Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Милях в двадцати к югу отсюда начинаются Гардарика — продолжала Боадикея.— Там на берегу Утэла и стоит пограничная крепость, в которой я служила. Еще в двух днях к югу и будет Хорград, столица.
-Вот в Гардарику нам точно не нужно — пробормотала Рисса — еще встречи с тамошними волхвами мне не хватало. Ну, хорошо, а что там? — она показала на простирающийся за рекой лес. Боадикея пожала плечами.
-Не знаю. Я в этих краях новичок — Северная Стража служила на западных границах. Лишь недавно наемников перевели сюда. Я еще не успела, как следует разобраться — поэтому и угодила в плен.
-Ясно — протянула Рисса.— Эй, Урм ты где?
-Тут -черноволосый колдун появился как из-под земли. Боадикея неприязненно покосилась на него — за несколько дней совместного блуждания по болотам наемница и унтамольский оборотень не стали ближе друг другу.
-Что на том берегу? — спросила Рисса.
-Тот лес — Черная Пуща — пояснил перевертыш — она тянется через Пустошь до границ Бурзумхейма. К северу начинаются земли местных племен — раталлов, курнов, семибов. Они иногда спускаются по реке — грабить север Гардарики.
-Ага — согласно кивнула Боадикея.— Еще как спускаются...скоты такие!
-Ты бывал на том берегу? — спросила бурзумхеймка. Урм кивнул.
-Бывал, но давно — когда только по Пустоши метался, место себе искал. А потом уже редко на западном берегу появлялся. В Пуще делать особо нечего, а на севере, хоть и есть чем поживиться, но опасно — лучше к побережью сходить. Местные племена сродни унтамольцам и молятся тем же богам. Жрецы Перкунаса и Свайстигса там частые гости.
-Значит и туда нам лучше не соваться,— произнесла Рисса.— А про тот лес что скажешь?
-Да ничего — пожал плечами Урм — та еще глушь. Парочка торговых трактов, правда, есть, но ездить там опасно. В Пуще прячется всякий разбойный люд, изгои.
-Да, мы с ними тоже воевали— подтвердила Боадикея. — Не просто разбойники, но и те, кто от Пирегаста сбежал. После мятежа Смоляничей таких много оказалось.
-С ними нам встречаться тоже не к чему— произнесла Рисса— но похоже, что Пуща для нас сейчас самое безопасное место. Урм, сможешь достать лодку?
-Наверное смогу украсть в деревне курнов — сказал перевертыш— Если сплавать на тот берег. Скоро как раз стемнеет — он указал на алый диск закатного солнца.
-Ну ступай — нетерпеливо сказал Рисса.
Урм кивнул и пошел к реке, изменяясь на ходу. Боадикея с отвращением отвернулась— она так и не могла привыкнуть к превращениям их странного спутника. Рисса же наоборот наблюдала за ними с интересом. Ящероподобная тварь с шипением опустилась на берег и скользнула в воду. Какое-то время на поверхности реки еще расплывались круги, отмечающие путь оборотня, но скоро улеглись и они. Рисса подняла взор на Боадикею.
-Пойди, поищи что-нибудь на растопку — сказала она — А я попробую раздобыть еды.
Туатка молча кивнула, хотя в глубине души и была недовольна, тем, что ее отправляют за дровами, словно служанку. Проверив, хорошо ли сидит в ножнах меч, амазонка исчезла в камышах. Рисса же почти не заметила ее ухода — сидя у кромки воды она сосредотачивалась на своих ощущениях, проникая мысленным щупом в толщу воды, нащупывая смутные сознания речных обитателей.
Вот плеснула вода и на берег выбросился крупный лещ, шевеля жабрами и глотая воздух. Вслед за ним из реки выпрыгнул сазан, затем щука, окунь. Шевеля усами, выползали большие раки с устрашающего вида клешнями.
