Его зовут Ангел

― Ты реально того? ― не получается, потому что я все еще слышу его противный голос.

Мне надо уходить отсюда.

Не поднимая головы, я поправляю рукой рюкзак и иду в бок, молясь, чтобы Дизель оставил меня в покое.

― Чокнутая! ― кричит он мне вслед, и все вокруг смеются. ― Тебе лечиться надо!

Неважно, что он говорит. Главное, он не додумался донять меня.

Я делаю огромную дугу и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Когда мне остается сделать несколько шагов до кабинета алгебры, звенит звонок, и я срываюсь с места и бегу, что есть силы. Я рывком открываю дверь и вижу Надежду Павловну. Она стоит лицом к классу, но услышав, что я открыла дверь, поворачивает голову в мою сторону. Ее глаза становятся узкими, и мне это не нравится. Я слабо дрожу от страха и волнения. Я опоздала, а Надежда Павловна не прощает опозданий, даже самых малейших.

Судя по ее взгляду, я попала.

― Звонок уже был, ― отчеканивает учительница механическим голосом.

― Я...

Но женщина не дает мне даже шанса оправдаться.

― Закрой дверь, ― резко обрывает она меня.

Мне ничего не остается делать, как послушно кивнуть и отступить. Прежде, чем я закрываю дверь, я слышу смешки своих одноклассников. Плевать на них. И на учительницу. Ужасно, что если кто-то опаздывает, то получает двойку в журнал. И сейчас в ряду с моей фамилией будет красоваться кривой лебедь. Замечательно.

В школе становится тихо с началом первого урока. Я сажусь на лавочку у кабинета алгебры и прижимаюсь затылком к бледно-голубой стене. Сначала я сижу с закрытыми глазами и вспоминаю недавнюю стычку с Дизелем. Он мне определенно это припомнит. Затем начинаю заниматься изучением трещин на желтеющем потолке. Их двадцать семь. Десять крупных, и семнадцать мелких, извилистых. Директору давно пора позаботиться о ремонте, а то скоро школа просто-напросто развалится.

* * *

Свободное время, которое у меня есть благодаря помешанной на пунктуальности учительнице алгебры, я трачу на повторение фрагмента из "Слова о полку Игореве", которое нам задали выучить наизусть. За минуту до звонка с урока я убираю потрепанный учебник и спускаюсь к расписанию. Дальше у нас литература. Не теряя времени, я направляюсь в левое крыло школы и останавливаюсь у двадцать пятого кабинета.

Через пару минут дверь распахивается, и из класса бурным потоком вываливаются, толкаясь, пятиклассники. Снова становится шумно. Я вновь хочу заткнуть уши, но нельзя. Мне нужно потерпеть. Всего лишь несколько часов, и я буду свободна. От всего.

― Здравствуй, Августа, ― от мыслей меня отвлекает голос нашей классной руководительницы.

Я перевожу на нее взгляд и вижу приветливую улыбку. Мне хочется улыбнуться в ответ, потому что Светлана Александровна хорошая. Она добрая, не кричит по пустякам и не закатывает истерик со слезами, как это делает, например, учительница по физике. Вообще, я считаю, что людям с неуравновешенной психикой опасно вести такие предметы, как физика, или химия. Мало ли что может случиться. Моя классная руководительница, вероятно, единственный человек в этой школе, которому все равно, какую роль я играю в обществе. Хотя она не раз выражала свое беспокойство относительно того, что я не дружу со своими сверстниками. И каждый раз я ничего ей не отвечала.

― Здравствуйте, Светлана Александровна, ― бормочу я, так и не улыбнувшись.

Больше она ничего не говорит и закрывает кабинет на ключ. Я тут же выдыхаю весь воздух, что есть в легких. Учительница уходит. Кабинет будет закрыт все перемену. Значит, я не смогу находиться здесь. Мне нужно уйти. Уйти туда, где тихо и спокойно. В школе существует только одно место, сочетающее в себе эти критерии.

Библиотека.

Все перемены школьных будней я отсиживаюсь там. Это идеальное место, чтобы скрыться ото всех ― там нет ни единой живой души, кроме меня... хотя, думаю, моя душа не в счет. Я вообще сомневаюсь, что она у меня есть. Ведь что такое душа? Что-то материальное, имеющее цвет и вес? Если да, то где именно она находится?

Наверно, моя самая большая проблема в том, что я слишком много думаю. Это реально усложняет жизнь. Если бы не привычка все анализировать и критиковать, возможно, я бы сумела стать нормальным человеком. Таким, как все остальные.

Библиотека находится на третьем этаже. Она уже открыта. Я, как всегда, здороваюсь с Галиной Михайловной, нашей пожилой библиотекаршей, которая тоже, кстати, добрая женщина, и прохожу в самый конец, сажусь за последний стол и тяжело вздыхаю. Первая перемена длится десять минут. Пять уже прошло, остается пять.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках отвлечения. Мое внимание привлекает журнал "Вокруг света". Я беру его и начинаю бездумно листать, рассматриваю яркие картинки и совершенно не вчитываюсь в текст.

Со звонком я покидаю библиотеку, где все это время сижу одна, и бегом спускаюсь на первый этаж. Светлана Александровна никогда не кричит за опоздания, тем более она знает, где я сижу все перемены, и сколько времени примерно уходит на то, чтобы спуститься с третьего этажа. Тем более я не спортсменка... далеко не спортсменка. И у меня серьезные проблемы со здоровьем, мне нельзя делать резких движений и еще много чего.

Когда я захожу в кабинет, то думаю, что уже начался урок. Точнее я надеюсь на это. Но учительницы нет на месте, и все ученики галдят. Они громко разговаривают и спокойно ходят по классу. В воздухе летают ручки, скомканные вырванные листки из тетрадей и даже чей-то портфель. Все как обычно.

Как бы сильно я ни желаю остаться незамеченной, меня все же замечают. Все резко замолкают и поворачиваются в мою сторону, думая, что это учительница. Но это всего лишь я. Когда они понимают, что нет никакой опасности, снова начинают кричать и бегать.

― Чего встала, чучело! ― кричит мне Костя Давыдов. ― Дверь закрой! Ты нас палишь!

Я понимаю, что стою, широко раскрыв дверь, и из-за этого гул голосов из кабинета слышит весь первый этаж. Я прочищаю горло, пару раз кашлянув, и делаю неуверенный шаг вперед. Меня не должны волновать ужасные прилагательные и существительные, которые мне приписывают одноклассники, но я все равно краснею от стыда и обиды.

"Плевать" думаю я.

Мне просто не надо думать об этом.

Я делаю глубокий вдох и решительно иду к своему месту. Хорошо, что я сижу за предпоследней партой в самом дальнем ряду. А еще мне повезло с соседом. Егор Романов такой же изгой, как и я. Он тихий, всегда молчит, а еще он самый умный в классе, и к нему на каждой контрольной или проверочной обращаются за помощью. И он помогает им, потому что если не поможет, ему этого не простят и обязательно сделают много гадостей в отместку. Вот такие мои одноклассники.

Я сажусь на стул, достаю из рюкзака учебник по литературе, открываю "Слово о полку Игореве" и напряженно смотрю на Егора, потому что чувствую на себе его взгляд. Он тут же отворачивается и поправляет узкие прямоугольные очки в тонкой черной оправе. Егор склоняется над книгой и что-то беззвучно произносит. Я только вижу, как шевелятся его потрескавшиеся губы.

Учительница все не приходит. Я нервно тереблю в руке свой старенький смартфон и думаю включить музыку.

― Ну, как все прошло? ― слышу я голос Малининой Алины.

Она светловолосая, худая и симпатичная. Она и Света Лазарева сидят передо мной.

― Ужасно, ― грустно отзывается Света.

У Светы длинные темные волосы средней густоты. И чтобы придать им дополнительный объем, она каждый день завивает их плойкой, думая, что от этого кажется красивее. Но на самом деле ей лучше с прямыми волосами.

