410 [первая часть]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

АВТОБУС ОТПРАВЛЯЕТСЯ В АД.

Тормоза скрепят. Водитель -

...Очевиднейший вредитель

В прошлом видимо грабитель

Женских прелестей ценитель

В бурных сватках победитель

Малолеток искуситель

Анонимок составитель

Врачеватель и печитель

Пышных школьниц покровитель

Терминатор — разрушитель

Педагог — завмаг — учитель...

Объявляет : "Выходите !"

Я доехал до конечной...

Крупский cотоварищи — "Автобус 666"

ПЁТР КРАСИЛЬНИКОВ. РАЙЦЕНТР ОЗЁРА. 16 ДЕКАБРЯ 2012, ВЕЧЕР.

Хм. Люблю зиму и одиночество. Нет, правда. Это на самом деле прекрасно — идти по свежему снежку и вдыхать морозный воздух. Раз, два. Очень думается хорошо. Хорошо думается обо всем. Об одиночестве, например. Подумайте сами, это ведь прекрасно! Ты можешь делать что хочешь, ты никому ничего не должен и тебе никто ничего не должен. Ты можешь ходить по квартире в одних трусах, не мыться по три дня подряд, выносить мусор раз в неделю, начинать пить с утра, сидеть сутками в интернете... Да что угодно возможно. Только в одиночестве можно быть собой. По-настоящему. Никто на тебя не влияет и выбор ты делаешь в любом случае тот, к которому лежит душа, а не тот, который должен сделать по мнению окружающих. Нет, одиночество действительно прекрасно. Даже одиночество такого неудачника, как я.

Я шёл субботним зимним вечером с работы по заснеженным улочкам своего города и размышлял об одиночестве. Вообще подобное время и обстановка очень располагают к размышлениям. Обычно я думаю обо всем подряд — от того, что стал бы делать, провалившись в прошлое или что было бы, если бы Солнце внезапно сколлапсировало и превратилось в чёрную дыру, до того, что неплохо бы перемыть посуду на кухне, а то чистой уже мало осталось, да и пахнет... Но сегодня меня одолели мысли об одиночестве. Нет, правда, оно мне действительно нравится. Но иногда так тоскливо становится, что хоть удавись. Я уже ненавижу выходные. На выходных я наедине с собой и своим одиночеством. Не знаю чем уже заняться — просто сплю целыми сутками. А если не сплю, то просто лежу и щурю глаза. А ведь ещё есть и воспоминания... В основном — не из приятных. Дерьмо! Я смачно сплюнул в сугроб и вновь предался размышлениям о бессмысленном дне впереди.

Мои грустные мысли прервала картина двух тощих легко одетых пареньков, которые выводили баллончиками с краской на стене одного из домов кривоватую цифру "21". Заметив меня, они внезапно струхнули (что в общем-то странно, неужто я похож на полицейского?), и, побросав баллончики и, прокричав что-то вроде "возмездие близко!", рванули со всех ног в темноту. Вообще это все напоминало сцену из какого-нибудь дешёвого американского ужастика. Не хватало только одиноко сидящего где-нибудь в уголке оборванного бомжа с табличкой "Repent!" в руках.

Ну, понятно, очередные сектанты, ожидающие на днях апокалипсиса и желающие заразить этой собственной паранойей побольше окружающего народу.

С предстоящего апокалипсиса мысли как-то просто соскочили на мои маленькие личные апокалипсисы. Жуткие годы выживания в школе, бессмысленное разгрызание никому ненужного гранита науки в Институте,только в который я после учёбы и смог устроиться на работу... Личная жизнь? Не смешите мои тапочки! Женщины появляются там где деньги, а вовсе не наоборот.

Толчком из глубин памяти ударило воспоминание о первой и последней ... любви(с чего я взял что любви? Ведь мне всё равно не с чем сравнивать!). Миниатюрная, но сильная и ловкая девушка Женя, еще в школьные годы заставляла совершать наверное лучшие глупости в моей жизни. Она была лучницей — не все ее понимали и часто пытались жестоко подшучивать -а, который не мог и за себя то постоять, только и мог сживать кулаки и скрипеть зубами. Эх, кончилось всё плачевно, вот уж эти воспоминания я у себя в голове точно прокручивать не буду.

