Смерть его игрушка

— Ты от меня не убежишь.

Его улыбка снова дьявольская. Даша, держись. Ты обижена, помнишь?

Не то, чтобы я думала, что он меня не достанет.

— Перестань. Ром, я не собираюсь вести себя как раньше.

Он усмехнулся, намотал мою цепь на руку и стал подтягивать. Я возмутилась:

— Что ты делаешь?!

Цепь натягивалась, и мне пришлось подползти ближе. Он перехватил мою руку и поцеловал запястье.

— Не сработает! — я дёрнула руку, но Роман держал крепко. Забрался ко мне на кровать и посадил на колени.

Я попыталась вырваться, он заломил мне руки назад, заставляя прогнуться, наклонился к моим губам:

— Моя милая, я тебя никуда не отпущу.

— Ром, мне больно!

— Неправда, — он улыбнулся. — Забыла, что я могу считывать эмоции?

— Нельзя забыть то, чего не знаешь, — проворчала я и отвернулась.

— Дашка, не сердись.

Поцеловал меня — нежно, осторожно, но губы его дрожали, и я чувствовала, что он сдерживается.

Грубость рук — и предельная нежность губ. Опьяняющий контраст. Там, внутри него — обжигающая страсть, горячая и ледяная.

Да ну это всё!

Я прижалась к нему, отвечая на поцелуй. Гордость кипела от возмущения — но я всего лишь слабая женщина и люблю его.

Роман отпустил руки и стал расплетать косу. Я, пользуясь моментом, стала расстёгивать ему пуговицы на рубашке.

— Дашенька, я от этих твоих колючек просто голову теряю. Когда ты злишься, особенно на меня, это просто нечто!

Ощутимо укусила его за губу. Он бросил меня на кровать и рассмеялся.

— Дашка, ты — прелесть!

Он завис надо мной, опираясь на локти, и раздвинул коленом ноги. Я попробовала толкнуть его — в этой позе практически бесполезно. Я даже не могла поднять голову — он придавил мне волосы. Вот, Даша, ты и попалась. О каком характере можно говорить, если я даже практически не пробовала сопротивляться ему?

Хотя, зная кое-что про Романа, не стоит думать, что ему помешало бы сопротивление. Скорее, наоборот.

Он отстранился, чтобы совсем снять рубашку, и я использовала момент для того, чтобы немного прийти в себя.

— Ром, не надо, — попробую поговорить серьёзно. — Ничего хорошего сейчас из этого не выйдет.

Роман слабо улыбался — сумерки на улице, но глаза его заметно блестели. Он сел передо мной:

— Это бесполезно, Даша — твои возражения меня только заводят. Давай, раздевайся сама, если не хочешь пожертвовать этим костюмом.

Поняла, о чём он говорит. Верю.

Медленно снимаю пиджак, блузку, юбку.

— Доволен? — вряд ли мой сердитый тон его обманет. У меня, кажется, кровь полыхает.

Смеётся.

— Оставляешь то, чего тебе не жалко.

Сверкнув глазами, снимаю бельё.

— Чулки оставь, — почти командным тоном. Но я уже не могу ни возмущаться, ни спорить. Он тоже раздевается.

Кажется, расставания не вышло. Ничего, надо поговорить... потом...

125.

Проснулась я в его объятиях. Наконец-то.

Он в джинсах.

Это значит, мой похититель успел встать, приготовить завтрак и снова прийти ко мне.

Ну конечно! Разве может Роман чего-то не успеть?

Разговаривать мне не хочется. Обидно. Весь из себя такой идеальный. Мечта любой женщины. Это ты о себе мнишь, драгоценный мой?

Иди-ка... Знаешь, куда?

— Даша, доброе утро.

Конечно, он понимает, что я не сплю. А как же?!

— Утро добрым не бывает. Хотя нет. Бывает. Просто сейчас случай не тот.

Улыбается — так по-до-оброму... Никогда так не улыбался.

— Не сердись, колючка.

— Ты ведёшь себя так, будто мы просто поругались.

— А мы ведь даже не ругались.

Я попыталась вырваться из его объятий. Мда, вряд ли что-то получится, пока он меня сам не отпустит.

— Ты посадил меня на цепь, как собачонку. Нет, мы не ругались.

Смотрит своими невозможно-чёрными глазами. Мягко улыбается.

— Зато мы вместе.

— Ром, отпусти.

Не выдерживаю. Прошу.

— Останься со мной.

— Всё решил сам и моего мнения не требуется?

Равнодушно отворачиваюсь. Перелезаю через него, накидываю его рубашку и иду на кухню.

126.

Хотелось бы, чтобы у меня не было аппетита, кусок в горло не шёл и всё такое. Но увы. Ем я с удовольствием, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на овсянку со свежими ягодами.

Роман подходит сзади, убирает заколку, перебирает мне волосы. И это так приятно, что я готова замурлыкать.

— Позвони Дюфо, он волнуется.

Передо мной ложится радиотрубка.

Это как?

Смотрю на него. Он улыбается.

— Милая, ничего лишнего. Просто скажи, что мы вместе и у тебя всё хорошо.

— Ром, когда это он успел меня потерять?

— Вечером звонил. Ты четыре раза не ответила. И, Дашенька, никаких знаков и шифров. Просто скажи, что всё нормально.

127.

Андрей опять ругался. Я очень хочу объяснить, что не виновата.

Но мне не позволено. Мой похититель стоит напротив и выжидательно улыбается.

— Всё хорошо. Я с Романом.

— Где? — настороженно интересуется друг.

— Понятия не имею. Но мне нравится.

Последнее мой язык прибавляет сам. А Роман улыбается.

Я тебя ненавижу.

— Даша, он не удерживает тебя силой? — как бы между делом интересуется Андрей. — Если да, скажи 'нет'.

Дьявол беззвучно смеётся. А я — совершенно независимо от себя же, отвечаю с возмущением, которого не чувствую:

— Как ты можешь такое говорить!

— Как?! Даша, ты с тем самым человеком, который когда-то объяснял мне, что руки женщинам стоит связывать сзади, так как стоит чуть потянуть, и она красиво прогибается. И да, я за тебя волнуюсь.

— Не волнуйся. Пока.

Сами собой говорят губы. Сердито, хотя я сейчас благодарна другу — теперь он попал в точку. Сами собой руки нажимают отбой.

И уже согласно моей, вернувшейся воле, швыряют трубку в эту наглую улыбку.

128.

Роман не двигается, и трубка оставляет ссадину на щеке.

Тёмное пламя в глазах.

Даша, ты же помнишь, боль его возбуждает. Что ты наделала?

Один быстрый шаг — я даже не успеваю среагировать, резко сажает меня на стол и целует. Пальцы его впиваются в плечи — опять будут синяки. Пытаюсь оттолкнуть — хватка ослабевает. Так лучше. Ну, Даша, сама напросилась — есть ли силы отказать сейчас?

Ни сил, ни желания. Я подаюсь ему навстречу.

129.

Сидит на полу — как обычно. Еретик недолюбливает стулья. Вот только кошек в объятьях обычно не держит. Предпочитает женщин.

Вокруг ползает кучка кошачьей мелочи. В клетке на столе — хомяк. Колёсико, домик, кормушка, поилка. Когда Даша успела его притащить?

И где она сама? И что за выражение лица у...

— Рамон? — что случилось? Никогда его таким не видел. — Где Даша? Что с ней?

— Монах... Ты к ней, да? Не волнуйся, всё с ней в порядке.

Отсутствующее выражение лица, потерянный тон. И за всем этим — скрытый ураган эмоций, противоречивых и разных. Не актёрская игра, которую Эльвильяр вёл вместо человеческих чувств после возвращения из Ада. Сердце сжимается — что могло произойти, чтобы Еретик стал таким? И главное — как это связано с ней?

— Где Даша?

Может, подруга наконец поумнела и рассталась с этим источником проблем?

И что он тогда делал бы в её квартире?

— Даша у меня. Я... кормлю животных.

Он вяло махнул рукой, обводя жестом зоопарк, столь привычный в этой квартире.

— И развлекаешь? — кивнул на кошку на коленях. Объяснение успокоило.

Он опустил глаза и мягко отставил Жизель в сторону:

— Монах, у меня проблемы. Даша хочет уйти.

'Поумнела?' — чуть было не сказал Андрей, но вовремя прикусил язык.

— Почему? Что ты сделал?

— Я понятия не имею! — воскликнул тот, и поднял взгляд. Там светилась боль.

— Я тебя знаю несколько столетий, и за всё это время не видел искренних страданий. Не играй для меня, я всё пойму и так.

— Vete a la puta mierda joder!

Как ни странно, это раздражение смягчило Андрея.

— Даша сказала, почему хочет уйти? Мне казалось, она в тебя влюбилась.

— Сказала, что не любит меня. Чувствую, что врёт. Может, это из-за того, что я пока не смог ей сделать ребёнка?

— Пока? Ты, несомненно, многое можешь, но забеременеть от мертвеца — такое ещё никому не удавалось. Это нормально, что Дашка не исключение.

— Не знаю... — он нахмурился. — Я создаю нормальное по составу, жизнеспособное семя, отдельно жизненную энергию. Просто пока не получается их связать. Но это дело времени, как она не понимает!

— Ты объяснял?

Рамон пожал плечами.

— Мы говорили. Но — будь дело в этом — она бы так и сказала. Или, по крайней мере, не решила бы всё так радикально. Мне кажется дело в другом. Ну не знаю, — он передёрнул плечами, — может и в этом. А может, в другом. Даша — она большой секрет. Предсказать, что она сделает, на основании того, что знаешь о ней... Ну, это нереально. Я не понимаю, почему — но не хочу её терять. Если она уйдёт к кому-то... Ну, не знаю. Я хочу, чтобы она была счастлива. Даже если не со мной. Но — когда она не со мной и несчастна... я не могу позволить.

Он выглядел несчастным, говорил сбивчиво. И Андрей, за всем этим, чуть не упустил мысль.

— Эй, постой, ты сказал... Что значит 'не могу позволить'?

В глазах собеседника вспыхнула неожиданная злость:

— Она у меня. Она моя. И будет со мной! И это наше личное дело!

Неожиданно снова его тон изменился — на жалобно-беспокойный.

— Я просто не могу её отпустить так. Без объяснений, без понимания. Просто не могу.

— Так. Хорошо. Успокойся. Она хочет уйти — без объяснений. Ты её держишь и требуешь объяснений, так? — тот кивнул. — Отпусти её сейчас. Ты же, в конце концов, можешь со временем всё выяснить.

— Она хочет быть со мной, — мрачно ответил Рамон. — Она не хочет уйти. Нет, ты не понимаешь, я не могу просто так её потерять! Я её люблю. Я никогда никого не любил — вообще! И, если я правильно понимаю это чувство — то вот оно. Не знаю... Она особенная. Правда. Ты ведь тоже это понимаешь? Не в том дело, что она принимает таким, какой я есть. Среди русских и американцев мне, наконец, перестали пенять на происхождение, а то, что она меня не боится — так вон Лана тоже. Её странная доброта — это не то чем можно привлечь мужчину, не так ли? Красота — так я встречал много красивых женщин, хотя, признаться, не настолько, как Даша. Я не знаю, что в ней такого. Просто рядом с ней я сам чувствую себя богом. Не отбросом, не кошмаром всего сущего, не великим грешником — а самым лучшим. Это просто невероятное чувство, и я ни за что не хотел бы лишиться его. Если бы она встретила другого — полюбила другого, я мог бы просто быть рядом, видеть её счастливой, беречь её, поддерживать, пусть и как просто друг. Но ей больно — её же решение причиняет ей боль, и я не пойму — из-за чего это?

Андрей чуть не рассмеялся. Надо держать себя в руках, решил он.

— Ну надо же, — сказал он ровно, без эмоций. — Еретик, живой мертвец, наводящий ужас на мистиков мира, влюбился. Незнакомое чувство, правда? Рамон, это нормально, все переживают такое состояние. Пусть для тебя это даже впервые. Так что — для начала успокойся.

Тот поднял глаза, полные печали и растерянности — чужой, незнакомый взгляд.

— Дюфо... Я тебя всегда слушал...

— Ну, не то чтобы всегда...