Из камышей вышла Боадикея, сваливая на песок груду хвороста. Сев рядом она достала огниво, позаимствованное у Урма. Девушки не боялись привлечь внимания курнов с того берега — скорей всего те решили бы, что огонь зажгли дикари, с которыми заречные племена старались лишний раз не связываться. Кроме того, Рисса разом бы почуяла приближение врага. Боадикея разожгла костер и села у кромки воды потрошить и чистить рыбу ножом, который Рисса принесла еще с побережья. Северянка тем временем сорвала несколько больших листьев какого-то растения, схожего с лопухом. В эти листья Боадикея и завернула рыбу, чтобы запечь ее на горячих углях. В них туатка зарыла и раков. Рисса все это время то и дело прощупывала ближайшие заросли — пока ничего настораживающего она не обнаруживала.
-Давай уже ешь, что ли — позвала ее наемница, доставая рыбу и раков из костра.
Они жадно ели сочную рыбу, раскалывали панцири раков, доставая вкусное белое мясо. Наевшись до отвала, Боадикея улеглась прямо на берегу, поближе к костру — стемнело и было довольно свежо.
-Спать охота — зевнула она, блаженно потягиваясь и закрывая глаза.
-Спать говоришь? — голос Рисса послышался откуда-то рядом.— А кто будет встречать нашу ящерку с лодкой?
-Ну разбудишь меня, когда он притащит эту лодку — пробормотала туатка— а я отдохну. Все равно никакой радости от созерцания его бледной рожи я не почувствую, а спать охота. Целый день шастать по этим болотам, свихнутся можно.
-Я, между прочим, тоже устала — послышался какой-то шелест и Боадикея почувствовала, что северянка легла рядом.— Давай отдохнем вместе.
В этот момент Боадикея почувствовала, как узкая ладонь Риссы пролезает ей за пазуху и тонкие пальцы оглаживают пышную грудь.
-Рисса, ну не минуты покоя! — с деланным возмущением произнесла она,— тебе хоть когда-то бывает достаточно.
-Ну, как же иначе? — промурлыкала бурзумхеймка, — ты ведь такая сладкая — шепотом произнесла она, слегка прикусывая тонкую кожу на шее туатки.
-Рисса, прекращай— строго произнесла туатка, делая вялые попытки отстранится,— я не хочу, да и не могу сегодня.
-Почему не можешь?— удивилась северянка.
-Потому!— покраснела туатка, отворачиваясь в сторону. Неохотно она объяснила подруге причины своей несговорчивости. Рисса оглушительно расхохоталась.
-Так ведь даже лучше! Ах, ты негодница— деланно огорчилась она, освобождая от одежды и себя и туатку— из-за такой мелочи вздумала ломаться. А я-то все думаю, что это Урм с утра такой неспокойный. Ясное дело— кровь почуял.
-Надо было все-таки свернуть шею этой ящерице,— проворчала наемница, уже и сама возбуждаясь, чувствуя, как к ней прижимается сильное, гибкое и главное — совершенно голое тело.
— Разве можно его винить, за то, что хотел съесть тебя,— произнесла северянка, — мне и самой сейчас охота это сделать — добавила она, целуя туатку в губы
В устах аристократки из Старого Бурзумхейма такой комплимент звучал весьма двусмысленно, даже зловеще. Однако наемница сейчас не думала о кулинарных пристрастиях сородичей Риссы, жарко отвечая на ее поцелуй. Прохладные тонкие пальцы скользили по мускулистому телу амазонки, нежно оглаживая все ее впадины и округлости, губы вновь перешли на шею, потом спустились ниже. Шустрый язык Риссы играл с сосками округлых грудей, затем перешел на живот. Боадикея выгнулась дугой, зарычав от наслаждения, прикусив губу так, что из нее потекла струйка крови, ее пальцы впились в светлые волосы Риссы.
Там где Утэл делает крутой поворот на восток и течет к океану, на правом берегу реки стоит Хорград — столица Гардарики. Город славный и богатый — множество полей с золотой пшеницей, и пастбищ, где пасутся тучные коровы, раскинулось в его окрестностях. В самом городе хватает и ремесленных мастерских и оружейных лавок, где куются знаменитые славские булатные клинки и, конечно, шумных торжищ. Здесь останавливаются купцы из богатого Аль-Имада и древнего Пелерума, везущие свои товары в северные страны.
