Тьма над Темьгородом

Одно приносило малое, но все же облегчение: от брачной ночи Килью отделял еще ужин, накрытый в огромной зале. Несмотря на растопленный очаг — в него засунули целое бревно, словно на святки* — и воткнутые в скобы факелы, в зале было и холодно и темно. Под ногами шуршала солома, причем даже тогда, когда на нее не ступали. Крысы, догадалась Килья. Она вместе со своим супругом сидела во главе стола. Справа от сына сидела старая Княгиня, бросающая на невестку выжидающие взгляды. Глаза у нее были голубые, выцветшие и почти прозрачные.

Килья ничего не ела, потому что боялась даже приподнять покров, и потому что горло у нее от предвкушения чего-то ужасного перехватило. А еще потому, что ей все чудилось: вокруг стола сидят упыри, жадно пожирающие человечину, волки с козлиными копытами вместо лап.

— Почему Княгиня ничего не есть? — спросил один из "упырей".

Ведьмастая свекровь покосилась на Килью.

— Княгиня, наверное, устала с дороги, — предположила вдовствующая госпожа Княжински. — Я провожу ее в приготовленные покои. Ты тоже должен прийти, Господин. Ты ведь понимаешь это?

В голосе вдовствующей Княгини не было даже уважения к повелителю Серого рода. Ее тон — словно к маленькому упрямому ребенку обращалась — неприятно резанул слух. Поднявшись, старуха — Килья про себя назвала ее Драконихой — взяла невестку за локоть и потянула за собой, чтобы, проведя четырьмя лестницами, оставить в брачных покоях. Здесь было немногим теплее, чем в зале, а постель, накрытая хрусткими белыми простынями, походила на снежный сугроб, покрытый коркой наста.

— Надень эту сорочку, — Княгиня указала на разложенную на кровати вышитую рубаху, — и жди своего господина. И помни, к лету вы должны родить наследника.

После этих слов у Кильи затряслись руки, и продолжали дрожать, даже когда Дракониха вышла, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь. Юная Княгиня осталась в одиночестве, и только теперь поняла, что же натворила. Если ее свекровь прознает, что Килья обманула весь Серый род, выдав себя за господарьскую дочь, месть будет ужасной. Девушке представилось ее тело, растерзанное волками, на снегу. Кто знает, может они все здесь и впрямь упыри и оборотни.

Переодеваться она не стала и свадебного покрова не сняла. Присев на низкую скамейку у очага, Килья протянула руки к огню и стала смотреть, как пляшет по поленьям пламя. И слушать. Наконец дверь с едва слышным скрипом отворилась и столь же тихо закрылась. Лязгнул запор, и сердце Кильи пропустило удар. О Боже! Серый Князь стоял у нее за спиной, и в комнате было слышно только потрескивание огня и его дыханье.

Наш князь угрюм, и Темьгород угрюм

Так, кажется? Как можно незаметнее Килья обняла себя за плечи, покров скрыл это движенье.

— Ты боишься меня? — спросил Князь.

Голос у него был приятный, мягкий и низкий.

— Да, — ответила Килья, хотя и хотела промолчать.

Князь опустился в кресло слева от нее, вытянул ноги и тоже стал смотреть на огонь.

— Я не трону тебя, — сказал он. — Я никогда не прикасался к женщине, которая меня не желает. И ты не мне предназначена. Но...

Он потянулся вперед, и это плавное в общем-то движение заставило Килью отшатнуться. Князь поворошил короткой кочергой поленья, рассыпающие с треском и шорохом алые и золотые искры. В лицо пахнуло теплом.

— Моя мать, вдовствующая Княгиня ждет, — продолжил он. — Нам нужен наследник, чтобы род не прервался.

Килья вздрогнула и обхватила себя еще крепче. Она не стала спрашивать, почему же ребенок нужен им к началу лета. Кто знает, что бы она услышала в ответ? Ничего хорошего.

— Зная мою мать, — продолжил Князь, и Килье на какой-то безумный миг послышалась в его голосе насмешка, — Княгиня Каина наверняка ждет за дверью. Хорошо, если она ухом к щели не прижалась. Но, как я уже сказал, без твоего согласия я к тебе не притронусь, обещаю.

Килья поднялась. Она не знала, как следует поступить. И дар молчал, дар, на который она так понадеялась.

— Пожалуйста, погасите свет, — попросила она, берясь за шнуровку.

Князь послушно затушил лампу и в темноте приблизился к ней. Покров с тихим шорохом упал на пол, и Килья повернула голову так, чтобы муж не коснулся обезображенной щеки. Теплые руки легли ей на плечи.

— Кириана, — тихо сказал Князь.

— Зовите меня Келой*, — попросила Килья.

— Меня зовут Лэнэ, — сказал Князь.

Килья слышала, что Старшего Князя зовут Ниолт. Значит, это младший брат Князя. Может быть, все не так страшно, как они с Кирианой себе вообразили?

— Лэнэ, — повторила девушка.

3.

Одинокий волчий вой

Тэм Гринхилл

Юная княгиня спала, завернувшись с головой в одеяла, и видны были только золотисто-рыжие волосы, рассыпавшиеся по подушке. Как не странно бывало Лэнэ, подобный солнечный цвет часто встречался в этих холодных местах. Князь хотел было тронуть жену за плечо, но вместо этого отвернулся, выбрался из-под спасительно теплого одеяла и спустил ноги на пол. Пахнуло не холодом даже — льдом. Камин давно прогорел, оставив только золу. Поспешно, пока тело не закоченело, одевшись, Лэнэ пересек комнату и опустился на колени на волчью шкуру. Зола лежала неровно, словно в ней отпечатались следы ночных духов. Лэнэ, в отличие от брата, читать знаки по золе и ветру не умел. Он положил поверх золы и углей поленья, распалил их и тихо покинул комнату. Княгиня Каина ждала его в зале, все такой же пустой и холодной. Даже от очага не шло тепла, хотя там горело целое сосновое бревно, источая аромат смолы.

— Теперь ты должен жить ради своего рода, мальчик, — сказала вдовствующая Княгиня. — Ты понимаешь это, надеюсь?

Лэнэ разозлился. Мать всегда говорила это: "понимаешь, надеюсь?", словно он был несмышленым ребенком. Он понимал лучше кого-либо другого, возможно лучше даже Ниолта, что теперь он Старший Князь и должен посвятить жизнь роду. Лэнэ просто трясло при мысли, что вся его жизнь связана теперь с родовыми заботами и родовым проклятьем и женщиной, чьего лица он так и не увидел.

— Я не буду утруждать Княгиню заботами, — сказала старуха. — Пускай отдохнет. А у тебя встреча с гоподарями. Переоденься!

Лэнэ возненавидел мать в тот момент. Свое новое положение он возненавидел к вечеру, когда оказалось, что обязанностей у него много больше, чем способен вынести нормальный человек. Князь был всего лишь человеком, вопреки тому, что говорили обо всем Сером роде.

В замке было холодно и темно, как и накануне. Тем проще прятать лицо и скрываться в тенях. Килья закуталась в покрывало, сшитое из тяжелого бархата, и вышла робко из комнаты. Она не знала, что же теперь делать: должна ли она заговорить со своим мужем, или же ей следует получить распоряжения вдовствующей Княгини. Хозяйкой Княжински она себя не чувствовала, и наверняка ею не была. Да и не хотела она быть госпожой в этой жуткой крепости. И из головы не шли слова "к лету вы должны родить наследника".

С Драконихой Килья столкнулась на узкой винтовой лестнице. Старуха, тяжело опираясь на свою окованную медью палку, прильнула к узкому окну-бойнице. Килья осторожно глянула в соседнее. На дворе, на небольшом вытоптанном пятачке среди снеговых сугробов, переступали с ноги на ногу беспокойные лошади. Их всадники, облаченные в короткие полушубки, украшенные бляшками с гравировкой — знаком рода — дожидались кого-то нетерпеливо. Наконец появился псарь, ведущий не на поводках даже, на толстых цепях дюжину крупных серых собак. Больше всего псы походили на волков.

— Что ты здесь делаешь, Кириана Ликарьска? — спросила мрачно Дракониха.

Килья испугано обернулась, придерживая капюшон накидки, так что свекровь сумела увидеть только гладкую правую щеку, бледную, и нос, усыпанный веснушками.

— Я...

— Ты должна ждать своего мужа в комнате. Ты ведь помнишь о наследнике?

"Только о нем и думаю!" — хмуро подумала Килья, вслух же ответила:

— Да, матушка.

— Так иди! — рыкнула старуха и величественно пошла вверх, в башню.

Килья вернулась в комнату. Кроме очага, пары кресел и постели здесь ничего не было. Ей не дали даже рукоделья, за которым молодая жена смогла бы скоротать ожидание. К счастью, окно выходило во двор и было чуть пошире, чем башенные бойницы, забранное толстым стеклом. Опираясь на холодный подоконник, Килья смотрела как уезжала жутковатая охота, как снег завалил вытоптанную площадку, как медленно покатилось за горизонт солнце. Слуги принесли ей еду, но Килья не была особенно голодна.

Лэнэ покинул господарей и выбежал на двор. Больше всего хотелось нырнуть в сугроб и стереть с одежды, с кожи ненависть, которую просто источали вассалы. Набрав полные горсти снега, Князь бросил их в лицо. На двор въехала кавалькада охотников, сопровождаемых гончими псами. Добычи при них не было. Лэнэ поймал первого же коня под уздцы и мрачно спросил:

— Риттар, Княгиня все-таки послала вас на поиски Ниолта?

Старшина охотников спрыгнул на снег и сверху вниз посмотрел на своего молодого господина. Лэнэ стало не по себе.

— Да, — Риттар слегка поклонился и удалился в дом.

Проследив за охотниками, скрывающимися кто в конюшне, кто на псарне, кто за дверями кухни, Лэнэ все же упал в снег лицом и зажмурился. Он никогда не будет господином Княжински. Начать с того, что он просто этого не желает. Встал он только когда все тело свело от холода, дрожащими руками отряхнулся от снега и побежал в сторону западной башни, мало беспокоясь о том, что кто-то из челяди заметит Старшего Князя, спешащего столь неподобающим образом. В его башне должно было гореть пламя в очаге, должно было пахнуть свечами, привезенными с купеческим обозом из долины, и пылью, особенной пылью, которую могут собрать только книги.

Еще издалека потянуло гарью.

Последние несколько ступеней Лэнэ преодолел одним прыжком и распахнул дверь. В очаге догорали тяжелые толстые фолианты, переплетенные в отлично выделанную кожу, от свитков давно уже не осталось и следа. Комната была удручающе пуста, и вновь стала частью Княжински — мертвенной и холодной, даже от тлеющего камина уже не тянуло теплом. Уцелела только лютня, привезенная чуть ли не из Куриты, далекой и сказочной, лежащей за широкой долиной и за горами, высотой не уступающими Льдинным. Только струна на лютне лопнула. Лэнэ приложил ладонь к гладкому боку инструмента, лютня загудела, и это походило на печальную смиренную жалобу.

— Прости, — пробормотал Князь.

Бережно завернув лютню в кусок холстины, Лэнэ неспешно покинул комнату, которая больше ему не принадлежала. Вдовствующая Княгиня — на самом деле ему никогда не хватало духу, а возможно и любви, чтобы называть Каину матерью — отняла последнее. Теперь у Лэнэ ничего не было, кроме долга перед родом и перед Темьгородом. Теперь оставался только Серый Князь. Одна эта мысль наполняла Лэнэ черным вязким ужасом, походящим на печную сажу — беспросветным, несмываемым и столь же горьким.

Дверь распахнулась резко, заставив Килью едва ли не вскрикнуть. Обернувшись, она поспешно натянула капюшон на лицо, скрывая ожоги. На пороге стоял Князь, продрогший, злой и страшный, словно и впрямь волк оборотень. К груди он прижимал нечто, завернутое в застиранную холстину. "Младенец", — мелькнула у Кильи глупая мысль. — "Сейчас есть начнет". Княгиня едва не хихикнула, но вовремя успела прижать руку ко рту. Не глядя на нее, муж прошел по комнате и убрал сверток под кровать а потом подошел к окну. На каменном полу, едва прикрытом вытертым ковром, остались мокрые следы. Меховой плащ Князя оказался мокрым насквозь.

