Смерть его игрушка

— Когда? Сегодня уже поздновато...

— Давай завтра, в шесть.

— Я теперь до шести работаю...

— Ну вот, как раз. Заезжаю за тобой, потом заберём Алёнку... Где ты работаешь?

— На Достоевского, возле театра.

— Тогда сначала за Алёнкой. Но всё равно не задерживайся! Да завтра?

— Пока.

Я нажала сброс.

— Кто там? — спросил Роман.

— Лана. Мы завтра идём с ней и Алёной по магазинам.

Он пожал плечами.

— Ты против? — осторожно спросила я.

— Нет, с чего бы?

— Если против, скажи.

— Даш, ну что это за вопросы? С чего бы мне быть против? Сама выбирай, с кем тебе интересно.

Интонации ровные. У них такие отношения с Ланой, и он не хочет мне запретить...

— Ты не обидишься? — ещё осторожней. — Правда?

Он вздохнул, улыбка пропала:

— Ну с чего бы? Но даже если бы было так, то что? Ты правда хочешь стать моей вещью? Кажется, ты против этого возражала.

— Нет, я не хочу...

— Даша, — он внимательно посмотрел на меня. — Ты что, всё ещё меня боишься?

Вот сама я так не думала. Но, как только он сказал, сразу поняла: да, есть немного.

— Извини.

Глубоко вздохнул.

— Ты не веришь мне?

Я нервничала. Поговорить по душам надо, но я так боялась его обидеть... Не потому, что боюсь, а просто — не хочу расстраивать.

— Верю... Но даже если ты нечаянно... Вот изменит тебе самоконтроль... Ты ведь можешь случайно... — просто лепет, но я волнуюсь. Не могу же такие вещи говорить прямо, ясно и в лицо. — С такой силищей!...

Вот теперь он точно обиделся. Даша, ты когда научишься молчать, а?

— Знаешь, ты, по-моему, меня путаешь. С современными вашими полумужчинами-полубабами, — он говорил презрительно, но не вышел из себя. Да лучше б вышел! Был бы секс, и всё. А теперь что? Просить прощения? — Настоящий мужчина никогда не ударит женщину. Даже пальцем. Даже пощёчину. Даже для вида. Понимаешь?

— Да. Извини. Я дура, я знаю.

— Именно.

— Ром, ты сердишься? — я вижу, что да. Сама не пойму, зачем спрашиваю. — Сердишься...

— Полагаю, что бы я ни делал, я не буду для тебя достаточно хорош. Но не могу тебя винить — все другие тоже были такими же.

Все — или почти все? Я уверена, что...

— Все, кроме Ланы?

— Эта с самого начала меня не боялась, — усмехнулся Роман, и его лицо, кажется, смягчилось. — Но как раз с самого начала и стоило.

'Ты любишь её?' — вертелось на языке. Но вот как раз этот вопрос я не могла высказать. Потому, что боялась ответа.

— Я же простой человек. Я как остальные. Не богиня какая-нибудь. Ты всё ведь равно когда-нибудь будешь с той, которая тебя достойна.

Я отвернулась. К счастью, там было окно. Было бы глупо упереться взглядом в стену. Но и показывать ему слёзы не хотелось.

— Это точно, Даша, ты дура, — я вздрогнула, когда он обнял меня сзади, прижавшись щекой к макушке. — Я не хочу эту мифическую 'ту', я хочу тебя. Я давал тебе основания думать иначе?

Я шмыгнула носом. Нечаянно.

76.

— Привет, Монах. К тебе заходить удобно — ты в это время всегда один.

Андрэ Дюфо вздохнул. Откинул одеяло и сел.

— Зато ты не один, вроде бы?

— Дашенька спит.

— Только не надо пафоса! — раздражённо попросил мистик. — Можно подумать, она для тебя что-то значит.

Его собеседник уселся на пол спиной к стене.

— Монах, Даша будет со мной. Чего тебя не устраивает?

— Ты не устраиваешь. Даша — нежное, невинное существо. Добрый и светлый человечек.

— Кто-то говорил что-то о пафосе? — с ехидцей поинтересовался его собеседник. — Ну ладно. Я злодей. Мерзкий, страшный. Тёмный. Оживлённый зомби. Поработил твоё нежное существо. Что дальше? Будешь уговаривать меня оставить её? Нет. Если я такой плохой, то бесполезно. А если нет — что ты имеешь против? Ты б залез обратно в постель — замёрзнешь. Батареи еле греют.

Тот насмешливо фыркнул:

— Попытка уйти от темы, Еретик?

— А какая вообще тема? 'Брось Дашу, ты плохой'? Так если бы не я, она была бы мёртвая.

— Я помню, — помрачнел Андрей. — Но она знает, ради кого ты это сделал?

— Если помнишь, — предельно холодно ответил тот, — я понятия не имел, что они знакомы. И был бы признателен, если хотя бы ты не затрагивал эту тему. Даша и так уже и себя, и меня задёргала.

— А ты ей сказал правду?

— О-о, правда! Ядовитая. Злая. Тревожная. Любишь её? Эту сволочь, которая отравляет жизнь? Отравляет и тогда, когда она есть, горькая и болезненная. И тогда, когда её нет — нет её, нет доверия, так? Леди правда. Стерва правда. Я когда-нибудь с ней связывался?

— А ты не считаешь, что Даша заслужила знать правду?

— Я собираюсь провести с ней остаток моей вечности. Этого достаточно.

— А Милана?

— Твоя Милана слишком напрягает. Понимаешь, Ад меня всё-таки изменил. Не очистил, иначе бы я был уже на Небесах — что там за ними стоит? Но изменил. И я хочу покоя. Ланкины истерики, выяснения отношений... У неё настроение меняется каждую минуту. Я устал.

— Угу. А у Даши ничего подобного не бывает, — с сарказмом ответил Андрей.

— Ещё как бывает. Но... Даша — это нечто. Её скандалы просто выводят меня из себя. Она даже смотреть умеет как-то с вызовом, провоцирующе: один её взгляд, и я слетаю с катушек. Это... заводит. Сразу. А в постели она — лакомый кусочек.

— Скажи лучше — Лана неуправляема, уверена в себе, а Дашка тебе в рот заглядывает.

— Ты не так это понимаешь. Для моей малышки я — бог.

— Не богохульствуй, — несчастно попросил Андрей.

— Да я никоим образом. Я с ней чувствую себя самым-самым.

— А, — снова ехидно. — Она не шарахается от запаха горелой кожи, когда ты снимаешь сковороды с огня, не вздрагивает, когда ночью ты касаешься её холодными пальцами, не спрашивает, сколько детей вы можете завести и где ты живёшь и нормально относится к тому, с кем ты играешь в шахматы по средам?

Улыбка его собеседника стала более натянутой.

— Надо будет проверить насчёт сковороды. Спокойной ночи.

— А ты просто расскажи ей всю правду. И посмотрим.

— Правда — для тех, кто больше ничего не может, — прошипел он и просочился сквозь оконное стекло.

Андрей довольно усмехнулся и залез под одеяло.

77.

Мне снились снежинки. Крупные, лёгкие, они падали на обнажённую кожу и таяли, не оставляя ни капли. Хлопья были холодные и слегка покалывали кожу, но оставляли после себя шлейф жара и огонь желания. Я почему-то не могла пошевелиться — и проснуться тоже не могла. Нежные прикосновения льда заставляли меня содрогаться — но это было всё, на что я способна. Разве только ещё стоны вырывались с каждым касанием.

Моё имя — шёпот в снах. Моё тело — мягкий воск. Я хочу, хочу... чего?

— Роман... Это ты?..

Кто ещё может мне сниться?

Я бы не хотела никого больше.

Тихий смех — не громче, чем был шёпот. Но я понимаю — это он. Снежинки сосредоточились внизу, и превратились в огненные искорки удовольствия. Чуть замедлили танец.

— Пожалуйста, ещё!

Удовольствие накрывало тёплыми волнами и совсем не кончалось.

Чудесный сон.

78.

Я дважды встретила Петровича. Каждый раз он высокомерно кивал, и внутри у меня всё замирало. Я не могу так. Не то, чтобы я боялась неприятностей с его стороны, — страх был совершенно иррациональный. Просто замирала и лепетала 'здравствуйте'.

К счастью, в этот день я не особенно много ходила по помещениям. Мне выделили даже компьютер — старенький, он был обозначен даже не как Pentium, а как Duron. Я вообще не слышала про такие. Тем не менее, он был подключен к сетке, и я весь день изучала само предприятие. Что выпускает, где продаёт, какие цены, какое оборудование, рабочие...

Познакомилась с коллегами, обновила столовую (не понравилось). Узнала про своего предшественника. Оказывается, он, в силу возраста, вообще практически ничем не занимался. Директор с удовольствием отправил его на пенсию. А вот Роман Петрович его уважал.

В шесть вечера я ещё хотела много чего сделать, но Лана ждать не будет. С неё станется поднять шум на проходной и вызвать меня вниз или самой прорваться на охраняемое предприятие.

Так что к концу рабочего дня я прибралась на столе и ждала звонка.

Приехали за мной где-то полседьмого.

Я быстро попрощалась и выскочила. Села на заднее сиденье красного маленького джипа Ланы и спросила:

— Ну, куда?

— В 'Летний', конечно. Там должны были в пару мест новые коллекции завезти. Алёнке спортивный костюм найдём. И тебе тоже — у тебя убожество какое-то вместо. Тебе удобно в офисной одежде?

— Нормально. Сойдёт. Мы же перекусим сначала?

— Дашка, тебе лишь бы жрать! — закатила глазки подруга.

— И куда только всё девается? — поддержала Алёна. — Но я не против зайти выпить кофе. Там 'Мандарин' — очень уютная забегаловка.

— Сойдёт, — поесть там можно найти, так что ладно.

— Деньги взяли, всё норм. — Лана завела машину.

79.

Нас троих нельзя допускать до магазинов. Особенно Лану. Без неё мы ещё как-то держимся. Но глядя на то, как подруга меряет каждую третью встречную вещь подходящего размера, волей-неволей останавливаешься посмотреть... Натыкаешься на симпатичную вещичку рядом... Несёшь её в примерочную... А из соседних примерочных Лана и Алёна уговаривают купить.

Мы уже два раза ходили в машину, оставить пакеты.

Выбрали спортивные костюмы всем нам. А потом Лана притащила мне в примерочную ворох платьев.

— Зачем, я не собиралась покупать платье!.. — попыталась отбиться я.

— Туфли тоже, браслет тоже, и летнюю блузку сначала не собиралась, — заткнула меня подруга. — Давай, примерь это.

И она приложила мне к лицу принесённый наряд.

— Нет, нет. Ты же брюнетка, тебе пастельный розовый... Ну во всяком случае хуже, чем мне или Алёне. А вот? Попробуй, кажется, подходит.

Платье показалось мне отвратительным. Полностью облегало верхнюю часть тела, юбка была, скорее, пышной. И всё это отвратного цвета — чуть светлее фуксии.

— Лан, это кошмар. Алён, скажи же.

Та высунулась из соседней кабинки:

— Это? Правда мерзость. И не думай даже. А мне как?

Брючки сидели неплохо, но ничего особо не подчёркивали. Я так и сказала.

— Да, согласна, — она задёрнула занавеску.

— Так, Даша! Я сказала тебе — примерь! — скомандовала Лана. — Оставить всегда можно.

И я залезла в мальвинячье платье мерзкого цвета.

Мне хватило одного взгляда в зеркало.

Всё сразу стало ясно.

Платье сидело великолепно.

Что сразу бросалось в нём в глаза — это талия. Она казалась ещё тоньше и стройнее, чем на самом деле. Пышная юбка слегка увеличивала моё слабое место — бёдра. По-модельному стройные, они приобрели более женственные очертания. И грудь в глубоком треугольном вырезе казалась... не такой уж и маленькой. По крайней мере, вполне ощутимой. А мерзкий цвет очень освежал лицо.

— Опа!

Лана заглянула за занавеску. — Алён, смотри-ка! Ух ты, какие ножки! Даш, я же говорила.

— Офигеть! — мордочка Алёны влезла рядом. — Дашка, а тебе идёт!

Я недоверчиво оглядела себя в зеркало:

— А... кажется, правда идёт...

— Ну! Тётя Лана плохого не посоветует! Ну-ка, повертись! О, вот так. Ему понравится.

На последних словах в её голосе промелькнула грусть. Но на лице по-прежнему сияла улыбка. Да знаю я цену Ланкиным улыбкам.

— Лан, ты чего? Зачем? Не надо мне этого платья.

— Цыц. Надо. Нравится же? Моя помощь будет вам с ним маленьким подарком. Я понимаю, что ему в тебе нравится, так мы это подчеркнём.

— Лан, ты чего? Не надо мне так.

— Брось. Я знаю, что ты мне его не отдашь. Я бы сама не отдала. Что упало, то пропало, всё. Будьте счастливы. Столько, сколько можно. Он — вольный ветер, его невозможно удержать надолго, чтобы он сейчас не говорил. Тебе пригодятся мои советы, я очень хорошо его знаю.

— Девчонки, вы о чём? — Алёна вышла из кабинки, переодетая в своё. — Берёте что-нибудь?

— Потом, в машине объясню, — отмахнулась Ланка. — Ага, а ты? Это? Пошли тогда на кассу.

80.

Потом мы подбирали к платью аксессуары. Лана сказала, что туфли, которые я купила, подойдут, моя сумочка тоже, а вот пояс к нему подобрали. И кулон на цепочке — серебряный. Хватит чёрного.

А потом Лана взяла жёлтый пояс. И намотала на меня.

— Ну вот, тоже хорошо.

— Лан, ну ты чего, я как попугай.

— И вовсе даже нет. Это же не яркий жёлтый, а бледный, не очень насыщенный. Алён, глянь!

— Вполне. Только остальное тоже надо жёлтое.

— Не проблема! — отозвалась подруга и кинулась перебирать бижутерию.

Через некоторое время ансамбль был завершён, и она с глубоким удовлетворением тащила меня на кассу.

— Ты думаешь, Роману это понравится? — неуверенно спросила я. Чувствовала себя при этом последней свиньёй.

— Конечно. Он такое любит, — лукаво улыбнулась подруга, а в глазах её плавала грусть. — Знаешь, привыкнуть не могу, что ты называешь Рамона Романом.

— Но он всегда предпочитает мрачные цвета.

— Он их носит не потому, что предпочитает. Это такой своеобразный способ самобичевания.

— Лан, — не выдержала я. — Не надо... это всё. Мне очень неудобно.

— Ерунда. Не думай обо мне, — твёрдо сказала она. — Думай о себе. Хотя бы раз в жизни. А я попробую ещё раз, когда у вас сойдёт на нет. Я ведь мистик, у меня впереди уйма времени. Ты ни чём не виновата. Не думай об этом.

— Девочки, — строго сказала Алёна. — Вы должны мне как можно быстрее всё объяснить.

Мы синхронно кивнули.

81.

Алёне всё объяснили в кафе. Рассказывала я. Так захотела Лана. Она сказала, что не уверена, что сможет быть объективной. А я смогу?

По крайней мере постаралась.

Рассказала просто, как есть. Без чувств и личных выводов. Без упоминания моих соображений по поводу чувств Романа к Лане.

Но и без самобичевания. В конце концов, это не я его отбила. Это он выбрал меня. Пусть и ненадолго, пусть он ко мне быстро охладеет — но сейчас-то он выбрал меня! Почему проблему надо решать в пользу Ланы?

Это я всё вслух не сказала, но такие соображения помогли мне удержаться от эмоций в рассказе. Разумеется, хотелось поплакаться подруге — но, наверное, Лане тоже этого хотелось. Так что сначала пусть Алёна сделает для себя выводы... А потом мы обе поплачемся.

И всё-таки Алёна задала этот вопрос.

— А кого он сам любит?

— Похоже, всё-таки Лану, — вздохнула я. Та опустила глаза и пожала плечами.

— То есть, ты считаешь, что этому Роману-Рамону хорошо будет с Ланой. и ей с ним, и всё-таки стоишь между ними? Даш, по-моему, это нехорошо. Не похоже на тебя.

— Я знаю, что нехорошо! — на глаза навернулись слёзы. — Но я не могу. Он... ты не представляешь, какой он!

— Представляю, мы знакомы, — невесело усмехнулась Алёна. — Красивый. Сексапильный. Только Егору не говорите, что я так сказала. Загадочный. Этакий хищник. Он привлекательный, я вижу. Он может быть наркотиком, с которого невозможно слезть. Но как-то решать эту проблему надо? Одна из вас должна устраниться. Иначе не выйдет. Вы можете поссориться и выцарапать друг другу глаза, можете перетягивать его как канат, но ни одна не будет знать покоя, пока не решите — кто?