— Я помню всё. Таинствам я учился сам, а жизни научил меня ты. Когда я чистил сортиры за клочки пергамента с перечнями первоэлементов или предсмертными откровениями деревенской знахарки, ты говорил — 'Ты же понимаешь, твоё время придёт'. И я терпел и ждал. Когда меня окружали аристократы, для которых речной жемчуг — мелочь, не стоящая внимания, ты говорил: 'Это им не принадлежит. Перед знаниями они равны тебе'. Помнишь? Всё, что ты говорил, оказалось правдой — рано или поздно. Помнишь, ты говорил, что я позавидую простым людям, прожившим жизнь в кругу семьи? Это время пришло. Ты во всём был прав. Дюфо, я люблю её, скажи, что мне делать?

Тот вздохнул, подумал. Уселся на пол напротив.

— Рамон, ты сказал, что не можешь позволить ей уйти. Что это значит?

Лицо каменеет. Выплюнутое сквозь зубы:

— Она со мной.

Андрей пожимает плечами:

— Да я понял. Как ты её держишь? Под гипнозом? Шантажом? Как?

— На цепи.

Холодно, вызывающе. Похож на подростка в переходном периоде. У него совсем не было детства — оно заиграло сейчас?

— Ничего нового, — он умеет сохранять спокойствие в любых ситуациях. Самообладания хватит. Должно хватить. Только так он сможет помочь Даше... И, может, Эльвильяру? — И что тебя не устраивает?

— В смысле?! — вот так. Удалось его немного удивить.

— Кажется, тебя раньше не волновало то, что женщина не хочет быть с тобой.

— Это было двести лет назад. Ад — замечательный воспитатель в плане морали и нравственности, если хочешь — проверь. Ты не понимаешь... Даша со мной — но ей плохо. Она сердится. И её что-то гнетёт. Я хочу... как раньше.

— Знаешь, я допускаю, что она может оказаться не права в данном случае. Трудно сказать наверняка. Но одно ясно — она тебе эту цепь просто так не простит. Можешь, конечно, заставить под гипнозом её рассказать всё...

— Я думал об этом... Но это ещё хуже, чем цепь. Ты же сам знаешь, психические вмешательства бесследно не проходят. Подчинить тело и подчинить сознание — разные вещи. И... я не хочу такого.

— Это тебе плюс — что ты понял... Но, подумай, даже если тебе удастся переубедить её — остаётся цепь.

— И что же мне делать?

Отчаяние в глазах не наигранное — теперь Андрей был в этом уверен. Состояние аффекта, а? На что способен такой Эльвильяр?

— Ты только держи себя в руках, ладно? — убрать из голоса даже крошечный налёт паники.

Но Рамон покачал головой:

— Я не причиню ей вреда. Ни за что. Не бойся.

— И себе.

Настороженный взгляд. Кивок.

— Помоги Лане.

— Разумеется! — раздражение. Ему сейчас не до Ланы. — Я же обещал!

— Думаю, будет трудно. Но Даша это точно оценит.

— Лана себя ведёт в последнее время... Не очень красиво. Не по-дружески. По отношению к Даше.

Андрей пожал плечами:

— Это не важно для Даши. Поверь, она оценит. Сделай так для неё.

— Тогда она перестанет дуться?

— Ну-у... Не сразу, может. Корми её живность, выполняй её капризы, и ни в коем случае не говори, что она неправа. Ты не получишь прощения женщины, укоряя её в чём-то. Признай себя во всём виноватым.

Немного сумбурно — и не совсем то, что хотел сказать. Но, кажется, он понял. Вроде бы даже приободрился. План действий есть.

Что он делает? Милая, нежная Даша — и сумасшедший всемогущий маньяк. Будь она немного похитрее — могла бы из Рамона верёвки вить. Но Даша не захочет. Будь она хотя бы чуть-чуть такой, как Лана...

Что было бы? Даша свела его с ума. Лана разбудила в нём самопожертвование. Выбор неочевиден, но, похоже, уже сделан.

Та, в чью пользу он сделан — победила или проиграла?

130.

В спальне напротив кровати — огромная панель во всю стену — телевизор. Качество такое, что плазме и не снилось. Куча колонок по комнате. Системный блок, подключенный к этому телевизору. Две сотни гигабайт только одних мультиков.