А ведь еще каких-то еще полтора века назад здесь было лишь несколько славских поселений концентрирующихся вокруг святилища речного бога на одном из островов. Потом с юга пришли имадийцы вместе со своими союзниками-кочевниками. Аль-Имад был на пике своего могущества и наследники пророка Ильдерима считали, что пришли сюда всерьез и надолго. Они покорили славов и воздвигли на правом берегу могучую крепость, ожидая, что она простоит тут века. Однако вскоре на Аль-Имад двинулись с Запада закованные в сталь васканские рыцари. Воспользовавшись моментом в Гардарике собрали сильное войско осадившее крепость на берегу Утэла. Подкреплений никто не прислал и осажденным ничего не оставалось как оставить крепость, в обмен на возможность беспрепятственно уйти в Аль-Имад. Так славы завладели имадийской твердыней, а вскоре и отбросили ее прежних владык далеко от своих границ. Вокруг крепости вырос большой город, которым завладел один из сильнейших славских княжеских родов — Хоричей. Славы расширили и перестроили бывшую имадийскую цитадель, превратив ее в громадный дворец, огражденный от остального города каменной стеной. Город в городе — его и называли порой "Княжьим Градом". Кроме дворца правителя здесь размещалась еще личная дружина князя, а также и главный храм Хорса-Даждьбога, по имени которого и получила свое название славская столица.
Хор-град. Город Солнца.
-Прими эту жертву, о великий Хорс!
Острый нож черкнул по горлу жертвенной овцы лежащей на полу выложенного плитами желтого песчаника. Алая кровь пролилась на мраморный алтарь и, по специально выдолбленным желобкам, заструилась в окруженный небольшим портиком колодец. Оттуда вырывался огромный — в человеческий рост — язык золотистого пламени. Огонь этот волхвами Хорса почитался священным — по легенде, когда войско славов осаждало крепость, в самом ее центре вдруг разверзлась земля и оттуда вырвались языки пламени. Пораженные таким предзнаменованием имадийцы сдались гардарикийцам. Сами имадийцы впрочем, утверждали, что священный огонь вырвался из-под земли, когда здесь строили храм в честь Всеочищающего Пламени и соответственно это место находится под особым покровительством высших сил. Время от времени фанатики в Аль-Имад требовали "освободить святыню", однако в последнее время такие призывы звучал все реже и реже. Тем более, что Пирегаст разрешил местным имадийцам посещать храм и почитать священный огонь, согласно своему обычаю — так же как и пришельцам с Запада, видевшими в Хорсе воплощение Непобедимого Солнца.
Стены святилища покрывали резные узоры, изображающие различные сцены из жизни солнечного бога, через равные промежутки на стенах был укреплен золотой диск в короне из солнечных лучей и с ликом Даждьбога — то хмурящегося, то улыбающегося. А над колодцем возвышалась гранитная статуя изображающая всадника во все той же солнечной короне и с копьем в руке. Им солнечный всадник поражал безобразного змея корчащегося под ногами у вставшего на дыбы коня. Это символизировало победу культа Хорса над культом бога-ящера Йессы, ныне запрещенного по всей Гардарике.
Кроме верховного волхва Родумира в храме был еще только один человек — молодой со светлой бородой и волосами. Он зажигал кадильницы со смесями благовоний, окроплял статую смесью молока, меда и вина, смазывал его душистым маслом, изготавливаемым специально для храмов. Несмотря на бледно-желтое одеяние послушника, помощник верховного волхва Славимир не был неофитом — некогда он сам был волхвом, правда, не в Гардарике, а в островной Биармии. Сюда он прибыл три месяца назад, причем было видно, что биармиец недавно пережил какое-то страшное потрясение. Славимир наотрез отказался сообщать, что заставило его покинуть Биармию, заявив только, что он отчаянно хочет служить солнечному богу, чтобы избавится от какой-то страшной скверны. О ней, впрочем, Славимир наотрез отказался говорить. Видя такое упорство, Родумир не стал настаивать, решив, что рано или поздно волхв расскажет все сам. Сейчас он был послушником — пожалуй, самым ревностным из всех служивших сейчас в святилище Хорса. Подобное рвение не могло не радовать Родумира — тем более, что оно обнаружилось у уроженца Биармии, страны жители которой до сих пор считали, что Хорс лишь один из множества богов. Впрочем, что взять с биармийцев если и в Гардарике многие князья, не говоря уже о волхвах и по сей день думают примерно также. Много еще времени пройдет, прежде чем вся Гардарика поймет, что Хорс-Даждьбог, не только главный, но и единый бог, а все остальные божества — не более, чем его одухотворенные свойства, разные лики, под которыми Солнцеликий является людям. Перун— сила Хорса, его гневный лик. Сварог— справедливость Божья, Хорс-судья. Матерь Лада— божественная любовь, которую он изливает на своих почитателей и так далее.
Долгое время служители Хорса и сами почитали его лишь одним из многих небожителей. Однако знакомство с религией Непобедимого Солнца и Всеочищающего Пламени, с их идеями и догматами, заставили их по новому взглянуть на своего бога. Началось это еще при отце Пирегаста, опиравшегося как на союз с жрецами Хорса, так и на сотрудничество с Аль-Имад. Именно там воспитывался заложником будущий володарь, многое узнавший о религии огнепоклонников, но только утвердившийся в вере в Единого Хорса-Даждьбога.
Волхв протянул руки к священному огню:
-Хорс, солнцеликий, боже праведный, мир светом своим озаривший всякому животу и всей твари начало положивший. Земля Гардарики тобой хранима и володарь ее князь Пирегаст, наместник твой на земле ведет славов путем Солнца. Но не по нраву то бесам, что обитают во тьме кромешной, от солнечного света таясь. Устами рабы своей, над которой справедливый суд свершился, сулят они князю беды да горе, позор и бесчестие. Не допусти же Даждьбоже светлый поношения избранника твоего и царства его, что есть подножие престола Солнца, укажи недостойным служителям твоим, откуда идет беда.
Родумир смочил пальцы в жертвенной крови и брызнул ею в огонь, внимательно вглядываясь в пляшущие языки. Краем глаза он увидел, что Славимир, также не отрывал взгляда от огня — лишь иногда бьярм с надеждой поднимал глаза к статуе конного всадника. Священный огонь считался еще и оракулом Солнечного бога— в его пламени жрецам нередко являлись видения, предупреждающие об опасности. Правда не всякой и не всегда — открывались лишь духовные угрозы со стороны темных сил, врагов Солнечного бога. Простое нападение врагов или мятеж, оракул бы оставил без внимания, так же как и засуху, наводнение, мор — если только все это не было результатом чародейства. Однако сейчас можно рассчитывать, что бог откликнется — не то прорицание, не то проклятие ведьмы было именно духовной угрозой. Вокруг хватало желающих погубить Гардарику вместе с ее володарем.
И первой среди тех угроз был Бурзумхейм!
С начала правления Пирегаст показал себя упорным противником северной империи. Для него, поклоняющегося Солнцу, было нестерпимо видеть рядом с собой державу, в которой почитают Богов Хаоса. Володарь последовательно ограничивал права бурзумских купцов на территории Гардарики, облагал их все большими пошлинами и налогами, пока, наконец, не запретил вовсе их деятельность в стране славов. Вся торговля с Бурзумхеймом велась либо через имадийских посредников, либо на нейтральных территориях в Сааремской пустоши. Также Пирегаст выслал из страны бурзумского посланника и запретив въезжать новому. Когда Бурхумхейм воевал с Унгрией, Пирегаст выдвинул большую часть своих войск к границе, угрожая вторжением. И хотя причиной вывода войск из Унгрии послужили совсем иные причины, тем не менее, Пирегаст считал, что в поражении Бурзумхейма была и его заслуга. Володарь жаждал вмешаться и в разразившуюся потом в Бурзумхейме гражданскую войну — однако так не вовремя начался мятеж Смоляничей.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |