Его зовут Ангел

― Этого мало, Августа, ― с грустью улыбается Ангел. ― Этого так мало для веры.

Я сжимаю кулаки за спиной и становлюсь перед ним, чтобы он видел меня, и я видела его.

― Помнишь, ты говорил о том, что существует в этом мире что-то невозможное, что и заставляет тебя предполагать существование Бога? ― спрашиваю я.

― Сейчас я полностью убежден в том, что ошибался, ― напряженно кивает Ангел. ― Его нет. И ничего волшебного тоже. Сейчас я как никогда уверен, что существует лишь то, что есть. А это: инвалидное кресло и куча упущенных возможностей.

― Я думаю, что вера ― это и есть нечто необыкновенное, волшебное, ― говорю я и внимательно смотрю на Ангела. ― Я точно знаю, что этому понятию не дано научного определения. Поэтому вот оно ― проявление Бога. Ты понимаешь?

― Пока не очень.

― Теперь я знаю, почему люди верят. Потому что это разбавляет их мрачную реальность, потому что это помогает им справиться с бедами. Вера, надежда, ― я слабо улыбаюсь. ― И пусть даже если когда-нибудь будет стопроцентно научно доказано, что Господа не существует, вера будет всегда, и поэтому будет Бог. Бог ― это не какой-то определенный персонаж. Это не тот, кто создал вселенную, или что-то вроде того. Бог ― это тот, кто живет в сердцах тех, кто нуждается в вере. Вера ― это и есть Бог, Ангел.

Ангел хмурится.

― Впервые за наше знакомство я тебя не понимаю, ― бормочет он.

― Поверь, ― говорю я. ― Поверь в то, что сможешь вновь ходить. Я верю в это. Каждый день, потому что у меня появилась причина на что-то так отчаянно надеяться. И знаешь что?

― Что?

― Это помогает, ― моя улыбка становится широкой.

* * *

Вечером того же дня в дверь раздается звонок. Я сижу в своей комнате в обнимку с учебниками, пытаюсь делать домашнее задание по физике, но не могу сосредоточиться, что совершенно не удивительно в свете последних событий.

Я удивляюсь, когда мама заходит ко мне.

― К тебе пришли, ― говорит она.

Я отрываю взгляд от учебника и в полном недоумении смотрю на нее.

― Ко мне? ― переспрашиваю я. Мама не ошиблась?

― Да. Егор, ― поясняет она и выходит из комнаты.

Егор? Зачем он пришел?

Я чувствую, как во мне тут же просыпается злость, и надеваю на лицо серьезную маску. Я встаю со стула и иду к двери. Они открыты, у порога скромно стоит Егор.

― Привет, ― говорит он, когда замечает меня.

Я знаю, что мама стоит неподалеку и наверняка все слышит, поэтому заставляю себя расслабленно сказать "привет" в ответ.

― Зачем пришел? ― каких трудов мне стоит прятать желание нагрубить Егору!

― Я... я хотел поговорить, ― неуверенно отвечает он.

Я не удерживаюсь и удивленно вскидываю брови.

― О чем?

― Об... Ангеле, ― его имя он произносит почти шепотом.

Я удивляюсь еще больше.

― А тебе не все ли равно? ― слабо язвлю я.

Егор слабо вздрагивает и пошатывается назад после моих слов, как от пощечины. И впервые с тех пор, как он заявил, что не может общаться с Ангелом, мне становится жаль его, но лишь на секунду, когда в его темных глазах блуждает растерянность.

― Ладно, ― вздыхаю я.

Я надеваю тапки и выхожу в коридор. Мы минуем один лестничный пролет и останавливаемся у пыльного грязного окна, на котором стоит одинокий цветок в горшке, окруженный сигаретными окурками и паутиной.

― Как он? ― подавленно спрашивает Егор.

Я окидываю его таким недружелюбным взглядом, на какой только способна, и думаю, отвечать, или нагрубить. Но он кажется таким несчастным и грустным, что у меня просто язык не повернется произнести что-нибудь обидное.

― Справляется, ― говорю я.

Егор слабо кивает, опускает голову и молчит.

― Ему тебя не хватает, ― признаюсь я. ― Даже после того, как ты оставил его.

Я замечаю, как он напрягается, и когда поднимает голову, то на лице у него простирается глубочайшее сожаление и потерянность.

― Я виноват, ― шепчет Егор.

― Еще как, ― соглашаюсь я.

― И оттого, что я сделал, мне отвратительно смотреть на свое отражение каждый день, ― добавляет он и громко вздыхает. ― Мне очень, очень жаль, Августа, что я так поступил с ним. Ты права, я не должен был. Но... я не знаю, как объяснить, что заставило меня оставить его в беде. Я не могу.

Я вижу, что Егор говорит это искренне. Лгать он точно не умеет.

Я немного смягчаюсь.

― Я беспокоюсь за него, ― продолжает Егор. ― И я ненавижу себя.

Мне становится больно смотреть на него, но его страдания заслуженные. За свои ошибки мы всегда вынуждены расплачиваться.

― Я бы хотел... ― неуверенно бормочет Егор. ― Я бы хотел вновь стать с ним друзьями, потому что он мой единственный друг. Ты и он. Но из-за своего глупого страха перед неизвестно чем я потерял вас обоих! ― в глазах плескается отчаяние. ― Мне просто было страшно, Августа. Мне просто было страшно...

Егор готов зареветь, и я не могу представить, как тяжело ему сейчас. Но нам всем нелегко.

Каждый, я думаю, имеет право на ошибку, и на прощение. Я знаю, что Егор искренне раскаивается, и так же знаю, что Ангел простит его, хотя он давно простил. Этот идеальный человек не способен долго злиться, или вообще таить в себе плохие эмоции. Его душа продолжает оставаться чистой и самой светлой даже несмотря на то, что его предавали, оставляли и обижали.

― Завтра мы собираемся прогуляться, ― говорю я.

Егор с трепещущим ожиданием смотрит на меня.

― Ты... можешь пойти с нами, ― добавляю я.

И его глаза загораются, как новогодние огни, даже ярче.

― Правда? ― ошеломлен он.

Я киваю.

Его губы моментально расплываются в широкой улыбке, и я ловлю себя на мысли, что никогда за всю историю наших встреч с Егором не видела его настолько счастливым.

― Спасибо! ― благодарит он. ― Спасибо.

Я неуверенно улыбаюсь в ответ и думаю, может, все еще способно стать хорошо?

Что ж, я очень на это надеюсь.

* * *

На следующий день я и Егор встречаемся у клиники Доктора Груздева на 2-ой Никитинской, и вместе идем к дому Ангела.

― Ты не говорила ему, что я тоже пойду? ― спрашивает меня Егор, когда мы обходим многоэтажку и направляемся к подъезду.

― Нет, ― отвечаю я.

Он нервно вздыхает.

― Ангел будет рад, ― уверяю я.

― Даже не знаю, как смотреть ему в глаза после всего... ― бормочет Егор.

Я угрюмо смотрю на него, но когда встречаюсь с глазами, полными переживаний и надежд, то остываю.

― Все будет хорошо, ― говорю я.

Егор робко улыбается мне, и мы останавливаемся у подъезда.

― Как он спускается? ― спрашивает Егор. ― Сам?

― Ему помогает папа, ― бормочу я, доставая телефон из кармана, чтобы узнать время. ― Через минуту должен выйти, ― Ангел очень пунктуальный. Я улыбаюсь своей мысли, и точно через шестьдесят секунд открывается железная дверь, и я вижу знакомое лицо, отчего моя улыбка становится чуть ли не до ушей.

Боковым зрением я вижу, как напряженно замирает Егор. Он даже бледнеет немного... нет, он сильно бледнеет, становится белее снега.