С тех пор я одинок. Наверное, навсегда.

У меня нет ничего кроме одиночества. Есть квартира, старенький компьютер, полуразвалившийся диван, утробно урчащий полудохлый холодильник, который в силу своего возраста уже практически бесполезен. У меня нет друзей(есть сосед — неплохой парень, но он максимум тянет на приятеля), нет родителей (отец умер от инфаркта, а мать бормочет сутками "харе кришна" и вытащить ее из этой ямы не выходит у меня на протяжении вот уже пяти лет), нет девушки( хо-хо, откуда она у прыщавого нищего лаборанта?). Нет будущего. Зато есть одиночество и ненависть ко всему миру. Хотя какая, к черту, ненависть? Так, старческая сварливость. Или , может, обида? Действительно, я начал замечать за собой странное свойство — если мне что-то не нравилось (а не нравилось мне почти все) , я начинал горячо и быстро бормотать себе под нос какую-то злопыхательскую ерунду... И самое неприятное, остановиться мне бывало довольно непросто. Откуда-то из глубин памяти обожгла ассоциация: "Я же чистый Плюшкин...". Помотал головой. Такие мысли слишком часто посещают меня, чтобы прислушиваться к ним всерьёз.

Я вдохнул морозный воздух поглубже. В конце концов, есть же и хорошие вещи. Через три дня начислят зарплату и можно будет... Что? Я начал мысленно перебирать способы потратить свой нехитрый заработок. Даже если выкинуть квартплату, газ, воду, электричество и интернет, выходило немало. "Может пропить?", — робко шевельнулась мыслёнка. Да нет, уж, спасибо. Повидал я таких. Эх, пусть жизнь течёт как река, а там разберёмся.

Усилием воли я задавил тоску и попробовал улыбнуться. Со стороны, наверное, выглядело жутковато.

Я судорожно потёр висок под капюшоном замёрзшей рукой в тонкой кожаной перчатке и зашагал быстрее: автобусная остановка была уже близко.

Да, я люблю зиму и одиночество. Но иногда скучаю по лету и людям.

* * *

АНДРЕЙ МОКРЫЙ. ДЕРЕВНЯ НИКОЛОВА РОЩА, 27 КМ ОТ РАЙЦЕНТРА ОЗЁРКИ. 16 ДЕКАБРЯ 2012, ВЕЧЕР.

Я проснулся от того, что бешено царапал давно немытую голову. Надо бы погреть воду и помыться, но... лень. Все равно на многие километры вокруг нет ни одной живой души, а мне как-то все равно. Надо бы еще и остричь давно отросшие патлы. За последние три месяца я не видел ни одного человека, и, соответственно, парикмахера тоже, так что вместо волос у меня на голове сейчас была сальная пакля. Гм, что-то еще было не так. Ах, не было похмелья. Запасы водки закончились четыре дня назад. Сначала опасался, что меня навестит белочка, ну, или алкогольный делирий по-научному. Но этого, как не странно, не случилось. Я тяжело вздохнул и начал вставать со своего теплого топчана. Надо нарубить дров и затопить печь. Хорошо хоть в этот домик в полузаброшенной степной деревушке довольно неплохо сохранился и для приведения его в порядок мной были затрачены минимальные усилия. Хоть усилиями давно почившего советского Союза деревенька была электрофицированна, местные власти провести газ сюда уже не удосужились. Я со вздохом нашарил теплые меховые тапки и начал бродить в вечерней полутьме, собирая разбросанные по полу в беспорядке вещи. Кое-как одевшись, я начал искать валенки. Но в темноте натолкнулся на коробку с капсулями и ружейными гильзами, которая неудачно стояла на подоконнике ("и кто ж её туда поставил?" — с сарказмом подумал я). Чертыхнувшись, я встал на колени и начал собирать рассыпавшееся содержимое коробки, пытаясь разглядеть в полутьме, что куда закатилось. Пока корячился на полу, задел лежавший на краю стола полуразобранный радиоприемник и тот смачно шваркнулся об пол, разбрасывая вокруг свои электронные внутренности. Матерясь сквозь зубы, я уселся прямо посреди всего этого бедлама и начал медленно тереть виски. Мда, проспал весь день неплохо, но вечер похоже не задался. Попытался встать, но что-то круглое и маленькое, лежащее ребром на полу, попало под руку.

