идиотами: над глазами, словно вилка, торчал веер длиннейших, любовно зазубренных шипов.

— Наверное, — легко согласился тезка и свернул в сторону. Но на облюбованной им для посадки полянке уже обосновалось какое-то животное размером с дачный домик, — сложной формы, с какими-то непонятными дырками. Из него росла дуга длиной метров в двадцать, — этой дугой оно хваталось за деревья и ехало на брюхе.

Лэйми заподозрил, что это же самой дугой зверюга хватает и всю еду, которая подойдет слишком близко. Проверять это на себе ему вовсе не хотелось. Он завис, — и тут же какая-то невероятная сила потащила его вверх. Лэйми изо всех сил рванулся... но освободиться не смог.

Ошалело осмотревшись, он обнаружил, что над ними зависло бело-зеленое кольцо. Теперь оно уже вовсе не казалось маленьким: метров пятьдесят в диаметре, при высоте трехэтажного дома. На внутренней стороне в два ряда шли полутораметровые дырки — без зубов, но всё равно жутковатые. Их тащило к ним с огромной и всё возрастающей силой: зверюга явно далеко ушла, и вместо примитивных щупалец собирала еду силовым полем.

— Я не могу вырваться! — заорал он тезке.

— Я тоже! — крикнул тот.

— А врезать этой твари ты можешь?

— Могу. Но оно же живое!

Лэйми на секунду онемел от этого вопля юной души, — и тут же увидел рядом с дыхалами или чем оно там, громадные синющие глаза, смотревшие на него с крайним любопытством. Где же он уже видел этот взгляд?..

— Найте, отпусти, гад! — заорал тезка.

+ / Я ничего вам не сделаю, я в вас только поиграю, — беззвучно сообщило кольцо с крайне неприятным хихиканьем. — А иначе я вас съем! + /

+ / Подавишься! + / — чудовищный рывок на миг затуманил сознание, — и в следующий миг Лэйми понял, что висит уже далеко, почти под тучами. Но зловредный ваймин сын уже висел рядом, — и тезка рванулся ещё раз...

Прыжок, прыжок, прыжок, — Лэйми быстро перестал соображать. Тучи, душное нутро джунглей, пляж, соленая глубина океана, — всё слилось в молниеносно мелькающий калейдоскоп. Вдруг они зависли в космосе, — в багровой пыльной мгле. Скопление планет маячило где-то в отдалении. Ничего себе детская, конечно...

+ / Чтоб я ещё раз сюда сунулся!.. + / — запалено выдохнул тезка, — и Лэйми снова "потащило под воду". Он хотел было спросить, куда это... но тут пространство колыхнулось, — и он заметил рядом зловредное кольцо. К счастью, тезка всё же успел, — и всё исчезло.

* * *

+ / Где это мы? + / — беззвучно спросил Лэйми. Они висели на высоте метров в пятьдесят над серой, словно засыпанной пеплом ложбиной. Со всех сторон поднимались округлые башни, — такие же серые у основания, они постепенно темнели кверху, где их соединяли глянцево-черные дуги, растущие из выпуклых вершин. Ещё выше висело серое пасмурное небо.

— Не знаю, — ответил вслух тезка. — Странное место, я никогда не видел такого...

Они беззвучно поднялись вверх. Отсюда лес башен казался зарослями каких-то странных грибов. Далеко справа в туманной дымке проступало что-то темноё, — но не горы, а что-то вроде куполов на плавно разбегавшихся опорах. Интересно, какая у них высота, подумал Лэйми. Метров пятьсот, самое меньшее...

Он попытался разглядеть их получше, но не смог, — казалось, что он упирается носом в пепельно-серое, пыльное стекло. Лэйми проморгался и помотал головой, — но ничего не изменилось. Серость не висела в воздухе, — казалось, сам мир вокруг них преломлялся, мешая смотреть.

— Какая-то фигня, — сказал тезка. Он висел сейчас метров на пять выше Лэйми. — Такое ощущение, что на нас смотрят. А откуда и кто — непонятно.

Лэйми опустил ресницы. В самом деле, — он ощущал какой-то смутный, на грани восприятия, зуд, словно бы висевший здесь в воздухе. Самого воздуха он не ощущал, — и с удивлением обнаружил, что само его тело стало тут серым и полупрозрачным. Он не до конца вернулся в свой человеческий вид, словно что-то удерживало его от этого...

+ / Не бойся, это я, — вновь беззвучно сказал тезка. — Тут чем ближе к обычному облику — тем неприятнее. + /

— А я всё же попробую, — упрямо сказал Лэйми. Лишь сейчас он понял, что застрял в "мантии" или как это называлось, тезки, — и одним движением выскользнул из неё. Мир сразу обрел цвета и плотность: резкое, целой грудой гирь тянущее вниз ощущение тяжести, сырой, густой, как суп, жаркий воздух, пропитанный невыносимой вонью, — но не гнили, а мускуса, желтовато-коричневый оттенок неба... странные, едва заметные движения словно бы текущей жидкой массы, из которой состояли арки, тысячи зияющих в ней пор, — из них поднимались тонкие струйки пара, и, в то же время, оттуда исходило тяжелое и неприятное ощущение ВЗГЛЯДА. Даже не так: он ощущал себя песчинкой, застрявшей между жерновами. Или даже не жерновами, а в...

Лэйми почувствовал, как у него горят уши. Но, ничего не поделаешь: именно ЭТО сравнение было точным. Заноза в тягучем, мощном потоке глубоких, вязких ощущений, привычное напряжение как сопротивление тяготению, привычная и неосознаваемая направленность тела вниз... Но душа же не привязана к земле так же, как тело, ей незачем быть весомой и значимой. Весь её вес — лишь затвердевшее в стереотипах прошлое...

Этот могучий поток ощущений поднимался вверх с самодостаточной устремленностью огня. В один миг чудесный ослепительный свет легко поглотил все эмоции, всю энергию воли, всю энергию души Лэйми, с силой поднял её вверх, выбрасывая сознание за пределы внутреннего притяжения "Я".

...Невыносимая легкость, щекочущее ощущение высоты, её притяжение и движение сквозь цветные этажи сферического сияния вверх, выше самого себя, выше знаний о себе...

...Невыносимое наслаждение, проникающее в голову вместе с ослепительным сиянием, вместе с невероятным неземным ароматом, создающим чувство абсолютной свежести, совершенного обновления...

...Абсолютное притяжение света внутри себя, абсолютное удовольствие, движение которого смещает внутреннее чувство твердости, значимости личности, скрытое в ощущениях веса и тяжести. Этой отягощенности обязательствами и внутренней авторитарностью "Я" Лэйми не осознавал, пока не сравнил это с переживаниями легкости, присущими детству, ещё бесформенному, свободному от затвердевших достоинств и косности...

...Кажется, что вес испаряется, растворяется в пространстве, растекается в настоящем, как темнота в утренних лучах. Тяжесть уходит вместе с напряжением и эмоциями. Энергия, яркая, цветная, интенсивная движется всё выше, увлекая тело вверх. Сияющий аромат вторгается, безжалостно проникает в сердцевину каждого затвердевшего телесного ощущения, застигает тело в подлинном, концентрируя настоящее время с абсолютной насыщенностью, уплотняя, сгущая его, делая время замедленным, самодостаточным в каждое мгновение потоком энергии...

...Время, страстное и волшебное, горячее, интенсивное, звенящее от напряжения — не является движением из прошлого в будущее, не является настоящим: насыщенное, наэлектризованное, плотное как морская вода, время с нежностью и силой обволакивает и выталкивает на поверхность, давая удивленной душе возможность вдохнуть невероятную свежесть вне земного притяжения...

...Чувство легкости, внутреннего света, поднимаясь, разжигает сияние невесомости до той абсолютной яркости, которая может быть доступна для обостренного восприятия...

...Пронзительное наслаждение стремится вверх, увлекая за собой каждую пылинку прошлых мыслей, ожиданий, требований. Такой миг может вместить больше откровения, чем многие годы жизни, само это переживание кажется более естественным, верным состоянием духа, чем всё, чему научился, и к чему привык с детства...

...Притяжение света внутри себя самого, именно так. Свет захватывает и выплескивает сознание выше "Я", в пространство, где внезапно видишь настоящую адскую природу эгоизма, осознавая свободу быть вне его власти, вне бесконечной болезненной самозащиты и заноз прошлого; где внезапно открывается понимание плоскости, бесперспективности стереотипов, принуждающих желать миражей, принуждающих играть несвойственные роли. Напряжение неосознаваемых масок облетает легко, как сухие листья, возвращая телу обнаженность и обаяние весны...

...Невесомость, как теплая река, увлекает и затягивает в состояние невероятной раскованности, освобождения от механистичных пут, отпуская от серьёзности, от ложных улыбок и готовности подчиняться, от готовности бороться за мнимые призы, быть лучшим и быть самым неудачливым...

...Раствориться без обязательств, без привычек, словно зависнув в первой фазе сердечного ритма, в начале возникающих мыслей и желаний, в начале ликующего сознания, и наслаждаться внутренней свободой, всецело наслаждаться теплым присутствием Вселенной...

...Раствориться, чтобы стать невидимкой без лица, без напряжения, когда энергия жизни движется вверх легко, не встречая сопротивления, выплескивая сознание за границы физического тела, растворяя его как аромат в воздухе, плотном, дающем новое переживание опоры...

Рай лопнул, словно мыльный пузырь: в него с беспощадной равномерностью вклинивалась алмазная пирамида, раскаленная до бесконечно яркой белизны. Он видел сейчас лишь её вершину, — основание уходило куда-то в клокочущий разодранный мрак, и он даже боялся представить, — есть ли там дно, или нет. Острие её целилось прямо в него.

Лэйми попытался уйти в сторону, — но пространство застыло, словно мутное стекло. Он намертво влип во что-то многогранное, бесконечно отраженное в себе и, в то же время — снаружи, и пирамида неотвратимо заполняла его собой, миллиметр за миллиметром выклинивая из мира.

Лэйми, наверное, тут же сошел бы с ума... но сознание тоже застыло, мысли замерли, словно вибрируя и без конца повторяя всё то же. А потом бесконечно яркое острие пирамиды вошло в самый центр его сути — и всё исчезло...

* * *

Лэйми пришел в себя на пляже. Он стоял, — но беззвучно хватал ртом воздух, словно рыба, до сих пор не понимая, на каком же он свете. Запомнить себя невидимкой без лица, без личности, без груза значимости и уверенности, без тяжести признаний и обид, — это переживание чистоты сознания, невесомости личности навсегда станет источником равновесия, камертоном, позволяющим настроиться на настоящее переживание самого себя...

Лэйми яростно помотал головой, выбрасывая из неё эту чушь. Без личности, как же!..

Тезка стоял шагах в пяти, такой же обалдевший, — а перед ним стоял Охэйо. Лицо у него было хмурое, зеленущие глаза горели. Их косой взгляд упал на Лэйми, — и он вновь увидел многоцветный, бесконечно яркий алмаз... Все прошлые переживания сразу показались ему мелкими.

— Ну, сын, — обманчиво мягким голосом сказал Аннит. — Я, разумеется, знал, что ты у меня парень способный. Но чтобы так... Иди-ка сюда.

— Зачем это? — подозрительно спросил тезка.

— Ума тебе явно не хватает. Придется вкладывать.

Тезка попытался было ускользнуть, — но Охэйо неуловимо быстро оказался рядом с ним. Ещё миг непонятного мелькания, — и юнош был перекинут через колено родителя. Крепкая ладонь Охэйо обрушилась на его зад со звуком пистолетного выстрела.

— Не попадайся, паразит!

Тезка заорал не своим голосом и яростно задрыгал ногами, — но вырваться всё же не смог.

— Не лезь, куда не знаешь!

Тезка заорал ещё громче, — но не от боли, а в знак протеста.

— Думай, хотя бы иногда!

— Ай-й-я! Я больше не буду! — невпопад заорал тезка.

— Будешь, куда ты денешься, — буркнул Охэйо, и от всей души огрел чадо ещё раз.

— Ай-й-я! Ну перестань, больно же!

— Мертвым не больно, — сообщил Охэйо, вновь примериваясь.

— Ай-й! Дай хоть штаны одеть!

— Радуйся жизни, паразит!

— Ай-й! Мне на нем ещё сидеть потом!

— Подумай о матери, заяц, раз уж лень думать о себе!

— У-уй!..

Всего через минуту экзекуция окончилась. Отпущенный тезка поднялся, осторожно растирая пострадавший зад. Рука у Охэйо была тяжелая.

— Что это было-то? — спросил тезка.

— Мроо, — взгляд Охэйо был по-прежнему хмурым. — И ты, разумеется, влез в самую гущу. Это вообще-то ещё надо суметь. Я думал, что ты не сможешь прыгать за Границу, — но надо же, черт побери, хотя бы смотреть, куда прыгаешь!

— Я... — тезка прикусил язык, но это его не спасло.

— Бежал от вайминого сына? Выбрав, естественно, самое обратное ему место? Что ж: в этом ты не ошибся. Только вот вытащить вас оттуда оказалось трудно даже мне. Ты ухитрился влипнуть очень основательно. А Лэйми там вообще уже почти не было. Да, умереть он не может, — но перестать существовать вполне. Сколько раз я говорил тебе не выходить за пределы наших миров?

— Но я же не мог! — отчаянно воскликнул тезка.

— Вот именно. Не мог, — взгляд сумрачных зеленых глаз обратился на Лэйми. — Но вместе с ним смог. Забавно, да?

— Я не нарочно, — так же хмуро сказал Лэйми.

— Кто знает, Лэйми, кто знает? Однажды ты уже был ТАМ, — и память об этом осталась в тебе навсегда. ОНИ всегда будут тянуть тебя к себе, — даже если ты не хочешь этого. Это ты ведь кинул туда нить, — не мой сын, нет.

— Но я же не... — попытался возразить Лэйми.

— Что? Не хотел? Но ты увидел цель, — и мой сын прыгнул к ней. И Йэллину ты тоже увидел. Знаешь, в чем дело? Наш синеглазый хозяин создал этот мир очень хитро, — в него не войдет никто, не владеющий каким-то особенным даром. Так вот, твой дар — видеть. Даже не так: соединять. Наводить мосты. Находить. А дар моего сына, — пробивать путь. Вот вы и попали туда, куда попасть просто не могли.

— А твой дар?

Охэйо вздохнул — и вдруг сел на песок, опираясь о него ладонью.

— Мой дар — математика. Дар Вайми — теургия, сотворение миров. Дар Анмая — видеть суть до самой глубины. Дар Хьютай — возвращаться. Каждый из нас обладает чем-то своим, — но только ты можешь этот дар усилить. Ой, не завидую я теперь тебе...

— Это почему? — поняв, что разговор явно будет долгим, Лэйми тоже сел. Подумав секунду, к ним присоединился и тезка. Осторожно.

— Потому, что каждый из нас любит свой дар, и мечтает, чтобы он стал сильнее. А это оказалось очень просто: надо только охмурить тебя, — и быть готовым к... непредвиденным последствиям.

— Так я же не против, — Лэйми лишь пожал плечами.

— Это пока, — пока тебя не начали переманивать, делить и рвать друг у друга из рук, — Охэйо улыбнулся. — Парни-то ещё ничего, — но ты же сам знаешь, на что способны девы!

— Да уж... — Лэйми с подозрением посмотрел на бредущую вдали Хьютай с компанией своих и чужих дочек. — И как же мне теперь быть?

— Полюбить свои мучения, — Охэйо широко улыбнулся. — Уж поверь, я-то своего не упущу, — хотя в математике ты и не разбираешься, но кто знает, что мне с тобой откроется?

— У меня подруга, между прочим, есть, — буркнул Лэйми.

— Нуу, физического слияния с тобой мне не потребуется... я надеюсь, — Охэйо улыбнулся. — Разве что за руки взять, — они у тебя, надеюсь, чистые?

— Вроде бы, — Лэйми с сомнением посмотрел на ладони. — А что, ты хочешь прямо сейчас?..

— Ну, я-то хочу, — вздохнул Охэйо. — Но вот хочешь ли ты?

— Пока что нет, пожалуй... У меня, знаешь, сейчас полный кавардак в голове... Я же помню, что Мроо — тьма. А тут это оказалось... приятно. Приятно умирать, становиться ничем. Брр!

— Вот так они и действуют обычно... Вам-то ещё повезло, — Мроо не имели над вами власти, кроме той, что вы сами по глупости им дали. А вот обычный человек...

— Ты же говорил, что Мроо больше нет, — напомнил Лэйми.

— Здесь — нет. Но бытие, знаешь, штука относительная. Всё существуют где-то и когда-то, — и вопрос только в том, чтобы войти туда. Ты смог.

— А Мроо могут войти сюда? — спросил тезка. Он сидел очень ровно, явно делая вид, что ничего такого не случилось.

— Нет. Сюда — нет. Здесь — личный мир Вайми, а его Воля и Представление исключительно сильны. Сверх того, прыгалка — вовсе не такая обычная вещь, как кое-кому из вас, похоже, кажется. Без Источника она бесполезна, — а удержать Источник может только Творец. Есть, конечно, и другие пути, — но они менее эффективны.

— А что это такое — Источник? — спросил Лэйми.

— Источник — это просто источник энергии для прыгалки и других подобных вещей, — ответил Охэйо. — И они жрут её чертовски много, так что обычные источники тут не годятся. У каждого Творца свой Источник, — кстати, они могут быть у всех разной природы, хотя это и не обязательно. Лучше всего тебе спросить об этом Анхелу, — она лучше умеет объяснять. В смысле, без головоломных формул, как я, и без феерических образов, как Вайми.

— Угу, и как я её спрошу, если даже не знаю, где она живет?

Охэйо вздохнул и поднялся.

— Ладно, так и быть, я тебя отведу.

— А я? — сразу же спросил тезка.

