— Надеюсь, вы позволите мне надеть штаны, ваше высочество?
— Позволю, — ровно ответил Мариан, закатывая рукава рубашки.
— А закурить? — продолжал ерничать герцог.
— Обойдетесь, ваша светлость.
Люк оделся, помял левое плечо, чуть поморщился и поклонился.
— Я к вашим услугам, барон.
Бил Байдек жестко и страшно. Через пару минут Дармоншир уже не двигал левой рукой и судорожно вздыхал, пытаясь прийти в себя после удара под дых. Еще через некоторое время поднимался, уцепившись за стул и слизывая с губ кровь. И как всегда, не просил пощады.
И увернуться не пытался — снова атаковал, нарывался на кулаки, с глухими стонами отшатывался после ударов. Самого Байдека задел всего пару раз — но что боевому офицеру разбитый нос и шум в ушах?
Наконец, Люк упал на ковер, перевернулся, оставляя после себя кровавые пятна, оскалился, попытался подняться. Не получалось.
Мариан встал над ним, глядя на попытки опереться на руку.
— Я просил тебя не трогать ее, — сказал он спокойно и чуть глухо. — Не бесчестить. У тебя есть обязательства перед ее сестрой, у тебя есть титул, который накладывает ограничения. Она — не та, с кем можно просто переспать. Если у тебя осталась хотя бы капля чести, ты возьмешь ее в жены.
Люк наконец-то сел, со смешком вытер кровь с лица, и Мариан оглянулся, взял со стола салфетку, бросил противнику. Тот прижал ткань к разбитой брови и все-таки встал, потряс головой.
— Я, — сказал герцог очень внятно, — могу повторить только то, что я уже говорил, барон. Это не ваше дело. Не лезьте сюда.
— Все, что касается семьи Рудлог — мое дело, — так же ровно ответил Байдек. — Их некому защитить, кроме меня.
Веселая наглость в глазах его светлости сменилась задумчивостью. Принц-консорт, коротко кивнув, отправился к выходу, на ходу расправляя рукава рубашки.
— Я предложил ей замужество, — неохотно сказал Люк ему вслед.
— Отказалась? — спросил Байдек, не оборачиваясь.
— Да. Не лезь сюда, — Дармоншир помолчал и добавил с трудом. — Прошу тебя.
Барон взялся за ручку двери, повернул ее.
— Ты все равно поступил не по чести.
— Да, — не стал спорить Люк.
— Исправь это.
Дверь открылась — за нею стоял бледный дворецкий, держа в руках поднос с чаем.
— Думаю, — вежливо проговорил Мариан, пропуская слугу в покои, — его светлости сейчас предпочтительнее врач.
Из-за его спины раздался хриплый смех — и Байдек едва удержался, чтобы не покачать головой. Ну и родственничка ему сулит судьба.
И какой же удивительной стойкостью наделили боги этого человека — наряду с не менее впечатляющим набором недостатков.
Василина, увидев потрепанного мужа, не сказала ни слова. Принесла ему мокрое полотенце на нос, погладила кисти рук со сбитыми костяшками и позвала виталиста. К ужину Байдек был уже в форме — зашел в детскую, подхватил мальчишек на руки и направился в столовую.
Вечернее застолье прошло с привычным уже привкусом тревоги за одного из членов семьи. И как всегда, они изо всех сил делали вид, что все хорошо — будто эта оживленность и легкость могла убедить судьбу, что и с Ани, и с Полей ничего страшного не происходит. И что бы ни случилось — в конце концов вся семья снова будет сидеть за общим столом и болтать обо всем на свете.
А пока можно притвориться, что все в порядке прямо сейчас.
Болтали маленькие принцы, лепетала в своем кресле уже пытающаяся вставать Мартинка. Святослав Федорович рассказывал о поездке в поместье, о том, как обживаются там бывшие соседи, Валентина с детьми и матерью, и Каролинка, ездившая с ним, оживленно кивала, вставляла реплики и что-то чиркала вилкой на салфетке. Алинка поела очень быстро и убежала дальше — готовиться к оставшимся экзаменам, и ее провожали жалостливыми взглядами, в которых, тем не менее, виднелась гордость. А принцесса Марина была непривычно, до кротости тиха и рассеяна — и только иногда в ее глазах загорались веселье и лукавство, и губы норовили расплыться в улыбке.
И эта улыбка так напоминала королеве собственное мечтательное состояние много лет назад, что она не могла не любоваться сестрой. И стараться прогнать тревогу за ее выбор подальше.
В этот вечер телефонная связь между Инляндией и Рудлогом дрожала от затаенной нежности и разрывалась от невозможности передать словами желание быть рядом, вжаться в другого. Уткнуться в него и общаться синхронным дыханием и стуком сердец, легкими прикосновениями и теплом, согревающим в самую холодную зиму.
— Тебя не съели?
— Нет. Даже не покусали. Что делаешь?
— Думаю, что пора красть тебя еще раз.
Смешок.
— Ни капли терпения у вас, ваша светлость.
— Неправда. Если бы это было так, я бы тебя не отпустил.
Пауза и волнующий шепот:
— Может... может и не нужно было.
— Марина, — опасные нотки в хриплом голосе, — я в течение двух часов буду у тебя.
Вздох и провокационное:
— А ты можешь?
— Я все могу.
— Нет. Не нужно, Люк. Дождемся Ани.
— Ты теперь правильная девочка?
— Ну нужно же хотя бы попытаться.
Приглушенный, царапающий сердце смех.
— Попытаемся. Спокойной ночи, принцесса.
— Спокойной ночи, Люк.
Хорошая девочка Марина, положив трубку, с той же рассеянной улыбкой и ощущением щемящей нежности в сердце, побрела в ванную. Ноющее тело требовало горячей воды.
А его светлость Люк Дармоншир кивнул заглянувшему виталисту, который вышел на время разговора, поджег сигарету, закрыл глаза и затянулся разбитыми губами. И поморщился, когда начало пощипывать и тянуть в снова онемевшей после встречи с Байдеком левой руке.
Александр Свидерский, воскресенье, 18 января
Александр с утра в воскресенье появился у кровати Катерины, напугав ее до полусмерти. Несколько раз моргнул недоуменно — глаза были красные, воспаленные, — извинился заплетающимся языком и принялся открывать Зеркало к себе.
Катя помаялась, глядя, как наливается серебром портал, встала и потянула Свидерского в постель. Пахло от него жженой сладковатой травой, как от осеннего костра.
— Не хотел тебя пугать, — пробормотал он, уже засыпая.
— Ничего, — тихо ответила она, — спи.
Она полежала с ним немного, прислушиваясь к себе и улыбаясь воркованию голубей под крышей, прижалась, погладила мага по голове и снова задремала. Через часок проснутся дети, а пока можно и понежиться здесь, в тепле и безопасности.
Александр, несмотря на дикую занятость, не забывал о ней, и Катерина каждый раз встречала его чуть настороженно и смущенно, греясь о расцветающую внутри радость. Свидерский рассказывал о делах учебных, с удовольствием ужинал с ней и детьми, показывал ей простейшие плетения, приносил учебники и даже договорился с несколькими преподавателями, чтобы те днем приходили к ней и обучали по программе первого курса университета.
Дочери тоже привыкали к нему — и пусть не встречали дядю Сашу таким же восторженным визгом, как иногда заглядывающего обожаемого дядю Мартина, — но быстро смекнули, что частый гость знает ответы на все вопросы, и мучали его после ужина своими "почему", перебивая друг друга. Александр не сюсюкал и не дурачился, но умел объяснять так, что и маленькой Анютке все было понятно.
Иногда, уставший и измотанный после рабочего дня и встреч с Алмазом, он задремывал у них в гостиной на диване, ожидая, пока она уложит детей спать. И тогда Катерина, как примерная жена, стягивала с него обувь, подкладывала под голову подушку, укрывала — и уходила в свою комнату одна.
Они так и не были вместе после событий в пещерах. Алекс не торопил и не настаивал, а Катя, скучающая по его крепким рукам, все никак не могла решиться и позвать его в спальню под теплой крышей храмового дома. Так что они пока обходились тихими разговорами на ночь и осторожными редкими поцелуями.