Холодея от предчувствия, а скорее даже от твёрдой уверенности, я поднял металлический кругляш к глазам, стараясь разглядеть, что это вообще такое.

Динарий.

Я высказал в полустершийся профиль давно мертвого императора все, что я думаю. Тирада вышла минуты на две и это была самая длинная фраза, сказанная мной за последние три месяца, проведенные в этой глуши. Тяжело вздохнув, я поплелся искать мобильный. Ну вот, не успел. Телефон зазвонил прежде, чем я хотя бы успел выцепить его взглядом из кучи хлама около розетки. Выдернув зарядку, я нажал на кнопку и шумно выдохнул в трубку:

-Илья, твою ж мать, не мог монетку на стол прислать?

Эта скотина лишь усмехнулась в трубку.

-Смешного нет ни хрена, — я начинал злиться.

-Да ладно,Сухой, в твоем свинарнике ты бы ее не нашёл. А если бы и нашел, то только с миноискателем через неделю.

Я скрипнул зубами. Обычно за шутки над моей фамилией я бью сразу в морду без предисловий. Но так как Илья находился примерно в тридцати километрах от меня, пределом моего гнева стали лишь вялые отмазки по существу:

— Почему мне опять выпадает задание за Гранью? Ты же знаешь, я болею последнее время, да и вообще устал... — я не любил умирать, хоть и не навсегда.

— Помолчал бы уж. Последнее задание провалил? Провалил. И кто твою дымящуюся жопу прикрывал? Правильно, я. Тебе могли бы давно уже мозги прочистить от ненужных воспоминаний, и тем более, ненужных вопросов, и ты спивался бы уже в каком-нибудь Мухосранске.

— А я, по-твоему, что сейчас делаю? — скептически произнёс я, — только местечко ты подобрал похуже всякого Мухосранска.

Илья пробормотал себе под нос что-то про "слишком умных" и решил наконец перейти собственно к делу:

-Так, ладно, это всё лирика. Теперь к делу. Четыреста десятый снова вышел на маршрут. Их контора снова наступает нам на пятки. На открытый конфликт никто не решится, так что тебе партийное задание: кровь из носу, а надо их на чём-нибудь прищучить. Кстати поосторожнее, там новый кондуктор появился.

Я опять поскреб давно немытую голову и задал наводящий вопрос:

-Со стороны? Или опять взяли моду лепить из того, что есть? Из тебя, что, все клещами вытягивать надо?

— Не знаю. Проконтролируй короче. А я уж похлопочу, чтоб тебя из этой дыры вытащить. Даже больше скажу: где-то наверху затевается большая игра. Если все выгорит — будет грудь в крестах. Если нет — пословицу сам знаешь.

— Насколько большая игра? — заинтересовался я. Обычно я в политику нашего руководства предпочитаю не вникать — так оно лучше как для физического, так и психического моего здоровья, но раз уж дело касается меня так серьезно, лучше быть в курсе.

— Ты в драки динозавров не влезай, вот тебе мой совет. А то башку откусят и поминай, как звали. Твое дело маленькое — найти нарушение Договора и на том всю их доблестную контору прищучить. Так что вперёд, к новым победам! Кстати, ширялово-то еще есть?

Я устало поморщился. Вообще-то Илья был родом из интеллигентной семьи, даже вроде в детстве на скрипке играл, но не выдержав конкуренции со стороны болезненных еврейских мальчиков, ударился в эзотерику, и, в результате череды нелицеприятных историй осел в нашей конторе в качестве администратора. Справлялся он со своей работой неплохо, но любил он к месту или нет ввернуть в речь какое-нибудь жаргонное словечко или хитрый матюк. Вот такой вот интеллигентский заскок у него.

— Есть, две дозы. Ну ладно, я отчаливаю.

— Давай, не пуха.

— Сам знаешь.