— Ну, что с тобой делать... Иди сюда. Лэйми, дай руку. Надеюсь, в этот раз нас не занесет к черту на рога. Так...

* * *

В этот раз они не провалились, а с невероятной быстротой взлетели вверх, — сквозь небо, сквозь слои Реальностей, куда-то на чердак Вселенной. Разница в опыте между отцом и сыном ощущалась очень хорошо: вся Бесконечность раскрылась перед Лэйми... вот только и сейчас разглядеть он ничего не успел, не хватило внимания... или сознания. А потом он полетел вниз, в воронку, и Бесконечность схлопнулась в точку, в ничто. То есть...

Лэйми не сразу смог понять, что по-прежнему видит и думает. Они, конечно, оказались не в точке, а где-то посреди усыпанной тусклыми звездами бездны. На фоне стылой пыли незнакомых созвездий угрюмо чернел огромный, словно бы вырезанный в небесах круг.

+ / Где это мы? + / — беззвучно спросил Лэйми.

+ / Возле станции Анхелы, — ответил Охэйо. — Подожди, сейчас она нас впустит. Ага... + /

Ещё один прыжок, — простой и короткий, не в другое пространство, а просто по вектору (Лэйми уже научился их различать) — и он увидел мертвенно-чёрное небо с бесчисленным множеством жёстких, немигающих звёзд, — скорее, планет, потому что они отчетливо отливали металлом. Их освещала небывало огромная, фиолетовая, туманная... луна? — вся в смутном узоре тёмных пятен. Ощущение громадного чужого мира вдруг захлестнуло Лэйми, и будь у него тут горло, он бы громко вскрикнул от страха.

+ / Успокойся, — беззвучно сказал Охэйо. — Не пугай девушку. Тебе тут совершенно ничего не грозит... ну, если ты будешь достаточно вежлив, конечно. + /

+ / Плохо видно + /, — пожаловался тезка.

+ / По мне — так вполне хорошо + /, — ответил Лэйми. Правду говоря, он всё ещё боялся того, что может тут увидеть.

+ / Так — хорошо, да. Но верхнее зрение тут не работает. Другая реальность. Совсем другая. Жесткая, что-ли. + /

+ / Отлично работает, — отозвался Охэйо. — Только использовать надо не портальные линки, а су-мунн. + /

+ / А что это? + / — спросил Лэйми. Тезка молчал — похоже, уже знал. Ну да, он-то тут не первый день живет...

+ / Мультисенсорное зрение. То есть, не только зрение, а... Тебе эта штука знакома ещё по встрече с Мроо, — телесное ощущение далеких предметов. Ну, тут это не так страшно, конечно. Вот... + /

Лэйми вновь ракетой взлетел вверх — точнее, он рос с невероятной скоростью, вбирая в себя всё окружающее, и ощущая его уже не только зрением. Вот ядро Станции, — крохотная звезда диаметром в полтораста тысяч километров. Очень холодная звезда — меньше одного кельвина, истекающая нездешним сине-фиолетовым светом и тающими в пустоте фонтанами смертельно холодного газа, со вспышками нейтрино внутри, где сквозь свечение проступали странные фрактальные структуры, с ещё более холодными, чем сама звезда, невообразимых размеров континентами, покрытыми фантастическим узором колоссальных построек...

+ / Что это? + / — спросил ошалевший Лэйми.

+ / Су-мунн, Ощущение, — ответил Охэйо. — Сейчас ты видишь всё через меня. Пользуйся случаем, — лететь нам ещё долго, внутри Станции прыгалка не действует. + /

+ / Анхела не велит? + / — спросил тезка.

+ / Угу. Она девушка строгая. + /

+ / А можно мне тут просто полетать?.. + /

+ / Нельзя. Я же тебя знаю, паразита — "я только глазками, только глазками!" — и, набегавшись и насмотревшись, засыпаешь у раскуроченного кухонного комбайна с разобранным будильником в руках. В переносном смысле. + /

Тезка вздохнул. Лэйми попытался вспомнить, что он увидел в миг прыжка. Например, вселенную, которая вся целиком стала ИскИном. Вселенную, в которой жизнь не может возникнуть в принципе. Вселенную, где живут боги-ребёнки, или слабоумные боги, и играют, хаотично и мозаично меняя физику, — гравитационная и инертная масса пляшут независимо друг от друга, свет ходит, как и куда хочет, с любой скоростью, постоянная тонкой структуры... Нет уж, пусть сами разбираются. И с постоянной Планка тоже. А у него от такого вот и крыша может поехать...

Он попытался разобраться, как работает этот самый су-мунн, но не смог: различить свои и чужие чувства у него получалось, но это и всё. Заглянуть внутрь Охэйо, естественно, не выходило. Так как делать больше было нечего, он делал, как попросил друг, то есть осматривался. Благо, посмотреть тут хватало на что.

Станция была огромна, — одно ядро размером с планету-гигант. А сфера внешних модулей, — эффекторов, державших внешнее поле, и стоявших "в доке" скаутов — раскинулась на три миллиарда километров. Снаружи эта сфера была идеально гладкой, черной и холодной, — не защитное поле, но граница собственной физики Станции. Ни один объект, не способный изменять физику, не мог пройти сквозь него, способный — тоже, будь он указан Анхелой, как враждебный. Или способный взорваться, влетев в собственную физику Станции. Впрочем, внутри неё ничто не могло взорваться без воли Анхелы, — хозяйки и создателя Станции. На ней не было лишь одного — экипажа. Сознание офицера Транквилити почти бесконечно превосходило его по интеллекту.

Тем не менее, в ядре Станции скрывался-таки обитаемый модуль, рассчитанный на две тысячи человек, — для её немногочисленной свиты, или на случай, если Анхела захочет перевезти ещё кого-то: в объемлющем пространстве Мультиверса её станция прыгала лучше любого корабля. К этому модулю, собственно, они и направлялись.

+ / Кстати, а где Ахана? — спросил Лэйми. — Почему ты не взял её с собой? + /

Тезка вздохнул.

+ / Ну, подруга у меня, — девушка скромная, сидит дома, учится рукоделию... в смысле, где-то отдельно шарашится, зараза — то ли с Хьютай, то ли с мамой, то ли уже и сама. + /

+ / Ничего себе... Кстати, а что тебе с ней Хьютай посоветовала? Ну, в смысле, что делать после поцелуев? + /

Тезка смутился. Видно это не было, — но всё же как-то ощущалось.

+ / Ну... всё-всё-всё снять, потом лечь с подругой строго параллельно, пятками к Полярной Звезде, нарисовать вокруг пупков пентаграммы, ловить пальцами ног энергию ци, считать розовых слоников и ждать Приятных Ощущений долго-долго. Но, знаешь, душа у нас требует чего-то совершенно другого, от медитации очень далекого... + /

+ / И чего же? + / — с крайним интересом спросил Лэйми.

+ / Ну... Например, нарисовать друг на друге что-нибудь, — не только пентаграммы, и не только вокруг пупка. Так, наверное, можно, да? + /

+ / Я вам порисую... художники, — сказал Охэйо. — Учиться кто будет? + /

+ / Ювана на Айэте рисует, — сообщил тезка. — И Лина на Вайми. И ваймин сын. Почему мне нельзя? + /

+ / Мал ещё, потому что. + /

Тезка опять замолчал и надулся. Ядро станции Анхелы наплывало, заслоняя полнеба. Су-мунн или нет, — но ощущение выходило страшноватое. Холод... казалось, что он падает в ледяной океан. На его фоне уже чернела точка модуля. Она выросла в пятнышко... потом Лэйми увидел зеркальную призму. Опираясь на венец ветвящихся, казалось, до бесконечности, металлических перьев, она парила на слое призрачной фиолетовой дымки. Глубоко под ней застыло странное, сине-фиолетовое, неподвижное море. Картина была нереальная и необъяснимо знакомая, словно во сне.

+ / Офигеть, + / — беззвучно сообщил тезка.

+ / Угу, + / — согласился Лэйми. Он уже видел... посадочную площадку, наверное, — тускло-зеркальный, в искрах отблесков, круг, обрамленный низкими постройками. За ними, по периметру цилиндра, торчал лес перистых то ли антенн, то ли вообще непонятно чего.

+ / Так, зайцы, — сказал Охэйо, быстро замедляясь. — Напоминаю, вы в гостях. Это значит, одеваться прилично, вести себя вежливо... и не задавать глупых вопросов. + /

+ / Глупых — это каких? + / — спросил тезка.

+ / Глупых. Вроде "обязателен ли фрак или бус на попе достаточно", — Охэйо коснулся посадочной площадки. Лэйми понял, что само жилое ядро тоже огромное — метров двести в диаметре и семьсот, самое малое, в высоту. Это если не считать "перьёв", которые раскинулись в зыбком газовом океане километров на пять. — Ага, нам сюда. + /

Низкие широкие ворота в одном из ангаров раздвинулись, и, едва они проскользнули внутрь, тут же закрылись. Вернув себе обычный вид, Лэйми с облегчением перевел дух: по крайней мере, тут был воздух и тепло.

Он осмотрелся. Громадное пустое помещение, светлые стены... непонятно откуда падает свет, да и очертания у стен какие-то странные, — словно их скроили из длинных изогнутых деталей. Кстати, из открытых ворот воздух не вышел, — не вышел, и всё тут, без всяких силовых полей и прочего. Одно это уже говорило о многом.

Охэйо вежливо покашлял. Лэйми оглянулся — и сначала не узнал друга: тот был в тяжелом одеянии из черной, расшитой серебром ткани, длиной до середины икр. Рукава косо срезаны у локтей, тяжелые, со сложным узором браслеты из серебра на запястьях и щиколотках, того же типа плотно прилегающий пояс, — смотрелось всё это внушительно. А вот на тезке была лишь короткая черная туника, и Охэйо печально покосился на него:

— С голыми ногами к даме... Фу.

Тезка вздрогнул, — и туника превратилась в черную футболку, к счастью, дополненную в этот раз джинсами.

— Лэйми, тебя это тоже касается, — напомнил Охэйо.

Лэйми посмотрел на себя. Да. Уж! Из одежды на нем сейчас нашлось лишь парео, а ноги не только голые и босые, но ещё и довольно-таки грязные: песок как налип на них утром (утром?.. Кажется, что целую вечность назад...) так и остался.

Он быстро посмотрел вправо, влево, — но никаких гардеробных шкафов тут, почему-то, не наблюдалось.

— Надо представить, Лэйми, — посоветовал Охэйо.

— Я уже пробовал. Как?

Охэйо вздохнул.

— Закрой глаза. Почувствуй своё тело. Почувствуй одежду на нем. Примерно так. Только не тяни.

Лэйми подчинился. Нет, своё тело он ощущал очень даже хорошо... как и злосчастное парео, и пол под ногами. А вот почувствовать что-то другое... нет, можно конечно, но... но... вот он почти наяву чувствует привычное...

Что-то словно щелкнуло. Лэйми ощутил себя вдруг пузырьком в огромном холодном океане. Зыбкое в зыбком, и мысль от реальности тут не отделяет почти ничего. Достаточно лишь добавить в дымку воображение, авэас, — и она станет плотной...

По коже пробежал странный, электрический зуд, воздух между её волосками словно бы вспух, стал жидким, потом вдруг затвердел.

Лэйми замер, боясь, что тепло и вес одежды на плечах ему просто мерещатся. Судорожно повел рукой... и удивленно замер, натолкнувшись на ткань. Открыл глаза.

— Ну, по крайней мере, это прилично, — сказал Охэйо.

Лэйми осторожно покосился на себя. На нем был черно-серый полосатый халат, — старый его банный халат, пропавший бог весть сколько лет назад. Ноги по-прежнему босые, — впрочем, судя по Охэйо и его сыну, это не выходило за рамки здешних приличий. Интересно, как это у него...

С внушительным рокотом массивные внутренние двери разошлись в стороны. За ними стояла довольно высокая девушка в металлическом платье из сотен тысяч, наверное, деталей, — от одного взгляда на него у Лэйми закружилась голова. Тысячи фактур, тысячи сплавов, тысячи оттенков, — в любом нормальном мире это обошлось бы... дорого. Очень дорого, — может, и не в цену авианосца, но близко.

Лэйми ошалело помотал головой и лишь теперь взглянул на саму девушку. Светловолосая, довольно узкое, приятное лицо, — но точно незнакомой расы.

— Здравствуйте, — вежливо сказала она. — Я Синди, советница госпожи Анхелы. Аннит, и?..

— Лэйми Охэйо, мой старший сын, — упомянутый юнош поступил как образцовый ребенок, то есть, устремил взор на пальцы босых ног и густо покраснел. — И Лэйми Анхиз, мой друг. Старый друг.

— Первый назван в честь второго? — спросила Синди. Голос у неё оказался совершенно обычный.

— Угу, — Охэйо вздохнул. — Назвал из-за тоски, а теперь сплошная путаница.

— Что ж, бывает. Госпожа ждет вас. Проходите.

Она плавно отступила в сторону — платьё зазвенело, как миллион колокольчиков, тезка даже помотал головой, — и они вошли в странную треугольную комнату со срезанными углами. Все её плоскости покрывал белый, похожий на мрамор материал, пронизанный сложными пепельными разводами, — они медленно, но вполне отчетливо двигались.

Лэйми подошел к зияющей треугольной шахте. Углы её занимали круглые колонны лифтов, на их контрольных панелях горели пронзительно-яркие алые огни, сливаясь в дрожащие цепочки. Террасы, уменьшаясь, сбегали вниз, до едва заметного светлого треугольника дна. Похоже, что шахта пронизывала весь жилой модуль насквозь.

— Сюда, — Синди провела их к одной из колонн. Гладкие монолитные плиты раздвинулись, едва она подошла к ним, открыв просторную, ярко освещенную шахту, облицованную полированной сталью; в ней парила белая платформа без перил. Осторожно ступив на неё, Лэйми заглянул за край, на сходившиеся в точку стены с двумя рядами убегающих в бездну огней. У него закружилась голова.

Платформа заскользила вниз, сначала медленно, потом всё быстрее, пока вихрь воздуха, вырывавшийся между её краями и стеной шахты, не стал жестким. Ровный свистящий звук вскоре дополнился сердитым гудением. Лэйми смотрел вверх, на стремительно убегающий круг потолка — тот стал уже совсем крошечным.

Вдруг его словно окунули в смолу, — торможение оказалось столь резким, что Лэйми чуть не сел на пол. Когда платформа замерла окончательно, он увидел пустой белый коридор, — шагов через сто тот упирался в тупик.

— Прошу, — Синди пошла впереди, указывая дорогу. Двигалась она изумительно, — казалось, что платьё совершенно ничего не весит, хотя на самом деле оно явно тянуло килограммов на тридцать, если не больше. Ничего себе у них тут моды...

В конце коридора был наглухо перекрытый проем. Едва Синди подошла к нему, покрытая белой эмалью плита толщиной дюймов в десять мягко поползла вверх, открывая низкий просторный зал. Войдя в него, Лэйми с удивлением осмотрелся. Зал оказался более чем странный, — без видимых дверей, многоугольный, причем не только стены, но и потолок, и пол тоже. Он состоял из множества низких уступов, покрытых чем-то очень белым и мягким. Свет падал непонятно откуда, казалось, из воздуха. Здесь было тепло и очень тихо, так что помещение показалось на удивление уютным. У стен стояли витые решетки с какими-то растениями и низкие столики с разнообразной снедью, — что-то совершенное незнакомое, но пахнущее вкусно.

В центре зала стояла ещё одна девушка, в платье из виссона, — неощутимо тонкого, прозрачного и сверкающего льна, самой дорогой ткани, какую только знал Лэйми. Оно, наверное, смотрелось бы не вполне прилично, не имей оно самого настоящего кринолина, — двенадцать юбок покроя "двойное солнце", двенадцати тонов, нижняя юбка до щиколоток, верхние короче и короче. Такое он видел лишь в древних, ещё времен Империи Хилайа, фильмах о средневековых королевах. Серебряная, тончайшей работы диадема с алмазами смотрелась с этим платьем совершенно естественно.

Ему вновь потребовалось усилие, чтобы отвести взгляд от одежды к лицу девушки. Коротко стриженные огненно-рыжие волосы, чуть широковатое лицо с бледным загаром и веснушками, — с ним странно не вязались светло-серые, почти прозрачные глаза. Серьёзное лицо, — спрашивать про фрак тут совсем не хотелось, в самом деле.

— Госпожа Анхела-Алисия, — представила Синди девушку. — Аннит Охэйо, Лэйми Охэйо, Лэйми Анхиз, — она быстро показала рукой на всех трех. Все упомянутые коротко поклонились, прижав ладони скрещенных рук к груди. Смешно, — Лэйми на миг показалось, что он опять играет в театре, — только вот смеяться не хотелось. Всё получалось даже слишком всерьёз.

— Будем считать, что мы знакомы, — с улыбкой сказала Анхела. — Располагайтесь.

Мебели тут не было, но Охэйо это ничуть не затруднило. Он вырастил прямо из пола что-то вроде гнезда, — полутораметровый шар на ножке, выстланный изнутри длинным мехом, — забрался в громадный круглый вырез и устроился там, уютно свернувшись. Тезка почесал в затылке, — и сел у его ног, на полу, как видимо подобало образцовому сыну. Лэйми тоже попытался вырастить себе что-нибудь такое, обнаружил, что океан чужой Реальности вокруг равнодушно-неподвижен, — и сел прямо у стены, рядом со столиком. На нем, на очень симпатичных фарфоровых тарелочках, помещались очень вкусные, как оказалось, рулеты из какой-то соленой розовой рыбы, и, наверное, крабов. Синди и Анхела остались стоять, — в таких странных платьях у них не было ни желания, ни возможности сесть.

— Итак, — начала Анхела, когда гости расположились с максимальным удобством. — Аннит, я рада, что твоё... э-э-э... семейство пополнилось, и, так сказать, воссоединилось.

