Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

Восьмой медальон

Том 3

Часть 1

Купец

Глава 1

Король Ланделинд сидел в библиотеке и медленно листал фолиант. Со стороны могло показаться, будто молодой человек всецело поглощён чтением, однако это было не так: мысленно он то и дело возвращался к событиям, которые потрясли столицу в последние несколько дней. Никогда ещё не случалось правителям Алленора испытывать такого унижения! Ни один узник не покидал стен королевской темницы — а сейчас неведомый злодей не только помог бежать преступнику, но и расправился с ним у самых тюремных ворот! А люди, допустившие это страшное преступление, глупцы, которым следовало бы молить о пощаде — или хотя бы признать свои ошибки, — разыгрывают отвратительную сцену под взорами сотни придворных, обманывают бессовестно и дерзко, пытаются выставить своего государя несмышлёным мальчишкой, словно он не в силах отличить ложь от правды... Если так пойдёт и дальше, убийца перережет всю знать Алленора, точно куропаток — и сами аристократы придут ему на помощь...

За окном сгущались сумерки, комнату озарял лишь неверный огонь свечей. Со двора доносились шаги стражников, изредка раздавался грозный окрик. Услышав чьи-то проклятья и догадавшись, что это барон Вальдеберт да Руст поссорился с кем-то из придворных, юноша на несколько секунд оторвался от книги, прошептал:

— Что за смутьян!.. — и вновь склонился над рукописью.

Скрипнула дверь. Пламя задрожало, по стенам скользнули чёрные тени. Ланделинд обернулся и увидел, что у порога стоит королева Аньела.

— Я всюду искала вас, — сказала девушка.

Юноша улыбнулся:

— В самом деле? Значит, вы беспокоились обо мне?

— Конечно! Я спрашивала у придворных и даже у капитана ваших стражников, но никто не сумел объяснить, куда вы подевались. Только сеньор ди Эрн предположил, что искать вас следует в библиотеке.

Ланделинд грустно рассмеялся. Подойдя к столу, за которым он сидел, Аньела опустилась на скамью и с печалью в голосе произнесла:

— Как же могло случиться, что подданные не знают, чем занят их государь? У нас в Хеллиноре всё иначе. Мой отец ни на минуту не может остаться в одиночестве: возле него вечно вертится с десяток-другой придворных, которые не дают ему проходу, заглядывают в глаза, ловят каждое слово. А здесь...

Девушка передёрнула плечами.

— По правде говоря, — после недолгого молчания ответил Ланделинд, — раньше я и сам обращался иногда к Семи богам, моля их избавить меня от докучливых честолюбцев, которые полагали, будто достаточно завести со мной дружбу, чтобы через мгновение вознестись на самую вершину могущества и славы. Сейчас, похоже, Небеса услышали мою просьбу, а я не знаю, радоваться или печалиться.

— Печалиться! — воскликнула Аньела. — Без верных соратников даже самый великий государь не сумеет достичь своих целей!

Юноша кивнул:

— Вы правы. Об этом я и думал... Где найти таких людей, которые благополучие королевства ставили бы выше собственной выгоды? Зачем нужно было Верховному жрецу плести интриги и пытаться обмануть меня перед всеми придворными? Ради чего градоначальник пытался прибегнуть к запретной магии? Неужели нельзя было обратиться за советом к священнослужителям? Нет! Он захотел выяснить всё сам, действовал за моей спиной! Должно быть, рисовал в честолюбивых мечтах, как придёт и с гордым видом заявит: "Государь, я узнал имя убийцы!" И что в итоге? Едва не выпустил на свободу порождение мрака — да ещё и чуть было не погиб! А мессер Гумберт, конечно, помалкивает, старается вести себя незаметно, но я-то прекрасно понимаю, что граф Артландский лишился жизни во многом из-за его беспечности... Проклятье! Моих подданных режут, словно поросят, убивают одного за другим, проникают даже в королевскую тюрьму, а я ничего не могу поделать! Наверное, весь Алленор хохочет надо мной... Неудивительно, что вы не могли меня найти. Кому нужен такой жалкий король? Никому!..

— Не говорите так, — возразила девушка.

— Почему?

— Вокруг вас есть немало верных людей, которые с радостью откликнутся на ваш зов.

Ланделинд горько усмехнулся:

— Я уже пытался приблизить одного из них. И что получил в ответ? Решительный отказ! А ведь это человек, которому я и сам не раз оказывал услуги, хотя и был принцем, а он — простым бароном.

— Однако вы так и не наказали этого человека должным образом, — заметила Аньела. — Будь на вашем месте мой отец, наглец не вышел бы за пределы замка!

— И пролилась бы кровь?

— Возможно.

Ланделинд внимательно посмотрел на супругу. В глазах её отражался огонёк свечи, на губах застыла едва заметная и, как показалось юноше, мечтательная улыбка, щёки разрумянились.

— Оставьте в покое ленту! — вдруг сказал юноша. — Ещё немного, и от неё останутся лохмотья.

Девушка принуждённо рассмеялась и выпустила из пальцев край атласной ленты, который беспрестанно теребила во время беседы.

Ланделинд кивнул:

— Чудесно! А теперь скажите: коль скоро сегодня меня пытался обмануть сам мессер Ансберт, я и его должен приговорить к смерти?

— Нет, — пробормотала растерявшаяся Аньела.

— Но ведь так выходит, если следовать вашим советам!

Подумав несколько секунд, девушка ответила быстро, словно произнеся заученную наизусть скороговорку

— Жизнь священнослужителя для любого хеллинорца превыше собственной, поскольку служители Луциана защищают весь Хеллинор перед лицом великого нашего божества. Убить жреца — значит навлечь на себя его гнев.

— Значит, отец ваш может по собственной воле лишить жизни человека — и при этом избежать гнева богов, поскольку молитвы жрецов защитят его? Но стоит только поднять руку на священнослужителя — и всё, ничто не спасёт от небесной кары... Верно я понял?

— Да, — прошептала Аньела.

Король презрительно улыбнулся:

— Не нравится мне такая религия! Пока вас не было, я начал было читать книгу, которую хеллинорский жрец отдал мне нынешним утром, но теперь, после услышанного только что, я не желаю окунаться с головой в пучину луцианства, на дне которой, оказывается, скрываются подобные мерзости.

— Государь!..

— Попрошу мессера Ансберта, чтобы в течение семи дней он каждое утро обращался с торжественной молитвой к Аллонету и приносил в его честь богатые жертвы. Не желаю держать ответ перед богом правосудия лишь за то, что на какой-то миг поддался любопытству — у меня и без того накопится немало провинностей, если я стану казнить всех без разбора.

Умолкнув, Ланделинд с шумом захлопнул фолиант и протянул Аньеле. Девушка продолжала сидеть неподвижно, словно статуя. В уголках её глаз блеснули слёзы.

Неожиданно юноша усмехнулся:

— Кажется, это наша первая ссора... Проклятая религия!.. Давайте не станем больше заводить о ней речь! Я пока не могу относиться спокойно к истинам, которые изложил в воём труде герцог Фальк, а вы, должно быть, не выносите самого упоминания о культе Семибожья — так зачем же разговаривать о вещах, которые нам неприятны? Тем более в такой час, когда я чувствую себя одиноким, всеми покинутым и обманутым, когда мне нужны ваша поддержка и сострадание! На кого ещё мне надеяться?

Девушка слабо улыбнулась:

— Я ведь и пришла сюда, чтобы постараться вам помочь. Помните, всего несколько минут назад вы жаловались, будто не можете найти верных соратников? Но ведь они находятся рядом с вами!

— Кто это?

— Один из этих людей, как я слышала, сумел защитить свои земли от посягательств графа Артландского лишь благодаря помощи вашего батюшки...

— Вы говорите о графе Минстерском?! — вскричал Ланделинд. — Но он ведь и так заседает в Совете! Разве этого мало?

— Конечно.

— Ничего себе! И что я, по-вашему, должен сделать?

Аньела чуть склонила голову набок, прикрыла глаза, что-то беззвучно прошептала — и наконец ответила:

— Мне говорили, будто многие придворные втайне насмехаются над сеньором Герлуином. "Даже крестьянская дочь не выйдет замуж за графа — у отца её владений больше, чем всё графство Минстер", — так шепчутся сплетники.

— Вот негодяи! — сжал кулаки король.

— О да! Поэтому сеньор Герлуин будет страшно вам благодарен, если эти разговоры прекратятся.

— Положим, так. Но чем я могу помочь?

— Я слышала, в тюрьме сейчас томится один негодяй из свиты графа Артландского, который недавно затеял в столице бунт и даже кричал: "Долой короля!" Разве в Алленоре не принято отбирать земли у предателей и дарить их верным подданным? У сеньора Готфрида нет сыновей, жена его, должно быть, сойдёт с ума от горя и примирится с любым вашим решением. Поэтому отдайте владения бунтовщика графу Минстерскому — и получите преданнейшего слугу, не приложив никаких усилий и ничем не пожертвовав. Ну а если барон да Фур по какой-либо причине дорог семейству графа Артландского, можно намекнуть, что и само графство отойдёт к сеньору Герлуину...

Король вскочил с места и потрясённо посмотрел на Аньелу. Девушка состроила самое невинное лицо, какое только можно себе представить. Несколько секунд супруги смотрели друг другу в глаза — и первым взгляд отвёл Ланделинд.

— Откуда вы узнали об Эльмере да Фур? — пробормотал он.

— Ваша матушка рассказала, что в Везерхарде меня готовились встретить не столь уж радостно. И одним из подстрекателей был барон.

— Забудьте об этом! — воскликнул Ланделинд. — Никто не желал вам зла. Столичные жители часто выходят на улицы, но гнева их хватает ненадолго: через полчаса, подумав хорошенько, они превращаются в смирных ягнят.

— О да! — фыркнула Аньела.

Испугавшись, что вновь может вспыхнуть ссора, юноша поспешил вернуться к прерванному разговору:

— Хорошо, положим, я согласен подарить земли Эльмера да Фур графу Минстерскому. Кого ещё вы предлагаете мне в соратники?

— Мои слова, наверное, покажутся вам странными, но второй человек, который, я думаю, окажет вам неоценимую помощь, — герцог Греундский.

— Вы шутите!

— Нет.

— Разве вы не знаете, что они с графом Минстерским терпеть не могут друг друга! Конечно, я могу призвать их к примирению, но едва ли из этого что-нибудь выйдет. Даже королю не под силу повелевать человеческими чувствами!

— Герцог и граф — не враги, а соперники, — возразила Аньела. — Они ведь не хватаются за шпаги, не подсылают наёмных убийц, не пытаются прибегнуть к помощи отравителей... Я слышала, сеньор Годерик даже учился при дворе — и преподаватели восхищались его способностями. Едва ли такие люди дадут ненависти взять верх над разумом...

— Так ведь они только и будут интриговать друг против друга!

— О нет! Конечно, станут ревниво следить за каждым шагом противника, радоваться чужим промахам... Но при этом из кожи вон вылезут — не ради денег, не ради власти, не ради вашего милостивого взгляда, а единственно из желания доказать своё превосходство!

— Ваш отец так поступает? — подозрительно сощурился король.

Аньела рассмеялась:

— Так повелось ещё в Шаллерской империи несколько веков назад — и с тех пор государство процветает!

Ланделинд с сомнением покачал головой:

— Не думаю, что богатством своим Шаллер обязан таким мелочам. Будь у нас столь же обширные и плодородные земли, не веди Алленор беспрерывные войны с соседями, не насылай тёмные силы раз в полвека — а бывает, и чаще — страшные болезни, от которых вымирают целые города... — Он безнадёжно махнул рукой. — Нет, не говорите о том, как сладко живётся в чужих странах! Объясните лучше, чем вы собираетесь одарить герцога Греундского: владения у него не меньше Хеллинора, а денег столько, что мой казначей с ума сходит от зависти.

— Герцогу и впрямь не нужны сокровища и новые земли. Но у него есть сестра — настоящая красавица, как я уже успела убедиться. Мужа ей до сих пор не нашли...

— И что? — насторожился король.

Аньела опустила взор и промолчала, но молодой человек прекрасно понял, что она хотела сказать. Конечно, герцог на всё пойдёт, только бы породниться с королевской семьёй! Только вот...

— Если сеньор Годерик станет нашим родичем, ему незачем будет доказывать что-то графу Минстерскому — слишком уж разным окажется их положение.

— Значит, вы не доверяете мне? — надула губы Аньела. — Полагаете, что я ничего не смыслю в таких делах? Напрасно! Отец ещё в детстве начал посвящать меня в тайны управления государством, и я разбираюсь в них не хуже любого сановника!

Слова её оказались до того неожиданными, что король не удержался и прыснул в рукав. Девушка попробовала грозно сдвинуть брови, но у неё ничего не вышло. Увидев это, Ланделинд расхохотался во всё горло, словно какой-нибудь простолюдин. Аньела присоединилась к этому веселью, и последующие несколько минут в библиотеке раздавался лишь звонкий смех.

Немного успокоившись и переведя дух, молодой человек произнёс:

— И всё же вы меня не убедили. Чем так хорош герцог, что я должен непременно породниться с ним?

Аньела устремила взгляд в окно и заговорила, растягивая слова:

— Я не хотела бы открывать тайну, но признаюсь: о сеньоре Годерике я узнала гораздо раньше, нежели о вас. Ещё три года назад государь Хильдеберт задумал примириться с моим отцом и отправил в Хеллинор тайное посольство. Речи о том, что со временем я стану королевой Алленора, тогда не шло: ваш отец намеревался заключить брачный союз между моим младшим братом и одной из ваших двоюродных сестёр...

Заметив, как вытянулось лицо Ланделинда, она с улыбкой спросила:

— Вы удивлены? Неужели ни о чём не догадывались?

— Признаться честно, нет, — покачал головой юноша. — Впрочем, если вы утверждаете, что в то время никто не помышлял о нашей с вами свадьбе, неудивительно, что я не знал о поведении отца.

— Полагаю, о нём слышали лишь самые близкие соратники государя Хильдеберта и его любимцы. Ну и ваши дядья, конечно.

— И вместе с этим посольством в Хеллинор приехал герцог Греундский?

— Да. Появление его поразило меня до глубины души: если в столь юные годы сеньор Годерик участвует в миссии, от которой зависят судьбы двух государств, значит, он обладает поистине удивительными способностями! За первые несколько я так и не услышала, чтобы герцог произнёс хоть слово, зато видно было, с каким вниманием он присматривается к происходящему вокруг. А потом служанки рассказали, будто несколько алленорцев завели знакомство с придворными и даже заинтересовались луцианством...

— Кто это был? — сверкнул глазами король. — Герцог Греундский?

Аньела воскликнула с лукавой улыбкой:

— Не сердитесь! Да, столь необычную уловку придумал сеньор Годерик, но ни он, ни остальные ваши подданные не собирались менять веру! Мой батюшка быстро догадался, что это лишь способ завоевать доверие хеллинорского двора, и понял, что государь Хильдеберт и впрямь настроен заключить прочный союз.

— И тогда герцог Гарланд впервые задумался о вашем замужестве?

— Да.

— Значит, в какой-то мере своим счастьем я обязан сеньору Годерику?

— Скорее, всё же моему батюшке. Если бы вы только знали, как долго он размышлял, какими мучительными были его раздумья! Ведь не только в Алленоре известие о нашей свадьбе вызвало гнев простонародья. Хеллинорцы тоже пришли в ярость, и лишь гвардейцы сумели утихомирить толпу... И как же батюшка обрадовался, когда получил ответ от государя Хильдеберта! Какой он устроил пир в честь посланников из Алленора! Как он смеялся, как светился от счастья!

На несколько секунд девушка умолкла, а затем лицо её переменилось до неузнаваемости, и она добавила каким-то чужим, пронзительным голосом:

— А на следующее утро опять пролилась кровь этих простолюдинов, которые так не попытались хоть раз в жизни подумать хорошенько и осознать, какое великое событие свершилось на их глазах...

Король вздрогнул и прижал ладонь ко лбу.

— Я знаю, о чём вы подумали! — вскричала Аньела. — "Дурное знамение"! Так шептались хеллинорцы, когда я отправлялась в путь. И ведь никто из них, похоже, не понял, что достаточно было встретить известие о свадьбе с радостью — и ничего не случилось бы! Горожане бросали бы цветы, посылали благословения, желали мне счастливого пути...

Ланделинд вскочил на ноги и, подойдя к девушке, обнял её за плечи.

— Не говорите так...

Обернувшись, Аньела посмотрела в глаза супругу — и от этого взгляда королю стало не по себе.

— Скоро везерхардцы начнут обвинять меня во всех бедах, — прошептала она. — Станут кричать, будто с моим приездом на Алленор обрушились несчастья.

— Этого не будет!

— Увидите, вскоре по столице поползёт слух, что из-за меня погибают придворные...

— Чушь!

— Однако простонародье в эту чушь поверит!

Ланделинд затряс головой:

— Вы заблуждаетесь! Все в Везерхарде знают, что сеньор Хельменфельд, первый камергер моего отца, погиб задолго до вашего появления в Алленоре.

— Когда человек страстно желает во что-нибудь поверить, разве станет он прислушиваться к подобным возражениям? Даже если душа самого сеньора Хельменфельда явится везерхардцам и назовёт имя злодея, ей никто не поверит. Скажут, что настоящий убийца, желая ввести всех в заблуждение, применил тёмную магию — и дело с концом!

Аньела помолчала несколько секунд, а затем, опустив голову, задумчиво произнесла:

— Да и не уверена я, что простолюдины ещё помнят о смерти какого-то камергера... Это ведь не герцог Эстерский, не граф Артландский — самые могущественные феодалы королевства, о которых слышал любой горожанин. Всего лишь камергер... Если, конечно, он не является хранителем секрета, известного только вам, государь.

Король понимающе усмехнулся:

— Разве у меня могут быть тайны от возлюбленной супруги? Поверьте, если сейчас я и стараюсь иногда помалкивать, то со временем вы всё обязательно узнаете...

— Значит, я права? — торопливо заговорила девушка. — Барону ди Эрн известны такие вещи, о которых вы даже мне пока не решаетесь рассказать? Но вы уверены, что он станет держать язык за зубами, можете поручиться в его преданности и отваге? Не похож барон на смельчака — скорее, на лицемера и труса, для которого собственная выгода дороже судеб королевства! Не лучше ли положиться на кого-нибудь другого?

— Я не имею права пойти против воли отца. Это он перед смертью приказал, чтобы я назначил новым камергером барона ди Эбре.

— Государь Хильдеберт тоже мог заблуждаться...

— ...но последнее его желание я обязан исполнить, — произнёс Ланделинд и, бросив по сторонам быстрый взгляд, словно желая убедиться, что больше в библиотеке никого нет, тихо добавил: — Да и, если говорить начистоту, камергер и впрямь посвящён в одну очень важную тайну. Видели ключ у него на шее?

— Конечно.

— Так это...

В комнату ворвался ветер. Пламя свечи задрожало, и тени юноши и девушки выросли вдруг до невообразимых размеров, изогнулись, превратились в две уродливые фигуры, одна из которых склонилась над другой, словно чудовище над жертвой.

Новый порыв ветра едва не задул свечу.

— Что такое? — проворчал король.

Оглядевшись, молодой человек внезапно заметил, что дверь в библиотеку отворена.

— Странно... — протянул он.

— О чём вы?

— Кажется, когда я сидел против вас, дверь была закрыта, а сейчас...

Договорить Ланделинд не успел — что-то с шумом упало с одной из полок. Юноша стремительно повернулся в ту сторону, откуда донёсся этот звук, и увидел, что на полу лежит книга. Благодаря алой, покрытой золотом и серебром обложке он сразу же узнал "Молитвенник" — одну из главнейших книг культа Семибожья, где были собраны речи, с которыми некогда святые обращались к Небесам, моля их о покровительстве и спасении от болезней, войн и голода.

— Да что здесь происходит? — проворчал Ланделинд и склонился над фолиантом, чтобы поднять его.

В следующее мгновение шкаф, у которого стоял молодой человек, задрожал, качнулся... С полок посыпались книги — а затем и сам он со страшным грохотом обрушился вниз. Король едва успел отскочить в сторону.

Одним прыжком юноша очутился возле Аньелы и стал осматривать библиотеку, надеясь отыскать негодяя, устроившего в библиотеке такой погром. Но это не помогло: внезапно чья-то невидимая рука смахнула со стола трактат, который Ланделинд читал, пока не пришла Аньела. Затем вниз полетел подсвечник. Послышался весёлый треск — языки пламени лизнули краешек бумаги.

С испуганным возгласом королева кинулась к книге, однако на пути у неё, будто по волшебству, оказалась скамья. Девушка не удержалась на ногах и упала. Через секунду книга оказалась в самом дальнем углу комнаты.

— Стража! — хрипло позвал Ланделинд.

— Сюда! — пронзительно закричала Аньела. — Скорее!

Книги вновь посыпались с полок. В воздухе закружились жёлтые страницы, вырванные из какого-то старинного фолианта. Один из шкафов упал, другой закачался... Король и королева словно зачарованные наблюдали за происходящим, не в силах ничего поделать, и лишь повторяли:

— Стража!... Сюда!.. Скорее...

Наконец в коридоре послышался топот, и в комнату ворвался Геральд. С его появлением всё прекратилось.

— Государь! — прохрипел капитан стражников. — Что-нибудь случилось?

— Обыщите здесь каждый уголок, — приказал король. — И потушите огонь — не хватало ещё, чтобы из-за какой-то книги сгорел целый замок.

Взяв Аньелу за руку, молодой человек быстро вышел в коридор; Геральд же подал знак своим людям, и те бросились исполнять повеление короля, хотя и не вполне понимали, что или кого им нужно найти. Понятное дело, поиски завершились безрезультатно.

Тогда капитан стражников с поклоном обратился к Ланделинду:

— Прошу простить меня, государь, но чтобы защитить вас, мне нужно знать...

Юноша нетерпеливо перебил его:

— В библиотеке никого нет?

— Никого.

— Значит, кто-то воспользовался тёмной магией: применил медальон, дарующий невидимость, пробрался сюда и учинил разгром.

— О боги! — невольно воскликнул Геральд.

Молодой человек решительно продолжил:

— Коль скоро негодяй скрылся, он может сейчас пробраться в любой уголок замка, даже в мои покои или, что куда страшнее, в покои королевы. Поэтому немедленно отправляйтесь туда и не прекращайте поиски, пока не будете вполне убеждены, что там действительно никого нет. И не забудьте усилить охрану!

Мужчина поклонился:

— Если вы прикажете, я переверну вверх дном весь замок!

— Глупости! Злодея мы всё равно не найдём. Он, наверное, уже принял свой обычный облик. Я просто хочу убедиться, что нам с королевой ничто не угрожает. Ступайте!

Геральд в который раз согнулся в поклоне, а затем начал отдавать распоряжения подчинённым. Вместе с двумя десятками стражников он с грозным видом зашагал в направлении королевских покоев, остальные охранники — около дюжины — окружили Ланделинда. Лица их выражали необычайную отвагу.

Желая подбодрить Аньелу, молодой человек с улыбкой посмотрел на неё — и ахнул. По щекам девушки струились слёзы.

— Что с вами?! Неужели вы так сильно испугались?

— Книга... — всхлипнула Аньела.

— "Книга"?

— Она сгорела...

— Не беда! Неужели из-за такого пустяка нужно плакать?

— Вы не понимаете? Злодей пробрался в замок, чтобы сжечь её!

— Едва ли...

— А зачем тогда?

— Ну... — смутился молодой человек.

И умолк, не зная, что ответить на этот вопрос.

— Уверена, в книге говорилось о чём-то, что помогло бы вам отыскать убийцу! — убеждённо произнесла Аньела. — Вам нужно обязательно поговорить со жрецом... — Девушка сделала короткую паузу и чуть слышно добавила: — Не с мессером Ансбертом, конечно...

— Хорошо, — кивнул король, чтобы успокоить супругу. — Я обязательно с ним поговорю — только не сейчас, а чуть позже.

— Как вам будет угодно, — ответила Аньела.

Слёзы на её щеках высохли в тот же миг.

"Проклятье! — с печальной усмешкой подумал Ланделинд. — Вот ты уже и готов встретиться с одним из гонителей истинной веры. О да, конечно, необходимо выяснить, что же такого необычайно важного таил в себе сгоревший фолиант, но всё же... Прав был мессер Ансберт, ох как прав! Вдруг это первый шаг на пути к отступничеству, и когда-нибудь ты променяешь Авира на Луциана? Кто знает?.."

Глава 2

После прощания с Вильгельмом, во время которого слуга получил немало ценных советов, которые мы привели читателям несколькими страницами ранее, Энгерранд долго не мог успокоиться. Если таинственный злодей ухитрился проникнуть даже в королевскую тюрьму, он, если понадобится, проберётся и в графство Фотланд, проникнет в замок Фердинанда... При одной только мысли о том, что произойдёт дальше, молодого человека бросало в холодный пот. И отчего-то перед мысленным взором всплывала картина из детства: ночь в жилище сеньора да Рево, трое мужчин в плащах, каким-то чудом — или же, скорее всего, благодаря магическому медальону — преодолевшие крепостной вал и очутившиеся во дворе, клубы зелёного дыма, в которых утонул незнакомец, спасший когда-то Фердинанда от магического клинка... И смерть грозного барона...

— Что это был за человек? — бормотал иногда Энгерранд.

В ушах звучал зловещий шёпот: "Барон-то замыслил расправу над тобой учинить... задумал отправить куда-нибудь подальше и прикончить... Он на такие дела мастак, всякий наёмник в столице знает имя барона да Рево..." Голос казался знакомым. Больше того, молодой человек был уверен, что слышал его совсем недавно, однако все попытки вспомнить, кому он принадлежит, оказались тщетными.

Впрочем, через некоторое время Энгерранд сумел взять себя в руки, успокоился и даже ухитрился немного поспать. А наутро решил прогуляться по городу и послушать разговоры сплетников. Дело это, как он думал, должен был поручить своим людям градоначальник, едва пришло известие о смерти графа Артландского, но отчего-то молодой человек не сомневался, что господину Бертгарду подобная мысль в голову не пришла.

На первый взгляд, ничто не указывало на волнение среди столичных жителей: в квартале Знати было безлюдно и тихо, на площади Сватовства ещё с рассветом начали собираться богатые бездельники, чтобы покрасоваться перед дамами... Но Энгерранд и не ожидал, что знатные сеньоры станут кричать на каждом углу о гибели сеньора Готфрида. Конечно, никто не откажет себе в удовольствии позлословить насчёт дурного характера покойного графа, посмеётся над бессилием канцлера и градоначальника, порадуется вчерашнему унижению Верховного жреца, которого удалось на глазах всего королевского двора уличить во лжи, а самые дерзкие, наверное, и о государе Ланделинде не забудут сказать несколько дерзких слов, однако все эти глупцы останутся в полной уверенности, будто слова их не просочатся сквозь стены роскошных дворцов и отелей, позабыв, что у каждой стены — даже в Харде — есть глаза и уши. И о том, что говорили друг другу беспечные аристократы, непременно поведают сотни ртов, отыскавшие себе благодарную публику где-нибудь у набережной между Новым и Кожевенным мостами.

Поэтому Энгерранд предпочёл не задерживаться на площади Сватовства. Перебравшись через Ривьеру, он быстро преодолел несколько небольших улиц в квартале Знати и вскоре очутился у моста Мясников,. Через несколько минут молодой человек уже неторопливо шагал по кварталу Ремесленников и посматривал по сторонам, не забывая, впрочем, иногда бросать через плечо осторожные взгляды — вдруг кто-нибудь затеял слежку за ним самим? К счастью, ничего подозрительного он не заметил.

На одном из перекрёстков, где располагались лавки торговцев сукном, Энгерранд заметил группу из десяти-двенадцати мужчин и женщин. Посреди кольца слушателей расположилась внушительного вида дама. Уперев в бока толстые словно брёвна руки, она говорила жирным голосом:

— Что творится-то! Ох, беда, беда! А ведь я сразу сказала, что Небеса от нас отвернутся, если еретичка сядет на трон! Да только кто меня тогда слушал? Смеялись надо мной? Смеялись, зубы скалили!

Дама поднесла кулак размером с полголовы к носу тщедушного мужчины, который стоял к ней ближе всех, и ласково спросила:

— Теперь-то понял, кто был прав, дурень?

Мужчина пожевал губами и пробормотал:

— Н-нет...

— Совсем жена-то голову сковородой отбила? — сочувственно вздохнула женщина. — Ну ты подумай-то, подумай! Или забыл уже, как на Везерхард гроза страшная налетела? Помнишь, как молнии-то сверкали? А гром как ударил — аж стены храма задрожали!

Одна из слушательниц недоверчиво хмыкнула:

— У нас и так всё лето что ни день, то гроза! Хоть с еретичкой, хоть без неё! Вот и сейчас тучи собираются.

— Верно... — пронёсся шёпот. — И правда...

Дама состроила свирепое лицо:

— Молчи, дура! Ишь, спорить взялась! Ты мозгами-то пораскинь! Когда государь Гильдельберт вздумал сына женить, знаешь? Нет? Вот и не чеши языком! А я скажу: ровно в тот день, когда он всё решил, и надвинулась на Везерхард буря. Да что на столицу! Во всём королевстве сейчас дожди льют, реки из берегов выходят, на поля выходить страшно — затянет, как в трясину... Слыхала? Знаю, слыхала! Так и не тявкай, не мешай говорить!..

После многозначительной паузы женщина продолжила:

— Помните, как наш драгоценный принц... государь... невесту от дождя плащом укрыл? Другой бы на его месте стоял себе и глядел, как еретичка под ливнем мокнет. Пусть бы заболела да с кровати не вставала — а там, глядишь, и отправилась бы перед богом правосудия за свои преступления ответ держать. Ан нет! Пожалел ведьму, помешал небесному правосудию... Почему, спрашивается? Околдовала принца... то есть, государя... змея, вот что! Увидел — обо всём забыл, только на неё и смотрит теперь. Даже о матери, доброй королеве Ельменгильде, не вспоминает больше. Или, может, из покоев не выпускает? Люди верные гибнут, кровь рекой течёт, а злодея найти не могут... Почему, скажите-ка? Да потому что это еретики бесчинствуют!.. Нужно бы гадину с трона согнать, сжечь на площади Искупления и женить государя на какой-нибудь доброй алленорской принцессе, да только говорили мне, будто человек от злых чар избавиться не в силах. Не станет жены — и зачахнет наш бедный принц! Представляете? Умрёт!..

Женщина выпучила глаза и состроила жуткую рожу. Несколько слушателей ахнули, однако непонятно было, что же произвело на них большее впечатление: сама повесть или же гримаса рассказчицы.

"А в Везерхарде-то, оказывается, и впрямь мудрые люди живут! — прикусив губу, чтобы не рассмеяться, подумал Энгерранд. — Не чета лотхардцам..."

Дама вновь начала что-то говорить, однако молодой человек не стал больше слушать эту болтовню и продолжил путь. Вскоре на глаза ему попались несколько торговцев, которые переговаривались с таким заговорщицким видом, что Энгерранд сразу понял, о чём идёт речь.

— Еретичка на троне...

— Боги отвернулись от нас...

— В Туре пять человек убили... Скоро и в Харде устроят резню...

— Что же нам делать-то?..

— Убить хеллинорцев, пока не поздно...

— Верно!

Подобные речи понравились Энгерранду куда меньше простодушной болтовни простолюдинов. Никто не вздрогнул, не ахнул испуганно, услышав зловещее предложение одного из участников разговора. Неужели Аньелу и в самом деле так ненавидят? Или кто-то просто пытается разжечь в сердцах везерхардцев ненависть к "пришельцам"?

Энгерранд присмотрелся повнимательнее к человеку, который советовал учинить расправу над хеллинорцами. Мужчина лет тридцати пяти, в богатой одежде, ведёт себя с важностью, на собеседников поглядывает свысока... Разве такой не понимает, что предлагает, не осознаёт, что сам же и советует учинить расправу над обитателями Харда?

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, мужчина посмотрел на Энгерранда. И взгляд этот внезапно показался молодому человеку знакомым.

"Торговец... — подумал молодой человек. — Да, точно! Вы встречались в доме метра Вельгарда! Только... разве он не был лет на десять моложе? Неужели купец нанял себе в прислужники уличных актёров?"

Мужчина торопливо распрощался с собеседниками и зашагал прочь. Энгерранд развернулся и направился в обратную сторону, мысленно ругая себя за неосторожность. Едва ли метру Вельгарду понравится, что об интригах его узнал кто-то чужой — если, конечно, могущественный купец и впрямь замышляет недоброе.

"Скоро всё выяснится, — подумал молодой человек. — Поглядим, не появятся ли вновь на твоём пути люди в чёрных плащах..."

Последующий час он провёл на берегу Везера, слушая болтовню сплетников. Отовсюду доносились одни и те же слова:

— Еретичка на троне... Небеса от нас отвернутся...

Сомнений быть не могло: если бы не "драгоценный принц", любовь к которому ещё не угасла в сердцах везерхардцев, жизням хеллинорцев грозила бы немалая опасность.

— Нужно рассказать обо всём градоначальнику, — пробормотал Энгерранд и зашагал ко Дворцу правосудия.

На полпути молодому человеку встретилась компания из нескольких мужчин, которые стояли посреди дороги с самым вызывающим видом и дерзко поглядывали на прохожих.

"Ого! — усмехнулся он. — Неужели метр Вельгард уже сделал первый ход? Что ж, нам нетрудно перейти на другую сторону..."

Так Энгерранд и поступил. На лицах незнакомцев, как ему показалось, отразилось неподдельное разочарование. Двое из них двинулись вслед за молодым человеком, остальные свернули в близлежащий переулок. Впрочем, преследователи даже не пытались скрыть своё присутствие: громко болтали и смеялись, ускоряли шаг, если жертва их начинала идти быстрее, и, напротив, замедляли ход, когда это было необходимо.

Вдруг за спиной Энгерранда послышались чьи-то радостные вопли. Обернувшись, молодой человек увидел, что к нему со всех ног мчатся четверо стражников.

— Подождите, метр Энгерранд! — завопил самый старший и толстый из них. И добавил прерывающимся голосом: — Подождите...

— Что стряслось? — проворчал молодой человек, в глубине души довольный, что люди господина Бертгарда избавили его от подозрительных спутников.

Остановившись напротив, стражник шумно выдохнул и пробормотал:

— Господин Бертгард желает видеть вас... Мы были в отеле...

— Довольно! — перебил его Энгерранд. — Я и сам хотел увидеться с градоначальником. Идёмте!

Служитель закона выпрямился и выпалил:

— Слушаюсь!

Молодой человек одобрительно кивнул и вместе со стражниками продолжил путь ко Дворцу правосудия. Преследователи, узнав, по-видимому, всё, что было нужно, из разговора между ним и людьми господина Бертгарда, вскоре растворились в сплетениях улиц. Тем не менее Энгерранд продолжал временами посматривать через плечо и оглядываться по сторонам и вздохнул спокойно, лишь когда вдалеке показалась резиденция градоначальника.

Господин Бертгард ждал молодого человека в зале, где проводились судебные заседания. Вид у мужчины был скорее задумчивый, нежели взволнованный. Выглядел он совершенно здоровым, словно и не метался несколько дней назад в горячечном бреду и не падал без сил во время вчерашнего разговора с королём.

Кивнув в ответ на приветствие Энгерранда, господин Бертгард сказал:

— Похоже, вы в очередной раз не ошиблись в своих предположениях. Вчера вечером кто-то невидимый проник в королевскую библиотеку и учинил там разгром.

— И вы так спокойно рассказываете об этом? — поразился молодой человек.

— Меня уже ничто не пугает и не удивляет, — криво усмехнулся градоначальник. — Главное, что государь не пострадал, а мы находимся на верном пути!

— По-вашему, в библиотеку проник убийца?

— Несомненно!

— Зачем?

— Её величество Аньела полагает, будто негодяй хотел уничтожить книгу, которую вчера отдал государю хеллинорский жрец. Мол, на страницах её государь нашёл бы подсказку и сумел понять, кто же на самом деле тот неуловимый убийца, которого мы не в силах поймать.

— Значит, книга уничтожена?

— Да.

— А почему тогда злодей так долго ждал? Разве нельзя было без лишнего шума пробраться в покои служителя культа Луциана и выкрасть столь важный фолиант?

— У вас есть иные предположения? — сверкнул глазами градоначальник.

Энгерранд почесал затылок и осторожно ответил:

— Если уж кто и жаждал бы избавиться от книги, написанной еретиками, так это...

— Мессер Ансберт! — вскричал господин Бертгард.

— Верно. Однако вчера мы оставили Верховного жреца в таком состоянии, что едва ли он мог бы решиться на такой шаг. Возможно, среди придворных есть какой-нибудь фанатик, об истинных чувствах которого никто даже не догадывался?

Подумав с минуту, молодой человек спросил:

— Как повёл себя государь?

— Признаться честно, не слишком разумно, — вздохнул градоначальник. — Всю ночь беседовал с хеллинорским жрецом — и один только Авир знает, о чём шла беседа. Боюсь, везерхардцам такой поступок не понравится. Нужно бы послушать, о чём толкуют на улицах...

Энгерранд усмехнулся:

— Я уже сделал это за ваших людей. "Еретичка... проклятие Небес... гнев богов..." Поговаривают даже, будто это королева Аньела кромсает придворных, режет их направо и налево...

— Вот демон! — ударил кулаком по крышке стола мужчина.

— Идут разговоры о бунте...

— О боги! — простонал господин Бертгард. — Неужели эти простолюдины никогда не успокоятся?

— Никогда! — подтвердил молодой человек. — На то и существует должность градоправителя, чтобы остужать горячие головы. Если кто не повинуется — выписывать штрафы, привязывать к позорному столбу, ну и, коль скоро попался совсем уж закоренелый злодей, бросать в темницу. А там и до виселицы недалеко.

Мужчина прикусил губу и метнул на собеседника гневный взгляд. Энгерранд примирительно улыбнулся.

На несколько минут в зале воцарилась тишина. Каждый из собеседников размышлял о чём-то своём: градоначальник морщился и хмурил брови, вспоминая, должно быть, о последней вспышке народного гнева, вызванной подстрекательством Эльмера да Фур; молодой человек в задумчивости тёр подбородок и глядел куда-то вдаль, мимо господина Бертгарда.

Наконец Энгерранд произнёс:

— Откровенно говоря, во Дворец правосудия я пришёл, чтобы расспросить вас об одном могущественном горожанине, который, как мне кажется, когда-нибудь доставит нам немало хлопот.

— Кто это? — вскинул брови мужчина.

— Метр Вельгард.

Градоначальник состроил кислую мину:

— О да!

— Я слышал, остальные купцы боятся его, словно императора демонов, преподносят подарки, чтобы завоевать благосклонность. Положим, это не столь уж удивительно — в Лотхарде также есть свои богачи, перед которыми остальные горожане заискивают, будто перед государем. Но отчего-то торговцы в Везерхарде полагают, что благодаря метру Вельгарду они получат право поставлять товары к королевскому двору.

— Так и есть, — подтвердил господин Бертгард. — Скажу больше, метр Вельгард ежегодно ссужает королю до двадцати тысяч денариев...

Энгерранд присвистнул:

— Ничего себе!

— Да и многие придворные должны ему кругленькую сумму.

— И он никому не отказывает?

— Никому!

— Занятно. Сколько товаров нужно привозить метру Вельгарду из заморских стран, чтобы позволить себе подобную роскошь? Причём купят всё придворные на те же самые деньги, которые ссудил им купец! Разве это не удивительно?

Господин Бертгард согласно кивнул.

— Несомненно, метр Вельгард бессовестно промышляет ростовщичеством, — продолжил молодой человек. — Но кто этим сейчас не занимается, скажите мне? Однако же другие купцы и мечтать не смеют о соперничестве с ним. Ползут на поклон, будто к императору Шаллера... Что из этого следует? Либо у метра Вельгарда имеется могущественный покровитель — что, в сущности неудивительно, учитывая вещи, о которых вы рассказали, — либо...

— ...у него есть медальон, дарующий богатство! — выпалил градоначальник. — Точно!

— Да нет же! — рассмеялся Энгерранд. — Не всё в нашем мире зависит от магии. К тому же, мы ведь уже решили, что медальоном демона безумия владел герцог Эстерский...

— Но вдруг мы ошиблись?

— Мне бы не хотелось так думать.

— Почему? Возможно, мы наконец-то очутились на правильном пути! Подумайте только! Разве станут аристократы пачкать руки в крови ради каких-то артефактов? Они и так могут добиться богатства, любви, власти...

— Купец тоже способен получить всё это — за деньги, — возразил молодой человек.

Градоначальник разочарованно крякнул и умолк.

Энгерранд с едва заметной улыбкой произнёс:

— Если и дальше строить одно предположение за другим, мы попросту запутаемся в собственных мыслях и непременно допустим какую-нибудь ошибку. Вы ведь сами вчера поражались стройности моих рассуждений, а сейчас с лёгкостью усомнились в том, чему с такой лёгкостью поверили.

— Зачем же тогда вы завели разговор о метре Вельгарде? — проворчал мужчина.

— Когда мои друзья по приказу государя отправились в замок Рево, им встретились торговцы, служащие метру Вельгарду. Двадцать человек — на две телеги! Положим, они везли золото, однако на такие деньги можно было бы скупить не только все товары на каком-нибудь рынке, но и земли на сотню-другую миль вокруг него. Странно?

— Странно...

— Вот и мои друзья удивились. А на следующее утро вдруг обнаружили, что за ними следуют люди в чёрных плащах!

— Так-так... — сверкнул глазами господин Бертгард.

— Сегодня утром, когда я бродил по городу и слушал болтовню везерхардцев, мне встретился некий мужчина, в котором я внезапно узнал человека, которого видел в доме метра Вельгарда. Только сейчас он выглядел куда старше, да и одет был куда богаче. Если бы не глаза, мне и в голову не пришло бы, что мы уже встречались прежде...

Градоначальник нетерпеливо заёрзал на "троне".

— И что вы решили?

— Погодите немного, — поднял руку молодой человек. — Помните, мы ходили к мессеру Этельреду, чтобы показать ему кинжал, которым убили барона да Люк? Тогда из соседнего дома вышел старик и сказал, будто мага дома нет. Меня удивило, что взгляд у него вовсе не такой, каким должен быть у человека, чьи волосы давно поседели. Глаза блестели, словно у юноши! Мессера Этельреда мы не нашли, а следующим утром...

— ...нас чуть не убили люди в чёрных плащах.

— Верно.

— Нужно во что бы то ни стало отыскать этого "старика" — или кто он там на самом деле! — вскричал господин Бертгард.

— Как вы это сделаете? Может, он сейчас побрился наголо и превратился в жреца? Или напялил на себя лохмотья и сидит теперь у храма Авира?

— Я пошлю стражников в дом метра Вельгарда!

— И как объясните своё вторжение?

— А зачем мне что-то объяснять? — с высокомерным видом спросил градоначальник. — Это пусть купец оправдывается! В конце концов, я обязан поддерживать в городе порядок — так какие ещё могут быть объяснения?

— Но если вы никого не найдёте...

— ...тогда я попрошу у метра Вельгарда прощения за беспокойство и уйду прочь.

Молодой человек прижал ладонь ко лбу и шумно выдохнул.

— Чего вы этим добьётесь? — раздражённо спросил он. — Наживёте себе врага? Или же, если метр Вельгард и в самом деле замешан в злодеяниях, заставите его быть ещё осторожнее?.. Честное слово, я просто поражён вашими словами!

Градоначальник хрипло зарычал:

— Ну хорошо! Что, в таком случае, предлагаете сделать вы? Даже ребёнку ясно, что купец нечист на руку!

— Для начала давайте-ка сходим к дому мессера Этельреда, осмотримся хорошенько и расспросим горожан. Вдруг тот старик, которого мы встретили, вовсе не человек метра Вельгарда? Может, он всё так же живёт по соседству и даже не догадывается о наших подозрениях?

— Ладно, будь по-вашему, — кивнул градоначальник. — Но я не оставлю купца в покое и сию же минуту отправлю соглядатаев к его дому. Пусть как следует поработают, бездельники!

Мужчина с вызовом поглядел на Энгерранда.

— Разумеется, — улыбнулся молодой человек. — Так и следует поступить...

Глава 3

Через полчаса господин Бертгард и Энгерранд подошли к лавке мессера Этельреда. На сей раз градоначальник решил не прятаться от взоров горожан, как любил делать прежде, поэтому вместо неприметного серого плаща облачился в парадный костюм, какой одевал обычно во время судебных заседаний, да ещё и прихватил с собой в качестве охранников нескольких стражников, хотя и не был уверен, что при встрече с людьми в чёрных плащах они не разбегутся кто куда.

— На улице безлюдно, — пробормотал мужчина. — И тихо, словно все вымерли.

Энгерранд постучался и крикнул:

— Откройте!

Тотчас в окнах домов появились встревоженные лица горожан.

— "Безлюдно"? — улыбнулся Энгерранд. — Если простой возглас пробудил в сердцах здешних обитателей такое любопытство, представляете, что с ними творилось несколько дней назад?

Градоначальник понимающе кивнул и направился к зданию, где жил подозрительный старик, и забарабанил в дверь. Никто не откликнулся.

— Отворите, господин! — крикнул Энгерранд.

В доме по-прежнему царила тишина.

— Проклятье! — рявкнул господин Бертгард. — Моё терпение на исходе! Выходите — или я прикажу своим людям выломать дверь!

Прошла минута.

— Занятно, — прошептал молодой человек. — Отчего-то никто из соседей не спешит выйти на улицу, чтобы сообщить нам, куда подевался хозяин.

— Ничего!.. — хищно улыбнулся градоначальник. — Сейчас я развяжу язык этим бездельникам...

Он устремил взгляд на один из домов — низенький, с покрытыми плесенью стенами. Единственное окошко было забрано решёткой, на которой отчётливо виднелись следы ржавчины.

К этому жалкому жилищу и направился градоначальник. Стражники остались сторожить на улице.

На этот раз господину Бертгарду не пришлось долго ждать: едва он остановился у порога, послышался скрежет отпираемого засова. В дверном проёме показалось сморщенное лицо какого-то старика.

— Господин... — пролепетал он.

Градоначальник отстранил перепуганного хозяина дома и вошёл внутрь. Взору его открылась картина беспросветной нищеты: всё вокруг — грязное, пыльное, засаленное и изгаженное; в воздухе — отвратительный смрад; стены — в трещинах, постель — в каких-то тёмных пятнах...

Усевшись на единственный стул, господин Бертгард с презрением посмотрел на старика:

— Вы отвратительны!

— Госпо...

— Так и есть! Вместо того, чтобы трудиться, сидите в этой вонючей норе и высовываете нос на улицу лишь для того, чтобы посмотреть, не случилось ли чего-нибудь любопытного! Верно? На что вы живёте, позвольте узнать? Должно быть, якшаетесь с отребьем, вынюхиваете, не пришёл ли какой-нибудь богач к вашим соседям. Не отпирайтесь! Уж я-то повидал немало негодяев, подобных вам!

— Это неправда! — захныкал старик.

— "Неправда"? — вмешался в разговор Энгерранд. — Тогда почему, едва мы появились у соседнего дома, лицо ваше появилось в окошке?

— Какое вам дело до того, кто пришёл в лавку к мессеру Этельреду? — подхватил градоначальник. — Отвечайте!

— Но ведь мессера Этельреда убили...

— Откуда вы это знаете?

Старик оживился:

— Сам видел!

— И как всё случилось?

— Дней пять назад проснулся я утром — и вдруг слышу страшный шум, крики и завывания какие-то нечеловеческие. Перепугался до смерти — думал, опять в Везерхарде нечисть появилась. Демон ночи, который королевского камергера загрыз, — не иначе! Потом только смекнул, старый дурень, что на улице-то давно рассвело, подбежал к окну — а кругом ни души. Обидно, конечно, но я уселся и стал ждать. Смотрю, через полчаса двое каких-то мужчин к лавке мессера Этельреда подходят, подозрительные: в плащи кутаются, лиц не разглядеть...

— Дурень! — проворчал господин Бертгард, догадавшись, что хозяин дома говорит о них с Энгеррандом.

— А то! — ухмыльнулся старик. — И, значит, заходят они в лавку — осторожно так, будто бандиты какие...

— Раньше вы их видели? — спросил Энгерранд.

— Одного — ни разу, а вот второй часто здесь бывал... Шнырял, вынюхивал что-то...

Не вытерпев, градоначальник ударил кулаком по столу:

— Болван!

Старик подпрыгнул от неожиданности.

— Господин?.. — выпучил он глаза.

— Это был...

Энгерранд предостерегающе поднял руку. Господин Бертгард сдержал слова, готовые уже сорваться с языка, и лишь проворчал:

— Продолжайте.

— Да-да, господин!.. — радостно закивал старик. — Значит, заходят они внутрь. Жду я десять минут, четверть часа — а их всё нет. И вдруг из-за угла выворачивает добрая дюжина каких-то... ох, даже не знаю, как сказать-то!.. Ну не наёмники это — какие же убийцы вырядятся в такую одежду, что за милю увидишь? Может, думаю, люди какого-нибудь богача? Есть же в квартале Знати такие негодяи, для которых закон — пустой звук. Держат у себя настоящих головорезов, отправляют их чинить безобразия и глотки резать своим врагам...

— Постойте! — сказал Энгерранд. — Выходит, за четверть часа никто, кроме этих странных людей, на улице не появлялся?

— Никто.

— И не покидал свой дом?

— Нет, — покачал головой старик, а затем продолжил: — И вот, значит, двигаются они осторожно, бесшумно, заходят в лавку мессера Этельреда... Опять крики, шум, а потом — испуганные вопли. Выбегают эти мерзавцы, словно за ними гонится кто — и прочь от дома! Остановились только на самом краю улицы, посовещались о чём-то — и всё... Исчезли...

Переведя дух, старик возобновил рассказ, однако ничего нового слушатели не узнали: сперва появились стражники — и в который раз стены лавки задрожали от жутких воплей, затем всё окончательно стихло — до тех пор, пока на улице не появился сам Верховный жрец в сопровождении своих людей.

— С ним был кто-нибудь ещё, кроме слуг? — спросил градоначальник. — Какой-нибудь молодой человек?

Старик почесал подбородок и отрицательно покачал головой.

— Странно, — пробормотал господин Бертгард. — Кто же, в таком случае, указывал ему путь?

— Не знаю.

— А сами вы не заглядывали в дом мессера Этельреда?

— Ох! — вздрогнул старик. — Да неужто я после таких ужасов...

Градоначальник оборвал его на полуслове:

— Хорошо, я верю вам! Но кто-нибудь ведь должен был побороть страх и проверить, что же всё-таки случилось, правильно? В конце концов, демон меня побери, многие здешние жители прибегали к услугам мессера Этельреда!

— Нет-нет, господин!..

— Что такое? Станете отрицать, будто покупали лекарства в лавке? Или на этой улице никто никогда не хворает?

Хозяин дома опустил голову.

— Всё ясно, — процедил сквозь зубы градоначальник. — Вы знали, что на самом деле мессер Этельред промышлял магией, поэтому не выказали никакого удивления, когда у лавки появился — подумать только! — сам мессер Ансберт. Знаете, что я сделаю, если вы солжёте мне ещё раз? Должны знать — не раз ведь бегали на площадь Искупления, чтобы полюбоваться, как истязают магов, верно? Поэтому, если не желаете сами превратиться в жертву правосудия, хорошенько подумайте, прежде чем отвечать на следующий вопрос...

Старик рухнул на колени и в молитвенном жесте прижал ладони к груди. Лицо его сморщилось, точно сушёное яблоко, губы задрожали, по щекам обильным потоком заструились слёзы.

— Скажите, — безжалостно продолжил градоначальник. — вам знакомы соседи мессера Этельреда?

— Что-что?..

— Кто живёт по соседству с магом, болван?! Видели вы их когда-нибудь?

— Ах, вот что... Конечно, видел! Как же иначе-то?.. Вот в том доме, — старик указал направо, — вот уж лет двадцать живёт госпожа Матильда, вдова метра Эльвена Эльтрана. Славный был человек, только глупый... И сын в отца пошёл... Такому здоровенному детине дело бы какое найти, а он только и знает, что у реки до самой ночи торчит... Дурья башка! Этак и не женится никогда!

Старик несколько раз цокнул языком и продолжил:

— Ну а в доме, куда вы, господин, стучаться изволили, что-то странное творится. Жил там когда-то пьяница один, да только сразу после гибели нашего доброго государя куда-то сгинул. Может, напился и с моста упал, а может, кто ему брюхо распорол — не знаю. Да и неважно это. Главное-то в другом! И недели не прошло, как прежний хозяин исчез, а уже новый появился! Представляете? Жуткий такой старик...

— Так-так! — торжествующе улыбнулся градоначальник.

— Слово даю, не знаю я, откуда он взялся! Попытался разговор завести, так этот негодяй только ухмыльнулся в ответ — до того недобро, что у меня аж колени подогнулись! На улице почти не появляется. Только несколько раз уходил куда-то. Но у меня-то голова на плечах есть. Подговорил мальчишек, чтобы проследили за ним. И что оказалось? В храме молится, представляете! — Слова эти были сказаны с таким видом, словно сосед мессера Этельреда совершил какое-нибудь страшное злодеяние. — С месяц назад к нему какой-то молодой человек явился. С виду — настоящий придворный! Только глазки бегают, точно у грабителя или наёмника. И знаете... — Старик вытаращил глаза и, сглотнув слюну, прошептал: — Зайти-то он зашёл, а вот вышел ли обратно, не знаю...

— О чём вы?

— Ну... я-то до самых сумерек у окна проторчал, но не увидел, чтобы он дом-то покинул...

— Глупости!

— Клянусь, господин! И когда стемнело, никто огней не зажёг...

— И что это означает? — раздражённо перебил его господин Бертгард.

— Так ведь... — замялся старик, — ну... он же...

Энгерранд со вздохом произнёс:

— Ничего удивительного в вашем рассказе нет. Старик вместе с гостем могли попросту напиться допьяна и уснуть, а поутру молодой человек покинул дом, пока вы ещё спали.

— Ох, а ведь верно!

— Припомните лучше, в день накануне гибели мессера Этельреда к его соседям никто не приходил?

— Как же, приходили! — радостно закивал старик. — Тот, подозрительный, о котором я уже рассказывал. И спутник его тоже!

— И всё?

— Да.

— А сам мессер Этельред уходил куда-нибудь?

— Нет, — после некоторого раздумья ответил старик. — Я-то в тот день ещё до рассвета проснулся, поэтому точно могу сказать: заперся он в своей лавке и носа оттуда не высовывал.

Энгерранд недоверчиво покачал головой:

— Заперся? А зачем? Неужели не хотел принимать посетителей?

— Не знаю я! — жалобно простонал старик. — Ясное дело, что странно всё это — ну так его ведь и убили на следующий день!

Градоначальник и Энгерранд посмотрели друг на друга. Господин Бертгард чуть заметно пожал плечами, признав тем самым, что не знает, о чём бы ещё спросить свидетеля.

Почесав затылок, молодой человек сказал:

— После смерти мессера Этельреда вы хоть раз видели его соседа — того, который кажется вам странным?

— Ни разу!

— Люди Верховного жреца пытались с ним поговорить?

— Да. Чуть дверь не выломали!

— И он не открыл им?

— Нет. Так и ушли ни с чем.

— А сколько времени они пробыли в лавке мессера Этельреда?

— Вчера вечером ушли наконец. Вверх дном всё перевернули, всё вынесли — до последней скляночки! У меня аж слёзы брызнули из глаз от такого-то зрелища! Столько добра пропало... Ох, простите! — спохватился старик.

— Мы вас понимаем, — улыбнулся молодой человек. — А откуда люди мессера Ансберта взяли ключ?

— "Ключ"?!

— Да. Дверь ведь заперта на ключ. Или вы этого не заметили?

Последний вопрос был обращён скорее к господину Бертгарду, нежели к свидетелю. Мужчина хлопнул себя по голове:

— Проклятье! Вы, как всегда, правы, метр Энгерранд! Дверь ведь должны были заколотить досками...

— ...и наложить заклинание, чтобы никто не сумел проникнуть внутрь даже с помощью запретной магии.

— Да что же творится, демон меня побери! — сжал кулаки градоначальник. — Неужели люди мессера Ансберта сошли с ума?

В это мгновение на улице послышался какой-то шум. Энгерранд бросился к окну и увидел, что у лавки мага столпилось с полдюжины слуг из дома Верховного жреца. В руках они держали длинные доски, на которых чем-то жёлтым были выведены слова на непонятном наречии.

Стражники господина Бертгарда тем временем окружили двоих священнослужителей. Один из них был совсем молод, словно лишь весной покинул стены университета, держался неуверенно и, казалось, готов был вот-вот спрятаться за спину своего товарища. А вот второй жрец посматривал на людей градоначальника с неприятной усмешкой и цедил что-то сквозь зубы.

Выбежав на улицу, Энгерранд и господин Бертгард услышали, как жрец говорит:

— Я пришёл сюда по приказу мессера Ансберта. Кто помешает мне, жестоко пожалеет.

Градоначальник растолкал стражников и, сложив руки на груди, встал против священнослужителя. Тот слегка наклонил голову и сказал:

— Ваши люди мешают нам.

— Неужели? — усмехнулся господин Бертгард.

— Нам велено совершить ритуал, чтобы никогда больше ни один человек не попал под крышу дома, хозяин которого заключил сделку с тёмными силами.

— За то время, что вас не было, десятки людей, должно быть, уже побывали там.

— Вы заблуждаетесь, — ответил священнослужитель. — Я запер дверь.

И он с улыбкой показал градоначальнику связку ключей.

— Откуда вы их взяли? — прохрипел господин Бертгард.

Улыбка жреца стала ещё шире.

— Нашёл в доме. Они лежали на полу.

— Ложь!

— Вы ставите под сомнение слова служителя культа Семибожья? — вскинул брови жрец. От улыбки не осталось и следа — теперь губы его сложись в высокомерную усмешку. — Что ж, я расскажу об этом мессеру Ансберту.

— Рассказывайте! — фыркнул градоначальник.

— Но сперва позвольте нам побывать в лавке и осмотреть её, — вмешался в разговор Энгерранд.

— Нет, — даже не взглянул в его сторону жрец.

— Почему?

— В обиталище мага имеет право заходить лишь служитель культа Семибожья.

— Однако вы должны знать, что на господина Бертгарда напали какие-то злодеи! Мы непременно должны ещё раз исследовать лавку! Вдруг удастся что-нибудь выяснить?

— Я не осмелюсь нарушить закон...

— ...который однажды уже нарушили?! — вне себя от ярости закричал градоначальник.

Энгерранд склонился к его уху и прошептал:

— Прошу вас, успокойтесь. Всё равно мы ничего не найдём — об этом уже позаботились...

— Хорошо, — тихо ответил господин Бертгард. — Тогда, значит, нам нечего больше здесь делать?

— Отчего же? Мы ведь так и не узнали, что за странный старик...

Внезапно Энгерранд указал за спину градоначальника и закричал что было сил:

— Держите его!

Какой-то человек, появившийся мгновение назад из-за угла, замер в растерянности, постоял несколько секунд, а затем кинулся бежать. Стражники помчались следом, грохоча сапогами.

— Не поймают, — с сожалением покачал головой Энгерранд.

Беглец оступился и упал...

Как ни упирался пленник — а это оказался молодой человек громадного роста, лет двадцати пяти на вид, — как ни старался вырваться, как ни бранился, стражники приволокли его и бросили к ногам господина Бертгарда. Тот посмотрел на Энгерранда, ожидая, чтобы молодой человек объяснил случившееся, однако внезапно дверь дома, в котором, как узнали наши герои благодаря разговору с одним из соседей мессера Этельреда, жила "вдова метра Эльвена Эльтрана" отворилась, и на улицу выбежала какая-то женщина. Бросившись к градоначальнику, она закричала:

— Ах, да что же такое творится-то! — а затем обрушила на головы всех присутствующих поток слов, в котором смешались и обвинения в глупости и трусости, и ругательства, и угрозы, и упрёки в том, что "городским властям только бы и делать, что честных людей изводить, зато негодяи всех мастей среди бела дня бесчинствуют".

Градоначальник грозно хмурил брови, однако женщина и не собиралась умолкать. Больше того, упав на колени, она обняла пойманного стражниками молодого человека и, проливая слёзы, погрозила господину Бертгарду кулаком.

Это переполнило чашу терпения мужчины.

— Послушайте! — гаркнул он так, что даже Энгерранд невольно вздрогнул. — Вы ведь госпожа Матильда, верно? Замолчите сию же секунду, или окажетесь в тюрьме вместе с этим негодяем!

— О чём вы говорите?..

— Свяжите её!

Стражники двинулись к женщине. Госпожа Матильда смертельно побледнела и быстро проговорила:

— О боги! Простите меня, господин. Поймите, этот негодник — моё единственное дитя... Что ты опять натворил? Извести меня хочешь? Говорила я тебе...

И она отвесила молодому человеку затрещину.

— За преступление, которое совершил ваш сын, — произнёс Энгерранд, — ему полагается кое-что пострашнее простой оплеухи. Здесь даже палочными ударами не обойдёшься.