Виктор Валерьевич выкатывает инвалидное кресло, в котором сидит Ангел, вперед, и за ними громко захлопывается тяжелая дверь, после этого Егор вздрагивает и издает резкий вдох. Должно быть, весь мир его сейчас висит на волоске, и все зависит оттого, как воспримет Ангел то, что он здесь. Но я знаю, что Егор будет спасен, потому что по-другому быть не может.

Я боюсь и одновременно очень жду реакции Ангела, который еще не видит, что пришла не только я, так как его голова опущена. Он что-то смотрит в своем телефоне. Когда его голова начинает медленно подниматься, я тоже напрягаюсь.

Сначала Ангел смотрит на меня и собирается улыбнуться, но так и не делает этого, потому что его глаза перемещаются вбок. Клянусь, я даже физически ощущаю, как все внутри Егора ломается от чувства вины.

― Ну, все, готово, сын, ― бормочет Виктор Валерьевич, разглядывая инвалидное кресло Ангела. Мужчина, кажется, не замечает, как вдруг стало тихо. И когда он все же решает поднять глаза, то лишь на секунду теряется, когда видит Егора. ― Егор! ― восклицает он, и я не могу понять, чего больше в его голосе: радости или удивления.

Я внимательно смотрю на Ангела, который выглядит так, словно он заново переживает все самые ужасные моменты своей жизни. Подавленность, грусть, обида... вот что отражается на его лице. Я вижу, как в глазах Ангела плескаются бескрайние океаны боли. И я понимаю, что дело в Егоре. Но что странно, в них нет ни капли злости.

― Почему так давно не заходил к нам? ― я слышу отдаленный голос Виктора Валерьевича и слабо встряхиваю головой.

Я сочувствующе вздыхаю Ангелу, который, конечно же, этого не замечает, так как по-прежнему смотрит на Егора, и поворачиваю голову влево. Я никогда не видела прежде Егора таким раскаивающимся, как сейчас. Правда. Это что-то с чем-то. Необъяснимая смесь горькой вины, чувства безграничного сожаления, непонимания, страха, печали... и еще много чего.

Виктор Валерьевич поджимает губы и вздыхает, так как понимает, что не дождется от Егора ответа. Он сводит брови вместе, и между ними появляется небольшая складочка, затем опускает голову и смотрит какое-то время на Ангела.

― Будь осторожен, ― тихо говорит ему мужчина и мягко хлопает по плечу.

― Ага, ― выдавливает Ангел.

Виктор Валерьевич снова вздыхает, смотрит на Егора, затем на меня, снова на Ангела.

― Люблю тебя, ― говорит напоследок сыну и идет обратно к подъезду.

И вот мы остаемся втроем. Егор не решается заговорить, так как по-прежнему не может прийти в себя. А Ангел... ему просто тяжело собраться с мыслями, и я уверена, что они диким роем крутятся в его голове.

Я смотрю на Егора в упор, микроскопически киваю ему, намекая на то, чтобы он сказал хотя бы "привет". Но когда я понимаю, что он так и не сумеет ничего вымолвить, то беру дело в свои руки.

― Привет, ― я прикладываю усилия к тому, чтобы сделать свой голос бодрым, и иду к Ангелу, который игнорирует меня. Я останавливаюсь перед ним, но он смотрит мне за спину. Я смотрю через плечо и вновь с помощью мимики пытаюсь достучаться до Егора, который, наконец, замечает мои знаки и возвращается в реальность.

Я мотаю головой, как бы говоря Егору, чтобы он шел сюда. Он кивает в ответ на мой жест, надевает на лицо серьезную маску и с хмурым виноватым видом приближается к нам с Ангелом.

― Привет, ― звучит хриплый тихий голос Егора, когда он останавливается напротив Ангела.

Ангел смотрит на него снизу-вверх и молчит.

― Не ожидал, что ты придешь, ― бормочет Ангел наполовину растерянным, наполовину расстроенным голосом.

