— Жареная тоже хороша, — продолжала она, — но перед вяленой устоять просто невозможно. Ты, если хочешь молиться мне за безопасность путешествия, готовь вяленую баранину.

Глаза Хоро сияли жёлтым огнём, её хвост отчётливо шуршал под плащом.

Однако Лоуренс оставил всё это без внимания, переключившись на гору тёплой шерсти, навьюченную на спину лошади, которую вёл перед их повозкой торговец.

— Вон та шерсть. Хорошая? Плохая?

Возможно, эта шерсть и навеяла Хоро мысль о баранине. Волчица посмотрела на указанную ей шерсть с некоторой надеждой в глазах и сразу перевела взгляд на Лоуренса.

— Довольно хорошая. От неё ещё пахнет травой, которую эти овцы ели.

— Вот, значит, как. Перец, должно быть, удастся хорошо продать.

Раз шерсть хорошая, хорошим будет, понятное дело, и мясо. Чем мясо лучше, тем больше его съедят. Раз так, вырастет цена на приправы, используемые при хранении, включая перец, и Лоуренс начал нетерпеливо прикидывать, сколько он получит за перец.

— ...Таким образом вяленое мясо следует хорошенько посолить. Если соли мало, получится плохо. И ещё, мясо лучше брать с бока, а не с бедра. Ты... слушаешь, что говорю?

— Мм?

— Я сказала — посолить и брать с бока.

— Не чревоугодничай. Это дорого.

— За такое не дорого.

Конечно, если Хоро обеспечит безопасность, баранина не будет слишком дорогим подношением. В конце концов, её истинная форма — огромная волчица. Если она возьмётся за дело всерьёз, с её помощью можно будет спастись, даже если окружит толпа наёмников, не особо отличавшихся от свирепых разбойников.

Однако Лоуренс повернул к Хоро лицо с нарочито бесстрастным выражением на лице. Глаза Хоро сверкали от предвкушения. Не поддразнить её было невозможно.

— Хо-о, ты очень богатая, как я погляжу. Если у тебя столько денег, верни мне долг.

Но он имел дело с той, которая называла себя мудрой волчицей. Похоже, она сразу поняла намерение Лоуренса. Её лицо вдруг застыло, и она посмотрела ему прямо в лицо.

— Больше это у тебя со мной не пройдёт.

Она, кажется, извлекла урок из недавней истории с яблоками. Лоуренс поцокал языком и строго посмотрел в ответ.

— Если так, почему бы тебе с самого начала не попросить прямо? Думаю, это могло быть довольно мило.

— Если мило попрошу, купишь?

Произнесено это было тоном, который милым назвать было сложно. Очередь продвинулась, и Лоуренс, взявшись за поводья и продвинув повозку вперёд, и чётко произнёс:

— Ты не сможешь заставить меня купить. Тебе надо просто поучиться у коров и овец размышлять о съеденном вчера.

Лоуренсу казалось, что он удачно ответил, с его губ даже сорвался смешок, однако Хоро так рассердилась, что, не сказав ни слова, с отсутствующим выражением лица без колебаний наступила ему на ногу.

Когда они проехали ворота, повозка покатила по укатанной колёсами и утоптанной ногами земле — улицы в городе не мостили. Дома, крытые соломой, были сложены из грубо вытесанных камней.

Как ни удивительно, но в Поросоне не было уличных лавок, так как жители города покупали лишь то, что им нужно было для поддержания жизни и не стали бы брать что-то в лавках, если бы их кто-то открыл.

По улицам ходило немало людей, торговцы несли на плечах свои товары или везли в повозках, однако, казалось, весь город был укрыт ватой, поглощавшей все звуки. Трудно было поверить, что этот тихий, пыльный городок, пленённый добродетелью воздержания, был важным местом торговли с дальними странами, зарабатывавшим ежедневно головокружительные деньги.

Вообще же, в отличие от других городов, в которых на странствующих уличных проповедников даже не смотрят, в этом городе их проповеди собирают толпы благодарных слушателей, и казалось странным, что здесь на самом деле можно было зарабатывать деньги. Лоуренсу этот город всегда был интересен.