Но несмотря на отсутствие близости, Катя ощущала, как спокойнее ей становится — и отмечала в зеркале, что уходят и горестные складки у рта, и привычка чуть склонять голову при разговоре. Александр оказался тем самым столпом уверенности, которого ей так не хватало. И единственное, чего она боялась сейчас — что опять произойдет что-либо ужасное, что снова перевернет ее жизнь. Что с ним что-нибудь случится.
Алекс проснулся во второй половине дня от звонка телефона. Потянулся к трубке, зевнул. В окно лилось яркое и радостное зимнее солнце. Сверху, над потолком, деловито ворковали голуби, слышен был сыпучий шорох падающего снежка, и спалось здесь, на природе, где поблизости не было ни одного крупного города, куда слаще и крепче, чем в Иоаннесбурге.
— Да?
— Александр Данилович, добрый день. Это Тандаджи.
В голосе тидусса Свидерскому послышались какие-то обреченные нотки.
— Нужна помощь, полковник?
— Как всегда, Александр Данилович, как всегда. У нас проблема. Принцесса Ангелина опять в Песках и, к сожалению, не удается установить с нею связь. Вы не могли бы попробовать открыть к ней портал? Да, я помню, что у вас не получалось, но помимо вас не к кому обратиться...
Александр вспомнил Макса, который шастает туда-сюда сквозь Стену, как из кухни в гостиную, Мартина, который от дурости великой проверял себя — и ведь получилось! — и решил, что самое время тоже попробовать. Тем более, что когда он пытался в прошлый раз, он был еще в теле старика и сознательно сливал резерв. А сейчас силы не только восстановились, но и возросли благодаря магическим битвам и встречам с Алмазом Григорьевичем, где приходилось выкладываться до предела.
— Подождите пару минут, господин Тандаджи. Я постараюсь вам помочь.
Но то ли ночные бдения с Алмазом не прошли даром, то ли он переоценил себя -выстраиваемый на ее высочество переход шел волнами, рассыпался серебристой пылью и не поддавался, как Свидерский ни лил резерв и ни старался стабилизировать его.
— Увы, — с тяжелой досадой сказал он в трубку через некоторое время, — не вышло. Но я знаю того, у кого должно получиться. Перезвоню вам, полковник.
— Буду очень благодарен, Александр Данилович, — степенно ответил тидусс и отключился. А Александр еще раз потянулся, набрал номер Макса, и, поднявшись, подошел к узенькому окну. Там, во дворе, под солнцем и неизвестно откуда взявшимся падающим снежком, носились Катерина с дочерьми. Успели уже слепить кривоватую снежную горку — сугробы выросли огромные — и катались с нее. И герцогиня в яркой вязаной шапочке, в толстой лыжной куртке выглядела очень юной. Заметила его в окне, неуверенно улыбнулась и помахала рукой. И он тоже поднял руку в ответ, слушая гудки.
Макс, видимо, опять работал в лаборатории в наушниках, и достучаться до него, пока природник не выйдет из исследовательского транса, было невозможно.
Алекс сунул телефон в карман и ушел к себе домой, в Иоаннесбург. Надо хоть показаться на глаза слугам, пока не начали думать, что он пропал. Принять душ, переодеться и обратно сюда. Может же он позволить себе немного отдыха? Особенно после того, как переусердствовал ночью, чуть не оставшись в надпространстве.
За прошедшие с памятной битвы в вулканической долине две недели ректор МагУниверситета не имел ни минуты покоя.
Во-первых, пришлось держать ответ перед комиссией международного магконтроля с приглашением глав служб безопасности всех стран Туры — появляющиеся из порталов чудовища другого мира и предполагаемая опасность для держателей тронов были весомым аргументом, чтобы проблема обсуждалась на самом высоком уровне. Макс на заседание идти отказался.
— Вы видели то же, что и я, — сухо пояснил он, — только время потеряю. Если у уважаемых коллег останутся вопросы, пусть приходят ко мне сами. Я отвечу. Но тратить время на бесконечные пустые разговоры не собираюсь.