— Что?.. — прошептала женщина.

— Вы знали, чем он занимается?

— В лавке работает... Бывает, выпьет иногда, побуянит немного... Разок-другой родители жаловались, будто к дочерям их лапищи тянул...

— За это нужно бы выписать штраф, — заметил господин Бертгард.

— Так если дело в этом — я с радостью!

Энгерранд покачал головой:

— Нет. Всё гораздо хуже. Советую вам вернуться в дом и не мешать служителям правосудия. Господин Бертгард сразу догадался, кем вы приходитесь арестанту, поэтому проявил великодушие, но если вы и дальше продолжите кричать и сыпать оскорблениями, терпению его придёт конец.

Госпожа Матильда выпустила руку сына, которую до тех пор сжимала железной хваткой, и прижала ладонь к груди.

Градоначальник приказал:

— Ведите негодяя во Дворец правосудия!

Глава 4

Во время пути к резиденции господина Бертгарда пленник вёл себя на удивление спокойно: брёл в окружении стражников, печально опустив голову, и молчал. Последнее обстоятельство казалось Энгерранду странным: любой горожанин непременно попытался бы выяснить, за что его арестовали, стал бы утверждать, будто не совершал никакого преступления, поэтому такое спокойствие не могло не вызывать удивления.

Очутившись во Дворце правосудия, градоначальник первым делом велел кликнуть секретаря, а затем прошёл в маленькую комнатку, вся обстановка которой состояла из двух скамеек и небольшого стола. Один из стражников зажёг свечу, другой надавил арестанту на плечи, и тот медленно опустился на колени.

Явился секретарь, разложил на столе листок пергамента и приготовился записывать. Тогда Господин Бертгард махнул рукой — и люди его торопливо покинули комнату.

Энгерранд притворил дверь, а затем обратился к пленнику:

— Сегодня утром вы, метр Эльтран, вместе с несколькими головорезами, подобными вам, преследовали меня, когда я направлялся во Дворец правосудия. Зачем? С какой целью?

Тот метнул из-под густых бровей мрачный взгляд и ответил сиплым голосом:

— Не понимаю, о чём вы говорите.

— Не понимаете? Что ж, иного я не ожидал...Тогда объясните для начала, отчего вы бросились бежать, едва завидели стражников?

— Испугался.

— Почему решили, что арестовать хотят именно вас?

— Вчера вечером я напился и подрался с одним горожанином.

— С кем именно?

— Не могу знать...

— Вот как? — хмыкнул Энгерранд. — Вы чересчур высокого мнения о собственной персоне, как я погляжу. Значит, вы разбили нос какому-то безвестному везерхардцу — и после этого к вам в дом должен был явиться сам градоначальник вместе с полудюжиной стражников?

— Говорю же, я перепугался до смерти.

Энгерранд помедлил несколько секунд, а после с едва заметной улыбкой произнёс:

— В каком кабачке вы так славно погуляли прошлым вечером?

Арестант прикусил губу. По лицу его скользнула тень растерянности.

— Говорите! — приказал градоначальник.

— Не помню...

Увидев, что господину Бертгарду всё труднее сдерживать свой гнев, Энгерранд поспешно сказал:

— Неужто вы были так пьяны? Жаль, конечно, однако если память не вернётся к вам в ближайшую минуту, придётся заключить вас под стражу и держать в тюрьме до тех пор, пока не отыщутся свидетели. У господина Бертгарда есть на это полное право. Вы сами признались в преступлении. Остаётся только дождаться жалобы от изувеченного вами горожанина...

— А если никто не подаст жалобу? — пробормотал Эльтран.

Энгерранд пожал плечами.

— Негодяи!.. — прохрипел арестант.

Мышцы на его руках напряглись, и господин Бертгард невольно подумал, не позвать ли стражников. Вдруг этот верзила разорвёт путы? Не так-то просто будет с ним управиться. Совсем непросто... Мужчина покосился на Энгерранда. Молодой человек не только хранил спокойствие, но даже, казалось, забавлялся, глядя на бессильную ярость пленника.

— Вы, похоже, хотите побывать в городской тюрьме? Смею заверить, это не Тур, а вы не отпрыск королевского рода, поэтому не рассчитывайте на милость коменданта.

Внезапно Эльтран успокоился.

— Мне всё равно, — ответил он.

— Неужели? — притворно удивился Энгерранд. — Ну что ж, будь по-вашему... Жаль, конечно... — Он покачал головой. — Но знаете, что я думаю? Вы надеетесь сбежать, ведь так? Сначала вели себя спокойно, пытались запутать нас, сбить с толку, вывести из себя. Затем подумали, что нужно разыграть гнев — только получилось неудачно, — а сейчас напустили на себя вид мученика, которого подвергают незаслуженному наказанию. Ничего у вас не получится, метр Эльтран. Возможно, вы и не догадывались, в какое дело ввязались, когда согласились следить за мной — ну так я скажу, что дело это в высшей степени скверное. И господин Бертгард не выпустит из рук столь важного свидетеля, пока не выяснит всего, что вам известно. Понятно?.. Никуда вы не денетесь!

— Да, — кивнул господин Бертгард. — Я прикажу заковать вас в цепи.

— Что?! — выдохнул Эльтран.

— Удивлены? А чего вы ожидали?

— Но это же... это...

— ...это ещё не самое страшное! Возблагодарите Небеса, что не отправились прямиком на эшафот, а получили шанс хоть немного загладить свою вину.

После некоторого раздумья Эльтран с ненавистью посмотрел сперва на Энгерранда, затем — на градоначальника и проворчал:

— И что будет со мной, если я всё расскажу?

Господин Бертгард расхохотался во всё горло:

— Нет, вы послушайте только этого наглеца! Он ещё и торгуется!

— Так что меня ждёт? — упрямо повторил арестант.

— Шкуру свою сохранишь — вот что! Посидишь в тюрьме, пока мы не накажем злодеев, а потом вернёшься к своей дражайшей матушке. Согласен?

Эльтран неохотно кивнул.

— Чудесно, — улыбнулся Энгерранд. — В таком случае, ответьте: вы действительно преследовали меня?

— Да.

— С какой целью?

— Чтобы припугнуть немного... Ну и проверить, как вы себя поведёте...

— Кто приказал вам это?

Эльтран помедлил, пожевал губами и глухо произнёс:

— Какой-то мужчина. Знатный, наверное... Имени я не знаю...

— Лжец! — ударил кулаком по крышке стола градоначальник.

Энгерранд успокаивающе посмотрел на него и вновь обратился к арестанту:

— Но вы ведь прежде видели его?

Тот кивнул:

— Видел.

— Где?

— Он в дом одного нашего соседа несколько раз приходил... Не того, что магом оказался, мессера Этельреда, а другого, который рядом с лавкой жил...

— Старик?

— Да, верно!

— Имени почтенного старца вы тоже не знаете?

Эльтран отрицательно покачал головой.

— Хорошо, — вздохнул Энгерранд. — Тогда скажите вот что... Почему мужчина решил доверить вам слежку за мной?

— Ну... — замялся пленник. — Он уже успел проверить меня в деле... Но я не совершал ничего страшного! Сначала понаблюдал пару дней за домом одного купца, потом — за отелем знатной дамы... Даже имя запомнил! — Молодой человек нервно рассмеялся. — Это вдова камергера, которого ночью прирезали! Сеньора Годелива!

Градоначальник вздрогнул и уставился на рассказчика широко распахнутыми глазами. Энгерранд прикусил губу, чтобы сдержать торжествующую улыбку.

— И многое вы сумели выяснить? — спросил он.

— Многое, — ухмыльнулся арестант. — Как-то вечером ко вдове один из королевских любимцев явился. Как же его зовут-то?.. Ах, да! Барон ди Эрн... И с ним ещё какой-то человек. Оба в тёмных плащах, оглядываются, будто что-то недоброе затеяли. Часа два в доме пробыли и вышли только после сигнала к тушению огней. А через пару дней я друга этого барона ди Эрн у лавки мессера Этельреда встретил — и тут-то вспомнил, что и раньше он к магу захаживал!

— Как он выглядел? — понизив голос, произнёс градоначальник.

— Чуть повыше Эрна, ну и потолще... волосы светлые, курчавые... Да вообще они похожи-то были, будто родичи... Что ещё?.. — Эльтран нахмурил лоб, словно силясь вспомнить что-то важное, и даже зажмурился от напряжения. Наконец он выпалил: — И постоянно край плаща теребил, вот что!

— Так я и думал! — прошептал господин Бертгард. — Это он, сомнений быть не может!

Энгерранд не стал уточнять, о ком именно говорит мужчина, и вновь обратился к Эльтрану:

— Ещё кто-нибудь являлся в дом камергера?

— Нет.

— Сама сеньора Годелива покидала его?

— Ни разу!

— А сын сеньора Хельменфельда? Неужели и он целыми днями сидит взаперти?

— Как же! — фыркнул Эльтран. — С самого утра уходит куда-нибудь, потом возвращается на час-другой — и опять куда-то убегает!

— Вы говорите так, словно и сейчас продолжаете следить за жилищем покойного камергера, — заметил Энгерранд.

Арестант опустил взгляд:

— Я и был этим занят ещё вчера вечером. А сегодня... — голос его стал невнятным, — ...сегодня мне поручили распустить слухи... ну... вы сами, наверное, поняли... Что, дескать, из-за хеллинорцев Небеса обрушат на Везерхард страшную кару, что во всех бедах виновата жена государя... и... и ещё нужно убить всех еретиков...

Последние слова дались Эльтрану с огромным трудом. На какой-то миг слушателям показалось даже, что он вот-вот расплачется.

— А потом приказали следить за мной? — сказал Энгерранд.

— Да.

— Где вы обычно встречаетесь с человеком, который поручил вам это?

— Когда нужно доложить обо всём, что узнал за день, прихожу в храм Святого Герберта. Я как раз возвращался оттуда, когда наткнулся вдруг на вас... — Эльтран надул губы, словно ребёнок. — А если требуется отдать новое приказание, этот демон сам меня находит. Всегда! Хотел бы я знать, как у него такое получается!

Арестант вздохнул, а затем посмотрел в глаза Энгерранду:

— Ну что, теперь-то вы довольны?! Всё разузнали? Больше я ничего не знаю — даже не спрашивайте!

С губ его сорвался короткий смешок.

— Нет, — возразил Энгерранд, — остался ещё один вопрос... Признайтесь, вы и впрямь вчера напились и избили честного горожанина?

— Да не было такого!

— Но выпить всё же любите?..

— Проклятье! — крикнул Эльтран. — Да скажите уж прямо, что хотите ещё и моих друзей взять под стражу! Не стану я ничего говорить, ясно?!

— Если бы это было так, я просто прошёлся бы к дому сеньоры Годеливы, побродил по набережной, в конце концов, покараулил бы у храма Святого Герберта и у вашего дома. Поверьте, вы сообщили достаточно, и арест ваших приятелей ничего не изменит. Вряд ли они знают ещё что-то...

Энгерранд подошёл вплотную к Эльтрану и тихо произнёс:

— В каком притоне вы и ваши друзья чаще всего проводите время? Отвечайте!

Эльтран опустил голову. Черты его лица исказились, губы искривились в горькой усмешке. Отвернувшись, молодой человек чуть слышно прошептал:

— В кабачке на окраине квартала Знати, у самой крепостной стены. "Золотой кувшин" называется. Всем заправляет метр Себерн — ещё с тех времён, когда я мальчишкой был...

— Прекрасно, — произнёс Энгерранд. — Думаю, господин Бертгард, теперь допрос можно прекратить.

Градоначальник позвал стражников и, когда те появились, приказал:

— Когда стемнеет, отвезёте преступника в тюрьму — только постарайтесь уж, чтобы никто не увидел, кого именно вы сопровождаете, да почаще оглядывайтесь и проверяйте, не следит ли кто за вами. Этот негодяй нужен мне живым, понятно?! Скажете коменданту, чтобы отвёл его в одну из секретных камер и приковал цепями. Если опять случится что-то, как уже было с Вераком, я никого не пощажу...

Распоряжения эти прервал взволнованный голос Эльтрана:

— Постойте! Вы ведь обещали...

— Что я обещал?

— Ну... я ведь рассказал всё, только бы меня не заковали в цепи...

— Вот подлец! Думаешь, я забыл о своём обещании? Нет, меня не проведёшь! Я говорил, что ты посидишь в тюрьме, пока мы не поймаем убийцу, так ведь? И что сохранишь себе жизнь, правильно? А больше никаких обязательств перед таким мерзавцем я на себя не брал!

— Господин...

— Молчать! — сверкнул глазами господин Бертгард. — И знаете что, ребята, обыщите-ка хорошенько этого злодея!

Кровь прихлынула к лицу пленника. Зарычав, он рванулся из рук стражников, однако не удержался на ногах и повалился на пол. При этом из кармана его вывалился какой-то предмет и упал у самых ног Энгерранда.

— Проклятье!.. — простонал Эльтран.

Вскочив с места, градоначальник закричал:

— Это же магический медальон!

— Да, — подняв предмет с пола, подтвердил Энгерранд, — медальон демона бури. Откуда он у вас взялся, метр Эльтран?

— Идите вы к Эстельферу! — вне себя от ярости завопил арестант. — Вы ещё пожалеете, что сунули свой нос в это дело! Думаете, так просто отделаетесь? Как бы ни так... — И после недолгого молчания он повторил: — Ещё пожалеете... Пожалеете...

Глава 5

Как ни пытались господин Бертгард и Энгерранд выяснить, откуда у Эльтрана взялся магический медальон, у них ничего не вышло. Пленник словно обезумел и на все вопросы отвечал потоком проклятий и ругательств, а на угрозу градоначальника прибегнуть к пыткам лишь отвратительно ухмыльнулся. В конце концов разъярённый мужчина приказал "бросить ублюдка в каменный мешок", однако прежде потребовал обыскать его с головы до ног. Стражники обнаружили ещё один медальон — на сей раз дарующий богатство, и туго набитый кошелёк с деньгами, послуживший ярким доказательством того, насколько сильна запретная магия.

Эльтрана увели. Секретарь, которому во время допроса пришлось изрядно потрудиться, с поклоном передал господину Бертгарду исписанный пергамент, и покинул комнату. Тогда господин Бертгард запер дверь, разложил листки на столе и указал на скамью, приглашая Энгерранда присесть рядом с ним. Молодой человек не заставил упрашивать себя дважды.

Какое-то время в комнате царила тишина — и градоначальник и Энгерранд были всецело заняты чтением. Только временами господин Бертгард издавал недовольное ворчание.

Пробежав глазами последние несколько строк, мужчина поднялся на ноги и стал расхаживать по комнате. Иногда он начинал теребить край плаща и потирать руки, выражая тем самым крайнюю степень возбуждения, и едва молодой человек оторвал взгляд от пергамента и отодвинул листок в сторону, воскликнул:

— Ловко же вы заставили этого негодяя разговориться! Теперь остаётся только поймать его сообщников — и дело будет сделано! Кто-нибудь из них обязательно расскажет, кто такой этот "актёр", который меняет одну личину за другой! Нужно отправить людей в "Золотой кувшин"!

— В этом нет необходимости, — возразил Энгерранд. — Скорее всего, люди, которые вместе с Эльтраном преследовали меня, — его приятели, и знают ещё меньше, чем он. Если уж с кем и разговаривать, так это с хозяином кабачка. Думаю, от него наш загадочный незнакомец и услышал, что есть такой человек — метр Эльтран, готовый ради наживы пойти на любое грязное дело. Но это лишь одна из причин... Помните, соглядатаи говорили, будто барон да Люк вместе с Вальдебертом да Руст любили проводить вечера в каком-нибудь притоне?

— И вы надеетесь, что они посещали именно "Золотой кувшин"?

— Почему бы и нет? Место подходящее, находится в квартале Знати... — Энгерранд потёр подбородок и добавил: — А ещё, если мне не изменяет память, дом, куда помчался Люк в ту ночь, когда на него нашло безумие, тоже расположен неподалёку от крепостной стены...

— Да, демон меня побери! — расхохотался градоначальник. — Вы правы!

Отворив дверь, он вышел в коридор и сказал что-то стражнику, стоявшему у дверей. Тот поспешно удалился, а через пару минут вернулся в сопровождении одного из соглядатаев, отправленных днём к дому метра Вельгарда.

— Заметили что-нибудь? — спросил господин Бертгард.

Соглядатай виновато опустил голову:

— Ничего. Всё как обычно: люди целыми толпами валят — и аристократы, и торговцы, и даже простонародье. Словно в доме сам король живёт... А человека, о котором вы говорили, господин, не было...

— Кто из знати приходил?

— Барон да Руст, герцог Греундский с сестрой, барон ди Эбре, брат барона ди Эрн...

— В самом деле?

— Да. Добрый час возле прилавков вертелся! Потом ушёл.

— И ничего не купил?

— Нет.

Градоначальник одобрительно кивнул:

— Молодцы. Славно поработали. А теперь пораскинь-ка хорошенько мозгами и скажи: куда чаще всего Вальдеберт да Руст водил барона да Люк?

— В кабачок "Золотой кувшин"! — не задумываясь выпалил соглядатай.

— Уверен? — сипло спросил господин Бертгард.

— Да!

— Где он находится?..

Выслушав объяснения, градоначальник кивнул:

— Отлично. Можешь идти, — а затем, когда шпион, страшно довольный похвалой своего господина, удалился, сказал: — Я знаю эти места. От дома, куда прибежал Люк, до кабачка — минут десять ходьбы, не больше. Только "кварталом Знати" те места едва ли назовёшь. Полвека назад там начали селиться простолюдины, которые перебирались из близлежащих деревень. Думали, найдут в столице сладкую жизнь! — Мужчина хмыкнул. — Как же! Попадёте туда днём — кошелёк срежут, окажетесь ночью — живо получите кинжал в спину! Если идти от лачуг бедняков в сторону Везера, сначала будет пустырь — там каждое утро парочку трупов находят, — затем — старая крепость, ну а дальше начинаются дома аристократов.

— И в таких-то местах Люк встречался со своей возлюбленной... — пробормотал Энгерранд. — Зачем было рисковать, если у него был медальон демона ненависти? Полагаю, жертва сама пошла бы за ним куда угодно...

— Вы ведь сами предположили, что барон лишился артефакта. И когда дама бросила на землю какой-то предмет, решил, что это и есть медальон Эсдетера.

Энгерранд смущённо улыбнулся:

— Ах да, конечно!.. Кажется, я начинаю путаться в своих догадках. Нужно ещё раз хорошенько подумать обо всех событиях последних дней — благо, их случилось столько, что, я уверен, убийца уже должен был совершить какую-нибудь оплошность. Мы обязательно найдём, за что зацепиться!

— Мне кажется, — понизил голос господин Бертгард, — я знаю, где негодяй допустил промашку!

— А я догадываюсь, что вы сейчас скажете, — ответил молодой человек, — и с нетерпением жду, когда же вы объясните, что за человек приходил вместе с бароном ди Эрн к сеньоре Годеливе.

По лицу господина Бертгарда скользнула тень разочарования.

— Это брат барона и бывший любовник сеньоры Годеливы, — проворчал он.

Молодой человек усмехнулся:

— Вот в чём дело! Что ж, понятно... И зачем, по-вашему, давние возлюбленные решили встретиться — особенно в то время, когда слёзы вдовы несчастного сеньора Хельменфельда ещё не успели высохнуть?

Градоначальник пожал плечами.

— Нет, — продолжил Энгерранд, — это могло бы заинтересовать придворных сплетников, а вот в нашем деле едва ли сыграет большую роль. Вы говорите, брат барона ди Эрн был влюблён в сеньору Годеливу? Ну так случилось следующее. Видимо, он решил напомнить о прежних чувствах, однако получил отказ — и на следующее утро отправился в лавку мессера Этельреда, чтобы добиться своего с помощью магии. Вот и вся история... Когда, к слову, случился скандал в благородном семействе сеньора Хельменфельда?

— Лет восемь-девять назад, не меньше.

— Так давно? — удивлённо произнёс Энгерранд.

— И с тех пор брат барона ди Эрн почти не показывается на людях. Похоже, всё это время его мучило чувство вины — пусть это и звучит странно, если речь идёт об одном из придворных.

Энгерранд метнул быстрый взгляд на господина Бертгарда и спросил как бы между прочим:

— А о похождениях самого сеньора Хельменфельда что-нибудь известно? Или он свято хранил честь своего имени?

Градоначальник с подозрением посмотрел на него:

— Вы ведь, кажется, пять минут назад осуждали придворных сплетников?..

— Однако поскольку в смерти барона да Люк в какой-то степени повинна женщина, разве не можем мы допустить предположение, что и Хельменфельд поддался чьим-то чарам?..

— Вы что-то знаете! — выпалил господин Бертгард. — Я давно понял!

— Нет, — возразил молодой человек, — это лишь мои догадки...

— Но вы далеко не в первый раз заводите подобный разговор! Сами ведь предполагали, что среди убийц может оказаться и сестра герцога Годерика, и даже сеньора Годелива! Ещё вчера убеждали меня в этом!

— А сегодня вы уже решили, что виноват во всём метр Вельгард.

Градоначальник с такой обидой посмотрел на Энгерранда, что молодой человек почувствовал нечто, похожее на угрызения совести. Поэтому он поспешно произнёс:

— Безусловно, сеньора Годелива замешана в каких-то грязных делишках. Наверное, она могла и приложить руку к смерти супруга. Но давайте посмотрим на вещи здраво: если в чьей-то голове и зародилась мысль бросить вызов государю, едва ли это была голова женщины! Только мужчина способен разработать столь хитроумный план, только у него не дрогнет рука уничтожить стольких придворных — ну а женщина, конечно, будет с восторгом наблюдать за этим, наслаждаться тем, что возлюбленный её — само воплощение императора демонов на земле...

— "Возлюбленный"?!

— Конечно! Разве можно не влюбиться в такого человека, не знающего меры в своих желаниях, готового пойти на всё ради их осуществления? И неужели брат барона ди Эрн, который вечно треплет край плаща, подходит на подобную роль?

— Нет.

— А кто подходит?

После минутного молчания градоначальник протянул:

— Я бы сказал, что на такую роль подходит граф Артландский, но сейчас он уже мёртв...

— Верно. Кто ещё?

Господин Бертгард махнул рукой:

— Не знаю! Может, герцог Годерик?..

"...который ни разу в жизни не заглядывал в трактат Гильберта Лотхардского", — мысленно возразил молодой человек.

Вслух он сказал:

— А Вальдеберт да Руст?

— Ого! А ведь от него и в самом деле всего можно ожидать!

— Только вот обладает ли он достаточным хладнокровием, чтобы совершить столь страшное злодеяние? Нет, не думаю!

Градоначальник посмотрел на Энгерранда с таким видом, словно хотел спросить: "Так какого же демона вы тогда морочите мне голову?"

На какое-то время разговор прекратился. Энгерранд, сцепив пальцы, подпёр подбородок и закрыл глаза. Господин Бертгард стал расхаживать по комнате, топая ногами, словно стражник. Временами шум этот заставлял молодого человека едва заметно морщиться, словно доставлял ему боль.

Наконец Энгерранд чуть слышно вздохнул и открыл глаза.

— Что вы знаете о мессере Этельреде? — спросил он.

Градоначальник почесал затылок:

— Он приехал в столицу лет двадцать назад — это я могу сказать с полной уверенностью, поскольку сам тогда учился в Университете и часто шатался с друзьями по городу. Купил лавчонку и первое время торговал лишь целебными травами. Года через два-три поползли слухи, будто в его доме творятся весьма подозрительные вещи, на которые следовало бы обратить внимание Верховному жрецу. Однако время шло, священнослужители в лавку не являлись, и меня, признаться честно, это изрядно злило. В конце концов я решил собственными глазами убедиться, правду ли говорят люди, переоделся в одежду простого горожанина и отправился к магу. — Глаза господина Бертгарда засверкали, на губах заиграла улыбка. — Полагаю, мессер Этельред сразу обо всём догадался, но виду не подал, просто начал вести себя куда осторожнее. И как я ни бился, не мог отыскать ни единого доказательства. Ну а когда азарт исчез, меня вдруг посетила мысль: "Проклятье! Какого демона я должен заниматься не своим делом? Это ведь работа людей Верховного жреца — ловить еретиков и магов! Пусть они и мучаются... А мессер Этельред человек, в сущности, неплохой. Умный. И если использовать его знания..."

Господин Бертгард махнул рукой:

— Словом, за двадцать лет никто мессера Этельреда и пальцем не тронул. И едва ли причина этого — моё покровительство.

— А метр Вельгард? Он получил громадное состояние в наследство от предков?

— Нет, что вы! — фыркнул градоначальник. — Отец его состоял в гильдии торговцев сукном и шёлком и лишь однажды был избран в совет старейшин — да и то через год умер. Тогда-то семейство метра Вельгарда и начало внезапно богатеть... Случилось это... когда же?.. ах, в тот самый год, когда женился государь Хильдеберт, а я поступил в Университет! Помню, Верховный жрец — не мессер Ансберт, нет! — устроил небывалое представление: сжёг полдюжины еретиков и магов перед Праздником весны. И следующим летом внезапно скончался... Ходили слухи, будто его отравили или навели порчу. Даже обвиняли в злодеянии других священнослужителей — дескать, несчастного Жреца можно было спасти, но никто отчего-то не пожелал этого сделать... Впрочем, какое отношение это имеет к делу?

— У меня есть определённые подозрения, — сказал молодой человек. — Неужели вы не заметили, какую важную роль во всей этой истории играет... то есть, играл... мессер Этельред? Вы сами, едва начались убийства, то и дело обращались к нему за советом — это во-первых. Рядом с его домом поселился человек, который, как мы предполагаем, служит метру Вельгарду — это во-вторых. Причём, если верить соседям, случилось всё сразу после смерти короля Хильдеберта — а значит, и убийства герцога Эстерского! В день убийства барона да Люк маг куда-то исчезает, а на следующее утро в лавке раздаются страшные вопли — это в-третьих... Но! Старик, с которым мы беседовали, не сказал, будто видел, как кто-то выходил из дома перед нашим появлением. Да и вообще, улица в тот день была на удивление пустынна... В-четвёртых, мы нашли мессера Этельреда связанным по рукам и ногам, но отнюдь не мёртвым. Наверное, нужно было ещё тогда расспросить его. Жаль, не нашлось времени — нужно было уносить ноги... В-пятых, меня удивляет появление стражников. Они-то откуда узнали обо всём? Ведь на улице, если верить свидетелю, так никто и не показался!.. И тот странный молодой человек, который поведал о случившемся мессеру Ансберту, а затем куда-то исчез...

— Да... — прошептал господин Бертгард. — Всё очень странно...

Молодой человек умолк, перевёл дух и вновь продолжил:

— Однако на этом странности не заканчиваются! Священнослужители, оставленные на месте преступления Верховным жрецом, выносят из лавки имущество — но при этом откладывают ритуал едва ли не на целые сутки! Оставляют дверь всего лишь запертой на ключ — а значит, любой грабитель может пробраться внутрь. Кто знает, в самом деле в доме мага ничего не осталось или, может, в тайниках мессера Этельреда хранятся поистине несметные богатства — разумеется, для человека, увлекающегося тёмной магией... Скажем, магические медальоны.

Энгерранд указал на два артефакта, принадлежавшие Эльтрану.

— Взгляните только! Некий простолюдин, который — весьма неумело, должен сказать — исполняет роль соглядатая, вдруг, как мы выяснили, обладает не одним, а целой парой медальонов, покупку которых может позволить себе далеко не каждый горожанин! Даже этих денег... — указал он на кошелёк, отобранный у пленника, — даже их не хватит, чтобы расплатиться за подобную вещь! Так откуда артефактам взяться у Эльтрана?

— Наверное, ограбил кого-нибудь, — предположил господин Бертгард.

— Возможно, — кивнул молодой человек. — Но неужели все везерхардцы разгуливают по столице с магическим медальоном в кармане? Здесь-то их целых два! Скольких людей нужно было обобрать Эльтрану, чтобы завладеть таким сокровищем — а для него это и впрямь сокровище! И ведь выглядят как новенькие! Надпись видна чудесно, серебряная вышивка не стёрлась... Словно их изготовили несколько дней назад!

Энгерранд бросил на градоначальника красноречивый взгляд. Мужчина наморщил лоб и после недолгих размышлений воскликнул:

— Выходит, эти медальоны Эльтран получил от нашего "уличного актёра"...

— ...который несколько месяцев жил возле лавки мессера Этельреда.

— И по-вашему, он ограбил дом мага?..

— ...или же мессер Этельред был заодно с метром Вельгардом.

— Не может быть!

— Отчего же? Купец внезапно разбогател и стал самым влиятельным человеком в городе, мага за пятнадцать лет никто ни разу не тронул, хотя костры мессер Ансберт любит разжигать ничуть не меньше своих предшественников...

Градоначальник схватился за голову:

— Нет, я ни за что не поверю, будто у мессера Этельреда могли быть общие дела с этим проклятым купцом! До меня непременно дошли бы какие-нибудь слухи!

— Ну... — попробовал успокоить его молодой человек, — вы ведь доверяли магу, а о тёмных делишках метра Вельгарда вам незачем было знать...

— Я разбираюсь в людях! — отрывисто произнёс господин Бертгард.

Не желая ещё больше злить градоначальника, Энгерранд решил прекратить этот спор и примирительно произнёс:

— Я ведь вовсе не утверждаю, что мессер Этельред вершил какие-нибудь злодеяния — если конечно, не считать таковым его занятия магией. Просто посмотрите ещё раз на эти медальоны и скажите: откуда они взялись у простолюдина, который живёт в жалком домишке и вместо того, чтобы найти себе достойное занятие, предпочитает следить за домами аристократов или запугивать простых горожан — таких, как я? Если он находится на службе у метра Вельгарда, значит, именно купец и дал ему артефакты; вместо денег или же по другой причине — не знаю, но могу кое-что предположить... Знаете, ведь с помощью медальона демона бури Эльтран сумел бы выбраться из тюрьмы и даже оказаться за много миль от столицы. Прекрасно, не правда ли?..

Глаза молодого человека сверкнули.

— А вдруг... — прошептал он, — вдруг подобным образом убили Хельменфельда? Чтобы совершить нападение, злодею достаточно было всего лишь знать, что вечером королевский камергер вздумает выйти из дома. Он мог бы даже устроить пиршество, пригласить десятка три придворных — а затем под каким-либо предлогом на несколько минут покинуть гостей, облачиться в маскарадный костюм, прошептать заклинание — и всё!

Господин Бертгард нервно сглотнул, провёл ладонью по лицу и выдавил:

— А откуда убийца мог выяснить, что Хельменфельд выйдет из дома?

— Да как угодно! Написать какое-нибудь послание, например, и назначить свидание...

— Любовница! — выпалил градоначальник.

— Да, любовница, — кивнул молодой человек. — И сеньора Годелива не желает встречаться с вами, поскольку боится, что ей придётся рассказать об измене супруга...

Внезапно лицо господина Бертгарда омрачилось.

— Погодите! — затряс он руками. — Если всё так, как вы говорите, вчерашнее наше предположение о том, что Этельберт Верак на самом деле солгал во время допроса, никуда не годится!

— Почему?

— Но ведь у Верака не нашлось магического медальона! Неужели метр Вельгард не снабдил бы его артефактом?..

— А зачем?

— Чтобы вызволить из тюрьмы!

— Ещё чего! Если бы Верак сначала сидел смирнёхонько несколько дней и ждал допроса, а затем вдруг исчез, вы поверили бы его показаниям?

— Не знаю...

— Непременно усомнились бы! — воскликнул молодой человек.

— Но как же тогда связать вчерашние наши догадки и сегодняшние? Вы утверждали, будто убийца пользуется артефактом, дарующим невидимость, а теперь выходит, что в руках у него находится медальон демона бури.

— А почему злодей не может пользоваться двумя медальонами одновременно? Допустим, он владеет одним подлинным артефактом, другие же покупал у мессера Этельреда. Или у метра Вельгарда. Между прочим, очень разумный подход. Можно не бояться, что мощь тёмной магии обратит тебя в демона иллюзий.

— У вас на всё найдётся ответ! — невольно рассмеялся градоначальник.

— Я готов пожертвовать чем угодно — даже своим красноречием, которое, в сущности, совершенно бесполезно, только бы мне открылось, кто на самом деле убийца, — откликнулся молодой человек. — Думаю, вы, господин Бертгард, испытываете похожее желание.

Мужчина расхохотался во всё горло.

— Не скрою, я предпочёл бы вовсе не встречаться с вами в обмен на спокойную жизнь — насколько, конечно, может быть спокойной жизнь градоправителя! Лучше бы я и дальше следил за порядком в столице, наказывал воришек и драчунов, воевал с судьями, недовольными тем, что власть их по моей вине пошатнулась...

— Когда-нибудь мечта ваша непременно сбудется, — улыбнулся Энгерранд. — Только не усердствуйте слишком уж сильно в своей нелёгкой борьбе. Судьи — народ злопамятный...

— О да! — согласился господин Бертгард. — Впрочем, если я не найду убийцу, придётся сдаться без боя. Поэтому давайте решим, что делать дальше.

— Для начала — вывести на чистую воду метра Вельгарда. Мне очень хочется узнать, кто же ему покровительствует — ведь не может быть, чтобы он мог безнаказанно творить всё, что вздумается. Кто-то при дворе помогает нашему славному купцу, готов побиться об заклад!

— И этот "кто-то" непременно проявит себя, если прижать метра Вельгарда к стенке...

— ...или затаится, чтобы не привлекать к себе внимание и скрыть собственные преступления.

— С чего нам начать?

— Арестовать владельца "Золотого кувшина"!

— Что? — переспросил господин Бертгард. — Арестовать? Вы же не хотели привлекать излишнего внимания!

— Теперь я думаю, что нужно поднять побольше шума. Представляете, какой поднимется переполох, если мы арестуем одного за другим двух прислужников метра Вельгарда! И не просто арестуем! Думаю, следует написать портрет нашего "актёра", "старика" — или кто он там ещё?! — и явиться с ним в "Золотой рог". Объявим во всеуслышание, что человек этот обвиняется в подстрекательстве к бунту, а метр Себерн помогает ему!..

Энгерранд перевёл дух, а затем добавил немного тише:

— И ко всему прочему, вам будет благодарен сам государь. Спасти хеллинорцев от расправы... Да, вы сумеете завоевать расположение Его величества!

— О подобных вещах я думаю меньше всего, — возразил градоначальник, однако на лице его помимо воли появилось мечтательное выражение, а щёки порозовели, словно у юноши, который услышал признание от своей возлюбленной.

— Да, всё это — вздор!.. — добавил мужчина, точно надеясь убедить самого себя. — Это мессер Гумберт или проклятый Геральд пусть страдают от честолюбия, а моё дело — служить закону... поддерживать в городе порядок... Плевать мне на хеллинорцев! Только бы в столице всё было спокойно!..

— Для этого нам и нужно вывести на чистую воду метра Вельгарда, — дождавшись, когда собеседник умолкнет, сказал молодой человек. — Прикажите немедленно позвать художника!

— Что?! — изумился градоначальник. — Но ведь на дворе уже темно!

— Нужно, чтобы к утру портрет был готов.

— "К утру"? — переспросил поражённый господин Бертгард. — Значит, вы намерены работать всю ночь?

— Конечно.

— Но вы ведь устали за день!

— О, не тревожьтесь за меня, господин Бертгард! — рассмеялся Энгерранд. — Это вы страдаете от раны, поэтому непременно должны отдохнуть. А я готов ещё хоть целые сутки не смыкать глаз, если это будет необходимо.

— Что ж, — выпятив подбородок, с пафосом произнёс градоначальник. — В таком случае, я тоже не стану отдыхать! Плевать мне на рану и на предписания лекаря!

И он, выйдя за дверь, принялся отдавать распоряжения стражникам.

Глава 6

К утру портреты были готовы, однако Энгерранду пришлось потратить немало душевных сил, прежде чем изображение на пергаменте стало хоть немного походить на оригинал. Тюремный художник, как показалось молодому человеку, быть может, и умел раньше рисовать — в далёкой юности, — но давно променял кисть на бочонок с вином — так дрожали руки "мастера", когда он взялся за работу. Внешность "живописца" — неопрятная одежда, всклокоченная борода, жирные встрёпанные волосы, мутные глаза, обведённые тёмными кругами, — вызывала невольное отвращение, а булькающий смех, который временами безо всякого повода вырывался из его глотки, доводил Энгерранда до бешенства.

Наверное, в конце концов молодой человек высказал бы художнику всё, что о нём думает, если бы не одно замечание господина Бертгарда. Вырвавшись незадолго до рассвета из дремотного состояния, в котором он пребывал во время работы над портретом, градоначальник, услышав гневный голос Энгерранда, махнул рукой и буркнул:

— Э! Да демон с ним, с этим портретом!.. Вы хотите арестовать метра Себерна — или желаете нарисовать картину?..

После этого мужчина уронил голову на плечи и сладко засопел, а молодой человек бросил художнику, попытавшись выразить в паре фраз всё своё презрение:

— Заканчивайте уже поскорее. Вы заслужили месячное жалование!

Обрадованный мастер в несколько широких мазков, после которых сходство с оригиналом вновь стало едва заметным, завершил работу и провозгласил:

— Готово!

Градоначальник медленно открыл глаза, посмотрел на картины и сказал:

— Прекрасная работа, метр! Благодарю вас!

Низко поклонившись, художник вышел.

— Прекрасно... — повторил господин Бертгард, несколько раз кивнул головой, словно соглашаясь сам с собой, а затем обратился к Энгерранду: — Думаю, раз уж вы намерены навести шороху среди посетителей "Золотого кувшина", лучше дождаться вечера. Кабачок будет полон народа, и мы сможем не только поднять шум, но и поглядеть, как поведут себя его обитатели.

— Не думаю, что метр Вельгард станет дожидаться вечера, — покачал головой молодой человек. — К вечеру хозяин кабачка исчезнет. Или вы забыли о бегстве коменданта Тура?

— Не забыл, — проворчал градоначальник.

— Поэтому давайте не будем устраивать ненужных представлений и отправимся в "Золотой кувшин" сию же минуту.

Господин Бертгард принялся изо всех сил тереть глаза, несколько раз самым бесцеремонным образом зевнул и с кряхтением поднялся на ноги. Наблюдая за ним, молодой человек невольно подумал, что в столь пренебрежительном отношении мужчины к предписаниям лекаря есть и его, Энгерранда, вина.

— Может, лучше вам остаться во Дворце правосудия?

— Ни за что! — тряхнул головой градоначальник. — Где это видано, чтобы опасного преступника, который готовит заговор, арестовали простые стражники? Нет, я сам должен обвинить метра Себерна в злодеяниях!

Мужчина прошёл в залу судебных заседаний, уселся в кресло и стал ждать, пока один из стражников созовёт своих товарищей. Когда два десятка служителей порядка выстроились во дворе, мужчина спустился вниз и произнёс краткую речь, которую заключил следующим напутствием:

— Помните, что от смелости вашей и сообразительности зависит порядок в Везерхарде! Если метр Себерн, этот ублюдок, замысливший злодеяние, ускользнёт, я собственноручно пущу кровь болванам, которые его упустили. А теперь идём!

После этого отряд выступил в "поход". Энгерранд старался держаться как можно скромнее, зато градоначальник гордо вышагивал впереди, сжимая в ладони свиток красной бумаги — символ того, что дело, которое заставило мужчину покинуть Дворец правосудия, является необычайно важным. Честные везерхардцы сперва провожали процессию испуганными взглядами, а после, выждав немного, начинали перешёптываться, гадая, кто же станет жертвой господина Бертгарда, зато уличные мальчишки и зеваки сразу почувствовали неладное, и вскоре за стражниками уже следовала целая гурьба, возбуждённая и взволнованная.

— Проклятье... — ворчал иногда градоначальник, бросая взгляд через плечо. — И как только эти бездельники чувствуют, что намечается любопытное зрелище?

— Едва они поймут, куда мы идём, ряды их заметно поредеют, — отвечал Энгерранд.

Так и случилось: от сотни человек, которые вместе с господином Бертгардом и его людьми переправились через Везер, осталось не больше дюжины, когда отряд достиг пустыря, отделявшего дома знати от лачуг бедняков. И внешность этих упрямцев была до того подозрительной, что градоначальник мог хоть сейчас без каких-либо угрызений совести бросить их в тюрьму — несомненно, на совести каждого из них имелось немало грехов.

Перед тем, как углубиться в трущобы, господин Бертгард остановился и ткнул пальцем куда-то в сторону.

— Видите? — скривился он. — Вот как живут в Везерхарде! И я ничего не могу с этим поделать.

— Так живут в Алленоре, — усмехнулся в ответ Энгерранд. — И несколько десятков королей так и не сумели ничего изменить.

Градоначальник недоверчиво фыркнул, а затем шагнул вперёд с таким видом, словно ему предстояло ступить на проклятую землю — или, скорее, жижу, поскольку всё пространство между домами представляло собой одно сплошное болото. Поверхность его украшали "островки" из мусора и следы от помоев, которые жители квартала выплескивали прямо из окон.

"И здесь проводил время Люк... — с горечью подумал Энгерранд. — Любимец государя..."

"Барон-то да Рево на такие дела мастак, всякий наёмник в столице знает его имя..." — в который раз вспомнил он слова незнакомца, проникшего когда-то в замок. Быть может, отец Фердинанда тоже бродил среди этих изъеденных сыростью стен, проклинал тупых простолюдинов, угодив сапогом в очередную кучу из отходов, заглядывал в кабачок "Золотой кувшин", болтал с метром Себерном...

Кто же всё-таки был тот убийца? И что заставило его совершить преступление? Неужели одно только желание спасти от гибели деревенского мальчишку? Глупости!.. И ведь проник в замок с помощью медальона демона бури... Значит, уже бывал прежде в доме, прекрасно знал там каждый уголок. Да ещё и пришёл не один, а с двумя сообщниками...

"Вдруг Этьен не соврал, когда говорил, будто кто-то хочет присвоить себе владения Рево? — подумал молодой человек. — Какой-нибудь негодяй, который знал о разбойничьих вылазках барона, а может, и сам в них участвовал... В сущности, доказать вину сеньора да Рево удалось бы без труда. Не убивал же он, в конце концов, ограбленных купцов! Свидетелей — десятки, если не сотни! Однако никто так и не подал жалобы... И сам барон действовал так дерзко, словно был всецело уверен в своей безнаказанности. Ну да, конечно, он пользовался благосклонностью государя Хильдеберта..."

Внезапно Энгерранда посетила мысль, от которой молодой человек невольно вздрогнул.

"Три незнакомца... Что, если это были фавориты короля? Нет, барон да Люк, конечно, слишком молод, а вот остальные... Эрн, Эбре и Хельменфельд! И один из них участвовал в ритуале на развалинах старого замка. Увлекался тёмной магией... А может, и остальные тоже там были? И кто-то из них нашёл трактат Гильберта Лотхардского!"

Энгерранд почесал затылок.

"А может, случилось следующее. Сеньор да Рево обнаружил трактат Гильберта Лотхардского, утаил свою находку, а королевские любимцы об этом узнали... Впрочем, неважно! Главное, что убили его из-за книги!"

— Мы пришли! — раздался хриплый голос градоначальника.

Приняв важную позу, мужчина огляделся по сторонам. Возле кабачка, словно по волшебству, появилось несколько с полсотни горожан — и все они с опаской поглядывали на стражников.

— Чудесно... — пробормотал господин Бертгард.

Он решительно толкнул дверь и вошёл внутрь. За ним в кабачок ввалились стражники. Толстая женщина, хлопотавшая у очага, громко закричала; несколько пьяниц, которые, похоже, только-только очнулись после славно проведённой ночи, приподняли головы — и в испуге вскочили со своих мест.

— Сидите тихо! — рявкнул господин Бертгард. — Где метр Себерн?

Никто не ответил, только с улицы донёсся глухой ропот.

— Чудесно! — усмехнулся градоначальник. — Тогда, ребята, — обратился он к стражникам, — обыщите дом! Переверните всё здесь вверх дном!

В этот миг на лестнице появился мужчина лет пятидесяти, приземистый, крепкого телосложения, с толстыми руками и бычьей шеей. Энгерранд мысленно тотчас окрестил его "Филином": такая же квадратная голова и маленький крючковатый нос.

— Вы метр Себерн? — спросил господин Бертгард.

— Да, — глухо ответил мужчина.

Господин Бертгард подал знак. Стражники ринулись к метру Себерну. Тот отступил на несколько шагов, пока не упёрся спиной в стену, и спросил:

— Что такое? Зачем вы собираетесь меня арестовать?

— Вы — преступник!

— В самом деле? — невозмутимо ответил хозяин кабачка. — "Преступник", значит? Какое же преступление я совершил?

— Вы знаете ответ не хуже меня.

— Ничего не понимаю, — улыбнулся уголками губ метр Себерн. — Если бы я совершил что-нибудь страшное, то не стал бы дожидаться вас. У меня было предостаточно времени, чтобы покинуть дом...

— Замолчите! — перебил его градоначальник. — Разговор мы продолжим в моей резиденции!

Метр Себерн склонил голову и покорно дал связать себя стражникам. Господин Бертгард тем временем поднялся наверх и стал наблюдать за тем, как люди его осматривают комнату, где жил владелец кабачка. По завершении обыска помещение стало выглядеть так, будто под крышей "Золотого кувшина" обосновался демон бури, в руках же у мужчины оказалось несколько мешочков с золотыми и серебряными монетами, три медальона, дарующих богатство, один, насылающий страсть, несколько пожелтевших от времени свитков пергамента, а также небольшая шкатулка, в которой, похоже, хранились какие-то важные вещи, поскольку владелец спрятал её на самом дне сундука,

— Превосходно! — одобрительно произнёс градоначальник.

Вновь спустившись в зал, он потряс в воздухе своей добычей и сказал:

— Лучше бы вам во всём сознаться, но, боюсь, своим упрямством вы доставите мне ещё много хлопот. Что ж, я и не таких злодеев выводил на чистую воду — значит, и вас тоже выведу!

На лице метра Себерна не дрогнул ни единый мускул. Лишь выйдя за порог кабачка, мужчина окинул взглядом собравшуюся у дверей толпу и тихо произнёс:

— Я невиновен...

— Все так говорят, — хмыкнул господин Бертгард.

Энгерранд склонился к его уху и прошептал:

— Не говорите больше ничего. Разве не видите, как все раздражены? Лучше нам поскорее вернуться во Дворец правосудия и там уже потолковать с метром Себерном.

Градоначальник посмотрел на мрачные лица, отметил, как грозно сдвинуты брови "добрых" горожан и кивнул:

— Вы правы...

Процессия двинулась в обратный путь. Преступник спокойно шагал посреди стражникам, бросая иногда быстрые взгляды себе за спину. Прохожих на улицах становилось всё больше, и все они пропускали стражников с явной неохотой. Несколько раз до слуха Энгерранда донеслись приглушённые ругательства и проклятия, и молодой человек без труда догадался, кому предназначена эта брань.

"Перед бунтом везерхардцы вели себя так же, — отметил он про себя. — Только вот Эльмер да Фур гниёт сейчас в темнице, а господин его мёртв..."

Внезапно из какого-то тёмного переулка выскочил старик-нищий и, указав трясущейся рукой на метра Себерна, крикнул:

— Ты — предатель! Собака на службе у хеллинорцев!

И с пронзительным визгом он бросился к хозяину "Золотого кувшина".

Один из людей господина Бертгарда толкнул старика в грудь:

— Что ты делаешь? Пошёл прочь!

Нищий покатился по земле. Раздался возмущённый гул голосов — и стражники внезапно оказались заключены в центре плотного человеческого кольца. Со всех сторон на них были устремлены пылающие ненавистью глаза; в воздухе замелькали палки и колья.

— А ну-ка! — нахмурился градоначальник и сделал шаг вперёд, однако в следующее мгновение голос его заглушил истошный крик нищего:

— Смерть тебе, хеллинорская тварь! — и в сторону метра Себерна протянулись две морщинистые ладони со скрюченными, словно у птицы, пальцами.

Толпа подхватила этот возглас.

— Проклятье! — что было сил проревел господин Бертгард. — Немедленно расходитесь и не мешайте творить правосудие!

— Смерть!

Энгерранд обернулся и увидел, что метр Себерн улыбается. Похоже, угрозы толпы ничуть его не испугали...

"...или он знал, что так будет, поэтому и вёл себя спокойно во время ареста..." — предположил молодой человек.

Кто-то швырнул камень, который угодил прямо в лицо одному из стражников, стоявших рядом с арестантом. Событие это было встречено смехом и возгласами одобрения. Через секунду новый снаряд просвистел возле головы градоначальника. Тотчас люди господина Бертгарда придвинулись к нему и выставили вперёд пики. Возле метра Себерна осталось лишь четверо охранников и Энгерранд.

— Вот демон! — крикнул градоначальник. — Защищайте преступника, болваны!

Однако выполнить этот приказ оказалось невозможно — толпа нахлынула, словно речные воды, и два отряда — один, возглавляемый господином Бертгардом, другой — Энгеррандом, — превратились в крошечные островки среди серой людской массы. Напрасно градоначальник надрывал глотку и грозил смутьянам страшными карами — его никто не слушал. Камни летели со всех сторон, а какой-то негодяй, вконец осмелевший, даже попробовал ткнуть одного из стражников в живот длинной заострённой палкой.

После подобной дерзости последние частицы терпения покинули мужчину.

— Утихомирьте этих негодяев! — приказал он.

Через мгновение несколько бунтовщиков взвыли от боли и повалились на землю, зажимая раны. В рядах горожан образовалась брешь, и стражники ринулись туда, выставив вперёд пики.

Тем временем Энгерранд, заметив, что стражники, защищающие метра Себерна, не слишком-то горят желанием исполнять свои обязанности и, наверное, давно обратились бы в бегство, будь у них такая возможность, воспользовался тем, что один из нападавших выронил дубинку, схватил её и стал наносить удары направо и налево. Бунтовщики, похоже, не ожидали столь яростного отпора и на несколько секунд расступились, освободив тем самым путь к близлежащему зданию. Увидев это, молодой человек крикнул:

— К дому! Живо! — а затем, потянув за собой метра Себерна, кинулся вперёд.

Стражники также последовали этому примеру.

— Вижу, моя жизнь стоит очень дорого, — хмыкнул хозяин "Золотого кувшина".

Энгерранд пожал плечами:

— Не больше, чем жизнь любого другого преступника, которого следует подвергнуть публичному наказанию...

Молодой человек охнул и умолк на полуслове — тяжёлый камень угодил ему в живот. Метр Себерн усмехнулся.

Внезапно стражник, стоявший ближе всех к бунтовщикам, выронил пику и схватился за грудь. Сквозь пальцы его заструилась кровь. Второй споткнулся и повалился на спину, третий вдруг отлетел далеко в сторону — к самым ногам опешивших от неожиданности горожан. Не вполне сознавая, что делает, Энгерранд изо всех сил ударил дубинкой в то место, где тот находился секунду назад — и вдруг почувствовал, что угодил в кого-то невидимого. Раздался приглушённый крик.

— Бей! — прохрипел молодой человек.

Последний из стражников, который находился рядом с метром Себерном, не глядя ткнул острием пики куда-то в сторону. На землю брызнули алые капли, а на землю упал окровавленный кинжал. Увидев это, хозяин кабачка отпихнул оружие подальше от себя — прямо в толпу. Несколько человек отшатнулись, бросились в разные стороны, другие, напротив, подались вперёд — а когда толпа вновь схлынула, на том месте, где прежде лежал клинок, было пусто.

— Проклятье! — схватился за голову Энгерранд. — Зачем вы это сделали?

— А вы хотели, чтобы убийца довершил начатое?

Молодой человек испепеляющее посмотрел на метра Себерна, шепнул стражникам:

— Глядите в оба! — а после, подняв руку, громко заговорил: — Что с вами случилось? С каких пор честные везерхардцы стали прислужниками тех, кто пользуется магией демонов? Вы ведь все видели, что случилось, верно? Неведомый злодей одурачил вас, сделал своими игрушками, превратил в бунтовщиков! И всё ради того, чтобы самому совершить преступление — и остаться безнаказанным. Неужели вы не подумали, что глупым желанием учинить расправу над этим человеком, — Энгерранд указал на хозяина кабачка, — который и без того понесёт заслуженное наказание — только вовсе не за связь с хеллинорцами, уж поверьте!.. — желанием своим вы навлечёте на себя гнев государя? Не подумали, конечно! И что вышло?.. Поскольку метра Себерна пытался убить какой-то служитель тёмных сил, разве не доказывает это его невиновность в том обвинении, которое выкрикнул сумасшедший нищий и которому вы поверили?.. Где, кстати, сей самозваный обвинитель? Решил примерить на себя мантию судьи, а едва началась драка, скрылся, так ведь? И ему-то вы поверили, вступили в схватку со служителями закона...

Энгерранд сделал многозначительную паузу, а затем сказал, понизив голос:

— О том, что здесь случилось, наверное, уже доложили королю, да и во Дворце правосудия знают обо всём. Лучше расходитесь побыстрее — тогда никто вас не тронет. И не мешайте, ради Авира, тем, на кого возложено право судить преступников и выносить приговор не по собственному желанию, а в соответствии с законами Алленора.

— Да! — раздался голос градоначальника. — Если вы сию же секунду прекратите свои бесчинства, я не стану никого наказывать. Даю слово!

Впрочем, в обещании этом не было уже никакого смысла: ещё во время речи Энгерранда горожане стали расходиться, обмениваясь удивлёнными, растерянными взглядами, словно спрашивая друг у друга: "Что за наваждение на меня нашло?"

Через несколько минут улица обезлюдела...

Когда процессия благополучно достигла квартала Ремесленников, Энгерранд шепнул градоначальнику:

— Вы намерены отвести метра Себерна во Дворец правосудия?

— Что-то не так? — тотчас насторожился тот.

— После того, что случилось четверть часа назад, нужно обдумывать каждый шаг. Разумнее всего держать всех, кто способен помочь нам, в одном месте. Коль скоро Эльтран сидит сейчас в тюрьме, закованный в кандалы, пусть уж лучше хозяин "Золотого рога" присоединится к нему, а не наоборот.

— Вы правы, — согласился господин Бертгард.

Через несколько минут отряд уже входил во двор городской тюрьмы, а хозяин её — толстый и неуклюжий — не переставая кланялся своим гостям и без остановки бормотал слова приветствия.

Градоначальник похлопал его по плечу:

— Всё в порядке, метр Рено?

— Да, — не слишком уверенно ответил тюремщик.

— Узник, которого я велел беречь, словно зеницу ока?..

— Утром был зол, как демон, отказался есть — а ведь я ему таких лакомств принёс, что и король позавидует! А сейчас молчит и в одну точку смотрит — точь-в-точь помешанный.

— А ну-ка! — прикрикнул господин Бертгард. — Я же сказал: с ним ничего не должно случиться, иначе шкуру спущу! Понятно?

Метр Рено жалко улыбнулся:

— Слушаюсь, господин...

Пока происходил этот краткий диалог, Энгерранд, помня о той роли, которую, несомненно, сыграл комендант Тура в случившемся с графом Артландским несчастье, украдкой наблюдал за тюремщиком. И к удивлению своему, вынужден был признать: в подобострастии толстяка, в его угодливости, в неподдельном восхищении, с которым он смотрел на градоначальника, не было ни капли лицемерия. Похоже, надзиратель относился к тому типу людей, для которых любой человек, благодаря своим талантам или же по праву рождения занявший сколько-нибудь серьёзное положение в обществе, стоял вровень пусть и не с Авиром, но уж с королём — точно.

"Врать-то этот простак, положим, не умеет, — подумал Энгерранд, — но кто может поручиться, что страх за собственную шкуру не окажется в его сердце сильнее чувства долга? Проклятье..."

Ничего не подозревая об интересе к своей особе со стороны по меньшей мере одного из спутников, метр Рено продолжал всячески заискивать перед господином Бертгардом — и градоначальник принимал эти знаки внимания с благосклонной улыбкой, чем немало озадачил молодого человека.

Через несколько минут процессия подошла к массивной двери, обитой железом. Тюремщик отворил её, стражники подтолкнули узника вперёд — и взору того открылась крохотная камера с единственным оконцем у самого потолка. В углу лежал пучок соломы.

— Нравится вам это место? — спросил градоначальник. — О, конечно, об этой тюрьме не ходит страшных легенд, как о Туре, но поверьте: даже дворец при желании можно превратить в самую ужасную темницу на свете! Посидите здесь часок-другой, пораскиньте мозгами... Лишь от вас зависит, сколько времени вы здесь пробудете: несколько дней, месяцев, лет — или вечность...

— Вы ведь говорили, что по мне плачет эшафот, — произнёс узник, но дверь уже захлопнулась.

Тогда метр Себерн уселся на солому, несколько раз изо всех сил ударил кулаком по холодному полу, а затем, прижав кулак к губам, глубоко задумался.

Господин Бертгард тем временем с довольным видом прошествовал в комнату хозяина тюрьмы и потребовал, чтобы тот немедленно накрыл на стол.

— Клянусь душой! — со смехом сказал он. — Чувствую, разговор нам предстоит долгий, и если я буду столь же голоден, как сейчас, то вцеплюсь этому мерзавцу в глотку, словно демон ночи!

— Да! — захихикал метр Рено. — Да!

Энгерранд чуть заметно поморщился и негромко заметил:

— Я тоже хочу есть...

Покосившись на молодого человека, толстяк пробормотал:

— Простите, мне нужно сходить в погреб...

Едва он вышел, Энгерранд прошептал:

— Вы доверяете тюремщику?

— Конечно!

— Как давно он здесь служит?

— Лет десять, никак не меньше! — рассмеялся градоначальник. — Но что с вами? Неужели вы подозреваете нашего доброго метра Рено? Уверяю вас, человека более преданного не найти во всём Алленоре!

— Надеюсь, что так, — сказал Энгерранд. — Однако Этельберт Верак умер во многом по его вине...

Господин Бертгард махнул рукой:

— Не будем сейчас говорить об этом! Давайте лучше подумаем, как поступить с метром Себерном. Поверьте мне, в руки к нам попал закоренелый злодей, и если до сих пор он ни разу не попался, то лишь благодаря своей изворотливости и ловкости. Но я с подобными хитрецами сталкивался не раз и не два — и всегда выводил их на чистую воду.

— В самом деле?

— Да. За многие годы я изучил все уловки этих молодчиков, и если метр Себерн полагает, что сможет одурачить меня, он глубоко заблуждается.

— Не забудьте, господин Бертгард, — улыбнулся молодой человек, — зачем мы арестовали хозяина кабачка. Нужно выяснить побольше о незнакомце, который находится на службе у метра Вельгарда, и припугнуть купца, а вы, похоже, всерьёз решили засадить метра Себерна в тюрьму.

— Э! Какая разница! — потирая ладони, воскликнул градоначальник. — Я ведь должен следить за порядком в Везерхарде... В любом случае, позвольте мне повести допрос по собственному усмотрению! Не вмешивайтесь до поры до времени — и увидите, как я развяжу негодяю язык. Ну а уж потом настанет и ваш черёд взяться за дело...

Глава 7

Когда через два часа тюремщик вошёл в камеру, узник всё так же сидел на соломе, словно и не шелохнулся за время, проведённое в одиночестве. Повинуясь приказу, он встал и неторопливо направился к выходу.

— Пошевеливайся! — буркнул метр Рено.

Метр Себерн сощурил левый глаз и негромко хмыкнул.

— Нет, вы только поглядите на него! — обернувшись к двум стражникам, ждавшим у порога, запыхтел метр Рено. — Ничего, послушаем, что этот негодяй запоёт на допросе! Знаю я таких храбрецов: чуть увидят орудия пытки, начинают скулить от страха, молить о пощаде...

Тюремщик бормотал не переставая, но метр Себерн его не слушал. Лишь когда перед узником отворились двери большой комнаты, где уже сидели Энгерранд, градоначальник и неутомимый секретарь, с деловитым видом точивший перо, он негромко выдохнул, словно испытал облегчение от того, что больше не придётся слушать пустую болтовню провожатого.

Господин Бертгард, заметив это, кивнул:

— Вижу, вы рады. Боялись сразу оказаться в камере пыток?

— Нет, — покачал головой владелец "Золотого кувшина".

— В самом деле? Почему?

Узник неопределённо пожал плечами. Господин Бертгард подошёл к нему вплотную, пристально посмотрел в глаза — и широко улыбнулся.

— Присаживайтесь! — указал он на один из стульев. — Нет-нет! Не сюда... Пожалуйста, лицом к окну — хочу, чтобы взору вашему открылось это чудесное синее небо, в кои-то веки чистое и ясное. Наслаждайтесь! Наслаждайтесь этим изумительным зрелищем! Кто знает, что случится с вами дальше? Вдруг в день вашей казни над Везерхардом вновь будут клубиться тучи?.. Уселись? Прекрасно, тогда начнём...

Градоначальник несколько раз прошёлся вокруг стола, затем занял место напротив метра Себерна и быстро проговорил:

— Если не желаете на собственной шкуре почувствовать весь ужас пыток, говорите только правду. Уяснили? Больше предупреждать не стану.