Я выключил мобильник и швырнул его в кучу нестиранного белья в углу. Потом нашарил под топчаном старенькое цинковое ведро и пошел на улицу, чтобы набрать в него снега. Надо голову помыть. Негоже умирать грязным. А то вдруг навсегда...

* * *

ПЁТР КРАСИЛЬНИКОВ. РАЙЦЕНТР ОЗЁРА. 16 ДЕКАБРЯ 2012, ВЕЧЕР.

Автобуса не было уже минут двадцать. Стоять на пустынной остановке и ждать приятнее не становилось. Похолодало сильнее, и даже неуклюжие притопывания, с помощью которых я пытался согреться, уже не помогали. Плеер разрядился очень невовремя, и мне пришлось остаться наедине с окружающим миром. Я опять забубнил себе под нос что-то про "небесную канцелярию", сам не контролируя себя, когда мой взгляд упал на привычную уже табличку на стене остановки, где обычно пишут маршруты. На нее был криво приклеен скотчем напечатанный на принтере лист с надписью "410". Легонький смех начал пробирать меня , и, наконец, я засмеялся в голос. В нашем не особо большом городе номера маршрутов обрывались где между одной и двумя сотнями, а уж цифра "410" была просто запредельной. Хотя могли пустить какой-нибудь "именной" маршрут, но называть его столь непритязательно...сущий бред. Поддавшись какому-то злому хулиганскому веселью, я сорвал этот лист, срывая, верно, вместе с ним, чью-то глупую шутку. Я смял лист и попытался бросить в ближайший сугроб, но холодный ветер, дувший в лицо, подхватил легкую бумагу, и, швырнув обратно в меня и перебросив, погнал дальше по улице. Проследив взглядом за этим куском бумаги, я внезапно обнаружил неожиданного свидетеля всей этой моей клоунады.

Напротив меня стояла молодая девушка; роста она была невысокого, одета была в модное этой зимой, но излишнее укороченное пальто, джинсы и высокие сапожки. В руках она держала сумку, увешанную яркими и аляповатыми анимешными значками. Шапки на ее голове не было, что собственно меня удивило больше всего, ведь даже я, в капюшоне и толстой вязаной шапке чувствовал мороз. У нее были рыжие волосы, цвета давно брошенного и заржавленного металла, заплетенные в две короткие и тонкие косички, похожие на крысиные хвостики. Лицо ее, усеянное веснушками, украшали очки в изящной оправе, а из под очков в меня упирался ее удивленный и немного испуганный взгляд зеленых глаз.

— Шутка... Глупая шутка, понимаешь? А я просто исправил... — начал было оправдываться я, чувствуя как лицо заливается краской.

Она лишь часто-часто закивала в ответ и отодвинулась от меня подальше.

Я поглубже надвинул капюшон на глаза и тоже отошёл. "Все бабы дуры", — подумалось мне, вспоминая ее непокрытую голову. "И шлюхи", — довершила фразу инерция моего мышления. Внезапно на меня накатила жуткая волна ненависти к миру. К миру, к этой девчонке, к себе — жалкому неудачнику. Я смачно сплюнул в сугроб и вновь покосился на рыжеволосую. Та успела включить плеер и теперь стояла и слушала какую-то музыку. Впрочем, стояла она в самом дальнем от меня углу остановки. Да уж, мне так от мира отключиться не получится.

Я остался наедине с злобой и отчаяньем. На душе стало так дерьмово, что я хотел было уже развернуться и дойти до дома пешком, как наконец услышал утробное урчание мотора. "Ну наконец-то!", — с огромным облегчением выдохнул я.

Из непроглядного полотна тьмы перед остановкой вынырнул убитый в хлам ЛИаЗ с косо приклеенной бумажкой на лобовом стекле с номером нового маршрута.

Там было написано: "410".

Я почти физически ощутил, как разгорается моя спина от укоризненного взгляда рыжеволоски. "Как же сдохнуть охота, а...", — пронеслось в голове. В тот же момент двери автобуса распахнулись, и водитель, бодрый старикан (Сколько ему лет? Шестедесят? Семьдесят? Непонятно), жестом пригласил нас внутрь.

Чувствуя смущение за свою недавнюю глупую выходку, я, громко прокашлявшись, с напускной суровостью, обратился к водителю: