Я - Риддл

— Почему вы решили, что Хогвартс нуждается в вас, как в преподавателе? — Альбус Дамблдор смотрит на меня сквозь полукружия своих очков. Лимонные дольки лежат на блюде. Блюдо — на другом конце стола. По слухам, он предлагает их всем своим посетителям.

Но я этой чести не удостаиваюсь.

— Потому что у вас вечные проблемы с ЗОТИ, — пожимаю плечами. — А я — Мастер Защиты.

— Мастер, — кивает Дамблдор. В его глазах на секунду мелькает непонятная искра, и он продолжает: — Только ваш аттестат на звание Мастера получен полторы недели назад.

— Но получен ведь, — возражаю.

— А раньше вы его получить не удосужились...

Презрение в глазах собеседника мне привычно. Последнее время на меня не смотрят иначе.

— Именно, профессор Дамблдор, — киваю. — Раньше от меня он не требовался. В Союзе было достаточно диплома Дурмстранга.

Сидящий передо мной старик снимает очки, привычным жестом потирает переносицу. В клетке рядом чирикает огненный феникс — величайшая редкость в магическом мире, но я удерживаюсь от того, чтобы кинуть на него взгляд.

— Хорошо, я спрошу иначе, — в голосе директора Хогвартса исчезают все добродушные нотки. — Почему именно сейчас и именно вы пришли сюда? Пришли занимать именно проклятое место преподавателя Защиты от Темных Искусств?

Улыбаюсь.

— Профессор Дамблдор. Вы знаете обо мне достаточно много. Ведь вы делали запрос и в Дурмстранг. За эту неделю, что прошла между моим заявлением и сегодняшним днем. Вы знаете, что я была лучшей в выпуске. Потому что вы знаете, кто меня обучал дополнительно. И вы знаете, что я не поддерживаю с ним связь с момента окончания школы. Но об этом знают, как мне кажется, все.

— Именно, вам кажется, мисс Риддл, — директор щурится. В глазах, тем не менее, блестят льдинки. — Вы не бывали в Англии, верно? Имя... Нет, прозвище вашего отца стало синонимом ужаса в нашей стране. Меня не поймут, если я доверю вам эту должность.

— Меня оправдал ваш суд, — склоняю голову набок и все-таки кидаю взгляд на феникса. — Хоть и заочно. Я не участвовала в его делах. Никто меня не видел рядом с ним ни разу, когда он начал эту войну. И знаете, почему? По той же самой причине, по которой обо мне не говорят. По той же самой причине, по которой мой отец никогда не упоминал обо мне. О моем существовании ходили лишь слухи. Потому что я его ненавижу. Он убийца, господин директор. И я отказалась вставать на его сторону, хоть он и настаивал.

— Тем не менее... — фразу Дамблдор не заканчивает, но его многозначительный взгляд, направленный мне на левую руку, продолжает сам за себя.

— Метку я получила в четырнадцать, — говорю, сохраняя лицо. Это я умею. Это — не в первый раз. — Тогда это не было известно как знак тех, кто упивается смертью и чужой болью. И тогда у меня было еще четыре года, чтобы передумать. И я передумала.

Дамблдор молчит, и я знаю, что он готов мне отказать. Закусываю губу так сильно, что прихожу в себя лишь от солоноватого вкуса на языке.

— Послушайте, профессор, — произношу через какое-то время. — Если вы откажете — не проблема. Я уйду. Но не забывайте — я его дочь. Я знаю его слабые и сильные места. Я знаю, что он любит, что ненавидит. Я знаю то, что не знает даже его самый преданный сторонник, потому что я — его дочь. И я хочу дать детям, которые окажутся втянутыми в эту войну, хоть маленький шанс ее пережить. У вас есть оружие против моего отца. Я... — мой голос сбивается, но я вдыхаю, собираясь с силами, и продолжаю: — В той... первой войне... погибли многие. Вы можете мне не верить, но я думаю... думаю каждый день, что было, если бы я... приехала в Англию тогда. И пришла к вам... в семидесятом, после школы.

— Тогда вряд ли бы вы отметили свое двадцатилетие, мисс Риддл, — голос Дамблдора добреет, и я понимаю, что он почти передумал. — Должность была проклята и тогда.

— Это вряд ли, — улыбаюсь обезоруживающе, — во мне — его кровь, профессор.

Дамблдор кивает, подвигает ко мне блюдо с другого края стола. Вблизи они оказываются искусно сделанным мармеладом. — Лимонную дольку?

* * *

Зал наполняется учениками. Сижу за преподавательским столом между подтянутым мужчиной, наглухо задрапированным в жуткие черные одежды с удивительно унылым лицом и коротышкой, едва достигающим метра двадцати. Передо мной — пустые тарелки. Как объяснил Дамблдор, еда на них появится после церемонии распределения.

Ученики же вторых и последующих курсов сразу занимают свои места, готовясь наблюдать за тем, как одиннадцатилетних первокурсников будут распределять по факультетам.

В Дурмстранге — не так. В Дурмстранге учат с семи и до восемнадцати. Стандартное одиннадцатилетнее образование, дающее не только аттестат магической, но и обычной маггловской школы. Повышенные требования, усиленная программа. Распределения у нас такого, как в Хогвартсе, не было, первые четыре года мы учились все вместе, лишь потом распределялись по склонностям к различным видам магии. После четвертого класса я проучилась пять лет на факультете Боевой Магии, и лишь последние два года, удивив всех учителей, перешла на факультет Целительства и Зельеварения.

Погруженная в свои мысли, я не замечаю, как выносят пыльную старую шляпу, всю в заплатках. Взгляды присутствующих немедленно обращаются к этому артефакту. Шляпа откашливается, делает вид, что смущается и начинает петь песню.

Хм. А ничего так, сойдет на первый раз...

Наконец, шляпа заканчивает свой бесплатный концерт, и профессор МакГонагалл водружает ее на голову первого ученика...

— КОГТЕВРАННН!!!

Только многолетняя выдержка позволяет мне не подпрыгнуть. Тем не менее, мой испуг не укрывается от взгляда карлика. Никак, у него в роду были гоблины?

Стол факультета с сине-белой расцветкой взрывается аплодисментами.

— С вами все в порядке, мисс? — улыбается мне полугоблин.

— Да, благодарю вас, — выдыхаю и достаю из-под стола руку, в которой зажата волшебная палочка. Сидящий рядом со мной мужчина в черном слегка бледнеет, понимая, что я едва не сделала.

Когда последний из новичков усаживается за стол уже своего факультета, тарелки наполняются едой. Смотрю на появившиеся передо мной блюда, откладываю себе немного салата и ветчины, стараясь сохранять каменное выражение лица. Похоже, о моем появлении объявят в самом конце ужина. Дамблдор сказал, что мое представление состоится сегодня, но ведь не уточнил, когда именно.

Когда из тарелок исчезают последние куски, директор встает из-за стола и начинает говорить.

С любопытством выслушиваю объявление о Запретном Лесе, о Хогсмиде, об отмененном турнире по квиддичу. То, что в Хогвартсе будет проводиться турнир Трех Волшебников, вызывает шквал аплодисментов. Когда они, наконец, утихают, Дамблдор поправляет бороду и...

— Дорогие ученики! В нашем коллективе произошли небольшие изменения. С сегодняшнего дня Защиту от Темных Искусств будет вести профессор Риддл, — с этими словами Дамблдор кивает мне и садится на свое место.

Так всегда с безличными титулами типа "профессор" или "доктор". И так всегда с теми, кто живет в тени славы собственных отцов, пусть даже и такой.

За столом, украшенным красно-золотым, рыжий мальчик лет четырнадцати давится, заходясь в неуемном кашле. Еще один, черноволосый и в очках, смотрит на преподавательский стол, как на воплощенный ужас. Остальные же забывают, как дышать.

Поднимаюсь, окидываю все триста учеников внимательным взглядом, вежливо киваю и сажусь обратно.

Я уже знаю, что я буду говорить на первом занятии у всех факультетов старше первого курса.

* * *

— Профессор Риддл, — окликает меня глубокий бархатный голос, когда я уже направляюсь к выделенным мне в подземелье комнатам.

Оглядываюсь и вижу того самого мрачного мужчину, с которым я сидела за ужином.

— Профессор... — поднимаю бровь в вопросительном жесте.

— Северус Снейп, профессор зельеварения.

Делаю легкий книксен, но мой уже коллега глядит на меня пронзительным взглядом, не вызывающим ничего хорошего.

— Хотел задать вам вопрос, профессор Риддл. Вы ему родственница или однофамилица?

Вместо ответа прислоняюсь спиной к холодным камням коридора, делаю глубокий вдох, затем выдох, прикрыв глаза. Отец всегда учил поступать подобным образом, когда гнев пытается взять верх. Когда я размыкаю веки, то вижу, как профессор Снейп нависает надо мной, словно коршун. Его длинный нос в отблесках огней факелов кажется клювом.

— Я его дочь, — максимально спокойным голосом в очередной раз отвечаю на в очередной раз заданный вопрос. — Анна Мария Риддл, дочь Тома Марволо Риддла, иначе известного как Темный Лорд, Лорд Вольдеморт, и Елизаветы Романовой, русской волшебницы.

Мой собеседник не ожидает такого ответа. Никто не ожидает. Все обычно начинают думать, что я буду отнекиваться, утверждать, что однофамилица, что никакой связи нет... Потому что очень немногие знают имя моего отца, данное ему при рождении. И полагают, что посвящены в великую Тайну.

Отнюдь.

— Еще вопросы, профессор Снейп? — усмехаюсь, глядя в черные, налитые гневом глаза.

Вместо "еще вопросов" мужчина хватает меня за левое запястье и, больно его выворачивая, задирает мне рукав мантии и белой хлопчатобумажной рубашки, надетой под нее, при этом оторвав пуговицу с куском рукава.

Отстраненно наблюдаю, как гнев на лице мужчины сменяется неприкрытой радостью, когда он, наконец, видит то, что ожидал увидеть. Мгновение, и его палочка больно утыкается мне в щеку.

— Думали, я не догадаюсь, зачем вы здесь? — голос, помимо бархатных, обретает шипящие интонации, невероятно похожие на интонации моего отца.

— Вы и не догадались, — произношу, едва шевеля губами. — Имя — не приговор, дорогой коллега.

— Не лгите мне! — палочка утыкается в мое лицо сильнее, и я ощущаю вкус крови. Кажется, моя щека расцарапана о зубы.

— Я не лгу, — стараюсь говорить мягко, как с душевнобольным. — Профессор. Подумайте сами, неужели бы директор не догадался об этом? Неужели настоящее имя моего отца для него такой секрет? Уверяю вас, отнюдь. Как и клеймо на моей руке.

— Что вы ему наплели?!

— Правду, — холод каменной стены, проникающий сквозь мантию, мне надоедает, и я делаю незаметное движение правой рукой. Секунда — и мой коллега валяется на полу.

И никакой магии.

— Я не имею привычки лгать, профессор Снейп, — смотрю на разъяренного мужчину, поправляю рукав. Пуговица, видимо, уже не найдется. Пришью новую, не в первый раз. — Профессор, уже поздно. Если вы позволите, я бы хотела удалиться к себе.

— Вы так просто от меня не отделаетесь, Риддл, — говорит он, оказываясь на ногах.

Он что, сумасшедший?

— Северус, Анна! — голос Дамблдора заставляет нас обернуться. — У вас все в порядке?

— Да, директор Дамблдор, — отвечаю, глядя на замершего профессора Снейпа. — Все хорошо. Я немного заблудилась, профессор Снейп мне любезно предложил свою помощь.

— А, ну хорошо. Анна, тут недалеко. Второй поворот направо, третья дверь ваша. А я, с вашего позволения, украду у вас Северуса...

— Без проблем, господин директор, — улыбаюсь. — Дальше я помню дорогу.

Разворачиваюсь и шагаю в сторону своего нового жилья на ближайшие десять месяцев. И краем глаза улавливаю, что мой разорванный рукав не укрывается от внимания Дамблдора.

* * *

В Хогвартсе, в отведенных комнатах я поселилась в конце августа. Сразу после того, как Дамблдор одобрил мое назначение. Он почему-то настоятельно просил не выходить из нового жилья и даже не познакомил с коллегами. И, похоже, ничего им не рассказал обо мне. Зачем ему это?

Вхожу в двери, пробормотав в косяк пароль на парселтанге. Какой идиот придумал вообще подобную систему входа? Ладно я. Мой пароль только отец повторить сможет, если узнает. А у остальных? Пара подслушивающих артефактов с дистанционными сигнальными чарами — и входи куда хочешь, бери, что унесешь. За такое нам в Дурмстранге голову бы отвернули и на задницу пришили. И доказали, что так было изначально.

Кабинет с камином, совмещенный с подобием кухоньки — небольшим уголком, где стоит большой пузатый чайник и три банки с сухими травами — собственно чаем и двумя сборами — лимонниковым и мятным. Люблю заваривать чай руками — это успокаивает и позволяет мыслям построиться, а не бегать бешеными тараканами.

Пушистый ковер, так нужный в холодных подземельях, тяжелый стол, не менее тяжелые стулья, диван. У камина — мягкие кресла с зеленой обивкой. Кажется, такой оттенок я видела у одного из факультетов. Слизерина, если не ошибаюсь.

Две двери. Одна — в ванную комнату, то есть совмещенный санузел. Глубокая ванна, отделанная кафелем, душ с полупрозрачной дверцей, медная раковина на резных ножках. Даже биде есть, по виду — трансфигурированное из писсуара. Отличаются, отличаются трансфигурированные вещи от сделанных. Не скажу точно как, но наметанный взгляд отличит. Как отличает он же китайцев от корейцев, русских от англичан...

Вторая дверь — в мою спальню. Не знаю, кто решил, что если я женщина, я буду любить мягкие перины и широкие кровати. Но это именно то, на чем я, мучаясь, спала первые два дня, пока не плюнула и не трансфигурировала постель в то, на чем привыкла спать последние десять лет — в обычную двуспальную советскую кровать с обычным же полосатым матрацем.

А вот постельное белье у меня — кипенно-белое, к которому нас приучили в Дурмстранге. Эльфы замучаются менять его каждый день.

Прохожу к чайнику, по пути скинув мантию. Не люблю эти длинные платья. Мешаются, ходить неудобно. Но я в Англии. Если я приду в маггловских камуфляжных штанах, меня просто не поймут.

Повинуясь моей палочке, чайник мгновенно закипает. По-хорошему, его надо бы поставить на огонь — например, в камин. Но местные маги каминами пользуются, как транспортной сетью. Будет у меня чаек побулькивать, а в него кто-нибудь да свалится. И ошпарится. И будет мне грустно и стыдно.

Заливаю мятную смесь кипятком, усаживаюсь напротив огня.

Хороший сбор. Спать буду крепко.

* * *

Первое занятие оказывается у шестого курса Гриффиндора. Накинув на себя дезиллюминационные чары, стою в сторонке, наблюдаю, как студенты проходят в класс. Особо отмечаю двух абсолютно одинаковых рыжих близнецов.

Раз, два, три, четыре... Одиннадцать студентов шестого курса красно-золотого факультета Гриффиндора.

В класс вхожу с первым ударом колокола, прохожу к преподавательскому месту.

— Здравствуйте, класс.

Смотрят с любопытством и плохо скрываемой ненавистью. Усмехаюсь про себя. Привычное отношение. И почти все сгрудились на задних партах.

— Класс, сегодня мы будем знакомиться, — прищуриваюсь. — И первое, что мы с вами сделаем, это поиграем в игру. Каждый может задать мне один вопрос и получить на него один ответ. Но при этом я тоже буду иметь право задать ему один вопрос и тоже получить один ответ. Условия — ответы должны быть правдивы. Я могу отказаться отвечать на вопрос, но при этом встречного вопроса не будет. Перед репликой называйте свое имя и фамилию.

Неожиданность для них.

Сажусь на учительский стол, вызывая еще недоуменные взгляды. Слава Мерлину, стол плоский. Я бы крайне глупо смотрелась бы на наклонном столе. Учитывая, что наклонен он в сторону от класса.

— Скажите, а некий Том Риддл... вам кто? — левый из близнецов робко поднимает руку.

— Будьте добры, представьтесь, — прошу ученика, который ожидает моего ответа.

— А... спохватывается рыжик. — Фред... Фред Уизли.

— В моем роду было три Тома Риддла, — отвечаю, наклонив голову в сторону. — Мой прадед, дед и отец.

Класс растерянно моргает. Ученики переглядываются, невольно пытаясь отодвинуться от меня подальше. Дожидаюсь, пока в их головах утрясется мой ответ, затем улыбаюсь. От моей улыбки им почему-то особенно не по себе. Учитывая, что она совершенно не похожа на отцовскую.

Пришлось долго тренироваться...

— Мой вопрос, — от подобного все вздрагивают одновременно. — Сколько ваших братьев и сестер в настоящий момент учатся в Хогвартсе?

— Эм... — Фред Уизли теряется, затем мысленно что-то считает. — Мой брат Джордж, мой брат Рон и сестра Джинни. Остальные уже закончили Хогвартс.

Джордж. Назван первым, значит, это соседний близнец. Рон. Это, видимо, тот рыжий, что подавился за столом вчера. Других настолько рыжих в Хогвартсе нет. А Джинни, видимо, другая рыжая девушка за тем же красно-желтым столом.

— Благодарю, мистер Уизли. Еще вопросы?

— Я Джордж Уизли, — подтверждает мои догадки второй близнец. — А Том Марволо Риддл вам кто?

— Он мой отец, — смотрю, как второй рыжик словно сдувается от такого ответа. — Сколько всего детей в вашей семье?

— Эм... Семеро, — Джордж Уизли смотрит на брата, словно пытается найти в нем поддержку. — Шестеро сыновей и дочь.

— Благодарю, мистер Уизли.

— Корнелия Льюис. Ваш отец был Тот-Кого-Нельзя-Называть? — решается вскочить чернокожая девушка.

— Именно, мисс Льюис, — расплываюсь в довольной улыбке. — Дети, вы не оригинальны. Вместо того, чтобы спросить сразу, вы юлите и пытаетесь придумать обходные пути. Три вопроса вместо одного — зачем? Итак, первое, что вам следует запомнить. Прежде, чем искать обходные пути, проверьте, может быть, дорога свободна. Я Анна Мария Риддл, дочь Тома Марволо Риддла, иначе известного как Тот-Кого-Не-Называют. Но я не имею с ним уже давно никаких контактов. Мы поссорились, когда мне было восемнадцать. Больше мы не виделись. Если для кого-то это печальная новость, то я ему сочувствую.

Класс пристыженно молчит.

— У кого-то есть еще вопросы?

— А у вас есть Метка? — вдруг вскакивает кудрявый парень.

— Ваше имя? — прищуриваюсь.

— Адам Смит, — прищуривается он в ответ.

Смотрю ему в глаза. Его взгляд нагл, вызывающ.

Реакция класса однозначна. Он не Адам Смит, иначе бы другие ученики не глядели на него так. И у него самого было бы другое выражение.

Соскальзываю со стола и шагаю в его сторону.

Забавно. Ученики, кажется, забыли, что я к столу не привязана. В их глазах шок, изумление и страх. Тот самый страх, который сопровождает имя моего отца.

— Мистер... Смит, — делаю ударение на его "фамилии". — Если вы стыдитесь своего имени, то мне вас жаль. Тот, кто берет себе псевдоним, жалок. Особенно если он прикрывает им то, что считает неприглядным. Запомните. Жить надо так, чтобы вам никогда не было стыдно за свое имя. И чтобы у вас никогда не возникало желание прикрыть свои деяния чужим.

— Тем не менее, ваш отец взял другое имя, — фыркает один из рыжиков.

— А кто сказал, что он образец для подражания? — парирую.

Класс сдавленно хихикает.

— Мой отец считал свое имя позором, но при этом опозоривший его сам больше, чем все предыдущие поколения, — говорю, оглядывая класс. — И он не сумел прославить даже свой псевдоним.

— Я не Адам Смит, профессор, — вдруг произносит "Смит". — Я Мэтью Корвин. И я повторяю свой вопрос: у вас есть Метка?

Ученики ошеломлены такой наглостью, но я уже привыкла к подобному.

Медленно возвращаюсь к столу, сажусь на него снова.

— Да, есть, мистер Корвин. Как и у многих других... бывших сторонников моего отца.

— Тогда почему вы не в Азкабане? — прищуривается Корвин.

— Это второй вопрос, сейчас моя очередь.

— ПОЧЕМУ ВЫ НЕ В АЗКАБАНЕ?!! — Корвин не слышит моего ответа. Он лишь слышит то, что я не ответила на его вопрос.

— Силенцио! — реагирую на выкрик.

В глазах учеников — плохо скрываемая злость.

Вздыхаю, расстегиваю левый рукав, медленно закатываю его до локтя и опускаю руку так, чтобы рисунок на коже было хорошо видно всем присутствующим.

— Мне было четырнадцать, — глухим голосом говорю студентам, обводя класс взглядом. — Я была младше, чем вы. Как вы думаете, можно ли отказать Темному Лорду, особенно если он — ваш отец? Он не спрашивал меня ни о чем. Он сделал то, что считал нужным. Он отметил меня, как свою собственность, как скотину. Он поставил меня перед фактом — когда я закончу школу, я буду служить ему. Школу я закончила, но на его сторону так и не встала. Я осталась в Советском Союзе. Как вы знаете, он большой, скрыться в нем не составило труда. Одиннадцать лет я жила и боялась, как бы он меня не нашел. И только после его падения я смогла побывать в других странах. В Америке, в Египте. А сейчас я здесь. В этой школе. Я слышала о попытках его возрождения два года и год назад. Я знаю, что произошло на чемпионате. Поэтому я здесь. Чтобы дать вам, гиппогриф задери, то, что поможет вам выжить и защитить себя, если этот безумец снова полезет в мир живых. Вы слышите меня, дети?

— Простите, профессор Риддл, — вдруг говорит Фред Уизли. — Мы... мы поняли. Простите нас...

— Простите нас, — добавляет Джордж. — Мы все поняли.

— Простите нас... — говорит еще девушка.

— Мы поняли...

— Мы все поняли...

Класс покаянно гудит.

Медленно опускаю рукав, застегиваю пуговицу.

— Не каждый, носящий Метку, готов убивать, дети. Иногда он может спасти вам жизнь. Потому что некоторые сперва ее принимают, а потом думают. И, к счастью, передумывают...

От дальнейших объяснений меня спасает удар колокола, извещающий о конце урока. Ученики выходят в коридор, избегая встречаться со мной глазами.

— Вы будете устраивать такое представление перед каждым классом? — раздается над моим ухом, когда я сижу за столом, уронив голову на сложенные перед собой руки.

— Вы о чем? — поднимаю голову и вижу профессора Снейпа.

— О вашем выступлении, — в глубоком голосе моего коллеги слышатся саркастические нотки. — К его концу даже я едва не прослезился.

На том, что Снейп подслушал мой урок, внимание решаю не заострять.

— Знаете, профессор. Не знаю, как в Англии, а в Союзе можно взять фамилию матери, если захотеть, — пожимаю плечами. — Анна Романова — красивое имя. И в тамошней полиции — эквиваленте аврората — специалисты моего уровня хорошо оплачиваются. Не чета Хогвартсу, знаете.

— Тогда что вас привело сюда, в Хогвартс?

— Вы же слышали, — фыркаю. — Если слышали мое, как вы выразились, представление, то, несомненно, слышали и о причинах.

— И почему я вам не верю?

— Потому что вы умеете ошибаться, как и все люди, — улыбаюсь хмурому коллеге. — Ничего удивительного. Прошляпили же ваши учителя с директором во главе моего папочку два года назад. Вы, кстати, среди них тоже были.

Снейп бледнеет.

— То, что вы его дочь, не дает вам права...

— То, что я его дочь, не дает мне вообще ни на что права, — рявкаю в ответ. — Если вы еще не поняли, я не только его дочь, но еще и дочь своей матери, Елизаветы Романовой. Которую, если вы еще не знаете, он и убил. Когда она начала возражать против этого! — тычу пальцем в предплечье. — И я ему это не простила! И я, mat' vashu, сделаю все, чтобы этот урод там, в загробном мире, и остался!

Лицо стоящего передо мной профессора на мгновение озаряет гримаса боли, но он овладевает собой.

— Простите, профессор Риддл, — спокойным голосом, словно не было ничего, говорит он. — Я не знал.

— Никто не знает, — говорю миролюбиво. — И не каждый узнаёт. У вас есть еще вопросы, профессор Снейп?

— Нет. Прошу меня извинить, — с этими словами Снейп удаляется, взмахнув мантией.

Интересно, как у него получается, чтобы она так развевалась?

* * *

Первый курс Пуффендуя, пришедший после Гриффиндора, косится на меня опасливо, но без ярко выраженной ненависти или страха. Это естественно, ведь они не знают связи между Лордом Вольдемортом и мной. А реакция их — от реакции учеников вчера за ужином. Они не могли не заметить, какое впечатление мое имя произвело на остальных.

В игру "вопрос-ответ" мы с ними не играем. Я рассказываю о видах заклятий — вербальных и невербальных. Поясняю, как и куда стоит прятать палочку, чтобы ее не заметили, но было легко вытащить. Показываю сшитую наручную кобуру и легкий зачарованный механизм, позволяющий палочке выпрыгнуть прямо в руку.

— Нет необходимости держать палочку в руке в стойке "вот он я, буду нападать!", поясняю малышам. — Главное — куда направлен кончик. Вот смотрите, я говорю с вами и... — бросаю взгляд на выглядывающий из-под мышки кончик палочки.

Дети сдавленно ахают. Никто из них не заметил моих манипуляций.

— Чтобы быстро отбиться, не храните палочку в карманах. Это убожество, — киваю на мальчика, судорожно пытающегося запихнуть свою тридцатипятисантиметровую палочку в карман мантии. — Во-первых, будет дырка... — договорить не успеваю. Дети покатываются со смеху, глядя на красного одноклассника. Терпеливо жду, пока все просмеются.

— Во-вторых, — продолжаю, — достать будет сложно. В-третьих, если вы и достанете, то потратите на это гораздо больше времени, чем я.

Показываю, как палочка появляется у меня в руке, неважно, куда бы я ни направила свою руку. Достаточно мысленного приказа.

— Вы можете даже сдаваться, — поясняю детям и поднимаю руки кверху. — Но...

Секунда, и в моих поднятых руках палочка. Еще секунда — и она уже смотрит во "врага" — школьную доску.

— Ух ты! — ахает пухленькая девочка. — Вот это да! А вы на каком факультете учились?

— Я училась в другой школе, в Дурмстранге, — улыбаюсь. — Это далеко отсюда.

— Вау! Там всех так учат?!

— Только некоторых, — пожимаю плечами. — Но вы уже опоздали, увы. Туда принимают с семи лет и после серьезного отбора.

— Вау! — только и могут сказать дети.

После звонка провожаю малышей взглядом. Счастливые, бегут с чертежами в руках. Кобура для палочки и сам механизм — мое изобретение.

Не жалко.

* * *

После второй пары чувствую себя вымотанной до предела. Хотя с малышами я даже расслабилась. Они не видели во мне врага, а после занятия даже стали некоторым образом восхищаться. Хоть это и будет... недолго.

Прохладный душ и следом лимонниковый напиток помогают — придают немного сил. Я расслабленно сижу в кресле, протянув ноги к камину и поглядывая на часы. Через полчаса — обед. Я как раз успею выпить чаю и чуть-чуть отдохнуть. После обеда у меня третий курс Когтеврана.

— Анна, к вам можно? — в зеленом пламени камина появляется лицо Дамблдора.

— Разумеется, — спохватываюсь, убирая ноги и произнося заклятие, распечатывающее камин.

— Закрыли камин на вход? — улыбается старик, отряхивая мантию.

— Простите. По привычке. У нас не пользуются каминами, поэтому для меня чье-либо появление из него — неожиданность. Чтобы неожиданность не стала неприятной или даже последней для моего визитера...

Дамблдор оглушительно смеется.

— Анна, дорогая. Вы однозначно сделали мой день! Как, кстати, прошли первые уроки? Слышал, вы хорошо справились.

— Если вы о Гриффиндоре, — кривлюсь, — то я уже научилась отвечать на подобные провокации. Надеюсь, я не поступила опрометчиво, ответив им откровенно.

— Нет, разумеется, — директор медленно и осторожно опускается в кресло. — Анна, можно у вас попросить чаю?

— О, конечно! — спохватываюсь, наливаю из чайника кипяток, следом добавляю немного лимонниковой заварки.

Дамблдор с благодарностью принимает у меня чашку, принюхивается.

— Ммм... какие-то травы?

— Лимонник, — пожимаю плечами. — Тонизирует и бодрит. На ночь я пью мятный чай.

— О, отлично, — мой гость отхлебывает напиток, улыбается. — Кстати, барсучата от вас в восторге.

— Барсучата?

— Ну да, это разговорное название факультета Пуффендуй, — поясняет Дамблдор. — У них на гербе барсук. Потому и барсучата.

Делаю себе в голове заметку почитать что-нибудь о традициях и факультетах.

— О, кстати. Я вам принес "Историю Хогвартса", — словно читает мои мысли директор. Он хлопает себя по карманам, достает небольшую книжечку и увеличивает ее взмахом палочки.

— Спасибо огромное, — беру в руки толстый том. — Я как раз думала взять что-нибудь почитать по истории школы.

— Ну вот, вам не пришлось далеко ходить. Жду вас за обедом, Анна.

— Спасибо, господин директор, — принимаю пустую чашку.

— Альбус, дорогая. Для вас, коллега, я Альбус, — с этими словами Дамблдор исчезает во вспышке зеленого пламени.

— Альбус, Альбус... — ворчу я. — Не привыкла я по имени к старшим. Вот по имени-отчеству...

А кстати, как директора по отчеству-то?

* * *

Темная, серая с голубым отливом мантия, под ней длинное платье с высоким стоячим воротом и длинными узкими рукавами. Смотрю в зеркало и понимаю, что я чем-то неуловимо напоминаю коллегу Снейпа с его наглухо застегнутым сюртуком.

К сожалению, коротких рукавов мне не носить — не в Союзе. Это в Союзе моя метка выглядела забавной татуировкой, в чем-то даже модной. А то, что в свои сорок с лишним я выгляжу максимум на двадцать восемь-тридцать — даже хорошо.

А Снейп в свои тридцать четыре кажется старше меня. Жизнь, похоже, потрепала его. И, кажется, серьезно.

Мое появление в Большом Зале преподаватели, как и все триста человек студентов встречают резким молчанием. Лишь за столом Пуффендуя детишки о чем-то начинают шептаться, глядя в мою сторону. Гриффиндорцы же показательно утыкаются в свои тарелки и избегают вообще смотреть в сторону преподавательского стола.

Сажусь на свое место между Снейпом и коротышкой.

— Я профессор Филиус Флитвик, — чирикает маленький полугоблин. — Веду Чары.

— Очень приятно, профессор, — отзываюсь на приветствие коллеги. — Я Анна Мария Риддл.

Флитвик неудержимо краснеет, затем кивает:

— Рад познакомиться, профессор Риддл.

— Взаимно, профессор Флитвик, — беру в руку кубок и отпиваю глоток тыквенного сока. Сидящий рядом профессор Снейп едва слышно фыркает.

Краем глаза замечаю на другом конце стола мужчину огромного роста с черной густой бородой.

— Это профессор Хагрид, — доброжелательно подсказывает мне Флитвик. — Он ведет Уход за Магическими Существами.

— О, спасибо, — благодарю крохотного коллегу. — Я полагала нечто подобное...

— Анна, дорогая, — вдруг говорит мне Дамблдор. — Зайдите ко мне после обеда, пожалуйста.

— Разумеется, господин директор, — киваю.

Постепенно напряжение, повисшее в воздухе, ослабляется, и Зал наполняет гул множества голосов — как и везде, дети любят поговорить за едой.

* * *

Оказывается, в своем кабинете директор хочет видеть не только меня. За мной следом, сверля спину взглядом, шагает профессор Снейп. Немного в стороне идет поджавшая губы очень тощая немолодая женщина лет семидесяти, и тоже одаряет меня нелюбезными взглядами.

— А, коллеги, проходите! — Дамблдор сама любезность. — Лимонные дольки? Анна, вот, присаживайтесь.

Сажусь в предоставленное кресло, поправляю мантию.

— Давайте подождем, когда соберутся все, — жизнерадостно просит-приказывает Дамблдор и обращается к пожилой женщине: — Минерва, у тебя все хорошо?

— Да, Альбус, — отзывается та, не особо желая раскрывать рот в моем присутствии.

— Как Гарри?

— Нормально.

Изображаю на лице безмятежность. Они не новы в своей неприязни ко мне. Никто не нов. Я — Риддл, и в этом они видят мою вину.

— Северус, а у тебя как с Гарри?

— Что с этим пацаном сделается, — неприязненно отзывается Снейп, — тупой ленивый самовлюбленный...

— Северус! — вскидывается профессор по имени Минерва.

— Я тридцать четыре года Северус, — фыркает профессор зельеделия. — Что-то еще?

— Не стоит так... — Минерва замолкает, и я знаю, что глазами она указывает на меня, подразумевая: "Не стоит так говорить о Мальчике-Который-Выжил в присутствии... этой..."

В течение десяти минут в кабинете директора становится тесно. Когда Дамблдор решает, что пришли все, он решается представить меня коллегам.

— Уважаемые коллеги. Я немного запоздал с представлением... Анна Мария Риддл, ваша коллега, преподаватель ЗОТИ.

Встаю, делаю книксен.

— Анна, дорогая. Познакомься и ты. Профессор Минерва МакГонагалл, преподаватель Трансфигурации и декан Гриффиндора. Если у тебя будут какие-то проблемы с ее учениками, обращайся к ней.

МакГонагалл сжимает челюсти, но кивает.

— С профессором Снейпом вы уже знакомы. Добавлю, что он декан Слизерина. Если возникнут вопросы с его учениками...

Снейп кивает, скрещивает руки на груди, зажав в них мантию.

Представление идет своим чередом. Я знаю, как зовут двух пухленьких женщин — Поппи Помфри — колдомедик и Помона Стебль, декан Пуффендуя и преподаватель Травологии. Великана зовут Рубеус Хагрид. Он явно чувствует себя не в своей тарелке в кабинете директора...

Сложно запомнить все лица и все имена, но я умею это делать.

— Теперь, дорогие коллеги, пара слов для вас. Надеюсь, вы не будете вести себя, как малолетние дети, и не станете испытывать неприязнь к Анне только из-за ее фамилии.

— Дело не в фамилии... — кривится профессор Вектор.

— ...дело в родстве, — понимающе заканчивает Дамблдор и переводит взгляд на Снейпа. — Или не только... в родстве?

— Профессор Дамблдор, — вдруг встает МакГонагалл. — Сколько еще Пожирателей Смерти вы собираетесь ввести в наш коллектив?

От ее беспрецедентной наглости у всех отвисают челюсти, а у Дамблдора падают очки.

— Столько, сколько нужно, Минерва, — ледяным тоном отвечает директор через несколько мгновений. — И не Пожирателей Смерти. А бывших сторонников Вольдеморта. Бывших, я повторяю. А если вы еще не в курсе, Анна вообще не участвовала в том, что устраивал ее отец.

МакГонагалл фыркает по-кошачьи, поправляет шляпу.

— Они все так говорят.

— Не все, — вдруг отзывается из угла профессор Снейп. — Я, к примеру, никогда не говорил, что не участвовал в делах Лорда.

Удивленно вскидываю глаза на темную фигуру.

— Северус, ты был перед моими глазами семь лет, пока учился, если ты не забыл, — в глазах МакГонагалл внезапно вытягиваются зрачки, опять придавая ей сходство с кошкой. — Я знаю тебя, как облупленного...

— Я никогда не видел мисс Риддл рядом с... ее отцом, — невозмутимо продолжает Снейп. — О ее существовании он никогда не упоминал. До меня дошли кое-какие слухи уже после его исчезновения и судебных разбирательств, но они все были настолько противоречивы, что доверять им было невозможно. Если вы считаете, что можно участвовать в делах Лорда, но при этом быть так искусно замаскированным даже от его сторонников, чтобы не просочилось никаких сведений, то я, простите, в это не верю.

Благодарно киваю Снейпу.

— Анна, вы извините ваших коллег. Сами понимаете, сейчас сложное время... — Дамблдор выставляет на стол вечное блюдо с вечными лимонными дольками

— Да, господин директор, — отзываюсь, разжимая намертво сцепленные пальцы рук. — Я привыкла...

Видимо, мой тихий и спокойный голос что-то пробуждает в душе профессора МакГонагалл, и она внезапно оседает обратно на стул.

— Анна... — сдавленно говорит она и сама себя одергивает. — Профессор Риддл. Простите, пожалуйста. Как сказал Альбус, сейчас время такое... Вас просто не было в школе тогда... в те годы, когда Тот-Кого-Нельзя... ваш отец...

— Я все понимаю, профессор МакГонагалл, — поворачиваю голову к женщине, на лице которой отчетливо виден не только груз ее лет, но и груз всех ее проблем. — Я знала, с чем я столкнусь, когда ехала сюда. Ничего страшного.

— Анна любезно согласилась помочь нам в борьбе с Вольдемортом, — директор закидывает в рот дольку, поглаживает белую бороду. — Она хороший специалист, Мастер Боевой Магии и Мастер ЗОТИ. В любом случае, нам нельзя упускать ни единого шанса.

— Вы верите в его возвращение? — хмурится МакГонагалл.

— Скажем, я знаю, что это возможно, — беру с блюда кусочек мармелада. — Я знаю, на что способен мой отец. Поэтому я не хочу давать ему никаких шансов. Прошлую войну я отсиделась в Союзе, делая вид, что не знакома с ним... но то, что он убился, невероятное везение. Но сколько было жертв, господа? Сейчас я уже не та наивная девочка, едва закончившая школу. Я не хочу снова жить в страхе за свою жизнь. Если я смогу хоть чем-то помочь в борьбе с тем чудовищем, которое по недоразумению является моим отцом, то я сделаю это.

— Если бы вы учились в Хогвартсе, профессор Риддл, — вдруг говорит крошка Флитвик, — то, несомненно, учились бы в Гриффиндоре!

— Спасибо, профессор, — тепло отвечаю. — Для меня это честь.

МакГонагалл робко улыбается.

* * *

Снейп, видимо, поняв, что теперь ему придется отвечать на мои вопросы, улизнул из кабинета директора быстрее, чем я успела его задержать. Придется идти к нему в комнаты. И, скорее всего, после ужина.

Ничего. Теперь моя очередь.

Третий курс Когтеврана встречает меня разными взглядами. Кто-то смотрит настороженно, кто-то с откровенной опаской.

— Здравствуйте, класс, — улыбаюсь детям. — Я Анна Мария Риддл, ваш преподаватель ЗОТИ. Сегодня мы поиграем в игру "Вопрос-ответ". Правила просты...

Класс кивает, вверх взлетает первая рука...

Когтевранцы умны. Их вопросы точны и емки. Отвечать на них — удовольствие.

— У вас нет мозгошмыгов, — вдруг заявляет мне светловолосая девочка со странными сережками. — У всех есть, а у вас нет.

На секунду теряюсь, но потом улыбаюсь.

— Мозгошмыги есть у тех, кто боится своих мыслей. Тогда человек выгоняет их из своей головы, а они возвращаются. Я же не боюсь знать, не боюсь думать и не боюсь делать выводы. Поэтому мне не приходится отгонять от себя свои же мысли.

— О! — лицо девочки разглаживается. — Вы много знаете о мозгошмыгах.

— Не о них, — качаю головой. — О жизни.

— А, ну да... — с непонятным выражением лица кивает она. — Вам и положено...

— Это Лавгуд, — вдруг невпопад говорит кто-то из детей. — Она всегда... такая.

— Мы все разные, — пожимаю плечами, усаживаюсь на свое привычное место — на стол. — Но для меня важно не это. Для меня важно то, насколько хорошо вы будете знать мой предмет.

— А вы верите в возвращение Того-Кого-Нельзя-Называть? — вдруг спрашивает один из мальчиков.

— Нет, — качаю головой и добавляю после удивленных вздохов: — Потому что я сделаю все, чтобы этого не произошло.

Класс потрясенно молчит.

* * *

На ужин Снейп не является, поэтому мне приходится самой идти к нему в комнаты. Хорошо, что я знаю дорогу. Дамблдор упоминал, что ко мне сворачивать направо, а к нему — налево.

Найду.

Когда я уже собираюсь повернуть на развилке, из стены медленно выплывает привидение в заляпанном серебристой кровью кафтане.

— Профессор Риддл?

— Господин Кровавый Барон? — узнаю через секунду привидение Слизерина, вспомнив кое-что из принесенной Дамблдором книги. Много я не прочитала, всего пару страниц, но этого хватает. — Чем могу быть полезна?

— Я видел вас вчера, — голос призрака шелестит и гудит одновременно. — Вы забавны.

— Все мы чем-то забавны, — складываю руки на груди. — Так что вам от меня нужно?

— Я помню вашего отца, — вместо ответа говорит Барон. — Очень упорный и честолюбивый молодой человек был.

— Я не только дочь своего отца, но и своей матери, — вздыхаю. — Почему-то все видят во мне именно его, но не ее...