― С ним невозможно ни о чем разговаривать, ― продолжает жаловаться Света. Она и Алина сидят боком, и я вижу их профиль.

Как можно наносить столько косметики? Опять же, это их совсем не красит, но мальчикам нравятся ухоженные девочки. Я определенно не такая. Я не слежу за собой, потому что не вижу в этом смысла. Не вижу смысла нравиться другим. Если они не воспринимают меня такой, какая я есть, то мне не о чем говорить с ними.

― Он такой невнимательный, ― вздыхает Света. ― Вот зашли с ним вчера в магазин. Ну, помнишь, тот, где мы видели с тобой огромного белого медведя?

Алина энергично кивает и улыбается.

― Так я пытаюсь намекнуть ему, чтобы он подарил мне его, ― говорит Света, ― а он вообще меня не слушает! Все сидит в своем телефоне! ― она обиженно поджимает губы и скрещивает руки. ― Может, мне бросить его? Все равно от него никакого толка!

Я не хочу становиться свидетелем их разговора, но у меня нет выбора, потому что они говорят слишком громко, будто специально. Чтобы не вникать в дальнейшие подробности этого бессмысленного диалога двух пустоголовых девиц, я наклоняюсь к рюкзаку и открываю боковой кармашек, где должны лежать наушники. Но их там нет. Я еле слышно стону и резко возвращаюсь в прежнее положение. Прекрасно, теперь мне придется слушать Свету и Алину!

Я гневно выдыхаю и складываю руки на парте. Мой усталый взгляд падает на двух кукол, сидящих впереди.

― Замути с Горевым! ― восторженно произносит Алина.

Света морщит нос.

― Да ну. Он зануда, ― она делает небрежный жест рукой.

Горев. Горев. Горев. Знакомая фамилия... Точно! Это же Никита Горев. Мой одноклассник.

― Но ты ему нравишься! ― Алина треплет за руку Свету. ― Он на тебя все время смотрит!

Лицо Светы меняется. Она слабо улыбается.

― Правда? ― певуче спрашивает она.

Алина кивает, и ее улыбка становится до ушей. А я смотрю в сторону Горева. Он сидит на краю парты, жонглирует ручками и о чем-то разговаривает с другими мальчиками. Я представляю себе его и Свету, и мне хочется смеяться. Если они решат встречаться, то будут выглядеть крайне глупо. Хотя бы потому, что они одного роста, и Света всегда ходит на каблуках, отчего выше Никиты. И я уверена, что ради него она не станет носить обувь вроде балеток или кроссовок.

Я снова смотрю на Свету и Алину, ловя себя на мысли, что мне интересно, о чем они будут говорить дальше.

― Он же вроде встречается с той рыжей из "В" класса, ― в голосе Светы явно звучит отвращение, но Алина этого не слышит. А вот я ― да.

― Они расстались три дня назад, ― молниеносно отзывается Алина.

Света вздыхает и начинает рассматривать свои длинные ногти. Они у нее ухоженные и аккуратные. Я невольно смотрю на свои ногти. У меня они короткие, я их постоянно грызу и не забочусь. Это пустая трата времени.

― Все равно, ― говорит Света. ― Я с Горевым встречаться не буду. Он не мой уровень, ― и ее губы расплываются в улыбке.

Я задумываюсь над ее словами. Что значит, не ее уровень? Она делит людей на уровни? И на каком же находится она? А на каком Никита?

― Ладно, это неважно, ― спустя мгновение отмахивается Лазарева. ― Я тут недавно такое платье видела...

И я понимаю, что больше не могу слушать их бесполезную болтовню. Я закатываю глаза, кладу голову на сложенные руки, и мой взгляд упирается в бледно-бежевую стену.

Проходит еще несколько минут.

Куда запропастилась Светлана Александровна?

Глава вторая

Я всегда и точно знаю, что будет завтра... Только не в этот раз.

