Злая мачеха

И пока я там судил да рядил,

Свою совесть до калитки водил,

Что-то пел, да виновато молчал,

Сын мой тихо в крапиве подрастал.

Л. Захарченко

День первый.

Старательно, специально на такой случай смазанная дверь беззвучно приоткрылась, обнажая узкую полоску комнаты. Половинка окна, завешенная тяжёлой жёлтой шторой, тусклый золотистый свет, изголовье детской кроватки, подлокотник кресла-качалки. Локоть. Тихие, неторопливые слова неизвестного языка, напевная, спокойная интонация, как будто песню рассказывают, как стих. Но ритм нечёткий. Радостное кваканье младенца. Скрип кресла.

Скорее закрыть дверь! Этого нет, всё мерещится, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Сейчас я проснусь, и ты исчезнешь...

Любопытный нос снова просовывается в узкую щёлку. Там всё по-прежнему — свет, ребёнок, умиротворённое бормотание.

О всемогущая Эль-сама, мудрый Цефеид, несокрушимый Карю-о, за что, за что мне это?!!

Филия поёжилась и поплотнее закрыла дверь. Кончик хвоста мелко дрожал и щекотал пятку. Драконица напряглась, спрятала это излишество с бантиком куда-то в небытие и решительно вышла в помещение магазина. Там, конечно, никого не было — в такую-то рань! — и уж точно не могло быть никого, кто мог бы помочь, но... Зато целый стенд с булавами, какая-никакая, а иллюзия надёжности. На другой стене многочисленные вазочки являют такое буйство красок, такое несовершенство рукотворных форм, и так старательно напоминают, что не всё в мире страх, смерть и война, что есть где-то спокойные, весёлые люди, которым охота лепить эти нелепые сосуды и малевать на них невозможные цветы и невиданных тварей... Сквозь большое верандное окно, притворяющееся витриной, видно солнечную улицу, выспавшуюся и довольную. Люди по ней ходят с мурчанием, как сытые кошки. Всё вокруг такое тёплое, любящее и любимое. И только там, в задней комнате, притаился чёрный ужас, ледяной холод, который может в любой момент сожрать весь свет, извести тепло, отобрать счастье.

Какое счастье? Где он возьмёт то счастье? Чувство вины, припорошенное желанием отскорбеть за всех погибших — это, что ли, счастье? Самый худший ужас — не в глубине дома, он в глубине сердца. Это память, которая никогда не простит. Как можно убить врага, а потом его же — младенца! — нянчить, носить на руках, учить говорить и есть ложкой?.. Ах, какое облегчение, Эль-сама дала ему шанс исправиться! Ему-то шанс, а вот его убийцам — непрерывная казнь. Внутренняя. Гложущая. О Эль-сама, если ты нарочно мучаешь невольных убийц, то что же ты хотела, чтобы мы с ним тогда сделали? Какие у нас были варианты?

Мы должны были принять это как должное. Я должна была. Я должна была убедить его взять мою жизнь и оставить в покое невинный мир. Но я выбрала не умереть, а убить, и теперь этот камень висит на моей шее, а чёрный коршун прилетает и изводит мою душу.

Он сидит там, в кресле, коршун. Держит ребёнка на коленях и что-то бормочет на своём страшном языке. Страстно, напевно. Одному Шабранигдо известно, что это за дикие заклинания, древняя тёмная магия, что будет с несчастным Вальгаавом, чем он станет?... Рабом? Чудовищем?

* * *

Сонное солнце своим заспанным видом отпугивало стайки мелких облаков, обещая в скором времени превратить дорогу в жаровню. Лина наконец-то выбралась из леса и обречённо зевнула, подумав, что даже будь у облаков нервы покрепче, от её вида они бы всё равно спрятались за горизонт.

Этот лес был единственным хорошим прикрытием для разбойничьих засад на довольно большой участок дороги. Два дня назад входя в него, гроза бандитов ожидала, что уж тут-то будет чем поживиться. Но ей сильно не повезло. То есть, разбойников-то тут была тьма тьмущая, даже больше, чем необходимо, больше, чем разумно, и больше, чем возможно. Толковых магов среди них не было, умелых мечников тоже. Хуже другое — на такое невероятное количество народа приходилось весьма немного добычи, которую преступники, к тому же, научились очень тщательно прятать от своих и чужих. Как говорится, всех не перевешаешь, уже к исходу первого дня Лине надоело устраивать масштабные лесные пожары ради жалкой горстки сплавившихся монеток. Но короткого пути из леса не было, а стоило прилечь и закрыть глаза, как свежеподжаренные бандиты возвращались за отобранным. Опасности для такой сильной колдуньи они не представляли, но спать, когда каждые десять минут тебя атакуют с улюлюканьем, довольно проблематично.

Лина потёрла слезящийся глаз и осмотрелась. На её счастье впереди по дороге виднелся город.

"Пожрать и выспаться" — отдала Лина мысленный приказ то ли себе, чтобы двинуться с места, то ли городу, чтобы поставил на пути хороший постоялый двор.

Населённый пункт не подвёл. Ещё не дойдя до центральной площади, волшебница увидела знакомую вывеску с вазой и булавой, и тут же сообразила, куда её занесло.

"Хоть в чём-то повезло! Уж Филия-то меня накормит, да и за постой ей платить не надо!"

Лина распахнула дверь в магазинчик и звонко поприветствовала старую знакомую.

Драконица сперва вздрогнула и вытаращилась от неожиданности, но тут же узнала Великую и Гениальную...

— Лина-сан! Какими ветрами?! — хозяйка заведения расплылась в ослепительной улыбке.

"Гляди-ка, а она и правда рада меня видеть. Надо же..."

Лина в двух словах изложила, какими именно ветрами, и быстро перешла к цели визита. Скоро морозильник в подполе дома сильно опустел, а сытая волшебница довольно зевнула и попросилась на кушетку.

— Лина-сан... — Филия, казалось, немного смутилась. — Вы, конечно, можете попробовать поспать в задней комнате... Н-но там сидит ОН.

— Кто?

— Ну... он. С маленьким Вальгаавом.

— Э-э... А маленький Вальгаав что, особенно громко ревёт?

— Нет, он очень тихий, но спать там...

— Извини, подруга, я с недосыпа плохо понимаю, к чему ты всё это говоришь. К тому же, щас я готова отрубиться даже в местных яслях, не говоря уже о какой-нибудь пещере с чудовищами. А тут, подумаешь, один младенец с сиделкой...

Филия попыталась ещё что-то возразить, но Лина уже распахнула заветную щедро смазанную дверь и захлопнула её за собой.

Зерос весьма колоритно смотрелся с младенцем на руках. Даже выражение лица у него было не такое издевательское, как обычно. Ребёнок весело агукал и с энтузиазмом ковырял застёжку на плаще страшного демона. Лина умилилась даже не смотря на всю свою сонливость. "Вот всегда бы так".

Мазоку, до сих пор что-то тихо говоривший, замолчал и поднял голову.

— Привет! — жизнерадостно зевнула Лина. — Ты не против, если я тут посплю часиков десять-двадцать?

И, не дожидаясь ответа, плюхнулась на кровать и сбросила сапоги.

— А тебя Филия предупредила, что я тут занимаюсь страшной чёрной магией, и всем в квартале от этого кошмары снятся? — улыбнулся Зерос.

— Иди нафиг, — пробубнила Лина в подушку. — Ещё не хватало, чтобы я тебя боялась.

Она отвернулась к стенке и с головой спряталась под гобеленовое покрывало.

Ещё несколько минут она слышала тихий голос Зероса. Он говорил на своём мазочьем языке, который считался запретным для ушей простых смертных. Лина, с детства не относившая себя к этой категории живых существ, ухитрилась-таки выучить мазоку-го. Так что подслушать и понять разговор двух мазоку для неё было раз плюнуть, да и многие их заклинания...

— У этого короля был друг-мудрец, — говорил Зерос. — И однажды мудрец написал королю такое письмо: "Приятно слышать, что ты, друг мой, благоденствуешь, но твои необыкновенные удачи не радуют меня, потому что я знаю, как завистливы боги. И для себя, и для тех, кто мне дорог, я желал бы, чтобы удачи сменялись неудачами, и потому предпочел бы существовать с переменным счастьем, нежели с постоянным. Итак, покуда не настал конец твоей непрерывной удаче, я не хочу быть твоим другом, ибо опасаюсь гнева богов и не хочу терзаться за тебя и ожидать божественной мести". Король очень огорчился и долго думал, что бы ему такое сделать, чтобы вернуть своего друга. И вот, однажды утром он снарядил корабль и поплыл в открытое море. И там, далеко от берега, он снял с пальца перстень, которым очень дорожил, бросил его в воду и сказал: "Вот, я выбросил тот перстень, который был мне так дорог, и теперь богам нечему завидовать". После этого он вернулся во дворец и загрустил. А через несколько дней ему подали на обед морскую рыбу, и когда он разрезал её, то нашёл в её брюхе свой перстень...

"Страшная магия, — подумала Лина. — страшнее не бывает".

Когда она проснулась, в комнате было темно и пусто, но всё равно уютно. Лина встала и отдёрнула занавеску — снаружи догорал рубиновый закат. Отсветы осколками брызнули в комнату, и Лина заметила, что в кроватке под окном дрыхнет очень довольный ребёнок. Он выглядел так мило, что Лина даже не побрезговала нагнуться и погладить его по голове. Ещё жиденькие и тонкие детские волосы были светло-рыжего цвета. Потом она задёрнула штору и пошла на поиски Филии.

Та обнаружилась на кухне с чашкой травяного успокоительного чая.

— Доброе утро! То есть, вечер. Что у нас на завтрак?

Драконица сглотнула и принялась накрывать на стол.

— Как вам спалось, Лина-сан?

— Обалденно. Мне снились дивные рыбы с серебряной чешуёй и сапфировыми глазами.

— О-о, должно быть, вы знаете хорошее средство от кошмаров.

— Да нет, вроде... А что, тебе кошмары снятся?

— Ещё какие, Лина-сан, ещё какие... Особенно в те дни, когда он здесь. Как можно спать в его присутствии, я вообще не понимаю.

— Это ты о Зеросе? А он часто тут бывает?

— Раза два или три в неделю, обязательно. Я не знаю, нарочно он нагоняет на меня кошмары или нет, но, посудите сами, как я могу спать спокойно, после того, как он такое делает с Валем...

— А что он с ним делает?

— А вы не слышали утром, как он над ним бормочет? Я даже думать боюсь, что это за магия...

— Хе-хе. Филия, я тебе могу сказать, что это за магия. Я же понимаю по-мазочьи. Только не говори никому, это ведь запрещено.

— О боги! Вы понимаете этот его ужасный язык?! И что же он творит с Валем?

— Не поверишь... Сказки рассказывает.

— Что?!

— Сказки. Просто старые сказки. Совершенно безобидные. И Валю очень нравится.

— Не может быть!!

— Ну зачем бы я тебе стала врать?

— Может, он просто в вашем присутствии не стал колдовать? Испугался, что вы...

— Фи-и-илия, ну с чего бы Зерос вдруг меня испугался? К тому же, он не знает, что я понимаю по-мазочьи, и ты ему не говори.

— Охх, ну ладно, Лина-сан, вы меня успокоили... А то я тут невесть что думала...

— Я так и поняла. А жаль, я надеялась, что ты мне объяснишь...

— Зачем он это делает?

— Угу. Он сам-то тебе ничего не говорил?

— Он вообще со мной не говорит. И в комнату меня не пускает, когда приходит. Это какой-то ужас, в моём собственном доме...

— Хм. Говоришь, он три раза в неделю появляется? Не против, если я дождусь следующего перекинуться с ним парой слов?

— Ой, Лина-сан, я буду очень рада! Вы не представляете, каково мне тут одной! А с вами он всегда как-то покладистее...

Лина как раз дожёвывала последний пончик, когда в дверь постучали, не иначе, кованым сапогом. Волшебница едва не поперхнулась.

Филия поспешно открыла. На пороге стоял шкафоподобный мужик с длинной седой бородой, одетый во всё кожаное. На лысом черепе красовалась татуировка в виде паутины.

— Ой, господин мэр! — всплеснула руками драконица. — Вы как раз к чаю!

— Не до чая, — рыкнул гигантский старикан. — На северном кладбище опять покойники разгулялись. Что у тебя тут творилось весь день?

Филия только собралась что-то ответить, когда между ней и мэром внезапно образовалась Лина.

— Покойники? — с профессиональным любопытством переспросила она. — Говорите, покойники разгулялись? Вам невероятно повезло! Как раз сейчас вы видите перед собой крупнейшего специалиста по части успокоения ходячих трупов. Или упокоения, если угодно. По два золотых за голову и ещё один за каждую третью, и ваши кладбища станут самым безопасным местом в мире!

Мэра едва не сшибло рекламной волной, но он вовремя ухватился за косяк.

— Вы... это... колдунья, что ли?

— Обижаете, я волшебница! Великая и гениальная волшебница Лина Инверс, гроза нелюдей и проходимцев! Ваши города становятся спокойнее только потому, что я пообедала в местном трактире!..

Дедусь придал своему ошеломлённому взгляду вопросительность и перевёл его на Филию. Драконица растерянно покивала.

— Да вы не стойте на пороге! — напирала Лина, хватая старика за руку и втягивая в дом. Он вздрогнул, но послушно зашёл. — Выпьем чайку, вы объясните проблему в подробностях, быстренько всё обстряпаем...

Подробностей оказалось много. Лина узнала, что в те давние времена, когда все города на много тысяч миль вдоль побережья принадлежали одному королю, здесь, на скальном утёсе над морем, была королевская тюрьма. Потом, когда короля свергли, а страну поделили на небольшие княжества, тюрьму разрушили, так что теперь незнающий человек даже не заметил бы небольшой кучки обломков на каменном мысу. Однако за время функционирования это здание наплодило какое-то невероятное количество покойников. Осуждённые, судя по всему, мёрли там десятками в год. А местные жители не слишком-то хотели хоронить их на одном кладбище вместе со своими пращурами. Так и вышло, что у довольно небольшого городка оказалось два кладбища — южное, где покоилось мирное население, и северное, куда складывали почерневшие кости узников. Северное кладбище росло очень быстро, и скоро стало не только северным, но и западным, и восточным. С учётом неровной административной границы и гористой местности, карта кладбища на настоящий момент напоминала завязанную узлом сороконожку.