— Скучный город, сказала бы я, — так одним эпитетом Хоро охарактеризовала своё впечатление от этого города, напоминавшего церковь.

— Ещё бы, нет лавок, где можно купить еду.

— Говоришь так, будто я только и делаю, что ем.

— В таком случае — не послушаешь ли проповедь?

Впереди перед странствующим проповедником со Священным писанием в руке собралась толпа. Проповеди внимали не только горожане, но и несколько торговцев, обычно моливших Бога лишь о прибыльности своего дела.

Но Хоро посмотрела на толпу, на которую показывал Лоуренс, с таким видом, будто ей в еде попалось что-то горькое, потом она фыркнула:

— Слишком молод мне проповедовать, пусть лет пятьсот подождёт.

— Думаю, разок послушать проповедь о бережливости тебе бы не помешало, — сказал Лоуренс, глядя, как Хоро поигрывает концом своего шёлкового пояса.

Она лишь зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Я ж всё-таки волчица. И не понимаю этих трудных проповедей, — с невероятно невинным видом произнесла она в следующий миг и даже вытерла слезинки в уголках глаз.

— Ну, Божье учение о добродетели бережливости по-настоящему убедительно лишь в этом городе.

— Хмм?

— Большая часть денег, остающихся здесь в виде прибыли, направляется на северо-запад в церковный город Рюбинхайген, но себя я не могу заставить всерьёз выслушивать проповеди в этом городе.

Рюбинхайген, церковный город, управляющий Поросоном, — это город, так наполненный золотом, что там даже городские стены можно было покрыть золотом. Поговаривают, высшие чины собора, которому подчинялся город, получали прибыль даже с деятельности по покорению язычников, а Церковь поощряла эту деятельность уже сотни лет. Но именно поэтому Рюбинхайген предоставлял много возможностей заработать.

Размышляя об этом, Лоуренс заметил, как Хоро задумчиво помотала головой.

— Рюбинхайген, ты сказал?

— Ты его знала? — покосился на Хоро Лоуренс, подъехав в этот момент к перекрёстку и повернув направо.

— Мм. Вспомнила. Но я не слышала о таком городе. Это было имя человека.

— Да, верно, только не совсем. Так сейчас называется город, но изначально это имя носил человек, магистр ордена Святых Рыцарей, покорявший язычников. Это были старые времена, и о нём нечасто услышишь.

— Мм. Возможно, тот самый тип.

— Не может быть, — хохотнул Лоуренс и тут же осёкся.

Ведь Хоро, осознал он, отправилась в путешествие сотни лет назад.

— Мужчина с огненно-рыжими волосами, длинной бородой и суровым лицом. Увидев мои милые ушки и хвостик, он тут же назвал меня слугой дьявола и поднял со своими рыцарями на меня мечи и копья. Я так разозлилась, что приняла первоначальную форму, расшвыряла рыцарей, а под конец куснула самого Рюбинхайгена за задницу.

Хоро рассказывала об этой истории, гордая своим подвигом, то и дело прыская, но Лоуренс от некоторого удивления пополам с замешательством не мог вымолвить ни слова.

По преданиям, хранимым в церковном городе Рюбинхайген, у святого Рюбинхайгена волосы были действительно рыжими, и сам он сражался с языческими божествами, когда строил крепость на месте будущего города. Однако, из этих преданий следовало, что во время сражения святого с таким божеством у него совершенно бесцеремонно была съедена левая рука. И даже на стене собора в городе святой, отважно благословлявший рыцарей на сражение с язычниками, был изображён в окровавленном, изодранном плаще и без левой руки. Вполне возможно, что святой Рюбинхайген был едва прикрыт тряпьём, потому имел дело с укусившей его Хоро. Её исходный вид — огромная волчица, и достаточно лёгкого укуса, чтобы святой был весь в крови и почти без одежды.

А предположив, что история Хоро — правда, легко понять, насколько святому было постыдно оказаться укушенным в задницу, такое нельзя было включить в предание о нём. Утрата вместо этого левой руки — это что-то вроде сделки, достаточно разумной. И тогда вполне возможно, что Хоро укусила настоящего святого Рубинхайгена.

Приоткрыв завесу над изнанкой истории о святом, Лоуренс невольно рассмеялся.

— Но только... ты... — осторожно произнесла Хоро.

— Мм?

— Я лишь куснула его, что тут такого? Не убивала.

Её весёлое настроение резко изменилась, сейчас она говорила так, будто с напряжением ждала, как отнесётся к её словам Лоуренс, не сразу сообразивший, что происходило с его спутницей. А потом он понял — вероятно, она опасалась, что Лоуренс мог разозлиться, узнав, что она убила человека.

— Необычно, что это тебя заботит.

— Но это важно, — очень серьёзно сказала Хоро, и Лоуренс не стал спорить или дразнить. — И всё же это действительно скучный город. Даже в лесу жизни больше, чем здесь.

— Как продадим перец, загрузим новый товар и отправимся в Рюбинхайген, так что наберись терпения.

— Это большой город?

— Рюбинхайген больше Паццио. По сравнению с ним Паццио просто городишко. Жизнь там кипит, и полно лавок.

Лицо Хоро вмиг просияло.

— И яблоки есть?

— Насчёт свежих... Думаю, их уже заготовили на зиму.

— Засолили?.. — с нехорошим предчувствием переспросила Хоро, ожидая его ответа.

На севере всё солят, чтобы сохранить на зиму, наверное, она подумала, что и с яблоками так же поступали.

— Их сохраняют в меду.

Уши Хоро вскочили с такой силой, что капюшон на её голове вспучился.

— Хороши и груши, залитые мёдом. И остальное тоже. И персики тоже, только они редки. Персики — настоящая роскошь. Их режут тонкими дольками и укладывают в бочонок, могут при случае добавить миндаля, а уже заполненный бочонок заливают мёдом, под конец укладывают сверху немного имбиря и так хранят. Есть надо не раньше, чем через два месяца после заливки мёдом. Однажды я ел это. Оно такое сладкое, что даже обсуждали, не должна ли Церковь запретить такое... Эй, у тебя слюна капает.

Замечание Лоуренса заставило Хоро сердито вытереть рот. Потом она, торопливо оглядевшись, с подозрением уставилась на Лоуренса.

— Ты... Ты это нарочно для меня придумал?

— Я думал, что ты способна распознать мою ложь.

Хоро чуть подалась назад, словно не нашлась с ответом.

— Это не ложь, но я не знаю, есть ли они там сейчас. Обычно их готовят для аристократов или богачей. И перво-наперво просто так в лавках такое не выкладывают.

— А если выложат?

Её хвост под плащом так неистовствовал, будто там прыгал, резвясь, щенок, её глаза так переполнились ожиданием немыслимого лакомства, что глаза увлажнились томно и печально. Хоро так тянулась к лицу Лоуренса, что уже могла бы положить подбородок на его плечо. И смотрела ужасно серьёзно.

— Ладно, куплю...

Хоро тут же обеими руками вцепилась в плечи Лоуренса:

— Обязательно.

Если бы он покачал головой, она вполне могла бы вцепиться в него клыками.

— Немного. Совсем немного, — уточнил Лоуренс, сомневаясь, что она вообще его слышит.

— Ты, ты обещал. Так?

— Ладно, ладно.

— Тогда, ты, давай быстрее. Ты, шевелись.

— Эй, не тяни меня, — сказал сердито Лоуренс, стряхивая её руки со своих плеч.

Но мысли Хоро были где-то далеко. Её взгляд устремился в пространство, закусив ноготь среднего пальца, она забормотала:

— Они могут всё распродать. Если это случится...

Лоуренс мог сколько угодно говорить себе, что упоминать про персики в меду было лишним, всё уже свершилось. И если бы он сказал теперь, что не станет покупать их, Хоро не просто вцепится в него клыками, а вообще загрызёт на месте.

Но персики в меду были не тем угощением, какое запросто мог себе позволить странствующий торговец.

— Речь идёт не только о том, что их могли уже распродать, их могли и не продавать вовсе. Пожалуйста, пойми и это.

— Персики и мёд. Не верится. Просто не верится.

— Ты слушаешь меня?

— Однако от груш тоже тяжело отказаться, — заявила Хоро, повернувшись к Лоуренсу лицом.

Тот лишь тяжело вздохнул в ответ.

Лоуренс направился со своим товаром в торговый дом Ратпеарон — название столь же своеобразное, как и название самого Поросона, в котором торговый дом действовал. Если пройтись по родословной хозяина, вероятно, можно будет выйти на какого-нибудь язычника, жившего здесь, когда город ещё не существовал. Все странные имена вышли из тех древних времён. Но нынче этот хозяин от макушки до пяток был истинным верующим, ревностнее которого сыскать непросто. Хозяину торгового дома Ратпеарон было под пятьдесят, и у Лоуренса создавалось впечатление, что вера этого человека только крепла от года к году.

Как бы то ни было, но поприветствовав Лоуренса, полгода не появлявшегося здесь, и поздравив его с благополучным возвращением, он стал убеждать гостя в достоинствах недавно проповедовавшего в церкви странствующего священника и стал пересказывать его проповедь, поясняя по ходу, что проповеди спасают души слушателей. Кроме того, по плащу Хоро владелец торгового дома, вероятно, принял её за монахиню в паломничестве и призвал её построже обходиться с Лоуренсом, что усугубило положение последнего. Услышав эти увещевания, Хоро принялась упрекать своего спутника в недостатке веры, ухмыляясь ему время от времени так, чтобы это видел только он.

Когда владелец и Хоро освободили, наконец, Лоуренса от своих проповедей на два голоса, он дал себе твёрдое слово крепко подумать, стоит ли покупать что-либо, заготовленное в меду.

— Что ж, мы немного задержались, давай перейдём к делам, — сказал владелец.

— Да, будьте так добры, — ответил несколько расслабленно Лоуренс, но когда на лице владельца появилось выражение торговца, он постарался сосредоточиться.

Не исключено, что подобный подход — долгое время занимать пришедшего проповедями — было торговым приёмом владельца, позволявшим заставить партнёра утратить бдительность, чтобы одержать верх над ним.

— Итак, с каким товаром ты у меня сегодня?

— Вот, — Лоуренс, придя в себя, достал кожаный мешочек с перцем.

— Ойя, кажется, перец.

Про себя Лоуренс удивился тому, что владелец угадал содержимое до того, как ремешок, завязывавший мешочек, был снят. Но ему удалось спрятать удивление за улыбкой.

— Ты догадался.

— По запаху, — лукаво усмехнувшись, ответил владелец.

Однако перец не обладал сильным запахом, пока не будет размолот.

Лоуренс покосился на довольно рассмеявшуюся Хоро, стоявшую рядом.

— Кажется, я ещё не дозрел как торговец.

— Это просто возраст, — ответил владелец.

Он спокойно и без презрения отнёсся к смеху Хоро, значит, лишь делал вид, что принял её за монахиню, решил Лоуренс.

— И тем не менее, господин Лоуренс всегда привозил хорошие товары в нужное время. В этом годы травы милостью Божьей росли хорошо, свиньи жирели, просто пасясь на улицах. Спрос на перец сейчас вырос на некоторое время. Я бы хотел купить его немного раньше, он был бы дешевле, приди ты лишь неделей раньше.

Владелец мог позволить себе довольно улыбнуться, усмешка Лоуренса вышла достаточно кривой. Ход разговора владелец уверенно держал в руках. Засим бодания по этому поводу завершились. Поколебать положение дел будет довольно сложно. Мир торговли способен вызвать ощущение ужаса, когда подобный торговец сталкивается со столь слабыми соперниками.