Охэйо вздохнул. Лэйми неуютно заёрзал, — на самом деле, серьёзности в Анхеле оказалось ни на грош, и это определенно тревожило.

— Я не вхожу в семью Охэйо, — сказал он осторожно. — Я его, э, друг.

— Очень близкий друг, — по губам Анхелы скользнула быстрая, как молния, улыбка. — Настолько близкий, что Аннит назвал в твою честь старшего сына.

— Я не... — Лэйми почувствовал, как краснеют уши.

— Я не сомневаюсь, что ваша... э-э-э, близость была исключительно духовной, — сказала Синди, и Лэйми снова вздохнул: похоже, что на самом деле нравы тут не слишком отличались от уже знакомых ему.

— Духовной, духовной, — буркнул Охэйо. — Но как теперь быть? Их же уже двое. А это имена, не что-нибудь.

— Добавить номера? — предположила Синди.

Тезка заёрзал, — похоже, что идея не слишком ему нравилась.

— Я рада видеть вас обоих, — сказала Анхела. — И друга Аннита, и его старшего сына. Что же привело вас ко мне?

— Лэйми захотелось узнать о природе Реальности, — с улыбкой ответил Охэйо. — И моему сыну тоже. И нам нужно постоянно общаться, ты же знаешь...

— Ну что ж, — Анхела улыбнулась в ответ. — Первое, что вам следует знать, — число измерений бесконечно. Я не смогла установить предела, но почти все они, — "свернуты", и не имеют смысла, кроме как абстракция. Есть лишь семнадцать имеющих какую-то длину координатных осей, и Вселенной называется область Мультиверса, где их минимум две, причем, временная ось — неизотропна, и допускает движение лишь в одном направлении, а по другим идут колебания того, что в понятных вам сейчас терминах можно назвать "квантовым полем". Кроме этого поля, — не существует ничего. Лишь его колебания по осям. Одномерная Вселенная, — это линия, известная вам под именем космической струны...

Лэйми почесал в затылке.

— Одно квантовое поле — это как-то слишком просто.

Анхела хмыкнула.

— Ну, надо же это как-то назвать... Я так вижу мир. Колебания поля по многим осям — и всё. Хоть какой-то интерес представляют вселенные, где минимум четыре оси, и три из них — изотропны. Если их меньше, — структура поля остается абсолютно регулярной. Все известные мне вселенные, где смог развиться разум, имеют ненулевые размеры как минимум по шести осям. Три основных пространственных, — "низшая вселенная", временная ось, — обычно затраты энергии на смещение по ней в прошлое столь велики, что проще выйти из этой вселенной и зайти заново в другой точке, и две — иногда больше — гиперпространственных оси. Там, где меньше трех измерений, — следов жизни нет. Послать и вернуть туда зонд я могу, хотя это и сложно. Использовать — никак. Больше трех... таких вселенных мало. В тех, где я была, — разумной жизни нет, точнее, я ни разу её там не видела, и летать там... сложно. Я их для вычислительных комплексов использую, — для картографирования, точнее, для обработки информации, но не только, — если нужно что-то посчитать. Быстро.

— Гиперкосмос — это те два дополнительных измерения? — спросил Лэйми. — Но тогда там тоже три измерения должно быть, иначе им нельзя будет пользоваться. И выходит, что разумная жизнь и там возникает, где измерений больше трех, раз ты сказала, что минимум?

Анхела улыбнулась.

— Я не смогу объяснить тебе это без формул. Гиперкосмос — это минимум два измерения. Пользоваться им тогда уже можно, — корабль будет сохранять размеры и по обычным пространственным осям тоже. Да, смещение по дополнительным осям обычно требует энергии, но чем дальше от трехмерной области "низшей вселенной" — тем меньше. Вход и выход в "низшую вселенную", — тоже требует энергию.

— Почему чем дальше — тем меньше? — удивился Лэйми. — Вроде бы, должно быть наоборот.

Анхела вновь улыбнулась — и рядом с ней в воздухе повис трёхметровый шар. Больше всего он напоминал странную паутину — тонкие синие нити переливались белым и что-то делали. Лэйми ошалело помотал головой.

— Вот смотри: тут две основных оси и одна дополнительная. А "низшая вселенная" — это фигура на плоскости. Чем дальше мы от неё, — тем меньше нужно энергии, чтобы подняться, потому что меньше "притяжение", — к обычной гравитации это не имеет отношения, — этой плоскости. На отрыв от "плоскости" энергии идет больше всего. Обычно — вход и выход менее затратны в точке со слабым гравиполем, хотя я знаю одну вселенную, где вход и выход требуют сильного поля. При этом объект сохраняет свой трехмерный вектор движения, и автоматически выпадает назад, попадая в такое же сильное поле. И, если во вселенной нет гравитации, — то там илем или нечто другое...

Лэйми почесал в затылке.

— Ну, это-то понятно... Кстати, — а ЧТО там вместо гравитации?

Анхела вздохнула.

— Нет аналога в известной вам физике. Это уже уровень IV — тени ДРУГИХ Мультиверсов с другой математической основой. Их нельзя даже представить, не имея многомерного мышления.

— А опасности совсем в таком гиперкосмосе потеряться — тоже нет?

Анхела тихо засмеялась.

— Есть. Без маяков летать в гипере очень опасно, — можно выйти совершенно не туда. Или вообще — не выйти. Улететь в никуда.

Лэйми поёжился. Ему сразу вспомнились их с тезкой лихие прыжки, — там никакими маяками и не пахло.

— А с межпространственной прыгалкой разве заблудиться нельзя? — недоуменно спросил он.

Анхела хмуро взглянула на него.

— Можно. Очень просто. Я же заблудилась.

Лэйми удивленно распахнул глаза.

— Ты?

— Я. — Анхела помолчала. — Мне пришлось покинуть родной мир, — всё произошло случайно, без подготовки. И всё. Вернуться я уже не смогла. Несмотря на все усилия. Слишком много миров. Слишком много...

Лэйми непонимающе помотал головой.

— Но Охэйо и другие — они же не теряются.

— Я тоже. Теперь. Глобальная модель структуры Мультиверса у меня уже есть, примерная. Я — а до меня ещё и С-Ц — запустили кучу зондов-автоматов, которые держат со мной связь, — они могут служить и маяками. Запросить у зонда свои координаты — можно, очень просто. Кстати, в некоторых вселенных местные расы их нашли, и используют в своих целях, навигацию внутри вселенной они тоже облегчают...

— Выходит, что наши карты Мультиверса — на самом деле твои? — спросил тезка.

— В основном — да. В основном. Твой отец и Вайми тоже сделали много. Но для них это всё же не главное. А я — хочу составить полную карту ВСЕГО Мультиверса.

— Учитывая общее количество Вселенных, — затея ОЧЕНЬ смелая, — хмыкнул тезка. — И времени это займет... много, а уж ресурсов и вовсе уйдет несчитано... Хотя, если ты сможешь сделать навигационную систему для всего Мультиверса... то... о-о-о...

Анхела пожала плечами.

— Логически я эту идею не оценивала. Причины... другие, из разряда "Ещё раз? ДА НЕ БУДЕТ ТАКОГО БОЛЬШЕ НИ С КЕМ!"

— А энергия? — спросил Лэйми. — Откуда она? Л... сын Охэйо говорил мне про Источник, но без подробностей.

— А вот тут — всё очень просто. Множество вселенных Мультиверса почти абсолютно стабильны. Скорость смещения по временным осям — там почти нулевая. Жизни там — нет, по крайней мере, я о ней не знаю. Но ход времени там — можно ускорить. За счет этого возникают сильные колебания квантового поля, что и дает энергию. Обычно для этого я беру те вселенные, где есть минимум шесть "свернутых" координат, а не только время — тогда процесс "ускорения" вызывает то, что у вас называют Большим Взрывом, а я — могу формировать физику в этой области. Все мои энергоканалы завязаны на конкретные области, где идет "ускорение", запуск процесса с нуля — очень сложен.

— Интересно... — протянул тезка. — Выходит, чтобы я сам смог в другие мироздания прыгать, у меня должен быть портал в другую Вселенную, чтобы качать оттуда энергию, и ускорялка времени, чтобы было, что качать? И Большой Взрыв каждый раз при прыжке куда-то устраивать, — это как бы немного слишком...

Анхела покачала головой.

— Если поднять мощность канала во много раз, то можно устроить Большой Взрыв. Я, например, могу направленно создать мир в "пустом" пространстве Мультиверса. Ну — условно пустом, там свои заморочки. Я просто делаю гиперзаряд в варианте "сотворения" — есть ещё боевой вариант, он проще намного, — программирую, затем пусковой комплекс выбрасывает его в подходящую область Мультиверса. Сфера формирует базовые законы физики для новой вселенной, и инициирует подачу энергии из внешних источников, — так же, как главный энергоблок, если это необходимо, — не всегда нужна вселенная с положительной массой. Потом — идет более-менее нормальное развитие вселенной. Остатки сферы-заряда вне обычного пространства на ранних этапах контролируют процесс. Обычно скорость времени там, — резко увеличена, при этом то, что не было задано — установится "правильно". Мои вселенные-носители — формируются немного похожим путем, кстати. У меня есть и способ найти заданную вселенную, но он требует чудовищного количества энергии. Как он работает... чтобы понять это до конца — мало офицером С-Ц быть, надо ещё и Общую Теорию Всего знать очень-очень хорошо. Там считывается картинка из разума офицера, а затем на её поиски летит много-много зондов, только вот вселенных — почти бесконечное число.

— Это мне уже отец рассказывал, — тезка вздохнул. — А вот выбор между квантовыми ветвями на уровне II — не понимаю я его почти. Ясно, что как-то задействуется считанная с твоих психоматриц картинка, но создание условно-бесконечного количества условно-реальных зондов... не представляю я пока, как это работает. То есть, напрямую ты это ещё видеть не умеешь, или просто система так настроена, что надо именно зонды в каждую условно-бесконечную вселенную запускать? Это... долго, и как бы объясняет, что не так просто родной дом искать.

Прозвучало всё это не слишком-то вежливо, и Анхела нахмурилась. На мгновение.

— Это НЕ долго. Там условно-бесконечное количество зондов, вероятность существования которых ниже единицы, и у тебя — проблема понимания, как это работает. Да, мой носитель поддерживает запуск условно-бесконечного количества зондов в одно и то же время. Только... потом выясняется что запущен был ровно один — или не одного — зонда, который вернулся, а остальные... их не было, потому что игры с вероятностью. И при этом автоматический поиск без моих психоматриц — вообще невозможен. Уточнять картинку надо потому что.

— А там мощности их хватит? Или они могут при нужде весь носитель подключать для этого? — спросил тезка.

Анхела вздохнула.

— Вопрос "хватит ли мощности" в данном случае поставлен не вполне корректно.

— Мощность в этом плане безграничная?

— Вопрос поставлен некорректно, — повторила Анхела. — Там не нужна безграничная мощность. Приближенный аналог — также как нам не нужно считать ВСЕ члены бесконечного ряда, чтобы найти их сумму. А полностью — я не зря сказала, что у тебя сейчас с пониманием... проблемы.

— Весь процесс по сути подсознательный? — спросил Лэйми.

Анхела кивнула.

— Да. Описание есть, конечно, но там очень сложная математика и физика. Дом я вижу, но именно веер вероятных — из-за смещения по времени.

— И не можешь выделить нужное?

Анхела вздохнула.

— Не могу. А смещение во времени не вариант, хотя бы потому, что тут энергии потребуется слишком много. И нет, сканер НЕ просматривает Мультиверс мгновенно. Хотя может выглядеть именно так... но, например, получить полную карту Мультиверса — нельзя, в принципе, таким способом.

— А полную картину хотя бы одной вселенной уровня I? — спросил тезка.

— Можно, если развернуть систему. Обычно я вижу несколько ближайших миллионов световых лет, и всё. А чтобы получить что-то серьёзное в плане результатов, надо помещать систему в отдельную вселенную и сильно разгонять там время. Точнее, не разгонять, а поддерживать, потому что исходно оно уже очень сильно ускорено.

— Тогда выходит, — сказал тезка, — что гиперзаряд, которым ты Вселенные создаешь, действует по принципу резкого ускорения времени? И что у него и всех твоих энергоустановок один и тот же принцип действия? И что скорость хода времени зависит от стабильности квантового поля? Чем стабильнее — тем меньше? Интересно...

Анхела улыбнулась.

— Не совсем так... Да, зависит. Но канал создается один раз — при настройке зародыша, возможно — не одного, того, что потом будет энергоблоком. А потом все потребители качают энергию с существующего канала. Большой Взрыв — не сразу происходит, а если выкачать уже прилично энергии.

— А потом качать уже нельзя? И что получается в итоге Большого Взрыва? В смысле — какие Вселенные? Пригодны ли они для жизни?

— Потом — меньше. Когда кончается фаза инфляции — ещё меньше. Пригодны... теоретически. Ускорять ход времени быстрее локального я умею, но с этого — энергии не будет, скорее, будут её затраты. Да, ресурс выходит ограниченный, — до перенастройки на новую стабильную область. Но если не прыгать между вселенными — то он, можно сказать, неограниченный. Установка для создания энергоблока и гиперзаряд теоретически — одно и тоже, только гиперзаряд — одноразовый, и упор — на мощность взрыва и надежность, а не на выделение энергии куда-то. Да, создать такую штуку в первый раз — сложно. Очень. Но кстати — возможно, если точно знать, что и как, хотя это долго и опасно.

— А есть ли ограничения? — спросил Лэйми. От услышанного у него голова пошла кругом. По всему выходило, что сейчас он говорил с самым настоящим богом.

— Слишком большой уровень возмущений квантового поля может вызвать смену физики в заданном объеме. При этом точные цифры — зависят от конкретной вселенной. Если таких областей несколько и они рядом — физика будет изменяться в весьма широких пределах и почти беспорядочно. Именно так действует боевой гиперзаряд.

— А сколько надо энергии, чтобы запустить процесс в первый раз? — спросил тезка.

— Не очень много. Относительно той, что нужна для создания самого носителя, конечно.

Лэйми почесал в затылке.

— Гм. Уж больно опасная технология... если утечет — то может быть нехорошо. И не только нам...

Анхела хмыкнула.

— Защита... полную теорию знаю только я, и другие офицеры Станции. Которые сейчас, кстати, неизвестно где. Ещё — знает твой отец. Может быть, частично знает Вайми. И все мы хорошо знаем, почему её НЕ следует передавать. Да — процесс может быть начат где угодно... но не случайно. И — можно сделать блок на заданный сектор Мультиверса, не только вселенную, так, что для запуска энергоблока потребуется уже действующий канал, потому что иначе — энергии не хватит. Блокировщик просто поднимает уровень энергии, нужный для эффективного воздействия, как с Йалис — нельзя сделать Эвергет в обычной обстановке, не имея его уже. Но, проблема в том, что если энергоканалы заблокировать, — то мы заблокируем и переходы изнутри этого сектора, потому что по сути — это одно и то же.

— А есть ли хоть какой-то способ пробить блок? — с крайним интересом спросил тезка.

Анхела улыбнулась.

— Есть. Сместиться во времени туда, где блока ЕЩЁ нет или УЖЕ нет. Но нарушение причинности — само по себе совершенно дикий расход энергии, сравнимый с созданием вселенной ненаправленным прыжком, и если эту вселенную посещают другие, — и общаются со мной, и внутри, и снаружи, — нужно соблюдать последовательность, а это... сложно.

— А изнутри блок можно поставить? — спросил тезка.

Анхела почесала нос.

— Гм. Зачем?.. Впрочем, ладно. На самом деле энергоканал — понятие относительное, входной и выходной портал, — тут одно и то же, просто смещение области пространства по старшим измерениям... Можно сделать это смещение невозможным, но только извне. Кстати, в большинстве вселенных физику вообще нельзя менять, — разве что снаружи другую закачивать, при наличии портала и карты Мультиверса. Да, тут набор ограничен может быть, — но для основных нужд разнообразия не надо. Но установка для игры с координатными осями, — без чего портал из вселенной не открыть, — сама по себе Эвергет очень высокого уровня. И, если физика вселенной допускает модификацию изнутри, как у Йэннимура, — то Эвергет проще, чем каналы тянуть. Чтобы именно портал открыть, — надо уже Йалис хорошо знать, и представления об устройстве Мультиверса иметь, хоть какие-то. Но тут должно быть какое-то важное отличие в физике, в которое не ложится модель, и которое не очевидно сразу.

Лэйми ошалело помотал головой. Он чувствовал, что прямо вот сейчас разговор уйдет в какие-то уже вовсе непонятные ему дебри.

— Проблема, как я понимаю, в том, чтобы пробить канал до "дойной" Вселенной, поджечь там реакцию, — а энергию качать уже нетрудно? — спросил он.

Анхела кивнула.

— Да, примерно так. Если суметь запрыгнуть туда.

— А как происходит сам прыжок?

— Если в Мультиверсе есть две области, где уровни напряженности квантового поля равны, и в них почти полностью одинаковая физика, и при этом вокруг меньшей области — ещё одна область, где напряженность поля значительно выше и изотропна, — то меньшая область будет переброшена внутрь большей. Энергия — за счет той самой зоны, где значительно больше напряженность, и если её не хватит, — будет плохо.

— То есть, "выдавливание" в область со схожей физикой? — спросил Лэйми, вспомнив свои ощущения. — И надо "свою" физику заранее настраивать под физику нужной Вселенной? И если энергии для прыжка не хватит, — прыжка и не будет? Почему тогда плохо? Или может-таки напряженностью внешнего поля раздавить?

— Да, выдавливание внешним полем. Настраивать надо заранее. Как это сочетается с прыжком "по картинке", — совершенно отдельный вопрос. Если энергии не хватит, — прыжок будет начат. И прерван... с недолетом. Как минимум — придется заново определять координаты. При том, что я не знаю физики того места, куда попала, а вокруг — мешанина из физик, которые ещё и взаимодействуют. Меньшая область-то от точки назначения, а внешней сферы — уже вообще нет...

— А БЕЗ канала можно межвселенскую прыгалку сделать? — снова вклинился тезка.

— Если вселенная старта позволяет получить необходимую энергию, а локальная физика, — допускает прыжок изнутри — то да. Первое бывает намного реже, чем второе, но второе без первого — бесполезно. Но, кроме собственно прыгалки, то есть, системы деформации метрики, придется разрабатывать всю систему управления. Теоретически это, видимо, возможно, но нужна вычислительная мощность, равная нескольким триллионам обычных сознаний. Вопрос, собственно, даже не в ней, а в распараллеливании вычислений, и в системе навигации, которая сама по себе очень сложна. К тому же, даже я обычно перебрасываю лишь корабль или другой объект, на котором мои проекции, а носитель и энергоблок остаются на месте. Потому что энергопотребление на прыжок зависит от объема. Если мы перемещаем трехмерную сферу внутри типичной вселенной с шестью измерениями — то в кубе. Для прыжков по Мультиверсу — больше, зависит от разницы уровня полей, но нелинейно. Иногда — в шестой степени. Иногда — в семнадцатой, а это слишком даже для меня. Кроме того, обычно тут нужен контроль разума офицера С-Ц — то есть, архилекта высшего порядка.

Лэйми недовольно помотал головой. Он опять чувствовал, что обсуждение стремительно уходит от того, что он успел тут усвоить.

— Нельзя ли вернуться к самому началу? Если есть лишь квантовое поле — что такое материя?

Анхела вздохнула, погасив шар-пособие.

— Для меня материи — не существует совсем. Лишь колебания плотности полей, направленные по одной или нескольким координатным осям. В твоей родной вселенной, и в большинстве близких к ней те поля, что составляют большую часть материи, колеблются в четырех измерениях, три из которых изотропны. Четвертое — это время.

— А законы физики и их изменчивость?

— Направляющие базисы разных измерений обладают разной сопротивляемостью к движению по ним. Их совокупность и дает то, что принято называть законами физики.

Лэйми вздохнул и почесал в затылке.

— На первый взгляд — как-то очень просто всё объясняется... Значит, если поля колеблются в большем числе измерений, — то и физика с материей устроены сложнее? А что будет, если они колеблются по всем семнадцати осям?

Анхела улыбнулась.

— В теории — возможна семнадцатимерная вселенная, с семнадцатью основными координатами "низшей вселенной". На практике — нет таких.

— А сам Мультиверс? В котором разные Вселенные возникают и гибнут, но который сам остается более-менее неизменным?

— Он как раз имеет семнадцать измерений.

— А почему семнадцать?

Анхела вновь улыбнулась.

— С тем же успехом можно спросить — почему не сорок два?

Лэйми вздохнул.

— А ты сможешь создать Вселенную с восемнадцатью координатными осями?

Анхела хмыкнула.

— Смогу... если придумаю, чем семнадцати мало. На самом деле квантовое поле — это образ. Объяснять, что это именно колебания координатных осей метрики — долго и сложно. Тогда придется описать, что такое метрика подробно. С полем — проще. Я могу сказать, например, что, допустим, гравиволна в моей родной вселенной, — распространяется со скоростью тьмы. Потому что я помню старую поговорку, что скорость тьмы — больше скорости света, и четко знаю, что это к физике не имеет ни малейшего отношения. Но самый правильный и короткий для меня перевод — именно такой. Или — формулы.

Лэйми почесал в затылке.

— Ну, тогда лучше уж квантовое поле. В формулах я пока не слишком разбираюсь... Кстати — сколькими координатными осями ты можешь манипулировать? Всеми семнадцатью? Или всё же меньше?

Анхела улыбнулась вновь.

— Со всеми, которыми необходимо. Если потребуется внезапно вместо семнадцати — сто семнадцать, какое-то время у меня будут сложности... но это и всё.

Лэйми недовольно помотал головой.

— Выходит, обвесу это без разницы, проблема только в управлении? И на практике так всё же не делали?

— Обвесу это минимальные проблемы. Там нет особых сложностей с доработкой хоть по 1117. При желании — можно настроить его на, допустим, тридцать шесть измерений, и полетать так, для тренировки. Или даже на большее число.

— Без верхнего предела?

— Не известно.

— А на сколько в реале пробовали?

— Семнадцати. Проблема тут в "зрении". Именно поэтому — доступных мне измерений пока семнадцать.

— То есть, остальные измерения так малы и свернуты так плотно, что даже тебе их не видно?

— Я не знаю, как по ним смещаться на данный момент, — проблема наведения именно.

— Кстати — а по скольким измерениям надо смещаться, чтобы попасть на уровни I, II, III и IV? — спросил тезка. — Как я понимаю — чем выше, тем больше? Тогда или выше уровня IV ничего нет, смещаться некуда, или, напротив, там всего слишком много — никак не выбрать цель. Или — просто разрешение у обвеса маленькое для такого...

— Большая часть уровней I — не больше шести.

— А что это за уровни? — спросил Лэйми.

— То, что мы называем вселенными первого уровня, — ответила Анхела, — это просто далекие области пространства в рамках тех же самых базисных шести измерений. Третий уровень Мультиверса — смещение как минимум по семи, для случая твой родной вселенной, другим координатам. Чем дальше смещение — тем больше отклонения. Четвертый уровень, — ну, вот туда как раз попасть сложно...

— А второй?

— Квантовые вселенные, с одинаковой физикой, но различной и ветвящейся историей, — смещение по остальным пяти координатным осям. Только эти оси постоянно "плывут", — чтобы какая-то вселенная не потерялась, надо связь с ней поддерживать постоянно. Собственно, именно поэтому вы все живете вместе, — ну, какими-то частями, — а у меня регулярно бываете в гостях.

Лэйми почесал в затылке. Странно — но он, вроде бы, понемногу осваивался.

— Интересно было бы посмотреть на штуку, которая координатными осями манипулирует... По идее — это что-то совсем внешнее по отношению к метрике должно быть. Если оно само в метрике находится, — то она меняется же...

Анхела вздохнула.

— На самом деле всё довольно просто: сингулярная химия. И биохимия, если можно так сказать.

— Что? — спросил Лэйми.

— Сингулярность, — скучным тоном сказал Охэйо, — есть особая точка, в которой понятие о физических законах и причинности теряет смысл. Она, — в теории, по крайней мере, — имеет бесконечную плотность, бесконечную температуру, бесконечное тяготение и прочее. В общем, сингулярность делит Текущую Реальность на ноль, и, если она возможна, с её помощью можно сделать, в принципе, всё. В частности, сингулярность имеет бесконечно малый размер, и с её помощью можно различить бесконечно малые объекты.

Лэйми вздохнул.

— К сожалению, о сингулярностях я пока мало что знаю. Но я не представляю, как эти странные объекты могут взаимодействовать и возможно, что под сингулярностями вы имели в виду что-то иное. Или, исходя из ваших возможностей, вообще нечто, совершенно внешнее по отношению к Текущей Реальности. Можно сказать, что даже перпендикулярное.

— Так и есть, — улыбнулся Охэйо. — Разумеется, существуют не только гравитационные сингулярности.

— Бесконечно большая плотность — бесконечно большая масса, это очевидно, — возразил Лэйми. — На самом деле так, разумеется, не может быть.

— На ру`т`тэ, математическом, скажем так, уровне Реальности — очень даже может, — ответил Охэйо. — На самом деле всё тут зависит уже от точки зрения. Если представить пространство-время как "плоскость", — "свернуть" измерения, — то пересекающая плоскость линия, являющаяся, в свою очередь, другой "свёрнутой" вселенной, будет обладать бесконечными параметрами с точки зрения наблюдателя с "плоскости". Это, конечно, при условии, что обе вселенные не сожмутся в тот же миг в точку их пересечения. Поэтому, физика в носителе совершенно иная, и сингулярности там, с точки зрения топологии — не черные дыры, а точки пересечения с различными измерениями, с принципиально различной физикой. А сам носитель, — даже не одна отдельная вселенная, а много разных, связанных планк-порталами. Собственно, так я одновременно в параллельных измерениях существую... На самом деле, мы даже не изменяем физику, а просто берем готовую из разных мест и смешиваем по вкусу. Секрет — в портальной технологии и возможности наводить порталы именно туда, куда нужно. То есть, в "верхнем зрении" и точной настройке локальных координатных осей, в умении делать дырки в пространстве. Кроме таких сингулярностей в носителе обширнейший набор различных топологических дефектов, парадоксальных с точки зрения обычной физики, но сингулярностями, в общем их понимании, таки не являющихся, типа магнитных монополей, которые могут локально менять физику, — вызывать распад протонов и прочее. Впрочем, само пространство вселенной-носителя представляет собой трехмерный топологический дефект, типа текстуры.

— То есть, уже и не пространство вовсе, — сказал Лэйми.

— Почему? Пространство в носителе, разумеется, физическое, но взаимодействий в нем может быть много, — по числу координатных осей, количество которых, в принципе, бесконечно. И в нем ещё есть эти сингулярности. Поодиночке они вполне бесполезны, — но разных их типов существует множество, и совместно они могут собираться в сложные структуры... да, в весьма сложные. Собственно, носитель представляет собой облако из квинтиллионов сингулярностей, метрика и физика в котором подвижны, как вода.

Лэйми почесал в затылке.

— Угу — а как управлять таким облаком?

— Ну, это-то как раз просто: расслоение спин-реперов на т-мерном многообразии с естественным гомоморфизмом эквивалентно абсолютной параллелизуемости многообразия... — он замолчал, должно быть, заметив странное выражение на лице Лэйми. — Это квантовые функции, друг мой, — хотя на самом-то деле это не имеет никакого отношения ни к квантам, ни к функциям, это просто ковариантные производные по направлениям ортонормированных векторных полей... ой, дай-ка я лучше нарисую тебе простейший линейный дифференциальный оператор в четырехмерном лоренцевом многообразии...

— Ты издеваешься, что ли? — угрюмо спросил Лэйми. Ему вдруг показалось, что Охэйо заговорил на каком-то совершенно незнакомом языке.

— Нет, — серьёзно ответил Охэйо. — Это сигнатурная алгебра спинорных структур. Вещь, вообще-то, совершенно ясная — ну, если её выучить, конечно.

— И Анхела состоит из этих... сингулярностей?

— Не только, но в основе — да. И я состою. И даже ты.

— Я? — Лэйми с сомнением посмотрел на свою руку, потом закрыл глаза. В самом деле — сейчас он казался себе зыбким мыслящим облаком в застывшем море. Но это всё воображение, не так ли?

— Нет, — вдруг ответил Охэйо и Лэйми вздрогнул: неужели он подумал вслух? — Ты можешь принять любой облик, какой только захочешь. Разумеется, это требует практики, и тщательности, чтобы не превратиться вдруг в нечто совсем уж бесформенное. На самом деле это даже не имеет отношения к сингулярностям.

— А что тогда имеет?

— Метрическая инженерия, Йалис, всё такое... Ещё санумэ, Взгляд — способность напрямую видеть структуру метрики, ну и физику, конечно, которая на ней основана. Очень полезно. Анмай хорошо в этом разбирается.

— Там же семнадцать измерений, — сказал Лэйми. — А у меня даже от этой четырехмерной картинки почти крыша поехала.

— Проблемы с восприятием многомерной картинки... да, есть, — сказала Анхела, — но это — часть подготовки офицера, оно и в других делах нужно. Хотя офицеры С-Ц осваивают это постепенно, — или не становятся офицерами. На всякие навигационные дисплеи картинка не выводится.

— Кстати, для меня это тоже было проблемой, — признался тезка. — Хотя мне хватало иметь просто ввод известных координат, а не возможность "видеть" Мультиверс. Теперь у меня такая возможность есть. Только до неё ещё дорасти надо. То есть, отрастить себе нужные смотрелки.

— А откуда всё это взялось? — спросил Лэйми. — В смысле, вся эта сингулярная химия? Ладно, одну сингулярность ещё можно получить, ну — десяток, но квинтиллионы? Да ещё и собрав их в нечто посложнее обычного живого организма?

Анхела пожала плечами.

— А вот этого никто, к сожалению, не знает. Разве что только Командор, основатель С-Ц и Независимой Станции Транквилити. Но с ним я не встречалась, да и с другими офицерами тоже. Так получилось.

Лэйми вздохнул. Он уже чувствовал, что во всем этом придется долго разбираться.

— А что такое вселенные-носители? — спросил он.

— Офицер С-Ц, — ответила Анхела, — это искусственно созданная маленькая автономная Вселенная, обитающая в многомерности и способная влиять на обычные Вселенные наложением части себя, — Йалис, и так далее. Сингулярный "компьютер" полностью её контролирует, даже законы физики — меняются. Но — в ней нет своего источника энергии, только вакуумные батареи — правда, чудовищной емкости, — а рабочие и резервные портальные энергоблоки находятся здесь, на Станции. Без неё носитель жить может примерно лет сорок. Законы физики в нем — исключают разумную жизнь обычного типа полностью. Минимальный размер — около световых суток, теоретический верхний предел — до миллиона световых лет. Но при таком росте размеров уже сама архитектура системы потребует серьезных правок. Перемещается носитель только в Мультиверсе, да и не сильно ему нужно перемещаться... Связь с внешним миром — лишь через порталы, их количество, кстати, обычно ограничено. Нет, в предельном варианте, миллион световых лет который, можно до миллиарда порталов сразу держать, к отдельным Станциям, но почти вся вычислительная мощность — уйдет на это. У моего носителя стационарный портал сейчас всего один — на Станцию, остальные — когда надо. Йалис у носителя — рассеянный по площади и не завершенный портал. Изменение физики — изменение метрики, а изменение метрики путем "вклинивания" управляемой метрики носителя — метод, достаточно простой и эффективный, — для офицера С-Ц, разумеется. На создание новой Вселенной его мощности, правда, не хватит, но сделать тут поблизости десяток квазаров вместо галактик я смогу за минуту, — потом галактики рядом кончатся...

— А какая тут емкость накопителей? — спросил Лэйми.

— Если считать на материю — то семь стандартных солнечных масс. Для Йалис-генераторов она даже избыточна, чтобы запустить процесс распада вещества её нужно куда меньше. Главный потребитель энергии — межвселенская прыгалка Станции. Энергии на неё — да, надо много, но ещё больше времени на прыжок — там фактически формируется сфера из одноразовых генераторов отрыва. ТАКИЕ вакуумные батарейки нужны как раз для запитывания генераторов. Создается носитель, как и любая другая дочерняя вселенная, довольно просто — гиперзарядом. Эффекторные блоки, которые "надувают" его в объемлющем пространстве, относительно очень просты, но заряд необходим специальный, с особой программой. И — для этого надо уже готовую Станцию иметь, с портальным энергоблоком. Законы физики носителя не допускают работу портального энергоблока внутри.

— А гиперзарядом его можно уничтожить? — спросил Лэйми.

— Попасть в него — теоретически можно. Но будут большие сложности с наведением — координаты же надо знать, а определить их тут... непросто. Плюс — волны заряда там не успеют начать резонанс — им, чтобы разойтись, надо хотя бы десять миллионов световых лет. Нет, шанс, конечно, есть, но если атака предусмотрена, — есть высокая вероятность, что волны будут погашены встроенной защитой, в обычной вселенной такое не поставишь... В карманной вселенной, если она не слишком разрослась, будет квантовое вырождение минимум, системы гашения, как на носителе — там не поставишь, с жизнью они — не совместимы.

— А карманная вселенная зачем нужна? — спросил Лэйми.

Анхела усмехнулась.

— Для прогулок, для хранения разных мелочей... Обычно там место отдыха и место, где можно творчеством заниматься, отрабатывать терраформинг, например, ну и место, где верфь Станции находится, резервные портальные энергоблоки и прочее... Размер — если там звезда с планетами не болтается — обычно около световых суток. Увеличить размер можно, и это не вызовет проблем, но придется внутреннюю сеть контроля расширять. Карманная вселенная — НЕ часть носителя, но автоматики наблюдения там висит много. Законы физики обычно — удобные для жизни. Вот со сверхсветом — вообще лучше не пробовать, выход — только по команде открывается. Скорость хода времени — управляется, но обычно соответствует внешнему миру. Можно всякие безобразия в ней пережить, если всё вокруг придется гиперзарядами забросать, например. Можно время ускорять там, но это просто увеличение возможностей по производству, пусть и очень значительное. Что при этом с черными дырами происходит — интересный вопрос, можно голые сингулярности получить...

— А можно ли путешествовать между Вселенными в собственной мини-вселенной?

— Зависит от того, как её делали... Если надо — то можно просто переключить выход на другой мир, открывать и закрывать точки сопряжения с другими вселенными, но с такой же физикой. С другой — лучше не пробовать обычно.

— А размер?

— Побольше планетной системы, потому что банально надо МНОГО массы — там источники энергии на основе черных дыр и прочее. А размер нужен для сброса тепла.

— Тогда сколько там черных дыр и вообще массы?

— Для варианта со сферой в световой год — примерно двадцать масс Солнца, черные дыры — есть, искусственные, конечно. Со сбросом тепла проблема в том, что система — практически замкнутая. Через порталы сбрасывать тепло... а куда? Ещё и собирать его, — а что с законами термодинамики делать? Тоже менять? Обычный портал между Вселенными для этого не подходит. Куда проще поставить условием, что такая Вселенная расширяется автоматически, если наступает перегрев, и энергию можно сбросить излучением в её же пределах.

— То есть, размер зависит от срока эксплуатации? Этак можно и до пары миллиардов световых лет дотянуть.

Анхела кивнула.

— Можно. И — скорость хода времени тоже переменная там.

— Вопрос — в каких пределах...

— Скорость — регулируется. Но войти в один портал этой Вселенной раньше, чем выйти из другого — нельзя. Можно выйти в то же время — даже если портал за много световых лет. Но энергия на переход зависит от разности скоростей хода времени и скорости движения порталов по отношению к скорости света. Чем больше разница скоростей — тем больше энергия. Попробовать "проломиться" на субсвете можно, но на высоких разностях будет авария на самом портале, и энергию с того, кто ломится, сдерет сам портал. Угу — и может вообще аннигилировать. Скорость хода времени внутри самой этой вселенной — постоянна везде. Получить замедление времени — только разгоном до субсвета. Фактически да, — это дает мгновенный транспорт. Но не временные кольца.

— А что такое тогда Станция? — спросил Лэйми.

— В ядре — исходные производственные мощности и основная портальная энергоустановка, общая для всех трех объектов, — ответила Анхела. — Принцип действия — пробой между вселенными с разной скоростью хода времени. В самой вселенной-носителе условия — очень специфические и для жизни непригодные. Там физика жестко под контролем и меняется с необычайной простотой. И она не трехмерная ни в коем разе. Вспомогательные накопители и строительные модули — в сфере радиусом семьдесят-двести миллионов километров. Три портальных комплекса — на Вселенную-носитель, на личную карманную и резервный — на расстоянии трехсот миллионов километров, в вершинах треугольника.

— А резервный портальный комплекс для чего используется?

— Обычно — для заброски скаутов в пределах исследуемой вселенной, у него дальность неограниченна.

— Значит, исследования именно в этом и состоят — целевая вселенная "простреливается" зондами? А если что-то находится — туда уже ты сама идешь? — спросил Лэйми.

— Да. Если находится интересное — либо более совершенные зонды, либо — "омега", проекция... Станцию лучше не двигать без нужды. Можно и близкие вселенные так же исследовать с текущей позиции, пока прыжок готовим... Складские модули, сканеры и прочее — сфера в полмиллиарда-миллиард километров от ядра. Йалис-генераторы — разбросаны по всей внешней сфере. Масса самого ядра, — одна десятая солнечной, там плотность намного выше обычной...

— А из чего это всё? — спросил Лэйми. — Офицер С-Ц — вроде как живая аномалия многомерности? Или это только к носителю относится, — а обвес его материален?

— Обвес обычно материален — ну, кроме того, что оная аномалия контролирует его.

— А зачем у Станции такой размер? Тут перенос явно очень много энергии требует...

— Производственные комплексы для практически чего угодно и немедленно. Собственно, немедленно Станция произвести не может только формирующие заряды — те, что вселенные создают, а так — вся техника С-Ц, и всё, что встречалось мне вообще других цивилизаций. Постройка самой Станции, даже с наличием верфи, требует несколько лет, и не очень нужную планетную систему на запчасти, для зародыша ядра. Обычно переход совершает лишь ядро, всё остальное формируется на месте, а при прыжке — подрывается. Так быстрее, чем тащить всю сферу в три миллиарда километров между вселенными, потому что подготовка полного варианта к прыжку — это годы, в основном — на расчет и производство одноразовых импульсных модулей, их вывод за внешнюю сферу в расчетные точки, а ядро — само прыгает.

— То есть, станция прыгает роем, а на месте собирается в комплекс? — спросил Лэйми.

— Она либо прыгает единой сферой в три миллиарда километров — всё внутри неё — либо прыгает ядро, а остальное — уничтожается. Развертывание в полную сферу — занимает около месяца, если есть возможность ближайшую звезду ограбить немного, чтобы не синтезировать всю материю. Внутри вселенной — двигать Станцию просто, но если у местных есть какие-то гиперрадары, — её везде будет видно.

— Двигать можно только в реальном пространстве — или есть гиперпривод и внутривселенская прыгалка?

— Есть гиперпривод, но работает он не во всех вселенных, и только за счет главного энергоблока. Либо нужно делать привод под конкретную вселенную — на что Станция вполне способна. Штатный режим работы — запрыгнули и используем портальный комплекс для исследований, затем дальше прыгаем в другую вселенную. Вообще, всё это зависит от уровня. Для уровня I — летать нужно, лишь если штатные порталы до краев этой вселенной не добивают. Для уровня III — где разные физики — всё гораздо сложнее, там надо прыгать последовательно из одной вселенной в другую. Для уровня II — где разные истории — как раз такая база самая подходящая. Для уровня IV — вопрос, как туда попасть.

— А на уровне III можно порталы отсюда использовать? — спросил вдруг тезка.

— Можно, — ответила Анхела. — Но намного хуже дальность, — порталы всё же межвселенские, и больше затраты времени на смену наведения, даже в пределах той же целевой вселенной. А учитывая, что в штатном режиме портал часто перенаводится... И Станция именно прыгает — "омега"+ может "плыть" в Мультиверсе, а тут — уже нельзя.

— А как тут с безопасностью? — спросил тезка.

— Естественно, никаких свободных полетов внутри без контроля офицера. Вооружение... специализированного оружия нет — за ненадобностью.

— Учитывая, что она Йалис-генераторами нашпигована, и что проблем с энергией — явно нет тут, плазменные пушки и прочее — явно ненужное излишество, — сказал Лэйми.

Анхела улыбнулась.

— Если кому надо — ему покажут свежесделенную пушку любого образца. Производство — в основном заточено на простые автоматические зонды в очень большом количестве: снять базовые данные по текущей системе, скинуть по связи, обрыв канала подачи энергии со станции, самоподрыв зонда. Так проще, чем зонд назад выдергивать, они не такие уж и сложные. Большей частью.

— А что собой этот зонд представляет? — спросил Лэйми.

— Он не рассчитан на исследования жизни. Наличие разума напрямую он тоже не умеет определять, разве что заметит, что кто-то с физикой играется, — на уровне машин Кунха. Он гонит общие данные астрофизического плана, места где, вероятно, есть жизнь, — надо бы офицеру слетать со сканером, — и один он в какую-то вселенную не залетит, их там сотни тысяч будут летать, — или ни одного. Заметить их можно, но нереально — в норме они между галактик летают.

— А разведскауты?

— Скаут — тот же зонд, только адаптированный под пилотируемый режим, — немного другая аппаратура, убраны самоликвидаторы, добавлены необходимые для экипажа вещи, размер в процессе — чуть подрос.

— И их тоже условно-бесконечное количество?

Анхела улыбнулась.

— Нет. Зонды для поиска вселенных и зонды для изучения вселенных — это совсем разные вещи. Зонды для изучения — просто автоматические станции, вполне материальные. Зонды для поиска — виртуальные копии носителя в объемлющем пространстве Мультиверса.

Голова у Лэйми пошла кругом и он отчаянно помотал ей, втайне надеясь, что дикий ворох мыслей от этого уляжется в ней поудобнее.

— На сегодня хватит, наверное, — сказал Охэйо. Похоже, что его состояние он чувствовал очень хорошо. — Лэйми... обоим, надо всё это обдумать.

— Пожалуй, — Лэйми вздохнул. — А что ты собираешься делать теперь, в смысле — дальше?

— Дальше? — Анхела улыбнулась. — Изучать Вселенные. Учиться. Наконец — добиться ВСЕХ целей эксперимента с Содружеством Миров. Сделать сканеры всякие, которые СРАЗУ всё видят...

Лэйми вновь помотал головой.

— Это что?

Анхела улыбнулась.

— Ну, одна из текущих задач — сканер, который сразу все линии развития события на уровне II видит, в деталях, сразу. Как вот Охэйо, например. Но он лишь в одной вселенной уровня III видит, а мне нужно в разных... во всех.

— А рост своего разума? То есть, рост вселенной-носителя? — спросил тезка. — Там же вроде в теории никаких пределов нет, и можно что угодно моделировать.

— Есть предел в миллион световых лет, после которого надо реорганизацию структуры делать. И — некоторые вещи лучше делать не вычислительными экспериментами, а всё же в реальном мире. Хотя, просчет симуляции при таких мощностях... Землю я запросто могла бы держать в симуляторе, так что не отличили бы никак, задолго до достижения своих текущих размеров.

— Значит, это сможет сделать даже начинающий офицер? — спросил тезка.

Анхела вздохнула.

— Нет. Вычислительной мощности — ему хватит. Но нужный софт, как и понимание, как его, собственно, писать, и как получить исходные данные — это бездна работы.

— Данные можно сканером взять, — сказал тезка. — Софт — это серьёзная проблема, разумеется, если нет ни библиотек, ни офицера-наставника...

— Ну что ж, — сказал Охэйо, поднимаясь. — Спасибо, Анхела. А нам, к сожалению, уже пора домой.

* * *

Вновь очутившись на пляже, Лэйми заморгал и замер, ошалевший. Довольно-таки длинный обратный путь почти не оставил следов в его памяти: мысли в голове до сих пор гудели, словно рой рассерженных пчел. Поверить в то, что говорила Анхела, пока никак не получалось.

— Пап, я к Ахане побежал, — буркнул тезка, и, не дожидаясь ответа, сорвался с места. Одет он снова был в парео.

Лэйми проводил его взглядом, ещё поморгал и осмотрелся. Солнце уже склонялось к закату, на берег, одна за другой, с негромким плеском набегали волны. Высоко над головой посвистывали кружащиеся птицы. Но сейчас это всё тоже казалось ему совершенно нереальным: перед глазами всё ещё стояло нездешнее фиолетовое свечение ядра станции Анхелы и бесконечные черные цепочки плывущих на его фоне модулей. Лэйми недовольно помотал головой и провел руками по лицу, стараясь успокоиться. Напрасно: ощущение нереальности всё равно не исчезло.

— Голова кружится, да? — спросил Охэйо.

Лэйми посмотрел на него. Друг сейчас тоже был в парео из куска синего шелка. Как — Лэйми покосился на себя — и он сам. На самом пляже никого не нашлось, лишь вдали, почти под деревьями, Лэйми увидел горячий источник: Вайми, в чем мать родила, лежал в теплой воде, Лина — тоже без ничего — сидела попой на его попе, расчесывая и украшая гриву юноша, — плела и чесала, чесала и плела... дети подавали ей бусы и щекотали папе пятки, — неудивительно, что на лице Вайми светилось вполне идиотское счастье.

— Угу, — Лэйми вновь помотал головой и сел, скрестив босые ноги. Глубоко вздохнул, потом опустил ресницы. Казалось, что в смертельно холодной пустоте он высох до состояния невесомого пепла, — и сейчас густой, влажный, теплый воздух втекал не только в легкие, а в каждую пору на коже, вновь наполняя его жизнью. — Слишком много всего.

— Ну, ты сам хотел же... — судя по негромкому шороху Охэйо сел напротив.

— Аннит, я сейчас кто? — спросил Лэйми, не открывая глаз. — Вернее, что? Я имею в виду физическую основу.

— Твоё тело сейчас — просто кукла. Но твоя суть внутри него, — то есть, геометрически, а не в самом теле. На самом деле это очень маленький фрагмент моего носителя. Возможности влиять на его программу я пока что жестко обрезал, как и возможность наращивать объем, — но регенерация абсолютная, даже если от тела совсем ничего не осталось. Ограничение тут лишь одно — если в этом месте ты-живой существовать в данный момент не сможешь вообще никак, — автоматом идет переключение на "космический" режим.

— А просто поставить защиту для тела ты мог?

— Какую защиту?

— Ну, силовое поле, например...

Охэйо вздохнул.

— На самом-то деле такая защита у тебя ТОЖЕ есть. Но — НЕ силовое поле. Всё намного сложнее. Универсальное абсолютное зеркало, работающее вообще почти в любых условиях — там система адаптируется под физику, плюс выбор, что и как отражаем. В результате при полете — звезды видно, но вот от гаммы не жаримся, например. Это, по сути, сложная программа на носителе... жестко вшитая в систему поддержки психоматриц. Но это для тебя пока что слишком сложно, да и зачем, если можно просто убрать тело?

— А энергия откуда? — спросил Лэйми.

— Ниоткуда. Вакуумная батарейка с запасом на пару тысяч лет спокойной жизни. Заряжать её могу лишь я, но пока в ней есть заряд, твоё тело можно хоть аннигилировать, — регенерация всё равно сработает.

— А когда энергия кончится? — Лэйми приоткрыл один глаз и посмотрел на друга. Чувствовал он себя сейчас не слишком хорошо.

— Ничего. В смысле, от тебя ничего не останется. Вообще — ничего. Носитель с компьютером просто распадется с концами. Куда надежнее в плане энергии было бы сделать автономный модуль на моем носителе, — но пришлось бы ставить хороший сверхдальний передатчик для проекции, а это сложней, чем делать отдельный маленький автономный носитель, и всё равно помогло бы не особо, — связь, знаешь, штука довольно капризная. Ну, я всё равно могу, в принципе, сделать тебе такой модуль, — но ты разве этого хочешь?

Лэйми недовольно помотал головой.

— Нет уж, спасибо. А что ещё тут можно сделать?

— Ну, например, твои клетки сделаны на основе изначальных — но именно "на основе". Для экономии заряда носителя я могу добавить наноботы, работающие на холодном термоядерном синтезе, чтобы они и служили основной защитой — но, знаешь, ремонт ими поврежденной области — это такой дикий зуд, особенно если вокруг сильная радиация...

— Ладно, обойдусь как-нибудь, — буркнул Лэйми. — Что ещё?

— Твой мозг несет лишь вторичную роль, его кора вообще не функционирует никак. Её работу имитирует носитель, просто чтобы остальные части не сбоили, остальное — играет свою обычную роль. Эндокринная система — эмулируется, как у обычного человека. Конечно, считать что-то с мозга нельзя, воздействовать химией — бесполезно: любое воздействие на мозг на носитель никак не влияет. Правда, систему поддержки психоматрицы можно настроить на точную эмуляцию состояния сознания при различных воздействиях на мозг — но смысл? Вообще, эмоционально она "тормозит" — как и у меня, собственно. Возбуждение идет медленно, его падение — ещё медленнее. В итоге, если ты и влюбишься в кого-то, кроме Ксетрайа, — то слишком сильно. Нет, разлюбить тоже можно, но намного сложнее, чем обычному человеку, и солгать возлюбленной ты не сможешь — пока любишь.

— А умолчать о чем-нибудь? — спросил Лэйми. Услышанное совсем ему не нравилось.

Охэйо усмехнулся.

— Умолчать можно. Я же, например, могу.

Лэйми почесал в затылке.

— Ладно. Я же не против особенно. А всё же, сколько у меня теперь... ну, жизней?

Охэйо вздохнул.

— Запаса энергии для системы абсолютной регенерации хватит на триста тысяч часов непрерывной работы — примерно на двадцать семь лет. Я поставил просто типовой блок, и пополнить его — могу только сам. Расходовать эту энергию на разные другие нужды, вроде полетов, вполне можно. Но системы защиты проекции, вроде силовых полей и прочего, пока отключены, в неуютных местах тебе придется по-прежнему гулять в скафандре — ну, или "бестелесный" режим. Ты и так добрую половину бонусов получил потому, что мне проще готовую разработку Анхелы взять было, чем делать своё. Вариант с мозгом обычного типа показался мне ненадежным, а с носителем — мы такие вещи имеем автоматом почти.

— Спасибочки, — пробурчал Лэйми. — Что ещё? Я хоть детей теперь смогу иметь?

Охэйо улыбнулся.

— Почему нет? Все нужные части у тебя на месте... я надеюсь. ДНК — изначальная. Так что детей иметь можно, но сам носитель не наследуется, конечно... Зрение, слух и прочее я настроить точно как было не смог, поэтому они слегка усилены. Можно ещё усилить, если нужно будет, хотя расширение спектра — пока что не получится. Если не использовать "верхнее зрение" и су-мунн, конечно.

— А возраст? Я всегда останусь вот таким?

— Ну, если сам хочешь... Биологически ты не стареешь, вместо теломеров, — регенерация-то всё равно идет другим путем, — поставлены заглушки. Но если ты несколько месяцев подряд будешь считать, что твой возраст не соответствует "реальному" — пойдет перестройка. В любую сторону. Если бы ты почувствовал себя старым, — носитель имитировал бы сбои, вплоть до смерти от старости и аварийного торможения психоматрицы.

— Спасибо, помирать мне пока почему-то не хочется, — пробурчал Лэйми. — Что там с другими способностями?

— Считать как компьютер ты не можешь. Твоя психоматрица написана на основе одной из моих проекций, и обрезана до того, что просчитывать курс корабля в уме ты мог бы только если точно знал, что человек это может. Даже если бы ты потом узнал, что тебя надули — возможность бы осталась. В ситуации "я знаю, что должен это просчитать, потому что иначе..." — это тоже может сработать, но не всегда. То же и с памятью. Сила — НЕ выше исходной, но вот в системе, которая возраст имитирует — есть баг: если быть уверенным, что тренировками можно достичь большего — это реально можно, в три-четыре раза больше исходного состояния. Кушать и дышать — надо по-прежнему. Точнее, можно НЕ делать этого, — если хочешь посмотреть, как работает абсолютная регенерация. В космосе без скафандра — горло и легкие горят. Помереть не получится — но наверняка будет хотеться.

— А стать ещё чем-то я могу? — спросил Лэйми.

— Почему нет? Если попробовать подключить любую аппаратуру считывания сознания, и ты считаешь, что обстановка безусловно дружественная, — будет попытка контакта через неё, и согласование сброса туда психоматрицы после подтверждений. Копии или полностью, — как будет желание, но в любом случае, активной будет какая-то одна копия. А краткое описание всего носителя и его интерфейса есть в его служебной памяти в понятном виде, чтобы, если ещё кто-то будет с ним работать, не было сюрпризов.

— А я могу его прочитать?

Охэйо улыбнулся.

— Почему нет? Но там много математики, да и интерфейс... не самый дружественный. Да — это сделано нарочно, чтобы не допустить... непродуманных модификаций. Хочешь во всем этом разбираться — учись.

— Угу, — сказал Лэйми. — Ладно. А как с навигацией быть, если тезка или ещё кто меня снова куда-то потащит?

Охэйо вздохнул.

— Тут я кое-что подправил. Почти всегда после прыжка ты будешь знать, куда он, — побочный эффект тех систем, что синхронизируют тело и носитель. Если в рамках физики этого мира — не прыжок, а гипер в одном из вариантов, — то будешь знать свое положение по отношению к реальному космосу. Если это не применимо в принципе, — то куда ты попадешь, если выпадешь сейчас из него, причем это как дополнительный орган чувств работает, — и игнорировать сложно. Всё это — действует во всех вселенных, где я был в последние время, кроме тех, где обычное пространство — не трехмерное. Это не своя прыгалка, а очень простенький — ну, для меня — синхронизатор, куда переносить твой носитель при смещении тела. Задействовать систему для самостоятельных прыжков — не получится никак. Прыгалки-то в ней нет.

— И ты теперь будешь видеть всё, что я думаю?

Охэйо улыбнулся.

— Использовать для шпионских целей твой носитель нет смысла — я и так всех, с кем общался, найду.

Лэйми зевнул. Странно — но уже и такие вот новости его как-то не трогали.

— Ладно. Спокойной ночи — я спать пошел.

Он легко поднялся, потянулся, зевнул... Пока они болтали, солнце уже зашло и вокруг не осталось ни души. Над западным горизонтом стояла холодная заря, — и в её призрачном свете всё вокруг казалось нереальным и таинственным. Прохладный воздух невесомо щекотал едва прикрытое тело — и от избытка силы хотелось взлететь...

Лэйми вновь помотал головой, прогоняя глупое желание, потом осмотрелся. Справа, за тускло блестевшим прибоем, к хмурому горизонту убегало темное, хмурое море, а где-то очень высоко над ним смутно мерцали зеленоватые огни первых звезд. Слева тянулись разнообразные дома, иногда темные и низкие, иногда, напротив, высокие и словно смутно светившиеся в темноте. Все они казались сейчас одинаково безжизненными.

Он покрутил головой в поисках собственного дома, — но неказистый бункер исчез. На его месте, — вообще-то уже подальше от моря, — стояла древняя деревянная усадьба, каких Лэйми насмотрелся ещё в Старом Хониаре.

Он пошел, почти сбежал с тропы к приметному высокому забору из посеревших от старости массивных досок. Той же природы калитка была почему-то заперта, и он неторопливо постучал большим, тяжелым кольцом. Ксетрайа открыла почти сразу, через каких-то полминуты — ждала, ждала! — и он даже не успел как следует разволноваться. Она была босиком, в каком-то совсем простом, домашнем платье, с весело блестевшими глазами. Лэйми, не говоря ни слова, сгреб её в объятия, и они тут же начали целоваться, — пока подруга, задохнувшись, не высвободилась из кольца его рук. Глаза у неё в этот миг были уже совершенно сумасшедшие.

Она торопливо задвинула засов и молча потянула его за собой, в совсем небогато выглядевший дом, обшитый коричневыми от старости досками. Ну да, вспомнил Лэйми, в Хониаре она как раз жила в таком. Как же давно это всё было...

Они нырнули сначала в совсем темные, с крохотным оконцем, сени, потом — в почти такую же темную горницу, тоже с единственным маленьким окном — и, наконец, попали в небольшую спальню, похожую на внутренность ящика: все её плоскости состояли из грубых, необделанных досок. Здесь стояла лишь большущая кровать, — с пышной, ослепительно белой периной, — и что-то вроде комода, на котором ровно горела единственная толстая свеча. Окон в комнатке не было, все двери за собой Ксетрайа тщательно заперла.

На какую-то минуту они замерли, нетерпеливо и с испугом глядя друг на друга, — а потом Лэйми порывисто обнял подругу, и всё, кроме неё, исчезло из его сознания до утра.

Часть IV

В этот раз Лэйми проснулся совершенно обычно, — под теплым одеялом, обнимая теплую, тихо сопящую подругу. Какое-то время он просто лежал в темноте, пытаясь вспомнить сны, — или не сны, а то, как он был мертвым. Вспомнить ничего не получалось, — наверное, и к лучшему, — но любопытство всё равно заедало. Последнее, что он помнил совершенно точно, — длинные разговоры с Вайми на борту "Тайны", всё остальное словно плавало в тумане. Хара...

Воспоминания о том, как она превратила его тогда в свою сражавшуюся часть, к счастью, уже почти растаяли. Осталось лишь ощущение единства с чем-то невероятно огромным, уже почти не страшное. Потом... потом...

Второе, точнее, уже третьё рождение и длинная, длинная жизнь в виртуальной реальности транслайнера Охэйо истаяли уже до того, что сами напоминали смутный сон. Потом транслайнер, наверное, погиб, а сам он оказался в смутной бездне, — и провел в ней несчетные века. Вот об этом он не помнил уже почти совершенно ничего: почти бесконечные странствия в... где? Вспомнить это никак не получалось. Да и думать о смерти с теплой девушкой в объятиях не хотелось.

Ладонь, словно сама по себе, скользнула по гладкому животу Ксетрайа, она что-то уркнула, потянулась в его объятиях... Лэйми аккуратно прихватил зубами маленькое ухо подруги, она уркнула громче... и их сонная возня быстро перешла в нечто совершенно иное.

* * *

— Ну вот, опять выспаться не дал, — пробурчала Ксетрайа, когда Лэйми, зевая, вытянулся во весь рост.

— Может, ещё ночь, — оптимистично предположил он, устраиваясь поудобнее.

— Не, уже утро, — Ксетрайа выскользнула из постели и бодро прошлепала к двери.

Лэйми глубоко вздохнул, подтянул пятки к заду и одним рывком вскочил. С удовольствием потянулся, поднявшись на пальцы босых ног, помотал головой, засмеялся. Да уж, быть парнем не так уж и плохо...

Не одеваясь, прямо как есть, он побрел на кухню. Ксетрайа бодро и деловито готовила завтрак. Лэйми аккуратно присел на стул, глядя на неё и невольно улыбаясь: подруга ему досталась... симпатичная.

— Кстати, а откуда взялся дом? — спросил он.

Ксетрайа улыбнулась.

— Сделала. Ну, не в твоей же норе бетонной жить.

— Как? У меня не получилось...

Она весело посмотрела на него.

— Ну конечно... У тебя же своего дома никогда не было — а у меня был.

Лэйми вздохнул. В самом деле, он всегда жил вместе с другими, — хотя ценил одиночество, вообще-то, и предпочитал места, где в метре от соседей можно не то, что уединиться, а стать настоящим отшельником.

— Ну, так... Но всё же, — как это у тебя получилось?

Ксетрайа улыбнулась.

— Мне Вайми показал, вообще-то. Надо... э... выйти из себя, — про су-мунн ты уже знаешь, да? — потом представить себе дом во всех подробностях, — и добавить мэас. И всё.

Лэйми почесал в лохматом затылке.

— Мэас — это реальность, да?

— Точно я не знаю. Вроде того. Хотя на самом деле это что-то вроде "плотности". По крайней мере, так я ощутила.

— Ощ... э? — Лэйми удивленно посмотрел на неё.

Ксетрайа смешно пожала плечами.

— Ну, Вайми же не словами объяснял. Это авве, слияние.

Лэйми глупо заморгал.

— Вы что, того... этого... э-э-э...

— А знаешь, он симпатичный, — Ксетрайа задумалась, — глазищи синие-синие, а зад круглый, ну прямо как твой.

— Да ну тебя, — Лэйми махнул рукой. — У тебя тоже.

— Что? — Ксетрайа кокетливо поправила волосы.

— Зад, — Лэйми глупо покраснел. — То есть, я хотел сказать, попа.

— Спасибо, дорогой — Ксетрайа повернулась к нему названной частью тела, и Лэйми вздохнул: сочетание офигительных ног, крутых изгибов бедер и широкой... в общем, отвести взгляд не получалось.

Они с удовольствием поели, — жареное мясо, зелень и лепешки, — после чего им пришлось-таки одеться и выйти из дому. Как и говорила Ксетрайа, было уже утро, — в бездонно-синем небе сияло ослепительное солнце, в нем плыли луны и облака. Издалека доносились задорные вопли, — похоже, что тезка с Аханой играли во что-то...

Ксетрайа толкнула калитку, — и Лэйми вновь удивленно моргнул: всего шагах в пяти сидела пара младших тезок — Найте, сыновья Вайми и Анмая, мальчишки-ровесники семи лет от роду, оба одетые только в парео, — темно-синее, в белых цветах, у вайминого сына, и темно-красное, в черных узорах, — у анмайного. В остальном же мальчишки-погодки вообще оказались похожи, — густющие черные волосы, короткие широкие мордочки, только с мордочки вайминого сына на него смотрели темно-синие, совсем отцовские глаза, и кожа была точно такая же, коричнево-золотая. У анмайного сына глаза были серые, а кожа на пару тонов темнее. Оба смотрели на него с неким непонятным напряжением.

— Привет, — осторожно сказал Лэйми. Он ничуть не удивился бы, явись сюда сам Анмай, — но его сын?.. И ваймин сын?..

От воспоминаний о вчерашнем его передернуло: он слишком даже хорошо помнил эти громадные синющие глаза, смотревшие на него с крайним любопытством, — с поверхности пятидесятиметрового хищного кольца. И обещание съесть их с тезкой, — которое тогда вовсе не казалось забавным. И паническое бегство от этого кольца, и плен у Мроо, и...

Должно быть, все его чувства достаточно ярко отразились на лице, потому что ваймин сын опустил свои глазищи и вздохнул. Он явно хотел что-то сказать, но не решался.

Лэйми растерялся. На самом деле, он совсем не знал, как обращаться с детьми, — тем более, с детьми Творцов и Создателей. Он слишком даже хорошо помнил, как на самом деле выглядит ваймин сын, — жадно втягивающая все впечатления воронка, — и вновь невольно передернулся.

Тут же ему стало вдруг стыдно, — всё же, перед ним был ребенок... явно смущенный и не решавшийся обратиться к нему...

Вздохнув, Лэйми сел на корточки, — чтобы их глаза оказались на одном уровне, — и спросил:

— Что вы тут сидите? Зашли бы в дом.

— Вы спали, — буркнул ваймин сын. Он глубоко вздохнул, — и, наконец, решился: — Меня отец извиниться прислал. За вчерашнее. За... ну, за то, что я так вас загонял, что вы от меня прямо к Мроо прыгнули. И что они вас там чуть не съели.

— Извиняю, — Лэйми слабо улыбнулся. — И вообще, это же мы влезли к тебе без спроса.

— Ой, да ладно!.. — ваймин сын махнул рукой. — Не с кем играть же... ой, то есть, я всегда рад гостям. Вот.

— Так рад, что они от тебя аж на другой полюс мира упрыгнули, — не удержался анмайный сын, и тезка тут же пихнул его в бок.

— А я тебя звал играть!.. — он быстро перевел взгляд на Лэйми. — Ой. Извини. Я хотел за вами прыгнуть, правда-правда! Но у меня дальней прыгалки пока что нет же. Я только тэрум вашего прыжка запомнил... ну, координаты. А когда отец сказал, что вы пропали, я сказал ему, а он сказал Анниту, а он вас спас. Вот.

— Выходит, тебе мы обязаны жизнью, — серьёзно сказал Лэйми. — Больше даже. Страшно представить, что было бы, если бы к Мроо попал секрет носителя.

— Угу, — печально сказал мальчик. — Жаль, что вы меня с собой не взяли. Тогда всё было бы иначе.

— И что бы ты там сделал? — спросил Лэйми. Ему, всё же, стало очень неловко: для взрослого парня даже стыдно быть обязанным жизнью семилетнему мальчишке. Даже если он, — сын Творца и Создателя. — Что бы ты сделал с Мроо?

— Всех убил бы, — совершенно серьёзно сказал мальчик, взглянув в его глаза. Взгляд у него был мрачный и решительный, и Лэйми вновь поёжился: он вдруг обнаружил, что Найте — как, впрочем, и любой, наверное, мальчишка его возраста, — неплохо придумывает не только сказки, но и страшилки, а уж представить, как его обидчик отплясывает без головы, ему и вовсе не трудно. А как и-линн, он мог включать в себя любую доступную вычислительную мощность, к которой имел канал доступа... в том числе — и нервную систему любого живого существа, даже мертвого — останься она относительно целой. Попади Найте в какой-то реальный мир — он смог бы поднять обезглавленный труп, повелевать тучей мух, крыс или другой живой мелочи, — не говоря уж о любом живом существе, если размер его сознания не превзойдет сознания Найте намного...

В свободном виде ваймин сын мог видеть всё, что видят и о чём думают другие живые существа вокруг, пусть и на ограниченном расстоянии. Правда, займи Найте чье-нибудь тело, — и эта способность исчезла бы, по крайней мере, — ему пришлось бы частично "выглядывать" наружу. Да уж, хорошо, что пока это живое чудо остается здесь, в окружении тех, кто совсем не годится на роль живых игрушек, — и, более того, может вполне убедительно объяснить, почему делать многие вещи не следует...

Осознав это всё, Лэйми невольно поёжился. Что ж: никто не говорил ему, что милый ребенок думает лишь о прекрасном и любит всех подряд. И недаром считают, что самая могучая созидательная сила — это взнузданная, взятая под контроль, но по-прежнему опасная сила разрушения...

— А потом? — спросил он. — Как бы мы тогда вернулись домой?

— Ой, об этом я не подумал, — Найте задумчиво прикусил большой палец руки.

— Хц, да ты вообще не думаешь! — не удержался тезка, — и ваймин сын от души дал ему леща... по крайней мере, попытался. Анмайный сын ловко перекатился и вскочил, всем своим видом демонстрируя готовность к отпору. Ваймин сын тоже вскочил, внимательно глядя на него, — должно быть, выбирая, куда врезать ногой.

— Эй, всё!.. — крикнул Лэйми, и мальчишки повернулись к нему. — Завтракать пошли.

* * *

К завтраку тезки отнеслись с громадным энтузиазмом. Лэйми смутно помнил, что дети очень любят сладкое, но лепешки и жареное мясо с зеленью пришлись им очень по вкусу. Они едва ли не урчали, словно голодные коты. У обоих были смешные маленькие передние зубки... и довольно внушительные клычки, что ещё более усиливало сходство. Для полноты образа им не хватало лишь пушистых хвостов и подвижных ушек. Ксетрайа лишь в затылке чесала, глядя, с какой скоростью исчезает за этими зубками еда. Ей пришлось дать мальчишкам добавку, — а потом и ещё одну. Наконец, ваймин сын громко икнул, — и осел на стуле, осовело глядя на него. Вид у него был неожиданно мрачный. Тезка покосился на него, — и, судя по всему, ловко пнул под столом.

— Отец просил тебя ухи мне надрать, — печально сообщил ваймин сын, не глядя на него. — За всё хорошее.

Лэйми с усмешкой взглянул на него. Из-под растрепанной гривы волос Найте смешно торчали аккуратные округлые ушки, — и он, не удержавшись, взялся за них, осторожно потянув в разные стороны. Найте что-то испуганно пискнул и зажмурился. Тезка невольно подался вперед, — смотреть, как мучают друга, ему совсем не нравилось, и Лэйми невольно улыбнулся: мальчишки готовы быть драться друг с другом в любой миг, — но их дружба была совершенно настоящей.

— Ну вот, считай, что задание выполнено, — сказал он, садясь.

— И ты больше на меня не сердишься? — спросил Найте, осторожно приоткрыв один глаз.

Лэйми усмехнулся.

— Нет.

Найте приоткрыл второй глаз.

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем, — Лэйми улыбнулся ещё шире.

— Уф, — Найте выдохнул с явным облегчением. — А вы меня с собой возьмете?

— Куда? — удивленно спросил Лэйми.

— Ну, Мроо бить, — удивился мальчишка.

— А что, Охэйо мало им дал? — спросил Лэйми. Правду говоря, Аннит не рассказал ему, что именно он там сделал, — но его характер Лэйми знал очень хорошо... как и то, что к их дружбе Аннит тоже относится очень серьезно. Вряд ли там вообще что-то осталось...

— А всё равно, — упрямо сказал Найте. Глаза у него были удивительные — темно-синие, как хмурое дождевое небо. Больше даже — ярко-синий наружный ободок, а к зрачку синева сгущалась так, что казалась почти черной. И точно так же, — Лэйми чувствовал, — в нем сгущалась мрачная, совсем не детская решимость. — Они Лэйми мучили... ну, твоего тезку. Ой, и тебя. А я его люблю, он забавный... Ой, и тебя тоже люблю, конечно.

— Потому, что я забавный? — Лэйми попытался улыбнуться. Он вновь растерялся, — как говорить с детьми, он не знал совсем. Особенно с такими, которые уже много больше, чем дети, — но на самом-то деле...

— М, — Найте вновь прикусил большой палец руки. — Ну да, — он взглянул на Лэйми. — Ой. Не обижайся. Но он на самом деле забавный. Иногда так смешно говорит. И щекотки боится, правда-правда!

— Я тоже боюсь, — Лэйми вновь улыбнулся.

— М? — Найте с интересом взглянул на него. — Аннит много про тебя говорил. Ну, какой ты удивительный и как ему без тебя плохо. Вот, пусть Мроо и за это ответят.

— А если они и тебя поймают?

— Не, — Найте мотнул своей гривой. — Я сильный.

— Ты же маленький ещё совсем, — сказал Лэйми.

— Я не маленький! — обиженно сказал мальчик. Он выпрыгнул из-за стола, вышел на середину комнаты... и изменился. Вернее, его сознание потянулось к Лэйми, и он увидел, как ваймин сын выглядит на самом деле, — ослепительно яркая звезда, парящая где-то между планет "детской", и, казалось, не имевшая размера. Но в передаче информации Найте был ещё не очень-то силен, — так что Лэйми не смог всё же понять, что же он видит. У него только зашумело в голове, — словно по ней врезали здоровенной подушкой.

