Я - Риддл

— Почему вы решили, что Хогвартс нуждается в вас, как в преподавателе? — Альбус Дамблдор смотрит на меня сквозь полукружия своих очков. Лимонные дольки лежат на блюде. Блюдо — на другом конце стола. По слухам, он предлагает их всем своим посетителям.

Но я этой чести не удостаиваюсь.

— Потому что у вас вечные проблемы с ЗОТИ, — пожимаю плечами. — А я — Мастер Защиты.

— Мастер, — кивает Дамблдор. В его глазах на секунду мелькает непонятная искра, и он продолжает: — Только ваш аттестат на звание Мастера получен полторы недели назад.

— Но получен ведь, — возражаю.

— А раньше вы его получить не удосужились...

Презрение в глазах собеседника мне привычно. Последнее время на меня не смотрят иначе.

— Именно, профессор Дамблдор, — киваю. — Раньше от меня он не требовался. В Союзе было достаточно диплома Дурмстранга.

Сидящий передо мной старик снимает очки, привычным жестом потирает переносицу. В клетке рядом чирикает огненный феникс — величайшая редкость в магическом мире, но я удерживаюсь от того, чтобы кинуть на него взгляд.

— Хорошо, я спрошу иначе, — в голосе директора Хогвартса исчезают все добродушные нотки. — Почему именно сейчас и именно вы пришли сюда? Пришли занимать именно проклятое место преподавателя Защиты от Темных Искусств?

Улыбаюсь.

— Профессор Дамблдор. Вы знаете обо мне достаточно много. Ведь вы делали запрос и в Дурмстранг. За эту неделю, что прошла между моим заявлением и сегодняшним днем. Вы знаете, что я была лучшей в выпуске. Потому что вы знаете, кто меня обучал дополнительно. И вы знаете, что я не поддерживаю с ним связь с момента окончания школы. Но об этом знают, как мне кажется, все.

— Именно, вам кажется, мисс Риддл, — директор щурится. В глазах, тем не менее, блестят льдинки. — Вы не бывали в Англии, верно? Имя... Нет, прозвище вашего отца стало синонимом ужаса в нашей стране. Меня не поймут, если я доверю вам эту должность.

— Меня оправдал ваш суд, — склоняю голову набок и все-таки кидаю взгляд на феникса. — Хоть и заочно. Я не участвовала в его делах. Никто меня не видел рядом с ним ни разу, когда он начал эту войну. И знаете, почему? По той же самой причине, по которой обо мне не говорят. По той же самой причине, по которой мой отец никогда не упоминал обо мне. О моем существовании ходили лишь слухи. Потому что я его ненавижу. Он убийца, господин директор. И я отказалась вставать на его сторону, хоть он и настаивал.

— Тем не менее... — фразу Дамблдор не заканчивает, но его многозначительный взгляд, направленный мне на левую руку, продолжает сам за себя.

— Метку я получила в четырнадцать, — говорю, сохраняя лицо. Это я умею. Это — не в первый раз. — Тогда это не было известно как знак тех, кто упивается смертью и чужой болью. И тогда у меня было еще четыре года, чтобы передумать. И я передумала.

Дамблдор молчит, и я знаю, что он готов мне отказать. Закусываю губу так сильно, что прихожу в себя лишь от солоноватого вкуса на языке.

— Послушайте, профессор, — произношу через какое-то время. — Если вы откажете — не проблема. Я уйду. Но не забывайте — я его дочь. Я знаю его слабые и сильные места. Я знаю, что он любит, что ненавидит. Я знаю то, что не знает даже его самый преданный сторонник, потому что я — его дочь. И я хочу дать детям, которые окажутся втянутыми в эту войну, хоть маленький шанс ее пережить. У вас есть оружие против моего отца. Я... — мой голос сбивается, но я вдыхаю, собираясь с силами, и продолжаю: — В той... первой войне... погибли многие. Вы можете мне не верить, но я думаю... думаю каждый день, что было, если бы я... приехала в Англию тогда. И пришла к вам... в семидесятом, после школы.

— Тогда вряд ли бы вы отметили свое двадцатилетие, мисс Риддл, — голос Дамблдора добреет, и я понимаю, что он почти передумал. — Должность была проклята и тогда.

— Это вряд ли, — улыбаюсь обезоруживающе, — во мне — его кровь, профессор.

Дамблдор кивает, подвигает ко мне блюдо с другого края стола. Вблизи они оказываются искусно сделанным мармеладом. — Лимонную дольку?

* * *

Зал наполняется учениками. Сижу за преподавательским столом между подтянутым мужчиной, наглухо задрапированным в жуткие черные одежды с удивительно унылым лицом и коротышкой, едва достигающим метра двадцати. Передо мной — пустые тарелки. Как объяснил Дамблдор, еда на них появится после церемонии распределения.

Ученики же вторых и последующих курсов сразу занимают свои места, готовясь наблюдать за тем, как одиннадцатилетних первокурсников будут распределять по факультетам.

В Дурмстранге — не так. В Дурмстранге учат с семи и до восемнадцати. Стандартное одиннадцатилетнее образование, дающее не только аттестат магической, но и обычной маггловской школы. Повышенные требования, усиленная программа. Распределения у нас такого, как в Хогвартсе, не было, первые четыре года мы учились все вместе, лишь потом распределялись по склонностям к различным видам магии. После четвертого класса я проучилась пять лет на факультете Боевой Магии, и лишь последние два года, удивив всех учителей, перешла на факультет Целительства и Зельеварения.

Погруженная в свои мысли, я не замечаю, как выносят пыльную старую шляпу, всю в заплатках. Взгляды присутствующих немедленно обращаются к этому артефакту. Шляпа откашливается, делает вид, что смущается и начинает петь песню.

Хм. А ничего так, сойдет на первый раз...

Наконец, шляпа заканчивает свой бесплатный концерт, и профессор МакГонагалл водружает ее на голову первого ученика...

— КОГТЕВРАННН!!!

Только многолетняя выдержка позволяет мне не подпрыгнуть. Тем не менее, мой испуг не укрывается от взгляда карлика. Никак, у него в роду были гоблины?

Стол факультета с сине-белой расцветкой взрывается аплодисментами.

— С вами все в порядке, мисс? — улыбается мне полугоблин.

— Да, благодарю вас, — выдыхаю и достаю из-под стола руку, в которой зажата волшебная палочка. Сидящий рядом со мной мужчина в черном слегка бледнеет, понимая, что я едва не сделала.

Когда последний из новичков усаживается за стол уже своего факультета, тарелки наполняются едой. Смотрю на появившиеся передо мной блюда, откладываю себе немного салата и ветчины, стараясь сохранять каменное выражение лица. Похоже, о моем появлении объявят в самом конце ужина. Дамблдор сказал, что мое представление состоится сегодня, но ведь не уточнил, когда именно.

Когда из тарелок исчезают последние куски, директор встает из-за стола и начинает говорить.

С любопытством выслушиваю объявление о Запретном Лесе, о Хогсмиде, об отмененном турнире по квиддичу. То, что в Хогвартсе будет проводиться турнир Трех Волшебников, вызывает шквал аплодисментов. Когда они, наконец, утихают, Дамблдор поправляет бороду и...

— Дорогие ученики! В нашем коллективе произошли небольшие изменения. С сегодняшнего дня Защиту от Темных Искусств будет вести профессор Риддл, — с этими словами Дамблдор кивает мне и садится на свое место.

Так всегда с безличными титулами типа "профессор" или "доктор". И так всегда с теми, кто живет в тени славы собственных отцов, пусть даже и такой.

За столом, украшенным красно-золотым, рыжий мальчик лет четырнадцати давится, заходясь в неуемном кашле. Еще один, черноволосый и в очках, смотрит на преподавательский стол, как на воплощенный ужас. Остальные же забывают, как дышать.

Поднимаюсь, окидываю все триста учеников внимательным взглядом, вежливо киваю и сажусь обратно.

Я уже знаю, что я буду говорить на первом занятии у всех факультетов старше первого курса.

* * *

— Профессор Риддл, — окликает меня глубокий бархатный голос, когда я уже направляюсь к выделенным мне в подземелье комнатам.

Оглядываюсь и вижу того самого мрачного мужчину, с которым я сидела за ужином.

— Профессор... — поднимаю бровь в вопросительном жесте.

— Северус Снейп, профессор зельеварения.

Делаю легкий книксен, но мой уже коллега глядит на меня пронзительным взглядом, не вызывающим ничего хорошего.

— Хотел задать вам вопрос, профессор Риддл. Вы ему родственница или однофамилица?

Вместо ответа прислоняюсь спиной к холодным камням коридора, делаю глубокий вдох, затем выдох, прикрыв глаза. Отец всегда учил поступать подобным образом, когда гнев пытается взять верх. Когда я размыкаю веки, то вижу, как профессор Снейп нависает надо мной, словно коршун. Его длинный нос в отблесках огней факелов кажется клювом.

— Я его дочь, — максимально спокойным голосом в очередной раз отвечаю на в очередной раз заданный вопрос. — Анна Мария Риддл, дочь Тома Марволо Риддла, иначе известного как Темный Лорд, Лорд Вольдеморт, и Елизаветы Романовой, русской волшебницы.

Мой собеседник не ожидает такого ответа. Никто не ожидает. Все обычно начинают думать, что я буду отнекиваться, утверждать, что однофамилица, что никакой связи нет... Потому что очень немногие знают имя моего отца, данное ему при рождении. И полагают, что посвящены в великую Тайну.

Отнюдь.

— Еще вопросы, профессор Снейп? — усмехаюсь, глядя в черные, налитые гневом глаза.

Вместо "еще вопросов" мужчина хватает меня за левое запястье и, больно его выворачивая, задирает мне рукав мантии и белой хлопчатобумажной рубашки, надетой под нее, при этом оторвав пуговицу с куском рукава.

Отстраненно наблюдаю, как гнев на лице мужчины сменяется неприкрытой радостью, когда он, наконец, видит то, что ожидал увидеть. Мгновение, и его палочка больно утыкается мне в щеку.

— Думали, я не догадаюсь, зачем вы здесь? — голос, помимо бархатных, обретает шипящие интонации, невероятно похожие на интонации моего отца.

— Вы и не догадались, — произношу, едва шевеля губами. — Имя — не приговор, дорогой коллега.

— Не лгите мне! — палочка утыкается в мое лицо сильнее, и я ощущаю вкус крови. Кажется, моя щека расцарапана о зубы.

— Я не лгу, — стараюсь говорить мягко, как с душевнобольным. — Профессор. Подумайте сами, неужели бы директор не догадался об этом? Неужели настоящее имя моего отца для него такой секрет? Уверяю вас, отнюдь. Как и клеймо на моей руке.

— Что вы ему наплели?!

— Правду, — холод каменной стены, проникающий сквозь мантию, мне надоедает, и я делаю незаметное движение правой рукой. Секунда — и мой коллега валяется на полу.

И никакой магии.

— Я не имею привычки лгать, профессор Снейп, — смотрю на разъяренного мужчину, поправляю рукав. Пуговица, видимо, уже не найдется. Пришью новую, не в первый раз. — Профессор, уже поздно. Если вы позволите, я бы хотела удалиться к себе.

— Вы так просто от меня не отделаетесь, Риддл, — говорит он, оказываясь на ногах.

Он что, сумасшедший?

— Северус, Анна! — голос Дамблдора заставляет нас обернуться. — У вас все в порядке?

— Да, директор Дамблдор, — отвечаю, глядя на замершего профессора Снейпа. — Все хорошо. Я немного заблудилась, профессор Снейп мне любезно предложил свою помощь.

— А, ну хорошо. Анна, тут недалеко. Второй поворот направо, третья дверь ваша. А я, с вашего позволения, украду у вас Северуса...

— Без проблем, господин директор, — улыбаюсь. — Дальше я помню дорогу.

Разворачиваюсь и шагаю в сторону своего нового жилья на ближайшие десять месяцев. И краем глаза улавливаю, что мой разорванный рукав не укрывается от внимания Дамблдора.

* * *

В Хогвартсе, в отведенных комнатах я поселилась в конце августа. Сразу после того, как Дамблдор одобрил мое назначение. Он почему-то настоятельно просил не выходить из нового жилья и даже не познакомил с коллегами. И, похоже, ничего им не рассказал обо мне. Зачем ему это?

Вхожу в двери, пробормотав в косяк пароль на парселтанге. Какой идиот придумал вообще подобную систему входа? Ладно я. Мой пароль только отец повторить сможет, если узнает. А у остальных? Пара подслушивающих артефактов с дистанционными сигнальными чарами — и входи куда хочешь, бери, что унесешь. За такое нам в Дурмстранге голову бы отвернули и на задницу пришили. И доказали, что так было изначально.

Кабинет с камином, совмещенный с подобием кухоньки — небольшим уголком, где стоит большой пузатый чайник и три банки с сухими травами — собственно чаем и двумя сборами — лимонниковым и мятным. Люблю заваривать чай руками — это успокаивает и позволяет мыслям построиться, а не бегать бешеными тараканами.

Пушистый ковер, так нужный в холодных подземельях, тяжелый стол, не менее тяжелые стулья, диван. У камина — мягкие кресла с зеленой обивкой. Кажется, такой оттенок я видела у одного из факультетов. Слизерина, если не ошибаюсь.

Две двери. Одна — в ванную комнату, то есть совмещенный санузел. Глубокая ванна, отделанная кафелем, душ с полупрозрачной дверцей, медная раковина на резных ножках. Даже биде есть, по виду — трансфигурированное из писсуара. Отличаются, отличаются трансфигурированные вещи от сделанных. Не скажу точно как, но наметанный взгляд отличит. Как отличает он же китайцев от корейцев, русских от англичан...

Вторая дверь — в мою спальню. Не знаю, кто решил, что если я женщина, я буду любить мягкие перины и широкие кровати. Но это именно то, на чем я, мучаясь, спала первые два дня, пока не плюнула и не трансфигурировала постель в то, на чем привыкла спать последние десять лет — в обычную двуспальную советскую кровать с обычным же полосатым матрацем.

А вот постельное белье у меня — кипенно-белое, к которому нас приучили в Дурмстранге. Эльфы замучаются менять его каждый день.

Прохожу к чайнику, по пути скинув мантию. Не люблю эти длинные платья. Мешаются, ходить неудобно. Но я в Англии. Если я приду в маггловских камуфляжных штанах, меня просто не поймут.

Повинуясь моей палочке, чайник мгновенно закипает. По-хорошему, его надо бы поставить на огонь — например, в камин. Но местные маги каминами пользуются, как транспортной сетью. Будет у меня чаек побулькивать, а в него кто-нибудь да свалится. И ошпарится. И будет мне грустно и стыдно.

Заливаю мятную смесь кипятком, усаживаюсь напротив огня.

Хороший сбор. Спать буду крепко.

* * *

Первое занятие оказывается у шестого курса Гриффиндора. Накинув на себя дезиллюминационные чары, стою в сторонке, наблюдаю, как студенты проходят в класс. Особо отмечаю двух абсолютно одинаковых рыжих близнецов.

Раз, два, три, четыре... Одиннадцать студентов шестого курса красно-золотого факультета Гриффиндора.

В класс вхожу с первым ударом колокола, прохожу к преподавательскому месту.

— Здравствуйте, класс.

Смотрят с любопытством и плохо скрываемой ненавистью. Усмехаюсь про себя. Привычное отношение. И почти все сгрудились на задних партах.

— Класс, сегодня мы будем знакомиться, — прищуриваюсь. — И первое, что мы с вами сделаем, это поиграем в игру. Каждый может задать мне один вопрос и получить на него один ответ. Но при этом я тоже буду иметь право задать ему один вопрос и тоже получить один ответ. Условия — ответы должны быть правдивы. Я могу отказаться отвечать на вопрос, но при этом встречного вопроса не будет. Перед репликой называйте свое имя и фамилию.