Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

На несколько секунд девушка умолкла, а затем лицо её переменилось до неузнаваемости, и она добавила каким-то чужим, пронзительным голосом:

— А на следующее утро опять пролилась кровь этих простолюдинов, которые так не попытались хоть раз в жизни подумать хорошенько и осознать, какое великое событие свершилось на их глазах...

Король вздрогнул и прижал ладонь ко лбу.

— Я знаю, о чём вы подумали! — вскричала Аньела. — "Дурное знамение"! Так шептались хеллинорцы, когда я отправлялась в путь. И ведь никто из них, похоже, не понял, что достаточно было встретить известие о свадьбе с радостью — и ничего не случилось бы! Горожане бросали бы цветы, посылали благословения, желали мне счастливого пути...

Ланделинд вскочил на ноги и, подойдя к девушке, обнял её за плечи.

— Не говорите так...

Обернувшись, Аньела посмотрела в глаза супругу — и от этого взгляда королю стало не по себе.

— Скоро везерхардцы начнут обвинять меня во всех бедах, — прошептала она. — Станут кричать, будто с моим приездом на Алленор обрушились несчастья.

— Этого не будет!

— Увидите, вскоре по столице поползёт слух, что из-за меня погибают придворные...

— Чушь!

— Однако простонародье в эту чушь поверит!

Ланделинд затряс головой:

— Вы заблуждаетесь! Все в Везерхарде знают, что сеньор Хельменфельд, первый камергер моего отца, погиб задолго до вашего появления в Алленоре.

— Когда человек страстно желает во что-нибудь поверить, разве станет он прислушиваться к подобным возражениям? Даже если душа самого сеньора Хельменфельда явится везерхардцам и назовёт имя злодея, ей никто не поверит. Скажут, что настоящий убийца, желая ввести всех в заблуждение, применил тёмную магию — и дело с концом!

Аньела помолчала несколько секунд, а затем, опустив голову, задумчиво произнесла:

— Да и не уверена я, что простолюдины ещё помнят о смерти какого-то камергера... Это ведь не герцог Эстерский, не граф Артландский — самые могущественные феодалы королевства, о которых слышал любой горожанин. Всего лишь камергер... Если, конечно, он не является хранителем секрета, известного только вам, государь.

Король понимающе усмехнулся:

— Разве у меня могут быть тайны от возлюбленной супруги? Поверьте, если сейчас я и стараюсь иногда помалкивать, то со временем вы всё обязательно узнаете...

— Значит, я права? — торопливо заговорила девушка. — Барону ди Эрн известны такие вещи, о которых вы даже мне пока не решаетесь рассказать? Но вы уверены, что он станет держать язык за зубами, можете поручиться в его преданности и отваге? Не похож барон на смельчака — скорее, на лицемера и труса, для которого собственная выгода дороже судеб королевства! Не лучше ли положиться на кого-нибудь другого?

— Я не имею права пойти против воли отца. Это он перед смертью приказал, чтобы я назначил новым камергером барона ди Эбре.

— Государь Хильдеберт тоже мог заблуждаться...

— ...но последнее его желание я обязан исполнить, — произнёс Ланделинд и, бросив по сторонам быстрый взгляд, словно желая убедиться, что больше в библиотеке никого нет, тихо добавил: — Да и, если говорить начистоту, камергер и впрямь посвящён в одну очень важную тайну. Видели ключ у него на шее?

— Конечно.

— Так это...

В комнату ворвался ветер. Пламя свечи задрожало, и тени юноши и девушки выросли вдруг до невообразимых размеров, изогнулись, превратились в две уродливые фигуры, одна из которых склонилась над другой, словно чудовище над жертвой.

Новый порыв ветра едва не задул свечу.

— Что такое? — проворчал король.

Оглядевшись, молодой человек внезапно заметил, что дверь в библиотеку отворена.

— Странно... — протянул он.

— О чём вы?

— Кажется, когда я сидел против вас, дверь была закрыта, а сейчас...

Договорить Ланделинд не успел — что-то с шумом упало с одной из полок. Юноша стремительно повернулся в ту сторону, откуда донёсся этот звук, и увидел, что на полу лежит книга. Благодаря алой, покрытой золотом и серебром обложке он сразу же узнал "Молитвенник" — одну из главнейших книг культа Семибожья, где были собраны речи, с которыми некогда святые обращались к Небесам, моля их о покровительстве и спасении от болезней, войн и голода.

— Да что здесь происходит? — проворчал Ланделинд и склонился над фолиантом, чтобы поднять его.

В следующее мгновение шкаф, у которого стоял молодой человек, задрожал, качнулся... С полок посыпались книги — а затем и сам он со страшным грохотом обрушился вниз. Король едва успел отскочить в сторону.

Одним прыжком юноша очутился возле Аньелы и стал осматривать библиотеку, надеясь отыскать негодяя, устроившего в библиотеке такой погром. Но это не помогло: внезапно чья-то невидимая рука смахнула со стола трактат, который Ланделинд читал, пока не пришла Аньела. Затем вниз полетел подсвечник. Послышался весёлый треск — языки пламени лизнули краешек бумаги.

С испуганным возгласом королева кинулась к книге, однако на пути у неё, будто по волшебству, оказалась скамья. Девушка не удержалась на ногах и упала. Через секунду книга оказалась в самом дальнем углу комнаты.

— Стража! — хрипло позвал Ланделинд.

— Сюда! — пронзительно закричала Аньела. — Скорее!

Книги вновь посыпались с полок. В воздухе закружились жёлтые страницы, вырванные из какого-то старинного фолианта. Один из шкафов упал, другой закачался... Король и королева словно зачарованные наблюдали за происходящим, не в силах ничего поделать, и лишь повторяли:

— Стража!... Сюда!.. Скорее...

Наконец в коридоре послышался топот, и в комнату ворвался Геральд. С его появлением всё прекратилось.

— Государь! — прохрипел капитан стражников. — Что-нибудь случилось?

— Обыщите здесь каждый уголок, — приказал король. — И потушите огонь — не хватало ещё, чтобы из-за какой-то книги сгорел целый замок.

Взяв Аньелу за руку, молодой человек быстро вышел в коридор; Геральд же подал знак своим людям, и те бросились исполнять повеление короля, хотя и не вполне понимали, что или кого им нужно найти. Понятное дело, поиски завершились безрезультатно.

Тогда капитан стражников с поклоном обратился к Ланделинду:

— Прошу простить меня, государь, но чтобы защитить вас, мне нужно знать...

Юноша нетерпеливо перебил его:

— В библиотеке никого нет?

— Никого.

— Значит, кто-то воспользовался тёмной магией: применил медальон, дарующий невидимость, пробрался сюда и учинил разгром.

— О боги! — невольно воскликнул Геральд.

Молодой человек решительно продолжил:

— Коль скоро негодяй скрылся, он может сейчас пробраться в любой уголок замка, даже в мои покои или, что куда страшнее, в покои королевы. Поэтому немедленно отправляйтесь туда и не прекращайте поиски, пока не будете вполне убеждены, что там действительно никого нет. И не забудьте усилить охрану!

Мужчина поклонился:

— Если вы прикажете, я переверну вверх дном весь замок!

— Глупости! Злодея мы всё равно не найдём. Он, наверное, уже принял свой обычный облик. Я просто хочу убедиться, что нам с королевой ничто не угрожает. Ступайте!

Геральд в который раз согнулся в поклоне, а затем начал отдавать распоряжения подчинённым. Вместе с двумя десятками стражников он с грозным видом зашагал в направлении королевских покоев, остальные охранники — около дюжины — окружили Ланделинда. Лица их выражали необычайную отвагу.

Желая подбодрить Аньелу, молодой человек с улыбкой посмотрел на неё — и ахнул. По щекам девушки струились слёзы.

— Что с вами?! Неужели вы так сильно испугались?

— Книга... — всхлипнула Аньела.