Узник даже бровью не повёл.

— В чём меня обвиняют?

Градоначальник поморщился:

— Ну вот, началось! Всегда одно и то же! Вы, стало быть, надеетесь утаить правду? Скрыть хотя бы часть своих злодеяний? Думаете, наверное, что вас привели сюда по делу не столь уж значительному. Не надейтесь! Вас ждёт виселица. Если, конечно, государь не проявит милосердие...

— А такое возможно? — глухо спросил узник.

— Так-так! Значит, вы признаёте свою вину?

— Нет, конечно!

— Тогда почему решили, будто государя обеспокоит ваша участь? Значит, понимаете, что дело ваше — государственной важности?

— Не понимаю...

Господин Бертгард почесал затылок.

— Напрасно вы так себя ведёте. Толпа жаждет вашей смерти, не забыли? Положим, я отпущу вас. Не жутко ли будет показаться на улице, где разъярённые горожане могут разорвать на части?

— Толпы я боюсь меньше...

— ...нежели правосудия?

— Нет, несправедливости!

— Значит, вы подтверждаете, что и в самом деле являетесь прислужником хеллинорцев? — Градоначальник кивнул секретарю: — Так и пишите: "преступник сознался в государственной измене"...

Метр Себерн вскочил со скамьи:

— Я такого не говорил!

— Говорили.

— Когда?

— Только что. Вы ведь сказали, будто боитесь несправедливого приговора, верно? Я ведь не ослышался? Так вас ведь и подозревают в намерении учинить расправу над хеллинорцами, которые поселились в Везерхарде после свадьбы государя Ланделинда, и больше того — убить саму королеву Аньелу! Есть неопровержимые доказательства, что готовится заговор — и вы принимаете в нём самое деятельное участие.

— Чушь.

— "Чушь"? Хорошо, тогда запишем вот что: "преступник сознался в сговоре с врагами Алленора"...

— Неправда! — прорычал хозяин кабачка. — Я — честный горожанин. Никогда не участвовал в заговорах и не совершал преступлений...

— Все так говорят, — понимающе кивнул градоначальник. — Тогда, если не желаете, чтобы я кликнул стражников, присядьте, успокойтесь... и объясните, откуда у вас взялось это...

Он швырнул на стол один из мешочков, найденных в комнате метра Себерна.

— Ваше золото?

— Да.

— А это?

Господин Бертгард положил перед арестантом несколько драгоценных камней, найденных им среди серебряных монет.

— Тоже моё.

— Нет, — протянул градоначальник. — Лжёте! Я просмотрел ваши записи — в них, по счастью, всё рассчитано с удивительной точностью. И дела ваши, похоже, шли не столь уж блестяще. А между тем, за любой из этих камешков вы могли бы выручить до нескольких тысяч денариев. Золотых монет набирается на пятнадцать-двадцать тысяч, а серебряных — ещё на четверть от этой суммы. Любой здешний купец, за исключением, быть может, метра Вельгарда, и мечтать не смеет о таком богатстве!

Энгерранду, который пристально следил за метром Себерном, показалось, будто выражение лица мужчины при упоминании могущественного торговца на секунду переменилось. Молодой человек кивнул градоначальнику, и тот с удвоенной яростью набросился на узника.

— Откуда у вас эти деньги? Откуда драгоценности? Предупреждаю, я знаю ответ! Однако всё же хочу услышать признание из ваших уст. Тогда, возможно, и беседа наша продолжится иначе.

— Не стану я ничего говорить! — пожал плечами метр Себерн. — Любые мои слова вы истолкуете, как захотите.

— Значит, деньги достались вам бесчестным путём? Так и запишем...

Арестант сцепил зубы и промолчал.

Господин Бертгард цокнул языком и негромко произнёс:

— Послушайте, метр Себерн. Неужели вы полагаете, будто я задумал всеми правдами и неправдами погубить вас? К чему мне это? Я считал, что беседую с умным человеком, однако подобное поведение... — На лице господина Бертгарда отразилось глубокое отвращение. — Клянусь, какой-нибудь мальчуган, пускающий кровь кошелькам прохожих, держался бы куда достойнее вас. И сразу понял бы, что признанием облегчит свою участь... Неужели неясно, что для меня действительно важно? В столице зреет заговор, нужно любой ценой предотвратить его, а вы...

Градоначальник встал и начал расхаживать по комнате, изредка бросая на арестанта косые взгляды.

— Слышали, что творится при дворе? Король страшно разгневан, не пощадит никого, кто вызовет его неудовольствие. Теперь, когда сперва исчез комендант Тура, а после какой-то негодяй невидимым проник в библиотеку и уничтожил бесценный фолиант, он приходит в бешенство при одном только слове "магия". Понимаете, о чём я? Нет? Что ж, выражусь яснее... У вас нашли несколько медальонов, дарующих богатство. Мешочки с деньгами и драгоценными камнями — лучшее доказательство; без сомнения, вы пользовались магией. Считайте, участь ваша решена. Метр Ансберт знает, как устроить настоящую казнь, которая доставит настоящие мучения преступнику, а зрителям — удовольствие. Поэтому я спрашиваю ещё раз: ваши это деньги или нет?

Градоначальник вновь уселся за стол. Подперев щёку ладонью, стал сверлить преступника взором. Сперва метр Себерн выглядел растерянным, но вскоре, с вызовом посмотрев на господина Бертгарда, мужчина ответил:

— Я не пользовался магией.

— Что?! В вашей комнате нашли медальоны, демон меня побери!

— Ложь.

— Но деньги...

— Их я заработал честным трудом.

— И конечно же, сброд, что бесчинствует в "Золотом кувшине" до самого утра, платил вам за выпивку золотом и самоцветами. Или, может, вы недавно обратились к какому-нибудь ювелиру и выменяли мелкую монету на более крупную? Тогда назовите его имя, это сразу решило бы многие проблемы!.. Впрочем, постойте! Человек, который осыпал вас золотом и серебром... это был... кто же?.. Неужели это был...

Градоначальник приготовился показать метру Себерну портрет незнакомца, подстрекавшего к расправе над хеллинорцами, но Энгерранд опередил его.

— Это был барон Вальдеберт да Руст! — вскричал молодой человек.

Метр Себерн вздрогнул и, раскрыв рот, стал глотать воздух, словно выброшенная на берег рыба, а Энгерранд продолжил:

— Конечно, это Руст каждый вечер приходит в ваш кабачок в поисках развлечений! Там он предаётся самым отвратительным порокам — и творит безобразные вещи, в которых вы ему помогаете. А деньги, что лежат сейчас на столе, омыты кровью многих людей, к смерти которых и вы тоже приложили руку... Проклятье! — усмехнулся молодой человек. — Помните, господин Бертгард, мы с вами силились понять, как же граф да Люк не боится разгуливать с Рустом по городским трущобам и проводить ночи в столь отвратительном притоне, как "Золотой кувшин"? А ведь места безопаснее любимец короля не нашёл бы во всём Алленоре — под защитой-то метра Себерна и самого барона!

Неожиданно арестант расхохотался.

— Так и знал! — хрипло выдавил он. — Чуял же, что рядом шныряют соглядатаи...

— ...да только жадность подвела? — радостно подхватил градоначальник. — Они ведь пили и ели за десятерых.

— И деньгами сорили... — Левая щека метра Себерна несколько раз нервно дёрнулась. — И почему никто им кишки не выпустил?..

— Но-но! — вмиг посерьёзнел господин Бертгард. — Хватит болтать! Отвечайте: деньги и драгоценные камни дал вам барон?

— Не совсем. Он платит только серебром.

— Значит, этот человек?.. Или этот?.. Или, может, этот?..

Градоначальник разложил на столе три портрета.

— Ого! — хмыкнул метр Себерн. — И зачем допрашивать меня, если так много знаете?

— Всё никак не догадаетесь о наших целях? — сощурился господин Бертгард. — Да поймите же! У меня нет желания губить людей пусть и не совсем невинных, но являющихся лишь прислужниками настоящих злодеев. И вы оказались здесь, потому что способны пролить свет на вещи, о которых мы лишь смутно догадывались. Расскажете всё начистоту — и, даю слово, если о вас и узнает государь, то лишь как о человеке, несправедливо обвинённом безумными фанатиками в связях с еретиками. А медальоны... в сущности, не такая уж это и важность... Вы ведь не творили ритуалов, не изучали...

Господин Бертгард оборвал себя на полуслове, словно только сейчас понял, что сболтнул лишнего.

— Так-так! — сдвинул он брови. — Вижу, глаза ваши заблестели. Подумали, что, в сущности, градоначальник не столь уж грозен, да и умом не блещет? Вот он уже и размяк, понёс всякий вздор... Не обольщайтесь! Я подарил вам надежду — но я же и отберу её, если опять вздумаете играть со мной в ваши глупые игры. Малейшее подозрение во лжи — и я устрою вам встречу с мессером Гумбертом. А он, знаете ли, придерживается старого правила: "признание — венец доказательств". И каким образом признание это вырвано, ничуть его не заботит. Терпением канцлер не славится, благосклонность государя ставит выше истины. Долгих бесед, подобных теперешней, вести не станет — сразу возьмётся за дело... — Градоначальник развёл руками. — И уж тогда шкуру вашу ничто не спасёт...

— Хорошо, — пожевав губами, ответил метр Себерн. — Расскажу что знаю, хоть и не верю давно ничьим обещаниям. И вам тоже не верю...

Глава 8

— Отец мой был крестьянином, — так начал владелец "Золотого кувшина". — Жили мы милях в десяти в югу от Эррихарда. Не бедно жили, хочу сказать, да и никто в нашей деревушке не голодал. А всё почему? Это сейчас только и разговоров, что о храмах да дворцах зодчего Фабиана, а тогда по королевству гремела слава Эррихардской ярмарки. Ждали её больше, чем Праздника весны, и когда наступал желанный день, отправлялись в город с телегами, гружёными товаром. От покупателей отбою не было, к вечеру всё расхватывали, что только можно. Но даже когда ярмарка подходила к концу, отец не сразу возвращался в деревню... — Заметив презрительную улыбку господина Бертгарда, метр Себерн поспешно добавил: — Нет, не думайте, будто он тратил деньги на выпивку и развлечения!

— А на что же тогда? Скупал драгоценные камни, чтобы передать их вам после своей смерти?

Владелец "Золотого кувшина" засопел.

— Нет, — глухо ответил он. — Отец любил по улицам побродить и поглядеть на красоты Эррихарда. А ещё не мог удержаться, чтобы не поглазеть на выступления бродячих артистов — те всегда в городе останавливались на время ярмарки и наживались не хуже купцов. Ну а дома только и разговоров было, что о чудесах, им увиденных. Да так занимательно рассказывал! У меня просто слёзы на глазах выступали: ну когда же сам я наконец увижу, как живут люди!

Энгерранд вспомнил, как в детстве мечтал о дальних землях и больших городах, и прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Да и в устах человека, подобного метру Себерну, которого ребёнком и представить-то было трудно, такие признания звучали весьма необычно.

— В двенадцать лет я наконец отправился в Эррихард вместе с отцом. Правда, нагрузили меня ровно как быка, поэтому я почти не соображал, что творится вокруг, и как-то не думал о ярмарке. На полдороге нас обогнал какой-то купец. Охранники дремали в сёдлах, да и сам он, похоже, не ждал беды. Вдруг из кустов выскакивают трое мальчишек с лицами, замотанными тряпками, один начинает бить дубинкой по колесу — раз, другой!.. Колесо соскакивает с оси, телега качается, а они хохочут: "Право земли!" — и в чащу. Купец жалобно закричал, словно в повозке лежало что-то поистине драгоценное. И тут на выручку пришёл отец — а силой он славился на всю округу! В последний миг руки подставил, удержал — а там и охранники подоспели... Словом, "редчайший товар" — так сказал торговец, когда смог ворочать языком, — ничуть не пострадал... Вот ведь как. Ничего особенного и не произошло, если поглядеть со стороны, только вот встреча эта изменила нашу жизнь... Через час мы знали о спутнике всё. Точнее, думали, что знаем, а на деле-то он рассказал только, что зовётся метром Эделеном, родом из герцогства Эстер, но почти там не бывает. Зато купил дом в столице и чувствует себя теперь навроде аристократа, что мог бы спокойно сидеть в своих владениях, да только заместо этого живёт в Везерхарде — поближе к королю. За беседой время быстро пролетело. Когда мы очутились у ворот, метр Эделен вдруг говорит отцу: "Не надоело вам жить в деревне? В столице для такого силача всегда работа найдётся". Отец растерялся: "Правда?" — "Конечно! Вы подумайте, подумайте хорошенько! Согласитесь — сперва возьму вас в носильщики. А там поглядим..."

Метр Себерн покачал головой, словно и сейчас, спустя много лет, осуждал родителя за опрометчивость.

— Зимой отец уехал в столицу. Деньги высылал исправно, только набиралось их денариев пять-шесть в месяц. На ярмарке-то за пару дней можно было вдесятеро больше заработать! Я всё ждал, когда же позовёт и нас в Везерхард, да только тщетно. А однажды, накануне Праздника весны, вдруг нагрянул в деревню. Мать как увидела, бросилась было к нему — и замерла. Да и мне тоже не по себе стало. Нет, не скажу, что отец прямо-таки стал походить на разбойника, но что-то в нём переменилось — в лице, в повадках, в голосе... А он ухмыляется: "Что, демона повстречали? Ишь, как смотрят! Может, и на порог не пустите — меня-то!" И — мне: "А ты подрос, вижу. Пожалуй, и тебе уже дело подходящее сыщется". Я перепугался не на шутку: да что ж всё это значит-то?! Отец внутрь прошёл, сел за стол, начал о столице рассказывать, а я и слушать-то не могу, только один вопрос в голове вертится: чем же теперь заниматься буду? Уж точно не носильщиком или грузчиком — в этом я отчего-то даже не сомневался...

Мужчина так увлёкся, что даже прикрыл глаза, словно хотел вновь увидеть картины из своего детства. Господину Бертгарду не терпелось дождаться той минуты, когда рассказчик от дней давних перейдёт к нынешним, но метр Себерн всё продолжал и продолжал неторопливо говорить:

— Погостив немного, отец умчался в Везерхард. Мне так ничего и не объяснил, и оставалось только гадать, что же он имел в виду. Чувство не из приятных, что уж скрывать! Через месяц я, по правде сказать, решил стать кем угодно — хоть бандитом, — только бы не мучиться больше. И вдруг, по весне, как сошёл снег, к нам в древнюю пожаловал сам метр Эделен! Караван его стал вдвое больше прежнего, охранники наводили страх. Я ещё подумал, что теперь-то никто над ним шутить не станет — с таким-то отрядом кому охота связываться! А в первом ряду, на вороном жеребце ехал отец! Руку в бок упёр, посматривает свысока — точь-в-точь знатный сеньор! Метр Эделен на меня указал: "Это ваш сын?" — "Он самый!" — "Чудесно, нам подойдёт". Отец говорит: "Слышал? Готовься! Едешь с нами в столицу". Мать вскрикнула, за сердце схватилась, да никто её и слушать не стал. И мне не дали слова сказать. За меня всё решили!

Господин Бертгард хмыкнул:

— Но вы же сами говорили, что в детстве мечтали повидать большие города. Почему же тогда огорчились? Страшно стало покидать деревню?

Метр Себерн пожал плечами:

— Не знаю. Радости я тогда точно не испытывал, а когда пришло время уходить, почувствовал вдруг слабость во всём теле, кровь застучала в висках, в глазах потемнело... — Мужчина передёрнул плечами. — охранники заметили это и всю дорогу отпускали шуточки, гоготали, как сумасшедшие. И отец громче всех. А вечером, когда мы остановились в трактире, отвёл меня в сторону и говорит: "Ты, заячья кровь, опозорил меня! У охранников есть прозвища — и знаешь, как теперь тебя звать будут? Заморыш!" И добавил: "Попробуй только не справиться с делом — шею сверну! Не погляжу, что ты мой сын". Я не выдержал и кричу: "Да скажите толком, что делать-то нужно!" — а он в ответ — как всегда: "Заткнись! Потом узнаешь". За ужином надо мной опять стали насмехаться. Особо какой-то малый усердствовал — на вид чуть меня старше, но выше на голову и много шире в плечах. Но если стерпеть издевательства от людей вдвое старше я ещё мог, то этому паршивцу дал слово отплатить сполна, когда придёт время! А ублюдок словно искал повод для ссоры — следовал за мной по пятам, нёс всякую ерунду. И когда мы подъезжали к воротам Везерхарда, вдруг заорал: "Что, Заморыш?! Коленки-то, небось, подгибаются? Штаны-то, поди, уже сушить пора? Матушку твою, жаль, с собою не взяли..." Я выругался и двинул его кулаком в живот. Он ответил. Мы сцепились, покатились по земле. Охранники веселились от души, стражники у ворот — тоже. А громче всех, уверен, хохотал метр Эделен. Насилу нас разняли. Я, кажется, тогда царапался, кусался, рычал... Одно слово — зверь! Успокоился немного, только когда подъехали к большому дому у берега Везера. Там купец жил. Внутрь вошли, охранники остались во дворе, а мы четверо — я, мой противник, отец и метр Эделен — вошли в дом, поднялись на второй этаж. Хозяин нас пустил в одну из комнат. Я глянул в окно — и увидел Хард! Даже, скорее, почувствовал, чем подумал: неужели правда? Неужели стану теперь вот так, каждый день, смотреть на королевскую крепость, наблюдать за жизнью двора, может, и с государем когда-нибудь повстречаюсь?.. Купец шепнул: "Нравится?" — "Угу", — отвечаю. Он рукой махнул: "Ничего, скоро надоест. А сегодня — так и быть, любуйся, сколько душе угодно". Потом на скамью указал: "Садитесь. Рядышком, рядышком, негодные вы мои драчуны!" И руки потирает. "Да, драка получилась на славу. Порадовали вы меня... Не нужно бы мирить вас раньше времени, но зачем же продолжать ссору, правда? С заданием, похоже, вы и без того справитесь превосходно". Я забормотал: "Так это было..." — а он перебил: "...разыграно по моему приказу, конечно! Верно мыслишь". — "И шутки, издевательства..." — "Забудь, не было ничего. Только прозвище, пожалуй, придётся оставить. Оно тебе пригодится, Заморыш!" Я вскипел, но пришлось смириться. Сжал кулаки, зубы стиснул — и промолчал. Метр Эделен похлопал меня по плечу. Потом говорит: "Через несколько дней из Фотланда вернётся один из самых влиятельных торговцев сукном. На выборах в Городской совет голос его очень важен, только вот поддерживает негодяй не нужного нам человека, а злейшего моего врага, метра Ольера из семейства Гиро..."

— Постойте! — вскричал градоначальник. — Это же бывший глава гильдии торговцев сукном и шёлком. Он несколько раз избирался в Совет, даже в градоначальники метил. Я отлично помню!

— Всё так. Но тогда семейство Гиро только набирало силу. Прежде о них никто не слыхивал, а потом вдруг стали богатеть, давать в долг сановникам и священнослужителям. Нашли покровителей среди приближённых короля — так метр Эделен объяснил.

Энгерранд покосился на градоначальника — и понял, что оба они подумали об одном и том же: между судьбами метра и Вельгарда и семейства Гиро было немало общего.

Владелец "Золотого кувшина" между тем продолжал:

— Через два дня верные люди сообщили, что торговец сукном остановился на ночь в одном из пригородов столицы, в таверне, а значит, нужно готовиться к встрече. Утро, по счастью, выдалось солнечное, на улицах было многолюдно. Мы с Отеном — так звали моего компаньона...

— Сообщника! — буркнул господин Бертгард.

— ...мы с компаньоном занимаем место в одном из переулков, по которому непременно должен был пройти караван; несколько охранников, переодетые простыми горожанами, гуляют неподалёку — мол, простые зеваки, — а сами глядят в оба, чтобы ничего не упустить. Я, по правде говоря, не вполне понимал, что задумал метр Эделен, знал только, что нужно затеять драку. Кулаки у меня чесались — да и у Отена, верно, тоже. Стоим, пританцовываем, подпрыгиваем, с ноги на ногу переминаемся — ну точно деревенщины, для которых всё в диковинку! Вдруг Отен хватает меня за руку: "Гляди, едут! Гляди же!" Я ему: "Без тебя вижу! Чего лезешь?" Он не унимается. Я огрызаюсь — раз, другой. Тут он меня — в живот, я падаю, увлекаю за собой пару человек — и прямо под копыта коней! Вскакиваю, начинается свалка. Лошади — на дыбы, охранники в замешательстве. Вдруг кто-то со всех сил сжимает мне плечо: "Готово, уходим!" Отен отпускает меня, вскакивает. На миг вижу лицо отца. А потом мы бросаемся наутёк.

Мужчина грустно улыбнулся.

— Знаете, никогда я не испытывал такого наслаждения, как в те несколько минут, что мы мчались к условленному месту. Сердце сжималось от восторга, хотелось смеяться, всё казалось забавной игрой...

— Хорошенькая игра!

— Но когда отец сказал с торжествующим видом, что купец мёртв... тут я потерял дар речи. Значит, на совести моей смерть человека. Ну... пусть я не сам убил его, всё одно — теперь я преступник, за мной будут охотиться городские власти. А отец? Он-то сколько раз уже в таких делах участвовал? Может, сам и проткнул кинжалом купца?.. Я посмотрел на его руки... — Метр Себерн сделал глубокий вдох, словно ему лишь сейчас предстояло узнать, виновен отец или нет, а затем с шумом выдохнул. — Ничего! Ни кровинки ни на ладонях, ни на одежде! Верно, кто-то другой взял на себя роль убийцы! Тут на меня такая слабость накатила, что колени сами собой подогнулись...

— Довольно! — махнул рукой градоначальник. — Неважно! Может, на миг вас и правда посетили угрызения совести, да только быстро же вы всё позабыли и превратились в закоренелого негодяя.

— Целый месяц я ходил сам не свой, — возразил метр Себерн. — Чудилось, будто все меня понимают, все прошли через что-то подобное, даже Отен, хоть я и считал его закоренелым ублюдком! И когда решено было убить ещё одного торговца и я отказался, никто и слова не сказал.

— Трогательное единодушие...

— Я остался на складе и до заката проработал вместе с носильщиками. Подумал даже, что готов так всю жизнь трудиться, только бы не участвовать больше в тёмных делишках своего господина. Но всё переменилось, когда на выборах в Городской совет метр Ольер провалился. Как торжествовали охранники, простые рабочие, как светилось от счастья лицо отца! Отен во всё горло распевал боевые песни. Наш господин победил! Я заразился этим ликованием, голова кружилась от восторга. Даже выпил пару кружек вина вместе с Отеном... А наутро метр Эделен вдруг захотел переговорить со мной с глазу на глаз. Я растерялся и не нашёл ничего лучше, чем поклониться и сказать: "Поздравляю". Он расхохотался: "Вижу, ты совсем запутался! Прекрати. Это король любит слушать льстивые речи фаворитов, а мне подобные почести ни к чему. Мы с тобой, пусть и занимаем различное положение, оба делаем одно дело, понятно? И если я могу свысока глядеть на метра Ольера, ты имеешь не меньшее право презирать слуг семейства Гиро. Только вот поступать так не стоит. Врага нужно уважать. И следить в оба. Даже поверженный, он приподнимется и попробует ударить — неважно куда, только бы ты упал рядом с ним... Ну, что ты, — говорит, — так на меня смотришь? Это столица. Война здесь не утихает ни на мгновение. Бьются между собою придворные, купцы грызут друг другу глотки, любой торговец желает смерти своему соседу, ремесленник будет только рад, если лавку его давнего соперника бандиты сожгут дотла — да и сам готов приложить к этому руку. А уж как бедняки рвут на части таких же бедняков, не мне тебе рассказывать. Вот он — Везерхард!.. Чего побледнел? Испугался? А думаешь, в деревне жил бы спокойно? Неужто боги обещали тебе, что поля твои не уничтожит отряд феодала, что не заглянут к вам разбойники, что орды обезумевших нищих не разграбят твой дом? Читал ты свою книгу судеб? Знаешь, что там записано?" Я совсем перепугался, а он кричит: "Читал?! Говори!" Я выдавил: "Нет". — "Ну так знай. Для богов ты — игрушка. И войну затеяли они, а люди винят во всём тёмные силы. Глупцы! Не верь в сказки жрецов. Если ты отважен, готов пойти до конца, не будет для тебя преград. Даже воля Небес — ничто! Нож простолюдина может поразить и купца, и придворного, и даже короля. Герцог Фальк бросил вызов Алленору. И что? Герцогство его стало могущественным государством. Разрушил храмы культа Семибожья. И что? Никто не покарал его за это, а к луцианству обратили взоры даже правители соседних стран. Адемар пошёл против воли остальных богов. И что? Появилось царство мрака..." Мне показалось, будто метр Эделен бредит. Может, так и было, но вдруг он очнулся, рукой махнул: "Ладно, рано тебе о таких вещах задумываться. Просто запомни. Если хочешь чего-то добиться... Нет, не так! Если не желаешь, чтобы тебя уничтожили, раздавили, растерзали, будь готов бросить вызов любому... королю, мне, тёмным силам, даже отцу, демон меня побери! Запомнил? Ну и славно. А пока — вот, лови!.." И швырнул мне кошелёк. Я поклонился и вышел. Голова раскалывалась, по жилам словно кипяток бежал. И вдруг подумалось: а смогу ли я и впрямь пойти против отца? Брошу ли ему вызов? Ноги задрожали, я на пол опустился и лицо закрыл. И услышал, как один из охранников фыркнул: "Вот ведь заморыш!" Разум на миг помутился, рука сама потянулась к тому месту, где висел нож. И тут я вдруг понял, что готов своими руками убить его... Убить человека...

Глава 9

— Убить человека... — несколько раз задумчиво повторил метр Себерн.

Градоначальник ухмыльнулся:

— И что же, после этого разговора вы и стали убийцей?

— Нет, конечно. Подумал хорошенько, кое-что намотал на ус. И знаете... когда понял, что хотел сказать метр Эделен, вдруг такую уверенность почувствовал, такую силу! Просто удивительно. И впрямь, решил, я готов поднять руку на кого угодно, мне хватит смелости выпустить кишки всякому, кто встанет у меня на пути. Что, разве другие не поступят так же? Но... не хвататься же за кинжал по любому пустяку, правда? Зачем? Метр Эделен ведь не режет всех подряд. В борьбе с семейством Гиро просто другого выбор не было. Это война, демон меня побери, война, в которой мы победили! А на войне без крови не обойтись.

— Вот негодяй! — нахмурился градоначальник. — Только послушайте его! Двух честных купцов убили, а он не только не раскаивается, а ещё и хвастает этим! Одно слово — висельник!

— Не горячитесь так, господин Бертгард, — затряс руками Энгерранд. — Метр Себерн рассказывает замечательные вещи. Вы разве слышали когда-нибудь, чтобы преступник делился своими мыслями и чувствами? А к нам попал бесценный человек.

Градоначальник оценивающе посмотрел на арестанта:

— В самом деле?

— Безусловно.

— Ладно, тогда я потерплю ещё немного. Но если вы, метр Себерн, так и не расскажете ничего стоящего...

Господин Бертгард не договорил и рубанул ладонью воздух.

— Вы не разочаруетесь, даю слово, — мрачно сверкнул глазами владелец "Золотого кувшина". — Через три дня после выборов к господину явился сам глава семейства Гиро. Держался он скромно, горбился, даже плечи в голову вжимал. Словно к самому королю пришёл! Хотя... для нас-то метр Эделен и был королём... Только вот взгляд у мерзавца был недобрый. Когда на слуг смотрел, казалось, будто товар оценивает: купить или нет? А может, и вправду искал, кому бы подсунуть своё грязное золотишко. Да только у нас-то все люди были верные... Метр Эделен гостю улыбнулся, тот подумал немного и чуть кивнул в ответ. Не слишком-то тёплое приветствие. Затем они в комнате заперлись и о чём-то целый час проспорили. Временами даже мы слышали голоса — громкие и злые. Слуги нервно переминались с ноги на ногу, охранники тоже чувствовали себя скверно. Так и представлял, как ворочаются их мозги, решают непосильную задачу. Может, ворваться в комнату — мол, господин, мы шум услышали и кинулись на выручку? И за верность получить щедрую награду. Но... вдруг там решаются важнейшие дела? Вдруг разговор слишком серьёзный? Прервёшь — получишь не серебро, а сотню палочных ударов. Да ещё, чего доброго на улицу вышвырнут... Словом, так никто с места и не сдвинулся. А тут и метр Ольер выскочил в коридор, посмотрел на всех, точно бешеный пёс, ухмыльнулся — и пошёл прочь. Господин же набросал несколько строчек, кликнул слуг и приказал отнести письмо метру Нантеру...

— Что? — переспросил градоначальник. — Метр Нантер?

— Да. Это он победил метра Ольера на выборах.

— Вот, значит, с какими негодяями водил дружбу метр Эделен...

Энгерранд, услышав последнее замечание, понял, что речь идёт о событиях, сыгравших, видимо, немалую роль в жизни везерхардцев, поэтому стал следить за рассказом с удвоенным вниманием.

— На следующий день метр Эделен взял с собою отца и начальника охраны и пошёл в храм Святого Герберта. Там ждал метр Нантер. О чём говорили, отец не расслышал, только разок уловил шёпот господина: "Война только началась", — и ответ: "Проклятье, во что вы меня втянули?" Я, когда узнал об этом, рассвирепел. Вот, значит, как! Стало быть, во всём метр Эделен виноват? А метр Нантер ни при чём? Ну конечно! Он и не мечтал о власти, не хотел возвыситься, да? Трусливый ублюдок!

— Полегче.

— Ублюдок он и есть, — твёрдо произнёс метр Себерн. — В конце концов я решил поговорить с хозяином. Тот встретил меня радостно. "Вижу, — говорит, — ты за последние дни сильно изменился". "Да, — отвечаю. — И хочу сказать, что за вас жизнь готов отдать!" — "А ты решил, что я в опасности? Испугался за меня после визита мерзавца Ольера?" Я подумал и отвечаю с ухмылкой: "Не в том дело... Если с вами случится что-нибудь, мне-то что в столице дальше делать? Опять в деревню возвращаться..." Он захохотал: "Ах, негодяй! Я-то думал, такие наглецы только в столице живут, а ты... И двух месяцев не прошло, а ведёшь себя не хуже любого везерхардца!" "Если хотите, — говорю, — я ещё с десяток таких приведу". Тут он как хлопнет меня по голове: "Болван! Если у меня столько смышлёных парней появится, ты-то зачем будешь нужен, а? Думай головой, шевели мозгами!" Я сразу сжался весь, промычал: мол, простите, в следующий раз буду следить за языком. Метр Эделен рукой махнул: "Ладно. Пришёл-то ты не зря. Хочу поручить вам с Отеном одно дельце..." "Какое?" — спрашиваю. "Придётся вам оставить мой дом", — отвечает. Я пошатнулся. Попытался хоть слово выдавить — и не сумел. Вид, у меня, похоже, и вправду был несчастный, потому что господин как-то вдруг погрустнел и даже вздохнул. "Не волнуйся, — говорит. — Вы как были, так и останетесь моими слугами. Но нужно, чтобы все вокруг считали иначе, понятно? С завтрашнего дня начнёте прислуживать в одном из кабачков у набережной..."

— В каком? — спросил господин Бертгард.

— Ещё четверть века назад он сгорел...

— "Звезда Ривьеры"?

— Да.

— Похоже, я знаю, о чём вы говорите.

— Ещё бы! Память о том пожаре не умрёт никогда. Все, кто сейчас без толку разгуливает по набережной, узнали о нём от своих отцов — таких же бездельников, что круглый день высматривали и вынюхивали, узнавали о любой мелочи, случившейся в Везерхарде, а после заката, разумеется, собирались в притонах и делились свежими сплетнями. И плевать им было на сигнал к тушению огней. На стражников, на градоначальника — плевать!

Господин Бертгард пожевал губами, что-то пробурчал, а затем спросил:

— И за болтовнёй их поручил вам следить метр Эделен.

— Верно.

— Ловко придумано! — восхитился градоначальник. — А хозяин "Звезды Ривьеры" принял вас без возражений?

— Он многим был обязан нашему господину, а мы с Отеном постарались побыстрее завоевать его доверие: выполняли любые поручения, не давали разгораться страстям, когда какие-нибудь болваны напивались и затевали ссору. Ну и приглядывались к посетителям, прислушивались к каждому слову... Вскоре я знал всех сплетников в лицо, они меня — тоже. Некоторые даже набивались в приятели, а мне того и надо было. После пары кувшинов выкладывали всё, о чём бы ни спросил. А я помалкивал, только иногда рассказывал какую-нибудь глупость — и получал взамен сведение, так нужные метру Эделену.

Мужчина самодовольно улыбнулся.

— Что вы узнали? — произнёс господин Бертгард.

— Семейство Гиро и вправду имело связи при дворе. Только прежде метр Ольер скрывал это, а после поражения, похоже, решил, что таиться дальше нет смысла. Служанки проговорились, что он часто посылает лакеев в дома сановников, временами сам отправляется к какому-нибудь аристократу — и ни разу дверь не захлопнулась перед его носом! А однажды к нему пришли за один только вечер сразу двое священнослужителей: Главный жрец храма Авира и Первый помощник Верховного жреца. Далеко не последние люди в королевстве!

— Что им было нужно?

— Заключили сделку.

— Какую?

— Сейчас объясню. Тогда к делам религии ещё относились со всей серьёзностью, даже представить невозможно было, чтобы какой-нибудь маг, как сейчас, поселился в квартале Знати, а те редкие смельчаки, что не боялись рискнуть шкурой, прятались где-нибудь на окраинах, среди бедноты. И правильно: почуял опасность, сорвался с места — и прочь, подальше от столицы! Уж лавок-то точно никто не открывал. И посетители вели себя осторожно, петляли по городу, как зайцы, хитрили, будто лисы... Поэтому представьте только, какой поднялся переполох, едва поползли слухи: мол, готовится облава на магов, да ещё и всякого, у кого обнаружат какой-нибудь артефакт или зелье, накажут, словно страшного преступника. Длинную проповедь прочёл жрец храма Авира, посулил кару небес всякому, кто просит помощи у тёмных сил; остальные священнослужители решили не отставать и тоже принялись брызгать слюной...

Градоначальник ударил кулаком по столу:

— Поосторожнее со словами, метр Себерн!

Владелец "Золотого кувшина" пожал плечами:

— А что я не так говорю? Клянусь, мне казалось, что все служители культа Семибожья с ума посходили. У нас-то в деревне слышали, конечно, что магов в столице не жалуют, что можно на костёр угодить, если, скажем, приворотным зельем напоить кого-нибудь, но чтоб своими глазами увидеть такое... Жрецы бесятся, точно их демон ночи укусил, простолюдины дрожат от страха, но мечтают втайне, чтобы поджарили хоть одного богача. А лучше — аристократа. Вот была бы потеха!

— Ну да, ну да... — протянул господин Бертгард. — И что метр Эделен? Испугался, верно?

— Уж точно не обрадовался. Как-то раз стал расспрашивать охранников и слуг, не ходил ли кто из них к магам. Все, ясное дело, отнекивались поначалу, но когда пригрозил расправой, трое или четверо сознались, что пользовались разными зельями и порошками, а один даже выхватил из-за пазухи медальон и швырнул на пол.

— Что это был за артефакт?

— Дарующий богатство, кажется.

— Ещё бы!

— А о чём мечтать простолюдину? Конечно, о золоте. Господин так и сказал и пообещал, что повысит жалование вдвое — пусть только все работают ещё усерднее и не совершают глупостей, разумеется. Наверное, решение это далось ему с трудом...

— ...но своя-то шкура дороже!

— Именно. И слово он сдержал.

Градоначальник фыркнул, однако спорить не стал.

— Ну и что ваш благородный господин предпринял дальше?

— А дальше, — ответил метр Себерн, — было слишком поздно. Какой-то негодяй настрочил донос... нет, не на метра Эделена, а на одного из купцов, что на выборах голосовал против Гиро. К несчастному отправился отряд во главе...

— ...с Первым помощником Верховного жреца?

— Да. Купец перепуган — он-то и представить не мог, что придётся таких гостей встречать. Те идут в дом — и находят шкатулку с магическими медальонами! Несчастный падает без чувств, добрые священнослужители хватают его и волокут в Тур, будто свиную тушу. К вечеру "преступник" сознаётся во всём, да ещё и ползут слухи, что ко всему прочему он ещё и назвал имена нескольких горожан, тоже повинных в связи с магами. Мы с Отеном бежим к господину, чтобы предупредить об опасности. Идиоты! Он — на нас: "Так вы, ублюдки, думаете, будто меня есть за что отправить на костёр?" Надавал тумаков и только тогда чуть успокоился. "Я меры принял, — говорит. — Даже если явятся, ничего не найдут. А вот метра Нантера предупредить стоит..." Он ушёл и задержался до самой темноты. А когда вернулся... когда вернулся, то нашёл в своей комнате медальон!

— Ого! — невольно воскликнул господин Бертгард.

— Сначала господин закричал, прижал ладонь к сердцу и повалился на кровать. Слуги кинулись на помощь — дышит-то так, будто вот-вот умрёт. А он вдруг вскочил на ноги, схватил дорогую вазу — да как швырнёт в стену! Потом стул — и в слуг! — Метр Себерн засмеялся кудахтающим смехом. — Слуги из комнаты — он за ними. Бьёт всех без разбора, сыпет бранью, проклятиями. Потом заметил начальника охраны — и к нему. Горло сдавил, вопит: "Ты чем, ублюдок, занимаешься?!" Тот сипит что-то, а метр Эделен ему — по щеке! Кулаком! Раз, другой! Начальник так и рухнул на пол. Все попрятались, а господин мечется по дому, грозит так, что кровь стынет в жилах. С четверть часа бесновался. Когда притих, отец подошёл, а он бормочет: "Нет, не возьмёшь меня, Ольер, тварь... Убью, слово даю — убью!.." Тут слуги с охранниками окружили его, на колени упали. Он сплюнул: "Пошли вон!" Никто не двигается, все кричат, рыдают. И тогда господин наконец рассмеялся. "Да демон с вами! — говорит. — Скажите лучше, приходил кто, пока меня не было?"

— И что?

— Оказалось, нет.

— Значит, в дом проникли с помощью медальона, дарующего невидимость!

Метр Себерн кивнул:

— Так и есть. Когда господин понял это, увеличил число охранников у ворот. Двое слуг постоянно находились в его комнате, ещё четверо не смыкая глаз дежурили в коридоре.

— Но ведь следовало стеречь каждую комнату!

— Зачем? — возразил владелец "Золотого кувшина". — Нужно было любым способом защитить нашего господина. Если бы в доме нашли "доказательства", кто-нибудь взял бы вину на себя.

— Вы уверены?

— Конечно. Господина все любили, готовы были отдать за него жизнь. И я тоже. Для любого, кто служил метру Эделену, он со временем превращался в настоящее подобие божества. Как Луциан для хеллинорцев, если хотите... Звучит странно, однако это было так.

— Глупости! Даже королю нелегко найти верных соратников, что уж говорить о жалком купце!

— Ах, "глупости"? — раздражённо переспросил метр Себерн. — Да что вы понимаете! Слышали, как в день казни на метра Ольера напали? Должны ведь знать!

— Я помню об этой истории, — ответил градоначальник. — И что?

— Так этот смельчак...

— ...преступник...

— ...смельчак... — упорно повторил метр Себерн.

— ...ну хорошо, пусть будет так....

— это... это был мой отец!

Градоначальник вскочил на ноги:

— Что вы сказали?

— Мой отец напал на метра Ольера.

— Как его звали?

— Ожье.

— Точно! — кивнул господин Бертгард. — Ожье из Эррихарда — так он заявил на допросе. И на один вопрос толком не ответил, всё твердил, будто ненавидел семейство Гиро и мечтал пустить кровь метру Ольеру. А почему, зачем — неясно. Метр Ольер заявил, будто где-то видел злодея...

— ...моего отца!..

— ...но где именно, вспомнить не сумел.

— Потому что испугался. Он, конечно, мечтал уничтожить врагов, но не ценой же собственной жизни. Поэтому отступил, затаился и стал ждать подходящего случая. Ко всему прочему, любой, у кого имелась хоть крупица разума, смекнул , в чём тут дело. Никто не хотел стать новой жертвой священнослужителей, и даже ближайшие союзники метра Нантера и нашего господина начали заискивать перед тварью Ольером. Ясно, что на новых выборах он победит. Словом, наступило перемирие. Для всех, кроме меня.

— Вы поклялись отомстить?

— Каждое утро и каждый вечер повторял эту клятву! А толку-то?! Всё равно приходилось терпеть. Хотя руки, конечно, чесались — если не расправиться с Гиро, так хоть придушить одного из сплетников, что тревожили дух отца своей болтовнёй. О боги! Хоть кто-нибудь в силах понять, как тяжёло мне было?! Как трудно было выслушивать этот вздор — и не схватиться за нож?! Нет, я не пожелал бы такого никому!

Градоначальник развёл руками:

— Обо мне тоже говорят много ерунды — и в вашем заведении, верно, тоже.

— Вы — дело другое, — огрызнулся метр Себерн. — Откуда мне знать, что в этих слухах правда, а что — ложь? Да и плевать мне на вас, демон меня побери! Но когда отца моего обвиняют в чудовищных вещах... — Мужчина заскрежетал зубами. — Не знаю, как вынес всё это. Но с тех пор я научился владеть собой.

— Значит, — вмешался в разговор Энгерранд, — с тех пор охота на магов прекратилась?

— Да.

— Никого больше не отправили на костёр?

— Никого.

Молодой человек посмотрел на градоначальника:

— Странно. Неужели священнослужители, которые вошли во вкус, заставили дрожать от страха весь город, так просто отказали бы себе в удовольствии — поджарить ещё парочку-другую злодеев? И от чего? Лишь от того, что им приказал успокоиться жалкий купец?..

— Не такой уж и жалкий, — вставил метр Себерн.

— Но и не король, прямо скажем, и не Верховный жрец. У вас есть на сей счёт какие-нибудь мысли?

Владелец "Золотого кувшина" растерялся.

— Почему вы спрашиваете? — пробормотал он.

— Скажите, что думаете.

— Честно, не знаю...

— И сплетники не трепали языками в вашем присутствии, не строили догадок?

— Да весь Везерхард счастлив был, что так легко отделались! Ну и понимали же даже без слов, что семейству Гиро покровительствуют сановники, придворные, жрецы...

— Именно! — щёлкнул пальцами молодой человек. — Вы верно подметили. "Покровительствуют"! Метр Ольер должен был зависеть от них, а не наоборот! Уж требовать и приказывать точно не мог! Так зачем же, по-вашему, прекращать преследования? Из-за боязни за метра Ольера? Не смешно. Жрецы ведь уймы денег лишились! Разве не переходит половина имущества преступника служителям культа Семибожья, а родичи его разве не обязаны выплачивать ежегодно штраф в сто денариев?

— Должны, — подтвердил господин Бертгард.

— И вы верите, что люди Верховного жреца отказались от наживы? Это же немыслимо! Если только... если только они не надеялись получить больше денег...

— От кого?

— Уж точно не от семейства Гиро.

— Да, — прошептал градоначальник. — Кажется, я начинаю понимать...

С минуту слышался только скрип пера по пергаменту — это секретарь записывал последние несколько фраз, которыми обменялись участники допроса. Затем господин Бертгард встрепенулся и гневно посмотрел на метра Себерна:

— Почему вы молчите?

Тот спохватился:

— Ох, простите! Ваш помощник своими вопросами поставил меня в тупик... А после истории с магами ничего особенного не случилось, всё было тихо. Господин уехал из столицы на несколько месяцев. Сначала побывал в Фотланде, после двинулся ещё дальше на юг и прикупил множество товаров: благовония и специи, посуду и ткани...

Энгерранд вновь прервал его:

— А что приобрёл метр Эделен у фотландских торговцев?

Арестант посмотрел на господина Бертгарда с таким видом, словно хотел спросить: что от меня нужно этому неугомонному мальчишке? Затем фыркнул:

— Мне-то откуда знать?

Молодой человек кивнул:

— Хорошо. Чем славится Фотланд?

— Своими винами! — выпалил градоначальник.

— Но вряд ли их продавал метр Эделен. Может, торговал зерном, фруктами?

— Нет, — ответил метр Себерн.

— Так что же ему понадобилось в Фотланде? Я не из праздного любопытства спрашиваю. В южные страны куда легче и безопаснее попасть на корабле, но отчего-то многие торговцы водят свои караваны по суше, через весь Алленор, преодолевают страшные трудности — и ради чего? Хотелось бы мне понять... Впрочем, — улыбнулся Энгерранд, не знаете — и ладно... Значит, метр Эделен вернулся в столицу и, конечно, решил продать товары подороже...

— ...но вдруг, — подхватил владелец "Золотого кувшина", — к нему пришёл метр Ольер и заявил, будто господин лишён права торговать бархатом. Больше того, единственным поставщиком становилось семейство Гиро. Удар был жестокий. Метр Эделен поспешил к метру Нантеру, но тот пожаловался только, что сам ждёт подлости от метра Ольера. На следующий день занялся пожар в одной из наших лавок, торговец уцелел, а вот товар пропал. Просить о справедливости градоначальника смысла не было — сплетники давно уже болтали, что он сдружился с семейством Гиро... И господин проглотил обиду! Впервые в жизни не ответил на вызов. Метр Нантер и вовсе струсил и отказался от выборов в Совет.

— После такого унижения, — хмыкнул господин Бертгард, — неужели вы не усомнились в справедливости тех речей, которыми отравлял вашу душу метр Эделен?

— Нет, — ответил метр Себерн. — Я верил, что наш господин ещё добьётся своего. Метр Ольер ведь оправился от поражения и стал самым могущественным человеком Везерхарде. Значит, нет ничего невозможного. Так я думал. И метр Эделен недолго горевал. Вскоре он позвал нас с Отеном и начальником охраны и приказал во что бы то ни стало выяснить, кто же на самом деле помогает семейству Гиро.

— И вам это удалось?

— Не вполне. Но кое-что занятное мы обнаружили. Раз в месяц кто-нибудь из семейства Гиро посещал дом графа Минстерского. Сам граф почти всё время пропадал в своих владениях и лишь изредка приезжал в столицу. Первым делом он заглядывал в Хард, чтобы напомнить о себе королю, затем — в храм Авира, где чуть не разбивал голову в кровь — так жарко молился. Ну а после... — метр Себерн хихикнул, — ...после неизменно посещал один скромный кабачок и встречался там с мужчиной. Незнакомец вечно кутался в плащ, лица было не разглядеть. Они с графом поднимались наверх и...

— И?.. — взволнованно переспросил господин Бертгард.

— А демон его знает, чем они там занимались! Может, беседовали дружески, может, хлебали фотландское. Не могу сказать. Но поговаривали, будто незнакомец в плаще — служитель культа Семибожья. Да и в любом случае, ясно ведь было, что граф не станет тратить время попусту. Уверен, он проворачивал какие-то тайные делишки.

— Если граф почти не бывал в столице, — произнёс Энгерранд, — кто же тогда жил в его доме?

— Младший брат, сеньор Бертран.

— Значит, у сеньора Герлуина есть дядя? — удивился молодой человек.

Градоначальник прыснул в кулак:

— Вы неверно всё поняли! "Младший брат" — это и есть отец нынешнего графа Минстерского.

Метр Себерн кивнул:

— В те времена ему было лет двадцать, а графу — чуть больше тридцати. Ходили слухи, будто они не в ладах из-за религии. Да и не только из-за неё... Граф одевался скромно, на улице раздавал милостыню, на женщин даже не глядел... болван!.. Сеньор Бертран не отставал от других придворных: кафтан расшивал золотом и серебром, рукоять кинжала и ножны так и сияли от драгоценных камней. Выпить был не дурак... Словом, швырял деньги налево и направо. А сколько может принести такой клочок земли, как Минстер? Даже подумать смешно! И что сделал этот молокосос, когда в кошельке стало пусто?

— Начал брать деньги в долг?

— Именно.

— У семейства Гиро?

— У кого же ещё!

— И стал полностью от них зависеть?

— Да.

— А граф? Неужто молча терпел выходки брата?

— Это уж вы у придворных спросите, — пожал плечами метр Себерн. — Мне до этого дела нет. Главное, как-то раз они страшно поссорились. Слуги говорили потом, будто граф ругался почище грузчика с набережной, а сеньор Бертран вопил так, что стены тряслись. Даже прохожие на улице останавливались. Граф кричал что-то про еретиков, про войну между служителями культа Семибожья, про магов, ясное дело, не забыл. По словам его выходило, что брат — вероотступник. Тот огрызался, огрызался — и вдруг заявляет, будто знает о тёмных делишках графа. "Зачем ищешь книгу? — визжит. — Меня упрекаешь, а сам тёмной магией вздумал заняться!" Тот вконец разъярился. "Да если я найду её, — отвечает, — сожгу на костре!" Выбежал из комнаты, на улицу выскочил и делся куда-то. Только к вечеру вернулся, зашёл к брату. Слуги услышали, как тот бормочет: "Простите, я был не прав..." Словом, помирились родичи — так все решили. И только господин понял, что из истории этой можно извлечь выгоду. Приказал не спускать глаз с графа и его брата — и правильно сделал.

— Почему?

— Едва граф уехал, сеньор Бертран нанёс визит герцогу Греундскому...

— Это был дед сеньора Годерика, — со снисходительной улыбкой шепнул градоначальник Энгерранду.

— Долгое время он сидел безвылазно в своём замке, лишь изредка наведывался в столицу, но потом вдруг перебрался в Везерхард. Хотя ко двору являлся нечасто, чем злил самого короля. Слухи о нём ходили самые разные. Связь с еретиками, магические опыты — само собой. Но было кое-что повеселее...

— Что именно? — спросил молодой человек.

— Он отравил свою сестру.

— Бабку сеньора Годерика?!

— Точно! — расхохотался метр Себерн. — Конечно, в лицо таких обвинений герцогу никто не бросал. Ненавидели молча. А ему было, похоже, плевать на всех. Представляете, какой поднялся шум, когда к такому человеку явился сеньор Бертран? Метр Эделен, ясное дело, был удивлён не меньше прочих. Что, демон побери, может связывать людей, один из которых старше другого лет на тридцать? Они, вообще, виделись-то раньше или нет? В конце концов господин решил потолковать с сеньором Бертраном. Выбрал день, когда тот отправился в храм, — а случалось это редко, прямо скажем, — подошёл во время службы и шепнул, будто хочет предложить выгодное дело. Сеньор Бертран навострился: "Что за дело?" Господин отвечает: "Ну... не здесь же обсуждать детали..." Решили встретиться вечером у моста Доблести. Сеньор Бертран, похоже, от нетерпения чуть не умер. Господин сперва начал плести чушь о том, какое чудесное место графство Минстер, какой доход может принести разумному хозяину, а после говорит: "Брат ваш, как погляжу, ничуть не волнуется о благополучии горожан и крестьян. И о своём, значит, тоже. Неудивительно, что родная земля ваша пребывает в упадке". Сеньор Бертран чуть не расплакался: "Да разве добьёшься чего-нибудь с такими крошечными владениями!" — но метр Эделен только рассмеялся в ответ. Неужто молодой господин никогда не слышал о городах на западе? У правителей их владений — с половину Минстера, однако купаются в роскоши. А о восточных крошечных царствах разве не знает? Сколько там богачей, сундуки от золота ломятся! И ведь нужно-то лишь купить дешёвого сукна и обработать его. Или привезти пряностей да благовоний и продать втридорога. Да что пряности! На одних лентах и шляпках можно сколотить целое состояние — если, конечно, есть голова на плечах. У сеньора Бертрана взгляд стал безумным. "И что? — шепчет. — Я тоже разбогатею?" — "Конечно". — "Когда? Сколько времени нужно?" — "Ну, наверное, лет пять..." — "Слишком долго!" Господин только этого и ждал. "Долго? — спрашивает. — Да. А всё из-за того, что рядом с владениями вашими есть такой город, как Лотхард. Вот поистине место, которое нужно стереть с лица земли!" Сеньор Бертран глаза выпучил: "О чём вы говорите?" Мой хозяин пояснил: "Лотхард — город свободный, налогов в государеву казну не платит, живёт по собственным законам. Конечно, туда торговцы толпами бегут — и не только они. Война между служителями культа Семибожья уж закончилась давно, а всякий еретик считает своим долгом побывать в храме Семи богов..."

Мужчина посмотрел на слушателей с таким видом, словно предлагал им восхититься ловкостью метра Эделена.

— И сеньор Бертран купился на столь жалкую уловку? — недоверчиво усмехнулся градоначальник.

— Представьте, да! Начал спорить, объяснять, что в Лотхарде давно уж нет никаких вероотступников, словно от моего господина зависела судьба города. Другой бы на его месте, коль уж так обиделся, ушёл бы — и дело с концом. Но он-то не забыл, что речь идёт о деньгах. Вот и пытался что-то доказать.

— И они договорились?

— Нет. Господин сказал, что подождёт, пока сеньор Бертран хорошенько всё обдумает. Но ответ был ему не так уж важен. Главное, брат графа Минстерского ясно показал: религия значит для него не меньше богатства и власти. Мне хозяин признался: "Они с родичем стоят друг друга, но скажу честно, Заморыш, человека более мерзкого я не встречал. Прирождённый злодей, поверь мне!" И знаете, что случилось через пару месяцев? Умерла жена графа! — Увидев, как вытянулось лицо Энгерранда, арестант обратился к нему: — Не можете поверить? А зря. Все жалеют сеньора Герлуина: мол, бедняжка так рано лишился отца! А что отец его был отпетым негодяем...

— Полегче! — хлопнул по столу господин Бертгард. — Доказательств у вас нет, поэтому придержите язык.

— По-вашему, случайность, что жена графа умерла именно после страшной ссоры его с братом... и после беседы сеньора Бертрана с нашим господином? Она ведь, между прочим, вскоре должна была родить...

— Откуда вы знаете об этом, демон вас побери?!

— Аристократы любят болтать не меньше простолюдинов, — улыбнулся уголками губ метр Себерн. — Чего только мы от них не наслышались в те дни! Мол, жена графа была редкостным страшилищем, а он-то вместо того, чтобы вздохнуть полной грудью, торчит день и ночь у статуи Авира да обращается иногда с горестными воплями к Аламору. Влюблённый, сожри его демон ночи! Слёзы льёт, молится... Болван? Или лицемер?.. Но терпел я не напрасно. В конце концов один придворный проболтался, что сеньор Бертран, оказывается, вьётся вокруг наследника престола...

— Будущего государя Хильдеберта? — уточнил Энгерранд. — Что могло их связывать?

— Они оба мечтали о власти. Принц, знаете ли, в юности не славился особым терпением, зато честолюбия у него было хоть отбавляй. Мечтал, как станет великим правителем...

Мужчина фыркнул.

— И к чему вы клоните? — проворчал градоначальник. — Хотите сказать, что это сеньор Бертран уничтожил брата и всё его семейство, верно?

— Проклятье! Мы ведь жили в Везерхарде в одно время, но вы, похоже, не поняли ничего из того, что случилось тогда на ваших глазах... Разумеется, так всё и было — сеньор Бертран замыслил злодеяние. Но пришлось ждать, когда возлюбленный брат успокоится немного. Не знаю, сколько это продлилось бы, не встречайся граф так часто с незнакомцем, имени которого нам до тех пор так и не удалось выяснить. Несколько раз он даже приходил в храм... не знаю, правда, о чём они разговаривали... После одной из таких бесед граф внезапно успокоился и на следующий день уехал в Минстер. Сеньор Бертран помчался к герцогу Греундскому...

— ..чтобы подготовить убийство брата?

— Именно.

Господин Бертгард скривил рот:

— Легко рассуждать, когда знаешь, что граф пережил супругу совсем ненадолго!

— А разве трудно понять, чем дело пахнет, если сошлись вместе старый хитрец, вероотступник и отравитель, и глупый мальчишка, который по уши залез в долги, который якшается с магами, который полагает, будто достоин занимать высочайшее положение, и который люто ненавидит своего брата!

Метр Себерн задохнулся и на несколько секунд умолк.

— Но ради чего герцогу участвовать в убийстве? — пожал плечами Энгерранд. — Они с графом враждовали?

— Ну а чего ради маги готовят свои зелья? Зачем лекари, вместо того, чтобы спасать людей, убивают их с помощью отравы? Почему бандиты, выследив в переулке жертву, не отбирают кошелёк, а перерезают сперва ей горло? Не нужны им деньги, не смешите меня! У них в крови любовь к злодеяниям, её не победить. И герцог просто наслаждался собственными преступлениями и пороками.

— А что насчёт графа Артландского?

Владелец "Золотого кувшина" впервые посмотрел на молодого человека с уважением:

— Вы рассуждаете совсем, как метр Эделен. Господин тоже подумал: если сеньор Бертран начнёт защищать лотхардцев, это, конечно, не придётся по душе графу Артландскому. Для того свободный город посреди владений — как кость в горле. Давно бы сожрал, да силёнок не хватает и смелости. Но злость-то сдержать не получается!.. Словом, наши люди отправились в Лотхард и через месяц передали необычайные новости. Творится нечто невообразимое! Местные бароны бесчинствуют, разбойничают, не дают покоя торговцам, однако ничего не помогает! Купцы лезут в Лотхард, словно мухи на мёд, горожане богатеют с каждым днём... не все, конечно, а самые влиятельные... Чудеса, одним словом!

— Или магия...

Метр Себерн кивнул:

— Да. И всё стало ясно. Разве мог сеньор Бертран сидеть спокойно, когда в сотне миль от его родных земель люди гребут золото пригоршнями? Эх, если бы не бестолковый брат, и он уже давно купался бы в роскоши и с помощью богатства вершил бы великие дела. Но тупица думает лишь о религии... Хватит! Пришло время избавиться от него!

Мужчина напустил на себя важный вид, вздёрнул подбородок, выпятил нижнюю губу.

— А метр Эделен не подумал, — произнёс Энгерранд, — что и семейство Гиро посматривает в сторону Лотхарда?

— Конечно!

— И, несомненно, вскоре обнаружилось...

— ...что у компании Гиро есть отделение в Лотхарде! — Метр Себерн расхохотался во всё горло. — Так хозяйничал какой-то мошенник, которого метр Ольер, должно быть, очень ценил. Во всяком случае, закрывал глаза на мелкие его шалости, пусть и теряя при этом каждый месяц изрядную сумму денег.

— Сеньор Бертран догадывался, что у метра Ольера имеются в Лотхарде свои люди?

— Наверное...

— А герцог Греундский, граф Артландский?

— Про герцога ничего не скажу, а вот граф точно знал обо всём. Как-то раз бароны его напали на купцов из компании Гиро, но как только поняли, кто перед ними, сразу их отпустили. Господин приказал выяснить, в чём тут дело. Пару месяцев наши люди высматривали, выспрашивали, вынюхивали, Лотхард вдоль и поперёк избороздили, завели среди горожан уйму знакомых... И в конце концов разузнали вот что: оказывается, граф задумал настоящую военную хитрость.

— Какую?

— Решил, что называется, "взять крепость изнутри". Конечно, тамошних богачей вряд ли привлекли бы несколько сотен денариев, но власть ведь — не золото и серебро, между всеми не поделишь...

— Значит, граф решил сделать градоправителем своего ставленника?

— Да. И положился в этом деле на помощь семейства Гиро.

— Зачем ему это понадобилось? Не проще ли было и дальше заниматься грабежом и отпугивать торговцев?

— Ну... — протянул метр Себерн. — Всё же вечно разбойничать не станешь... Вдруг государь возьмёт да и захочет навести порядок в королевстве, начнёт выслушивать жалобы, отправит тайных посланцев в земли феодалов, чтобы понаблюдать за соблюдением законов?

— В последний раз такое было в первые годы правления государя Хильдеберта.

— Видите! — невозмутимо ответил владелец "Золотого кувшина". — Значит, граф опасался не зря.

— Хорошо, — не стал спорить молодой человек. — Но почему вы решили, что граф жаждет именно разрушить "крепость"?

Метр Себерн издал восхищённый возглас:

— Проклятье! В вас словно вселился дух моего покойного господина! Конечно, он долго думал и в конце концов понял, что ошибся. Позвал меня как-то раз и говорит: "Знаешь, графу-то, пожалуй, незачем уничтожать Лотхард, коль скоро власть там получит верный ему человек. Я вот, скажем, страстно желаю понять, отчего лотхардцы так богаты; сеньору Бертрану, похоже, не дают покоя те же мысли. Так, может, и граф Артландский мечтает пробраться в "крепость", чтобы разгадать тайну?" И точно! Что дело нечисто, всем ясно. Но в чём же именно заключается секрет? Вдруг у лотхардцев есть какой-нибудь артефакт, который притягивает к себе золото, точно магнит, или ещё что-нибудь в этом роде?

— А как же магические медальоны?

— Не все же горожане пользуются услугами, магов, правда? Тут было что-то другое. И метр Эделен решил сам побывать в Лотхарде. Благо, тогда подошло время нового путешествия за товарами. Прежде в Артланде он бывал всего-то раза два в жизни...