— Может быть потому, что ваша мать не так хорошо известна, Анна. Позвольте, я буду называть вас так, ведь я намного вас старше.

— Называйте, как вам удобнее, — улыбаюсь. — Не имя красит человека, а человек имя.

Барон смеется, затем кивает.

— Вы настоящая дочь своего отца, Анна. Был рад познакомиться с вами.

— Взаимно, Барон, — говорю уже стене, в которую привидение просочилось.

Забавный призрак.

В двери профессора Снейпа стучу через полминуты.

— Войдите!

— Профессор Снейп? — вкрадчиво интересуюсь у сидящего за точно таким же столом, как и у меня в кабинете, человека.

— Профессор Риддл, — отзывается он без всякого выражения. — Чем обязан?

— У меня есть кое-какие вопросы, на которые я хочу получить ответы, — безмятежно улыбаюсь и присаживаюсь в рядом стоящее кресло.

— И вы считаете, что я отвечу? — Снейп отодвигает пергаменты, поворачивает ко мне лицо с заломленной бровью.

— Вчера вы были достаточно бестактны, — кладу на стол сцепленные ладони. — Считать, что отделались малой кровью...

На секунду в темных глазах мелькает непонятное выражение, затем он кивает.

— Ну что же, вам доверяет Дамблдор. Кто я такой, чтобы сомневаться в его словах. Спрашивайте, профессор Риддл.

— У вас ведь тоже есть Метка, профессор Снейп? Именно поэтому вы так накинулись на меня вчера?

— Есть, — равнодушно кивает мой собеседник. — Именно поэтому накинулся.

— Я могу, конечно, задать вам еще вопросы, — задумчиво гляжу на камин, похожий на тот, что в моих комнатах. — Но я уже знаю на них ответы.

— И что же вы знаете, коллега? — Снейп черкает что-то на лежащем перед ним листе пергамента, откладывает его в сторону.

— Я не ошибусь, если скажу, что мой отец пометил вас, когда вы заканчивали школу. Либо сразу после выпуска. То, что вы именно здесь, говорит, что директор доверяет и вам. При этом он знает о вашей деятельности и, похоже, без каких либо утаиваний. Значит, вы не особо в восторге от того, что на вашей руке появилось клеймо. Вы опасаетесь, что повторится что-то похожее на то, что было два года назад, когда в школу проникла марионетка моего отца. Вы не хотите его возвращения...

Меня прерывают ленивые хлопки.

— Браво, коллега. Блестящие мыслительные способности. Можно считать, что вы получили свои ответы?

— Не все, профессор Снейп, — поднимаюсь на ноги. — Последний вопрос — как долго вы служили моему отцу?

Снейп дергается. Его тело замирает, напрягшись.

— Три года, профессор Риддл.

Киваю благодарно.

— Спасибо, профессор Снейп. У меня больше нет вопросов.

Когда я закрываю за собой дверь, выходя из комнат Снейпа, я улыбаюсь.

* * *

В игру "Вопрос-ответ" играть с каждым классом не приходится. Слухи разносятся быстрее, чем я могу себе представить, и уже на следующий день пятикурсники Когтеврана и семикурсники Пуффендуя не задают никаких вопросов. Занятия проходят спокойно и без каких-либо происшествий.

А после обеда ко мне приходит четвертый курс Слизерина.

Смотрю, как они рассаживаются по местам. Особо выделяется блондин с двумя одноклассниками внушительных габаритов. Он улыбается, словно пришел на урок к любимой тетушке.

— Меня зовут Драко Малфой, — представляется он до начала урока. — Рад, что в этом году ЗОТИ преподаете вы.

— Чем же вас не устраивали предыдущие преподаватели, мистер Малфой? — прищуриваю левый глаз.

— Ну, насчет первого года я не скажу, но на втором курсе у нас был откровенный идиот. Локхарт, слышали о таком?

Киваю. О Локхарте не слышал только глухой. У Дамблдора очень своеобразные представления о компетентности учителя.

— А в прошлом году у нас вел оборотень, вы представляете?

— М... Не представляю, — качаю головой. — И скольких учеников он убил?

Малфой мнется.

— Ни одного, профессор, — отзывается один из его спутников, больше похожий на телохранителя. — Но оборотень...

— Оборотни опасны только тогда, когда полнолуние, — пожимаю плечами. — Если не было смертельных инцидентов, то вряд ли он являлся на занятия в это время. Скорее всего, он проявил благоразумие и проводил это время вдали от школьных стен.

— Но все равно... — Малфой пытается сохранить свое лицо, возражая.

— Оборотничество — это болезнь, мистер Малфой. Если не относиться к ней внимательно и аккуратно, то да, она опасна, как и любая другая зараза. Но, по всей видимости, ваш предыдущий профессор был очень ответственным человеком. Если у вас претензии к нему именно потому, что когда-то его кто-то заразил, то я вам сочувствую. Умейте смотреть сквозь стереотипы.

Лицо блондина меняется, словно я заставила съесть его лимон.

— Все равно. Я считаю, что таким, как он, не место в школе. Хорошо, что его сменили вы...

— Никто не мешает вам думать, — перебиваю его. — Только заметьте, меня тут тоже не все рады видеть.

Малфой задумывается, отчего его лицо на секунду становится лицом обычного подростка, без всякого фальшивого выражения.

— Вы можете рассказать нам о Темном Лорде? — вдруг спрашивает он.

— О Темном Лорде? — удивленно поднимаю брови.

— Да, о нем, — в глазах Малфоя замирает предвкушение.

— О моем отце, видимо, — усаживаюсь на стол, поправляю мантию. — Уважаемый класс. Я буду вынуждена вас разочаровать. Я не виделась с ним с семидесятого года, с самого окончания школы. А когда виделась... Я жила с матерью до четырнадцати лет. Отец какое-то время учил меня Боевой Магии, что позволило мне стать одной из лучших учениц в Дурмстранге. Я не покривлю душой, если скажу, что он был сильным и умелым магом. Почти все, что я знаю, легло на его уроки. Он обучил меня основам, и я за это ему благодарна. Тогда, разумеется, он еще не был Темным Лордом. Да и не был он для меня им никогда. Он был просто отцом, которого я любила и уважала... пока мне не исполнилось четырнадцать.

— А что случилось потом? — интересуется девочка, похожая на мопса.

— А потом... потом много что случилось, — перевожу взгляд в окно. — Когда я закончила школу, я сбежала. Отец хотел, чтобы я присоединилась к нему, но я отказалась.

— И почему же? — выражение лица Малфоя сменяется презрением. — Что же послужило причиной?

— Вы убивали, мистер Малфой? Или хотя бы видели смерть? — холодно спрашиваю у ученика.

— М... Нет, — он ерзает, ощущая неловкость. — А причем здесь это?

— При том, что мой отец не в игрушки играл всю прошлую войну, — обрываю резко. — Я не только Мастер Боевой Магии, но и квалифицированный целитель. Именно потому, что я не горела желанием лишать других людей жизни, я сменила факультет в девятом классе... это по-вашему на пятом курсе. И именно поэтому я не присоединилась к отцу в его войне.

— Вы боитесь крови? — фыркает еще одна девушка, блондинка.

— Нет, не боюсь, — смотрю на нее холодным взглядом, от чего блондинка теряется. — Я просто не хочу этого делать.

— Но почему? — губы Малфоя искривлены.

— Мистер Малфой, вы жаждете гулять под дождем?

— Нет, но причем здесь...

— Вы, возможно, его боитесь?

— Нет!

— Тогда почему?

— Эм... Я просто не люблю дождь!

— Вот и ваш ответ, — удовлетворенно киваю. — Я убивала, как и многие другие волшебники. На дуэли, в самозащите. Но я не горю желанием делать это специально. Война — это не то, что меня прельщает. Я — Риддл. Но я — не мой отец.

Это — не то, что они хотят услышать. Но это то, что им нужно. Это те слова, которые заставят их думать в верном направлении.

* * *

Слизеринцы-четверокурсники даются мне тяжело. Они уже достаточно взрослые, чтобы задавать вопросы.

И не стоит забывать, что родители некоторых учеников Хогвартса поддерживали моего отца.

На ужине вяло ковыряю тарелку с тушеной фасолью. Аппетита нет совершенно. Оглядываю зал, замечаю настороженный взгляд мальчика в очках за гриффиндорским столом. Смотрю ему в глаза ответным взглядом, от чего мальчишка дергается и хватается за голову, словно у него внезапный приступ мигрени. Рядом сидящая девочка с растрепанными волосами начинает его тормошить, но мне это перестает быть интересным, и я возвращаюсь к еде.

Вернувшись к себе после ужина, намереваюсь почитать, но в камине вспыхивает зеленое пламя, в котором появляется голова Дамблдора.

— Анна, зайдите, пожалуйста, ко мне. Можете пройти камином.

— Tvoyu mat', — говорю затихшему огню.

Так всегда.

Вздыхаю и выползаю из мягкого кресла. Кидаю щепотку дымолетного порошка в камин и четко произношу: "Кабинет директора!"

Спустя секунду я уже шагаю на пол напротив Дамблдора.

— Присаживайтесь, Анна, — директор подвигает ко мне блюдо с мармеладом. — И... я бы хотел вас кое с кем познакомить.

Рядом фыркают. Я поворачиваю голову и вижу профессора Снейпа.

— Нет, Анна, — добродушно улыбается Дамблдор. — Не с ним... А вот с ним...

В этот момент в дверь раздается стук, и появляется взлохмаченный мальчик в круглых очках. Тот самый мальчик, который хватался за голову за ужином.

— Анна, это Гарри Поттер.

Снейп за моим плечом фыркает еще раз. Гарри Поттер смотрит на меня открытыми, но настороженными глазами. Сквозь очки с отрицательными диоптриями они кажутся меньше, чем на самом деле.

— Приятно познакомиться, мистер Поттер, — дружелюбно говорю притихшему мальчику.

— А...

Снейп уже не фыркает, а откровенно хрюкает.

— Вы все такой же...

— Северус! — укоризненно произносит Дамблдор, расправляя на своем лице густые брови. — Уймись!

Поттер кидает неприязненный взгляд в сторону профессора зельеварения, затем переводит взгляд на меня.

— У мистера Поттера бывают кошмары, связанные с Вольдемортом, — медленно говорит Дамблдор, когда я вглядываюсь в шрам на лбу мальчика. — Это — след от той самой Авады.

Когда мои глаза натыкаются на взгляд Поттера, он резко дергается, как тогда, за ужином, и прижимает руку к шраму.

— Так он реагировал на первом курсе, — спокойно продолжает Дамблдор. — Когда Вольдеморт пытался возродиться, вселившись в Квирелла.

— Я слышала об этой истории, — киваю. — Возможно, у мистера Поттера такая реакция, потому что я — его потомок.

— Мистер Поттер, скажите, какие именно кошмары у вас бывают? — дружелюбно говорит директор. — Профессор Риддл может помочь в этом.

Я? Помочь? Хм, Дамблдор оригинален. Ставит перед фактом. Ну, ладно. Попробую сделать хоть что-нибудь.

Мальчик сразу съеживается и словно делается меньше.

— Да так, ничего серьезного...

— Мистер Поттер, — сцепляю пальцы рук перед собой на коленях, вздыхаю. — Вольдеморт — величайший Темный маг, который убил ваших родителей, я понимаю. Вы боитесь говорить при мне, потому что я его дочь?

— Нет, — Поттер дергается, поднимает на меня глаза, но я отвожу взгляд, чтобы мальчику не стало снова больно. — Не поэтому... Просто... Ну, я справлюсь. Они бывают иногда...

— То, что вы это переносите, не значит, что так и должно быть. Мистер Поттер. Я бы хотела забрать ваши кошмары, если бы могла, — закусываю губу. — Тем не менее, они могут содержать важную информацию. Пожалуйста, скажите, что вы видите.

— Я...

— Поттер, не мямлите, словно клубкопуха жуете! — не выдерживает Снейп. — Вас в детстве говорить не научили?

— Северус! — рявкает директор властным голосом так, что даже я вздрагиваю. — Замолчи, Мерлина ради! А то сам заткну!

Снейп выдыхает. На секунду мне кажется, что в спину сейчас прилетит струя пламени, но все обходится. А Гарри Поттер вообще замолкает.

— Ну, мистер Поттер? — подбадриваю его.

— Ну... Я видел какую-то комнату. И двух людей. Один из них — Петтигрю, второго не знаю. Они... Они стояли рядом с креслом, а в кресле сидело какое-то чудовище... И змея. Огромная змея там была еще. Потом пришел какой-то старик с фонарем, и то чудовище убило его Авадой.

Закрываю глаза, стискиваю зубы.

— Процесс воскрешения запущен. Он... он собирается вернуться. Прости, Гарри.

— Анна, вы знаете, как это все должно случиться? — голос Дамблдора напряжен.

Качаю головой.

— Нет, увы. Отец не настолько обучил меня Темной Магии, чтобы я знала подробности. Но это явно не фантазия, поскольку мальчик видел электрический фонарь. Он чистокровный, у него дома вряд ли пользовались подобной вещью...

— Я вырос с магглами, — перебивает меня Поттер недовольным голосом. — Я знаю, что такое электричество.

— О, даже так... — потираю переносицу. — Простите, мистер Поттер. Тогда... Вы знаете, что мой отец владеет змеиным языком?

Дамблдор кивает, кивает и Поттер.

— Я тоже... умею на нем говорить, — вдруг признается мальчик. — Но... что все это значит...

— Влияние Вольдеморта здесь однозначно прослеживается, — впиваюсь ногтями в ладонь. — Но насколько это реальное видение... Надо найти то, что совершенно неожиданно. То, что не может представить мистер Поттер. Тогда это покажет, реально ли было видение или нет. Я полагала, что этим является электрический фонарик, но мистер Поттер его видел раньше... Может быть, незнакомец? Вы хорошо разглядели его лицо, мистер Поттер? Вы уверены, что не видели его раньше?

Мальчик вдруг теряется.

— Я вспомнил... Я... видел его на чемпионате. Он... запустил в небо Темную Метку... Простите...

— Значит, это все-таки не реальные события, — облегченно вздыхаю. — Слава Мерлину.

Дамблдор кивает.

— Спасибо, Гарри, ты нам очень помог. Если у тебя повторится что-то подобное, то приходи ко мне или профессору Снейпу, чтобы он дал тебе зелье.

Гарри Поттер благодарит директора, прощается с нами и выходит.

— Анна, вы точно уверены, что это просто кошмар?

— Я никогда ни в чем не уверена, господин директор, — сжимаю левую ладонь правой рукой. — Но многие признаки указывают, что это именно не реальность. Два знакомых человека, один из которых выпустил Метку на чемпионате, поэтому ничего удивительного, что лицо его оказалось в кошмаре рядом с тем чудовищем. Откуда взялся второй...

— Второй — сторонник Вольдеморта, Анна, — говорит Дамблдор уставшим голосом. — Он выдал родителей Поттера вашему отцу.

— А... — понимающе киваю. — Значит, становится понятно, откуда взялся второй... Змея — скорее всего, указание на парселтанг. Хотя это может быть и указанием на саму змею. Когда я видела отца последний раз, он уже таскался с этой огромной то ли коброй, то ли гадюкой.

— Нагини, — вдруг говорит Снейп. — Лорд звал ее Нагини.

— А Поттер про нее знает? — интересуюсь у коллеги.

— Знает, — кивает хмурый зельевар.

— Ну вот. Со змеей тоже все ясно. А облик чудовища в кресле... Возможно, это подсознательное видение Вольдеморта — неким жутким существом. Несомненно, часть силы моего отца передалась мальчику. Воплощением этой части является шрам. Поэтому видения, связанные с Вольдемортом, настолько реалистичны. Я подумаю, как можно убрать из него чужеродное...

— Не стоит, Анна, — перебивает меня Дамблдор. — По некоторым сведениям, именно эта сила поможет противостоять Вольдеморту.

— А... — укладываю в голове новые сведения. — Хорошо, директор. Я понимаю. Но я попробую понять, как можно ослабить ее влияние на сознание мальчика. Ведь эти кошмары... неприятны ему.

— А вот это будет лучше, — довольно щурится старик, поглаживая бороду. — Если ты поможешь Северусу с зельем...

— Мне не нужна помощь, — резко возражает Снейп. — Я справлюсь.

— Профессор, — перебиваю его мягко. — Никто не ставит под сомнение ваше мастерство. Но... вдруг вам понадобится что-то, что есть только у меня...

— У меня есть все, — отрезает зельевар. — Я справлюсь.

— Я кровь от крови его и плоть от плоти его, профессор, — щурюсь. — Этого у вас нет.

Снейп замирает на полушаге с открытым ртом. Опомнившись, захлопывает челюсть со стуком и впивается в меня таким взглядом, что я тут же ощущаю себя разделываемой на части тушкой.

— Поттер реагирует на меня, как и на Квирелла, одержимого духом моего отца, — терпеливо продолжаю. — Но я не одержима. Подумайте, может быть, моя кровь позволит хоть как-то ослабить влияние силы Вольдеморта на Гарри Поттера.

— Отлично, значит, все решено, — восторженно заключает Дамблдор. — На сегодня, пожалуй, все! Спасибо всем.

Улыбаюсь, выхожу за дверь и направляюсь к себе в комнаты.

И уже ближе к развилке меня догоняет Снейп.

— Профессор Риддл, — слышу за спиной его голос. Останавливаюсь, оборачиваюсь. Ситуация до боли напоминает позавчерашнюю, но сейчас в его глазах нет той ярости.

— Профессор Снейп.

— Северус... если позволите, — смотрит он на меня странным взглядом.

— Анна, — отвечаю той же любезностью. — Чем обязана?

— Вы действительно готовы дать свою кровь для зелья?

— Если это ослабит кошмары этого ребенка, то да.

— А если... для другого?

— Для чего — "другого"? — скрещиваю руки на груди. — Для оборотного зелья? Так для этого кровь не нужна.

— Для другого... ребенка?

— Для другого ребенка? — непонимающе хмурюсь. — Если моя кровь может спасти другого ребенка, то почему бы и нет?

— Значит, вы готовы помогать ему не потому, что это Мальчик-Который-Выжил? — иронично спрашивает Снейп, и я внезапно все понимаю.

— Ах, нет, — смеюсь, — Северус, вы все никак не можете перестать ассоциировать меня с моим отцом. Нет, отнюдь. Я, как и любой целитель, готова помогать тем, кто в этом нуждается. И кто это будет, мне неважно. Я не судья, чтобы решать чужие судьбы.

— Ваш отец думал иначе.

В животе становится тяжело.

— Я не мой отец! — бросаю резко. — Я еще и дочь Елизаветы Романовой, замечательного колдомедика, племянницы расстрелянного русского царя Николая Романова. На счету у моей матери сотни спасенных жизней. Она Вторую Мировую прошла, и войну с Гриндевальдом. Ей до самой смерти письма мешками шли, как от магов, так и от магглов. И я имею диплом Сестры-Целителя. Пожалуйста, не надо больше укорять меня в том, что я не поступаю, как мой отец. Вы разумный и взрослый человек, и знаете, где что, иначе бы не тут стояли, а в Азкабане сидели.

Снейп краснеет, словно школьник, слушая мою отповедь.

— Простите, — вдруг говорит он тихо. — Я... Я...

— Все хорошо, Северус, — вздыхаю. — Вы не первый и не последний, кто видит только моего отца. Впрочем, в Союзе во мне часто видели мою мать... Я привыкла.

— Анна...

— Северус, идите отдыхать, — уставшим голосом говорю коллеге. — Выпейте на ночь чего-нибудь... успокаивающего. Или алкогольного. Не терзайте ни меня, ни себя, пожалуйста.

Снейп кивает, как школьник, наткнувшийся на декана после отбоя, и шагает в сторону своих комнат. Мантия висит за спиной, как плащ.

Пару секунд смотрю вслед Северусу, затем разворачиваюсь и плетусь к себе.

* * *

К сожалению, беседа с директором сбила все мои планы на вечер. Я надеялась немного почитать из "Истории Хогвартса" и отдохнуть, а затем заняться приготовлениями к уроку. Завтра у меня должны быть четверокурсники Гриффиндора, первокурсники Когтеврана и старший, седьмой курс Слизерина. И, по всей видимости, Слизерин будет для меня самым трудным, поскольку очень многие ученики являются детьми бывших Пожирателей Смерти. И настроение на факультете соответствующее.

На Гриффиндоре, в принципе, не легче. Многие семьи пострадали в войне. Если у Когтеврана и Пуффендуя хватает ума и характера вести себя тихо, то Гриффиндор готов разорвать виноватого, только укажи.

И тут я. Красная тряпка для быка.

А война будет. Отец не успокоится, пока не вернет себя обратно.

Произношу заклинание, и четыре пера подскакивают, готовые повторять каждое мое движение. Разворачиваю чистые листы пергамента, ставлю на них перья. Надо и Гриффиндору выдать чертежи моей палочковой кобуры. Особенно, если на нем учится Гарри Поттер.

* * *

Утро начинается, как и обыкновенно в этом Хогвартсе. Душ, затем завтрак, затем занятие.

Четвертый курс Гриффиндора излучает самые разные чувства. Многие смотрят с любопытством. Рыжий парень, в котором я узнаю Рона Уизли, одаряет меня таким хмурым взглядом, каким смотрят только на злейших врагов. Лохматая девочка, которую я заприметила на одном из ужинов, когда она беспокоилась о Поттере, смотрит на меня оценивающе, словно на книгу. И, разумеется, сам Гарри Поттер.

Он четверокурсник? Значит, ему четырнадцать. Выглядит младше.

— Здравствуйте, класс, — сажусь на свой любимый стол. — У одного из курсов вашего факультета была уже Защита. Полагаю, ваши друзья поделились с вами тем, что узнали на уроке, поэтому вопросов быть не должно. Но если они все-таки есть, задавайте их сейчас, чтобы расставить все точки над "i" сразу.

Однако желающих спрашивать не находится. Когда я уже собираюсь перейти к объяснениям, до меня доносится четкое бормотание Уизли.

— Действительно проклятый предмет. Сперва сам Тот-Кого-Нельзя-Называть, теперь его дочка... Что потом? Его жена?

Спрыгиваю резко, так что полы мантии взметываются в воздух.

— Мистер Уизли, я слышу в вашем голосе вопрос. Или нет?

Рыжик краснеет, поняв, что его бормотание стало не только достоянием одноклассников, но и моим.

— Да нет, это я так...

— Значит, я могу расценить это как намеренное оскорбление?

— Профессор Риддл! — вскакивает растрепанная девочка. — Рон... эм... мистер Уизли не хотел ничего плохого!

Сажусь обратно, скрещиваю руки на груди и внимательно смотрю на ученицу. Та, уловив мое настроение, сбивается, но потом собирается с новыми силами...

— Сядьте, мисс...

— Грейнджер, профессор!

— Мисс Грейнджер, — повторяю. — Сядьте. И помолчите.

Мисс Грейнджер плюхается за парту, обхватывает щеки ладонями и недовольно смотрит на меня.

— Мистер Уизли высказал предположение, что в следующий раз к вам придет преподавать жена Того-Кого-Нельзя-Называть, — говорю я мягко, затем продолжаю, помолчав: — Но я искренне сожалею, что такого никогда не случится. Моя мать погибла в шестьдесят шестом от руки моего отца. Ваши сверстники из Слизерина просили рассказать об отце. Вам я расскажу о своей матери.

— Какая-нибудь страшная ведьма, — опять бурчит рыжий, и мне приходится делать усилие, чтобы не прибить его на месте.

— Ее звали Елизавета Романова, — говорю, смотря на Уизли, но тот не чувствует моего взгляда, демонстративно разглядывая царапины на парте. — Она была племянницей убитого русского царя Николая II. Вам, должно быть, известно, что в России, как и в Англии, престол занимают сквибы, и в роду нередко появляются дети с магическим даром. Мой дед был из таких. Когда случилась революция, он бежал. В эмиграции женился на французской волшебнице, у них родилось трое детей, но выжила лишь моя мать. Мама закончила Шармбатон, затем обучалась в Высшей Школе Целительства. У вас не так сильно известна война с Гриндевальдом, которая случилась в сороковых, но она была ужасна. Тогда воевали не только магглы, но и маги. Мама воевала тоже. Но она не убивала. Она спасала жизни.

— А где она познакомилась с Вольдемортом? — вскидывает руку мисс Грейнджер.

— В Святом Мунго, — пожимаю плечами. — Мама как раз работала там по обмену. Они общались полгода, затем... затем она уехала во Францию, и уже там родилась я.

— И к счастью, — опять бурчит Уизли, не догадываясь, что на него уже неприязненно косятся одноклассники. — А то я знаю, что такие могут в Мунго натворить...

В абсолютной тишине неслышно соскальзываю с парты и так же оказываюсь рядом с продолжающим свои излияния Роном Уизли. Миг, и к его шее прижимается кончик моей палочки. И я знаю, кого еще мне напоминают его рыжие волосы.

Уизли осознает опасность только через пару секунд.

— Ээм... м... я...

— Рыжие волосы — отличительная черта не только Уизли, верно? — мой голос раскатывается по классу ледяными волнами. — Кто в вашем роду Прюэтт?

— М... М... Ма... Мама...

— Молли Прюэтт?

— Ма...Мо... Да... — выдавливает из себя Уизли, не в силах поднять голову.

— Ваша мать — Молли Прюэтт, — довольно заключаю и убираю палочку.

— Причем... здесь?.. — рыжий растерян, как и все остальные.

— Поинтересуйтесь, мистер Уизли, у вашей родни, что сумела сделать русская целительница Романова тридцатого октября сорок девятого года, прежде чем оскорблять ее память.

— И... что она сделала? — тихо спрашивает мисс Грейнджер, от чего к ней направляются взгляды десяти пар глаз.

— А это уже расскажет вам мистер Уизли, когда узнает.

На рыжего жалко смотреть. В его головенке не укладывается полученная мной информация, поскольку ее не пускает жесткая установка "Вольдеморт и Ко — плохие". Он растерянно хлопает глазами, но больше ничего не комментирует.

— Рон, ты дурак, — безапелляционно заключает Грейнджер. — Профессор Риддл, вы будете снимать с него баллы?

— Нет, — качаю я головой. — Это снятием баллов не лечится...

— Простите нас, пожалуйста, — вдруг говорит Поттер. — Мы...

— Не берите на себя чужую вину, мистер Поттер, — вздыхаю. — Никогда не берите. Это... это недостойно.

— Хорошо, профессор Риддл, — послушно соглашается мальчик. — Не буду. Но простите, пожалуйста, тогда Рона. Он... не со зла.

— "Он не со зла, он просто не подумал", — киваю. — Ничего страшного. Это иногда встречается.

Грейнджер понимающе кивает, следом кивают и остальные.

А я раздаю чертежи классу и начинаю свое объяснение, как действует изобретенная мной кобура...

* * *

Первокурсники Когтеврана практически не отличаются от пуффендуйцев, "барсучат", как их ласково назвал Дамблдор. Такие же робкие взгляды, сменяющиеся восторгом.

А вот семикурсники Слизерина одаряют меня холодными презрительными взглядами. Видимо, Малфой наговорил им всякого.

Но с ними я буду работать сугубо на сдачу ТРИТОНов. Учить как следует просто нет времени.

И урок проходит без каких-либо эксцессов.

* * *

В субботу решаюсь сходить в Хогсмид. Дамблдор рассказывал, что это очень уютная деревня, единственная во всей Англии, где нет магглов. Для меня, конечно, это не что-то необычное — в Союзе таких деревень не счесть. В некоторые, как и в Хогсмид, ходит транспорт, и не только поезд. Паромы всякие, кареты-самоходки или ковры-самолеты летают — наследие, доставшееся нам от татар. Хотя я ковры не очень люблю — на них продувает сильно, особенно когда полет по нескольку часов длится.

Хогсмид оказывается прелюбопытной деревушкой. Почти каждый третий, встретившийся мне, оказывается студентом. Мелькают черные ученические мантии, разноцветные галстуки. Я решаю зайти в паб "Три метлы", название которого подслушала у каких-то когтевранцев.

— Добрый день, — у моего столика оказывается пухленькая женщина. — Вы тут впервые?

— А? — отвлекаюсь от размышлений и киваю. — Да, первый.

— Сливочного пива... или что покрепче? — улыбается работница паба.

— Сливочное пиво?

— Вы, видимо, не местная, — делает она вывод и протягивает мне кружку напитка кофейного цвета с толстой пенкой. — Вот, попробуйте. За счет заведения.

Благодарно киваю, отхлебываю. А ничего так "пиво". Неплохое. Градусов тут, конечно, нет. Скорее, не пиво, а так. Молочный коктейль.

Столики постепенно заполняются учениками. Некоторые узнают меня, и поспешно отворачиваются. Некоторые даже уходят из паба, окинув меня неприязненным взглядом.

— Вы новый преподаватель Защиты, верно? — женщина снова появляется около меня.

— Да, а... как вы догадались?

— Я, милочка, здесь уже давно. О том, что Тот-Кого-Нельзя-Называть проклял должность преподавателя Защиты от Темных Искусств, знают все, кто учился или учится в Хогвартсе. Каждый год новички, каждый год с ними что-нибудь случается. В прошлом году, слышала, оборотень вел занятия. А с виду не скажешь. Приличный молодой человек. Я его еще школьником помню...

Киваю, вслушиваясь в трескотню барменши.

— Будет очень грустно, если и в этом году что-нибудь случится. Еще этот Турнир...

— Я надеюсь, что со мной ничего не случится, — улыбаюсь. — К тому же, год еще только начался.

— О, то верно, профессор, — замечает женщина. — Кстати, я мадам Розмерта. Хозяйка этого чудного местечка.

— Приятно познакомиться, мадам, — отвечаю. — Я Анна Риддл.

— Взаимно, мисс Риддл... или миссис?

— Мисс, — уточняю и ставлю на стол пустую кружку. — Спасибо вам, мадам Розмерта.

— Всегда вам рада, мисс Риддл!

Основным доходом жителей Хогсмида, похоже, является торговля. Ничего удивительного — рядом школа. Магазин книг, каких-то сувениров, одежды... Заглядываю во все лавки. Где-то покупаю безделушки или заказываю новую блузку, где-то рассматриваю старые запыленные книги, но, тем не менее, не имеющие никакой особой ценности. И сама удивляюсь тому, что нахожу вполне приличное издание "Трансфигурационного Материаловедения".

— Хорошую книгу вы выбрали, — суетится старый продавец. — Очень хорошую. Вы занимаетесь Трансфигурацией?

— Нет, но навыки терять никогда не стоит, — улыбаюсь в ответ и выкладываю на прилавок три галеона, получив четыре сикля сдачи.

Хогсмид мне, похоже, нравится.

Возвращаюсь в замок ближе к вечеру. Уже подходя к воротам, слышу сзади слаженный топот двух пар ног.

— Мистер Уизли, мистер Уизли, — приветствую запыхавшихся близнецов, которые пытаются что-то сказать. — Отдышитесь.

— Мы вас еле нашли...

— ... Профессор МакГонагалл сказала...

— ...что вы пошли в Хогсмид...

— ...мы вас искали целый день...

-... но нашли только сейчас... — тараторят рыжики.

Забавная манера говорить. Если бы у них были разные голоса, то слушать их было бы, несомненно, проблемой. Но голоса у них очень похожи, как и у любых близнецов, потому и абстрагироваться сильно не приходится.

— И чем я могу быть вам полезна?

— Мы хотим извиниться...

— ...за нашего брата Рона...

— ...мы узнали...

— ...что ваша мама помогла нашей появиться на свет...

— ...и что если бы не она...

— ...то наша мама умерла бы...

— ...и тогда не было бы ни глупого братца Рона...

— ...ни нас...

— ...ни Джинни, ни Билла, ни Чарли, ни Перси.

— А Рон вам наговорил...

— ...всякой гадости...

— ...мы слышали о Долге Жизни...

— Так, стоп! — поднимаю руки вверх. — Хватит тараторить. Никакого Долга Жизни нет и быть не может — целители не имеют права его принимать при выполнении своих обязанностей. Сами подумайте, что было бы, если все, кто в Мунго работает, Долги Жизни от своих пациентов коллекционировали. А вот то, что вы своему брату мозги вправили, это хорошо.

— Ну как вправили... — хмурится Джордж.

— ...мы не вправляли...

— ...это была мама...

— ...она как-то узнала, что он устроил на уроке...

— ...и прислала ему за обедом громовещатель...

— ...вас тогда не было...

Вспоминаю, что вчера я действительно пропустила обед, просидев в библиотеке до самого ужина. У меня как раз не было послеобеденных занятий, и я решила провести время с толком.

— ...весь Зал слушал...

— ...что Рон идиот...

— ...и все теперь знают о наших мамах...

Улыбаюсь щенячьим взглядам рыжих Уизли.

— Ничего страшного, мистер Уизли, мистер Уизли. Я рада, что все не так безнадежно.

— Эм... профессор Риддл...

— ...мы еще хотели спросить у вас...

— ...а вы можете снова открыть Дуэльный Клуб?

— Дуэльный Клуб? — переспрашиваю непонимающе.

— Когда у нас был Локхарт...

— ...то в школе был Дуэльный Клуб.

— Мы учились правильно защищаться...

— ...и нападать, — поясняют мне Уизли.

— Вы хотите дополнительные занятия по Защите? — догадываюсь.

— Да...

— ...именно, — краснеют близнецы. Сперва Джордж, затем Фред.

А почему бы и нет? Собственно, я здесь именно для того, чтобы обучать этих детишек... И если они хотят сами...

— Я спрошу у директора, — отвечаю после некоторых раздумий.

— А директор скажет "за", — раздается голос Дамблдора. — Я и сам хотел предложить вам возродить Клуб, профессор Риддл. Только в конце октября прибывают гости из Шармбатона и Дурмстранга, это может отвлечь.

— Ой, здорово! — в унисон восклицают Уизли. — Мы скажем...

— ...остальным!

Смотрю вслед убегающим рыжикам.

— Анна, я бы хотел вас попросить... — мягко говорит Дамблдор, — уделите особое внимание Гарри Поттеру. Если Вольдеморт и вправду возродится, то на этого мальчика единственная надежда. Все предыдущие годы у него не было хорошей подготовки...

— Мои методы могут показаться жесткими, — говорю через какое-то время. — Я училась в Дурмстранге, а Дурмстранг — не школа благородных девиц, знаете ли. Я следую программе на уроках, но на дополнительных занятиях я буду давать то, что считаю нужным.

— О, это хорошо, Анна, — радостно восклицает старик, удивив меня этим, и поясняет: — Защита от Темных Искусств — это не та наука, где стоит бояться шишек и синяков.

— Точно, — подтверждаю. — Если вы будете не против, я бы хотела назначить занятия на вторник и пятницу, в половину восьмого вечера.

— Вполне, — отвечает мне Дамблдор через пару секунд. — Как раз успеют поужинать.

— И утрясти съеденное, — киваю, и мы оба смеемся.

* * *

Воскресенье провожу, перебирая старые школьные записи. Когда-то давно мама отдала мне чемодан, куда влезали все мои вещи. Годы шли, вещей становилось больше, а чемодан размеры не менял. Мама говорила, что эти чары накладывались еще моей прабабкой, а та была мастерицей своего дела. Может быть, когда-то я передам этот чемодан своей дочери... или сыну, если, конечно, у меня будут дети.

"...добавление к заклятью "Радиале" придает точечному заклятию радиус поражения, центром которого является заклинающий. Так, например, "Ступефай Радиале" оглушает всех ваших противников вокруг разом, вместо одного, вами выбранного. Но сил подобное заклятие забирает соответственно. Если вы были окружены шестерыми, то вы потратите столько же сил, сколько и на шестикратный Ступефай. Если же ваших сил недостаточно, то вы немедленно получите магическое истощение. Поэтому применяйте добавление "Радиале" с умом..."

Откладываю в сторону тетрадку. Пока я не буду давать Радиале, хоть мы проходили его в шестом классе. Просто дурмстранговские воспитанники отличаются от хогвартсовских точно так же, как серьезные кадеты от солдат-срочников. Это и понятно. Дурмстранг — элитная школа. Туда принимают по конкурсу. И стоит обучение там немало. Хотя можно и бесплатно учиться, если быть круглым отличником. Таких студентов Дурмстранг приглашал специально из других школ, и отказывались единицы.

Я круглой отличницей не была, хоть и прошла по конкурсу. Мама, конечно, сокрушалась, что я не пошла в Шармбатон, но я не жалею, что отец настоял на моем прохождении отборочных испытаний. Я любила суровую школу, расположенную в местности с не менее суровым климатом, любила учителей, любила то, чему нас учили. Наш директор, Сергей Викторович Леонтьев, поддержал меня, когда умерла мама, и поддерживал все время до своей кончины. Многим из того, кем я стала, я обязана именно ему.

* * *

В понедельник во всех гостиных с утра уже висят объявления о возобновлении работы Дуэльного Клуба, а за завтраком Дамблдор отдельно делает объявление.

Реакцию это вызывает неоднозначную. Пуффендуйцы жмутся, когтевранцы недоуменно переглядываются. Гриффиндорцы тут же принимаются спорить, причем их спор все больше и больше накаляется, а вот слизеринцы хмурятся, словно им предложили на отработку пойти.

Ну что ж, вторник все решит.

Вторник и решает. В половину восьмого у входа в большой класс, который Дамблдор выделил мне для занятий, а я весь вечер понедельника доводила до ума, толпятся около семидесяти человек. Почти четверть школы. Солидно.

Оглядываю прибывших, не снимая с себя дезиллюминационные чары, потирая гладкую поверхность любимого боевого посоха. Первокурсников — человек пять, семикурсников — двое. В основном четвертый курс Гриффиндора и Слизерина. Сверстники Поттера. И, как я успела заметить, два враждующих факультета.

Слизерин и Гриффиндор. Хотя вернее было бы сказать "Поттер и Малфой". Их вражда была заметна невооруженным взглядом, причем основным заводилой был, как ни странно, Малфой. Я предполагала у наследника древней крови хоть какую-то каплю выдержки, но ею, как ни странно, больше обладал Мальчик-Который-Выжил.

— Эй, Поттер! — словно услышав мои мысли, говорит Малфой. — Зачем тебе палочка? Твоим ударным инструментом вполне может служить голова! От нее даже Авада отражается!

— А тебе, Малфой, не достает самостоятельности, — парирует Поттер. — Ты даже палочку себе выбрать не смог, маму послал. Кстати, тебя именно поэтому Крэбб с Гойлом сопровождают? И в туалет тоже?

— Да ты...

— Стоять! — скидываю маскировочные чары. — Десять баллов со Слизерина и пять — с Гриффиндора!

— За что?! — возмущается Малфой.

— За то, что вы полезли к Поттеру, мистер Малфой, — любезно поясняю.

— А с нас за что?! — вторит ему Поттер.

— А с вас за то, что стали разжигать конфликт!

— Но с нас больше! — это опять Малфой.

— Потому что именно вы начали провоцировать Поттера. Полез бы он — было бы наоборот. Заходим, — не даю возразить опять ни Поттеру, ни Малфою. — Вошли, построились вдоль стены по росту.

Ученики толпятся у входа, так же бестолково толпятся у стены. Мое распоряжение встать по росту игнорируется, хоть и не полностью — гриффиндорцы стоят, как положено. Но при этом они напрочь не учитывают, что есть еще три факультета.

— Детский сад, штаны на лямках, — говорю по-русски, затем перехожу снова на английский. — Ученики школы "Хогвартс", слушать сюда. Вы находитесь на первом факультативном занятии Дуэльного Клуба в этом году. Веду его я, профессор Риддл. Занятия добровольные, поэтому, кому не нравятся мои порядки, можете не ходить. Это не урок, где мои действия прописаны учебным планом и Министерством. Это — факультатив. Я буду учить вас тому, чего вы не выучите на уроках. Но именно это может оказаться тем, что выручит вас или спасет вам жизнь.

Ученики слушают меня, навострив уши. Надеюсь, хотя бы десяток из них усвоит то, что я буду здесь им давать.

— Вопросы? — интересуюсь я в конце своей речи, стараясь не обращать внимание на неровный строй. За такое построение наш учитель физподготовки заставил бы круги по стадиону нарезать.

— Мы будем проходить Непростительные Заклятья? — ехидно интересуется Малфой.

— Хороший вопрос, мистер Малфой, — довольно щурюсь. — Балл Слизерину. Да, мы будем их проходить, и проходить будем не только тут, но и на основных уроках...

Тяжелый ропот служит мне ответом. Так, это уже не смешно.

— Молчать! — рявкаю без всякого Соноруса, шмякнув посохом о пол так, что из него вылетает сноп искр. — Я здесь говорю! А вы молчите!

Ученики замолкают.

— Мы. Будем. Проходить Непростительные! — заявляю зловеще. — Потому что у нас — Защита от чего?

— От Темных Искусств, — пищит Грейнджер.

— Именно. Балл Гриффиндору, — довольно улыбаюсь и перекладываю посох в другую руку. — Как вы, обормоты, собрались защищаться от того, чего не знаете?! Вы в курсе, что Империус можно побороть, но для этого нужно знать, как? Чем чаще на человека накладывают Империус, тем легче ему преодолеть его в следующий раз. Аваду можно легко избежать, просто увернувшись. Она летит довольно медленно. А Круциатус физически безвреден. Он фантом, воздействующий сугубо на мозг.

— Мои родители сошли с ума от Круциатуса! — вылезает вперед пухлый четверокурсник. Лонгботтом, кажется.

— Потому что, еще раз повторяю dlya tekh, kto v tanke, Круциатус воздействует на мозг. Мы думаем мозгом, люди. Потому и сумасшествие в случае попадания под длительное заклятье возможно. Если наловчиться, то и под Круциатусом можно показать врагу, где раки зимуют. Я НЕ буду учить вас НАКЛАДЫВАТЬ Непростительные. А вот уклоняться от них или сопротивляться им — буду.

Ученики потрясенно молчат. Особенно удивлен Малфой. Он, видимо, полагал, что я буду в лучших традициях своего отца учить их пытать других.

— Итак, теперь все присутствующие сделают одну вещь, которую будут делать всякий раз, приходя на занятия, — позволяю себе улыбнуться отцовской улыбкой, — снимут галстуки.

— А?

— Снимите галстуки, ученики. Сегодня здесь нет ни Пуффендуя, ни Слизерина. Ни Гриффиндора, ни Когтеврана. Сегодня здесь вы — те, кто хочет научиться защищать свои зад... кхм... головы.

Все оглядываются друг на друга, затем первым снимает галстук Гарри Поттер. За ним следом галстук снимает Грейнджер, затем Уизли, все три... нет, четыре... Хм, действительно, в этой школе деление по факультетам сильно влияет на характер. Последними галстуки снимают второкурсники Слизерина.

— Отлично, господа, по пять баллов всем факультетам. Теперь вопрос номер "раз". У кого есть такое? — поднимаю руку, позволяя всем увидеть мою кобуру.

Поднимают руки еще человек пятнадцать, по большей части из Когтеврана.

— Молодцы. Вопрос остальным — почему такого у вас еще нет?

Смотрю, как переглядываются пуффендуйцы. Слизеринцы нервно поджимают губы, гриффиндорцы же выглядят, словно я сообщила им о том, что завтра они сдают экзамены.

— На следующей неделе вы должны иметь такие же.

— А можно без них? — нервно интересуется Рон Уизли.

— Нет, — качаю головой. — Иначе вы будете здесь отставать. Без кобуры можете ходить на основные занятия. Там я буду вас обучать с учетом этого.

М-да. Рыжие краснеют очень сильно. И точно такие же выражения еще у нескольких студентов.

— Если у кого-то нет возможности приобрести подобное, — догадываюсь о причине заминки, — то я буду предоставлять трансфигурированную экипировку... но, сами понимаете, трансфигурация — это не полноценная замена вещи.

Выдохи облегчения.

— Итак, пойдем далее. Чтобы успешно противостоять нападениям, нужно не только хорошо знать заклятия. Нужно быть еще и в хорошей физической форме. Не все заклятия можно отразить. Иногда увернуться от них будет лучшей идеей, чем пытаться выставить щит. Как пример — знаменитая Авада Кедавра.

Ученики расслабленно смеются. Естественно, идиотов выставлять против Авады Протего — нет.

— От физической формы зависит и ваша реакция. Любое заклятие имеет начало произнесения и конец. Действовать оно начинает тогда, когда произнесено до конца. Поэтому его можно сбить. Показываю на примере. Есть желающие мне помочь?

— Есть, профессор Риддл, — раздается голос, но не из строя, а из-за моей спины. — Вы позволите?

Поворачиваю голову и с улыбкой смотрю на невозмутимого профессора Снейпа.

— Разумеется, профессор Снейп. Будьте так добры, запустите в меня Петрификусом.

— Петрификус Тот... — палочка направлена на меня, но договорить мой коллега не успевает. Я ухожу с "линии огня" вниз и немного вбок и делаю резкий тычок посохом в профессорскую щиколотку. Снейп сбивается и опускается на одно колено, получив подсечку. Но я уже на ногах, и мой посох делает резкое движение, которое я успеваю остановить у самого затылка Снейпа.

— Итак, ученики. Что мы видим. Незнакомый с нашим стилем ведения боя и рассчитывающий только на применение заклинаний противник слишком расслабился и проиграл. Заметим, что я не произнесла ни одного заклятья — все противодействие очень хорошему, но очень длинному Петрификусу Тоталусу заключилось в банальной подсечке. Пока противник приходил в себя, мы опять же без всякого заклинания превратили его мозг в кашу. Один-ноль в нашу пользу.

Снейп встает на ноги. Его лицо ничего не выражает, но я буквально ощущаю волну гнева, исходящую от него.

— Хороший прием, профессор Риддл, — произносит он, и от звуков его голоса мне становится неловко. — Вас учил отец?

— Нет, преподаватель рукопашного боя, — улыбаюсь. — В Дурмстранге.

Снейп кивает.

— Вы не будете против, если я поприсутствую?

— Вы уже присутствуете, профессор, — вежливо отвечаю. — И я не против.

Ученики наблюдают за нашей перепалкой с любопытством.

— Итак, как с этим бороться. Если ваш противник тоже учился в этом классе или, тем паче, в Дурмстранге, то этот прием он знает. Если вы не хотите, чтобы посохом прилетело вам, то можете воспользоваться невербальным заклятием. Для этого оно произносится про себя. Либо, — смотрю на посмурневшие лица, — можете произносить заклинания по частям. Возвращаясь к нашему Петрификусу. Произносим тихо про себя "Петрификус Тота...", а затем в полный голос — "...лус".

Ученики ободряюще переглядываются.

— Но опять же минусы. Те доли секунды, пока вы произносите начало заклинания, из боя выпадают. За это время с вами могут сделать тоже чего-нибудь, например, запустить более короткое заклинание.

— И что же нам делать? — интересуется Гарри Поттер.

— Отвлечь противника на то время, пока вы произносите заклинание, запустив в него каким-нибудь коротким. Пока он будет справляться с последствиями короткого заклинания, у вас будут все шансы сказать что-нибудь длинное.

— Например? — интересуется Малфой.

— Например? Например, перед Петрификусом выпустить в противника Авис. Пока он машет руками, стараясь, чтобы ему на голову не нагадили птички, вы успеваете его обездвижить.

— О! — в глазах Малфоя загораются огоньки азарта. — А мы можем попробовать?

— Можете, — довольно улыбаюсь. — Попробуйте известные вам заклинания. Для этого разделитесь на пары и работайте.

Смотрю, кто и как встает. Малфой встает со светловолосой девочкой, Гринграсс, кажется. Крэбб с Гойлом, Рон Уизли с Грейнджер (как ее зовут-то хоть по имени?), близнецы Уизли... Да, с таким распределением им только учиться... но да ладно. Сойдет на первый раз.

— А мы не знаем никаких заклинаний, — чуть не плача, подходят ко мне первокурсники с Когтеврана. Рядом с таким же убитым выражением лица стоят "барсучата".

— А я вам покажу. Будете отрабатывать Авис. Смотрите... Авис! — с этими словами у меня из верхушки посоха вылетает стайка птичек. — А теперь движение палочкой...

Восторгу первокурсников нет предела.

— Вы хорошо ладите с детьми, — вдруг произносит Снейп.

— Это верно, — киваю, внимательно следя за Гарри Поттером, которого уже в который раз возит по полу Грейнджер. — Кстати, как имя у Грейнджер, не подскажете?

— Гермиона, — удивленно отвечает мой коллега. — А что такое?

— Да так. Все хотела узнать, а никак не получалось.

— Она заучка, — Снейп кривится, словно Дамблдор всучил ему лимонную дольку. — Знает много, от этого ходит с вечно задранным носом.

— Много знать — не значит много уметь, — согласно киваю. — Наша задача в том, чтобы еще и научить их применять их знания...

В шевелюру декана Слизерина внезапно влетают три мелких птички.

— Ой... — пищит маленькая пуффендуйка, прячась за одноклассниками.

— Никогда не думал, что Авис можно использовать как боевое заклинание, — Снейп с остервенением выковыривает перья у себя из волос.

Улыбаюсь.

* * *

"Уважаемый м-р Люпин!

В настоящее время я являюсь преподавателем Защиты от Темных Искусств в школе "Хогвартс". Как и многие другие, я не занимала эту должность ранее, поэтому хотела бы попросить вас о помощи. Если вам не трудно, то пришлите, пожалуйста, мне материалы, которые вы проходили с учениками в прошлом году.

С уважением, проф. Анна Мария Риддл".

Запечатываю письмо сургучом. Сидящая на столе серая в бурую крапинку сова косится круглым глазом, затем подхватывает лежащее письмо и вылетает в приоткрывшуюся дверь.

Окон в этом подземелье нет.

Для меня, конечно, это не проблема — вентиляция хорошо устроена, да и спать тихо. Другим, возможно, подобное бы и не понравилось.

Интересно, как Люпин среагирует на мою фамилию? Не удивлюсь, если и он знает, как звали моего отца при рождении. Возможно, он отпишет Дамблдору...

Поднимаюсь из-за стола. Из-за Мордредова Турнира Трех Волшебников никто толком не учится. Все темы для разговоров только о Турнире. Теперь следующий вопрос — зачем Дамблдору это нужно. Турнир опасен. На моей памяти его не проводили. Его вообще проводили последний раз очень и очень давно. Две, а то и три смерти — всех претендентов — нередкие случаи. Нет, двести, а то и триста лет назад к подобному относились спокойнее. Но сейчас, когда волшебный мир, особенно британский, ослаблен войнами...

— Анна, дорогая! — из камина выглядывает директор. — Зайдите ко мне, пожалуйста!

Вздыхаю, швыряю в огонь щепотку дымолетного порошка.

— Анна, вы ведь знаете Игоря Каркарова? — интересуется Дамблдор, когда я делаю шаг из камина.

— Разумеется, господин директор, — киваю. — Мы учились с ним вместе в Дурмстранге, только он на два года старше. Какое-то время мы даже пытались встречаться, но мой отец не одобрил наши отношения, и нам пришлось расстаться.

— Игорь прибудет вместе с представителями Дурмстранга, — говорит Дамблдор. — На Турнир. Анна, я прошу вас, как выпускницу Дурмстранга, оказать им всяческую помощь.

Помочь ученикам родной школы? Да я это сделала бы без всякой просьбы!

— Хорошо, господин директор.

— И еще... Анна, вы знаете о том, что Игорь был среди сторонников вашего отца?

Закусываю губы, затем киваю.

— Да... Мы говорили с ним об этом... и он никогда не скрывал, что получил Метку на последнем курсе. Мне тогда было пятнадцать, и я сама... тоже ее имела. И... — решаюсь, — профессор Дамблдор... можно сказать, что именно я послужила причиной, по которой Игорь вступил в Орден Вальпургиевых Рыцарей... так тогда назывались Пожиратели Смерти, — делаю глубокий вдох, краем глаза замечая расширившиеся глаза Снейпа. — Понимаете... Отец был против наших отношений, и Игорь подумал, что встав на его сторону, сможет получить одобрение...

Дамблдор кивает.

— Да, Анна. Игорь рассказал мне... в свое время об этом. Спасибо, что посчитали нас достойными доверия. Меня и Северуса, — уточняет директор. — Но Игорь не держит на вас зла. Он сам сделал многое, чтобы исправить последствия действий Вольдеморта. Поэтому, я уверен, вы поладите.

— Спасибо, господин директор, — киваю. — Это... действительно важно для меня.

Игорь, надеюсь, ты простил меня...

— Вы знакомы с Игорем, Северус? — спрашиваю у Снейпа, когда мы выходим из кабинета директора.

— Разумеется.

— И?.. — продолжить не получается.

— Вы хотите знать, каким он был Пожирателем, верно? — усмехается мой коллега.

Ощущаю, как щеки заливает краснота.

— Ну... Да.

— Никогда не думал, что вы можете краснеть, Анна, — фыркает Северус. — Игорь... его можно назвать даже трусливым.

— Трусливым?

— Да. Он не очень хороший боец. По большей части старался отсидеться где-нибудь в стороне и не лезть на рожон. На мой взгляд, именно поэтому он не добился никаких особых успехов рядом с Лордом.

— Тем не менее, он сейчас директор Дурмстранга, — возражаю. Интересное понимание храбрости или трусости.

— А вот с людьми он всегда ладил, особенно с теми, кто младше, — соглашается Северус. — Во время вашей учебы было не так?

— Так, — киваю. — Он был любимцем младших курсов. В него были влюблены все девушки, начиная с пятого класса и старше. И даже несколько парней.

— И вы не были исключением, — кивает Снейп.

— Не совсем, — пожимаю плечами. — Игорь... он был хорошим другом, но я знала, что у нас нет будущего. Потому что я всегда помнила, кто мой отец. А если забывала, то мне напоминали подписанные тетради.

— Вы сильный человек, Анна.

— Возможно, — улыбаюсь, смотря в черные глубокие глаза. — Хоть в чем-то оказалась полезна отцовская кровь.

— Это да... — голос Снейпа сбивается, он резко отшатывается от меня. — Простите... Вы сейчас очень... напомнили мне его.

— Я все понимаю, Северус, — закусываю нижнюю губу. — Спасибо вам.

— За что?!

— За все.

Оставляю за спиной растерянного коллегу и ухожу быстрым шагом. К себе, в свои комнаты.

И только когда за мной закрывается тяжелая дубовая дверь, я позволяю себе дышать.

* * *

Шармбатонцы прибывают очень эффектно. Летающая карета невообразимых размеров, запряженная огромными лошадьми, едва не сбивает при приземлении Хагрида, изображающего из себя работника аэропорта со своими круглыми штуками на ручках. Как будто без его ц.у. не приземлятся.

— Вау! — слышны восхищенные возгласы. — Это невероятно.

Укол ревности заставляет меня сморщиться. "Невероятно", как же. Вот наш, дурмстранговский корабль, намного более впечатляющ.

— У, а это что? — Рональд Уизли с Гриффиндора тычет пальцем куда-то в сторону озера. А на озере — утлый тузик с красным флажком.

— Лодочка, — отзываются его старшие братья-близнецы.

"Лодочка", как же, — чувствую, как губы расплываются в довольной улыбке.

И...

"Лодочку" словно что-то толкает снизу. Секунда — и из воды встает величественный корабль, с которого скатываются потоки воды. Снежно-белый парус, на котором ярким красным пятном сверкает герб Дурмстранга, разворачивается, наполняется легким ветром.

Я замираю в восхищении. Каждый раз, когда он вставал из воды рядом с нашей школой или же у порта, забирать учеников, я испытывала этот священный трепет. Если бы у меня спросили — с чем ассоциируется у меня Дурмстранг, я бы ответила — с этим кораблем.

Олицетворение мощи, силы и затаенной угрозы.

Дурмстранг.

Когда я прихожу в себя, то понимаю, что стою в приветственной позе учеников — спина прямая, ноги ровно, посох поднят в правой руке. Так мы приветствовали друг друга в первый день занятий. Так мы прощались, уезжая на каникулы. И так прощались выпускники, оставаясь на берегу, когда величественный корабль в последний раз доставлял их из школы.

— Дамблдёр, — картавый голос директора Шармбатона.

— Мадам Максим, дорогая!

Оборачиваюсь. О, Мерлин!

На секунду мне кажется, что я вижу второго Хагрида. Такая же гигантская фигура, такие же грубые черты лица. Только у Хагрида они не так заметны — он умело скрывает их под густой бородой. У мадам Максим же бороды нет, ибо она женщина...

Скажу честно, лучше бы она у нее была...

— Игорь!

Дергаюсь, словно от удара. Поднимаю глаза на спешащего по трапу директора Дурмстранга...

Игорь. Да, это Игорь. Постаревший, но все же именно он.

Дамблдор обнимается с Каркаровым, который еще не заметил меня. Я не против. Пожалуй, я подожду другого случая.

Разворачиваюсь, сжимая побелевшими пальцами гладкое дерево посоха. В другой раз...

— Анна! — окликает меня директор Хогвартса.

Мордред, Дамблдор. Ну зачем, зачем это...

— Анна? — в глазах Игоря — узнавание. — Ты?..

От волнения он переходит на русский.

— Я, — отвечаю на том же языке.

— Анна преподает у нас Защиту от Темных Искусств, — зачем-то вклинивается директор. — Представлять вас друг другу не буду...

— Ты зачем здесь? — не слыша Дамблдора, спрашивает у меня Игорь.

— Преподаю, — отвечаю тихо. — А ты... ты теперь директор, да?

— Да, — Игорь подходит ко мне. Я не успеваю среагировать, как он берет меня за руку и оставляет на ней поцелуй. — Рад видеть тебя, Анна.

— Взаимно, Игорь, — только и могу сказать.

Внезапно Игорь отстраняется, в момент превращаясь из моего давнего знакомого в грозного директора, чем-то неуловимо напомнившего мне покойного Сергея Викторовича. Он машет рукой, и за ним строем начинают движение ученики моей школы.

Дурмстранга.

Впиваюсь глазами в такие знакомые темные мантии, поверх которых накинуты волчьи шубы. Парни как на подбор — стройные, подтянутые, мощные.

И моя рука снова поднимает посох.

Мое приветствие не остается незамеченным — дурмстранговцы, хоть и после секундного замешательства, отвечают мне тем же жестом.

— Дурмстранг! — говорят мои губы стандартное приветствие.

— Дурмстранг, — отвечают ученики, уже понимая, что встретили выпускницу их школы. И вдруг добавляют: — Хогвартс!

— Хогвартс! — отвечаю им, ощущая, что у меня теперь две школы...

* * *

Дурмстранговцев поселили в пустых комнатах Хогвартса рядом со Слизерином. Не сказать, что там так же уютно, как и в спальнях учеников Хогвартса, но дурмстранговцы — ребята привычные. Им было бы гораздо неуютнее в кроватях с балдахинами.

В мужскую спальню девушкам заходить запрещается по правилам Дурмстранга, но преподавателям и воспитателям разрешается. Стучу в дверь условным стуком, обозначающим, что к ним сейчас войдет женщина. И через несколько секунд томительного ожидания чей-то голос произносит: "Войдите".

Делаю шаг.

— Дурмстранг, — приветствую ребят.

— Дурмстранг, — отзываются они и добавляют по-русски: — Здравствуйте.

— Я Анна Фоминична, — представляюсь парням привычным образом. — Учитель в Хогвартсе. Как вы уже поняли, училась в Дурмстранге. Если у вас возникнут какие-либо проблемы, то можете обращаться не только к Игорю Александровичу, но и ко мне. Хоть я и здешний учитель, но своих не забываю.

— Спасибо, Анна Фоминична, — с легким акцентом говорит мне крепкий парень. — Я Виктор Крам. Старший в группе.

— Анна Фоминична, — в голосе Игоря за моей спиной — легкая ирония. — Навещаете моих ребят?

Улыбаюсь, поворачиваюсь к говорящему.

— Игорь Александрович. Не бойтесь, я не сделаю им ничего плохого. Дурмстранговцы своих не обижают.

— Вы еще не забыли школу?

— Дурмстранг — это больше чем школа, это образ мысли, не так ли? — мы стоим почти вплотную. Воспитанные парни делают вид, что это их никоим образом не касается.

— Вы и это помните?

— Как и вы, Игорь Александрович. Спокойной ночи, ребята, — киваю парням, сохраняющим каменные выражения лиц. — Желаю удачи в Турнире.

— Спокойной ночи, Анна Фоминична, — отзываются парни слаженными голосами.

Выскальзываю за дверь и мчусь к своим комнатам.

— Аня, стой! — Игорь перехватывает меня у самых моих дверей. — Стой, тебе говорят!

— Игорь...

— Анька, блин. Аня, послушай...

— Игорь...

— Я сорок четыре года Игорь, Аня. Что ты здесь вообще делаешь? Когда мне здешний директор написал, что ты претендуешь на должность преподавателя, я не поверил. Я написал ему ответ, конечно, но думал, что он тебе отказал. Ты понимаешь, что это самоубийство — ТЕБЕ — и явиться в эту Англию? Ты хоть под какой фамилией тут? Надеюсь, что Романова!

— Риддл.

— Ри... Что? Анька, ты сумасшедшая. Зачем ты?.. Слушай. Если тебе так хотелось работать учителем, ты могла бы написать мне. Я восемь лет уже директор. Я бы тебя взял. Слушай, прямо сейчас возьму. Кем ты хочешь? Хочешь, пойдешь вести Сестринское дело? Или твои любимые Зелья? Да Кощей тебя задери, хочешь поставлю эту долбаную Боевую Магию в головы и задницы вбивать?

Ладони Игоря плотно обхватывают мои запястья. Я дергаюсь, забыв все навыки самообороны. Я не чувствую, как мои глаза заливают слезы.

— Игорь... — только и могу сказать, когда сильные мужские руки обхватывают меня и прижимают к колючей мантии, пахнущей хвоей и немного костром. Я вздрагиваю, как девочка-школьница и захожусь в рыданиях.

— Аня... — Игорь ласково поглаживает меня по спине. — Анечка... солнышко... милая моя девочка... Когда ты пропала, я места себе не находил, ты знаешь? Я к Лорду пришел с вопросом. А он... он сказал, что тебя больше нет. Я думал, что ты умерла. Сам жить не хотел. Но Лорд потом сказал, что... Что если я буду ему верен, то он... он даст нам свидеться. Я... И я был ему верен, Аня... Потому что я хотел видеть тебя. И я был готов на все, знаешь?..

Вслушиваюсь в тихий шепот, такой близкий и знакомый.

— Пустишь внутрь? — тихо спрашивает Игорь, и я вспоминаю, что мы стоим у моих дверей.

— Да... — отлипаю от мужской груди, тихо проговариваю пароль на парселтанге, и дверь со скрипом открывается.

Игорь делает шаг внутрь, не выпуская меня из захвата. Мне волей-неволей приходится последовать за ним.

— Ань... у тебя есть, что выпить?

Вместо ответа изворачиваюсь, высовываю руку и стучу пальцем по первой попавшейся деревянной поверхности, и рядом материализуется забавная домовичка.

— Бини, принеси нам, пожалуйста, коньяку.

Домовичка окидывает нас подозрительным взглядом, но кивает и исчезает с хлопком.

— Все еще помнишь, что я люблю? — фыркает Игорь. Я поднимаю голову и встречаюсь ним взглядом. И при этом кончик его бороды касается моего носа. Я морщусь, отчего Игорь улыбается еще шире.

— Помню, Игорь... — слова даются мне с трудом. — Я все... помню.

— Где ты была, Аня?

— В Союзе, — выдыхаю и снова прижимаюсь к Каркарову. — Пряталась.

— От... него?

— Да...

Игорь хочет сказать еще что-то, но в этот момент на столе появляются бутылка коньяка, два стакана и легкие закуски — твердый сыр, фрукты и тонко нарезанное мясо.

— Бини, — останавливаю уже собирающуюся исчезнуть домовичку, — будь добра, принеси два порезанных лимона.

— Да, сэр, — отзывается она и исчезает.

— И это помнишь?

— Игорь, я ж наполовину русская, — улыбаюсь. — Я помню, что коньяк закусывают лимоном.

— Русские закусывают, — соглашается Каркаров и наконец-то расцепляет руки. — Ань... я рад, что с тобой все хорошо.

— Я тоже, — отвечаю.

— Сколько мы не виделись?

— Двадцать четыре года... или даже больше, — пожимаю плечами. Игорь разливает коньяк, протягивает мне стакан. — Ты окончил школу в шестьдесят восьмом... а я в семидесятом.

— Вот на твоем выпускном мы и виделись последний раз, — кивает мужчина. — Я...

Его голос внезапно сбивается, и он молча чокается со мной.

Смотрю, как двигается кадык на его горле и опрокидываю в себя жгучий горький напиток, который тут же ударяет мне в голову.

— Игорь... — кладу свою руку ему на запястье. — Прости. Я... я не могла сказать.

— Я понимаю, — он кивает, закидывает в рот сразу два лимонных ломтика, которые принесла услужливая Бини. — Я понимаю, Аня...

Молчу.

— А где ты была, после того, как он умер? — вдруг спрашивает Игорь.

— Много где, — пожимаю плечами. — В Америке, в Бразилии, в Египте.

— Ясно.

— Игорь... — чувствую, как глаза снова наливаются предательской влагой. — Я... Я не знала, захочешь ли ты меня видеть. Я... я струсила.

— Ань... — внезапно ласково говорит он. — Я... я всегда хотел тебя видеть... Знаешь, после того суда... Я жил только одним — что ты вернешься. Что уж после его-то смерти ты дашь о себе знать. И я... Ты не знаешь, что я сделал тогда... Вместо меня другие сели. Ты даже их имен-то не знаешь. Долохов, Лестрейнджи... Яксли.

— Знаю, — кладу в рот кусочек сыра. — Игорь... Прежде, чем ехать сюда, я постаралась войти в курс дела.

— Значит, для тебя это просто "курс дела"? — вдруг с яростью шипит он. — Просто "курс дела"?

— Игорь...

— Нет, Аня, слушай сюда. Я их всех сдал, чтобы самому не сесть! Чтобы тебя, дуру, не пропустить, когда ты появишься! Я не мог сидеть там, а ты была бы здесь, ты это понимаешь?!

— Понимаю! — безнадежно кричу в ответ. — Я понимаю, Игорь! Но и ты идиот! Откуда я знала, что я тебе нужна?! Откуда я знала, что ты меня ждешь?!

— Аня... — Игорь вдруг оседает на стуле, закрывает лицо руками. — Анечка... Я... Я тебя всегда ждал... Глупый никчемный Игорешка... Я ждал тебя с восьмого класса, когда ты еще в шестом была. Я ждал, когда ты вырастешь. Затем я ждал, когда ты меня заметишь. Затем я ждал, когда ты согласишься... Ты ведь знаешь, я... Я это заполучил ради тебя... — он яростно дергает рукав, обнажая предплечье с Меткой. — Чтобы твой отец позволил быть рядом с тобой. Я ждал, когда ты... А ты...

— Прости, родной, — прижимаю к губам пальцы Игоря. — Прости...

— Аня...

Не выдерживаю, вскакиваю из-за стола и обхватываю еще сидящего на стуле мужчину. Игорь вздрагивает, но потом разворачивается и садит меня к себе на колени.

— Анечка, милая моя... родная и желанная... Не думай, что ты мне не нужна. Каждый день, каждый час...

Вместо ответа зарываюсь в густые кудри Игоря, щедро сдобренные сединой...

И губы у него мягкие и такие же ласковые, как тогда... Двадцать пять лет назад.

* * *

— Профессор Риддл, директор Каркаров, — рядом с разворошенной от нашего присутствия постелью материализуется Бини. — Вас ищет директор Дамблдор. Он просил напомнить, что через полчаса начнется торжественный ужин, где ожидаются приветственные выступления гостей из других школ...

— Кощеевы яйца! — Игорь скатывается с кровати, словно его укусил шипорог. — Черт побери...

Он прыгает на одной ноге, пытаясь одновременно сунуть другую ногу в штанину, накинуть сверху рубашку и натянуть носок. С грохотом сталкивается с тумбочкой, отскакивает, поскальзывается и оказывается на полу.

— Матьвашувашумаааать...

— Ты все такой же неуклюжий, Игорь, — покатываюсь со смеху. — Успокойся. Полчаса ведь!

— Мне надо инструктаж провести! И еще довести их до вашей столовой или где у вас там будет ужин...

— В Большом Зале. Не нервничай. Я уверена, ребята знают, что делать. Крам выглядит достаточно серьезным и ответственным.

— Вот именно, что выглядит... он же еще ребенок...

— Ему семнадцать, Игорь, — натягиваю на себя скинутые вещи, одергиваю мантию. — Он взрослый.

— Аня, не учи меня делать свою работу!

— Я не учу. Просто "поспешишь — людей насмешишь".

— Ладно, уговорила, — Каркаров наконец-то надевает штаны и левый носок и принимается искать правый.

Смотрю на его мучения и стучу по спинке кровати.

— Бини, — говорю домовичке. — Найди, пожалуйста, носок директора Каркарова.

— Прошу вас, сэр, — через секунду говорит домовичка, протягивая злополучный предмет одежды покрасневшему Игорю. Он не успевает отреагировать, как умная эльфийка тут же исчезает.

— Ты специально, да? — поворачивается ко мне Игорь. — Позоришь не перед людьми, но перед домовиками?

— Игорь. Она никому не скажет, — улыбаюсь. — Она не наша, русская "хозяюшка". Она — брауни.

— А... — Игорь напяливает носок, накидывает рубашку. — Тогда ладно.

На выходе из моих комнат Игорь целует меня и едва ли не бегом припускает в сторону комнат дурмстранговцев.

А я шагаю в сторону Большого Зала.

* * *

Сижу за столом в Большом Зале. Слева — Снейп, справа — пустое место. По-видимому, для Игоря. И, разумеется, устроил это все Дамблдор.

Появление шармбатонцев, точнее, шармбатонок, вызывает всеобщий вздох. Смотрю иронически. Половина из них — обладательницы крови вейлы. И вот что интересно — почему мадам Максим приволокла одних девок? У них что, парней нет? Или парни настолько убоги? Вот Игорь сделал правильно, не взяв девчонок. Хотя наши девчонки дали бы по рогам и этим шармбатонским "леди", и хогвартсовским. Помню, когда меня начали задирать в одном из бразильских кварталов... Не магическом, простом маггловском. После этого все тамошние обитатели обращались ко мне "мадам" и старались смыться как можно скорее...

И палочку я тогда даже не доставала.

А вот вход дурмстранговцев вызывает у меня в животе щемящее чувство. Парни шагают, чеканя шаг и выбивая искры посохами...

Игорь входит, словно русский царь. В белой одежде он выглядит действительно роскошно.

— Игорь, — говорит Дамблдор, обнимая Каркарова.

Встречаюсь с Игорем взглядом. Он улыбается мне одними глазами и садится на предназначенное ему место. И я понимаю, что только у нас троих Темные Метки.

Ура, товарищи. Дамблдор в своем амплуа. "Всем внимание! Пожирателям Смерти садиться с левой стороны стола! Приличным гражданам — по центру и справа!"

И еще вот что интересно — он пихнул меня между этими... господами специально, чтобы я удерживала их от желания поубивать друг друга или наоборот, чтобы вызывала чувство ревности? Вон как стреляют глазами.

Дамблдор что-то вещает о Кубке, куда будут кидаться пергаменты с именами претендентов, ученики же пожирают глазами шармбатонок и дурмстранговцев, особенно Крама.

— Виктор Крам — профессиональный игрок в квиддич, — со смешинкой в глазах подсказывает мне почему-то Снейп. — Тот самый, что поймал снитч на злополучном чемпионате мира.

— А, — понимающе киваю. — А то я уже испугалась, что ученики нашей школы так стали популярны за последние годы сами по себе...

— Анна, ты не следишь за квиддичем? — наигранно изумляется Каркаров. — Я полагал, что ты оставила свои детские замашки...

— Анна играла в квиддич? — вежливо интересуется Снейп у Игоря.

— Отнюдь, она его терпеть не могла, — так же вежливо отвечает Игорь, и они оба закатываются смехом.

А я сижу, словно не в своей тарелке.

От дальнейшего смущения меня спасает появление на столе еды.

— Что это такое? — интересуется Снейп, брезгливо тыкая вилкой в стоящее перед ним блюдо.

— Pel'meni, — отвечает за меня Игорь. — Русское блюдо. Вот, смотри, как надо...

У меня над головой проносится сперва пустая тарелка Северуса, затем она же проносится обратно, но уже наполненная пельменями, щедро политыми сметаной.

— А это что? — со священным ужасом взирает Снейп на сметану.

— Smetana, — так же радостно информирует Каркаров. — Делай вот так...

С этими словами Игорь накалывает на вилку пельмень, возит им в сметане и съедает с выражением неописуемого блаженства на лице.

Снейп подозрительно косится на меня, затем на Игоря, затем снова на меня...

Со вздохом кладу себе немного пельменей, поливаю их сметаной и принимаюсь за еду.

Северус еще какое-то время присматривается к нашим жующим лицам, затем решается попробовать...

— Вполне съедобно, — хмуро заключает Снейп, глядя в пустую тарелку.

Мы с Игорем переглядываемся, затем хмыкаем. Учитывая, что Снейп съел две добавки...

— Северус, а хочешь borsch? — интересуется Каркаров с каким-то зловещим выражением на лице.

— А это что?

— О...

— М-да... сюда бы еще vodochku... — Игорь подмигивает мне так, чтобы не увидел Снейп, уписывающий наш "национальный русский красный суп".

— У нас коньяк в комнате недопит, — говорю шепотом по-русски. — После ужина допьем. Лучше всякой водочки.

— Угу... Учитывая, что на десерт — ты, — так же шепотом вещает на ухо мне Каркаров. — Моя сладкая Анечка...

— Уймись, развратник, — говорю разомлевшему от счастья Игорю, глядя на еще присутствующих. Дамблдор представляет нам Бартемиуса Крауча из Министерства и Аластора Грюма, отставного аврора, и Людо Бэгмэна, которые будут следить за порядком во время Турнира.

Бартемиус Крауч... Вроде бы его сына осудили, как Пожирателя... И, насколько я помню, это сильно отразилось на его карьере. Он метил в Министры Магии, а не получилось. Жена умерла через полтора года, как сына осудили на пожизненное заключение в Азкабане.

Вздыхаю. Война принесла много бед многим семьям. Навскидку могу назвать не меньше десятка фамилий, которые лишились наследников. Блэки, Лестрейнджи, те же Краучи, Прюэтты...

— Северус, — обращаюсь к коллеге, с тоской смотрящему на недоеденный борщ и протягиваю небольшую склянку, — не забудьте выпить после ужина вот это.

— Что это? — недоверчиво косится Снейп.

— Это чтобы ваш желудок не взбунтовался с непривычки. Вот состав, — с этими словами лезу в карман и достаю вчетверо сложенный лист пергамента. — Если не доверяете мне, можете сварить зелье сами — минут десять работы.

Снейп вчитывается в написанный текст, затем кивает.

— Спасибо за заботу, профессор Риддл.

— Всегда пожалуйста, профессор Снейп.

Игорь ревниво косится в нашу сторону.

* * *

— Я вас не знаю, — хриплый голос останавливает меня, когда я выхожу из Большого Зала.

Оглядываюсь на голос и вижу Аластора Грюма.

— Я Анна Риддл, преподаватель ЗоТИ, — представляюсь.

Ну вот. Грюм не дурак, и имя моего отца тоже знает. Палочка у горла — давно привычный способ ответить "Рад знакомству".

— Что вы здесь делаете?

— Преподаю, — сглатываю.

— И шпионите.

Усмехаюсь, от чего Грюм втыкает мне палочку в горло еще сильнее.

— На кого, мистер Грюм?

— Думаете, я не знаю, кто ваш отец?

— Знаете, — киваю. — Как и то, что я не общалась с ним с семидесятого года.

— Аластор! — Дамблдор в очередной раз приходит мне на выручку. — Отпусти профессора Риддл.

Палочка исчезает от моего многострадального горла, я потираю его рукой и благодарно киваю Дамблдору.

— Аластор, — директор Хогвартса тянет отставного аврора за плечо. — Не стоит подозревать Анну только потому, что она Риддл. Не делай такой ошибки, Аластор.

Аврор ничего не говорит, лишь сверлит меня своим круглым глазом.

Одергиваю мантию и разворачиваюсь обратно в сторону подземелий.

— Хорошего вечера, профессор Риддл, — слышу в спину затихающий голос Дамблдора.

* * *

Игорь уже ждет меня у дверей. Он все так же в своей белой парадной мантии директора Дурмстранга. На руках все полагающиеся перстни, в руках — посох.

— Я прямо с ужина, — отвечает он на мой невысказанный вопрос. — Виктор сказал, что они справятся сами.

— Это естественно, — улыбаюсь, — было бы странно, если бы здоровые семнадцатилетние дурмстранговские лбы, отобранные для участия в Турнире, спать сами лечь не смогли.

Игорь на секунду мешкается, затем заливается смехом.

Шиплю пароль и пинаю дверь.

Игорь входит следом, аккуратно ставит посох у входа рядом с моим.

— Ань... — теплые руки обхватывают меня со спины. — Ань... обещай, что ты больше не бросишь меня.

— Не брошу, — откидываю голову на грудь Игорю. Его борода, в которой так много седины, щекочет мой лоб.

— Мы уедем в конце года, после Турнира. Я тебя с собой забираю, ты не против? — спрашивает Каркаров, при этом в его вопросе больше утверждения.

— Не против...

* * *

Следующий день, хоть и пятница, не учебный. Во-первых, все хогвартсовцы бегают под впечатлением от прибытия учеников из других школ, во-вторых, все готовятся к Хелоуину.

Игорь собирается рано утром, на часах еще нет шести.

— Конечно, мои ребята догадаются, где я могу быть, если не найдут в моей комнате, но какие слухи пойдут о тебе?

— Директор о нас знает, не переживай, — подтягиваю к себе подушку, наблюдая за одевающимся Каркаровым. На этот раз он не теряет носки.

— Вообще замечательно, а ученики?

— А ученики сюда не заходят, я же не директор и даже не декан, — улыбаюсь. — К декану — это налево...

Игорь покатывается со смеху. К нему через секунду присоединяюсь я, поняв, как двусмысленно прозвучала моя фраза.

— Надеюсь, ты к нему "налево" не ходишь, — бурчит Игорь, поправляя пряжку ремня.

— Не ревнуй, — улыбаюсь. — Он не в моем вкусе.

— Угу, зато рядом.

— И что? Может, мне еще к Дамблдору заглянуть?

— Только попробуй! — рявкает Игорь и прыгает на меня сверху. — Рррр... съем!

— Не съешь, — смотрю ему в глаза. — Мне нужен только ты.

* * *

На завтрак ползу невыспавшаяся. Третий подряд отчаянный зевок внезапно сопровождается голосом Снейпа за плечом.

— Анна, доброе утро.

— Доброе, Северус, — отзываюсь.

— Держите, — в моих пальцах оказывается небольшой фиал, заткнутый пробкой.

— Что это? — принюхиваюсь.

— Бодрящее Зелье. Я подумал, что оно вам понадобится.

— Благодарю, Северус...

Не успеваю продолжить, как Снейп сует мне в руки небольшой листок пергамента.

— А это состав, — бросает он и проскальзывает в двери, оставляя меня хлопать глазами.

— Вот гад, — говорю я вслед. — Мстительная натура.

Откручиваю пробку и с наслаждением выпиваю содержимое фиала.

Игорь с ребятами уже в зале. Шагаю к своему месту, ощущая, как с каждой секундой сонливость меня покидает. Судя по виду моего любовника, он тоже не обошелся без помощи Снейпа.

— Доброе утро, Анна Фоминична, — здороваются со мной дурмстранговцы.

— Доброе утро, ребята — вежливо отвечаю им. — Доброе утро, Игорь Александрович.

— Доброе утро, Анна Фоминична, — хитро смотрит Каркаров. — Великолепно выглядите.

— Спасибо, — опускаюсь на стул, придвигаю к себе пустую тарелку. — Как вам первый день в Хогвартсе?

— Прекрасно, — отвечает Каркаров. — Все просто замечательно.

Сидящий слева от меня Снейп понятливо хмыкает. Подавляю желание наступить ему на ногу.

Постепенно в Зал подтягиваются ученики, приходит директор Дамблдор, профессор МакГонагалл, профессор Стебль и крошка Флитвик. Остальные обычно не завтракают в Большом Зале по каким-то только им ведомым причинам.

Громада мадам Максим вплывает в Зал в окружении своих девиц. Я с содроганием гляжу на эту женщину, от чего получаю под столом пинок от Игоря.

— Аня, хороших людей должно быть много, — ворчит он мне в ухо. — Уймись. Будто ты в Шармбатоне не была.

— Была, — отвечаю, с усилием отведя взгляд. — Проездом. В восьмом классе. Там директором была Оливия Куткене. Нормальных размеров.

Игорь усмехается и кладет мне на тарелку лягушачью лапку.

— На вот, отвлекись.

— Угу, — бурчу и вцепляюсь в лапку зубами.

Дурмстранговцы непривередливы.

Смотрю на сидящих за столом Слизерина парней в темно-коричневых мантиях. Они вежливо общаются с хогвартсовцами. Особое внимание, конечно, уделяется Краму. Малфой уже о чем-то с ним беседует. Крам отвечает приветливо, даже выказывая определенную заинтересованность. И только выпускник Дурмстранга может понять, насколько Малфой ему неприятен.

Шармбатонки чирикают за столом Гриффиндора. Рыжий Уизли пялится на них, словно на каких-то чудных зверей. Одна из них, подмигнув другой, выпускает очарование вейлы, от чего у Уизли в прямом смысле слова начинают течь слюни.

Оглядываюсь на директора Шармбатона, но та делает вид, что ничего не замечает. Тьфу, позорище.

А лягушачьи лапки — нежные, чем-то похожие на курицу.

— Аня, ребята пойдут имена в Кубок опускать. Пойдешь с нами?

— Пойду, — киваю. — Окажу моральную поддержку.

После завтрака дурмстранговцы бодрым строем шагают на третий этаж, к Кубку. Смотрю, как они по очереди подходят к нему и кидают в синее пламя свернутые пергаменты со своими именами.

— Я уверен, что Чемпионом Дурмстранга будет Крам, — говорит мне на ухо Игорь. — Он лучший из всех.

Приглядываюсь к плечистому парню. Да, он действительно неплох. И учитывая, что он вдобавок уже зарекомендовал себя, как профессиональный игрок в квиддич...

— В крайнем случае, это может быть Руслан Меркушев, — Каркаров кивает на другого парня, темноволосого и быстроглазого. — Отличник, лучший Боевой Маг в будущем выпуске.

В голосе директора Дурмстранга — гордость за своих ребят.

Я бы тоже гордилась.

* * *

С появлением семнадцати шармбатонок и четырнадцати дурмстранговцев приходится перекраивать расписание. Этим мальчикам и девочкам тоже надо учиться, при этом учиться не по хогвартсовской программе, а по программе их школ. Разумеется, кроме директоров никто не приехал. Не проще ли было бы отправить кого-нибудь из заместителей директора на Турнир? Или пасти полтора десятка потенциальных чемпионов в течение года важнее, чем полторы тысячи в Дурмстранге и несколько сотен в Шармбатоне?

— Игорь, почему ты поехал сам, а не отправил кого-то из заместителей? — интересуюсь у Каркарова, сидя над учебной программой дурмстранговцев и пытаясь придумать, как бы ее утрясти с другими преподавателями.

— Потому что таковы правила, — пожимает плечами директор Дурмстранга. — Старые правила, еще с тех времен, когда в школе едва пара десятков учеников насчитывалась, и можно было взять их всех.

— П...ц.

— Ага.

— Слушай, я вот не знаю, что с вами вообще делать. Учитывая, что у вас Боевая Магия, Ритуалистика и рукопашный бой, а у Хогвартса это одно — Защита от Темных Искусств. К тому же Дамблдор может не позволить Темные Искусства практиковать в стенах Хогвартса. Теперь поехали дальше. У Хогвартса есть Прорицания, Уход за Магическими Существами, а у вас этого нет. Вас можно было бы впихнуть на Зелья, Травологию, Чары и Трансфигурацию, но здешний уровень седьмого курса примерно такой же, как у нас в восьмом классе. К тому же математики нет, физики нет, химии нет... вообще ничего маггловского нет!

Игорь вздыхает, протирает глаза.

— Аня, я тоже не знаю, что делать. Я сам не рад, что наша школа выиграла участие в этом долбанном Турнире. Но наше любимое Министерство Образования сказало, что мы будем пытаться. Мы и попытались. Ну и вот...

— Придется вам делать отдельные занятия. Учителя будут не рады, но это расплата за то, что Хогвартс принимающая сторона.

— А Дамблдор согласится? — интересуется Игорь, жуя перо.

— У него нет выбора. Не согласится, твои ребята его съедят.

— Какие ребята? — наигранно изумляется Каркаров. — Я его сам съем!

С молчаливого согласия собираем исчерканные пергаменты и шагаем в сторону кабинета директора.

— Дамблдёр! — голос мадам Максим слышится в двадцати шагах от двери в директорский кабинет. — Моим девочкам нюжно учиться! И ви, как прррринимающая сторона, должны обеспечить надлежащее обрррразование!

Переглядываемся с Игорем, стучим в дверь кабинета.

— Войдите! — устало кричит Дамблдор и едва не сползает под стол, глядя на наши зловещие рожи. — И ты, Брут...

— Ага, — радостно соглашаюсь. — Господин директор. Мы с господином директором обсуждали учебные планы Дурмстранга...

— Так, — понятливо садится на жалобно скрипнувшее кресло мадам Максим. — У Дёрмстранга те же пррроблемы?

— Те же, — вздыхает Игорь. — У нас тоже учебный план с местным не сходится.

Мадам Максим косится на широкий лист, исписанный на французском. Дамблдор смотрит на него, затем на наши листы, зажатые в руках, замечает русские строчки и бессильно вцепляется себе в бороду.

— В Шармбатоне преподают на французском, — безнадежно говорит он фениксу. — А в Дурмстранге — на русском.

— Я знаю русский, — говорю Дамблдору.

— Но вы же не будете переводить им каждый урок, — хмурится директор.

— Не буду. Парни английский знают на приличном уровне.

— А учиться на нем смогут? — с надеждой спрашивает директор Хогвартса.

— Ну... если постараются, — фыркает Каркаров. — А они постараются.

— Тогда ладно. А ваши девочки, мадам Максим?

— О, мои тоже смогут! — восклицает громадная женщина. — Мои девочки знают не только английский, но и немецкий, итальянский, испанский! Это входит в программу образования!

— Это что, мне еще и преподавателей этих языков искать?! — правильно "въезжает в ситуацию" Дамблдор и очень по-простецки икает.

— Эм... Нет-нет, Дамблдёр, — опоминается мадам Максим. — Это только до шестого курса! Потом только один язык! И как раз это будет английский! У девочек будет хорошая практика!

Переглядываемся с Игорем, догадавшись, что с хорошей практикой повезло не всем девочкам. Особенно тем, у кого английский не был профильным языком.

— Анна, — вдруг спохватывается Дамблдор. — Вы же знаете французский? Ваша мать же была наполовину француженка?!

— Знаю, — осторожно отвечаю директору. — Была, да...

Что он задумал?!!

— Анна, милая! — заламывает руки в отчаянном жесте директор. — Помогите мадам Максим и Игорю утрясти учебные планы, пожалуйста! Я не понимаю ни слова в их пергаментах, а у Игоря вообще даже буквы незнакомые!

Б...я. П..ц котенку, отоср...л в углу за шкафом.

— Вы не будете против, если мы это будем делать в библиотеке? — сама понимаю, как жалобно в наступившей тишине звучит мой голос.

* * *

В библиотеке мы устраиваемся после обеда. Оказывается, в ней есть очень удобные рабочие кабинеты, о которых никто не знает. Вернее, знают, но только преподаватели.

— Иногда удобнее не таскаться со стопками книг, — поясняет библиотекарша мадам Пинс. — Вот у нас есть такое...

— Это пррррекрасно! — говорит мадам Максим, взмахивает палочкой и увеличивает стол и стул.

Мы с Игорем переглядываемся и вздыхаем. Учитывая наш рост, нам придется попотеть.

Спустя шесть часов разбора пергаментов, споров и ругани мы решаемся позвать остальных учителей. От осуществления этого садистского плана нас спасает появление лопоухой эльфийки Бини.

— Господин директор Каркаров, госпожа директор Максим, профессор Риддл, — домовичка сама невозмутимость, — господин директор просил передать, что начинается праздничный ужин...

— Какой праздничный ужин? — не соображает Игорь.

— В честь Хелоуина, — чопорно отвечает Бини. — В Большом зале.

— Tvoyu mat'! — с чувством сползает со стула Каркаров.

Вздыхаю, откладываю в сторону пергаменты.

* * *

Сегодня кухня Хогвартса радует нас пирожками с капустой, кулебяками и прочей русской народной выпечкой. Французы же угощаются французскими блюдами.

— Это можно есть? — интересуется Снейп, глядя на пирожок с грибами.

— Можно, — говорю. — Северус, поверьте, у нас таким кормят постоянно. Но вам лучше не забывать пить то зелье, что и вчера.

— Я сегодня его всем профессорам раздал, — говорит он и вгрызается в пышущий жаром пирожок. — А то вчера Помона полночи в Больничном крыле просидела. С Флитвиком. Уж очень им ваши pel'meni понравились...

Молчу, отвожу взгляд под потолок. Там парят тыквы со вставленными в них свечами. В Дурмстранге этот праздник не отмечают.

— Красиво, правда? — спрашивает Каркаров, глядя на потолок, копирующий небо. — У нас такого нет, жаль.

— И не надо, — отзываюсь. — Наша школа по-своему прекрасна.

— И то верно...

Снейп с подозрением косится на меня, затем на деревянную кадку с грибами. Снова на меня...

Одариваю его многозначительным взглядом и плюхаю на тарелку маринованный груздь. Такими темпами, пытаясь убедить декана Слизерина в съедобности продуктов русской кухни, я стану толще Хагрида.

Игорь хмыкает и тоже прикладывается к грибам.

Вкусно.

* * *

Утром меня будит лопоухий эльф аж в шесть утра.

— Чего еще? — интересуюсь у несносного домовика.

— Господин директор просил передать... — чирикает существо, — что педсовет начинается в полседьмого...

— Исчезни, — со стоном падаю обратно на подушку. — Приду...

Дамблдор, сволочь ты бородатая. Какого хрена — в субботнее-то утро?!

Приходится пить ударную дозу лимонникового чая. Бодрящее зелье бы не помешало, но я его пила вчера. Если буду его пить часто, то буду потом неделями ходить сонной клушей. Лимонник — наше все.

Натягиваю на себя светло-серую блузку с длинными рукавами, черные джинсы. Накидываю черную мантию, наскоро собираю волосы в хвостик и плетусь в кабинет директора. Интересно, чем он руководствуется, когда выдает разрешение пройти камином?

В кабинете уже собрались почти все преподаватели. Нет только Хагрида.

— Дорогие коллеги, — бодрым голосом начинает Дамблдор. — У нас возникли определенные сложности, а именно трудности в организации обучения гостей из Шармбатона и Дурмстранга. Как выяснилось вчера, их учебные планы очень сильно отличаются от наших. Так как профессор Риддл — единственная из преподавателей, владеющая и русским, и французским языками, то основную роль в организации учебы заграничных гостей будет играть именно она. Анна, прошу вас, изложите, с чем у вас проблемы.

Собираюсь с мыслями, поворачиваюсь к присутствующим преподавателям.

— Так как я являюсь выпускницей Дурмстранга, то естественно, что лучше всего я представляю именно трудности приехавших с господином Каркаровым. Во-первых, Дурмстранг — лучшая школа в Советском Союзе... Простите, бывшем Советском Союзе и странах Восточной Европы. Не хочу казаться пристрастной, но многих предметов в Хогвартсе не хватает, а те, что есть, не могут быть предложены дурмстранговцам по простой причине — программа не дотягивает.

— В смысле? — смотрит на меня МакГонагалл. — Вы хотите сказать, что в Хогвартсе плохо преподают?!

— Нет, я не говорю, что плохо. Я говорю, что недостаточно для Дурмстранга. Если в Хогвартс записывают по праву рождения, то чтобы попасть в Дурмстранг, надо сдать экзамены. Серьезные экзамены. Мы вчера полдня смотрели учебники с Игорем... простите, с директором Каркаровым, и выяснили, что то, что в Хогвартсе проходят на шестом-седьмом курсе, мы проходили в шестом-седьмом классе... это эквивалент второго-третьего курса Хогвартса. Следующие полдня мы разбирались в программе Шармбатона с мадам Максим.

— Профессор Риддл, и что вы предлагаете? — заинтересованно спрашивает Снейп.

— Дурмстранговцы будут вынуждены заниматься отдельно. Единственный предмет, на который их можно отправить с седьмым курсом — это Древние Руны.

Профессор Бабблинг ежится под взглядами коллег.

— Но и то — с натяжкой, — хмурюсь и достаю из кармана пергамент, где мы вчера весь день делали выписки с Игорем. — Профессору придется придумывать для них задания посложнее. Далее. Отсутствуют маггловские предметы, которые у нас изучаются в обязательном порядке — математика, физика, химия и прочие. С этим будем разбираться отдельно, как и с несуществующими в программе Хогвартса дисциплинами — Боевой Магией, Ритуалистикой и рукопашным боем. Надо выяснить, что может взять на себя каждый из вас, чтобы обучать дурмстранговцев и шармбатонцев.

— А какие предметы вообще нужны нашим гостям? — задает правильный вопрос Флитвик.

— О. Во-первых, если из тех, что есть в Хогвартсе, то это, несомненно, Чары, Трансфигурация, Нумерология. Астрологию ребята закончили в девятом классе... простите, два года назад, Зелья будут изучать только два ученика — Крам и Лейбович, они с факультета Целителей. Это что касается дурмстранговцев. У шармбатонцев Зелья будут в усиленном режиме, но в основном восстановительно-косметические, как и у любых девушек. Травология, те же Чары, Трансфигурация и Астрология. Из тех предметов, которых в Хогвартсе нет: для дурмстранговцев это маггловские науки, Боевая Магия, Ритуалистика, Рукопашный бой, Сестринское дело, Артефакторика, Основы Стихийной Магии. Для шармбатонок — элементалистика, Целительство, история обоих миров — магического и маггловского, экономика, основы Магического Права. И танцы.

— Ну, на Трансфигурацию шармбатонки могут ходить с седьмым курсом, — задумывается МакГонагалл.

— Могут. Но у них на экзамене будут другие требования, чем у учеников Хогвартса, — вздыхаю. — Вы уверены, что будете изучать то же самое, что и они?

— И что нам делать? — иронически заламывает бровь Снейп. — Подстраиваться под каждого?

Сгребаю с блюда Дамблдора горсть лимонных долек, сую в рот и жую, не чувствуя вкуса.

— Предлагаю преподавателям поговорить с учениками, выяснить их уровень знаний и требований. Те предметы, которые в Хогвартсе отсутствуют, будем преподавать совместными усилиями. Целительство и Сестринское дело придется брать на себя мадам Помфри.

— Анна, — говорит вдруг Дамблдор. — Вы же тоже профессиональный целитель?

— Да, — кошусь на директора и сжимаю челюсти. — Профессиональный. Только, господин директор, вы не забыли, что я веду ЗоТИ? У меня еще Дуэльный Клуб висит. И вы, надеюсь, понимаете, что я не смогу бросить дурмстранговских ребят без Боевой Магии, не говоря уже о рукопашном бое? Вы хотите, чтобы я им еще Целительство преподавала?

— Я попрошу Аластора вам помочь, — задумчиво говорит директор. — Он, хоть и стар, тем не менее, годится в преподаватели. С Дуэльным клубом... думаю, Северус и Филиус вам тоже поспособствуют. Вы же поможете Поппи... то есть, мадам Помфри. Учитывая, что ваша мама — Елизавета Романова...

Задерживаю дыхание. В кои-то веки вспомнили не об отце, а о матери.

— Так. С Дурмстрангом вроде разобрались, — ерзаю на кресле. — Что с Шармбатоном?

— Историю маггловского и магического мира, полагаю, сможет вести профессор Бербидж.

— Хорошо, — киваю. — А экономику, Элементалистику, Артефакторику?

— Артефакторику, полагаю, поделят Филиус и Вирсавия, — Дамблдор глядит на грустную Вирсавию Бабблинг. Элементалистику... что это вообще такое? Чем от Стихийной Магии дурмстранговцев отличается?

— И там, и там работа со стихиями. Только Стихийная магия у дурмстранговцев с боевым уклоном, а у шармбатонцев — с созидательным. Это насколько я поняла. Как пример — дурмстранговца учат создавать зыбучие пески, чтоб там враг утонул, а шармбатонка на том пятачке высадит горох и получит небывалый урожай.

— Может, тогда их к профессору Стебль?

— Так Стихии — это не только Земля.

— Я возьму их, — произносит МакГонагалл. — Думаю, разберусь.

— Остается экономика, — гляжу в пергамент. — Вот для этого лучше пригласить стороннего специалиста.

— Вы уверены, Анна?

— Более чем. Я поглядела их учебник... В этом тут, кроме самих шармбатонок, никто не разбирается.

— А что будете делать с маггловскими предметами? — опять влезает Снейп.

— А это... это им придется осваивать самим, так сказать, своими силами. Я, конечно, буду им помогать, но это абсолютно безопасное дело — никакой магии.

— Может, и с экономикой так поступить?

— Может быть, — задумчиво бормочет Дамблдор. — Если что, пригласим стороннего специалиста.

— А танцы?

— А давайте их на рукопашный бой засунем вместе с дурмстранговцами? — ядовито предлагает Снейп. — И там, и там физкультура.

Шутка удается. Профессора грохают так, что феникс истерично кудахчет.

— С танцами им тоже придется справляться самим, — вздыхает Дамблдор.

* * *

Дурмстранговцев и шармбатонок собирают вечером в одном из пустующих классов. Директор Дамблдор куда-то уехал, оставив меня отдуваться. Слева от меня — мадам Максим, справа — Игорь.

— Дорогие друзья, — говорю настороженным ребятам и девушкам. — Вы должны знать, что программа Хогвартса отличается от программы ваших школ. Поэтому было принято решение, что вы будете ходить с хогвартсовцами только на некоторые предметы, а именно Чары, Трансфигурацию, Нумерологию и Древние Руны. У кого нет Древних Рун, те, разумеется, на них ходить не будут, — торопливо добавляю, глядя в расширившиеся от ужаса глаза шармбатонок, — остальные предметы у вас будут вести отдельно. Для самостоятельного изучения дурмстранговцам остаются маггловские предметы, шармбатонкам — экономика и танцы.

Девушки переглядываются и тут же начинают обсуждать сказанную новость. Мадам Максим неодобрительно на них поглядывает. Дурмстранговцы же хранят молчание, ожидая, что я скажу еще.

— Мадам Максим, — обращаюсь к директору Шармбатона, протягивая листок, — вот ваши преподаватели. Мы сегодня утром решили, кто и что будет вести у ваших девушек. Игорь Александрович, — протягиваю второй листок Каркарову, — это ваши.

Игорь берет у меня из рук пергамент, вглядывается в строчки и одобрительно хмыкает.

— Далее, — говорю, поглядывая на стрекочущих шармбатонок, не обращающих на меня никакого внимания.

— Silence! — вдруг рявкает мадам Максим, и шармбатонки тут же замолкают.

— Кхм. Спасибо, — прихожу в себя от неожиданности, — господа и дамы. Сразу предупрежу, не рассчитывайте, что качество преподавания будет на том же уровне, к которому вы привыкли. От вас потребуются усилия, чтобы качественно знать нужные вам дисциплины. Если у вас будут какие-то проблемы с учениками или учителями, то можете обращаться ко мне. Я владею французским и русским и являюсь преподавателем Хогвартса.

— Спасибо, мадам, — отзываются шармбатонки.

— Да, и еще. Меня зовут Анна Риддл, здесь меня знают, как "профессора Риддл". Особенно советую запомнить это дурмстранговцам, поскольку это отличается от привычного русского обращения по имени-отчеству. Если вы назовете меня "Анна Фоминична", здешние ученики просто не поймут, о ком речь.

— Поняли, — кивает Крам.

Вот за что люблю Дурмстранг — там отвечает всегда один — староста. Никаких глупых выкриков с места всей толпой.

— Спасибо, профессор Риддл, — улыбается мне одними глазами Игорь.

— Всегда пожалуйста, директор Каркаров, — отвечаю ему так же.

— Спасибо, профессор Риддл, — отзывается мадам Максим.

— Рада помочь, директор Максим, — приседаю перед великаншей.

* * *

Утром воскресенья нас с Игорем будит деликатный стук в дверь. Условный стук дурмстранговца, просящего позволения войти в личные апартаменты преподавателя.

— Черт подери, — шипит Игорь, прячась под одеяло. — Меня здесь нет. И не было!

Фыркаю, натягиваю штаны и рубашку, прикрываю дверь в спальню, распахиваю входную дверь.

— Анна Фоминична, доброе утро, — на пороге моей комнаты — Крам в майке и трико. — Я не нашел Игоря Александровича, поэтому сообщаю вам. Мы пошли на пробежку, будем через час.

Тьфу. Совсем забыла. По утрам все бегают, при этом обязательно предупреждают воспитателей. И Виктор молодец, что догадался придти ко мне. Учитывая, что это Хогвартс, а эти ребята вообще не в курсе, что лес Запретный...

— Так... Где вы собрались бегать? — судорожно перебираю возможную местность рядом с Хогвартсом, где им будет безопасно.

— Мы планировали на опушке леса...

— Никаких опушек. Это Запретный лес, там всякая бякость водится. Бегаем по берегу озера, но бегаем осторожно, в воду далеко не лезем. Там гигантский кальмар живет. И гриндилоу.

Виктор задумывается, затем кивает.

— Значит, бегаем по берегу, в воду глубоко не лезем. Анна Фоминична, позвольте уточнить — а неглубоко можно?

— Неглубоко можно. Не глубже, чем по грудь. Окунуться вам хватит.

— Поняли. Бегаем по берегу, в воду лезем не глубже, чем по грудь. Спасибо, Анна Фоминична. И еще один вопрос, если позволите.

— Да, конечно, Витя.

— Анна Фоминична, вы, возможно, знаете, что я профессионально занимаюсь квиддичем. Мне нужны дополнительные тренировки. Это можно как-то организовать?

— Квиддич, квиддич... — закусываю губы и киваю. — Хорошо, Витя. Я поговорю с местными капитанами квиддичных команд, может, что-то и выяснится. Я сама подойду к тебе, когда смогу однозначно ответить.

— Спасибо, Анна Фоминична, — вежливо кивает Крам.

— Не за что, — так же вежливо отвечаю.

Смотрю в спину уходящему Краму и закрываю дверь.

— Кто там был? — высовывается из-под одеяла Каркаров.

— Витя. Крам который. Передавал, что они пошли на пробежку.

— Что...А, черт. Точно. Совсем забыл с тобой, что они попрутся бегать. Тьфу.

— Не переживай. Кстати, а где они вчера бегали?

— Возле леса, а что?

— Не пускай их туда больше. Там гадость разная живет. Выскочит и схрупает. Туда никому нельзя ходить, так и называется — Запретный лес. Я их сегодня на берег озера отправила. Там, конечно, тоже кальмар живет, но он не вылезает...

— Чего?! — глаза Каркарова округляются. — Ты хочешь сказать, что эта школа находится рядом с Запретным лесом, где водятся опасные твари, и озером, где гигантский кальмар плавает?! Там русалок еще нет?

— Вообще-то есть, — сморю жалобно. — Только не русалки, а гриндилоу. Но они не тронут, если вглубь не заплывать.

— Да ежкины рожки, — хватается за голову Игорь. — Что тут еще есть?!

— Игорь, это не опаснее, чем у нас! — возражаю. — У нас Утес опасный и Омут.

— Но туда никто не лазит!

— И тут никто в лес не лазит! И в озеро не ныряет! Да и что это будут за дурмстранговцы, если они от гриндилоу не отобьются?!

— Ладно, уговорила, — хмурится Игорь. — Пусть бегают у озера.

Улыбаюсь, влезаю на постель и впиваюсь в губы Игоря поцелуем.

* * *

На завтраке дурмстранговцы веселы и бодры, в отличие от сонных и вялых хогвартсовцев. Девушки из Шармбатона строят глазки всем присутствующим парням с молчаливого одобрения мадам Максим.

Что ж поделать. Дамам нужно замуж. И лучше, если за англичанина. Или русского. Или болгарина. Или еще кого-нибудь из местности подальше. Кровь нуждается в разбавлении.

— Северус, кто у вас капитан квиддичной команды?

— Слизеринской? — интересуется Снейп. — Вы для Крама?

— Ага, — киваю. — Ему нужны тренировки. Ну, или любой другой.

— Обратитесь к Монтегю, — говорит декан Слизерина. — Он капитан команды моего факультета.

— Хорошо, я так и сделаю, — благодарно киваю Снейпу.

После завтрака вылавливаю Монтегю, который уже намеревается идти в Хогсмид.

— Мистер Монтегю, задержитесь, — прошу ученика.

— Да, профессор? — с любопытством глядит он на меня.

— Вы знаете Крама? — интересуюсь.

— Разумеется, — он слегка снисходительно улыбается. — Он знаменитость.

— Ну так вот. Мистер Монтегю, мистеру Краму нужны тренировки. Я бы хотела попросить вас...

— О, конечно! — перебивает меня слизеринец, расплываясь в счастливой улыбке. — Для нас это честь, если мистер Крам согласится тренироваться вместе с нами!

— Вот и отлично, — облегченно выдыхаю. — Я скажу мистеру Краму, что он может тренироваться вместе с вами.

— Спасибо вам, профессор Риддл, — улыбается Монтегю.

— Не за что, — киваю в ответ.

Виктора нахожу в пустующем классе. Дурмстранговцы дисциплинированно сидят за партами и что-то строчат. При моем появлении они синхронно встают.

— Садитесь, не урок же, — машу рукой. — Витя, подойди.

Крам послушно подходит.

— Я договорилась с капитаном Слизерина. Его зовут Монтегю. Эм.. это фамилия. Он будет рад, если ты будешь тренироваться вместе с ними.

— Спасибо, Анна Фоминична, — кивает Крам.

— Всегда пожалуйста, Витя.

Настоящий дурмстранговец.

* * *

В четверг — выборы Чемпионов школ. Во время обеда в зал вносят кубок, из которого вырывается синее пламя. Дамблдор, как обычно, говорит, что это большая честь — участвовать в Турнире.

Угу, большая. Умереть красиво — вот что значит участие в Турнире. А учитывая, что обычно так называемых "выбывших участников" собирают по частям — это и вовсе некрасиво.

— Итак, чемпион Шармбатона — Флер Делакур! — провозглашает старик.

Зал хлопает смущенной девушке.

Смотрю на полувейлу и тихо морщусь. Это — чемпион? Ну, если только по танцам. Ее наши пятиклашки уложат и не заметят. Ну да ладно. Зато у наших ребят будет больше шансов на победу.

Ловлю себя на мысли, что для меня "наши" — это уже и Хогвартс. В том числе.

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам!!!

Игорь испускает такой восторженный вопль, что у меня закладывает правое ухо.

— Игорь, блин! — морщусь.

— Аня, Аня! — в глазах Каркарова — радость. — Я так и знал, это Крам, Крам!

— Игорь, уймись, — хмурюсь. — Ты статистику смотрел, балбес? Сколько выживших обычно бывает на Турнире? Тебе Витьку не жалко?

Каркаров хмурится, затем морщится.

— Аня, ну ты так всегда. Весь мед дегтем испортила, садистка.

— Этот пацан — гордость твоей школы. Староста, профессиональный спортсмен. А его в эту... мясорубку.

— Аня! — с отчаяньем стонет Игорь. — Давай не сейчас, а? Ты со своим нытьем хоть кому настроение испортишь!

— Аня, Аня... — бурчу, но меня перебивает третий возглас Дамблдора.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!

Рев такой, что уши закладывает напрочь. Триста глоток — это не двадцать и даже не шестнадцать.

— Итак, мы...

И в этот момент из Кубка вылетает четвертое имя.

— Гарри Поттер, — растерянно читает Дамблдор. — Гарри Поттер?!

Четвертый чемпион? Б..я, как они это устроили?! Двойные шансы на победу!

* * *

— Дамблдёр! — возмущается мадам Максим.

— Альбус! — вторит ему Каркаров.

— Я сам не знаю, как это произошло! — Дамблдор в отчаянии поднимает руки. — Я не знаю!

— А если просто не допустить Поттера до состязаний? — хмурюсь.

Бартемиус сказал, что контракт нельзя расторгнуть, — грустно говорит Дамблдор. — Гарри должен участвовать.

— Но это не по правилам! — возмущаюсь. — Ему нет семнадцати!

— Кубку без разницы, — пожимает плечами Каркаров. — Это ограничение введено Министерством. В самих правилах Турнира этого нет.

— Тьфу.

* * *

Невысказанное напряжение постоянно висит в воздухе. Гарри Поттера избегают, хоть он и уверяет всех, что не клал свое имя в Кубок. Учитывая, что близнецы Уизли пытались провернуть этот трюк, но у них не получилось, это логично.

Если честно, меня не особо интересует этот ажиотаж вокруг Турнира. Меня больше интересует сбитый учебный процесс и то, что на меня взвалена даже не двукратная нагрузка.

Первая неделя после приезда гостей из других школ проходит заполошно. У меня не хватает времени ни на что. Дуэльный клуб один раз даже проводит Снейп, после чего ко мне прибегают жаловаться первокурсники. Суббота и воскресенье оказываются заняты тренировками с дурмстранговцами. Дамблдор деликатно отдал нам пустующий зал, зачаровав его от разгрома, но не помогло. Связка из четырех заклинаний — моих и Меркушева — вынесла часть внешней стены, которая с грохотом выпала во двор Хогвартса. Я едва успела удержать ее в двух метрах от земли, пока напуганные до полусмерти ученики Хогвартса разбегались в разные стороны.

Потом, конечно, я ее отпустила. И она эффектно шмякнулась о плитку, взметнув тучи пыли.

После этого Дамблдор отправил нас на берег озера.

На следующую тренировку сбежались смотреть все, в том числе и шармбатонки. После того, как в очередного зрителя, подобравшегося слишком близко, влетело красящее заклинание, заменяющее нам смертельное боевое, я попросила профессора Снейпа поставить какие-нибудь ограничивающие чары, за которыми заклинания рассеивались до безвредных.

А посмотреть было на что. Дурмстранговцы, в майках и трико, блестящие от пота, налетали на троих — меня, Меркушева и еще одного парня — Ионеску. Мы же отбивались от них, как могли.

Из нашей "команды" сперва выбыл Ионеску. В него прилетело болевое и следом — красящее. После чего он горестно вздохнул и уселся с краю площадки, где уже сидели Крам и трое других парней.

Я "выбила" двоих, но затем прилетело и мне. Сама не заметила, как посох Лейбовича въехал мне по затылку, заставив просто пропахать носом землю. И, разумеется, следом в меня влетело аж три красящих заклинания. Одно из которых с неприятным болевым эффектом. Крам тут же выволок меня с "поля боя", наложил диагностические чары и вправил сломанную переносицу, остановив кровь.

Меркушев отбивался дольше. Он положил еще двоих, прежде чем оставшиеся двое взяли его в клещи и "добили".

— Меркушев, Лейбович. У обоих пятерки за сегодня. Меркушев — потому что последний остался, Лейбович — потому что меня достал посохом. Андреев, Зелинский — тоже по пятерке, ибо грамотно "добили" Меркушева, — киваю довольным парням. — Крам, тройка. Потому что медпомощь без зелий. Ты колдомедик или погулять вышел?! Вдобавок выбыл одним из первых.

— Понял, Анна Фоминична, — кивает Крам. — Будут на следующее занятие.

— Теперь легким бегом вдоль озера кружок и в душевую. А затем, — ехидно смотрю на Крама, — так как ваш штатный колдомедик не озаботился зельями — маршируете в Больничное Крыло.

— Ну, я тоже без зелий, — покаянно склоняет голову Лейбович. — И я тоже медик...

— Вот и наваришь к следующему уроку стандартный набор.

Вздыхаю и плескаю в свою расквашенную рожу водой из озера, которая тут же стекает обратно розовыми струями.

Мадам Помфри глядит на нас с ужасом.

— Что случилось?!

Парни краснеют.

— Нападение?!

— Нет, тренировка, — успокаиваю колдомедичку. — Просто забыли зелья сварить для нее. Вот я парней к вам и отправила, чтобы в следующий раз не забывали.

— Какая тренировка?! Квиддич?!

— Нет, по Боевой Магии, — вздыхаю. — Мадам Помфри, это Дурмстранг. Там жесткие требования. Они больше не будут вас беспокоить.

— А, ну ладно, — хмурится колдомедичка и внезапно сияет. — Так... а кто у вас будущий целитель?

— А вот, — выпихиваю вперед все того же Крама и Лейбовича. — Эти вот.

Мадам Помфри еще больше расплывается в улыбке и тут же сует им в руки баночки с мазями.

— Что за мази? Рассказываем! Как применяются?!

— Это против синяков, — говорит Лейбович, принюхиваясь к одной из баночек. — А это — от растяжений, — говорит, понюхав банку в руках Крама.

— Отлично, отлично! Так, что стоим, господа? У вас тут толпа пациентов!

— У нас не только синяки, — говорит Лейбович. — У нас четыре человека с переломами и двое — с сотрясениями.

— О, молодец, юноша! — с этими словами колдомедичка распахивает дверцы шкафчика. — Сами найдете?

— Найду, — кивает Лейбович, отдавая свою банку Краму, который уже щедро намазал синяки на своих ногах.

Прищурившись, Дитрих вытаскивает из шкафчика две склянки — одну темную, с пробкой, вторую светлую, с крышечкой.

— Это от переломов, — кивает он на темную склянку. — Он хранится в темных склянках. — А это — от сотрясений. Он такого цвета и слегка густоват. Еще и пахнет... — тут Лейбович принюхивается, — да, именно так.

— Великолепно! Ну, все в ваших руках!

С видом великомученика выпиваю протянутую склянку "от сотрясений" и следом склянку с Костеростом. Фу, вот что я ненавижу, так это пить Зелья. Если маггловские лекарства разбавляют всякими вкусовыми добавками, отдушками, то с Зельями это нельзя делать. Иначе может получиться совершенно неожиданный эффект, если не смертельный.

Виктор Крам уверенными движениями наносит мазь мне на лицо. Жмурюсь, ощущая, как стягивает кожу лечебный эффект. Глаза открываю, когда слышу голос Виктора.

— Анна Фоминична, вам придется снять водолазку, чтобы я мог обработать все синяки.

Киваю, стягиваю с себя предмет одежды, оставаясь в плотном спортивном бюстгальтере.

Крам уже начинает мазать мне левую руку, как внезапно его пальцы замирают. Оборачиваюсь, чтобы выяснить причину заминки и вижу, что он смотрит на мою Метку.

Молчу.

Виктор делает судорожный вздох, но движения пальцев вновь возобновляются.

— Пятерка за Целительство сегодня, Витя, — говорю Краму, когда он, наконец, заканчивает с моими травмами. — Ты молодец.

— Спасибо, Анна Фоминична, — напряженно произносит дурмстранговец. В его голосе — непривычные ледяные нотки.

Но эти нотки не значат, что он расскажет кому-либо. Он Целитель.

К лечению остальных ребят подключаюсь и я. Парни краснеют, но терпеливо сносят все процедуры. В следующий раз они в лепешку разобьются, но у Крама с Лейбовичем зелья будут.

* * *

До первого испытания живу, словно в каком-то колесе. Занятия с учениками Хогвартса, Дуэльный клуб. Выходные у меня "съедены" напрочь — в субботу и воскресенье занимаюсь с дурмстранговцами. Шармбатонки в эти дни тоже загружены — копаются в теплицах мадам Стебль. Зелья отданы на откуп Снейпу. Он, не мудрствуя лукаво, объединил их всех в один коллектив, заставляя варить запасы в Больничное Крыло.

А что — убил двух зайцев. У детей практика по лечебным зельям, у мадам Помфри — полный шкаф.

— Аня, ты можешь узнать, какое будет первое испытание? — интересуется у меня Каркаров в один из вечеров.

— Попробую, — задумчиво болтаю ложкой в чае, размешивая сахар. — Кстати, как там Витя, сильно нервничает?

— Да нет. Спокоен вроде.

— Вроде, вроде. Ты директор или погулять вышел?

Игорь фыркает, как конь, улыбается.

— Ты за Диггори с Поттером так не волнуешься. А Поттер, между прочим, Мальчик-Который-Выжил!

— Ну и флаг ему в руки, — меланхолично кладу на блюдечко ложку. — Игорь, ты же понимаешь, что заслуги самого Поттера в этом нет никакой. Так сложились обстоятельства. Вот если бы он победил моего отца в сражении... да даже в спину бы ему из пистолета стрельнул, вот тогда он был бы в моих глазах чем-то. А так...

— Ну... В принципе, так-то оно так... Но в глазах общественности этот мальчик — символ победы над Темным Лордом.

— Угу, и поэтому я его любить должна? — усмехаюсь. — Игорь, ты же знаешь, что чужие идеалы для меня никогда не были идеалами личными.

— Ну, это да, — Игорь делает глоток чая, блаженно прикрывает глаза. — Ань, а ты будешь мне такой чай каждый день заваривать?

— Буду, — улыбаюсь.

* * *

А ночью я просыпаюсь от жжения в левой руке.

— Черт, — взмахом палочки зажигаю свечу на тумбочке и вижу страх и непонимание в карих глазах Игоря.

— Аня? — растерянно спрашивает Каркаров.

Вместо ответа зажигаю светильники на стенах и смотрю на неровный рисунок на коже, отдающий пульсирующей болью. Рядом сидящий мужчина вытягивает свою руку, и я вижу, что его Метка тоже потемнела.

— Аня, что это значит?! — едва не срываясь в истерику, снова спрашивает Игорь.

— Черт, Мордред... Только не это...

— ЧТО "НЕ ЭТО"?!! — взвизгивает Каркаров. — Что это вообще такое?!

— Игорь, успокойся, — ледяным тоном говорю паникующему мужчине. — Ты дурмстранговец или баба?

Каркаров гневно замолкает.

— Мой отец предпринимает попытки вернуться к жизни, — сухо говорю напряженному Игорю. — Он пытался это сделать пару лет назад. Тогда, если ты помнишь, Метка тоже пульсировала.

— Да она тогда один раз кольнула и все! Я подумал, что это влияние каких-нибудь Темных Заклятий! У нас тогда как раз навернулся один ритуал у одиннадцатиклассников. А сейчас это уже третий раз за последние три месяца! Третий! Первый раз в июле был, второй в начале октября, и третий — сейчас!

Молчу, лишь нервно стискиваю одеяло.

— Мне надо выпить, — безапелляционно заявляет Каркаров и шлепает в кабинет в чем мать родила.

Плюю на приличия, вылезаю из постели и плетусь следом.

В шкафчике над чайником — бутылка шиповниковой настойки. Хорошая настойка, выцыганила у Хагрида. Тот, конечно, побурчал, но настойкой поделился. И в конце сказал, что я не похожа на отца. Тот, мол, был заносчивой и лживой дрянью, а я — душка и лапушка.

Игорь выдергивает пробку и махом выпивает полбутылки.

— Дай сюда, — отбираю спиртное у недовольного Каркарова и, пока он не успел возмутиться, допиваю остальное.

— Аня, и что теперь делать? — устало спрашивает директор Дурмстранга, плюхнувшись на диван.

Вместо ответа разжигаю камин взмахом палочки, левитирую на стол еще одну бутылку, на этот раз просто слабого рома.

— Градус нельзя понижать, — бурчит Игорь.

— Тогда прикройся, позову домовичку, — говорю, накидывая на себя мантию. — Водки, извини, нет у нас. Коньяк водится.

— А, пофиг. Давай коньяк.

Приношу Каркарову его мантию, надеваю свою и стучу по деревянному столу.

— Да, сэр? — передо мной появляется Бини.

— Бини, принеси нам с директором Каркаровым коньяку, пожалуйста.

Бини кивает и исчезает. Через секунду перед нами бутылка с янтарной жидкостью и два блюда — одно с ветчиной и сыром, второе — с тонко порезанными лимонами.

— У, твой домовик запомнил, как надо? — удивляется Игорь.

— Да, разумеется, — разливаю коньяк по стаканам. — Это его работа. И это девочка. Ее зовут Бини. Она закреплена за моими комнатами. В смысле, работает-то она во всем Хогвартсе, но ее основная обязанность в первую очередь обслуживать меня — реагировать на вызовы, приказы, убираться в комнатах. Она вежливая и исполнительная.

— Да... с нашими домовиками не так... Попробуй я у него коньяк попроси, если он не в настроении... Обматерит да еще бутылкой в лоб въедет.

Фыркаю.

— "Хозяева" — с характером.

— И что теперь делать-то? — повторяет Игорь.

— Ничего, — пожимаю плечами. — А что мы еще можем сделать?

— Аня... Если он возродится, то нам не жить, ты понимаешь?

— Это да, — хмуро ставлю стакан. — Найдет и убьет.

— У него в свое время шутка была... — мой собеседник закусывает губу, смотрит в сторону. — Когда его жертвы... просили не убивать, он говорил, что они будут жить. "Мучительно долго".

Вместо ответа наливаю еще коньяк, протягиваю Игорю.

— А мне еще отомстят те, кого я заложил, — глухо говорит Каркаров. — И у них фантазия иногда бывает похлеще, чем у твоего... папочки.

— Я слышала, — отрезаю. — Потому и свалила в Союз.

— Правильно сделала, — хмыкает Игорь. — А я дурак. Если бы знал, что ты свалишь, ни в жизнь бы не стал перед ним выслуживаться.

— А я должна была тебе сказать? — иронически интересуюсь. — Чтобы папаша прознал и прибил меня там же?

— А если бы и сказала? — смотрит на меня Каркаров. — Вместе бы и сбежали.

— Ага, — киваю. — В мои пятнадцать. А ты не думал, что я тогда как бы колебалась? Решение сбежать я вообще приняла в десятом классе. Сама не помню, как в одиннадцатом доучилась. А ты тогда уже, если память мне не изменяет, два года уже с этим клеймом жил.

Игорь стискивает кулак так, что его костяшки белеют.

— Все не так. Аня... Пообещай, что если этот урод возродится, то ты не полезешь никуда. А просто приедешь ко мне, и мы уедем в Союз. И пошлем его на три буквы.

— Ты ведь понимаешь, что это непросто, — говорю после долгой паузы. — Если он возродит былое могущество и усилится еще больше, то он нас найдет. Где бы мы ни пряталась. Учитывая, что мы — меченые.

— Ты пряталась одиннадцать лет, — возражает Игорь.

— Ага. На одном месте больше трех месяцев не жила. Последние четыре года вообще из тайги не вылезала. Дом Фиделиусом накрыла, так все равно тряслась, как осиновый лист. Игорь, знаешь, я сюда приехала именно потому, что почувствовала все это. Если впереди будет война, то я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы этот урод так и остался в загробном мире и больше оттуда не вылезал. Я знаю, что такое жизнь в страхе. И не хочу, чтобы в этом страхе жили другие. Другие мальчики и девочки, которым семьи заводить да детей рожать.

Каркаров молчит, затем резко встает.

— Ладно, Аня. Я понял. Но в любом случае... Я буду тебя ждать.

На секунду колеблюсь, затем взмахом руки вызываю карту СССР, приближаю Дальний Восток.

— Смотри. Вот здесь, — тычу в точку рядом со Становым хребтом. — Здесь мой дом под Фиделиусом. Если совсем плохо будет, то дойди дотуда и скажи адрес: "Анькина ухоронка". Дом тебе откроется.

— А ты? — беспомощно спрашивает Каркаров.

— А я буду знать, где тебя искать, если все совсем плохо будет, — улыбаюсь, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы.

— Спасибо, Аня, — тихо говорит Игорь. — Я буду... тебя ждать.

* * *

Спать мы уже не можем. В полшестого Игорь уходит к себе в комнаты, а я сижу за столом, на котором стоит недопитый коньяк, и пытаюсь ни о чем не думать.

Не думать не получается. В семь часов полыхает камин, и Дамблдор просит зайти. Чертыхаюсь, швыряю в пламя дымолетный порошок и вываливаюсь на ковер в директорском кабинете.

— Анна, вы в порядке?

— Нет, я не в порядке, — рявкаю. — Я пьяна, как сапожник, — и тут замечаю Снейпа. — О, Северус. Есть Протрезвляющее?

— Пить с утра — признак алкоголизма, — меланхолично заявляет Снейп и поворачивается к Дамблдору: — Альбус, мне надо сходить к себе за Протрезвляющим для Анны.

Дамблдор кивает, Снейп исчезает в зеленом пламени, а я, пытаясь собрать глаза в кучу, сижу на полу. Когда комната принимает в моих глазах более-менее вертикальное положение, замечаю еще одно действующее лицо — Гарри Поттера.

— Привет, — здороваюсь с Поттером по-русски, на что тот робко машет мне рукой в ответ. — Не смотри мне в глаза, а то опять в лоб шибанет, — добавляю на том же языке. Поттер молчит, лишь глупо улыбается.

— Вот, Анна, — передо мной оказывается флакончик с уже сковырнутой пробкой. — Прошу. Как говорят у вас, русских? "Vashе sdorov'e"?

— Ага, — отвечаю Снейпу и булькаю в себя все содержимое.

Ухххх... А Протрезвляющее в исполнении Снейпа — это жестоко... В голове моментально становится пусто, затем полно, потом в ушах звенят колокольчики, постепенно сменяясь низким гулом...

— Анна, вы в порядке? — опять спрашивает Дамблдор, и я понимаю, что трезва, как стеклышко.

— Да, — довольно заключаю и поднимаюсь на ноги. — Спасибо, Северус. Мистер Поттер, простите за зрелище.

— Да ладно, — улыбается Поттер. — Все мы люди.

— Итак, что за срочность?

— У Гарри опять были кошмары, — вздохнув, говорит Дамблдор.

— И Метку сегодня ночью жгло, — добавляет Снейп. — Не по этому ли радостному поводу вы напились, профессор Риддл?

— Какой, к Мордреду, радостный повод, — оседаю на кресло. — Мы с Игорем проснулись от этого.

— А у него тоже есть Метка?! — изумляется Поттер.

— Есть, — недовольно хмурится Снейп. — Как и у меня, и у профессора Риддл. Только... Поттер, вы понимаете, что не должны никому говорить об этом?!

— Никому! — честно обещает мальчишка.

— Что вы видели в кошмарах, мистер Поттер? — интересуюсь у Гарри.

— То же самое. Старый дом, змею. Чудовище в кресле и двух людей. Один из них — Петтигрю, а второй — не знаю. И убийство маггла.

— Я попросил Гарри скинуть воспоминания в думосброс, — говорит вдруг Дамблдор. — Посмотрите, может, узнаете кого. Северус, ты тоже подойди.

Подхожу к тяжелой мраморной чаше на такой же мраморной подставке, окунаю лицо...

Секунда — и я в темном доме. Оглядываю облупившиеся стены, полусгнившие балки...

Кресло. Существо, полулежащее в нем, ужасно. Чувствую, как рядом вздыхает Снейп.

— Это Петтигрю, — подсказывает он мне ничем не выражающим голосом, указывая на толстого человечка с бегающим взглядом, низко склоняющимся перед существом в кресле, затем переводит палец на другого человека. — А это... Мордред... Это Барти Крауч-младший!

— Сын мистера Крауча из Министерства? — уточняю.

— Да... Мерлин, значит, он жив... И как он выжил?..

Внезапно на спинке кресла возникает змеиная голова.

— А это Нагини, — кивает на нее Снейп.

— Ага, видела пару раз, — сжимаю челюсти.

Тем временем Крауч-младший отталкивает в сторону Петтигрю, вставая на колени перед креслом.

— Я вас не разочарую, милорд.

— Хорошо... — отвечает тот, в ком я однозначно узнаю... нет, не своего отца. Вольдеморта. И добавляет: — Нагини говорит, что за дверью стоит маггл...

До конца не досматриваю. Дергаюсь и выныриваю из думосброса. Через секунду рядом распрямляется Снейп.

— Мы узнали второго, — спокойно говорит он. — Это Барти Крауч-младший.

— Он жив?! — изумляется Дамблдор.

— Видимо, — соглашается Снейп. — И как он умудрился выжить? Если я не ошибаюсь, его осудили на пожизненное заключение в Азкабане, и через полтора года он скончался. Если Поттер видел его на чемпионате...

— И что... что это значит? — вдруг спрашивает до этого тихо сидевший Поттер. — Вольдеморт возрождается?!

Руку пронзает острая боль.

— Поттер, Мордред! Вы можете не называть моего отца по имени? — сдавленно прошу мальчишку.

— Вы так его боитесь? — изумляется Поттер.

— Дело не в этом. Каждый раз, когда кто-то рядом произносит его имя, Метка жжется. А это больно.

— Но раньше так не было, — уместно замечает Дамблдор.

— Не было, — киваю и вдруг хмурюсь в догадке. — Раньше он был... мертв. А теперь... Если Метка так реагирует... Кощеевы яйца... Неужели...

— Похоже на то, — Дамблдор непривычно серьезен. — И, похоже, это был не кошмар. Северус, как там зелье для мальчика?

— Пока никак, — хмурится Снейп. — Я не могу даже понять, как первый этап нормально варить. И Анна тут не поможет, — предугадывает вопрос Дамблдора зельевар.

— Я могу показать Гарри пару ментальных приемов, как можно ослабить такое взаимное влияние, — говорю через минуту.

— И что это за приемы?

— Это... это мои собственные приемы, — смущаюсь. — У меня с ним тоже есть определенная связь. Сами понимаете — кровное родство плюс Метка... И, когда я сбежала, мне пришлось думать, как сделать, чтобы он не чувствовал меня. И я его.

— И у вас получилось? — интересуется Снейп.

— Ну, как видите. Одиннадцать лет я пряталась, и он меня не нашел.

— И в чем заключаются эти приемы? — Дамблдор снимает очки, протирает их.

— Они сходны с окклюментивной защитой, но более мягкие, — отвечаю. — Достигается определенное состояние сознания, затем человек к нему привыкает и в случае вторжения в разум вызывает его через память... Если говорить примерами, то можно представить себя в крепости, окруженной высокими стенами, почувствовать эту надежность и защищенность, и в случае возникновения ментальной связи мысленно оказываться в том ощущении защищенности, что и в момент медитации.

— Хорошо, Анна. Вы можете попробовать... Только я попрошу, чтобы на ваших занятиях присутствовал еще один человек. Не думайте, что это потому, что я вам не доверяю. Просто учитывая реакцию Поттера на вас, ему может стать плохо, а тот человек поможет, не усугубляя ситуацию.

— Конечно, господин директор, — киваю. — Я сама хотела об этом попросить.

— Вот и здорово. Полагаю, Аластор не откажет мне в этой просьбе.

Параноидальный аврор в качестве присмотра? Хотя, возможно, в этом что-то есть.

— Аластор, выйди, — просит Дамблдор, и из темного угла шагает Грюм.

Кхм. Реально Мастер. Я и не поняла, что он здесь.

— Конечно, помогу, — хрипит Грюм, глядя на нас. Его глаз вращается по всем трем направлениям, вызывая у меня нервозность.

— Гарри, у меня заняты все дни, — хмурюсь. — Если только ты будешь приходить ко мне до завтрака. Скажем, с половины седьмого до половины восьмого. Каждый день. Не бойся, это ненадолго. Максимум это займет месяц.

— Не обольщайтесь, профессор Риддл, — холодно говорит Снейп. — Месяц в его случае может быть и двумя, и тремя.

— Северус! — укоризненного говорит Дамблдор.

— Я думаю, я разберусь, — примиряющим тоном говорю присутствующим мужчинам. — Мистер Поттер, мистер Грюм, жду вас завтра у себя в кабинете.

— Спасибо, профессор Риддл, — откликается Гарри.

* * *

Гарри опаздывает на пять минут.

— Я... я проспал, — виновато оправдывается Поттер, глядя на меня сквозь очки.

— Поттер, не надо нытья, — одергивает его Грюм.

— Мистер Грюм, прошу вас не вмешиваться в мои занятия, — осаживаю бывшего аврора. — В случае неудачи шишки посыплются на меня, а не на вас.

— Хе-хе-хе... — хрипит Грюм, и я с удивлением распознаю в этом смех. Аврор отщелкивает крышечку своей серебряной фляжки, делает глоток. Мой нос улавливает запах дешевого спирта с какими-то примесями. — А папочкин характер все равно чувствуется!

Открываю рот, чтобы возмутиться, но Грюм садится на диван, вытянув фальшивую ногу, и смотрит на меня.

— Все, меня здесь нет.

— Эм... — нервно оглядывается на него Поттер, затем со вздохом — на меня.

Ладно. Придется начать с начала.

Взмахом палочки разжигаю камин, кипячу чайник и разливаю две чашки ароматного чая с лимонником.

— Садитесь, мистер Поттер, — указываю на кресла возле камина. — Берите чай.

Гарри аккуратно берет ближайшую чашку, усаживается на краешек предложенного предмета мебели, всем своим видом демонстрируя неловкость. Вижу, как рябит поверхность чая от дрожи рук.

Да. Бедный мальчик. Так дело не пойдет.

— Наше занятие — иного рода, чем школьные дисциплины, мистер Поттер, — говорю мягко. — Наша цель — научить вас чувствовать себя в безопасности. Чувствовать себя спокойно. Как знак доверия, можете называть меня Анной.

— Тогда я Гарри, — робко говорит мальчик.

— Давай тогда так, — ставлю свою чашку на ручку кресла. — Эй, привет! — машу ему рукой. — Меня зовут Анна!

— Эм... Привет, Анна, я Гарри, — отвечает Поттер, и я буквально вижу, как часть напряжения улетучивается. Его плечи расправляются, и он, сам того не заметив, усаживается поглубже в кресло.

— Рада познакомиться, Гарри, — улыбаюсь мальчику. — Как тебе погода сегодня?

— Отвратительно, — вдруг морщится Поттер. — Я не люблю слякоть.

Киваю. Да, на улице сегодня не очень. Еще вечером погода испортилась.

— О, я тоже не люблю, когда на улице мокро, — делаю глоток чая. — В нашей школе, где я училась, хорошая погода была редкостью.

— Вы ведь учились в Дурмстранге, как Крам? — задает вопрос Поттер.

— О, да, — киваю. — В нем самом.

— Здорово, — дует на чай Гарри. — Я мало знаю о других школах.

— Их не очень много, — пожимаю плечами. — В Союзе есть еще пара других, одна где-то в Ташкенте, вторая — на Курилах. В Дурмстранге учатся дети из Союза и стран Восточной Европы.

— И сколько там учеников? — интересуется мой собеседник.

— Полторы тысячи. В пять раз больше, чем в Хогвартсе.

— Ого! — восхищается мальчик. — Какая большая школа!

— Школа, на самом деле, не очень большая, — пожимаю плечами. — Чуть больше Хогвартса. Но там нет пустующих помещений. Везде классы, классы, залы...

— А как туда попадают?

— Для этого нужно подать заявление и сдать вступительные экзамены не меньше, чем на "четыре". В смысле, на "выше ожидаемого". Затем из имеющихся отбирают лучших.

— А что за экзамены?

— О, я уже не помню подробностей, но из того, что запомнилось — прочитать короткий отрывок из книги, посчитать до десяти и обратно.

— Всего?! — изумляется Поттер. — Я это умел еще в восемь лет!

— У нас поступают в семь, — пожимаю плечами. — Но в некоторых случаях можно и в шесть.

— Так рано...

— Да, Гарри. А как вы поступали в Хогвартс? — вежливо интересуюсь, но тут же понимаю, что этот вопрос для мальчика далеко не из приятных. Он снова напряжен, отводит глаза.

— Эм... Я не знал, что я волшебник, — выдавливает из себя Поттер. — Я живу с тетей и дядей... Они долго не отдавали мне письмо, пока не приехал Хагрид.

Так... Замнем тему.

— О, ну это не страшно. Я рада, что эта ситуация все-таки решилась. Волшебники должны учиться в волшебных школах, как бы их родственники ни возражали, — вежливо замечаю. — В любом случае, мистер Поттер, вы здесь, а они там.

— Это да, — выдыхает Гарри и снова расслабляется. Немного, но все равно.

За неспешной беседой проходит весь отведенный час, и о времени нам напоминает Грюм.

— И вы это называете занятиями? — фыркает он, когда Гарри убегает на завтрак.

— Да. Цель занятий — научиться расслабляться. Как, по-вашему, я должна была действовать? Напоить ребенка релаксантами?

Грюм рявкает от смеха, смотря в мое возмущенное лицо, затем, припадая на деревянную ногу, ступает в коридор.

— Счастливо оставаться, профессор Риддл.

* * *

Через три дня меня снова вызывает Дамблдор. Я шагаю по коридору, думая о чем-то своем, как вдруг слышу детские голоса. И я их узнаю — Поттер, один из Уизли и Грейнджер.

Хочу уже пройти мимо, как меня останавливает фраза Поттера:

— Значит, нам придется проходить мимо драконов...

— Ну да, — это Грейнджер, — только как это сделать. Они вряд ли отдадут вам свои яйца.

Хм. А это интересно.

Взмах палочки — и я под дезиллюминационными чарами. Еще взмах — и на ушах повисают чары Направленного Слуха. Прижимаюсь к стене.

— Хагрид сказал, что это венгерская хвосторога, валлийский зеленый, китайский огненный шар и шведский тупорылый. Я понятия не имею, в чем разница, — бурчит Поттер.

— Как? — изумляется Грейнджер. — Валлийский зеленый — самый спокойный, а вот венгерская хвосторога вся в шипах. Такая хвостом треснет, мало не покажется! Китайский огненный шар имеет самое мощное огненное дыхание. Шведский тупорылый — самый большой.

— Так какая разница, кто из них самый спокойный? Они все будут свои яйца защищать! — вмешивается Уизли.

— Ладно, ребята, — отрезает Поттер. — Разберемся.

Молодцы какие. И я разберусь. Сейчас быстренько к директору, а потом — к Игорю.

Дамблдор встречает меня приветливым взглядом, предлагает свои дольки.

— Спасибо, директор, — беру одну.

Что-то сладкого не хочется.

— Анна, как дела у Гарри?

— Вроде продвигаются. Мы пока идем к тому, чтобы он не нервничал, разговаривая со мной, — пожимаю плечами.

— А, да. Аластор мне сказал, что Гарри чувствует себя гораздо увереннее, чем в первую вашу беседу. И это хорошо. Кстати, Северус просил вас зайти.

— Хорошо, директор, — киваю Дамблдору.

И ради пары слов он меня звал?

Снейпа нахожу в лаборатории. Он стоит над котлом, в котором что-то кипит.

— Погодите, Анна, — говорит он, делая характерный жест зельеваров, обозначающий "еще недолго, прошу подождать".

— Угу, — говорю и опираюсь о косяк плечом. Подожду, конечно.

— Итак, вам Дамблдор передал мою просьбу? — спрашивает Снейп через полминуты.

— Нет, просто просил зайти.

— В общем, первый этап зелья прошел удачно. И сейчас я хотел бы попросить вас немного крови.

— Хорошо, профессор, — киваю. — Сколько вам нужно?

— Не больше половины чашки.

Вместо ответа протягиваю левую руку.

— Пожалуйста.

Снейп достает серебряный кинжал и произносит ритуальную фразу:

— Ни капли этой крови не будет использовано мною во вред дающему, ни прямо, ни косвенно.

Приятно работать с людьми, знающими и ценящими профессиональный этикет. А сколько раз приходилось ругаться с другими колдомедиками, не просто забывающими произнести эту фразу, но и упорно нежелающими это сделать... И пытающимися разрезать меня чем-то другим, чем серебром. Нельзя этого делать по магическим правилам колдомедицины.

Густая кровь тонкой струйкой стекает в подставленную чашу.

— Спасибо, профессор, — киваю я на кинжал.

— За что?

— За то, что еще не забыты традиции, — улыбаюсь.

— А, это... — Снейп равнодушно останавливает мне кровь. — Это само собой.

— Позвольте мне поприсутствовать, — прошу зельевара.

— Хорошо, только не отвлекайте.

— Профессор Снейп, я Мастер Зелий, защитилась четыре года назад, — обезоруживающе улыбаюсь. — Я знаю правила.

— М... это упрощает задачу, — через секунду говорит Снейп и, уже не обращая на меня внимания, шагает к своему котлу.

Блин. Если я Мастер Зелий, то он кто?!

Отточенные движения. Почти не смотрит на стрелки часов, отсчитывающих секунды, но все падает в котел вовремя. Ингредиенты нарезаны идеальными формами. Я уверена, что соломка не будет отличаться между собой больше, чем на пару микронов.

Он великолепен.

И только когда черпак делает последнее движение, я прихожу в себя.

— Анна, вы в порядке? — меланхолично спрашивает зельевар.

— А? Что? А, да, в порядке, — не могу сдержать восхищенной улыбки. — Вы — гений.

— Спасибо, мне уже говорили, — так же спокойно кивает он на мой комплимент, но я вижу промелькнувшую искру довольства.

— Мне даже стыдно называть себя Мастером после такого... — краснею.

— А, ну не переживайте. Я первые четыре года тоже так себя чувствовал.

— А потом?

— А потом привык. Еще через пару лет, — фыркает Снейп.

— Спасибо за урок, Мастер, — повинуясь внезапному порыву, говорю ритуальную фразу Ученика.

— Всегда пожалуйста, — отвечает зельевар после небольшой паузы и снова повторяет: — Всегда пожалуйста.

* * *

Игоря не оказывается ни в моих комнатах, ни в своих. Пытаюсь найти хотя бы дурмстранговцев, и это мне удается. Парни сидят в облюбованном классе и дружно что-то строчат в тетрадках.

— Добрый день, — вежливо приветствуют меня дурмстранговцы.

— Добрый день, ребята, — отвечаю. — Витя, можно тебя на секунду?

— Да, конечно, Анна Фоминична, — говорит Чемпион, выходя за дверь. — Чем могу быть полезен?

А в глазах — так и не растаявший с того злополучного посещения Больничного крыла лед.

Оглядываюсь, невербально проговаривая Локационные чары, которые тут же сообщают о том, что рядом притаилась кучка каких-то девиц.

— Витя, у меня к тебе разговор. Ты не будешь против, если мы поговорим в соседнем классе?

Там я смогу наложить Заглушающие чары. Это сделать проще в небольшом классе, чем в большом коридоре.

— Анна Фоминична, я бы не хотел отходить далеко от ребят, — говорит Виктор. Я буквально кожей ощущаю, как он напряжен. Правая рука подрагивает, готовая в любой момент отразить нападение.

Кощеевы яйца. Долбанная Метка. Он что, думает, я его убивать пришла?

— У меня есть информация о первом испытании, — говорю, глядя в глаза Краму. — А тут уши чужие болтаются.

Виктор не идиот. Он тут же повторяет мой трюк с Локационными чарами и недовольно вздыхает.

— Поклонницы уже достали, если честно. Но все равно, Анна Фоминична. Я бы не хотел уходить от ребят. К тому же... Вы уверены, что они понимают наш разговор?

— "Береженого бог бережет", — пожимаю плечами. — Ну, если ты настаиваешь... Ты не против, если я расскажу тебе это в присутствии ребят?

Крам пытается не показать, какое облегчение вызывает у него мое предложение, но я все равно это вижу.

— Конечно, Анна Фоминична. Почему бы и нет?

Вхожу вслед за Виктором в класс, накладываю заглушающие чары на помещение. Дурмстранговцы тут же встают из-за парт.

— Садитесь, садитесь, — машу руками. — Виктор попросил, чтобы я рассказала это вам всем, а не ему одному, — присаживаюсь по старой памяти на учительский стол. — Итак, это касается первого испытания...

Виктор слушает мой рассказ с каменным выражением лица.

— Это достоверная информация, Анна Фоминична?

Задумываюсь, оценивая.

— Процентов на восемьдесят-восемьдесят пять. Тот, другой участник говорил уверенно, пытался строить планы.

— И кто этот участник, если не секрет?

— Для вас — нет. Поттер. Он обсуждал драконов со своими друзьями — Грейнджер и Уизли.

— Хорошо. Я приму к сведению. Спасибо, Анна Фоминична.

— Не за что, Витя. Дурмстранг!

— Дурмстранг! — отзываются четырнадцать учеников моей бывшей школы.

Снимаю Заглушающие чары и выхожу в коридор, ощущая, что жизнь просто прекрасна.

* * *

Игорь является ко мне вечером.

— Аня, Крам сказал, что ты ему рассказала о первом испытании.

— Рассказала, — соглашаюсь, обнимая теплую кружку.

— Поттера подслушала?

— Ага.

— Блин, Анька. Мне бы твои уши.

— Ага, а мне твои, ослиные?

Каркаров заливисто хохочет, обхватывая меня руками.

— У наших детей будут нормальные.

Улыбаюсь, ощущая тепло чужого тела.

* * *

А в конце ноября рядом с Хогвартсом буквально за одну ночь вырастает испытательный полигон. В субботу ученики ложатся спать, когда еще ничего нет, а в воскресенье утром уже пышут огнем четыре дракона.

Игорь суетится, бегает, мандражирует. Мадам Максим квохчет вокруг Делакур. Альбус Дамблдор суетится вокруг Гарри Поттера. Интересно, Дамблдор намеренно так отодвигает на второй план Седрика?

Не выдерживаю, подхожу к пуффендуйцу.

— Как вы, мистер Диггори?

— Волнуюсь, — он мнется. — Кто бы не волновался...

— Вы справитесь, — говорю тоном, не вызывающим сомнений.

— Вы уверены?

— Естественно, — киваю. — Я, хоть и знаю вас всего три месяца, могу заключить, что вы очень способный молодой человек. Можно даже сказать, талантливый. Недаром именно ваше имя выбрал Кубок.

— Не только мое, — хмурится парень. — Еще и Поттера.

— Все мы понимаем, что его имя — случайность, — пожимаю плечами. — Ваше же оттуда выпало заслуженно.

— Спасибо вам, профессор Риддл, — вздыхает Диггори с каким-то облегчением. — Я буду стараться.

— Вы не просто постараетесь, мистер Диггори. Вы пройдете испытание. Если честно, у вас куда больше шансов, чем у остальных. В том числе и у Поттера.

Небольшая лесть с небольшой ложью, и паренек буквально расцветает.

— Так что, скажу вам по секрету, болеть я буду за вас.

Диггори уже широко улыбается.

Вот и славненько. Теперь Седрик чувствует себя человеком, а не забытой в сарае метлой.

Пойду, займу свое место.

Место мое оказывается между Альбусом Дамблдором и — ну куда же без этого! — Игорем Каркаровым. Наблюдаю, как чемпионов куда-то уводят. Через полчаса на трибуне встает Людо Бэгмен и делает объявление, объясняя предстоящее испытание.

Сведения Поттера оказались верными. Четыре дракона, у которых нужно отобрать фальшивое золотое яйцо, при этом сами драконы, точнее, драконихи, сидят на настоящей кладке.

Первым выходит Диггори. Бэгмен объявляет, что ему достается шведский тупорылый дракон.

Когда раздается команда начать, пуффендуец дергается. Издалека видно. как нервничает парень. Он делает шаг к драконихе, та подозрительно косится.

Хм. Трансфигурация неживого в живое? Неплохо.

Смотрю, как Седрик превращает камень в собаку, которая тут же с лаем набрасывается на дракониху.

Настоящая собака в жизни бы такого не сделала, конечно, но это — создание Диггори.

Пока дракониха разбирается с псевдособакой, Седрик делает рывок и, чудом увернувшись от хвоста, выхватывает золотое яйцо.

Трибуны взрываются радостными воплями. И...

Б...ь. Б...Ь! Что им, уродам, стоило помолчать?!!

Вопли толпы отвлекают дракониху. Она оборачивается, замечает Диггори с яйцом...

И разъяренно выдыхает пламя в спину Диггори. Душераздирающий крик длится всего секунду, а потом на землю падают обугленные останки.

И наступает звенящая тишина. Дракониха косится одним глазом на дымок, поднимающийся от тела Седрика, затем принюхивается... и неспеша поедает "добычу".

Рядом сглатывает Дамблдор, где-то раздаются малоприятные желудочные звуки.

Игорь оглядывается на побледневшую меня и стискивает мою руку.

Второго участника выпускают только через два часа. Драконологи убирают с полигона сытую и присмиревшую дракониху, Дамблдор утешает убивающегося отца Седрика, Амоса Диггори.

Следующей идет Флер Делакур. Смерть предыдущего чемпиона оказало сильное деморализующее действие, и девушка едва держится на ногах. Ее бы сейчас укрепляющим отпоить, да успокаивающим.

Но по правилам этого нельзя.

Флер делает шаг к драконихе и выпускает очарование вейлы на полную мощь. Я слышу, как рядом всхлипывает Каркаров, сжимая мою руку еще больше, подается вперед Дамблдор. Трибуна, еще под впечатлением от смерти Диггори, хранит молчание, но я знаю, что чары Делакур действуют и на них.

Дракониха хрюкает, словно поросенок, благодушно взирая на француженку.

Флер медленно пробирается по камням к гнезду, подхватывает золотое яйцо и так же медленно и аккуратно ползет обратно. Дракониха не шевелится, лишь блаженно жмурится. И только когда девушка оказывается за пределами полигона, зрители позволяют вырваться реву восторга. Дракониха вздрагивает, выдыхает огонь, но уже поздно — яйцо у Флер.

Осталось двое — Крам и Поттер.

В трясущуюся и заикающуюся Флер вливают зелья, мадам Максим отгоняет суетливую Риту Скитер и других журналистов, Игорь беседует с Крамом, Дамблдор же куда-то сбегает, причем мне самой интересно, куда.

Третьим идет Крам.

В самом начале дурмстранговец уверенно пуляет в дракониху Ослепляющим. Грамотный мальчик, знает, что это — единственное уязвимое для магии место.

Но такое действие только вредит. Дракониха в ярости начинает мотать головой, топтаться по настоящим яйцам и дышать огнем налево и направо. Виктор едва успевает уворачиваться от хвоста и огненных струй.

— Дебил, пробуй Манящие! — шипит по-русски мне в ухо Каркаров. — Идиот, дурак, кретин, тупой ублюдок!

И это будто помогает. В одном из немыслимых кульбитов Крам выкрикивает: "Акцио яйцо!!!", и ему в руку тут же влетает искомый предмет.

— Молодец Витя! — с интонацией, наполненной чистым, незамутненным счастьем, сообщает мне Игорь.

— Догадался все-таки, — радуюсь я за дурмстранговца.

— Наша школа! — сияет Каркаров.

Крам делает рывок прочь, но в трех шагах от выхода ему прилетает хвостом.

Это, как ни странно, спасает ему жизнь. Виктора буквально вышвыривает прочь с полигона, когда китайский огненный шар, наконец, собирается с силами и буквально затапливает площадку потоками пламени.

Даже отсюда я ощущаю сухую волну жара.

— Витя! — Крам слетает с трибуны, несется к дурмстранговцу, которого уже оттаскивают прочь от опаляющей стены огня. Чертыхаюсь, несусь следом.

— Игорь Александрович, я его добыл, — слабеющими губами говорит Крам и теряет сознание.

— Витя! — истерично визжит Каркаров, тормоша своего ученика. — Не смей умирать!

— Игорь! — наконец-то добегаю до директора Дурмстранга. — Отцепись, он живой! Отцепись!

Совместными усилиями с Грюмом убираем Каркарова от Крама, позволяя команде колдомедиков делать свое дело.

В себя Крам приходит через сорок минут. Все эти сорок минут Каркаров грызет собственный кулак. Я буквально ощущаю исходящее от него беспокойство.

— Витя, ты молодец! — сообщает ему Игорь, едва тот открывает глаза. — Ты был великолепен!

— Спасибо, Игорь Александрович, — робкая улыбка трогает губы Виктора. — Дурмстранг...

— Дурмстранг, — отзывается Каркаров, облегченно вздыхая.

На трибуну возвращаемся еще через пятнадцать минут.

— Аня, мне надо выпить.

— Тебе еще оценки выставлять, алкоголик, — говорю Каркарову. — После Поттера напьемся.

— Б...ь. Еще Поттер, — недовольно бурчит Игорь. — Ладно, пойдем смотреть на него.

Поттер хитер. Он пытается применить те же Манящие чары, только ничего у него не получается.

— Естественно, — довольно хмыкает Каркаров. — Наши ребята Манящие чары без палочки с первого класса усваивают.

Киваю, внимательно наблюдая за обескураженным Поттером. "Акцио посох!" и "Акцио палочка!" — первое, что заставляют вызубрить маленьких дурмстранговцев. Потому что в бою эти вещи терять нельзя. У Крама получилось применить их и к яйцу в момент сильного напряжения. А у Поттера такое не получится.

А против Манящих чар с палочкой яйца зачарованы. Не только же Поттер тут самый умный.

Поттер думает недолго. Еще одно "Акцио!", и в его руках появляется метла.

Таааак... Поттер что, призвал метлу?! Из сарая?! Который хрен-знает-в-скольки-метрах-если-не-километрах отсюда?! Блин, так даже отец мой не может! Силен мальчишка, ничего не скажешь.

Поттер вскакивает на метлу и бросается к яйцу.

Ага, щаззз. Аж три раза. Дракониха не дура. Она то машет хвостом с толстыми шипами, то дышит огнем, то клацает челюстями. А Поттер вьется вокруг нее, словно муха.

Муха. Вокруг г...на.

Стоп. Будем считать, что этой аналогии мне на ум не приходило.

Через пятнадцать минут хвосторога откровенно устает. Еще через пятнадцать — выдыхается и уже не так часто выпускает огненные струи. Еще через пятнадцать минут мы начинаем скучать. Только Поттер все вьется и вьется вокруг драконихи.

— Еще через полчаса дракониха сама ему яйцо отдаст, лишь бы отстал, — шепчет мне в ухо Каркаров. Минуту я пытаюсь сдержать смех, но силы неравны. Дамблдор недовольно косится на ржущую меня, но замечаний не делает.

Полчаса оказываются ненужными. Когда дракониха отворачивается на секунду, Поттер входит в штопор, камнем падает вниз, хватает яйцо и свечкой взлетает вверх.

Хвосторога лишь разочарованно ревет внизу.

Трибуны реагируют вяло. Оно и понятно. За целый день устали бы все. А Поттер вдобавок всех чуть в сон не вогнал.

Небольшое оживление вносят оценки судей. Высшая оценка достается Краму — сорок семь баллов. Флер занимает второе место и получает сорок четыре балла, а Поттер — сорок.

— А теперь прошу почтить память Седрика Диггори минутой молчания, — объявляет Людо Бэгмэн, и все зрители встают.

Интересно, умрет ли кто-нибудь на следующем испытании?

* * *

Виктора отправляют в Мунго. У парня раздроблен позвоночник и пережат спинной мозг. Вдобавок переломы ребер, проткнутое легкое и вывих правой руки. К Рождеству, однако, колдомедики обещают поставить Крама на ноги. Но вот сможет ли он после этого заниматься квиддичем — не факт.

В Пуффендуе — траур. Барсуки какой-то потусторонней чуйкой узнают, что я беседовала с Диггори перед испытаниями, и теперь намеренно меня сторонятся. Хорошо, хоть уроки не прогуливают. Были бы гриффиндорцами, устроили бы мне бойкот непременно.

Каркарову до смерти Диггори нет дела. Он искренне радуется первому месту Крама и постоянно ставит его в пример другим парням. Те, конечно, тоже радуются за своего однокурсника, но вот постоянное восхваление Крама директором им уже надоедает.

Неделю едим в зале, завешанном траурными полотнами. Впрочем, для гриффиндорцев и слизеринцев это ничего не значит. Пару раз слышу, как красно-золотой факультет подбадривает Поттера, говоря, что "Диггори был ненастоящим чемпионом". М-да. И это — факультет благородства, как мне его описывал Дамблдор?

— Говорят, Седрика убили по приказу Того-Кого-Нельзя-Называть, — говорит Малфой после завтрака в коридоре какой-то девочке на пару курсов младше. — Он собирается вернуться. Помнишь чемпионат по квиддичу этим летом?

Не выдерживаю. В лучших традициях Дурмстранга хватаю за ухо белобрысого пацана и, мило улыбаясь, обращаюсь к испуганной слизеринке:

— Мисс Андерсон, не переживайте. Я могу вам гарантировать, что с драконами Тот-Кого-Нельзя-Называть справляться не умеет.

Мисс Андерсон смотрит на стонущего от боли Малфоя, затем на меня.

— Я поняла, профессор Риддл, — пищит девочка.

Отпускаю покрасневшее ухо блондина.

— Ай, вы сошли с ума! — причитает Малфой, прижимая ладонь к больному месту. — Да вы знаете, что с вами сделает мой отец?! — вдруг рявкает он на весь коридор.

Замираю от такой наглости, но потом прихожу в себя.

— Будем мериться, у кого папочка круче? — заинтересованно спрашиваю у слизеринца.

Тот, через секунду, видимо, сообразив, заливается краской почище Уизли и, сопровождаемый смехом успевших собраться зрителей, берет низкий старт куда-то в противоположную от меня сторону.

— Профессор Риддл! — вдруг резко окликают меня.

Оборачиваюсь. Ко мне спешит злая профессор МакГонагалл.

— Мы не используем физические наказания на учениках! — на лице пожилой ведьмы — гнев. — Только отработки и снятие баллов!

— А это не физическое наказание, — добродушно улыбаюсь. — Это вместо Силенцио. Только немножко больнее. Но, согласитесь, никакого сравнения с самим Силенцио. Так он бы молчал, пока заклятие не снято, а так — просто не будет говорить лишнего.

— Я доложу директору, — глаза декана Гриффиндора на секунду желтеют, и мне даже кажется, что зрачки вытягиваются. — Пусть он разбирается.

Когда ее остроконечная шляпа скрывается за каким-то поворотом, ученики награждают меня аплодисментами.

Интересно, почему я ощущаю себя клоуном?

А в пятницу мне приходит письмо от бывшего профессора ЗОТИ, который вел в прошлом году. От оборотня.

"Уважаемая профессор Риддл.

Я получил ваше письмо давно, но, сказать честно, побоялся на него отвечать. Думаю, вы понимаете, почему. Директор Дамблдор развеял мои опасения, и я бы хотел извиниться перед вами. В эту субботу я буду в Хогсмиде, в "Трех метлах". Если вы не против, то мы могли бы встретиться там, и я бы передал вам все имеющиеся материалы, если в них, конечно, еще есть нужда.

Р. Дж. Люпин".

Откладываю пергамент, смотрю на пламя камина. А почему бы и не встретиться с этим человеком?

— Проведешь у ребят "боевку"? — интересуюсь у Игоря вечером. — Я завтра в деревню выбраться хочу.

— А чего там? — спрашивает Каркаров, растянувшись на моем диване.

— Кое с кем встретиться надо.

— И с кем это?! — ревниво поднимается на локте Игорь. — Кто это такой?

— Люпин. В прошлом году здесь ЗОТИ вел.

— А... — ложится обратно мой собеседник, но снова вскакивает: — Оборотень?

— Ага, — киваю. — Но ты не бойся. Он безопасный. Он с Дамблдором дружит.

— Хм... — многозначительно выдает Каркаров. В его "хм" собраны всевозможные интонации, причем ревность — превалирует.

— Он мне материалы по прошлому году отдаст.

— А почему не совой?

— Потому что я Риддл! — рявкаю. — Потому что он вообще засс...л мне отвечать, пока с Дамблдором не поговорил. Хочет, видимо, на мою рожу поглазеть!

— Анька, а ты все-таки ненормальная, — бурчит Игорь, глядя на мое разгневанное лицо. — Ну что тебе стоило приехать Романовой?

— Много чего стоило, — успокаиваюсь. — Как приехала, так приехала. И вообще. Я должна реабилитировать фамилию или нет?

Каркаров фыркает, улыбается.

* * *

Сижу в "Трех метлах", потягивая сливочное пиво. Рядом через стол примостились ученики Хогвартса.

— Профессор Риддл? — окликает меня голос, и напротив садится молодой мужчина лет тридцати пяти, опрятно, но бедно одетый. — Я Ремус Люпин.

— Очень приятно, — киваю Люпину. — Анна.

— Тогда я Ремус, — улыбается оборотень. — Простите меня за недоверие, пожалуйста, и что так задержался с ответом, — на стол ложится толстая папка с пергаментами. — Вот тут мои наработки.

— Огромное спасибо, — искренне благодарю Люпина. — Это действительно может сильно помочь.

— Если честно, я в этом сомневаюсь, — хмыкает мой собеседник. — Учитывая, что вы учились в Дурмстранге...

— Именно поэтому, Ремус. Программа Дурмстранга не подходит для Хогвартса. Я, конечно, даю детям, что могу, но очень боюсь слишком завысить требования. А так у меня есть шанс хоть немного равняться на одного из лучших преподавателей ЗОТИ. Нет-нет, не смотрите на меня так — это не лесть. Это мнение оставленных вами учеников. Даже слизеринцы признают вашу компетентность, хотя они и выказывают меньше всех симпатий в ваш адрес.

— Слизеринцы... — фыркает оборотень. — Да... не сложилось у меня с ними как-то... еще с детства.

— Бывает, — киваю. — У них сложная натура.

— Это точно. Как и у вашего отца... — в интонациях — умело замаскированный вопрос.

Ха. Ничто не ново под луной.

— Мой отец — это отдельная история, Ремус, — отпиваю глоток пива. — Хоть в нас и течет кровь Слизеринов, тем не менее, мы разные. В моем появлении на свет, скажем так, принимал участие не только Том Риддл, но и Елизавета Романова. И, если честно, для меня всегда была примером она, а не отец.

— Елизавета Романова... Это французский колдомедик?

— Да, — киваю. — Вы слышали о ней?

— Разумеется, — Люпин преображается. — Я читал ее труды по колдопедиатрии. Она первая применила совершенно новый подход к диагностике врожденных заболеваний у детей-магов, и именно ей мы обязаны тем, что детская смертность сократилась едва ли не вдвое.

— О... — только и могу сказать. — Простите, Ремус. Очень редко случается, что имя моей матери известно за пределами узких кругов.

— Ну... В свое время я... я занимался изучением колдопедиатрии.... самостоятельно, — краснеет оборотень. — Я пытался... Ай, неважно.

Подзываю Розмерту.

— Что вам, мисс Риддл? — улыбается барменша.

— Ремус, хотите чего-нибудь?

— Ой... Да ладно... Нет... — еще больше смущается оборотень. — Я так...

Ага. Все с тобой, пушистый, ясно.

— Позвольте угостить вас обедом, — улыбаюсь. — Не так часто мне доводится тех, кто знает не только о делах моего отца, но и моей матери.

— Я...

— Поверьте, Ремус, мне это будет только в удовольствие.

— А... ну ладно, — сдается оборотень.

Розмерта понятливо кивает, и через минуту на столе перед моим собеседником стоит горячий суп с клецками, солянка и кружка сливочного пива.

Люпин ест культурно, но видно, что сытно поесть ему удается не каждый день. Он тщательно доедает все до последней крошки и благодарно смотрит на меня.

— Спасибо, Анна.

— Это вам спасибо, Ремус, — касаюсь принесенной оборотнем толстой папки. — Вы меня очень выручили.

* * *

После встречи с Люпиным в замок решаю не заходить, а сразу иду на берег озера, где ребята занимаются Боевой Магией. Уже издали вижу мускулистые фигуры парней и укутанного в теплую шерстяную мантию Каркарова.

Да, Игорь — это не я. Это для меня с парнями позаниматься в удовольствие. Игорь же никогда не любил изматывающие тренировки.

Подойдя еще ближе, слышу, как он распекает Зелинского.

— Вацлав, ты вообще по сторонам смотришь? Сколько раз тебе Меркушев будет в ухо посохом лупить, чтобы до тебя дошло? Ты за сегодня третий раз на его посох напарываешься. Мне что, попросить Лейбовича тебе еще один глаз пришить? На это самое ухо?

— Понял, Игорь Александрович.

— Далее. Дитрих! Ты колдомедик или пес шелудивый? Почему у тебя оказалось недостаточно зелий?

— Эм... Я...

— "Паршивая свинья", — рифмует Каркаров. — Еще раз твои одноклассники будут валяться с переломанными костями дольше, чем длится урок, я тебе не только двойку влеплю, но и голову на задницу пересажу!

— Понял, Игорь Александрович!

— Проводите воспитательные беседы, Игорь Александрович? — улыбаюсь Каркарову.

— А... Анна Фоминична, здравствуйте, — отвлекается от учеников директор Дурмстранга. — Скажите же — оболтусы?

— Ага, — киваю. — Но все не так страшно, как вы полагаете. Они научатся.

— Надеюсь, — ворчит Игорь, которого мое присутствие настраивает на благодушный лад. — Ладно. Урок окончен.

Парни, прихрамывая, ползут в замок, мы же с Каркаровым не спеша двигаемся следом.

— Как прошла встреча? — интересуется Игорь.

— Неплохо.

— Как оборотень?

— Как-как. Как и все в этой Англии, у кого в графе "хронические заболевания" стоит "ликантропия". Я его обедом накормила, так он едва хвостом не начал махать.

— Да уж. Вообще не понимаю, на что рассчитывает Министерство, проводя политику притеснения оборотней и нечеловеческих рас. Оно ж доиграется.

— Может, именно это и надо Англии? — задумчиво пинаю камешек, подвернувшийся под башмак. — У нас-то революция была в семнадцатом...

— А этих война, что тринадцать лет назад окончилась, подкосила, — отрезает Каркаров. — Крови захотелось?

— Нет, — прикусываю язык. — Хватит с этого мира крови.

— Вот-вот.

* * *

На входе в замок меня вылавливает Снейп.

— Анна, вас-то я и ищу, — довольно говорит зельевар. — Нам нужно опробовать зелье.

— А, хорошо... — смотрю на недовольно поджавшего губы Игоря извиняющимся взглядом. — Игорь, извини.

— Ничего страшного, — вздыхает Каркаров, перехватывает посох другой рукой. — Увидимся вечером.

Вздыхаю и шагаю за Снейпом.

— Надо попробовать, насколько оно действенно, — говорит Северус, ведя меня к кабинету директора. — Сами понимаете, экспериментировать у нас можно только на вас.

— Да, — бормочу. — Всю жизнь мечтала быть подопытной свинкой...

— Ну, все мы планировали что-то другое, — философски замечает Снейп, стучась в кабинет Дамблдора.

— А, Анна! Северус вас нашел, это хорошо. Надо попробовать, как действует зелье, — директор протягивает мне блюдо с дольками. — Лимонную дольку?

Киваю, беру мармелад.

— Гарри, мальчик мой, — обращается Дамблдор к сидящему в кресле подростку. — Давай попробуем?

Поттер вздыхает и поднимает на меня взгляд.

М... Красивые глаза. Изумрудного глубокого цвета.

Цвета Авады.

От неожиданной ассоциации хмурюсь. Это не остается незамеченным директором.

— Анна? Все в порядке?

— Да, господин директор, — отвожу взгляд. — Просто... его глаза напомнили мне кое-что.

— Неприятное?

— М... Эм... — мнусь, не зная, что сказать. В поисках поддержки перевожу взгляд на Снейпа и вижу его застывшее, словно восковая маска, лицо.

— Кхм, — деликатно "съезжает с темы" Дамблдор, видя наши выражения. — Гарри, а ты почувствовал что-нибудь?

— Нет, — с легким восхищением говорит Поттер. — А можно... А можно я дотронусь до профессора Риддл? Просто... в тот раз Квирелл сгорел.

Сгорел?! Кхм. Я не знала таких подробностей.

Протягиваю руку взъерошенному Поттеру, так похожему на воробья.

Ладошка у него мягкая, но достаточно твердая. Психолог бы сказал, что этот человек не любит лезть в споры и стычки, но в случае необходимости отстоит собственное мнение. Его можно было бы принять за поддающегося чужому влиянию, но он знает, что хочет.

— Сработало, — радуется Дамблдор.

— Сработало, — киваю. — Профессор Снейп. Я еще раз убеждаюсь, что вы гений. Хотя нет. Не так — вы Гений с большой буквы.

Снейп довольно фыркает.

— Теперь я могу выспаться? — ядовито интересуется он у Дамблдора. — Теперь нам коней гнать не надо?

— Не надо, не надо, — Дамблдор взмахом палочки достает чашки, разливает чай. — Анна, Гарри, Северус, давайте выпьем чаю. Это же прекрасный день сегодня.

— Нет, спасибо, я, пожалуй, пойду, — кривится Снейп и выскакивает за дверь, словно за ним бежит мантикора.

— Северус недолюбливает Гарри, — примирительно заключает Дамблдор. — Ну, тогда давайте обсудим, как проходят ваши занятия по медитации.

Беру в руки чашку и делаю глоток, позволяя Поттеру начать самому.

— Хорошо... — подросток глядит на феникса. — Кстати, этот способ позволяет оградиться и от чужого гнева. Знаете, когда на меня кто-то начинает кричать, или Малфой опять задирается, я пользуюсь тем, чему меня обучила профессор Риддл, и чувствую полное спокойствие.

— О, так это замечательно! — Дамблдор сияет, словно начищенный медный таз. — А твои кошмары?

— Больше не повторяются.

— Анна, а ваша Метка?

— Пока тихо, — смотрю на лимонные дольки.

— А у Игоря, простите за вопрос?

— И у Игоря тихо, — киваю. Делать вид, что у нас с Каркаровым чисто официальные отношения перед Дамблдором не имеет смысла.

— У Северуса тоже все спокойно, — задумчиво кусает дужку очков Дамблдор. — Но это не значит, что так будет дальше. Анна, вы знаете хоть что-нибудь о том, каким образом Вольдеморт собирается возрождаться?

Левую руку пронзает, словно иглой.

— Господин директор, я была бы очень вам признательна, — говорю, скривившись, — если бы вы не упоминали это имя в моем присутствии или присутствии Игоря с Северусом. Знаете ли, это больно. Не Круциатус, разумеется, но, поверьте, приятного мало.

Гарри Поттер смотрит на меня с любопытством.

— Так его не называют по имени именно поэтому?

— Возможно, — поджимаю губы. — Я не испытываю страха или ужаса перед своим отцом и, тем более, перед его псевдонимом. Когда оно не работало, то я его даже говорила вслух. А сейчас мы просто вынуждены подчиниться обстоятельствам.

— Но другие не должны бояться его имени, — внимательно смотрит на меня Дамблдор.

— А другие пусть делают, что хотят, — бурчу. — У них Метки нет, их не шпыняет, словно раскаленной иголкой.

Дамблдор вздыхает, протирает переносицу.

— Хорошо, Анна.

Разговор с директором опускает мне настроение. В самых расстроенных чувствах бреду в свои комнаты. Сегодня у меня законный выходной, которого не было с октября. Пусть Игорь отдувается. Достало все.

* * *

Следующее утро приносит сюрпризы. Дамблдор объявляет, что через три недели состоится Рождественский бал для тех, кто не собирается ехать домой на каникулы. Эту новость все встречают ревом восторга.

Ага, и теперь никто не уедет.

— Никак не могу привыкнуть, что они отмечают Рождество до Нового Года, — говорит мне Игорь.

— По-хорошему, надо Йоль отмечать, — бормочу в тарелку с салатом. — Как у нас. Йоль, потом Новый Год.

— Потом Рождество, потом Старый Новый Год... "Уважаемый, что вы делали в ночь с двадцать второго декабря по пятнадцатое января?"

Честно пытаюсь удержаться от смеха... Нет, не от смеха — от ржача, но у меня не получается. В неравной борьбе проигрываю, от чего давлюсь, и Снейп с Каркаровым вдвоем бросаются мне на помощь. Каркаров стучит по спине, а Снейп пуляет в меня Анапнео.

— Спасибо, — говорю, отдышавшись. — Игорь, ты садист. Нельзя смешить ж так людей! Тем более, за едой!

— Я что-то неправильно сказал? — деланно изумляется Каркаров со смешинками в глазах.

Пинаю Игоря под столом.

* * *

В середине декабря Метка снова взрывается ослепляющей болью. На этот раз это случается за ужином. Рядом сидящий Снейп стискивает зубы так, что я буквально слышу скрежет, а Каркаров издает стон. А у меня в голове мысль: "Была бы одна — сбежала, сославшись на недомогание. А трое, убегающих гуськом, — это слишком подозрительно".

Наши синхронные муки не скрываются от внимательных взглядов Дамблдора и МакГонагалл. Перевожу взгляд на столы учеников и вижу такие же понимающие взгляды — со столов Гриффиндора и Слизерина. И пара взглядов от старшекурсников Когтеврана.

И, разумеется, Дамблдор вылавливает меня после ужина и тащит в свой кабинет.

— Анна, это Метка?

— Да, — киваю. — Вы же видели, Северус и Игорь отреагировали точно так же.

— Нехорошо, что это получилось за ужином, на глазах у всех. Анна, спрошу честно. Что вы собираетесь делать?

— Я? — прищуриваюсь. — Все то же. Учить ваших детей, чтобы они могли защищать себя. Я именно для этого здесь.

— Если он возродится, то он вряд ли оставит вас в покое.

— Не только меня, — иронически хмыкаю. — Еще и Игоря. И вашего Поттера. И еще много других, на кого у него зуб. Так что я тут ничем не лучше.

— Вы его дочь, — через некоторое время говорит Дамблдор, поджав губы. — Думаете, он простит вам подобное отношение?

— Нет, — скрещиваю руки на груди. — Но что вы предлагаете делать? Идти к нему на поклон и вымаливать прощение? Или опять сидеть в русской тайге годами?

Директор ничего не говорит, гладя свою бороду.

— Хватит. Я набегалась, — говорю резко. — Я к нему не вернусь. На его руках слишком много крови.

— В том числе и кровь вашей матери, — кивает Дамблдор, показывая свою осведомленность.

— Именно. Знаете, Альбус, — решаюсь назвать директора по имени, как он и предлагал пару месяцев назад, — отца я впервые увидела в шесть лет. Он никогда не был для меня близким человеком. Близким человеком была мне мама. Она пела мне колыбельные и вытирала сопли. Она варила мне Перечное и учила вышивать крестиком. Отец же... Он долгое время не хотел вообще признавать меня. Даже проведенная проверка Зельем Родства не особо изменила его отношение. Только когда я с блеском сдала экзамены в Дурмстранг, он стал ко мне присматриваться. Знаете... Я хотела, чтобы у меня был отец. На мою мать смотрели, как на нагулявшую на стороне. Некоторые вообще распускали слухи, что мой отец маггл. И, когда отец появился, я старалась заслужить его пусть не любовь, но уважение. Потому-то я и училась на факультете Боевой Магии. Но потом... Потом он стал постепенно вводить меня в курс своей деятельности, воодушевленный моими успехами и искренней дочерней любовью. А дальше...

Дамблдор не мешает мне говорить.

— А дальше... дальше вы сами знаете. Мать тоже знала, чем он занимается. Когда он поставил мне Метку, она потребовала, чтобы он больше не приближался к моей семье. После этого он ее убил. Тогда у меня... словно шторы упали. Я поняла, что я для него никакая не дочь, а просто очередной ослепленный преданностью сторонник. Это он был для меня многим, а я для него — никто. И я испугалась. Это хуже, чем... чем дементоры. Да, не удивляйтесь, я один раз была в вашем Азкабане, практику целительскую проходила. Страх, разъедающий душу — что может быть хуже, Альбус? Я не хочу, чтобы это повторилось у ваших ребят. Я не хочу, чтобы еще кто-то боялся выйти из дому, потому что там — мой отец.

Альбус Дамблдор вздыхает, протягивает руку к фениксу.

— Куда вы все, дети, торопились-то? Один в шестнадцать Метку принял, второй в пятнадцать. А вы, Анна, вообще в четырнадцать.

— И все до сих пор расхлебываем, — смотрю на огненную птицу. — И не только мы.

* * *

Девятнадцатого декабря из Мунго выписывают Крама. Его появление в Большом Зале во время обеда вызывает у всех присутствующих рев восторга. К едва стоящему на ногах парню кидаются сразу больше сотни человек.

Дурмстранговцы реагируют молниеносно и первыми окружают Крама. Хогвартсовцы разочарованно подаются назад, натолкнувшись на ощетинившуюся палочками боевую группу.

Переглядываемся.

— Сели все! — голос Дамблдора, усиленный Сонорусом, раздается под сводами Зала. — Старосты, посадили всех!

— Игорь! — рявкает МакГонагалл, вскочив из-за стола. — Что себе позволяют ваши ребята?!

— Что-то не так? — холодно интересуется Каркаров.

— Они чуть не поубивали других учеников!

— "Чуть" не считается, профессор МакГонагалл.

Заместитель директора Хогвартса давится словами.

— Если вы еще не заметили, уважаемая профессор МакГонагалл, — еще более ледяным тоном говорит Игорь, — то у Виктора спина замурована в корсет, а в руках — трость. Он едва на ногах стоит. Что бы было с моим Чемпионом, если бы на него налетели поклонники из числа ваших студентов?

— Но направлять палочки!..

— Хорошо, я понял! — стукает кубком по столу Каркаров. — Вы хотите, чтобы мои студенты показали навыки рукопашного боя! Хорошо... — и он открывает рот, повернувшись к парням.

— Какой рукопашный бой... — на МакГонагалл жалко смотреть.

— А что вы хотите от них, что?! Как защищаться от ваших бешеных учеников?! Чем?! Палочками нельзя, кулаками нельзя... ЧЕМ? Позволить неуправляемой толпе накинуться на Крама? — разворачивается обратно Каркаров.

— Игорь, Минерва! — рявкает Дамблдор. — Сели и заткнулись!

От директорского "сели и заткнулись!" почему-то "сели и заткнулись" не только Игорь и МакГонагалл, но и все три сотни учеников Хогвартса, семнадцать шармбатонок и четырнадцать дурмстранговцев.

— Турнир Трех Волшебников призван укреплять межшкольную дружбу, а не разжигать вражду, — примирительно говорит старик. — Надеюсь, что вы друг друга поняли.

— Поняли, — бурчит Игорь.

Не выдерживаю, опускаю руку и мягко сжимаю его запястье. Этот простой жест тут же стирает весь гнев. Каркаров вздыхает и отвечает на мое пожатие.

— Чуть не убили, ты видела? — оправдывающимся тоном говорит он мне. — Как в зоопарке!

Фыркаю.

Да, это не Дурмстранг.

* * *

— С выздоровлением, Витя, — говорю медленно ковыляющему в сторону своих комнат Краму в сопровождении троих одноклассников. Ребята соображают. Поняли, что нельзя оставлять чемпиона одного.

— Спасибо, Анна Фоминична, — отвечает Крам и отворачивается, дав понять, что беседовать со мной больше не хочет.

Улыбаюсь его сопровождающим, ободряюще киваю и отправляюсь к себе.

Каркаров уже ждет меня у дверей.

— Аня! Ты знаешь, когда следующее испытание? — интересуется он с порога.

— Точно — нет. Где-то в феврале, а что?

— А то! Ты видишь, в каком состоянии Виктор?! Он едва ходит! Как его выпускать вообще в таком виде?!

— А зачем в таком? — пожимаю плечами. — Игорь, еще два месяца впереди. За эти два месяца Крама не только починят, но еще и отшлифуют. Будет лучше нового.

— Мне не нужен новый Крам, — бурчит Каркаров. — Мне этот нужен. Живой и здоровый.

— Поговори со Снейпом. Он лучший зельевар Европы. Пусть рассчитает зелья с учетом индивидуальных особенностей.

— Твой Снейп меня терпит только в твоем присутствии, — морщится Каркаров.

— Ладно, спрошу сама, — вздыхаю. — Только ты помнишь, что впереди еще Рождественский Бал? И Чемпионы его открывают. Танцами.

Каркаров стонет и обхватывает голову руками.

* * *

После ужина заглядываю к Снейпу.

— Войдите! — говорит зельевар, когда я стучу в дверь его комнат. — А, это вы, Анна.

— Северус, — киваю. — Я хочу попросить вас о зельях для Крама.

— Почему именно вы? — с усмешкой спрашивает Снейп. — У него, вроде бы, есть директор.

— Ну вот, — пожимаю плечами. — А пришла я. Игорь посчитал, что у меня больше шансов уговорить вас.

Зельевар откидывается на спинку кресла, постукивая по ладони карандашом.

— С одной стороны, Крам — соперник хогвартскому Поттеру. С другой — простой пациент. Дилемма. Но я не Целитель. То, что Виктор — пациент, не имеет никакого значения. Значит, остается только один вариант — Виктор — соперник Поттера. Анна?

— Виктору семнадцать, Северус, — прикрываю глаза. — Если он не поправится, то может умереть на следующем испытании. Просто потому, что его подведет плохо залеченная спина. Или не справятся больные легкие. Или...

— На прошлом испытании умер Диггори, — спокойно, словно речь идет о мухе, говорит Снейп. — Почему бы на следующем не умереть Краму?

Сжимаю челюсти до боли в скулах.

— Вы так легко рассуждаете о смерти.

— А вы так переживаете за чужого ученика.

— Я училась в той же школе, что и он. Северус, вы, может быть, не понимаете этого... Но Дурмстранг — это не просто название школа. Это — образ мысли. Дурмстранговец всегда узнает дурмстранговца. Он всегда поможет и всегда поддержит. Это... Блин, Северус. Я даже не знаю, как сказать. Поэтому для меня Виктор — не чужой.

— Удивительно, — фыркает Снейп. — Никогда не думал о подобном. Если у вас нет больше аргументов... То, позвольте, я продолжу проверку домашней работы.

Вдох, выдох. Досчитать до десяти.

— Хорошо, профессор Снейп, я больше вас не побеспокою с этим вопросом, — говорю, выходя за дверь.

Нет, так нет. Буду думать сама. Я, конечно, не такой хороший зельевар. как Снейп, но диплом Мастера имею не за красивые глазки.

— Анна, стойте! — различаю я слова, когда ноги уносят меня до середины пути к моим комнатам. — Стойте же! Профессор Риддл!

Останавливаюсь.

— Профессор Риддл, — в голосе Снейпа — раскаяние. — Простите. Я... Я вас провоцировал.

От подобной наглости теряю дар речи.

— Я все ждал, когда вы вспомните о том, что давали свою кровь для зелья Поттеру, — виновато говорит он. — Я...

— О, Мерлин, — выдыхаю.

— Я сварю зелья для Крама. Простите, пожалуйста.

— Вы идиот, Северус.

— Идиот, — соглашается Снейп.

Как все любят трепать мне нервы!!!

* * *

От подготовки к Рождественскому Балу умудряюсь отвертеться. Как мне это удается, сама не понимаю. Но хлопот не убавляется — приходится помогать Снейпу с зельями для Крама.

Мое появление Виктор каждый раз встречает холодно. Первый раз он долго смотрит в кубок, не решаясь сделать глоток, пока не приходит Игорь. И пьет только тогда, когда Каркаров отдает четкое указание.

Интересно, а чтобы Крам сказал, если бы узнал, что и у его директора есть Метка? И что это зелье варил тоже обладатель Метки?

Тем не менее, зелья делают чудо. Двадцать пятого декабря Крам может не только стоять без трости, но и вполне сносно ходить. Не знаю, как насчет танцев, но, полагаю, Виктор справится.

И для меня оказывается сюрпризом, что его спутницей оказывается Грейнджер.

И вообще сама Грейнджер оказывается сюрпризом. В розовом длинном платье, с очень красиво уложенными волосами и неплохим макияжем она прекрасно смотрится рядом с Виктором в традиционной красной парадной мантии Дурмстранга.

Ловлю себя на том, что любуюсь этой парой.

— Виктор великолепен, правда? — шепчет мне на ухо Игорь.

— Да. И Грейнджер выглядит тоже хорошо.

— Грейнджер? Это его спутница?

— Да, — киваю. — Она учится на Гриффиндоре.

— Вместе с этим... очкариком?

— Ага. Девочка умная, но своенравная.

— У нее фамилия какая-то простецкая, — замечает Каркаров, отпивая из кубка.

— Она магглорожденная.

— Грязнокровка?

— Угу. Но это не мешает ей отлично учиться.

— Зубрилка, наверно.

— Ну... В принципе, да. У нас бы она не потянула учебу.

— Ну... А то, — довольно фыркает Каркаров.

Крам держится, ничуть не показывая своих проблем. Рядом с ним кружатся в танце Гарри Поттер с какой-то из сестер Патил, Делакур с каким-то когтевранцем. Дэвисом, кажется.

Когда же мне на глаза попадается Уизли, одноклассник Поттера, то я едва не давлюсь вином. Такую ужасную мантию еще надо придумать. Такое чувство, что ее вытащили из глубочайшего бабушкиного сундука. Причем бабушкину мантию. Мало того, что она женского фасона, так еще и старая. Я ею полы даже мыть побрезговала бы. Бедная партнерша этого Уизли... Он Репаро, что ли, не знает? Хоть немного бы выглядел приличнее. Да даже трансфигурированная одежда в его случае не была бы таким позорищем!

Хорошо, хоть другие ученики выглядят не как этот Уизли...

Обидно, да. Молли Прюэтт. Наследница древнейшего рода Прюэттов, и замужем за этим предателем крови Уизли. И дети ее страдают...

Внезапно Дамблдор встает и протягивает руку немедленно смутившейся МакГонагалл. Хагрид, видя такое, решается и приглашает мадам Максим.

Вздыхаю и вижу ладонь Игоря в приглашающем жесте.

— Анна Фоминична, позвольте вас пригласить? — голос Каркарова звучит мягким бархатом.

— Разумеется, Игорь Александрович, — улыбаюсь и принимаю предложенную руку.

— Когда мы танцевали последний раз? — спрашивает Игорь, когда мы медленно плывем по залу.

— Двадцать четыре с половиной года назад, — кладу голову ему на грудь. — На моем выпускном.

Каркаров молчит, затем притискивает меня к себе.

— Аня, я говорил, что люблю тебя?

— Да, — чувствую, как на глаза наворачиваются предательские слезы. — Я тебя тоже люблю, Игорь.

* * *

После первого танца Крам с трудом доходит до стула и садится, неловко выпрямившись. Смотрю, как хмурый Снейп дает ему склянку, которую Виктор выпивает и с благодарностью возвращает пузырек.

— Ему не обязательно сидеть здесь весь вечер, — говорит Северус, возвращаясь. — Но укрепляющее не повредит. В любом случае.

Киваю.

А потом... К моему удивлению, меня приглашает танцевать Снейп. Изумляюсь настолько, что соглашаюсь.

— Я думала, вы не танцуете, — говорю мрачному зельевару.

— О, так думают многие в этой школе, — мягким воркующим голосом замечает Северус. — И вы — не исключение.

На это не нахожу, что возразить, и просто наслаждаюсь медленным вальсом.

— Благодарю вас, Анна, — говорит Снейп, когда танец заканчивается.

Смотрю на прямую, словно палка, спину зельевара, понимая, что я этого человека никогда не пойму.

Музыка становится все быстрее, лица краснеют от выпитого. Хагрид, уже не стесняясь, флиртует с мадам Максим. Ученики прыгают по залу, размахивая руками и ногами.

— Пойдем на воздух? — шепчет мне в ухо Каркаров.

— Пойдем, — соглашаюсь, и мы как два школьника, крадучись, выбираемся во двор.

А ночь красива. Медленно падает белый снег, чтобы коснуться выложенной камнями дорожки и растаять. И лишь местами лежат небольшие пушистые пятна.

— У нас снегу побольше будет. Наверное, уже метра полтора навалило.

— Угу, — соглашаюсь. — А давай в снежки?

Вместо ответа Каркаров подхватывает горсть снега, сминает и швыряет в меня.

Уххх... Холодный-то какой!

Взвизгиваю, залепляю в Игоря ответный снежок.

Через пять минут мы в снегу с ног до головы. Моя мантия промокла, белая парадная мантия Игоря приобрела серые пятна.

Внезапно Каркаров делает хищный бросок и обхватывает меня руками.

— Кощеева смерть, Анна! Ты вся холодная!

— Так... декабрь, — говорю сквозь стучащие зубы. — Новый Год скоро.

— Пойдем, заглянем за Перечным.

— Тебе тоже не помешает, — накладываю Очищающие на мантию Игоря. В ответ он накладывает на меня целую связку чар — Очищающее, Высушивающее и Согревающее.

И желание идти куда-то за Перечным зельем пропадает.

Как-то само собой мы оказываемся за какой-то колонной. Каркаров берет мое лицо в ладони, поднимает так, чтобы встретиться со мной глазами.

— Аня, я говорил, что люблю тебя?

— Да, — смотрю на лучащиеся нежностью глаза Игоря. — Я тебя тоже люблю.

Наши губы встречаются...

— Так-так-так... — ехидный голос в двух шагах заставляет нас вздрогнуть. — Влюбленная парочка...

Резко разворачиваюсь, выхватывая палочку, и натыкаюсь взглядом на ошарашенного Снейпа.

— Эм... Анна, Игорь... Простите, я не думал, что это вы...

Эти жалкие оправдания меня ничуть не трогают. Снейп скашивает глаза на подрагивающий кончик моей палочки, затем делает судорожный вдох.

— Я прошу прощения, Анна. Я принял вас за учеников. Тут почти ничего не видно — я заметил только темную мантию.

— Любите портить людям праздники? — ядовитым тоном вопрошает Игорь.

— Это моя работа, — овладевает собой декан Слизерина. — В мои обязанности входит также и следить за дисциплиной.

— Игорь, пойдем, — дергаю за мантию Каркарова. — А то он нас воспитает тут. Заодно со всеми.

Каркаров одаряет Снейпа гневным взглядом, но послушно позволяет себя увести обратно в Большой Зал.

А в Зале осталось едва ли половина изначального количества присутствующих. Хагрид о чем-то нежно бормочет мадам Максим, шармбатонки охмуряют учеников Хогвартса, даже дурмстранговцы поддаются всеобщему порыву и воркуют с девушками. Грейнджер сидит рядом с Крамом, смотря на него внимательным взглядом, в котором смешиваются и материнская забота, и профессиональный интерес — похоже, ее беспокоит самочувствие Виктора. А Виктор, кажется, ее обществом наслаждается.

Каркаров тоже замечает эту парочку, и довольно улыбается.

— Пусть мальчик развеется, — говорит он, проследив за моим взглядом. — Он уже большой, к тому же вполне заслуживает.

Улыбаюсь, киваю.

* * *

Каникулы у детей. У учителей каникул не бывает. Бывают короткие отпуска, но не каникулы. Так и сейчас. Дурмстранговцы и шармбатонки смирились с тем, что у них тоже почти никаких каникул — издержки поездки на Турнир. Мадам Максим в волнениях, что девочки не сдадут экзамены, наседает на меня, как на ответственную (гиппогриф задери Дамблдора) за учебный процесс. Один Игорь помогает, чем может.

Вот не понимаю, зачем мадам Максим так переживать за девчонок? По ним ясно, что они сюда ехали явно с одной целью — подцепить какого-нибудь чистокровного английского мага, еще не женатого. Но чистокровные семейства вряд ли горят желанием разбавлять свою кровь с нечеловеческими существами.

Сижу в библиотеке, обложившись книгами на трех языках — русском, английском и французском, пытаюсь придумать, на какой из уроков с хогвартсовцами можно пихнуть шармбатонок или дурмстранговцев.

— Пытаетесь помогать соперникам?

Грюм. Интересно, что надо этой ищейке?

Откладываю дурмстранговский учебник, поворачиваюсь к одноногому аврору.

— Пытаюсь делать свою работу, мистер Грюм.

— И что же за работу вы делаете? — корявые пальцы хватают учебник, подносят к лицу. — Что за секретные письмена?

— Учебник по Ритуалистике за одиннадцатый класс Дурмстранга, — отбираю у аврора книгу. — Здесь такому не учат.

— И что за ритуал вы собираетесь проводить, Риддл? Что вам велел ваш Лорд?

— Мерлин, мистер Грюм! — шмякаю толстым томом по столу. — Какой, к гиппогрифу, ритуал? Ритуалистика — это учебная дисциплина Дурмстранга! Конкретно в данный момент я пытаюсь читать главу о магических клятвах. Если вы не в курсе, они относятся именно к Ритуалам.

— Хотите взять с кого-то Непреложный Обет? Чтобы он покрывал ваши делишки?

Б..ь. Убью.

— Мистер Грюм. Дурмстранговцы должны учиться. Экзаменаторам в России будет до фени, что они были тут на Турнире, а один особо активный аврор подозревал преподавателей Хогвартса во всех смертных грехах. И по программе у них сейчас — Ритуалы магических клятв. И этот же материал будут проходить ваши семикурсники через полмесяца. Я и пытаюсь придумать, как совместить занятия у обеих школ сразу.

Грюм ничего не говорит, лишь сверлит меня магическим глазом. Смотрю в глаза аврору, ощущая, что еще минута — и я действительно начну колдовать не в его пользу.

Видимо, ощутив мое напряжение, Грюм фыркает и уходит. Облегченно плюхаюсь обратно и понимаю, что вернуться в рабочий ритм уже не смогу. Строчки на трех языках смотрятся китайской грамотой.

Запихиваю в сумку исписанные пергаменты, складываю книги в стопки. Английские я сейчас сдам мадам Пинс, а остальные унесу с собой в комнаты. Или английские тоже захватить?

Решаю английские книги сдать. Шагаю к стойке, но внезапно слышу голоса Грейнджер и Поттера.

— "Ищи, где наши голоса звучать могли бы, но не на суше — тут мы немы, словно рыбы"... — бормочет Грейнджер. — Гарри, это что-то значит!

Ясен пень, значит. Но что за стихи?

— Смотри, Гермиона. Здесь на картинке такое же яйцо! — вдруг говорит Поттер.

— Болван, это цветок! — фыркает Грейнджер. — Но ты уверен, что дослушал яйцо до конца? Или ты вынырнул, потому что тебе воздуха не хватило, как в первый раз?

— Дослушал, Гермиона! — усталым замученным голосом отвечает Поттер. — Гермиона, я его слушал три раза тогда и пять раз утром. Затем я сегодня его прослушал два раза и вечером пойду слушать, если тебе так неймется. Я его прослушал до конца!

— Не кричи на меня, Поттер!

Мммм... Так. Я еще думать не разучилась. Значит, яйцо что-то говорит, и для этого чего-то Поттер нырял под воду. Оригинально. А теперь тихонечко ногами назад, назад, да Чары Тишины... Вот, Анечка, молодец. Теперь чары снять и громким шагом мимо Поттера и Грейнджер до библиотечной стойки.

После библиотеки, разумеется, иду искать Игоря. Каркаров сидит в своей комнате, читает "Ежедневный Пророк".

— Ты видела, что тут написали? — фыркает он. — Такое чувство, что в этой Англии все сумасшедшие.

— А что такое? — беру в руки газету, разворачиваю.

"Альбус Дамблдор, директор школы волшебства "Хогвартс", всем известен своими чудачествами. Он, не колеблясь, назначает на должности преподавателей людей, которых иные не пустили бы на порог. В сентябре нынешнего года он удивил многих в Министерстве магии тем, что сделал учителем защиты от тёмных искусств бывшую сторонницу Того-Кого-Нельзя-Называть — Анну Риддл. Напомним, что в Хогвартсе работает еще один человек, у кого на руке есть Метка — это Северус Снейп, преподаватель Зельеварения. Учитывая события на чемпионате мира — что задумал Альбус Дамблдор, и какую связь все эти события имеют с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Не говоря уже о смерти одного из учеников Хогвартса..."

Откидываю газету в сторону, впиваюсь пальцами в волосы.

— Игорь, как ты думаешь, применение на Скитер Непростительных будет считаться "применением на человеке"?

— Увы, да, — наигранно хмурится Каркаров. — И если убьешь — посадят, как за человека.

— Твою ж налево. У нас в "желтой" прессе таких домыслов не пишут.

— Ты просто давно наших газет не читала, — фыркает Игорь. — После распада Союза сейчас такая гадость повылезала...

— "Вестник магомира" еще издают?

— Издают. Как и "Магическую Россию". Только там пишут всякую ерунду.

— Обалдеть. Теперь все будут думать, что Дамблдор поддерживает Темного Лорда. Ты представляешь, что начнется?

Каркаров хмыкает, забирает газету и складывает ее вчетверо.

— Аня, тут все не так плохо. Если бы не было Турнира, то ваше с Северусом присутствие в этой школе сумели бы раздуть до крупного скандала. А так если и будет скандал — то с Турниром. Седрик-то учился в Хогвартсе. Был бы он из другой школы...

Стискиваю зубы.

— Игорь, сейчас Скитер будет раздувать смерть Седрика, затем вплетет туда меня, захватит Снейпа и вуаля — наш Дамблдор окажется вовсе чуть ли не самим Лордом.

— Я и говорю — в этой Англии все сумасшедшие.

Бессильно сажусь на кожаный диван, и мне в руки тут же тычется стакан.

— Глотни.

Делаю глоток, и мне по пищеводу скатывается огненная волна. В голове немедленно становится спокойнее.

— Кстати, — вспоминаю о цели визита. — Витя догадался, что делать с яйцом?

— Нет, — хмурится Каркаров. — Он его открыть в спальне пытался. Пытался часа три, а потом оно как завизжало... Ребята спать легли, тут же подскочили. Крам два Ступефая получил от неожиданности.

— Бедный Витя, — вздыхаю. — Он в порядке?

— В порядке, — кивает Игорь. — Его в его же постель впечатало. Лейбович ему зелий дал, обошлись малой кровью.

— Скажи Краму, пусть под водой его откроет.

— Опять Поттера подслушала? — понимающе улыбается Каркаров.

— Ага, — виновато улыбаюсь. — Что не сделаешь для родной школы.

— И что там ты еще слышала?

— Ну, что еще нырнуть надо. И, похоже, слушать под водой.

— Так. С этим похуже. У Крама корсет, и он его до первых чисел февраля не снимет. Он моется-то с трудом в душе. А после этого долбанного Бала с его танцами-шманцами парень два дня пластом лежал, только стонать мог.

Усаживаюсь на диване поудобнее, снова беру в руки газету.

— Дай кому-нибудь другому из парней, пусть попробует, к примеру, Лейбович нырнуть. Или Меркушев. Да у тебя их там еще тринадцать. Сам нырни.

Каркаров отбирает у меня газету, сворачивает ее трубочкой и хлопает меня по лбу.

— Спасибо, умница ты моя. Я еще с этим йыцом не нырял. Нет. Краму оно досталось, пусть он и в воду лезет.

* * *

Крам заявляется ко мне через день. Смотрю на парня, стоящего в дверях. Его взгляд сегодня почему-то без обычных льдинок. Ладно. Поживем — увидим.

— Анна Фоминична, добрый день. Игорь Александрович сказал, что я могу обратиться к вам за помощью со вторым заданием.

Вот Игорь... Манипулятор хренов.

— Конечно, Витя. Проходи, — приглашаю дурмстранговца в кабинет. — Чаю?

— Нет, спасибо, Анна Фоминична. Я воспользовался вашей подсказкой и прослушал яйцо. Оно прочитало стих, из которого стало ясно, что испытание будет на этот раз проходить под водой. Мне потребуется за один час что-то найти. Анна Фоминична, я в свое время пытался научиться трансформации в животное, и у меня это даже удавалось. Проблема в том, что удается это мне не каждый раз. Я или туда с трудом обращаюсь, или обратно.

— И в кого ты хочешь превратиться? — заинтересованно смотрю на Виктора. Он меня удивил.

— Я... я в акулу превращаться учился. Еще в девятом классе, — говорит Крам и неожиданно краснеет. — Анна Фоминична, пожалуйста, помогите мне с контролем. Я буду перекидываться, а вы последите, чтобы я сумел назад вернуться.

— Ага, — говорю, судорожно пытаясь перебрать возможные варианты тренировки. На суше они однозначно отпадают — дышать воздухом рыбе очень больно. А Крам еле живой и так... Так... А что делать с его спиной?!

— Витя, а где у тебя позвоночник поврежден? — смотрю на смущенного парня. — В каком месте?

— Нижняя часть грудного отдела, — морщится Крам. — А что?

— Ты представляешь себе, что с костями происходит во время трансформации? А что произойдет с твоим больным позвоночником?

Смотрю, как в глазах Виктора скользит понимание, которое сменяет растерянность.

— И... и что мне делать? — интересуется дурмстранговец больше у себя, чем у меня.

Задумываюсь, затем вспоминаю об одной прочитанной книге.

— Витя, есть техника неполной трансформации. Если ты хоть немного владеешь полной, то эту можно освоить. Тогда ты превратишься не весь, а до определенного места. Как я понимаю, тебе достаточно будет трансформировать голову и часть груди. Там, где дыхательная система. Плавать ты, полагаю, сможешь и с руками-ногами. Корсет тебе к февралю колдомедики обещают снять. Да и тренироваться будет легче — нам будет достаточно обычной бочки, куда ты сможешь голову окунать, чтобы не задохнуться.

— А вы можете показать?! — вспыхивает интерес в глазах Крама. — Как это вообще выглядит?

— Витя, прости, я не умею превращаться ни в кого, — развожу руками. — Я могу только рассказать, что прочитала в одной из книг в свое время. Там было расписано достаточно подробно, в том числе и ощущения. Автор, правда, превращался в пеликана.

— Зачем?

— А этого он не сказал, — улыбаюсь. — Но как он превращал то руку, то ногу, то нижнюю часть тела, то голову — написал.

Крам задумывается, затем кивает.

— А когда мы можем начать пробовать?

— Если у тебя есть время, то можно прямо сейчас, — отвечаю дурмстранговцу, прикидывая, что очередные планы занятий для шармбатонок можно написать и вечером. — Я велю домовику принести бочку.

Но обходимся без бочки. Крам почти не в состоянии согнуться, а в бочку ему придется окунаться едва ли не по пояс. Поэтому приходится наполнить водой ванну. Виктор садится рядом на небольшой стульчик, и мы начинаем.

— Витя, смотри. Когда ты обращаешься, с какой части ты начинаешь?

Крам непонимающе смотрит на меня.

— Начинай, — со вздохом говорю парню, нацелив на него палочку. — Я контролирую.

Секунда, и тело Крама подергивается рябью, расплывается...

— Moratio!

Превращение останавливается, и мы разглядываем получившиеся изменения — я с легким расстройством, Крам — с интересом и удивлением.

У Крама вместо ног — хвост, и вместо рук — плавники.

— Ага, значит, с конечностей. М-да, жалко, лучше, если бы с носа... — закусываю губы. — Ладно. Reventere!

Акульи черты исчезают, и передо мной снова сидит полноценный человек.

— Теперь медленно.

Крам начинает превращение.

— Tardior!

На этот раз мы можем любоваться на процесс в замедленном варианте.

— Витя, запоминай ощущения! — говорю любопытно глазеющему на свои конечности Краму. — Moratio! Запомнил?

Крам кивает.

— Отлично. Reventere! Теперь тебе надо эти ощущения вызвать в лице и верхней части тела, но не в руках. Пробуем!

Через девять превращений Виктор наконец-то улавливает связь и начинает обращаться с головы, предварительно задержав дыхание. Я останавливаю изменения, когда они доходят до груди и окунаю Крама в уже наполненную ванну.

М-да. Это еще то зрелище — наполовину превратившийся человек.

Заглядываю в ванну, смотрю в косые глаза акулы.

— Витя, ты в порядке?

Крам показывает мне жест, обозначающий, что все хорошо.

— Дышится?

И опять согласный жест.

— Вот и отлично. Превратишься обратно?

Превратиться обратно не удается. Виктор мучается, пока в воде не заканчивается кислород, и я, повинуясь его жестовой просьбе, возвращаю ему человеческий облик.

— Так. Продолжим завтра, — говорю, пока Крам пытается отдышаться. — Лучше утром, когда ваши ребята уйдут на пробежку, ты придешь сюда, и мы еще потренируемся. И вообще, Витя. Ты молодец.

— Спасибо, Анна Фоминична, — Крам встает на ноги, накидывает скинутую мантию. — Я вам обязан.

— Дурмстранг, — качаю головой, улыбаясь. — Ты ничем мне не обязан.

— Дурмстранг, — так же отвечает мне Виктор. — Но все равно спасибо.

* * *

— Я из-за ваших занятий каждый раз не высыпаюсь! — возмущается Каркаров, когда ему в очередной раз приходится уходить от меня в пять утра. — Почему бы не вечером?

— Вечером у меня дел до полуночи, — пожимаю плечами. — Предлагаешь назначить ему тренировку на полпервого ночи?

Игорь возмущенно смотрит на меня, но ничего не говорит.

— И вообще — это твой чемпион. Ты вообще меня на руках носить должен за то, что я с ним вожусь!

Каркаров фыркает, затем подхватывает меня на руки.

— Я тебя готов носить на руках вечно. Просто так.

— Пусти, — смеюсь, — охламон.

— Назови меня еще раз так.

— Охламон!

— И еще раз!

— Пусти, блин!

— Я не блин, я оладушек, — говорит Игорь и наконец-то ставит меня на пол. — Увидимся, любимая.

— Конечно.

* * *

Крам постигает науку неполного превращения к началу февраля. Девятого числа с него снимают корсет, и он, довольный, пробует полностью погрузиться в огромной ванне, что установлена в ванной для старост Слизерина. Снейпа я с трудом уговорила пустить нас туда попрактиковаться.

— По-хорошему, я не должен вообще никак помогать вашему чемпиону, Анна, — недовольно бурчит декан Слизерина.

— А вы не чемпиону помогаете, — улыбаюсь. — Вы помогаете ученику Дурмстранга в усвоении факультативных занятий по превращению в животное.

Снейп молчит, лишь гневно сверлит меня глазами. Я улыбаюсь, на что зельевар взмахивает мантией и уходит.

— Думаю, час я выдержу, — говорит Крам, выныривая в очередной раз. — Здесь просто в воде быстро дышать становится нечем. Если в яйце сказано, что у меня час на поиски, то, полагаю, там будет водоемчик попросторнее.

— Молодец, Витя, — хвалю дурмстранговца. — Я еще раз убеждаюсь — Дурмстранг — лучший.

Крам довольно расплывается в улыбке и выбирается из ванны.

* * *

Двадцать четвертое февраля — день Второго Испытания. Зрителей едва ли не больше, чем в ноябре, на Первом Испытании.

Стою на помосте, сооруженном посреди озера. Холодный ветер пробирает до костей, хоть на мне и Согревающие чары, и шерстяная мантия. С тоской гляжу на дурмстранговцев в волчьих шубах. Каркаров не выдерживает, распахивает свой полушубок и упаковывает в него нас обоих. С наслаждением прижимаюсь замерзшей спиной к такому теплому Игорю.

— Люди смотрят, — вяло возмущаюсь для приличия.

— И пусть. Им же завиднее будет. Вокруг холодно, а тебе тепло.

— А ученики?

— А пусть завидуют тоже. Будущая профессор Каркарова не должна мерзнуть.

— Ого, даже так, — удовлетворенно-удивленно говорю, чувствуя, как волчий мех щекочет нос.

— Именно, — говорит Игорь и сильнее притискивает меня к себе.

А каково чемпионам? Стоят на краю помоста в плавках. Делакур — в купальнике. К ногам примотаны палочки. Бедная француженка едва ли не синее своего купальника. Поттер такой же красно-фиолетовый, как и его плавки. Один Крам медленно приобретает мраморный оттенок. А им еще в эту воду нырять...

— Ну, что ж, наши участники готовы ко второму испытанию. Начнём по моему свистку. За час они должны найти то, что у них отобрали. Итак, на счёт три: раз... два... три!

Делакур наколдовывает себе что-то на лицо и ныряет в воду. Меня тут же передергивает. Разыгравшееся воображение, сдобренное собственными ощущениями от плавания в ледяной воде моря рядом с Дурмстрангом, заставляет стиснуть зубы и плотнее прижаться к Игорю.

Поттер достает что-то из кармана и начинает жевать с таким видом, будто это что-то было нестиранным целый месяц носком. Фу.

Крам же аккуратно превращает голову и часть груди в акульи и шлепается с помоста.

Молодец парень.

И почти сразу следом в озеро отправляется Поттер.

Спрашивается, зачем сюда пришло столько зрителей? Так "весело" сидеть и наблюдать за спокойной гладью озера. Даже Поттер на метле на Первом Испытании был куда зрелищнее, чем эта вода.

— Хоть бы показали, что там происходит, под водой-то, — бурчит Игорь. — Шарики какие-нибудь запустили бы да включили прямую трансляцию.

— Ага. Ты еще скажи видеокамеры, — фыркаю. — Терпи. Вот такие в этой Англии зрелища.

— "Хлеб и зрелища", — к месту говорит Каркаров, обнаружив рядом с собой разносчика драже "Берти Боттс". — Что зрелища, что хлеб...

А я беру пачку драже и начинаю жевать.

Через сорок минут на поверхности озера появляется чей-то силуэт. Все настораживаются. Чем ближе подплывает вынырнувший участник Турнира, тем яснее становится, что это Крам. Он везет на своей спине трясущуюся и нервно оглядывающуюся Грейнджер.

Так вот что им надо найти было!

— Витька! — восторженно заключает Каркаров. — Анька, скажи, он же лучший?

— Лучший, — киваю. — Он же дурмстранговец.

К выбравшимся на берег ребятам тут же подбегают организаторы, укутывают в полотенца, накладывают Согревающие чары, дают кружки с Укрепляющим зельем. Грейнджер дрожит, как осиновый лист. А вот Крам...

Взволнованный Крам не может превратиться обратно. Он какое-то время машет акульей головой, затем, чтобы не задохнуться, прыгает обратно в воду.

— Б..ь, — с чувством говорю я. — Витя, ну что ж ты так...

Смотрю на Крама с выражением лица, от которого он тут же ныряет поглубже.

— Балбес, балбесссс... — шипит Каркаров. — Вот выплыви, Витя. Только, твоюмать, выплыви...

Еще через десять минут до нас доплывает Поттер с рыжей Уизли. Его пытаются достать, но он мотает головой, передает испуганную девушку организаторам и тоже ныряет обратно в озеро. Я замечаю, что руки и ноги мальчишки похожи на ласты.

— Жабросли, — подсказывает мне Игорь, успевший разглядеть Поттера. — У него еще щели на шее. Действуют час. Как раз успел.

Когда истекает пресловутый час, Поттер выбирается из озера. Крам же, несмотря на то, что у него все прекрасно получалось на тренировках, обратно превращается только через семь минут по истечении этого часа.

— Витя, ты чего затупил? — интересуется у Крама Каркаров.

— Игорь Александрович, я переволновался, — честно признается парень. — Я на все рассчитывал — и на деньги, и на сокровище, и на метлу... А то, что это Геримона будет, я не ожидал.

— Hermione, — поправляю парня. — По-русски — Гермиона.

— Я и говорю — Геримона, — соглашается Крам. — Вот я и... Игорь Александрович, виноват, знаю.

Каркаров лишь машет рукой.

— Иди уже, отдыхай. И... Витя, ты все равно молодец.

А еще через пятнадцать минут на берегу начинается суета. Делакур все еще не видать.

Когда проходит еще пять минут, Дамблдор склоняется над озером и стучит по воде ладошкой.

М... Да, местные гриндилоу это не наши русалки. Мерзкие существа. Наши, русские, хоть на людей похожи.

Дамблдор что-то свиристит гриндилоу, те кивают и ныряют в воду.

Он что, знает русалочий?

Тревога охватывает всех присутствующих. То слева, то справа вспоминают смерть Седрика...

И, как выясняется, "как в воду глядят". И образно, и буквально — через двадцать минут гриндилоу выносят нам два бездыханных тела — Флер Делакур и ее младшей сестры. Габриэль, кажется. Колдомедики кидают в них заклятия, пытаясь оживить, но после долгих попыток сообщают жестокую правду — девочки мертвы. Утонули.

— Как... Как это?! — рвется Поттер. — Я же их специально... Специально дождался! Флер Габи забрала! И они уплыли впереди меня! Этого не может быть!

Дамблдор тяжело встает на ноги. Кажется, что директор Хогвартса сразу постарел лет на сорок. Грюм вертит своим глазом, высматривая только ему известное нечто.

Мадам Максим плачет, не скрываясь. Хагрид утешает директора Шармбатона, протягивает ей свой платок, огромный, словно скатерть. Оставшиеся шестнадцать девочек сбились в кучку, растерянные и напуганные.

— Два испытания, но уже три смерти, — бесцветным голосом говорит Каркаров. — Если сохранится такая тенденция...

Он не продолжает, но я знаю, что он имеет ввиду. Если продолжится такая тенденция, то Витя — смертник.

Хмурые судьи выставляют оценки. Крам получает сорок два балла, Поттер — сорок четыре.

— То, что мальчик специально дожидался Делакур, чтобы убедиться в том, что она найдет свою сестренку, заслуживает, разумеется, награды, — говорит Дамблдор. — Виктор, хоть и показал владение неполной трансформацией, тем не менее, не очень хорошее, поскольку превратиться обратно смог не сразу.

— Дерьмо, а не судьи, — шепотом возмущается Каркаров. — Их Поттер вообще жабросли сожрал. Интересно, откуда он их взял? Скорее всего, у Снейпа стащил.

Тела девочек уносят в Больничное крыло. Провожаю их глазами.

Итак, впереди — Дурмстранг с его восемьюдесятью девятью баллами. Следом — Поттер с его восьмьюдесятью четырьмя. Хотя какой смысл в этих баллах? Если еще кто-нибудь умрет, то останется только один. Если умрет Крам, то Поттер, сколько бы он баллов ни набрал, будет победителем.

* * *

А ночью я просыпаюсь от жжения в Метке. Зажигаю лампы, вглядываюсь в ее ставшие четкими линии.

Спать уже не могу. Какое-то время раздумываю, стоит ли кипятить чайник заклинанием, но все-таки решаюсь сделать это в камине, учитывая, что часы показывают половину четвертого утра. Давно не пила настоящий чай. Все-таки никакое Бойлио не заменит хороших древесных углей.

Ставлю чайник на специальную подставочку, зажигаю поленья. Теперь можно и чай замешать.

Две щепотки обычного, черного. Щепотку мятного сбора. Половину щепотки лимонникового...

Камин полыхает зеленым. Чайник вылетает в комнату со скоростью снаряда, стукнувшись поочередно о кресло, о ножку дивана и закончив свой путь под столом, по пути облив кипятком и ковер, и пол, и все на свете.

— Анна? — из камина высовывается голова Дамбдора. — Что у вас случилось?

— Эм... Так... Чайник случился, — взмахом палочки убираю разлитую воду и левитирую на стол несчастную посудину. — Я чай решила вскипятить. В камине.

— А, — доходит до директора. — Анна, можете зайти ко мне? Я открою камин.

Вздыхаю, швыряю в камин щепотку дымолетного порошка.

Когда я вышагиваю из камина, то вижу сидящего на кресле перед Дамблдором Поттера.

— Мистер Поттер?

— А... Здравствуйте, профессор Риддл, — смущается мальчик. — Извините, что Дамблдору пришлось вас разбудить. У меня был кошмар. Другой.

— А вы принимаете зелье, которое для вас готовит профессор Снейп? — интересуюсь.

— Эм... оно кончилось сегодня, — тихо произносит Поттер.

— А вы защищали сознание, как мы учились?

— Эм... — невозможные зеленые глазищи смотрят на меня. — Я... У меня не получилось... В самый неподходящий момент я забыл... обо всем.

Поспешно отвожу взгляд, чтобы не повлиять на Поттера.

— Мерлин великий, Гарри, — выдыхаю и бессильно опускаюсь на кресло. — Поймите, пожалуйста, мой отец не в игрушки играет. Я сегодня проснулась из-за него.

— Опять Метка? — поправляет очки Дамблдор.

— Она, чтоб ее, — хмурюсь. — Гарри, пожалуйста. Будьте хоть капельку ответственнее.

— Я стараюсь... Только что толку... Все равно Третье испытание мне не пережить! — внезапно подскакивает мальчишка. — Сперва Седрик. Потом сестры Делакур. Остался Крам — и я! А Вольдеморт возрождается!

— Гарри... — укоряюще произносит директор. Поттер оборачивается и видит мое перекошенное лицо.

— Ой... профессор Риддл, извините, пожалуйста! Я забыл...

— Зелье вы забыли, — разжимаю наконец губы, — защитить сознание забыли. Нет ничего удивительного, что вы забыли и о моей маленькой просьбе...

— Анна! — теперь директор направляет свой укоряющий тон на меня. — Гарри не виноват!

— Извините, Альбус, — говорю тихо. — Просто меня ночью Метка разбудила. Чайник разлился, я чаю не выпила. И вообще...

— Ой, Анна. Простите, — по мановению волшебной палочки Дамблдора передо мной оказывается дымящаяся кружка с чаем и блюдо с лимонными дольками. — Позвольте... В качестве извинения...

Делаю глоток горячего напитка и блаженно прикрываю глаза.

— Спасибо, Альбус. Так гораздо лучше.

— Что ты видел, Гарри? — интересуется директор.

— Я... В общем, я видел Воль... эм... Того-Кого-Нельзя-Называть. И Петтигрю. Он его называл Хвостом. Он говорил, что все идет по плану, и его слуга здесь, в Хогвартсе, поможет умереть следующему чемпиону, и останется только один...

Рука не доносит чашку до рта. Я замираю, затем медленно ставлю чай обратно на стол.

— Умереть следующему чемпиону?! — выдыхает Дамблдор.

— Да. Он сказал, что его слуга...

— Это все... это все меняет, — вцепляется в бороду старик. — Но зачем ему чемпион?! И что за слуга?

— Полагаю, он хочет оставить в чемпионах Поттера, — говорю сквозь силу. — Учитывая, что он к этому мальчику "неровно дышит".

— Вряд ли, — возражает директор. — Учитывая, что именно мальчик стал причиной его падения четырнадцать лет назад.

— И что нам делать? — задумчиво гляжу в чашку. — Отменить испытание нельзя. А позволить участвовать дальше...

— Мы будем думать над этим, Анна, — Дамблдор устало трет переносицу. — Спасибо вам большое за помощь.

— Рада оказаться полезной, Альбус.

* * *

Возвращаюсь в комнату и понимаю, что больше не усну. Чайник сиротливо стоит на столе, демонстрируя вмятину на круглом боку. Вздыхаю и направляю на посудину сперва Агуаменти, затем Бойлио. Больше я в камин чайник не суну.

У Дамблдора, конечно, чай хорош, но мой лучше. Делаю глоток лимонникового чая, растягиваюсь на диване. Суматошный год. Действительно, проклятая должность. Угораздило же.

В себя прихожу от стука в дверь. Мне даже не надо спрашивать, кто. Так стучит только Игорь — дурмстранговская школа, условный стук-просьба войти в чужие апартаменты.

Условных сигналов в Дурмстранге море. В основном — стуки и жесты. Чтобы не спрашивать каждый раз "Кто?" и "Зачем?". Удобно. Вот и сейчас — сигнал "равный просит равного войти на его территорию" может быть только от Игоря.

Взмахом палочки распахиваю дверь. Вставать откровенно лень.

— Тоже не спишь? — Каркаров тяжело проходит в комнату, падает на кресло.

— Не сплю, — грустно киваю, смотря на измученного человека.

— Я вот тоже... ночью проснулся. Ань, есть что выпить?

Со вздохом машу рукой, и из шкафчика вылетает бутылка.

— Пить с утра — признак алкоголизма, — бурчу.

— Знаешь... с учетом происходящего это наименьшее зло, — так же сварливо отвечает Игорь и ополовинивает коньяк. — Когда следующий этап этого треклятого Турнира?

— Двадцать четвертого мая, — допиваю чай. — Как Витя?

— Нервничает.

— Ну а то...

— А двадцать четвертого у нас уже вишня цвести будет, — вдруг мечтательно говорит Каркаров. — И сирень. Помнишь?

— Помню, — киваю. — И еще черемуха. А помнишь, как мы пытались нарвать цветов, а выломали целую ветку? После чего нас Сергей Викторович заставил десять саженцев на каждого посадить без магии?

Игорь фыркает, затем трогательно улыбается.

— А они выросли, эти саженцы. Знаешь, как вымахали... Все классы с них черемуху едят. Осенью постоянно лазарет забит дри... слабыми желудком. В основном первокурсники. Хотя среди старших тоже встречаются. Была одна девушка, Майя Федорова. В прошлом году выпустилась. Черемуху любила до ужаса. И каждую осень, как будто дежурит, в лазарете. Только вылечится, и опять под деревом ее видят. Сидит, ягоды жует.

— Может, прогуливала так? — улыбаюсь.

— Да нет. Хорошо училась.

— А помнишь, как мы тюльпаны садили по осени? — вспоминаю. — На Травологии?

— Ага. И по лету выкапывали. Зато на выпускном было красиво...

Отбираю у Каркарова бутылку, делаю глоток.

— Сильно все изменилось, наверное.

— Не особо. Там менять нечего. Да ты помнишь — все изменения еще до нашего рождения были — когда алфавит меняли. А так... стоит Дурмстранг. Что ему сделается.

— Дурмстранг, — говорю Игорю.

— Дурмстранг, — грустно отвечает мне Каркаров.

* * *

На этот раз траурные полотна наводят тоску даже на меня. Если смерть Седрика Диггори выглядела случайностью, то на этот раз то и дело слышатся шепотки, повторяющие слухи о том, что в смерти Делакур виновен Тот-Кого-Нельзя-Называть. Малфой ходит гоголем, от чего нарывается на снятие баллов у МакГонагалл. При виде меня он старается спрятаться подальше. Видимо, "спор об отцах" он еще помнит.

Шармбатонки убиты горем. Мадам Максим молчит, и даже Хагрид не пытается с ней любезничать, как раньше. Дурмстранговцы напряженно поглядывают на француженок, погруженные в свои мысли. Крам же угрюм и напряжен. Кажется, только сейчас начал осознавать, насколько призрачны стали его шансы на выживание.

Ковыряю салат из капусты, сдобренный оливковым маслом. Как ни пытались мне привить любовь к плотному завтраку, я, тем не менее, предпочитаю плотно обедать. Завтрак должен быть легкий, не загружающий желудок и мозг.

Игорь пытается подложить мне жареного бекона, но мое выражение лица заставляет от этой мысли отказаться.

— И когда вы планируете свадьбу? — неожиданно интересуется у меня Снейп, покосившись на Каркарова.

Игорь меня опережает.

— А после Турнира, — отвечает он, сощурив глаза. — Извини, список гостей уже составлен.

Давлюсь соком. Дамблдор с укоризной смотрит на как ни в чем ни бывало сидящих мужчин, затем с сочувствием на меня.

— Анна, вас сильно достают эти негодяи?

— Нет, спасибо, Альбус, — говорю, когда могу дышать. — Они меня забавляют.

— А, ну тогда все в порядке, — довольно заключает директор и принимается за свою яичницу.

И никаких сюрпризов.

* * *

Сюрприз, однако, случается в начале марта. Весна уже заявляет на себя свои права, снег, который все-таки умудрился лечь на землю зимой, сейчас активно сходит. Мы с дурмстранговцами уходим на занятие к озеру.

— Анна Фоминична! — зовет меня один из парней, Зелинский. — Подойдите, пожалуйста.

— Что случилось, Вацлав? — подхожу к парню. Тот указывает пальцем куда-то между двух валунов, где еще лежит снег. Присматриваюсь...

О, черт. Из-под снега торчит полуразложившаяся нога в черном ботинке.

— Лейбович, Зелинский. Найти Дамблдора и позвать сюда. О причине — только ему и преподавателям.

— Поняли, Анна Фоминична! — отзываются парни и уносятся в Хогвартс.

— И кто это? — интересуется Меркушев.

— Понятия не имею, — отвечаю. — Но, по всей видимости, он тут уже давно лежит мертвый.

Остальные парни хмуро стоят полукругом, старательно отводя взгляд от "подснежника".

Дамблдор появляется буквально через пять минут, и появляется не один. За ним следом ковыляет Грюм и шагает МакГонагалл. Зелинский и Лейбович идут в трех шагах от заместителя директора.

— Это вы убили его, вы? — налетает на меня полоумный аврор. Пытаюсь отцепить от себя скрюченные пальцы, которые едва не рвут мою водолазку.

— Аластор, уймись. Он мертв уже давно, — говорит Дамблдор, слегка расчищая заклинанием снег в том месте, где предположительно должно быть лицо. — Недели две или три.

— То есть, он умер еще до Второго Испытания, — заключает МакГонагалл. — Но кто это может быть?

— Сообщи в аврорат, Аластор, — поворачивается к Грюму директор. — Анна, вам придется перенести занятия на другой день. Отправьте ребят, пусть останутся только те, кто его нашел.

— Зелинский, останься, — коротко командую. — Остальные идите обратно. "Боевки" сегодня не будет.

— Поняли, Анна Фоминична, — кивает Крам, и они уходят. Зелинский остается рядом, ежась от холода.

Трансфигурирую майку Вацлава в теплый свитер. Свою водолазку превращаю в мохнатую кофту. На ближайшие два часа все же теплее, чем в тонкой спортивной форме.

— Спасибо, — стучит зубами дурмстранговец.

— Мистер Зелински, расскажите нам, как вы нашли тело, — интересуется Дамблдор. Дурмстранговец кивает и, сбиваясь, начинает рассказ. Чувствуется, что ему гораздо труднее излагать мысли по-английски, чем по-русски.

МакГонагалл задает пару наводящих вопросов, а в это время прибывают авроры. Группа людей в алых форменных одеждах шагают к озеру, возглавляемые хромым Грюмом. Следом за ними идет Лейбович, неся в руках сверток.

Приглядываюсь и понимаю, что это мантии.

— Анна Фоминична, я вам мантии принес, — говорит Дитрих, протягивая одежду мне и Зелинскому. Вацлав озябшими руками разворачивает сверток и тут же облачается в темно-коричневую форму.

Блин. Люблю Дурмстранг. У них головы работают, когда надо. Молодцы ребята, сообразили нам одежду приволочь.

— Только... Анна Фоминична, — краснеет парень. — У нас вашей мантии не было, Игорь Александрович свою дал. Извините, пожалуйста.

Расплываюсь в улыбке, укутываюсь в колючую шерсть, пахнущую Игорем. Тепло.

— Все в порядке, Дитрих. Спасибо тебе огромное! — искренне благодарю дурмстранговца. — И Игорю Александровичу передай мои благодарности.

Авроры осматривают место, после Зелинского допрашивают меня, затем возвращаются в замок и допрашивают остальных парней. Оказывается, что часть из них в замке специально задержала Каркарова, которого тоже не минует допрос. На такой же допрос попадает и Снейп.

Ненавижу допросы. Ненавижу быть подозреваемой. Авроры выматывают мне всю душу. Веритасерум, однако, мне не дают — применение этой жидкости разрешается только с санкции Министерства. Видимо, санкцию они получить еще не успели, поэтому обходятся только запугиваниями.

— Аня, ты в порядке? — интересуется у меня уже освободившийся Каркаров.

— В порядке, — прислоняюсь к стене. — Садисты.

— Били? — в темных глазах вскипает гнев.

— Нет, ты что, — поспешно отвечаю. — Просто... психологически давили.

— А, это они могут, — хмурится Каркаров и непроизвольно касается живота.

— А тебя что, били? — догадываюсь.

— Да так... Не сильно.

— Игорь!

— Аня, ну это же авроры. Пару раз заехали. У Лорда Круциатусы посильнее были. Уймись! — приказным тоном рявкает на меня Каркаров. — Говорю, в порядке, значит, в порядке!

— Я же волнуюсь, — оправдывающимся тоном говорю мужчине. — Ты же мне не чужой.

Игорь прижимает меня к себе и нежно целует в макушку.

— И ты, солнце. И ты.

* * *

Вечером мрачные, словно тучи, авроры сообщают, что найденное тело принадлежит Бартемиусу Краучу, сотруднику Министерства, что становится шоком для всех.

— Интересно, как умудрились не заметить его отсутствия? — интересуется Снейп в своей излюбленной ехидной манере, когда мы собираемся у Дамблдора на внеочередной "педсовет".

— Распоряжения отдавал его секретарь, — тяжелым голосом говорит директор. — Перси Уизли. Он клянется и божится, что получал записки от мистера Крауча, который был нездоров, и поэтому сидел дома. Почерки сличили. Половина записок действительно была написана Барти, вторая же написана неизвестно кем.

Бедные Уизли. Накрылась карьера их очередного сыночка.

— Он не знает почерка своего начальника? — саркастически интересуюсь.

— Видимо, не знает, — хмурится Дамблдор. — Да чего теперь рассуждать. Каюсь, я сам не обратил внимание на отсутствие Крауча во время Второго Испытания.

— Но что послужило причиной смерти мистера Крауча? — задает логичный вопрос МакГонагалл.

— Сейчас уже не установить точно. Специалисты не нашли никаких следов Темных заклятий, поэтому официальная версия — сердечный приступ.

Ну еще бы они нашли что-то через три недели. Магический след от той же Авады держится максимум три дня. Через три дня никакой маг, будь он даже сильнее моего отца, не скажет, от чего умерла жертва — от Авады или инфаркта.

— А неофициальная?

— А неофициальная — Авада Кедавра, — отрезает Дамблдор. — А если бы не было неизвестно чьих записок, то неофициальная версия бы не появилась.

Все понимающе кивают.

* * *

Время до Третьего Испытания тянется, словно резиновое. Я беспокоюсь за Крама, за Поттера. Игорь тоже нервничает. Виктор не может сосредоточиться на учебе. Один раз даже получает нагоняй от Снейпа, когда умудряется испортить простенький Костерост для Больничного Крыла.

— Мистер Крам, вы идиот, — рявкает профессор в своей излюбленной манере. — Это хроническое у всех знаменитостей, да?

Крам смотрит в пол, стиснув зубы. Как и любой дурмстранговец, он никогда не перечит преподавателям.

— Северус, мальчик волнуется, — мягко пытаюсь успокоить взбешенного Снейпа. — Это всего лишь случайность. Вы же знаете, в остальных случаях Виктор неплохо справляется.

Зельевар смотрит на меня потемневшими от гнева глазами, затем неожиданно успокаивается.

— Действительно. Мистер Крам, прошу прощения за свою вспышку. Возьмите новые ингредиенты и сварите мне нормальную партию Костероста.

— Да, сэр, — отзывается Крам и шагает к шкафчику с составляющими.

Это происшествие неожиданно наводит Снейпа на любопытную мысль. В очередной раз, когда мы с тремя шармбатонками и двумя дурмстранговцами — Крамом и Лейбовичем — дежурим в Больничном крыле, к нам заявляется Дамблдор с Поттером. Следом идет непонятно чему радующийся Снейп.

— Анна, Северус предложил отличную идею, — с порога заявляет директор. — Никто не в курсе, что будет на Третьем Испытании, поэтому лучше заранее запастись нужными зельями. Заодно будет неплохая практика!

Такккк... Что там Северус придумал?

Оттаскиваю пришедших в дальний угол.

— Я предложил, чтобы наши чемпионы сами сварили себе запас зелий на Третье Испытание, — невозмутимо говорит Снейп. — Заодно повысят шансы на выживаемость. И оценку за Зелья заработают. Организаторы уже одобрили.

— И какие зелья вы предлагаете варить?

— Я предлагаю стандартный набор.

Б...ь. Как же я люблю эту фразу — "стандартный набор".

— Стандартный набор кого, стесняюсь спросить? — суживаю глаза. — Что, по-вашему, будет входить в стандартный набор чемпиона Турнира Трех Волшебников?

— Как и во все стандартные наборы, — непонимающе глядит Снейп.

А. Вот он о чем.

— Северус, — елейным голосом говорю зельевару. — То, что в вашу бытность называлось стандартным набором, являлось таковым лишь для определенной категории, так сказать, граждан. А вообще это называется "полевой набор боевого мага, участвующего в массовых сражениях". И, смею заметить, для Турнира он будет вполовину бесполезен.

Ух ты. Моя тирада заставляет замереть не только Снейпа, но и Поттера с Крамом.

Б..я. Крам же не в курсе о "бурной молодости" Снейпа!!!

Ладно. Поздно пить "Боржоми". Делаю "морду тапочкой" и продолжаю:

— Северус. Как минимум, из набора надо исключить те зелья, которые имеют узкоспециализированные эффекты — например, устраняют последствия некоторых болевых заклинаний. А их, смею заметить, в наборе восемнадцать штук. И да, кстати. Вы уверены, что ваш Поттер сориентируется в сорока восьми оставшихся флакончиках, подписанных условными значками или очень мелким шрифтом? Учитывая, что он вообще в очках? В условиях Испытания?

Моя язвительная интонация, видимо, действует.

— А ваш Крам? — прищуривается Снейп.

— А наш Крам, осмелюсь доложить, разберется в этом наборе с закрытыми глазами, как и во всех остальных. Во-первых, он Целитель. Он эти наборы комплектует, выдавая Боевым Группам на тренировки. А, во-вторых, у них тоже есть Боевая Подготовка. И он этими наборами там уже пользуется.

— Хорошо, Анна, мы поняли, — перебивает нас Дамблдор, пока мы не вцепились друг в друга, — и что будет входить в наш стандартный набор?

Улыбаюсь кровожадно, от чего у Снейпа лезут брови вверх.

— А вот это, я полагаю, мне нужно обсудить с коллегой.

Если бы взглядом можно было бы убить, то Снейп меня уже бы убил.

— Хорошо, коллега. Вас устроит после ужина?

— Вполне.

— Тогда буду рад видеть у себя вашего Крама и нашего Поттера, — язвительно бросает Снейп, покидая Больничное Крыло.

Ну не гад ли?

* * *

После ужина шагаю в школьную лабораторию.

Крам и Поттер уже стоят рядом со входом. Окидываю взглядом обоих чемпионов, таких разных мальчишек, и стучу в дверь.

— Войдите! — слышится голос Снейпа, и мы входим в открывшуюся дверь.

— А, господа. Рад вас видеть. Итак, профессор Риддл. Предлагаю дать нашим чемпионам возможность сварить Кроветворное. А пока они будут варить, обсудим стандартный набор участника Турнира.

Язва.

— Да, хорошая идея, — киваю. — Кроветворное пригодится для Больничного Крыла.

— Поясните, — хмурится Снейп. — Разве не на Испытании?

— Нет, не на Испытании. Поясняю, почему. Итак, у нас есть два чемпиона. Один из них — ученик последнего года обучения Дурмстранга на специальности Целительство и Зельеварение, изучающий Боевую Магию. Второй — ученик Хогвартса, четвертого курса. Это в Дурмстранге называется восьмой класс. Зелий толком не знает (с ваших слов), Боевой Магией не владеет. Если мы будем рассчитывать на знания и способности каждого, то Крам увешается литрами всевозможных снадобий, а ваш Поттер максимум возьмет с собой две-три склянки — с Костеростом, с Кроветворным и еще с каким-нибудь Перечным, которое ему там как собаке пятая нога, большего он не сварит. Не смотрите на меня волком, я видела вашу программу. Если же заставить Крама варить зелья и на Поттера, то это противоречит вашей изначальной идее, чтобы каждый варил себе зелье сам. Значит...

— Что вы предлагаете, Анна?! — рявкает зельевар.

— Я? Я предлагаю дать ребятам минимальный набор зелий, необходимый для выживания. И, смею заметить, почти все из них достаточно легко готовить.

— Да неужели?!

Вместо ответа беру мел и начинаю писать на доске.

— Зелье номер один. Кроветворное плюс кровоостанавливающее. Незаменимо при ранениях в боевых условиях. Побочный эффект — острый слабительный эффект через шесть часов. Но никто из вас, ребята, не будет на этом испытании шесть часов торчать. Зелье номер два. Противооглушающее. Выпивается заранее, действует два часа. Побочный эффект проявляется через четыре часа в сильной головной боли. Соответственно, больше двух порций подряд не пьется. Зелье номер три. Болеутоляющее. Намертво купирует все болевые ощущения на ближайшие пять минут. Побочный эффект — через эти пять минут боль возвращается просто невыносимой. Увы, подряд больше трех раз пить нельзя — потом перестает действовать. Зелье номер четыре. Модифицированный Костерост. Залечивает переломы за считанные минуты. Побочный эффект — стимулирует неконтролируемый рост костной ткани. Требует прием антидота максимум через шесть часов. После антидота, разумеется, перелом появляется вновь. И обычным Костеростом уже не лечится. Зелье пять...

Снейп настороженно следит, как моя рука выводит последний, двенадцатый пункт, и ставит жирную точку.

— Мне знакомы эти зелья. По-моему, речь о них шла в ноябрьском номере "Зельевара" за девяностый год?

— Да, — удовлетворенно отряхиваю руки. — Это мои разработки на звание Мастера.

— Так это были вы? — изумленно поднимает брови Снейп. — A. Th. Romanova?

— Да. "Анна Фоминична Романова" — это мое русское имя. Второе имя у русских идет производным от отцовского. А Романова... В России я носила эту фамилию.

М... Видеть ошарашенного Снейпа — дорогого стоит.

— И вы помните все рецепты?

— Помню, конечно, — улыбаюсь. — Как и вы, думаю, помните рецепт своего зелья, что вы варили на звание Мастера. Антиликантропное, кажется?

Снейп кривится так, словно ему попалось драже со вкусом ушной серы.

— Да уж... его состав я не забуду никогда.

Внезапно профессор дергается и выскакивает из лаборатории.

— Чего это с ним? — изумляется Поттер, но Снейп появляется вновь.

— Вот он! — на стол падает развернутый журнал. — Здесь и ваши рецепты.

— Ага, — киваю. — Только их даже аврорат на вооружение не взял. Потому что они все строго индивидуальны и требуют не только крови того, кто его будет использовать, но некоторые даже и соскоба кости. А это очень неприятно, когда кость скребут.

Снейп усмехается.

К варке зелий приступаем, однако, только через три дня. Все эти три дня Крам с Поттером разбирают рецепты. Последний день несчастный Виктор плюет на соперничество и сам включается в объяснения, потому что Поттер, похоже, в зельях вообще не разбирается.

Последнюю партию ребята доваривают в первых числах мая. Если у Крама портится только одно зелье — Модифицированный Костерост, то у Поттера, наоборот, получается с первого раза лишь Болеутоляющее, и то на "троечку". Пять минут, может быть, и не будет действовать, но на минуту-полторы...

— Рано расслабились, профессор Риддл, — выводит меня из задумчивости голос Снейпа, когда я бессильно сижу за партой, уложив голову на руки. — Поттеру надо еще запомнить, где какое зелье он будет прятать. А то выпьет Костеросту вместо Болеутоляющего...

Вою и стукаюсь лбом о парту.

* * *

В день Третьего Испытания просыпаюсь с гудящей головой. Нехорошее предчувствие медленно сгрызает меня, и это не укрывается от внимательных глаз Каркарова и Дамблдора.

— Анна, вы в порядке? — интересуется старик.

— Живая вроде, — бурчу в тушеную фасоль. — Все хорошо.

Игорь смотрит в мои красные глаза и без просьбы наливает в бокал апельсиновый сок.

— На вот, вместо тыквы. А то скоро сама тыквой станешь.

— Ага, — фыркаю. — У Золушки карета в тыкву превращалась, а тут сразу сама Золушка. Чего мелочиться.

Каркаров давится от смеха.

После завтрака — Испытание.

Мы выходим за организаторами Турнира, которые ведут нас на квиддичное поле. На нем — восьмиметровые стены.

— И что это такое? — интересуется Каркаров.

— Такое хорошее поле испортили! — ахает кто-то из учеников Хогвартса.

— Не бойся, вернут все на место...

Садимся на трибуны. И вот кто, спрашивается, такие трибуны строил? Не видно ни черта, как и с тем озером. Только гигантская зеленая стена.

— Итак, первым в лабиринт идет чемпион с максимальным количеством баллов, — объявляет Министр Магии (а он что тут делает?!), — приветствуйте — ВИКТОР КРАМ!

Толпа встречает несчастного Виктора ревом восторга. Крам машинально кланяется налево, направо и исчезает в сплетении ветвей. Через двадцать минут выпускают Поттера. Смотрю, как очкарик хлопает себя по карманам, чешет лоб и ныряет в заросли. Теперь остается только ждать.

Через два с половиной часа из лабиринта не доносится никаких известий. Еще через час Дамблдор начинает проявлять откровенное беспокойство.

— Они предупреждены, что для вызова помощи нужно пустить в небо красные искры. Если кто-то из них достигнет Кубка, то выпускает зеленые искры.

Каркаров сжимает зубы, неотрывно глядя на выход из лабиринта.

— Что же вы там понапридумывали, организаторы хреновы? — бурчит он под нос. — Аня, ты точно не в курсе, что там будет?

— Точно, — отвечаю. — Не довелось как-то подслушать.

— Аня, как ты думаешь, с Витей все в порядке?

— Знаешь, я больше верю в то, что Витя останется в порядке, чем Поттер, — говорю откровенно. — Так что не жмись.

А потом Метка словно вгрызается в руку. Сквозь шум в ушах и стиснутые зубы слышу, как Игорь вдыхает, затем выдыхает. Стоим, вцепившись друг в друга.

— Я убью этих е...х министров, что послали нас на этот е...й турнир! — наконец, с чувством сообщает мне Каркаров, изо всех сил делая вид, что все в порядке. Краем глаза замечаю, как у дурмстранговцев лезут наверх шапки от удивления. Но через секунду парни делают каменные выражения лиц. Ну да, все верно. "Начальство не матерится, оно оговаривается".

В лабиринт собираются уже послать спасателей (не, а взлететь на метле да посмотреть вниз — кто и где там, сложно?), как в белой вспышке рядом со входом в лабиринт падают два тела. Из безвольных рук выпадает злополучный Кубок и катится, словно простой стакан, по траве.

— Витя! — вскрикивает Каркаров, срываясь на визг. — Крам!

Едва успеваем с Дамблдором удержать его.

— Игорь! — рявкаю в ухо. — Не мешай врачам!

Директор Дурмстранга дергается у нас в руках, беспомощно следя, как вокруг двух тел суетятся колдомедики. Слышны заклинания, затем Поттер вяло дергает рукой, затем ногой.

Живой.

— А Витя? — страшным шепотом спрашивает Каркаров.

Крам не двигается.

— Нет... Нет... НЕТ! — истерично кричит Игорь и, непостижимым образом вывернувшись из нашего с Дамблдором захвата, мчится к лежащему на земле телу Крама.

— Твою ж мать! — бегу следом.

— ..вой. Он живой, господин директор. Живой! Блин, уберите кто-нибудь его! — колдомедик пытается отбиться от наседающего директора Дурмстранга. — Живой ваш Крам, только в коме! Вы что, английский язык забыли?!

— Игорь, б...ь! — дергаю Каркарова так, что он отлетает от несчастного колдомедика. — Витька живой! Живой, б...ь!

— Живой? — не своим голосом переспрашивает Игорь и снова рвется к Краму. — Почему ж тогда не встает?

— В коме он, — поясняю хмуро. — Еще не скоро очнется.

Если вообще очнется.

— Господи, спасибо тебе! — падает на колени Каркаров, размашисто крестится по-православному и целует землю на глазах у обалдевших англичан. — Господи, спасибо! Выжил Витька...

Перевожу взгляд на Поттера. Гриффиндорец пытается встать на ноги, но колдомедики тут же укладывают его на носилки. Рядом на такие же носилки кладут так и не пришедшего в сознание Виктора.

— Куда их, в Мунго? — интересуюсь у Дамблдора, шагая рядом с ним.

— Нет. В Больничное крыло, — напряженно говорит директор и поясняет: — У мистера Поттера три перелома, кровопотеря и нервный шок, так что ему Мунго не нужно. А вот с мистером Крамом дело похуже. Его нельзя сейчас транспортировать в Мунго. Камином он не пройдет, аппарацию тем более не перенесет. Если придет в сознание, тогда возможно...

Если придет в сознание...

— Анна, — отвлекает меня от грустных мыслей Дамблдор. — Анна, побудьте с мальчиками. Мне надо... сделать кое-что.

— Хорошо, — киваю.

Колдомедики доносят носилки до Больничного крыла. Помогаю мадам Помфри уложить ребят на кровати. Поттер что-то бормочет о возрождении моего отца, постоянно поминая того по имени, от чего у меня непрерывно жжет предплечье. Учитывая, что полчаса назад Метка тоже болела, я рукой двигаю через силу, что не укрывается от внимательного взгляда колдомедички.

— Анна, вы повредили руку? — с заботой спрашивает она. — Давайте смажу.

— Все в порядке, — морщусь. — Ушибла, пока мчалась к мальчикам. Я потерплю. Закончим с ребятами, тогда...

Помфри переводит взгляд на колдомедиков, затем снова на меня и понимающе кивает. Колдомедики забирают носилки и уходят.

— Анна, я скоро приду. Схожу к Северусу, скажу, какие зелья нужны. Придется варить кое-что сложное. Вы побудете здесь? — вдруг спрашивает ведьма.

— Да, конечно, — киваю. — Я прослежу.

Смотрю, как за Помфри закрывается дверь.

Укрываю Виктора одеялом, внезапно понимая, каким беззащитным выглядит этот всегда сильный и серьезный дурмстранговец. На его лице — взявшиеся ниоткуда две морщины. Провожу по волосам Крама рукой и вдруг замечаю тонкую серебряную прядь.

Бедный мальчик...

— Профессор Риддл, — страшным шепотом говорит мне Поттер. — Анна, пожалуйста... Они мне не верят!

— Что случилось, Гарри? — сажусь рядом. Поттер пытается схватить меня за руку, но я предусмотрительно отдергиваю ее. — Говори.

— Вольдеморт возродился! Я был на кладбище. Он... Кубок был порталом! Профессор Риддл, почему мне никто не верит?!

— Я тебе верю, — успокаивающе говорю мальчику. — Продолжай.

— Портал перенес нас на кладбище... А там был Вольдеморт! Тот самый! Ваш отец, да?

— Гарри. Меня там не было, я не знаю. Расскажи.

— Он сварил зелье... он взял у меня кровь... этот порез вовсе не потому, что меня задело в лабиринте! Профессор Риддл! Надо сказать Дамблдору!

— Дамблдор скоро придет. Он попросил меня побыть с вами. С тобой и Крамом.

Гарри смотрит на меня, но потом вдруг подскакивает и забивается в другой конец кровати.

— Вы... Вы ведь были одной из них... Дамблдор ничего вам не говорил! Вы... вы специально... Где Дамблдор?!! Где профессор Дамблдор?! Это вы — тот слуга, о котором он говорил!

— Гарри... — мягко говорю, поднимаясь на ноги. — Гарри, я не была одной из них. Я не причиню тебе вреда. Дамблдор сказал, что скоро вернется. У него есть какое-то дело...

— Вы лжете! Вы все лжете! — с этими словами Поттер спрыгивает с кровати, но падает. — Не подходите ко мне! Вы как Квирелл!

Закусываю губу и делаю шаг назад, отходя от мальчика.

— Гарри... я не трону тебя. Видишь, я отошла. Хочешь, я совсем выйду?

— Убирайтесь!

Ага, я сейчас уйду, а он в состоянии аффекта.

— Гарри, послушай...

— УБИРАЙТЕСЬ!

Открываю рот, но тут дверь в палату открывается, и на пороге возникает Дамблдор.

— Гарри?

— Она за них, профессор! Она одна из них!

— Анна? — в глазах Дамблдора проскальзывают льдинки.

Вдох, выдох.

— Я к нему пальцем не притронулась, Альбус. Он рассказывал о том, что было на кладбище, потом вдруг сказал, что я одна из них.

— Гарри, расскажи мне, — Дамблдор ненавязчиво закрывает мальчика от меня корпусом, делает шаг вперед. — Что там произошло?

Давясь словами и слезами, Поттер излагает произошедшее. Слушаю с интересом.

* * *

До кубка они с Крамом дошли одновременно. При этом Поттер уже успел выпить Обезболивающее и Противооглушающее. К кубку оба чемпиона рванулись тоже одновременно и так же одновременно за него схватились. Кубок оказался порталом, и их выкинуло на какое-то кладбище, рядом с могилой некоего Тома Риддла.

— Это кладбище в Литтл-Хэнглтоне, — комментирую рассказ Поттера. — Там жил мой дед... и бабка со стороны... отца. Это, скорее всего, могила моего деда. Или прадеда. Их всех звали "Том Риддл".

Поттер бросает на меня гневный взгляд, но ласковый голос Дамблдора просит его продолжать.

После этого Петтигрю привязал их обоих к какому-то надгробию и начал варить зелье.

— "Кровь врага, взятая насильно. Кость отца, взятая без спросу. Плоть слуги, данная добровольно", — перечисляет мальчик слова из ритуала.

— Blyat'! — не удерживаюсь от возгласа, на что получаю укоряющий взгляд директора. Тот, видимо, знает, что это слово обозначает.

— Извините, — смущаюсь. — Так что дальше?

Дальше тот помнил, как из котла вылез человек... Или не человек. Нечто жуткое, лысое и безносое. Потребовал у Хвоста одежду. А потом Поттер не помнил ничего, потому что потерял сознание. Очнулся уже на траве, на квиддичном поле.

— Значит, ты не помнишь, как вернулся? — задумчиво интересуется Дамблдор. — И как вернулся Крам?

— Нет, — смущается Поттер.

— Гарри, тебе не стоит опасаться профессора Риддл, — мягко говорит директор. — Она не слуга Вольдеморта.

Поттер вскидывает на меня глаза, затем иронично усмехается.

А усмехаться есть чему — я с ожесточением тру руку. За последний час слово "Вольдеморт" было произнесено слишком много раз.

— Не каждый, кто носит Метку, враг, Гарри, — примирительно говорит старик. — Мы нашли того, кого Вольдеморт называл слугой.

Блин, директор! А вот я тебя сейчас иголкой ткну! Больно же все-таки!

— Этого человека ты знал, как мистера Грюма. Но это не был мистер Грюм... К сожалению, задержать его не удалось. Он успел скрыться, видимо, почуяв, что его разоблачили.

— А... Как же...

— Настоящий Грюм провел все эти месяцы на дне сундука лже-Грюма, — горько говорит директор. — И кто выдавал себя за Аластора, мы не знаем.

— А как...

— Оборотное зелье, Гарри. И, скорее всего, именно он подстроил все эти смерти, чтобы ты оказался у Вольдеморта. Я надеюсь, что мистер Крам очнется побыстрее, чтобы услышать его историю.

— Вы мне не верите?! — восклицает Поттер.

— Нет, верю. Но ты сам говоришь, что был без сознания. А вы вернулись, и вернулись оба.

— Хорошо, профессор Дамблдор, — вздыхает Гарри. — Профессор Риддл, простите, что я так... Так отнесся к вам.

— Все в порядке, Гарри, — улыбаюсь. — Ты молодец.

— Настоящего Аластора Грюма отправили в Мунго, — медленно говорит старый маг. — Он не помнит ничего за прошедшие месяцы.

Прислоняюсь к стене спиной.

— Жаль, что не поймали того притворщика, — глухо говорю Дамблдору. — Очень жаль.

— Поймаем. Рано или поздно, — так же глухо отвечает мне старик. — Обязательно.

* * *

Подчиняясь просьбе директора охранять Крама и Поттера, остаюсь ночевать в Больничном крыле вместе с мальчиками. Трансфигурирую ближайшую кровать в деревянную лавку и сажусь на нее, сжав в руке посох.

Ближе к полуночи у меня начинает тянуть Метку, а потом прибегает Каркаров.

Таким я его не видела никогда. Он бледен, словно простынь, глаза лихорадочно горят.

— Аня! Это вызов! Что мне делать?

Вдох, выдох.

— Игорь... Тебе решать, — говорю медленно.

— Аня! Я... я не могу... меня убьют... он убьет... А если не он, то другие...

— Игорь, — встаю на ноги, подхожу к перепуганному мужчине. — Игорь. Это твой и только твой выбор. Это тяжело, да. Пойдешь к нему... или убежишь?

— Я... — Каркаров словно захлебывается воздухом. — Аня, я...

Он растерянно смотрит на неподвижного Крама.

— Аня... его же нельзя аппарировать, да?

— Нельзя.

— Его же нельзя здесь оставить...

— Игорь... Иди. Я прослежу.

— Ты?.. Аня, ты здесь не останешься! Я забираю мальчишек, и тебя тоже забираю!

— Нет, Игорь, — качаю головой. — Я остаюсь. Но я обещаю — я приду.

— Аня!!!

— Не кричи, — касаюсь пальцем его губ. — Поттера вон, разбудил.

— Мне наср... на твоего Поттера!

— Игорь. Я приехала сюда, чтобы воевать. И я буду воевать. Прости. Ты меня не заберешь. Но я клянусь тебе — я приду. Я не брошу тебя одного.

— А если ты... Если тебя...

— Нет. Я приду раньше, — качаю головой и повинуясь внезапному порыву, целую Игоря в губы. — Дождись. Мой дом для тебя открыт.

— Дождусь, Аня, — потерянно говорит Каркаров и, бросив на Крама последний взгляд, выскакивает за дверь.

— Профессор Риддл? — тихо спрашивает Поттер, когда шаги Каркарова затихают. — Что случилось?

— Вызов, — просто говорю мальчику. — Лорд собирает своих последователей.

— И... Он пошел к нему, да?

— Нет, Гарри, — стискиваю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. — Он пошел от него.

Поттер пытается еще что-то спросить, но я сую ему оставленное Помфри Зелье-Снов-Без-Сновидений, и, видимо, что-то прочитав в моих глазах, мальчик послушно его выпивает.

* * *

Утром улетают шармбатонцы. Но об этом мне сообщает Дамблдор, пришедший забрать Поттера.

— Ночь в Больничном Крыле пошла ему на пользу, поясняет он, пока Поттер натягивает на себя одежду. Анна... Вы приглядите за Виктором? Вы же из одной школы...

— Об этом нет нужды напоминать, — улыбаюсь одними глазами. — Дурмстранг — это образ мыслей, Альбус. Мы не бросаем друг друга.

— Тогда я могу быть спокоен за Крама, — облегченно выдыхает Дамблдор. — Анна, спасибо вам.

— Не за что, директор, — вздыхаю. — Я именно для этого здесь.

После ухода Дамблдора накладываю на Крама несколько поддерживающих заклинаний. Если он не придет в себя через три дня, придется использовать и заклинания, перемещающие еду сразу в желудок. Правда, еда должна быть особой, но не в первый раз. Справлюсь.

— Я вам так и не дала зелье для вашей руки, — появляется Помфри. — Простите меня, Анна. Как тут наши мальчики?

— Альбус забрал Гарри, — говорю. — Виктор все еще без сознания.

— Ага, я видела их на лестнице, — улыбается колдомедичка. — Так... вот ваша мазь. Сами справитесь? Хотя нет... давайте, я сделаю.

Пухлые пальчики ведьмы ловко расстегивают мне манжету, зачерпывают мазь из баночки и быстрыми движениями втирают в Метку.

— Я у Северуса взяла, — признается колдомедичка через минуту молчания. — Он тоже... иногда мучается подобным...

— Это он ее изобрел?

— Ага, — просто отвечает Помфри. — Сказал, что помогало, когда Того-Кого-Нельзя-Называть по имени называли. Чтобы не болело.

Постепенно руку охватывает холод и приятное онемение.

— Спасибо, — искренне благодарю колдомедичку. — И передайте Северусу мои благодарности.

— Дети... — лишь коротко бросает Помфри, закрывая крышку. — Что ж вас на войну-то потянуло...

И ответа она не ждет.

Завтрак, как и обед с ужином, мне приносит Бини.

— Спасибо, моя хорошая, — благодарю я эльфийку. — Ты умничка.

— Благодарю, сэр! — отзывается малышка. — Я рада служить вам. Вы хорошая.

* * *

Смотрю, как за окном постепенно темнеет.

Крам приходит в себя в третьем часу. Я распознаю это по изменившемуся дыханию.

— Слава богу, Витя, — выдыхаю. — Ты очнулся...

— Анна... Фоминична... — едва слышно произносит Крам. — Вы...

— Я, Витя, — касаюсь его лба. — Господи, как же мы...

Крам молчит, а потом вдруг тихо выдыхает.

— Заканчивайте.

— Что? Ты о чем? — теряюсь.

— Заканчивайте, зачем пришли.

— Витя, ты в порядке?!

— Он возродился, верно?! — с трудом спрашивает Крам. С усилием поворачивается так, чтобы встретиться со мной взглядом. — Я знаю, что вы вернулись к нему. И я знаю, что вы пришли убить меня. Так не стойте, давайте. Я слаб, и не могу сопротивляться.

— Зачем мне убивать тебя, Витя? — хмурю брови.

— Вы же мечены им.

Вдох, выдох.

— Витя. Если бы я хотела тебя убить, то сделала бы еще в первую ночь. Ты здесь уже вторые сутки. И вообще. С чего ты взял, что достоин смерти?

— Значит, я умру сам, — мертвым голосом говорит парень. — Но так жить я не буду. И ему передайте, что пусть идет на х..!

Вцепляюсь себе в волосы, затем отпускаю.

— Витя. Объясни. Я ничего не понимаю.

Вместо ответа Крам дергается на кровати, пытаясь принять сидячее положение. Подхватываю его под мышки, усаживаю.

И он задирает левый рукав.

Вдох, выдох.

— Витя... — пытаюсь сказать, но голос подводит. Из горла вырывается лишь сип.

— С этим я жить не буду, — ледяной голос Крама прорезает мне мозг, словно ножом.

— Откуда... это? — наконец получается спросить.

— А вы не знаете? — ехидно интересуется парень.

Вдох, выдох. Досчитать до десяти.

— Когда мы коснулись Кубка, тот оказался зачарован, — мертвым голосом говорит Виктор. — Нас портануло на кладбище какое-то. Там был какой-то урод с младенцем. Проводил Ритуал. Какой — я не распознал. После этого кинул младенца в котел, откуда вылез Вольдеморт... — при этих словах его лицо страдальчески кривится, — черт... она всегда так болеть будет при его имени?

— Да, — медленно киваю. — Продолжай.

Крам одаряет меня злым взглядом.

— Он всегда был таким уродом, Анна Фоминична? Без носа, лысый, красноглазый?

— Нет, Витя, — спокойно отвечаю. — Он был красивым человеком... Так что было потом?

— А потом, Анна Фоминична, ваш хваленый Мальчик-Который-Выжил отрубился. А Вольд... тьфу... Тот-Кого-Нельзя-Называть подошел ко мне и сказал, что не ожидал, что я выживу на Третьем Испытании. Сказал, что я сильный и умный маг, и он хотел бы видеть меня в своих рядах.

Молчу. Он должен рассказать это сам.

— А дальше... Дальше я его послал. И тогда... Он наложил на меня Круциатус.

— Вы учились с ним бороться, — замечаю.

— Не с таким, Анна Фоминична. Он пытал меня и спрашивал, согласен ли я... А я... Вы представить себе не можете, как это больно.

— Могу, — кривлюсь. — Могу представить.

— А... Да, точно... Ну вот... Я в себя пришел, когда произносил за ним слова Клятвы... А потом он выжег на моей руке эту дрянь. И велел убить Поттера. А я схватил этого очкарика за руку, а потом сам Кубок цапнул. А потом здесь очнулся. И знаете, что самое смешное? Я, когда за Кубок хватался, думал об одном — как я отмазываться буду, если портал не сработает...

Вдох, выдох.

— А теперь, Анна Фоминична, вы по-прежнему будете утверждать, что не станете убивать меня?

Поднимаюсь на ноги, подхожу к окну.

— Буду утверждать, — говорю, глядя на Запретный Лес. — Я не трону тебя.

— С чего бы это Воль... Тому-Кого-Нельзя-Называть оставлять мне жизнь? — саркастически интересуется Крам.

— А это не ко мне вопрос, — поворачиваюсь к недоверчиво смотрящему на меня дурмстранговцу. — Я с ним дел не имею.

Брови Крама ползут вверх.

— Мне было четырнадцать, когда он поставил мне точно такое же клеймо, что и тебе позавчера, — говорю Виктору. — Но у меня он не спрашивал. Просто поставил перед фактом. Тогда я еще не знала, что он за человек. А потом он убил мою мать, когда она увидела у меня Метку и велела ему убираться и никогда больше не возвращаться. Четыре года я жила в колебаниях и страхе. А потом сбежала в Союз. Одиннадцать лет, Витя, я жила, словно животное. Постоянные переезды, чужие квартиры, какие-то заимки в тайге... Метка болела постоянно. Иногда мне хотелось отрезать себе руку, так я ненавидела это мерзкое клеймо. И только после его смерти в восемьдесят первом я решилась выйти в мир... А сейчас все повторяется.

— Я... Я не знал, Анна Фоминична, — тихо говорит Крам, отведя взгляд. — Я думал... Я думал, что вы его поддерживали...

— Прошлой ночью он собирал своих сторонников. Не всех. Но вызов точно получили я и Игорь.

— Игорь Александрович?! — изумляется Виктор.

— Да, — вымученно улыбаюсь. — Он тоже... клейменый. Но Игорь Александрович не откликнулся. Он забрал ребят и уплыл в Дурмстранг. Ты остался, потому что любые способы магического перемещения для тебя были опасны, пока ты валялся без сознания. Переход в Дурмстранг убил бы тебя. Он оставил тебя здесь, попросив приглядеть за тобой.

— А вы... Почему остались вы, Анна Фоминична?

— Потому что я осталась воевать, Витя, — говорю парню, чувствуя, как слезы текут по лицу. — Потому что я не хочу, чтобы еще кто-то жил в том страхе, в котором жила я одиннадцать лет.

— Я... Простите, Анна Фоминична...

— Витя... прости ты меня, — встаю рядом с кроватью на колени и обхватываю левую руку парня, прикрыв ладонью Метку. — Я... я позволила ему это.

— Вы не виноваты, Анна Фоминична.

— Нет. В первую очередь виновата я, — утыкаюсь лбом в постель Крама. — Потому что я — его дочь.

Ответом мне служит изумленное молчание.

— В смысле? — через некоторое время спрашивает дурмстранговец.

— Не знаете, как дочери на свет появляются, Виктор Тодоров? — поднимаюсь на ноги, сажусь на соседнюю кровать.

— Эм... А почему вы тогда Фоминична? — задает совершенно неожиданный вопрос Крам.

— Потому что у Лорда настоящее имя Том. Смотри, — поднимаю палочку и выписываю в воздухе "Tom Marvolo Riddle", затем переставляю буквы, и перед глазами Крама появляются слова "I am Lord Voldemort". — По-русски Том — Фома. Потому я и Фоминична. А русская фамилия у меня — Романова. По матери. Только мой отец крайне не любит, когда о его имени узнают посторонние.

— А почему?

— Родню по отцу не любит.

— А...

Молчим. Быстрым движением накладываю на Крама диагностические чары и с облегчением убеждаюсь, что парень практически цел, за исключением нервного и магического истощения.

— И как, жить буду? — криво улыбается Крам.

— Будешь, — стараюсь, чтобы в моем голосе звучали ободряющие нотки.

Но Виктор внезапно смурнеет.

— С этим — нет.

Блин. Вот же заладил.

— Твой выбор, Витя, — смотрю в бледное лицо парня. — Это твоя жизнь. И твоя смерть. Каждый решает за себя сам. Но я бы не советовала.

— А что вы посоветуете тогда, Анна Фоминична?! Идти к нему на поклон?

— Иногда сила человека в том, чтобы жить, — медленно говорю в пространство. — Жить и бороться.

— И как я буду жить с этим?! — рявкает Крам. — Он найдет и убьет меня!

— Значит, нужно жить либо там, где он не найдет, либо так, чтобы он не хотел, Витя.

— Предлагаете встать на его сторону?!

— Я расскажу тебе, Витя, о том, о чем я не рассказывала никому. Но, в любом случае, это был мой поступок. Если бы я могла вернуть все назад...

— И что же вы сделали, Анна Фоминична?

— Это был шестьдесят девятый год. Я была в одиннадцатом классе. Как и ты, кстати. Мой отец пришел за мной в школу и приказал отправиться вместе с ним. Он забрал меня на неделю...

Мой голос срывается. Я чувствую, что слова не хотят наружу, но Виктор меня не торопит.

— Сперва это был мальчик. Он... отец забавлялся с ним, а я должна была варить исцеляющие зелья. Затем это была девочка. Чуть младше меня. Ее звали Бьянка. Затем... еще девочка. И каждый из них пил то, что я готовила. Каждый из них получил мои лечебные чары. Я была лучшей Целительницей своего выпуска, Витя. Эти дети... Они прожили лишние дни. Но я вижу их глаза, Витя. В кошмарах. Эти дети выпадают боггартами из шкафов... Это я подарила им мучительно долгую жизнь. Я подарила им те дни в аду. Хотя мне ничего не стоило капнуть им чуть яда. Или остановить сердце.

Крам ничего не говорит.

— Если бы я могла... все исправить... Но я боялась. Я боялась, что отец разозлится на меня и накажет. А они... они никак не могли умереть. Потому что я их удерживала от смерти. Но я могла дать им умереть. И отец бы ничего не понял. Но...

— Я понял вас, Анна Фоминична, — хрипло говорит Крам. — Но... смогу ли я?

— А это знаешь только ты, Витя, — мои глаза словно засыпаны песком. — Сможешь? Играть с чужими жизнями и смертями? Вырывать у него их так, чтобы он не заметил? И смотреть на собственные неудачи? Я — не смогла. Я испугалась.

— Я... Я попробую, — через минуту произносит Виктор. — В любом случае... хуже не будет, верно? Если что... он убьет.

— Это да... Так ты просто умрешь... А так — еще за жизнь поборешься, — улыбаюсь. — И не только за свою. И... Витя. Я тебя очень прошу — береги себя.

— Я... Я постараюсь, Анна Фоминична, — голос у Крама срывается. — Спасибо вам.

Вздыхаю, шагаю к тумбочке, где Помфри оставила зелья, и протягиваю Виктору Зелье-Снов-Без-Сновидений.

— Выпей, Витя. Выспись.

— Спасибо.

* * *

Наутро нас навещает Дамблдор.

— О, мистер Крам, — радостно восклицает он. — Доброе утро!

— Доброе утро, профессор Дамблдор, — приветствует его Крам. — Спасибо за заботу.

— Не за что, мальчик мой. Как самочувствие?

— Спасибо, хорошо...

— Ну, тогда ты мог бы рассказать, что случилось тогда на Испытании?

— Я постараюсь, профессор, — серьезно говорит Крам и кидает на меня мимолетный взгляд. Такой незаметный, что только я его улавливаю. Дамблдор ничего не замечает.

Рассказ Крама почти ничем не отличается от того, который он поведал мне — за одним исключением — он не упоминает о Метке.

— Да... грустные новости... — печально говорит Дамблдор через несколько минут после рассказа Виктора. — Опять война... Анна, я не могу вас удерживать в школе... это опасно для вас. Если вы захотите уехать... Все равно в этом году только СОВы и ТРИТОНы остались. Остальные экзамены отменены в связи с Турниром.

— Нет, профессор, — улыбаюсь. — Я остаюсь. Дело не в экзаменах. Я уже говорила вам — я здесь, чтобы учить ваших детей. А не натаскивать на экзамены.

— Спасибо, Анна, — Дамблдор ободряется. — Тогда... Я дам вам, пожалуй, отпуск. Отвезите Виктора в Дурмстранг и возвращайтесь.

— Хорошо, профессор, — киваю.

* * *

Крама провожает весь Хогвартс. Из-за четырех смертей во время Турнира торжественных мероприятий решают не проводить. Министр Фадж просто выдает обоим ребятам — Поттеру и Краму — по пятьсот галеонов.

Когда знаменитости кое-как удается отделаться от поклонников, мы выходим за ворота и шагаем в Хогсмид.

— Сейчас мы аппарируем ко мне домой, — говорю Краму. — Там я расскажу тебе о моем отце все, что знаю. А дальше будем решать. Дороги в Дурмстранг тебе уже нет. Лорд может вызвать в любую минуту, а ты межконтинентальной аппарацией не владеешь. Портключ зачаровать, конечно, можно, но тут уже Министерство Магии заинтересуется, откуда у тебя незарегистрированный портключ.

— Придется жить в Англии, — кривится Крам. — Хорошо, хоть деньги есть. Мама... Мама только переживать будет. Но я напишу ей, что... что меня тут пригласили остаться на обучение... м...

Тут я чувствую, что мы уже за антиаппарационным барьером Хогвартса. Притискиваю замершего от неожиданности Крама к себе и, повернувшись на пятке, аппарирую с дурмстранговцем в небольшую квартирку.

— В Целительском Университете имени Святого Патрика, — подсказываю Виктору, продолжая разговор. — Но лучше не пиши. Если Лорд спросит, какие у тебя трудности, лучше обрисуй ему сразу. Что не можешь вернуться в Дурмстранг, потому что боишься пропустить вызов. Если разрешит вернуться — вернешься. Если нет — то... Впрочем, он подскажет, как тебе быть.

Приглашаю Виктора в кухню, наливаю ему чай. Простенькие чары консервации сохранили мой любимый напиток свежим и ароматным.

— Он поможет с этим? — изумляется Крам, отхлебывая из чашки.

— Ну да. Он достаточно добр к последователям, — усмехаюсь. — Главное, не встать у него на пути.

— Да... и Круциатус у него был... добрейший.

— Витя, ты тогда был для него никем. Потому и досталось. Кстати, за твой побег с кладбища он тоже может наказать. Самое главное, терпи. Не вздумай о пощаде молить. Хоть что делай, ори, визжи, мочись — но прекратить не проси. Иначе... Иначе это его злит неимоверно.

— М-да.

— И еще... Тебе это будет неприятно. Тяжело. Противно. Мерзко. Ты будешь ненавидеть себя. Но... если он прикажет убить пленника — убивай.

— Анна Фоминична, — оторопело говорит Крам, вытаращив глаза... — Что вы такое...

— Витя. Ты помнишь, почему ты согласился?

— А... Да, — на лицо Виктора словно набегает туча.

— Тот человек все равно будет обречен. Если не ты — то кто-то другой. Но тот, другой, будет делать это медленно. Так что...

— Хорошо, я понял, — стискивает зубы Крам так, что у него перекатываются желваки. — Это все?

— Пока да, — киваю. — И... вот, возьми, — протягиваю парню ключи. — Это от квартиры. Можешь аппарировать, можешь входить через дверь. Чары меняй, как тебе вздумается. Квартира маггловская, в маггловском районе. Что хорошо — "Дырявый Котел" вон на той стороне улицы, если выглянуть с балкона — увидишь.

— Понял, Анна Фоминична, — как в школе, кивает Крам. — Спасибо вам.

— Не за что, Витя.

* * *

Июнь пролетает, словно метеор. Я буквально отдыхаю последний учебный месяц. Нет дурмстранговцев, нет шармбатонок. Никого не приходится учить по особой программе, суббота и воскресенье — свободны.

Крам присылает пару писем. Пишет, что познакомился с Малфоем-старшим, Барти Краучем-младшим и злополучным Хвостом — мерзким магом, умеющим обращаться в крысу. И один раз случайно заметил кого-то, удивительно похожего на нашего профессора зельеделия.

Письма от Виктора я сжигаю сразу, как только оказываюсь вне чужих глаз.

* * *

В конце июня Дамблдор вызывает меня к себе в кабинет.

— Анна... вы очень много сделали для школы в этом году. Я не совру, если скажу, что вы были лучшим преподавателем за последние годы. Я бы очень хотел, чтобы вы остались и на следующий год. Конечно, это если вы не возражаете. К тому же в Хогвартсе вы будете в относительной безопасности. Может, вы не знаете, но это самое защищенное место в Британии.

— Я буду рада вернуться, Альбус, — тепло улыбаюсь старому директору. — Я искренне благодарна вам за доверие, которое вы оказали мне. Иногда я даже забывала о своей фамилии...

Дамблдор хмыкает, оценив мой комплимент.

— Хорошо, профессор Риддл. Значит, мы решили. Летом здесь, правда, бывает мало людей. Но рядом Хогсмид, если что.

— Эм... Альбус... Я бы хотела съездить в Дурмстранг...

— Это опасно, Анна.

— Я... я обещала, что приду. Он... Он меня ждет.

В глазах старого мага мелькает понимание.

— А... Хорошо. Жду вас восемнадцатого июля. Вам хватит?

— Да, конечно, — широко улыбаюсь. Спасибо вам, профессор Дамблдор!

— Альбус, моя девочка, Альбус.

— Альбус, — произношу с теплотой в голосе и выскакиваю из кабинета.

* * *

Многоразовый портключ приносит меня на знакомую полянку. Шагаю к серому валуну, затем делаю шаг в сторону покореженной сосны.

— Анькина ухоронка, — тихо шепчу, и воздух подергивается маревом.

Секунда — и передо мной добротная деревянная изба, обнесенная забором. Из-за забора раздается веселый стук топора и задорное мужское хеканье.

Дергаю калитку, шагаю во двор.

Игорь обнажен по пояс. Мускулы перекатываются под бронзовой кожей, испещренной тонкими полосками шрамов. Услышав скрип калитки, он грамотно перекатывается в сторону, подхватывает посох и наставляет на меня.

— Аня? — в ясных глазах мелькает оторопь, затем вспыхивает неприкрытая радость. — Анечка!!!

С разбегу влетаю в мужские объятия. Игорь разгорячен, тело мокрое от пота, но мне все равно.

— Ты пришла, сладкая... Милая, единственная моя Анечка...

— Да, родной, — вдыхаю такой знакомый и близкий запах. — Я обещала придти. Я к тебе. Навсегда.

— Анечка... Я дождался...

— Да, — снова говорю и аккуратно отстраняюсь от мужчины. — Ты дождался.

Игорь поднимает бровь в недоумении.

— Прости, милый, — говорю смотрящему на меня человеку и... принимаю свою анимагическую форму.

Глаза Игоря наполняются диким, животным ужасом. Ноги подкашиваются, он пытается уползти прочь, но я — быстрее. Резкий бросок, и мои клыки впиваются в незащищенную плоть. Каркаров пытается схватить брошенный топор, которым колол дрова, но яд уже проникает в кровь.

Медленно смотрю, как жизнь покидает человеческое тело.

И только когда Игорь дергается в последней судороге, я превращаюсь обратно.

— Прости, милый, — с горечью повторяю затихшему мужчине. — Прости... Мне пришлось...

Он ничего не отвечает. Я ложусь рядом, обнимая такое родное и близкое тело и отпуская на волю свое горе...

* * *

1966 год, Франция.

— Анна, — в голосе моего отца — легкое раздражение. — Садись.

Подхожу, сажусь на указанный стул.

— Ты знаешь, зачем ты здесь?

— Да, сэр.

— Ты действительно этого хочешь?

— Да, сэр.

— Ты понимаешь, что возврата назад не будет?

— Понимаю, — облизываю пересохшие губы и склоняю голову. — Отец, прошу. Не отказывайте мне.

— Анна, — кончик тисовой палочки касается моего подбородка, заставляя поднять голову. — Ты осознаешь, что после этого я уже не буду для тебя отцом, а стану твоим единственным Лордом и Повелителем?

Вместо ответа соскальзываю со стула и склоняюсь перед сидящим передо мной магом.

— Да, мой Лорд.

— Хорошо. Протяни левую руку, Анна...

* * *

1968 год, май, Дурмстранг.

— Анна, я видел результаты твоих экзаменов за девятый класс. Ты неплохо учишься. Особенно делаешь успехи в Боевой Магии. Ты учишься даже лучше, чем Бойко.

— Благодарю, милорд, — склоняюсь в поклоне.

— Анна, Анна. Ты можешь звать меня отцом. Такую девушку мне не стыдно признать своей дочерью.

Воздух словно замирает вокруг меня, и я с трудом делаю вдох.

— Да, отец. Спасибо.

— И да, Анна. Ты подашь заявление о переводе на факультет Целительства и Зельеварения.

Удивленно вскидываю голову и сталкиваюсь взглядом с пронзительными карими глазами, которые словно завораживают, проникая вглубь, до самого сердца...

— Анна?

— Да, отец, — едва шевелю губами. — Я перейду на другой факультет.

Отец какое-то время молчит, лишь вертит в руках палочку.

— Дочь, я понимаю, что Целительство — это не то, что ты бы хотела. Но мне нужен человек, которому я смогу доверить раны своих соратников. Человек, который сделает все для их жизни. Ты знаешь, я довольствуюсь только лучшим.

Склоняюсь в поклоне, целую край мантии.

— Да, отец. Я сделаю, как вы хотите.

* * *

1969 год, декабрь, Москва.

— Анна, — отец сидит перед камином. В руках — бокал с дорогим вином. — Проходи.

Прохожу, привычно склоняюсь.

— Сядь, — в голосе говорящего — непривычно сухие нотки.

Сажусь на диван. Отец отпивает из бокала, затем произносит:

— Я рассчитывал, что это будет Михаил. Но его группа вчера не вернулась с задания. Метка говорит, что он мертв.

Молчу. Бойко убили год назад. Светлану и Андрея — три месяца назад. Марк стал сквибом, а Элис попыталась предать отца.

— И теперь осталась только ты. У меня больше нет детей. Заводить новых уже нет времени. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, отец, — склоняю голову. — Я не подведу.

— Анна... Если ты...

Соскальзываю с дивана, встаю на колени перед отцом... Нет, Лордом.

— Никогда, мой Лорд. Моя жизнь и судьба принадлежат вам.

— Хорошо. До конца учебного года ты обязана научиться превращаться в змею.

Вдыхаю, выдыхаю... И обращаюсь в гадюку. Длинную, двухметровую.

— Ого! — изумляется отец. — Уже?

— Да, милорд, — свиваюсь в кольца. — Михаил проговорился о вашем приказе. Я решила попробовать тоже научиться. Вот результат.

— Отлично, — шипит мой Лорд. — На Рождество я представлю тебя моим английским друзьям.

* * *

1970 год, июнь, Мурманск.

Обвиваю кольцами спинку кресла, кладу голову на теплое человеческое плечо. Лорд придирчиво косится на мою треугольную голову, затем указывает на пол перед собой. Повинуясь приказу, сползаю с кресла и обращаюсь в человека.

— Анна. С сегодняшнего дня ты исчезнешь для всех. Ты не будешь принимать человеческий облик без моего позволения. Ты не будешь говорить на человеческом языке без моего позволения. Ты станешь моей ручной змеей. Никогда, ни при каких обстоятельствах ты никому не расскажешь, что Нагини и Анна Романова — одно лицо.

— Да, отец.

— Ты змея, Анна. Тебя зовут Нагини. И я — твой хозяин. Никаких "отец". Обращайся.

Вздыхаю и перетекаю в животный облик.

— Да, хозяин.

* * *

1972 год, София.

Ленивыми кольцами вишу на спинке стула и плечах Хозяина. Перед хозяином на коленях — молодой кудрявый парень с пробивающейся бородкой.

— Господин... Прошу вас, скажите, что с Анной?

"Игорь, Игорь..."

— Анны нет, Игорь.

Человек резко вскидывает голову, и я вижу неприкрытую боль в его глазах.

— Анна... умерла?

Хозяин ничего не отвечает, лишь смотрит.

"Игорь, вот она я! Игорь!"

— Господин... Я прошу вас о милости.

— О милости? — брови Лорда удивленно взлетают. — Ты не хочешь жить?

— Без Анны... Нет.

Молниеносное движение, и в коленопреклоненную фигуру направлена темная палочка из тиса.

— Твоя жизнь. Принадлежит. Мне! Круцио!

Дикий крик.

"Неет... Хозяин, пожалуйста... Умоляю..."

— Ты все еще его любишь?

"Да..."

Палочка прячется в рукаве. Игорь тяжело дышит, из уголка рта течет кровь.

— Если будешь служить верно... То увидишь ее.

— Господин! — в голосе парня — неприкрытая радость. — Моя преданность вам не имеет границ...

"Игорь... Игорь..."

* * *

1975 год, где-то на берегу Ла-Манша.

— Обратись.

Сползаю с плеч Хозяина и превращаюсь в человека. На ноги встаю с трудом — отвыкла за годы.

— Неплохо смотришься, — отец ухмыляется, затем взмахом палочки превращает выкинутое на берег бревно в уютный диван. — Садись, Анна.

— Да, милорд.

— Анна, здесь ты можешь звать меня отцом. Учитывая, что сейчас ты узнаешь мою самую главную тайну. И принесешь Непреложный Обет, что никогда и никому никаким образом не дашь знать, что ты в нее посвящена.

— Благодарю за доверие, отец, — склоняю голову. — Никогда и никому.

Отец вызывает домового эльфа, которого ему подарил кто-то из последователей. Лопоухий малыш скрепляет Обет, и Лорд тут же отточенным Секо сносит ему голову.

— Никаких свидетелей. А теперь слушай. Есть разные способы достичь того, что люди называют бессмертием. Один из них — крестражи. Предметы, куда заключена часть души. И крестраж служит якорем, который позволит душе вернуться после смерти тела. У меня есть несколько крестражей. И сегодня я научу тебя Ритуалу, который возвращает душу из мира Мертвых. Ты будешь внимательно слушать, Анна. И никогда никому не расскажешь о нем.

— Да, отец.

— Проводить его можно не ранее, чем через девять лет после смерти мага. Ты помнишь о магической силе "девятки". Для Ритуала необходимо...

* * *

1981 год, Литтл-Хэнглтон.

Боль. Ослепляющая, скручивающая боль. Корчусь на теплых камнях около камина, ощущая, как из меня словно вытягивают все жилы.

— Что с Лордом? — около морды топают чьи-то ноги.

— Он в Годрикову Лощину пошел. К Поттерам.

— Метка... Метка!

— Что с меткой? Tvoyu mat'!!!

О мой бок кто-то спотыкается.

— Да Мордред задери эту проклятую змею! Где Лорд?!

— Исчез...

— Как исчез?

Под шумок выползаю из комнаты и прячусь в саду.

Еще раз кто-нибудь пнет — укушу.

* * *

1981 год, Годрикова Лощина, три дня спустя.

Сижу в кафе, листаю "Ежедневный Пророк".

"Тот-Кого-Нельзя-Называть мертв! Гарри Поттер — Мальчик-Который-Выжил!"

Стискиваю зубы, откладываю газету.

Значит, план "Б".

* * *

1991 год. Албания.

Прочитываю последнюю строчку заклинания, намертво сидящего в памяти. Какое-то время ничего не происходит, затем передо мной скручивается темный клубок.

— Анна...

— Да, мой Лорд, — склоняюсь в поклоне.

— Ты все сделала правильно... Где... Где...?

Подтаскиваю связанное тело. Молодой маг, с которым я познакомилась полторы недели назад в "Дырявом Котле", лежит без сознания. Естественно, без сознания. Мои зелья так просто не выпустят из своих пут.

— Ммм... Как хорошо... — говорит Тьма и вкручивается в тело Квирелла.

Секунда, и глаза мага распахиваются.

— Молодец, Анна. Теперь рассказывай. Что стало с Поттерами?

— Старшие мертвы. Младший выжил. Его так и называют — "Мальчик-Который-Выжил"...

* * *

1994 год, июнь.

— Пришло время выйти на свет Анне Риддл, — шипит Лорд. Рядом стоящий Хвост лишь нервно подергивается от каждого звука. — Анна — ярая противница Лорда. Она не скрывает того, что является его дочерью. Одиннадцать лет она провела в Советском Союзе, спасаясь от гнева отца и не желая ему служить. Она готова помогать Дамблдору. Она никоим образом и никогда не выказывает симпатий идеям Темного Лорда. Она — образцовая девочка. Она не хотела принимать Метку, ее вынудил злой и страшный папочка... — Лорд внезапно хрипит, и я понимаю, что он смеется. — Сделай все хорошо, Нагини...

* * *

1994 год, октябрь.

— Нет!!! Никто и никогда не тронет Анну! Она моя!!!

— Милорд, она предательница! — Крауч захлебывается гневом.

— НЕ СМЕТЬ!!!

* * *

1995 год, июль.

— Нагини... Каркаров предал меня.

Сердце пропускает удар.

— Ты знаешь, где он?

Еще минус один удар.

— Знаешь. Найди его. И убей.

Молча сползаю с кресла, ползу к дверям. Но на хвост наступает твердый каблук. Корчусь от боли, пытаясь высвободиться, но шею тут же перехватывает сильная рука.

— Нагини. Расскажи мне Клятву, которую дают принимающие Метку.

Боль заполняет все мое существо.

"Клянусь... хранить верность Темному Лорду... Клянусь... выполнять все его приказы... Клянусь, не сопротивляясь, принять от него любое наказание и даже смерть... Моя жизнь и смерть, моя душа и тело, моя магия и кровь принадлежат Темному Лорду..." — шиплю едва внятно.

— Что тебе непонятно, Нагини?

Падаю кольцами на пол, поджимая наконец-то освобожденный хвост и ускользаю за дверь.

Говорят, когда наступит Конец Света, мир окрасится кровью.

Сегодня он наступил для меня...

* * *

Сижу на диване. В руках — кружка с лимонниковым чаем. Делаю глоток, ощущая приятный аромат напитка.

Внезапно камин полыхает, и оттуда высовывается голова Дамблдора.

— Анна?

— Альбус? — отставляю кружку. — Чем могу быть полезна?

— Анна, пройдите в мой кабинет.

Швыряю в пламя щепотку порошка, делаю шаг.

В кабинете непривычные мне лица. Двое рыжих людей — мужчина и женщина, оба примерно моего возраста, лохматый брюнет, чем-то неуловимо напоминающий собаку, Ремус Люпин (а он-то здесь зачем?) и Аластор Грюм.

— Добрый день, — вежливо здороваюсь.

— О, Анна! Господа, познакомьтесь! Это Анна Риддл, наш преподаватель ЗоТИ. Удивительно, но она останется и на второй год! Анна, познакомься, это Артур и Молли Уизли, — Дамблдор кивает в сторону рыжих.

Артур Уизли смущенно улыбается, а Молли расплывается в улыбке, словно я ее давняя подруга.

— Мистер Уизли, миссис Уизли, — приседаю в книксене.

— Просто Молли и Артур, дорогая! Мы столько о вас слышали! Вы просто находка для Хогвартса!

— А это Сириус Блэк, — представляет Дамблдор "собаку".

Киваю, получаю такой же кивок в ответ.

— Ремус Люпин... Он работал перед вами на должности преподавателя ЗоТИ...

— Знакомы, — обмениваюсь с оборотнем рукопожатием. — Рада вас видеть, Ремус.

— Взаимно, Анна.

— И Аластор Грюм. Анна, на этот раз Аластор — настоящий! — поспешно добавляет директор, видя, как дергается у меня веко.

— Простите, мистер Грюм, — виновато моргаю. — Просто...

— Да ладно, девочка, — фыркает аврор. — Мне уже рассказали. Чего уж там...

После представления Дамблдор делает приглашающий жест, указывая на кресло. Сажусь.

— Анна... — непривычно серьезным голосом произносит директор. — Во время прошлой войны существовала организация, которая боролась с Вольдемортом... ой, простите, — поправляет очки директор, видя мое судорожное движение левой рукой, — с вашим отцом. В нее входили надежные и проверенные люди. Она называлась "Орден Феникса". Сейчас эта организация... возрождается, как феникс... И я приглашаю вас стать ее членом.

Вдох, выдох...

"Моя жизнь и смерть принадлежат Темному Лорду..."

— Это честь для меня, директор Дамблдор...