— "Книга"?

— Она сгорела...

— Не беда! Неужели из-за такого пустяка нужно плакать?

— Вы не понимаете? Злодей пробрался в замок, чтобы сжечь её!

— Едва ли...

— А зачем тогда?

— Ну... — смутился молодой человек.

И умолк, не зная, что ответить на этот вопрос.

— Уверена, в книге говорилось о чём-то, что помогло бы вам отыскать убийцу! — убеждённо произнесла Аньела. — Вам нужно обязательно поговорить со жрецом... — Девушка сделала короткую паузу и чуть слышно добавила: — Не с мессером Ансбертом, конечно...

— Хорошо, — кивнул король, чтобы успокоить супругу. — Я обязательно с ним поговорю — только не сейчас, а чуть позже.

— Как вам будет угодно, — ответила Аньела.

Слёзы на её щеках высохли в тот же миг.

"Проклятье! — с печальной усмешкой подумал Ланделинд. — Вот ты уже и готов встретиться с одним из гонителей истинной веры. О да, конечно, необходимо выяснить, что же такого необычайно важного таил в себе сгоревший фолиант, но всё же... Прав был мессер Ансберт, ох как прав! Вдруг это первый шаг на пути к отступничеству, и когда-нибудь ты променяешь Авира на Луциана? Кто знает?.."

Глава 2

После прощания с Вильгельмом, во время которого слуга получил немало ценных советов, которые мы привели читателям несколькими страницами ранее, Энгерранд долго не мог успокоиться. Если таинственный злодей ухитрился проникнуть даже в королевскую тюрьму, он, если понадобится, проберётся и в графство Фотланд, проникнет в замок Фердинанда... При одной только мысли о том, что произойдёт дальше, молодого человека бросало в холодный пот. И отчего-то перед мысленным взором всплывала картина из детства: ночь в жилище сеньора да Рево, трое мужчин в плащах, каким-то чудом — или же, скорее всего, благодаря магическому медальону — преодолевшие крепостной вал и очутившиеся во дворе, клубы зелёного дыма, в которых утонул незнакомец, спасший когда-то Фердинанда от магического клинка... И смерть грозного барона...

— Что это был за человек? — бормотал иногда Энгерранд.

В ушах звучал зловещий шёпот: "Барон-то замыслил расправу над тобой учинить... задумал отправить куда-нибудь подальше и прикончить... Он на такие дела мастак, всякий наёмник в столице знает имя барона да Рево..." Голос казался знакомым. Больше того, молодой человек был уверен, что слышал его совсем недавно, однако все попытки вспомнить, кому он принадлежит, оказались тщетными.

Впрочем, через некоторое время Энгерранд сумел взять себя в руки, успокоился и даже ухитрился немного поспать. А наутро решил прогуляться по городу и послушать разговоры сплетников. Дело это, как он думал, должен был поручить своим людям градоначальник, едва пришло известие о смерти графа Артландского, но отчего-то молодой человек не сомневался, что господину Бертгарду подобная мысль в голову не пришла.

На первый взгляд, ничто не указывало на волнение среди столичных жителей: в квартале Знати было безлюдно и тихо, на площади Сватовства ещё с рассветом начали собираться богатые бездельники, чтобы покрасоваться перед дамами... Но Энгерранд и не ожидал, что знатные сеньоры станут кричать на каждом углу о гибели сеньора Готфрида. Конечно, никто не откажет себе в удовольствии позлословить насчёт дурного характера покойного графа, посмеётся над бессилием канцлера и градоначальника, порадуется вчерашнему унижению Верховного жреца, которого удалось на глазах всего королевского двора уличить во лжи, а самые дерзкие, наверное, и о государе Ланделинде не забудут сказать несколько дерзких слов, однако все эти глупцы останутся в полной уверенности, будто слова их не просочатся сквозь стены роскошных дворцов и отелей, позабыв, что у каждой стены — даже в Харде — есть глаза и уши. И о том, что говорили друг другу беспечные аристократы, непременно поведают сотни ртов, отыскавшие себе благодарную публику где-нибудь у набережной между Новым и Кожевенным мостами.