— Господин... — робко пробормотала Килья, так, чтобы ее не услышали.

Князь не отвел глаз от окна, за которым совсем сгустилась тьма. Килья осторожно приблизилась. На дворе повторилось утреннее: на вытоптанном снегу, освещенном воткнутыми в сугробы факелами, нервно перебирали ногами кони. Блестели непривычно медью медальоны с волчьим знаком. Надрывались волки-гончие, и псарь едва удерживал их на цепях. От гор уже двигалась метель, и ветер начал клонить пламя факелов к земле. Отозвался жутковатым гудением в трубе. Что же это за охота: ночью, в этакое ненастье?

Князь опустил голову и привалился к стене. От него веяло холодом, как от всей Княжински, и — теперь Килья это учуяла — пахло гарью.

— Господин, вы продрогли! — сказала Килья уже громче. — Идите к огню, обогрейтесь. Снимите же этот плащ!

Несмело Килья коснулась мехового воротника и замерла. Сейчас Серый Князь оттолкнет и прогонит ее. Чем-то настолько жутким веяло от него...

Князь стянул свой плащ и отбросил, как ненужную грязную тряпку в угол. Чуть медленнее и осторожнее снял через голову медальон с волчьей мордой, выполненной искуснее, чем у челяди. Страшный, уродливый медальон. Мягко отстранив Килью, Князь подошел к очагу, сел прямо на шкуру и потянулся за поленьями.

— Я принесу подогретого вина! — Килья метнулась к двери, но когда пробегала мимо очага, Князь успел поймать ее за подол платья.

— Постой, Кела. Для этого в замке есть челядь.

— Да... — смутилась Килья.

— Сядь, — приказал Князь.

Килья осторожно опустилась на самый край кресла и сложила руки на коленях. Огонь отогревал ее правую щеку. Подсев ближе, Князь потянул за покров. Килья вцепилась в легкую ткань, сокрушаясь, что нет обычая, предписывающего невесте скрывать лицо после свадьбы. А если и есть, то не во владениях Серого рода. Князь почувствовал ее страх, наверное, потому что разжал пальцы, поднялся и отошел к постели. Стукнула крышка тяжелого, окованного металлом сундука, и зашуршала ткань. Килья, проклиная свое любопытство, повернулась. Князь совсем не походил на воина. Кожа у него была бледная, как у всех жителей Льдинных гор, которым редко выпадали дни не только солнечные, но еще и теплые. Необычные серебристые — скорее серебристые, чем седые — волосы, выбившись из пучка, скрывали лопатки. Князь был строен и слаб, словно никогда в жизни не держал в руках меча. Прежде, чем он ощутил на себе ее взгляд, Килья отвернулась к огню, обдающему лицо теплой волной.

Спальня оказалась единственным местом, где Лэнэ сумел укрыться от Княжински. Здесь, возле незнакомой женщины, даже лица которой он так и не увидел, Серый Князь чувствовал себя почти так же спокойно, как в своих ныне разоренных покоях. Воспоминание о сожженных книгах заставило его с силой ударить кулаком по крышке соседнего сундука. Спокойнее, Лэнэ. Ты должен быть спокоен и уверен в себе, ты теперь Старший Князь.

Скрипнула дверь. Княгиня Каина окинула ледяным взглядом комнату и кивнула. Служанки внесли ужин — вино, немного мяса и хлеба — и поставили на стол. Лэнэ понял, что вдовствующая Княгиня сейчас опять заговорит о необходимом наследнике, причем — заговорит с невесткой, испуганно скорчившейся в кресле. Серый Князь сделал шаг в сторону и преградил матери путь. Княгиня Каина неодобрительно покосилась на его рубашку, распахнутую на груди. Куртку Князь и вовсе держал в руках, и волосы растрепались и рассыпались по плечам.