Смерть его игрушка

Я слегка возмутилась. Поцелуи были просто сказочными, но такое отношение...

— Не думай, что я позволяю тебе такое потому, что считаю себя обязанной.

Он рассмеялся, негромко и довольно.

— Нет, мне нравится именно так считать.

Попыталась снова оттолкнуть его, но — больше не получилось. Он был сильнее. Момент — и мне не захотелось его отталкивать. Воля просто растаяла, я опустила голову ему на плечо и подставила губы.

Даша, ты сошла с ума. Зачем вообще привела его домой?

Кто кого привёл...

Прохладные руки, прохладные губы. Но — странная искристая энергия исходила от кожи. Он напоминал детскую конфету-шипучку. Её берёшь на язык — а она слегка покалывает, пощипывает... Я с удовольствием отдалась его поцелуям. Вкус охлаждённого шампанского.

Его руки вели себя гораздо смелее, чем мне бы хотелось. Но я не могла ничего сделать, не было воли оттолкнуть его — даже если бы были силы на это.

— Не надо, — задыхаясь, прошептала ему в губы. — Пожалуйста, перестань! Хватит!

Я могла только просить, а не требовать — потому что говорила то, чего не хотела. Но он неожиданно отстранил меня, глубоко вздохнул и усадил на диван.

— Прости меня. Я больше не буду так. Только когда сама захочешь.

'Я уже хочу!' — кричала одна часть меня. Но вторая была благоразумнее. Я сжалась, прижав колени к груди. Не смотрела на него, но чувствовала, что он смотрит.

— Ты невероятно красива, — прошептал он. 'Ты тоже', — чуть было не ответила я. Красив, как дьявол. Почему-то меня постоянно преследовала его улыбка, и на ум приходило именно это слово. Стоило ему улыбнуться, и в тёмных глазах проявлялось безумие.

Я пристально посмотрела на него.

— Кто ты?

— Трудно объяснить, — он дёрнул уголками губ. — Но не бойся меня. Я тебе ничего не сделаю плохого. Обещаю.

— Я не боюсь, — из чувства противоречия ответила я.

— Пошли, погуляем! — вдруг он резко сменил тон, настроение и тему разговора. Я с подозрением глянула ему в лицо, но увидела только лёгкую улыбку с крохотной примесью сумасшествия.

— Ночь на улице.

— Да.

9.

Мы ходили по улицам, пропитанным поздней прохладой. Он обнимал меня — уверенно, словно имел на это право. Чувство такое, будто я в полной безопасности, будто ничего не может случиться, пока он рядом.

— Роман, кто ты? — допытывалась я. Уж больно странный. Таких не бывает.

На этот вопрос он не ответил первые два раза. Третий — остановился, развернулся ко мне.

— Ты боишься меня?

Я пожала плечами. Вряд ли. Почему-то страха не было. В конце концов, я почти умерла недавно, и теперь меня трудно чем-либо испугать.

— Не бойся. Я ничего тебе не сделаю плохого. Обещаю. Я не маньяк, не преступник. Тебе нечего бояться.

Нельзя сказать, что это могло успокоить. Но любопытство такой ответ только распалил.

— Ты можешь лечить смертельные болезни?

— Я могу вылечить тебя от любой болезни.

— Только меня? — с подозрением спросила я.

— Только тебя, — отрезал он чуть резковато.

А Андрей говорил, что есть люди, способные вылечить рак четвёртой стадии. И мы решили, что Роман — один из них.

— А почему только меня?

Он недовольно и резко ответил:

— Я не занимаюсь благотворительностью.

— А.

Значит, может, просто не хочет. Это нормально, — попыталась убедить себя. Он никому ничего не должен.

Но появился небольшой осадок. Я всегда любила богатырей и супергероев, которые бескорыстно защищали людей. Он мог бы вылечить многих... но не делал этого.

Жаль.

— Даш.

— А?

— Я сделаю всё, что ты попросишь, — мягко, с улыбкой — но очень серьёзно пообещал он. — Всё.

— Почему? — очень интересно! Да у него слово 'псих' на лбу выгравировано. Огненными буквами. И ведёт себя соответственно. Мы знакомы несколько дней, и я должна поверить, что он в меня уже влюбился? Ну давай, скажи: 'У меня такое чувство, что я знаю тебя всю жизнь'.

— Я очень, очень хорошо разбираюсь в людях, — ответил он с уверенной улыбкой. — Я знаю о человеке всё после нескольких минут знакомства. И ты мне нравишься. Очень даже. Понятно?

— Мне ничего про тебя не понятно, — пробурчала я из вредности. Но это похоже на правду — если он знает, как вылечить рак, то знает и то, как заглянуть в душу.

— Всё сделаешь?

— Пожалуйста, не надо говорить глупостей вроде 'прыгни с пятого этажа", — тревожно попросил он.

— Я хочу туда! — и указала рукой.

10.

Заросшая кустами узкая дорожка. Кажется, это тоже клён — только не привычный, а другой — ясенелистный. Из обычного клёна в детстве делали 'носики', а из этого — 'кузнечики', очищая молодые веточки.

Дорога уже подсохла — замечательно. Раньше здесь тоже была улица, теперь остались три участка, на двух из них ещё сохранились бревенчатые дома. Вернее, их остовы — гнилые, полуобвалившиеся. Глинистая земля, близость химического завода, отсутствие в округе нормальных магазинов и остановок транспорта — люди давно перебрались отсюда. Дома остались как напоминание, что здесь — тоже в некотором роде город.

Неровная, потрескавшаяся дорога упиралась в башню.

Наполовину каменная, наполовину деревянная, она торчала над окрестностями чёрным силуэтом. Что здесь было раньше, я не знала, но всегда было любопытно — что у неё наверху?

Снизу заглянуть — какая-то площадка. Пол, в нём отверстие, куда уходила лестница. Многие ступеньки прогнили, три этажа обозначались досками, которые доверия не вызывали, хотя и лежали частично на каменной основе.

Хотелось сюда залезть с тех пор, как мы переехали в этот район. Но в шестнадцать лет вроде как уже не солидно лазать по развалинам. А в двадцать два жутко хотелось. Но одна я не полезу точно, а друзья вряд ли меня поддержат. Они не понимали страсти соваться в странные до жути места.

Теперь я сболтнула это из упрямства, даже желая, чтобы Роман отказался. Но он пожал плечами и ответил:

— Если хочешь, пойдём.

— Нет, я хочу наверх. На вершину башни.

— Я понял.

Он взял меня за руку и устремился сквозь кусты.

Я по мере приближения всё больше робела, но отказываться не собиралась — из того же упрямства. Когда мы зашли в башню, я на нём уже и держалась.

Темно. Внутри мало что можно рассмотреть.

Он обвёл взглядом стены.

— Не передумала?

— Нет! — фыркнула я.

Передумала. Боюсь. Но отступать не собираюсь.

— Вот лестница. Давай, я тебя буду держать.

Мне уже жутко страшно. Но упрямство гораздо сильнее. Лезу, вцепившись в прогнившие перила. Ступенек не хватает, обхожу по краю лестницы.

В одном месте ступаю на гнилую доску, которая обваливается вниз. Роман ловит меня за пояс, ставит обратно:

— Осторожно.

Кажется, он смеётся. Сжимаю зубы и лезу.

Мы добрались почти до второго этажа. Башня уже не предназначена для людей. Птицы и кошки чувствовали бы себя свободней — но мы не птицы. Даже не кошки.

Очередная доска, за которую я схватилась, поддалась... Увлекая за собой каменную кладку пола. Блоки со скрежетом выворачивались из стены, угрожая осыпаться на головы, лестница треснула и обваливалась.

За мгновение, на которое я застыла, Роман не растерялся.

Он схватил меня сзади за талию, спрыгнул и бросил на землю, упав сверху на локти. Я ударилась грудью — от боли перехватило дух, и я перестала что-либо соображать. В следующее мгновение сверху навалился сначала мягко Роман, потом — уже значительной тяжестью — рухнули камни и доски. Несколько резких ударов, которые смягчило мужское тело, и страшное предчувствие.

Я несколько секунд лежала, пытаясь оправиться от шока, потом окликнула его:

— Роман, ты живой?

Молчание.

— Эй?

Вылезла из-под него, осторожно.

В свете ночного города, пробивающемся сквозь дыры в стенах, разглядела — с трудом — тяжёлые осколки камня, глубоко вошедшие в тело. Голова странно вывернута — и это лучше всего остального показывает страшную картину.

— Нет. Нет, не надо, — осознание, кажется, приходит. — Рома! Не надо! Ромочка!

Рыдания выплеснулись наружу, паника и ужас охватили меня. Я, плача, сперва искала мобильник в обломках, потом поняла, что для скорой уже поздно. Совсем поздно. Я щупала его шею, руки, грудь в поисках пульса — но понимала, что это бесполезно. Шея сломана — это конец. И наверняка мгновенный.

Из-за меня.

Я отвернулась, закрыв лицо ладонями.

Зачем мне приспичило сюда лезть? Зачем ты согласился?

Практически незнакомый человек — почему мне так паршиво? Откуда это отчаяние?

Хоть бы это оказалось сном. Жутким кошмаром. Проснуться и узнать, что ничего не было...

— Господи, — прошептала я. — Пожалуйста!

— Проси Дьявола, — раздался полухрип. — Это по его части.

— Рома? — я обернулась так резко, что чуть сама не сломала шею. Неужели...

Он шевельнулся.

— Ромочка. Меня так ещё не называли.

Он хрипел, но в голосе слышалась знакомая, такая сумасшедшая улыбка.

— Ты жив? Что с тобой?

Дыхание перехватило, я на полном серьёзе боялась услышать в ответ чего-то страшное.

— Убери с меня камни, — попросил он.

— Нет! Если они воткнулись, — там же обломки, — то не надо, кровь пойдёт!

— Даш, — с лёгким раздражением, — убери с меня камни. Пожалуйста.

Я бросилась убирать обломки, стараясь делать это как можно осторожнее.

А перед глазами стояла картина вывернутой головы и острого осколка глубоко в шее.

Он перевернулся, сел. Я легко провела рукой по его спине — раны не казались глубокими. Но как же?

Я была в смятении.

— Ты был мёртв.

— Извини, что напугал.

— Это я виновата. Всё из-за меня.

Из-за моего жуткого упрямства.

— Всё в порядке, Даша. Всё хорошо. Не бойся.

— Ты был мёртв.

— Да, но это ничего.

Ещё одна картина — воспоминание.

— В тот день, когда мы встретились — тебя сбила машина, так?

Он чуть улыбнулся.

— Верно.

— Ты кто-то вроде Горца? Бессмертный?

Смеётся.

— Нет.

Я не понимаю происходящее.

— А если отрезать голову, ты умрёшь?

— Хочешь убить меня? — опять смеётся. — Нет, не умру. Тело — это всего лишь оболочка души. Как одежда. Я могу сделать с ним что угодно.

Меня пробрала жуть. Этот человек два раза умер на моих глазах — но я снова с ним разговариваю.

— Ты человек хотя бы?

— Безоговорочно.

Меня била дрожь. Я не понимала, что происходит. Стоит ли этого бояться — или наоборот, я выиграла главный приз?

— Даша, пошли домой.

Я посмотрела на него. Ничего такого страшного не увидела.

— Пошли.

11.

Он довёл меня до двери, заходить не стал.

— Даша, пообещай мне, что сейчас вымоешься, поужинаешь и ляжешь спать.

Я настолько устала и испугалась за сегодня, что сама хотела того же.

— Конечно, я так и сделаю.

— Когда прийти к тебе завтра?

Я замерла на пороге. Хороший вопрос. 'Никогда' — хороший ответ. Андрей говорил держаться от него подальше. Теперь я понимаю, почему. Он может всё. И — наверняка способен на страшные поступки. Я не могу знать, что он сделает. Не могу чувствовать себя в безопасности рядом с ним.

Не могу ли?

Дважды я должна была умереть. Сейчас я бы посещала сеансы химиотерапии, если бы не Роман. И камни, которые он принял на себя, предназначались мне. По крайней мере, часть. Кстати, виновата в этом я сама.

Но — мы заведомо в неравном положении. Я не смогу пойти против его желания, а он — очень даже.

Вспомнилось, как он целовал меня. Он мог делать всё, что угодно — не было воли его оттолкнуть. Наверняка он может заставить меня пойти на всё, что он хочет.

— Даша? — он устал ждать ответа и прервал мой поток мыслей. — Ну так что?

Если сказать 'никогда' — я его больше не увижу?

Этот вариант пугал не меньше, чем другие размышления. Даже, пожалуй, больше. Гораздо больше.

— Приходи, когда хочешь. Я уволилась с работы, большую часть времени свободна.

Лёгкое касание губ — поцелуй снова обжёг. Почему прикосновение к нему пощипывает кожу?

— Вот, — он протянул мне мобильник. — Это твой. До завтра.

Он ушёл, и только закрыв дверь, я посмотрела на экран. Четыре СМС. Две от Андрея.

'Даша, обязательно приходи завтра часов в шесть. Есть серьёзный разговор'.

Одна от Алёны.

'Приходи завтра к Андрею в шесть. Надо поговорить'.

И одна от Егора. Содержание не удивило.

Время — час ночи. Андрей не спит ещё, и ему отправлю ответ: 'непременно буду'.

12.

Когда я проснулась, солнце уже было высоко и приятно грело мне ухо. Некоторое время я лежала не двигаясь, потом ощущение присутствия появилось и стало нарастать.

Открыла глаза.

— Доброе утро, Даша.

Он сидел на краю кровати и слабо улыбался.

— Как ты зашёл? — не поняла я.

— Ты же сказала прийти, когда я захочу.

Он погладил моё бедро, и, казалось, даже сквозь одеяло чувствовалось знакомое покалывание.

— Но я запирала дверь...

Впрочем — если человек лечит смертельные болезни и воскресает, что ему какие-то замки?

— Я снова запер её. Пойдёшь завтракать, или принести сюда?

— Завтрак?

Когда он успел? Почему я не проснулась?

— Нет, не надо. Я пойду на кухню. Не очень люблю есть в постели. Отвернись, я встану, — попросила я и села, придерживая одеяло.

— Да ни за что! — он приподнял бровь. Получилось весьма нахальное выражение.

— Я не буду при тебе одеваться! — как можно твёрже.

Он выжидающе смотрел, всё так же приподняв бровь.

— Тебе тогда придётся провести в постели весь день. Мне нравится смотреть на тебя. И не надоест долго.

Он легко поглаживал меня, улыбался — кажется, действительно его всё устраивает.

— Подай хотя бы мою одежду.

Широкая, довольная улыбка.

— Возьми её сама.

— Ты же говорил, всё для меня сделаешь.

— Всё... пожалуй, кроме этого.

Почему-то злиться не хотелось. Я сжалась поначалу, собираясь вылезти и быстренько пробежать к стулу, на котором висела одежда. Но — как я буду выглядеть — сутулясь, суетясь? Ничего не скажешь, возбуждающее зрелище.

Скинула одеяло, выпрямилась и изящно прошла по комнате.

Хорошо, что не снимала трусики, когда ложилась спать.

Поймала его взгляд — лёгкая, довольная улыбка... и что-то тёмное в глазах. Я не переборщила с эротикой? Набросится прямо здесь... Мало ли...

Что за ерунда!

Натянула штаны, футболку. Улыбнулась и стрельнула глазками:

— Ты обещал завтрак?

13.

О, не яичница. Омлет. Интересно.

Правда — узнать омлет в этом оказалось сложно. Что-то воздушное и нежное сверху, что-то красное и тёмное внутри, кажется, ещё сыр.

Красное оказалось помидорами. А ещё?

— Это что, базилик?

Он улыбнулся:

— Что-то имеешь против базилика?

Поставил на стол чашку с блюдечком, разлил кофе из маленького ковшика.

— У меня же не было ни помидор, ни базилика, — с чего это он вдруг расстарался? — Ты что, бегал по магазинам? Сколько времени?

— Не по магазинам, а сходил на рынок. Чем ты опять недовольна? — снова неизменная улыбка. Начинает раздражать. Впрочем, с утра всегда плохое настроение. Может, я зря испытываю его терпение? Что будет, когда эта полусумасшедшая улыбка исчезнет?