Все меняется утром в понедельник, на уроке литературы, когда в класс после двадцатиминутного отсутствия заходит Светлана Александровна. Когда я слышу, как со слабым, но достаточно противным скрипом открывается дверь, то оживленно поднимаю голову и смотрю в ее сторону. Учительница проходит вперед, поправляя левой рукой копну коротких светлых с темными корнями волос. А следом за ней в кабинет проскальзывает мальчик... парень моего возраста. Он чуть выше учительницы, у него коротко стриженные каштановые волосы, лица я его не вижу, так как он идет с низко опущенной головой. На нем обычные темные джинсы и синяя толстовка с белой надписью "Найк". На левом плече висит рюкзак. Невозможно не заметить еще одну деталь. Он хромает. Не сильно, но в глаза это сразу бросается.

В классе проносится гул вопросительных шепотков. Боковым зрением я вижу, как Егор впервые за все время от начала урока отрывает свой взгляд от книги и смотрит в упор на парня. Все до единого в этом кабинете заинтересованы, кто же он?

Светлана Александровна доходит до середины кабинета и встает к нам лицом. Она улыбается и широким жестом руки просит парня в толстовке подойти к ней. Он так и делает. Я по-прежнему не вижу его лица и впервые чувствую зависть к тем, кто сидит на первых партах. Им, должно быть, уже ясно, красивый он, или нет.

― Итак, класс, ― обращается ко всем Светлана Александровна. ― Это Ангел Самарский, и теперь он будет учиться с вами.

В кабинете виснет гробовая тишина. Даже кровь в моих жилах застывает.

Ангел Самарский.

Ангел?

Так его зовут? Серьезно? Что за имя такое?

Я вижу такое же удивление на лицах своих одноклассников. Когда шок немного отходит, они начинают переглядываться друг с другом и шептаться. Света и Алина передо мной смотрят друг на друга, и их глаза ясно выражают недоумение. Я понимаю, что мое лицо, должно быть, выглядит таким же, хотя не чувствую особого интереса оттого, что пришел очередной противный парень, который быстро впишется в атмосферу нашего мини-социума и станет придурком номер двадцать пять. В классе нас двадцать шесть, а теперь двадцать семь, но я не считала себя такой, как все, да и Егор в число идиотов не вписывается. Он такой же странный и со своими заморочками, как я.

Только спустя полминуты невероятной тишины я делаю вдох, и мне кажется, что это слышат все. Не знаю, почему, но я краснею. А затем мое сердце словно срывается с цепи и начинает громко и бешено биться о ребра. Я даже незаметно прижимаю руку к груди, желая как-нибудь приглушить его сильные удары. Но как будто это поможет...

Светлана Александровна видит наше напряжение и растеряно улыбается. Она делает полуоборот к Ангелу и кладет руку ему плечо. Он вздрагивает и поднимает голову. Теперь я вижу его лицо. Все видят. Я начинаю свое небольшое изучение со лба. Он у него высокий. Затем опускаюсь к глазам. С предпоследней парты невозможно рассмотреть, как они цвета, но точно не светлые. А затем я вижу кое-что ужасное. Правда. Это грубый бледно-розовый шрам на левой щеке: он начинается от височной доли и заканчивается чуть ниже левого уголка губ.

Я не замечаю, как открываю рот в беззвучном возгласе. А затем до меня доходят тихие и громкие охи и ахи. Все видят шрам новенького, и всех это ввергает в ужас. Парень со странным именем медленно проводит взглядом по нам, своим новым одноклассникам, и улыбается. Я приглядываюсь и понимаю, что это вовсе не улыбка, а усмешка, и не приветливая и дружелюбная, а кривая и как бы издевательская.

Я немного щурю глаза и громко сглатываю. А он симпатичный... нет, он красивый, хотя в его внешности нет ничего выдающегося. Но он стопроцентно лучше всех взятых моих одноклассников. Если бы только не шрам, который портит его чистое лицо... И взгляд у него не озлобленный и самоуверенный, а простой и изучающий. Я стараюсь не прибегать к своим замашкам психолога, но этот Ангел явно не пытается выставить себя крутым. Хотя должен. Все должны, ведь каждый хочет показать, что он из себя стоит, даже если на самом деле не является таковым.