+ / Аннит, это ЧТО? + / — спросил он пребывавшего сейчас где-то дома Охэйо.

+ / Суперсимайа, шар бозонного конденсата в полметра диаметром, — но там масса в двести миллионов тонн, мощность тоже больше, и этот шар ещё в шар измененного вакуума засунут, — для пущей стабильности, — сразу же отозвался Аннит. — Это когда Анхела в Йэннимур прилетела, и начали ей объяснять, что симайа — это круто, после чего сделали для неё проекцию-суперсимайа, и та же конструкция, — пошла для остальных. Или она для себя сделала, а остальные подхватили, я не знаю... Такой мини-Творец, с резко усиленной защитой, например, своими мощными источниками энергии... У Анхелы такая штука тоже есть, — как мобильный бэкап, встроенный в обвес, кажется, или — возможность иметь эффекторы локально, а не порталами. Вайми тоже учился эту штуку делать, а готовую куда? Не выбрасывать же? Вот, подарил сыну, тот осваивает, как может. + /

+ / А блоки там есть? + / — спросил Лэйми.

+ / Нету, насколько я знаю, — у Найте дальней прыгалки нет же, зачем ему? Это вот вам с тезкой они нужны. + /

+ / Спасибо + / — буркнул Лэйми, прервав связь. Теперь ему стало понятно, почему это у Найте нет дальней прыгалки, — и вообще, по сравнению с вселенной-носителем такая технология была, конечно, очень примитивной... только вот тем, кто оказался бы с Найте в одном пространстве, мало бы не показалось. В конце концов, масса носителя Лэйми была раз так в десять тысяч меньше. Как и доступная мощность, тоже вовсе не маленькая, — не говоря уже об...

— Вот, — гордо сказал Найте, погасив видение. Тезка хмуро смотрел на него, — верно, его физическая основа была далеко не столь внушительной. — Я могу...

— Да понял я, понял, — Лэйми замахал руками. — Ты большой, я вижу. Но всё равно, это же опасно!

— И что? — Найте смотрел на него хмуро, совсем как отец. — Смотреть, как тебя мучают? — похоже, сама мысль о том, что кто-то может нарочно причинять страдания, никак не стыковалась с его картиной мира и вызывала в нем глубочайшее возмущение.

— А взрослые на что? — возразил Лэйми. — Отец, мать, Охэйо, наконец? Боишься, что без тебя они не справятся?

— Нет, — хмуро сказал Найте. — Но знать, что Лэйми... ой, и тебя тоже мучили, и совсем ничего не сделать... я же жить так не смогу!

Лэйми растерялся, совсем не зная, что сказать. Конечно, смешно было думать, что сын Вайми окажется стереотипным ребенком, озабоченным лишь тем, как спереть ключ от буфета с конфетами. Но такая мрачная решительность в семилетнем мальчишке... пугала, честно говоря. На самом деле пугала.

— А если бы это не Мроо были, а кто-то другой? — осторожно спросил он. — Не такой злой?

— Почему не такой? — удивился Найте. — Раз мучает, — значит, злой.

Лэйми вздохнул. Он успел уже забыть, как действует детская логика. Ладно, попробуем иначе...

— Мучить плохо? — спросил он.

— Угу, — Найте с энтузиазмом кивнул.

— А убивать?

— Тоже, — Найте удивленно взглянул на него.

— А если ты убьешь Мроо, — а кто-то ещё решит, что ты поступил плохо, и тебя тоже надо наказать?

— Так они первые начали же! — возмутился мальчишка. — Вы им ничего не сделали же, — а они...

— Мы-то как раз много что им сделали, — буркнул Лэйми. — Тебе Аннит наверно говорил же.

— Ага, они на ваш мир напали, — сразу же ответил Найте. — И вы им отомстили. Если бы Мроо сюда, на Нау-Лэй напали, я вообще не знаю, что с ними сделал бы. Тут его сестры же, — он показал на притихшего тезку. — И сестры Лэйми... ой, то есть, сына Охэйо. А они все... ну... девчонки же! — наконец нашелся он.

— А себя тебе не жалко? — спросил Лэйми.

Найте бессовестно зевнул. Похоже, что встал он рановато, — или вообще не спал от волнений...

— Не-а. Ой, то есть, страшно, конечно. Очень. Но девчонки же!..

— А когда отец тебя за ухи и по попе, — это не мучительство? — насмешливо спросил тезка.

— Ой, так я на самом же деле был виноват! — Найте махнул рукой. — И это вообще один раз было...

— А что было-то? — спросил Лэйми.

Найте опустил глаза. Вздохнул.

— Я на Аннита улиток напустил. Ну, он на пляже спал, а я сделал так, чтобы они ему по всем местам ползали. Он как проснулся, начал по земле прямо кататься и орать нечеловеческим голосом, — а я что, виноват, что ему жуть какая-то приснилась? А меня по попе. Вот тогда обидно было, знаешь... Ну, что я такого сделал-то? Смешно было же! И Аннит тоже смеялся. Потом. Ну, когда от слизи улитковой отмылся. А потом в лес меня послал... улиток тех по веткам рассаживать, а потом ещё спрашивал, хорошо ли устроил и не жалуются ли... — он опять вздохнул.

— И что, Страшной Мести не было? — с усмешкой спросил Лэйми.

Найте отвел глаза.

— Ну, я думал... но зад-то у меня один, и мне на нем ещё сидеть потом, — он печально вздохнул и бездумно почесал названную часть тела. — Да и мне дочки его отомстили... ну, улитками. Противно так было, когда проснулся, а они прямо по лицу ползают... — он весь передернулся и снова печально вздохнул. — Потом не обидно было совсем.

— А по попе получать не обидно?

Найте вздохнул.

— Обидно, конечно. Очень. Сначала. Но Аннит с отцом тоже очень дружат, знаешь. Если бы он вот, — Найте показал на притихшего тезку, — на отца улиток напустил, я бы ему сам по попе дал, вот!

Лэйми откинулся назад и усмехнулся.

— А за вчерашнее тебе по попе не дали?

Найте уткнулся взглядом в стол. Поёрзал на стуле. Вздохнул.

— Лучше бы дали... Знаешь, как стыдно? Вы ко мне в гости, — а я вас...

— А ты нас, — согласился Лэйми. — Ну зачем вот?

— Весело было, — буркнул Найте, не глядя на него. — Знаешь, очень тяжело так... ну, когда знаешь, что сам виноват, а исправить ничего нельзя, — он вздохнул.

— И тебе не сказали даже ничего?

Найте вздохнул ещё глубже.

— Сначала сказали. А потом... Знаешь, как обидно, когда с тобой не разговаривают просто? Ходишь и думаешь, что лучше бы отлупили всего... Но тебе же хуже было, ты же вообще чуть не умер, а я что?..

— Ну вот, а бедные Мроо тут причем?

Найте фыркнул и вновь хмуро взглянул на него.

— Я же не нарочно. Ну, не знал, что всё так получится. А если бы знал, то не стал бы, — я что, маленький какой?.. А Мроо нет. Они нарочно. Они вас съесть хотели, чтобы вас совсем-совсем не было, а это... — он недовольно помотал головой. — Нельзя так. Вообще... нельзя.

— Отец тебя по попе тоже нарочно, — не удержался тезка.

Найте вновь фыркнул.

— Так он от обиды за друга, и ему самому потом стыдно было, знаешь... Да и больно почти не было, — ну, недолго больно, — он вновь бездумно почесал зад. — А вот если ни за что... просто чтобы больно было... это совсем-совсем другое.

— А тебя разве ни за что били? — удивился Лэйми.

Найте ошалело взглянул на него.

— Нет. Ты что?! Это... — он ошалело помотал головой. Потом вздохнул, задумавшись. — Старшие — нет, никогда. Это он вот, — Найте показал на тезку, — может и в ух дать, и в глаз, и вообще зверь какой-то...

— А сам-то... — буркнул сын Анмая. — Вы и меня тоже возьмите, — обратился он к Лэйми. — А то он-то герой будет, а я кто?..

— Это не ко мне, — мстительно сказал тот. — Это к родителям.

— А они сами всё сделают, и скажут, что маленький, — обиженно сказал мальчик. — Хотя, знаешь, я могу...

— Я тоже могу, — грустно сказал ваймин сын. — Но отец сказал, что мне ещё долго расти нужно. Но это же миры творить, а драться я уже умею.

В устах семилетнего мальчика это звучало смешно, — но Лэйми вспомнил пристальный взгляд бездонной, черно-радужной воронки, — и прикусил язык. По могуществу Найте уже не был ребенком, — и совсем не был ребенком в плане характера. В этом плане он был совсем уже взрослым. А если ещё чуть подумать, — то мало кто из взрослых дорос до такой вот беззаветной смелости...

— Но ведь сейчас это не нужно, — сказал Лэйми. — Охэйо же всё равно никого там не оставил.

— Многие Мроо убиты, — но многие остались, — упорно сказал Найте. — И они ничуть не лучше. Зачем ждать, когда им в руки попадет кто-то, кого они смогут мучить?..

Блин, это у Охэйо надо спросить, — уже зло подумал Лэйми. — Вот же гадство. Передо мной сидит семилетний мальчишка, — и мне нечего ему возразить. А сказать ему в лоб, что семилетние дети не должны воевать, я просто не могу. Вернее, конечно, могу, — но следующий вопрос неизбежно будет "почему?", — и тут мне нечего будет ответить, потому что этот вот ребенок может разнести в пыль целый флот. Хотя...

— Аннит тебе, наверное, рассказывал, насколько Мроо опасны, — наконец нашелся Лэйми. — Я вот в офигилион раз тебя старше, — а они меня всё равно поймали. И тезку. Хц, то есть, сына Охэйо. А ты... ты же не хочешь сам попасть им в лапы? И оставить девчонок без защиты? И вообще позволить Мроо творить всё, что угодно?

— М, — Найте снова прикусил палец. На лице его отразилось сомнение. — Нет. Совсем нет. М...

Похоже, что в этот раз Лэйми всё же попал в цель. Впрочем, радовался он рано.

— Я сделаю своих собственных Мроо, — наконец нашелся Найте. — И буду на них это... практиковаться, вот!

Сердце Лэйми ёкнуло. Ну вот, поправил дело, зло подумал он. С Найте в самом деле станется создать своих собственных Мроо, — а потом уничтожить их с жестокостью, доступной только семилетнему ребенку. А потом вновь создать и вновь уничтожить, — и тогда получится совсем уже нехорошо... А потом товарищи родители надерут ему ухи и зад, и, наверное, всё объяснят, — но мне же самому будет противно, что я ничего тут не сделал, вот что самое тут скверное...

— Они тебе ничего не сделали, — а ты их убьешь? Просто за то, что сам сделал их страшными и злыми?

— М! — Найте цапнул себя за палец так, что зашипел от боли. Мордочка его смешно сморщилась, очевидно, отражая усиленную работу мысли. Наконец, его осенило. — Ой, они не разумные будут совсем! — решил наконец он. — И ничего не будут чувствовать. Так же можно, да?.. И вообще, за них анмайный сын будет думать, чтобы всё было честно, вот! Ой, как я раньше не догадался! — он вскочил и посмотрел на друга. Тезка тоже вскочил, очевидно, захваченный замыслом новой грандиозной игры. — Мы пойдем, да? Ой, то есть, спасибо за завтрак, было очень вкусно! И вообще, ну, спасибо! Я ещё зайду, потом!..

Мальчишки исчезли за дверью, и Лэйми перевел дух, поняв, наконец, почему это один древний философ говорил о воспитании детей как о бесконечной битве...

* * *

Какое-то время они сидели молча, посматривая друг на друга и невольно улыбаясь. Лэйми чувствовал себя довольно странно, — с одной стороны, ему очень хотелось завести парочку столь же чудесных ребенков, а с другой...

— Чудесные дети, — наконец заметила Ксетрайа, глядя ему прямо в глаза и широко улыбаясь. — Очень воспитанные.

— Да уж, — Лэйми пошевелил плечами. — Я к Охэйо схожу.

— Зачем это? — Ксетрайа не отводила от него глаз, всё ещё продолжая улыбаться, и Лэйми вдруг стало... неловко.

— Это же с него, засранца, всё началось, — сказал он. — Я его попросил свои миры показать — а он меня черт знает куда закинул, одного. Вот кому ухи бы надрать.

— Ладно, пошли, — Ксетрайа усмехнулась. — Мне это тоже, знаешь, интересно.

Взявшись за руки, они вышли со двора... но и в этот раз тоже никуда не ушли: на месте тезок уже сидел Анмай.

— Привет, — осторожно сказал Лэйми.

— Привет, — Анмай широко улыбнулся, поднимаясь. — Ты можешь уделить мне немного времени?

Лэйми покосился на подругу, но Ксетрайа только махнула рукой.

— Ладно, ребята, я к Лине пошла, — она попросила помочь с дочками. Пока!

Лэйми проводил её взглядом, и вновь посмотрел на Вэру. Похоже, что Охэйо не соврал...

— Ну?

Анмай смутился.

— Охэйо рассказал, что ты можешь... усиливать способности. Вот я и...

— И куда мы отправимся? — спросил Лэйми. Новый день начинался... интересно.

— Собственно, никуда, — Анмай вновь сел и поманил его рукой. Лэйми сел тоже. — Думаю, ты уже знаешь, что я интересуюсь, среди прочего, структурой метрики в очень небольших масштабах. Но моя... разрешающая способность ограничена. А структура, как ты понимаешь, очень важна.

— Угу, мне Анхела говорила, — Лэйми кивнул. — И что мне надо делать?

— Дай мне руки. И закрой глаза.

— Опять? — Лэйми вздохнул.

Анмай улыбнулся.

— Угу.

— Ну что ж... — Лэйми протянул ладони, — и их тут же сжали крепкие руки Анмая. — А без этого нельз...

Мир вокруг погас. Темнота, но темнота не абсолютная, — слабые радужные разводы. Какие-то тени, как те тени, что плавают в закрытых глазах, вспыхивали в ней, медленно плыли и угасали, но сейчас Лэйми чувствовал всю глубину окружавшей его бесконечности. Насчет остальных своих чувств он не был уверен, — ничто не имело ни запаха, ни вкуса, ни тепла, ни, тем более, плотности. Прислушавшись, он смог уловить нечто вроде звуков, — стоны, вздохи, пощелкивания, — никто не издавал их, их порождала сама пустота. Лэйми понял, что это — Возможности, виртуальные квантовые флуктуации вакуума, и попытался рассмотреть их получше, но...

+ / Подожди, — беззвучно сказал Анмай. — Я попробую настроиться на тебя... так. + /

Лэйми почувствовал, что его словно наполняет дымом, — очень странное ощущение. Анмай... ну да, наверное, это его сущность. Впрочем, ведь и в первый раз он, по сути, просто показал ему, что ощущает, погружаясь вглубь мира...

Слабые, едва заметные тени устремились навстречу, одновременно разгораясь, — пока он вдруг не завяз в ослепительно яростной, невообразимо сложной, бешено кипящей массе. Анмай немного отстранился и неистовый свет померк, а кипение стало замедленным, словно бы сонным. Лэйми понял, что видит исходную структуру пространства — структуру, в которой само оно кипит, сворачивается черными дырами, торами, нитями, и в этом аду, — бесконечное множество виртуальных частиц, чудовищная, беспредельная энергия, целая бесконечность её, лишенная лишь возможности воплотиться иначе, как с его помощью и в нереальном, обреченном на неизбежное исчезновение призраке-мире...

Его восхитила эта способность лениво рассматривать явления, которые в его Вселенной считались квантами времени. Он вновь всмотрелся в сияющий хаос, пытаясь разглядеть то, что лежало глубже, под ним. Ему показалось, что он видит, — и он почувствовал, как шерсть поднимается вдоль хребта, — воображаемая, чисто рефлекторная реакция.

* * *

Мир совсем не такой, каким кажется его обитателям. Давно велись поиски последней, неделимой, наимельчайшей сущности. Но теперь Лэйми смог заглянуть вглубь, — и не увидел конца. Это воистину была Бесконечность, — лестница структур уходила до бесконечности вверх, и до бесконечности вниз, словно он смотрел в бесконечный зеркальный коридор самоподобного, всё более чуждого — бесконечно чуждого — хаоса. Его сущность начала отражаться в нем, умножатся, и её части стали вгрызаться в него, пожирая его, — его мысли, — заживо. Это оказалось не больно, но столь мерзко, что Лэйми вывернулся бы наизнанку, обладай он телом. А так всё было намного мучительней. Даже вырвавшись из вязкой зеркальной пелены он ещё немалое время вздрагивал. Что ж, умереть он действительно не мог, но мог попасть в ситуации, когда ему пришлось бы об этом пожалеть...

+ / Да ну, нафиг, — беззвучно сказал он, немного опомнившись. — Сдохнуть можно от этого. + /

+ / Сдохнуть нельзя, — так же беззвучно ответил Анмай. - Но спятить — вполне можно. Здесь мы все бывали, собственно, — на такой... глубине. И здесь проблема... не в способностях. То есть, в теории я могу увидеть, что там... Но на практике грубые физические методы уступают тут место всё более глубокому разложению составных математических элементов. + /

+ / Это уже взгляд Создателя Звезд, Туманностей и Мирозданий, обитающего в бесконечномерном гильбертовом пространстве, и воспринимающего мир чистой математикой, — ответил Лэйми. - Существа более приземленные вынуждены использовать тут какую-то интерпретацию, так как возможности воспринимать математику напрямую у них всё-таки нет. Но интерпретация — это наше представление о Реальности, а вовсе не она сама. А ориентироваться по своим же иллюзиям глупо — и, в конечном итоге, опасно. + /

+ / А ещё можно воспринимать мир И чистой математикой, И разными другими чувствами одновременно, — ответил Анмай. - Раз уж сознание всё равно распараллелено... я так, правда, пока что не могу, обвес тут разрушается. + /

+ / А что с ним тут такое может быть? — спросил Лэйми. — Накапливаются ошибки и нужна перезагрузка системы с дефрагментацией жесткого диска? В смысле, спать идти надо? + /

+ / Формально — ничего такого... в смысле — мистического, — ответил Анмай. — Просто наведенные помехи настолько сильно воздействуют на сенсорную систему, что та не может до конца понять, что происходит, но сознание считает, что надо понять. А система транслирует всё это как боль — отключаемо, но не для меня. А постепенно — от желания всё же понять... сенсорика вообще вылетает, и надо заново её создавать. Она автоматически создается, но не мгновенно... это если структуру носителя не заденет. + /

+ / А оно вообще нужно? — сказал Лэйми. — Смотреть туда? В конце концов, структура мира фрактальна, то есть самоподобна. + /

+ / Структура Бесконечности НЕ самоподобная. На какой-то масштаб её ещё можно экстраполировать, но не на очень значительный. В конце концов, что вверху, что внизу структура может меняться бесконечное количество раз. Бесконечность же! При ещё меньшем масштабе сами законы математики либо вовсе перестанут действовать, либо примут форму, совершенно незнакомую. + /

+ / Ладно, давай оставим это. Всё равно, на это мне сознания не хватит. И вообще, я бы в другую сторону хотел, наверх. А не вниз. + /

+ / Наверх? Туда я, знаешь, тоже пытался попасть... + /

+ / И что? + /

+ / А ничего. Давай продолжим... другим способом. + /

Лэйми удивленно замер, ибо пустота вокруг расцвела. Виртуальные квантовые флуктуации, — единственная доступная ему сейчас реальность, — вновь разгорались перед ним. Пространство словно рвала невообразимо яростная буря энергии, обреченной вечно оставаться взаперти. Но теперь он смотрел на него другими глазами. То есть, не глазами, а... ну да, наверное, су-мунн действовал и здесь.

Он ощутил кипящий вокруг хаос, — неведомое побуждение заставляло пустоту бурлить, перестраиваться... этот хаос совсем не был истинным. Ему не хватало нужных образов, понятий, он придумывал их на ходу, пытаясь найти определения тому, во что погружался, — здесь бушевал шторм структур, возможностей, самоорганизаций, мгновенно возникающих и гаснущих сознаний, похожих на его собственное и совершенно чужих. Он словно летел сквозь поток, лес беспрерывно сталкивающихся и взрывающихся смерчей ослепительного радужного пламени, и каждый его лоскуток был живым. Он слышал крики, стоны, нечто невообразимое, — невероятный, бесконечно разнообразный безумный хор.

Лэйми не понимал, как он не сходит мгновенно с ума, и даже не теряет ориентации в этом огненно-безумном хаосе — но Анмай тянул его всё глубже, и пустота вокруг изменялась. Водоворот вспышек и звуков стал столь сильным, что им приходилось пробиваться сквозь эту вязкую, запутанную среду. Но изучать этот многокрасочный ад оказалось очень интересно, — Лэйми многое узнал о пустоте вообще, и о её Возможностях в частности. Он многое узнал и о себе самом. Его поразило, что законы кибернетики и математики оказались универсальнее, чем любые физические законы, — они действовали и здесь. А порой его охватывал невыразимый ужас, когда его чувства сталкивались с явлениями, совершенно чуждыми и незнакомыми ему. Он не хотел больше здесь оставаться, ни на секунду, даже из любопытства...

+ / Вот на этом все обычно застревают, — беззвучно сказал Анмай. — Теперь попробуем вместе. + /

Разноцветный хаос вокруг начал гаснуть, и Лэйми с облегчением перевел дух. Он чувствовал, что физические законы, сама метрика здесь непрерывно искажаются, охваченные вечным штормом изменений. Непосредственно это он, неподвластный физическим законам, ощутить не мог, но мог представить, наблюдая за кипением виртуального моря, которые, как он уже знал, неизбежно отражались на недоступной сейчас его взору поверхности Реальности.

Анмай тянул его всё глубже, и постепенно они попали в пустоту, как бы скованную жестоким морозом — почти все флуктуации в ней так выросли, что ушли за пределы поля зрения. Зато появились странные, словно приходящие ниоткуда голоса, настолько чуждые, что Лэйми даже был рад, что не может ничего понять в них. Раньше он не знал, что пустота может быть столь многообразна. Но Анмай тянул его ещё глубже, и Лэйми начал постепенно понимать, что впереди самое трудное, — пустота вокруг всё меньше походила на хоть что-то, знакомое ему. В ней происходили вещи, которым он не мог найти разумного определения.

Пространство, в котором он жил, было по большей части полностью лишенным вещества и энергии, но неизменно трехмерным. Теперь же и оно начинало... растворяться. Его размерность возрастала, становилась дробной, — что точно было невозможно в Реальности, но...

Лэйми чувствовал, как его сознание начинает растекаться повсюду, как силы, скрепляющие его, становятся всё более чуждыми, — они не изменялись сами по себе, но радиус их действия возрастал, они слабели с расстоянием не в квадратной, а во всё меньшей степени. Он начал бояться просто растаять в этой среде, — не разумной, даже не живой, но организованной. Страшась этого всеобщего слияния, он, — вслед за Вэру, — всё же уходил и уходил вглубь структур пустоты, — туда, где даже хаос исчезал, чтобы уступить место чему-то неописуемому. Наверное, ещё никто в Реальности не сталкивался со столь глубокими уровнями небытия.

Пространство распускалось, пока не превратилось в нечто невообразимое, — бесконечномерное, дробно-размерное, причем сама его размерность постоянно менялась, — она стала виртуальной, и уже никто не мог её определить...

* * *

— У-ф-ф... — сказал Лэйми, растирая ладонями лицо и пытаясь вернуться к реальной жизни. Получалось плохо — ведь этот безумный квантовый хаос до сих пор был в нем, внутри... — Выходит, что там, на дне, ничего нет?

— Дна нет, — слабо улыбнулся Анмай. — Но это не значит, что там нет ничего. Просто там всё — слишком чуждое, нам не хватает сознания охватить... Надо тут с Вайми пробовать или сразу с тезкой, у него талант пробивать путь...

— Спасибочки, один путь он уже пробил... — Лэйми поднялся на ноги. Он уже заметил, что упомянутый Вайми идет к ним, — явно не собираясь откладывать дело в черный ящик. — Слушай, задержи его, а? Я пока смоюсь.

— Не хочешь продолжения? — улыбнулся Анмай.

— Не-а. У меня, знаешь, мозги не резиновые вмещать сразу такое. Пока! — бодро развернувшись, Лэйми зашагал к дому Охэйо. Он уже начал представлять, какая жизнь ждет его здесь с его замечательным даром, и решил, что жалоба другу не помешает, — иначе ведь совсем замучают.

Но до Охэйо он так и не дошел, — почти у самого дома ему встретился тезка. Тот задумчиво жмурился на солнце, явно не зная, чем заняться, — и Лэйми осенила гениальная идея.

— Привет, — сказал он, вежливо остановившись в трех шагах.

— Привет, — тезка отвернулся от солнца и взглянул на него. Лицо у него сейчас было задумчивое, в лохмах трава, — интересно, что он тут делал?..

— Слушай... ты можешь сейчас к Анхеле прыгнуть?

Тезка почесал в затылке.

— Могу. А что? Хочешь туда?

— Угу.

— А зачем? — вчерашняя экзекуция со стороны родителя явно не прошла даром.

— Ну... Анхела же говорила нам про скауты. Может, у неё найдется один... который нужно отправить далеко-далеко.

— Хочешь смыться? — сразу догадался тезка.

— Угу, — Лэйми оглянулся через плечо. Пока что Анмай и Вайми мирно беседовали, — но вечно это не продлится. — Иначе ведь совсем по своим мирам затаскают.

— Понимаю, — тезка широко ухмыльнулся. — Ты подруге сказал?

— Кстати, нет, — Лэйми закрыл глаза, пытаясь "нащупать" в окружающем мире ниточку, ведущую к Ксетрайа. Где... вот... ага!

+ / Куда направился? + / — весело спросила подруга.

+ / К Анхеле, — ответил Лэйми. — А потом ещё куда-нибудь... куда получится. + /

+ / Интересно, это почему? + /

+ / Ну... + / — Лэйми постарался передать подруге весь тот богатейший букет не самых приятных ощущений, которые он вытерпел ради любопытства Анмая. Ксетрайа фыркнула.

+ / Да, уж. Интересные тут люди. + /

+ / Анмай не человек, а файа, + / — пояснил Лэйми.

+ / Да это уж видно, — Ксетрайа хмыкнула. — Ладно, гуляй, но не пропадай очень уж надолго. Мне будет тебя не хватать. + /

+ / Хорошо, постараюсь, + / — Лэйми оборвал связь и вздохнул. Вообще-то, покидать Нау-Лэй ему вовсе не хотелось, — но Вайми уже отделался от Анмая и направлялся к нему. Лэйми не представлял, как вежливо от него отбояриться, а посылать нафиг Создателя в его собственном мире, — явно идея не из лучших. Он повернулся к тезке:

— Сейчас или никогда. Ну...

* * *

Проморгавшись — условно говоря, потому что век у него сейчас не было, — Лэйми увидел знакомый уже черный круг Станции на фоне стылой звездной пыли. Тезка остался верен себе, — никаких тебе плавных подъемов на чердак Вселенной. Лэйми чувствовал себя так, словно им выстрелили из пушки. Кое-какое отличие, однако, нашлось, — где-то на самом краю сознания горела карта, если её можно так назвать, — бесконечная сеть из многогранников, где каждая отдельная грань каждого служила в то же время и центром другого. Сейчас Лэйми знал, что он с тезкой в совершенно определенной точке этой невероятной сети, — но вот точка старта различалась очень плохо, и в целом это мало что ему говорило. "Дом" их остался очень далеко, и ведущая к нему цепочка... отражений?.. поворотов?.. взглядов?.. — казалась сейчас зыбкой, как отлетающий сон. Лэйми просто не хватало сознания, чтобы разбираться в этой карте, — слишком уж она оказалась большой, и к тому же, преизрядно дырявой, — даже не карта, а скорее уж, её обрывки. Чем-то это походило на обычную структуру вселенной, — спутанные нити галактических скоплений, а между них — ничего, пустота. Да и эта редкая, рваная сеть занимала лишь ничтожно малую часть общего объема. Да уж, хотя картой Мультиверса Охэйо его и снабдил, — но вот толку от неё пока оказалось немного...

+ / Привет, — беззвучно сказала Анхела, и будь у него сейчас тело, — Лэйми бы, наверное, подскочил от неожиданности. — Чем интересуетесь в этот раз? + /

+ / Нет ли у тебя свободного скаута... в смысле, не нужны ли тебе хорошие разведчики, — отправиться куда-нибудь? + / — спохватился Лэйми.

+ / Снова собираетесь сбежать? + / — насмешливо предположила Анхела.

+ / Нет, я... — Лэйми осекся, поняв, что врать, когда всё так очевидно, не стоит. — Я просто хочу... э-э-э... внести посильный вклад в общее дело. Нет ли у тебя на примете далекого, — очень далекого, — места, которое срочно нужно исследовать? + /

Анхела задумалась... на миг.

+ / Срочно — нет. Разве что... + / — она замолчала.

+ / Что? + / — спросил Лэйми.

+ / Вселенная G4PBX/4582-4-3. Я засекла там след межпространственного перехода, но она так далеко, что всё это может быть просто призраком. Если хотите, можете слетать туда, хотя результат, скорее всего, будет совершенно нулевым. У меня тут как раз есть скаут, оборудованный для живых существ, — "Хоайт". Твой отец, Лэйми, уже не раз пользовался им. Согласны? + /

+ / Ну, что делать... — вздохнул тезка. — Не возвращаться же? + /

+ / Постой, ты что — летишь со мной? + / — удивился Лэйми.

Тезка хмыкнул.

+ / Пропустить такое приключение? Да ни за что! + /

* * *

— Найте! Найте, паразит, иди сюда!

"Да-да", — откликнулось эхо. На берегу никто даже ухом не повел. Хьютай мирно дрыхла, привольно растянувшись. Олта и Ирта сосредоточенно возились в песке. Охэйо, скромно сидя на попе Маулы, чесал ей волосы большущим гребнем. Вайми в позе лотоса сидел рядом, сонно жмурясь и медитируя на закат, — а маленькая Иннка, сопя от усердия, пыталась залезть ему на голову. Одним словом, все находились при делах, и отвлекаться от них решительно не желали. Искомого объекта среди них не наблюдалось.

Анмай набрал в грудь воздуху, — чтобы сказать роковое "Найте, я искать пойду!", — но тут ребенок буквально взлетел на береговую скалу, красиво сиганул вниз, проплыв под водой сразу метров двадцать, вынырнул рядом, печально вздохнул и растянулся на гладкой ярко-коричневой плите.

— Ну вот, всегда бы так, — Анмай улыбнулся и, намылив мочалку, принялся усердно надраивать мурчащего от удовольствия отпрыска. Просто удивительно, — сын терпеть не мог мыться, упорно считая, что в мире есть и более интересные дела.

С берега накатила волна нечеловеческого ржания, — хохотала Маула, отчаянно суча ногами. Охэйо оторопело замер.

— Что это с тобой?

— Волосам щекотно!

Рот Охэйо удивленно приоткрылся.

— Ы?

Анмай видел, что дело совсем не в волосах, — Вайми с задумчивым видом щекотал ей пятки. Потом босая нога цепко ухватила его за палец, как краб, и принялась безжалостно выкручивать. Несчастный юнош слабо пискнул от удивления, — и был немедленно замечен.

— Я тебя, гад! — Охэйо мгновенно вскочил на ноги. Вайми тоже. Они замерли, зловеще глядя друг на друга. Иннка подбежала к Охэйо и принялась лупить его кулачками по животу, — выше ей было не достать. Вздохнув, он поднял ребенка, — и Иннка с радостным писком тут же вцепилась ему в волосы. Охэйо закатил глаза. Маула выпутывала его лохмы из маленьких цепких пальчиков. Вайми смотрел на всё это, отчаянно пытаясь не заржать. Олта и Ирта сосредоточенно украшали спящую маму улитками и морскими звездами. Найте, сидя в двух шагах, деловито руководил процессом.

Найте?..

— Э? — аккуратно ухватив маленькое ухо, Анмай поднял голову недомытого ребенка. С короткой широкой мордочки на него невинно смотрели темно-синие, совсем не отцовские глаза.

— Ваймин сын, — печально констатировал Анмай.

Ваймин сын тут же довольно кивнул. В отличие от тезки, мыться он очень любил.

— Сговорились, прохвосты? — ну угораздило же их с Вайми назвать первенцев одним и тем же именем! Стоило позвать одного, — и прибегали сразу оба, в том числе и на ужин, — а трескали эти утробки за троих. Мало того, мальчишки-погодки вообще оказались похожи, — разве что у его чуда глаза серые, а кожа на пару тонов темнее. А...

Кожа ваймина сына моментально обрела свой обычный коричнево-золотой цвет. Взгляд, впрочем, оставался столь же невинным.

— Так. Переворачивайся-ка, друг, на спину, — будем живот мыть.

Ваймин сын, как змея, моментально соскользнул в воду, через минуту взлетел на скалу, едва ли не так же быстро, как спрыгнул с неё, и замер на самой вершине, красуясь, — а ну-ка достань! Мытьё мытьём, — а вот щекотки он боялся до судорог.

Анмай запустил в него мочалкой, — ваймин сын, подпрыгнув, ловко поймал её в воздухе, и тут же умчался, — должно быть, предаваться помойному разврату уже самостоятельно. Анмай вздохнул и сел прямо в теплую воду, глядя на берег. Ветер легко касался его плеч, смешные маленькие волны журчали над коленями и мягко толкали в грудь. Солнце стояло уже низко, между ало-золотыми от заката кронами леса лениво полз туман. Далеко за ними в небе парили белоснежные пики гор.

Анмай запрокинул голову, опершись плечами о прохладный гладкий камень и глядя в бездонное синее небо, — на почти незаметно плывущие луны. Неужели когда-то ничего этого не было, и он висел один в бесконечной мертвой пустоте?..

Он поднял голову, глядя на мирно спящую Хьютай. Как всегда в таких случаях, что-то теплое толкнулось в грудь и зыбкой, щекотной дымкой разбежалось по телу. Невозможно поверить, что они и в самом деле вместе — навсегда. И не на словах — на деле. На всю оставшуюся вечность. Невероятно, что он решился её оставить, — и ещё более невероятно, что сумел вернуть. Тогда Хьютай просто налетела на него, вырвав из оцепенения, которое, — теперь он это знал, — не закончилось бы никогда. Будь это возможно, — он бы, наверное, сошел бы с ума от радости. Как и Хьютай, — она прошла почти бесконечный путь в поисках любимого, как он когда-то, — по дороге в Бесконечность. Неудивительно, что его первой реакцией на такое чудо было сгрести её в объятия, и больше не выпускать. Смешно — но когда он увидел её в самый-самый первый раз, ещё в Фамайа, то первая его мысль была: "ух ты, какая по... э-э-э, какие глаза!" Уже потом оказалось, что девушка умеет замечательно читать стихи, петь и выбирать себе подарки, — а кроме... э-э-э... бедер, у неё есть ещё ухи, пятки, брови, и много других интересных подробностей. Лицо у неё тогда было хмурое, — но встретив его обалделый взгляд, она улыбнулась, — и он был готов...

Охэйо вдруг замер, к чему-то прислушиваясь, потом вдруг аккуратно поставил Иннку на землю и повернулся к нему. Лицо у него сейчас было удивленное, и, невероятно, — испуганное.

— Что? — Анмай сам не заметил, как вскочил на ноги. Все на берегу сейчас замерли, глядя на Охэйо. Тот глубоко вздохнул и прикусил губу.

— Случилось несчастье.