Поэтому Энгерранд предпочёл не задерживаться на площади Сватовства. Перебравшись через Ривьеру, он быстро преодолел несколько небольших улиц в квартале Знати и вскоре очутился у моста Мясников,. Через несколько минут молодой человек уже неторопливо шагал по кварталу Ремесленников и посматривал по сторонам, не забывая, впрочем, иногда бросать через плечо осторожные взгляды — вдруг кто-нибудь затеял слежку за ним самим? К счастью, ничего подозрительного он не заметил.

На одном из перекрёстков, где располагались лавки торговцев сукном, Энгерранд заметил группу из десяти-двенадцати мужчин и женщин. Посреди кольца слушателей расположилась внушительного вида дама. Уперев в бока толстые словно брёвна руки, она говорила жирным голосом:

— Что творится-то! Ох, беда, беда! А ведь я сразу сказала, что Небеса от нас отвернутся, если еретичка сядет на трон! Да только кто меня тогда слушал? Смеялись надо мной? Смеялись, зубы скалили!

Дама поднесла кулак размером с полголовы к носу тщедушного мужчины, который стоял к ней ближе всех, и ласково спросила:

— Теперь-то понял, кто был прав, дурень?

Мужчина пожевал губами и пробормотал:

— Н-нет...

— Совсем жена-то голову сковородой отбила? — сочувственно вздохнула женщина. — Ну ты подумай-то, подумай! Или забыл уже, как на Везерхард гроза страшная налетела? Помнишь, как молнии-то сверкали? А гром как ударил — аж стены храма задрожали!

Одна из слушательниц недоверчиво хмыкнула:

— У нас и так всё лето что ни день, то гроза! Хоть с еретичкой, хоть без неё! Вот и сейчас тучи собираются.

— Верно... — пронёсся шёпот. — И правда...

Дама состроила свирепое лицо:

— Молчи, дура! Ишь, спорить взялась! Ты мозгами-то пораскинь! Когда государь Гильдельберт вздумал сына женить, знаешь? Нет? Вот и не чеши языком! А я скажу: ровно в тот день, когда он всё решил, и надвинулась на Везерхард буря. Да что на столицу! Во всём королевстве сейчас дожди льют, реки из берегов выходят, на поля выходить страшно — затянет, как в трясину... Слыхала? Знаю, слыхала! Так и не тявкай, не мешай говорить!..

После многозначительной паузы женщина продолжила:

— Помните, как наш драгоценный принц... государь... невесту от дождя плащом укрыл? Другой бы на его месте стоял себе и глядел, как еретичка под ливнем мокнет. Пусть бы заболела да с кровати не вставала — а там, глядишь, и отправилась бы перед богом правосудия за свои преступления ответ держать. Ан нет! Пожалел ведьму, помешал небесному правосудию... Почему, спрашивается? Околдовала принца... то есть, государя... змея, вот что! Увидел — обо всём забыл, только на неё и смотрит теперь. Даже о матери, доброй королеве Ельменгильде, не вспоминает больше. Или, может, из покоев не выпускает? Люди верные гибнут, кровь рекой течёт, а злодея найти не могут... Почему, скажите-ка? Да потому что это еретики бесчинствуют!.. Нужно бы гадину с трона согнать, сжечь на площади Искупления и женить государя на какой-нибудь доброй алленорской принцессе, да только говорили мне, будто человек от злых чар избавиться не в силах. Не станет жены — и зачахнет наш бедный принц! Представляете? Умрёт!..

Женщина выпучила глаза и состроила жуткую рожу. Несколько слушателей ахнули, однако непонятно было, что же произвело на них большее впечатление: сама повесть или же гримаса рассказчицы.

"А в Везерхарде-то, оказывается, и впрямь мудрые люди живут! — прикусив губу, чтобы не рассмеяться, подумал Энгерранд. — Не чета лотхардцам..."