Вики в этот день сопровождала короля Инляндии, Мартин — короля Блакории в совместной поездке, и пришлось Алексу отдуваться за всех, рассказывая и о похищении, и о роли Черныша в прошедших событиях, и о бое с чудовищными "стрекозами". Теперь Данзана Оюновича и его сообщников искала и магическая полиция, и секретные службы по всей Туре — но, увы, безрезультатно.
Во-вторых, Алмаз Григорьевич, уязвленный в самое сердце противостоянием с давним другом-соперником, тоже прикладывал немалые усилия по его поиску — и привлекал к этому Алекса, походу обучая его. Так что чувствовал себя почти восьмидесятилетний Свидерский снова студентом у ворчливого преподавателя.
Черныш сотоварищи как сквозь землю провалились. Хотя почему как — скорее всего, они и находились под землей, там, где стихийные колебания и узость помещений не позволяли на них сориентироваться. Или же Данзан Оюнович окружил себя множеством глушилок, экранирующих поиск.
— Нужно найти его, пока он еще что-нибудь не удумал, — бухтел Алмаз Григорьевич, готовя инструменты для очередного ритуала. — Слишком уперт всегда был, слишком уверен в своей правоте. Хоть поговорить с ним, постучать по дурной голове.
И Алекс после рабочего дня в университете отправлялся к старому ворчуну, вдыхал дым травяных, расширяющих сознание сборов или чертил на ладонях, ступнях и висках усиливающие концентрацию знаки — и вместе с ушедшим в транс учителем "перебирал" мир, пытаясь уловить тонкую вибрацию ауры Черныша.
Поговорить с Данзаном Оюновичем удалось сегодня ночью. Точнее, говорил Алмаз — а Александр парил в надпространстве, глядя, как идут навстречу друг другу, сшибаясь и переплетаясь, желто-сине-фиолетовые ментальные волны и удерживая канал. Но если у них с Троттом сил хватило только на отрывочные слова-сигналы и короткие предложения, то у старых магов получился вполне себе развернутый разговор.
"Черныш".
"Все не угомонишься, Алмазушко?"
"Чего ты хочешь?"
"Предотвратить конец мира и конец магии, друг. Вернуть в мир бога".
"Почему ты не обратился ко мне? К нам?"
"С твоим чистоплюйством ты предпочтешь ничего не делать и ждать катастрофы. А остальным кроме их исследований ничего не интересно".
"Ты понимаешь, что порталы опасны? Что эти чудовища нанесут не меньше вреда, чем исчезновение магии? "
"Чудовищ можно уничтожить. Популяция людей восстановится. А Тура без магии станет местом без будущего. Подумай. У тебя тоже не будет будущего, Алмаз".
"Но у вас не получилось. Портал открылся, но ничего не изменилось. Вполне возможно, что ты ошибаешься. Что нет там никакого Жреца".
"Возможно. Не получилось, да. Но я предпочитаю пробовать дальше".
"Ты фанатик, Данзан"
"О, нет, друг мой. Я — тот, которого никогда не признают героем. Мы сделаем то, что потом лицемерно назовут ужасным и антигуманным. Уже называют. Но именно мы спасем этот мир".
"Что вы задумали?"
"Не считай меня идиотом, Алмаз. Я не дам вам возможности остановить нас. Прощай, друг".
Они-таки засекли район, где он находится — но это мало что дало. Блакорийские горы, чуть в стороне от владений Черныша. Увы, когда видишь сверху горные вершины и где-то глубоко под ними — тусклое сияние искомой ауры — очень трудно потом конкретно перенести место на карту.
Да и как перепахать двадцать квадратных километров горной системы, как найти вход в пещеры, где скрывается Черныш? Алмаз Григорьевич истеребил бороду в лохмотья, но пока они зашли в тупик, и оставалось только пробовать все новые способы, надеясь, что хоть что-то поможет. Увы, магические умения имели свой предел. И хотя к поискам подключились-таки маги из старшей когорты — Черныш оставался недосягаемым.