— Неожиданно для купца, — заметил господин Бертгард.

— ...но желание докопаться до истины оказалось слишком уж сильным. Наши люди заранее приготовили дом, и господин поселился в нём. Первые дни приглядывался, после встретился с несколькими лотхардцами и в беседе с ними попытался найти подтверждение своим догадкам.

— И что?

— Не нашёл.

— Неудивительно!

— Почему вы так говорите? — проворчал метр Себерн. — Ясно же было, что без магии лотхардцы не добились бы подобного благополучия!

— Или же без статуса свободного города.

Энгерранд предупреждающе поднял руку. Градоначальник в ответ скорчил недовольную гримасу.

— На другой день, — продолжил рассказ владелец "Золотого кувшина", — господин решил пойти в храм Семи богов. Его встретил Главный жрец — старичок в сером одеянии, улыбчивый, с ласковым взглядом и тихим голоском. Это мне начальник охраны рассказал. Был бы там я, клянусь Авиром, стошнило бы! Ненавижу подобных "святош".

— Полегче! — воскликнули разом Энгерранд и господин Бертгард.

— А что я не так сказал? — огрызнулся метр Себерн. — Старый ублюдок сразу потащил господина в Комнату мрака — мол, исповедаться нужно. А сам-то решил всё выспросить: кто такой, откуда, сколько денег в сундуках? Хорошо, господин ответил — дескать, не готов, боюсь навлечь на себя гнев Аллонета. А после говорит: "Слышал я, нечто странное в Лотхарде творится, уж и в Везерхарде болтают, будто богатство лотхардцев бесчестным путём нажито, без магии не обошлось... Ах, вы смеётесь? В столице-то вам завидуют — а от зависти недалеко и до ненависти. На стороне лотхардцев золото? А у везерхардцев покровители и при дворе и в окружении Верховного жреца. Долго ли крикнуть, как в давние времена: "Смерть вероотступникам! На костёр еретиков!" Простонародье клич подхватит — и явятся в Лотхард фанатики, сгорающие от жажды крови". А жрец только улыбается и смотрит нежно-нежно, как на ребёнка. Господин начал злиться понемногу. "Да что ж такое? Вам плевать? Узнают, что лотхардцы поголовно используют магию, кого накажут в первую очередь? Вас ведь, правда?" — "Меня". — "Но вы-то, конечно, знаете всё, понимаете, в чём тут дело?" — "Нет, не знаю". И улыбается. Ну как тут голову не потерять от бешенства! — Метр Себерн выругался. — И вдруг к нашему доброму "святоше" подбегает один из младших жрецов, шепчет что-то на ухо, тот вмиг напускает на себя вид рыночного торговца, приказывает: "Веди его сюда!" Как думаете, кто появляется в храме? Купец, за ним — слуги с корзинами и мешками. "Примите сие скромное пожертвование во славу Семи богов", — говорит. Старичок слюну глотает от жадности, точно собака. И всё моему господину стало ясно.

— Значит, — сказал господин Бертгард, — священнослужители закрывали глаза на использование магии, а горожане в благодарность делали им богатые подношения?

— Не им, — многозначительно улыбнулся метр Себерн. — Светлым богам.

Энгерранд почесал затылок:

— Едва ли жрецы в Везерхарде честнее лотхардских... Почему бы не предположить, что и семейство Гиро пошло по этому пути?

— И метр Вельгард тоже, — посмотрел в глаза арестанту господин Бертгард.

— Всё может быть, — невозмутимо ответил тот.

По лицу градоначальника скользнула тень разочарования. Конечно, едва ли мужчина надеялся поймать метра Себерна с помощью столь бесхитростной уловки, но при виде подобного спокойствия в душу господина Бертгарда закралось подозрение, что арестант лишь притворяется откровенным, на деле же рассказывает лишь малую часть того, что знает.

"Погоди же! — мрачно подумал он. — Рано или поздно я всё из тебя вытяну!"

— Что было дальше? — спросил Энгерранд.

— Господин ещё раз хорошенько расспросил наших осведомителей. Оказалось, что люди из компании семейства Гиро действительно каждый месяц совершают пожертвования в храме. Но так поступают все купцы, считают это своим долгом. А жрецы взамен молятся о благополучии Лотхарда. Трогательное согласие, одним словом. Хотя вряд ли горожане верили в подобную чушь — что боги откликаются на молитвы священнослужителей. Магией начинало нести просто нестерпимо... В конце концов господин приказал следить и дальше за Гиро, наблюдать за храмом Семи богов, выяснить, кого хочет сделать градоправителем граф Артландский, а сам отправился в путь, за товарами. Наши люди с ног сбились, через несколько дней ползали от усталости, голова шла кругом, но не могли же они по одному лишь желанию переноситься в любой край города. Да и лотхардцы как будто стали осторожнее... Так и не узнали ничего к возвращению господина. Тот сперва взбесился, но быстро успокоился. И правда, чего ждал-то? Даже канцлеру подчинённых не хватает или градоначальнику...

— Хватит жаловаться! — рявкнул господин Бертгард. — Надоели ваши причитания. Рассказывайте побыстрее. Что ещё придумал метр Эделен? Верно, какую-нибудь глупость?

— Пожалуй, да. Решил напасть на лотхардское отделение компании Гиро.

— Ну и болван!

— "Нужно пожечь здание! — говорит. — Выкурить всех этих негодяев — и сразу ставленник графа Артландского нос из норы высунет. Не бросит же он союзников в беде". Нашли троих головорезов, прославленных в делах подобного рода. Метр Эделен приказал не скупиться, денег отвалили изрядно. И наёмники справились превосходно: такое пламя занялось — загляденье! Скоро соседние дома заполыхали, ещё через полчаса уже чуть ли не вся улица горела. И это ещё ветра не было... Жаль, люди Гиро из конторы успели выбраться, никому шкуру не подпалило. — Метр Себерн огорчённо крякнул. — На место пожара примчались и градоначальник, и члены Совета, и старейшины гильдий. Огонь потушили как-то на удивление быстро. Потом заперлись в Городском дворце и стали о чём-то глубокомысленно совещаться. А нам оставалось только следить, куда теперь подадутся мерзавцы из компании Гиро. И те попросились к главе гильдии врачей и аптекарей! Мы так и прозвали его — Аптекарь... Забавная штука! Маги ведь любят притворяться лекарями, собирателями трав... Казалось, всё идёт превосходно. Как ни суетились городские власти, поджигателей отыскать не удавалось, добрый хозяин, приютивший несчастных, бесновался пуще всех, требовал любой ценой поймать злодеев — и подтверждал тем самым наши догадки. Вот он, человек графа Артландского, никаких сомнений! Неясно, правда, что с ним дальше-то делать, но тут уж пусть господин решает...

Внезапно мужчина умолк. На лице его появилось такое жалобное выражение, словно он готов был вот-вот расплакаться.

— Что с вами? — изумился господин Бертгард.

Метр Себерн пожевал губами и пробормотал:

— Всё шло превосходно...

— Это мы уже поняли.

— Но потом... — с трудом выговорил арестант. — Потом...

— Что? — не без злорадства спросил градоначальник. — Неужели ваши планы вновь провалились?

— Конечно! Будь тогда удача на нашей стороне, мы одолели бы метра Ольера. Но Аптекарь... этот мошенник... эта тварь... этот... — метр Себерн поперхнулся словами, — ...этот ублюдок... Знаете, что они с делали вместе с хозяином конторы? Когда поняли, что городские власти ни на что не годны, вместе, даже не пытаясь скрываться, пошли в храм Семи богов и попросили о помощи Главного жреца.

— А он-то что мог сделать?

— Не знаю! — почти выкрикнул владелец "Золотого кувшина". — Но тем же вечером одного из поджигателей поймали! Вздёрнули на дыбе, к утру он назвал имена сообщников, указал на тех, кто его нанял... Да ещё и поведал, будто использовал запретную магию, хотя об этом никто его не спрашивал. Сам же вместо виселицы отправил себя на костёр! Хвала богам, наших людей предупредили! Едва удалось укрыться в землях графа Минстерского...

— Им повезло, — заметил господин Бертгард.

— Ещё бы!

— И с тех пор началась вражда между соседями? — предположил Энгерранд.

— Можно и так сказать, — не слишком уверенно ответил метр Себерн. — Понимаете, когда двое феодалов недолюбливают друг друга, повод для ссоры найти несложно...

— И этот повод...

— ...решил им предоставить метр Эделен. По правде сказать, после провала в Лотхарде он напрочь потерял самообладание. Слуги даже всерьёз испугались, не теряет ли господин рассудок. Ему бы молиться, благодарить Небеса, что всё обошлось... Так нет же! Только и думает: как бы досадить метру Ольеру, что бы ещё сделать? А ведь огляделся бы по сторонам, сразу понял бы, что могущество Гиро — хрупкое, пройдёт немного времени — и рухнет, рассыплется. Затаиться бы, потерпеть год-другой — так нет же! Оно-то понятно, конечно: очень уж хотелось уничтожить врага собственными руками. Только вот своих-то силёнок не хватает... — Мужчина засопел. — Почему господину взбрело в голову идти прямиком в дом к сеньору Бертрану, отчего не назначил встречу в укромном месте? Явился и с порога заявляет: мол, тайна богатства лотхардцев сокрыта под куполом храма Семи богов, и граф Артландский, чтобы разгадать её, а заодно и овладеть городом, заключил союз с метром Ольером. "А если негодяев не остановить, — говорит, — вы, сеньор Бертран, останетесь ни с чем. Думайте хорошенько! Решайтесь!" И ушёл... Через пару часов метру Ольеру пересказали этот разговор слово в слово, мы же, понятное дело, ничего не подозревали...

— И Гиро поспешили нанести новый удар?

— Разумеется! Через неделю у метра Эделена отобрали право на торговлю благовониями и специями.

— На каком основании? — возмутился Энгерранд.

— Долго его искать не пришлось, — ответил мужчина. — Заявили, будто господин привёз испорченный товар, некий парфюмер, имени которого мы не слышали даже, подал жалобу в Городской совет. И снова пришлось смириться... Но знаете, — недобро сверкнул глазами арестант, — кажется, именно тогда метр Ольер себя погубил.

— Почему?

— Вообразите себя на месте купцов. Метр Ольер одним щелчком пальцев уничтожает врагов — как тут можно спать спокойно? Разве поручится кто-нибудь, что после расправы над одним противником ублюдок не возьмётся за следующего?

— Но если ты его друг...

— "Друг"! Откуда возьмутся друзья в мире, где всё решают деньги? И нужна ли дружба человеку, который заправляет всем в Совете, у которого есть покровители среди сановников, перед которым в долгу половина аристократов? Да он о слугах мечтает! О власти! — Последние слова метр Себерн прокричал во всё горло, даже со скамьи привстал. Затем, опомнившись, пробормотал: — Ну... вы ведь поняли, да? Так рассуждали даже самые близкие к семейству Гиро люди. И градоначальника стало злить, что его считают послушной куклой, тряпкой, думают, будто он действует по чужой указке, смеются за спиной... В конце концов, зачем вообще держаться за место правителя Везерхарда, если воля твоя ничего не значит?

— И недовольство росло с каждым днём?

— Ясное дело. Метр Нантер это почувствовал, явился к господину и сказал, что наступило время вернуть себе кое-кого из былых союзников. Теперь-то они поняли, как ошибались, корят себя за трусость и мечтают только об одном — поскорее избавиться от метра Ольера. Однако хозяин в ответ лишь отмахнулся. Метр Нантер ушёл обиженный. Хорошо хоть не превратился в заклятого врага... Но господина занимала единственная мысль: как поведёт себя сеньор Бертран. И тот всё же не утерпел: отправился к метру Ольеру, закатил страшный скандал, из дома выскочил красный, словно рак, и помчался к герцогу Греундскому. Однако ничего особенного не случилось. Граф вернулся домой успокоенный и даже довольный, а герцог вскоре уехал куда-то. Ходили слухи, будто его видели в графстве Артланд, затем — в собственных землях, после — в Фотланде...

— Иными словами, он объездил вдоль и поперёк всё королевство?

— Можно и так сказать, — пожал плечами метр Себерн.

— После его возвращения случилось что-нибудь примечательное?

— Как сказать... Для людей непосвящённых — ничего особенного. Но мы-то пристально следили за сеньором Бертраном, поэтому изрядно удивились, когда он захотел жениться на дочери одного из вассалов графа Фотландского. Ладно бы влюбился — так ведь нет! Отец невесты — старый вояка, в юности бился с хеллинорцами, — не любил бывать при дворе. Когда отгремели последние сражения, засел в подаренном королём замке, точно крот в норе, и дочь никому не показывал. Старый болван...

— Значит, невесту граф Минстерский не видел?..

— ...а жениться решил именно на ней. И уехал в Минстер — якобы для подготовки к свадьбе... Вот и посудите, чего добился мой господин. Сеньор Бертран и метр Ольер рассорились, но заклятыми врагами не стали. Зато семейство Гиро узнало, кто поджёг контору в Лотхарде. Через какое-то время власти придумали ещё одну причину — и нам запретили торговать всеми заморскими товарами. Понимаете? Это же смерть для купца! А однажды я даже услышал, как двое торговцев шёлком — ублюдки! — шептались, будто градоначальник намекал уже не раз: лучше метру Эделену покинуть Везерхард, если шкура дорога. Я сперва не стал об этом рассказывать, хорошенько пораскинул мозгами, с Отеном посоветовался — и только тогда решился поговорить с хозяином.

— Отважный поступок! — захлопал в ладоши градоначальник. — И что же вы поведали метру Эделену?

— Ну... я ведь не большой мастер трепать языком. Выложил как есть: вам, господин, грозит смерть, в одиночку с Гиро не справиться, напрасно вы отказались от предложения метра Нантера, давно уж следовало о них вспомнить. Только теперь и от них мало толку. Осталось одно: раз уж о богатстве речи не идёт, сохранить бы голову на плечах, отчего бы не пожертвовать последними деньгами, какие ещё остались? "Нужно, — говорю, — всем рискнуть и побить метра Ольера его же оружием. У этого ублюдка полно покровителей? Так найдите себе могущественного защитника! Найдите и... купите!" Он спрашивает: "Кого?" Отвечаю: "Того, кто ни перед чем не остановится, того, для кого закон и королевская власть — пустые слова..." Он разозлился страшно, швырнул на пол золотое блюдо, накричал на меня. "Пошёл прочь! — говорит. — Ишь, умник нашёлся!" Но я-то вижу: глаза у господина засверкали, губы покусывает — понял-то, что я дело предложил, только признать не хочет. И уже у порога слышу, как он шепчет: "Герцог Греундский, этот демон — вот кто нужен..."

— И вы связались с герцогом? — вздохнул Энгерранд.

— Да. Я передал послание. Герцог, когда прочёл его, тотчас уничтожил, а после стукнул кулаком по лбу. "У господина вашего, — говорит, — здесь, похоже, совсем пусто. Письмо можно сжечь, но... демон меня побери, сколько человек уже видели эту бумагу?" Отвечаю: "Ни одного". Он: "А я не верю". — "Так что же мне передать?" — спрашиваю. Герцог взгляд к потолку возвёл, руки сложил на груди — и ухмыляется: "Слышал, хозяин ваш к богу любви неравнодушен..." Потом махнул рукой, глаза прикрыл и что-то под нос замычал. Я понял, что разговор окончен. Вернувшись, пересказал беседу метру Эделену. Того, понятное дело, поведение герцога задело за живое. Но сразу ясно было, что от такого союзника всего можно ожидать, поэтому господин только выругался пару раз, а потом пробормотал: "Значит, хочет поговорить в храме Аламора?.." — и приказал готовиться к встрече. Наутро господин, начальник охраны и я надели длинные плащи — благо, дожди в ту осень шли не переставая, — и отправились в храм. Никогда молитва не казалась мне такой заунывной и длинной. Выстояли до самого конца, но герцог не появился. Я не мог глядеть на лицо метра Эделена без страха — ждал, что в любую секунду он разразится проклятиями, а это, знаете ли, настоящее преступление — выругаться в священном месте. Когда мы выходили из храма, меня толкнул какой-то мальчишка, судя по одежде, ученик из Университета. Я обернулся, и он шепнул: "Завтра, после богослужения, на площади Сватовства". Господин, когда узнал о новом месте встречи, дал слово, что очередной шутки от герцога не стерпит, однако наутро послушно выстоял молитву и, расталкивая толпу, выскочил из храма и бросился к мосту Доблести. Мы перешли Ривьеру и очутились на площади. Людей, как ни странно, почти не было — видимо, аристократы не пожелали в такую промозглую погоду появиться перед сидящими на балконах дамами мокрыми от дождя, в забрызганной грязью одежде. Метр Эделен занял место под статуей. Сделал вид, будто глядит на реку. Мы с начальником охраны высматривали герцога. И, представьте, не заметили, как он очутился рядом с нами! Клянусь, если бы не кашлянул, не обратили бы внимания!

— Медальон, дарующий невидимость? — предположил герцог.

— Не знаю, — с сомнением покачал головой метр Себерн. — Пришёл-то герцог не один, а с тем самым мальчишкой, которого я встретил у храма... "Итак, — говорит, — вы желаете заключить союз. А отчего полагаете, что я соглашусь?" Господин улыбнулся: "Вы ведь пришли..." — "Просто решил узнать, предложите ли вы что-нибудь стоящее". — "Даже не сомневайтесь!" — "Так в чём же дело? Говорите". Скажу честно, поведение герцога приводило меня в бешенство. Но метр Эделен, хоть и злился, верно, не меньше, чем я, сказал совершенно спокойно: "Я готов пожертвовать всем, что у меня есть, только бы уничтожить семейство Гиро". Герцог до того отвратительно скривился, будто внутри него жил один из демонов. "А много ли у вас осталось? — спрашивает. — Ничего, полагаю. Значит, станете принадлежать мне душой и телом?" Господин растерялся, а герцог не унимается: "Что молчите? Согласны?" И твердит раз за разом: "Отвечайте! Отвечайте!"

Градоначальник прыснул в кулак:

— А дед-то у сеньора Годерика, похоже, был знатный шутник!

— Да уж! — огрызнулся метр Себерн. — Редкий весельчак!

— И что, метр Эделен согласился?

— Нет. Сказал, что готов отдать богатство, но не жизнь, а уж драгоценной своей душою и подавно жертвовать не станет.

— Ого! Но ведь в ответ герцог должен был заметить, что минутой ранее метр Эделен утверждал обратное, и удалиться, пылая от гнева.

— А он рассмеялся: "Верно поступаете! Как встречу с Аллонетом представлю, дрожь пробирает. А он, дай вы согласие продаться мне с потрохами, вас по головке не погладил бы". Зубы скалит, а понять невозможно, действительно ему весело или только притворяется. Потом вдруг смех оборвал и спрашивает: "Видели, кто сегодня молитву читал?" Господин плечами пожал: "Не до этого мне было". — "Напрасно. Думал, вы проницательнее, ведь торговцу не выжить, если не умеет разбираться в людях. Ошибся, значит... Священнослужитель тот — помощник Главного жреца храма Аламора, ходил когда-то в любимчиках у преподавателей Университета. Сейчас он — один из самых рьяных ревнителей веры, враг еретиков и магов. На словах, во всяком случае. И честолюбив сверх меры. Неплохо было бы завести с ним дружбу, не находите?" Господин чуть не зарычал от злости: и как это ему самому не пришла в голову подобная мысль? Стоило только намекнуть, что в Лотхарде завелись еретики!.. Герцог хмыкнул: "Ругаете себя последними словами? Это ни к чему. Пожили бы при дворе, повертелись с месяц-другой подле нашего славного государя — да продлит Авир его дни, — и стали бы знатным интриганом. Это вам не торговые делишки проворачивать, нужно работать головой. А дружба с мессером Ансбертом, верьте мне, принесёт со временем огромную пользу..."

Энгерранд вздрогнул, градоначальник подался вперёд — и оба прохрипели:

— С мессером Ансбертом?

— Да, с мессером Ансбертом, — подтвердил метр Себерн. — Правда, тогда Верховным жрецом он ещё не был, читал иногда проповеди в храме Ала...

— Неважно! — рявкнул господин Бертгард. — Главное, кто он сейчас!

Владелец "Золотого кувшина" пожал плечами с таким видом, что ж, пусть будет по-вашему, хотя говорите вы редкостную чушь.

Затем мужчина продолжил:

— Господин решил проверить, много ли герцогу известно, и спрашивает: "Чем же способен мне помочь какой-то священнослужитель? Если уж выбирать, выгоднее обратиться к кому-нибудь более могущественному, тому, кто сумеет влиять на решения Верховного жреца..." Герцог отвечает: "Ох, боюсь, Авир и впрямь не наделил вас мудростью". Господин не на шутку рассердился: "Что за грубости!" — "И терпением тоже. Как же вы без двух этих качеств намерены отыскать себе союзников?" Господин губу прикусил, а герцог продолжает: "В чём заключается беда людей недалёких? Они вечно смотрят на вершину и, ослеплённые, забывают, что солнце, очутившись в зените, начинает клониться к западу и к ночи исчезает за горизонтом. К чему обращать внимание на того, кто достиг могущества? Власти его приходит конец. А человек, подобный мессеру Ансберту, честолюбивый и решительный, способен стать тем новым светилом, которое вскоре засияет на небосклоне". От улыбки герцога меня в дрожь бросило, клянусь! "И если сейчас вы поможете, разве не отблагодарит вас мессер Ансберт за оказанные услуги? Начните с ним путь — и тоже окажетесь на вершине!" Слово даю, в тот миг мне чудилось, будто я слушаю императора демонов!

— Можно подумать, метр Эделен, когда учил вас премудростям жизни, говорил вещи менее отвратительные, — заметил градоначальник. — Герцог и ваш господин ничем не отличались друг от друга, правда? Не пойму одного... Если герцог увлекался магией, зачем он посоветовал заключить сделку с ревнителем веры, врагом еретиков... или как там ещё называл он мессера Ансберта?

— Хозяин решил, что с нашей помощью герцог хочет добывать сведения о поступках...

— ...простого священнослужителя?

— Господин и сам не верил в собственную догадку.

— Но со временем-то он должен был докопаться до истины!

Арестант опустил голову и ничего не ответил.

— Ладно, — махнул рукой градоначальник, — понимаю. Вам трудно признать, что метр Эделен оказался таким тугодумом. Что он предпринял дальше? Прислушался к советам герцога?

— Вы и представить не можете, как он исстрадался, как измучился, пока не принял решение! Ходил сам не свой, ничего не замечал, ни с кем не разговаривал. Иногда лицо пятнами покрывалось, кровь к щекам приливала — и казалось, что она вот-вот хлынет отовсюду: изо рта, из носа, из ушей...

— О боги! — схватился за голову господин Бертгард. — Плевать мне на страдания этого негодяя. Что он решил, я спрашиваю!

— Пошёл в храм Аламора, конечно. Отыскал мессера Ансберта и сказал, будто поражён его речами и желает побольше узнать о культе Семибожья. Но жрец-то оказался не промах! Знаете, что он сделал?

— Что?

— Спросил, какие именно места из последней проповеди запомнились метру Эделену больше всего.

Градоначальник от восторга принялся хлопать себя по ляжкам:

— Неужели так и сказал? Ну и мессер Ансберт! Превосходно!

— Господин ответил: "Всё". А что оставалось делать? Мессер Ансберт покивал, а после вдруг спрашивает: "Которого из богов вы чтите более остальных?" Господин даже думать не стал: "Авира, конечно!" Я бы так же ответил! А мессер Ансберт отвечает: "Ясно. Вчера в храме вас не было. Что ж, когда будете отвечать за эту ложь на Небесном судилище, поймёте, о ком я спрашивал". Махнул рукой и вышел.

— Ого!

— Метр Эделен выругался хорошенько и помчался к герцогу. Высказал ему всё: больше он не станет терпеть издевательств, не желает служить игрушкой для кого бы то ни было — даже для самого короля... и ещё много чего наговорил...

— А герцог?

— "Да в вас демон безумия вселился, Эстельфер меня побери! — вот что ответил. — Вы зачем вообще пошли к жрецу? Чтобы польстить? Чего тогда удивляться? Мессер Ансберт — человек серьёзный, потому и выставил вас вон. И, клянусь, если продолжите творить глупости, я тоже скажу, что не желаю вас видеть. На деньги — плевать!" Напоследок посоветовал подумать ещё разок, проявить терпение и через какое-то время опять встретиться со жрецом. Господину трудно было признать ошибку, но в конце концов он и сам мне сказал: "Проклятье! Эта ненависть к ублюдку Ольеру сводит меня с ума... Ничего не могу поделать..." И дал слово держать себя в руках, что бы ни случилось. Каждое утро ходил в храм, слушал проповеди и лишь когда почувствовал, что сумеет ответить на любой вопрос, явился к мессеру Ансберту во второй раз. Тот говорит: "Видел вас вчера. И впрямь увлеклись религией? Что ж, похвально". Господин отвечает с поклоном: "Простите, если в прошлый раз разочаровал вас. Не способен я вести учёные беседы, к которым вы, должно быть, привыкли. Но разве обязан человек благочестивый непременно обладать красноречием? Важно ведь, что он чувствует, а не что говорит". — "Вы правы". — "А временами чувства до того сильны, что их не выразить словами!" — "Бывает и такое". Тут господин говорит: "Поэтому-то, чтобы развеять ваши сомнения в моей искренности, я хочу пожертвовать храму Аламора две тысячи денариев... для начала..." Мессер Ансберт отвечает: "Вы изумили меня. Едва ли в Везерхарде найдётся полдюжины человек, способных на такое. Но помните: если намерения ваши неискренни..." Господин возмутился: "Как можете сомневаться!" — "Не спешите. Подумайте ещё немного. Небеса не примут вашего дара, если действуете с тайным умыслом..." Представляете, как всё вывернул? Мол, это он одолжение делает, принимая деньги! Минут пять ломал комедию, потом согласился. Господин прямо-таки выдохнул от облегчения: "Значит, вы поверили в мою искренность?" — "Да". — "И впредь Небеса не будут ко мне столь суровы?" — "Возможно. А разве боги подвергают вас испытаниям?" Господин чуть не разрыдался: "О да! В последние годы несчастья преследуют меня одно за другим!" — "И вы ни разу не молили Небеса о помощи?" — "Увы!" — "Какая дерзость!" Господин задрожал, чуть на колени не упал, но мессер Ансберт остановил его: "Ладно. Что случилось, того не воротишь. Главное, теперь-то вы раскаялись. Подумаю, как вам помочь. А теперь — идите..." Через три дня мы получили записку. Жрец предлагал встретиться... и знаете, что за место он выбрал? Тот самый кабачок, куда ходил брат сеньора Бертрана! И когда мессер Ансберт явился, оказалось...

— ...что он и есть тот самый незнакомец в плаще, — улыбнулся Энгерранд.

Владелец "Золотого кувшина" улыбнулся в ответ:

— За пару часов они с господином успели выпить кувшин фотландского и вдоволь наболтаться о ничего не значащих вещах: о предательстве хеллинорцев, о давней распре между священнослужителями, о магах и еретиках, которые прячутся по всей столице, точно мыши в поле, о том, как трудно их найти. Словом, история культа Семибожья — сплошная борьба с бессчётными врагами, война, отнимающая жизни лучших людей королевства. И Небеса, конечно, не оставят без награды смельчаков, готовых пролить свою кровь за истинную веру... Потом мессер Ансберт вдруг стал прощаться и только у порога прошептал со злостью: "К несчастью, среди жрецов много таких, кому подобные вещи безразличны. А кто-то просто слишком стар..."

— О чём это он говорил? — сдвинул брови господин Бертгард.

— Кажется, всё яснее ясного, — пожал плечами арестант. — С тех пор они встречались всякий раз, когда мессер Ансберт был свободен от чтения проповедей — а случалось такое нередко. И после каждой новой беседы мне казалось, будто господин всё больше превращается в фанатика. Глаза его начинали блестеть, едва разговор касался религии, то и дело он начинал болтать о древних святых, о героях, стал ходить на проповеди ещё и в храм Авира — а там жрецы бесновались и брызгали слюной, точно в них вселился демон безумия. Даже поклялся однажды, что как-нибудь, когда покончит с ублюдком Ольером, останется после ярмарки в Эррихарде и не уедет, пока не помолится в каждом из тамошних храмов... Месяца через три с хозяином пожелал увидеться герцог Греундский. Мы опять встретились на площади Сватовства. За день до того было тепло, а тут вдруг с утра небо заволокли тучи, снег начал сыпать, холод стоял собачий... И снова никого, кроме нас, на площади не оказалось. Герцог выглядел довольным. "Вижу, — говорит, — вы нашли с мессером Ансбертом общий язык. Сколько пообещали? Мне тоже кое-что причитается, не забыли?" Господин рассмеялся: "До дележа добычи ещё далеко!" Герцог спрашивает: "Вы уже заводили разговор об Артланде?" — "Пару раз". — "О Лотхарде?" — "Ну... мессер Ансберт сам часто проклинает вероотступников — и лотхардцам достаётся в первую очередь". — "Не нужно пока ничего предпринимать. Чтобы навести там порядок, сил слишком мало. Да ещё и в столице объявились маги. На редкость дерзкие, скрываться даже не пытаются. И едва о них стало известно, государь серьёзно заболел..." Сказал — и смотрит не мигая, глаза блестят странно... Господин подумал и спросил: "Значит, эти негодяи злоумышляют против короля?" — "Несомненно". — "А мессер Ансберт знает?" — "Догадывается, но не может же он по собственной воле взяться за дело..." И тут герцог начал говорить такие странные вещи...

— Какие?

— Я ничего не понял, честно скажу. Господин, кажется, тоже. Но герцог заверил, что если не случится ничего неожиданного, мессер Ансберт сумеет возвыситься — и тогда наступит время браться за метра Ольера. Хозяин согласился действовать, как прикажет герцог. При следующей встрече в кабачке он признался, будто некоторое время назад, после ссоры с одним из торговцев, так разозлился, что попросил одного мага извести обидчика, но наутро раскаялся и отказался от замысла. "Одного раскаяния мало, — возразил мессер Ансберт. — Где прячется маг?" Господин, конечно, охотно всё разъяснил.

— И мессер Ансберт получил возможность обратить на себя внимание, — произнёс Энгерранд.

— Да. Справился он великолепно: в тот же день схватил мага — а вместе с ним ученика и парочку помощников. Один из них оказался страшно словоохотлив, из страха за свою шкуру выложил всё, что знал о тёмных делишках своего хозяина. И от признаний его у самого Верховного жреца волосы встали дыбом! В сердце столицы готовился заговор! Хотели извести самого короля! Вот почему здоровье государя пошатнулось... Следующим утром мессер Ансберт произнёс блестящую речь: всех магов — поймать, допросить, вытянуть правду, после — на костёр. Кто поможет — пусть не боится больше Небесного судилища; встреча с Аллонетом пройдёт как маслу. Верховному жрецу подобная горячность не пришлась по душе. Среди горожан поползли слухи, что наш главный священнослужитель, похоже, не слишком-то занят делами религии, защищает истинную веру с меньшей страстью, чем следовало бы. Оно и понятно — восьмой десяток пошёл. Да, конечно, старость... Но, демон побери, чересчур мягок он с врагами культа Семибожья, слишком мягок!.. Почему не раздавил, почему не вырезал на корню, почему не изжарил до сих пор всех этих негодяев? Сколько было казней во время последней охоты? Одна! Да и тот безмозглый купец, что попался, разве был он похож на закоренелого злодея? Не очень... А теперь маги до того осмелели, что готовы поднять руку на государя...

— Слухи распространяли люди герцога?

— И наши тоже. И множество сплетников по всему городу. Деньги метра Эделена не пропали даром. Но! — строго посмотрел на слушателей владелец "Золотого кувшина". Никто не собирался свергать Верховного жреца.

— Оно и понятно! — хохотнул господин Бертгард. — Зачем? В этом не было никакого смысла. Зато пользу от сплетен, думаю, получили немалую.

— Ещё бы! — гордо заявил метр Себерн. — У Жреца не осталось выбора. Если проявить мягкотелость, противники ударят в спину. Нужно хоть что-нибудь предпринять. И рядом с ним, конечно, тотчас оказался мессер Ансберт... Хвала богам, пусть бешеный фанатик всё решает! Что-то пойдёт не так? Есть на кого свалить вину. А в случае успеха заслуги можно приписать себе.

— И мессер Ансберт живо взялся за дело?

— О да! Благо, он прекрасно знал места, где поселились маги. Кое-кто, конечно, успел сбежать, но улов превзошёл самые смелые ожидания. Начались пытки. О заговоре против короля никто ничего не сказал... зато сразу несколько человек признались, что к ним обращался Главный жрец храма Авира — а он, по слухам, мечтал стать новым Верховным жрецом...

— Кхм! — почесал подбородок градоначальник. — Неужели герцог предвидел такой поворот событий?

— Несомненно! Всё шло по намеченному им плану. Новость быстро разнеслась по городу, и мы стали наблюдать, как поведёт себя метр Ольер. Тот заволновался, совершил несколько визитов к аристократам, да и к нему зачастили придворные. Мы с Отеном записывали, с кем он виделся, и передавали герцогу Греундскому. Вскоре обнаружилось двое человек, которые, вне всякого сомнения, помогали Гиро: кравчий и хранитель казны, оба — королевские любимцы, заседали в Малом совете, с такими союзниками можно ничего не бояться. "Жаль, — сказал герцог во время одной из встреч, — что именно эти лизоблюды стоят у нас на пути. Никто не поверит, будто они злоумышляют против государя". Прошёлся несколько раз туда-сюда вдоль берега, а потом вдруг хлопнул в ладоши и засмеялся: "Постойте-ка! Кажется, я знаю, как свалить ублюдков!" И я почувствовал, что теперь-то метру Ольеру точно несдобровать.

Глава 10

Метр Себерн умолк, точно желая до предела разжечь любопытство слушателей.

— Ну? — нетерпеливо проворчал градоначальник.

Арестант состроил отвратительную гримасу, будто хотел в точности передать, как именно дед сеньора Годерика излагал союзникам свой план.

— Герцог, — сказал он, — вспомнил, что метр Ольер недавно добился права поставлять вино ко двору...

— Проклятье!.. — задохнулся от негодования и ужаса градоначальник. — Неужели герцог... неужели он?..

— Нет, что вы! Никто и не думал отравить короля!

— Что же тогда означали слова этого негодяя?

— Всего-то сделать так, чтобы метр Ольер рассорился с кравчим.

— Как именно?

— Сейчас расскажу, — живо откликнулся метр Себерн. — Тогда как раз начали готовиться к свадьбе наследника престола. А вы ведь помните, какие пирушки закатывал дед нашего государя? Видели, правда?

— Да.

— Король к тому времени поборол болезнь — так, во всяком случае, казалось, — и никто не сомневался, что попойка будет грандиозная. А значит на семейство Гиро ложилась величайшая миссия, дело необычайной важности, демон их побери! Шутка ли — добыть столько вина, чтобы на торжествах оно лилось бурным потоком, лилось широкой рекой, превращалось в океан. Конечно, были и другие поставщики. Но метр Ольер хотел выслужиться, взял на себя непомерные обязательства. И поплатился, ненасытная тварь! Всё прошло как по маслу. Представьте только: на караван вдруг нападают разбойники, одну половину товара уничтожают во время схватки, другую — забирают. Метр Ольер в растерянности и отчаянии. Сказать кравчему? Нет, ни за что! Спешно отправляет людей в новый поход — да с такой охраной, что бандиты точно не сунутся. Но — вот беда! — на обратном пути при переправе через реку вдруг обрушивается мост! Люди не пострадали — так, пара утопленников и человек десять переломали себе ноги и руки. А вот товар потерян безвозвратно!

Метр Себерн захохотал. По щекам его заструились слёзы.

— А после... — продолжил он, давясь смехом, — о несчастьях Гиро узнаёт кравчий... нашлись добрые люди... ругает метра Ольера на чём свет стоит, говорит, что им не сносить головы, если только государю шепнут, что празднество может быть испорчено. Что делать? Выход один: купить вино у кого-нибудь из других торговцев. Хоть оно и сгодится только для крестьян — плевать! Простолюдины пусть и лакают на площадях. А ради придворных — так и быть — придётся запустить руку в запасы из собственных погребов... Такого унижения метр Ольер давно не испытывал, но делать было нечего. И тут впервые заявило о себе семейство метра Вельгарда.

Градоначальник облизнул пересохшие губы и заулыбался. Наконец-то узник подошёл к самому интересному, тому, ради чего его и слушали полдня! Энгерранд, напротив, стал вдруг совершенно спокоен.

— Но ведь отец метра Вельгарда, — негромко произнёс он, — да и сын тоже, состоял в гильдии торговцев сукном и шёлком.

— И что? — фыркнул арестант. — Метр Ольер тоже был её членом.

— Всё же это довольно-таки странно...

— Ничего странного! Разве неясно, что семейству метра Вельгарда покровительствовал герцог Греундский?

— Почему?

— Откуда мне знать!

— Но хозяин ваш должен был задуматься над тем, какие отношения связывают герцога с купцом куда менее богатым, нежели он сам. Да и я, по правде сказать, на месте метра Эделена почувствовал бы зависть...

— Ничего бы вы не почувствовали! — неожиданно грубо перебил молодого человека арестант. — Господин так радовался успехам в борьбе с ублюдком Ольером, что плевать ему было на подобные мелочи.

Энгерранд покачал головой:

— Воистину, ненависть ослепляет... Ну а что было потом?

— А потом, — ответил метр Себерн, — случилось то, чего, пожалуй, сам герцог не ожидал: при дворе вдруг заговорили, будто кравчий чуть было не подрался с камергером — такая между ними вышла ссора. Камергер орал, что, мол, семейство Гиро никогда не нарушало обязательств, что нельзя унижать метра Ольера. И доверять каким-то выскочкам, которые, может, сами всё и подстроили, тоже нельзя.

— Значит, камергер и был главным покровителем Гиро?

— Герцог расспросил кое-кого, мы потрепали некоторых купцов, близких ко двору, припомнили вещи, на которые раньше не обращали внимания — и сомнений не осталось: да, именно камергер помогал во всём метру Ольеру!

— А кто же занимал тогда эту должность? — задумчиво произнёс градоначальник. — Не человек ли из семьи герцога Эстерского?

— Именно так.

— Значит, — поразился Энгерранд, — и до сеньора Герберта пост камергера...

— ...не раз принадлежал отпрыскам его рода, — подтвердил господин Бертгард.

Молодой человек кивнул:

— Понятно... И что, удалось камергеру защитить метра Ольера?

— А что он мог сделать? — хихикнул арестант. — Побесился немного — и всё. А отец метра Вельгарда повёл дело широко, кравчий был просто счастлив, что всё так хорошо уладилось. На каждом углу и даже в Харде начали шептаться, будто выскочки из семейства Гиро чересчур уж возгордились, забыли своё место — вот и поплатились за нахальство... Как об этой истории узнал весь город? Ну, объяснять, наверное, незачем — мы с Отеном потрудились на славу.

— В этом мы не сомневаемся, — буркнул градоначальник.

— До самого дня празднества больше ничего не случилось, и во время самой свадьбы поначалу всё было спокойно. Народ веселился, гулял, танцевал, напивался до упаду — настоящая пирушка времён славного государя Ландеберта. И слуги в Харде тоже решили попировать. Им-то, конечно, досталось паршивенькое вино, которое наливали простолюдинам, но какому лакею не захочется хоть раз в жизни почувствовать себя господином? Залезли в погреб, стащили бутылок двадцать и быстренько с ними управились. А минут через десять вдруг трое из них завопили что было мочи и повалились на пол. Воют, корчатся в жутких муках, чем-то зелёным блюют. а остальные тоже ревут — от ужаса. Что делать-то? Покой придворных нарушить нельзя, подыхать тоже не хочется... Тут, на счастье, к ним заглянул один из оруженосцев-виночерпиев из свиты герцога Греундского — отравленные как раз дёргаться перестали, затихли. Угомонил кое-как слуг, наказал помалкивать до конца празднества, забрал с собой пустые бутылки и ушёл. А следующим утром к кравчему явился сам герцог и с великой печалью поведал о случившемся. "Представляете, — говорит, — что случилось бы, подними слуги переполох? И себя погубили бы, и вас отправили на плаху. А вы-то ни в чём не виноваты, правда? Это всё поставщик вина, демоново отродье! Как подумаю, что такая выпивка оказалась бы у меня на столе..." Представляю, с каким выражением герцог говорил! Должно быть, даже затрясся, побледнел, разыгрывая ужас... Расстались они лучшими друзьями. Болван кравчий был уверен, что обязан герцогу своим местом и даже жизнью.

— Странно, — протянул градоначальник с плохо скрываемым разочарованием. — Я-то думал, герцог хотел избавиться от метра Ольера, а он, выходит, вёл какую-то свою игру.

— И очень замысловатую и опасную, — подхватил Энгерранд. — Один неверный шаг — и всё обернулось бы против него.

Метр Себерн кивнул:

— Мы с господином тоже не могли понять, чего же, в конце концов, герцог добивается. Казалось, он преследует собственные цели, а нас попросту использует. Или развлекается, высасывая заодно последние деньги. "Боюсь я предательства, Заморыш, очень боюсь, — жаловался иногда метр Эделен. — Гляди за этим хитрецом в оба, вдруг выкинет какую-нибудь шутку. Ещё с ублюдком Ольером заключит союз, чего доброго..." Но мы, конечно, ошибались. При новой встрече герцог пообещал, что скоро весь Везерхард будет хохотать до упаду над семейством Гиро. И не обманул, представьте себе! Не знаю уж, действовал кравчий по его указке или сам додумался, только вдруг заявился к метру Ольеру, пылая праведным гневом, и принялся трясти пустой бутылкой. "Чьё это было вино? — спрашивает. — Ваше? Так знайте, я из-за него был на волосок от гибели. Не желаю впредь иметь с вами дел!" Потом припугнул, что расскажет об отравлении слуг королю, и ушёл, только на прощание ещё разок добавил: "Не хочу больше вас знать, даже имени вашего слышать не желаю. Запомните это и не тревожьте меня больше!"

— Вот это ловко! — восхитился Энгерранд. — Расплатился одной бутылкой за все свои долги!

— Да, и долги эти были немаленькие, демон меня побери! — подтвердил метр Себерн. — И тем же вечером, как поговаривали, занял полтысячи денариев у семейства метра Вельгарда.

— Что же, метр Ольер ни разу не заикнулся о долге? — с недоверием в голосе спросил градоначальник. — Неужели не попросил о помощи камергера? Тот ведь был на его стороне.

— Понимаете, какая штука, — важно произнёс владелец "Золотого кувшина". — Приятно, конечно, и выгодно, когда придворные и сановники зависят от тебя, только не нужно забывать, что вряд ли им понравится вечно ходить в должниках у какого-то простолюдина. И как только подвернётся случай, они отвернутся от недавнего союзника, а может, и сами столкнут в пропасть.

— Что есть, то есть, — вздохнул градоначальник так горько, словно не раз уже успел испытать на собственной шкуре неблагодарность сильных мира сего.

— Поэтому-то метр Ольер не стал жаловаться камергеру — тот мог бы прийти на выручку, а мог и повторить уловку хитреца кравчего. Денег у семейства Гиро было навалом, а вот потерять разом двух покровителей — от такого удара нелегко оправиться. Только на этом беды для метра Ольера не закончились. Ублюдок на время позабыл о лотхардской конторе — и зря.

Теперь настал черёд Энгерранда недоверчиво усмехнуться:

— Неужто и в Лотхарде на людей семейства Гиро нашлась управа? Помнится, они дружили с неким Аптекарем, ставленником графа Артландского, будущим градоправителем, и даже со жрецами храма Семи богов...

— Не забывайте, что священнослужители закрывали глаза на проделки горожан, пока дело касалось богатства. Но им не пришлось по душе, когда в Лотхарде вдруг появился демон ночи...

— Ах, вот в чём дело!

— Причём нападала тварь только на тех купцов, которые на последних выборах проголосовали за градоначальника, соперника Аптекаря. Самые богатые люди в Лотхарде — и вдруг становятся жертвой тёмных сил! Это ж скольких подношений теперь лишится храм Семи богов!.. Ещё и слухи как-то чересчур быстро достигли ушей Верховного жреца. Старик, ясное дело, разъярился, обозвал Лотхард рассадником магов и еретиков — а после слёг в постель. Дела же свои поручил... кому? Правильно, мессеру Ансберту. Тот немедленно отправился в путь вместе с несколькими мастерами — охотниками на нечисть, однако задержался в пути из-за страшных ливней. А когда приехал, оказалось, что вместо демона ночи, которого удалось-таки изловить одному сметливому жрецу... помнится, имя его было мессер Эльмерий...

— Что? — изумился Энгерранд. — Так ведь зовут Главного жреца храма Семи богов!

— Правда? — равнодушно спросил метр Себерн. — Что ж, забавно, но к делу отношения не имеет. Мессер Эльмерий не был человеком герцога Греундского... — Помолчав с минуту, мужчина продолжил: — Так вот, в Лотхарде завелась другая тварь, пострашнее бешеного волка. Демон праха...

Градоначальник и Энгерранд обменялись быстрыми взглядами — обоих посетила одна и та же мысль. Слишком уж это было похоже на происходившие с недавнего времени в столице события.

— И виновником сего переполоха был герцог Греундский? — промурлыкал господин Бертгард.

— Почему вы так решили? — невозмутимо ответил владелец "Золотого кувшина".

Градоначальник промычал что-то невразумительное, а метр Себерн, словно желая внести ещё большее смятение в души своих слушателей, добавил:

— Не забывайте о графе Минстерском — ему-то полегче было, чем герцогу, дотянуться до Лотхарда. Он к тому времени уже стал закупать продукты у тамошних торговцев — в ущерб собственным крестьянам — и даже заимел кое-какие связи среди жрецов. Ну и мессер Ансберт, конечно. Уж он-то лучше других знал, как управляться с нечистью...

Господин Бертгард, кашлянув, подал едва заметный знак секретарю. Тот на несколько секунд замер, а когда вновь взялся за перо, оказалось, что слова арестанта о Верховном жреце по какой-то досадной случайности не вошли в протокол. Впрочем, не будем строго осуждать его — ошибки случаются даже у королей, а наш неприметный герой трудом своим во время допроса, безусловно, заслужил тогда королевский титул, пусть и всего лишь среди собратьев по славной гильдии канцелярских служащих.

— Когда мессер Ансберт наконец прибыл, на встречу с Аллонетом уже отправилась парочка членов гильдии торговцев шёлком. Вой стоял страшный, народ не знал, где безопаснее — дома или на улице, и носился туда-сюда с выпученными глазами. Мессер Ансберт ворвался в храм Семи богов. В гневе он чуть было не схватил за глотку Главного жреца. Отругал всех последними словами, а затем приказал созвать народ и подготовиться к богослужению. Служители храма забегали, засуетились. Горожане заходят — и ахают! Всё сверкает, солнце на драгоценной утвари играет, у подножия статуй Семи богов — золото, серебро, дорогие ткани. И посреди этого великолепия — не какой-то унылый жрец, а мессер Ансберт в лучшем своём облачении! Сдаётся мне, купцы, что в храм пришли, чуть слюной не захлебнулись пи виде такого богатства. Мы-то, конечно, привыкли, что священнослужители в столице в роскоши купаются, а лотхардцы с подобным столкнулись впервые. Мессер Ансберт сначала произнёс парочку цветистых фраз... ну, вы не раз слышали, он каждую проповедь с них начинает... а потом перешёл на зловещий шёпот. "Слышал я, — говорит, — что не раз в стенах сего города творились вещи, неугодные Семи богам и весьма приятные тёмным силам, что испокон веков старались погубить род человеческий. И появление в Лотхарде исчадий тьмы, отродий мрака отнюдь не случайно". Люди поумнее, конечно, не слишком испугались, а вот простонародье перепугалось до смерти. Мессер Ансберт пошипел ещё немного, чтобы нагнать побольше страху, а потом вдруг набросился на главу Городского совета. "Разве обязанность ваша, — говорит, — не в защите честных лотхардцев? Как могли вы не заметить, что магия расползлась повсюду, проникла в каждый дом? Да я ещё у ворот почувствовал, до чего воздух здесь пропитан злом!" Потом досталось и градоначальнику, и самим лотхардцам, и священнослужителям. Словом, болтал мессер Ансберт часа три. А напоследок обронил: "Ежели кто не желает сидеть и ждать, когда терпение богов иссякнет, пусть явится наутро ко мне и расскажет, что на самом деле здесь происходит. Вместе мы победим силы тьмы". И тут вдруг, когда народ выдохнул и начал поглядывать на двери храма, вдруг вперёд выступил некий человек. "Позвольте, — говорит, — спросить вот что. Не пойму я, кого страшиться. Послушать вас, так выходит, будто это светлые боги в назидание нам, несчастным грешникам, впустили в Лотхард порождения тьмы..." Толпа зашевелилась, зароптала. Мессер Ансберт спросил: "Кто ты?" Незнакомец захохотал. Выхватил из-под плаща кинжал, замахнулся, но прежде чем нанёс удар, мессер Ансберт произнёс несколько фраз на непонятном языке. Убийца застыл, выронил оружие, посинел... и вдруг изо рта его брызнула какая-то мутная слизь! Плюясь ею во все стороны, захлёбываясь, издавая жуткие звуки, он повалился к ногам мессера Ансберта, а тот рявкнул так, что стены задрожали: "Вот человек, одержимый тёмными силами! Но не бойтесь! Видите сей магический кинжал? С помощью ритуала я узнаю, кто создал его. И тогда с магией здесь будет покончено". Не сказал бы, что горожане обрадовались, но ублюдок на полу корчился до того отвратительно... Демон меня побери! Зрелище не из приятных, правда? К тому же, в Лотхарде с магами имел дело каждый...

— Не преувеличивайте, — произнёс Энгерранд.

Узник покачал головой:

— Я ничего не выдумываю!

"А это мы сейчас проверим", — подумал молодой человек и с рассеянным видом сказал:

— Однако, полагаю, следующим утром тьма народу ринулась ко Дворцу правосудия, чтобы донести градоначальнику на своих соседей, знакомых — несомненно, магов или закоренелых еретиков.

— Сразу видно, что вы не бывали в Лотхарде, — снисходительно посмотрел на него метр Себерн. — Это вам не Везерхард, нет там никакого Дворца правосудия...

— А где тогда живёт градоначальник?

— Да в своём собственном доме!

"Гляди-ка! — изумился молодой человек. — Да ты, похоже, и правда бывал в Лотхарде".

Мужчина между тем продолжал разглагольствовать:

— Но это не главное. Испокон веков лотхардцы считали, что градоначальником может стать только сущий душегуб и грабитель. Представляете, каких трудов стоило победить своих соперников, если денег у них столько, что при желании можно нанять сотню головорезов? Да что сотню! Тысячу! Всех негодяев королевства! И какой болван пойдёт жаловаться этому злодею? Даже круглому дураку ясно, что при нём лучше помалкивать. А то, знаете ли, может случиться неприятность. Скажем, захочется доброму градоправителю выслужиться перед Верховным жрецом, и отправит он доносчика к палачам — ну, чтобы узнать побольше... Может, и сам-то жалобщик знается с тёмными силами...

— На что же тогда рассчитывал мессер Ансберт?

— Так к нему-то в руки уже попал настоящий маг! И говорливый ведь оказался, демон! Выложил всё как на духу! Назвал имена аж двух купцов! А уж когда над кинжальчиком провели ритуал...

— Что за ритуал?

Метр Себерн прикусил язык.

— Вы разбираетесь в магии? — зловеще прошипел господин Бертгард.

Арестант пожевал губами и наконец выдавил:

— Да, немного.

— А ведь утверждали обратное!

Энгерранд поспешил умерить пыл градоначальника и со смехом сказал:

— Да это же было ясно с самого начала! Но вы сами, кажется, обещали...

— Помню, помню! — затряс руками мужчина. — Хорошо, не будем больше вспоминать об этом... Так что показал ритуал?

— А вы не догадываетесь?

— Нет.

— Оказывается, кинжал этот принадлежал раньше сыну одного из старейшин гильдии врачей и аптекарей. И сколько же всего наговорил молокосос во время допроса! Выходило, будто во всём Лотхарде нет ни одного честного купца — ну, кроме его папаши, разумеется. Правда, про кинжал ничего не сказал, но кого это волновало? И народ валом повалил к мессеру Ансберту! Лотхардцы будто с ума посходили: каждый спешил донести на приятеля, знакомого, родича — всё одно! Бывало даже, что один горожанин обвинял другого в сношениях с магами, а через несколько минут тот являлся к жрецу с точно таким же обвинением.

— Негодяи! — проворчал господин Бертгард.

Метр Себерн изогнул бровь:

— Не о таких ли вы мечтаете?

Градоначальник прикусил язык.

— Мессер Ансберт внимательно всё выслушивал и даже записывал на особом пергаменте. А через неделю началась облава. Хватали торговцев, хватали купцов, хватали старейшин гильдий. Арестовали и Аптекаря... Всего набралось человек двести — и с каждым мессер Ансберт побеседовал лично. Несколько смельчаков упорно молчали, им пришлось познакомиться с палачами. Не думаю, что дело дошло до настоящих пыток — изнеженным горожанам хватило одного вида крючьев да щипцов. Только Аптекарь не желал ничего говорить. Но и мессер Ансберт не спешил: оставил его в покое и начал обстоятельно так готовиться к казням. Объявили, что первые семь человек отправятся на костёр. Народ возликовал — обрадовались, что им-то повезло, можно перевести дух. Казнь устроили на площади у Городского дворца, украсили его флагами, лентами, изображениями богов, установили трибуны — точь-в-точь какой-нибудь праздник. Пришли жрецы из храма Семи богов. Мессер Ансберт прочёл гневную проповедь, а после подал знак. И тут объявили о приезде графа Артландского. Все засуетились, об осуждённых на время позабыли, начали ждать важного гостя. Но ничего особенного не случилось, если, конечно, не считать того, что граф явился не один, а с полусотней баронов — тех самых головорезов, что держали в страхе честных купцов. Мессеру Ансберту он поцеловал руку и сказал, будто давно ждал, когда же столичные священнослужители вспомнят, что и вдали от Везерхарда пышным цветом цветёт ересь, а маги безнаказанно разгуливают по улицам. Больше тянуть было незачем. Наконец-то заполыхали костры. Толпа пришла одновременно в ужас и в восторг. "Так им и надо!" — крикнул кто-то, другие завопили: "Смерть магам! Смерть еретикам!" Члены Городского совета начали кивать, как деревенские дурачки, а граф сказал мессеру Ансберту так громко, чтобы все услышали: "Верно! Народ хочет, чтобы ни одного преступника не осталось на земле Лотхарда, слышите? Клянусь душой, не понимаю я, с чего это вы не развели на площади один большой костёр и не спалили всех негодяев разом. Надеюсь, никто из них не избежит наказания?" Мессер Ансберт, конечно, разозлился, но ведь не скажешь же: "А тебе какое дело? Ступай откуда пришёл!" Пришлось ему самому уйти побыстрее. А толпа ещё долго не расходилась, слушок пополз нехороший: мол, как бы и впрямь негодяи не спаслись от костра... Странный оборот приняло дело: казалось бы, графа в городе ненавидели, баронов боялись, но стоило ему только намекнуть — и лотхардцы поверили в полнейшую чушь. Следующим вечером мессера Ансберта встретили ропотом, досталось и членам Городского совета — неясно, правда, за что, но ругательств им пришлось выслушать немало. В осуждённых кинули несколько камней. Ещё и люди графа подняли шум. На третий день пришлось вывести уже два десятка приговорённых. Пока их везли Городскому дворцу, проклятия не умолкали ни на секунду, а возле самой площади чуть не опрокинули повозку. Какие-то бешеные бабы чуть не бросались на пики стражников, мальчишки визжали, будто их грыз за ноги демон ночи. Теперь свою порцию брани получили даже священнослужители. Посреди казни толпа вдруг стала редеть. Вскоре примчался перепуганный тюремщик — взбесившиеся лотхардцы напали на темницу, охранники пытались сдержать толпу, но, понятное дело, решили, что своя шкура дороже, и разбежались...

Энгерранд опустил голову и прикрыл глаза. В памяти его всплыли картины недавнего бунта в столице. Опять странное совпадение... Арестанта молодой человек почти не слушал — эта часть рассказа была прекрасно ему известна. Госпожа Элоиза часто вспоминала о "великих безобразиях", случившихся в дни её молодости, и больше всего на свете боялась, что однажды они вновь повторятся.

А дальше произошло вот что.

Глава Городского совета и градоначальник встали во главе стражников (а те, прямо скажем, не горели желанием иметь дело с разъярёнными горожанами) и поспешили на помощь, но едва они очутились в узеньком переулке, путь им преградила такая плотная толпа, что пробиться сквозь людские ряды вряд ли удалось бы даже с оружием в руках. Пришлось повернуть обратно — но и тут на дороге выросла громадная масса лотхардцев, вооружённых, ко всему прочему, камнями, палками, прутьями и даже вертелами из близлежащей гостиницы. "Проклятье! — завопил разъярённый градоначальник. — Это же настоящая засада, по всем правилам!" И он приготовился подать знак, приказывающий идти в атаку. Но глава Городского совета, человек, известный своей осторожностью — или, скорее, трусостью, — схватил его за руку и тихо проговорил: "Не нужно злить народ, умоляю вас!.. Хотят разгромить — демон с ними. Побесятся немного и разойдутся по домам". — "Но ведь тюрьма..." — "Да когда мы придём, там уж ничего не останется".

Словно почувствовав слабость правителей, толпа затянула грозную песню, известную ещё со времён Великого разлада. Боевой задор горожан не только не угас, но стал лишь сильнее. Камни полетели в Городской дворец, где укрылись мессер Ансберт и Главный жрец храма Семи богов, в резиденции гильдий, в дома богачей... А кое-где помимо булыжников в руках бунтовщиков появились ещё и факелы. Вскоре несколько зданий уже полыхали, а обитатели их метались среди огня, не зная, что страшнее — быть разорванными обезумевшим простонародьем или сгореть заживо.

Кто-то крикнул: "Идём в храм! Поджарим этих жирных бездельников! Пусть знают, как обирать бедняков!" Призыв был встречен всеобщим ликованием. Однако выбраться из города оказалось не так-то просто — у ворот собралось немало стражников, которые, конечно, не горели желанием вступать в битву, но и трусливо бежать им тоже не хотелось.

Увидев в руках служителей закона луки со стрелами, горожане, возглавлявшие толпу, остановились в замешательстве. Однако задние ряды напирали, и людская волна покатилась по улице, словно поток по ущелью. Несколько человек упали. Послышались стоны, но быстро потонули в яростном рёве — несчастных затоптали их же товарищи. Стражников смело, точно лавиной.

Немногие священнослужители, оставшиеся в храме во время казни, видимо, уже знали, что в Лотхарде стряслась беда — дымно-багровое зарево, висевшее над городом, было красноречивее любых слов. Ворота оказались накрепко заперты, холодные стены храма серой громадой выступали из мрака, лишь одно окно, в сотне локтей над землёй, светилось жёлтым.

На минуту горожане притихли. Внезапно в окне появился чёрный силуэт, послышался мягкий голос: "Что с вами, добрые люди? Зачем вы пришли сюда в этот час?" Кто-то взвизгнул в ответ: "Выходи!" — "Выйду, конечно, но не сейчас, — засмеялся жрец. — Спрошу ещё раз: что с вами? Понимаете ли, что натворили?" — "Не болтай! Отворяй ворота, а то разнесём тут всё! Живо!" — "Несчастные... сознаёте или нет, что безумствами своими, своей неутолимой жаждой крови вы пробудили силы тьмы? Неужто не видите, как мгла сгущается вокруг вас?"

Бунтовщики притихли и начали оглядываться по сторонам. На первый взгляд ничего не поменялось; напротив, если прежде небо было затянуто облаками, сейчас пелена их истончилась, прорвалась, и на землю устремились потоки лунного света.

"Ах ты, брехливый пёс! Напугать нас хотел? Отворяй воро..."

Мощный порыв ветра принёс с собой далёкий волчий вой — и наглец умолк на полуслове.

Лунный диск выплыл из-за облаков, однако небеса вокруг него были черны и бездонны, и громадные звёзды сияли в их глубине ярче обычного. И вновь завыли волки.

"Вот демон! — прокатилось по толпе. — Что ж творится-то?!" Кто-то робко предложил: "Может, пора по домам, а? Всё ж таки святое место..." — "Да! Не вышло бы беды..."

И тут один из горожан вдруг упал. Из горла его хлынула кровь, чёрной змейкой заструилась по земле, тускло сверкнула, попав в луч света, отбрасываемого луной. Почва вдруг зашевелилась, вздыбилась, из неё начали пробиваться ростки — один, другой, третий, — извиваясь, точно щупальца, опутали несчастного. Толпа оцепенело следила за этим. Только увидев, как из земли появляется чудовищная голова, кто-то истошно крикнул: "Демон праха!"

Но было поздно. Тварь увидела — или скорее, почувствовала, — добычу. Щупальца метнулись в разные стороны. Послышался хруст, сдавленные стоны. А совсем рядом завыли волки. Началась страшная давка, словно дело происходило на крошечной площади, а не за городскими стенами. Люди метались, не замечая ничего вокруг себя.

Внезапно отворились ворота храма. На пороге появился жрец и крикнул: "Молите же о спасении светлых богов! Глупцы!" Горожане кинулись было к святилищу, но путь им преграждал демон. Все в ужасе остановились. Тварь тоже замерла, только бездонные глаза на уродливой голове казались живыми, обшаривали пространство вокруг себя невидящим взглядом. Но стоило только одному человеку двинуться, как щупальца обхватили его, сжали — совсем немного, как могло бы показаться со стороны, но этого хватило, чтобы жертва забилась в предсмертной конвульсии.

Увидев, что лотхардцы никак не решаются сделать хоть шаг к спасительному храму, жрец выругался, словно самый обыкновенный простолюдин, и сделал было шаг, но тотчас отступил обратно. Демон метнулся к нему... и вдруг одно щупальце его словно натолкнулось на невидимую преграду, остальные же бессильно повисли. И не просто коснулось её — похоже, прикосновение это вызвало у твари страшную боль. Послышался отвратительный звук, словно кто-то раздирал мясо — чудовище, видимо, пыталось освободиться, но тщетно.

Священнослужитель сошёл вниз, остановился возле чудовища, прошептал молитву. В руках его сверкнул нож, кровь брызнула из раненой ладони... На миг вспыхнуло синее пламя, горожане зажмурились, а когда открыли глаза, тварь исчезла, и лишь комочки земли на ступенях храма напоминали о том, что минуту назад здесь бесновался демон праха.

Жалобно завыли волки. Свет луны казался удивительно нежным, звёзды мерцали в небесах. Лотхардцы в едином порыве упали на колени и вознесли молитву Семи богам, спасшим их от смерти. Жрец стоял и улыбался. Это был мессер Эльмерий.

Глава 11

Энгерранду слабо верилось в религиозный экстаз лотхардцев — верно, это была лишь выдумка горожан, попытка их превратить рассказ о безобразиях и злодеяниях в красивую легенду, которую подхватили доверчивые кумушки. Однако метр Себерн, не отличавшийся, как думал молодой человек, восторженностью госпожи Элоизы, не только не опустил эту часть повести, но и приукрасил не хуже почтенной хозяйки. Видимо, в ней и в самом деле содержалась доля правды.

— Значит, бунт закончился? — хмыкнул Энгерранд.

Ответ оказался неожиданным.

— С чего вы это взяли? Горожане у храмовых ворот, конечно, превратились в кротких овечек, а вот прочие ещё долго крушили всё, что попадалось на глаза. Хорошо хоть не вздумали напасть на Городской дворец. Им, правда, тогда и пришлось бы несладко — уверен, мессер Ансберт придумал бы какую-нибудь штуку, такую, что им бы не поздоровилось.

— И когда бесчинства прекратились? — спросил господин Бертгард. Уже четверть часа он то и дело принимался ёрзать на стуле — не приведи боги случиться в столице таким ужасам! А ведь может произойти, может...

Метр Себерн понял, о чём тот думает, и губы его на миг сложились в злорадную улыбку.

— Через двое суток.

— Градоначальник? Глава Совета? С ними ничего не случилось?

— Нет.

— Самых буйных, надеюсь, выследили и наказали по всей строгости закона?

— Какой болван стал бы это делать? — фыркнул арестант. — Дураков-то идти против толпы, как видите, не нашлось.

Градоначальник пробурчал себе под нос несколько ругательств, затем выдохнул:

— А тюрьма? Верно, даже камня не оставили?

Метр Себерн отрицательно покачал головой:

— Представьте, ничего особенного не случилось. Так, порезвились немножко во дворе, пограбили в комнате тюремщика, на кухне побывали, в погребах — куда ж без этого? Потом пошли гулять по коридорам — и тут-то разбушевались не на шутку: все решётки вырвали, двери выломали, проклятых магов и еретиков...

— Убили? — ахнул градоначальник.

— Ясное дело.

— Вот ублюдки!

— А главное-то не в этом... Аптекаря тоже прирезали, представляете! Виданное ли дело — на такого человека руку поднять! Да не просто убили, брюхо искромсали, будто каждый по очереди подходил и бил кинжалом. Нужно ли говорить, как взбесился мессер Ансберт, когда узнал обо всём? Он-то ведь так и не успел допросить негодяя как следует. И что делать? Устраивать новую облаву? Не получится. Да и горожане что-то совсем перестали его бояться, зато валом повалили в храм Семи богов. Как же! Там ведь защитник есть, победитель отродий тьмы! Вот это мессера Ансберта злило страшно — а ничего не поделаешь.

— И вернулся он в столицу ни с чем...

— Как сказать! — возразил метр Себерн. — Аптекарь-то умер — значит, семейство Гиро лишилось в Лотхарде поддержки. И магов уничтожили почти всех, спаслись немногие. А главное, Верховный жрец остался доволен и даже начал подумывать, не сделать ли его своим Вторым советником.

— А Первый был на стороне метра Ольера, если не ошибаюсь? — почесал затылок Энгерранд.

— И к тому времени совсем потерял влияние. Главный жрец храма Авира — тоже.

— Значит, мессер Ансберт понемногу превращался в самого могущественного священнослужителя Алленора?

— Именно. А дряхлый Жрец доверял ему во всём — и терял остатки влияния. Метр Эделен потирал руки и ждал, что вот-вот можно будет повести решительную атаку на семейство Гиро. Но герцог Греундский отчего-то медлил. Чего не скажешь о почтенных священнослужителях. Я-то, конечно, не знаю, как там всё было на самом деле — может, Жрец и вправду заболел. Только ведь и от простуды можно умереть — главное, кто лечит. Вот и наш доверчивый старичок сперва начал покашливать, затем — хрипеть, после — харкать кровью, а через месяц и дышать перестал. Повторю, мне-то мало что известно — эти благочестивые мерзавцы свои тайны хранят почище любых интриганов или заговорщиков. Да и демон с ними! Всё равно ведь ничего не добились. Они-то на что рассчитывали? Коль скоро мессер Ансберт титула получить не успел, права участвовать в выборах он не имеет — храмовой крысе это не дозволено, иначе любой молокосос мог бы на место Жреца замахнуться.

— Вы ошибаетесь, — возразил градоначальник. — Не далее как двести лет назад уже случалось, что на выборах победил простой священнослужитель из бедной обители...

— Так ведь его нарочно объявили человеком редкостного благочестия, чтобы показать — мол, глядите, какие есть служители культа Семибожья!

— И прежде подобное случалось не раз.

— Бывало, не спорю. Только тогда Жрец перед смертью сам называл преемника — вот того и выбирали. И помнится мне, правили эти счастливчики недолго.

Господин Бертгард воззрился на арестанта с нескрываемым изумлением, к которому примешивалась даже некоторая доля уважения. Тот, разгадав, о чём думает градоначальник, непринуждённо ответил:

— Удивлены? Ну а что вы хотели? Уж сколько я наслушался тогда о тайнах священнослужителей — в самом Университете не узнаешь большего!

— И как мессер Ансберт добился своего? — спросил Энгерранд.

— А то вы не знаете! — хохотнул метр Себерн. С каждой минутой поведение его становилось всё развязнее.

— Признаться честно, нет.

— Ладно, скажу. Жрец-то старый был не дурак и как почувствовал, чем для него дело пахнет, состряпал быстренько указ, по которому мессеру Ансберту доставалась жирная должность — нет, не Второго советника, конечно, а всего-то Великого казначея...

Молодой человек присвистнул:

— Ничего себе! Да если бы у священнослужителей был выбор, кем стать — Жрецом или Казначеем, девятеро из десяти с надлежащей скромностью согласились бы на второе.

— Верно мыслите, — важно кивнул владелец "Золотого кувшина". — Кое-кто, конечно, попытался оспорить волю умершего старика, но мессер Ансберт дал понять, что не отступится. И все умолкли. Вообще, он сразу повёл себя так, будто уже взгромоздился на Благодатный престол. Тем, кто поглупее, просто намекал, что Жрец неспроста одарил его милостью на прощание, видел уже своим преемником; кто поумнее — тем сулил благорасположение: помогите только одолеть соперников, а союзников я не забываю. Лез напролом, одним словом. И ведь получил-таки, демон, что хотел!..

Увидев, что градоначальник вновь, в который раз, нахмурился, услышав дерзкие слова о мессере Ансберте, мужчина оскалился и расхохотался совсем уж неучтиво:

— Да не сердитесь, в самом-то деле! Понимаете, господин... ну не могу я этого проходимца, просто не могу почитать главой культа Семибожья, когда столько всего о нём знаю! Он же на моих глазах из храмовой крысы, жреца, который славен был только тем, что бесновался на проповедях, за несколько лет превратился в Верховного жреца, святого наставника верных культу Семибожья, величественного и грозного. И готов побиться об заклад, что и прежде на Благодатном престоле немало таких вот счастливчиков перебывало, которые сумели удачно провернуть интригу. Так что, я уж посмеюсь ещё немного, хорошо? Дальше-то поводов для веселья не будет...

Метр Себерн вздохнул и на минуту умолк. Слушатели терпеливо ждали.

Наконец он сказал:

— Вот так всё чудесно складывалось. Покровители отвернулись от семейства Гиро, потеряли власть — а кое-кто и вовсе валялся уже в лотхардской земле. Казалось, теперь можно уничтожить ублюдка Ольера одним щелчком. Метр Эделен ходил важный, раздувшийся, точно индюк; я пожимал плечами — погубить врагов, конечно, дело прекрасное, но, во-первых, Гиро ещё живы и даже пользуются кое-каким влиянием, а во-вторых, нам-то от всего этого особой выгоды не было: права поставлять ко двору товары никто и не думал восстанавливать, зато семейство метра Вельгарда и прочие, которым после ссоры с метром Ольером благоволил кравчий, богатело на глазах. Поднял голову метр Нантер. Собрал вокруг себя обиженных на Гиро и обрёл такое влияние, что всюду шептались — быть ему новым градоначальником. А господин думал только об одном — как добьёт ублюдка Ольера. Я заметил как-то раз — дескать, хозяин, денежки-то у нас совсем на исходе, эдак скоро слугам и охране жалование нечем будет платить. А он только отмахнулся — плевать, мол, пусть только попробуют пикнуть, да и не дураки они, чтобы уходить от хозяина, который с самим жрецом дружит. Я говорю: "Ну... жрать-то народу хочется. Может, караван за товарами отправить?" — "Какой, к демонам, караван?! Вот с Гиро разберёмся, тогда и подумаем об этом".

— Совсем из ума выжил, — заметил градоначальник.

— А метр Ольер не дремал. Соглядатаи его шныряли возле нашего дома, всё высматривали, вынюхивали... Ну, это было дело привычное, и мы как-то не слишком тревожились. Безмозглые идиоты... И почему, спрашивается, никто не подумал, что Гиро решатся на отчаянный шаг? Можно ведь было догадаться... Мы-то господина предупреждали пару раз — ну, стало быть, плохо предупреждали...

— Хватить причитать! — безжалостно произнёс господин Бертгард. — Что за беда стряслась с вашим хозяином?

Метр Себерн внезапно весь как-то скукожился, сжался, словно ребёнок, которого наказали родители, и едва разборчиво промямлил дрожащими губами:

— Убили его...

— Как это произошло?

— Когда мессера Ансберта избрали Верховным жрецом, господин стал встречаться с его Первым советником. И с людьми герцога Греундского, случалось, нужно было что-нибудь обсудить — сам герцог тогда серьёзно заболел и почти не вставал с кровати, но указания раздавал исправно. Местом для свиданий служил кабачок "Звезда Ривьеры" — да, тот самый, где работали мы с Отеном. Путь хозяин не менял, время выбирал одно и то же — и поступал, конечно, глупо.

— И что? Его подстерегли и прирезали? Неудивительно!

— Вы ошибаетесь. С ним всегда были четверо охранников, не считая начальника, поэтому прямое нападение могло бы провалиться. Ублюдок Ольер рисковать не хотел. И составил план, которому позавидовал бы сам император демонов... — Мужчина вздохнул. — Перехитрил нас, проклятая тварь! Как-то раз к господину вдруг подошёл какой-то жрец. Вернее, это был человек Гиро, переодетый священнослужителем. Первый советник, говорит, занят сегодня. И письмо подал — с печатью, всё как положено. Кто ж мог подумать, что печать эта — старая? Мы-то её и не видели ни разу, никаких подозрений не возникло! А сказано в послании — мол, из Лотхарда поступили сведения необычайной важности, отец Беренгард объяснит всё, ему можно доверять. И печать с подписью, да... Вот господин этой мрази и поверил, пошёл с ним в "Звезду Ривьеры"...

Метр Себерн до крови прикусил губу.

— И они остались вдвоём? — произнёс Энгерранд.

— Да, демон меня побери!.. С полчаса всё было тихо. Потом вдруг примчался один из наших слуг и закричал, будто на дом напали. Все переполошились, не знали, как поступить. Господин-то ясно сказал — не мешать, если кто отвлечёт, шкуру спущу. В конце концов начальник вместе с двумя охранниками поспешил на выручку, ещё двое остались. И тут-то на кабачок напали... Десятка два человек, в масках и плащах — ворвались и начали громить всё, что попадалось под руку. Владелец и слуги попробовали дать отпор — да что толку! Я кинулся наверх. Кто-то в меня нож метнул, промахнулся немного, только руку поцарапал. Не страшно! Вбежал в комнату, кричу: "Господин! На нас напали!" А хозяин лежит — и кинжал в брюхе. Не дышит... Что тут со мной сделалось! Взвыл, схватил его на руки, чтобы хоть тело вынести... А куда, спрашивается? Дымом потянуло — подонки кабачок подожгли. Подбежал к окну, вижу — стоят и смотрят, как на первом этаже полыхает. "Всё, — думаю, — конец тебе пришёл. Ну ладно же, ублюдки, покажу вам, как погибают люди метра Эделена!" Всерьёз уж собрался спрыгнуть — а там будь что будет! И вдруг увидел, что у господина из кармана выпал магический медальон...

— Какой?

— Демона бури.

— Повезло вам! — делано рассмеялся градоначальник. — Прямо-таки сами небеса оказались в тот день на вашей стороне. И что, вы знали заклинание?

— Зачем? Молитвы ведь достаточно.

— Да, верно, — согласился господин Бертгард. И добавил с ядовитой улыбкой: — Воображаю, с какой страстью вы молились!

— Смотрите, как бы вам однажды шкуру не подпалило! — огрызнулся метр Себерн. — А везение моё недолго длилось. Я попробовал перенестись в дом господина. Раз, другой — не выходит! Что за демон?! Попытался представить его комнату так ясно, будто вот прямо сейчас, сию минуту в ней нахожусь. Нет, ничего! А кругом уже трещит, жар идёт отовсюду, пол вот-вот провалится. И я просто взял и выскочил в окно...

Мужчина издал один сдавленный смешок, другой; казалось, будто он задыхается. Дыхание стало прерывистым, губы мелко задрожали и растянулись в какой-то неестественной улыбке. И вдруг тело его затряслось от безудержного, беззвучного, страшного хохота, лицо сперва покраснело, затем побагровело, после почернело, глаза, блестящие от слёз, вылезли из орбит.

Градоначальник терпеливо ждал, когда закончится этот приступ.

Наконец метр Себерн немного успокоился, однако говорить всё ещё не мог, только выдохнул:

— Уххх!

— Успокоились?

Владелец "Золотого кувшина" кивнул в ответ.

— В тот миг мне, конечно, было не до смеха. Упал... не знаю даже, удачно или нет. Счастье, конечно, что люди семейства Гиро к тому времени уже ушли... Ногу сломал и руку, от боли в глазах помутилось. Пришёл было в себя — и вдруг опять такая боль, что взвыл во всё горло... и тут уж ничего не помню. После уж узнал: это какой-то купец — он мимо проезжал и остановился на пожар поглазеть, — решил помочь и приказал уложить меня на одну из телег. Отвёз в гостиницу, и там я провалялся дохлой тушей два дня и две ночи. А кругом творился сущий кошмар. Ветер был сильный, огонь с кабачка перекинулся на соседние дома — и заполыхало. Да ещё сам Эстельфер, похоже, сыграл ловкую штуку: не то что капли с неба тогда не упало, даже облачка не появилось. Выгорело всё вдоль набережной, в квартале Ремесленников — до самого Дворца правосудия и рыночной площади. И не только пожар в "Звезде Ривьере" был тому причиной — ублюдок Ольер и взаправду напал на дом метра Эделена, слуги ничего не придумали. Вот почему я не смог перенестись туда — и хвала богам, что так вышло. Хотя, клянусь бородой Авира, подшутили они надо мной славно. Но хоть шкуру удалось спасти — и ладно.

— Да, своя шкура важнее всего, — согласился господин Бертгард. — А где всё это время пропадал Первый советник?

— Гиро наняли нищих, и эти продажные твари задержали его: подстерегли у храма и не давали пройти, всё ползали в ногах, просили милостыню. Целый час приставали, он плюнул в конце концов и повернул обратно. Но меня тогда меньше всего волновало, куда он подевался. В себя-то я пришёл, но началась горячка. На минуту очнусь, потом начинаю бредить. Тело горит. И видения — страшные, мучительные, убивают вернее любой болезни... Но выкарабкался-таки! — не без гордости заключил мужчина.

— Кто вас спас?

— Говорил же, какой-то купец.

— Это я помню. Как его звали?

— По правде сказать, я не знаю.

— Что за ерунда!

— Он не представился, а я спрашивать не стал. Слуги говорили как-то странно — не просто "господин", а "мой господин". И на купца он был не слишком похож, скорее, на рыцаря.

— А разговорить слуг в голову не пришло?

— Так ведь и слуги-то, по правде сказать, попались не из болтливых. Всем бы таких!

— Занятно. Хотя верится с трудом, — проворчал себе под нос градоначальник.

— Дело ваше, — передёрнул плечами владелец "Золотого кувшина". — И если уж на то пошло, мне было плевать, как зовут моего спасителя! Я клещами вытягивал новости: что случилось с кабачком, с нашим домом, с ублюдком Ольером? И ведь даже денег посулить не мог: сбережения-то исчезли в огне, несколько монет в карманах — вот и всё богатство! А через пару недель купец вдруг зашёл ко мне и сказал: мол, завтра я уезжаю, а ты делай дальше что хочешь. "Благодарности, — говорит, — мне не нужно. Просто, если вдруг захочу разок-другой побывать здесь, попрошу об услуге". — "Мне бы до того времени в живых остаться", — отвечаю. "Да ладно! Если уж сейчас выкарабкался, значит, не ждут тебя на Небесном судилище". "И то верно..." — думаю. Вот так мы с ним и расстались. Следующим вечером я выбрался из гостиницы и пошёл к герцогу Греундскому — у кого ещё искать помощи, просто не знал. Великий герцог к тому времени не вставал с постели, узнал меня с трудом. "Не до тебя мне, видишь? — говорит. — Занятно светлые духи составляют книги судеб. Человек, которого я приметил, чтобы получить с его помощью власть и деньги, обрёл и то и другое — а я умираю..." Бородой Авира клянусь, столько горечи было в его словах, что я чуть не заплакал. А он продолжает: "Беги пока отсюда куда-нибудь: хоть в Эррихард, хоть в Лотхард, хоть на край земли, — и жди, пока умрёт государь. Ему тоже недолго осталось — на месяц-другой меня переживёт, не больше. Тогда вернёшься и покажешь одному человеку письмо..." Тут он кликнул слугу и стал диктовать послание, а когда закончил, велел дать мне ещё и кошелёк с серебром. И на прощание добавил: "Ты не дурак, далеко не дурак. Не будь твой хозяин таким болваном, далеко бы пошёл. Или нет?.. Верно, я ведь говорю, ты не дурак... Значит, и шкурой рисковать не станешь..." Так мы и расстались. Я уехал в свою деревню. Оказалось, никого там уже не осталось: матушка умерла, сестра тоже — год назад по дорогам бродили лихие люди и в наши места тоже заглянули. А я и не знал ничего, да и не вспомнил-то ни разу за много лет... Делать было, в сущности, нечего, и я решил взять в руки посох странника. Нет, не хотелось мне путешествовать, как когда-то, в детстве. С радостью вернулся бы в Везерхард и вцепился в глотку твари Ольеру. Но приходилось ждать. Терпеть, всю жизнь терпеть!.. И руку даю на отсечение, ни разу не подумал — мол, плевать, хозяина не вернуть и с Гиро не справиться. Никаких сомнений! Отомстить за гибель отца, за смерть господина — вот что я должен сделать.

Глаза мужчины блеснули. После недолгой паузы он продолжил:

— О смерти короля Ландеберта я узнал в Нойсхельме. Странное там тогда творилось. Местечко-то небольшое, но такое чувство было, словно все маги Лотхарда перебрались во владения графа Минстерского. На каждом углу ощущалась магия, всё кругом так и бурлило! Зато Лотхард превратился в самый обыкновенный торговый город: большой, оживлённый, шумный, богатый — но и только... Вы уж простите, но скажу прямо: новость так меня обрадовала, что я чуть не пустился в пляс на главной площади. Сразу забыл, что, в сущности, мне ведь пришлись по душе странствия, в голове словно кричит кто: "В Везерхард! Мы идём в Везерхард!" И руки уже по поясу шарят, за кинжал хочется схватиться поскорее, пустить кровь ублюдку Ольеру и всему его семейству... И я поспешил в столицу.

— С письмом герцога Греундского, — подсказал господин Бертгард.

— Именно.

— К кому же?

— К канцлеру, мессеру Зигберту.

Градоначальник невольно охнул:

— Отличного покровителя выбрал вам герцог!

— А ведь тогда я ничего не понимал. При старом короле он вёл себя тихо, точно мышь, — ну да, мог иногда грызнуть, и больно, но в народе его не боялись, придворные трепетали при имени капитана дворцовой стражи, а про него шутили между собой: мол, слухи ходят, будто тёмные силы в одну тёмную ночь подменили настоящего канцлера на его секретаря. Прозвали Писарем. И отчего герцог решил, что этот человек мне поможет? Как сумел разгадать, чего он стоит на самом деле? И ведь ухитрялся раскопать такие тайники в душе каждого, такие тёмные стороны, такие грязные тайны, о которых и на исповеди-то не признаешься. А герцог всё знал; если кто с гнильцой — сразу чувствовал.

Последние слова метр Себерн произнёс с придыханием, словно говорил о самом боге жизни.

— Всё знал... — протянул господин Бертгард. — Умел заглянуть в самую душу... Что бы это могло означать?

— У герцога не было магического медальона! — с жаром возразил владелец "Золотого кувшина".

— Вы уверены?

— Да!

Градоначальник развёл руками:

— Так докажите обратное, если можете, конечно.

— Я ведь видел, как герцог разговаривал с моим господином. Не пользовался он магией, слово даю! И зачем мне врать-то, если с тех пор четверть века прошло?

— И то верно, — согласился господин Бертгард. — Лгать вам незачем.

— Да и не нужна магия, чтобы понять других людей, — подхватил Энгерранд. — Взять хоть нас с вами. Иногда даже взгляда достаточно — и я уж знаю, о чём вы хотите сказать. Не чудеса ли, в самом-то деле?!

Стараясь сдержать улыбку, градоначальник сжал губы так плотно, что они превратились в узкую полоску, но в конце концов не выдержал и рассмеялся.

Арестант посмотрел на молодого человека с благодарностью.

— Вот и говорю, — сказал он, — герцог без труда понимал, что на уме у других людей. А я-то, дурень, как увидел мессера Зигберта, подумал: и этот-то невзрачный "секретаришко", этот неприметный плюгавец поможет отомстить семейству Гиро? Да ублюдок Ольер только цыкнет — и он заскулит, подожмёт хвост и забьётся в самый дальний угол своего кабинета. Ко всему прочему, на улицах толковали, что дни его на посту канцлера сочтены. Слишком заманчивая должность, от желающих отбоя нет. Ну а пока все гадали, кому она достанется, и скалились друг на друга, мессер Зигберт на месте не сидел. Зачастил к молодому королю, понравиться пытался, нахваливал редкостную его мудрость — и нашёптывал мерзости о придворных и сановниках. Со слов канцлера выходило, что и доверять-то некому... ну, кроме, пожалуй, нескольких любимчиков, приблизив которых к себе, государь выказал завидную проницательность, да пары-тройки честных министров, из тех, что познатнее и побогаче — им-то незачем набивать карманы, бескорыстно трудятся на благо Алленора... Вот так, с помощью обыкновенной болтовни, ничем, в сущности, не подкреплённой, мессер Зигберт обезопасил на время свою шкуру и даже привлёк кое-кого на свою сторону. А некоторые болваны всё продолжали делить его должность, грызлись между собой, сплетничали. И в день, когда я вернулся в столицу, одного из них арестовали. Негодяй грязно ругался в кабачке, поносил короля и самого Авира, но добрые люди услышали и донесли кому следует. Канцлер сразу метнулся к Хильдеберту. "Видите, государь! Я ведь предупреждал. Не всем по душе пришлось восшествие ваше на трон..." — "Так о заговоре-то речи не идёт, ведь так?" — "Позвольте допросить мерзавца — и мы узнаем, так ли безобидны его мысли, или же душа его черна, как сажа". Государь подумал — и разрешил. А уж по части пыток мессер Зигберт был первейший мастер. И нескольких часов не прошло, а преступник уж выложил всё начистоту. Рубить голову не стали, просто отрезали язык и заперли в одном из замков.

Градоначальник судорожно сглотнул. Энгерранд нахмурился, меж бровей его пролегла глубокая складка.

Метр Себерн тем временем продолжал:

— Но, повторюсь, вначале, при первом взгляде на мессера Зигберта, я был страшно разочарован. Не поверил, что из этого человека выйдет толк. Правда, канцлер быстро поставил меня на место. Повёл себя высокомерно, говорил сквозь зубы, смотрел пренебрежительно: дескать, что это за птица ко мне прилетела? Со слугами, с простолюдинами он не церемонился — не видел нужды скрывать при них истинное лицо. "Давайте сюда письмо — или что там у вас, — говорит. — Не с пустыми же руками вы явились". Вид нетерпеливый, точно занят страшно, а я его отвлекаю. Письма будто и не читал, подержал секунд десять перед глазами — и на стол швырнул. "Значит, — спрашивает, — услугами вашими пользовался герцог?" И не дожидаясь ответа: "Неплохая рекомендация. Достойным человеком назвать язык не повернётся, но советы он давал весьма ценные. Пожалуй, и ваша помощь сгодится". Тут я, признаться, опешил. Даже представить не мог, что убогий Писарь, который и мизинца герцога не стоит, будет говорить о нём в подобном тоне. Да и не на службу я наниматься пришёл... "Ладно, — думаю, — пусть эта куропатка покрасуется немного, пощёлкает клювом. Придёт время, узнает, чего ты стоишь, а сейчас..." И печально так вздыхаю: "Прежде у меня был господин, был и покровитель, а сейчас — никого. Одна только надежда..." Он перебил: "На меня?.. Не сомневайтесь, работа для вас найдётся. И если до сих пор вы служили хозяину, отныне будете трудиться на благо Алленора. Редкая честь, о которой далеко не всякий смеет мечтать". Я состроил кислую мину: что же, денег мне не полагается, придётся работать за похлёбку? Он понял и усмехнулся. "Приходите через пару дней. Проверим для начала, на что способны. Тогда и о награде потолкуем". Подумал немного — и кинул серебряную монету. Одну! На том и расстались... Не понравился мне канцлер, что уж тут скрывать, совсем не понравился! Однако впечатление произвести сумел. Пораскинув мозгами, я решил истинных своих целей ни под каким предлогом не раскрывать — захочет, сам дознается, ему это раз плюнуть. Буду выполнять поручения, а там, глядишь, и направлю его гнев, или алчность, или просто жажду утвердить свою власть на семейство Гиро. Только бы он начал считать меня не простым наёмником, собакой из охотничьей своры, а... как бы сказать...

Мужчина запнулся и умолк.

— Кем? — спросил градоначальник.

Пожевав губами, арестант буркнул:

— Неважно!

— И вы стали служить мессеру Зигберту? Превратились в собаку из своры?

— Да.

— В чём заключалась ваша служба?

— Будто не знаете! Сами, верно, держите осведомителей в каждом притоне.

— Где же взять столько людей? — вздохнул господин Бертгард.

— Нанять, — отрезал метр Себерн.

Градоначальник посмотрел на него с таким видом, словно хотел спросить: "Где же взять столько денег?" — но ничего не сказал, и владелец "Золотого кувшина" возобновил рассказ.

— При следующей встрече канцлер долго выспрашивал у меня, что я знаю о герцоге и много ли выяснил, пока был у него на службе, о знатных алленорцах. Я отвечал осторожно, говорил по делу, сплетен не пересказывал, и это мессеру Зигберту понравилось. В конце концов он махнул рукой — мол, так и быть, беру тебя на службу. И приказал сей же час отправляться в один из притонов на берегу Ривьеры. Раз в неделю я докладывал о том, что сумел узнать, канцлер собственноручно записывал мои слова, а после отправлялся к королю с отчётом. Через пару месяцев мне поручили следить за домом одного барончика, буйного и необычайно болтливого: одного кубка было достаточно, чтобы развязать болвану язык. Превосходная жертва. Глотку ему заткнули очень скоро и просто — одним ударом топора. "Угомонили смутьяна", — так сказал канцлер королю. И вёл с ним долгие разговоры о справедливости, о том, как добиться порядка в Везерхарде, как успокоить феодалов. Сводилось всё к одному: только страх, только неотвратимая кара за малейшее преступление, даже за помыслы — вот что нужно. И государю Хильдеберту советы мессера Зигберта, похоже, пришлись по душе. Не проходило месяца, чтобы не пролилась нового преступника или смутьяна. А уж когда на плахе очутился один из любимцев прежнего короля, придворные перепугались по-настоящему. Теперь даже шёпотом никто не называл канцлера Писарем, встречали его низкими поклонами. И, конечно, многие начали искать покровительства мессера Зигберта. Пришёл как-то раз и метр Нантер. Ползли слухи, будто он решил-таки побороться за пост градоначальника. Я решил, что встречаться нам ещё не время, и укрылся в тени одного из зданий, а после рассказал обо всём канцлеру. Тот сказал: "Правильно, незачем метру Нантеру знать, что вы у меня служите". И начал расспрашивать о делах купцов и торговцев. Сердце моё так и заколотилось в груди от волнения! Вот он, решительный час! Наконец-то! И впервые я заговорил с мессером Зигбертом о семействе Гиро...

Глава 12

Изредка поглядывая на градоначальника, Энгерранд заметил, что едва разговор зашёл о прежнем канцлере, господин Бертгард начал выказывать явные признаки волнения и неудовольствия. Ноздри мужчины трепетали, глаза сверкали, то и дело он начинал хмурить брови. Когда же арестант упомянул метра Нантера, лицо его начало то краснеть, то бледнеть, затем на шее его показались багровые пятна, дыхание стало тяжёлым и прерывистым.

— Что с вами? — не выдержал молодой человек.

Градоначальник отмахнулся:

— Скоро поймёте.

— А что тут понимать? — растянул губы в ядовитой улыбке метр Себерн. — Вы разве не слышали, как везерхардцы потеряли право избирать градоправителя? Это был жестокий удар по их вольностям, да! И по самолюбию тоже. А виноватым сделали канцлера, который всего-то нашептал королю на ухо слова, подсказанные ему метром Нантером. Оказывается, влиятельные семейства не желают делиться с короной своими доходами. Да, подносят два раза в год богатые дары... да, исправно платят налог в казну... да, устраивают пышные празднества в честь короля... но, демон побери, это ведь жалкие крохи от тех богатств, что лежат без дела в их сундуках! И кто знает, не окажется ли золото, что по праву принадлежит государю, в руках какого-нибудь смутьяна, бунтовщика что вздумал посягнуть на трон?.. А самое ужасное вот в чём: придворные, которым вечно нужны деньги, становятся игрушками в грязных лапах проклятых ростовщиков. Да что придворные, сами министры и даже священнослужители должны громадные суммы! Ещё чуть-чуть, и какой-нибудь выскочка, разбогатевший на поставках специй, станет вертеть ими, как пожелает! Разве можно допустить подобное?.. И что же предлагает мессер Зигберт? Ввести ещё парочку налогов? Наложить руку на богатства купцов?.. О нет! Слишком простое решение... Поставить во главе Везерхарда своего человека — вот что нужно! Сослаться на недавние безобразия в Лотхарде, которые, несомненно, не случились бы, не будь у горожан стольких вольностей. Доказать, что среди жителей столицы есть люди, замышляющие недоброе. Напомнить, что во времена герцогов Алленора везерхардцы подчинялись приказам наместника. Тогда, правда, и Совета не было, и о гильдиях никто не слышал — ну да не всё ли равно!.. Мысль, достоянная императора демонов!

— Неужели государь Хильдеберт поверил в россказни канцлера?

— Он был молод, — ответил метр Себерн. — Казна — пуста. Предложение мессера Зигберта действительно пришлось ему по душе. А уговорить себя было нетрудно — ведь делалось-то всё ради блага Алленора! Да и оказался-то наш добрый король Хильдеберт не так уж прост. А может, советчики нашлись хорошие. Почуял, что эдак канцлер может прибрать желанные богатства к своим рукам, и назначил своего человека, который следил бы за всем. Вряд ли мессеру Зигберту это пришлось по душе, но спорить не отважился... Готовились долго и тщательно, чтобы не случилось никаких неожиданностей. Первую жертву канцлер выбирал основательно — глаза разбегались и ладони, должно быть, чесались страшно. Думаете, я что-нибудь нашёптывал ему? Нет! Он сам в конце концов вызвал меня и говорит: "Помнится, вы рассказывали о семействе Гиро. Ну-ка, повторите ещё раз, в каких делишках они были замешаны". А когда выслушал, развеселился необычайно: "Да это ведь подарок богов, клянусь душою! Ежели Гиро ненавидят столь сильно, как вы утверждаете, падению их только обрадуются. И опасности никто не почувствует — до поры до времени..." Начались приготовления. Держалось всё в великой тайне, будто готовился поход на хеллинорцев. Сборы проходили тёмной ночью. Как же я удивился, обнаружив, что в них участвует Первый советник Верховного жреца! С чего вдруг Благодатный престол заинтересовался этим делом, мне, конечно, было невдомёк, но задумываться тогда и не хотелось, только одна мысль крутилась в голове: ещё немного, совсем чуть-чуть — и ублюдку Ольеру придёт конец!.. Утро выдалось ясным, тёплым — сами Небеса радовались... нет, не расправой над семейством Гиро, но тем, что наступил час возмездия. Отряд стражников вышел из ворот Харда. Впереди шагал...

— ...сеньор Геральд?! — не утерпев, выпалил Энгерранд.

— Да нет же! Он был тогда простым лейтенантишкой. Говорил же, король назначил своего человека. Сеньора Хельменфельда.

Градоначальник вскочил на ноги, едва не опрокинув стол.

— Кто? Хельменфельд? Вы были с ним знакомы? Демон меня побери, неужели, сами Небеса приняли нашу сторону?!

Метр Себерн в удивлении вскинул брови.

— Да не сказать, чтобы я знал его так уж хорошо... — протянул он задумчиво — и посмотрел исподлобья на господина Бертгарда.

Тот разочарованно крякнул.

Испугавшись, что владелец "Золотого кувшина" догадается об истинной причине своего заключения, Энгерранд поспешил вернуть разговор в прежнее русло и, громко причмокнув, воскликнул:

— Да! В окружении столь важных особ вы могли чувствовать себя спокойно! Уж от них-то метра Ольера не спасло бы даже вмешательство тёмных сил.

— А я всё равно волновался страшно! — на удивление жалобным голосом ответил метр Себерн. — Чем ближе подходили к дому Гиро, тем больше мучился. Вдруг людей недостаточно? Вдруг ублюдок выкинет какую-нибудь штуку? У него ведь магических медальонов, верно, уйма! Обернётся невидимкой — и лови его тогда!

— Хм, об этом и впрямь следовало подумать, — пробормотал градоначальник.

— Я сунулся было со своими страхами к Хельменфельду, а тот в ответ расхохотался. И я понял: плевать им, жив останется метр Ольер или умрёт. Богатства его — вот всё, что нужно! Сбежит — приговорят, как мага, к сожжению на костре. Да только сперва-то нужно поймать, а кто за это возьмётся? Так-то! В дорогу я отправлялся радостный и счастливый, а к дому Гиро подходил, чуть не плача от злости... Когда остановились у ворот, Хельменфельд сперва постучал, а когда никто не ответил, стал читать указ, подписанный самим королём. Вокруг тотчас стала собираться толпа. Я с радостью отметил, что никто ублюдку Ольеру не сочувствует, а на гвардейцев смотрят с одобрением и даже подбадривают. Может, конечно, зевакам просто хотелось полюбоваться на славную драку — не знаю... Как ни надрывался Хельменфельд, никто в доме не отзывался. У меня даже мелькнула мысль, не пронюхал ли метр Ольер о наших планах и не сбежал ли ночью из столицы. Но следом за Хельменфельдом вперёд выступил Первый советник и заговорил так проникновенно, точно хотел, чтобы все вокруг захлюпали носами. Мол, никто не желает кровопролития, и если ворота откроют, никто не пострадает, более того, охранников примут в королевскую гвардию. Если же кто-то вздумает сопротивляться, — и тут у многих душа ушла в пятки, — негодяй сей будет объявлен изменником и получит по заслугам не только на земле, но и на Небесном судилище. Он, Советник, обещает, что так и случится! Поначалу было тихо, но вскоре у ворот всё же послышались какие-то звуки, а затем — шум, ругань, топот, даже звон оружия... Видимо, защитники повздорили не на шутку! А Советник вдруг взмахнул рукой, прокричал что-то, поднял с земли камень и швырнул в ворота. Всё кругом на мгновение словно дымом заволокло, после — удар, страшный грохот — и ворота разлетелись на куски! Слово даю, так и было! Мы увидели, как по двору в ужасе мечутся охранники, а в одном из окон стоит метр Ольер и держит что-то в руках. Хельменфельд указал в его сторону, крикнул" "Стреляйте!" Было слишком далеко, но одна стрела всё же угодила ублюдку в правую руку. Он закричал и выронил какой-то предмет. Потом отшатнулся, спрятался, должно быть, в другом конце комнаты. Гвардейцы ринулись вперёд. Через минуту заняли двор, начали ломать двери в дом. Но слуги, похоже, так перепугались, что сами их отворили. Стали искать хозяев — да только никого из них в комнатах не было. Хельменфельд и Советник рычали от злости, я рвал на голове волосы. Проклятье! Да что же такое происходит! Первым успокоился священнослужитель и потребовал, чтобы слуги показали, где хранятся богатства господина. Прошли в его комнату — и тут...

Метр Себерн внезапно рассмеялся каким-то отвратительным скрежещущим смехом, от которого всем, кто находился в комнате, стало не по себе.

— Один из стражников вдруг заметил на полу возле сундука пятнышко крови. И ещё — у стены, покрытой гобеленом. Хельменфельд потянулся было, чтобы откинуть ковёр, но Советник его остановил. Запустил руку под одеяние, подержал там немного, пробормотал какие-то слова, потом указал на стену. Опять мне почудилось, что вокруг клубится дым, я даже закашлялся. Раздался треск. Тогда Хельменфельд сорвал наконец гобелен — и мы увидели дыру в стене. И крохотную комнатёнку, в которой сидел... Да, ублюдок Ольер. Перепачканный кровью, чуть живой от страха...

— Как же так? — спросил градоначальник. — Почему он не сбежал?

— Жадность сгубила, — криво ухмыльнулся метр Себерн. — Решил прихватить напоследок ещё немного деньжат да самоцветов. И не успел. Пришлось прятаться в убежище. Надеялся, верно, выбраться ночью. И он-то не дурак был, что ни говори: медальон невидимости применил, да только к тому времени, когда мы убежище обнаружили, действие уже прекратилось, нужно было подождать с полчаса, чтобы опять использовать.

— И вы начали плясать от счастья, — язвительно произнёс господин Бертгард.

— Знаете, нет, — покачал головой владелец "Золотого кувшина". — Ничего не почувствовал. Сам старался себя убедить: вот, мол, настал час твоего торжества, ты отомстил за отца, за метра Эделена! А в груди было пусто. И когда ублюдка Ольера через неделю повели на казнь, даже идти не хотел. На что любоваться, в самом-то деле? Ну, сдохнет он — и ладно. От тебя-то ничего не зависит, ты своё дело сделал. И даже страшно стало, когда подумал: а ведь это только начало, мессер Зигберт так просто не остановится. И ты будешь докладывать ему обо всём, по вине твоей, быть может, прольются ещё реки крови. Пробовал себя убедить — мол, возомнил ты о себе слишком много, на канцлера сотня человек работает, если не больше, — да только всё равно дрожь по спине пробегала. И было тошно.

— Но от службы канцлеру вы не отказались.

— Нет. Да и хотел бы, всё равно бы не смог. А он словно почуял, что у меня в душе творится, и стал вызывать вдвое чаще, давать всё больше поручений. И нахваливал. Ещё и приказал, чтобы я помогал метру Нантеру. Тот добился-таки должности градоначальника — и начал изводить своих противников, да и просто любого, кто не пришёлся ему по душе.

— Об этом нам известно, — обронил господин Бертгард.

— Так продолжалось года четыре...

— ...пока внезапно мессера Зигберта не арестовали по обвинению в измене?

— Верно.

— Вы, конечно, испугались?

— Нисколько, — возразил метр Себерн. — Чего мне было бояться?

— Ну... вдруг кто-нибудь решил бы, что вас следует допросить, познакомить с палачом?

Владелец "Золотого кувшина" фыркнул:

— Это на чужие страдания мессер Зигберт мог глядеть часами! А сам, едва припалили шкуру калёным железом, сознался во всём. Мерзкий изменник! Королю большего и не требовалось. Любому ведь ясно: существуй заговор на самом деле, из канцлера всю душу вытрясли бы, чтобы узнать, кто ещё в нём замешан. Да только его быстренько отправили на плаху — и дело с концом.

Градоначальник кивнул:

— Тут с вами не поспоришь... И что вы стали делать, потеряв очередного хозяина?

— Поступил на службу к метру Нантеру.

— Вот негодяй! — с неприкрытым восхищением вскричал господин Бертгард.

— А что ещё я мог сделать? На жизнь-то нужно зарабатывать. И не думайте, будто и в этот раз я согласился с участью охотничьей собаки. Нет! Пришёл и потребовал: если хотите пользоваться моими услугами, помогите сперва открыть собственное заведение — где-нибудь на окраине квартала Знати. Туда и аристократы любят заглядывать, и кое-кто из горожан. Отребья тоже, конечно, хватает — ну да это только к лучшему... Так я и стал хозяином кабачка... Народ, конечно, не сразу повалил ко мне, но и денег на жизнь хватало, и о том, что творится в столице, я знал прекрасно. Заглядывали придворные, слуги подслушивали, о чём они толкуют, и докладывали обо всём. Ясное дело, работал я не только на метра Нантера — ещё чего! И сейчас, как видите, его уж нет в живых, и забыли давно, а я здесь, перед вами...

Мужчина грустно рассмеялся.

— А лет шесть назад, ровно через месяц после смерти метра Нантера, ко мне в кабачок вдруг пожаловал давний знакомый.

— Кто?

— Тот самый купец, что когда-то спас меня. Казалось, и не изменился ничуть. Заговорил так, будто только вчера расстались. "Помните, — говорит, — вы обещали, что окажете мне услугу, если мы вновь встретимся?" "Как не помнить!" — отвечаю. "С одним человеком случилось несчастье..." И знак подал — мол, выйдем-ка на минуту. Я пошёл за ним. Гляжу, на телеге лежит какой-то мальчишка, на вид лет пятнадцати, может, чуть старше. Весь израненный, еле дышит. Купец в его сторону кивнул: "Подобрал милях в десяти от Нойсхельма. Сказал, будто жил в Фотланде, но пришлось бежать. Отца убили. Не знаю, чем приглянулся, но сдаётся мне, он смышлёный малый. Если выживет, из него выйдет толк. Вы уж приглядите за ним. У себя оставьте или, может, пристройте куда..." Мне мальчишка, по правде сказать, тоже пришёлся по душе. Перенесли его на второй этаж, была там пустая каморка. Недельки две провалялся мешком — и пошёл на поправку. Смекалистый оказался: захотел я как-то раз расспросить его, узнать, что же за беда случилась. Так он до того складно врать начал — слово даю, любого придворного интригана заткнул бы за пояс. Даже имя назвал вымышленное.

— Какое?

— Гонтран.

— Отчего вы решили, что мальчишка солгал?

— Случалось пару раз, что не откликался, когда я его звал. Сам, похоже, ещё не привык до конца к новому своему имени. Выводить поганца на чистую воду не хотелось, забавно было наблюдать за его уловками. Но скоро я заметил кое-что странное. Отчего-то он страшно ненавидел всё, что связано было с культом Семибожья, просто в бешенство приходил. Но и магов тоже терпеть не мог. Удивительная вещь, правда ведь?

— Действительно, необычно, — согласился господин Бертгард.

— И как я ни бился над этой загадкой, в голову приходила только одна мысль: отец Гонтрана был магом, которого казнили священнослужители. Но в графстве Фотланд за последние лет двадцать никого не поджарили на огне, да и мессер Ансберт давненько не разводил в Везерхарде костров. Почему он так быстро из сумасшедшего фанатика превратился в ленивого старика, я тоже не мог понять. Казалось, раньше Благодатный престол занимал его старший брат — очень уж много общего было между ними. А меняться мессер Ансберт стал, когда умер Первый советник — тот самый, что когда-то лихо расправился с семейством Гиро. На улицах и при дворе в полный голос говорили: убийство! Но Жрец даже пальцем не пошевелил...

— Об этом я знаю, — перебил градоначальник метра Себерна. — Что дальше случилось с вами и вашим воспитанником?

— Первое время — ничего особенного. Я учил его...

— ...работать соглядатаем?

— А что тут такого? — пожал плечами владелец "Золотого кабачка". — Глаз у него был острый, память превосходная, а нюх — точно у дикого зверя. И силой Небеса не обидели. Любой аристократ мечтает о таком слуге! "Эх, — думал я, — был бы жив герцог Греундский! Уж он-то умел разбираться в людях! А сейчас... Разве ж это придворные? Где интриги? Где страсть? Где лютая ненависть? Где желание пустить кровь врагу за одно только право постоять рядом с троном короля? Измельчал народ... Граф Минстерский подавал когда-то надежды, да только засел в своём замке, а в столице носа не показывает. Семьянин, сожри его демон ночи!" И как-то с грустью вспоминались времена, когда мы боролись с ублюдком Ольером.

— Ну, положим, на смену Гиро пришёл метр Вельгард, — не без умысла произнёс господин Бертгард.

— А что он?

— Ну... Метр Ольер и мечтать не смел о подобном могуществе...

— Потому что ублюдку всю жизнь приходилось сражаться за власть! А метр Вельгард пальцем о палец не ударил, удача сама пришла ему в руки. Сидел и ждал — а деньги текли ему в руки.

Градоначальник с сомнением покачал головой.

— Поверьте, я знаю, о чём говорю. Но демон с ним, с метром Вельгардом, пусть подавится своим золотом. Ещё раз повторю: мне казалось, что в Алленоре не осталось места для настоящих смельчаков. Гонтран скучал целыми днями — и это было плохо. Руки у него чесались, мог от безделья и натворить глупостей. Когда подворачивалось дельце, радовался, будто ребёнок. Ну, он и был ещё, по большому счёту, мальчишкой, только сильным, как бык, да ловким: забраться мог куда угодно, в такие места... Другой на его месте давно шею бы свернул или угодил бы куда, а этому — ничего...

— Но позвольте, — вмешался Энгерранд. — Вы говорите, что для такого молодца не нашлось подходящего хозяина, но разве не превосходным господином для него стал бы, скажем, барон Вальдеберт да Руст? Вот уж смутьян из смутьянов! А граф Артландский? Он-то чем плох?

— Проклятье! — вскричал владелец "Золотого кувшина". — Ну и чутьё у вас! В самую точку попали, клянусь бородой Авира!

— О чём вы?

— Вы же помните, что Готфрид Артландский отравил графа Минстерского?

— "Отравил"? Это не доказано.

Мужчина выругался.

— Поверьте, так и было. У меня чутьё не хуже вашего, а на подобные вещи — особенно. И вряд ли причиной была давняя вражда между семействами. Раньше-то до злодеяний не доходило. Чувствовалась тут какая-то загадка. Я приказал слугам не дремать и не попускать ни слова из того, что станут говорить в кабачке.

— И что вы разузнали?

— Ну... ничего особенного, если не считать, что при дворе вдруг вспомнили о трактате Гильберта Лотхардского. Слышали об этой книге?

— Слышали, — резко ответил градоначальник. — Кто о ней говорил?

— Вальдеберт да Руст. А следил за бароном... Гонтран. И впервые я увидел, что о магии он говорит не с ненавистью, а с интересом. Любопытство мальчишки разгорелось не на шутку: просто замучил меня расспросами, паршивец! И наконец заявил, что за Рустом нужно наблюдать день и ночь, а не только в кабачке. Я спрашиваю: "Зачем?" Он: "А вдруг ещё что-нибудь разболтает — и деньжат заработаем?" Говорю: "Так он и за столом языком треплет так, что не остановить!" — "Одних слов маловато будет! Нужно бы выяснить, с кем встречается..." Странным мне всё это показалось, но проспорив часа два, я махнул рукой: "Ладно, демон с тобой!"

— И вы действительно устроили слежку за бароном? — переспросил господин Бертгард.

Метр Себерн кивнул.

— Затея эта казалась мне глупой. Барон, если не пропадал в Харде, только и делал, что шастал по кабачкам. Иногда сам, иногда с дружками — такими же болтливыми, только глупее него в десять раз. Ну и с высшей знатью, конечно, водил знакомство...

— А с королевскими фаворитами?

— Не особо.

— Понятно, — произнёс господин Бертгард.

— Через месяц я уж решил запретить Гонтрану и дальше заниматься этими глупостями — ничего толком не узнаем, а приключений на свою шкуру отыскать можно: не ровен час, барон почует слежку и прикажет своим людям хорошенько намять бока соглядатаю. Но мальчишка так упрашивал! "Знаете, — говорит, — к кому чаще всего ходит барон? К сеньору Хельменфельду!" — "И что?" — "А зачем ему это?" — "Болван! — отвечаю. — Поближе к королю хочет подобраться — вот зачем!" — "Но других фаворитов и не замечает вовсе..." И с таким жаром говорил, что мне снова стало любопытно: и правда, что-то ведь Вальдеберту да Руст нужно от первого камергера... Только теперь я сам взялся за дело. И быстро понял, что Гонтран, конечно, парень башковитый... но и болван знатный.

— Почему?

— Это Хельменфельд обхаживал барона, звал его в гости. А тот, наверное, рад был бы отказаться: после каждой встречи как сумасшедший мчался в свой любимый кабачок. В "Золотой кувшин", то есть...

Градоначальник прикрыл глаза и прижал ладонь ко лбу.

— Значит, по-вашему, камергеру что-то было нужно от барона, а не наоборот?

— Говорю же, так и есть! И похоже, беседовали они о чём-то важном. Через месяц-другой Вальдеберт да Руст стал... нет, не чахнуть, конечно... просто бледным и мрачным, потерял аппетит, зато пил сверх всякой меры. А как-то раз — я тогда был занят, — Гонтран с восторгом сообщил, что барон побывал в лавчонке на берегу Ривьеры, у одного мага...

— У мессера Этельреда! — выпалил градоначальник.

Владелец "Золотого кувшина" улыбнулся:

— Вы тоже туда ходили.

— Случалось, — гораздо тише произнёс господин Бертгард. — И что там понадобилось барону?

— Откуда мне знать? Но гостем он стал частым. И Гонтран заверял, будто вечерами в доме его вспыхивал иногда странный свет.

— Магия?

— Да, медальон... Только вот сам я ни разу этого не видел... Гонтран говорил убедительно, да и зачем ему было врать? Кричал, что теперь-то мы знаем тайну, за которую можно получить баснословные деньги. Я смеялся: "Ну и кому ты продашь её? Верховному жрецу?" — "Почему бы и нет?" — "Даже не вздумай!" Ругал его — он обижался. И продолжал следовать за Рустом по пятам, словно околдованный. Хорошо, что барон вечно ходил пьяный, иначе давно заподозрил бы неладное. Я уж стал подумывать, не отправить ли мальчишку на несколько месяцев куда-нибудь подальше, чтобы проветрил мозги: в Лотхард, скажем, или вовсе в Фотланд. Но прежде решил кое-что прояснить.

— Что именно?

— Мне вдруг стало жутко интересно, кто такой этот мессер Этельред. Откуда взялся, почему до сих пор никто его не тронул. И я приказал Гонтрану следить за лавкой. И не только ему, отправил ещё одного человечка... И что вы думаете? Через пару часов маг покинул лавку. Пошёл в храм Святого Герберта. Гонтран — за ним. А мой соглядатай остался сидеть на месте.

Мужчина умолк и, хитровато сощурившись, обвёл слушателей взглядом.

— Да не молчите, демон вас побери! — топнул градоначальник.

— Только мессер Этельред завернул за угол, к лавке подошли двое мужчин.

— Кто?

— Оба кутались в плащи, прятали лица под капюшоном, но одного мой человек всё же узнал. Это был... метр Вельгард собственной персоной!

Глаза градоначальника хищно блеснули:

— Неужели?

— Да. И на этом странности не закончились! Минут через десять появился... кто бы вы думали? Сеньор Хельменфельд.

— Вот так дела! И они встретились?

— Разумеется. И расстались ровнёхонько за пять минут до возвращения мессера Этельреда. Словно знали наперёд, сколько тот пробудет в храме. Хотя, пожалуй, так и было: маг ведь тоже не просто так вышел из дома.

— Он тоже увиделся с кем-то?

— Да. Но этот болван Гонтран сказал, будто не смог ничего разузнать. Я решил, что таков был план: выманить мессера Этельреда куда-нибудь...

— Но зачем? — взволнованно спросил градоначальник. — Неужели, по-вашему, помощники мессера Этельреда дурачили его?

— Ничего разумнее я придумать не смог.

— И как вы поступили дальше?

Владелец "Золотого кувшина" хмыкнул:

— Положение было не из лёгких, правда? Хельменфельд, Руст, купец и маг — за всеми ведь не уследишь... Ко всему прочему, я вдруг ощутил то самое странное чувство, которое уже испытывал когда-то и в Лотхарде и в Нойсхельме. В воздухе словно стало витать какое-то необъяснимое сумасшествие — пока ещё совсем слабое, но всё же... И мне показалось, что Гонтран вот-вот заразится этим безумием: в разговорах со мной он то и дело начинал болтать о тёмных силах, о магических медальонах и прочей ерунде. Тут уж я не вытерпел. "Хватит! — говорю. — С этих пор — ни шагу из кабачка без моего позволения. Проку от тебя никакого, с заданием, которое и детишкам по плечу, не справился, не смог разузнать, с кем мессер Этельред встречается — ну и сиди тихо, не высовывайся. Придётся мне самому взяться за работу". Гонтран раскричался, насилу удалось его утихомирить. Ну... я-то знал, что он не послушается и рано или поздно сбежит из кабачка, но в том-то и заключался замысел. Приказал следить за ним в оба, сам же отправился в гости к мессеру Этельреду. Тот встретил меня холодно — верно, сразу унюхал, что я не из тех, кто сорит деньгами. Пришлось сделать вид, будто хочу купить кое-каких лечебных травок. Стал выбирать — и вопросы задавать да по сторонам поглядывать. И вот что бросилось в глаза: мессер Этельред как-то чересчур уж растягивал слова, уж такой его речь была неторопливой, медленной, точно мёд по хлебу размазывал. Можно было подумать, что это он так внушительности своим словам придать хочет — но я-то не дурак... Знаете, в чём там было дело?

Градоначальник пожал плечами.

— Скрыть хотел, откуда он родом! Слышали, как лотхардцы тараторят, половины слов не разобрать — и остановиться не могут? Так вот, мессер Этельред приехал в столицу из Лотхарда! — Метр Себерн ненадолго умолк, чтобы дать время слушателям в полной мере оценить его проницательность. — Я попытался спросить что-нибудь у одного из помощников, но тот лишь кивнул. Ну, необычного я в нём не заметил. А вот второй, чуть старше Гонтрана, постоянно держался в тени и лишь иногда украдкой посматривал в мою сторону. Оценивающе так глядел... мальчишка!.. Я прикупил немного снадобий для обработки ран и вышел. Странная лавчонка, подумалось, и обитатели в ней тоже странные... Решил расспросить кого-нибудь из местных. И только решил было заглянуть к одному старику, что высунулся в это время из окна, как на улицу выскочил здоровенный парень. С виду — дурак дураком. Подарок Небес, демон меня побери!

— Кажется, я знаю, кто это... — чуть слышно проворчал градоначальник.

— Я его окликнул. "Слушай, — говорю, — ты, верно, смышлёный малый и всё тут в округе знаешь". Он чуть не лопнул от важности. "Ага!" — "Ну так скажи, можно ли в этой лавчонке прикупить, скажем, зелий каких-нибудь..." — "Магических? — "Ну да!" — "Сколько угодно!" — "Неужели? Вот так повезло! А с виду-то и не скажешь, что хозяин такие штучки состряпать может". Болван обиделся: "Это почему? Да сюда, если хотите знать, половина города ходит! И богачи, и придворные..." — "Скажи ещё, священнослужители!" — "А может, и так! Что тут такого? Только разве ж под капюшоном разглядишь, кто пришёл?.." И выложил мне всё. Из рассказа его выходило, что лавку мессер Этельред открыл... вы не поверите! Ровно в тот год, когда наш добрый Жрец затеял охоту на магов в Лотхарде! Первый помощник служил уже давненько, а вот второй появился всего-то года два назад. Болван пробовал завести с ним дружбу, надеялся заполучить каких-нибудь магических снадобий или предметов — да только ничего не вышло. И теперь он этого ублюдка терпеть не может! Ясное дело, я предложил следить за лавкой. Денег, конечно, посулил. Видели бы вы, как обрадовался мой наёмничек! Ноги готов был целовать. И уже через пару дней сообщил презанятные вещи: мальчишка помощник встречался... с кем бы вы думали?.. С начальником охраны метра Вельгарда! Тут уж я, по правде сказать, увлёкся не хуже Гонтрана. Что же выходит? Если прижать богатейшего купца столицы — а пожалуй, и всего Алленора... Или шепнуть словечко-другое мессеру Ансберту... И вот когда я подумал об этом, меня осенило! Демон ночи, облава на лотхардских магов, появление в столице мессера Этельреда...

— Вы хотите сказать, что Верховный жрец покровительствовал мессеру Этельреду?! — вскричал градоначальник. И добавил тише: — Ну конечно, я ведь и сам об этом догадывался... Но при чём здесь, в таком случае, метр Вельгард?

— Уверен, я докопался бы до истины, но дело испортил Гонтран. Сбежал, паршивец, представляете?! Пять дней прятался — да так ловко, что даже я не мог на след напасть! Потом явился, как ни в чём не бывало. "Где пропадал?" — спрашиваю. Он молчит, только улыбается как-то странно. "Ладно, — говорю. — Вижу, я был несправедлив. Способности у тебя и впрямь неплохие". И приказал следить за домом Хельменфельда. Приглядывать никого не отправил — решил, что с таким-то чутьём мальчишка почувствует неладное. Так продолжалось с неделю, а после... после я решил, что теперь-то пришло время узнать, чем занят Гонтран на самом деле. Спрятался неподалёку, стал наблюдать. У Хельменфельда в тот вечер собрались гости, граф Артландский приехал... Болтали, камергер во время тяжбы с графом Минстерским заступился за него перед королём, и с тех пор сеньор Готфрид величал его лучшим другом. Гонтран прятался за углом и не высовывался до поры до времени. Вдруг я заметил, что по улице движется какой-то человек. Медленно так, неспешно — и на дома поглядывает. Одет в чёрный плащ. Остановился около жилища Хельменфельда, начал смотреть пристально, точно хотел увидеть, что творится там, за стенами. А потом произнёс несколько слов... Я не сразу понял, что это он к Гонтрану обращается. И мальчишка ответил, да ещё из укрытия вышел! "Что ж ты творишь! — думаю. — Болван!" Незнакомец говорит: "Иди за мной!"

Внезапно голос мужчины стал совсем слабым, задрожал, словно воспоминания о предательстве воспитанника до сих пор причиняли ему боль.

— И он пошёл? — спросил господин Бертгард.

— Да.

— Куда?

— Не знаю.

— Почему?

— В одном из окон вдруг вспыхнул синий свет.

— "Синий свет"? — повторил градоначальник.

— Именно так. Гонтран остановился, ублюдок — тоже. Им оставалось пройти шагов десять до того места, где я прятался, и потому всё было отлично слышно. "Видишь? — говорит. — Запретная магия..." Гонтран ответил — каким-то не своим голосом, будто во сне: "Зачем это камергеру?" — "Королевским любимчикам всё дозволено. Это простонародье на каждом шагу рискует жизнью. А отчего, спрашивается, так происходит? Чем мы хуже этих аристократов? В книге судеб так записано? Ну и в топку её тогда! Мы сами свою книгу напишем. Хочешь?" — "Хочу". Ублюдок положил руку Гонтрану на плечо, показал... ясное дело, медальон, хоть в темноте я и не разглядел. "Смотри! Мы-то с тобою ровня камергеру!" И он исчезли.

На минуту в комнате воцарилось молчание. Даже секретарь прекратил записывать и стал неподвижен, словно изваяние.

Наконец господин Бертгард процедил сквозь зубы:

— Очень интересно. Надеюсь, когда мальчишка вернулся, вы из него вытрясли всю правду.

— Нет, — покачал головой метр Себерн.

— Как это?

— Я сделал вид, будто ничего не знаю.

— Почему? — выдохнул градоначальник.

— Честно говоря, слова ублюдка в тот вечер и мне пришлись по душе — он словно повторял то, что и сам я временами чувствовал. Уж мне-то было превосходно известно, что из себя представляют все эти священнослужители, аристократы, купцы! Плевать им было на всё. Запретная магия? И что с того? Кто хотел, пользовался ей, сколько душе угодно. А на костёр отправлялись невинные люди. И отец... Да, демон побери, я не забыл, как он погиб! И если Гонтрану пришлось пережить нечто подобное... Проклятье, я прекрасно его понимал!

— И оставили в покое? — едва сдерживая гнев, медленно произнёс господин Бертгард.

— Да нет же! Продолжил наблюдать, надеясь когда-нибудь поближе познакомиться с ублюдком... Ко всему прочему, голос его показался мне знакомым — и это было подозрительно...

Внезапно за дверью послышался крик:

— Пустите!

— Не велено!

— Говорю же...

— Ты кто такой, раздери тебя демон ночи?

— У меня страшная новость!

Градоначальник подбежал к двери и отворил её. В коридоре стоял стражник в разодранной, покрытой грязью одежде. На лице его темнели пятна запёкшейся крови.

При виде господина Бертгарда стражник упал на колени и прошептал:

— Господин, на Дворец правосудия напали!

— Что?

— Толпа простолюдинов... Они требуют арестовать всех еретиков, грозят расправиться с ними... и с вами заодно.

Градоначальник поперхнулся словами и с трудом выдавил:

— Вот твари...

— Но почему, — выступив из-за спины господина Бертгарда, спросил Энгерранд, — никто до сих пор не сообщил об этом?

— Всё так неожиданно случилось... И толпа не шутит. Глядите, что со мной сделали! А ведь нас было пять человек! Не знаю, что сталось с остальными...

Внезапно градоначальник рыкнул, ударил кулаком по стене и закричал:

— Хватит болтать! — Глаза его метали молнии. — Эй, метр Рено! Собирайте людей. Сейчас мы покажем этим негодяям, что ждёт всякого, кто осмелится нарушать порядок в столице. Поглядите только! И нескольких месяцев не прошло, а успели уже позабыть, как я усмирил Эльмера да Фур, который вздумал бунтовать против государя. Ну так сейчас напомню!

— Постойте! — раздался голос метра Себерна.

— Что вам?

— Неизвестно, когда вы вернётесь, и что случится — тоже. Вы уж охраняйте меня хорошенько, а то, знаете ли, слышал я, что у вас тут узники умирают в своих камерах...

Градоначальник резко обернулся.

— Да, — продолжал владелец "Золотого кабачка". — Велите приставить ко мне четверых... нет, шестерых стражников: четверо — у дверей и ещё двое — в камере. И чтобы не зевали, глаз не смыкали! И не болтали слишком много...

— Хорошо, я понял, — нетерпеливо произнёс господин Бертгард. — Слышали, метр Рено? Вы головой отвечаете за жизнь этого узника. Если хоть что-нибудь с ним случится...

Мужчина не договорил и рубанул ладонью воздух. Тюремщик согнулся в низком поклоне, пролепетал:

— Не тревожьтесь... — и принялся раздавать указания.

Метра Себерна накрепко связали, двое стражников вывели его из камеры, ещё двое встали перед ним. Метр Рено подал знак, и процессия двинулась было по коридору, но тут случилось неожиданное. Гонец, принесший известие о нападении на Дворец правосудия, вдруг выхватил кинжал и бросился на градоначальника. Тот едва сумел увернуться, однако не удержался на ногах. Убийца занёс руку для смертельного удара, однако на пути у него вырос Энгерранд и вцепился в запястье. А ещё через секунд подоспевшие стражники повалили негодяя на пол.

Внезапно раздался громкий хлопок. Всё вокруг заволокло едким дымом.

— Проклятье... — прикрыв лицо ладонью, закашлялся градоначальник. — Что это, демон меня побери?..

Напрасно все пытались разглядеть хоть что-нибудь. Стражники в ужасе ревели, словно медведи, натыкались друг на друга, и лишь один из них продолжал удерживать злодея, посмевшего напасть на господина Бертгарда.

— Метр Себерн! — позвал Энгерранд.

Ответа не последовало.

— Метр Рено!

— Я здесь... — прохрипел тюремщик над самым его ухом.

— Где узник?

— Откуда мне знать? Я сейчас задохнусь...

Теперь уже и градоначальник стал звать владельца "Золотого кабачка", но ответа вновь не последовало. Тогда Энгерранд нащупал руками стену и начал медленно продвигаться вперёд. Из глаз его текли слёзы, голова раскалывалась от боли.

— Тихо! — приказал господин Бертгард .

Стражники умолкли.

Молодой человек сделал ещё несколько шагов — и споткнулся о тело метра Себерна. Опустившись на колени, он поднёс палец к носу мужчины и уловил слабое дыхание.

— Сюда! — негромко позвал он.

Вдруг несчастный приоткрыл глаза и судорожно схватил Энгерранда за руку.

— ...Отен...

— Молчите!

— Отен... ублюдок... он обманул Гонтрана...

Через секунду из горла мужчины хлынула кровь, тело дёрнулось несколько раз — и замерло.

— Что здесь? — остановившись рядом с молодым человеком, тяжело проговорил господин Бертгард.

— Его убили, — ответил Энгерранд.

Стены тюрьмы сотряс истошный вопль:

— О боги! Умер! Этот ублюдок... Господин, этот негодяй, который напал на вас, он, кажется, язык себе откусил!..

Молодой человек испуганно подумал, что, услышав это, господин Бертгард сойдёт с ума от ярости, но тот, запрокинув голову... погрозил кулаком куда-то вверх:

— Слышишь, тварь? Я тебя поймаю, даю слово... слово градоначальника...

И сказал на удивление спокойным голосом:

— Приберите здесь.

Глава 13

Когда тело метра Себерна унесли, градоначальник спустился вниз, в камеру, где был заключён Эльмер Эльтран. Тот, едва заслышав голос мужчины, приказавшего отворить дверь, зарычал и разразился проклятиями, ясно дав понять, что до него коварный убийца добраться пока не успел. Тем не менее, господин Бертгард всё же заглянул в камеру, окинул узника взором, не сулившим ничего доброго, и процедил сквозь зубы:

— Завтра я вытрясу из вас правду.

После этого градоначальник обернулся к метру Рено, который бесшумной тенью ходил следом. Тюремщик сжался в комок — в глазах градоначальника он прочёл свой смертный приговор.

Но господин Бертгард лишь махнул рукой:

— Ну и что с вами делать? Проклятье! По вашей милости я однажды уже едва не лишился головы. И сейчас...

Мужчина не договорил: лицо его стало белым, как мел, и, покачнувшись, он вынужден был прислониться плечом к стене. Метр Рено вскрикнул, хотя Энгерранду, наблюдавшему за этой сценой, показалось, что в возгласе этом было больше радости, нежели испуга.

— Нужно отдохнуть, — сказал молодой человек.

Градоначальник кивнул. Только сейчас он вспомнил, что за двое суток сомкнул глаза лишь на пару часов, пока художник писал портреты таинственного мужчины, подстрекавшего к бунту, да и рана, до тех пор не беспокоившая, вдруг начала болеть. А ведь Энгерранд отдыхал и того меньше! Как бы ни хотелось распутать этот клубок змей, докопаться до истины, за день с подобной задачей не справиться. А если, ко всему прочему, наделать ошибок... При этой мысли господина Бертгарда передёрнуло: ошибки, похоже, и без того следовали одна за другой!

В конце концов союзники расстались. Градоначальник отправился во Дворец правосудия, который, как оказалось, никто и не думал штурмовать, Энгерранд — домой. Как ни сопротивлялся молодой человек, господин Бертгард приставил к нему двух охранников, причём добавил на прощание с кривой усмешкой:

— Я могу перенести смерть метра Себерна — пусть он и был бесценным свидетелем. Рассказал много, записи остались — и ладно. Но если с вами что-нибудь случится... Нет, этого я не допущу!

Энгерранд предпочёл бы проделать путь домой в одиночестве. Присутствие стражников мешало собраться с мыслями, а в отваге их молодой человек, по правде сказать, сильно сомневался.

Очутившись у Кожевенного моста, он постоял несколько минут в задумчивости, а затем, перебравшись через Везер, направился не к отелю Рево, а в совершенно иную сторону. Стражники молча следовали за ним.

Энгерранд шагал медленно, задумчиво разглядывал возвышавшиеся с двух сторон здания. В предутренних сумерках они уже не казались сплошной чёрной массой, и молодой человек отметил про себя, как мало на самом деле между ними общего. Вот древняя крепость с окнами-бойницами, толстыми каменными стенами. Окружи такую рвом, возведи стены в дюжину локтей высотой — вся королевская гвардия не сумеет взять штурмом... А вот — небольшой домик, построенный, верно, совсем недавно. Низенькая ограда, как у отеля Рево, зарешёченные окна, небольшой балкон, на котором, верно, проводит вечера хозяйка вместе с дочерьми... А это, несомненно, жилище влиятельного придворного: трёхэтажный дом с западным и восточным крыльями — каждое длиной не меньше двух сотен шагов, — обнесённый стеной, посреди которой красуются высокие ворота, украшенные гербом, а за ними — просторный двор, двери с узкими колоннами у входа, резные фигуры птиц и животных, громадные парадные залы, полные драгоценной утвари, и, конечно, вошедший в моду со времён Фабиана Эррихардского острый шпиль — такой тонкий, что, кажется, любая птица, сев на него, распорет себе брюхо. Всё это привиделось молодому человеку столь ярко, словно он сам побывал внутри великолепного особняка.

— Кто здесь живёт?

Один из стражников ответил:

— Это был дом герцога Эстерского.

— Вот как?..

Энгерранд в задумчивости посмотрел на ворота, почесал затылок, а затем продолжил путь — до тех пор, пока не очутился у жилища Хельменфельда. Тут он остановился и начал оглядываться по сторонам. Стражники молча наблюдали за ним.

Откуда мог Гонтран наблюдать за домом, не привлекая к себе внимания? Улица была довольно-таки широкая и ровная. В сотне шагов от дома несчастного камергера высилось древнее здание, чьи стены образовывали выступ, за которым удобно спрятаться... но не соглядатаю, а наёмному убийце. Энгерранд стремительно направился туда — и покачал головой: чтобы увидеть двери в жилище Хельменфельда, пришлось бы беспрестанно выглядывать из-за угла.

— Не подходит... — пробормотал он.

Вдруг глаза молодого человека засверкали — он увидел дом с громадным балконом, нависавшим над улицей, подбежал, встал под ним... Конечно, превосходное место! Круглые сутки погружено в полумрак: до полудня тень отбрасывает балкон, после — здание напротив. Только вот если стоять здесь с утра до ночи, это, конечно, покажется подозрительным...

Энгерранд вновь разочарованно вздохнул.

Солнце поднималось всё выше. Где-то заскрипели ставни — город пробуждался ото сна.

Молодой человек направился обратно, прошёл мимо дома Хельменфельда, ещё раз огляделся — и рассмеялся. Прямо напротив жилища камергера высилось новое здание, обнесённое решёткой, соседнее же принадлежало, похоже, небогатому горожанину и никакой ограды вокруг него не было. Спрятавшись за прутьями, можно было преспокойно следить за всем, что творится на улице, оставаясь при этом незамеченным. В чём Энгерранд и убедился, поспешно заняв только что обнаруженный им наблюдательный пост. Больше того, между двумя домами имелся проход шириной буквально в пару шагов, где при необходимости можно было укрыться от ненужных взоров.

Усевшись на землю, молодой человек кивнул поражённым стражникам и пояснил:

— Я — нищий...

Затем пробормотал:

— Теперь давай-ка подумаем, где мог прятаться метр Себерн.

Новая задача оказалась легче предыдущей. На углу улицы стоял большой дом, возведённый, судя по всему, в те времена, когда Фабиан Эррихардский ещё не побывал в столице, но затем перестроенный по желанию хозяев — и не раз. Фасад по центру был словно изрешечен множеством крошечных бойниц, зато по краям окна были узкими и высокими; в стенах были вырублены глубокие ниши, дверь обрамляли широкие пилястры с капителью, а на всех четырёх углах здания возвышались квадратные башенки. Словом, укромных мест было предостаточно.

— Значит, — произнёс молодой человек, — если Гонтран и незнакомец направились в сторону метра Себерна, как он сказал, путь их лежал на окраину квартала Знати... В сущности, ничего удивительного...

Молодой человек прошёлся вдоль "дома с пилястрами", как он его окрестил.

— А ведь здесь мог бы прятаться не только соглядатай, но и убийца...

— Да! — подтвердил один из стражников, услышав слова Энгерранда.

Тот свернул за угол и медленно двинулся обратно к реке, рассматривая дома по обеим сторонам дороги.

Вдруг молодой человек резко остановился:

— Глядите!

Стражники присвистнули от удивления: дом, возле которого они находились, был необычайно похож на тот, предыдущий.

— Что говорил Верак? — спросил сам себя Энгерранд. — "Задержался в квартале Знати... неподалёку от моста Мясников встретил камергера... пути наши совпадали..."

Посмотрев вперёд, он увидел серую ленту Везера — и мост с мясными лавками, по которому уже двигались фигурки редких прохожих. Поднял глаза вверх — и приоткрыл рот от удивления. Над дверьми был прибит герб баронов ди Эрн.

— Кто здесь живёт? — чуть дрожащим от волнения голосом спроси он. — Неужели барон ди Эрн... новый камергер?..

— Всё так.

— И его брат тоже?

— Несомненно!

Энгерранд затряс головой:

— Не может быть. Давайте пройдёмся ещё немного.

Но на всём оставшемся до моста Мясников пути молодой человек не нашёл больше ни одного здания, у стен которого мог бы притаиться убийца. Дома зажиточных горожан, торговые лавки — и только.

Конечно, догадки свои Энгерранд мог уничтожить одним простым вопросом: а отчего, собственно говоря, он решил, будто убийца поджидал Хельменфельда именно возле здания, похожего на "дом с пилястрами"? Да мало ли мест, где можно спрятаться! И, в сущности, из рассказа Верака вовсе не следовало, что негодяй старался ударить исподтишка, напротив, он действовал открыто и дерзко: подошёл, пронзил мечом... Но если вспомнить кое-какие вещи: отношения брата барона ди Эрн с сеньорой Годеливой, посещение ими дома Хельменфельда, о котором рассказал Эльтран, и лавки мессера Этельреда. Да и первым камергером Эрн стал после насильственной смерти двух своих предшественников — не слишком ли много совпадений? Конечно, всё это можно было счесть играми богов, но и людские руки приложили к восхождению барона немало усилий... Как ни крути, наконец-то появился кончик нити — и кто знает, что какие тайны удастся распутать, если за него потянуть?

"Нужно побольше выяснить о братьях ди Эрн, — решил Энгерранд. — И этот маг... Попасть бы ещё разок в его лавку, осмотреться как следует..."

После этого молодой человек зашагал было к отелю Рево, но на полпути внезапно изменил намерение.

— Нужно сходить к лавке мессера Этельреда! — сказал он. — Немедленно.

Стражники выругались.

— Это ещё зачем? — проворчал один из них.

— Хочу кое-что проверить.

— Проклятье! — подхватил второй. — Нам приказано проводить вас домой, а не сопровождать по всему городу!

— А я что делаю, по-вашему? — спросил молодой человек, и похлопав опешившего стражника по плечу, направился к Ривьере.

Очутившись на улице, где располагалась лавка мессера Этельреда, молодой человек тотчас почувствовал неладное: вдалеке толпились люди, слышались крики и грохот. Подойдя поближе, он понял, в чём дело: какие-то рабочие торопливо разбирали крышу лавки, а обитатели соседних домов наблюдали за этим, разинув рты.

Растолкав зевак, Энгерранд подошёл к тому из рабочих, который показался ему главным, и спросил:

— Что всё это значит? Почему вы ломаете дом?

— А ты кто такой будешь?

Молодой человек молча указал на стражников.

— И что?

— Я — человек градоначальника.

— А я — Верховного жреца. И?

— Значит, это мессер Ансберт приказал разрушить лавку?

— А я о чём говорю?

— Но ведь на дверь наложили заклятие, я сам видел. Зачем же сносить дом?

— А тебе-то что за дело?..

Молодой человек оставил этот вопрос без ответа, лишь передёрнул плечами:

— Что ж, пожалуй, иного пути нет: сам схожу к мессеру Ансберту и спрошу, действительно ли он приказал снести лавку.

Рабочий переменился в лице. Он сощурил глаза — и взгляд из насмешливого стал злым, угрожающим.

— Слушай-ка, парень! — неприятно усмехаясь, заговорил он. — Ты... того, полегче. Я — мастер, а не какой-нибудь тебе сопливый ученик каменщика. Так что, с почтением ко мне, ясно?.. Понял, да? Ишь, вцепился, как собака! Поглядите на него: сопит, рычит, скалится... Что нужно-то, скажи толком, а то не понять ничего: явился и важную птицу из себя строит...

На протяжении всей беседы мужчина мелкими шагами, едва заметно, приближался к лавке, и Энгерранд, увлекшись разговором, тоже. Так они очутились у самой стены. Едва это произошло, на крыше что-то загрохотало. Молодой человек отскочил в сторону — и вовремя: на том месте, где он только что находился, обрушился камень.

Мастер выругался.

Теперь настал черёд Энгерранда яростно сверкнуть глазами.

— Что это значит? — процедил он сквозь зубы.

Вместо ответа мужчина схватился за лежавшую на земле кирку. Другие рабочие тоже схватились за свои инструменты.

Энгерранд обернулся. У стражников оружия не было, да и судя по перепуганному виду, вряд ли в эту минуту они могли бы оказать хоть какое-то сопротивление.

Чуть слышно вскрикнув, молодой человек прижал руку к груди и медленно опустился на одно колено. По щекам его разлилась мертвенная бледность, губы чуть заметно подрагивали... словно он силился что-то сказать.

Мастер опустил оружие. Рабочие переглянулись. В следующую секунду Энгерранд запустил руку под полу плаща, достал флакончик и развеял по ветру щепотку жёлтого порошка.

— Вот демон! — только и успел крикнуть мужчина, прежде чем утонуть в клубах едкого дыма.

— Бежим! — приказал Энгерранд.

В словах этих не было необходимости: когда молодой человек выбрался на чистый воздух, он увидел только, как стражники, передвигаясь громадными скачками, мчатся прочь. Через несколько секунд они скрылись за поворотом. Догнать их, наверное, не сумел бы и разъярённый демон ночи.

Очутившись на безопасном расстоянии, Энгерранд остановился. Что делать? Сообщить обо всём градоначальнику? Поговорить с Верховным жрецом? Или... пусть ломают дальше?

"Ну конечно!" — хлопнул себя по лбу молодой человек. И сломя голову помчался к отелю Рево.

В дверях стояла госпожа Элоиза.

— О боги! — вскричала она. — Где вы пропадали? Что случилось?

Энгерранд махнул рукой:

— Не сейчас! Где Герберт?

Почтенная женщина попыталась ещё что-то сказать, но молодой человек не стал слушать и, войдя внутрь, стал звать мальчика-слугу. Долго ждать не пришлось: тот выскочил из кухни и замер, словно солдат, ожидающий приказаний господина.

— Знаешь храм Святого Герберта?

— Конечно.

— А лавку мага?..

— Которого убили?

— Хм, вижу, тебе не нужно ничего объяснять...

Мальчик залился румянцем и с важным видом поклонился.

— Так вот, — продолжил Энгерранд. — Сейчас эту лавку по какой-то причине хотят разрушить. Я потребовал объяснений; сказали, будто действуют по приказанию мессера Ансберта, но, демон меня побери, это несомненная ложь. Сможешь понаблюдать за рабочими?..

— Да! — воскликнул Герберт.

— У лавки, ясное дело, собралась толпа, и несложно будет побыть там...

— Никто меня и не заметит даже!

Мальчик переминался с ноги на ногу и, казалось, готов вот-вот броситься исполнять поручение Энгерранда. Но тут в разговор вмешалась госпожа Элоиза.

— Позвольте, — произнесла она. — Разве можно отпускать этого ребёнка одного? Дело ведь нешуточное, как я понимаю.

— Ну... — пожал плечами Энгерранд.

— Нешуточное, — повторила госпожа Элоиза. — Никогда вы не были так взволнованы. Голову потеряли, иначе и не подумали бы даже отпускать бедного мальчика...

— Я не бедный! — топнул ногой Герберт.

Госпожа Элоиза состроила грозное лицо:

— Помолчи-ка! — а затем решительно заявила: — Я пойду вместе с ним.

Тут из кухни донёсся громкий кашель, и в дверях появился повар Жоберт.

— Куда это вы собрались?

— Ах, не мешайте! — отмахнулась госпожа Элоиза.

— Вы хоть понимаете, в какое опасное дело ввязываетесь? Вдруг толпа взбесится, или случится что-нибудь ещё в этом роде? Задавят — и дело с концом. Мужчина нужен, чтобы защитить... кхм!.. Герберта... ну и вас тоже... вот что я думаю...

Последние слова повар произнёс едва разборчиво, глядя на тяжёлую сковороду, которую держал в руках. Женщина возмущённо фыркнула.

— Хорошо, — после минутных раздумий вздохнул Энгерранд. — Отправляйтесь втроём. Только... знаете что, госпожа Элоиза. Вряд ли вы угонитесь за Гербертом, да и за Жобертом тоже. Поэтому...

— Хотите, чтобы я остановилась в храме и послушала, о чём там толкуют?

Молодой человек с улыбкой кивнул.

— Что ж, я и сама хотела предложить это, — метнув испепеляющий взгляд на повара, сказала госпожа Элоиза.

Сборы заняли не больше пяти минут. На какой-то миг Энгерранда посетила мысль, что, пожалуй, неправильно впутывать в столь опасное дело людей, которых оно едва ли касается, но молодой человек постарался успокоить себя: в конце концов, вряд ли случится что-нибудь страшное. Ничего особенного не требовалось, даже зевак изображать, поскольку и Герберт, и госпожа Элоиза, и даже повар Жоберт знали сплетен ничуть не меньше прочих столичных жителей. Будут стоять разинув рты, никто на них не посмотрит.

Проводив их, Энгерранд собрался было подняться в свою комнату, но тут перед ним появился один из слуг и низко поклонился.

— Что-то случилось? — тотчас насторожился Энгерранд.

Слуга вновь склонил голову и тихо сказал:

— Тут вчера вечером приходил какой-то странный человек. С виду лет тридцать пять, или даже старше, а глаза молодые — совсем как у вас. Зашёл так нахально — ну точно к себе домой. Спрашиваю: "Вы кто? Что вам угодно?" А он в ответ: "До чего глупы эти аристократы! Правила гостеприимства — святое. А головой подумать? Это ведь не замок, демон меня побери! Если двери с утра до ночи распахнуты настежь, может ведь заглянуть кто-нибудь, кого совсем не ждёшь..." Я опять: "Зачем вы пришли?" — "Хозяина хотел повидать — нет, не барончика этого глупого, а метра Энгерранда. Да только вижу, он ушёл куда-то, верно? Что ж, передайте мои слова, да ещё добавьте: всякое может случиться, даже если двери держать на замке. Явятся гости — а ты их не увидишь и не встретишь как подобает... Скажете? Он умный, он поймёт". И ушёл.

Подумав немного, он добавил:

— Похоже, негодяй знает вас, господин.

— Как он выглядел? — звенящим голосом спросил Энгерранд, и, выслушав слугу, который в точности нарисовал портрет того самого незнакомца, что подговаривал устроить в столице резню, пробормотал: — Значит, сам ко мне пожаловал? Ещё и угрожать вздумал? Или... предупредить? Хотя зачем, спрашивается?

— Поверьте, господин! Это мерзавец, каких мало! Слово даю. Уж я-то немало людей на своём веку повидал. А у него всё на роже написано.

Энгерранд пробормотал:

— Возможно...

— Да так оно и есть!

— Где вы с ним разговаривали?

— В прихожей.

— Но он всё внимательно рассмотрел, ясное дело...

— Думаете, грабитель какой? — почесал кончик носа слуга. — А ведь и верно! Не зря же толковал, что не услышим его и не увидим

— Постойте-ка! — поднял руку молодой человек. — Он ведь, похоже, не о себе говорил. О других людях...

— Ясное дело, их, верно, целая банда!

Слуга ударил себя в грудь и забормотал молитву, обращённую к главе Небесного воинства. Энгерранд подождал пару минут, а затем сказал:

— Можно, конечно, обращаться к богам с утра до ночи, но они, прямо скажем, плохие помощники в делах такого рода. Если уж жрецов в обителях вырезают и выносят всё добро, о жалких людях вроде нас Небеса точно заботиться не станут. Будь начеку — вот и весь секрет. Поэтому... дверь теперь всегда держать на замке. Кто станет возмущаться, ответим: хозяина дома нет. И точка. Да и в городе неспокойно — тут уж не до гостеприимства. И, к слову, неплохо было бы пустить слух по столице — мол, в Везерхарде завелась шайка грабителей, никому от них спасения нет, ни беднякам, ни богачам. Уж тогда-то все перепугаются по-настоящему. Что демона ночи бояться? Сожрёт — и всё. А вот добро потерять — нет! Ещё чего!..

Энгерранд многозначительно посмотрел на слугу. Тот робко улыбнулся в ответ.

— И знаете... — добавил молодой человек перед тем, как подняться в свою комнату. — Ограбление? Почему бы и нет?..

Глава 14

Родной посёлок, откуда Энгерранду пришлось столь поспешно бежать, чтобы не оказаться разорванным на части обезумевшими зеленодольцами, давно остался позади, а Энгерранд всё стоял и смотрел в ту сторону, где остался его дом. Лишь когда телега едва не перевернулась, наткнувшись колесом на камень, он уселся на солому, обхватил колени руками и задумался. Купец временами поглядывал на него, ухмылялся, кивал стражникам — и те скалились в ответ. Никто не говорил ни слова.

В полдень сделали привал.

Тут купец впервые обратился к своим спутникам:

— Скоро будем на месте. Глядите в оба.

Охранники молча кивнули. Энгерранд с удивлением подумал, что так ни разу и не услышал от них ни единого слова. В душу его вновь закралось подозрение: верно ли он поступил, доверившись незнакомцу? Согласился отправиться невесть куда, пойти в услужение к какому-то магу... И что за дело у купца, с кем понадобилось встречаться посреди леса?

"Скормит сейчас каким-нибудь тварям — будешь тогда знать!" — пригрозил сам себе юноша.

— Что-то лицо у тебя совсем уж кислое, — внезапно сказал мужчина. — Радоваться, конечно, не стоит — эти деревенщины так с тобой обошлись, что шкуру с них нужно спустить. Но вообрази только своё будущее! Разве не мечтал ты увидеть большие города? Не притворяйся, всякий мальчишка втайне думает об этом. И знаешь, куда мы направляемся?

— Куда? — тихо спросил Энгерранд.

— В столицу графства! В Гранвиль!

Юноша не выказал особого восторга, напротив, в глазах его заблестели слёзы: Когда-то дядя так увлечённо рассказывал о больших городах, где можно всему научиться, а сейчас... какой толк в этом? Хоть Гранвиль, хоть Везерхард — какая разница?

Купец хмыкнул.

— Развязывай свой мешок и ешь, — приказал он.

— Не хочу!

— Ну и демон с тобой. Теперь уж до самой ночи не придётся набивать желудок.

На этом разговор оборвался. Охранники ели в полном молчании, Энгерранд к пище так и не притронулся.

Через полчаса крошечный караван тронулся в дорогу. Однако вместо того, чтобы преспокойно двигаться по тракту, путешественники, пройдя с полмили, вдруг свернули на узкую дорогу, едва различимую среди травяного ковра. При этом они то и дело оглядывались, точно боялись нападения грабителей или чьих-нибудь любопытных взоров.

Тут Энгерранд наконец стряхнул с себя оцепенение и оживился.

— Что происходит? — спросил он. — Не думал, что Гранвиль стоит посреди лесной чащи.

— Испугался? — хохотнул купец.

— Да это ваши люди, похоже, чего-то боятся, — кивнул юноша в сторону главы стражников, который, приподнявшись в стременах и вытянув шею, словно гусь, без устали крутил головой направо и налево.

Купец ткнул Энгерранда в бок:

— А ведь верно подметил. Нравятся мне смышлёные мальчишки. Даже жалеть начинаю, что придётся отдать тебя в услужение магу. Только это не трусость. В нашем деле всегда нужно быть настороже. Знаешь, во скольких переделках я успел побывать?

Юноша передёрнул плечами.

— Не хочешь знать?

— Нет.

Между тем, дорога становилась всё уже и вскоре превратилась в лесную тропинку. Стражникам то и дело приходилось раздвигать ветви, норовившие вцепиться им в волосы своими когтистыми лапами, стянуть шапку с головы купца кривыми пальцами; телега, в которой сидел Энгерранд, каждую секунду подскакивала на кочке, цеплялась колесом за какую-нибудь корягу, да ещё и скрипела до того жалобно, словно вот-вот должна была развалиться.

Через четверть часа лес стал редеть, и вскоре отряд выбрался на открытое пространство. Юноша увидел сперва в паре сотен шагов от себя берег реки, усыпанный валунами, а затем, окинув пространство быстрым взором, — несколько повозок, стоявших у самой воды, торговца в яркой одежде, окружённого полудюжиной охранников, и десятка полтора слуг и носильщиков.

"Ага! — подумал он. — Поглядим сейчас, как ведёт торговые дела..."

И не закончил мысль, осознав, что не знает даже, как зовут спутников.

Когда между двумя караванами оставалось шагов тридцать, купец поднял руку вверх, приказывая остановиться, а затем прокричал:

— Хо-хо! Давно не виделись, метр Галлу!

Торговец поклонился и негромко ответил:

— Давненько, метр Гавэн. Надеюсь, не зря вы проделали такой долгий и опасный путь...

— Это уж от вас зависит!

С этими словами купец спешился и подал сигнал главе охранников. Тот на землю и занял место подле господина.

Метр Галлу в свою очередь отдал какие-то приказания слугам. Один из них отбросил тяжёлую ткань, которой был укрыт товар, и Энгерранд увидел два больших сундука.

— Проверь товар, — сказал метр Гавэн.

Охранник подошёл к сундукам. Слуга чуть приподнял крышку. Энгерранд вытянул шею, силясь разглядеть, что же находится в сундуках, однако ничего не увидел.

— Ну что? Всё в порядке? — спросил купец и, получив в ответ утвердительный кивок, сказал охранникам: — Забирайте!

Двое из них подошли к возу, подняли сундук и понесли к одной из пустых телег. Энгерранд следил з ними блестящими от любопытства глазами. Когда то же проделали и со вторым сундуком, глава охранников достал из-под полы плаща ларец и протянул метру Галлу. Тот осторожно заглянул внутрь — и облизнул пересохшие губы.

— Я плачу по-королевски, правда? — хохотнул купец.

Торговец с трудом выдавил:

— Да.

— Как там, к слову, поживает наш глупенький королёк? Давно я не бывал в столице, а вы ведь прямиком оттуда.

— Ну... — замялся метр Галлу. — Жить он никому не мешает...

— И это главное.

Этот краткий диалог поразил Энгерранда до глубины души. Как может этот жалкий торговец, что стоит перед метром Гавэном, втянув голову в плечи, запахнувшись в своё пёстрое, точно оперение птицы, одеяние, — как может он столь пренебрежительно отзываться о правителе Алленора? И приглядевшись повнимательнее, юноша увидел вдруг короткий и широкий, словно сплюснутый ударом кулака, нос, толстые губы, сложенные в неприятную усмешку, бегающий взгляд чёрных глаз, густая всклокоченная борода...

"Да это не торговец, похоже, а разбойник! — осенила Энгерранда внезапная догадка. — А что же в сундуках? Добыча!"

Следующей мыслью юноши, наверное, должна была стать такая: "С кем же ты связался, дурень?!" Однако в эту секунду случилось нечто неожиданное: торговец — или бандит — выругался и отскочил в сторону. Через мгновение на землю, на то самое место, где он только что стоял, упала стрела.

— Проклятье! — крикнул купец — и едва успел отбить новую стрелу своим мечом.

А вот один из слуг торговца этого сделать не сумел — и повалился под колёса телеги, хрипя и зажимая ладонью рану в животе. Не вполне понимая, что делает, Энгерранд спрыгнул с повозки и прижался к ней спиной, причём проделал это быстрее охранников, которые, опустившись рядом с ним, стали готовиться к бою.

Зазвучали вопли, зазвенела сталь, заржали кони — и с ближайшего пригорка, густо поросшего лесом, вниз покатилась волна всадников. Одни из них сжимали в руках луки, другие потрясали в воздухе мечами и дубинами. Все вместе они ревели не хуже дикарей, что когда-то населяли земли, ставшие затем богатыми и процветающими под властью королей Алленора. Особо выделялся один здоровяк в начищенных до блеска доспехах. Не было никаких сомнений, что именно этот рыцарь и руководит нападением.

На телегу, за которой прятался Энгерранд, посыпался град из стрел.

— Вы чего ждёте?! — рявкнул метр Галлу своим людям. — Не понимаете, болваны? Если эти твари сюда доберутся, всем головы снесут! Стреляйте, паршивцы!

Возглас этот словно послужил приказом для охранников купца. Все они разом вскочили на ноги и пустили стрелы в нападающих. Энгерранд осторожно выглянул из своего укрытия. Несколько лошадей мчались вперёд — но уже без всадников. Впрочем, врагов это ничуть не смутило. Им оставалось преодолеть совсем немного, чтобы обрушиться всей своей мощью на несчастных людей метра Галлу. "И нас сметут тоже..." — с грустью подумал юноша.

И тут случилось такое, о чём Энгерранд даже помыслить не мог. Метр Гавэн вдруг вскочил на телегу и не целясь направил стрелу точно в голову рыцарю, успевшему заметно вырваться вперёд. Шлем выдержал этот удар, а вот всадник — нет: потеряв на секунду сознание, он вывалился из седла. Шлем покатился по земле. Тогда начальник охраны, совершив два громадных скачка, очутился рядом с ним и приставил меч к горлу.

— Стойте! — крикнул купец, но требование его было излишним — увидев, что предводителю грозит смерть, нападающие придержали своих коней. — Пусть только что-нибудь сделает глупость — увидите, как голова этого молодца полетит с плеч.

Рыцарь засмеялся и прохрипел:

— Ах ты, демоново отродье! Неужели тебя не убить никому?

Купец внимательнее посмотрел на пленника — и хлопнул в ладоши:

— Ба! Поглядите только, метр Галлу, кто хотел пустить вам кровь! Это же сеньор Хельмар собственной персоной. Огромная честь, ничего не скажешь!

Торговец осторожно подошёл к рыцарю.

— И правда... — без особой радости подтвердил он.

— Зачем же вы забрались так далеко? — продолжал метр Гавэн насмешливо. — Нехорошо рыскать в полусотне миль от границы своих владений, правда ведь? Жадность ещё никого до добра не доводила, разве не знаете?

Сеньор Хельмар громко засопел:

— Прикажи своему человеку опустить меч...

— А вы своим — спешиться и бросить оружие. Тогда и поговорим.

Люди рыцаря неохотно расстались со своими луками, мечами и дубинами. Делать было нечего: господин в опасности, да и надежды на лёгкую добычу не оправдались. Даже самые горячие головы поняли: можно получить стрелу в брюхо или клинок в горло. Лучше договориться...

Поднявшись с колен, сеньор Хельмар смерил своих врагов взглядом, полным ненависти.

— Хоть понимаете, что сотворили минуту назад? — спросил он.

— Мы защищались, — возразил купец. — Или считаете, будто вам всё дозволено? Даже лучший ваш друг — уж насколько был ненасытен, всё же знал меру и не хватался сразу за оружие. Угрожал, требовал... Благородный был человек, демон меня побери! А вы... вы давно перешли все границы...

— Поосторожнее со словами, прошу вас! — пролепетал метр Галлу.

— Следить нужно не за словами, а за поступками, — отрезал купец. — Если я назову вас "свиньёй", вы ответите мне тем же, а вот если без предупреждения засажу вам нож в брюхо, тут уж возразить будет нечего. Подохнете, а меня когда-нибудь схватят и отправят на эшафот. Кому это нужно? Никому! Поэтому я и говорю: во всём нужно знать меру. Или забыли уже, как появились здесь предки барона да Рево?

— Не забыли, — глухо ответил сеньор Хельмар.

— Всё шло своим чередом, пока один болван не зарвался вконец и не стал резать всех купцов без разбору. Конечно, можно возразить: мол, государь Хильдеберт ни на что не годен, куда ему до прежних королей! Но у любого щенка есть клыки, не забывайте об этом! Если ему шепнут...

— Кто?!

— Тот, кому не нравится, что все договора нарушены, все правила забыты...

— Какие, к демону, правила!

Метр Гавэн пристально посмотрел на сеньора Хельмара — и тот поспешно опустил голову.

— Правила существуют, и нужно их соблюдать. А если...

— Прекратите! — пролепетал метр Галлу. — Не говорите ничего, умоляю вас! Конечно, всё должно быть по закону, кто ж спорит! Никто и не думал ни о чём таком... о предательстве...

Какое-то время трое мужчин молчали, только тяжело дышали, точно после драки, и смотрели друг на друга. Наконец сеньор Хельмар горько рассмеялся:

— Да! Конечно, я буду следовать правилам. Но только не забудьте: они и вас касаются. Поэтому, — глаза его жадно блеснули, — если когда-нибудь окажетесь на моих землях...

— Не тревожьтесь! — расхохотался купец. — Вы в накладе не останетесь, даю слово. Даже вперёд заплачу, демон меня побери!

Начальник охраны достал спрятанный на дне повозки сундучок и с поклоном отдал рыцарю. Тот несколько раз нервно облизнулся, сглотнул, пробормотал хриплым голосом:

— Хорошо. Будете желанным гостем в моих владениях, — а затем приказал своим людям: — Уходим отсюда!

Метр Галлу долго провожал взглядом удалявшихся всадников, и лишь когда последний из них скрылся в лесу, обратился к метру Гавэну:

— Зачем вы это сделали? Откупиться от врага, который должен рыдать от счастья, что ему не отрубили голову... Проклятье! Ничего не понимаю.

Купец хмыкнул:

— Вы болван, мой друг! Нам изрядно повезло, что всё так обернулось и в вашем жирном брюхе до сих пор не проделали дыру. Да если бы мы пустили кровь этому паршивцу, его молодцы разгулялись бы вовсю, и ваша туша — да и моя тоже — валялась бы сейчас под колёсами телеги, а сундуки наши стали бы их добычей... И что, будь вы прокляты, делали ваши люди, скажите-ка мне! Перепугались до смерти, будто куропатки!

Торговец стал мямлить в ответ что-то невразумительное, но метр Гавэн резко перебил его:

— Неужели не поняли? Опасность ещё не миновала. Меня-то сеньор Хельмар не тронет — благо, я заплатил неплохой выкуп, — а вот вас с радостью схватит за горло. Дайте ему только прийти в себя.

— Да... да... Вы правы, — чуть слышно пролепетал метр Галлу.

Затем он обрушил на своих людей такой мощный поток ругательств, какого Энгерранд не слышал прежде ни разу за всю свою жизнь. Слуги стали поспешно собираться в путь, а мужчина — безжалостно раздавать им тумаки и затрещины и сыпать угрозами, самой безобидной из которых было обещание прирезать "парочку ублюдков, если к вечеру караван не окажется в сотне миль отсюда". Поскольку до заката оставалось не столь уж много времени, ясно было, что с наступлением темноты в лесу разыграется кровавая трагедия. Видимо, люди торговца прекрасно понимали это и, смирившись с судьбой, безропотно принимали от господина удары, слушали брань, но шевелиться быстрее не стали. В конце концов метр Галлу осознал, что усилия его ни к чему не приведут, и отошёл в сторону.

Только когда караван торговца тронулся в путь, Энгерранд выбрался из своего укрытия. Во время разговора трёх мужчин он боялся пошевелиться и даже саму мысль о том, что случится, если сеньор Хельмар обнаружит его присутствие, старался отогнать подальше. И с радостью притворился бы, будто не слышал ничего, однако нетрудно было догадаться, что купца так просто не проедёшь: конечно, метр Гавэн понимает, что подобное невозможно. И как он поступит с человеком, узнавшим вещи, в которые ему не полагалось совать нос — этот вопрос занимал юношу в первую очередь.

Поэтому Энгерранд не стал притворяться, а вместо этого встал во весь рост, с хрустом потянулся и сказал:

— Да-а-а... Ну и работёнка у вас, как я погляжу! Некоторые думают, что купец ни на что не годен, только и может деньги считать, а вы, значит, любого рыцаря уложите, если придётся.

— Что за ерунда! — отмахнулся метр Гавэн. — Хочешь, чтобы мне отрубили голову за убийство аристократа?

— Зато и сам аристократ ничего вам не отрубит — вот что главное.

Купец фыркнул:

— Это ты верно подметил.

После этого он стал отдавать приказания охранникам, и Энгерранд украдкой выдохнул: похоже, на какое-то время опасность миновала. Теперь и впрямь можно было притвориться невидимкой и не говорить лишнего. Впрочем, подумал юноша, нужно держать ухо востро и бдительности не терять.

Когда над землёй начали сгущаться вечерние сумерки, Энгерранд как бы между прочим спросил:

— Где мы будем ночевать?

Метр Гавэн удивлённо на него посмотрел:

— А тебе-то какая разница?

— Ну... мне кажется, там, вдалеке есть трактир. Вижу огоньки... Так заманчиво!

— Хочешь там остановиться:

— Да.

— Ещё чего! Ты можешь поручиться, скажем, что это не разбойничий притон? Что хозяин не сдаст тебя с потрохами своим дружкам-грабитлям? Ну и выдумал! А я-то решил уже, будто в голове у тебя что-то есть.

— Если здесь бродят разбойники, — возразил Энгерранд, — они, верно, уже приметили наш караван. И раз уж хозяин с ними заодно, не лучше ли показать ему, какая могучая у нас охрана, намекнуть, что ни одной шайке с нами не справиться? Мало ли что привидится в темноте, а вот если негодяи убедятся в нашей силе, напасть они точно не посмеют.

Купец почесал затылок:

— Неплохо сказано. Но... я привык ночевать под открытым небом. Эти проклятые трактирщики вытащат из твоего кошелька больше денег, чем любой разбойник, и ещё останутся недовольны и проклянут на прощание — не вслух, конечно, про себя. Запомни: никогда не связывайся с ними. Больших мошенников на свете просто нет.

— И всё же...

— Нет. В трактире мы ночевать не станем.

— И всё же, — упрямо повторил Энгерранд, — вы забываете об одной вещи. Я не какой-то попрошайка и не слуга. Мы заключили сделку, вы получили от меня все сбережения моего дяди.

— Пятьдесят семь денариев... — пробормотал купец.

— Но даже от таких денег вы не отказались!

— Взял их в обмен на защиту от сумасшедших деревенщин. Кстати, и людям моим пришлось несладко сегодня утром, а они-то ничего за это не получили. Верно?

Охранники кивнули в ответ.

— Да, — согласился юноша. — Только вот в оплату за помощь вы взяли не только деньги, разве не так? Увидели, что мне приходится туго, и быстро смекнули, что мне-то деваться некуда, соглашусь на что угодно, только бы меня не изжарили в собственном доме. И теперь я должен стать слугой какого-то мага, к которому, верно, народ не слишком-то рвётся в помощники. А если кто и делает вид, будто согласен, за верность его нельзя поручиться. Правильно я говорю? Конечно! Зато теперь вы нашли человека, который уж точно станет держать язык за зубами — и выхода другого нет, и потому что попросту умеет это делать... Да, — многозначительно добавил Энгерранд, — я действительно умею хранить тайны...

На этот раз купец молчал очень долго, хмурил брови и о чём-то размышлял.

— Что ж, — сказал он. — Я не ошибся. Ты и вправду не дурак. И помалкивать умеешь, да... Заночуем в трактире.

А Энгерранд в это время думал: "Говорит, будто всегда спит под открытым небом, зато вчера болтал совсем другое — мол, встретил Фердинанда и Жосса на постоялом дворе..."

И юноша вновь дал себе слово ни на секунду не терять осторожности. Всякое может случиться. Особенно ночью...

Путешествие продолжалось уже несколько дней, а ничего страшного так и не случилось: никто не попытался заткнуть Энгерранду рот с помощью кинжала, никто больше не старался отобрать жизни или имущество у его спутников. Впрочем, полагал юноша, немалую роль в этом играли два обстоятельства: во-первых, купец и впрямь изменил своим привычкам и о ночлеге в лесу больше не помышлял, а во-вторых, сама местность переменилась до неузнаваемости, горы остались позади, лес отступил, и теперь дорога вилась среди холмов, покрытых берёзовыми рощицами, фруктовыми садами и виноградниками. Разбойникам здесь места не было — так, во всяком случае, казалось Энгерранду. Навстречу двигались торговые караваны, группы весёлых, шумных крестьян, которые возвращались, должно быть, с городских рынков обратно в свои деревни; куда-то мчались разодетые в пух и прах всадники, ползли бродяги, в жутких отрепьях, грязные с головы до ног, безмолвные и злые. При виде их юноша невольно вспоминал нищего, что рассказом своим о "горах, полных драгоценных камней" вынудил забыть обо всём на свете и кинуться сломя голову на поиски таинственных земель, существовавших — увы! — лишь в воображении старого обманщика. Так глупо всё получилось... на первый взгляд...

"Зато тогда ты познакомился с Жоссом", — говорил сам себе Энгерранд. И касался рукой того места, где под одеждой был спрятан загадочный медальон.

На третий день пути дорога привела караван метра Гавэна в город. В кольце стен — чуть выше ограды, окружавшей Зеленодолье, — жили тысячи две человек. Короткая улица, где едва разминулись бы две телеги, вела от ворот прямиком к площади у храма, выстроенного в незапамятные времена святым, имя которого через минуту выветрилось из головы Энгерранда. Неподалеку стоял дом-крепость в полсотни локтей, а прочие здания жались к нему в страшном беспорядке, наползая, наваливаясь один на другой, словно голодные щенята к своей матери. В переулках картина была не лучше. Временами казалось, что повозка вот-вот застрянет между заплесневелыми деревянными стенами. Отовсюду тянуло свежими помоями, сыростью и... кровью. Несколько раз дорогу перебегали крысы размером с упитанного кота.

И всё же... это был настоящий город! Как непохоже на неспешную жизнь в Зеленодолье! Людей-то сколько — и все куда-то спешат! Одеты совсем иначе — и ведут себя по-другому.

Энгерранду казалось, что впечатления эти он запомнит на всю жизнь. Но на следующий день был новый город — вдвое больше прежнего, шумный, переполненный людьми. По улицам бегали свиньи и куры, в воздухе беспрерывно звучали ругань, песни, чьи-то пронзительные крики, скрип, стук, скрежет, лай и блеянье. На перекрёстке глашатай голосом противным до тошноты зачитывал приказ, от которого у юноши зашевелились волосы — неужели с человеком, пусть он даже самый страшный преступник, могут сделать такое? А вечером — переполненный постоялый двор с пьяными до беспамятства горожанами, стук кружек и кувшинов, запах яичницы, жареного мяса и густого дыма, от которого першило в горле и к глазам подступали слёзы. И вновь — шум и ругань... и странные разговоры, в которых непонятно было ровным счётом ничего. И Энгерранд пил вместе со всеми отвратительное кислое вино и смотрел на приличных с виду торговцев, оравших во всю мочь и честивших владельца заведения, который подмешивает в напитки воду, поэтому после десятого стакана в голове свежо и вместо веселья берёт тоска, пока один из них, опрокинув в себя ещё два стакана, не сказал вдруг, проведя возле горла ладонью:

— Эй, парнишка! Ты этого хочешь?

Энгерранд замер от испуга и удивления, а горожанин добавил:

— Тогда не глазей по сторонам так нахально... Здесь этого не любят... — и уронив голову на грудь, захрапел.

Совет этот казался дельным, и юноша дал себе слово впредь сдерживать любопытство, однако следующим утром, когда путники тронулись в дорогу, вновь без устали вертел головой и глядел, приоткрыв рот, на прохожих, на крепость, где заседал начальник городской стражи, и на тюрьму, на рынок и на лавки торговцев.

— Здесь, верно, и школа есть, — вздохнул он невольно, вспомнив слова Добряка.

— Нет, — покачал головой метр Гавэн.

— Жаль...

— А ты хочешь учиться?

Энгерранд подумал немного и кивнул:

— Хочу.

Гранвиль был до того великолепен, что завидев городские ворота, по обе стороны от которых возвышались сторожевые башни, Энгерранд на несколько секунд зажмурился. Громадные разноцветные стяги реяли в потоках южного ветра. По обеим сторонам дороги тянулись вереницы людей: одни старались попасть в город, другие — напротив, побыстрее покинуть его. Ночью на улицах свирепствовали патрули, и хозяин какого-нибудь кабачка, зная об этом, конечно заставил бы незадачливого путника заплатить втридорога за место под крышей своего заведения.

— Вот мы и на месте, — сказал метр Гавэн.

Охранники ухмыльнулись.

— Переночуем у моего хорошего знакомого — уж сотню денариев задолжал, поганец, — а наутро пойдём к пойдём знакомиться с твоим будущим хозяином. Как же старик обрадуется!

Энгерранд состроил кислую мину, ясно дав понять, что его-то предстоящая встреча точно не радует.

— Ну! — укоризненно произнёс купец. — Ты должен вести себя учтивее. Иначе в два счёта окажешься на улице — у мессера Махрета палка куда крепче, нежели его терпение.

Лавка мага оказалась большой, величиной с деревенский дом, и очень старой: в стенах зияли такие щели, словно хозяин сам проделал их, чтобы упростить работу стражникам, если бы тем вздумалось выяснить, что происходит внутри. Обстановка, к удивлению Энгерранда, была самой обычной (а он-то успел навоображать себе демон знает чего), и владелец производил впечатление простого старика — пусть и злобного, со скверным характером, но таких и в Зеленодолье хватало с избытком.

Ответив на приветствие невразумительным фырканьем, мессер Махрет скороговоркой произнёс:

— Зачем пожаловал? Некогда мне болтать, отвар нужно снять с огня через минуту — и не позже. Всё самому приходится делать, помощников переманили, никого не осталось.

— Вот об этом и речь! — хлопнул в ладоши купец.

— Опять явился со своими шутками? Выставлю вон.

Метр Гавэн указал на Энгерранда и воскликнул густым басом:

— Да поглядите же, кого я привёл!

— Мальчишку.

— Именно!

— Зачем он мне?

— Хочет вам служить.

— Не думаю.

— Вы сомневаетесь в моих словах? — изумился купец.

— А сколько раз ты оставлял меня в дураках? — быстро ответил старик. — Сразу видно: подобрал кого-то на улице и притащил сюда. Думаешь, стану платить ему жалованье? Ещё чего! Может, пару денариев, но не больше. Толку от этого болвана всё равно не будет.

Энгерранд сжал кулаки, чтобы успокоиться, и проговорил ровным голосом:

— Я хочу учиться.

— Чему?

— Да чему угодно! Лишь бы заработать на кусок хлеба.

— В самом деле?

Юноша поклонился:

— Да.

— Видите! — подхватил метр Гавэн. — Я ведь говорил! Мальчишка готов работать до седьмого пота — и не ради каких-то бесполезных кусков серебра, а чтобы обрести знания и чему-нибудь научиться.

Старик погладил бороду и задумался.

— Ладно, — сказал он через минуту. — Беру тебя в слуги. За хорошую работу будешь получать четыре денария в месяц. Если дела идут хорошо — так и быть, ещё один сверху! Но... за каждую провинность... да, попробуй только натворить что-нибудь, недосчитаешься половины денария! Ясно?

Маг торжествующе посмотрел на Энгерранда. Тот поклонился.

Вдруг старик повёл носом, точно собака, и с воем бросился в соседнюю комнату. Послышались проклятия, грохот, звон посуды.

— Отвар... — донеслись его жалобные стоны. — Мой отвар...

Вскоре мессер Махрет вернулся с длинной тростью в руках.

— Понимаешь, — ткнул он Энгерранда в живот, — что случилось и кто в этом виноват? Знаешь, какое наказание теперь тебя ждёт, негодяй?

Юноша учтиво улыбнулся:

— Понимаю, мессер!

— Смеёшься?

— Нисколько!

— Не забудь, болван: в день, когда ты явился сюда, я лишился двух склянок бесценного отвара, за каждую из которых мог выручить полсотни денариев. Но я простил тебя и взял в помощники. Хорошенько запомнил?

Энгерранд поклонился.

— Значит, по рукам! — провозгласил метр Гавэн.

— Выпей вот этого паршивого вина, — поморщился старик, — а потом убирайся с глаз моих долой. Знаю ведь, что и сейчас обвёл вокруг пальца, но тут уж ничего не поделаешь: купец он и есть купец. Ради наживы родную мать не пожалеет.

Когда купец ушёл, мессер Махрет повернулся к Энгерранду и забормотал до того быстро, что юноша едва успевал разобрать, что он говорит.

— О чём ты в эту минуту думаешь, болван? Полагаешь, не знаю, что творится в твоей башке? Верно, говоришь сейчас сам себе: "Ну вот я и стал учеником мага! Красота!" Так вот, осёл, прежде всего, запомни: никакой я не прислужник тёмных сил, а простой аптекарь. Ясно? Аптекарь я, который помогает людям. Если кто спросит, так и говори. А лучше, помалкивай и строй из себя слабоумного. Для чего? Знаю я вас, мальчишек: работать вам лень, мозгами шевелить — тоже, а вот языком на улице трепать — в самый раз, тут уж вы справляетесь превосходно. Был один такой, жирный тупица, ничего не мог толком сделать, всё из рук валилось, зато посплетничать — всегда пожалуйста. И вздумал, ублюдок, перед служанками из дома одного богача хвастать: мол, я — любимый помощник мага, все тайны скоро постигну и сам таким стану. Скотина! Девки славные были, не спорю, да только они и без приворотного зелья кидались на всех подряд. И трещали, как сороки. Знаешь, что я с поганцем сделал?

— Что? — живо спросил Энгерранд.

— Ха! — глядя в сторону, противоположную той, где стоял юноша, усмехнулся мессер Махрет. — Смотрю, побледнел! Губы задрожали. Да не бойся ты, я ведь не какой-нибудь душегуб! Подсунул дурачине испорченных компонентов и поручил приготовить из них зелье — а тот ведь ничегошеньки не умел, даже отличит, где какая трава и прочее. Паршивец, ясное дело, ничего сделать не сумел, да ещё и дом чуть не подпалил. Ну я и выставил счёт... — Старик провёл по лицу длинными трясущимися пальцами. — Хе-хе! Такой счёт выставил, что у барана волосы на загривке встали дыбом. Повалился на колени и стал молить о прощении. "Проваливай, — говорю, — чтоб духу твоего здесь не было. А если расскажешь кому, что здесь творится..." Ну, он поклялся унести тайну в могилу и убежал. Но расписочку я на всякий случай взял...

Маг сделал небольшую паузу. Энгерранд смотрел на него с благоговением (во всяком случае, юноша надеялся, что со стороны выглядит именно так) и ждал.

— Так вот, я зачем о нём вспомнил? Этот осёл, когда пришёл в первый раз, с порога заявил, будто желает стать настоящим магом. По глазам твоим вижу, что умом Небеса тебя обделили, и сразу говорю — громко, чтобы не повторять сотню раз: ты, мальчишка, не магии пришёл обучаться. Ты — ученик аптекаря! Ясно? Ни о каких "волшебных штучках", как говаривал ещё один дурачок, даже не мечтай. Я делаю лекарства и снадобья, собираю целебные травы, а ты мне помогаешь. Усвоил? Будешь мыть склянки, следить за отварами, бегать по городу в поисках недостающих компонентов, мышей гонять — много чего будешь делать, одним словом. Но в магию соваться не смей!

— Понятно, — упавшим голосом ответил Энгерранд, словно в глубине души надеялся всё же, что маг научит его своему искусству, и лишь сейчас понял, сколь безумны были эти мечтания.

Старик развёл руками:

— Ничего не поделаешь. Магия — не детские игрушки. Тут способности нужны, а у тебя, болван, их нет. — Затем внезапно спросил: — Считать умеешь?

— Немного.

— Читать?

— Тоже.

— Писать?

— Нет.

Маг в раздражении ударил тростью по полу:

— Так на что же ты рассчитывал, тупица? — и схватив с полки какую-то книгу, ткнул её под нос Энгерранду: — Читай!

Юноша наморщил лоб и выдавил из себя несколько слов.

— Заткнись! Если даже простенький рецепт не можешь осилить, как собираешься жить дальше? Так и будешь вечно мыть склянки да сушить траву!

— Но... — робко посмотрел на старика Энгерранд. — Я ведь могу научиться, если вы... если согласитесь...

Маг потеребил бороду, самодовольно ухмыльнулся — и прищёлкнул пальцами:

— Если я возьмусь за обучение — да, сможешь!.. А теперь — прочь отсюда! Иди в комнату для слуг! Не знаешь, где она? Ничего, найдёшь! И не смей ничего касаться своими лапами, свинья!

Отыскать "комнату для слуг" и впрямь оказалось делом нехитрым, поскольку комнат на первом этаже оказалось всего три. Первая — та, где проходил разговор, — служила для приёма посетителей, во второй, похоже, маг занимался приготовлением эликсиров и порошков. Оставалась последняя, маленькая и сырая, со скамьёй у стены и пучком соломы в углу.

Энгерранд улёгся на пол — и вдруг увидел, что в комнату заглядывает какой-то подросток на пару лет его младше. Лицо его в полумраке казалось угрюмым.

— Ты кто? — спросил юноша. — Тоже здесь служишь?

Подросток посмотрел на него и неохотно произнёс:

— Эдберт.

А после скрылся в своей комнате.

Мессер Махрет не обманул: он и в самом деле не собирался посвящать своего нового помощника в тайны магии — во всяком случае, поначалу так и было. Быть может, он хотел сперва убедиться, что Энгерранд достаточно умён, чтобы не совершить глупостей, если к нему попадёт вещь, не предназначенная для рук простого человека, или же не доверял никому, даже человеку, которого привёл метр Гавэн, — так или иначе, юноша и в самом деле занимался вещами, в которых загадочности или таинственности. Обстоятельство это нисколько его не огорчало.

И справлялся Энгерранд со своей ролью превосходно: если по истечении первого месяца службы маг с мерзким хихиканьем швырнул на стол один денарий, второго — с кислой миной положил перед своим учеником два с половиной, то в третий раз с затаённым вздохом отсчитал обещанные четыре и проворчал:

— Держи, мерзавец. Видишь? Я своему слову верен.

Энгерранд смущённо улыбнулся в ответ, сам же мысленно поздравил себя с победой — если не считать постоянной ругани, мессер Махрет ему даже нравился, в лавке жилось неплохо. И опасность очутиться однажды без гроша в кармане на улицах Фотланда пусть и не миновала окончательно — терять осторожность никогда не следует, — но стала всё же не такой близкой, как прежде.

Подросток, назвавшийся Эдбертом, в первые дни после знакомства с юношей не заговаривал, затем лишь обменивался иногда парой слов, да и времени на беседы у обоих было немного. Поэтому каково же было удивление Энгерранда, когда мессер Махрет однажды проворчал:

— Этот племянничек меня с ума сведёт... Вот ведь послал Эстельфер лентяя и тугодума!

Если со вторым эпитетом юноша ещё мог согласиться, поскольку проверить способности Эдберта до сей поры не успел, то насчёт "лентяя" старик явно погорячился: племянник исполнял все его приказания быстро, аккуратно, без споров и пререканий. Раз в декаду, бывало, исчезал куда-то и возвращался лишь к вечеру, но "дядюшка", который обычно за бранным словом в карман не лез, в таких случаях особого беспокойства не проявлял — значит, едва ли поступок этот являлся в глазах мага преступлением.

Эти постоянные отлучки в конце концов до того разожгли любопытство Энгерранда, что однажды он не вытерпел и обратился к подростку:

— Слушай, Эдберт, сколько ещё мне нужно стараться, чтобы хозяин отпустил меня в город?

— Что? — удивился тот.

— Ну-у-у... Я ведь эдак задохнусь скоро в этой комнатёнке, если не увижу солнца, а ты, верно, через это испытание уже прошёл...

Подросток хмыкнул:

— Работай.

— Эй, подожди! — зашептал Энгерранд. — Скажи прямо: твой дядя со всеми так поступает? Племяннику можно разгуливать по городу, а прочие пусть помирают со скуки? Или... ты там занят чем-то особенным?..

Фраза получилась двусмысленной — и улыбка на губах Эдберта тоже. Однако, постояв немного в дверях, подросток передёрнул плечами и сказал всё же, понизив голос:

— Потерпи. Хозяин объяснит. Когда-нибудь...

"Стану я ждать!" — подумал юноша. И с тех пор начал с удвоенным вниманием следить за тем, что происходит в лавке.

И вскоре удача ему улыбнулась.

Сперва, проходя мимо комнаты для приёма посетителей (или "аптеки", как называл её мессер Махрет) в ту самую минуту, когда Эдберт вернулся со своей прогулки (случилось это, конечно, неожиданно для него самого), молодой человек услышал краткий, но, тем не менее, весьма примечательный диалог: "Всё купил?" — "Да". — "Хорошо справился". В следующий раз — и тоже по чистой случайности — он столкнулся с подростком у дверей, когда тот вносил в дом небольшой ящик, содержимое которого издавало чуть слышный звон. Ещё через неделю случилось новое открытие: проснувшись как-то поздно вечером, Энгерранд услышал приглушённые голоса. Подобравшись бесшумно к портьере, которая отделяла "аптеку" от прочих комнат, и чуть сдвинув в сторону толстую ткань, он увидел, что маг с племянником потрошат громадный мешок, извлекая из него пучки каких-то растений. На полу лежал ещё один, чуть меньших размеров. В углу стоял, переминаясь с ноги на ногу и прижимая к груди квадратную коробку, мужчина средних лет и не отрываясь следил за мессером Махретом; больше того, юноша поклялся бы, что он ловит каждое слово старика. Перебирая растения, маг монотонно говорил: "Розмарин... белый корень... лаванда... полынь... трава маточная... гвоздика... Коробочки льна не забыл взять, болван?" "Нет", — отвечал незнакомец. "А семена медоноса зонтичного?" — "Тут, всё тут!" И вновь начинало раздаваться бормотание: "Тимьян... рута... гвоздика..."

Энгерранд осторожно вернулся на своё место. До рассвета он не сомкнул глаз — происходящее казалось слишком невероятным... но имеющим, как казалось юноше, вполне простое объяснение. Оставалось лишь проверить догадки, но для этого нужно было сперва дождаться нового удобного случая.

Каково же было удивление Энгерранда, когда наутро мессер Махрет вместо того, чтобы раздавать поручения, вдруг сказал:

— Что, не выспался, как я вижу? Голова болит? Настоя из травок выпить не хочешь? Их у меня знаешь сколько!

Юноша понял, что раскрыт, но виду не подал и с улыбкой кивнул:

— Благодарю, мессер. Было бы неплохо.

Старик подпрыгнул на месте:

— Вот мерзавец! Да я столько отвара наготовлю, что ты им захлебнёшься, раздери тебя демон ночи! — Затем вдруг произнёс на редкость спокойно: — Знаю, что вчера за нами подглядывал, всё видел.

Отпираться смысла не было, и Энгерранд виновато опустил голову:

— Не удержался, мессер...

— Ну ты и безмозглый болван! — схватился за голову мессер Махрет. — Да я уж замучился ждать, когда же тебе наконец взбредёт в голову выяснить, что здесь на самом деле творится. Решил уже, будто таких непроходимых глупцов в жизни ещё не встречал. "Тупица! У него под носом какие-то дела проворачивают, а он и пальцем не пошевельнёт! — вот что я думал. И дал слово: ещё пара месяцев — и вышвырну тебя отсюда! Не нужны мне такие работники.

— Значит...

— Да, я ждал.

Старик перевёл дух и спросил:

— И как по-твоему, чем мы вчера занимались?

Вид у него при этом был таким, словно он заранее приготовился услышать несусветную чушь.

Энгерранд улыбнулся:

— Ну, всё яснее ясного. Вам ведь нужно выдавать себя за аптекаря, но времени собирать травы и готовить лекарства не хватает. Поэтому скупаете в городских аптеках лекарственные травы, семена растений, снадобья — и выдаёте за свои собственные. Вчера полки в "аптеке" были полупустые, а сегодня, ручаюсь, там всё уставлено склянками, а уж сколько пучков целебных трав висит вдоль стен — не сосчитать!

— Неплохо, — кивнул маг. — Только ты забыл, мальчишка, одну вещь. Сейчас в соседней комнате дымит кастрюля с превосходным отваром...

— Это яд.

— Что?!

— Вы торгуете не только лекарствами, не только магическими порошками и зельями, но ещё и готовите отраву. Я ведь не раз видел, как ведут себя некоторые посетители, что сюда заходят. На честных людей они мало похожи...

— Довольно, — прервал разглагольствования юноши мессер Махрет. — Поменьше болтай, тупица. Мало ли кто услышит твою трескотню.

Энгерранд поклонился.

— В следующий раз пойдёшь вместе с Эдбертом и поможешь ему. И запоминай хорошенько! Со временем тоже будешь этим заниматься.

Юноша кивнул.

— Да... И ещё раз повторяю: держи рот на замке.

— Конечно, — улыбнулся Энгерранд.

Мессер Махрет знаком приказал ему следовать за собой. Очутившись в "аптеке" и убедившись, что ни один покупатель ещё не ждёт у запертых дверей, открыл шкаф и достал с полки потрёпанную тетрадь.

— Иди сюда.

— Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Это книга учёта, осёл.

Старик положил её на стол, раскрыл на первой попавшейся странице.

— Смотри, — сказал он. — Понимаешь что-нибудь?

Энгерранд с нескрываемым удивлением уставился на два столбика записей, шедшие по обеим сторонам листа: кто бы мог подумать, что мессер Махрет ведёт дела так широко! И куда все эти деньги исчезают — вот в чём вопрос! Не похоже как-то, чтобы маг наслаждался жизнью — так зачем ему терпеть столько мучений, ради чего подвергать себя опасностям?..

— Объясни, что здесь написано! — сердито произнёс мессер Махрет.

Юноша вздрогнул — возглас мага вырвал его из глубокой задумчивости. Какое-то время Энгерранд вздыхал чуть слышно, морщил лоб, чесал затылок, изо всех сил тёр подбородок — и наконец, сделав вид, будто полностью признаёт своё поражение, пролепетал:

— Не знаю... Наверное, вы записываете тут, сколько денег заработали... Прошу вас, мессер, расскажите...

Старик победоносно улыбнулся — у него, похоже, не возникло и тени подозрений в искренности слов собеседника.

— Это — Главная книга, болван. В левый столбец записываешь... ну, вот, скажем: "Белый корень. Десять пучков стоимостью два денария каждый..." — и так далее.

Через четверть часа голова у Энгерранда раскалывалась от боли — тайны двойного учёта оказались юноше не по зубам.

— Ничего, — утешил его мессер Махрет. — Со временем всё поймёшь. А для начала нужно бы тебе научиться читать. И писать тоже. Без этого, знаешь ли, так и останешься на всю жизнь круглым дураком. Дело нелёгкое, сразу говорю. Но моя палка и не с такими трудностями справлялась — значит, о твою пустую голову тоже не переломится. Так что, готовься, готовься, осёл: с завтрашнего дня засядешь за книги.

— Правда?! — выдохнул Энгерранд.

Впервые за всё время, проведённое в лавке, радость его была неподдельной.

Старик хихикнул:

— Отчего это вдруг ты так повеселел? Думаешь, что теперь можно отлынивать от работы? И не мечтай даже. А ну-ка, живо принимайся за дело, болван!

И он ткнул Энгерранда тростью в живот.

Юноша не обиделся.

С тех пор Энгерранд каждый вечер, покончив с делами в лавке, приступал к учёбе. Первое время он сидел, склонившись над книгой, после — над листом бумаги, на котором красовались жирные кляксы и причудливые каракули, а через четыре месяца впервые протянул мессеру Махрету пергамент, где было неуверенным, но аккуратным почерком выведено следующее: "Сок чёрного корня. Две склянки по семьдесят денариев каждый".

Однако вместо похвалы юноша услышал в ответ недовольный возглас мага:

— Что ты написал, баранья твоя голова?!

Растерявшись, он пробормотал:

— Разве я ошибся?

— Конечно! Ты хоть представляешь себе, что случилось бы, потребуй я столько за жалкий флакончик с соком этой паршивой травы?

— Это же лучшая отрава...

— ...которую можно сделать самому, если в башке не совсем пусто. Поэтому никто не согласится отвалить кучу серебра за склянку с соком чёрного зелья. А лавку сумасшедшего, который вздумал бы запросить столько, все обходили бы стороной.

— Но я собственными ушами слышал...

— Знаю-знаю! — не дослушав, затряс руками мессер Махрет. — Сейчас ты скажешь, что в аптеке у площади Менял продают по восемьдесят. Да только не забудь, тупица, что сюда богачи не заходят. Изредка какой-нибудь аристократишка заглянет, но от него толку мало. Разве только зелья приворотного купит или тот же чёрный корень. Бесполезный народец!..

И маг стал жаловаться на свою тяжёлую участь.

Наутро после разговора с ним Энгерранд и Эдберт отправились в "деловую прогулку", как называл походы по городским лавкам и аптекам племянник мессера Махрета. Эта была уже пятой по счёту, и всякий раз юноша повторял себе: ни к чему хорошему подобное занятие привести не может, и рано или поздно какой-нибудь сметливый торговец травами и зельями догадается, что его дурачат, и задаст мошенникам хорошую трёпку. Как-то он даже поделился со спутником своими опасениями, но тот в ответ пожал плечами: "Да в Гранвиле столько торговцев травами и зельями — мы за год их всех не обойдём!"

Впрочем, Небесам подросток, похоже, не слишком доверял, поэтому принимал кое-какие меры предосторожности: менял одежду, головные уборы, причёску, приклеивал иногда короткую, словно только-только пробившуюся бородку и усы, щёки его бывали залиты ярким румянцем или же становились землистого цвета — и всё это по желанию Эдберта.

Говорил подросток по-прежнему мало и неохотно, однако иногда Энгерранду удавалось развязать спутнику язык, и через некоторое время юноша уже многое знал о столице графства Фотланд и даже о самых видных её обитателях — на поверку Эдберт оказался знатным сплетником.

"Эге! — думал Энгерранд, глядя, как разгораются глаза его собеседника, если тот нарушал молчание и принимался разглагольствовать о жизни аристократов или о богатых купцов. — Сдаётся мне, ты с радостью избавился бы от спутника и побродил где-нибудь на рынке, развесив уши".

Но догадку свою проверять не спешил.

В тот день Эдберт, казалось, был веселее обычного: на вопросы отвечал охотно, сам временами рассказывал что-нибудь забавное из жизни горожан — словом, впервые стал напоминать своих ровесников, любителей сплетен и бестолковой на первый взгляд болтовни. Энгерранд же, напротив, почувствовав эту перемену, стал говорить мало — и слушать с удвоенным вниманием.

Когда поток красноречия спутника иссяк, он осторожно произнёс:

— Знаешь, я уже несколько месяцев живу под одной крышей с тобой и мессером Махретом. Со стариком всё ясно: не землю же ему пахать — в таком-то возрасте. Что умеет, тем и занимается. Но ты... Неужели тебе охота сушить травы, готовить ядовитые зелья и прочую ерунду?

— Почему ты об этом спрашиваешь? — удивлённо вскинул брови Эдберт, однако Энгерранд продолжил, словно не услышав вопроса:

— Я — одно дело, ты — совсем другое. Меня приволок в лавку купец — а не сделай этого, подпалили бы мою шкуру добрые сородичи. Вот и приходится во всём слушаться мага, выполнять любые его прихоти... Нет, я не жалуюсь: он и читать меня выучил, и пишу я... ну, так себе, по правде сказать, но всё же... А тебе-то зачем его слушать? Сейчас вот идёшь себе спокойно по городу, думаешь о том, какого бы аптекаря сегодня надуть, — а по сторонам совсем не глядишь. Дядя сказал — значит, сам король приказал, ослушаться никак нельзя. Так получается?

Подросток улыбнулся уголками губ.

"Ага! — решил Энгерранд. — Ну конечно, ты совсем не прост и о дяде думаешь в последнюю очередь!"

— Вот и ответь: нравится тебе такая жизнь или нет?

— Нравится.

— Ну и болван! Безмозглый осёл — или как там хозяин говорит? Бредёшь по городу, ровно тот самый ослище, ничего вокруг себя не видишь. А я...

Энгерранд сделал многозначительную паузу.

— Что?

— ...я присмотрел уж три местечка, куда неплохо было бы заглянуть.

— Какие?

— А вот и четвёртое, — указал юноша на кабачок с громадной вывеской, где неровными буквами было выведено "У вороного коня".

Эдберт опустил взгляд, Энгерранд продолжил:

— Дяде твоему — да, плевать уже на всё это; одно занятие теперь — набивать сундук деньгами. А зачем? Ради племянника, я думаю. И что? Ты-то разве не можешь повеселиться как следует? Что ж, уже и в кабачке нельзя посидеть?..

— Перестань...

— Зуб даю, сам-то мессер Махрет был любитель поразвлечься!

— Да прекрати ты!..

— Нет, это ты прекрати заниматься чушью! — Энгерранд говорил всё громче. — К чему все эти деньги, если их даже потратить с толком не получается? Так и пролежат в укромном местечке, пока сам ты не превратишься в старикашку. Вот, погляди! Видишь? Идёт по улице купец... издалека приехал, сразу видно. И куда он сейчас направится?.. Ха-ха!

Мужчина в дорожном костюме, на которого указал юноша, и впрямь остановился у дверей кабачка, быстро огляделся и вошёл внутрь.

— Хм... — Энгерранд почесал подбородок. — Ты не заметил ничего странного?

Эдберт пожал плечами:

— Нет.

— Точно?

— Ну, пожалуй...

— Значит, заметил, — подвёл итог юноша. — Зачем купец так воровато посмотрел по сторонам — об этом ты подумал? Должно быть, намечается что-то любопытное... Идём!

И он потянул спутника за рукав. Тот поначалу слабо сопротивлялся, но вскоре уступил и послушно поплёлся за Энгеррандом.

Лишь у самых дверей подросток пробормотал:

— У тебя деньги-то есть?

— Откуда?

— Что же мы тогда станем делать?

Юноша махнул рукой:

— Э! Нашёл, о чём волноваться! Заходи быстрее — а там посмотрим!

В кабачке в этот час было безлюдно, лишь несколько человек, которые, судя по внешности, выбирались на улицу лишь в случае крайней нужды, сидели, тупо уставившись в одну точку — на кружку с выпивкой. Купец стоял в углу и о чём-то шептался с хозяином. При появлении молодых людей он бросил быстрый взгляд через плечо, а затем продолжил говорить, яростно жестикулируя. Владелец заведения был неподвижен и спокоен.

— Ну? — хрипло спросил Эдберт.

— Что?

— Зачем мы здесь?

Ничего не ответив, Энгерранд занял место на краю скамьи, и Эдберту пришлось последовать его примеру. Прошло несколько минут, однако хозяин был так увлечён разговором, что не обращал на новых посетителей никакого внимания.

— Похоже, нам следует заорать во всю глотку: "Неси сюда своё пойло, скотина!" — проворчал Энгерранд.

В ту же секунду один из завсегдатаев заведения с шумом влил себе в глотку полкружки выпивки, вытер губы грязным рукавом и рыкнул:

— Хозяин, демон тебя побери!

Купец вздрогнул, владелец кабачка хранил спокойствие.

— Оглох ты — или из ума выжил? Иди сюда, старый осёл!

От криков этих остальные пьяницы подняли головы, в кабачке поднялся гул голосов. Внезапно дрогнуло пламя фонаря, заскользили по стенам чёрные тени.

— Что всё это значит? — звенящим голосом спросил купец.

Хозяин улыбнулся:

— Не говорите так громко, прошу вас.

Молодые люди переглянулись.

— Кажется, — прошептал Энгерранд, — нам здесь не место...

Эдберт кивнул.

— Ещё раз спрашиваю... — вновь начал купец.

Договорить он не успел. Страшно выругавшись, разъярённый мужчина швырнул кувшин... точно ему в голову. Однако купец, резко развернувшись, успел подставить кулак. Брызнула кровь, на пол посыпались осколки. В руке владельца кабачка словно по волшебству появился нож. Но купец словно обладал даром предвиденья: прежде чем лезвие вонзилось ему в спину, схватил убийцу за запястье, а затем изо всех сил толкнул в живот. Негодяй отлетел на несколько метров и ударился спиной о стол. Голова его резко дёрнулась, с шеи сорвался небольшой предмет — и опустился рядом с Энгеррандом.

— Магический медальон! — ахнул Эдберт.

И впрямь, у ног юноши лежал медальон, как две капли воды похожий на тот, владельцем которого он был уже много лет.

Однако в тот миг Энгерранд думал лишь о том, как бы поскорее унести ноги. Потянув Эдберта за руку, он рванулся к выходу. Двое убийц — а именно в них после начала схватки преобразились отупевшие от выпивки завсегдатаи кабачка — бросились вдогонку. У порога Эдберт вдруг остановился, запустил дрожащие пальцы в карман и достал какой-то коричневый шарик размером с крупную вишню.

— Не подходите! — прохрипел он. А затем изо всех сил швырнул под ноги бандитам.

Всех ослепила яркая вспышка, раздался треск, грохот, к потолку взметнулось жёлтое пламя, всё помещение заволокло дымом. Кто-то взвыл, кто-то зарычал, кто-то заорал что было мочи, но молодые люди не стали дожидаться, когда дым рассеется и станет ясно, кто издаёт эти звуки. Со всех ног бросились они бежать прочь — и мчались не разбирая дороги до тех пор, пока не очутились в доброй миле от страшного места.

Остановившись, Энгерранд обернулся, убедился, что никто их не преследует. Лишь тогда он увлёк Эдберта в узкий проход между двумя домами и спросил:

— Что это было? Что это за штука?

Сложившись пополам, подросток какое-то время ловил воздух широко раскрытым ртом. Наконец он выдавил:

— Дядя... купцы привезли... из Шаллера... а он купил...

— "Шаллера"? Что это?

— Страна такая... На востоке...

— Да там, похоже, демоны живут! — восхищённо присвистнул Энгерранд.

— Нет, люди. Только на нас не походи совсем...

— А медальон? — продолжал допрос юноша. — Он и впрямь магический — или это так, для красного словца?

— Всё правда. Мы и сами такие делать умеем.

— Почему тогда я ничего не знаю об этом? И в книге ничего нет.

Не вполне ещё придя в себя, Эдберт ответил:

— Скоро дядя расскажет. У него даже пергамент есть особый, на котором заклинания написаны.

— Дашь посмотреть?

Подросток резко выпрямился. Вмиг с него слетела вся усталость:

— Нет! И не думай даже!

— Почему?

Эдберт сжал зубы и тряхнул головой.

— Вот как? — вздохнул Энгерранд. — Ладно, всё ясно. Меня-то мессер Махрет не собирается обучать магическим штучкам — значит, и нечего нос в такие вещи совать. Верно я понимаю? А о том, что со мной может случиться, вы подумали? Хотя... конечно, о чём это я? Поработали головой и давно всё решили. Придут, скажем, стражники, вы с помощью тёмных сил сбежите куда-нибудь или спрячетесь, а меня схватят и отправят на костёр, будто вот он — главный виновник, прислужник тёмных сил. Славно придумано, не спорю!.. Да только кто вам сказал, что я навечно останусь в этой лавчонке? Ну уж нет! — Заметив растерянный взгляд Эдберта, юноша добавил: — Не думал же ты, что я вечно буду прислуживать мессеру Махрету? Да, конечно, такие мысли у меня появлялись, работать у него совсем даже неплохо. Держать язык за зубами я умею и секретов не разболтал бы даже под пытками. Но если за человека меня не считают... Это собака, получив пинок, пусть жалобно скулит и вертит хвостом, но продолжает следовать за хозяином. А я лучше пойду своей дорогой!

Энгерранд ещё долго говорил в том же духе, Эдберт слушал его, опустив взгляд. Когда гнев юноши, казалось, достиг наивысшей точки, он вдруг резко умолк — и со смехом ударил себя по голове, словно осенённый блестящей мыслью.

— Погоди-ка! А что, если я... дам тебе денег? Ну, скажем, пять денариев — нет, не за все записи, конечно, понимаю, они стоят слишком дорого. Просто одолжи мне их на пару часов, я найду нужное мне место, перепишу аккуратно — и дело с концом. Согласен?

Сжав кулаки, Эдберт вскричал:

— Да что ты такое говоришь! С ума сошёл?

— Десять денариев...

— Пусть демон ночи сожрёт тебя! Замолчи! Хорошо, я дам тебе пергамент — у меня есть такой же, сам переписывал и давно уже выучил наизусть. На один день одолжу, понятно! Потом вернёшь — и без глупостей!

— Вот и чудесно! — хлопнул в ладоши Энгерранд.

— Но ты же неспроста завёл этот разговор, верно? Слышал ведь что-то или...

— ...видел собственными глазами. Какие-то негодяи проникли в замок отца моего хорошего друга. Стояли во дворе, и вдруг — раз! — и уже внутри. А наутро хозяина нашли мёртвым.

— Это магический медальон, — с важным видом произнёс Эдберт.

— Так я и думал, — с широкой улыбкой солгал Энгерранд.

Когда молодые люди вернулись в лавку, взорам их предстала неожиданная картина: какой-то толстый коротышка, вооружённый палкой, метался из угла в угол и говорил пронзительным голосом, быстро-быстро, давясь словами:

— Вы... вы — негодный мошенник! Слышите? Вас нужно упрятать за решётку... нет, это слишком просто... Отрубить руку — вот что нужно сделать! Да, именно так... Ах, не понимаете, о чём я? Корчите глупую физиономию? Из-за вас... из-за вашего проклятого снадобья лицо моей несчастной сестры раздулось, покраснело, пошло пятнами — и вы ещё смеете спрашивать, зачем я здесь? Обещали, что кожа станет свежей и нежной, словно цветок, любая знатная дама лопнет от зависти... да, так и говорили! А сами что сотворили? Дать бы вам этой палкой по черепу, проклятый обманщик!..

Посетитель захлебнулся слюной.

Мессер Махрет прижал ладонь к груди:

— Клянусь душой, я не знаю, отчего так вышло!

— Душой он клянётся! — крякнул толстяк. — Полюбуйтесь! Маг — и душой клянётся!

— Никогда прежде никто не жаловался на моё снадобье!

— А вот теперь жалуется!

Маг сложил ладони в молитвенном жесте и произнёс, подавив тяжёлый вздох:

— Успокойтесь, ради Авира! Неужели стоит поднимать такой шум, если можно договориться? Чтобы унять ваш гнев, я не только готов... — голос мессера Махрета предательски дрогнул, — не только верну вам деньги, но и выплачу столько же, сколько стоит ещё один флакон моего снадобья. Разве это не хорошее предложение?

— Вот демон! — ещё громче заверещал посетитель. — "Хорошее предложение"?! Вы совсем выжили из ума, как я вижу! Чтобы расплатиться за ваше преступление, даже тысячи денариев будет недостаточно! Сейчас я разнесу здесь всё, растопчу, расколочу на мелкие кусочки...

Угрозу свою посетитель привёл в исполнение с необычайным проворством: сорвав свисавшие с потолка пучки трав, он швырнул их на пол, а затем поднял палку и ринулся к одной из полок, уставленной баночками и флаконами. Мессер Ансберт в ужасе вскрикнул, Эдберт застыл, словно истукан, и только Энгерранд, увидев, что собирается сделать толстяк, бросился вперёд и в последний миг успел закрыть собою драгоценные снадобья.

Палка опустилась юноше на плечо. Негромко охнув, он упал. Посетитель в замешательстве остановился. Воспользовавшись этим, Эдберт подбежал к мужчине, вырвал палку у него из рук и прошипел:

— Вы что творите?

А мессер Махрет зловеще протянул:

— Если с моим помощником что-нибудь случится, ваша грубость не останется безнаказанной. Благо, городские власти сейчас соблюдают законы и карают жестоко за любое нарушение порядка. Вы ведь сломали мальчишке руку! Помните, какой штраф полагается за это выплатить?

Толстяк побледнел, в растерянности огляделся по сторонам — а затем вдруг резко выпрямился, выпятил живот и мелкими шагами направился к двери. У порога он быстро проговорил:

— У вас нет свидетелей, — и скрылся во мраке.

— Кто это был? — спросил Эдберт.

— Я стараюсь вспомнить, — пробормотал маг, — но... проклятье, не могу понять. Он появился так неожиданно. Ворвался и стал угрожать...

— Вёл себя, будто какая важная птица, а ведь сам сказал, что сестра его — из горожанок, раз мечтает утереть носы знатным дамам... — едва ворочая языком, сказал Энгерранд. — Или совсем уж бедный аристократ...

Мессер Махрет постучал ему по голове:

— Помолчи, дубина! Ишь, бросился на выручку. Будешь теперь валяться в постели, осёл, а я тратиться на твоё лечение и кормить задаром. Проклятье!.. Мне нужны здоровые работники, ясно тебе, паршивец?!

Впрочем, сказано это было без злобы. Скорее, маг изо всех сил пытался подавить улыбку. И юноша мысленно поздравил себя с очередной маленькой победой.

Поворчав ещё немного, старик вдруг накинулся на Эдберта:

— А ты чего здесь стоишь? Зови лекаря!

— Что? — потрясённо переспросил тот.

— Притащи сюда врача, или я сам сломаю тебе руку!

— Так ведь он спит уже, верно...

— Плевать!

— Но деньги...

Зарычав, маг поднял палку и занёс над головой племенника. Эдберта как ветром сдуло.

Услышав, что рука сломана, мессер Махрет жалобно заскулил и посмотрел на Энгерранда таким взглядом, словно молодой человек связал хозяина лавки, заткнул рот и копается теперь в сундуке, где спрятаны все богатства несчастного старика. "Грабят!" — читалось в его глазах.

Энгерранд поспешил успокоить мага:

— Я буду работать.

— Конечно, — ответил тот, — ты будешь работать.

И вышел из комнаты.

Тогда юноша обратился к Эдберту:

— Наш уговор остаётся в силе. Всё равно уснуть я не смогу, да и мессер Махрет не слишком удивится, если я буду сидеть с зажжёнными свечами. Они ведь обходятся в половину денария штука, но я-то спас куда больше, поэтому жаловаться твой дядюшка не станет...

Получив из рук подростка долгожданную книгу, Энгерранд вмиг позабыл обо всём. Кряхтел за стенкой мессер Махрет, шагая из угла в угол, пока наконец, с наступлением полуночи, не улёгся на скрипучую кровать, ворочался Эдберт, не в силах сомкнуть глаз, перебирая в памяти события ушедшего дня, но юноша ничего этого не слышал. Согнувшись в три погибели, сидел он над листом бумаги и покрывал её корявыми буквами, которые слагались в слова таинственного заклинания — того самого, под чьим действием медальон, столько лет назад найденный в лесу, должен был наконец-то проявить свою истинную силу.

Свеча погасла. Энгерранд выпрямился, прислушался. В темноте послышался негромкий шорох. "Мыши", — решил юноша. Свернув кусок пергамента, спрятал его на груди, положил рукопись Эдберта под тюфяк. Затем сомкнул веки — и тотчас провалился в сон.

Разбудил Энгерранда чей-то громовой голос, от которого, казалось, дрожали стены: вновь какой-то покупатель ругал мессера Махрета на чём свет стоит, грозил разнести лавчонку, а самого мага отправить на встречу с богом правосудия или с Эстельфером — демон разберёт, куда там на самом деле отправляются души тех, кто связал свою жизнь с тёмными силами?

— Вы, старый ублюдок! Шутить со мной вздумали? Подсунули отраву вместо целебного отвара? Да я из вас душу вытрясу!

Продолжалось это минут десять, затем послышался топот, прощальная угроза:

— Вы мне заплатите сполна — или голову оторву! — и грохот двери, которая чудом не слетела с петель.

Заглянув в комнату для приёма посетителей, Энгерранд увидел, что старик сидит за столом, обхватив голову руками, и что-то негромко бормочет, а Эдберт торопливо собирает с пола пучки целебных трав.

— Что происходит? — тихо спросил юноша.

Мессер Махрет обернулся. Глаза у старика были красными, словно всю ночь он беспрерывно лил слёзы.

— Не знаю. Не могу понять.

— Всё это очень странно.

— Это и без тебя ясно, дурень.

— Может, кто-то задумал избавиться от вас? — предположил Энгерранд. Маг при этих словах подскочил как ужаленный. — Не может быть такого, чтобы двоим покупателям разом достался плохой товар. Первый купил мазей для кожи, второй... на что он жалуется... на лекарство из целебных трав?.. Но я не помню ни визгливого толстяка, ни человека с таким голосом, как у сегодняшнего гостя... Откуда они взялись?

— Вот именно, — процедил сквозь зубы старик.

— В сущности, они ведь и доказать-то не могут, что купили снадобье у вас. Верно?

Маг кивнул.

— И всё же приходят и устраивают перебранку, грозят разнести лавку, свернуть шею... А из-за чего, спрашивается?

— Действительно.

— Почему бы тогда не посмотреть в записях... да, я знаю, что у вас есть список важных посетителей... посмотреть, кто из богачей покупал мази и лекарства, скажем, в последние две декады? Сходить к ним в дома и проверить, как на самом деле обстоят дела. Если никто не жалуется...

— Вот осёл! — перебил разглагольствования юноши мессер Махрет. — Ты хоть понимаешь, что тогда случится? Да как только по городу поползут слухи, будто с моими товарами что-то не так...

— Они уже поползли, — возразил Энгерранд. — И сейчас цена вопроса — не упущенная прибыль, а ваша жизнь. К тому же, никто и не говорит, будто нужно выложить им всё начистоту. Давайте скажем, что придумали новую мазь, выдумаем, будто у нас есть редкий товар — или ещё что-нибудь в этом роде.

— Да, так можно поступить, — после некоторых раздумий кивнул маг. — Слышал, с недавних пор какие-то сопляки шастают по домам богачей и предлагают свои услуги. Некоторых, правда, вышвыривают за дверь.. Но что будет с тобою, болван, если мой товар и вправду — по воле злых сил, не иначе! — оказался испорченным? Ты ведь тогда не отделаешься одной сломанной рукой, дурачина!

Поразмыслив ещё немного, старик согласился наконец с предложением юноши. Горожан, которых нужно было обойти, набралось всего-то шесть человек. Двоих взял на себя Энгерранд, остальных — мессер Махрет с племянником.

Энгерранд, конечно, не без опаски постучал в двери, зажатые меж двух колонн, украшенных мордами львов, — здесь жила престарелая баронесса, которая никак не могла забыть дни, когда самые завидные женихи графства съезжались в Гранвиль (так, во всяком случае, утверждала сама женщина) и ходили за ней точно привязанные. Поговаривали, будто слуг своих она за людей не считает и даже забила нескольких до смерти. Поэтому неудивительно, что некоторое время юноша стоял у порога, переминаясь с ноги на ногу и спрашивая себя, не убежать ли куда подальше, пока есть такая возможность.

Однако ничего страшного не случилось. Баронесса встретила гостя доброжелательно, с лёгкой улыбкой — мол, знаем мы ваши уловки, господа торговцы, но — так уж и быть, послушаем, что вы скажете. Энгерранд держался с достоинством, чёрный плащ до колен, под которым скрывалась сумка из грубой ткани, куда мессер Махрет положил на всякий случай пучок целебной травы, несколько флаконов и склянок с мазью, придавал юноше вид таинственный и немного зловещий.

К собственному удивлению, повторив поначалу несколько фраз, которым научил его маг, Энгерранд почувствовал вдруг воодушевление, заговорил быстро, красочно, расхваливая снадобья мага, точно заправский уличный пройдоха, способный всучить старый нож вместо кинжала Хильперика Отважного, выдать осколок от разбитого кувшина за частицу вазы, где хранился прах первого Жреца культа Семибожья, утерянный во время нашествия диких северных племён на Алленор, а вымазанную в чём-то багровом, покрытую грязью тряпицу — за кусочек одежды одного из мучеников-священнослужителей, погибших в Хеллиноре от рук герцога Фалька, — и запустить руку в кошелёк доверчивого горожанина.

Чем дольше говорил юноша, тем взволнованнее становилась баронесса. Воображение уже рисовало женщине, как она — преображённая, поражающая всех величественной своею красотой, — появляется в столице, на празднестве в доме герцога Фотланда, потрясенные придворные докладывают он ней государю... С губ женщины сорвался приглушённый стон. Опомнившись, она изящно, словно и впрямь стала всесильной королевской фавориткой, взмахнула рукой. Энгерранд умолк.

— Я верю вам, — произнесла баронесса. — Подготовьте ваши чудесные средства, завтра же я сама пришлю служанку в вашу лавку.

Юноша с достоинством поклонился и вышел, переполняемый радостью. "Неужели богача так просто облапошить?" — подумал он — и через полчаса, очутившись в доме купца средних лет, страдающего болезнью, о которой любому мужчине говорить стыдно и горько, понял, что поторопился с выводами.

Купец ничего не стал слушать и набросился на гостя с такой яростью, словно именно тот был повинен в его несчастьях. Дрожащими от злости губами стал он перечислять все способы, которые успел уже перепробовать, проклинал, брызжа слюной, проклятых шарлатанов и лжецов, обещавших скорое исцеление, а на деле думавших только о том, как бы вытрясти из его кошелька побольше серебряных монет, а в заключение ткнул пальцем в сторону юноши и произнёс:

— Ваш хозяин ничем не лучше этих жадных негодяев.

Энгерранд в ужасе выпучил глаза:

— Неужели и наше лекарство не помогло?

— Именно.

— Это просто немыслимо... невозможно... Но зато мазь, которую купила у нас ваша супруга, — это ведь превосходное снадобье, вы согласны?

Купец скривился, точно от зубной боли:

— Чересчур хорошее, я бы сказал. Не спорю, действие его изумительно. Только вот в моём положении...

Юноша с сочувствием посмотрел на несчастного мужчину: и впрямь, о немощи купца, верно, знают в округе, поэтому лучше будет, если жена его вовсе перестанет появляться на людях. Жестоко, конечно, зато избавит от многих тревог.

Купец тем временем вновь принялся честить проклятых мошенников, которые обманом выманивают деньги у попавших в беду горожан, грозил вывести их на чистую воду, кричал, что никогда больше не попадётся на их уловки. Решив, что больше здесь делать нечего, Энгерранд встал из-за стола, поклонился и направился к дверям, подгоняемый словами хозяина дома:

— И не вздумайте приходить сюда! В следующий раз прикажу слугам выпороть вас, понятно!

Очутившись на свежем воздухе, юноша постоял некоторое время, любуясь на плывущие по лазурному небу редкие облака, почесал затылок, отпустил в адрес сумасшедшего купца несколько ругательств, добавил безжалостно:

— А и не вылечишься никогда, осёл, — и поспешил в лавку. Мессер Махрет и Эдберт, должно быть, успели уже вернуться. Отчего-то юноша не сомневался, что и теми с богачами, у которых побывали они, не случилось ничего страшного. А значит, это заговор. Только чей? Какой-нибудь неведомый соперник решил погубить мага — только так! Иные предположения в голову Энгерранду не приходили.

Вскоре юноша заметил, что никто из горожан не идёт ему навстречу, зато многие с озабоченным видом обгоняют его, спешат куда-то. Это казалось странным. Несколько раз по улицам с визгом и воплями проносились ватаги мальчишек. И чем ближе была лавка мессера Махрета, тем гуще становилась толпа.

В душу Энгерранда закралось ужасное подозрение. Расталкивая горожан, проскальзывая между ними, проявляя поистине чудеса ловкости и изобретательности, он добрался до узенького прохода между двумя домами, соединявшего улицу, где находилась лавка мессера Махрета, с соседней. Двое мальчишек, затаившись и вытянув шеи, следили за чем-то, негромко переговариваясь, из-за спин их выглядывал оборванец, тощий, словно скелет. Толпа гудела.

— Что происходит? — спросил Энгерранд.

Мальчишки не шелохнулись. Нищий ответил неохотно:

— Лавку мага громят.

— Как? — выдохнул Энгерранд. — За что?

— Людей травил. Порчу наводил. Демонов вызывал.

— Что за чушь!

Растолкав зевак, юноша в свою очередь вытянул шею — и увидел зрелище, от которого в груди его похолодело. У входа в лавку стоял на коленях мессер Махрет — окровавленный, в изодранной одежде, со связанными за спиной руками. Несколько человек пинали старика в живот, грозили палками, кричали что-то — из-за воплей горожан Энгерранд не мог разобрать, что именно. Затем, к величайшему его ужасу, толпа расступилась, пропуская нескольких человек, которые волокли Эдберта, — и вновь сомкнулась. Подростка, похоже, на протяжении всего пути нещадно били, да и сейчас наносили иногда удары толстой палкой.

Картина эта казалась до того невероятной, что какое-то время Энгерранд напрочь лишился способности рассуждать. Через пару минут, когда в голове его немного прояснилось, пришла мысль: неужели такое возможно? Неужели кто-то может вот так, без суда, без каких-либо разбирательств, без положенных законом нескольких свидетелей, в конце концов, учинить расправу?! И тут же внутренний голос возразил: а разве самого тебя не так же изгнали из Зеленодолья? Ведь схватились же добрые зеленодольцы за камни, за палки, за факелы — и напрочь забыли в своей безумной ярости, что могут сжечь не один дом, а весь посёлок!

Какой-то человек в тёмной одежде, похожий на растрёпанного ворона, подскочил к магу, сорвал с его шеи ключ, быстро отворил дверь лавки и вошёл внутрь. Негодяи, избивавшие до тех пор Эдберта, прекратив своё занятие, также скрылись в доме.

Вскоре один из них вернулся с сундуком, в котором мессер Махрет хранил деньги, другой появился следом, размахивая толстыми тетрадями, — старик пользовался ими, когда изготавливал зелья и снадобья. Похоже, злодеи прекрасно знали, что им нужно отыскать в лавке мага. Затем они стали выволакивать вещи, книги, целебные травы, сваливать всё это под стенами дома, принесли несколько вязанок сухого хвороста, пучки соломы, сложили в кучу.

Энгерранд с ужасом подумал, что всё это — приготовления к жестокой казни. Когда всё тот же растрёпанный мужчина поднёс факел к первому пучку соломы, он страстно возблагодарил Авира и прочих светлых богов, которые вразумили взбесившихся жителей Гранвиля и не позволили им совершить преступление.

Потянулись вверх языки пламени, облизали стену дома, пробежали по сухому дереву тонкой змейкой — одна, другая, третья. Грозно загудел огонь, повалил густой дым, в воздухе закружились пылающие лохмотья ткани, чёрные обрывки страниц из книг мессера Махрета. Из-под крыши, словно там поселился гигантский дракон, вырвалось облако искр.

С каждой минутой дом мага всё больше превращался в громадный костёр, однако никого это не пугало. Толпа бесновалась, отовсюду доносились торжествующие вопли. Перекошенные лица, разинутые пасти, безумные взгляды, в которых не осталось ничего человеческого. Заворожено следил за тем, как разгорается пламя, Энгерранд, мальчишки рядом с ним прыгали, пританцовывали, хлопали в ладоши, попискивали, точно мыши, нищий радостно смеялся и грозил кому-то кулаком.

Никто не заметил, как Эдберт обменялся взглядами с мессером Махретом, как напрягся, будто изготовившись к прыжку. И лишь когда он вскочил на ноги, толкнул в живот одного из негодяев, который охранял мессера Махрета, и тот упал в костёр, горожане опомнились. И оцепенели от ужаса, услышав, как жутко ревёт пламя, как с треском лопается дерево, как кричит сгорающий заживо.

Эдберт подхватил дядю под руку и потащил в дом.

— Держите их! — взвизгнул растрёпанный мужчина.

Никто не пошевелился.

Кровля, прогнувшись, могла обрушиться в любую секунду. Но прежде чем это случилось, земля содрогнулась, горожане повалились на колени, оглушённые страшным грохотом. Столб дыма взметнулся до самых небес, во все стороны полетели пылающие обломки. Один из них едва не задел Энгерранда — тот едва увернулся. Другой угодил в живот одному из мальчишек, который жалобно взвизгнул и принялся сдирать с себя загоревшуюся вмиг одежду.

Началось столпотворение. Горожане метались, сбивали друг друга с ног, давили тех, кто не сумел подняться. Стоны, крики тонули в рёве пламени. Воздух был сухим, и дома, прогретые лучами солнца, вспыхивали, как трава в степи; огонь перекидывался с одной кровли на другую, небо заволокло чёрным дымом.

Первым опомнился нищий. В несколько скачков он преодолел проход между домами и попытался выбраться на улицу. Толпа и там была до того густой, что пробиться через неё было почти невозможно — оставалось только довериться воле этого потока из людских тел.

Энгерранд поспешил было следом, но вдруг обернулся и увидел, что один из мальчишек сидит на земле, поскуливая от боли, а второй мечется вокруг, обезумев от страха, и дёргается, словно тряпичная кукла.

— Идите сюда! — крикнул юноша. — Нужно выбираться.

Он дёрнул раненого за руку, поднял с земли, вцепился в запястье второму мальчишке (сломанное плечо при этом пронзила страшная боль) и потащил к выходу — туда, где обезумевшие от страха горожане старались спасти свои шкуры от бедствия, ими же самими порождённого. С минуту их бросало во все стороны, точно шлюпку среди разъярённых морских волн, затем поволокло туда, где, по счастью, огня ещё не было.

Вскоре терпеть стало невозможно. От боли по щекам Энгерранда струились слёзы, с губ то и дело срывался хриплый стон. Понимая, что в любой миг может лишиться чувств — а значит, оказаться попросту затоптанным горожанами, — юноша выпустил наконец руки спасённых им детей, навалился плечом на какого-то торговца, который шёл рядом, и, отчаянно преодолевая сопротивление толпы, добрался-таки до ниши в стене одного из домов.

Несколько минут Энгерранд стоял, прижавшись спиной к камню, и глубоко дышал. Боль чуть утихла — и в то же время толпа стала редеть. Тем не менее, вновь соваться в её тиски юноша не спешил. Провожая взглядом растрёпанных, окровавленных горожан, он обратился с просьбой к Атидалю: коль скоро бог ветров обладает переменчивым нравом, пусть в этот час над Гранвилем воцарится полный штиль и продолжается как можно дольше. Однако коварный небожитель поступил по-своему: Энгерранд почувствовал сперва лёгкое дуновение, следующий порыв взъерошил ему волосы — и воздушные потоки понеслись над крышами зданий, разнося повсюду обрывки горящей рвани. Языки пламени, словно почувствовав эту внезапную помощь, стали радостно перебегать с одной кровли на другую, пожирать новые и новые дома — всё дальше от того места, где прятался Энгерранд.

Так прошло четверть часа. Людская река превратилась в ручеёк. Теперь по улице метались, стараясь спасти добро, обитатели охваченных огнём жилищ. Отчего-то юноша не испытывал к ним никакой жалости.

Выбравшись из укрытия, Энгерранд сгорбился, точно старик, и медленно, прижимая ладонь к больному плечу, побрёл по улице. Мысли в голове путались, беспрерывно сменяли друг друга. Что делать? Куда идти? Где найти приют? Где добыть денег? А пламя где сейчас бушует? Можно ведь угодить ненароком в такое место, откуда и не выбраться никогда, если ветер переменится и город окажется в огненном кольце...

Наверное, нужно отыскать дом метра Гавэна. Попроситься к нему в слуги — и будь что будет. Пусть даже он якшается с разбойниками, проворачивает тёмные делишки, за которые, быть может, ему светит петля — какая, в сущности, разница?

Но что-то не позволяло Энгерранду принять самое простое и, на первый взгляд, разумное решение.

Внезапно юноша остановился как вкопанный.

— Ну конечно! — сказал он самому себе. — Что говорил купец? Как сумел увлечь тебя? "Вообрази своё будущее!.. Разве не мечтал ты увидеть большие города?.." Мечтал, конечно... пока не встретил этого сумасшедшего нищего и не бросился сломя голову на поиски сокровищ. Он тогда выбил дурь из твоей головы своей палкой — да только не до конца, похоже...

И Энгерранд несколько раз изо всех сил хлопнул себя по лбу.

Метр Гавэн появился слишком уж вовремя — в тот час, когда зеленодольцы, поверив безумным обвинениям Силача, готовы были спалить весь посёлок. Сейчас несправедливо обвинили мессера Махрета, и вновь лучший выход — просить помощи у купца.

Лучший... но не единственный. Криво улыбнувшись, Энгерранд погладил спрятанный на груди мешочек с заработанными в лавке мага деньгами: тридцать денариев — на это можно протянуть какое-то время. Проверил сумку: два флакона разбились, но за оставшиеся целыми склянки с мазью и пучок целебной травы можно было выручить с полсотни денариев. Целое богатство!

Куда идти? Быть может, в столицу, к Фердинанду? Но явиться к нему, точно нищий, с мольбой о помощи... Ну уж нет! Да и дойти сперва нужно — через всё королевство. Сколько туда идти? Полгода? Или, может, год? Сколь велики владения королей Алленора, Энгерранд не мог даже вообразить. Если верить нищему, земли эти простираются на тысячи миль. Старик, конечно, привирал, спору нет... но вдруг всё и вправду так, как он сказал? Найти бы артефакт, который разом переносит в любое место, куда пожелаешь...

Юноша вздрогнул.

Ну конечно! Как мог он позабыть о своём магическом медальоне?! Кто знает, не заключается ли в этом его спасение?

— Вот ведь болван... — покусывая губы, чтобы не улыбнуться, проворчал Энгерранд.

Достав кусок пергамента с выписанными из книги Эдберта магическими формулами и словами, он снял с шеи медальон и стал торопливо читать заклинания — одно за другим. Ничего не происходило, артефакт на его ладони оставался бесполезной металлической пластинкой.

— Проклятье... — чуть слышно произносил Энгерранд, убедившись, что очередное заклинание не действует, и принимался за следующее.

Перепробовав шесть из них, юноша почувствовал нестерпимое желание вышвырнуть артефакт в ближайшую сточную канаву — столь велико оказалось его разочарование. Зачем было столько лет хранить эту штуку, если от неё нет никакого толку?

Однако он всё же решил прочесть последнее, седьмое заклинание, самое короткое и простое — несколько беспорядочных нагромождений букв, которые едва ли можно было назвать словами. В звуках, которые срывались с губ Энгерранда, ему вдруг почудился звон ключей, скрежет отодвигаемых засовов, скрип несмазанных петель... Быстро посмотрев на медальон, юноша задрожал всем телом, на несколько секунд сердце в его груди словно остановилось, а затем застучало с бешеной силой. Тонкие линии, нанесённые на поверхность медальона, вспыхнули алым светом, и посреди восьмиугольной звезды проступило изображение замочной скважины, которой прежде не было, и несколько крошечных букв.

— Ключ?.. — пробормотал он. — Значит, я смогу попасть куда угодно?..

Юноша подошёл к ближайшей двери, торопливо огляделся — и лишь убедившись, что поблизости в эту минуту никого нет, осторожно прижал его к двери.

Ничего не случилось.

— Вот демон! — проворчал Энгерранд.

Попробовал вновь — никакого результата.

Тогда юноша поднёс медальон к самому лицу и, прошептав мысленно краткую молитву, аккуратно выговаривая каждый звук, прочёл слова, начертанные на артефакте. Затем изо всех сил прижал его к замочной скважине.

Алый свет, вспыхнувший через мгновение, был настолько ярким, что его, должно быть, увидели бы на другом конце Гранвиля, не будь горожане в этот час заняты спасением своего добра и жизни. Энгерранд выронил медальон и в ужасе отшатнулся. Некоторое время он стоял, прикрыв глаза ладонью, пока не пришёл в себя. А осознав, что случилось, торжествующе улыбнулся.

— Так-так! Значит, с твоей помощью я отворю любую дверь? — обратился он к артефакту, точно к живому существу, поднял с земли и осторожно погладил. — Прекрасно... Что ж, дойти я и сам смогу куда угодно, а штука эта ещё пригодится...

Когда восторг, вызванный тем, что тайну медальона удалось разгадать, в голове Энгерранда зародилась мысль, которая показалась ему необычайно дерзкой — но в то же время весьма удачной. Сейчас, с больной рукой, когда тело временами пронзает такая боль, что в глазах темнеет, не лучше ли отыскать укромное место — какой-нибудь чулан, сарай, склад — и спрятаться там на какое-то время? Пламя, кажется, пожирает дома у городских стен и вряд ли уже вернётся обратно. Опасность сгореть заживо миновала — а вот замертво упасть посреди дороги можно... А грабители?.. Что делать, если какие-нибудь бандиты, точно волки, нападающие на слабых животных, почуяв лёгкую добычу, пожелают завладеть деньгами? Да мало ли опасностей подстерегает одинокого путника!

Так уговаривал себя молодой человек — и брёл по опустевшим улицам. Багровело вдалеке страшное зарево, клубился дым, кружили в воздухе, словно опадающие листья, обрывки ткани, пепел устилал землю чёрными лепестками, а Энгерранд шёл и в задумчивости разглядывал попадавшиеся на пути дома.

Наконец взор его остановился на одном здании — трёхэтажном, с двумя пристройками в сотню шагов каждое. Света в окнах нет, из-за стен не доносится ни единого звука, ворота заперты.

Энгерранд ухмыльнулся, смерил тяжёлые створки насмешливым взглядом, снял с шеи медальон и зашептал слова заклинания...

Часть 2

Глава 1

— Пожар! Пожар!

Пронзительный крик прокатился по дому и замер у дверей комнаты, где спал Энгерранд. За окном оглушительно грянул гром. В распахнутое окно ворвались брызги дождя.

Крик повторился вновь.

Молодой человек вскочил на ноги, несколько секунд смотрел перед собой заспанными глазами. Затем выбежал в коридор — и едва не столкнулся с госпожой Элоизой, которая в этот миг как раз приготовилась издать очередной душераздирающий вопль.

— Что случилось?

— Пожар!

— Где?

— В городе.

— С Жобертом всё в порядке? С Гербертом?

— Да.

Пока продолжался этот краткий обмен репликами, Энгерранд окончательно стряхнул с себя остатки сна, из плена которого его столь бесцеремонно вырвали. Взгляд молодого человека остановился на госпоже Элоизе. Почтенная женщина выглядела далеко не блестяще: волосы растрёпаны, на одежде — чёрные пятна, лицо в полумраке чёрное, словно у трубочиста.

— Расскажите всё по порядку, — сказал он.

— Ох и натерпелись мы страху! Приходим к месту, которое вы указали, а там народу — тьма-тьмущая! Не протолкнёшься. И ругаются страшно, кричат. Захожу в храм — там никого. Словно вымерли все. Меня аж покоробило — любуются на какую-то ерунду, а священное место пустует.

— Даже нищих не было?

— Как же! Сидел один у ворот. И странно так себя вёл.

— Как именно?

— Нахально, я бы сказала. Песенку напевал, представляете! Я думала сперва ему монетку бросить, но как услышала это, до того разозлилась... Ух! Думала, в горло ему вцеплюсь!

— Неужели?

— Да. Никогда так не злилась, Авиром клянусь!

— А дальше что было? Подходил к нему кто-нибудь?

— Да. Сначала жрец. Бросил какой-то предмет. Не деньги, нет, что-то другое! А минут через пять подошёл аристократ. Костюм на нём старый и поношенный — а сам-то держится с такой важностью, точно в родственниках у него сам король! Высыпал на ладонь несколько монет, склонился и аккуратненько в кружку положил. И тут нищий умолк наконец...

— Они говорили друг с другом? — быстро спросил Энгерранд.

Женщина пожала плечами:

— Совсем недолго.

— И всё?

— Всё. Аристократ ушёл — а оборванец опять запел. Даже не так... Захрипел! Завыл, как сумасшедший! И знаете... Я много чего повидала, но тут просто захотелось упасть на колени и заткнуть уши руками. Так бы и сделала, клянусь Семью богами! Но тут на улице жутко завопили, я из храма выбежала...

— ...и увидели, что начался пожар, — кивнул молодой человек.

Госпожа Элоиза разочарованно вздохнула — ей вовсе не хотелось прерывать рассказ на самом, как она полагала, волнующем месте. Однако Энгерранда последующие её злоключения не очень интересовали — главное было, что все вернулись целыми и невредимыми.

В этот миг к собеседникам подошёл, шумно отдуваясь, повар Жоберт. Неизменно важный и аккуратно одетый, сейчас мужчина был похож на уличного мальчишку, вернувшегося домой после драки со сверстниками.

Громко откашлявшись, он пробасил:

— Я видел, как всё началось. Те негодяи, за которыми мы следили, продолжали ломать лавку мага. Но тут из окон соседнего дома повалил дым. Сначала никто ничего не понял. И вдруг огонь как полыхнёт! Клянусь богами, никогда такого не видел! Вмиг перекинулся на крышу лавки, негодяи посыпались с неё, как груши. И прямо под ноги людей! Не знаю даже, живы они или нет... А дальше — сами понимаете. Давка, драка, все топчут друг друга. Ну... я уже видел такое раньше. По счастью, головы не потерял и вспомнил, что госпожа Элоиза в храме осталась...

— Скажите ещё, что без вас я бы не выбралась, — торопливо произнесла женщина.

— Думаю, да.

— Вот ещё! Да у нас в Лотхарде чего только не бывало. Подумаешь, какой-то пожар!

Энгерранд прервал эту перепалку:

— Постойте, метр Жоберт. Вы говорите, что видели нечто подобное?

— Было дело, — ответил повар.

— Когда?

— Был у набережной один кабачок. "Звезда Ривьеры"...

Энгерранд так и подпрыгнул на месте:

— Вы знаете эту историю?

Мужчина посмотрел на него с таким видом, словно хотел сказать: "Я-то знаю, а вот тебе-то, мальчишка, откуда это известно?" Затем внушительно произнёс:

— Я ведь не откуда-то приехал, всю жизнь провёл в Везерхарде. И двадцать лет служил отцу сеньора Фердинанда. Повидал немало и много о чём могу рассказать. — Голос его стал тише. — Не хочу чернить память покойного нашего господина, но временами слугам хотелось, чтобы он пореже появлялся в столице. Без него было спокойнее... и не приходилось краснеть от стыда. Развлекаться он любил и умел, не скрою. Дома почти не бывал, всё разгуливал по кабачкам и... — Повар поперхнулся. — Не стану говорить, пожалуй, вы и сами понимаете, правда?

— Конечно, — заверил его Энгерранд.

— Так вот, с некоторых пор он стал частенько заглядывать в "Звезду Ривьеры"...

— А вы его сопровождали?

— Случалось.

— Почему? Разве у него не было слуги, который знал бы обо всех тайнах хозяина?

— Представьте себе, нет. К тому же, господин любил наряжаться простолюдином. Шутил: дескать, сбросив одежду аристократа, чувствует совершенную свободу и словно ведёт другую жизнь — противоположную жизни барона да Рево. Изредка брал меня с собой, чаще — кого-нибудь другого. Но в кабачок входил сам, нам приказывал ждать у дверей.

— Занятно, — хмыкнул Энгерранд. — И вы его слушались?

— Иногда. Не очень-то приятно торчать на улице, особенно если дождь льёт или снег валит. Поэтому я, когда понял, что уж два-то часа господин точно будет набивать себе живот и пить вино, стал уходить куда-нибудь.

— Наказания не боялись?

— Ха! Думаете, барон мне бы голову снёс? Или палками избил? Как бы ни так! Однажды я вернулся из соседнего кабачка, стою, жду. Час, другой, третий... Никого! На улице темень, сигнал к тушению огней давно уж дали... Перепугался насмерть! Забегаю внутрь, гляжу по сторонам. Нет господина! У хозяина кабачка стал спрашивать, тот в ответ бранит меня на чём свет стоит, кричит: "Выметайся отсюда, жирная скотина, не мешай людям!" Что делать — не знаю. Назвать имя господина? Нельзя! По комнатам искать? Хозяин не позволит. Побежал домой. Захожу — а барон у порога стоит и плетью поигрывает. Хохочет! "Простому слуге, — говорит, — оторвал бы голову. Но такого повара во всей столице не найдёшь, поэтому — живо на кухню!" Вот такой он был весельчак.

— Значит, чем господин занимался в кабачке, вы не знали?

— Нет, — покачал головой метр Жоберт. — Да и ни к чему мне было знать об этом.

— Верно, — согласился Энгерранд. — И в тот вечер, когда случился пожар, именно вы сопровождали барона?

Повар кивнул:

— Так и было. Ох и натерпелся я тогда страху! Хотя мог бы сразу догадаться, что творится неладное, ещё когда какие-то слуги примчались и стали вопить: "Пожар! На дом напали!" А через четверть часа началось! Вдруг всё на улице стихло, народ стал прятаться, будто все ждали чего-то. Потом появляются люди в чёрных плащах и масках — один, другой, третий... два десятка, не меньше! Оружие звенит, скрежещет, в руках — факелы. Я, по счастью, в тени стоял, иначе не знаю даже, что бы они со мной сделали. Заходят в "Звезду Ривьеры" — и началось!

Метр Жоберт задохнулся от волнения — похоже, те минуты и впрямь навсегда врезались в его память.

— И они подожгли кабачок, — сказал молодой человек.

— Да.

— Но что стало с бароном? Сам выбрался — или вы ему помогли?

Повар сглотнул слюну, бросил по сторонам настороженный взгляд, словно боялся, что его могут подслушать, и прошептал:

— В том-то и дело, что я не могу этого сказать.

— То есть, как это?

— Не могу.

— Вы не видели, как господин выбрался из кабачка?

— Именно!

— Значит, вы, как и в прошлый раз, вернулись домой...

— Нет-нет! — затряс руками повар. — Всё было не так! Я метался по улице, не знал, что делать, как вытащить господина из огня — и вдруг он сам подошёл ко мне! Клянусь Семью богами! "Чего носишься? — спрашивает. — Идём скорее отсюда. Скоро вся улица будет в огне". И пошёл. Я за ним. Так и шли. Молча. Я спрашивать боялся, он ничего не говорил. И с тех пор господин никогда не брал меня с собой.

Энгерранду потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и в полной мере оценить услышанное от метра Жоберта. Выходило, что барон занимался тёмными делишками не только в лесах графства Фотланд, но и здесь, в столице. Нападал на купцов, руководил какими-то непонятными ритуалами — и в Везерхарде продолжал заниматься какими-то тёмными делами! Что же это был за человек?!

Помолчав с минуту, молодой человек спросил:

— Барон дружил с кем-нибудь? Ходил в гости... хоть иногда?

Метр Жоберт сдвинул брови, потёр подбородок.

— К нам домой приходили только два человека...

— Кто?

— Граф Минстерский...

— Отец сеньора Герлуина?

— Да, он.

— А второй?

— Сеньор Хельменфельд.

Энгерранд на несколько секунд задержал дыхание, затем медленно выпустил воздух сквозь чуть приоткрытые губы. Отец Фердинанда, граф Минстерский, барон Хельменфельд — все трое убиты. Первый проводил обряды — следовательно, неплохо разбирался в магии. У второго был трактат Гильберта Лотхардского. Третий владел магическим медальном. Неужели нынешняя история началась так давно?

"Могло ли так случиться, что тогда, в замке барона да Рево, ты уже встречался с убийцами, которых сейчас ищешь? — спросил сам себя молодой человек. — Просто немыслимо! Но... возможно, демон меня побери! А значит, нужно всерьёз взяться за графа Минстерского. Сеньор Герлуин полагает, что это отец герцога Греундского приложил руку к смерти его отца. Но так ли это на самом деле?.."

Энгерранд с сомнением покачал головой. Слишком простой ответ. Да и отца сеньора Годерика уже нет в живых, поэтому в к смерти Хельменфельда он точно не имеет отношения.

"Так или иначе, — решил молодой человек, — во всей этой путанице, в этих беспорядочных убийствах и злодеяниях обнаружился хоть какой-то смысл. Нужно рассказать градоначальнику".

Подумав так, Энгерранд стал торопливо спускаться по лестнице, но вдруг желудок свело такой жестокой судорогой, что молодой человек согнулся и невольно охнул.

— Нет, — проворчал он, — пусть градоначальник пока занимается своими делами.

И направился на кухню.

Глава 2

Пообедав, Энгерранд мысленно возблагодарил Небеса, которые, наслав на него жестокий приступ голода, не позволили тем самым совершить опрометчивый поступок. Обрадованный своим открытием, молодой человек в первую минуту совершенно позабыл, что один из убитых неведомыми злодеями — не просто барон да Рево, но ещё и отец Фердинанда. И кто знает, какие семейные тайны откроются, если покопаться в жизни покойного барона? Конечно, когда-то Фердинанд уже видел, как отец проводит обряд на развалинах старого замка, и сам едва не погиб, стараясь защитить друзей. Быть может, ему известно гораздо больше, чем самому Энгерранду. Только вот градоначальнику знать об этом не обязательно. К тому же, слухи по столице разлетаются на удивление быстро — а молодому человеку не хотелось, чтобы среди придворных распространились ненужные сплетни.

Словом, в тот миг, когда Энгерранд встал из-за стола, в голове его родилась вполне правдоподобная история, среди героев которой, тем не менее, не было барона да Рево.

Градоначальнику, скорее всего, уже сообщили о пожаре, поэтому искать его следовало возле лавки мессера Этельреда — если, конечно, от неё ещё осталось хоть что-то, кроме обугленных развалин.

Однако очутившись на улице, молодой человек в замешательстве остановился у порога. Ливень, который начался в ту самую минуту, когда госпожа Элоиза разбудила его своими криками, изменил квартал Знати до неузнаваемости. Посреди улицы струился мутный поток, который, словно разбухшая от дождей горная река, нёс в своих водах сломанные ветки деревьев, какие-то обломки, камни и мусор. На стенах домов виднелись грязные отметины — на добрых три пальца выше уровня воды.

Представив, что сейчас творится у берега Ривьеры, куда, несомненно, хлынули сотни рек и речушек, Энгерранд всерьёз призадумался: стоит ли торопиться — или лучше будет отдохнуть ещё немного? Тело внезапно сковала смертельная усталость, страшно захотелось спать, веки сами собою сомкнулись — но молодой человек преодолел этот приступ минутной слабости и, негромко выругавшись в тот миг, когда башмаки его погрузились в смесь из воды и грязи, побрёл в сторону Ривьеры.

Наверное, нет смысла рассказывать, с какими трудностями пришлось столкнуться нашему герою, прежде чем его путешествие по затопленным улицам столицы Алленора подошло к концу. Скажем только, что однажды, возле дома какого-то знатного сеньора, он едва не провалился в возникшую словно из ниоткуда яму в два локтя глубиной — по счастью, участь эта постигла прохожего, который опередил его на несколько шагов, — а находясь всего в нескольких минутах ходьбы от заветной цели, когда поток наконец схлынул, едва не увяз в грязи по самые колени.

Если бы господина Бертгарда в тот час не оказалось на месте, трудно представить, сколько проклятий молодой человек обрушил бы на его голову. Однако первым, кого увидел Энгерранд, очутившись у храма Святого Герберта, был именно градоначальник.

— Вы пришли? — произнёс мужчина.

Молодой человек усмехнулся:

— Вы тоже.

— Славный был ливень. Клянусь Авиром, меня чуть не смыло в Ривьеру. Но в этот раз я на Небеса не в обиде. Плавать-то умею, а вот выбираться целым и невредимым из пламени пока не научился.

Градоначальник фыркнул.

— Да, — рассмеялся Энгерранд. — В этот раз удача оказалась на нашей стороне. Если бы ко всем бедам добавился ещё и настоящий пожар, пришлось бы совсем худо. Больше того, если призадуматься, из истории этой можно извлечь кое-какую выгоду.

— Что за выгода? — оживился господин Бертгард.

— Вам, верно, уже рассказали, что негодяи, которые пытались разрушить лавку мага, назвались людьми Верховного жреца?

— Конечно. И что это, спрашивается, взбрело в голову мессеру Ансберту?

— Уверен, они солгали. А чтобы убедиться в этом, мы должны побеседовать с Верховным жрецом...

— ...и заодно расспросить о некоторых вещах, о которых нам поведал метр Себерн, — сверкнул глазами градоначальник.

— Безусловно.

— Что ж, мысль хорошая...

— Но не единственная! — воскликнул Энгерранд. Затем осмотрелся по сторонам и прошептал: — С недавних пор я не доверяю попрошайкам, которые здесь обитают. Эльтран, как вы помните, признался, что именно здесь связывался с каким-то незнакомцем, передавал информацию и получал приказания. Сегодня одна... — молодой человек задумался на мгновение, — ...один мой человек побывал здесь и видел, как некий аристократ беседовал с каким-то нищим — и через несколько минут начался пожар. Причём подожгли...

— Да знаю я, знаю, — проворчал господин Бертгард, уязвлённый тем, что молодой человек не хуже него осведомлён о случившемся.

— Почему бы тогда не расспросить Эльтрана ещё разок?

— Вы ведь видите, что этот паршивец сошёл с ума. Толку от него не будет.

— Ошибаетесь. Полагаю, дом его сгорел во время пожара, мать в эту самую минуту не знает, что делать и куда идти. Пусть Эльтран побеседует с ней, пораскинет хорошенько мозгами. Вы ведь поможете несчастному семейству?

Произнося эти слова, Энгерранд полагал, что собеседник будет потрясён до глубины души, однако господин Бертгард слушал его совершенно спокойно, а когда молодой человек умолк, пробормотал:

— Превосходно, просто превосходно! Только бы этот мальчишка не вздумал упрямиться.

— А что ему ещё делать? — поспешно ответил Энгерранд. — Никуда не денется. И вот тут-то начинается самое важное. Вы, должно быть, слышали о том, как я помог вывести на чистую воду злодея, который держал в страхе Лотхард...

— ...и которым по странной случайности оказался тамошний градоначальник.

Молодой человек рассмеялся.

— Именно так. Но славы спасителя Лотхарда от тёмных сил, как ни горько это признавать, я не заслуживаю. Потому что ни я, ни кто-либо другой, будь он хоть самим Хильпериком Отважным, ничего не сумел бы поделать, если бы сам народ не желал отыскать своего мучителя. В сущности, лотхардцы сами сделали всю работу, мне оставалось лишь хорошенько подумать и сделать правильные выводы. Задача несложная, правда?

— Не спорю, без свидетелей и я не сумел бы наказать даже закоренелого убийцу, — сказал господин Бертгард. — Но что вы хотите этим сказать? Какое отношение это имеет к нашему делу.

— Пока народ безучастен, мы не найдём злодея. Давайте будем откровенны. Кто хочет докопаться до правды? Только я да вы. Всё.

Молодой человек развёл руками.

— Ну, не преувеличивайте! — воскликнул градоначальник. — Канцлер дышит нам в спину. Боюсь, пока мы болтали с метром Себерном, он уже пронюхал что-нибудь важное.

— Вы так думаете? А по-моему, он уже плюнул на всё и подумывает в случае неудачи заявить королю, что это вы — единственный виновник провала.

— Ох, демон! А мессер Ансберт?

— Плетёт непонятные интриги. Забыли, как несколько дней назад он чуть не отправил вас на костёр?

Господин Бертгард очень хорошо помнил об этом — и заскрежетал зубами от злости. Энгерранд между тем продолжал со всё большим воодушевлением:

— Быть может, супруга покойного камергера хочет отомстить за смерть мужа? Нет, не похоже! Она даже вас не пускает на порог. Видимо, полагает, что убийца придёт и сам во всём сознается. Король? О да, Его величество Хильдеберт, конечно, был страшно разгневан, мечтал наказать преступника. А вот государь Ланделинд? Верите вы в его искренность? Я — нет. Единственное, чего он хочет: чтобы первые месяцы правления прошли спокойно и народ не роптал. И если злодей будет сидеть тихонько и не резать аристократов направо и налево, король о нём даже не вспомнит. А родичи Люка? Видели вы слёзы на похоронах барона? Как же! Может, дети и вдова герцога Эстерского страдают после его смерти? Как бы ни так! Им и трёх жизней не хватит, чтобы растранжирить наследство. Печалиться некогда, дел по горло! О графе Артландском говорить просто смешно. В день его убийства придворные, несомненно, вздохнули с облегчением, да и сам король тоже. Горожане? Вот уж у кого смерть любого богача или аристократа не вызовет сочувствия. Обрадует — да! К тому же, сейчас их больше занимают еретичка на троне и расправа над хеллинорцами. И от кого в таком случае ждать помощи?

Градоначальник опустил голову и тихо спросил:

— Зачем вы всё это говорите? Что нам делать?

— Я ведь говорю: народ — вот единственная надежда! Нужно, чтобы горожане поняли: это дело касается не только придворных и короля. Оно касается всех!

— Как этого добиться? — обречённо спросил мужчина.

— Хорошенько их припугнуть.

Господин Бертгард состроил кислую мину:

— Демона ночи вызвать?

— Зачем же? Мы с вами отличаемся от лотхардского градоначальника. Да и мессер Ансберт, если пожелает, живо избавит везерхардцев от подобной напасти. Нет, нужно поступить иначе. Есть угроза пострашнее какого-то бешеного волка, от которого можно спастись очень просто: запереть двери и не соваться на улицу, пока люди знающие будут делать своё дело. Зато когда горожане поймут, что опасность угрожает им в их собственном доме — вот тогда они испугаются по-настоящему.

Желая подразнить собеседника, Энгерранд выдержал небольшую паузу, а после, склонившись к его уху, прошептал:

— Давайте сколотим банду грабителей!

— Что?! — только и сумел выдавить господин Бертгард.

— Начнём грабить дома — вот что я предлагаю.

— Но зачем?

Молодой человек произнёс быстро, со всей возможной уверенностью, чтобы у градоначальника не было времени подумать и не возникло желания что-либо возразить:

— Всё очевидно. Появляется таинственная банда — дерзкая и бесстрашная. Никто не понимает, что им нужно. По городу стремительно разлетаются сплетни одна невероятнее другой — и наша в том числе: дескать, грабители охотятся за магическими артефактами. Через некоторое время версия эта подтверждается. И тогда все вспоминают о вас, приходят во Дворец правосудия и вываливают уйму сведений. Главное — разобраться, где — правда, а где вымысел. Не может быть, чтобы никто ничего не знал, никто ничего не видел и не слышал. Любопытная вдовушка — вернейший соглядатай, уличные мальчишки — лучшие следопыты. Готов побиться об заклад: наши неуловимые убийцы допустили ошибку, оставили где-нибудь свои следы. Но это только начало. Предположим, мы совершенно правы в своих предположениях, и злодеи охотятся за медальонами. Тогда, узнав, что кому-то ещё взбрела в голову похожая мысль, через какое-то время они, несомненно, захотят познакомиться поближе с незадачливым соперником. Пусть он совершает глупости на каждом шагу — так даже веселее. А может, поймут, к чему привели его бестолковые действия, и захотят остановить. В любом случае, негодяи непременно себя проявят. И наконец, третье, самое важное. Признаюсь честно, мне страшно захотелось изучить мир везерхардских бандитов и убийц. И дело не только в рассказе метра Себерна. Посудите сами: быть может, среди охраны какого-нибудь аристократа и найдётся мастер владения холодным оружием, безжалостный, не допускающий ошибок, но разве в этом случае слава о нём не гремела бы по всему Алленору, заставляя бледнеть при одном упоминании его имени, разве не мечтал бы любой придворный переманить его на свою сторону? Никого с подобной репутацией я не встречал. А ведь человек, который пробрался в дом наследника престола, ничем себя не выдал, дождался удобного момента, на глазах у всех поразил герцога Эстерского, да ещё и снял у него с шеи магический медальон, должен быть невероятно дерзким, хладнокровным и уверенным в себе...

— И это кто-то из наёмных убийц! — вскричал господин Бертгард.

— Именно так. Причём смерти он не боится, ради богатства готов рискнуть головой. Как думаете, он ведь должен пользоваться среди бандитов не меньшей славой, чем лучший фехтовальщик королевства — среди аристократов?

— Безусловно!

— И если предложить ему взяться за дело...

Градоначальник нетерпеливо махнул рукой:

— Всё ясно. Вы желаете использовать мелкую рыбёшку, чтобы выйти на крупную рыбу.

Молодой человек хлопнул в ладоши:

— Вы понимаете меня с полуслова! Разумеется! Наймём нескольких бестолковых новичков, дадим пару-тройку простеньких заданий, а затем поручим такое дело, которое по плечу лишь настоящему мастеру.

Господин Бертгард задумался. Склонил голову набок, пожевал губами, несколько раз тяжело вздохнул.

— Звучит заманчиво, — сказал он. — Только где найти человека ловкого и сообразительного, такого, что сумеет взять на себя роль заказчика? Хорошо, какие-нибудь жадные мальчишки с радостью побегут исполнять его поручения. А если удача нам улыбнётся? Если первая часть вашего плана пройдёт успешно? Если он встретится с опытным грабителем? Или, не дай боги, с тем самым человеком, который убил герцога Эстерского? Опасно, демон меня побери! Сам я, положим, решился бы пойти на такое, но градоначальника Везерхарда каждая собака знает в лицо. А среди моих людей одни тупицы и растяпы.

— Поэтому нам нужно заключить союз с канцлером.

— Никогда! — отрезал господин Бертгард.

— Иного выхода нет.

— Есть.

— Какой?

— Откуда мне знать? Но о союзе с мессером Гумбертом даже слышать не желаю.

— Он принесёт нам одну лишь выгоду.

— "Выгоду"? — переспросил градоначальник дрожащим голосом. Гнев его казался Энгерранду наигранным, словно у актёра уличного театра. — Да этот бездельник будет только путаться под ногами...

— ...а в конце присвоит себе все ваши достижения, — не вытерпел молодой человек. — Да, именно так и будет! Но без помощи мессера Гумберта убийцу вы не найдёте. И тогда делить славу с канцлером не придётся, зато бесчестье достанется вам одному.

Господин Бертгард заскрежетал зубами и вознёс руки к небу. Если бы в этот миг он стоял на сцене, зрители принялись бы кататься от хохота.

— О боги! — простонал он. — Клянусь Эстельфером, ещё немного — и я сойду с ума. Хорошо, хорошо! Будь по-вашему. Идём к мессеру Гумберту. Но если унижение это окажется напрасным, метр Энгерранд, я никогда вас не прощу. Ни за что, слышите!

Глава 3

Когда Энгерранд утверждал, что мессер Гумберт потерял интерес к делу об убийстве Хельменфельда, он был недалёк от истины.

В глубине души канцлер с самого начала считал преступником графа Артландского, поэтому смерть сеньора Готфрида стала для него двойным ударом. Главный подозреваемый не только оказался невиновен, но и погиб у самых стен Тура. Большего унижения невозможно было представить. А ведь сам он не раз хохотал, вспоминая рассказ Геральда о том, как под видом важного свидетеля господин Бертгард решил подсунуть государю Хильдеберту бесполезный труп какого-то безвестного купца. Вот ведь потеха! Теперь же мессер Гумберт оказался в столь же глупом положении — и веселья не испытывал.

Но если у градоначальника каждая новая неудача вызывала приступ ярости и желание лихорадочно действовать, канцлер, напротив, предпочитал затаиться на какое-то время и просто ждать, что будет дальше. И на сей раз, несколько раз всё обмыслив, мужчина решил, что поймать злодея можно в двух случаях, одинаково невероятных: если негодяй сам ошибётся и раскроет собственную личность или же попадётся на месте преступления. А значит, выход из неприятного положения только один — ничего не предпринимать и обвинить в неудаче господина Бертгарда.

Когда мессеру Гумберту доложили о том, что градоначальник ищет с ним встречи, первым его желанием было отказать, сославшись на многочисленные дела. Однако после минутных раздумий канцлер всё же решил принять нежданного посетителя.

"Должно быть, поиски убийцы идут неважно", — не сумел он сдержать злорадной усмешки.

Вид господина Бертгарда — измученного, в забрызганной грязью одежде, словно постаревшего лет на десять, — казалось, подтвердил эту догадку, и после кратких приветствий мессер Губерт не без удовольствия спросил:

— Как ваши успехи? Должно быть, дышите преступнику в спину и вскоре бросите его к ногам государя?

Градоначальник даже бровью не повёл:

— А вы? Полагаю, уже напали на след?

— Увы, — развёл руками канцлер. — Плохая из меня ищейка.

— Хм! А я-то думал, что люди ваши найдут кого угодно даже на краю света. Собственно говоря, ради этого и пришёл сюда...

Мессер Гумберт внимательно посмотрел на собеседника.

— Вы просите меня о помощи?

Кровь прилила к щекам господина Бертгарда, и ему понадобилось немало усилий, чтобы выдавить:

— Да.

— Значит, дела ваши совсем плохи?

— Я надеюсь поправить их в самом скором времени.

— С помощью моих людей?

Градоначальник кивнул:

— Я... мы с метром Энгеррандом придумали план, который, несомненно, позволит многое узнать. Возможно, даже напасть на след убийцы. Но люди мои для такой работы совсем не годятся. Этих соглядатаев любой воришка видит за полмили. Бестолковые дармоеды. Зато у вас — сплошь знатоки своего дела.

Мессер Гумберт покраснел от удовольствия и растянул губы в улыбке.

— Что это за план? — спросил он. — Говорите скорее!

Градоначальник принялся пересказывать разговор с Энгеррандом — и чем дольше он говорил, тем оживлённее становился канцлер: на лице его появилось хищное выражение, глаза жадно заблестели, несколько раз он что-то довольно проворчал себе под нос, и когда градоначальник умолк, произнёс:

— У меня есть подходящий человек. Пусть и молод ещё, но с любым делом справляется превосходно. Работает от души, нравится ему дурачить людей. Приходите завтра утром — познакомитесь с ним поближе.

Градоначальник поклонился:

— Благодарю вас.

— Не стоит, — небрежно махнул рукой мессер Гумберт. Затем, откинувшись на спинку стула, заговорил неторопливо, растягивая каждое слово: — Я немного осведомлён о вещах, которые для вас, должно быть, ещё остаются загадкой, поэтому помогаю вам с радостью. В сущности, мы ведь делаем одно дело — и чтобы достигнуть успеха, нужно иногда забыть о недоразумениях и обидах. Вот и хочу вас спросить: вы слышали когда-нибудь о тайной Организации воров и убийц?

— Очень мало, — с трудом сдерживая негодование, ответил господин Бертгард.

— Неудивительно, — усмехнулся канцлер. — Метр Нантер поведал мне много занятных вещей. Хорошо было бы расспросить его ещё раз, но — увы! — недавно наш старец предстал перед Небесным судилищем и ничего рассказать не сможет. — Мужчина вздохнул. — А говорил он вот что. В прежние времена бандиты всех мастей действовали разрозненно, кто во что горазд. Воевали друг с другом страшно, и казалось, что недалёк тот сказочный день, когда эти болваны сами без чьей-либо помощи уничтожат друг друга. Но с недавних пор появилась могущественная Организация и подчинила себе прочие банды. Иерархия в ней установилась жёсткая — наверное, потому и удалось добиться успеха. Низшие — Простецы, над ними — Метры, ещё выше — Сеньоры, а заправляют всем два Князя. У метра Нантера были осведомители среди Простецов. Один из них сумел подняться на ступень выше, но вскоре после своего повышения зачем-то полез в пьяную драку — и получил дубинкой по голове. Жаль. Способный был человек, судя по всему, сообразительный. Пригодился бы сейчас, я думаю. Если догадки наши... — господина Бертгарда от этих слов передёрнуло, а мессер Гумберт продолжал как ни в чём не бывало, — ...если догадки наши верны, искать убийцу надлежит среди Сеньоров или Князей. Но кто они такие, низшие члены Организации знают не лучше нас с вами. Конечно, начать следует с каких-нибудь мелких воришек, которые выведут нас на своих руководителей. Поэтому подготовиться нужно основательно, без спешки, обдумать предварительно каждый шаг. Излишняя горячность приводит к неизбежному провалу, терпение — к успеху. Надеюсь, вы это понимаете?

— Понимаю, — глухо произнёс градоначальник.

— Вот и прекрасно.

Когда Энгерранд увидел, с каким лицом господин Бертгард выходит из покоев канцлера, в первое мгновение он подумал, что мессеру Гумберту объявлена война не на жизнь, а на смерть. Однако градоначальник поспешил успокоить молодого человека:

— Согласился, ублюдок! Я уж думал, на куски его порву. Чудом сдержался... А теперь нужно потолковать с подлецом Эльтраном. Если продолжит и дальше морочить мне голову, прожарю его калёным железом до самых костей.

За время, которое понадобилось нашим героям, чтобы добраться до городской тюрьмы, гнев господина Бертгарда несколько поутих, однако вид градоначальника, когда он вошёл в камеру к Эльтрану, всё же был достаточно грозен, чтобы самому бесстрашному узнику стало не по себе.

Эльтран встретил посетителей руганью и дикими воплями.

Остановившись в шаге от него, господин Бертгард сказал:

— Хватит испытывать моё терпение. Заткнитесь и слушайте внимательно, что я скажу.

Узник прикусил язык и удивлённо посмотрел на градоначальника. Тот кивнул:

— Да, Эльтран, участь ваша решается в эту минуту. И будет она незавидной или же счастливой, зависит только от вас. Если расскажете всё как есть, станете вместе с матушкой жить припеваючи в каком-нибудь городишке и хвастать перед соседями, как утёрли нос властям Везерхарда. Но если вдруг язык ваш отнимется, я внезапно потеряю память и забуду, что когда-то обещал сохранить вас жизнь. Понимаете?

— Н-нет... — пролепетал вконец растерявшийся узник.

Градоначальник в ярости сплюнул:

— Вот ведь чугунная голова! Дом ваш сгорел, матушка ваша льёт слёзы у дверей камеры, а жизнь ваша висит на волоске и всецело зависит от вашей честности. Теперь ясно?

— Д-да...

— Хвала богам! Первое разумное слово за время нашего знакомства.

Господин Бертгард подал знак. Один из стражников отворил дверь. В камеру ворвалась госпожа Матильда. Увидев закованного в цепи сына, женщина громко всхлипнула, а затем вдруг отвесила ему оплеуху и закричала:

— Признавайся во всём, негодяй!

— Матушка... — опустив взгляд, дрожащим голосом произнёс Эльтран.

— Говорила ведь, брось ты своих дружков! Это ведь отпетые негодяи, с первого взгляда поняла!

Градоначальник прищёлкнул пальцами:

— Вот о дружках вашего сына мы и хотим поговорить.

Едва заметным кивком указав на дверь (стражники без труда поняли, чего от них хочет господин, и, подхватив под руки госпожу Матильду, в мгновение ока покинули камеру), он обратился к Эльтрану:

— На допросе вы признались, что вместе с несколькими головорезами следили за метром Энгеррандом, преследовали его, а также распускали беспочвенные слухи и призывали убивать хеллинорцев.

— Да, да, я об этом рассказывал! — проворчал Эльтран.

— Также вы говорили, что приказания вам отдавал какой-то молодой человек, который жил по соседству с лавкой мессера Этельреда.

— Так и есть.

— Между тем, госпожа Матильда уверяла, будто живёте вы честно, работаете в лавке. Отчего же тогда он решил обратиться именно к вам? Рискну предположить, что и прежде вы участвовали в тёмных делишках. В кражах, например... Случалось когда-нибудь подобное? Помните, от этого ответа зависит будущее ваше и вашей матушки...

Долгое время в камере было тихо. Наконец арестант прошептал:

— Случалось.

Градоначальник сверкнул глазами:

— Как звали ваших сообщников?

— Волчок... Рваное Ухо... Большеротый...

— Прекрасно...

Внезапно Энгерранд, который до тех пор, не проронив ни единого слова, скромно стоял в дальнем углу, спросил:

— Они — Простецы?

— Да, — не задумываясь ответил Эльтран — и прикусил язык, догадавшись, что сболтнул лишнего. Но было поздно.

— Вы, значит, тоже?

— Нет.

— Лжёте, — покачал головой Энгерранд. — Тогда они не взяли бы вас с собой. Как вы стали Простецом?

— Рваное Ухо помог.

— А он сам?

— Его один из Метров приметил.

— Выходит, самому даже в Простецы попасть никак не получится?

— Нет, не получится, — подтвердил узник.

— Занятно... Значит, с вашей помощью я могу стать членом Организации? Вы ведь из Простецов.

Услышав эти слова, Эльтран в ужасе выпучил глаза и задрожал всем телом.

— Нет-нет! — крикнул он. — Даже не просите! Хотите, чтобы мне кишки выпустили?

— Я и не собирался, — успокоил его молодой человек. — Просто скажите, где можно отыскать ваших дружков.

— В кабачке "Под сенью вяза"! — торопливо, чтобы не возникло никаких сомнений в его честности, ответил узник. И спросил с надеждой: — Теперь всё?

— Ещё нет. Вам доводилось встречаться с кем-нибудь из Метров?

— Ни разу. Я ведь недавно в Организацию вступил, и полугода не прошло...

— А о Князьях слышали что-нибудь? Кто такие, откуда взялись?

— Ни слова! О них даже заговаривать боятся.

— Почему?

— А демон их разберёт! Всякое ведь может случиться: сболтнёшь лишнего — и получишь нож в спину.

— "Нож в спину"? — поморщился Энгерранд. — Какая низость! Надеюсь, так поступают лишь с аристократами?

Эльтран кивнул.

— А вы откуда знаете? — тотчас спросил молодой человек. — Простецы могут нападать на знатных людей? Мне казалось, что заниматься подобными вещами должны люди более высокого ранга.

— Я никого не убивал.

— Верю. И всё же, ответьте: Простецы занимаются не только воровством и грабежами? Они и людей убивают?

— Если получат разрешение — тогда могут.

— Как накажут того, кто нарушил запрет?

— Да кто ж пойдёт на такое? — удивлённо спросил Эльтран. Похоже, он и в самом деле искренне не понимал, как можно нарушить правила Организации.

— Если не знаешь, что тебе грозит, разве станешь слушаться каких-то непонятных Метров, которых никогда не видел? — возразил Энгерранд.

— Давайте-давайте! — поторопил узника градоначальник. — Вы во многом признались искренне и честно, зачем скрывать ещё какие-то мелочи?

Эльтран беспомощно посмотрел по сторонам. Затем не без труда напустил на себя независимый вид и произнёс:

— Не знаю я ничего. Верно говорите. Я уже столько всего рассказал — на свободу хватит с лихвой. А если в деньгах измерить, так сам метр Вельгард не расплатится!

— Достаточно или нет ваших признаний, решать мне, — проворчал градоначальник. — Благодарите Небеса, я сейчас в хорошем расположении духа, иначе подобной дерзости не простил бы. Сделаю вид, будто ничего не слышал. А вы подумайте хорошенько ещё раз.

Внезапно Энгерранд рассмеялся:

— Не нужно никаких признаний, господин Бертгард! Только напрасно потратим время — и неизвестно ещё, добьёмся правды или услышим очередную выдумку. Вспомните, как наказывают государственных преступников. Ставят клеймо, верно? Вряд ли бандиты изобрели что-нибудь новое...

Рассуждая подобным образом, молодой человек подошёл к узнику и рванул ворот на его одежде.

— Глядите!

Под левой ключицей Эльтрана алел нанесённый киноварью нательный рисунок: некое подобие человеческой фигурки, однако вместо двух рук была лишь одна.

— Убийца! — провозгласил градоначальник.

Узник дёрнулся, закричал:

— Нет! Клянусь, нет!

— Тогда откуда на вашем теле взялось это клеймо? Не говорите только, будто сами его сделали.

— Это наказание за воровство, — давясь словами, проговорил Эльтран. — Вору отрубают руку — вот и в Организации так. На первый раз — предупреждение, попадёшься снова — вправду без руки останешься.

— А убийце отрубают голову?

— Да! Да!

Градоначальник окинул Эльтрана испытующим взглядом. Поцокал языком.

— Кажется, не врёт, — произнёс он.

— Правду я говорю, понимаете?! Правду!

Господин Бертгард топнул ногой:

— Не кричите, демон вас побери!

Узник в испуге умолк.

Заложив руки за спину, господин Бертгард принялся неторопливо расхаживать по камере. Эльтран исподлобья наблюдал за этими перемещениями. Несложно было догадаться, с каким нетерпением он ждёт окончательного решения градоначальника.

Наконец мужчина негромко приказал:

— Завтра вас отпустят. Я прикажу своим людям убедиться, что в кабачке "Под сенью вяза" знают ваших дружков. Вдруг вы всё же солгали? Проверка не помешает, правда? — Увидев, как яростно засопел Эльтран, он расхохотался: — Да получите вы свою драгоценную свободу, даю слово. Не сегодня так через день, не завтра так через год. Проклятье, я бы на вашем месте за ворота тюрьмы и шагу не ступил! Подумайте только: здесь безопасно, воровать не нужно, никакая Организация не страшна. Может, пойдёте ко мне на службу, Эльтран? Будете здесь жить, охранять заключённых. Ходи себе по коридорам, стой на карауле — и больше ничего. Красота!

Эльтран зарычал по-звериному и нехотя ответил:

— Уж обойдусь как-нибудь. Мне свобода милее.

— Зря вы так, — делано огорчился господин Бертгард. — Подумайте ещё немного, с госпожой Матильдой посоветуйтесь...

— Я всё решил!

— Хорошо. Тогда завтра вечером вам помогут выбраться за стены Везерхарда — и бредите со своей матушкой куда глаза глядят. Но помните: если вздумаете вернуться в столицу и попадётесь на глаза моим людям — тут вам и придёт конец. Вот так-то!

Глава 4

Везерхард изнывал от жары. Небеса были голубыми и чистыми, воздух — влажным и душным. На западе серебрилась облачная дымка, изредка к городу подступали тучи — и сперва замирали, словно путь их преграждала невидимая стена, а после медленно распадались, истаивали — и люди парились, точно мясо в кастрюле. По лицам прохожих струился пот, одежда прилипала к телу — и всякий бросал по сторонам такие взгляды, словно окружающие являлись единственной причиной его мучений.

Среди зевак, которые, несмотря на мерзкую погоду, разгуливали вдоль берега Везера едва ли кто-нибудь обратил внимание на троих молодых людей в грязной поношенной одежде, ничем не примечательных — таких в столице были сотни, если не тысячи. Один из них, низкорослый, щуплый, с лицом острым, словно крысиная мордочка, сжимал обеими руками огромный крендель и временами начинал его грызть; другой был широк в плечах и в какой-то мере даже красив, однако впечатление портил широко раскрытый рот, при виде которого невольно возникало подозрение, будто перед тобой слабоумный; третий — среднего роста, худощавый, одетый в потрёпанный пыльный кафтан, болтавшийся на нём, словно мешок, и явно позаимствованный у одного из горожан, — держался развязно, нахально поплёвывал под ноги спутникам — словом, всем своим видом старался показать, что именно он предводитель этой славной компании.

Разговор между молодыми людьми, вялый, неторопливый, с многочисленными длинными паузами, едва ли мог заинтересовать даже самого непритязательного сплетника.

— Вот ведь жарища, — вздыхал первый. — Не пойму я: там что же, — указывал он на небеса, — совсем старик из ума выжил? Зачем людей-то мучить?

Второй отвечал:

— Паршиво мне, Волчок. Как же мне паршиво!

— А ты пасть разинь пошире. Тогда полегчает.

— Ты, крысёныш, за языком-то следи. Без зубов останешься — чем калач свой грызть будешь? Назовут тебя тогда "Сплющенная Морда".

Смачно сплюнув, третий прерывал этот спор:

— Заткнитесь. Оба. И без вас тошно.

И небрежным жестом поправив жирные волосы, выставлял на всеобщее обозрение изуродованное, изгрызенное в детстве крысами левое ухо.

Наверное, читатели без труда догадались, что наши новые знакомые были друзьями Эльтрана, о которых он рассказал градоначальнику в обмен на своё освобождение.

Прошлым вечером, когда молодые люди сидели в кабачке "Под сенью вяза" и зевали во весь рот, к ним подошёл хозяин и шепнул несколько слов Рваному Уху. Тот жадно сглотнул слюну — и приятели поняли, что вскоре мешочки на их поясах станут тяжёлыми от серебряных монет, а на смену скуке придёт время безудержного веселья. Волчок даже стал было выстукивать на столе какую-то бодрую мелодию, всем своим видом выражая готовность взяться за дело хоть сию же минуту, однако Рваное Ухо сказал: "Не ясно ничего. Завтра вечером узнаем". Весёлое расположение духа вмиг оставило Волчка, и несколько раз ругнувшись, он улёгся на лавку, свернулся калачиком и сделал вид, будто уснул, сам же сквозь чуть приоткрытые веки следил за входившими в кабачок людьми — с необычайной ненавистью, словно посетители были причиной его скверного расположения духа.

Впрочем, наутро Волчок смягчился. Чем меньше оставалось ждать, тем чаще между ним и Большеротым завязывался разговор, в котором чувствовалось одновременно и нетерпение, и страшное беспокойство.

— Ну так что? Дельце, значит, наметилось?

— Похоже на то.

— Неплохое?

— Ага.

— Ух, наконец-то разомнусь как следует! Только... Метры уже знают? Разрешили?

— К демонам Метров! Это наше дело, пусть не суются...

Рваное Ухо, послушав немного, отпускал ругательство — словно плевок — и говорил хриплым голосом:

— Оба — заткнитесь. Тебе, Большеротый, пасть завязать? Не твоих мозгов дело — что там Метры надумают.

Над городом стали сгущаться сумерки. Волчок тревожился всё больше и даже несколько раз прохныкал:

— Да что творится-то? Почему нет никого? Нас одурачили, Рваное Ухо! Ведь надули нас, правда?

Внезапно из-за угла одного из домов выбежал мальчишка, натолкнулся на Рваное Ухо, выругался тонким голосом, а затем, даже не извинившись, побежал дальше. Бандит хотел было пригрозить нахалу хорошенькой взбучкой при следующей встрече, однако Волчок, взвизгнув от радости, крикнул:

— Гляди!

На земле лежал свёрнутый вчетверо листок пергамента. Рваное ухо поднял его и, прочитав по слогам написанное, беззвучно рассмеялся:

— Этот болван назначил нам место встречи.

Волчок схватился за живот, Большеротый затрясся всем телом, не в силах побороть безудержный хохот.

— Что за дурья башка!

— Он короля хочет прирезать, не иначе!

Вдоволь навеселившись, бандиты стремительно зашагали к пустырю в квартале Знати, на котором несколькими днями ранее уже побывали Энгерранд и господин Бертгард, когда направлялись в "Золотой кувшин", чтобы арестовать метра Себерна. Силуэты их словно растворялись в сумраке, казались ожившими внезапно сгустками тьмы. Бесшумно они пересекли пустырь, однако углубляться в трущобы не стали. Кругом было темно и тихо, лишь в одном из домов, который посреди бедняцких лачуг казался едва ли не дворцом аристократа, окно было слабо освещено. Туда и направились Рваное Ухо, Волчок и Большеротый.

Дверь оказалась заперта на щеколду.

Рваное Ухо постучал. На пороге появился пожилой слуга — и отступил в сторону с видом благоговейного ужаса. Это несказанно развеселило бандитов. Рваное Ухо едва сохранил серьёзное выражение лица, Волчок и Большеротый улыбнулись. Старика передёрнуло.

Внезапно прозвучал пронзительный, чуть гнусавый голос:

— Ещё не пришли? Где их демоны носят?

— Пришли! — пролепетал слуга. — Пришли! — И шепнул, вращая глазами: — Быстрее! Пошевеливайтесь, негодники! Господин ждёт.

Комната, куда он провёл молодых людей, оказалась разделённой надвое полупрозрачной чёрной занавеской, сквозь которую можно было различить фигуры троих человек. Один из них сидел, опустив голову и надвинув шляпу на самые глаза, двое других, одетые в длинные плащи и вооружённые шпагами, стояли слева и справа от него.

— Привёл? — произнёс мужчина в шляпе.

— Да, господин, — ответил слуга.

Бандиты низко поклонились.

Мужчина несколько раз постучал по полу тростью и обратился к ним звенящим от раздражения голосом, словно ребёнок, обиженный на своих сверстников:

— Мне говорили, будто вы — лучшие знатоки своего дела. И что я вижу? Эти великие мастера заставляют меня ждать, словно я не аристократ, а какой-нибудь простолюдин, ваш приятель, с которым можно не церемониться. Запомните хорошенько: я не потерплю подобного пренебрежения.

— Прошу простить нас... — начал было Рваное Ухо, однако мужчина прервал его:

— Я всё сказал. Теперь — к делу.

Бандиты приготовились слушать, что скажет наниматель, но тот внезапно смутился, промычал что-то себе под нос — и выругался:

— А-а-а, демон! Не знаю, как бы получше объяснить...

Рваное Ухо улыбнулся уголками губ:

— Говорите, сеньор. Если нужно, мы поймём вас с полуслова.

Мужчина чуть приподнял голову — видимо, желая проверить, не смеются ли над ним бандиты, — и проговорил:

— У одного человека есть вещь необычайной ценности... да, весьма ценная вещь, скажу я вам, которую мне очень хотелось бы заполучить. Вот так, да... Однако человек этот в высшей степени несговорчив — и больше того, попросту... он даже не желает пускать меня на порог своего дома, вот в чём беда! Поэтому я искренне надеюсь, что с вами сей строптивец обойдётся с больше благосклонностью, нежели со мной, и вы... — тут голос мужчины стал слабым и тонким, словно у мышонка, — ...вы сумеете убедить его отдать мне столь ценный предмет. Кажется, всё...

Мужчина с шумом выдохнул — и спросил уже обычным своим голосом:

— Ясно выразился?

— Куда уж яснее! — ухмыльнулся Рваное Ухо.

— Тогда — вот, держите...

Один из охранников чуть отодвинул занавеску — аккуратно, чтобы лицо его не удалось рассмотреть, — и протянул слуге какую-то бумажку. Тот в свою очередь передал её Рваному Уху.

— Это рекомендация, — пояснил мужчина. — Не явитесь же вы к незнакомому человеку просто так... И ещё... Конвельд...

Охранник достал из-под полы плаща мешочек с деньгами и швырнул к ногам бандитов.

— Это поможет вам расположить к себе владельца столь нужного мне предмета...

Рваное Ухо издал короткий смешок:

— Прекратите, сеньор! Для такого пустяка деньги не нужны. Вот если бы вы попросили потолковать с каким-нибудь мерзавцем, который ищет с вами ссоры, — тогда дело другое. А сейчас — оставьте кошелёк при себе.

Мужчина крякнул от досады — конечно, ему не понравилась столь дерзкая отповедь от какого-то негодяя. Чтобы сохранить достоинство — в своих глазах в первую очередь, — он со всей силы ударил тростью:

— Даю вам два дня! Не закончите к этому времени, пеняйте на себя. Всё.

Бандиты покинули комнату, отвешивая бесчисленные поклоны. При этом, задержавшись ненадолго у дверей, они услышали, как мужчина жалуется охранникам:

— Нет, вы слышали это?! Сколько ещё мне терпеть? Какое-то отребье смотрит на меня свысока! Но я ещё верну титул, что принадлежит мне по праву. Непременно верну, даю слово! Признает меня дорогой батюшка или нет — какая, к демону, разница? Я своего добьюсь — и не остановлюсь ни перед чем.

Возвращаясь обратно, молодые люди думали об одном и том же, рисовали мысленно самые благостные картины. Несомненно, наниматель попался на редкость глупый — прежде подобные простецы им не встречались. Вытрясти из его кошелька все деньги — неважно, каким именно способом — представлялось делом нетрудным. Конечно, сложно определить, насколько в действительности богат этот безмозглый ублюдок какого-нибудь аристократа (последние слова мужчины достаточно ясно указывали на его происхождение), однако содержать двоих охранников — дело затратное, да и деньгами он швырялся с поистине королевским безразличием. В любом случае, в ближайший месяц можно будет жить безбедно — а это уже немало. А дальше — кто знает? Получить разрешение у Метров, пустить дурачку, которого, верно, в столице никто не знает, дело нехитрое.

Первым не выдержал Большеротый:

— Вот бы каждый день нам такие тупицы встречались...

— Ага, — откликнулся Волчок.

— Жили бы припеваючи.

— Не то слово!

— Уж как пыжился!

— Как важничал!

— Индюк! Настоящий индюк!

— А как по мне, петушок... из деревеньки.

— Прирезать бы этого петушка...

— Всему своё время.

— Метрами делить добычу придётся.

— Плевал я на Метров!

Рваное Ухо беззлобно произнёс:

— Заткнитесь, пустоголовые.

— А почему? Разве мы не правы? Ну ведь такой лакомый кусочек! Так и просится на вертел!

— Охранники у него. И неплохие, как мне показалось.

— Попросим кого-нибудь... — нерешительно предложил Большеротый.

— И достанется нам одна требуха? — рыкнул Волчок.

Рваное Ухо прищёлкнул пальцами:

— Вот потому и не разевайте пасти раньше времени. Поглядим, подождём. Может, живым он будет полезнее?

Волчок сразу сник и некоторое время плёлся позади приятелей, словно побитая собачонка. Но вскоре он встряхнулся и, нагнав Рваное Ухо, сказал:

— Слушай, а мы ведь так и не посмотрели до сих, пор, что там накарябал этот петушок.

— Индюк, — поправил его Большеротый.

— Что ты раскудахтался? Петушок, говорю!

Пока спутники его переругивались, Рваное Ухо подошёл к одному из домов, в окнах которого ещё горел свет, развернул пергамент — и недоумённо пожал плечами.

— Что там?

— Чего этому болвану нужно?

— Хочет, чтобы мы ограбили лавку портного... — ответил Рваное Ухо.

— Как-как? — переспросил Волчок. — Постой-ка, у Петушка в голове совсем пусто? У него на костюм денег не хватает, правильно я понял? Вот ведь связались... А я-то решил, у него в кошельке много кругляшек...

— Слушай, давай вернёмся и сразу его прирежем, — предложил Большеротый, разочарованный не меньше приятеля.

Рваное Ухо махнул рукой:

— Да не трещите вы! Зачем торопитесь, дурьи головы? Слышали ведь, он хочет себе титул вернуть. А разве для этого нужно лавку ограбить? Нет. Значит, что-то ещё у Петушка на уме. Забавный он. Давайте посмотрим, чем дальше дело обернётся. А лавку ограбить — это просто. Раз-два — и готово!

Глава 5

На следующее утро к воротам Харда подошёл мужчина лет тридцати, такой удивительной внешности, что стражники, охранявшие вход в королевскую крепость, едва на несколько секунд позабыли о своих обязанностях и едва не задохнулись от хохота. Более странного одеяния, словно сшитого из первых попавшихся под руку портному разноцветных лоскутов, им не доводилось видеть даже на рынке во время выступления уличных артистов. Короткий полукруглый плащ и капюшон с длинным хвостом, спускавшимся едва ли не до пояса, странный гость словно извлёк, отряхнув пыль, из сундука своего предка, жившего две сотни лет назад. Зато туфли — новенькие, бархатные, покрытые вышивкой от носков до самых пяток. Чёрные усы незнакомца воинственно топорщились, длинный подбородок с жидкой бородкой он задрал так высоко, точно невидимая рука выворачивала ему шею, тонкие губы были плотно сжаты.

Мужчина был уже у самых ворот, когда один из стражников стряхнул оцепенение и крикнул:

— Стойте!

Незнакомец обернулся и окинул его надменным взглядом.

— В чём дело?

— Пароль!

— Что за чушь! С какой стати мне называть пароль, если я приехал издалека и о подобных порядках ничего не слышал?

Теперь уже все стражники пришли в себя и выстроились перед ним, словно это был кровожадный убийца, от которого следовало любой ценой защитить короля.

— Вы знаете, кто я?

— Нет.

— Проклятье! Да как же я попаду на аудиенцию к Его величеству, если вы меня не пускаете?

— Нужен пароль.

Трудно сказать, сколько ещё времени продолжалась бы перепалка, прежде чем стражники объяснили бы наглецу, что им позволено намять бока любому, кто попробует чинить беспорядки и проникнуть в Хард без разрешения, но в эту минуту к воротам подошёл герцог Греундский. Быстро оглядев смутьяна, он произнёс:

— Я знаю этого человека. Пропустите его.

Стражники расступились. Годерик вытянул руку в приглашающем жесте. Опытный придворный усмотрел бы в этом плохо скрываемую насмешку, однако наш новый знакомый принял всё за чистую монету и с важным видом прошествовал во внутренний двор крепости.

— Благодарю вас, — сказал он. — Слово барона Онета ди Эдернэ — а это кое-что значит, можете мне поверить! Спросите любого!

Герцог наморщил лоб:

— Эдернэ... Эдернэ... кажется, я знал вашего отца...

— Несомненно! — выпалил барон.

— Что с ним сталось?

— Живёт припеваючи.

— А вы отправились в столицу, дабы приумножить славу семейства?

— Нет, — воинственно сверкнул глазами Эдернэ. — Я намерен добиться своей собственной славы. Пусть все запомнят моё имя!

Годерик широко улыбнулся:

— Уверен, скоро о вас будет толковать весь Везерхард. Главное, действуйте решительно — и любые ваши желания исполнятся.

— Благодарю за совет, сеньор... сеньор...

— Неважно! — рассмеялся герцог. — К несчастью, я вынужден вас покинуть. А вы смело направляйтесь в залу для королевских приёмов и дожидайтесь появления государя. Он, несомненно, нуждается в решительных и отважных людях.

Обменявшись поклонами, новые знакомые расстались. Отойдя на несколько шагов, молодой человек услышал, как Эдернэ бормочет:

— Может, это сам король тебе встретился?.. Тогда негодяи у ворот пожалеют о своей дерзости. Да, пожалеют...

Пребывая во власти столь смелых мечтаний, мужчина не сразу осознал, что собеседник по какой-то необъяснимой причине позабыл рассказать ему, где находится место королевских аудиенций. В растерянности он посмотрел на замок, затем стал вертеться во все стороны, словно флюгер на ветру. Странная, растрёпанная фигура посреди двора вскоре привлекла внимание обитателей Харда, однако прийти Эдернэ на помощь никто не спешил.

В конце концов Эдернэ решил смешаться с прохожими, предположив, что все они явились в крепость с одной целью — выказать своё уважение государю.

Однако едва мужчина успел похвалить себя за находчивость, за спиной его кто-то отчётливо произнёс:

— Из каких болот вылезло это чудище?

В ответ рассмеялись:

— Подвесить такого к шесту посреди поля, все птицы облетали бы стороной.

Эдернэ резко обернулся. Мимо него, словно не замечая, шли придворные: невозмутимые, вальяжные, надменные. И всякий смотрел куда угодно, но только не в его сторону! Вздохнув от разочарования, мужчина вынужден был признаться самому себе, что отыскать обидчиков нет никакой возможности. С превеликим трудом он сохранил спокойствие, сжал губы так, что они прекратились в две тонкие нити, вздёрнул подбородок выше прежнего — и продолжил путь.

В замке его ждало новое разочарование: придворные разбредались по коридорам, останавливались в галереях, прятались в амбразурах окон, словно заговорщики — и всё чаще Эдернэ казалось, что из своих укрытий разряженные в пух и прах высокородные негодяи наблюдают за ним и смеются.

На глаза мужчине попался один из королевских гвардейцев. Рассудив, что это — подарок Небес, он сказал:

— Позвольте узнать, как мне пройти в Приёмную залу.

Гвардеец скользнул по нему взглядом — и не ответив ни слова, пошёл своей дорогой.

Кровь бросилась в голову Эдернэ:

— Эй, вы! Я спросил...

За спиной его кто-то быстро проговорил:

— Ах, не кричите так, сеньор! Вы — не осёл, королевский замок — не лужайка у дома, поэтому незачем реветь во всё горло.

Глаза мужчины торжествующе сверкнули: наконец-то появился настоящий обидчик, теперь-то все узнают, что с Эдернэ шутки плохи! Однако когда он обернулся, то никого перед собой не увидел. Придворные всё так же прятались в тени стен, в углах, в амбразурах окон — и никто не смотрел в его сторону.

Тогда Эдернэ прибег к единственному верному способу. Топнув ногой, он крикнул:

— Кто это сказал?

Придворные переглянулись.

— Так-так! — с жаром продолжил мужчина. В эту минуту он был окрылён успехом — усилия его привлечь к себе внимание всё же оказались не напрасными. — Вижу, меня заметили. Что ж, прекрасно! Пусть негодяй выйдет и ответит за свои слова, иначе я сочту обитателей Харда трусами и лицемерами, что способны лишь шептаться за спиной, но трепещут от одной только мысли встретиться лицом к лицу с человеком, которого они оскорбили.

Со всех сторон зазвучали голоса.

— Вот наглец!

— Какая грубость!

— Что за мужлан!

— Проучить его как следует!

Эдернэ расхохотался, словно сумасшедший:

— Что?! Кто хочет меня проучить? Ну же! Пусть выйдет!

Чей-то голос прогремел к галерее, отразился от каменных сводов.

— Я здесь!

Придворные умолкли, Эдернэ внезапно притих, съёжился, робко огляделся — и увидел канцлера. Тот шёл, чуть сгорбившись, и неотрывно смотрел на смутьяна сверкающими глазами. От испуга лицо мужчины стало бледным, словно бумага.

Подойдя вплотную к Эдернэ, канцлер произнес ледяным тоном:

— Вы звали меня? Почему же молчите? Отчего не хватаетесь за шпагу? В юности я неплохо сражался, поверьте, и помню ещё несколько славных ударов. Готов поспорить, такой бахвал, как вы, не знает даже, как правильно держать оружие, поэтому любой из них пригвоздил бы вас к стене. Я прав?

Эдернэ согнулся в поклоне и пролепетал:

— Простите...

— И не подумаю. Сейчас вы напуганы — следовательно, неискренни. Пройдёт часок-другой, и станете хвастать перед друзьями, что смеялись в лицо самому мессеру Гумберту...

— Ох! — схватился за сердце Эдернэ.

— Вижу, вы приехали издалека. — Голос канцлера стал мягче — ему польстил неподдельных ужас смутьяна, ещё пару минут назад дерзко бросавшего вызов придворным, а теперь тихого, присмиревшего. — Что ж, это многое объясняет. Будь на вашем месте кто-нибудь из этих молодых людей, — он неопределённо махнул рукой, — я не пощадил бы его. В королевском жилище нет места спорам и ссорам... А вот и человек, который должен подобные вещи пресекать, — завидев Геральда, который мчался по коридору, отталкивая всякого, кто попадался ему на пути, улыбнулся мессер Гумберт. — Уж он-то не преминул бы расправиться с вами, чтобы выслужиться перед государем.

Капитан гвардейцев подбежал к нему и, с трудом переводя дух, спросил:

— Что здесь случилось?

— Пустяки.

— Мне сказали...

— К несчастью, сеньор Геральд, вы опоздали, — развёл руками канцлер.

— Этот наглец...

— Я потолкую с ним немного и разъясню, как надлежит вести себя, чтобы не попасть к вам в лапы.

Мессер Гумберт неторопливо прошествовал мимо разъярённого Геральда. Эдернэ, заметно приободрившийся, метнул свирепый взгляд в сторону тех придворных, которые стояли к нему ближе всех, и двинулся вслед за канцлером. Преодолев бессчётное множество коридоров, галерей и закоулков, он очутился у каких-то покоев, вход в которые охраняли двое слуг.

— Никого не пускать, — приказал мессер Гумберт.

Эдернэ вошёл вслед за ним. Дверь он оставил чуть приоткрытой, однако канцлер не обратил на это никакого внимания.

Мессер Гумберт уселся за стол, опёрся подбородком о ладони и молча посмотрел в лицо мужчине. Тот рухнул на колени:

— Простите мне мою дерзость! Ах, если бы я только догадался, что встречу вас, никогда бы не повёл себя столь безрассудно!

Канцлер в удивлении изогнул бровь:

— О чём вы говорите? Неужели вам не внушают страх и почтение сами своды королевского жилища? Вы боитесь лишь наказания?

— Я боюсь потерять свою честь, — возразил мужчина. — Нет для меня, барона Онета ди Эдернэ, позора худшего, чем быть прилюдно наказанным и униженным!

— Вижу, вы пришли в себя и вновь начинаете грубить, — чуть заметно улыбнулся канцлер. — Как давно вы прибыли в Везерхард?

— Семь дней назад.

— И ни с кем не поссорились за это время?

— Напротив, кажется, мне удалось завязать кое-какие добрые знакомства.

— Поверить не могу! А отчего, позвольте узнать, вы вдруг захотели попытать счастья при дворе?

Эдернэ заметно смутился.

Мессер Гумберт подождал немного — и возобновил допрос:

— Скажите прямо. Что вам нужно в столице? Только лишь жажда приключений заставила вас тронуться в путь — или какой-нибудь тайный замысел? Отчего вы не явились ко двору в первый же день по приезде в Везерхард? Видите, сколь много вопросов вызвало ваше шумное появление... Так что вы скажете?

— Я желаю служить королю...

— Неужели? Почему же сразу не сказали?

Мужчина промычал нечто невразумительное.

— Вы не умеете лгать, — заключил канцлер.

— Именно! — воодушевился Эдернэ. — Я говорю прямо, искренне, честно, без доли лукавства. Разве не такие люди нужны государю?

Мессер Гумберт посмотрел на него, покачал головой — и негромко ответил:

— Нет. Если, конечно, вы не собираетесь стать придворным шутом.

Эдернэ смешался, захлопал глазами — он никак не ожидал от канцлера подобных оскорблений.

Тот продолжал с жестокой улыбкой:

— Да, вы не ослышались. Взглянули бы на себя со стороны! Костюм ваш, быть может, подойдёт какому-нибудь скомороху, а вот доброму придворному он точно не к лицу.

— Я уже заказал новый! — вскричал Эдернэ. — Он будет готов завтра к вечеру!

— Рад за вас, — холодно ответил мессер Гумберт. — Вот и не приближайтесь к Харду в ближайшие пару дней. В противном случае прольётся кровь.

Эдернэ небрежно махнул рукой:

— Я не откажусь от доброго поединка. После победы обо мне заговорит весь город.

— Сразу после победы, мой друг, вы отправитесь в тюрьму, — промурлыкал канцлер. — А после — на эшафот, если это будет угодно государю. Поэтому следите за словами, дабы не пробудить в сердце какого-нибудь несдержанного юнца желание проткнуть вас шпагой. Уверен, и сейчас в коридоре толпится десяток-другой драчунов, мечтающих проверить, какого цвета ваша кровь. Поэтому помалкивайте, оглядывайтесь почаще, когда идёте по улице, и хорошенько смотрите по сторонам. В Везерхарде много мастеров, способных в самом безобидном поступке отыскать повод для ссоры. Надеюсь, вы меня поняли?

— Да, конечно, — пробурчал Эдернэ.

На этом разговор был окончен.

У покоев к тому времени и в самом деле собралась толпа человек в двадцать, которые с нетерпением ждали, когда канцлер прикажет: "Отрубите этому негодяю голову!". Когда собеседники как ни в чём не бывало вышли из комнаты, все они встретили мессера Гумберта осуждающими взглядами, а затем принялись пожирать глазами Эдернэ.

— Спектакль ещё не окончен... — проворчал один из них.

Однако дальше пустых угроз дело не зашло. Завязывать ссору в присутствии канцлера никто не осмелился, и Эдернэ покинул королевский замок целым и невредимым.

Выйдя за ворота, мужчина несколько раз передёрнул плечами.

— Клянусь богами, — тихо сказал он, — самое дрянное местечко на свете. Не хотел бы я здесь жить. И как только старина Гумберт это терпит?

Что же до канцлера, он, вернувшись в покои, заложил руки за голову, откинулся на спинку стула и с улыбкой подумал: "Завтра вечером, лавка портного, ограбление. Что ж, неплохое начало... Но оглядываться нужно почаще..."

Глава 6

Новости, которые два дня спустя обрушились на головы обитателей набережной между Новым и Кожевенным мостами, были до того неожиданными, что у сплетников и зевак голова пошла кругом. Сперва один из мальчишек, бешено вращая глазами, сообщил, что ночью какие-то негодяи ограбили лавку портного, метра Гуго. Разумеется, все метнулись к месту злодеяния — пропустить подобное развлечение было бы непростительной глупостью. Однако на полпути их перехватил второй гонец и поведал о ещё одном ограблении — на сей раз в лавке торговца посудой, склочного, жадного старика, которого ненавидел весь квартал. Посетить его дом в час трагедии — лучшего способа вдоволь повеселиться невозможно было придумать.

В конце концов верх в этом соревновании одержал торговец посудой: сотни полторы зевак поспешили к его дому, прочие — человек тридцать — продолжили путь к лавке метра Гуго.

Хозяин сидел у входа и рыдал, словно ребёнок.

— Два куска бесценной материи с юга... — изредка начинал он всхлипывать. Подумать только! Столько денариев пропало зазря... А рулон шёлка? Какому ублюдку он понадобился, скажите мне!..

Сочувствия в сердцах зрителей эти причитания не пробуждали.

Завидев градоначальника и Энгерранда, за которыми семенил неутомимый секретарь с пергаментом под мышкой, портной оживился.

— Вы должны покарать злодеев! — потребовал он.

— Непременно, — согласился господин Бертгард. — Ублюдки попадут к нам руки, обещаю. Пусть даже кража удалась, полотно нужно продать — не есть же его, в самом-то деле! Поэтому негодяи попытаются сбыть товар — и тут-то им не избежать наказания.

— А теперь войдёмте внутрь и внимательно всё осмотрим, — предложил Энгерранд.

Метр Гуго вздохнул:

— Нечего там смотреть.

Однако едва участники этой сцены скрылись от любопытных взглядов, тон его стал совсем иным. Слёз как не бывало.

— Ничего не понимаю, — быстро заговорил он. — Всю ночь я не мог сомкнуть глаз — и, наверное, заметил бы что-нибудь странное, услышал, увидел. Но — нет, ничего! Лишь когда щёлкнул замок, понял, что творится неладное. Встал, проверил — дверь не заперта! Выбежал на улицу — никого. Двух кусков материи с юга и рулона шёлка как не бывало. Знали что брать, негодяи!

— Значит, вы не слышали, как воры пробрались в лавку, — подытожил градоначальник. — И возле дома никто не крутился в последние дни? Вдруг заметили кого-нибудь подозрительного?

— Нет у меня времени за улицей следить, — вздохнул метр Гуго. — Это бездельники с набережной думают, будто я торчу с утра вечера у окна и зеваю во весь рот. А времени свободного у меня попросту нет...

Энгерранд тем временем внимательно осмотрел комнату, однако не нашёл ничего подозрительного.

— Где хранятся материалы? — спросил он.

Метр Гуго указал на серую портьеру, висевшую посреди одной из стен:

— Там.

Чтобы попасть в кладовую, нужно было преодолеть небольшую лесенку, но Энгерранд, не ступив на неё, осторожно приподнял край полотна — и увидел дверь, массивную, обитую железом, такую толстую, словно за ней скрывалась комната со сказочным чудовищем, от которого следовало любой ценой уберечь горожан.

— Взломали, — сказал портной.

Молодой человек присел и с минуту рассматривал ступени.

— Кажется, нашёл, — пробормотал он и, достав из-под полы плаща склянку с прозрачной жидкостью, обратился к градоначальнику: — Воры всё же оставили кое-какие следы. Не по воздуху прилетели — и на том спасибо.

Секретарь с почтительным поклоном подал господину Бертгарду кисточку и тонкую бумагу. Мужчина обмакнул кисточку в жидкость, несколькими быстрыми движениями смазал поверхность листка и передал Энгерранду. Тот, не теряя ни секунды, осторожно положил бумагу на одну из ступеней, несколько раз аккуратно провёл рукой, словно расправляя, — и показал метру Гуго.

— Смотрите.

На желтоватой поверхности чётко, словно вычерченный, отпечатался грязно-коричневый след от башмака.

— О боги! — ахнул портной.

— Теперь вы видите, — довольно расхохотался градоначальник, — что служители закона кое-что всё-таки умеют, не правда ли?

— Да, — пролепетал метр Гуго. — Но... что вы будете с этим делать?

Улыбка сползла с губ господина Бертгарда.

— Ах, это уж наше дело! Когда наступит нужный час, мы найдём отпечатку применение, не беспокойтесь. А сейчас, пожалуй, пришло время расспросить соседей — здесь нам делать нечего. Вдруг кто-нибудь оказался наблюдательнее вас и заметил в последние дни что-нибудь странное?

Портной поклонился, градоначальник небрежно кивнул в ответ и вышел прочь. Секретарь засеменил следом.

Оставшись наедине с метром Гуго, Энгерранд сказал:

— Мне нравится ваша лавка. Помнится, незадолго до свадьбы наследника престола и принцессы Аньелы мой друг заказал здесь превосходный костюм. Когда придёт время нового пышного празднества, я непременно сюда наведаюсь, даю слово.

Молодой человек протянул портному руку, тот схватил её обеими ладонями, словно перед ним был один из могущественных сановников, — и туго набитый кошелёк незаметно перекочевал от одного владельца к другому.

Повторяя раз за разом:

— Приходите! Непременно приходите! Я сошью вам такой костюм, что все горожане лопнут от зависти! — мужчина проводил Энгерранда до порога, и едва тот покинул лавку, быстро поднялся в свою комнату.

С превеликой осторожностью высыпав содержимое кошелька на стол — не дай боги хоть один денарий упадёт на пол и закатится в щель! — он принялся дрожащими от напряжения пальцами перебирать золотые и серебряные монеты, а завершив подсчёты, пробормотал с усмешкой:

— Клянусь Авиром, я не прочь обменять ещё пару кусков материи на такой кошелёчек. Почаще бы заглядывали ко мне воришки... Рассказать метру Гвидо — с ума сойдёт от жадности. Но — нельзя, нельзя!..

И портной замурлыкал весёлую песенку.