Егор виновато опускает глаза и издает тяжелый вздох.

― Извини меня, ― говорит он с искренностью. ― Мне... очень жаль, что я так поступил. Правда. И я не знаю, как могу загладить свою вину перед тобой, потому что я совершил ужасную вещь. Я бросил друга, когда он нуждался во мне.

Со сжиманием сердца я жду, что на это скажет Ангел.

― Прости меня, ― повторяет Егор, так и не глядя на него. ― Я не должен был прекращать общение с тобой, потому что это не правильно, потому что я не правильный, потому что я... я испугался. Я никогда не сталкивался с подобной ситуацией, и я... я... ― он выпускает воздух через плотно сжатые зубы.

― Все хорошо, ― произносит Ангел. Егор тут же поднимает голову, и его глаза налиты слезами. ― Я не в обиде, ― добавляет он и натягивает на лицо крошечную улыбку. Ангелу тяжело, и он напряжен, но он так же пытается сделать все для того, чтобы сгладить ситуацию. ― Я понимаю. Все понимаю. Так что все нормально. Правда.

И тут в глазах Егора взрываются эмоции. Он растерянно улыбается. Он счастлив, потому что получил прощение от лучшего друга, которого оставил одного, когда был нужен. И глядя на него сейчас, я вижу, что Егор все осознает, что он уверен, что больше никогда не совершит подобной ошибки, потому что из-за его неуверенности пострадали все. Егор, потому что каждый день ему приходилось просыпаться и засыпать с чувством вины. Ангел, потому что он вновь столкнулся с предательством, и помимо этого с ним случилось нечто невообразимое и ужасное ― он перестал ходить. Я, в конце концов, потому что видела, как тяжело приходится Ангелу переживать все то, что свалилось на него. И я абсолютно уверена в том, что нет ничего хуже, чем видеть, как страдает твой друг, и знать, что ты ничем не можешь помочь ему кроме как того, чтобы просто быть рядом с ним и поддерживать, но так же понимаешь, что этой поддержки недостаточно, чтобы помочь ему излечиться. Ничего не поможет, кроме настоящего чуда...

Я наблюдаю, как Ангел делает глубокий вдох, и лицо у него такое, будто он на что-то решается. А затем он протягивает свою бледную руку Егору. Глаза Егора расширяются сильнее, и он с неуверенностью смотрит на Ангела и на его протянутую руку. Ангел ждет ответных действий Егора. Я не понимаю, почему Егор медлит. Но через несколько секунд он встряхивает головой, после чего его лицо становится расслабленным, и, наконец, пожимает руку Ангела.

Они смотрят друг на друга и оба начинают улыбаться.

И в этот момент я понимаю, что все просто обязано быть хорошо, потому что по-другому нельзя, по-другому невозможно.

Я вижу, как окончательно уходит грусть и неуверенность, но знаю, что еще долго ни Ангел, ни Егор не смогут оправиться после того, что произошло. Егор ― от своей глупости. Ангел ― от того, что случилось с ним. Но я верю, что, находясь вместе, мы сможем преодолеть если не все, то многие препятствия. Потому что мы друзья. Потому что поддержка важна, как никогда.

Я смотрю на них и вспоминаю, какой была раньше. Я вспоминаю, когда думала, что в этом мире нет ничего хорошего, когда мне действительно было уютно в одиночестве, потому что оно успокаивало.

Но вот появился Ангел, и все изменилось.

Вот я стою здесь и вижу, как наш крохотный мирок, никому непонятный и, безусловно, особенный, собирается по осколкам. Возможно, уже никогда не будет так же беззаботно и легко, как было раньше, потому что многое произошло, и это повлияло на всех нас, но... разве это не повод для того, чтобы создать новое, может быть, даже лучше прежнего?

Я улыбаюсь своим мыслям и вдруг замечаю, что мир становится чуточку ярче.

Я улыбаюсь шире.

― Может, по мороженому? ― спрашиваю я.