Тьма над Темьгородом

— Я ваш господин! — резко сказал Лэнэ.

Гончие взвели самострелы.

— Я ваш Князь, — уже менее уверенно проговорил Лэнэ. Кто знает, какое приказание Риттар получил от Каины. Дракониха, так кажется едва не назвала его мать Кела? Дракониха и есть.

Лэнэ обнажил меч, сдернул с правой руки рукавицу и сжал полированную рукоять. Пускай клинок и не внушал доверия, но был действительно хорош: выкованный горными духами и закаленный на крови из драконьего сердца. Меч принадлежал еще первому Серому Князю и только истинный правитель Темьгорода получал его. Так по крайней мере гласила легенда, хотя в истинности ее Лэнэ не был уверен. Меч этот, легкий и изящный, он получил еще в ранней юности, Ниолту клинок чем-то не глянулся.

— Сдавайтесь, господин, — сказал Риттар, насмешливо смотря на меч своего повелителя. — Сдавайтесь, или мы возьмем вас силой.

— Попробуйте, — бесшабашно улыбнулся Лэнэ.

Он был дурным фехтовальщиком. Тем часы, что следовало бы проводить на дворе, упражняясь с мечом, дубинкой и луком, он потратил на книги. Он лучше пел и играл, чем сражался. Стократ лучше. Но сдаваться Князь намерен не был, коль скоро брат его может быть жив.

К сожалению, Риттар выбил меч из рук Лэнэ в первую же минуту. Князь повалился в снег, а сверху на него упали сразу трое гончих, заламывая руки. Запястья стянула грубая веревка.

— Айскар, Аскод, — распорядился Риттар, — отвезите господина в Княжинску. Там соберете еще один отряд и последуете за нами.

Серого Князя перекинули через луку седла. Закружилась голова. Закрыв глаза, прислушиваясь к топоту копыт, Лэнэ мог только надеяться на две вещи: что Кела сумеет убежать от гончих, и что сам он сумеет как-то выпутаться.

6.

Просто сказка умерла

Тэм Гринхилл

Падала Килья долго, мелкий снег и крошечные льдинки искололи ей лицо и руки. Рукавицы Княгиня потеряла еще по дороге, так что, упав в сугроб, застонала от обжигающего холода. Рукава зачерпнули снег, разом похолодели запястья. Перевернувшись на спину и утонув с сугробе, Килья посмотрела наверх. Высоко-высоко над ней серело пятно, все в мохрах наста. Слабого света не должно было хватать на то, чтобы разглядеть пещеру, и тем не менее глаза девушки странным образом быстро привыкли к темноте. Килье потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это светятся стены, покрытые изморозью, складывающейся в причудливые узоры.

Поднявшись на ноги, молодая Княгиня отряхнула одежду, сбила снег, налипший на сапоги, и огляделась. Оказалось, что сугроб, доставивший столько неудобств, спас ей жизнь: весь пол пещеры, каменный, неровный, был покрыт выбеленными временем и холодом костями. На глаза Килье попался человеческий череп. Вот сейчас самое время было Дару верных решений подсказать, куда же идти. Дар молчал.

Надо найти выход, — решила Килья. Ступая осторожно, стараясь не потревожить покой мертвых, она пошла к одной из стен, слабо мерцающей в темноте. Развернувшись, она пошла вдоль этой стены и вскоре обнаружила, что у пещеры слишком правильная форма для господня творения. Всем известно, что Бог терпеть не может таких гладких стен, таких ровных квадратов.

— Это — основание башни, — пробормотала Килья. — Скорее всего. Значит,тут должна быть лестница наверх.

Дар все так же молчал.

Килья обошла комнату по кругу, все так же аккуратно, стараясь не наступать на кости, человеческие и звериные, но лестницы не нашла. Даже следов ее не обнаружила. Зато, пройдя второй раз, внимательнее глядя на стены, Княгиня нашла дверь. Покрытая толстой коркой льда, она вела куда-то в толщу скалы, в глубину и, наверняка, в темноту. Сняв с пояса короткий нож, Килья осторожно счистила корку льда и изучила древний засов. Ржавчина почти полностью покрыла железо, но еще можно было различить фигурное украшение в виде волчьей головы с оскаленными клыками. Прикладывая огромные усилия, Килья сумела-таки сдвинуть засов, дверь поддалась уже быстрее и со страшным скрежетом раскрылась. Из провала пахнуло древностью, затхлостью старых подвалов и чем-то еще жутким.

Не хочу туда, — поняла Килья. Дар заголосил, не пуская ее в этот тронутый гниением дверной проем.

А что еще мне делать? — удивилась Килья. — Остаться здесь и присоединиться к костям на полу? Где-то там может быть мой выход, и где-то там должен быть мой муж!

Княгиня решительно переступила порог и пошла, нащупывая дорогу ногой и ведя по холодной стене рукой. Пальцы быстро замерзли от прикосновения к корке льда. Пол коридора выровнялся, стало светлее, и вскоре Килья вышла в огромный зал, вернее — в самую настоящую пещеру, нерукотворную. Никогда еще в жизни она не видела ничего прекраснее и ничего ужаснее.

Потолок терялся в вышине и излучал странное мертвенное сияние, точно так же светился пол — в полированной ледяной поверхности отражались огоньки. А впереди высились огромные двери из черного железа, и двое стражей стояли, опираясь на алебарды. Килья подошла ближе и поняла, что стражи давно уже истлели, и только доспехи, украшенные знаками волка, не дают костям рассыпаться. Мертвецы были такими древними, что уже не пугали. Гораздо сильнее заинтересовала Княгиню полустершаяся надпись на железных воротах, сделанная изгибающимся шрифтом, который еще можно встретить на страницах старых книг, и который давно уже сменили угловатые острые буквы. Килья подошла поближе, чтобы прочесть:

И город ждет, и стража у ворот

Дальше буквы совсем стерлись, и нельзя было разобрать ни слова. Килья повторила сохранившиеся шесть строк вслух, и только после этого узнала ритм и рифму. Ну конечно! Темьгородская легенда! Песня о Сером Князе! Вот только Килья и не подозревала никогда, что песня эта настолько стара. Она еще раз посмотрела на огромные ворота, которые могли быть только воротами самого Темьгорода, древней вотчины Серых князей.

Уж сколько лет прошло, в Темьгороде темно

И пепел на мартиговом кольце

Опустив глаза, Килья посмотрела на сверкающее на пальце обручальное кольцо. О, кажется, она теперь знала, куда же деваются бедные жены Серых Князей.

7.

Пламя заката проходит сквозь пряди

Тэм Гринхилл

Идти было очень тяжело, а потом Лэнэ и вовсе сообразил, что идти просто не может: в груди у него была здоровенная рана, и из нее медленно сочилась кровь. Тогда он упал на землю, взметнув в воздух облако мелких колючих снежинок. Кругом было белым-бело от того же снега, лежащего так ровно, что даже голубоватые тени от сугробов не нарушали совершенной белизны. Лэнэ попытался вспомнить, где он, куда он шел и как оказался ранен. Но он попросту не знал этого места, да и в себе самом был не слишком уверен. Рана, вроде как, не болела, а только истекала кровью, пропитавшей одежду. Лэнэ оглядел себя, с удивлением отмечая детали: на нем был светлый шерстяной дублет, поверх него бархатный упелянд, отороченный куньим мехом. Одежды поражали своим богатством, а снежинки поблескивали россыпью бриллиантов. Красоту и изящество наряда портило, конечно, все сильнее растекающееся пятно крови. Расстегнув крючки, Лэнэ попытался как-то остановить кровотечение, но никакой раны не обнаружил. Зато теперь у него закружилась голова. Лэнэ пошатнулся, чьи-то уверенные руки поддержали его. Лэнэ оглянулся через плечо, но помощник поспешил скрыться за его спиной. Можно было разглядеть только золотистую вуаль, наброшенную на голову незнакомки.

— Вам нужно уходить, — тихо и печально сказала женщина.

— Куда? — удивился Лэнэ.

Женщина указала вперед, на едва заметную на снежном поле голубоватую тропинку.

— Туда, вперед. Прямо до развилки. Там вас встретит человек, который сумеет вывести вас отсюда.

— Где я? — спросил Лэнэ.

Женщина печально покачала головой и исчезла, растворившись в холодном белом сиянии, источаемом снегом.

Серый Князь пришел в себя. Над головой его был потолок родной — княжеской — спальни, серый и холодный. Повернув голову, Лэнэ мог разглядеть за переплетом окна сумерки. Хотя это ничего не говорило, в Льдинных горах иногда целые недели царили вот такие сумерки. Повернув голову в другую сторону, он увидел столик с целой армией флаконов, фляг и коробочек, источающих омерзительный запах лекарств, а также Дракониху, замершую над этим богатством. Нечто невероятно уродливое было сейчас в Княгине Каине, нечто заставляющее тошноту подкатить к горлу.

— Ты очнулся, — сказала она холодно.

Когда в детстве Лэнэ случалось болеть, мать никогда не подходила к его постели. Болезнь и слабость сына были для нее несмываемым позором. Вот и сейчас Лэнэ ощущал ее ненависть и брезгливость, на которые можно было ответить только такой же ненавистью.

— Выпей, — еще холоднее сказала Княгиня Каина.

Лекарство припахивало серой, чем и вызвало у Лэнэ тошноту. Он попытался увернуться, но Княгиня неожиданно сильными руками удержала его на подушках и влила в горло содержимое кубка. Уронив голову, Лэнэ погрузился в темное тяжелое забытье.

Он шел по голубоватой извилистой тропе, вьющейся через гладкое снеговое поле. Он даже тени не отбрасывал, и это пугало все сильнее. Несуществующая рана в сердце сочилась кровью, от которой тяжелела одежда, и все сильнее кружилась голова. А потом он как-то неожиданно оказался на перекрестке. Здесь был указатель, и возле него стояла тонкая темная фигурка. По золотисто-рыжей косе Лэнэ узнал свою жену.

— Кела?

Женщина повернула голову на его голос резко, как птица. Лицо у нее было овальное, высокий лоб и брови вразлет, и темные внимательные глаза. Только щеку ее уродовал сильный застарелый ожег, взбугривший кожу. Лэнэ поднял руку и коснулся обезображенной щеки Келы, теплой и восхитительно живой.

— Пойдемте, господин, — тихо сказала Княгиня, развернулась и пошла прочь.

Лэнэ следовал за ней по пятам, как завороженный. Потом спросил:

— Я сплю?

— Не знаю, Лэнэ, — ответила девушка. — Я точно сплю и вижу вещий сон.

— Где ты? — спросил Лэнэ, поравнявшись с ней.

— В безопасности, — коротко и сухо ответила Кела.

Лэнэ попытался взять ее за руку, но женщина увернулась и пошла быстрее.

— Не останавливайтесь и не задерживайтесь. Прежде чем оба мы очнемся, нужно будет миновать эту снежную пустыню.

Лэнэ проснулся в кромешной темноте, сел с трудом и пошарил на столике, но даже стакана воды не нашел. Только проклятые снадобья, которые затуманивают разум. Очень хотелось пить. Подкатившись к краю постели, он кое-как спустил ноги на ледяной пол и, цепляясь за стену, доковылял до окна. Это заняло минут семь, не меньше. Навалившись на подоконник, Серый Князь распахнул створку. В комнату ворвался холодный бодрящий воздух, закружились в темноте колючие снежинки, слабо поблескивающие в отдаленном свете ламп. Лэнэ зачерпнул пригоршню снега с неширокого карниза и с наслаждением съел. От холода сводило зубы, но тая, снег превращался в самую вкусную воду на свете.

Только что во сне он шел через бескрайнее белое поле бок о бок со своей странной женой, Кирианой Ликарской, девушкой с медными волосами и обезображенной щекой. И вот он наяву стоит у распахнутого окна и смотрит на бескрайнее белое поле, отделяющее его от горной цепи. Где-то там Кела, Ниолт и проклятый Темьгород.

И вот одна из них вступает в дом

А меж камней уже растет трава

Повторив про себя куплет песни, Лэнэ негромко застонал и столь же медленно вернулся в постель.

— Где ты? — спросил он. — Где мне тебя искать?

— Зачем тебе меня искать? — сухо спросила Кела.

Они сидели на нагретых солнцем камнях, а вокруг было короткое горное лето, расцвеченное пятнами травы и цветов. Кела сидела неестественно прямо, пряча в тени свою изуродованную щеку.

— Я поклялся защищать тебя перед Богом, — тихо сказал Лэнэ, смотря на руки своей жены, на мартиговое кольцо.

— С тем, чтобы убить меня и снять проклятье со своего города? — парировала Кела. — Идем. Нам надо спешить. Мы должны дойти до истока ручья прежде, чем ты и я проснемся.

Серый Князь очнулся, когда солнце уже било в окна, играя на стеклянных флаконах. Сев, он встретился взглядом с ледяными глазами Драконихи.

— Я хочу спать, — сказал Лэнэ и с головой накрылся одеялом.

Келу он нагнал на ромашковом поле. Женщина сидела, задумчиво обрывая лепестки с цветка. Лэнэ никогда прежде не видел столько ромашек.

— Куда мы идем? — спросил он.

— Ни куда, а — откуда, — покачала головой Кела. — Мы идем, чтобы кое-что увидеть.

— Что? — спросил Лэнэ, пытаясь поймать ускользающий взгляд жены.

Кела молча указала на небольшое, поросшее камышами озеро, в которое впадала целая дюжина ручьев, звенящих, как струны арфы под умелой рукой. У небольшой заводи среди плакучих ив стояла, сосредоточенно сплетая венок из водяных лилий самая красивая женщина, которую когда-либо видел Лэнэ. Повернувшись к ним, женщина покачала головой и приложила палец к губам.

8.

Ты расскажешь мне сказку о странной любви

Тэм Гринхилл

Ветер легко и неспешно перебирал ветви плакучей ивы. Безмятежно и тихо было, как бывает только во сне. и играла где-то вдалеке едва различимая музыка — флейта, сливающаяся с звоном ручьем-струн. И самая красивая женщина в мире неспешно прогуливалась вдоль кромки озера, нетерпеливо теребя кончик косы. На наблюдателей, замерших под деревьями, она больше не обращала внимания, словно и вовсе их не замечала. Женщина ждала кого-то. И вот послышался шорох, камыши раздвинулись, и на свет появился невысокий, но статный молодой человек. Одет он был легко, словно не в Льдинных горах происходила встреча, а на плечи накинул разноцветный, даже радужный плащ из какой-то невесомой ткани. Из этой встречи — как подумалось Лэнэ — вышла бы отличная песня. Мужчина и женщина медленно пошли вдоль ручья, взявшись за руки. Лэнэ осторожно приблизился. стали слышны глаза и тихий разговор, суть которого заставила молодого человека слегка покраснеть.

Женшину звали Враджэн, судя по темным волосам и черным глазами и судя по имени родом она была из далин. Ееспутник носил имя и вовсе странное: Коннардьё. Говорили о личном, о слишком интимном, и Лэнэ не единожды хотел отойти и оставить любовников в покое, а потом он вдруг услышал, как Враджэн тихо произнесла:

— Он снова прислал мне сундук с подарками, этот Темьгородский князь.

Лицо Коннардьё — и без того смуглое — совсем потемнело.

— Сам он не появлялся здесь, — поспешила сказать женщина, сильнее вцепляясь в руку своего спутника.