Волчица и пряность. Том 2

Исуна Хасекура

Волчица и пряность

Том 2

Перевод с японского языка — GOOGLE, DeepL, О.М.Г.

Иллюстратор — Дзю Аякура

Глава 1

Местность, покрытая невысокими холмами, тянулась уже целую вечность. Вокруг сплошь один камень, лишь изредка среди них показывались деревца и пучки травы. Дорога продиралась среди холмов, теснивших со всех сторон одинокую повозку.

Когда пологий подъём уже начинал казаться нескончаемым, дорога могла вдруг пойти под уклон, когда создавалось впечатление, что голые камни и высохшие кусты так и будут теснить повозку, вдруг попадалось широкое, просторное место. Хотя ездить через широкие луга намного утомительней, но после пяти дней такой дороги устал бы почти любой путешественник.

Поначалу этот участок дороги, сменивший сплошные луга, однообразный цвет которых напоминал о приближавшейся зиме, вызвал интерес у путешественницы, расположившейся на повозке и шумно приветствовавшей разнообразие скальных форм и охряных оттенков, господствовавших здесь независимо от времени года, но сейчас её голос раздавался очень редко. Похоже, путешествие так наскучило, что она решила перебраться с козел в повозку, второй путешественник, не покидая передка, обернулся посмотреть на свою спутницу и увидел, что та улеглась на дно и принялась расчёсывать гребнем свой хвост.

Молодому человеку, сидевшему на козлах и управлявшему повозкой, было привычно такое себялюбивое поведение спутницы. Звали его Крафт Лоуренс, его внешний вид выдавал в нём торговца. Самостоятельно он торговал уже семь лет из двадцати пяти, прожитых им. Он до самой шеи был укутан в кожаный плащ, потому что с приходом осени стало понемногу холодать.

Долго сидеть без движений — можно замёрзнуть, и он изредка потирал рукой подбородок с умеренно отросшей, как это было принято у торговцев, бородкой. Вздохнув, Лоуренс снова обернулся к повозке, попутно отметив, что пока солнце не село, выдыхаемый воздух ещё не становится белым облачком.

Повозка обычно загружается различными товарами настолько, насколько это возможно, однако сейчас она выглядела непривычно пустой. Больше всего места занимали солома и дрова для костра, чтобы иметь возможность согреваться ночами, ещё на дне повозке лежал мешочек, который уместился бы в горсти ребёнка. Однако ценность содержимого мешочка была такова, что с ней не сравнилась бы отборная пшеница, если бы ей заполнили всю повозку. Мешочек был наполнен маленькими зёрнами перца стоимостью примерно в тысячу серебряных монет трени. Если продать перец в каком-нибудь горном городке, за него можно было бы выручить где-то тысячу семьсот монет, впрочем, сейчас эта роскошь использовалась в качестве подушки спутницей Лоуренса, неторопливо ухаживавшей за хвостом.

Невысокая и худенькая, на вид — юная девушка, она, с видом королевы, отдыхавшей в своём дворце, положила эту ароматную подушечку под голову, и с унылым лицом заботилась о хвосте. Капюшон её прекрасного плаща был снят с головы, выставляя напоказ пару её остроконечных ушей.

Хвост, остроконечные уши и роль спутника торговца заставили бы большинство людей решить, что речь идёт о собаке, но они бы ошиблись. Сама она именовала себя мудрой волчицей, пришедшей из далёких северных лесов, но Лоуренс сомневался, можно ли её запросто называть волчицей. Ведь сейчас мудрая волчица пребывала в форме человека и выглядела, как девушка, которую в здравом уме язык не повернётся назвать диким зверем.

— Будь осторожна, город недалеко, — негромко сказал Лоуренс, беспокоясь, как бы кто-нибудь не увидел у этой девушки звериные уши и хвост.

Любой торговец уступил бы ей в предусмотрительности, потому Лоуренс был уверен, что предупреждать её не было нужды, но его спутница выглядела такой расслабленной, что он не мог не сказать что-то.

Она, не обратив на Лоуренса внимания, лишь широко зевнула.

— А-аф, — выдохнула она, завершая зевок.

Потом у неё зачесался белоснежный кончик её тёмно-коричневого хвоста, и она принялась, словно щенок, что-то там выкусывать, не собираясь, похоже, отвечать на предупреждение. Во всяком случае девушка по имени Хоро, обладавшая волчьими ушами и хвостом и именовавшая себя мудрой волчицей, расслаблялась подобно животному.

— М-мм... — произнесла она, когда Лоуренс уже отчаялся дождаться ответа.

Впрочем, было ли это ответом или просто удовлетворением, когда утих зуд в хвосте, он не понял.

Лоуренс случайно повстречал Хоро недели две назад, проезжая по своим торговым делам в деревню, и взял с собой по её просьбе в поездку на какое-то время. Волчьи уши и хвост Хоро были свойственны людям, обычно называемым одержимыми демонами. Таких людей Церковь, стремившаяся к установлению Божьего миропорядка, считала опасными существами. Однако сам Лоуренс теперь не сомневался в том, что Хоро не просто странная девушка с волчьими ушами и хвостом, а действительно мудрая волчица из северных лесов, всё как она говорила. Потому что ему довелось увидеть Хоро в её истинном обличье, когда суматоха, связанная с серебряными монетами в портовом городе Паццио, подходила к концу, это случилось девять дней назад. Огромная волчица с тёмно-коричневой шерстью, говорившая на языке людей и подавлявшая волю тех, кто был поблизости, явилась, как истинная богиня.

Однако Лоуренс рассматривал свои отношения с мудрой волчицей и вроде бы даже богиней Хоро в деловом плане — как отношения заимодавца и должника, в житейском — как попутчиков в странствии, а в личном — как друзей.

Когда Лоуренс в очередной раз обернулся на Хоро, та, судя по всему, уже задремала, свернувшись калачиком. Её ноги были закрыты штанами, но её вид с задранным выше пояса плащом ошеломил его, она так сделала, чтобы ей было проще ухаживать за хвостом.

Спящая Хоро казалась олицетворением беззащитности, Лоуренс видел маленькую, хрупкую, беспомощную девушку, которую мог проглотить волк, а не существо, способное запросто проглотить его самого.

Однако недооценивать эту девушку Лоуренс уже не мог.

Посреди его размышлений, волчьи уши Хоро пришли в движение, потом зашевелились её руки, закрывая уши капюшоном, а хвост плащом. Лоуренс перевёл взгляд вперёд — там дорога поворачивала направо по склону холма, и из-за поворота им навстречу вышел пеший торговец.

В общем, предупреждать её об осторожности оказалось бы действительно излишним. Мудрая волчица Хоро прожила на свете несколько столетий, и ему, едва достигшему двадцати пяти лет, было до неё ещё очень далеко. Но как на неё ни смотри, она, будучи в десятки раз старше Лоуренса, выглядела намного моложе его, и ему не всё нравилось в её поведении.

Потому что видимое соотношение их возрастов заставляло ожидать, что Хоро безропотно послушается, когда он обратит на что-либо её внимание. И когда это поможет ей избежать тех или иных неприятностей, она будет благодарна Лоуренсу. Он надеялся на что-то подобное, но его досаде на самом деле часто происходило прямо противоположное.

Лоуренс снова обернулся на повозку. Он сделал медленно и осторожно, однако глаза Хоро, лежавшей головой на мешочке с перцем, были открыты и смотрели на него. Это его слегка напугало, она же ехидно улыбнулась — я всё замечаю! — и снова закрыла глаза.

Лоуренс снова стал смотреть вперёд. Его конь весело помахивал хвостом из стороны в сторону, словно его позабавила эта сценка.

Этот город носил необычное название — Поросон. Проехав через него, а потом ещё на север или восток по плоскогорью несколько дней, миновав тамошние города и деревни, можно попасть в места, где одеваются по-другому, едят и пьют по-другому и даже другим богам молятся. Начнётся совсем другая страна. Лоуренс недавно услышал, как Поросон даже назвали воротами в другой мир.

На этом плоскогорье увидишь лишь скалы и камни, но, если пройти на запад, то там на север, запад и юг раскинулись плодородные земли и леса. Однако город специально построили в таком месте, где протекало мало ручьёв, где город оказался в окружении скал и камней, где почти не было пригодной для обработки земли, потому что в прошлом здесь и располагался вход в другой мир.

Повозка Лоуренса двигалась в утренней дымке, из которой доносилось блеянье коз. Сидя на козлах, Лоуренс пересчитывал напоминавшие надгробья столбы, вкопанные в землю тут и там. На столбах были вырезаны имена святых, вошедших в историю Церкви и продолжавших служить делу очищения земли от ереси.

Говорят, что до того, как стать вратами другого мира, Поросон был языческим святилищем. Это было очень давно, в ту эпоху Церковь начала борьбу за обращение язычников и приобщению их к слову Божьему, за очищение земель руками последователей Святого писания от учений еретических. Поросон после уничтожения языческого святилища стал духовной опорой этих последователей. Летописи уверяют, что, уничтожив в ожесточённой битве язычников в этой округе, люди Церкви построили здесь город, ставший опорой для миссионеров и рыцарей, отправлявшихся в языческие земли на север и восток. Процветание города было заложено, если верить слухам, в ту эпоху, когда Поросон служил перевалочным местом для людей и припасов.

Но сегодня через этот город не проходили одетые в лохмотья миссионеры, похожие на отшельников, или рыцари, стремившиеся своими мечами вернуть земли истинному Богу. Сегодня через город проходили шерстяные ткани, соль и железо с севера и востока или зерно и меха с запада и юга. Эпоха битв с язычниками давно ушла в прошлое, ныне город посещали, чтобы сойтись в своих сражениях, ушлые торговцы.

Из-за того, что вместе с Лоуренсом ехала Хоро, он выбирал малолюдные торговые пути, но на старых, давно проложенных торговых путях встреч с другими торговцами, чьи повозки были заполнены какими-нибудь редкостями, было всё равно не избежать. Например, они могли везти какие-нибудь редкие ткани.

Однако, несмотря на оживлённую торговлю, город Поросон отличала простота жизни, что объяснялось некоторыми чертами, присущими его жителям. Великолепные городские стены, защищавшие город, были возведены во многом благодаря обилию камней вокруг, однако сами дома были, хоть и каменными, но убогими, покрытыми соломой. Деньги всегда задерживаются в тех местах, через которые проходят люди и вещи, способствуя обогащению этих мест, однако Поросон был исключением.

Все жители здесь были ревностными верующими, и большая часть прибыли отдавалась ими Церкви. К тому же город этот не принадлежал какому-либо государству, им распоряжался церковный город Рюбинхайген, расположенный к северо-западу, а потому пожертвования, не оставаясь в местной церкви, утекали туда. Более того, учёт земельного налога также вёлся городским управлением Рюбинхайгена, так что и налоги не оставались Поросону. Жители города вели скромную повседневную жизнь, за пределами которой их почти ничего не интересовало. Поэтому, когда из утренней дымки донёсся колокольный звон, работавшие в поле люди остановились, сложили на груди ладони, а многие даже прикрыли глаза.

В обычном городе торговцы, краснея от натуги, старались бы поскорей доставить товары на рынок, но в этом городе и его окрестностях таким непочтительным людям не было места.

Лоуренс тоже остановил коня, считая, что нехорошо мешать молитвам окружающих людей. Он даже сам сложил на груди руки и помолился.

Когда колокол прозвонил снова, люди вернулись к своим делам, Лоуренс пустил шагом коня, и тогда Хоро вдруг произнесла:

— Как, неужели ты служишь Церкви?

Лоуренс подумал, что вряд ли она могла предположить это всерьёз, и потому небрежно ответил, разглядывая кучу овощей у обочины дороги:

— Если ты пообещаешь безопасность путешествия и прибыль в торговле, молиться тебе станет каждый.

— Если от себя что-то и пообещаю, то это будет хороший урожай, — ответила Хоро, поворачиваясь к Лоуренсу, тот покосился на неё.

— Может, хочешь, чтобы я молился тебе?

Хоро была той, кому довелось познать одиночество существ, называемых богами, и той, кто ненавидел это. Но, зная это, Лоуренс решился на эти слова. Хоро было нечем заняться, и он почувствовал, что ей захотелось немного поиграть с ним.

Само собой, что Хоро немедленно ответила, добавив в голос немало мёда:

— Мм. Хочу, молись.

— И о чём ты хочешь, чтобы я молился? — спросил Лоуренс, уже достаточно привыкший разговаривать с ней и потому понимавший, что выбора у него не было.

— О чём-нибудь хорошем. Конечно, сгодится помолиться мне и о хорошем урожае, но можно добавить и безопасность путешествия. Ещё — предвидение дождя или ветра, а также распознавание качества вода в роднике. И ещё со мной не было бы лучшей защиты от волков и бродячих собак.

Перечисляя, Хоро напоминала деревенского мальчишку, пришедшего в гильдию наниматься, и Лоуренс, чуть подумав, ответил:

— Что ж, безопасность путешествия кажется самым выгодным из всего.

— Вот как?

И Хоро, склонив голову немного набок, широко улыбнулась. Глядя на её невинно-беззаботную улыбку, Лоуренс подумал — возможно, Хоро просто подразумевала, что она лучше, чем Бог Церкви. Иногда случались моменты, когда она вела себя удивительно по-детски. Обычно это казалось более очаровательным по сравнению с обычным поведением.

— Значит, наверное, мне следует попросить о безопасности в пути. Можно будет не беспокоиться насчёт столкновения с волками.

— Хм. О безопасности в пути, да?

— Да, — ответил Лоуренс и направил поводьями коня в объезд пасшегося на дороге осла.

Сразу за поворотом открылся проезд в городской стене. Длинная очередь ожидавших досмотра почти терялась утренней дымке у самой стены. Как бы ни был предан учению Церкви город Поросон, но сюда съезжались торговцы из чужедальних городов, и город проявлял поразительную гибкость в торговле, уделяя куда больше внимания проверке товаров, а не людей. Лоуренс стал прикидывать, какой налог возьмут с его перца, и в этот миг ощутил чей-то взгляд сбоку. Хоро, больше некому.

— И это всё? — немного сердито спросила она.

— Мм?

— Просьба безопасной поездки, и это всё, что ты сказал.

Глядя на Хоро, Лоуренс заметил, что она казалась немного разочарованной.

— Ну, что? Ты же, кажется, хотела, чтобы я свёл руки и помолился тебе?

— Дурень, — Хоро смотрела на него так, словно её раздражал один его вид. — Ты просишь меня уберечь тебя в этом путешествии и всё, что ты для этого решил сделать, так это просто обратиться ко мне с молитвой, от которой ничего не прибавится в моём желудке.

В голове Лоуренса что-то повернулось, словно колесо водяной мельницы, вывод последовал сразу:

— Может, я должен сделать подношение?

— Ху-ху-ху, — засмеялась Хоро, удовлетворённо кивая.

— И чего именно ты хочешь? — со вздохом спросил Лоуренс, пристраиваясь в конец длинной очереди на досмотр.

— Вяленой баранины.

— Вчера ты много съела. Откровенно говоря, этого должно было тебе хватить на неделю.

— Я могу съесть столько баранины, сколько захочу, — заявила Хоро, ничуть не обидевшись, и облизнула губы языком, словно вспоминая вкус мяса.

Благородная волчица перед вяленой бараниной вела себя, как обыкновенная собака.

— Жареная тоже хороша, — продолжала она, — но перед вяленой устоять просто невозможно. Ты, если хочешь молиться мне за безопасность путешествия, готовь вяленую баранину.

Глаза Хоро сияли жёлтым огнём, её хвост отчётливо шуршал под плащом.

Однако Лоуренс оставил всё это без внимания, переключившись на гору тёплой шерсти, навьюченную на спину лошади, которую вёл перед их повозкой торговец.

— Вон та шерсть. Хорошая? Плохая?

Возможно, эта шерсть и навеяла Хоро мысль о баранине. Волчица посмотрела на указанную ей шерсть с некоторой надеждой в глазах и сразу перевела взгляд на Лоуренса.

— Довольно хорошая. От неё ещё пахнет травой, которую эти овцы ели.

— Вот, значит, как. Перец, должно быть, удастся хорошо продать.

Раз шерсть хорошая, хорошим будет, понятное дело, и мясо. Чем мясо лучше, тем больше его съедят. Раз так, вырастет цена на приправы, используемые при хранении, включая перец, и Лоуренс начал нетерпеливо прикидывать, сколько он получит за перец.

— ...Таким образом вяленое мясо следует хорошенько посолить. Если соли мало, получится плохо. И ещё, мясо лучше брать с бока, а не с бедра. Ты... слушаешь, что говорю?

— Мм?

— Я сказала — посолить и брать с бока.

— Не чревоугодничай. Это дорого.

— За такое не дорого.

Конечно, если Хоро обеспечит безопасность, баранина не будет слишком дорогим подношением. В конце концов, её истинная форма — огромная волчица. Если она возьмётся за дело всерьёз, с её помощью можно будет спастись, даже если окружит толпа наёмников, не особо отличавшихся от свирепых разбойников.

Однако Лоуренс повернул к Хоро лицо с нарочито бесстрастным выражением на лице. Глаза Хоро сверкали от предвкушения. Не поддразнить её было невозможно.

— Хо-о, ты очень богатая, как я погляжу. Если у тебя столько денег, верни мне долг.

Но он имел дело с той, которая называла себя мудрой волчицей. Похоже, она сразу поняла намерение Лоуренса. Её лицо вдруг застыло, и она посмотрела ему прямо в лицо.

— Больше это у тебя со мной не пройдёт.

Она, кажется, извлекла урок из недавней истории с яблоками. Лоуренс поцокал языком и строго посмотрел в ответ.

— Если так, почему бы тебе с самого начала не попросить прямо? Думаю, это могло быть довольно мило.

— Если мило попрошу, купишь?

Произнесено это было тоном, который милым назвать было сложно. Очередь продвинулась, и Лоуренс, взявшись за поводья и продвинув повозку вперёд, и чётко произнёс:

— Ты не сможешь заставить меня купить. Тебе надо просто поучиться у коров и овец размышлять о съеденном вчера.

Лоуренсу казалось, что он удачно ответил, с его губ даже сорвался смешок, однако Хоро так рассердилась, что, не сказав ни слова, с отсутствующим выражением лица без колебаний наступила ему на ногу.

Когда они проехали ворота, повозка покатила по укатанной колёсами и утоптанной ногами земле — улицы в городе не мостили. Дома, крытые соломой, были сложены из грубо вытесанных камней.

Как ни удивительно, но в Поросоне не было уличных лавок, так как жители города покупали лишь то, что им нужно было для поддержания жизни и не стали бы брать что-то в лавках, если бы их кто-то открыл.

По улицам ходило немало людей, торговцы несли на плечах свои товары или везли в повозках, однако, казалось, весь город был укрыт ватой, поглощавшей все звуки. Трудно было поверить, что этот тихий, пыльный городок, пленённый добродетелью воздержания, был важным местом торговли с дальними странами, зарабатывавшим ежедневно головокружительные деньги.

Вообще же, в отличие от других городов, в которых на странствующих уличных проповедников даже не смотрят, в этом городе их проповеди собирают толпы благодарных слушателей, и казалось странным, что здесь на самом деле можно было зарабатывать деньги. Лоуренсу этот город всегда был интересен.

— Скучный город, сказала бы я, — так одним эпитетом Хоро охарактеризовала своё впечатление от этого города, напоминавшего церковь.

— Ещё бы, нет лавок, где можно купить еду.

— Говоришь так, будто я только и делаю, что ем.

— В таком случае — не послушаешь ли проповедь?

Впереди перед странствующим проповедником со Священным писанием в руке собралась толпа. Проповеди внимали не только горожане, но и несколько торговцев, обычно моливших Бога лишь о прибыльности своего дела.

Но Хоро посмотрела на толпу, на которую показывал Лоуренс, с таким видом, будто ей в еде попалось что-то горькое, потом она фыркнула:

— Слишком молод мне проповедовать, пусть лет пятьсот подождёт.

— Думаю, разок послушать проповедь о бережливости тебе бы не помешало, — сказал Лоуренс, глядя, как Хоро поигрывает концом своего шёлкового пояса.

Она лишь зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Я ж всё-таки волчица. И не понимаю этих трудных проповедей, — с невероятно невинным видом произнесла она в следующий миг и даже вытерла слезинки в уголках глаз.

— Ну, Божье учение о добродетели бережливости по-настоящему убедительно лишь в этом городе.

— Хмм?

— Большая часть денег, остающихся здесь в виде прибыли, направляется на северо-запад в церковный город Рюбинхайген, но себя я не могу заставить всерьёз выслушивать проповеди в этом городе.

Рюбинхайген, церковный город, управляющий Поросоном, — это город, так наполненный золотом, что там даже городские стены можно было покрыть золотом. Поговаривают, высшие чины собора, которому подчинялся город, получали прибыль даже с деятельности по покорению язычников, а Церковь поощряла эту деятельность уже сотни лет. Но именно поэтому Рюбинхайген предоставлял много возможностей заработать.

Размышляя об этом, Лоуренс заметил, как Хоро задумчиво помотала головой.

— Рюбинхайген, ты сказал?

— Ты его знала? — покосился на Хоро Лоуренс, подъехав в этот момент к перекрёстку и повернув направо.

— Мм. Вспомнила. Но я не слышала о таком городе. Это было имя человека.

— Да, верно, только не совсем. Так сейчас называется город, но изначально это имя носил человек, магистр ордена Святых Рыцарей, покорявший язычников. Это были старые времена, и о нём нечасто услышишь.

— Мм. Возможно, тот самый тип.

— Не может быть, — хохотнул Лоуренс и тут же осёкся.

Ведь Хоро, осознал он, отправилась в путешествие сотни лет назад.

— Мужчина с огненно-рыжими волосами, длинной бородой и суровым лицом. Увидев мои милые ушки и хвостик, он тут же назвал меня слугой дьявола и поднял со своими рыцарями на меня мечи и копья. Я так разозлилась, что приняла первоначальную форму, расшвыряла рыцарей, а под конец куснула самого Рюбинхайгена за задницу.

Хоро рассказывала об этой истории, гордая своим подвигом, то и дело прыская, но Лоуренс от некоторого удивления пополам с замешательством не мог вымолвить ни слова.

По преданиям, хранимым в церковном городе Рюбинхайген, у святого Рюбинхайгена волосы были действительно рыжими, и сам он сражался с языческими божествами, когда строил крепость на месте будущего города. Однако, из этих преданий следовало, что во время сражения святого с таким божеством у него совершенно бесцеремонно была съедена левая рука. И даже на стене собора в городе святой, отважно благословлявший рыцарей на сражение с язычниками, был изображён в окровавленном, изодранном плаще и без левой руки. Вполне возможно, что святой Рюбинхайген был едва прикрыт тряпьём, потому имел дело с укусившей его Хоро. Её исходный вид — огромная волчица, и достаточно лёгкого укуса, чтобы святой был весь в крови и почти без одежды.

А предположив, что история Хоро — правда, легко понять, насколько святому было постыдно оказаться укушенным в задницу, такое нельзя было включить в предание о нём. Утрата вместо этого левой руки — это что-то вроде сделки, достаточно разумной. И тогда вполне возможно, что Хоро укусила настоящего святого Рубинхайгена.

Приоткрыв завесу над изнанкой истории о святом, Лоуренс невольно рассмеялся.

— Но только... ты... — осторожно произнесла Хоро.

— Мм?

— Я лишь куснула его, что тут такого? Не убивала.

Её весёлое настроение резко изменилась, сейчас она говорила так, будто с напряжением ждала, как отнесётся к её словам Лоуренс, не сразу сообразивший, что происходило с его спутницей. А потом он понял — вероятно, она опасалась, что Лоуренс мог разозлиться, узнав, что она убила человека.

— Необычно, что это тебя заботит.

— Но это важно, — очень серьёзно сказала Хоро, и Лоуренс не стал спорить или дразнить. — И всё же это действительно скучный город. Даже в лесу жизни больше, чем здесь.

— Как продадим перец, загрузим новый товар и отправимся в Рюбинхайген, так что наберись терпения.

— Это большой город?

— Рюбинхайген больше Паццио. По сравнению с ним Паццио просто городишко. Жизнь там кипит, и полно лавок.

Лицо Хоро вмиг просияло.

— И яблоки есть?

— Насчёт свежих... Думаю, их уже заготовили на зиму.

— Засолили?.. — с нехорошим предчувствием переспросила Хоро, ожидая его ответа.

На севере всё солят, чтобы сохранить на зиму, наверное, она подумала, что и с яблоками так же поступали.

— Их сохраняют в меду.

Уши Хоро вскочили с такой силой, что капюшон на её голове вспучился.

— Хороши и груши, залитые мёдом. И остальное тоже. И персики тоже, только они редки. Персики — настоящая роскошь. Их режут тонкими дольками и укладывают в бочонок, могут при случае добавить миндаля, а уже заполненный бочонок заливают мёдом, под конец укладывают сверху немного имбиря и так хранят. Есть надо не раньше, чем через два месяца после заливки мёдом. Однажды я ел это. Оно такое сладкое, что даже обсуждали, не должна ли Церковь запретить такое... Эй, у тебя слюна капает.

Замечание Лоуренса заставило Хоро сердито вытереть рот. Потом она, торопливо оглядевшись, с подозрением уставилась на Лоуренса.

— Ты... Ты это нарочно для меня придумал?

— Я думал, что ты способна распознать мою ложь.

Хоро чуть подалась назад, словно не нашлась с ответом.

— Это не ложь, но я не знаю, есть ли они там сейчас. Обычно их готовят для аристократов или богачей. И перво-наперво просто так в лавках такое не выкладывают.

— А если выложат?

Её хвост под плащом так неистовствовал, будто там прыгал, резвясь, щенок, её глаза так переполнились ожиданием немыслимого лакомства, что глаза увлажнились томно и печально. Хоро так тянулась к лицу Лоуренса, что уже могла бы положить подбородок на его плечо. И смотрела ужасно серьёзно.

— Ладно, куплю...

Хоро тут же обеими руками вцепилась в плечи Лоуренса:

— Обязательно.

Если бы он покачал головой, она вполне могла бы вцепиться в него клыками.

— Немного. Совсем немного, — уточнил Лоуренс, сомневаясь, что она вообще его слышит.

— Ты, ты обещал. Так?

— Ладно, ладно.

— Тогда, ты, давай быстрее. Ты, шевелись.

— Эй, не тяни меня, — сказал сердито Лоуренс, стряхивая её руки со своих плеч.

Но мысли Хоро были где-то далеко. Её взгляд устремился в пространство, закусив ноготь среднего пальца, она забормотала:

— Они могут всё распродать. Если это случится...

Лоуренс мог сколько угодно говорить себе, что упоминать про персики в меду было лишним, всё уже свершилось. И если бы он сказал теперь, что не станет покупать их, Хоро не просто вцепится в него клыками, а вообще загрызёт на месте.

Но персики в меду были не тем угощением, какое запросто мог себе позволить странствующий торговец.

— Речь идёт не только о том, что их могли уже распродать, их могли и не продавать вовсе. Пожалуйста, пойми и это.

— Персики и мёд. Не верится. Просто не верится.

— Ты слушаешь меня?

— Однако от груш тоже тяжело отказаться, — заявила Хоро, повернувшись к Лоуренсу лицом.

Тот лишь тяжело вздохнул в ответ.

Лоуренс направился со своим товаром в торговый дом Ратпеарон — название столь же своеобразное, как и название самого Поросона, в котором торговый дом действовал. Если пройтись по родословной хозяина, вероятно, можно будет выйти на какого-нибудь язычника, жившего здесь, когда город ещё не существовал. Все странные имена вышли из тех древних времён. Но нынче этот хозяин от макушки до пяток был истинным верующим, ревностнее которого сыскать непросто. Хозяину торгового дома Ратпеарон было под пятьдесят, и у Лоуренса создавалось впечатление, что вера этого человека только крепла от года к году.

Как бы то ни было, но поприветствовав Лоуренса, полгода не появлявшегося здесь, и поздравив его с благополучным возвращением, он стал убеждать гостя в достоинствах недавно проповедовавшего в церкви странствующего священника и стал пересказывать его проповедь, поясняя по ходу, что проповеди спасают души слушателей. Кроме того, по плащу Хоро владелец торгового дома, вероятно, принял её за монахиню в паломничестве и призвал её построже обходиться с Лоуренсом, что усугубило положение последнего. Услышав эти увещевания, Хоро принялась упрекать своего спутника в недостатке веры, ухмыляясь ему время от времени так, чтобы это видел только он.

Когда владелец и Хоро освободили, наконец, Лоуренса от своих проповедей на два голоса, он дал себе твёрдое слово крепко подумать, стоит ли покупать что-либо, заготовленное в меду.

— Что ж, мы немного задержались, давай перейдём к делам, — сказал владелец.

— Да, будьте так добры, — ответил несколько расслабленно Лоуренс, но когда на лице владельца появилось выражение торговца, он постарался сосредоточиться.

Не исключено, что подобный подход — долгое время занимать пришедшего проповедями — было торговым приёмом владельца, позволявшим заставить партнёра утратить бдительность, чтобы одержать верх над ним.

— Итак, с каким товаром ты у меня сегодня?

— Вот, — Лоуренс, придя в себя, достал кожаный мешочек с перцем.

— Ойя, кажется, перец.

Про себя Лоуренс удивился тому, что владелец угадал содержимое до того, как ремешок, завязывавший мешочек, был снят. Но ему удалось спрятать удивление за улыбкой.

— Ты догадался.

— По запаху, — лукаво усмехнувшись, ответил владелец.

Однако перец не обладал сильным запахом, пока не будет размолот.

Лоуренс покосился на довольно рассмеявшуюся Хоро, стоявшую рядом.

— Кажется, я ещё не дозрел как торговец.

— Это просто возраст, — ответил владелец.

Он спокойно и без презрения отнёсся к смеху Хоро, значит, лишь делал вид, что принял её за монахиню, решил Лоуренс.

— И тем не менее, господин Лоуренс всегда привозил хорошие товары в нужное время. В этом годы травы милостью Божьей росли хорошо, свиньи жирели, просто пасясь на улицах. Спрос на перец сейчас вырос на некоторое время. Я бы хотел купить его немного раньше, он был бы дешевле, приди ты лишь неделей раньше.

Владелец мог позволить себе довольно улыбнуться, усмешка Лоуренса вышла достаточно кривой. Ход разговора владелец уверенно держал в руках. Засим бодания по этому поводу завершились. Поколебать положение дел будет довольно сложно. Мир торговли способен вызвать ощущение ужаса, когда подобный торговец сталкивается со столь слабыми соперниками.

— Так, начнём взвешивание. У тебя есть весы?

Менялы обычно следят за безукоризненной точностью своих весов, в то время как торговцам естественно с весами жульничать. Если взвешивается товар вроде золотого песка или перца, для которых даже небольшая погрешность оборачивается серьёзными деньгами, продавец использует свои весы наряду с весами покупателя. Однако Лоуренс с таким роскошно-дорогими товарами обычно дела не имел и потому соответствующими весами не обзавёлся.

— Нет, у меня их нет, но я вверю себя заботе Господа.

Владелец ответил улыбкой и взял с полки одни их двух стоявших там весов. Лоуренс испытал облегчение при виде его выбора, но постарался не дать этому отобразиться на своём лице.

Торговец — всегда торговец, как бы он ни был верен Божьему учению и честен в соответствии со своей верой. И потому весы, стоявшие ближе к краю, могли иметь секретные приспособления для мошенничества. Кто знает, сколько бы потерял Лоуренс при взвешивании на весах с секретом. А одно зёрнышко перца почти наверняка потянет на серебряную монету.

Лоуренс возблагодарил Бога. А владелец, ставя весы на стол рядом с полкой, где стояли весы, произнёс:

— Даже веря в Божью справедливость, надо быть достаточно благоразумным, чтобы удостовериться в истинности писания, разложенного перед тобой. Ибо, даже веря в Бога, надо помнить, что содержание подложного писания — есть не что иное, как хула на Бога.

Этими словами он побуждал Лоуренса лично убедиться в уравновешенности весов. Пусть торговцы и склонны хитрить и обманывать каждый день и при любом подходящем случае, это не значит, что доверия между ними вообще не бывает.

— Тогда прости, я быстро, — ответил Лоуренс, и владелец, кивнув, отступил на шаг назад.

На столе стояли прекрасные весы тускло-золотистого цвета, изготовленные из латуни. Предмет, более подходивший богатому городскому меняле, здесь казался немного неуместным.

Внешне торговый дом Ратпеарон выглядел настолько просто, что его можно было принять за обычный жилой дом, здесь, кроме владельца, работало всего несколько мужчин. Внутренняя обстановка была не менее простой: две полки у стены, на них стояло несколько сосудов, вероятно, со специями и сушёными приправами и несколько стопок бумаги и пергамента. Однако, несмотря на своё несоответствие этому месту, весы выглядели вполне уравновешенными. Указатель неизменно оставался в центре, как при пустых чашах весов, так и при размещении на них одинаковых грузиков. Похоже, с весами ничего мошеннического не делали.

Лоуренс почувствовал себя уверенней и улыбнулся.

— Похоже, мы можем заняться взвешиванием перца, — сказал владелец, и оснований для отказа у Лоуренса не было. — Та-ак, мне нужны бумага и чернила. Подожди-ка чуток.

Он открыл ящик на полке в углу комнаты и достал бумагу с чернильницей, Лоуренс терпеливо ждал, следя за его действиями. В этот момент он ощутил рывок — кто-то дёрнул за подол его плаща, заставив обернуться. Разумеется, это могла быть только Хоро.

— Чего?

— Пить хочу.

— Потерпи, — ответил Лоуренс, но вдруг осёкся и задумался.

Мудрой волчицей именовала себя Хоро. То, что она вдруг отвлеклась на что-то постороннее, могло иметь смысл. А значит... Лоуренс попытался понять этот смысл, но был прерван словами владельца:

— Даже святые не могли жить без воды. Тебе воды или, может, вина?

— Мне бы воды.

Увидев её смущённую улыбку, Лоуренс решил, что Хоро действительно просто хочет пить.

— Подожди немного, будь добра.

Владелец положил на стол бумагу и чернильницу с пером и не стал звать людей, а сам вышел из комнаты принести воды. Такая манера действовать подошла бы скорее какой-нибудь истории из Святого писания, чем из книжки о торговцах. Однако Лоуренс, впечатлённый поступком хозяина, бросил взгляд на Хоро и сказал:

— Может быть, всё это для тебя неважно, но для нас, торговцев, деловые переговоры — это, так сказать, поле боя. Ты бы смогла выпить воды потом — столько, сколько хочешь.

— У меня в горле пересохло, — произнесла Хоро и сердито отвернулась, вероятно, недовольная тем, что к её желанию Лоуренс не проявил должного внимания.

Она была пугающе умна и в то же время часто вела себя до странности ребячливо. Что бы ещё ни сказал Лоуренс, её уши будут сейчас глухи к нему, поэтому он пожал плечами и постарался освободить от неё свою голову и настроиться на предстоящие действия с перцем.

Вскоре вернулся владелец, он принёс деревянный поднос с оловянным кувшином и чашей. Лоуренс ощутил почти ужас от того, что позволил своему партнёру, торговцу в летах самолично сделать это, но улыбка на лице владельца не была улыбкой торговца.

— Займёмся взвешиванием.

— Да.

Хоро, встав чуть поодаль у стены, принялась пить воду, держа чашу обеими ладонями и наблюдая за работой торговцев.

Само по себе дело было нехитрым: положить перец на одну чашу и уравновесить весы грузиками на второй чаше. После чего заменить взвешенную порцию перца новой и снова уравновесить.

Дело нехитрое, но даже малейшее отклонение может накопиться в неожиданно большой убыток, а потому требовалось приложить всё внимание и немало усилий к выполнению этой работы. Поэтому владелец с Лоуренсом каждый раз тщательно проверяли равновесие чаш, пока оба не оставались удовлетворены, и лишь потом переходили к взвешиванию следующей порции.

Эта простая работа потребовала серьёзного напряжения от торговцев и была завершена за сорок пять взвешиваний. С учётом происхождения перца принесённый Лоуренс товар должен был соответствовать примерно золотому румиону на каждое взвешивание. Насколько было известно Лоуренсу, за один золотой румион на рынке давали тридцать четыре и две трети серебряных трени, столь распространённых в портовом городе Паццио. Тогда сорок пять взвешиваний должны были принести 1560 серебряков трени.

Поскольку перец был куплен за 1000 серебряков, можно предположить прибыль в 560 трени. Торговля специями теряла репутации прибыльной. Впрочем, если вспомнить золото, ювелирные изделия или сырьё для изготовления красителей, то они могли перепродаваться в два-три раза дороже покупки. Так что прибыль от специй по сравнению с этим была не так высокой, хотя и более чем достаточной для странствующего торговца.

Торговец, ещё не заработавший денег, вынужден торговать каким-нибудь овсом, нагружая им свою спину настолько, насколько хватало сил, тащить груз на себе через горы, чтобы продать, наконец, в каком-нибудь городе, получая прибыль в десятую часть стоимости.

Доставить лёгкий кожаный мешочек с перцем и получить за это пятьсот серебряных монет было слишком лакомой сделкой. Лоуренс улыбнулся и вернул перец в кожаный мешочек.

— Что ж, всего сорок пять порций. Теперь, откуда этот перец?

— Рамапата в королевстве Ридон. Вот пергамент от гильдии Милонэ, удостоверяющий ввоз ею этого товара оттуда.

— Рамапата, значит. Перец доставлен издалека. Я даже не могу себе представить это место, — произнёс владелец, принимая от Лоуренса пергамент и улыбаясь одними глазами.

Городские торговцы чаще всего живут в городе, в котором родились, и умирают, так и не покинув его. Иногда вышедшие на покой торговцы отправляются в паломничестве, но пока они в деле, времени на это у них нет.

Однако и странствующий торговец Лоуренс понятия не имел о королевстве Ридон, бывшее для него лишь известным центром, поставляющим специи. Рассказывали, что туда из Паццио надо добираться, спустившись сначала по реке до самого моря, а потом переплыв на огромном корабле, предназначенном для дальних странствий, ещё два моря с водой разных цветов. Путь в одну сторону требовал около двух месяцев.

Язык в королевстве Ридон, конечно, совсем другой, круглый год стояла страшная жара, местные жители там с самого рождения были такими чёрными, будто всю жизнь загорали. Так описывали те, кто там побывал. Их рассказы казались невероятными, но именно оттуда привозили специи, золото, серебро и железо, и именно оттуда, как указала в пергаменте гильдия Милонэ, был доставлен перец.

И потому эта дальняя страна существовала на самом деле.

— Пергамент выглядит подлинным.

Через городских торговцев проходит огромное количество уведомлений об обмене иностранных денег, счетов на погашение займов, договоров. Ходили разговоры, что по почерку можно распознать не только самые крупные торговые гильдии и дома, главные отделения которых размещаются в других странах, но даже достаточно небольшие из самых дальних стран. Если документ составлен такой крупной гильдией, как гильдия Милонэ, его подлинность определялась быстро, потому что большинству торговцев были известны их документы — и в большом количестве.

— Тогда это будет один золотой румион за взвешивание. Где-то так.

— Какова обменная цена румиона? — сразу спросил Лоуренс, хотя ему более-менее была известна цена золотой монеты.

Обычно при расчётах берут за основу золотые монеты. Естественно, что и стоимость прочих денег тоже имеет в своей основе золотую монету. То есть весь расчёт ведут именно в них, а потом пересчитывают на те деньги, которые и будут на деле передаваться при сделке. Но при этом обретает значение соотношение цен выбранных денег и золотых. И потому Лоуренс не мог не беспокоиться.

— Господин Лоуренс, несомненно, следует путями паломничества святого Меторогиуса, наследовав их от своего наставника.

— Верно. Благословение святого Меторогиуса делает дороги безопасными и улучшает положение в делах.

— Раз так, вероятно, для расчётов подойдут серебряные монеты трени.

Многие торговцы подвергают себя испытаниям, выбирая вместо устоявшихся торговых путей те, которыми по преданиям в былые времена следовали святые. Выбранный путь для торговца естественным образом определял приоритет тех или иных денег. Но то, что владелец торгового дома Ратпеарон сразу назвал именно трени, свидетельствовало, что он являлся торговцем необыкновенным и к тому же очень хорошим.

— В серебряных монетах трени получается в соответствии с обменной ценой по тридцать два и пять шестых.

Цена оказалась ниже, чем помнил Лоуренс, но всё же он счёл её приемлемой, учитывая важность этого города как центра торговли. В местах, через которые проходит много денег из многих городов, стоимость фактических денег обычно ниже стоимости денег расчётных. Лоуренс молниеносно прокрутил расчёт в своей голове, получив в итоге, что за перец он получит примерно 1477 серебряков трени. Немного ниже ожидаемого, но, однако, вполне разумно. И эти деньги сделают его мечту ближе.

Лоуренс глубоко вдохнул и, улыбнувшись, протянул владельцу правую руку.

— Меня цена устраивает.

Лицо владельца тоже расплылось в широкой улыбке, его рука потянулась вперёд. Самый приятный момент для торговца момент — момент, когда договор вот-вот будет заключён.

— У-у-мм... — прозвучал в этот самый момент бессмысленный звук, издала его Хоро.

— Что случилось? — обеспокоенно спросили вместе Лоуренс и владелец, поворачиваясь к ней.

Вид Хоро, пошатывавшейся у стены, успокоить их никак не мог.

Но тут перед Лоуренсом, словно наяву, встала картинка продажи шкурок в гильдии Милонэ, и это заставило его заволноваться. Владелец торгового дома — торговец высокого уровня, который здесь управлялся со всем сам. Если Хоро попытается воспользоваться своим хитроумием, он наверняка распознает и пресечёт это. Пусть это была Хоро, это не значит, что её хитрость всегда сработает. Поэтому Лоуренс не мог не беспокоиться, а потом — "Ойя" — мелькнуло в его голове. Потому что Хоро выглядела странно.

— У, мм... какое-то головокружение...

— О-о, постой, осторожней, — воскликнул, волнуясь, Лоуренс, видя, что Хоро трясёт всё сильнее, и из чаши в её руках вот-вот могла пролиться вода.

Владелец в беспокойстве подошёл к Хоро и одной рукой поддержал её за плечи, а другой — чашу. Хоро, опершись на него, немного выпрямилась и тихо, сбивчиво пробормотала что-то в благодарность. Возможно, это действительно было простым головокружением. И Лоуренс тоже шагнул к ней.

— Кажется, проходит?

— Более-менее. Спасибо, — слабым голосом ответила Хоро, выпрямляясь при поддержке владельца.

Подобное вполне могло случиться с монахиней, испытавшей упадок сил из-за многочисленных постов. Её бы захотел поддержать даже не самый истинный последователь Божьего учения. Однако в глаза Лоуренсу бросилась странная деталь. Уши Хоро под капюшоном явно не висели от упадка сил.

— Ты могла устать от долгого путешествия, — успокаивающе произнёс владелец. — Даже крепкий мужчина может лишиться сил от этого.

Хоро слабо кивнула и медленно ответила:

— Конечно, я могла устать с дороги. Я почувствовала, что всё передо мной вдруг стало наклоняться.

— Это нехорошо. Право же. Чтобы вернуть тебе сил, принесу свежего утреннего козьего молока.

Владелец, весь забота и внимание, предложил Хоро стул и собрался, не дожидаясь её согласия, принести молока.

Только Лоуренс почувствовал что-то необычное в том, что Хоро собралась поставить металлическую чашу на стол, прежде чем сесть на предложенный стул.

— Уважаемый, — обратилась к уже выходившему из комнаты владельцу Хоро, приближая чашу к поверхности стола. — Кажется, у меня снова закружилась голова.

— Вот же. Хочешь, позову лекаря? — с очень обеспокоенным видом спросил, обернувшись, владелец.

Однако на лице Хоро под капюшоном не отображалась та слабость, которая должна была сопровождаться головокружением.

— Смотри, так и есть. Всё передо мной наклонилось, — произнесла Хоро и пролила немного воды на деревянный стол.

Вода, негромко плеснув, тут же уверенно потекла направо и полилась на пол с угла стола. Глаза Лоуренса округлились, он поспешно шагнул к столу и прикоснулся к чаше весов. Тех самых, равновесие которых прежде выверяли прежде с такой тщательностью из опасения, что малейшая неточность может привести к значительным убыткам. Весы стояли на столе, по которому сейчас текла вода. Из этого можно было делать выводы.

После взвешивания на одной из чаш весов оставались грузики. Лоуренс перевернул весы и снял с чаши грузики. Весы некоторое время раскачивались, постепенно уменьшая размах, пока, наконец, замерли, снова идеально уравновешенные несмотря на то, что столешница была явно не горизонтальна. Но если бы весы показывали правильно, равновесие на наклонённой поверхности должно было нарушиться. Очевидно, что над весами кто-то мастерски поработал.

— И что же я пила, воду или вино? — спросила Хоро, поворачиваясь к владельцу, Лоуренс тоже повернулся к хозяину.

Замершее лицо владельца под их взглядами покрылось липким потом.

— Значит, я пила вино. Так? — весело, почти смеясь, повторила вопрос Хоро.

Зато лицо владельца смертельно побледнело и приобрело землистый оттенок. Если в этом религиозном городе узнают, что он мошенничал с весами, его имущество могут арестовать, и сам он тут же разорится.

— "В оживлённой таверне не пей больше её хозяина" — всего лишь пословица, но, вижу, верная.

Торговец, чьё уязвимое место обнаружено, подобен кролику. Если клыки вонзятся в это место, он не пикнет. Лоуренс, не отрывая взгляда от владельца, улыбнулся и подошёл ближе.

— Единственному из всех иметь честное лицо — возможно, секрет успеха состоит именно в этом.

Удар, полученный владельцем оказался столь сильным, что стекавшим с него жирным потом можно было рисовать картины.

— Я тоже могу оказаться пьяным, как и моя спутница, и тогда я забуду то, что видел и слышал тут. Я просто напьюсь и потеряю память обо всём.

— Че-че... о чём... — бормотал владелец, чьё лицо можно было бы назвать маской страха.

Однако, если бы Лоуренс действовал прямолинейно и дал волю гневу, он выказал бы себя никудышным торговцем. Он не дал себе разозлиться лишь потому, что его обманули. Взамен он попытался прикинуть, какую прибыль можно извлечь из нежданно выявленной уязвимости соперника.

Противник подставился, открывая возможности, и Лоуренс, продолжая улыбаться торговой улыбкой, произнёс.

— Ну, может быть, деньги, которые ты назвал, ещё те, что ты получил себе... ну и товар в долг на сумму, вдвое большую названной.

То есть, он хотел приобрести товар на сумму, превышающую ту, которой он располагал. Ведь очевидно, что чем больше денег вложить в товар, тем больше будет прибыль. Если купить на две монеты вместо одной, прибыль удвоится, даже если в наличии имеется лишь одна монета.

Однако, раз покупка производится на удвоенные по сравнению с наличными деньги, за это надо бы выплатить вознаграждение. При покупке в долг кредитор имеет естественное право требовать плату за использование его денег. В то же время в данной ситуации владельцу было нечем крыть, и Лоуренс вёл торговые переговоры, оставив плату за кредит без внимания. Торговцы, не использующие уязвимости соперников, — никудышные торговцы.

— У-у, это... но ведь... сколько бы ни...

— Разве это невозможно? Прости, но моё опьянение, кажется, начинает проходить.

Казалось, всё лицо владельца постепенно переплавлялось в липкий пот, к которому, может быть, примешалось и несколько слезинок. Он выглядел унылым и разочарованным.

— Можно товаром. Деньги деньгами, а как насчёт качественных доспехов? Найдётся достаточно для этих денег товара для Рюбинхайгена?

— Доспехов?.. — приподнял голову владелец, словно увидел проблеск света.

Возможно, он предполагал, что Лоуренс собирается взять товар в долг, не собираясь его погашать, теперь же владелец увидел возможность заключить настоящую сделку.

— Это самый обычный товар, который принесёт безопасную, надёжную прибыль. И потом, так ты сможешь быстро вернуть деньги, на которые одалживаешь мне доспехи. Так что?

Рюбинхайген являля ещё и центром снабжения походов, призванных склонить язычников перед Церковью. Все товары военного назначения улетали подобно стрелам. Производству и реализации оружия вряд ли грозило падение цен. Ну, а если приобрести товара вдвое больше, прибыль от разницы цен тоже удвоится, и доспехи, имеющие постоянный спрос, можно было назвать отличным товаром для приобретения в долг.

Лицо владельца снова стало лицом торговца, он быстро что-то прикинул в уме.

— Доспехи... значит?

— Поскольку речь идёт о Рюбинхайгене, там найдётся дружественный тебе партнёр, которому их можно будет продать, возместив как наличные деньги, так и заём.

Таким образом, взяв в долг у торгового дома Ратпеарон и продав доспехи в Рюбинхайгене, Лоуренс не будет обязан сам везти деньги обратно в Поросон. Передачу денег можно будет произвести записями в соответствующих книгах того самого дружественного партнёра торгового дома Ратпеарон. Блистательная мудрость торговцев.

Торговая улыбка в некоторых случаях становится просто ослепительной.

— Ну, как? — спросил Лоуренс, нацепив на своё лицо лучшую из них и подходя к человеку, являвшемуся владельцем торгового дома Ратпеарон.

Тот, не в силах отказать, утвердительно покачал головой.

— Очень признателен. Ты мог бы немедленно подготовить товар? Я хочу отправиться в Рюбинхайген как можно скорее.

— По... понятно. Надо оценить товар...

— Оставлю это тебе, поскольку я доверяю Господу.

Губы владельца скривились столь иронично, насколько это было возможно, но, вероятно, в этой улыбке было немало и горечи. Конечно же, ему теперь придётся установить достаточно низкую цену на доспехи.

— Ну как, ваши переговоры, похоже, закончились? — спросила Хоро, увидев развязку этого напряжённого разговора.

В ответ изо рта владельца вырвался вздох. Кроме Лоуренса у него был ещё один источник хлопот.

— Кажется, теперь я трезвею? — с милой улыбкой, чуть наклонив голову, спросила Хоро, похожая, должно быть, на демоницу. — Я буду в хорошем настроении, когда получу отборного вина и вяленого мяса ягнёнка. О, да, мясо луче взять с хорошей части ягнёнка.

Без возражений, не проявляя озлобленности, владелец лишь качнул головой в ответ.

— И как можно скорее, — добавила Хоро, вероятно, в шутку, однако сказала это та, кто так блестяще раскрыл секрет весов, и владелец выскочил из комнаты, как боров, которого стегнули по заду.

Лоуренс не чувствовал, что владелец проявляет излишнее усердие, ведь обвинение в мошенничестве при взвешивании могло закончиться арестом имущества и полным разорением. Если усердия владельца будет достаточно, чтобы избежать последствий, можно сказать, что он дёшево отделался.

Да в конце концов, если бы мошенничество не было замечено, Лоуренс потерял бы очень много.

— Ху-ху-ху-ху. Попал, бедняга, — пожалела его Хоро, что не мешало ей радостно хихикать, что на самом деле, может, и нехорошо.

— Однако я, как обычно, ничего не заметил. Совсем ничего.

— Я обладаю отличной ловкостью, непревзойдённой шерстью на хвосте и отменной головой, однако мои уши и глаза тоже хороши. Я всё заметила сразу, как только вошла.

Лоуренс удручённо махнул рукой и вздохнул. Что ни говори, но он действительно не заметил мошенничества с весами, и лишь вмешательство Хоро обратило неминуемый большой убыток в весьма большую прибыль. Крыть тут было нечем.

— У меня нет слов для ответа, — признал тихо он.

Хоро немного прищурилась, может быть, она не ожидала такого ответа.

— Ты тоже взрослеешь.

Он не знал, что ответить, и лишь огорчённо усмехнулся.

Случается болезнь, которую называют "весенней". Зимой у жителей сельской местности, живущих вдали от морей и рек, еда крайне однообразна. Когда выпадет глубокий снег, и замёрзнут речушки, изо дня в день они едят лишь солёное мясо с сухарями. Не то чтобы они не выращивали к зиме овощей, но зимой они обычно предпочитали овощи продать, а не есть самим. Поешь зимой овощей — всё равно не согреешься, продав овощи, можно купить дров и разжечь огонь в очаге.

Но, питаясь лишь солёным мясом и элем, как раз и можно было к весне нажить болезнь, от которой по всему телу выступает сыпь. Это и есть "весенняя болезнь", свидетельство нездорового зимнего питания.

Конечно, тот, кто не поддастся соблазну много пить и питаться только мясом, кто следует воздержанию, насколько может, тот, как оказывается, почти не встречается с этой болезнью. И каждое воскресенье людей на церковных проповедях призывают есть овощи и воздерживаться от мяса. Не удивительно, что люди, пострадавшие от этой болезни по весне, вызывают праведный гнев людей Церкви.

Чревоугодие — один из семи смертных грехов, как следует из учения Бога.

Известно ли ей об этом ей или не известно... — вздохнул Лоуренс, поражённый ненасытностью Хоро. Та же, рыгнув, сообщила:

— Это было восхитительно.

Запив кусок прекрасно поджаренного ягнёнка прекрасным вином, она пребывала в не менее прекрасном расположении духа. К тому же это угощение не стоило им денег, а если после поглощённого мяса и вина потянет в сон, всегда можно свернуться калачиком на дне повозки.

Даже самый расточительный торговец думает о завтрашнем дне и, само собой, как-то ограничил бы себя, но Хоро на этот счёт совершенно не заморачивалась. И сейчас она с наслаждением ела и пила, радостно болтая ногами, достигнув, наконец, состояние блаженства.

То, что Хоро съела, Лоуренсу хватило бы на три недели в дороге, что же до выпитого ею, он не понимал, куда всё это могло у неё поместиться.

Если бы, примеру, мясо и вино, полученные от владельца торгового дома Ратпеарон, продать, долг Хоро существенно бы сократился. Это тоже заметно бередило душу Лоренса. Поэтому он даже не взглянул на неё, когда она сообщила с самым скромным видом:

— Ну, теперь мне стоило бы поспать.

Лоуренс и Хоро, получив от торгового дома Ратпеарон большое количество доспехов по достаточно умеренной цене, а также вытянув там же совершенно бесплатно немалое количество вина и мяса, покинули Поросон, не дожидаясь полуденного колокола. Прошло не так много времени, и солнце достигло зенита. День выдался солнечным, небо — ясным, в общем, идеальная погода, чтобы выпить и вздремнуть. В повозке было тесновато из-за сложенных доспехов, но Хоро это не беспокоило, пока у неё было вино.

К тому же дорога, которой Лоуренс с Хоро поехали в Рюбинхайген, при выезде из Поросона извилистая с крутыми подъёмами и спусками, теперь была ровной, широкой, и шла на спуск с небольшим уклоном, радуя широким обзором. И такая дорога всё тянулась и тянулась. К тому же этой дорогой пользовались многие, она была хорошо укатана, а ямы — тщательно заделаны.

Даже если выстлать кровать мечами, на ней, без сомнения, можно было бы с удобством проваляться весь день. Поэтому Лоуренс, который не мог бросить поводья, чтобы выпить самому, смотрел лишь на круп своего коня, не поворачиваясь к сидевшей рядом на козлах Хоро, и чувствовал некоторую зависть.

— Мм, хотя сначала мне надо позаботиться о своём хвосте...

Трудолюбие Хоро ограничивалось, пожалуй, лишь заботой о хвосте, и сейчас она высвободила его из-под плаща. Однако Лоуренсу даже на это не хотелось обращать её внимание. Тем более, что хороший обзор на этой дороге не позволил бы внезапно кого-нибудь встретить. Так что Хоро без помех принялась расчёсывать шерсть на хвосте, время от времени вылавливая руками блох и снова разглаживая шерсть. По тому, как спокойно и неутомимо она работала, было видно очень бережное и трепетное отношение к своему украшению. Работа началась от основания хвоста, покрытого тёмно-каштановой шерстью. Когда же руки Хоро добрались до белоснежного пушистого кончика, она вдруг подняла голову:

— А, точно.

Её голос вернул к действительности Лоуренса, наполовину убаюканного ровной дорогой и тёплыми лучами солнца.

— Что там ещё?

— Доберёмся до следующего города, надо будет купить мне масла.

— Масла?.. — зевнув, переспросил Лоуренс.

— Мм. Я слышала, оно необходимо для ухода за хвостом.

Лоуренс молча взглянул на неё и уже хотел вновь перевести взгляд вперёд, когда Хоро вновь спросила — с улыбкой на лице, чуть наклонив набок голову:

— Так что, купишь?

От этой улыбки хотелось купить чуть ли не всё на свете, как бы небогат ни был бы Лоуренс, но он просто снова остановил на ней свой взгляд. Перед его внутренним взором пролетели числа, и они значили больше улыбки Хоро. Числа означали величину её долга перед ним.

— Ты вообще посчитала стоимость одежды, что на тебе сейчас, запасной одежды, гребня, дорожных расходов, выпивки и еды? Ещё налоги при въезде в города. Так что, сложишь всё это? — закончил он, передразнивая тон её вопроса, и улыбнулся.

Однако улыбка Хоро осталась прежней.

— Я бы могла сложить в крайнем случае. Но я лучше вычитаю, чем прибавляю, — и она снова засмеялась, будто сказала что-то забавное.

Лоуренс не был уверен в её способности что-то вернуть, но её поведение было немного странным. Возможно, она была пьяна. Он взглянул на меха для вина, погруженные в повозку. Вина, вытребованного в торговом доме Ратпеарон, хватило наполнить пять кожаных мехов, и два из них были уже пусты. Не удивительно, если Хоро опьянела.

— Тогда вычти все твои траты. Голова мудрой волчицей легко ведь подскажет по итогу мой ответ?

— Мм. Поняла, — послушно кивнула, улыбаясь, Хоро, и Лоуренс решил, что вопрос исчерпан, и повернулся вперёд, но Хоро ещё не закончила. — Конечно же, ты купишь.

Он снова посмотрел на Хоро, довольно улыбавшуюся и искоса поглядывавшую на него. Не было сомнений, что она была пьяна. И такая милая улыбка у неё...

— Мудрость, которой похваляется мудрая волчицей, развеялась от выпитого вина, — произнёс Лоуренс со смехом.

Хоро резко отвернулась. В таком состоянии она могла упасть с козел и пораниться, подумал Лоуренс и протянул левую руку, чтобы придержать Хоро за плечи. Но она с волчьей сноровкой перехватила его руку.

Лоуренс в изумлении посмотрел в его глаза — там не было ни опьянения, ни веселья.

— Это же благодаря мне ты смог задёшево купить вещи, что лежат у тебя в повозке. Тебе они принесут много денег, мне думается.

Хоро теперь совсем не казалась милой.

— С че... с чего ты это...

— Мне неприятно, что ты недооцениваешь меня. Думаешь, я не видела, как бойко и напористо ты вёл переговоры с владельцем? Я обладаю отличной ловкостью, хороши мои голова и глаза, однако мои уши тоже хороши. Невозможно, чтобы я не расслышала, как ты вёл переговоры, — и Хоро ухмыльнулась, показав оба клыка. — Почему бы тебе не купить масла?

Несомненно, переговоры Лоуренса завершились удачно за счёт использования уязвимости владельца, верным было и то, что владелец выполнил практически все требования Лоуренса. В то же время он укорял себя за то, что так продавливал договор на глазах Хоро. Она, поняв, насколько выгодной получается сделка, вполне естественным образом захотела, чтобы и ей что-то досталось от выгоды, такова природа людей.

— Эй, а сколько, по-твоему, ты должна? Сто сорок серебряков. Знаешь ли ты, сколько это? И чтобы я ещё что-то купил к этому ещё.

— Мм? Это чего, ты так хочешь возврата этого долга? — Хоро с некоторым удивлением посмотрела на Лоуренса, позволившего себе возразить ей.

Можно было подумать, что она могла погасить свой долг в любое время. Но нет людей, которые желали бы вернуть взятые в долг деньги. И Лоуренс, пристально глядя на Хоро, чётко произнёс:

— О-ЧЕ-ВИД-НО ЖЕ.

Если бы Хоро прислушалась и смогла бы вернуть потраченные ею деньги, количество и ценность товара в повозке можно было увеличиться. Что принесло бы выгоду. Чем больше вложить денег в товар, тем выше будет прибыль — это один из столпов торговли.

Однако после ответа Лоуренса выражение лица Хоро совершенно переменилось. Ледяной взгляд её словно говорил: "Вот как". Лоуренс содрогнулся, неожиданно встретив это лицо.

— Значит, так ты думаешь, — только и сказала Хоро.

— Что... что это?..

Слово "значит" было заглушено быстрой тирадой Хоро:

— Что ж, верну долг — буду свободна. Всё верно. Надо только поскорей вернуть.

Её слова заставили Лоуренса понять, что она имела в виду.

Несколько дней назад во время суматохи в торговом городе Паццио Лоуренс увидел Хоро в волчьем теле и пришёл в ужас, что было для неё столь мучительно, что она попыталась уйти, оставить Лоуренса. Чтобы остановить Хоро, он смог придумать лишь одно: упрекнуть её разорванной в клочья дорогой одеждой и пригрозить следовать за ней вплоть до северных лесов, чтобы взыскать ущерб. Лоуренс старался убедить огромную волчицу в том, что уходить бесполезно, что он пойдёт за ней куда угодно, чтобы вернуть деньги.

В конце концов, Хоро осталась с Лоуренсом, сказав, что не хочет быть преследуемой до северных лесов ради оплаты долга, но в действительности он использовал долг только в качестве предлога остаться вместе.

Нет, он на самом деле верил. Верил, что, даже расплатившись, Хоро всё равно захотела бы остаться с ним, пока они не доберутся до северных лесов. Конечно, ему было слишком неловко сказать ей об этом. А теперь Хоро всё это вот так перевернула. Она знала, что долг — это повод для них обоих, но именно поэтому использовала его, чтобы поторговаться с Лоуренсом. Одно слово рвалось из его сердца — нечестно! Хоро действительно слишком хитрая.

— Наверное, стоит вернуть долг поскорее и отправиться на север. Узнать, как там у Паро и Миюри, — добавила Хоро, отвернувшись, и нарочито вздохнула.

Лоуренс подавлено смотрел на маленькую девушку-волчицу. Лицо её выражало отвращение. Что делать, чтобы вытащить её из этого состояния?

Если Лоуренс будет упрямо настаивать, что Хоро должна вернуть долги, после чего она сможет идти куда угодно, она, он чувствовал, и впрямь может это сделать. Но этого Лоуренс не хотел. И в этом причина боли в его душе.

Хоро на самом деле не просто милая девушка.

Лоуренс посматривал на неё, отчаянно стараясь выйти из ситуации, но она так и сидела отвернувшись.

Он не мог понять, сколько это длилось.

Наконец, Лоуренс заговорил:

— Я не назначал срок возвращения долга. Если вернёшь к тому времени, когда доберёмся до северных лесов, это будет нормально. Так хорошо?

Однако Лоуренсу тоже было свойственно упрямство. Он не мог раскрыть этой нахальной девушке-волчице того, что происходило в его душе. И потому самым лучшим для него оставалось сдаться. И, похоже, это не было секретом для Хоро. Она не спеша повернулась к Лоуренсу и с удовлетворением улыбнулась.

— Мм. Я уверена, что верну долг до того, как мы достигнем северных лесов, — сказала с нажимом, потом придвинулась к нему поближе. — Ещё я собираюсь вернуть мой долг с лихвой. Иначе говоря, чем больше мой долг, тем больше твоя прибыль. И тогда...

Лоуренс видел прямо перед собой глаза. Красивые красновато-янтарные глаза.

— Масло... значит?

— Мм. Просто добавь это к моему долгу и купи.

Сомнительное умозаключение, но Хоро улыбалась такой довольной улыбкой, что Лоуренс возразить не мог. И потому ему осталось лишь кивнуть с утомлённым видом.

— Спасибо, — произнесла девушка-волчица и потёрлась головой его плечо, словно ластящаяся кошка.

И Лоуренс не почувствовал себя слишком плохо от этого. Он знал, что делает то, чего хотела Хоро, но и давняя тоска одинокого торговца также сыграла свою роль.

— Однако мне кажется, что ты и в самом деле достаточно сбил цену, — небрежно заметила Хоро, прислонившись к Лоуренсу и снова занявшись своим хвостом.

Эта волчица могла обнаружить людскую ложь. Он подумал, что врать бесполезно и ответил честно:

— Да, сбил цену, вернее, сделал так, что ему пришлось её снизить.

Однако прибыльность доставки доспехов не очень велика. Самое выгодное — закупить материалы, собрать доспехи и продать их. А доставка готовых доспехов действительно даёт солидную прибыль, как известно, только если доставлять их туда, где они постоянно требуются, и за эту прибыль надо серьёзно поторговаться. Лоуренс загрузился доспехами в Поросоне и отправился в Рюбинхайген, потому что там на них был надёжный спрос.

— И насколько сбил?

— И что ты сделаешь, когда узнаешь?

Немного отстранившись, Хоро посмотрела на Лоуренса и снова перевела взгляд на хвост. И до Лоуренса кое-что дошло. Хотя Хоро принудила его согласиться на покупку масла, её всё же беспокоила его прибыль.

— Я подумала, что нехорошо бить торговца, который с трудом машет крыльями.

Слова Хоро, однако, были пропитаны отвращением, и Лоуренс легонько ткнул её в голову.

— Доспехи — самый продаваемый в Рюбинхайгене товар, но и привозят его многие. Что, конечно, снижает прибыльность, поэтому поторговаться — вполне допустимо.

— Но если ты накупил так много, то это будет прибыльно, верно?

Доспехов было, можно сказать, полная повозка. Хотя доход по сравнению со стоимостью был невелик, но это был надёжный товар, а если посмотреть сумму прибыли, которую Лоуренс должен был получить, картина складывалась явно радостная. Более того, он потратил вдвое больше денег, чем имел. Когда вся прибыль от доспехов оберётся, она станет для него второй после прибыли от продажи перца. Если так и будет, тогда выгодой обернётся и покупка яблок в таком количестве, что они не помещались в повозку, не говоря уже о масле, но, если об этом сказать Хоро, страшно представить, что ещё она потребует, так что лучше об этом умолчать.

Хоро, не догадывавшаяся об его терзаниях, спокойно занималась своим хвостом. При виде этого Лоуренс почувствовал себя в глубине души виноватым.

— Ну, чтобы заплатить за твоё масло, прибыли хватит, — пришлось сказать ему в итоге.

Хоро с облегчённым видом кивнула.

Однако, прикинув цену покупки доспехов и ожидаемую прибыль, Лоуренс невольно пробормотал:

— Но, если подумать, специи всё же лучше.

— С ними должно быть лучше — на вкус.

— Не суди по себе. Я про выгоду.

— Хм. Тогда тебе стоило снова взять с собой немного специй.

— Цена в Рюбинхайгене и Поросоне отличается не слишком сильно, больше потеряли бы на сборах.

— Тогда отступись, — мягко произнесла Хоро, покусывая кончик хвоста.

— Если бы я мог торговать с прибыльностью, как у специй, или выше, у меня лавка появилась бы быстро.

Открыть свою лавку — мечта Лоуренса. Он хорошо заработал на суматошном деле в портовом городе Паццио несколько дней назад, но до исполнения мечты было ещё далеко.

— Может, есть что-то ещё. Ну... Может драгоценности, золото или что-то редкое.

— В Рюбинхайгене это тоже не особо прибыльно.

— Пчхи — чихнула Хоро, вероятно, волосок попал ей в нос, когда она вылизывала шерсть на хвосте. — Почему же?

— Слишком большой сбор. Торговцев, пытающихся ввезти золото в город, облагают огромной пошлиной, защищая этим немногих торговцем, которые освобождены от неё. Это делает их торговлю очень прибыльной.

Во многих городах, в которых позиции торговцев не очень сильны, такая мера защиты применяется к самым разным товарам. Но даже так в Рюбинхайгене приняли меры для очевидного преимущества немногих торговцев. Если принести золото в церковь Рюбинхайгена и сделать соответствующее пожертвование, можно получить на золото священную церковную печать, такое золото может стать оберегом, защищающим от опасностей путешествия, приносящим счастье или хранящим в сражениях. Такое золото, дарующее безопасность, военную удачу и даже рай после смерти, стоит чрезвычайно дорого.

Чтобы обеспечить высокие цены, распорядители церковного собора в Рюбинхайгене ограничили поступление золота ужасающими поборами и вступили в сговор с торговцами, являвшимися их детьми, а верх того установили невероятно жестокие наказания для нарушителей.

— Хмм.

— Если бы контрабанда удалась, — пояснил Лоуренс, — золото продалось бы раз в десять дороже закупочной цены. Но это слишком рискованно, и всем приходится соглашаться на скромный заработок с низкодоходных товаров.

И он, пожав плечами, задумался.

В городах, подобных Рюбинхайгену, есть торговцы, которые в день зарабатывают столько, сколько Лоуренс не заработает за всю жизнь. Это было трудно осмыслить, настолько трудно, что, казалось, это было за гранью действительности.

— Вот как? — потрясённо произнесла Хоро.

— Тебе что-то пришло в голову?

Возможно, Хоро, называвшая себя мудрой волчицей, набредёт на какую-нибудь неожиданную мысль. Лоуренс выжидающе посмотрел на неё, и Хоро, перестав извлекать набившуюся в гребень шерсть, ответила недоумённы взглядом.

— Нужно спрятать его и пронести?

Глупенькие девушки всегда милые, мелькнуло в глубине души Лоуренса при этих столь далёких от мудрости словах.

— Если бы это можно было сделать, это делали ли бы все.

— А почему ты этим не мог бы заняться?

— Чем выше сбор, тем больше опасаются контрабанды. И потому досмотр проводят очень строго.

— Если брать понемногу, они не обнаружат.

— Если обнаружат, самое меньшее — отрубание правой руки. Я не думаю, что прибыль стоит такой опасности. Это только если был бы способ пронести много... Но это невозможно.

Хоро осторожно погладила хвост и, наконец, удовлетворённо кивнула. На взгляд Лоуренса каких-либо изменений не было заметно, но Хоро нашла такое положение волосков, которое её устроило.

— Несомненно. Что ж, дела у тебя идут хорошо. Надёжный доход — чего ещё желать.

— Всё так, но есть кое-кто, растрачивающий этот надёжный доход.

Хоро, справившись с первоочередной задачей — хвостом, не стала отвечать на его выпад, а просто зевнула, вытерла выступившие при этом слезинки и перешла с козел в грузовую часть повозки.

Сам Лоуренс тоже не собирался её этим упрекнуть. Он оторвал взгляд от Хоро и стал смотреть вперёд. Пытаться разговаривать с тем, кто собрался лечь спать, бесполезно, и он сдался. Какое-то время из повозки до него доносились лязг сдвигаемых доспехов — Хоро устраивала место для сна, потом всё стихло, прошелестел довольный вздох. У Лоуренса было ощущение, что сзади возилась кошка или собака, и он усмехнулся. Он желал, хотя по ряду причин не должен был, но всё равно желал, чтобы Хоро оставалась с ним.

На этой мысли до него внезапно донёсся её голос.

— Чуть не забыла, я не собираюсь пить сама всё вино, заполученное от того дома. Выпьем на ночь вместе. И с вяленым мясом.

Немного удивившись, Лоуренс оглянулся — Хоро уже свернулась на дне повозки калачиком. Однако теперь на лице девушки-волчицы играла её обычная улыбка.

Лоуренс снова повернулся вперёд и сжал крепче поводья. Он старался так управлять своим конём, чтобы повозку как можно меньше трясло.

Глава вторая

Повозка спокойно спускалась с пологого холма, дорога вообще стала легче некоторое время назад, неровности местности ограничивались лишь невысокими пологими холмами. Это шло на пользу Лоуренсу, всё ещё страдавшего от последствий вчерашнего вечера. Если есть с кем поговорить, вдобавок хорошее вино с отменной едой, набраться достаточно просто. Поездка по горной дороге в таком состоянии легко могла закончиться на дне какой-нибудь пропасти.

Однако на этой дороге ещё долго не будет рек, тем более пропастей, так что можно просто положиться на своего коня, неторопливо тянувшего повозку. И потому Лоуренс время от времени позволял себе вздремнуть, ну а Хоро вообще разоспалась на дне повозки. Непрерывный мягкий храп раздавался за спиной Лоуренса. И каждый раз, просыпаясь на козлах, он благодарил Всевышнего за эту мирную торговую жизнь.

Такое тихое, умиротворённое время.

Наконец, вскоре после полудня Хоро проснулась и сонно протёрла глаза. На её щеке появился чёткий отпечаток доспеха, на котором она спала. Она с неопределённым выражением на лице забралась на козлы и приложилась к кожаному меху с водой, но, к счастью, ей удалось обойтись без похмелья. В противном случае повозку пришлось бы останавливать. Если бы её вырвало прямо на доспехи, на них остались бы следы.

— А, неплохая погодка, — оценила Хоро.

— Верно, — ответил её спутник.

Обменявшись неспешными фразами, оба зевнули.

Дорога, по которой они ехали, являлась одним из главных путей на север, и на ней встречались разные путники. Однажды им попался на глаза торговец с флагом такой далёкой страны, что Лоуренс видел этот флаг лишь на бумагах к ввезённым товарам. Хоро, вероятно, решила, что флаг был свидетельством гордости торговца за свою страну. На самом деле торговцы поднимали на чужбине небольшой флаг свой страны, чтобы издали узнавать друг друга при встрече и обмениваться новостями о родных местах. Даже странствующий торговец, находясь в чужой стране с другими языком, одеждой и обычаями, сможет словно прикоснуться к родине.

Хоро глубоко тронуло объяснение Лоуренса, она долго смотрела на флаг, поднятый торговцем, пока они проезжали мимо. Хоро сама покинула родину сотни лет назад, и её желание поговорить с кем-нибудь из родных мест было, вероятно, горячее, чем у торговцев из дальних стран.

— Ну, скоро и я смогу вернуться домой, — сказала она и улыбнулась, однако было видно, что она немного чувствовала одиночество. Лоуренс задумался, что можно было бы ей сказать в утешение, но конь всё тянул повозку, и ни одного подходящего словечка подобрать так и не удалось. В конце концов, безмятежность послеполуденного солнца стало брать над ними верх.

Наверное, нет ничего лучше солнечного тепла, когда приближается зима.

Потом это тихое спокойствие было нарушено. Лоуренс с Хоро начали понемногу подрёмывать на козлах повозки, когда Хоро вдруг встрепенулась.

— Ты.

— Мм?

— Чую много людей.

— Что-что?

Лоуренс поспешно натянул поводья, останавливая коня, прищурил чуть не слипавшиеся глаза и стал всматриваться вдаль. Небольшие холмы не заслоняли дороги, и видно было далеко. Но его глаза не различили человеческих фигур. Хоро встала на козлы ногами и посмотрела сама.

— Вон они. Наверное, что-то случилось.

— Оружие у них есть?

Скопление людей редко попадается на торговых дорогах. Может встретиться караван торговцев, перевозящих крупную партию товаров, группа паломников, направлявшихся в одно и то же место, или же какой-нибудь аристократ со своей свитой, наносящий визит в другую страну. Встреча с ними будет не слишком докучливой.

В то же время есть немало и тех, встреча с которыми сулит неприятности. Если доведётся столкнуться с разбойниками, потрёпанными дорогой солдатами, возвращавшимися с войны домой или отрядом наёмников, им придётся отдать всё, что есть. Опасней всего из них как раз солдаты. Имущество — это всего лишь вещи, а если попытаться сопротивляться, можно лишиться и жизни. Если же со злосчастным путником окажется женщина, нетрудно догадаться, что её ждёт.

— Кажется... оружия нет. По крайней мере, они не похожи на этих мерзких наёмников.

— Ты когда-то раньше уже встречалась с наёмниками? — не без удивления спросил Лоуренс.

Хоро со смехом обнажила клыки, перед тем как ответить.

— У них длинные копья, так что они могут оказаться назойливыми, однако им далеко до моей ловкости.

Зная её силу, Лоуренс не осмелился спросить, что стало с наёмниками.

— Эти люди... не разберу, — пробормотала Хоро и, оглядевшись по сторонам, откинула капюшон, высвобождая уши.

Её остроконечные уши были покрыты шерстью того же цвета, что и её волосы и шерсть на хвосте. Они точно так же выдавали её чувства, как и хвост, что позволяло определять, не лжёт ли Хоро. А сейчас эти уши выпрямились и повернулись вперёд.

Сейчас Хоро показалась Лоуренсу настоящей волчицей, выслеживавшей врага в степи. Как-то раз Лоуренс встретил подобного волка.

Это случилось облачным ветреным вечером. Двигаясь через пастбище, Лоуренс заехал на волчью территорию, до его ушей донёсся волчий вой. Этот вой шёл со всех сторон, Лоуренс понял, что окружён ими, его конь в панике порывался убежать. Тогда-то Лоуренс и увидел волка.

Зверь смотрел без тени страха, его уши были выпрямлены, Лоуренсу показалось даже, что он различил волчье дыхание. Увидев его, Лоуренс подумал, что будет невозможно вырваться из волчьего окружения силой, он схватил мешок с мясом и хлебом и стал разбрасывать еду вокруг, стараясь, чтобы это видели волки, а потом направил коня прочь, стремясь скорей покинуть волчью территорию.

Хотя волчий вой сместился к тем местам, куда Лоуренс разбросал еду, его спина некоторое время ещё чувствовала волчий взгляд.

Вот такого волка он тогда встретил. Хоро напомнила ему о той встрече.

— Мм. Ты, эти люди, что, просто болтают друг с другом? — удивилась Хоро.

Лоуренс вернулся к действительности и подумал.

— Может, стихийный рынок?

Встреча торговцев, разговор их между собой вполне может привести к заключению сделок.

— Непонятно. Однако запаха сражения нет. Это-то я могу сказать.

И Хоро снова натянула капюшон на голову и села на козлы. Затем посмотрела на Лоуренса с видом — ну, что будешь делать? Двинуть повозку вперёд или отступить — это решать должен был он. Лоуренс прикинул в голове карту местности и задумался.

Доспехи, погруженную на повозку, нужно доставить в церковный город Рюбинхайген. К этому его обязывал договор, по которому он обязан был перепродать доспехи определённому торговому дому в этом городе. Но что, если придётся вернуться и поехать в город другим путём, делая изрядный крюк? Прочие дороги не подходят для повозки, по ним можно пройти лишь пешком.

— Значит, кровопролитья там нет? — уточнил Лоуренс, и Хоро чуть кивнула.

— Тогда поехали. В объезд слишком далеко.

— Что ж, даже если там окажется отряд наёмников, у тебя есть я, — ответила Хоро, снимая с шеи кожаный мешочек с пшеницей.

Никакая охрана не могла бы придать столько уверенности. Лоуренс улыбнулся в знак и, доверившись силе волчицы, двинул коня вперёд.

Когда Лоуренс и Хоро подъехали ближе, их захлестнул гомон собравшихся людей.

"Может, объехать по дороге святого Райна?" "Не, по степной дороге в Митцхайм объехать ближе." "А насколько можно верить истории про отряд наёмников?" "Не купишь этот кусок ткани? Можешь расплатиться солью." "Кто-нибудь знает язык парсианцев? У этого человека какие-то неприятности."

В скопившихся на дороге людях с первого взгляда можно было узнать странствующих торговцев и ремесленников, путешествовавших по разным землям и оттачивавших свои навыки. Кто-то шёл своими ногами, неся груз на спине, кто-то на повозке, кто-то вёл в поводу навьюченного осла. Слова, летавшие над всеми, принадлежали разным языкам, те люди, что не владели местными языками, отчаянно жестикулировали, пытаясь понять, что происходит.

Столкнуться с проблемой в месте, языка которого не знаешь, — просто ужасно, о таком никогда не забудешь. Особенно если везти товар, который стоит целого состояния.

Однако Лоуренс тоже не понимал языка бедняги, оказавшегося в трудном положении. Лоуренсу было его жаль, но помочь было нечем. К тому же ситуация пока оставалась непонятной.

Хоро, подчинившись взгляду Лоуренса, осталась сидеть на козлах и не раскрывала рта. В то время как он сам спрыгнул и обратился к ближайшему торговцу:

— Прости.

— Мм? Да ты, похоже, собрат по странствиям. Только приехал?

— Да, из Поросона. Кажется, что-то происходит. Неужели граф решил открыть здесь рынок?

— Ха-ха. Тогда бы все бы уже постелили бы рогожки и занялись своими великими делами. Собственно, ходит слух, что отряд наёмников появился на дороге к Рюбинхайгену. Потому мы все здесь и торчим, — пояснил торговец.

Голову его украшала большая шапка, на нём были штаны свободного кроя и толстый плащ, закрывавший его до самой шеи, на спине торговец держал большой мешок, в общем, судя по облачению, его дела были связаны с севером. Кроме того, не только пыль покрывала его лицо, на нём были видны и следы обморожений. Глубокие морщины и цвет кожи свидетельствовали о долгой торговой деятельности этого человека.

— Отряд наёмников? Может, это те, которыми командует предводитель Растойю?

— Не-а, у них на вишнёвом флаге нарисован орёл.

Лоуренс сдвинул брови.

— Отряд наёмников Хайнцберга?

— Хо-хо. Похоже, ты торговал и на севере. Именно. Речь о беспощадных орлах Хайнцберга. Встретиться с ними, когда у тебя полный груз, не более приятно, чем нарваться на разбойников.

Их алчность такова, что после них не останется даже листьев репы, если их удастся обратить в деньги. Встретить на своей дороге этот знаменитый на севере отряд наёмников и попытаться сопротивляться им равносильно самоубийству. Ещё отряд наёмников Хайнцберга известен скоростью, с которой находит свою добычу, эти головорезы вполне оправдывали прозвище орлов. Торговец, замешкавшись на дороге, вмиг будет пойман.

Тем не менее, Лоуренс ощутил беспокойство и от того, что отряд наёмников, кормившийся сражениями на севере, вдруг двинулся на юг. Отряды наёмников руководствуются только прибылями и убытками, что делало их схожими в этом отношении с торговцами. Иными словами, когда кто-то ведёт себя необычно, возможно, происходит что-то, из-за чего на рынке могут произойти неожиданные события. Например, какие-то товары могут рухнуть или подняться в цене. Лоуренс почуял недоброе чисто по привычке торговца, однако на данный момент товар у него уже был закуплен. Сколь ни раздумывай о дурном, поделать ничего не удастся. Всё, о чём следовало думать, это о том, как добраться до Рюбинхайгена.

— Вероятно, придётся делать крюк.

— Думаю, да. Слышал, проложена новая дорога из Касраты в Рюбинхайген, но там в последнее время неспокойно.

Лоуренс был здесь полгода назад, и тогда про эту дорогу ничего не было слышно. Он помнил только о бескрайних лугах в том месте, к северу от которого простирался лес, о котором ходили жуткие слухи.

— А под "неспокойно" ты имеешь в виду?..

— А, там всегда по лугам бродили волки, однако теперь всё выглядит особенно страшно. Слышал, две недели назад они полностью уничтожили караван торговцев. Поговаривают, волков призывает языческий колдун.

Это напомнило Лоуренсу кое о ком. Слухи о жутком лесе по большей части были связаны с волками. Он бросил взгляд на Хоро, почти наверняка слышавшую всё — на её лице играла лёгкая улыбка.

— Как можно попасть на новую дорогу?

— Хо-хо, похоже, собрался двинуть туда? Это достаточно неразумно. Туда надо ехать по этой дороге до развилки, потом направо и дальше до следующей развилки. Однако мне кажется, что было бы неплохо спокойно убить здесь денёк-другой. То, что там шалит отряд наёмников, это так на так, но если двинуть сейчас вперёд и нарваться, спасаться будет поздно. Торговцы, везущие сырую рыбу и мясо, поедут, скорее всего, в другие города, а я выбираю безопасность.

Лоренс кивнул и глянул в свою повозку. Конечно, хорошо, что его товар не сгниёт, но ему хотелось бы поскорее продать всё в Рюбинхайгене.

Лоуренс немного подумал и, поблагодарив торговца, с которым разговаривал, вернулся к своей повозке. Хоро сохраняла молчание, как ей сказал Лоуренс, но когда тот забрался на козлы, засмеялась: "Призывает, да уж".

— И что думает мудрая волчица Хоро? — спросил Лоуренс, берясь за поводья и раздумывая, ехать или нет.

— Ммм?

— Насчёт волков в лугах.

— Хм, — с лёгкой усмешкой произнесла Хоро и куснула ноготь мизинца клыками. — С ними проще, чем с людьми. По крайней мере, с ними можно поговорить.

Неплохая шутка.

— Договорились, — ответил Лоуренс, натягивая поводья и трогая с места своего коня, далее не собираясь обсуждать разговор с торговцем.

Некоторые торговцы с удивлением смотрели на решимость Лоуренса, но в большинстве своём они поснимали головные уборы и плащи, чтобы приветственно помахать ему с Хоро.

Постарайтесь, удачи, — означал их жест.

Нет торговца, который бы не рискнул когда-нибудь перейти опасный мост. Если рассчитывает, что за опасным мостом его ждёт большая прибыль.

Слух об отряде наёмников, который куда-то следует, распространилась среди торговцев быстрее чумы, такую угрозу и опасность представляют для них наёмники. Однако время является уникальным инструментом для торговца. Теряя время, торговец, можно сказать, напрямую теряет деньги. И потому Лоуренс решил пойти по дороге, проложенной среди лугов, где, возможно, бродят волки, и решил так, потому что рядом с ним была Хоро.

Появление наёмников неподалёку от Рюбинхайгена должно было отразиться на рынке города, воспользовавшись этим, можно было заработать немного дополнительных денег. До этого Лоуренс брал во внимание плохую сторону ситуации, однако у неё, конечно, есть и противоположная сторона.

Кроме того, торговле сопутствуют всякие неожиданности, и это придаёт ей больший интерес.

— У тебя с чего-то хорошее настроение, — сказала Хоро, с недоумением глядя на него.

— Ну, да, — кратко ответил Лоуренс.

В конце пути ждёт прибыль — вот девиз торговца.

К полудню следующего дня повозка добралась до дороги среди лугов.

Новый торговый путь может образоваться сам по себе, а может создаваться по решению местных властей. Где-то выкосить траву, где-то насыпать камней или уложить доски, чтобы повозки могли проезжать быстро и без задержек. Конечно, такая дорога не может быть бесплатной, и пошлина за её использование может оказаться немалой, но в итоге ехать по ней будет выгодно с учётом потерь времени, равно как и безопасности, потому что местные власти следят и за появлением разбойников.

Из-за того, что на этой дороге часто попадались волки, она как бы занимала промежуточное место между дорогами, образовавшимися стихийно, и специально проложенными и обустроенными дорогами.

На развилке был установлен дорожный указатель, тут же валялись брёвна и доски, кажется, заготовленные для какой-то постройки, но сейчас место выглядело заброшенным. Нет сомнений, что здесь собирались проложить хорошую дорогу и взимать деньги за её использование, однако от этих замыслов остался лишь одинокий дорожный указатель. А поскольку развилка была устроена на вершине небольшого холма, с неё открывался широкий обзор этих мест. Здесь было бы приятно устроить обед на природе. Вокруг, несмотря на близкую зиму, росла изумрудная трава, перемежаясь местами камышом, на ней пастухи могли бы пасти стада овец.

Однако дорогу, протянувшуюся на запад, можно было узнать лишь по следам, оставленным когда-то колёсами повозок, дорога же на север вообще утопала в траве. Само собой, сейчас ни людей, ни повозок видно не было.

Насколько Лоуренс помнил эти места, дорога на севере должна была пройти рядом с лесом, идеально подходившим для волчьей территории, хотя, впрочем, волки обитают не только в лесах. Вдалеке виднелись заросли высокой травы, в которой волкам было бы вполне удобно. Хоро могла быть здесь не единственным представителем волчьего племени, И Лоуренс не преминул уточнить:

— Так что насчёт волков?

Хоро, продолжая жевать вяленое мясо барашка, посмотрела на него с таким видом, будто её удивил вопрос.

— Волки не такие безмозглые, чтобы дать себя легко обнаружить, учитывая обзор с этого места.

Она смаковала мясо с неприятно звучащим причмокиванием, иногда показывая свои настолько не человечьи клыки. Её слова и клыки заставили Лоуренс вспомнить, что она — представитель волчьего племени, что поколебало его уверенность. Исход встречи с волками казался ему теперь неясным.

— Да ладно, — сказала Хоро. — Если даже будет стая, ты должен дать им вяленого мяса. Тогда ненужной драки не будет.

Лоуренс кивнул и тронул повозку с места, однако лёгкий ветерок почему-то казался ему пропитанным запахом зверя. Он обратился к Богу, прося у него безопасной дороги.

Хоро в дороге было нечем заняться, когда она не спала, не ела или не ухаживала за хвостом, и Лоуренс попытался научить её узнавать монеты, но даже для мудрой волчицы оказалось непросто различать монеты со схожими рисунками и размерами.

— Серебряный фарам, — назвала светло-серую монету Хоро.

— Увы. Фальшивый мариин.

— А разве фальшивый мариин не это?

— Это поздний радеон — серебряк епископата Радеон.

Хоро возмущённо смолкла, держа несколько серебряных монет в свой маленькой ладошке.

— Ну, монеты запоминаются сами собой, если ими постоянно пользоваться, — постарался со всей мягкостью подбодрить её Лоуренс, не решаясь её поддразнить, потому что она вела себя сейчас по-простому, без обычных подначек.

Но тем болезненней для гордости Хоро было его утешение. Она упёрла в него свой взгляд, её волчьи уши приподняли капюшон.

— Ещё раз! — крикнула мудрая волчица.

— Ладно, пройдёмся сверху.

— Мм.

— Серебряная монета трени, серебряный фиринг, серебряный люто, поддельный серебряк мариин, серебряк фарам, рандбарт — монета лысого короля Ранбарта, серебряк собора Митцфинг, поддельный серебряк собора Митцфинг, серебряк святого Митцфинга, серебряк рождества святого Митцфинга, а эта...

— Т-ты, ты, эти...

— Мм? — произнёс Лоуренс, поднимая глаза от монет на ладошке Хоро.

Его палец, которым он показывал на монеты, застыл в воздухе. Хоро угрюмо смотрела на него, из-за чего казалось, что она злилась и в то же время чуть не плакала.

— С меня хватит...

Показывая и называя монеты, Лоуренс невольно вспомнил, как его самого когда-то учил его наставник-торговец и как Лоуренс говорил ему то же самое. Воспоминание невольно заставило его засмеяться.

— Грррррр... — тут же зарычала, обнажая клыки, Хоро, и Лоуренс поспешил её успокоить.

— Епархия Мицфинг отчеканила особенно много серебряных монет. Я вовсе не подшучивал над тобой.

— Если так, не смейся.

Когда Лоуренс увидел, как Хоро с яростью посмотрела на монеты, он не удержался от лёгкой улыбки.

— Даже если так, почему у тебя так много денег? Одна путаница.

— Страны появляются, исчезают и возрождаются, вновь и вновь, кроме того местные и церковные власти тоже имеют право выпускать деньги, наконец, нет конца подделкам. Люто раньше называли поддельным трени, но их отчеканили так много, что они стали самостоятельными монетами.

Хоро фыркнула.

— Если бы они все были из шкур животных, можно было бы легко запомнить, — со вздохом подытожила она.

Возможно, она бы тогда легко различила их по запаху, но трудно сказать, насколько всерьёз это было сказано.

— Однако это позволяет хорошо убить время? — спросил Лоуренс.

Хоро не засмеялась его словам, а показала взглядом забрать у неё монеты.

— Хмм. Достаточно. Я вздремну.

И не обращая внимания на кривую усмешку Лоуренса, Хоро поднялась и перебралась в повозку.

— Ты распознаешь появление волков, если будешь спать? — задал ей в спину вопрос Лоуренс.

— Не совсем поняла.

— Будет плохо, если нас окружат.

Если окружат разбойники или наёмники, это тоже плохо, но хотя бы можно понять, что они будут говорить. А волки не умеют говорить. И не поймёшь, почему они напали. Поэтому Лоуренс не был спокоен, даже рядом с Хоро.

— Не волнуйся, — обернулась Хоро с печальной улыбкой на лице, заметив, похоже, его состояние. — Обычно не имеет значения, спит животное или бодрствует. Совершенно беспомощен во сне лишь человек.

— Когда ты храпишь во сне, это кажется не слишком убедительным.

Хоро немедленно надулась.

— Я вовсе не храплю.

— Ну, не очень сильно... — уточнил Лоуренс, тем более, что это выходило у неё довольно мило.

Однако Хоро лишь сильнее нахмурилась. Похоже, была ещё какая-то причина для этого.

— Это не имеет значения.

— Понял-понял, — улыбнувшись, ответил Лоуренс.

Хоро прыгнула обратно на козлы и, усевшись, всем весом навалилась на него.

— Сказала же — не имеет значения.

— А я сказал, что понял.

Хоро вела себя так, словно её обвинили в мошенничестве, её взгляд пронзил Лоуренса ужасом. Такой взгляд мог бы его убить на месте в первые дни после их встречи, сейчас же он, конечно, уже привык иметь дело со своей спутницей. В итоге, не найдя, вероятно, слов, Хоро недовольно скривила губки и отвернулась.

— Однако здесь и впрямь никого, — небрежно заметил Лоуренс, улыбнувшись такому поведению Хоро.

И действительно, луга раскинулись перед ними насколько мог видеть глаз, но ни единой души видно не было. Даже если слухи о волках возымели на людей такое действие, этот путь к Рюбинхайгену был короче, и Лоуренс чувствовал бы себя лучше, если бы по нему двигалось хотя бы несколько торговцев. Но сколько бы он ни оглядывался, их повозка была здесь одна.

— Это потому что сила слухов может быть неожиданно могучей, — пояснила Хоро, продолжая сидеть отвернувшись.

Такое детское поведение показалось Лоуренсу весьма забавным. Он улыбнулся и кивнул — конечно.

— Тем не менее, только кажется, что там никого нет, — добавила она совсем иным тоном и немедленно спрятала хвост под плащ.

Затем устало вздохнула.

Прежде Хоро продолжала заботиться о своём хвосте, даже когда они проезжали мимо других торговцев, увидев, что она спрятала хвост, Лоуренсу стало немного не по себе.

— Пахнет овцами. Впереди ненавистный мне человек, — пояснила Хоро.

Человек, связанный с запахом овец, это, несомненно, пастух. Возможно, Хоро спрятала хвост, потому что знала о необычайном пастушьем чутье на волков. О том, насколько ей не по душе эта встреча, можно было судить по её наморщившемуся носику. Пастухи и волки — враги по своей природе.

Впрочем, если разобраться, то волки являются врагами и торговцам, о чём Лоуренс предпочёл не говорить.

— Что делаем? Может, объедем?

— Убегать должны они. Нам нет нужды их избегать, — ответила Хоро так мрачно, что Лоуренс невольно опять улыбнулся.

Хоро посмотрела на него, но он отвернулся как ни в чём не бывало.

— Что ж, раз ты так говоришь, давай просто поедем как ехали. Колёса вполне годятся ехать по лугам.

Хоро молча кивнула, и Лоуренс взялся за поводья.

Повозка продолжила движение по узкой дороге через луга, и спустя некоторое время вдалеке показались белые точки, должно быть, овцы. Хоро продолжала молчать с мрачным выражением лица.

Лоуренс бросил на неё косой взгляд, и мудрая волчица, похоже, это уловила. Хм, - хмыкнула она и слегка поджала губы.

Чуть позже она заговорила:

— Я ненавижу пастухов больше всего на свете, с самого рождения. Мне сейчас с ними никак не поладить, — и она, потупясь, вздохнула. — Когда ты идёшь, а у тебя перед глазами такая вкусная еда, а тебе не позволяют её съесть. Ты бы не возненавидел это?

Было забавно слышать, с какой серьёзностью это говорила Хоро, впрочем, это и впрямь могло быть серьёзным для неё, поэтому Лоуренс продолжал смотреть вперёд, стараясь, сохранять на лице бесстрастность.

Теперь и его глаза различали, как там, ещё довольно далеко, овцы, одна за другой, шли за врагом Хоро. Он не мог определить, сколько именно их было из-за х беспрерывного движения, но вряд ли больше десятка. Овцы двигались медленно, неторопливо поедая траву у дороги.

Конечно, ненавистного для Хоро пастуха сопровождали не только овцы, но и пастуший пёс.

Пастух был одет в плащ цвета поблекшей осенней травы, на его грязно-серого оттенка поясе висел пастуший рожок. Пастух в руке сжимал посох выше его роста, колокольчик на конце посоха был размером в ладонь.

Чёрный пастуший пёс держался неподалёку от хозяина, бдительно наблюдая за обстановкой. Его длинная шерсть делала его похожим на сгусток чёрного пламени, впрочем, шерсть вокруг его пасти и на концах лап была белой.

Согласно поверьям, встречая пастуха, путешественники должны помнить два правила. Первое — пастуха нельзя обижать, второе — следует удостовериться, что плащ пастуха не скрывает под собой демона.

Поверья окружает дымкой таинственности пастухов и делает их даже более одинокими, чем странствующие торговцы. Это сразу бросается в глаза, стоит только посмотреть, как пастух в окружении овец и в сопровождении лишь своего пса передвигается по этим обширным лугам, также становится понятным, почему работа пастуха заставляет относиться к ним, не как к нормальным людям. Ведь тот, кто в одиночестве проводит день за днём под открытым небом среди пастбищ, общаясь с одними животными, кажется обывателям кем-то вроде языческого бога или колдуна, управляющего животными по своему произволу.

Считается, что встреча с пастухом может даровать путнику благословение духов земли, которое может отвратить беды в течение недели. Но если по неосторожности принять за пастуха демона, скрытого под пастушьим плащом, путник может лишиться души, которая будет помещена в одну из овец стада.

Лоуренс на первый взгляд не увидел в пастухе ничего плохого, он выглядел вполне правдоподобно. И к радости Лоренса четырежды поднял свой посох в ответ на приветственно поднятую и трижды повёрнутую в воздухе руку. Значит, под пастушьим плащом был не призрак.

Однако это была лишь первая проверка, чтобы убедиться, что с овцами шёл не демон, надо было немного приблизиться.

— Я странствующий торговец Лоуренс. А это моя спутница Хоро, — представился Лоуренс, приблизившись на расстояние, на котором он смог различить заплаты на плаще пастуха.

Пастух оказался на удивление невелик ростом — чуть выше Хоро. Пока Лоуренс представлялся, пастуший пёс, собрав овец, сел рядом с пастухом, как верный рыцарь. Его серо-голубые глаза внимательно следили за Лоуренсом и Хоро.

Пастух молчал, не отвечая на слова Лоуренса.

— Моя встреча с тобой на этом пути — это Божий промысел, и тебе надо сделать должное, если ты добрый пастух.

Добрый пастух в отличие от демона должен исполнить нечто вроде танца с песней, чтобы доказать свою истинность. Пастух медленно кивнул и поставил перед собой посох. Лоуренс удивился нежности и изяществу ладоней пастуха, но зазвучавший удивил его ещё больше.

— По благословению бога небесного... — зазвучала ритуальная пастушья песня.

Голос, который мог принадлежать только молодой девушке.

— По благословлению духов земных...

Руки пастуха, ловко управляя посохом, привычными движениями начертали в пыли дороги небольшую стрелку, а затем от её вершины против часовой стрелки круг.

— Услышь из ветра послание Божье и вкуси милость духов подобно овцам, вкушающим траву...

Когда конец посоха, завершив круг, снова коснулся вершины стрелки, правая нога пастуха чуть приподнялась и топнула по земле.

— Пастух ведёт овец, как Господь пастуха...

Конец посоха оторвался от стрелки и уткнулся в землю у носков ног пастуха.

— Божьим руководством пастух идёт по истинному пути.

Куда ни пойдёшь, обряд везде одинаков. Пастуший танец с песней. У пастухов не принято объединяться в гильдии подобно ремесленникам или торговцам, но обряд исполняется одинаково везде. Так что слухи, что пастухи способны с ветром передавать слова далёким людям, возможно, имеют под собой некоторые основания.

— Прости, что, может быть, я был с тобой невежлив. Ты должен быть добрым пастухом, — произнёс Лоуренс, слезая с козел повозки на землю, и на губах пастушки появилась улыбка.

Капюшон позволял увидеть, как прекрасно очерчена нижняя часть её лица, насчёт остального Лоуренс не мог быть уверен. И его внутри переполняло любопытство, хотя он старался вести себя достойно.

Среди торговцев женщины встречались редко, а среди пастухов — ещё реже. Тем более торговцу, любопытному по своей природе, не было причин не проявлять интереса к женщине-пастуху, особенно если она юна и красива. Но даже при этом можно утверждать, что для торговца бесполезно всё, что не касается торговли.

Лоуренс стремился быть хорошим торговцем. Раз ему довелось повстречать на дороге пастуха, он постарался спрятать своё любопытство поглубже и произнёс подобавшие случаю слова:

— Я бы хотел, чтобы пастух, встреченный мною по воле Божьей, помолился о безопасности путешествия.

— С удовольствием.

От спокойствия в её голосе, подобного спокойствию пасущейся овцы, любопытство Лоуренса выросло выше лёгкого летнего облачка. Это любопытство, конечно, ни в коем случае не должно было проявиться на его лице, но для этого ему пришлось приложить немалые усилия. Не была свойственна Лоуренсу наглость лезть в чужие дела, зато неумение красиво трепать языком — вполне. Подходя к пастушке, собравшейся помолиться за благополучие путешествия, он немного позавидовал Вайсу, меняле из портового города Паццио.

Ещё не следовало забывать об остававшейся в повозке Хоро, ненавидевшей пастухов. Почему-то именно последнее сильнее всего заставляло Лоуренса сдерживать своё любопытство.

Пока Лоуренс думал об этом, пастушка, выполняя его просьбу, схватила посох обеими руками, подняла его над головой и забормотала слова молитвы, держа посох как можно выше:

— Парути, мису, туэро, моро-о. Рю, супинцио, тиратто, куру.

Слова пастушьей молитвы, совершенно не похожие на слова старого языка Священного писания или слова нынешних языков любой страны, звучали всё так же загадочно, сколько бы их ни произносили. Пастухи и сами не знали значения этих слов, но молитва ими о безопасном путешествии являла общность пастухов независимо от страны. Как и последнее действие — после молитвы опустить посох и протяжно протрубить в рожок.

Лоуренс поблагодарил за молитву и протянул потемневшую бронзовую монету. Пастухов принято благодарить такими монетами, а не серебром или золотом, и пастухи не должны отказываться от благодарности. Рука, протянутая пастушкой, казалась лишь чуть большей, чем у Хоро. Положив в ладошку монету, Лоуренс поблагодарил ещё раз. После чего возможности завязать разговор, к его разочарованию, уже не оставалось. Однако, собираясь со словами "Ну, что же..." вернуться на козлы повозки, Лоуренс был остановлен. К его удивлению девушка-пастушка решилась заговорить с ним.

— Это... к Рюбинхайгену едете, кажется? — спросил её высокий чистый голос, не похожий ни на голос Хоро, ни на голос того, кто занимался столь суровым занятием как пастушество.

Лоуренс посмотрел на Хоро. Та, отвернувшись, со скучающим видом сидела на козлах повозки.

— Да. Едем из Поросона.

— Где вы услышали об этой дороге?

— На дороге паломников святого Меторогисы. На днях.

— Вот как... И вам не говорили про волков?

После этих слов у Лоуренса мелькнула догадка, почему пастушка могла с ним заговорить. Вероятно, она подумала, что Лоуренс — это торговец, который выбрал путь, не зная об его опасности.

— Говорили. Но я торопился, потому и выбрал этот путь.

Пояснять насчёт Хоро не было нужды. Чтобы заработать, торговец без колебаний пойдёт и опасной дорогой, на которую по слухам выходят волки, и это не покажется никому странным. Однако именно поведение пастушки показалось ему странным. Словно её что-то разочаровало в его объяснении.

— Вот как... — совсем тихо произнесла она, сникая.

Она словно чего-то ожидала, заговорив с Лоуренсом. Но чего? Вряд ли он сумеет всерьёз подумать об этом, прокручивая их короткий разговор и крутя головой, чтобы следить за поведением Хоро. Пастушка предполагала, что Лоуренс не знал о волках или просто торопился, это всё, что он вынес из разговора.

— Может, что-то случилось? — задал он вопрос, скорее, как мужчина, а не торговец.

Впрочем, стараясь вести себя с должной вежливостью, Лоуренс не забыл о своей торговой улыбке. Хоро за его спиной, вероятно, пребывала в дурном настроении, и он постарался отодвинуть её в угол своего сознания.

— Э?.. у-у... нет... это...

— Что бы ни было. Тебе что-то нужно?

Если перевести разговор в деловую плоскость, язык и голова Лоуренса смогут неплохо развернуться.

Узнав поподробней о девушке, выполнявшей работу пастуха — явление столь же редкое, как встреча с феей, — торговец мог обнаружить нечто, что можно было бы продать. И улыбка его определялась расчётом продать это. Однако последовавшие слова развеяли его намерение.

— Это... я... вы можете нанять меня?.. Вот...

Всё, что собралось к этому моменту в голове Лоуренса с шипением улетучилось, когда пастушка, стоявшая перед ним и сжимавшая обеими руками длинный посох, предложила такое.

Если пастух просит его нанять, значит, он собирается позаботиться об овцах нанимателя. Однако у Лоуренса овец не было. Если что и было, то только нахальная мудрая волчица.

— Э-э, я, как видишь, торговец, причём овцами не торгую. Предложение интересное, но...

— Н-нет, я не о том, — торопливо замахала рукой пастушка.

Потом она сделала несколько шагов, оглядываясь вокруг, будто хотела взять чуток времени и собраться с мыслями. Капюшон не давал увидеть её глаза, но она явно что-то искала. Что-то, что должно было поддержать её предложение.

Уже через мгновенье поиск завершился успехом, Лоуренс даже подумал, не скрывает ли капюшон пастушки такие же уши, как у Хоро. Как бы то ни было, девушке явно полегчало, когда она увидела своего четвероногого чёрного рыцаря, который, как верный слуга, сидел наготове рядом. Своего пастушьего пса.

— Я пастушка. То есть... я могу не только пасти овец, но и отгонять волков, — сказала девушка и приподняла руку, чёрный пёс тут же поднялся. — Если бы вы наняли меня, я бы защитила вас в дороге от волков. Так что?

Пёс тоже гавкнул в поддержку предложения хозяйки, пытавшейся ужасно неловко расхваливать свои умения, и быстро собрал начавшее разбредаться стадо.

Лоуренс никогда не слышал о найме пастухов для защиты от волков, вот нанимать наёмников или рыцарей на опасных путях — другое дело. Конечно, зоркие глаза и чуткие уши пастуха могли бы оказаться полезными. Но чтобы кто-то нанял пастуха, такого слышать ему не приходилось. Он проследил за тем, как пастуший пёс бегает вокруг, словно показывая, как он будет защищать овец от волков, и перевёл взгляд на девушку-пастушку, стоявшую в волнении перед ним. Должно быть, пастушке нечасто выпадал случай улыбаться, её улыбка из-под капюшона сейчас казалась непривычной и неловкой.

Подумав немного, Лоуренс произнёс:

— Погодь чуточку, я спрошу ещё у своей спутницы.

— По-пожалуйста.

Лоуренс ощутил в её голосе такое отчаяние, что сам по себе был готов её нанять немедленно, однако наём предполагает оплату работы, а оплата заставляет торговца выкинуть из головы всё, кроме прибылей и убытков. Он бегом рванулся к Хоро, от нечего делать зевавшей на повозке. Лоуренс решил, что, нанимая представителя враждебного волкам племени пастухов, лучше будет заранее оговорить с волчицей, скучавшей на козлах.

— Эта пастушка, что ты о ней скажешь?

— Мм? Мм!..

Хоро протёрла глаза и перевела взгляд на пастушку, Лоуренс последовал её примеру и увидел, как пастушка, не глядя на них, отдавала команды своему псу. Вряд ли она похвалялась своим умением, скорее, подумал Лоуренс, пастушка просто собирала стадо. Овцы собираются вместе, когда передвигаются куда-то, но, остановившись, сразу разбредаются.

Хоро снова посмотрела на Лоуренса и раздражённо произнесла:

— Я симпатичней.

Конь фыркнул, будто усмехнулся.

— Я не про то, я про её умение.

— Умение?

— Кажется, ты знаешь, что такое быть пастухом? Если она умелая, её стоит нанять. Ты слышала нас.

Коротко взглянув на пастушку, Хоро сердито ответила:

— У тебя же вроде бы есть я.

— Это, конечно, так. Но я никогда не думал об использовании пастуха для защиты от волков. Не станет ли это каким-то новым видом занятия?

Мудрая волчица могла распознавать людскую ложь, следовательно, должна была понять, что в его словах не было неправду, но Хоро смотрела на Лоуренса с подозрением. Впрочем, он тут же понял, в чём дело.

— Меня не сбило с толку то, что она миленькая. По этой части ты намного лучше, — заверил Лоуренс, пожав в заключение плечами.

Так достаточно хорошо?

— Справился кое-как, — едко пробурчала Хоро, но она при этом довольно улыбалась, так что Лоуренс счёл, что она сердилась не всерьёз.

— Так что там с её умением?

На лице Хоро отобразилось отвращение, но она нехотя ответила:

— Не могу ничего сказать определённо, я не видела её в деле с волками, но она где-то среди лучших.

— А немного поточнее...

— Я смогла бы добыть её овец. Но с обычными волками она бы легко справилась, даже с целой стаей.

Это была на удивление высокая оценка.

— Она действительно умеет обращаться с овцами. А самые противные из пастухов — те, у кого есть хорошая собака, с которой они хорошо понимают друг друга. Думаю, здесь сошлись вместе первое и второе. Судя по её голосу, она ещё юна, но уже опасна. Может быть, мне лучше сейчас её...

— Хорошо. Спасибо.

Лоуренс не знал, какова доля шутки в её предложении, может, где-то наполовину, если учесть шелест её хвоста под плащом. Но для Лоуренса было достаточно услышать высокую оценку умения пастушки. Пусть даже нанимаешь кого-то временно, платить всё равно надо. На этой мысли он хотел вернуться к пастушке, но его остановил голос Хоро.

— Ты.

— Мм?

— Похоже, ты решил её нанять.

В голосе Хоро прозвучали обвинительные нотки. Это напомнило Лоуренсу, как она говорила, что ненавидит пастухов.

— Э-э... что. Так сильно ненавидишь?

— Спрашиваешь, ненавижу ли я её, нет, не ненавижу. Вопрос в том, хорошо ли это не для меня, а для тебя.

Удар, нанесённый словно из пустоты.

— Чего?.. — переспросил Лоуренс, откровенно ничего не поняв из слов Хоро.

Та тихо вздохнула и раздражённо прищурила свои красновато-янтарные глаза, загоревшиеся холодными огоньками.

— Наймёшь — это значит, она будет с нами в пути какое-то время. Не будет ли с этим проблем, спрашиваю я.

Глаза Хоро обжигали Лоуренса холодом, глядя на него сверху вниз, так как она сидела на козлах повозки. Но вряд ли ощущение того, что она действительно рассердилась, связано с этим.

Лоуренс поспешно прокручивал в голове их разговор. Почему наём пастушки мог вызвать у Хоро такую ярость?

Кроме её ненависти к пастухам практически ничего он предположить не мог. Перебрав всё, что смогло прийти в голову, Лоуренс вышел на единственный ответ — может, Хоро желала путешествовать с ним вдвоём?

— Тебе это не нравится?

— Мне это не не нравится, — ответила Хоро с такой непринуждённостью, будто всего лишь упрямилась.

Лоуренс невольно усмехнулся.

— До Рюбинхайгена дня два пути. Это так плохо?

— В этом ничего плохого нет...

То, как она это сказала и как при этом на него смотрела, выглядело невероятно мило.

— Ну, ладно, может, и не слишком хорошо, но, пожалуйста, потерпи, — сказал Лоуренс, не в силах сдержать улыбки.

Однако Хоро нахмурилась и произнесла:

— Мне потерпеть — что?

— Ну... то есть... — пробормотал Лоуренс, не то чтобы он боялся сказать Хоро, что она ревнует, просто она тут же начнёт упрямиться и спорить попусту. — Я просто хотел посмотреть, в самом ли деле пастушка сможет сопровождать, чтобы охранять от волков. Дна два сможешь это перетерпеть?

— Деваться мне некуда, но дело не в этом...

— Что значит... — начал, было, Лоуренс, всё больше посматривая на пастушку, но Хоро перебила его.

— Думаю, что если я буду ехать с кем-то посторонним, меня могут раскрыть, — пояснила она. — Мне-то что, но у тебя не будет неприятностей?

При этих словах спина Лоуренса невольно напряглась. Это не бредни и не преувеличение, достаточно посмотреть, как девушка-пастушка, вероятно, заметив взгляд Лоуренса, кивнула. Она словно наблюдала за ними.

Точно. Именно. Вполне возможное дело. Почему он столь ложно истолковал настолько естественное опасение Хоро? Лоуренсу хотелось, чтобы вмиг покрывший его пот мог смыть его оплошность. Чего ради мысль, что Хоро хотела ехать только вдвоём с Лоуренсом, первой пришла ему на ум? Слишком самоуверенно.

Взгляд Хоро пронзал его голову до самого затылка. Малейшие изменения в лице Лоуренса были ей видны даже на расстоянии. Если рядом с тобой мудрая волчица, ей будут видны все тонкости твоей души.

— Щёки. Всё видно, — бросила Хоро, и кровь сразу прилила к лицу Лоуренса. — Ты, мм, не хочу, чтобы ты сам сказал мне это.

Лоуренс медленно повернул к ней лицо и увидел на лице сердитой волчицы выражение одиночества. Она смущённо прикрыла ладошкой рот и произнесла:

— Я... с тобой хочу... путешествовать вдвоём...

После чего стыдливо отвернулась. Через мгновенье она снова повернулась, однако её лицо успело поменяться, её глаза с ледяным холодом смотрели на него.

— Дурень.

Лоуренсу было так неловко и стыдно, что он не смог выдавить в ответ ни звука, его спина ссутулилась, и он не пытался её выпрямить. Однако, когда Лоуренс повернулся с единственным желанием уйти прочь с глаз Хоро, она его остановила. Торговец обернулся, ворча про себя, что хватит над ним смеяться, и вдруг увидел улыбку на лице девушки-волчицы, сидевшей на козлах.

Такая чарующая улыбка. От неё буря в его душе тут же утихла.

— Надо же, — вздохнула Хоро, и Лоуренс горько улыбнулся в ответ. — Ладно, за два дня она ничего не поймёт. Можешь делать, как решил.

И она, зевнув, отвернулась, положив конец этому разговору. Лоуренс кивнул и поспешил к девушке-пастушке. Он почувствовал, что Хоро стала ему ближе, что он понемногу привыкал к ней.

Пастушка ждала, сжимая руками свой посох.

— Прости, что заставил тебя ждать.

— Нет. Ни-ничего.

— Проводишь нас до Рюбинхайгена за сорок торие? Если на нас действительно нападут волки, и ты обеспечишь нашу безопасность, будет дополнительная плата.

Разговор Лоуренса с Хоро затянулся, вероятно, пастушка уже думала, что ей откажут. Девушка какое-то время стояла с открытым ртом, пока слова не дошли, похоже, до её сознания, тогда она торопливо кивнула.

— Хо-хорошо.

— Договорились.

Лоуренс протянул руку для рукопожатия, чтобы подтвердить устный договор, и в этот момент понял, что ещё не знает имени пастушки.

— Можно узнать твоё имя?

— А... из... извини.

Когда пастушке напомнили про имя, она похоже, вспомнила, что её лицо всё ещё закрыто капюшоном, и она поспешно откинула его назад. От открывшегося лица вдруг повеяло спокойствием, умиротворявшим душу Лоуренса, пребывавшего рядом с Хоро в постоянном напряжении.

Это было лицо девушки слабой и робкой, как овечка. Её тусклых светлых волос, собранных в хвостик на затылке, похоже, никогда не касался гребень. Её излишне худое лицо украшали прекрасные тёмно-карие глаза. Пожалуй, слово "бедность" лучше всего передавало оставляемое девушкой впечатление.

— Но... Нора Арент.

— Представлюсь снова — Крафт Лоуренс. В деловых отношениях — Лоуренс.

Нора нерешительно протянула свою руку, её ладошка была чуть больше, чем у Хоро, Лоуренс её пожал, что, видимо, придало пастушке немного смелости, и она ответила слабым рукопожатием. Ладонь у неё была почти такой же, как у Хоро, но жёсткой, как и подобало пастушке.

— Что ж, пожалуйста, проводи нас до Рюбинхайгена.

— Хорошо.

Её улыбка была мягкой, как летняя трава.

Судя по всему, впечатление, что с овцами можно двигаться только медленно, было ошибочным. Овечьи ноги оказались достаточно расторопными, и повозка вырывалась немного лишь на спусках. Овечье блеянье звучало всё так же лениво, но стадо бежало по дороге подобно струившейся белой ткани. И Нора, конечно, без труда шла наравне с повозкой.

Сейчас овцы бежали по дороге впереди, Нора шла за ними, а после неё двигалась повозка Лоуренса.

Когда Нора звала: "Энек!", пастуший пёс стрелой мчался к ней, словно сгусток чёрного пламени, а потом прыгал рядом с ней, будто ему не терпелось получить очередную команду. Затем, повинуясь звяканью колокольчика на посохе и взгляду хозяйки, бросался обратно к овцам.

Лоуренс не слишком хорошо разбирался в пастушьих навыках, но со своим псом у Норы было полное взаимопонимание. Такого невозможно достичь за день или два.

Но Энек на вид был довольно солидного возраста. А Норе — лет семнадцать, самое большее — восемнадцать, так что, может быть, пастуший пёс достался ей от родителей-пастухов. Любопытство торговца не оставило Лоуренсу иного выхода.

— Госпожа Нора.

— Да?

— Ты давно работаешь пастушкой?

Нора, звякнув колокольчиком, подала посохом знак, сбавила ход и, когда повозка нагнала её, пошла справа от козел. На левой половине Хоро, похоже, отдала всю себя дрёме.

— Пока что четыре года.

Если научиться песнопению, ритуальным танцам и молитве пастухов, исполняемым по просьбам путешественников, уже можно считаться пастухом, так что нередко очень молодые пастухи имеют десятилетний опыт работы. Даже без посоха и пастушьего пса можно быть приличным пастухом, если уметь подгонять овец деревянным прутом.

— Своего пса... этого... Энека ты сама учила?

— Нет, я его подобрала.

Ответ удивил Лоуренса. Хороший пастуший пёс — принадлежность пастуха, трудно представить, чтобы его случайно забыли. На ум пришёл единственный ответ. Предыдущий хозяин оставил пса, потому что перестал заниматься пастушеством.

— С того времени, как я подобрала Энека, я и стала пастушкой.

— А до того? — не мог не спросить Лоуренс.

— Мне позволили жить в приюте для бедных при монастыре, где я помогала.

Нехорошо копаться в чужом прошлом, однако Нора не обиделась и бесхитростно ответила. Девушка в роли пастуха — редкость, так что она, возможно, привыкла к любопытству окружающих.

Однако, раз ей позволили жить в приюте, значит, у неё не было ни родственников, ни имущества, и в том, что она стала хорошей пастушкой, можно усматривать Божью милость.

— Это удача, что я встретила Энека, потому что я всегда мечтала о самостоятельной работе, даже тогда, когда обо мне заботились в приюте.

— Твои ежедневные молитвы были услышаны.

— Верно. Единственное, что я могу подумать, это то, что Бог в самом деле свёл меня с Энеком.

Звякнул колокольчик, и Энек бегом вернулся к хозяйке. В тот момент, когда лапы пса застучали когтями о землю, Хоро вздрогнула и теснее прижалась к Лоуренсу. Вероятно, то, что она заметила бы приближение волков и во сне, было правдой.

— Мы встретились как раз тогда, когда приют разорился из-за торговца, обманом скупившего землю.

Было немного неприятно слышать о торговце-обманщике, но такая ситуация была вполне обычной.

— Когда я встретила Энека, он был весь в грязи и в ранах.

— Волки?

Лоуренс ощутил, как Хоро дёрнулась, словно его предположение задело её. Не исключено, что она лишь притворялась спящей.

— Нет, думаю, разбойники или наёмники... Там волки не попадались. В общем, он с этим посохом прятался под скалой на склоне.

— Понятно.

Нора погладила Энеку шею, и тот радостно гавкнул.

Лоуренс был уверен, что прятавшийся под скалой полуживой Энек был не единственным пострадавшим в той истории. Большинство вышвырнутых из приюта наверняка умерли от голода. Связь между животным и человеком, вместе пережившими невзгоды, будет всеохватной.

Кроме того, пастушество — суровое занятие для одиноких людей. Энек — почти единственный, с кем Нора могла поговорить. Во всяком случае с собаками приятнее разговаривать, чем с более равнодушными лошадями.

— Однако, для меня это впервые, когда пастух предлагает сопровождать ради защиты.

— Э?

— Обычно же пастухи этого не делают, — сказал Лоуренс со смехом.

Нора растерялась и смутилась.

— Это...

— А?

— Я хотела поговорить с кем-нибудь...

Похоже, пастушьи посохи такие длинные, чтобы можно было надёжно опереться на них. И Лоуренс, конечно, мог понять это чувство Норы. Потому что редкий человек, живущий вне города, не сталкивается с ощущением одиночества.

— Но есть и ещё кое-что, — теперь лицо Норы немного оживилось, и она продолжила, переведя взгляд вперёд, — я хочу быть портнихой.

— А-а, значит, вступительный взнос в гильдию?

Нора немного смутилась, вероятно, многим неловко говорить о деньгах, не будучи торговцами.

— В последнее время вступительные взносы везде в городах высокие. Ну-у, это не считая новых городов.

— Вот как?

Её красивые тёмно-карие глаза сияли столь понятным светом ожидания, и Лоуренс улыбнулся при виде этого сияния. Те, кто живут дорогой, знают это извечное желание найти в городе работу и обосноваться там. Для девушки, занятой нелёгким даже для крепкого мужчины делом, это ещё более верно.

— В некоторых новых городах вступить в гильдию можно иногда даже бесплатно.

— Ммм, бесплатно... — пробормотала Нора с таким видом, будто она услышала нечто невероятное.

Лоуренс, глядя на неё, почувствовал себя совершенно спокойно, словно он освободился от того влияния, которое последнее время оказывала на него Хоро.

— Встречая по дороге торговцев, расспрашивай их почаще, не собираются ли где-то построить новый город. Если кто-то из них об этом будет знать, он с радостью тебе об этом расскажет.

Лицо Норы сияло, словно ей поведали о настоящем сокровище, она с готовностью кивнула, улыбаясь улыбкой предвкушения. Он правильно сделал, что научил её такой мелочи, если она так счастливо выглядит.

Кроме того, от Норы исходило что-то такое, что вызывало желание ей помочь. Лоуренс будто сам ощутил, как усердно она работала своими хрупкими руками. И он ещё подумал, не стоило ли волчице, сидевшей рядом и пасть которой могла бы справиться с тысячами и тысячами торговцев, немного поучиться у этой пастушки. Но всё же не осмелился даже самому себе признаться, что тогда Хоро стала бы намного милее.

— Однако новых городов в последнее время строят всё меньше, поэтому стоит молиться Господу о такой удаче, как получение постоянного заработка, — осторожно сказал Лоуренс.

— Да. А ещё Бог разозлится, если всё время только лишь полагаться на него.

Лоуренс думал, что его слова разочаруют Нору и был удивлён тем, что она ответила шуткой и улыбнулась. Если бы рядом с ним не сидела Хоро, он предложил бы пастушке занять место на козлах повозки.

Стоило ему подумать об этом, упомянутая в его мыслях Хоро зашевелилась, и Лоуренс поспешил снова заговорить:

— Э... это... мне как торговцу кажется более выгодным сопровождать торговцев, чем пасти овец. И ещё эти жёсткие споры за пастбища, да?

Нора ответила с небольшой заминкой, по которой было ясно, что ей приходилось непросто.

— Да, верно... — тихо произнесла она с горькой улыбкой. — Везде, где места безопасные, есть другие пастухи.

— И, похоже, остаются только места, про которые знают, что там много волков.

— Да.

— С волками много проблем, — сказал Лоуренс, и вдруг его бедро пронзила острая боль, от которой он подскочил на козлах. — Ой!

Нора посмотрела на него с недоумением, но он изобразил недоумение и опустился на место.

Это, конечно, притворявшаяся спящей Хоро ущипнула Лоуренса.

— Волки тоже хотят есть, и иногда их целью становимся и мы... Я бы хотела насколько возможно быть в безопасных местах, — призналась Нора.

— Волки хитроумны и коварны, — добавил Лоуренс, скорее, в пику ущипнувшей его Хоро, а не в ответ на слова Норы.

— Не стану говорить плохого о них, потому что они могут услышать, — чуть пожав плечами, по-детски очаровательно откликнулась Нора.

— И верно, — конечно, согласился Лоуренс, ведь рядом действительно сидела волчица. — Но раз ты можешь обеспечить безопасность овцам в местах, по общему мнению, занятых волками, разве тебе не стоило бы доверить много овец?

— Нет, я остаюсь невредимой благодаря благословению Божьему... Кроме того, я благодарна уже за то, что мне дают работу. Овец и так много.

По мнению Лоуренса Нора явно скромничала, в то же время ему казалось, что её улыбка таила что-то ещё. Предположений, достойных рассмотрения, у него было не очень много. Возможно, Нора была недовольна работодателем. Как бы Лоуренс ни говорил, что лезть в чужие дела нехорошо, желание разузнать получше взяло верх.

— Может быть, твой работодатель попросту слеп. Возможно, тебе стоило бы решиться и заменить его.

Пастушество — это всё-таки род деятельности людей, а значит, стремиться к лучшему вполне естественно.

Однако Нору его слова удивили, её голос прозвучал громче:

— Э, заменить его — это слишком для меня.

Вряд ли слух её работодателя превосходил по чуткости волчий. Так что, судя по всему, она так и думала.

— Прости меня, мне жаль. Просто как торговец я оцениваю всё с позиции прибыли и убытков.

— А, не-нет, — заторопилась Нора, а потом пробормотала, словно не веря самой себе. — Это...

— Да?

— Это... менять работодателя... дело обычное?

Неожиданный вопрос.

— Ну, скажем, если тебе не нравятся условия, ничего страшного, чтобы найти другого работодателя.

— Вот как...

Судя по словам Норы, она действительно была недовольна. Однако её удивили слова о перемене работодателя, сама мысль об этом показалась ей настолько же нелепой, как достать до голубого неба. Исходя из этого, можно догадаться, кто давал Норе работу.

Родных у Норы не было, и найти кого-то, кто вверил бы её заботам овец, задача очень трудная. Собственно, если пастухом является опытный мужчина, от него ждут, что он убережёт восемь овец из десяти. Если поручить это дело слабой на вид Норе, то возвращение более пяти овец из десяти может показаться подозрительным. Это значит, что никто из тех, кто считает прибыли и убытки, не доверил бы овец Норе, понуждаемый сострадательным сердцем.

Короче говоря...

— Прости, это тебе Церковь дала работу?

Огромное изумление на лице Норы доставило некоторое удовольствие Лоуренсу.

— Ка... как это...

— Это тайна, доступная только торговцам, — ответил со смехом Лоуренс.

Хоро тут же несильно наступила ему на ногу. Чтобы не задавался.

— Нет, в общем... Да. Я забочусь об овцах, которых дал священник из церкви.

— Если ты работаешь при церкви, тебе не надо беспокоиться о работе. Тебе попался хороший работодатель.

Вероятно, священник этот был связан с приютом. В мире немыслимо часто знакомства важнее способностей или удачи.

— Да, мне действительно повезло, — улыбнулась Нора.

Однако для торговца, привыкшего доискиваться до истины в торговых переговорах, приправляемых ложью и лестью, было слишком легко раскрыть неискренность этой улыбки.

Нора вдруг отвернулась и отдала команду Энеку, Лоуренс взглянул на Хоро и увидел, что она смотрит на него. Впрочем, она тут же отвернулась и закрыла глаза. Возможно, она сказала бы, что не испытывает сочувствия, если бы заговорила.

— Мне доверили овец, и они действительно заботятся обо мне.

Лоуренсу было больно осознавать, что Нора говорила это наполовину для самой себя. И он мог понять причину, по которой лицо Норы неискренно.

Церковь не даёт Норе работу, а следит за ней. Конечно, изначально овец ей могли дать из милосердия. Поэтому мысль сменить нанимателя должна ей казаться недостижимей голубого неба.

Однако, как уже давно повелось, в пастухах видели чуть ли не язычников. Если же за эту работу возьмётся женщина, в которой и так часто видят прислужниц дьявола и подвергают за это незаслуженным гонениям, Церковь будет упрямо её подозревать. А если она проявит хорошие способности — будет просто прекрасно. Можно не сомневаться в том, что это языческая колдунья. Такие у Церкви представления.

Как бы Нора ни пыталась не обращать внимания на такое отношение, не заметить его она не могла. И ожидать хорошей оплаты в такой ситуации она не могла. Нет сомнений, что ей платят достаточно мало, и не похоже, что она могла накопить денег. Поэтому и предложила Лоуренсу сопровождать его в дороге.

Но чутьё торговца подсказывало, что лучше этого всего не касаться. Любопытство он своё удовлетворил. Если идти дальше, придётся взять на себя ответственность за последствия.

— Понятно. Тогда не думаю, что тебе стоит менять нанимателя.

— Правда?

— Да. Церковь — это место, где восхваляется бедность, так что заработок там будет скромным, однако, пока Господь не покинет нас, Церковь никуда не денется. А значит, никуда не денется и работа. Не пропадёт работа, будет тебе пропитание. Нужно быть благодарными за это, верно?

Если раздуть сомнения Норы и посоветовать ей сменить нанимателя, может оказаться, что никто не захочет нанимать пастушку, вызвавшую пристальное внимание Церкви. Лоуренсу было бы тяжело лишить работы одинокую девушку. Однако он не солгал ни слова, и Нора, похоже, думала так же. Она несколько раз медленно кивнула и сказала:

— Верно.

На самом деле лучше всё же иметь работу. Тем не менее, Лоуренс хотел оставить и место надежде, он откашлялся и заговорил, стараясь, чтобы его голос прозвучал пободрее.

— Вообще-то я знаю кое-кого в Рюбинхайгене и порасспрошу, не нужно ли кому-то из торговцев сопровождение и защита от волков. Бог не требует отказываться от подработок.

— Это правда? Спасибо за хлопоты.

При виде ярко просиявшего лица Норы глаза Лоуренса чуть прищурились от тёплого чувства внутри. Что ж, теперь он не мог считать дурнем Вайса, менялу и бабника из портового города Паццио.

Всё же от Норы исходило ощущение редкостной свежести, отличавшее её от городских девушек, дочерей мастеровых или городских торговцев. А монахини монастырей, обычно серьёзные и прямодушные, не интересовались подобными мирскими вещами или старались подавлять свои радости и печали. Казалось, что Нора похожа на монахиню, изменившую всё самое скучное в себе в лучшую сторону.

Не нужно быть обязательно бабником, чтобы с удовольствием думать о ней. И пастуший пёс Энек, хвост которого радостно приветствовал Нору, определённо являлся самцом.

— Для тех, кто живёт кочевой жизнью, жить в городе — общая мечта, — произнёс Лоуренс.

Утверждение, несомненно, верное.

Нора кивнула и уверенным жестом подняла посох. Повинуясь жесту и звону колокольчика, Энек убежал и аккуратно собрал овец ближе к дороге.

Потом Лоуренс с Норой с интересом стали обсуждать дорожную еду, пока, наконец, в конце обширного луга они не выбрались на пологую дорогу, с которой отрывался свободный обзор во все стороны.

Ночь для пастуха начинается очень рано. Ещё не зашло солнце, когда они выбрали место для ночёвки, а к тому времени, когда солнце стало совсем красным — крестьяне в такой час уходят с полей домой, пастушка уже спала, свернувшись калачиком. Очень скоро после захода солнца ей предстояло проснуться и до утра смотреть за овцами со своим псом. Потом, незадолго до рассвета, она поспит ещё немного, доверив овец своему псу. Одна из основных тягот пастушества состоит в недостатке сна. Торговцу можно спать всю ночь, в этом отношении занятие торговлей намного легче.

Вечерняя прохлада не достигла той степени, когда нужно разводить костёр, потому Лоуренс, зажав в зубах кусок вяленого мяса, забрался в повозку отдохнуть. Оттуда он мог видеть свернувшуюся прямо на земле у обочины дороги спящую Нору. Он предложил ей воспользоваться повозкой, но Нора предпочла по привычке свернуться калачиком в каком-то углублении на траве.

— Тяжёлая работа, — пробормотал вполголоса Лоуренс, отрывая взгляд от пастушки.

Справа от него сидела Хоро, принявшаяся ухаживать за хвостом, как только Нора сомкнула глаза. Лоуренс посмотрел сбоку на неё, раздумывая, как это ей не надоедает ухаживать за шерстью по многу раз за день.

— Ежедневный уход за хвостом очень важен, — вдруг произнесла Хоро.

Сначала Лоуренс не понял, к чему это было сказано, но соотнеся её слова со своими, догадался. Похоже, Хоро ответила ему. Теперь же она подняла голову, с недоумением посмотрела на него и негромко рассмеялась:

— О-о, ты, наверное, про ту мелкую девчонку.

— Точнее, про Нору Арент.

Хоро не без вызова в своём раздражении назвала Нору "мелкой девчонкой". Это показалось занятным Лоуренсу, и он намеренно уточнил её имя. Тогда Хоро посмотрела на Нору, и он последовал за её взглядом. В следующий момент Хоро схватила зубами мясо, свисавшее у Лоуренса изо рта, и вырвала его. Некоторое время Лоуренс в изумлении оторопело смотрел на неё, а придя в себя, рванулся к ней, чтобы вернуть мясо, но наткнулся на её грозный взгляд и отдёрнул руку.

Лоуренс чувствовал, что это, кажется, не было поддразниванием, Хоро пребывала в весьма мрачном состоянии духа. Однако продолжала сидеть рядом с Лоуренсом, значит, её гнев был направлен не на него. Очевидно, что существовала только одна причина, по которой Хоро была не в духе.

— Вот почему я сначала посоветовался с тобой, — сказал Лоуренс, ощущая, что он оправдывается.

Услышав это, Хоро фыркнула:

— Я даже не могу расчесать свой хвост.

— Наверное, можно было перейти с козел в повозку?

— Хмм, чтобы я делала это в повозке...

— И что, если бы делала там?

Хоро неожиданно не стала отвечать Лоуренсу и, не желая дальше говорить, плотно сдавила губами кусок мяса, который держала зубами. Ему было любопытно, что за слова она при этом проглотила, но, показав, что он ждёт продолжения, Лоуренс мог рассердить Хоро ещё сильнее. Поэтому он отвернулся от неё, яростной, как раненая лошадь, и приложился к кожаному меху с водой.

Позже, когда уже почти стемнело, и Лоуренс думал уже не о Хоро, а о том, не разжечь ли уже костёр, она вдруг коротко заметила:

— Похоже, у тебя была долгая беседа.

— Мм, в смысле с Норой?

Хоро сидела, продолжая держать в зубах отобранный у Лоуренса кусок мяса, и смотрела на свой хвост, но, кажется, видела не предмет своей гордости, а что-то иное.

— Она хотела поговорить, — продолжил Лоуренс, не дождавшись ответа. — Почему я должен был отказаться?

Конечно, он разговаривал с пастушкой, с одной из тех, кого Хоро ненавидела, но Лоуренс не думал, что мудрая волчица могла мыслить так узко.

К тому же Хоро всё время притворялась спящей. Нора вроде бы время от времени поглядывала на Хоро, желая с ней поговорить, тем более, что Хоро на вид была ей ровесницей, но в итоге пастушка лишь узнала её имя. Если бы Хоро сама захотела, она всегда могла бы присоединиться к разговору.

— И потом мне впервые за долгое время довелось побеседовать с обычной девушкой, — добавил Лоуренс, продолжая смотреть на Нору.

Потом он перевёл взгляд на Хоро и вздрогнул — выражение её лица изменилось. Впрочем, это изменение несколько расстроило его, ожидавшего увидеть Хоро, терзаемую ревностью до слёз.

Но она смотрела на Лоуренса с жалостью.

— Ты, этой мелкой девчонке не понравилось с тобой разговаривать, почувствовал ли ты это?

— Что... — вырвалось у Лоуренса.

Он начал было поворачиваться к Норе, но разу прервал своё движение. Не быть торговцем тому, кто вечно попадается на одну и ту же уловку. Лоуренс был уверен, что его шея не шевельнулась, и, заставив себя успокоиться, он припомнил слова одного менестреля, которого ему довелось где-то слышать.

— Что ж, наверное, так и должно быть, ибо наслаждение от любви, вдруг зажегшейся, быстро угасает вместе с любовью.

Как ни странно, эти слова, воспринятые им со скепсисом, когда Лоуренс услышал их впервые, сейчас, озвученные им самим, заставили его осознать их истинность. Постепенно добиваться любви — это куда большее наслаждение, чем если в тебя разом влюбятся.

Но для Хоро эти слова, похоже, оказались слишком неожиданными. Её застывшее лицо и выпавший изо рта кусок вяленого мяса красноречиво свидетельствовали о степени её изумления.

— Разве я не хорошо сказал? — спросил Лоуренс наполовину в шутку.

Впрочем, он так думал и всерьёз.

Однако Хоро вдруг расхохоталась после его слов, словно вызванная ими волна отхлынула и вернулась через миг настоящим цунами.

— Гу-ху-ху... гха-ха-ха, просто кошмарно, бху-ху... ха-ха-ха...

Её тело сгибалось пополам от хохота, держась за живот, Хоро несколько раз пробовала остановиться, но снова срывалась в безудержный смех. Даже в закатном свете было видно, каким ярко-красным стало её лицо, она, наконец, сдалась и обессилено рухнула на кучу доспехов, продолжая смеяться.

Сначала Лоуренс присоединился к её смеху, но при виде такого поведения Хоро он не мог не почувствовать раздражение.

Хвост с вычищенной вздыбившейся шерстью выглядел пушистее обычного и бился о дно повозки, словно моля о помощи.

— Эй, слишком много смеёшься.

Когда над ним смеялись так долго, это уже не казалось ему интересным.

— Надо же, — пробурчал он и снова приложился к кожаному меху с водой, чтобы заодно проглотить её смех, свою злость и чувство неловкости от слов менестреля, которые не следовало произносить.

— Ху... ху... о-о, ну и насмеялась я. Ху-ху.

— Теперь вроде закончила? — со вздохом уточнил Лоуренс, глядя на опускавшееся за горизонт солнце.

Пусть он и был неправ, но смотреть на Хоро ему не хотелось.

— Ну. У тебя, оказывается, есть в запасе и такой изумительный довод.

Лоуренс покосился на Хоро, лежавшей на куче доспехов без сил из-за приступа смеха, от которого у неё даже слёзы выступили. Она и впрямь еле дышала, насмеявшись, похоже, до таких колик в боку, будто бежала изо всех сил.

— Что ж, если тебе лучше, то и ладно.

Как бы Хоро ни ненавидела пастухов, Лоуренс чувствовал, что её настроение слишком уж испорчено. Маловероятно, чтобы Хоро серьёзно ревновала лишь из-за того, что он приятно с кем-то переговорил, и вряд ли она не сумела бы найти возможность позаботиться о своём хвосте. Лоуренс ещё подумал, не страдала ли Хоро от излишней стеснительности, но, вспомнив их первую встречу, решил, что ей такое не свойственно.

— Мм? Твоё настроение улучшилось?

Волчьи уши Хоро дёрнулись, она, перестав смеяться, с вопросом взглянула на Лоуренса мокрыми глазами. Она будто заметила что-то странное.

— Ну, вроде бы ты была в не в духе. Не могла позаботиться о своём хвосте.

— О-о... — протянула Хоро, будто только сейчас вспомнив об этом. — Верно.

Когда она это сказала, её лицо уже приняло спокойное выражение. Она поднялась с доспехов, села на дно повозки и вытерла глаза. Она изобразила, что лишь сейчас вспомнила о хвосте, и потому можно было сказать, что беспокоил её вовсе не хвост. Он был лишь поводом выплеснуть своё недовольство, в действительности причина была в ином.

— Что поделать, — произнесла Хоро, её хвост опустился, коснувшись кончиком дна повозки. — И потом, я посмеялась над тем, чем ты меня удивил.

Она хихикнула, словно снова вспомнив об этом, и отвернулась.

— Та мелкая девчонка, может быть, уже начала мёрзнуть.

Эти слова вернули Лоуренсу к действительности. Солнце зашло, небо на востоке налилось ультрамарином. Пора разжигать костёр.

Лоуренс слышал, что пастухи огня не разводят, а всё потому что им надо стеречь овец и догнать в темноте ту, что попытается отбиться от остальных, свет огня помешал бы им видеть во мраке, и поэтому пастухи должны быть привычны к холоду. Это промелькнуло в голове Лоуренса, когда он посмотрел на свернувшуюся калачиком в траве спящую Нору.

В следующий миг Лоуренс ощутил, как что-то коснулось его губ, опустив глаза, он увидел, что Хоро поднесла к его губам кусок вяленого мяса.

— Плата за смех.

— Столько было смеха — и только один кусочек мяса?

— Может, не хочешь? — довольно улыбнулась Хоро.

Лоуренсу стало неловко, но он всё же попытались ухватить мясо зубами. Но зубы его сомкнулись в воздухе — Хоро успела отдёрнуть кусок.

Он каждый раз проигрывал ей, давая повод за поводом для насмешек над собой. Не будучи способным справиться с такой её детской шаловливостью, он предпочёл не обратить на Хоро внимания. И потом, если не разжечь хороший костёр, придётся сидеть в ночном холоде и есть холодную еду, так что Лоуренс схватился за борт повозки, чтобы слезть.

И в этот момент Хоро схватила его за одежду и приблизилась к его лицу. Лоуренс несколько растерялся. Её ещё мокрые от слезинок ресницы блестели тёмно-красным цветом в последних красках закатного неба.

— По-моему сырая баранина время от времени — это неплохо, как думаешь?

Острые клыки, показавшиеся изо рта Хоро, и блеяние овцы в сумерках делали эти слова мало похожими на шутку. И, в конце концов, она действительно была волчицей.

Лоуренс слегка хлопнул её по голове, чтобы впредь так не шутила, и слез с повозки. Хоро сначала поджала губы, потом, не выдержав, рассмеялась и передала Лоуренсу с повозки дрова и солому для костра.

Глава третья

Чтобы въехать в город Рюбинхайген, надо пройти целых две проверки. Одну — непосредственно на въезде в городские ворота, другую — ещё на дорогах, ведущих к этому большому городу, где на некотором удалении от городских стен были оборудованы дополнительные места осмотра. Это объяснялось размерами Рюбинхайгена и огромным потоком людей, проходивших через все ворота города, и потому люди при въезде сначала осматривались со своим грузом за пределами города, получали разрешение на проезд, с которым уже досматривались на воротах. Обычные путешественники без этого разрешения к воротам не допускаются. Может быть, одной из причин для таких мер была борьба с контрабандистами и фальшивомонетчиками, промысел которых тяготеет к большим городам.

Дорогу, которой добирались к городу Лоуренс, Хоро и Нора с овцами и псом, судя по её виду, почти не использовали обычные путешественники, поэтому пройти осмотр здесь было проще. К тому же охранники явно хорошо знали пастушку. Нора прогнала овец через сооружение из камня и досок, сужавшее проход, Лоуренс с Хоро на их повозке были допущены туда же после осмотра груза.

Когда они прошли это место, перед ними престали мощные, суровые стены Рюбинхайгена. В этих местах не действовала светская власть, здесь фактически правил церковный город Рюбинхайген, стены которого вряд ли могли пасть перед кем-либо. Город окружал вырытый в земле и укреплённый стеной из брёвен ров. Сами же городские стены не только полностью окружали город, в них ещё были устроены сторожевые башни на одинаковом расстоянии друг от друга. Такими стенами защищали обычно не города, а замки, и Хоро не смогла сдержать восклицания, когда с вершины холма открылся прекрасный вид на это великолепие.

Под городскими стенами раскинулись поля, и дороги к городу прорезались через них.

Путникам встретилось стадо свиней, за которыми следовали селяне, но по большей части по дорогам двигались вереницы караванов. Белые пятна, похожие на коврики, двигались по полям на удалении от города, судя по всему, это были стада овец под присмотром пастухов. Такие стада нередко могли насчитывать свыше сотни овец. Учитывая потребность Рюбинхайгена в мясе, в городе должно было быть достаточно пастухов, способных водить такие стада.

В общем, этот город оставлял впечатление необыкновенного во всех отношениях.

Спустившись с холма и выехав на эту живописную местность, Лоуренс со своим сопровождением продвигался по дороге, прорезавшей поле. Город был настолько огромен, что с холма казалось, что до него рукой подать, но ехать пришлось довольно долго. Кроме того, овцы Норы то и дело отвлекались на урожай, созревавший по обеим сторонам дороги, что также задерживало движение, и потребовалось немало времени, чтобы, наконец, добраться до того места, откуда уже можно было различить узоры на стенах. Здесь пути торговца и пастушки расходились.

Лоуренс протянул Норе две серебряные монеты.

— Вот обещанные сорок торие.

Торие — мелкая медная монета. Но Лоуренс подумал, что горсть из сорока медных монет — слишком громоздко, а если Нора обменяет два серебряка Лоуренса у менялы, получит около сорока пяти торие. И он дал серебро вместо меди в расчёте на определённую благодарность Норы. К счастью, двигаясь с Норой, они так и не встретили волков, но умение Норы впечатлило даже далёкого от пастушества Лоуренса. Да и мнение Хоро о ней как о пастушке было тоже высоким. Так что Лоуренс как бы вкладывал деньги в будущие возможности.

— Э-э, но, обменяв деньги, я получу слишком много.

— Это задел на будущее.

— Задел?

— Если завести знакомство с хорошим пастухом, можно получить нежданную прибыль в торговле шерстью.

Нора сдалась и, весело рассмеявшись, взяла серебряные монетки.

— Наша торговая гильдия — гильдия Роэн, если ты соберёшься снова выйти с овцами, можешь зайти. Может, я познакомлю с кем-то из торговцев, нуждающихся в сопровождении.

— Да.

— А, спрошу ещё, ты можешь сопровождать вот по тем местам, где мы шли?

— Это... Касрата, Поросон — туда ещё можно. А, ещё до Рамторы тоже.

Касрата находилась довольно далеко, и в ней не было ничего примечательного, однако упоминание Рамторы удивило Лоуренса. Это был один из немногих городов, независимых от Рюбинхайгена, подчинившего себе почти всё в округе. Он лежал от Рюбинхайгена к северу, недалеко, судя по карте, если идти по дороге, по которой Лоуренс с Хоро и Норой двигались сюда. Однако недалеко от Рамторы лежал лес, в который даже рыцари опасались заходить, потому-то Рюбинхайгену и не удалось овладеть этим городом, одним-единственным из тех мест, где жило много язычников.

Из-за леса до Рамторы обычно добирались окружной дорогой, пользоваться которой утруждали себя немногие, говорить о сопровождении по окружной дороге не имело смысла. А раз так, то должно было найтись немало торговцев, готовых пойти в Рамтору напрямик.

— Рамтора, значит. Тогда могут найтись желающие.

— Большое спасибо, — лицо Норы сразу просияло, она низко поклонилась, похоже, этому её научили в приюте.

— Ладно, теперь нам надо к юго-восточным воротам, так что — до встречи.

— Да. Буду ждать встречи, — ответила Нора, звякнув колокольчиком.

Лоуренс кивнул и направил коня налево.

Рюбинхайген — очень большой город, насчитывавший семнадцать больших ворот для въезда-выезда. Для тех, у кого было много овец или иного скота, были выделены особые ворота, и Нора должна была зайти там. Что же до Лоуренса, то он учитывал сложную, запутанную застройку, свойственную развитым городам, из-за чего было целесообразно въезжать в ворота, ближайшие к месту назначения в городе. Город был действительно слишком велик.

Однако, пустив коня к нужным воротам, Лоуренс испытал смутное беспокойство и оглянулся — Нора всё ещё стояла и смотрела на отъезжавшую повозку. Заметив, что Лоуренс оглянулся, Нора отчаянно замахала рукой. Он не мог не оглянуться, но опасался новых насмешек Хоро и украдкой покосился на свою спутницу — та, как оказалось, смотрела прямо на него, словно знала, что творилось в его голове.

— Я такая злюка, так ты думаешь, да?

Криво усмехнувшись, Лоуренс помахал Норе в ответ рукой, а потом снова повернулся вперёд.

Получив разрешение на проезд к воротам, Лоуренс стал прикидывать возможную величину пошлины на доспехи, и в этот момент Хоро перебила его занятие ехидным замечанием:

— Хм-м. Интересно, каковы на вкус персики, выдержанные в меду. Жду, не дождусь.

— Ммм... ты ещё помнишь...

— Ты, что, хочешь сказать, что не купишь?

От её улыбки и милого поворота головы у Лоуренса душа в пятки ушла. Он отвернулся и с трудом выговорил, полагаясь на чудодейственность слов, как на молитву:

— Если это не продать, тогда купить не удастся.

— Конечно же, — ответила Хоро, словно не сомневалась в том, что доспехи будут проданы.

— А, ещё вот что, тебе стоит получше изображать монахиню, чем это было на этом осмотре. Если хорошо справишься с этим, нас легче пропустят на досмотре у ворот.

— Мм. Я не настолько глупа, чтобы затеять какую-то суматоху в таком большом городе. Но разве я не похожа на монахиню?

— Кажется, это для тебя не будет проблемой, — честно ответил Лоуренс и тут же пожалел.

Ведь Хоро говорила, что несколько раз была напугана, когда приходилось сталкиваться с Церковью. Она могла разозлиться, если он скажет, что она похожа на монахиню.

— Мм... ху-ху. Кажется, ты разглядел, — хихикнула, тем не менее, Хоро с видимым удовольствием.

— Вроде бы не разозлилась...

— Мм? Зачем бы мне злиться?

— Не... ну, это... Церковь тебе вроде как бы враг.

— Не совсем так. Там есть и такие люди, как ты. А монахини в большинстве своём добрые. И есть много красивых, даже с точки зрения волчицы. Красота и уродство не зависят от того, какого ты рода.

Понятно, Лоуренс был рад, что Хоро не рассердилась. И потом, красивых монахинь было действительно много. Причиной тому могли быть послушание, целомудрие и бедность, которым они упорно следовали, но, скорее, их красота объяснялась тем, что многие монахини были незаконнорожденными детьми аристократов.

Есть немало как женщин, пожелавших быть содержанками аристократов и использовавших для этого в качестве оружия свою красоту, так и мужчин, соблазнявших дочерей аристократических родов, их оружием служат умение владеть оружием или стихосложением. Дети, рождавшиеся от этих связей и связанные с аристократическими родами, часто вырастали более здоровыми, чем рождённые законным образом. Может, потому что мужчины и женщины, пытавшиеся пролезть в аристократический род, были здоровее сами по себе. А так как такие дети могут вносить смуту в наследование титулов и земель, их часто заключают в монастыри. И потому в монастырях встречалось много красивых мужчин и женщин.

— Ну, я, конечно, не смогла бы жить, постоянно терзая себя голодом их беспрестанных постов.

Лоуренс только рассмеялся.

За этим разговором Лоуренс и Хоро проехали вдоль стены, пока перед ними не вырисовалась оживлённая толпа, собравшаяся у юго-восточного въезда в город. Большие ворота были открыты наружу, через них в обоих направлениях один за другим двигались люди.

Людей и их вещи осматривали после того, как они входили в ворота, досмотром занималось немалое число стражников, и дело двигалось довольно быстро несмотря на большое количество путников. Но если в Поросоне люди чинно выстраивались в очередь, здесь тот, кто не знает, как себя вести, проехать в ворота мог с трудом. Познавший немало в этом мире Лоуренс направлял коня, стараясь не задевать повозки других людей, пока не достиг арочных ворот, а за его спиной остались те, кто приехал в этот город впервые и не знал, как себя вести.

В военную пору стена с воротами становилась узлом обороны, только в таких местах стена делается очень толстой. Сверху над проходом висела клетчатая решётка из толстых деревянных брусьев, и Лоуренс всегда гадал, не упадёт ли она как-нибудь на него. Впрочем, он не слышал, чтобы подобное происшествие когда-либо случалось. Большие дыры в потолке предназначались кипящего масла, которое должно было литься на головы врагов, если они будут прорываться. Цвет камня вокруг отверстий изменился — вероятно, этой мерой защиты действительно не раз использовалась.

За воротами и проходом в стене располагалось место, где досматривали входивших или выходивших людей, а дальше уже начинались улицы Рюбинхайгена.

Крепкими стенами окружён не только Рюбинхайген, но и большинство крупных городов, поэтому расширение территории города было почти невозможным, и потому здания в них становились всё выше. Этот же город достиг просто ужасающей степени тесноты, городские улицы напоминали прошедшему через врата путешественнику трюм корабля, набитый грузом. Город был уже просто переполнен зданиями. За которыми можно было увидеть высокую крышу городского собора.

— Эй, ты там, торговец.

Лоуренс повернулся на голос. Он принадлежал стражнику в тонком кожаном доспехе, указывавшему на него пальцем.

— Будешь любоваться городом, врежешься в кого-нибудь.

Повозка Лоуренса по его оплошности встала неровно, мешая проезду.

— Виноват, прошу прощения.

Сидевшая рядом Хоро хихикнула.

— Теперь следующий! Ты, торговец, который меня разозлил!

Чувство неловкости, однако, не помешало Лоуренсу поблагодарить стражника и направить коня в указанное место.

— Пропуск, — потребовал следующий стражник, похоже, это было его обязанностью.

— Вот.

— Хм. Из Поросона. Груз?

— Доспехи, двадцать наборов.

За пределами города ремесленникам работать не разрешалось, поэтому на подобные товары предъявлялась бумага. Однако стражник, услышав про доспехи, несколько раз оторопело перевёл взгляд с Лоуренса на доспехи и обратно.

— Доспехи? Из Поросона?

— Д-да. Куплены в торговом доме Ратпеарон, а что?

Город Рюбинхайген был основан рыцарями в давние времена. Рыцари покоряли язычников и с этой целью возвели в этом месте форт, ставшим с тех пор важной базой, снабжавшей походы к северным землям. Поэтому доспехи свозились сюда со всех окрестных городов и продавались нарасхват. Поведение стражника показалось Лоуренсу странным настолько, что он невольно переспросил, но стражник лишь покачал головой и перевёл взгляд на товар в повозке. Наборы включали в себя шлемы, рукавицы, собственно доспехи и наколенники из кожи, железных пластин и кольчуги, всё было перевязано верёвкой, и таких наборов было двадцать. Вино, захваченное в Поросоне, не было товаром, но за него пришлось бы уплатить большую пошлину, хорошо, что оно было уже выпито.

В общем, ничего предосудительного у Лоуренса не было, и стражник, поднявшись на повозку, судя по всему, решил так же. Он лишь осмотрел груз в поисках золота и драгоценностей, облагаемых высокими пошлинами, и спрыгнул вниз. Учитывая, что он осмотрел даже связку дров для костра, спрятать и ввезти что-то запрещённое было невозможно.

— Это, несомненно, те самые доспехи из указанного места. Ладно, пошлину заплатишь деньгами или товаром?

При общей сумме в сто румионов пошлина даже в десятую часть составит приличные десять золотых монет. То есть более трёхсот серебряков трени, такого груза монет с собой бы не повёз ни один торговец, да и стражнику пришлось бы утруждать себя подсчётом. Уплата товаром сразу разрешала эти сложности. Поэтому стражник сказал со вздохом облегчения: "Мудрое решение", когда Лоуренс выбрал второе.

— Отдашь вон там два набора, — сказал стражник, одновременно записывая что-то на бумагу, которую он передал потом Лоуренсу.

Два набора из двадцати составляет десятую часть в качестве пошлины. Достаточно разумная цена, и Лоуренс послушно кивнул, принимая бумагу.

Хоро всё время молчала, но она изображала монахиню, а этот город был церковным, так что допросы монахинь и священников могли обернуться для стражников проблемами.

Обрадованный успешно пройденным осмотром, Лоуренс сошёл с козел и повёл коня на поводу. Дальше было много людей, надо было проявить осторожность.

В месте приёма пошлины шла настоящая баталия с участием людей в разной одежде и разговаривавших на разных языках. В таких местах всегда умоляют о скидках или требуют привилегий. Лоуренс, конечно, не стал этим заниматься, а просто послушно, как агнец, отдал сборщику пошлины два набора доспехов, как ему было сказано. Однако, принимая доспехи с бумагой от стражника, сборщик налогов почему-то нахмурился.

Эта новая странность вызвало некоторое беспокойство у Лоренса — может, что-то было не в порядке? — но в конце концов он постарался не придать этому значения. Но на козлы после пройденного досмотра Лоуренс влез с тревожным чувством, после чего направил коня на улицы города. Замешательство стражников, узнавших, что груз составляли доспехи, казалось странным, но досмотр прошёл благополучно, и можно было выкинуть это из головы. И всё же Лоуренс, как ни старался, не мог освободить сердце от щемящего ощущения тревоги.

— Ты, — обратилась вдруг Хоро, усилив тревогу Лоуренса, решившего, что она сообщит что-то плохое.

— Чего? — спросил он, напряжённо глядя на неё.

Хоро неспешно произнесла:

— Мм. Есть хочу.

Лоуренс, не отвечая, повернулся вперёд. Неприятное предчувствие не оставляло его.

Собор Рюбинхайгена имел впечатляющие размеры и потому был виден в любом месте города. Весь город как бы разворачивался от собора и был разделён прежней городской стеной на старый город вокруг собора, и городские кварталы, кучившиеся между прежней и нынешней стенами.

Город имел почти круглую форму, самыми большими были его южные ворота, через них можно было провозить осадные машины. Пройдя ворота, путешественник оказывался на большой площади, которой позавидовали бы даже короли других государств, там даже бил фонтан новейшей конструкции, заимствованной из южной страны, тут же круглый год шумел рынок. Вокруг площади стояли здания торговых домов и крупных торговцев, имевших здесь определённый вес, а также представительства различных гильдий ремесленников и их мастерские.

Помимо этой площади в Рюбинхайгене имелось ещё четыре, вместе они образовывали вершины пятиугольника, в центре которого возвышался собор. Площади отличались одна от другой, образуя как бы отдельные городки в большом городе.

Лоуренс с Хоро проехали не южными, а юго-восточными воротами, площадь за которыми уступала южной, но была всё же достаточно большой. В центре её были установлены статуи рыцарей, прославившихся в давних битвах с язычниками, а также отцов Церкви и святых, отличившихся в служении делу Церкви. Здесь же выстроилось множество лавок, но некоторые торговцы вели дела, просто устроившись на соломенных ковриках.

Лишь вокруг статуй не торговали, зато здесь устроилась группа музыкантов, что-то игравших посреди общего шума, ещё стоял странного вида менестрель с убогой флейтой, он то играл на ней, то пел сам, а несколько лицедеев разыгрывали сценки из знаменитых комедий. Здесь же собирали своих слушателей странствующие священники с большими тяжёлыми книгами и болтали о чём-то оборванного вида школяры.

На площадь обычно и приходили, чтобы перекусить, купив что-нибудь в лавке, посмотреть представление, а потом, навеселившись, послушать проповедь и исповедаться.

Лоуренс и Хоро, разместившись на постоялом дворе и оставив там повозку, направились по делам в торговую гильдию, однако по дороге соблазнились запахами из лавок и весёлыми голосами развлекавшихся на площади людей. Они купили жареных в масле миног — недорогая и обычная здесь еда. Миноги чуть отдают землёй, но масло скрадывает этот недостаток, и потому рыба быстро поглощалась. А после человека обычно тянуло выпить чего-то не слишком крепкого. Лоуренс оглянуться не успел, а они уже стояли перед другой лавкой, где пили заказанный эль и смотрели представление лицедея.

— У-умм, приятное, — заключила Хоро, осушив кружку и сразу потребовала ещё.

На губах у неё осталась пена от эля. Владельцы лавок всегда услужливы, когда посетители выглядят платежеспособными.

Понятное дело, что Хоро, поглощавшая в полдень угря и пиво, не могла быть одета, как монахиня. Это было полезно, когда они въезжали в город, но когда Лоуренс будет заниматься делами, такой наряд скорее навредит. Монахиня, идущая по городу по делам вместе с торговцем, выглядела подозрительной, как никто другой. Так что сейчас на ней вместо плаща на её плечи была надета кроличья накидка, сам же плащ был повязан вокруг пояса наподобие юбки, и хвост был надёжно спрятан под ним. А беспокойные волчьи уши скрывала повязанная на голову треугольная косынка, какие носили хозяйки лавок.

Таким образом Хоро внешне превратилась в городскую девушку. Немало молодых служанок сбегало с работы поразвлечься на площади, так что она не вызывала подозрений. Могло показаться, что это была городская девушка, обманувшая молодого странствующего торговца, чтобы выпить за его счёт.

И в самом деле, когда хозяин лавки получал с Лоуренса часть денег вперёд, он не преминул шепнуть на ухо посетителю, что тот случайно ошибся и попался весьма недешёвой красотке. Лоуренс ответил надоедливому хозяину кривой усмешкой — это было не случаем и не ошибкой, скорее, проблемой.

— Хороший эль и город — оживлённый и красивый.

— Это не просто оживлённый город, а город, в котором нельзя терять бдительности. И не связываться с рыцарями или наёмниками. Это кончится неприятностями.

— Положись на меня.

— Как же... — вырвалось вполголоса у Лоуренса со вздохом.

Кода Лоуренс допил вторую кружку, а Хоро одновременно с ним четвёртую, он решил, что момент настал:

— Теперь пора, идём.

Иначе бы они могли так просидеть за элем до самого вечера.

— Мм, уже собрался, что ли? Мало ж выпили.

— Остальное вечером. Идём.

Хоро несколько раз посмотрела то на кружку, то на Лоуренса, потом вроде бы сдалась и отошла от лавки. Сзади до Лоуренса с Хоро прозвучал голос хозяина лавки: "Всегда, когда будете...", а остальное заглушил шум толпы.

— Что ж, куда двигаемся?

— В гильдию... Эй, тебе бы вытереть рот.

Похоже, Хоро лишь сейчас заметила пивную пену на своём лице и тут же потянулась рукавом стереть её, но тут же остановилась, схватила подол куртки Лоуренса и утёрлась им.

— Ты, знаешь — что? — воскликнул Лоуренс, взмахнув рукой.

— Ты ударил меня, — заявила Хоро, схватившись рукой за голову, впрочем, второй рукой она цепко держалась за руку Лоуренса, словно боялась оторваться от него.

Он, что, случайно зацепил её?

— Но, ты.

— Мм?

— Что мне делать, если я приду в ту гильдию? Я бы лучше ещё выпила на свежем воздухе.

— Было бы опасно тебя просто оставить там.

Хоро сдалась, но чуть позже застенчиво хихикнула, словно неверно поняла слова Лоуренса.

— Мгмм. Я миленькая. Опасно оставлять одну.

Хоро шла, потряхивая волосами льняного цвета, прекрасными волосами, которые она редко показывала людям, и безусловно притягивала к себе мужские взоры. Некоторые с завистью поглядывали на Лоуренса, с которым рука об руку шла Хоро. Но дело было не столько в том, что ему было достаточно приятно ходить с Хоро, сколько в том, что он и представить себе не мог, какой шум мог бы подняться, если оставить Хоро одну. На площади, конечно, можно весело проводить время, но чем тебе веселее, тем легче нарваться на беду. Если каким-то образом узнают правду о сущности Хоро, беда точно неминуема.

— Какой бы миленькой ты ни была, стражу и рыцарей Церкви не проведёшь. Если эль откроет всем твои уши и хвост, будет поздно что-то делать.

— А чего? Тогда их можно будет просто открыть совсем. До тех пор, пока не убегу с тобой из города. А перепрыгнуть через стену — это вовсе не что-то невозможное. Кажется, была такая сказка ещё про рыцаря и принцессу?

— Рыцарь освобождает пленённую принцессу и сбегает, держа её в объятиях.

— Вот-вот.

Хоро оживилась, похоже, такой ход событий казался ей занятным, но Лоуренс представил себе, как она превращается в волчицу и прыгает через стену, держа его в зубах и ничего романтического в этом не нашёл. Скорее, он испытал ужас, представив себя в её огромной пасти.

— Такая ситуация — чистое безумие.

— Мм. Если попадёшься, не надо тебя спасать, — заявила Хоро.

Лоуренс с недоверием посмотрел на неё и встретил её озорную улыбку.

Потом они пошли к северу, пробираясь по краю площади, чтобы миновать собравшуюся в её центре толпу, и вышли на сравнительно узкую улицу с лавками попроще, чем те, с блистательными карнизами, оставшиеся позади на площади. Здесь же размещались здания местных ремесленных и торговых гильдий. Некоторые представляли деловые союзы, созданные торговцами нескольких стран, в том числе союз торговцев шерстью из самых разных мест.

В этом мире никто не защищён от опасных поворотов в делах и несчастных случаев. Как рыцари для защиты надевают доспехи, так и торговцы в поисках большей безопасности объединяются вместе. Крупнейшие торговые союзы способны даже противостоять государствам, если они, злоупотребив своей властью, станут злейшими врагами торговцам. Самый мощный в мире торговый союз, объединявший двадцать три гильдии из восемнадцати стран, сумел почти мгновенно одержать крупную победу в войне с государством, выставившим армию в 14000 воинов, эта история была хорошо известна.

Единение ради получения прибыли является прекрасным примером выхода за рамки государственных границ с обретением ужасающей сплочённости перед любыми напастями.

Поэтому в местах, где размещаются здания подобных гильдий и союзов, царит достаточный порядок и уважительность друг к другу. Потому что многолетняя вражда, скажем, гильдий мясников и рыбников, вылившись в агрессивную ссору, грозит вызвать беспорядки в городе.

Кроме того, торговцы не хотели бы своими действиями запятнать образ своих организаций, ведь для торговцев чрезвычайно важны доверие и репутация.

Лоуренс привёл Хоро к гильдии, членом которой являлся. Здание гильдии, построенное так, как строили на его родине, неизменно пробуждало в нём ностальгические чувства. Однако рядом с ним была Хоро, родина которой была ещё очень далека, поэтому он не мог раскрыть перед ней то, что было у него на душе. И он постарался держаться настолько бесстрастно, насколько смог.

— Ладно, мне нужно тут закончить с небольшим делом, так что подожди здесь пока.

Хоро посмотрела на него и спросила:

— А ты не возьмёшь меня с собой похвастаться перед другими выходцами с твоей родины?

Похоже, как бы Лоуренс ни был хорош в своём старании, его раскусили, зато теперь он мог не бояться расстроить Хоро.

— Для этого нам надо обязательно состоять в браке. А на моей родине свадебные обычаи весьма грубы, стоит ли тогда тебе заходить?

Ситуация достаточно типичная. И Хоро, познавшая мир людей, похоже, представила себе это. Она тут же покачала головой с выражением отвращения на лице.

— Я быстро. Если тихонечко подождёшь, куплю сладкого хлеба, — повторил Лоуренс.

— Не относись ко мне, как к ребёнку.

— Тебе не надо сладкого хлеба?

— Надо, — так серьёзно ответила Хоро, что Лоуренс невольно хохотнул.

Потом он поднялся по каменным ступеням и постучал в дверь гильдии. На двери не было молотка или чего-то в этом роде, что означало: в дверь стучать могли только свои. Однако ответа на стук не было довольно долго. В конце концов, Лоуренс решил, что в это время все могут быть на рынке, и открыл, так и не дождавшись отклика.

Как и ожидалось, внутри стояла тишина. Первый этаж представлял собой большой зал, напоминавший убранством таверну — чтобы большое количество дружеских компаний могли здесь отдохнуть, но сейчас стулья были подняты на круглые столы, а к стене прислонена швабра. Похоже, проводилась уборка зала.

На первый взгляд за год здесь ничего не изменилось. Разве что чуть изменилась голова главы отделения, сидевшего за стойкой прямо напротив входа, — волос на ней стало меньше. Его издавна большой живот, вероятно, стал ещё больше, но главе, к сожалению, было непросто встать со стула, и Лоуренсу его живот не был виден.

Глава поднял взгляд и, глядя на вошедшего из-под ладони и посмеиваясь, заговорил визгливым тоном:

— Привет, а вот и торговец-неудачник. Кажется, он разгуливает по гильдии в такое время, не собираясь зарабатывать деньги. Почему бы тебе не нарядиться грабителем и не отправиться ограбить трактир?

— Если истинно великие торговцы зарабатывают деньги, их обувь не пачкает грязь. Запачкаться могут лишь их пальцы — чернилами. Бегать целый день по рынку — черта торговца-неудачника. Разве не так?

При каждой встрече с главой отделения Лоуренсу приходилось выслушивать подобные присказки. Когда он ещё был учеником у своего родственника-торговца, ему казалось, что над ним насмехаются, и это всегда злил его. Теперь Лоуренс уже не помнил, с каких пор он научился отвечать на это, не задумываясь, со спокойной улыбкой. Не спеша ответив, он на миг остановился, соединил пятки, выпрямил спину и пошёл к стойке.

Сидевший за стойкой широкоплечий мужчина, увидев это, хлопнул себя по лбу и рассмеялся:

— Э, твой рот справляется всё лучше. Что ж, сынок, ты вернулся.

— Пожалуйста, кончай это с "сынком", — криво усмехнулся Лоуренс.

— Похоже, ты что-то вякнул. Все в торговой гильдии Роэн — мои дети, — ответил глава будничным тоном. — Я даже знаю про каждый твой раз, когда тебе доводилось обмочиться на ночёвке в дороге. Господь учит, что хороший отец должен хорошо знать своих детей. Или рассказать, как ты с дружками утащил выручку, чтобы, трясясь, пойти в бордель?

— Понял, понял. Я великого отца Якоба Тарантино сын по имени Крафт Лоуренс.

— О-о, Крафт. Так, в этом году ты впервые вернулся в свой дом в Рюбенхайгене. Как обстоят дела у родных в других городах?

Как всегда, напористость Якоба вызывала в душе Лоуренса ощущение болезненного тепла, это как выпить чего-то крепкого. Гильдия — это кусочек родины посредине чужого города. Столь напористое гостеприимство можно встретить лишь на родине.

— Благодарение заступничеству святых — кажется, у всех всё благополучно.

— Вижу-вижу. И раз ты побывал у этих родственников, твой пояс, вероятно, обременён тяжестью монет. А если твой кошель слишком тяжёл, можешь и штаны потерять. А останешься без штанов, это не понравится дамочкам. А пока что ты всё же одет. Так?

Добавлять он что-либо не хотел, и Лоуренс сам ответил со смехом на это понуждение внести пожертвование:

— Слышал, что с возрастом становится труднее разбираться с небольшими числами, но это уж ты разберёшься с первого взгляда, — и он без раздумий достал десять серебряных монет из кошеля на поясе и положил и выложил их стопкой на стойку.

Если бы он из скупости ограничился бы двумя-тремя медяками, ответом была бы гневная тирада главы, пересыпанная проклятиями. К тому же Лоуренс был не против произвести впечатление на главу, а прибыль от перца была и так очень большой.

Якоб довольно рассмеялся при виде такой щедрости, являвшейся к тому же отражением деловых способностей Лоуренса.

— Ха-ха-ха-ха, маленький ссыкунец выкладывает передо мной серебряки? Перепало мне немного такого счастья.

— "Ссыкунец" — это явно лишнее.

— Как по мне, ты всё ещё ссыкунец, — пожимая плечами, снова рассмеялся глава. — Значит, надо полагать, у тебя есть дело, раз ты припёрся в такое время. И, похоже, за свидетельством.

— Да.

— Я хочу, чтобы ты стал таким торговцем, чтобы все тряслись от одного твоего имени.

— Надо же, право слово, — сквозь смех произнёс Лоуренс и, припомнив кое-что, сменил тему. — Кстати. Возможно, кому-то из гильдии надо попасть в Рамтору.

Якоб, доставший перо с чернильницей, приподнял бровь и посмотрел одним глазом на Лоуренса.

— Не спрашивай о подобных глупостях.

— Да нет, я придумал, как попасть в Рамтору короткой дорогой, я бы просто взял за это чуток денег.

Взгляд Якоба замер на пару мгновений, а затем метнулся к Лоуренсу. На губах главы отделения заиграла улыбка.

— Ха-ха. Это ты насчёт той пастушки.

От изумления Лоуренс чуть не ахнул, но если поразмыслить, почему бы торговцам Рюбинхайгена не знать о Норе, с юных лет работавшей здесь пастушкой? Раз так, ничего удивительного в том, что на такую возможность уже кто-то среди торговцев набрёл. Якоб это тут же подтвердил:

— Нашлось немало тех, кто подумал о том же, что и ты. Особенно сразу после появления новой дороги, у которой бродила та девчонка. Однако никто не связывается с этим и не обращается к девчонке с просьбой проводить их. Думается, ты знаешь причину.

Это было сказано спокойным тоном, меж тем рука главы продолжала заполнять бумагу текстом, Лоуренс посмотрел на него и вздохнул:

— Вероятно, это невыгодно.

Якоб кивнул и поднял на Лоуренса взгляд.

— Единственная, кто бродит по тем местам и возвращается невредимой, — эта девчонка. Среди горожан эта смазливая пастушка имеет репутацию настоящей феи, но, кажется, тебе не надо говорить, что об этом думает Церковь? Не хочешь влезать в дерьмо запутанных проблем Церкви, так и не влезай.

Якоб макнул перо в чернильницу, насмешливо усмехнулся и снова перевёл взгляд на бумагу.

— Фея Нора из тех девчонок, что тебе нравятся, но я плохого не посоветую. Отступись.

Якоб говорил сейчас в той же манере, в какой приветствовал Лоуренса при встрече, но поскольку произнесённые слова в какой-то мере попадали в цель, Лоуренсу оставалось лишь криво улыбнуться в ответ.

— Что ж, свидетельство, надо полагать, предназначено кому-то. Или, может, оставить свободное место?

— Нет, впиши, пожалуйста, гильдию Ремерио.

Якоб на мгновение замер. Потом посмотрел на Лоуренса взглядом торговца.

— Ремерио, значит... Продавец определил получателя, вероятно, ты покупал в долг.

— Верно. Из Поросона, а что такого?

После вопроса Лоуренса жёсткое выражение покинуло лицо Якоба с быстротой рыбки, удирающей от края пруда.

— Эмм... Ну, доберёшься — узнаешь... Твоё свидетельство.

Торговец, впервые посещающий какой-то торговый дом с целью продать свои товары, сталкивается с одной раздражающей неприятностью: ему предлагают низкие цены, поскольку не знают его. В городах поскромнее, вроде Поросона или Паццио, подобное случается реже, но в больших городах вроде Рюбинхайгена, где торговые дома и гильдии имеют тесные налаженные связи, подобное встречается сплошь и рядом. Это потому что в таких местах крупная торговля вполне обычна, и мелкие торговцы здесь сродни дорожной пыли. И чтобы не дать себя облапошить, торговцу следует обозначить свою принадлежность к определённой гильдии. Прикрывшись её именем, можно рассчитывать на достаточно уважительное отношение.

— Что ж, торговая гильдия Роэн пребывает под покровительством святого Ламбардоса. Да пошлёт он тебе удачи.

— Ага... — растерянно ответил Лоуренс, принимая бумагу, удостоверявшую его принадлежность к торговой гильдии Роэн.

Якоб явно что-то недоговаривал. И опыт подсказывал, что на расспросы он отвечать не станет. В таких случаях следует немного подумать или разузнать самому, чтобы узнать об этом.

Но что бы это могло быть?

— Доберёшься — узнаешь. И потом, ты это ты. Ты, надо полагать, повернёшь всё в лучшую сторону.

Слова Якоба не могли не встревожить Лоуренса, но если что-либо узнать можно было, только отправившись туда, нужно было идти. Вероятно, изменились цены на какие-то товары, из-за чего дела в торговом доме Ремерио ухудшились. И потому Лоуренс прекратил попусту раздумывать, поблагодарил Якоба и развернулся на каблуках в сторону двери на улицу. Раз он приобрёл товар и приехал сюда его продать, нечего в самый последний момент думать ещё о чём-то.

Лоуренс уже взялся за дверную ручку, когда его остановил голос Якоба. Обернувшись на голос, он наткнулся на по-настоящему довольную улыбку главы.

— И ещё, тебе пока рано тратиться на девушек. Даже робкая фея Нора тебе не по силам, а спутаешься с городской девушкой, твои доходы тут же сойдут на нет.

Конечно, в стене были окна, но лишь богатые гильдии могли их застеклять, здесь же на раму была натянута пропитанная маслом льняная ткань. Свет через неё кое-как проходит, но увидеть, что на улице, возможности не было. Но всё же Якоб, похоже, знал о Хоро за дверью. Его проницательность доказывала, что первому попавшемуся человеку управлять отделением гильдии в чужой стране нельзя.

— Без должного возмещения я не стану тратиться.

— Хах-хах-ха, маленький ссыкунец научился говорить.

Лоуренс, открывавший дверь, оглянулся и лишь криво усмехнулся в ответ, а потом закрыл за собой дверь, отделив ею себя от насмешек Якоба. Общение с такими людьми как Якоб напоминало Лоуренсу о том времени, когда ему, ещё мальчишке, не терпелось поскорее обойти других торговцев постарше. Это навевало приятную, с некоторой горечью грусть и вызывало в нём зуд, какой чувствуется, когда отморозишь что-нибудь.

Я ещё слишком молод, — подумал он в глубине души и перевёл взгляд вниз по лестнице как раз в тот момент, когда Хоро, сидевшая на нижней ступеньке, обернулась на него.

— О, вышел. Это мой спутник, — сказала, указывая на Лоуренса, Хоро.

Обращалась она к двум юношам, стоявшим перед ней и походившим на подмастерьев. Им было лет пятнадцать или, может, шестнадцать, что соответствовало внешнему облику Хоро. В руках у них были какие-то вещи, вероятно, они исполняли поручения своих хозяев. Услышав слова Хоро, оба юнца, которым ещё только предстояло в первый раз побриться, бросили на Лоуренса неприязненный взгляд. Ситуация была чревата лишними хлопотами, и Лоуренс слегка вздохнул. Его вздоха хватило, чтобы вспугнуть юнцов.

Положение и доходы подмастерья и торговца, состоящего в гильдии, несопоставимы. Юноши-подмастерья заговорили с оставшейся в одиночестве Хоро, но, похоже, поняли, что с Лоуренсом им не справиться, и с его появлением они поспешно ретировались.

— Ху-ху. Как мило. Называли прекрасным цветком, розой и как-то там ещё, — засмеялась Хоро, глядя вслед убегавшим юнцам.

Лицо Лоуренса болезненно исказилось.

— Не слишком заигрывайся с ними. Подмастерья подобны голодным псам. Вмиг утащат тебя.

— Если снова утащат, ты же спасёшь меня? Разве не так? — отвела Хоро с искренней улыбкой на лице.

Лоуренс ощутил определённое удовольствие от её слов и ответил со всей серьёзностью:

— Да, я снова спасу тебя.

Хоро, не переставая улыбаться, поднялась со ступеньки.

— Ну, а в итоге это я спасла нас.

Она опять взяла верх над ним.

Лоуренс прикрыл рукой себе рот да так и сошёл по каменным ступеням, Хоро, хихикая, тут же обняла его правую руку.

— Я не знаю, какого возмещения ты ждёшь, но сейчас мне бы хотелось, чтобы ты потратился на меня.

— Похоже, ты всё слышала...

— Мои миленькие ушки слышат даже, как ты сдвигаешь свои брови. И кстати, тебе, кажется, нравятся светловолосые?

Хоро вдруг перескочила на другую тему, продолжая говорить размеренно и неспешно.

— Э?.. — вырвалось у Лоуренса, и Хоро, чуть помедлив, продолжила:

— Возможно, тебе нравятся несчастные. Или же те, кому приходится нелегко. Или же пастушка и впрямь такая умелая.

Слова следовали одно за другим, словно лопались верёвки подвесного моста. Лоуренс в испуге бросил на Хоро взгляд — она продолжала улыбаться.

Её улыбка пугала сильнее всего.

— Постой, глава отделения Якоб просто всегда говорит что-нибудь такое при встрече. Говорит такое при любой возможности. Я — наоборот...

— Наоборот?

Пристальный взгляд Хоро говорил: ты не сможешь солгать мне.

Лоуренс, ощущая, что почва уходит у него из-под него, мог лишь ответить честно:

— Это... я полагаю, Нора тоже немного хорошенькая. И разговаривать с ней — не скажу, чтобы было неинтересно. Однако, тем не менее, я всё же не начал относиться к тебе хуже или что-то такое... Ни в коем случае.

Говорить это было настолько неловко, что он был не в силах смотреть на Хоро. Лоуренс с рождения не говорил ничего подобного. Но ему удалось кое-как договорить и, глубоко вдохнув, немного успокоиться, потом он поднял глаза на Хоро. Лёгкое удивление плавало в её глазах.

— Я лишь пыталась немного поддразнить тебя...

Лоуренс почувствовал такой стыд, что начал свирепеть, но радостная улыбка Хоро, обращённая к нему, избавила его душу от этого яда.

— Я даже не думала, что ты на самом деле скажешь вот так. Я... я так рада.

Её взгляд в смущении опустился, она со всей силы прижалась к руке Лоуренса, которую она обнимала прежде. Происходившее сейчас не было похоже на деловые переговоры, на которых стороны пытались обмануть и перехитрить друг друга, в этот момент проверялось, насколько они вдвоём стали ближе друг другу.

Лоуренс безотчётно протянул левую руку, чтобы положить на спину Хоро, однако встретил только воздух. Потому что она быстро и беззвучно отстранилась от него.

— Но самцы вечно так. Наговорят тебе всё что угодно.

Сказано это было печально, в глазах её читалась опаска, и Лоуренсу, каким бы он ни был, не составляло труда понять причину. Возможно, кто-то в прошлом сказал ей что-то небрежно, мимоходом, что запечатлелось обидой в душе Хоро. Но Лоуренс был торговцем. Он непременно должен держать своё слово.

— Тогда мне следует каким-то образом это подтвердить? Слышал, рыцари оставляют в залог свой меч и щит, чтобы подтвердить свою искренность. Я торговец. Чем же мне подтвердить?

Рыцари, присягая на верность, действительно предлагали своё вооружение в залог, насколько слышал Лоуренс. Потому что в нём заключён рыцарский дух. Дух торговца, в чём может заключаться он? Излишне говорить, что в деньгах торговца. Однако кошель с монетами, если его вручить Хоро, наверняка будет встречен с постным лицом. Значит, для подтверждения своей искренности необходимо купить и вручить Хоро то, что оставит её довольной, а деньги, без колебаний выложенные за это, как раз и будут отображать душу торговца. И первое, что пришло Лоуренсу в голову, было персиками в меду, товар, можно сказать, высочайшего уровня.

— Ладно, разреши мне доказать, что я не разбрасываюсь пустыми словами.

Глаза Хоро засветились ожиданием с некоторой примесью недоверия. Если удастся оправдать это ожидание, стоимость персиков в меду окажется не столь большой.

Ощутив прилив гордости, Лоуренс начал говорить:

— Персики в меду — это то, чем я тебе...

Несмотря на распиравшую Лоуренса гордость, он всё же обратил внимание на одну странную деталь. А именно на косынку на голове Хоро.

При виде вдруг застывшего Лоуренса Хоро в недоумении чуть наклонила голову. В следующий миг с возгласом "А-а!" она поспешно закрыла руками голову.

— Т... ты, не может быть... — почти прошептал Лоуренс.

— Чего-о? Что-что? Что ты мне купишь?

Наглость, с которой Хоро в этот момент продолжала настаивать на своём, было поистине достойна восхищения, однако Лоуренс не рассмеялся, как это можно было ожидать. Ведь он заметил, что под косынкой на голове Хоро неестественным образом зашевелились её уши. Это означало лишь одно: Хоро всё это задумала заранее.

— Ты, что-то можно делать, а что-то нельзя!

Кажется, Хоро, наконец, поняла, что её замысел провалился, она надулась и пристально посмотрела на Лоуренса.

— Я вроде бы так миленько тебя просила.

В первый миг он не понял, о чём речь, потом в его памяти всплыл разговор по пути в Поросон, поражённый, Лоуренс посмотрел в небо.

— Я говорил тебе честно попросить. Я не говорил мошенничать, когда просишь.

— Но разве это не было мило?

Лоуренс ненавидел себя за то, что не мог найти ответа, и ещё больше за то, что не мог рассердиться на Хоро, которая без смущения смеялась над ним.

— Вообще-то ты был в два раза более милым. Моё сердце это заставляет биться куда больше, чем ожидание, получится у меня или нет.

Лоуренс быстро пошёл прочь, словно не желая идти вместе с Хоро, та, посмеиваясь, поспешила за ним.

— Ты, прости, ну.

Лоуренс бросил взгляд на эту разозлившую его особу — Хоро продолжала нахально улыбаться.

— Я действительно была очень рада, правда-правда. Но — ты всё равно злишься?

Улыбка Хоро так хорошо смотрелась в обрамлении её льняного цвета волос, лицо Лоуренса невольно исказилось. Ему захотелось напиться в компании своего молчаливого коня.

— Ладно. Не злюсь, не злюсь. Так устроит?

Хоро тихонько рассмеялась в сторону, будто была уверена в своей победе, затем легко вздохнула и повернулась к нему для ответа:

— Я не хочу потеряться, если мы разделимся. Можно взять тебя за руку?

Чтобы вернуться на постоялый двор, надо было снова пройти через оживлённую площадь, но даже если бы они разделились, Хоро, несомненно, сразу смогла бы добраться до места. Так что нельзя было не понять, что это лишь повод. Эта волчица столетиями оттачивала своё хитроумие, и Лоуренс сдался:

— Да-а, если разделимся, могут быть неприятности.

Рука улыбнувшейся Хоро скользнула в его руку. Самое лучшее, что оставалось сделать Лоуренсу, так это сжать её покрепче.

— Так что насчёт фруктов в меду?

Церковный колокол возвестил не только о полудне, но и о начале новой битвы.

Гильдия Ремерио был крупной торговой компанией в Рюбинхайгене.

Ситуация, складывавшаяся в торговом доме Ратпеарон в Поросоне, натолкнула Лоуренса на мысль, что он может заработать большие деньги, купив для перепродажи доспехов на сумму, превышавшую его наличность, для этого ему пришлось практически угрожать владельцу этого торгового дома. Образовавшийся долг должен быть погашен продажей товара гильдии Ремерио, имевшей торговые связи с торговым домом Ратпеарон. Таким образом возвращаться в Поросон для погашения долга не было нужды. Мудрость торговца позволяла всё решить записями в торговых книгах.

Лоуренс свернул с оживлённой главной дороги в мощёный переулок и подъехал к гильдии Ремерио. Здесь располагался задний вход в гильдию, но именно здесь размещался большой двор для погрузки и разгрузки.

Подъезжать на повозке прямо к главному входу гильдии в большом городе вроде Рюбинхайгена — признак провинциальности. Остановив повозку у главного входа, выходившего на оживлённую главную улицу, означало рисковать вообще ничего не продать здесь. К тому же во многих местах въезд повозок торговцев на многолюдные улицы просто запрещён. Вот почему число повозок на маленьких улицах часто превышало число ходивших по ним людей. Но она странность заставила Лоуренса нахмуриться. Именно здесь, у гильдии Ремерио было на удивление тихо.

— В этой гильдии заправляют всем монахи? — спросила Хоро.

— Если бы заправляли монахи, ты бы услышала хотя бы молитвы, но не слышно и их. Что всё это значит, непонятно.

Не переставая жевать булочку, Хоро приподняла косынку и принялась водить в разные стороны ушами, но Лоуренсу не хватило терпения дождаться результата столь замечательного способа выяснить ситуацию. Он соскочил с козел, чтобы завести повозку на разгрузочный двор.

Рюбинхайген так тесно застроен домами, что это породило шутку: "бедные спят стоя", соответственно получить разгрузочную площадку в городе непросто. А между тем площадка гильдии Ремерио позволяла разместить на ней не меньше трёх больших повозок, оставив место для сотни мешков пшеницы для погрузки. В углу площадки стоял стол для ведения торговых переговоров и обмена монет. К стене был прикреплён пергамент с молитвой за успешную деятельность гильдии. Так что гильдия располагала превосходной разгрузочной площадкой.

Только сейчас здесь были видны лишь разбросанные по площадке остатки корма для лошадей, пучки соломы для упаковки товара, картину неряшливости дополняли лошадиные кучки. И главное — совершенно не было людей, которые занимались бы товарами.

Торговым делам свойственны приливы и отливы, бывают периоды, когда посетители не приходят совсем. Но и в этом случае площадка должна была содержаться в чистоте.

Картина навевала мысли о разорении гильдии. Лоуренс повернулся и залез снова на козлы. Сидевшая рядом Хоро умяла булочку и достала пирог с мясом. Его Лоуренс брал для себя, если память его не подводила.

— Если есть так много, шум, с которым ты жуёшь, сделает бесполезными уши, которыми ты гордишься.

— Я оценила твою иронию, но во имя моей чести скажу, что уловила звуки людей внутри здания.

И она решительно впилась зубами в пирог, явно не желая довольствоваться малым.

— Там есть люди?

— Мм... ням, ням... но настроение у них напряжённая. По меньшей мере невесёлое.

Разорение, возможно из-за него деревянное здание гильдии Ремерио высотой в пять этажей оставляла такое ощущение, а площадка имела столь странный вид. Нет ощущения проклятья сильнее, чем то, что исходит от здания разорившейся компании. Когда это происходит, церковь целую неделю служит заупокойные мессы по умершим.

— Ну, нет смысла терять время. Если не продать товар, он не принесёт денег.

— А если не съесть мясной пирог, он не насытит.

— Его я собирался съесть немного позже, — заметил Лоуренс, прежде чем тронуть с места повозку, и бросил взгляд на Хоро — уж, молчала бы теперь.

Однако она, вероятно, почувствовала какую-то вину и, отломив кусок пирога, протянула его Лоуренсу. Кусок составил примерно четвёртую часть, но Лоуренс даже не стал жаловаться на такую несправедливость и просто взял, что дали.

Мясо в пироги обычно кладут то, на которое завершается срок годности, устанавливаемый цехом мясников, но, похоже, церковный город Рюбинхайген был исключением. Мясо оказалось столь свежим, что, откусив раз, Лоуренс не мог остановиться и съел всё, пока заводил повозку на разгрузочную площадку.

Когда по площадке разнеслось цоканье копыт, оно, похоже, достиг ушей тех, кто проработал здесь много лет. В тот момент, когда Лоуренс остановил повозку и слез с козел, сзади подошёл вышедший из здания работник гильдии, вероятно, грузчик.

— До дня отдыха ещё есть немного времени, но, похоже, что-то случилось.

— Нет, это... погоди-ка... Ты сегодня приехал в город?

Лишь поначалу работник был растерян, но с последними словами его взгляд обрёл цепкость, с которой этот грузчик средних лет принялся оценивать Лоуренса. Таким взглядом опытный вор прикидывает, сколько денег лежит в кошеле простака, и инстинкт торговца заставил Лоуренса почуять опасность. И потом, если присмотреться к работнику, он выглядел измождённым. Конечно, его работы связана с тяжёлой физической работой, но ею и занимаются люди, полные сил.

Это плохо. Точно плохо.

— Нет, несколько дней назад, но по ряду причин пришёл сегодня. Что ж, если вы заняты, заеду как-нибудь ещё. Мне не к спеху, — ответил Лоуренс и, не дожидаясь ответа и не глядя на работника, стал забираться на козлы.

Хоро, похоже, тоже что-то почуяла. Она с вопросом взглянула на Лоуренса, но тут же опустила голову. Такой сообразительности не могло оказаться у городской девушки, которую она изображала. Она не просто так называла себя мудрой волчицей.

Однако работник уже, образно говоря, вцепился в них.

— Нет-нет, постойте, пожалуйста. Судя по твоему виду, я в твоём лице встретил известного человека. Это невежливо отправлять такого человека восвояси с пустыми руками.

Ещё неизвестно, что будет с репутацией Лоуренса в этом городе, если он не сумеет разобраться с ситуацией. Однако кровь торговца уже закипела по всему его телу. Бежать. Здесь что-то не так.

— Нет-нет, я могу продать тебе только свои жалобы, я лишь обычный, скромный торговец.

Придя что-либо продать, хуже не придумать, чем изображать скромность. Скромность — добродетель священников, но торговцу она — петля, что душит его. И всё же Лоуренс решил, что лучше будет бежать отсюда. Хоро сидела, не шевелясь, и это подтверждало правильность его решения.

— Господин, не старайся принизить свою цену. Даже слепой нищий сможет сказать, как хорошо господин одет.

— Даже лестью ничего не изменишь.

Лоуренс сел на козлы и взялся за вожжи. Похоже, работник почувствовал, что всё кончено. Его отчаянно тянувшееся к гостю тело выпрямилось.

Похоже, удалось выпутаться. Решив так, Лоуренс сказал работнику напоследок:

— Тогда прошу меня простить.

— Э-э... прости и ты за потраченное время, но я с нетерпением буду ждать новой встречи, — и работник подобострастно улыбнулся и отступил на шаг.

Лоуренс воспринял это как сигнал к действию и стал поворачивать коня. Именно в этот момент работник вдруг сказал:

— О, забыл спросить твоё имя.

— Лоуренс. Торговая гильдия Роэн.

Он назвался машинально и тут же подумал, не было ли ошибкой дать понять здесь, кем он является, до того, как ситуация полностью прояснится, но если поразмыслить, что за беда, если кто-то узнал имя Лоуренса? Вероятно, в этой гильдии ещё не должны были узнать, зачем он сюда явился.

Однако...

— Господин Лоуренс, значит? — и работник неожиданно улыбнулся. — Да. Приехал от торгового дома Ратпеарон.

Спросив имя гостя, работник случайно пробил брешь в его позиции.

Мороз невероятной силы пробежал по спине Лоуренса. Как ни думай, этому работнику его имя не могло быть известно.

— Ты собирался доставить нашей гильдии доспехи из торгового дома Ратпеарон, верно?

Лоуренс ощущал озноб всем телом, от предчувствия страшной западни, в которую он сам залез, затошнило. Оно, предчувствие, а не рассудок возопило о своей правоте. В глазах всё поплыло.

Не может быть, не может быть, не может быть...

— Дело в том, что этой ночью из Поросона прискакал всадник. Торговый дом Ратпеарон передал твои долги этой гильдии. Другими словами, господин Лоуренс является теперь нашим должником.

Точка поставлена.

Передача права на долг через гонца на быстрой лошади — это нечто немыслимое. Однако немыслимое может не оказаться невозможным. Например, для соединения сил двух компаний ради совершения мошенничества.

Не успей Лоуренс сесть на козлы, точно бы рухнул на землю. И даже здесь он обмяк и перегнулся пополам, будучи не в силах принять услышанное.

Хоро удивлённо посмотрела на его состояние и спросила:

— Что здесь вообще происходит?

Лоуренс даже думать об этом не хотел. Вместо него безо всякой жалости ответил работник:

— Торговец рядом с тобой влип. Так же, как и мы.

Он выглядел при этом почти счастливым, вероятно, он был рад увидеть и другую рыбку в том же садке.

— Так что всё-таки?

Лоуренс через плечо посмотрел на Хоро. Он мог лишь желать, чтобы всё это оказалось сном.

— Уже достаточно давно с большими запасами военного снаряжения произошла катастрофа. Лис из Ратпеарона поймал его на никудышном товаре, — продолжил работник.

Тьма приблизилась к Лоуренсу на расстояние одного пальца.

— Я влип...

Голос его сел, и это лишь подчёркивало, что всё происходит на самом деле.

Глава четвёртая.

— Мы оба живём по одним правилам. Ты же понимаешь это, так?

Нет торговцев, не опасавшихся этих слов. И не было никого, кто бы ни посетовал на обстоятельства, приведшие к ним.

— Безусловно. Я тоже торговец, — только и мог ответить Лоуренс в такой ситуации.

— Ситуация ясная. Господин Лоуренс купил военное снаряжение ровно на сто румионов в торговом доме Ратпеарон, включая сорок семь и три четверти, указанные в договоре, переданного нам, в качестве долга. При возврате долга нам дело благополучно завершится, но долг имеет определённый срок. Ты знаешь, что это означает?

Лоуренс выслушивал это с натянутым лицом, но Ремерио также пребывал в подавленном настроении. Ввалившиеся лихорадочно блестевшие глаза, впалые щёки, несвежая на вид рубаха, слово её не меняли уже немало дней. Щуплый Ремерио с почерневшим от усталости лицом походил на маленького раненного медведя.

Однако он в самом деле был ранен. Почти смертельно. Ханс Ремерио, владелец гильдии, добравшийся до возраста, когда его чёрные волосы, которые он забыл пригладить, начинали седеть, продолжал говорить:

— Я бы хотел, чтобы ты немедленно вернул долг. В противном случае...

Возможно, Лоуренсу было бы легче, если бы Ремерио угрожал всего лишь ножом в руке.

— ...торговой гильдии Роэн придётся взять долг на себя.

Угроза, которой больше всего боялись торговцы, входившие в гильдии.

Торговая гильдия, второй дом странствующего торговца, сразу переходит в таком случае на сторону держателя долгового обязательства. Странствующему торговцу, оставившему свой дом, больше некуда будет приткнуться посреди пути.

— Что ж, крайний срок долга — послезавтра, подождём два дня. К этому сроку — сорок семь и три четверти румиона. Пожалуйста, собери всё и верни.

Такие деньги за два дня не найти. Даже если собрать всё, что Лоуренс одолжил тут и там на своём пути, наберётся меньше половины. На один румион можно прожить три месяца. Даже ребёнок знает, как много это — сорок семь румионов.

Похожий на маленького медведя Ремерио тоже должен был понимать это.

Разорение.

Это слово будто вспыхнуло перед Лоуренсом.

— А что же касается имеющегося у господина Лоуренса военного снаряжения... Я не думаю, что его купят дороже двух или трёх золотых, где бы он ни предлагал.

И Ремерио сухо рассмеялся. Не в издёвку над Лоуренсом, смеялся он над самим собой. Хозяин этой гильдии имел столь измождённый вид как раз из-за того, что внезапно плохой спрос на военное снаряжение поставило гильдию на грань разорения.

Церковный город Рюбинхайген являлся центром снабжения для рыцарей, наёмников и священников, направлявшихся на север покорять язычников. И потому оружие и священные книги стали товарами, сулившими надёжную, солидную прибыль. Особенно в середине зимы, когда каждый год ко дню рождения святого Рюбинхайгена собирали большой северный поход, на который съезжались наёмники и рыцари из разных королевств со всего света, в это время продажа оружия, священных книг, еды, зимней одежды и лекарственных трав достигала немыслимых размеров.

В этом же году поход неожиданно отменили. Волнения в стране, расположенной между языческими землями и территорией, управляемой Рюбинхайгеном, осложнили её отношения с церковным городом. Всё было бы ничего, если бы не соседство этой страны с язычниками, из-за чего отношение к последним в ней было достаточно терпимым для существования немалого числа разбросанных по её территории языческих городов. Ближе всех из них к Рюбинхайгену размещалась Рамтора. Из-за волнений язычники страны, каждый год безмолвно наблюдавшие на проходившее на север воинство, теперь могли бы нападать на него, если бы северный поход состоялся в этом году, как всегда. А в этом походе участвовали такие лица, как архиепископ Рюбинхайгенского архиепископата и члены семьи императора Великой Южной империи. Допустить нападение на них было нельзя ни в коем случае. Потому отмена северного похода была неизбежной. Результат можно было увидеть на примере гильдии Ремерио, много лет процветавшей в городе, а теперь попавшей в беду.

Тем не менее, Лоуренсу следовало по пути обратить внимание на некоторые признаки. Судя по рассказам, группа наёмников, промышлявшая на северных землях, пришла на территории, подконтрольные Рюбинхайгену, значит, произошли серьёзные изменения там, где обычно проходил северный поход. Более того, если учесть падение спроса на оружие, можно было подумать о налаженном обмене сведениями между торговцами, значит, владелец торгового дома Ратпеарон в Поросоне должен был знать о падении спроса, когда Лоуренс стал покупать доспехи.

В итоге Лоуренс, желая за счёт использования слабости владельца навязать ему выгодную для себя сделку, вместо этого сам подставился под удар из-за резкого падения спроса.

Торговый дом Ратпеарон продал доспехи Лоуренсу по весьма приличной цене, его владелец, должно быть, до сих пор смеётся, не переставая. Сверх того, из-за падения спроса Лоуренсу, как мог предположить владелец, окажется непросто или невозможно погасить долг. И с учётом этого он, вероятно, и решил передать права на долг гильдии Ремерио, с которой давно вёл дела и которой хотел помочь в тяжёлом положении.

В этих обстоятельствах Лоуренс невольно выбрал для себя наихудшее развитие событий. Совершил ошибку и от разочарования хотел бы сам себя разорвать на куски.

Бог смерти создал плохое совпадение случайностей, богиня судьбы оказалась жестокой.

Но как бы то ни было, Лоуренсу следовало проявить решительность.

— Постараюсь, так или иначе, продать подороже. Заплачу через два дня. Тебе это подходит?

— Да, буду ждать тебя.

Они оба вспотели до такой степени, что покрылись жиром, так что, разведи они сейчас костёр, могли бы и обгореть, тем не менее, они продолжали держаться, как солидные торговцы, ведущие деловые переговоры. Так они сохраняли своё человеческое достоинство. В дальнейшем им надо будет проявить силу воли торговца.

Когда Лоуренс поднимался со своего места, Ремерио сказал ему напоследок:

— Вот что, тебе на всякий случай, на выходах из города у нас есть лавки. Пожалуйста, если тебе что-то понадобится, обращайся, меня оповестят.

Это означало, что пытаться бежать из города бесполезно.

— Ты, должно быть, будешь занят деловыми переговорами, я уверен, что не воспользуюсь твоим предложением, сколь любезным оно ни было.

Будь рядом Хоро, она, вероятно, криво усмехнулась бы упорному противостоянию двух мужчин, но правдой было то, что Лоуренс и Ремелия были в схожем положении и держались на своём пределе.

Разорение — это смерть в глазах общества. Всё же есть преимущества у обычных нищих, дрожащих от холода и голода. Если разорившийся попадётся в руки кредиторов, продадут всё его имущество, включая одежду на нём. Даже волосы обрежут и продадут, даже зубы вырвут, если они белые и красивые. Да и самих их тоже продадут, заставив гнить в руднике или изнывать с веслом в руках на галере до самой смерти. Но и это не самое худшее. Должника ещё могут казнить по подложному обвинению, чтобы выгородить какого-нибудь аристократа или богача, и некому будет оплакивать и хоронить несчастного.

Это и есть разорение. Есть причины отчаиваться.

— Что ж, теперь я прошу прощения...

— Я с нетерпением жду тебя в эти два дня. Да пребудет с тобой Господь.

Для слабого естественно вцепиться зубами в кого-то более слабого. Но, несмотря на это, Лоуренс до белизны костяшек сжал кулаки, давая выход своей ярости. Впрочем, половину этой ярости он испытывал к самому себе.

Эту потерю было не вернуть.

Провожать его было некому, он сам спустился из помещения для переговоров на третьем этаже вниз на разгрузочную площадку.

Хоро изображала городскую девушку, из-за чего не могла участвовать в переговорах, поэтому она в ожидании сидела на козлах повозки, рядом стоял работник гильдии и присматривал за ней. Когда Лоуренс вышел на площадку, она тут же обернулась на него и опешила, несомненно, потрясённая его видом.

— Я заставил тебя ждать, — произнёс Лоуренс, забираясь на козлы.

Хоро неопределённо кивнула и снова посмотрела на Лоуренса.

— Едем, — не обращая внимания на работника, добавил он, натянул поводья и направил коня к выезду с разгрузочной площадки.

Работник, видимо, зная ситуацию, лишь молча проводил повозку взглядом.

Выехав с разгрузочной площадки на мощёную улочку, Лоуренс, вместо того, чтобы заорать во всю мочь, как ему хотелось, только тяжело вздохнул. Он постарался с этим вздохом извергнуть из себя свои ярость, разочарование и сожаление. Выдохнутый воздух был так наполнен этими чёрными чувствами, что Лоуренсу подумал: вдохни сейчас эту смесь кролик, он тут же упал мёртвым.

Однако даже такому выдоху было не под силу погасить упорство торговца. Времени предаваться отчаянию не было. Голова Лоуренса наполнилась холодным ожесточением, вооружившись которым он принялся просчитывать возможности операций с деньгами.

— Но... но, ты... — протиснулся в его голову неуверенный голос Хоро.

— Мм?

— Что произошло?

Хоро в своей истинной форме могла бы легко проглотить Лоуренса целиком, но сейчас она спрашивала с неловкой, беспокойной улыбкой. Она должна была расслышать его разговор с Ремерио, значит, удосужилась спросить не для того, чтобы узнать. По виду Хоро Лоуренс мог догадаться, как сейчас выглядело его лицо. Но вся судьба торговца зависит от его лица. Он чуть опустил поводья и постарался расслабить сведённое гримасой лицо.

— Ты спрашиваешь, что произошло, так вот, произошло то, что наш товар превратился в мусор.

— Мм... Похоже, я расслышала верно.

— Кстати, верно и то, что, если ничего не изменить, мы будем разорены.

Вероятно, Хоро знала, что ждёт несчастного агнца после разорения, её лицо исказилось, словно от боли от слов Лоуренса. Затем её лицо снова изменилось. На Лоуренса смотрели глаза мудрой волчицы, хладнокровно взиравшие на целые эпохи событий.

— Хочешь сбежать?

— Раз сбежав, придётся бегать всю жизнь. Сеть, по которой торговые дома и гильдии сообщают сведения, подобно недреманному оку Божьему. Если сбегу, мне никогда больше не быть торговцем.

— Однако говорят, что раненый зверь будет обглодан до косточки. Ты готов смириться с этим?

— Ни в коем случае, — без колебаний ответил Лоуренс.

Хоро отвела взгляд, будто ненадолго задумавшись.

— Если удастся вернуть сорок семь золотых румионов, будет всё в порядке. Товар всё ещё при мне. Мне бы освободиться от долга, и я отвезу товар куда-нибудь подальше и продам, продам за приемлемые деньги. И распоряжусь ими по необходимости.

Он говорил так, будто это было легко сделать, на самом же деле его сомнения в исходе были столь же велики, сколь малы его возможности, если они вообще были. Но даже так он не мог говорить по-другому. И дело не только в упорстве торговца, просто, как Лоуренс уже сказал Хоро, сбежав, он уже не сможет быть торговцем. Потому ему ничего не остаётся, кроме борьбы до конца.

Хоро отвела взгляд от Лоуренса и снова посмотрела на него через небольшое время. Её потрясение всё ещё немного отображалось на лице, но она уже улыбалась.

— Я мудрая волчица Хоро. И это немного поможет тебе.

— Да-а, даже если просто сэкономишь на еде, это будет уже немаловажно.

В следующее мгновение правый кулак Хоро вонзился ему в левый бок.

— Говорила ж всегда, что заработаю тебе столько, сколько съем.

— Знаю, — ответил Лоуренс, потирая бок.

Увидев его движение, Хоро, выпустившая с ударом свою злость, приподняла бровь и фыркнула. Затем её лицо приняло бесстрастное выражение, она перевела взгляд на круп лошади. Потом заговорила так, будто давала клятву:

— Если, в конце концов, это станет необходимым, для меня станет делом моей чести помочь тебе сбежать. Даже если потребуется сила этой пшеницы.

Мешочек на шее Хоро наполнен пшеницей, в которой, по её словам, она обитала. С помощью пшеницы Хоро сможет легко вернуться в первоначальную форму. Правда Хоро не любила благоговейное почтение пополам со страхом, которое она читала в глазах людей, увидевших её в этой форме. Внушаемый ею благоговейный трепет замыкал Хоро в подобие тюрьмы. Она приняла эту форму в подземелье портового города Паццио, но, может быть, потому что сама была в опасности. Сейчас было иначе. В критической ситуации оказался только Лоуренс. Вот почему ему доставило такую радость обещание Хоро принять ради него первоначальную форму, обещание, данное ей без колебаний.

— Ты обещал отвезти меня в северные леса. Я не хочу, чтобы ты споткнулся здесь.

— Да, я всегда выполняю свои обещания. И... — Лоуренс закрыл глаза, глубоко вздохнул и посмотрел на Хоро. — Если наступит такой момент, я могу попросить тебя о помощи.

Он и прежде терпел неудачи, но теперь ему было легче от того, что, если придётся, ему было на кого положиться.

— Оставь это на меня, — улыбнувшись, произнесла Хоро.

Если будет нужно, она поможет Лоуренсу. И исключать возможность такого исхода, конечно, нельзя. Однако с практической точки зрения это не было лучшим выходм. Потому что тогда придётся принять, что Лоуренсу в этом мире больше не найдётся места. Вот что значит оторваться от родных мест и не иметь дома, в котором можно было жить. В случае неудачи остаёшься ни с чем.

Они оставили повозку на постоялом дворе, и тогда Хоро спросила:

— Ну, что ты собираешься делать?

Именно это Лоренс и хотел бы сам знать, но сейчас было не до жалоб.

Проживание на постоялом дворе он оплатил вперёд, о ночлеге и месте для коня можно было пока не беспокоиться. Немного монет у Лоуренса в кошеле ещё оставалось. Удачно — голодать и спать под открытым небом им не придётся. Но как времени, так и возможностей было в обрез.

— Сейчас я пойду в гильдию. Это единственная возможность.

— Хмм. Раз они из твоих родных мест, они могут тебе помочь.

Скорее всего, Хоро хотела Лоуренса подбодрить, но сам он прекрасно знал, что мир не таков. За десять лет, проведённые в мире торговли, он перевидал немало тех, кто попал в беду и в итоге исчез без следа.

— Что ж. Так я отойду ненадолго, а ты, будь добра, подожди на постоялом дворе.

Не успел он договорить, как Хоро с силой наступила ему на ногу.

— Кажется, ты видишь во мне бессовестную волчицу, способную спокойно сидеть на постоялом дворе и заниматься собой, несмотря на то, что мой спутник попал в беду.

— Нет, однако...

— Такую видишь?

Хоро смотрела на него снизу вверх, не убирая своей ноги с его.

— Такую я не вижу в тебе, но дело не в этом.

— В чём тогда дело?

Лоуренс освободил ногу, но Хоро, похоже, наступит на неё снова в любой момент, если он ответит неудачно.

— Гильдия — это частица родины, дом для нас, странствующих торговцев. Знаешь, что означает привести женщину в дом?

— Только не говори мне, что я просто не понимаю ситуации.

— Ситуацию и объяснить толком невозможно. Как объяснить им отношения между нами?

Если Хоро попадёт в руки Церкви, её сожгут как демона. Лоуренс полагал, что Якоб, глава отделения гильдии в этом городе, разбирается во всём куда лучше, чем он, но, несмотря на это, если из-за Хоро обвинят Якоба, катастрофы не избежать.

Кроме того, место под названием Роэн было родиной для многих приходивших в гильдию торговцев. Не все они были достаточно здравомыслящими. Лоуренс не мог так рисковать.

Раз так, объясняя отношений Лоуренса и Хоро, не избежать какой-то степени обмана. Но удастся ли их провести? Если дело касается обмана, перед ними будут торговцы, пересекшие тысячу морей и тысячу гор.

— В таком случае лучше назвать наши отношения любовной связью. Всё лучше, чем ждать тебя в одиночку.

Хоро беспокоилась о Лоуренсе, это было ему понятно. Перевернув ситуацию, он бы тоже разозлился, если Хоро пыталась бы решить свою проблему сама. Если бы его попросили посидеть на постоялом дворе, он ощутил бы себя предателем.

Хоро смотрела ему прямо в лицо. Оставалось только сдаться.

— Ладно. Идём вместе. Твоя голова соображает лучше.

— Ммм. Это предоставь мне.

— Всё же... — Лоуренс уступил дорогу заходившему на постоялый двор странствующему торговцу, — всё же назовём наши отношения деловыми. Никогда не стоит говорить лишнего. Потому что они могут принять нас действительно грубо.

Лоуренс сказал себе не принимать никаких возражений Хоро, потому что откровенная грубость приёма может создать очень неловкое ощущение. Однако, Хоро, кажется, всё вполне устроило. Она просто молча кивнула.

— Тогда вперёд.

— Ммм.

И они вдвоём быстро пошли вперёд, пробираясь сквозь толпу.

Лоуренс уже хотел постучать в дверь гильдии, когда кто-то её распахнул и вышел на улицу.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы признать в нём торговца, взглянув на слегка растерявшегося Лоуренса, мужчина смутился и неловко отвёл глаза. Судя по всему, он приходил сообщить о состоянии дел Лоуренса и о том, что гильдии, возможно, придётся взять его долг на себя.

Однако Лоуренс просто уступил ему дорогу, как поступал обычно, сталкиваясь с кем-то в дверях, и не стал заговаривать. Человек смутился, потому что его самого тяготила такая обязанность, и он не стал бы её брать на себя без необходимости. Посланец гильдии Ремерио чуть ли не сбежал от Лоуренса, хотя гильдия имела все права на взыскание долга. Даже в мире торговцев, где обычным делом является обставить других, немногим понравилось бы погубить кого-то из них. Обставить и разорить — это очень разные понятия.

— Думала, ты его точно стукнешь, — пошутила Хоро, явно тоже догадавшись, что мужчина был из гильдии Ремерио.

Лоуренс криво усмехнулся.

— По крайней мере, он избавил меня от обременительной необходимости самому объяснять ситуацию. Я благодарен ему за это.

— В зависимости, как об этом думать.

И тогда Лоуренс сумел, наконец, рассмеяться и с улыбкой на губах войти в гильдию.

Торговцы скоропортящимся товаром вроде мяса или рыбы после полудня обычно заканчивают работу. В отличие от утреннего посещения гильдии сейчас здесь за столами сидело несколько человек, они ели, пили и разговаривали на отвлечённые темы. Всё знакомые лица и имена. Кое-кто, заметив Лоуренса, даже попытался поприветствовать его, поднимая руку.

Но когда вслед за Лоуренсом вошла Хоро, торговцы, сидевшие за столиками, на миг замерли, а потом среди них пронеслось лёгкое волнение. Словно торговцы за всеми столиками разом выдохнули. Пристальные взгляды со всех сторон на двух новых были наполнены пожеланием благополучия, вожделением и завистью. Эти взгляды, словно ветер, омывали Хоро со всех сторон — к некоторой досаде Лоуренса.

— Хо-хо-о, не иначе, Божий промысел, — воскликнул первым Якоб, улыбаясь одним ртом, глаза его оставались серьёзными. — Похоже, ты поймал лучший товар, Лоуренс.

Стараясь не замечать взглядов со всех сторон, Лоуренс взял Хоро за руку и направился прямо к Якобу. Якоб назвал его не по имени — Крафт, а Лоуренс, и это резануло по самому сердцу. Этим Якоб известил, что будет к нему относиться не как родственнику, а как к торговцу.

— Не я поймал, а меня поймали. Глава отделения Тарантино.

Якоб растянул улыбку, как только смог и поднялся, удерживая это выражение лица, затем хлопнул Лоуренса по плечу и показал себе за спину:

— Поговорим там.

Наблюдательные торговцы, похоже, заметили изменение в настроении. Никто больше не пытался обратиться к Лоуренсу.

Здание гильдии было построено так, чтобы внутри образовать небольшой дворик, в который вёл из зала коридор. Когда Лоуренс бросил взгляд на пустой в это время года дворик, шедший впереди Якоб, заполнявший собой почти всю ширину коридора, спросил:

— Человек от Ремерио случайно не проходил мимо тебя?

— Мы разошлись. Прямо у входа.

— Вот как. А я подумал, как нам повезло, что вы разминулись.

— Почему?.. — спросил Лоуренс, не поняв.

По затрясшимся плечам Якоба он понял, что глава рассмеялся.

— Потому что не последовало драки.

Хоро тоже захихикала, а Лоуренс лишь пожал плечами.

Потом Якоб открыл дверь по правой стороне коридора и предложил зайти внутрь.

— Это моя рабочая комната. Здесь нас никто не подслушает. Не беспокойся на этот счёт.

Не слишком большая комната была, однако, набита бумагами без счёта. Вся поверхность стен, за исключением двери и окна, была увешана полками, заполненная несметным числом документов, перевязанных шнурами и без особой аккуратности втиснутыми в свободные промежутки. Посреди комнаты стоял столик и кожаное кресло, недавно обтянутое кожей.

Стол побольше, стоявший рядом с дверью, был также завален документами. Бумага с каждым годом дешевела, но всё же оставалась предметом роскоши, и изобилие её здесь свидетельствовало о том, что здесь не жалели денег на сбор и хранение сведений. Даже знаменитые теологи, наверное, не часто хранили столько бумаг.

— Что ж, мне стоило бы выслушать, что ты скажешь, — произнёс Якоб, усаживаясь на громко скрипнувшее кресло.

Эти слова, обычно служившими приглашением к разговору, сейчас легли страшным грузом на душу Лоуренса. В его голове промелькнуло: как же хорошо, что Хоро рядом, будь я один, мне бы тогда и головы не поднять.

— Во-первых, хочу спросить, что это ещё за девушка там стоит? — спросил Якоб, глядя, тем не менее, на Лоуренса, а не на Хоро.

Если вдуматься, то для торговца, не способного платить по долгам, разгуливать с городской девушкой — поведение более чем недопустимое. Будь Якоб менее выдержанным по натуре, он бы вышвырнул Лоуренса вон, как только увидел Хоро.

— Мы вместе торгуем, это связано с интересами торговли.

— Хо! Интересами торговли? — улыбнулся Якоб, взглянув, наконец, на Хоро и явно не восприняв этого объяснения всерьёз.

Хоро, улыбнувшись, легонько кивнула.

— Отделение торговой гильдии Милонэ в Паццио покупала меха за сто сорок серебряков трени, но продан товар был за двести десять. Она была той, кто этого добился.

Хоро сделала гордое лицо и выпятила свою скромную грудь. Якоб недоверчиво посмотрел на неё. Что не удивительно. Лоуренс и сам бы не поверил, скажи ему такое кто-то ещё. Вес гильдии Милонэ хорошо известен во многих странах, в гильдии работали превосходные торговцы, их трудно заставить согласиться с таким увеличением цены.

— Когда я приходил утром, я сказал, что без должного возмещения не буду тратиться, — заявил Лоуренс без колебаний, по крайней мере, история с продажей шкурок была истинной правдой.

Лоуренс даже не стал раздумывать, не обидится ли Хоро на такие слова, он не сомневался, что она воспримет это как необходимую сейчас уловку.

Якоб прикрыл глаза, его лицо разом помрачнело.

— Ладно, не буду выспрашивать насчёт деталей. Изредка встречаются такие, как ты.

— Э?

— Однажды появляется в гильдии такой, он разгуливает с невероятно красивой женщиной, и всё у него в порядке в делах и в жизни. Писание гласит: не упорствуй, стараясь открыть ящик с неведомым содержимым.

Эта ситуация словно бы цепляла чем-то Якоба, но Лоуренс не понимал причины этого. И задумался о другом. О той истории, в которой лошадь, тащившая груз торговца, оборачивалась богиней удачи и странствовала потом с торговцем. О том, что эта история могла случиться на самом деле. Лоуренс и сам решился странствовать с волчицей в образе девушки, волчицей, называвшей себя мудрой. А торговец — человек слишком практичный, чтобы считать себя единственным в своём роде.

— Мудрое решение, — ответила Хоро, и Якоб тут же расхохотался.

— Ладно, тогда не будем тянуть и приступим к делу. Будь вы просто женаты, я бы подумал убедить вас отправиться в церковь и развестись. Но партнёры в торговле — дело иное. Беда твоего партнёра — твоя беда. Денежные узы крепче родственных, — кресло Якоба снова громко скрипнуло. — Давайте посмотрим, что тут у нас. Из того, что рассказал человек из Ремерио. Короче говоря, Крафт Лоуренс из торговой гильдии Роэн купил в торговом доме Ратпеарон в Поросоне доспехов на сотню румионов. Почти на половину стоимости — в долг. И теперь долг передан гильдии Ремерио. Возражений, кажется, нет.

Лоуренс удручённо кивнул.

— Мне не сказали, что это за доспехи, но цена на них упала ниже десятой доли прежней цены. И даже если бы товар удалось продать за десятую часть стоимости, долг составил бы румионов сорок. Или порядка полутора тысяч серебряков трени.

Прибыль, полученная от заварушки в Паццио, составила тысячу серебряков. Долг намного превысил бы её, даже если бы такая удача снова повторилось.

— В этом я вижу лишь, что торговый дом Ратпеарон тебя дочиста обчистил, но подробности спрашивать не буду. Кто бы что бы ни думал, это ничего не изменит. Ты потерпел поражение, потому что пожадничал? Верно?

— Всё так.

Прощения ему не было. Потерял деньги, потому что пожадничал — точное описание ситуации.

— Раз ты понимаешь, разговор простой. Гильдия не оспорит долг и, возможно, примет его на себя, а тебе придётся вернуть его самому. В случае обмана, ограбления, ранения или болезни тоже могут появиться долги. Тогда помочь — дело чести гильдии, но только не сейчас. Поможет погасить твой долг разве что сам Бог, — Якоб сделал короткую паузу и неожиданно указал пальцем на Хоро, хотя смотреть он продолжал Лоуренса. — Или разве что та девушка.

— Понимаю.

В отличие от гильдий ремесленников торговые гильдии объединяют торговцев из одного места, позволяя им помогать друг другу. Члены гильдии делают свои взносы, на которые гильдия существует, чтобы помогать тем, кто оказался в трудном положении, как сказал Якоб, либо чтобы вместе выступить, если в других странах с кем-то из гильдии поступят несправедливо.

Гильдии создаются не для того, чтобы покрывать долги жадных и неудачливых. И если даже в таких случаях гильдия временно примет долг на себя, этот долг будет взыскан строго и въедливо. Отчасти потому что другие члены гильдии не захотят просто давать деньги, отчасти потому что должно показать членам гильдии, что жадничать не следует.

Глаза Якоба расширились, словно натягиваемые луки.

— Беда в том, что я не том положении, чтобы проявить снисхождение к тебе. Скорее, я всё ещё занимаю своё место, потому что стою вместе со всеми на твёрдых позициях. Это закон гильдии. Если мы начнём поливать сиропом, мигом сбежится столько муравьёв, сколько захочет.

— Конечно, всё так. И если бы кто-то другой потерпел неудачу из-за жадности, я бы сам рассердился, если к нему проявили иное отношение.

Хорошо, что Лоуренсу удалось изобразить себя сильным, в противном случае он бы просто не выдержал.

— Кроме того, ты, наверное, уже знаешь, что члены гильдии не могут давать друг другу взаймы, как и сама гильдия не может одалживать её членам.

— Да, знаю.

Вторая родина Лоуренса теперь наглухо закрывала для него свои двери.

— Судя по тому, что мне сообщила гильдия Ремерио, срок твоего долга истекает через два дня. Другими словами, о твоей несостоятельности станет тогда известно, и я должен буду взять тебя под стражу. Что отсюда следует?

— Если за два дня я не подготовлю сорок семь румионов и не отобьюсь от гильдии Ремерио, завтра после этого для меня не наступит.

Якоб слегка покачал головой, потом опустил взгляд.

— Это не означает, что завтра не наступит, — произнёс он, и рядом с Лоуренсом раздался шорох, вероятно, их издали уши и хвост Хоро. — Завтра для тебя обязательно наступит. Но завтра будет темно, тяжело и больно.

Его слова косвенно означали, что он осудил бы возможное намерение Лоуренса покончить с собой из-за неизбежного разорения.

— Сорок семь румионов — столько ты сможешь вернуть за десять лет плавания на торговом корабле, который ходит в дальние страны. Можешь ещё копаться в руднике. Если не получишь увечья и не заболеешь.

Любой, кто видел переписку капитанов кораблей с главами судовладельческих компаний, сразу поймёт призрачность возможности расплатиться подобным образом. Девять десятых содержания писем составляют просьбы прислать новых гребцов на замену и необходимые меры для продления срока службы корабля. В среднем четверо из пяти гребцов на судах дальнего плавания превращается в калек или умирает за два года. За следующие два года та же участь постигает половину оставшихся, а уцелевших, самых крепких, передают на боевые галеры, преследующие пиратов, и оттуда они не возвращаются. И всё же лучше попасть на корабль. Потому что в шахтах чаще всего умирают за один год от болезни лёгких, если же посчастливится избежать болезни, рабочих часто погребает обвалом. Почти никто не выживает в шахтах дольше двух лет работы.

Те же, кто попал в беду из-за стихии или болезни, могут рассчитывать на благосклонное отношение, их долг берёт на себя гильдия, а они, хоть и возвращают эти деньги гильдии, но понемногу и под очень умеренную лихву. Всем следовало понять, что неплатежеспособность из-за своей жадности была равносильна преступлению.

— Но я не хочу твоей гибели. Прошу, не забывай об этом. Наказание за грехи. Я просто обязан исполнить эту очевидную необходимость.

— Да, знаю.

Якоб вновь поднял взгляд на Лоуренса. В первый раз за их разговор в его глазах загорелся огонёк сочувствия.

— Ещё есть два дня, постарайся, как только в твоих силах, сделай всё возможное, тебе ничего другого не остаётся, и если я чем-то могу помочь тебе, я помогу, если речь пойдёт о нормальных торговых делах, то препятствий не будет. Не жалей сил. И ещё, я доверяю тебе. Есть ещё два дня, я бы мог повязать тебя на это время, но ты волен свободно выйти отсюда.

Слова я доверяю тебе дополнительным грузом легли на плечи Лоуренса. Хоро сказала, что, если, в конце концов, это станет необходимым, она поможет ему бежать. Но воспользоваться её помощью означает ещё и предать доверие Якоба. Могу ли я так поступить? — задался вопросом Лоуренс.

— Спасибо, что сохраняешь меня в своей душе. В эти два дня я постараюсь подзаработать деньжат.

— В торговле могут открыться неожиданные лазейки. Лишь безвыходная ситуация заставляет найти среди них выход.

Слова Якоба несколько ошеломили его. В них предполагалось возможность использование незаконных способов заработка. Якоб, глава отделения торговой гильдии Роэн в Рюбинхайгене столкнул Лоуренса с суровой действительностью лоб в лоб, но, похоже, искренне беспокоился о своём подопечном. Одной непреклонностью невозможно быть хозяином отделения того, что является для торговцев вторым домом.

— Может, хочешь что-то спросить или сказать? — спросил он.

Лоуренс покачал головой, но тут ему в голову пришла мысль, превратившаяся в слова:

— Пожалуйста, не забудь подумать о словах изумления, которыми ты меня встретишь, когда я покончу с этим долгом.

Якоб на мгновенье округлил глаза, а потом громко расхохотался. Должно быть, тогда шутки смешнее всего, когда должно быть вовсе не до смеха.

— Если ты способен шутить, дела должны пойти хорошо. Может, ещё девушка выскажется?

Лоуренс думал, что Хоро что-то скажет, но к его удивлению она молча покачала головой.

— Тогда пока закончим разговор. Слишком долго разговаривать нехорошо. Люди напридумывают слишком много чего лишнего. А если разлетятся плохие слухи, двигаться дальше станет тяжелее.

Якоб поднялся с кресла и пошёл к двери, Лоуренс с Хоро последовали за ним. Якоб с Лоуренсом знали, насколько плохо торговцу иметь унылое лицо, и оба постарались придать лицам обычное выражение. Будто они немного поболтали в той комнатке.

В зале хозяин отделения занял своё обычное место и просто махнул Лоуренсу рукой — иди, мол. Однако, выпивавшие в зале проводили Лоуренса молчанием, почувствовав, что не всё так просто.

Лоуренс закрыл дверь, словно хотел защититься ею от взглядов, буравивших его спину. Худшее, о чём можно было подумать в этих обстоятельствах, это его задержание. Лоуренс не мог не думать с благодарностью о щедрости Якоба, подарившего ему два дня свободы.

— Сейчас у меня есть два дня свободы. Мне ничего не остаётся, кроме как сделать за эти два дня столько, сколько смогу, — пробормотал он под нос, хотя считать, что за пару дней без достаточных средств можно заработать немыслимые сорок семь румионов, — это немалое заблуждение.

Если бы такой способ существовал, все нищие мира легко бы разбогатели.

Однако поразмыслить следовало. Если этого не сделать, наступит то самое завтра, о котором даже думать не хочется. Мечта о собственной лавке развеется дымом, вернуться к деятельности торговца уже не удастся, его жизнь завершится в тускло освещённом руднике либо на корабле, на котором, как рассказывали, стоны и крики агонии перекрывали рёв волн.

Лоуренс убеждал себя, что заставит себя что-то предпринять, но чем дольше он убеждал, тем больше ощущал, что на самом деле задача перед ним неразрешима.

Якоб оказал Лоуренсу доверие, дав ему два дня свободы до взыскания долга. Однако теперь Лоуренс начинал ощущать другое значение этого доверия, оно означало, что Лоуренс просто мог провести на свободе два дня, оставшиеся до признания неплатежеспособности. Потому что чем больше он думал, привлекая здравый смысл, тем лучше понимал невозможность заработать за два дня эти большие деньги — сорок семь румионов.

Когда Лоуренс выбрался из своих раздумий, его руки заметно дрожали. Он выглядел просто жалко и потому сжал руку в кулак, чтобы унять дрожь. Поверх кулака легла маленькая ручка.

Хоро, — вспомнил, наконец, он об её существовании.

Он не один. Осознав это, Лоуренс смог глубже дышать.

Если так пойдёт и дальше, его слово отвезти Хоро в северные леса окажется нарушенным. Застывшие мысли в его голове понемногу зашевелились. Заметив это, Хоро произнесла:

— Ну, что ты собираешься делать?

— Есть кое-что, что нужно попробовать прямо сейчас, прежде чем думать дальше.

— То есть? — спросила Хоро, поднимая голову.

— Долг поверх долга.

Не слишком богатый или не слишком щедрой души человек, вероятно, не позволит себе запросто дать кому-либо в долг большие деньги. В то же время он не станет особо усердствовать с возвратом небольших денег, одолженных кому-то, если только сам не будет испытывать нужду в деньгах или если окажется слишком недальновидным. Долг подобен надвигающемуся мутному потоку. Если весь поток грозит смыть должника, у него есть возможность справиться с ним, ухитрившись разбить поток на множество мелких ручейков.

Лоуренс замыслил занять много денег, а именно сорок семь румионов, у многих человек, чтобы погасить сразу большой долг, а потом эти маленькие заимствования вернуть каждому кредитору постепенно, по очереди.

Однако...

Лоуренс приходил в знакомые ему компании, и его поначалу приветствовали с воодушевлением. "О-о, господин Лоуренс. Давно не встречались. Поговорим сегодня снова, как мы сможем заработать?" Но как только он заговаривал о займе, лица его собеседников мрачнели. "Пять румионов? В общем, сейчас у нас в торговом доме с деньгами туго. К концу года вырастут цены на пшеницу и мясо, нам надо закупить запасы о весны. Так что прости, но..."

Они действовали так, словно сговорились. Что и понятно, они тоже были торговцами и хорошо чувствовали ситуацию. Когда странствующий торговец, оставшись на мели, не обращается к своей гильдии, а просит других, значит, он действительно в плохом положении, причём по причинам, не позволяющим рассчитывать на помощь своей гильдии. Никто не доверит свой груз тонущему кораблю.

Тогда хотя бы один румион, — просил он, притворяясь, что всё в порядке, но от него отворачивались, словно он уже протух.

Не находилось ни островка, за который Лоуренс мог бы зацепиться в этом мутном потоке, нередко разговор завершался тем, что его попросту прогоняли. Человек, просящий дать в долг, а не предлагающий товар или сделку, ничем не отличается от вора. Таков здравый смысл в мире торговли.

— Ладно, ещё не всё, — говорил он Хоро, ждавшей его снаружи, выходя к ней после очередного отказа.

После пятого раза он перестал это говорить. Только после первых трёх раз ему удавалось улыбнуться Хоро, а после четвёртого она перестала спрашивать — Ну, как прошло?

Разговоры мимоходом о том, как бы заработать, как занять и как вернуть деньги, тоже, в конце концов, угасли. Торговцы используют деньги в первую очередь для того, чтобы зарабатывать деньги, и очевидно, что без денег деньги не зарабатываются.

Шаги Лоуренса неосознанно ускорились, и Хоро стала отставать. Когда он это замечал, говорил себе не торопиться, но надолго это не задерживалось в его опустевшей голове. К тому же ободрительные слова Хоро, долетавшие время от времени до него, лишь сильнее его раздражали.

Плохо, всё явно складывалось плохо.

Когда солнце стало садиться, а воздух свежеть, лицо и шея Лоуренса уже блестели от обильного пота. Хотя он ожидал, что дела могут пойти таким образом, когда ему пришлось испытать всё на самом деле, ощущения оказались намного острее, чем он ожидал. Серьёзность ситуации пропитывала тело Лоуренса, как вода неглазурованную глиняную чашу.

Зачем только я пошёл на такую сделку в Поросоне? — укорял он сам себя снова и снова, не находя покоя своей душе и всё больше измучиваясь. До него донёсся голос Хоро, и он понял, что она опять сильно отстала. Он остановился и вдруг ощутил себя столь измотанным, что не мог и шага ступить.

Однако торчать на месте времени у него не было.

— Прости меня.

Пробил колокол, оповещая о закрытии рынка, почти все лавки стали тут же закрываться.

Разгрузочная площадка девятого места, куда пришёл Лоуренс, уже опустела, деревянная бирка, вывешенная у входа, оповещала о том, что торговый дом на сегодня уже закончил работу. Однако здания компаний обычно служили местом, где жили хозяева и их служащие, которые после закрытия всё равно оставались в здании. Лоуренс постучал дверным молотком и вздохнул.

Осталось совсем немного знакомых ему мест. Деньги надо было занять, даже если их придётся выдирать зубами.

— Кто там?

Мгновеньем позже дверь открылась, показалась знакомая ему полная женщина. Лоуренс хотел попросить позвать её мужа, владельца этого торгового дома, но женщина вдруг с неловким видом развернулась и пошла обратно. Владелец, стоявший сразу за ней, открыл рот:

— Давно не виделись, господин Лоуренс.

— Действительно давно. Прости, что побеспокоил тебя после закрытия, но я пришёл с одной просьбой.

В предыдущих местах Лоуренсу ещё хватило сил вести подобающий разговор, делать вид, что он пришёл для деловых переговоров. Но сейчас не смог, такой откровенно презрительный взгляд владельца пронзил его насквозь.

— До меня дошло, что ты тут и там просишь в долг деньги.

— Д-да... стыдно признать...

Торговые организации города наверняка имеют между собой прочные связи. Вероятно, кто-то из тех, к кому уже приходил одалживать Лоуренс, оповестил владельца.

— Кажется, там упоминались приличные деньги. И, возможно, всё из-за провала торговли военным снаряжением.

— Да. Я судил наивно и самоуверенно и потому встрял по полной.

Репутация Лоуренса всё равно уже была испорчена, так что он должен был занять деньги, даже если придётся умолять о милости к себе. Как ни суди, сорок семь румионов сделать за два дня из ничего невозможно. И если Лоуренсу откажут здесь, это произойдёт и в любом другом месте, куда б он ни пошёл. Если б какой-нибудь торговый дом дал ему денег в долг, то и другие подумали о том же, а пока никто не даёт, остальные тоже сочтут, что возрождение Лоуренса маловероятно.

Связи между торговцами очень сильны. Сведения, попав к кому-нибудь, тут же распространятся по всему городу.

Однако голос владельца поле его покаяния нисколько не потеплел.

— Наивно и самоуверенно? Вероятно, это отчасти так.

Даже не торговец, а просто человек, хоть как-то способный читать чувства людей, смог бы это понять. У человека перед Лоуренсом совершенно не было намерения давать в долг.

Владелец торгового дома от отвращения нахмурился и вздохнул. Возможно, уже стало известно, что Лоуренс пожадничал, приобретя товар в долг и в итоге оставшись с огромным долгом сам. Платёжеспособность — основа жизни торговца. Потеряв доверие, торговец ни у кого уже не найдёт помощи. Однако Лоуренс был сам виноват в том, что взял в долг, жаловаться ему было некому, если из-за этого он разорится. Он опустил голову, силы уходили из него, как вода в песок. Ничего поделать было уже нельзя.

Тем временем владелец продолжал говорить:

— Однако провал цены товара невозможно предсказать, если ты не сам Господь. Жестоко винить в этом лишь самого себя.

Лоуренс невольно поднял взгляд. Перед ним мелькнул спасительный огонёк. Если удастся занять денег здесь, то будет легче одолжить в тех местах, куда он пойдёт позже. Его умение торговца в какой-то степени будет признано. Тогда, наверное, надо обещать вернуть долг с лихвой через какое-то время. Он почувствовал, что в нём возрождается надежда.

Однако, подняв взгляд, он увидел на лице владельца презрение с каким-то удивлением.

— Если господин Лоуренс попал в беду, я бы, конечно же, подумал, чем бы мог ему помочь, сколь малы ни были мои возможности. Я думаю, что жить надо праведно, в соответствии с Писанием, чтобы показать другим свою искренность.

Лоуренс не понимал смысла слов владельца, он захотел что-то сказать в своё оправдание, но тот, кто был лучшим, чем он, торговцем, заставил его промолчать, сказав в завершение:

— Ты разгуливаешь с женщиной в то самое время, когда просишь других о милости дать тебе денег в долг? Ты просто смеёшься надо мной. Насколько же упала репутация гильдии Роэн.

Дверь торгового дома плотно захлопнулась, а Лоуренс, пригвождённый этими словами, не мог сойти с места. И даже, кажется, забыл дышать.

Молчавшая дверь перед ним захлопнулась столь неотвратимо, что её можно было счесть просто нарисованной на поверхности скалы. Ему казалось, что она столь же твёрдая и холодная. Эта дверь больше не откроется, а с ней оказались разорваны все связи Лоуренса с этим городом.

Никакого способа занять денег не оставалось.

Он не знал, как отошёл от двери, его тело словно само что-то сделало, а он очнулся от неё в стороне от громкого окрика:

— Что встал посреди дороги!

Это прикрикнул на него человек, управлявший повозкой, и тогда Лоуренс смог сделать несколько шагов и остановился на обочине, он чувствовал себя бродячим псом.

Что мне делать, что мне делать, что мне делать, — крутилось в его голове.

— Ты, ты как, ты в порядке? — прозвучал чей-то запыхавшийся голос. — Ты весь бледный. Давай на постоялый...

В следующий миг он хлопнул по руке Хоро, озабочено протянутой к нему.

— Да ты же... — закричал было Лоуренс и заткнулся, осознав, как он неправ.

Но было слишком поздно. Хоро смотрела на него так, будто её грудь пронзили копьём, её тянувшаяся к нему рука, медленно опустилась.

На её застывшем лице не отобразилось ни злости, ни обиды, когда она отвернулась.

— Кх... прос... ти... — сумел выдавить Лоуренс, но протянуть к ней руку он не осмелился. — А-а, дерьмо...

Ему оставалось лишь злиться на себя и ругаться. Тяжесть и ужас содеянного новым грузом легли на его сердце

— ...на постоялый двор... обратно, — тихо произнесла Хоро и пошла прочь, не взглянув на Лоуренса.

Хоро, способная с улицы уловить разговоры внутри зданий. Для неё разговор Лоуренса с владельцем не стал бы отчётливей, если бы она стояла рядом. А значит, Хоро могла ощутить себя виновной настолько, что ей захотелось бы убежать. Хотя пошла она с Лоуренсом, потому что волновалась за него, хотела поддержать. Тем не менее, она не стала извиняться и скрыла свою неловкость, вместо этого она попыталась помочь Лоуренсу. И он знал, что в такой ситуации ничего разумнее не было. И зная это, понимал, что так ему нельзя было поступать. Он не мог найти слов, чтобы крикнуть их Хоро, худенькая спина которой исчезала в толпе, да и смелости на это ему бы не хватило.

Лоуренс ещё раз обругал себя. Попадись ему сейчас богиня судьбы, он бы врезал ей в самое лицо.

На постоялый двор Лоуренс возвращался уже поздно, когда уже закрылись даже те лавки, которым разрешалось работать после наступления темноты. Ему хотелось напиться, но на это тоже нужны были деньги, к тому же напиться сейчас было бы трусостью. Да и предстать перед Хоро пьяным он бы ни за что не смог бы.

Однако припозднился Лоуренс не потому, что ему было неловко, нет, он снова пошёл по торговым домам. Если просить, отбросив гордость и достоинство, можно выпросить денег, если только таким путём хозяева могли отделаться от навязчивого просителя. Так он рассудил, возобновляя свои попытки.

В итоге ему удалось занять в четырёх местах чуть больше трёх румионов. В трёх из них ему даже сказали, что долг можно не возвращать. В итоге кое-что ему занять удалось. Но, само собой, собрать сорок семь румионов таким способом было невозможно. И преумножить собранные деньги за столь короткое остававшееся время было немыслимо. Положение не улучшилось. Более того, он разорвал все отношения с людьми ради этих денег, отношения, столь важные и столь необходимые в торговле.

Возможности значительно преумножить собранные деньги практически не было. Но всё равно, прежде чем об этом думать, надо было кое-что сделать. Позаботиться кое о чём было нужнее, чем пытаться преумножить полученные деньги. Вот почему Лоуренс заставил себя не думать о последствиях, когда выклянчивал деньги.

Он вдруг вновь ощутил, как его рука бьёт по руке Хоро из-за того, что он поддался вспышке раздражения, и в его груди запульсировала боль, словно тот удар угодил в его сердце.

Войдя на постоялый двор, Лоуренс увидел сонно зевавшего мужчину за стойкой. В городе хозяева постоялых дворов не должны были отправляться спать, пока не вернутся все постояльцы. Если кто-то не возвращался до установленного времени, хозяин должен был доложить об этом ближайшему дозору стражников, и таким образом помешать приезжавшим в город ворам или грабителям заниматься своим промыслом.

— Раненько ты вернулся домой, — саркастически произнёс хозяин.

Пропустив это мимо ушей, Лоуренс направился к своей комнате.

Вот она, комната на третьем этаже. Ему даже думать не хотелось, что Хоро могла куда-нибудь пойти.

Он дважды глубоко вдохнул-выдохнул, прежде чем взяться за ручку двери.

Эта дверь скрипела независимо от того, быстро или медленно её открывать, поэтому Лоуренс открыл дверь разом.

В тесно застроенном Рюбинхайгене, в который к тому же съезжалось намного больше путешественников, чем в обычные города, роскошью считалась уже отдельная комната с кроватью. И эта, с грубой кроватью посреди комнаты, окном с деревянными ставнями и простым столом у окна, стоила немалых денег. Впрочем, сейчас Лоуренс был благодарен тесноте комнаты. Будь здесь хоть немного просторней, он, возможно, не решился бы и рта раскрыть.

Хоро лежала на кровати, свернувшись калачиком, на неё через щели в ставнях падал лунный свет.

— Хоро.

Это короткое обращение так быстро пронеслось по тесной, тёмной комнатке и потухло, что возникало сомнение, прозвучало ли оно. Хоро на кровати даже не вздрогнула. Однако, если бы она Лоуренса и видеть бы не хотела, то, наверное, не вернулась бы на постоялый двор. А она, по крайней мере, вот, здесь, свернулась калачиком.

— Это была моя вина.

Единственное, что он мог и должен был сказать, но Хоро не шевельнулась.

Лоуренс не мог поверить, что она просто спит, он шагнул одной ногой в комнату, и у него перехватило дыхание. В тот миг, когда нога в комнате коснулась пола, ему показалось, что в ступню воткнули острый нож. Его прошиб холодный пот, он поспешно поднял ногу, и ужасное ощущение исчезло.

Он невольно глянул на ступни Хоро.

Когда кто-то действительно разозлён, а ты окажешься с ним рядом, тебе кажется, что его злость обжигает. Такого не может быть, и Лоуренс медленно протянул вперёд руку. Это было невероятное ощущение. Он отчётливо ощутил гнев Хоро. На расстоянии вытянутой руки воздух таинственным образом морозил и в то же время обжигал.

Лоуренс заставил себя продвинуть руку дальше. Ощущение было таким, словно он сунул руку в раскалённый песок с лезвиями ножей. Ему показалось, что он сейчас сгорит, станет угольком и будет измельчён ножами. Ему припомнилось подземелье, залитое водой, где он впервые увидел волчью форму Хоро. И всё же он шагнул вперёд. И тогда...

Шурх, — услышал он, заметив одновременно, что одеяло на Хоро приподнялось, в следующий момент что-то твёрдое врезалось в его руку.

— Цца... — вырвалось у него.

Он понял, что удар по пуке нанёс её распушившийся хвост, удар столь болезненным, что и мысли не возникло, что это могло показаться. Он сразу понял. Хоро, должно быть, дала ему понять, как было больно ей самой. А ведь Лоуренс в какой-то мере был к удару готов, а для неё он был полной неожиданностью. От неожиданности ей было ещё больнее.

Лоуренс снова обругал себя за свою ошибку. Потом достал из-под куртки кожаный кошель и бросил на кровать. Деньги, которые он собрал, пренебрегая последствиями. Отношения, которые он выстроил с торговцами этого города, образно говоря, были обращены в деньги.

— Деньги, что смог собрать я сам. Три румиона из общего долга. Мне надо что-то ещё сделать с остальными сорока с лишним румионами, но я больше ничего сделать не могу. У меня нет никаких мыслей на этот счёт.

Ответа не последовало, словно Лоуренс говорил с камнем на обочине дороги, и всё же он прочистил горло и продолжил:

— Лучшее, что я мог придумать, это пойти с этими деньгами в игорный дом. Но, подозреваю, результат умножится, если деньги будут у того, у кого они должны быть. Вот почему я отдаю эти деньги тебе.

С улицы через деревянные ставни донеслось чьё-то пьяное пение.

— К тому же при моей бесполезности будет лучше, если ты воспользуешься деньгами. Не похоже, что что-то с долгом изменится из-за этих трёх румионов.

Лоуренс оставлял деньги Хоро отчасти в надежде, что её мудрость могла бы преумножить их, а отчасти потому что он хотел оставить ей немного денег. Пусть обещание отвезти Хоро в северные леса было дано лишь устно, оно было дано, так что никуда не годилось просто взять и расстаться. Лоуренс думал, что в этих обстоятельствах дать немного денег — это то, что должен сделать торговец.

Однако ответа снова не последовало.

Лоуренс шагнул назад, повернулся, открыл дверь и вышел из комнаты. Гнетущая обстановка в комнате не позволяла ему остаться. Он спустился по тёмной лестнице и вышел в зал, там его окликнул хозяин, вероятно, убеждавший не покидать постоялый двор, но Лоуренс даже не обернулся на него и вышел на улицу.

Пьяная песня, услышанная в комнате, ещё слабо различалась где-то слева. Городская стража скоро пойдёт по улицам. Идти Лоуренсу было некуда, и он решил пойти направо, к гильдии, чтобы увидеться с Якобом, занятым, вероятно, сейчас последними действиями Лоуренса. То, как чуть ли не насильно были собраны три румиона, должно было вызвать поток жалоб главе отделения гильдии Роэн.

И вдруг Лоуренс на мгновение остановился. Так его потрясло, что этим вечером он, возможно, в последний раз свободно, без опаски вышел на улицу. Сердце его сжалось. Он невольно обернулся и поднял голову. Там на третьем этаже постоялого двора оставалась комната. И Хоро. У Лоуренса была надежда, что она сможет придумать что-то ужасающе-мудрое, что разрешит ситуацию, теперь же он смирился с мыслью, что положиться на неё уже не удастся. Поэтому он опустил голову, так и не взглянув на то окно.

"Значит, в гильдию", — сказал он себе, собираясь сделать первый шаг, но в этот момент что-то ударило его по голове.

Удар застал врасплох, перед глазами всё поплыло, и Лоуренс рухнул на колени. Ограбление, мелькнуло в его голове, рука потянулась к кинжалу на поясе, но ни чьих-либо шагов, ни угроз не последовало. Вместо этого послышался совершенно особый звук — звяканье монет. Оглядевшись, Лоуренс заметил тот кожаный кошель с тремя румионами, который он бросил на кровать.

— Болван, — донеслось сверху.

Лоуренс посмотрел туда и натолкнулся на холодный, как лунный свет, взгляд нахмуренной Хоро. Она смотрела на него.

— Вернись сейчас же, — сказала она и исчезла.

Зато появился выскочивший из дверей хозяин постоялого двора. Если остановившийся на постоялом дворе путешественник что-то натворит, хозяин тоже будет отвечать за это. Лоуренс предположил, что хозяин хотел его вернуть, потому что добрые люди не выходят на улицу посреди ночи. Но сейчас Лоуренсу больше незачем было уходить. Он со спокойным видом подобрал кошель и, махнув им перед носом хозяина, сообщил:

— Моя спутница выкинула в окно кошель.

Хозяин сердито вздохнул, криво усмехнулся и, пробормотав: "А, прости, пожалуйста", открыл дверь.

Лоуренс легко кивнул, вошёл и снова поднялся по лестнице в свою комнату. Держа в руке кошель с тремя румионами, он без колебаний открыл дверь. Хоро без плаща сидела, скрестив ноги, на стуле у окна.

— Настоящий болван, — сказала она, как только он открыл дверь.

— Это была моя вина.

Ничего больше Лоуренс подобрать не мог. Он чувствовал, что это точно передавало то, что творилось в его душе, но сказал он явно недостаточно. И всё же больше слов у него не было.

— Деньги... — произнесла Хоро, пребывая, видимо, в мрачном настроении, отчего её речь была отрывистой. — Как ты их собрал?

— Хочешь услышать?

Хоро сощурилась и отвела взгляд, будто посмотрела на еду, которую терпеть не могла. Потом почесала затылок и вздохнула.

— Я с этими важными деньгами... что бы ты делал, если б я сбежала с ними?

— Деньги я собирал в том числе и с такой целью. Если из-за своего промаха я не смогу исполнить договор с тобой, я бы хотел хотя бы оставить денег на дорогу... — принялся объяснять он и смолк.

Хоро сидела на стуле, плотно сжимая губы, а на её глаза наворачивались слёзы. Было похоже, что она изо всех сил пыталась их сдержать, а они рвались наружу свидетельством чувств, бушевавших внутри её.

Потом она моргнула, и этого хватило, чтобы слёзы полились в полную силу, словно прорвав сдерживавший их шлюз.

— Мне... оставить деньги на дорогу?

— Д-да.

— Такая, такая глупость!.. — Хоро постаралась вытереть слёзы рукавом и, не сумев, встала и пронзила Лоуренса взглядом. — Это же, по-моему, я виновата! Если бы не я, разве ты не смог бы одолжить денег? Почему ты больше не злишься на меня? Это я, это я!..

Её кулачки были сжаты до дрожи, её речь прервалась потоком слёз. Но Лоуренс не мог понять, о чём она говорила. Хоро тогда заставила взять её с собой, потому что беспокоилась за него. И это Лоуренс не догадался подумать, что ему могут отказать под предлогом, что он разгуливал с женщиной. И наконец, пусть и сгоряча, именно Лоуренс ударил Хоро по руке.

Как ни смотри, виноват он. Он никак не мог злиться на Хоро.

— Как я вижу, тогда виноват был я. Ты беспокоилась за меня, поддерживала. Я не могу на это злиться... — стал он отвечать и прервался, пронзённый её новым взглядом.

Лоуренс силился подобрать ещё какие-то слова, но Хоро вдруг развернулась и вцепилась руками в спинку стула.

— Такой, — крикнула она, замахиваясь стулом, — болван!

Лоуренс удивлённо отшатнулся, но тяжёлый стул не полетел в него из рук Хоро. Он тут же понял — стул слишком тяжёлый, поднять его — это всё, что Хоро могла сделать в человеческом облике, сил на то, чтобы его бросить, у неё не было.

— У-у-у, что за!.. — вырвалось у неё, и было неясно, относилось ли это к стулу, оказавшимся вдруг слишком тяжёлым, или к Лоуренсу.

Но ему стало ясно, что выпустить стул из тонких рук Хоро не позволяли чувства. А меж тем её худенькое тело, освещённое луной, начало клониться к окну. И всё же она не разжимала рук и пристально смотрела на Лоуренса.

— Берегись! — крикнул он, бросаясь к Хоро.

Ножка стула уже громко стукнулась о раму окна, когда левая рука Лоуренса схватила стул, а правая — тонкое запястье Хоро. Едва не выпав из окна вместе со стулом, Хоро, тем не менее, продолжала смотреть на Лоуренса. Однако, не поймав его взгляд, отвела глаза.

Лоуренс не знал, что сказать, он просто потянул к себе стул, чтобы вернуть его на пол, и Хоро друг послушно его отпустила. В следующий миг её худенькое тело чуть обмякло, будто её силы вместе с яростью ушли в стул, поставленный, наконец, на пол. Затем уши Лоуренса уловили её голос.

— Какой ты... — тихо сказала она, опуская взгляд, меж тем слёзы, продолжая течь из её глаз, закапали на пол, — добрый...

— Доб...рый? — невольно повторил Лоуренс слово, которого никак не ожидал.

Хоро, чьё запястье он ещё крепко сжимал, кивнула, как это делают дети.

— А разве... не так?.. Ты не смог одолжить денег, потому что я была с тобой... И всё же, всё же...

— Я отшвырнул твою протянутую мне руку. Вышел из себя. Но так нельзя поступать, верно?

Хоро помотала головой, а потом правой, свободной от его захвата рукой ткнула его в грудь. У неё было такое лицо, словно она хотела разозлиться, но забыла, как это сделать.

— Я... я ради самой себя пошла с тобой. Если это повлекло неприятные последствия, естественно, что ты разозлился. Тем не менее, я не ожидала, что мою руку так отшвырнут. Поэтому я хотела разозлиться. Я хотела разозлиться.

Всё, что сказала Хоро, давало ему ключ к пониманию ситуации.

— Но если у тебя было такое лицо, как я могла на тебя злиться, а? — Хоро свободной рукой снова вытерла слёзы. — И тогда я внутри себя разозлилась ещё больше...

Хотя Хоро разозлил удар Лоуренса по её руке, она не смогла вылить на него свою злость, когда увидела, что он понял, что натворил. Он был уверен, что лицо у него было тогда весьма жалким. Однако ярость в глубине её души это не уняло. Её руку ударили, и это продолжало её терзать. Она не могла излить на него свою ярость и от этого лишь сильнее ярилась.

Когда Лоуренс вернулся на постоялый двор, Хоро не ответила на его слова, возможно, попросту не зная, что делать. Она была намного умнее Лоуренса, и то, что она не знала, что делать с кипевшей внутри неё яростью, было для неё провалом.

Потом Лоуренс неправильно понял ярость Хоро и, оставив ей кожаный кошель с тремя румионами, покинул постоялый двор. Для пожара внутри неё это, вероятно, было подобно подлитому маслу. Хоро злилась, не находя выхода своей злости, не могла она её излить и тогда, когда ей оставили румионы, ещё больше усилившие её ярость.

— Виноват был я... Вернее, когда я оттолкнул твою руку, я подумал, что сделал что-то непоправимое. Потому-то, сколько бы я ни извинялся, этого будет недостаточно, — медленно произнёс Лоуренс.

Глаза Хоро выглядели утомлёнными и сердитыми. Вероятно, она действительно очень устала. Хоро, которая, казалось, могла решить всё что угодно своей мудрой головой и словами, разозлилась так, что попыталась бросить стулом в Лоуренса. Трудно поверить, что её хрупкое человеческое тело, в отличие от первоначальной её волчьей формы, могло вынести такой накал ярости.

— И тогда я подумал, — продолжал Лоуренс, — что должен сделать всё, что в моих силах. Если это обернулось так неприятно... тогда прости, пожалуйста.

Осознавая, насколько беспомощно это прозвучало, Лоуренс снова проклял бедность своей речи, однако Хоро, снова подняв правую руку, теперь лишь легко дотронулась ею до его груди.

— Ты...

— Мм?

— Лишь одно скажи, пожалуйста, — попросила Хоро, хлопнув его по груди ладошкой.

Причин отказывать у него, конечно, не было, он кивнул.

Но она не смогла сразу решиться задать вопрос и заговорила только после некоторых колебаний:

— Ты... такой добрый... — она лишь на миг посмотрела на Лоуренса, — это почему?

Затем её взгляд метнулся в сторону, словно хотел сбежать. И, тем не менее, несмотря на мимолётность этого взгляда, всё её внимание было сосредоточено именно на Лоуренсе. Казалось, она чего-то ждала. Волчьи уши, прежде яростно прижатые к голове, приподнялись, хвост слегка покачивался.

Лунный свет, падавший внутрь через окно, омывал худенькое тело Хоро.

Если быть честным, то Лоуренс так был потрясён, когда ударил по её руке, а потом так пытался раздобыть денег на её дальнейший путь, потому что Хоро для него стала особенным существом. Он был уверен, что Хоро желала услышать именно этот ответ. Он посмотрел ей в лицо и попытался ответить. И в это мгновение печальные глаза Хоро повернулись к нему. И Лоуренс вдруг понял, что скажет совсем иное:

— Такой от природы, наверное.

Он боялся, что честный ответ мог произвести большее впечатление, чем он мог представить. Ему показалось, что при откровенном ответе может пострадать совершенство даже такого неприступного существа как Хоро. А этого Лоуренсу не хотелось, вот почему у него вырвались эти слова. Потому что иначе он поступил бы несправедливо. Всё равно что воспользовался её слабостью.

Однако...

— Это... это...— запястье Хоро задёргалось в ладони Лоуренса, пока не выскользнуло, и тогда её кулачок изо всех сил врезался ему в живот. — Болван!

От удара, оказавшегося намного сильнее, чем можно было ожидать, Лоуренс отступил на шаг, но Хоро, не отрывая от него глаз, схватилась руками за его куртку, словно ни за что не могла позволить ему сбежать.

— Т-такой от природы? Такой от природы, говоришь? Пусть это будет ложью, но самцу, кажется, достойно сказать, что он влюбился, болван ты такой!

Лоуренс невольно прикрыл глаза. Его предположение о том, чего ждала Хоро, подтвердилось.

— Прос... прости. Я действительно... я...

И не смог продолжить. Потому что Хоро, продолжая держать его за куртку, оскалилась в ухмылке.

— И всё равно, ты! Бывает, когда хочется, чтобы тебе что-то сказали, даже если это ложь, или бывает, когда хочется набить морду за то, что тебе сказали только что. Как думаешь, что сейчас?

Как ни был Лоуренс ошеломлён её улыбкой, в которой не было ничего от улыбки, ему удалось выдавить: "Последнее", и Хоро, сердито выдохнув, отпихнула его. Её уши и хвост сердито дрожали. Впрочем, причина её злости была понятна.

— Ты такой добрый! Сколько на свете найдётся самцов, что не сказали бы тебе, что влюбился, например, или что ты важна для него, как думаешь? Я поняла, что ты подумал, и это невероятно. Ты просто невероятно добрый!

В её взгляде презрение было перемешано с ошеломлением, но она выглядела уже не столь сердитой. С самого начала Хоро хотела, чтобы он ей это сказал.

— Однако... что ж, это из-за твоей доброты я могла беззаботно путешествовать, так что мне желать всего, возможно, слишком большая роскошь, — как бы мимоходом продолжила она.

Это выглядело не очень убедительно, но возразить ему было нечем. И всё же — что творилось в душе Хоро, из-за чего она так явно хотела от него этих слов? Может, хотела, чтобы он побаловал её чем-то в этом роде. Или же...

Посреди его раздумий Хоро вдруг подняла руку и потянулась к нему.

Лоуренс насторожился, гадая, что ещё она могла задумать, но ответ последовал незамедлительно.

— Тем не менее я хочу, чтобы ты мне про это сказал. Давай ещё раз.

Вообще-то Лоуренс собирался попросить прощения, но он был уверен, что тогда пламя ярости Хоро разбушуется опять, причём ещё сильнее.

Хоро прочистила горло и посмотрела на Лоуренса, давая понять, что она готова, поэтому Лоуренс глубоко вдохнул, набираясь решимости. Сосредоточенность в её взгляде и голосе, направленные на него, не казались ему лицедейством.

— Почему ты... такой добрый?

Она подняла взгляд, становясь ещё серьёзней, глаза её были мокрыми, губы у неё подрагивали.

Лоуренс, ощущая, как запылало его лицо, ответил коротко и ясно:

— Потому что ты для меня особенная.

В этот миг её лицо озарилось такой радостью, которую Лоуренс не мог никак посчитать лицедейством, потом она опустила взгляд и прижалась лбом к его груди. Лоуренс ошеломлённо застыл при виде такого её лица, но мгновеньем позже Хоро снова подняла голову и, посмотрев на него с недовольством, взяла его руки и завела их себе за спину.

Обними меня покрепче.

Она вела себя так нелепо, что смятение Лоуренса только усилилось, в то же время всё это было очень трогательно и мило. Он обнял худенькое тело Хоро, и её хвост довольно затрепетал. Лоуренс ощутил радость от такой её реакции, и он сжал её в объятиях немного крепче.

Вряд ли это длилось долго, но ему показалось, что они так стоят уже давно.

Потом ему показалось, что её спина дрогнула, он вернулся к действительности и увидел, что Хоро в его объятиях смеётся:

— Ха-ха-ха, надо же, что ж мы делаем?

— Мне кажется, это ты всё затеяла, — ответил Лоуренс, выпуская её из объятий.

— Ху-ху-ху. Ладно, тебе тоже было неплохо попрактиковаться, верно? — ответила она так озорно, что Лоуренсу не захотелось даже что-то ответить на это, и он просто пожал плечами.

Хоро громко рассмеялась.

— Однако, ты, — произнесла она, успокоившись, Лоуренс заподозрил, что ему придётся сказать ещё что-то, но Хоро продолжила со спокойным видом. — В следующий раз позволь мне разозлиться, ладно? Я рада, что ты стараешься обо всём подумать, но в некоторых ситуациях лучше разозлиться и наорать друг на друга, чтобы быстрее решить проблему.

Утверждение было весьма странным, но смысл его запал в голову Лоуренса. Сам бы он до такого никогда не додумался. Впрочем, оно создавало сильное ощущение теплоты и свежести.

— Ладно, ты. Лишь взглянув на твоё лицо, я поняла, как ты их собрал, сколько там у тебя?

— Три и две седьмых румиона.

Пошевелив ушами, Хоро снова прижалась лицом к груди Лоуренса. Он было решил, что ей вздумалось высморкаться в его куртку, и захотел её отодвинуть, но тут же понял — она вытирала слёзы — и не стал препятствовать. Потом она, наконец, подняла голову, снова став обычной Хоро. Горделиво улыбнувшись, Хоро заявила:

— Ты правильно дожидался моей мудрости, полагаю. Во всяком случае одна неплохая мысль у меня уже есть.

— Мы-мысль?.. Что за?.. — изумившись и затрепетав от надежды, Лоуренс невольно подался вперёд.

Хоро состроила недовольное лицо и раздражённо отодвинула его руками.

— Если будешь ждать слишком многого, придётся плохо, если оно у тебя не получится...

И с этим предупреждением Хоро столь коротко пояснила свою мысль, что это даже нельзя было назвать кратким изложением. Бесхитростно и ясно, так лучше всего охарактеризовать то, что она предложила. Лоуренс округлил глаза от простодушного совершенства её замысла.

— И как? Справишься? — спросила она.

— Нет, ведь так же думали многие, но это же невозможно на самом деле, разве нет? Наверняка нашлись те, кто попробовал и попался.

— Если прибегнуть к помощи сотни обычных людей для этого, тогда да. Не сомневаюсь, их раскрыли на первом же досмотре.

Замысел Хоро заключался в контрабанде золота. Причём бесхитростным и простым способом. Лоуренс не ожидал, что мудрая волчица Хоро могла с лёгкостью предложить столь опасный, безнадёжный путь. Но, как он и думал, Хоро тут же принялась объяснять, почему её замысел мог получить успешный исход.

— Ручаюсь своими ушами и хвостом, что могу назвать одного человека, которому под силу это сделать. Хотя, если честно, я бы не хотела просить его... Я бы перемахнула стены этого города. Но учитывая твоё затруднительное положение, я не могу настаивать на роскоши следовать своим желаниям.

Конечно же, Лоуренс сразу понял, кого она имела в виду. И если так сказала Хоро, можно было не сомневаться, что этот человек и впрямь смог бы выполнить свою задачу. Однако проблемы с контрабандой золота — это не просто пройти или не пройти досмотр. Если они попадутся, наказанием может быть смертная казнь, поэтому тот, кто участвует в деле, должен знать как о награде, так и о степени опасности замысла, и все участники должны быть связаны такими отношениями, которые позволили бы доверять друг другу и поддерживать друг друга.

Были и иные сложности. Например, серьёзно смущало, как убедить человека, который понёс бы золото. Какую награду ему ни пообещай, он будет рисковать своей жизнью.

Однако, если в принципе контрабанда золота была возможной, Лоуренс был не в том положении, чтобы позволить себе отмахнуться от этой возможности. Не обдумать её Лоуренс не мог.

— Значит, если заручиться поддержкой этого человека, контрабанда возможна? — переспросил он.

— Если не произойдёт чего-то значимого, всё должно пройти как надо.

— Вот, значит, как... — пробормотал Лоуренс.

Ответ казался не вполне обнадёживающим, но с этого момента разум Лоуренса сосредоточился на продумывании деталей контрабанды золота.

Если кому-то предлагается доставить контрабандный товар, скажем, золото, ему следует выплатить вознаграждение как за риск, так и за молчание. Если купить в каком-нибудь месте золота на три румиона, имеющиеся в наличии, ввезти его контрабандой, дохода будет совершенно недостаточно. Выплата вознаграждения его попросту поглотит. Да если бы даже золото доставили бы бесплатно, прибыли от контрабанды золота на три румиона не хватит на покрытие долга Лоуренса. Значит, надо привлечь откуда-то ещё денег. Вероятно, Хоро это тоже понимала и потому старалась, как могла, найти другой путь доставки золота в город вместо того, чтобы просто самой перепрыгнуть через стену и место досмотра вместе с ней. Ведь для того, чтобы обратиться к кому-то за деньгами на контрабанду, надо обосновать возможность её осуществления. К тому же тот, кто мог бы дать на это дело деньги, должен быть уверен в том, что на него не донесут за участие в контрабанде. И это ещё не всё. Самой большой сложностью было то, что у Лоуренса не оставалось времени.

От этих мыслей его вдруг отвлекло прикосновение к его руке. В следующий миг он понял — это не прикосновение, просто Хоро, державшая его за руку, теперь отпустила её.

— Теперь ты должен обдумать все подробности. Я лягу спать.

Она легко зевнула, потом вздохнула, вильнула хвостом и направилась к кровати.

— Что, собираешься лечь спать? — спросил с некоторым удивлением Лоуренс, рассчитывавший позаимствовать мудрости у Хоро.

Но она, уже закутавшаяся в одеяло с головой, высвободила лицо и ответила:

— Я мало что знаю о городах. Я не смогу придумать что-то большее, чем то, что с этого дела можно получить деньги.

Похоже, что так оно и есть, подумал Лоуренс, и тут Хоро вдруг, хихикая, спросила:

— Или же ты почему-то захотел, чтобы я осталась рядом с тобой?

Лоуренс вспомнил про "попрактиковаться" и без смущения ответил:

— Да, мне бы хотелось, чтобы ты осталась.

— Ненавижу, когда холодно, — заявила Хоро и спрятала лицо в одеяло, оставив снаружи лишь довольно покачивавшийся хвост, явно более тёплый, чем одеяло.

Лоуренс улыбнулся, ощущая в себе ту радость, какую никогда не испытывал, странствуя на своей повозке в одиночку, потом он вздохнул. Если до восхода солнца он не найдёт выхода, то предстать перед Всевышним ему предстоит, имея от жизни лишь эту радость.

Однако сейчас у него была возможность. Она была вроде семени, выбора у него не было, оставалось только постараться вырастить из возможности цветок успеха и заставить его расцвести. Лоуренс сел на стул, который пытались бросить в него изящные ручки Хоро и поднял упавший кожаный кошель.

По тихой комнате пронеслось звяк — такой знакомый звук денег в кошеле.

За окном послышался шум повозки, проезжавшей по мостовой. Лоуренс выглянул из окна и увидел повозку с овощами, какой-то торговец спешил поспеть с ней на рынок пораньше. Улица начала наполняться людьми.

Когда Лоуренс подумал, что пора бы уже подать свой голос церковному колоколу, и тут же действительно раздался колокольный звон, улетавший в светлевшее небо. Доносившийся издалека тяжёлый медный бой звучал вполне отчётливо.

Не успел отзвонить колокол центральной церкви, вступили колокола небольших церквей, их звон доносился с разных сторон. Такое несколько шумное утро. Вероятно, обычное утро для городских жителей, но этот шум непривычен путешественникам, привыкшим просыпаться на рассвете под щебет птиц.

Что же говорить о волчице, уши которой чуткостью несравнимо превосходят людские. Недовольно простонав, она приподнялась на кровати.

— Доброе утро.

Хоро с недовольным видом кивнула на приветствие и открыла рот, только чтобы объявить:

— В животе пусто.

— Выйдем на площадь, лавки скоро откроются.

— Мм... — согласилась Хоро и, потянувшись, как кошка, принялась разглаживать свои шелковистые волосы, казавшиеся мягкими даже со сна. — И каков итог твоих ночных раздумий?

— Выйдет.

Вероятно, столь определённый ответ заставил Хоро забыть о любимом хвосте, которым она хотела заняться после волос, и с удивлением посмотреть на Лоуренса.

— Ты говоришь это мне очень уверенно.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, но так как она нарочно отвернулась, не стал настаивать и просто продолжил. — Однако есть две двери, через которые надо пройти.

— Две?

— Кроме человека, который пронесёт золото, нужно убедить ещё кого-то оплатить покупку золота. Потому что с тремя румионами, что есть у меня, я не смогу заплатить первому человеку.

Хоро чуть подумала и с сомнением посмотрела на Лоуренса:

— Кажется, не хватает ещё одной двери. У тебя остался один полный день, верно? Не уверена, что найдётся так близко место, откуда можно было бы успеть принести золото.

Вполне ожидаемо для быстрого ума мудрой волчицы. Но если потратить всю ночь, можно докопаться до того, до чего не доберётся даже голова мудрой волчицы.

— Я, конечно, подумал и об этом. И подумал как о самом большом препятствии, но, можно удивиться или назвать это чудом, однако оно оказалось ключом, чтобы открыть и остальные двери, — сообщил Лоуренс и гордо улыбнулся.

— Хо-хо-хо, — рассмеялась Хоро, как учитель, проверявший, чему научился его ученик.

— Деньги на золото должна предоставить гильдия Ремерио.

Хоро наклонила голову немного набок.

Гильдия Ремерио была на грани разорения, как и Лоуренс. Однако трудно поверить, что в такой крупной гильдии все были настолько бесхитростными, что остались, образно говоря, голыми на морозе. У них должны были оставаться средства, спрятанные от взыскания кредиторами. Закупка на эти средства золота для контрабанды можно было с полным правом назвать лучшим применением этих средств.

Кроме того, что чрезвычайно слабым местом контрабанды золота являлась возможность огласки, это был очень важный момент. Однако, если обратиться к гильдии Ремерио с предложением контрабанды золота, то гильдия не будет заинтересована в том, чтобы погубить Лоуренса. Человеку, находящемуся на грани гибели терять нечего. Если Лоуренс сообщит, что гильдия Ремерио замышляет контрабанду золота, возможность её восстановления будет перечёркнута навсегда. А потому гильдии Ремерио придётся отложить на время взыскание долга с Лоуренса. Так как единственный способ уберечься от огласки с его стороны — это сделать его своим сообщником.

Вот, к чему пришёл Лоуренс ценой одной бессонной ночи.

— Однако времени у нас в обрез.

Нехватка времени сейчас была главной трудностью.

— Мм. Пойдём к ним сразу, как поедим.

— Поедим?

— Ты ж не сможешь сражаться на пустой желудок, верно?

Эти слова напомнили Лоуренсу, что он сам ничего не ел со вчерашнего полудня, впрочем, какого-то голода он и не ощущал то ли из-за бессонной ночи, то ли из-за нелёгкой работы, которая его ждала. Зато Хоро, вскочив с кровати, обернула свой плащ вокруг пояса на манер юбки, быстро повязала на голову косынку и весело заявила:

— И лучше всего — мяса!

Даже будь Лоуренс сейчас в полном порядке, предложение есть мясо с самого утра заставило бы его недовольно скривиться.

Позавтракав у лавки, Лоуренс с Хоро пошли в гильдию Ремерио. Однако теперь они были пешком, а не на повозке, и потому подошли к главному входу со стороны фасада. Как и следовало ожидать, фасад выходил на большую улицу, не выделяясь среди рядом стоявших зданий, но когда Лоуренс открыл дверь и вошёл внутрь, бросилось в глаза, что гильдия не работала и даже не готовилась к началу работы, его ноздри невольно раздулись от того непередаваемого запаха торговой компании, обременённой денежными проблемами. Особенно сильно это ощущалось после утреннего воздуха на улице, буквально пропитанного надеждой.

Вспышки отчаяния, алчного нетерпения почти обжигали. Запах таких мест меняло очень сильно наличие или отсутствие денег. У нескольких человек, встреченных у входа, вытянулись лица при виде посетителей, пожаловавших столь ранним утром, впрочем, один из них, более-менее сохранявший самообладание, вежливым тоном спросил:

— Э-это... добро пожаловать, кто вы, уважаемые?

Мужчина был средних лет и от природы очень худой.

— Меня зовут Лоуренс, я вчера заглядывал. И хотел бы кое-что обсудить с господином Ремерио.

— Значит, уважаемый господин, который раньше... Тогда сюда... а, прости, тебя сопровождает?..

— Моя ученица. Ей удобней быть одетой, как городская девушка, но я жду от неё, что уже скоро она зарекомендует себя как женщина-торговец. Ради этого будущего и в порядке обучения я хотел бы, чтобы она приняла участие в разговоре.

Лоуренс солгал, не запнувшись, и люди гильдии не усомнились в его словах. Женщины-торговцы были редкостью, но насчитывалось немало тех, кто стремился стать одной из них.

— Идите сюда, — и мужчина пошёл вглубь здания.

Лоуренс последовал за ним, а Хоро пристроилась сзади. У большинства встреченных на первом этаже людей были красные глаза с тёмными набрякшими мешками под ними. Подобно Лоуренсу, этой ночью они, должно быть, не спали, усердно работая над способами раздобыть денег.

Лоуренса и Хоро отвели в зал на третьем этаже.

— Подождите здесь, пожалуйста.

Скорее всего, это место использовалось для торговых переговоров по торговле дорогими товарами вроде драгоценностей или специй. Лоуренс сел не на простой обтянутый тканью стул, а на полукресло с кожаным сиденьем.

— Уважаемый господин... Лоуренс, верно? Я бы хотел поинтересоваться о цели вашего посещения, — обратился сопроводивший их мужчина, когда Лоуренс сел.

— Я здесь в связи с моим долгом гильдии, а также с долгами этой гильдии, я хотел бы поговорить о погашении моего и, может быть, ваших долгов, — ответил Лоуренс, твёрдо глядя мужчине в глаза.

Тот чуть отпрянул назад, его глаза расширились, словно рядом ударила молния. В следующий миг в его взгляде отобразилось подозрение. Вероятнее всего он мог подумать, что в гильдию в критическом состоянии пришёл нечистоплотный ловкач, чтобы высосать последний мозг из костей уже обглоданной гильдии.

— Подозрение вполне естественно. Поэтому мне и нужно поговорить с самим господином Ремерио.

Мужчина смутился, увидев, его мысли, вероятно, раскрыли. Он рывком опустил голову и вышел из зала, сказав лишь:

— Я передам хозяину.

Восемь или девять из десяти, что Ремерио вцепится в предложение Лоуренса. Потому что в словах Лоуренса не было лжи.

Издыхающую компанию посещают лишь те, кто предлагает распродать то, что у неё ещё осталось. Подобно голодным злым духам собираются они, чтобы урвать побольше денег в то время, когда она идёт ко дну. В таких обстоятельствах невозможно не вцепиться в возможность обратить процесс гибели вспять.

Хоро указала на возможность осуществления контрабанды золота, способной принести достаточный доход, чтобы погасить долг Лоуренса и даже долги гильдии Ремерио, сколь головокружительно большими они ни были.

Но без участия гильдии Ремерио, замысел Хоро осуществить было невозможно. И кроме того, если контрабанда будет раскрыта, казней не избежать. Этой гильдии больше не будет в городе, а родным Ремерио станет невозможным дальнейшее пребывание здесь. Опасность этого действительно существовала.

Однако если просто сидеть и ждать — результат будет практически тем же. И раз так, Лоуренс должен был поставить на представившуюся возможность всё. Он получит погашение своего долга и большие деньги для осуществления контрабанды.

Чем опаснее ситуация, тем больше доход, когда её превозможешь. Взять, к примеру, хозяина торгового дома Ратпиарон из Поросона, которому Лоуренс навязал сделку. Лоуренс мог лишь криво усмехнуться, вспоминая тот случай, но сейчас следовало отбросить прошлое и смотреть вперёд.

Гильдия Ремерио обязательно должна ввязаться в это сомнительное дело. Вот первая высота, которую предстоит взять. Глубоко вдохнув и выпрямив спину, Лоуренс ощутил сбоку взгляд и посмотрел на Хоро. Больше никого рядом не было. Только Хоро.

— Эй, я с тобой.

Приподнявшаяся верхняя губа открыла её клыки. Эта бесстрашная улыбка, на которую можно положиться.

— Да.

Ответ его был коротким. Чем выше доверие, тем меньше нужно слов. При самых доверительных отношениях договор скрепляется не длинным текстом с нотариальным заверением, а коротким рукопожатием.

Потом в дверь постучали, а когда она отрылась, за ней стоял Ханс Ремерио, такой же осунувшийся, как и Лоуренс.

— Хочешь сказать что-то важное?

Первый шаг к осуществлению затеи был сделан.

Глава 5

Лоуренсу не требовались никакие дополнительные хитрости. Он сразу чётко изложил свою цель.

Ремерио, сузив глаза, произнёс вполне ожидаемое:

— Немыслимо.

— Значит, немыслимо, — повторил Лоуренс.

Однако, когда Лоуренс это сказал, здравый смысл торговца, владельца торговой гильдии в Рюбинхайгене, кажется, наконец, включился. Ремерио откинулся на спинку полукресла с презрительной улыбкой на губах — это просто нелепица.

— Я понимаю, что погасить долг очень трудно, но мне не надо этой чепухи, даже если у меня проблемы.

И он попытался подняться с видом человека, чьё время потрачено понапрасну.

— Уверен, что прошлом были те, кто пытался так же заниматься контрабандой, — сказал в ответ Лоуренс, останавливая владельца гильдии, — и их ловили.

— Раз ты это знаешь, наш разговор короток. Те, кому грозит разорение, часто принимают безрассудные затеи за безупречные, — парировал Ремерио, наклонившись немного вперёд, чтобы встать.

Возможно, он говорил это не только Лоуренсу, но и самому себе, впрочем, он, возможно, в глубине души надеялся, что его разубедят. Лоуренс же, остановиться уже никак не мог.

— Однако, что если привлечь к контрабанде золота человека, имеющего нужные способности?

Ремерио посмотрел на Лоуренса слипавшимися глазами и перестал ёрзать на сидении.

— Способ, что ты предложил, невозможен. Потому что люди с нужными способностями, как ты сказал, не согласятся на участие в контрабанде золота, они и без того имеют хороший доход. Если таких взять откуда-то, то всех пришлых людей проверяют особенно строго из-за бесчисленных попыток контрабанды в прошлом.

Ремерио возразил, а это означало, что он фактически начал обсуждение, следовательно, ожидал в глубине души какого-либо предложения.

— А если существует человек с хорошими способностями и без достойного дохода?

— Если человек хорош в своём деле, для него поиск работы в этом городе не проблема. Таких всегда не хватает, — возразил Ремерио и откинулся на спинку в ожидании ответа Лоуренса.

Его лицо своим выражением чем-то напоминало вчерашнее лицо Хоро. Выдвигая довод, он ожидал контрдовода в надежде увидеть свой довод разбитым, но пока этого не получалось.

Лоуренс глубоко вздохнул.

— Что, если есть человек с хорошими способностями прямо в этом городе, если у него есть работа, но малооплачиваемая, и ему нужны деньги? Работу этому известному мне человеку предоставляет Церковь. А контрабанда золота задевает интересы как раз Церкви. Контрабанда золота — это не только заработок, но и нечто вроде мести Церкви. Если привлечь этого человека, он обязательно согласится, если кроме заработка будет возможность "куснуть" Церковь. Сверх того, маловероятно, чтобы он нас выдал. Потому чувства что у него к Церкви, своему работодателю, несколько мрачные.

— На... надо же, как удачно.

— Как обычно и бывает, когда дело приносит прибыль, верно?

Когда где-то случился неурожай, а ты как раз привёз пшеницу. Когда уже решил, что тебе всучили украшения, которые никому не нужны, а в другом месте они оказались нарасхват. Большая часть неожиданно больших прибылей — результат неожиданных совпадений.

По лицу Ремерио пробежала судорога. Он хотел поверить. Но поверить всё ещё не мог.

— Если я назову имя того человека, думаю, ты всё поймёшь сам.

— Если... если бы ты сам занялся контрабандой... Это же странно, что ты уменьшаешь свою долю, придя ко мне с предложением.

От самой сути контрабанды Ремерио перешёл к связанным с ней подробностям. Не делая вывод, возможна ли она вообще.

— Я не могу этого сделать по двум причинам. Первое, долг этой гильдии я должен выплатить сегодня, так что с наступлением темноты меня, несомненно, схватит та гильдия, которая возьмёт мой долг на себя. Второе, вот все деньги, что у меня есть, — Лоуренс достал кожаный кошель, развязал тесёмку и высыпал содержимое. — Три румиона золотом и серебром.

Ремерио, находившийся под той же угрозой разорения, что и Лоуренс, впился глазами в рассыпавшиеся монеты.

— Три румиона. Как я их собрал, легко узнаешь, если зайдёшь в какой-нибудь из торговых домов поблизости, — понизив голос, добавил Лоуренс.

Услышав это, Ремерио вздохнул. Оказавшись в таком положении, он не мог сразу же не понять, как получены эти деньги.

— Это действительно всё, что у меня есть. Давая их в качестве залога, я бы хотел, чтобы ты поверил моим словам. И... — Лоуренс потянулся вперёд и посмотрел в глаза Ремерио. — Я бы хотел, чтобы ты отложил на время взыскание моего долга и внёс деньги в это дело, чтобы купить на них золото для контрабанды.

По осунувшемуся лицу Ремерио стекали ручейки пота, его подбородок дрожал. Он не отказал Лоуренсу сразу, следовательно, деньги на покупку золота у него имелись.

Лоуренс должен был терпеливо ждать в расчёте на то, что Ремерио захочет вложить свои деньги в это дело. Возможно, следовало ещё немного подтолкнуть Ремерио. Но излишний нажим мог вызвать сомнения.

Контрабанда золота сулит огромную прибыль, однако несёт огромную опасность. Кроме того, попытка заставить гильдию Ремерио в её положении пойти на серьёзные траты могла выглядеть простым мошенничеством. И на самом деле есть немало тех, кто хотел бы окончательно потопить тонущее судно, чтобы поживиться его обломками. Недоверие в этом случае вполне естественно.

И потому Лоуренс подобрал слова и вдохнул побольше воздуха, собираясь заговорить...

— Уважаемый господин, — вдруг раздался неожиданно высокий голос.

Это был голос Хоро.

Ремерио, изумлённо моргая, перевёл на неё взгляд, словно лишь сейчас осознав её присутствие. Лоуренс тоже посмотрел на неё — Хоро сидела, потупив глаза.

— Уважаемый господин ещё имеет время на колебания?

— Чт... — вырвалось у Ремерио, прежде чем он закрыл рот.

Вопрос Хоро мог восприниматься и как угроза, и как нажим. Иногда такое могло бы и сработать, но сейчас, подумал Лоуренс, это может всё испортить, всё закончится плохо, надо постараться остановить Хоро.

Однако...

— Кажется, только что отсюда ушёл ещё один человек, — и лицо Хоро обратилось к Ремерио, — можно ли ещё тянуть?

Лицо того застыло, словно превратилось в камень.

— Э-э... эт-то...

— Уши у меня особенно хороши, они слышат любые тайные разговоры. Люди в комнате внизу обсуждают, как отсюда уйти, хочешь, перескажу, что они говорят?

— Эт...

— А, ещё один ушёл. Если так и дальше, эта гильдия скоро...

— Прошу, прекрати! — вскричал Ремерио, хватаясь за голову.

Слова Хоро, бесстрастно смотревшей на Ремерио, для его ушей были вовсе не похожи на ветерок, ласкающий щеку.

Лоуренс отчасти сочувствовал ему. Торговая компания — тот же корабль. Днище прохудится — матросы убедятся, что дыру не заткнуть, и бросят корабль, не обращая внимания на приказы своего капитана. Тем не менее, Лоуренс понимал, что Хоро специально ткнула в больное место. Тем более, что и она сама отличалась особенной чувствительностью к одиночеству. Она, можно не сомневаться, прекрасно понимала муки Ремерио.

— Господин Ремерио, — заговорил успокаивающе Лоуренс, впрочем, его тон был обусловлен не сочувствием, а тем, что он понял, зачем вмешалась в разговор Хоро. — Я вношу три румиона в качестве залога и предлагаю тебе сделку, связанную с покупкой золота. У меня есть на примете человек, способный осуществить это дело. Если его должным образом вознаградить, ему можно доверять. И я уверен, что этой гильдии известны пути реализации золота. Как ты на это смотришь? Отложи срок моего долга и дай мне справедливую долю, и я займусь вместе с твоей гильдией контрабандой золота на неплохих условиях для господина Ремерио.

У него остались одни сутки свободы.

— Как ты на это смотришь?

Ремерио понурил голову, продолжая держаться за неё руками.

Слова Лоуренса должны были искушать его сильнее вина, должны были через уши проникнуть в самое сердце. Однако Ремерио сидел неподвижно.

Время тянулось в полной тишине. Вся гильдия молчала, будто брала пример со своего владельца.

— Господин Ремерио, — обратился Лоуренс, ему хотелось теребить застывшего перед ним человека этим обращением снова и снова.

— Понимаю... — Ремерио поднял своё осунувшееся лицо с загоревшимися огнём глазами. — Хорошо, сделаем это.

Он вскочил с полукресла и протянул руку. Руки двоих, нёсших на челе печать предстоявшего разорения, пожали одна другую.

— Да благословит нас Господь.

Распределив обязанности и установив доли прибыли в контрабанде золота, Лоуренс с Хоро покинули гильдию Ремерио и вскоре оказались перед невысокой церковью в восточной части Рюбинхайгена. Считалось, что чем выше церковь, тем она ближе к Богу, соответственно и украшения на здании, и размер колокола строго определялись позицией церкви в иерархии.

Эта церковь занимала позицию где-то посередине нижней половины. Кое-какое оформление, позволенное ей, давало не выглядеть ветхой, но в целом для Рюбинхайгена церковь выглядела более чем скромно.

Близился полдень, полуденная служба в церкви добралась примерно до середины.

— Ну, ты, — вдруг посреди песнопения, прославлявшего Божью матерь, позвала Хоро, сидя на каменных ступенях церкви. — Ты уверен, что тебе достанет духа соблазнить ту мелкую девчонку?

— Возможно, ты плохо слушала.

— Или, может быть, тут что-то другое? — со смущённым видом спросила Хоро.

Лоуренс с кислым видом перевёл взгляд вперёд и ответил:

— Это неважно.

Хоро тихо хихикнула.

У этой церкви Хоро с Лоуренсом ждали конца службы, потому что им для дела нужна была пастушка Нора. Изначально Лоуренс не знал, при которой из церквей Нора состояла, но девушка-пастушка — явление нечастое, так что определить церковь удалось достаточно быстро. Само собой, Лоуренс искал её изо всех сил для того, чтобы праздно поболтать. Он и Хоро пришли сюда, потому что Нора должна была сыграть важную роль в предстоящем деле с золотом, а именно — они хотели попросить её переправить золото в город.

Однако Норе не грозило разорение в отличие от Лоуренса с Ремерио. Потому попытка уговорить её участвовать в контрабанде золота была сродни обману. Лоуренсу предстояло так приукрасить выгоду от успеха этого дела, чтобы она соответствовала его риску, причём риску для самой жизни, редкая прибыль может уравновесить такой риск. Так что слово "обман" вполне подходило в данном случае.

Но способности Норы как пастушки вместе с её положением в этом городе были необходимы для успеха контрабанды золота. К тому же Лоуренс был уверен в том, что Нора была способна выполнить свою часть в этом деле.

Оценивать душевные качества людей, наподобие изменений цен на товары, — занятие болезненное для совести. Одно дело, если речь идёт о собратьях-торговцах, им обижаться не на что, совсем другое, если взять наивную пастушку. Тем не менее, опыт торговца наделил Лоуренса должной проницательностью и по отношению к Норе. Нора была не только пастушкой, а пастухов всегда подозревали в язычестве, она ещё была и женщиной, которые, как часто раз считалось, являлись приспешницами дьявола и его блудницами. Нетрудно догадаться, что работу при церкви ей дали не из доброты, а из стремления изо дня в день следить за ней. Именно поэтому, думал Лоуренс, выражение её лица противоречило её словам, когда она говорила про свою работу, которую ей доверили в церкви.

К тому же Нора говорила, что хотела бы подзаработать денег и стать портнихой, это при том, что по натуре, похоже, она не была корыстолюбивой. Из-за того, что ей не хватало денег, она надеялась дополнительно заработать в качестве проводника. Лоуренс разглядел её неудовлетворённость достаточно тяжёлой работой. Она работала пастушкой много и усердно, но всё равно не могла заработать, и потому она вряд ли встречала радостью приход каждого нового дня. Потому что понимала, завтра и послезавтра её ждёт то же самое — тяжёлый день, и конца этому не было видно.

В такой ситуации Лоуренс собирался предложить принять участие в контрабанде золота, чтобы не только быстро заработать деньги, которых хватило бы для вступления в гильдию, но и для обеспечения себя всем необходимым на ближайшее будущее. Дело, безусловно, опасное, но, может быть, ей не стоило бы упускать такую возможность. Войти в дело, которое предлагал ей он.

Лоуренс вроде бы и не заставлял Нору заняться этим и в этом смысле не делал ничего плохого, но его мучило чувство вины, поскольку он знал, что его предложение использовало тяжесть её ситуации. Но вместе с тем любой, кроме Норы, был бы бесполезен для этой работы.

Нора была уже весьма опытной пастушкой, но ей доверяли лишь несколько овец, её отправляли туда, куда другие пастухи не ходили, где бродили волки. Учитывая это, как и то, что Нора мечтала поднакопить денег на свою мечту, можно было сказать, что сам Бог устроил для Лоуренса с Хоро и Ремерио всё, чтобы они преуспели в контрабанде. Можно было смело сказать, что никого, лучше Норы, для этого дела не было.

И всё же Лоуренс не мог не вздохнуть глубоко. Задача убедить Нору казалась сложной задачей.

Раздумывая, Лоуренс вдруг ощутил взгляд Хоро. Он повернул голову и увидел её изумлённо-недоверчивую улыбку.

— Ты такой добрый...

Он то же самое слышал от неё вчера. Лоуренс и вправду мог как торговец проявлять мягкосердечие. Нашлось бы немало торговцев, которые могли бы извлечь выгоду даже из бед собственной семьи.

— Однако, что ж, — произнесла Хоро, вставая и переводя взгляд на улицу, полную людей. — Это благодаря тому, что ты такой добрый, я могу беззаботно путешествовать с тобой.

Небрежно сказав это, Хоро поднялась на две ступеньки, чтобы её голова оказалась на одном уровне с головой Лоуренса.

— Взамен я могу провести эту мелкую девчонку. Должна же я тебе помочь, — сказала она с лёгкой улыбкой, но голос её прозвучал немного тускло.

Обратив на это внимание, Лоуренс снова посмотрел на неё, голова Хоро, как он и ожидал, была немного опущена, и сама Хоро выглядела меньше, чем обычно. Наверное, так казалось из-за того, что она была очень тихой перед оживлённой улицей.

— Что, тебя ещё беспокоит то, что случилось вчера?

Хоро ничего не сказала в ответ, лишь слегка покачала головой. Более очевидную ложь нельзя было и представить.

— Я не знаю, как бы прошло у Ремерио, если бы ты на переговорах с ним не загнала его в угол. Ты очень помогла.

Лоуренс не сомневался, что Хоро распознала искренность его слов, но она лишь чуть кивнула, ничто не промелькнуло на её лице. Тогда Лоуренс коротко лёгким движением погладил её по голове и сразу опустил руку.

— Я сам разберусь. Это я виноват, что хватанул во тьме своей жадности испорченный товар. Мне не стоит просить кого-либо заменить меня лишь потому, что мне тяжело разобраться самому.

Он сказал это ради Хоро, но в то же время он этим заставлял себя признать свою ошибку, сделать её уроком на будущее. И в его словах всё до последнего слова было правдой.

— Кроме того, если я позаимствую твою помощь в таком деле, неизвестно, во что мне это потом станет.

Глаза Хоро на миг расширились, она, пожав плечиками, подняла голову и вздохнула с лёгкой улыбкой на губах.

— Ну надо же, думала оказать тебе в долг побольше помощи, а потом вытребовать долг с тебя в подобающем размере.

— Я чуть не попался в страшную западню.

Хоро игриво прижалась лбом к его плечу.

— Всё верно. Однако ты и так уже по пояс увяз в изрядной западне. Я не охочусь на кроликов, угодивших в западню. Они слишком беспомощны.

— Ты знаешь про западню для волков, приманкой в которых служит слабый кролик, который кажется попавшим в западню?

— Не испугайся хотя бы тогда, если, устраивая западню, услышишь вой. Испугаешься — западня не выйдет.

Обмен колкостями, привычное до обыденности доброе подтрунивание друг над другом.

Лоуренс, не выдержав, засмеялся, после чего и Хоро не смогла не расхохотаться.

— Ладно, торговцы, как и сабли, бесполезны, если не могут гнуться. Легко ломаются, — пробормотал под нос Лоуренс и взглянул на небо, словно искал затерявшийся там звон колокола.

Красивую синеву неба не портило несколько облачков. Он обратил взгляд к востоку и увидел там ещё одно прозрачное белое облачко. Сегодня весь день будет ясным. В солнечные дни дела идут хорошо.

Деревянный скрип сзади отвлёк Лоуренса от мыслей. Открылись двери церкви. Лоуренс с Хоро стояли на ступеньках недалеко от дверей, но чуть в стороне. Стали выходить толпой верующие, завершившие свои молитвы, они спускались по ступеням с просветлёнными лицами. А спустившись, разбредались группками по три-пять человек, чтобы вернуться к своей работе. Так происходило изо дня в день.

Толпа вскоре поредела. Издавна среди людей повелось считать самыми благочестивыми тех, кто дольше других оставался в церкви после завершения службы, и потому прихожане оставались внутри, пока священник не начинал их сердито выпроваживать на улицу, ныне этого уже не было заведено. Но всё же торопиться покинуть церковь, когда служба закончится, по-прежнему считалось неприличным. И потому мясники, кожевенники и люди других видов деятельности, за которыми более пристально приглядывали церковники, задерживались внутри дольше прочих.

Девушка-пастушка, занятие которой также привлекало внимание церкви, появилась среди последних. Она вышла, опустив голову и сутулясь, должно быть, церковь для неё не была местом, где она могла пребывать без напряжения.

— Здравствуй, — шагнул к ней Лоуренс, стараясь улыбаться самой дружеской улыбкой, более всего подходившей для стоявшей перед ним задачей.

— Э-это... го-господин Лоуренс и Хо... госпожа Хоро? — пробормотала Нора, быстро взглянув на Лоуренса, потом на Хоро и снова переводя взгляд на Лоуренса.

— Встретиться случайно перед вратами церкви, не иначе, это Божий промысел, — немного преувеличенно жестикулируя, объявил Лоуренс.

На лице Норы мелькнуло выражение, будто что-то привлекло её внимание, потом она хихикнула, будто её пощекотали.

— Даже меня это не обманет.

— Какое облегчение. Потому что есть те, кто в церквях пьёт слишком много "святой крови", как я слышал.

"Святой кровью" называли вино. Человека, злоупотреблявшего "святой кровью", уговорить может оказаться легко, но его при случае легко можно будет и запугать, либо он сам может передумать. В таком случае договариваться бы бессмысленно, но, к счастью, к Норе это не относилось.

— Я его много пить не могу и потому вообще почти не пью что-то подобное, — со смущённой улыбкой ответила она и отвела взгляд.

Вероятнее всего, она ожидала, что к ней обратились за услугами проводника. И потому Лоуренс без колебаний принялся оправдывать её ожидание.

— Вообще-то мы пришли насчёт работы для тебя.

Её лицо тут же просияло — и так ярко, что можно было почти услышать ждать треск масла, вылитого в костёр.

— Но мы, кажется, в таком месте... лучше пойдём к какой-нибудь лавке, — предложил Лоуренс.

Он не стал предлагать таверну, в этот час они бы там заметно выделялись. А для бесед на приватные темы лучше выбирать шумные, людные места, например, площадь, где с самого утра кипела жизнь.

Нора молча кивнула. Лоуренс начал движение, Хоро пристроилась справа от него, а Нора пошла слева и чуть сзади. Так, втроём, они прошли по заполненным людьми улицам и вышли на площадь.

Там по-прежнему было многолюдно и шумно, как на празднике, но, к счастью, у лавки, торговавшей пивом, нашёлся свободный стол, за которым они и разместились, после чего Лоуренс заказал на троих пива. Эль, правда, обошёлся бы дешевле, но с ними была Нора. Лоуренс не спеша выложил несколько медных монет, взамен которых на их стол небрежным движением поставили три кружки, одну из которых Лоуренс взял первым.

— За встречу!

Кружки с радующим слух стуком сошлись вместе над столом.

— Итак, госпожа Нора, могла ли бы ты отправиться в Рамтору? — сразу перешёл к делу Лоуренс.

Нора, ещё не притронувшаяся к пиву, тут же напряглась и посмотрела на Лоуренса. Хоро неторопливо пила, приглядывая за обоими.

— Д-да. Могу.

— Даже и с овцами?

— Если их не слишком много.

Она ответила без задержки, надо полагать, ей не раз доводилось бывать среди лугов и лесов на дороге, ведущей в Рамтору. Тем не менее, Лоуренс бросил взгляд на Хоро, чтобы удостовериться в правдивости её слов. Та еле заметно кивнула, чтобы лишь Лоуренс мог это заметить. Судя по всему, Нора не солгала.

Он глубоко вдохнул, стараясь скрыть свои переживания. Если, осаждая крепость, станешь неторопливо заваливать ров, решимость скоро может истрепаться. И Лоуренс начал сразу с сильного удара.

— Я бы хотел попросить госпожу Нору об одной работе. Награда — двадцать румионов.

Нора наклонила набок голову, словно с ней заговорили на незнакомом языке. Слова, которые уловили её уши, и впрямь требовали практически такого времени для усвоения, как если бы их записали в далёкой стране. Такой может быть сумма в двадцать румионов для некоторых людей.

— Но работа опасная, и награда последует только в случае успеха. При неудаче оплаты не будет.

Если, уткнув в стол палец, водить по нему, рисовать круги и всякие символы, когда говоришь кому-то о чём-то невероятном, это неплохо помогает удерживать собеседника от подозрения, что ему всё мерещится или снится. Следуя взглядом за перемещением пальца Лоуренса, Нора могла осознавать, что всё происходит на самом деле. Однако продолжала чувствовать себя не в своей тарелке.

— Твоя работа — провести овец и вернуть их обратно настолько безопасно, насколько возможно. От тебя как от пастушки большего не требуется.

Нора, кажется, наконец, опомнилась и сообразила, что описанная работа плохо соответствовала озвученной награде, её посетили сомнения, которые требовалось разрешить.

— Однако, — многозначительно произнёс Лоуренс и нарочно сделал паузу, — работа эта весьма опасна. Опасна настолько же, насколько велико вознаграждение.

Сначала сообщить о невероятной награде, а потом об опасности. Если и то, и другое будет впечатляющими неожиданностями, то больше запечатлеется первое, награда.

— Тем не менее, двадцать румионов. Как бы высок ни был взнос на вступление в гильдию, одного румиона хватит на это. И ты сможешь снять дом и начать работать, не беспокоясь о расходах на первое время. Если получится, ты станешь хозяйкой лавки одежды "Нора".

На лице Норы отобразилось смятение, она словно была готова заплакать. Невероятно огромная награда постепенно обретала конкретные черты. Вслед за этим она ощутила беспокойство по поводу опасности предлагаемой работы.

Что ж, Нора впилась в приманку. С этого момента началась борьба. Если допустить в ходе её ошибку, девушка наверняка плотно захлопнет створки, защищаясь, как устрица.

— А, да. Ты ведь хотела вступить в гильдию портных в этом городе?

Слова Лоуренса застали врасплох Нору, ожидавшую описания опасностей работы. Перспективы кружили голову, а опасности оставались пока в тумане. Голова Норы была переполнена, не позволяя девушке задумываться над неожиданными вопросами, не имеющими непосредственного отношения к основным проблемам, так что Лоуренс рассчитывал получить прямой ответ.

— Н-нет, я подумывала о другом месте.

— Странно. Раве этот город для тебя не лучше других из-за своих размеров? И мне кажется, что нелегко жить в городе, в котором никого не знаешь.

Похоже, предположение Лоуренса, что Нора не сумеет всерьёз оценить неожиданный вопрос, когда почти всё её внимание было сосредоточено на другом, сработало. Нора испуганно опустила голову, промолчав в ответ. Однако её реакции было достаточно для торговца Лоуренса, привыкшего считывать движения в душах людей по изменению цвета их лиц. Душу Норы он видел, словно её закрывало лишь прозрачное стекло.

— Как и ожидалось, не хочешь иметь дел с Церковью этого города, насколько это возможно.

Вжжихх. Это было так прямолинейно, что Хоро бросила на Лоуренса взгляд, но эффект последовал незамедлительно.

— Э-это... это просто... но нет, но... — забормотала Нора, но Лоуренс продолжил говорить.

— Чем усерднее ты работаешь, оберегая доверенных тебе драгоценных овец, тем сильнее тебя подозревают в использовании языческого колдовства. Хочешь возразить?

Нора не кивнула, но и не покачала головой, он попал в точку.

— И чтобы разоблачить, они тебя заставляют идти туда, куда другие пастухи никогда не пойдут, заставляют под предлогом, что другие места уже заняты другими.

Нора посмотрела на Лоуренса круглыми глазами. Надо думать, у неё уже было смутное подозрение на этот счёт. Сколько бы места ни занимали пастухи, им достаточно было потрудиться отойти с овцами подальше, и тогда для каждого нашёлся бы участок.

— Не сомневаюсь, что священники и дальше будут посылать тебя в опасные места, пока на тебя не набросятся наёмники или волки. Каждый день, каждый день подозревая в тебе язычество.

Лоуренс сжал под столом кулак, словно стараясь раздавить свою не умолкавшую совесть. Он раздувал огонь из искры подозрения, тлевшей в душе Норы. Отступать ему больше было некуда. Неважно, было ли то, что он говорил, правдой или ложью. Торговцы, как и сабли, бесполезны, если не могут гнуться.

— Я тоже сталкивался с подобным. Сказать прямо, — произнёс, не сводя глаз с Норы, Лоуренс так тихо, чтобы люди вокруг не расслышали, — здесь все эти из Церкви хуже свиней.

Возводить хулу на Церковь — это настоящее преступление в церковном городе Рюбинхайген. Нора стала испуганно оглядываться, поражённая настолько, что горевший в её груди огонь подозрения почти угас, но Лоуренс упёрся локтями в стол и наклонился к пастушке. Хоро следила за окружающими, чтобы удостовериться, что они не могли услышать лишнее.

— Мы задумали вот что. Мы немного досадим Церкви, заработаем денег и уедем в другой город. Таково наше намерение.

Огонёк подозрения разгорелся пламенем гнева, и когда он прогорит, останутся угли убеждённости. В Норе должно было прорасти семя, которое выросло бы в оправдание непокорности власти Церкви.

Теперь Лоуренс медленно облёк в слова то, что должен был назвать:

— Это контрабанда золота.

Глаза Норы в очередной раз расширились, но её лицо быстро приняло спокойное выражение. Способность изумляться в ней, похоже, уже притупилась, и новый повод породил уже не бурю, а ветерок в её душе. Она тоже приблизила лицо к Лоуренсу и произнесла первые слова за долгое время:

— Но всё-таки... что я могу сделать?

Вопрос был неплох, он давал понять, что таланты Норы не исчерпывались пастушьим ремеслом.

— Этот город известен той суровостью, с которой он следит за контрабандой золота. Проверки проводят на всех дорогах, ведущих в город, причём в два этапа. Спрятанное в рукаве или в вещах золото быстро найдут. Особенно если его попытаться провезти побольше, — ответил Лоуренс.

Нора кивнула, словно ревностная верующая, внимающая проповеди. После чего Лоуренс произнёс очень ясно:

— Мы подумали, что золото можно спрятать внутри овец и таким образом провезти его в город в большом количестве и незаметно.

Не может быть, — глаза Норы округлились теперь так, будто именно ими она улавливала слова, однако смысл сказанного постепенно впитывался в её разум подобно воде в иссушенную землю.

Овцы, как и другие животные, питающиеся травой круглый год, нередко проглатывают с ней камешки. Значит, можно без проблем накормить их травой с кусочками золота. Правда, чем больше овцы задержатся на пункте пропуска, тем выше вероятность, что какая-то из них отрыгнёт кусочек. Поэтому особенно важна Нора, которая не только хороша в пастушьем деле и обычно работает в безлюдных местах, но и ходит с небольшим числом овец, которые пройдут проверку быстро. Первая проверка на дороге из Поросона будет простой. В других местах, где проходит много людей, досмотр длится дольше и дотошней.

— Понятно, — пробормотала Нора, медленно кивая.

— Однако во всех городах, действующих под влиянием этого города, золото непомерно дорого. И потому самый подходящий город, откуда стоит везти золото, — это Рамтора. С другой стороны, самый безопасный путь до Рамторы весьма оживлён, а места вдоль него издавна используются пастухами. Вот почему наш выбор пал на тебя, Нора. Никто не заподозрит тебя, если ты будешь пасти овец в безлюдном месте, где к тому же проходит кратчайший путь до Рамторы.

Лоуренс замолчал, чтобы прочистить горло, и произнёс Норе в лицо:

— К тому же у тебя, госпожа Нора, в этом городе сложились непростые отношения с Церковью. Наш замысел позволяет тебе дать выход твоему негодованию на Церковь. Самый большой доход Церкви, помимо пожертвований, — это торговля золотом. Однако, если про нас дознаются, наказание будет суровым, так что, завершив дело, мы должны будем покинуть город ради безопасности. А ещё, если потребует ситуация, мне может понадобиться, чтобы ты, госпожа Нора, освежевала овец.

Найдётся не слишком много пастухов, которым не приходилось свежевать овец, но вряд ли многие сочли бы это лёгкой работой. Впрочем, если бы Нора согласилась взяться за неё, это бы показало, насколько она готова участвовать в деле.

— Зато награда — двадцать румионов.

Лоуренс полагал, что поступал сейчас несправедливо, в то же время, чем несправедливей он поступал, тем большего результата мог ожидать.

В конце концов, сидевшая за столом девушка-пастушка, претерпевшая жару и холод, подозрения и суровое обращение, оценила опасность работы и свои предстоящие обязанности и, судя по всему, приняла решение. Лоуренс увидел, что смятение в её глазах улеглось. Маленький рот Норы произнёс решительные слова:

— Прошу, дайте мне сделать это.

Момент, когда Лоуренс заставил человека рискнуть жизнью. Тем не менее, он без колебаний протянул Норе руку. Потому что его собственное завтра было сейчас в её руке.

— Рад встрече с тобой.

— И... и я тоже.

Рукопожатие закрепило их обязательства, потом Норе пожала руку и Хоро, после чего судьба всех троих стала единой. Теперь плакать или смеяться им было суждено вместе.

— Перейдём к подробностям, — сказал Лоуренс.

Он принялся расспрашивать Нору, на какой срок она может уйти с овцами, сколько будет овец, каковы особенности местности вокруг Рамторы, сколько золота она могла бы скормить овце. Обо всём этом ему надо было без промедления сообщить в гильдии Ремерио.

За разговорами время пролетело быстро, и когда ремесленники и торговцы уже закончили свои дела и потянулись домой, Нора, наконец, встала из-за стола. К своему пиву она так и не притронулась. Все условия, все решения были ею приняты на трезвую голову.

Потом она деликатно поклонилась, несколько раз поблагодарила за предложение Лоуренса, обещавшее огромный доход, и пошла к себе, Лоуренсу же пришлось бороться с желанием догнать её и убедить передумать. Он бы, может, так и сделал, если бы мог заподозрить, что Нора решала под воздействием пива.

Лоуренс единым махом допил нагревшееся пиво, показавшееся ему хуже обычного и отдававшим горечью.

— Ты, кажется, тебе стоило бы выглядеть порадостней. Ты прекрасно справился, — произнесла с недовольной улыбкой Хоро, повернувшись к нему.

Вероятно, ей было неприятно видеть его в таком состоянии. Однако было то, что не отпускало Лоуренса и не давало ему радоваться. А именно: это он заставил Нору рисковать своей жизнью.

— Какая бы ни была прибыль, жизнь не должна быть на кону азартной игры.

— Ну да, это верно.

— Ко всему ещё эти разговоры, которые упирали только на выгоду, это же не что иное, как мошенничество. У торговцев не принято заключать невыгодные сделки. С кем заключена сделка? Она же вроде просто девушка-пастушка.

Лоуренс говорил ровным тоном, не кричал, но его сердце сдавливало раскаянием. Если бы Лоуренсу надо было просто выжить, отбросив желание вернуться в качестве торговца вместе со всеми нажитыми отношениями с другими людьми, ему достаточно было бы всего лишь попросить помощи у Хоро. Однако такое спасение для него было почти равносильно смерти. И потому он пошёл на обман Норы, чтобы попытаться осуществить замысел Хоро. Но, даже зная это, он всё равно не мог освободиться от раскаяния.

Хоро несколько раз раздражённо повернула кружку, потом остановила её и, уставившись на пиво, произнесла:

— Слушай, ты.

Лоуренс посмотрел на Хоро, но та даже не шевельнулась.

— Ты слышал когда-нибудь неописуемый крик овцы, когда вцепляются ей в горло и ломают шею?

У Лоуренса от неожиданности перехватило дыхание, лишь тогда Хоро, наконец, перевела на Лоуренса взгляд.

— У овцы нет клыков или когтей, нет таких ног, которые позволили бы ей убежать, а волк с клыками, когтями и лапами, на которых он может скользить, подобно ветру, чтобы вцепляться зубами с быстротой пущенной из лука стрелы. Что ты думаешь об этом?

Лоуренс понял, Хоро говорила ему не для того, чтобы просто поболтать.

Обычная вроде история. Нет, не обычная.

Охотиться на всё, что можно съесть, чтобы выжить любым способом. Как само собой разумеющееся.

— Крик овцы не передать. Однако и голод тоже рычит внутри меня. Если выбирать, кого из них слушать, я буду слушать того, чей голос для меня слышнее, правда?

Он знал это. Необходимый грех принести кого-то в жертву, чтобы жить. Лишь святые могут всегда держать пост, даже если умирают от этого. Однако оправдать себя полностью у Лоуренса не выходило. Он заговорил о том, что его терзало, в надежде, что кое-кто сумеет ему кое-что ответить.

— Ты не такой плохой, — произнесла Хоро с улыбкой, говорившей: ну, тут уж ничего не поделаешь.

От этой улыбки Лоуренс ощутил, как тает мрак, собравшийся в его душе. Именно это он и хотел услышать.

— Хм. Ну надо же, как ты любишь, чтобы тебя вылизывали.

Лицо Лоуренса вытянулось — слова Хоро показывали, что она видела его сердце насквозь.

Однако Хоро одним глотком допила пиво, встала и добавила:

— Что ж, ни волки, ни люди не могут жить в одиночестве. Иногда хочется, чтобы был спутник, к которому можно прижаться. Не так, скажешь?

Лоуренс осознал, что означают слова "мягкая сила". Он ответил кивком на улыбку Хоро и встал из-за стола.

— Однако ты, кажется, ещё тот искуситель, как ни странно.

Надо думать, она имела в виду, что ему удалось ловко увещевать Нору, но если бы он не был способен на такое, то не смог бы вести жизнь торговца.

— Именно. Берегись, а то и ты поддашься искушению.

— Ху-ху-ху. Жду с нетерпением, — захихикала она, будто и впрямь было так.

Лоуренс, глядя на неё, не сомневался в том, кто кого на самом деле будет искушать. Он об этом, конечно, не сказал, но, когда он пошёл, Хоро прильнула к нему сбоку с такой насмешливой улыбкой, что сомнений в её способности видеть все движения его души не оставалось.

— Ну что же, мне остаётся лишь приложить все усилия, чтобы потом могли смеяться все.

— Это разумно. Однако...

Лоуренс удивлённо посмотрел на замолчавшую Хоро, на её губах играла озорная улыбка.

— Может, будет лучше, если мы вдвоём будем хихикать над остальными?

Мысль чем-то привлекательная, но лучше, если смеяться будут все.

— Ты... надо же, какой ты добрый.

— Надо полагать, это бесполезное качество.

— Ни в коем случае.

Они легко улыбнулись друг другу и покинули площадь.

Дорога впереди может не обязательно будет ярко освещённой, но, по крайней мере, лицо человека, идущего рядом, можно будет разглядеть.

Контрабанда непременно удастся. Пусть даже каких-либо оснований для такой уверенности у Лоуренса не было.

У одних из ворот церковного города Рюбинхайген, северо-восточных, ранним утром встретилось несколько человек.

— Я из гильдии Ремерио, Мартин Риверт.

— Лоуренс. И мой партнёр, Хоро.

— Э... Но... Нора Арент.

Рынок откроется ещё нескоро, и утренний воздух не растерял своей свежести, мусор и другие остатки вчерашнего бурления жизни, завалившие площадь, делали её по-своему красивой. Впрочем, лишь Хоро удосужилась рассматривать окружающие виды. Лица остальных выдавали их напряжение.

Контрабанда золота — серьёзное преступление, за которое, в зависимости от её размера, можно не досчитаться тех или иных частей тела. И потому Лоуренс предпочёл бы обсудить всё несколько много раз, чтобы удостовериться, что всё подготовлено, но, к сожалению, в сложившейся ситуации это было невыполнимым.

Заимодавцы в немалом числе готовились прикончить гильдию Ремерио, чтобы высосать её досуха. Даже после разорения у компаний остаётся немало того, что можно обратить в деньги, например, земля, здания, книга займов. И дожидаться после срока оплаты заимодавцы не собирались, так что гильдии Ремерио требовалось поскорее провезти контрабандой золото и без промедления его сбыть за соответствующие деньги.

Вот почему эта встреча состоялась сразу после всенощной. Нора не ожидала, что в контрабанде будет участвовать ещё кто-то, кроме Лоуренса с Хоро, она пришла в некоторое смятение, услышав название гильдии, но вопросов задавать не стала. Вероятно, она просто была полна решимости сделать всё, что сможет.

— Тогда выезжаем сейчас. Торговые дела подобны сырой рыбе на кухне.

Если долго тянуть, может протухнуть. Лоуренс был согласен с Ривертом, которому Ханс Ремерио, владелец гильдии, поручил эту важную задачу. Само собой, что у Норы и Хоро возражений не было.

Они без осложнений покинули Рюбинхайген несмотря на то, что сонно позёвывавшие стражники посмотрели на них с любопытством.

Лоуренс был одет в свою обычную одежду торговца, на Риверте красовался костюм городского торговца для дороги или охоты. Хоро вновь изображала из себя монахиню, а Нора была в обычной пастушьей одежде, вряд ли у неё другая и была. Но ни Лоуренс, ни Риверт повозок с собой не брали. Риверт ехал верхом на одной лошади, Лоуренс с Хоро — на другой. Дорога ожидалась непростой, повозка могла не проехать по ней и, что важней, на лошадях без повозки удастся быстрее двигаться.

Нора со своим пастушьим псом Энеком и семью овцами возглавляла шествие, она вела всех на северо-восток, в город Рамтору. Дорогой, по которой они продвигались, как и дорогой, по которой Лоуренс с Хоро приехали из Поросона, обычные путешественники не пользовались, за весь день пути группа не встретила ни одного человека.

Все молчали, тишину нарушали только позвякивание колокольчика на посохе Норы, блеяние овец и топот копыт и ног. Молчание прервалось, когда начало темнеть, Нора остановилась и началась подготовка к ночёвке. Риверт тут же возмутился, он, с его удлинённым разрезом глаз и аккуратно причёсанными светлыми волосами, выглядел подающим надежды молодым торговцем, которому доверили важное дело, и стал горячиться, требуя, чтобы Нора продолжала вести всех дальше, а не устраивалась на ночёвку.

Тем не менее Риверт, явно не имевший достаточного опыта в странствиях, с пониманием отнёсся к объяснениям Лоуренса насчёт жизни пастухов и опасностей ночных передвижений. Нервничать он не перестал, но всё же безо всякого упрямства согласился с доводами Лоуренса. Более того, Лоуренсу подумалось, что в обычной обстановке Риверт мог оказаться довольно мягким в общении человеком, когда тот, завершая разговор, сказал с очень серьёзным видом:

— Прошу меня простить. Я слишком напряжён и очень торопился.

Риверт представлял гильдию, балансировавшую на краю пропасти. В его куртке хранилось надёжно спрятанное письмо на покупку золота примерно на шестьсот румионов. Сам Ремерио, хозяин гильдии, вероятно, не переставал в Рюбинхайгене молиться, сложив ладони на груди.

— В отличие от меня, на твоих плечах судьба твоей гильдии. Твоё беспокойство естественно, — ответил Лоуренс, и Риверт улыбнулся, словно ему стало легче.

После этого ночь прошла спокойно до самого утра.

Жители городов относятся к утренней еде, как к излишеству, и в большинстве своём не завтракают, но для людей, живущих в странствиях, есть по утрам подсказывал здравый смысл. Поэтому трое из четырёх путешественников на ходу жевали сухари с вяленым мясом, исключением был, конечно, Риверт.

Около полудня они остановились на вершине небольшого холма. Дорога от подножья этого холма вела на восток, чтобы на вершине следующего повернуть на юг. Вдоль дороги простирались луга, покрытые сочной, идеальной для выпаса скота травой, перемежаясь с уже высохшей. Однако в противоположной от дороги стороне, то есть на севере, глаз натыкался на мощный лес, зелёный цвет которого к горизонту переходил почти в чёрный. Если перенести взгляд левее, там вдоль леса протянулась полосой возвышенность, обращённая к нему скалистым обрывом.

Путешественники направлялись как раз туда, в промежуток между лесом и скалами, где не проезжали повозки или всадники, где не было протоптанной дороги. Этот путь, зажатым между скалистым обрывом, по краю которого даже пеший путник не пройдёт, и плотным жутким лесом, отпугивавшим своим видом даже рыцарей, являлся единственным коротким путём до Рамторы. Через эту поросшую травой низину не пошёл ни один человек в здравом уме, таким странно пугающим было это место. Лоуренс подумал, что байка о колдуне-язычнике, способным вызывать волков, над чем посмеялась Хоро, могла оказаться правдой.

Однако, если они не проедут благополучно этим путём до Рамторы и обратно и не привезут золото, завтрашний день для них не наступит. Все переглянулись и кивнули, согласные в этом.

— Если появятся волки, пожалуйста, не суетитесь. Я обязательно проведу вас в целости, — неожиданно твёрдо сказала Нора.

Её слова подействовали успокаивающе на Лоуренса и Риверта, Хоро же отнеслась к ним достаточно равнодушно. У неё, мудрой волчицы, явно было что сказать по этому поводу. Поймав взгляд Лоуренса, она нарочито поджала губы, а потом её лицо приняло обычное бесстрастное выражение.

— Да ниспошлёт нам Господь удачи, — произнёс Риверт, все присоединились к его молитве.

Погода была неплохой. Время от времени налетал ветерок, освежая щёки прохладным воздухом, но продвижению он никак не мешал.

Впереди шла Нора и ехал Риверт, за ними двигались овцы, Хоро и Лоуренс верхом на лошади замыкали шествие. По мере продвижения на север скалы постепенно приближались к лесу, сужая поросшую травой низину и заставляя путников тесниться к лесу. Потому что всадники опасались, как бы лошади не наступили на камень где-нибудь в траве и не поранились.

Лоуренсу казалось, что до него порой доносится еле слышный волчий вой.

— Эй... — тихо позвал он Хоро.

— Мм?

— Волки... как думаешь, всё ли насчёт них хорошо? — понизил ещё больше голос Лоуренс.

Он не без тревоги ждал ответа Хоро.

— Не-а. Нас уже окружили.

Даже от столь откровенной шутки у Лоуренса перехватило дыхание. Хоро тихо, но радостно рассмеялась.

— Тебе безопасность я точно обещаю. Но кроме тебя — не знаю.

— Я надеюсь, что все будут в безопасности, иначе у нас будут неприятности.

— Кое-чего я, правда, не понимаю. Ветер же дует от нас к лесу. Будь в лесу волки, они уже должны были обнажить свои острые клыки.

От таких слов Лоуренсу почудилось, что чей-то взгляд следит за ним из глубины леса. Мгновеньем позже послышался ни с чем не сравнимый топот звериных лап, Лоуренс в смятении посмотрел туда — это бежал Энек, его чёрная длинная шерсть струилась в такт его бега. Он мчался подогнать двух отставших овец.

— Умный пёс, — невольно пробормотал Лоуренс, Хоро в ответ фыркнула.

— Умный отчасти — смертельная угроза.

— И что это значит? — спросил Лоуренс тише прежнего.

Было бы неудобно объяснять Риверту или Норе, поинтересуйся они, о чём разговаривают Лоуренс и Хоро.

Хоро угрюмо посмотрела Лоуренсу в лицо:

— Этот пёс знает, кто я.

— Неужели знает?

— Можно одурачить людей, пряча уши и хвост, но только не собаку. С самой первой встречи он настороженно посматривает на меня, не видел?

Хоро заметила наблюдение за собой, но Лоуренс не был в этом уверен.

— Однако кое-что меня злит особенно, — прошипела Хоро, подёргивая ушами под капюшоном, выглядела она изрядно недовольной. — Этот его собачий взгляд. Этот собачий взгляд, который говорит: "Только попробуй прикоснуться к овце — вцеплюсь в горло в любой момент".

Не может быть, — криво усмехнулся Лоуренс и тут же вздрогнул, заметив пристальный взгляд из зарослей травы.

— Ничто не может злить сильнее, чем собака, не знающая своего места, — произнесла, отвернувшись, Хоро.

Собаки с волками не уживутся, как не могут ужиться голуби с воронами.

— Но, кроме всего прочего, я мудрая волчица Хоро. И я не поведусь на такое вызывающее собачье поведение, — заявила Хоро с совершенно серьёзным лицом.

Лоуренс не смог сдержать новой усмешки, однако он не хотел слишком сердить Хоро и потому придал лицу серьёзное выражение.

— Всё верно. Этот пёс не чета тебе. Ни по силе, ни по уму, ни по шерсти на хвосте.

Откровенная лесть Лоуренса, однако, сработала, причём, похоже, за счёт последнего упомянутого достоинства. Уши Хоро приподняли капюшон, маска бесстрастности на её лице не смогла скрыть горделивой улыбки.

— Ммм. Да, ты, кажется, понемногу начинаешь понимать.

Лоуренс, уверенный в том, что он действительно многое понял насчёт обращения с Хоро, распространяться о том не стал и лишь почтительно наклонил голову.

Пока длился этот разговор, трава поредела, стала видна каменистая почва цвета охры. Тянувшийся слева обрыв подошёл вплотную к краю леса. Теперь группа двигалась по тропе, которую и дорогой назвать уже было нельзя из-за открытых корней деревьев, которые было нужно внимательно переступать. Лес был теперь рядом, когда дул ветер, можно было слышать не только шелест листвы, но уже и скрип гнувшихся деревьев.

Однако путники, продолжая двигаться вперёд до самого вечера, так и не столкнулись с чем-либо особенным.

Нора сказала, что, если они завтра продолжат путь на рассвете, к полудню доберутся до Рамторы, так что этот путь был не в два, а в три или четыре раза короче обычного. Если здесь открыть дорогу, торговать с Рамторой станет намного проще. Учитывая, что до сих пор ничего особенного, связанного с волками, не случилось, Лоуренс подумал, что проложить здесь дорогу было бы совсем неплохо.

К тому же короткая дорога, если её провести, облегчит захват Рамторы. А для Рюбинхайгена иметь языческий город под боком совершенно недопустимо. Лоуренс даже предположил, что город Рамтора мог втихую приплачивать Рюбинхайгену, и поэтому дорога не проводилась здесь умышленно. Пока у кого-то есть власть, будут и те, у кого найдутся мотивы тайно приплачивать этой власти, так было всегда.

О таких малозначимых вещах раздумывал Лоуренс, попивая после скромного ужина вино, прихваченное Ривертом. Больше заняться ему было нечем, поскольку собеседников у него не оказалось. Хоро мигом выпила вино, потом завернулась в одеяло и, прижавшись к Лоуренсу, уснула. Риверт, судя по всему, не привыкший странствовать, прикорнул у костра, словно сильно устал.

Оглядевшись, Лоуренс увидел, что Нора, устроившаяся на ночлег первой, уже проснулась и теперь сидела в стороне от костра, прислонившись к дереву, и гладила Энека, положившего голову ей на колени. Ближе к костру она не подходила, чтобы её глаза не привыкли к свету, иначе при возникновении опасной ситуации ей будет сложно видеть в темноте.

Вдруг Нора подняла голову и посмотрела на Лоуренса, должно быть, заметив его взгляд. Потом посмотрела на свои руки, гладившие Энека, и снова на Лоуренса, теперь с солнечной улыбкой на лице.

На мгновение Лоуренс растерялся, а потом до него дошло. Хоро не без кокетливости устроилась к нему на колени, и Нора просто обратила внимание на сходство поведения Энека и Хоро.

В то же время Лоуренсу было боязно погладить по голове Хоро. Спавшая на его коленях волчица была намного страшнее Энека. Тем не менее, при виде беззаботно сопевшей Хоро искушение погладить её стало всё сильнее овладевать Лоуренсом. Если погладить её так запросто, как Нора Энека, ничего плохого случиться не должно. Вот сейчас, пока Риверт спит, а Нора, продолжая гладить Энека, уже смотрит на овец.

Он поставил грубо отделанную деревянную чашу на землю и медленно протянул руку к голове Хоро. Ему уже несколько раз доводилось гладить её голову, но сейчас она представлялась ему чем-то вроде святыни.

Его рука коснулась его головы...

— А... — вырвалось у него, когда Хоро внезапно подняла голову, он тут же отдёрнул руку.

Хоро с подозрением взглянула на Лоуренса и немедленно перевела взгляд в другую сторону. Пока Лоуренс недоумевал, вдруг вскочила Нора и бросилась к Энеку, уже насторожённо оскаливший зубы в нескольких шагах впереди. Все трое смотрели в одну сторону — в глубину чёрного, как обсидиан, леса.

— Господин Лоуренс, назад, — с неожиданной силой в голосе скомандовала Нора.

Он невольно подчинился и попытался подняться, но не сумел, будто за что-то зацепился. Взгляд назад — там оказалась Хоро, которая мгновеньем раньше лежала у него на коленях, а теперь удерживала за одежду сзади. Не успел Лоуренс, глядя через плечо, что-то возразить, как его пронзил упрёком её строгий взгляд. Если попытаться выразить её взгляд словами, возможно, это означало — не слушай эту мелкую девчонку, просто держись меня.

Ей, возможно, просто сильно не нравилась Нора, но Лоуренс всё же не решился ослушаться Хоро и, когда она встала на ноги, пристроился позади неё.

Норе, судя по всему, целиком поглощённой своим делом, было сейчас не до Хоро, она, звякнув колокольчиком на посохе, отдала команду Энеку собрать у костра сонных овец и похлопала по плечу всё ещё спавшего Риверта. Потом бросила в костёр столько хвороста, сколько сумела.

Она действовала хладнокровно, её действия выглядели привычно-выверенными. Лоуренс ещё подумал, что та робость, с которой Нора общалась с другими людьми, была сродни неловкости, с которой сам он разговаривал с теми, кто не был торговцем, потому что не умел с ними вести беседу.

Риверт, наконец, проснулся, сразу ощутил напряжение ситуации и будто почувствовал невидимых волков где-то перед Норой и Хоро. Он схватился за письмо на груди, стоимостью в шестьсот Румионов, а потом отступил, встав позади Энека с оскаленными зубами и взъерошенной шерстью.

Когда все таким образом подготовились к защите, в наступившей тишине раздавалось лишь блеяние испуганных овец, тихое рычание Энека и потрескивание костра.

Из чёрного как смоль леса не доносилось ни звука. В небе сияла луна, даже ветер стих, так что для простого торговца Лоуренса не было никаких признаков опасности из леса.

И всё же Нора, Энек и Хоро продолжали стоять на месте и напряжённо всматриваться во тьму леса. Они с таким же успехом могли пытаться поймать взглядом сома, плавающего в глубине непроглядно-чёрного пруда.

А самое странное — совершенно не было слышно волчьего воя. На Лоуренса несколько раз нападали в дороге волке, и они всегда выли. Сейчас этого не было. И потому у Лоуренса появилось сомнение в том, что волки действительно были.

Время тянулось медленно, словно постепенно тлел густой мех. Воя так и не было слышно.

Если Лоуренс и держал себя в руках, то только из-за серьёзного отношения к происходившему его верной спутницы Хоро.

Иное дело Риверт, который мог видеть в Норе и Хоро лишь юных девушек. Его ещё недавно побледневшее лицо снова порозовело, потом он бросил скептический взгляд на Лоуренса и уже открыл рот, когда произошло какое-то движение.

Это Нора, державшая посох обеими руками, освободила левую, чтобы снять с пояса рожок. Хоро сделала безразличное лицо, вероятно, из-за того, что звук рожка ненавистен волкам.

Волки дают о себе знать воем, медведи трутся спинами о стволы деревьев, а пастухи используют для этого рожок. Этот своеобразный долгий звук не может издать ни одно животное, он безошибочно даёт понять о присутствии пастуха.

Ночную тишину прорезал громкий голос рожка. Если в лесу были волки, они бы поняли, что сюда пришёл умелый пастух.

Однако волчьего воя и теперь Лоуренс не слышал. Лес ответил полной тишиной, пока её не нарушил Риверт:

— Они убрались?

— Не знаю... По крайней мере, вроде бы отошли подальше.

Риверт нахмурился, недовольный неопределённостью ответа Норы, но тут его взгляд упал на Энека, тот спрятал клыки и побежал собирать овец, и Риверту стало ясно, что угроза миновала. Возможно, он рассудил, что животные лучше понимают других животных.

— Здешние волки всегда так. Их вой услышишь редко, они даже не пытаются показать, что нападают, только просто наблюдают за тобой...

Голос Норы прозвучал так, словно она рассказывала об ожившем на кладбище мертвеце, и молодой представитель гильдии Ремерио снова побледнел. При своём представительном виде он оказался неожиданно слаб духом.

— Это действительно странно, что не воют, — пробормотала Хоро, продолжая вглядываться в лес.

Похоже, Риверту не понравилось, что Хоро, которая выглядела, как юная хрупкая девушка и даже не была пастушкой, берётся говорить о таких вещах. Он смерил её пренебрежительным взглядом. Вообще-то Риверт был не столь уж и плох по своей натуре, в городе жило полно таких, но, кажется, Хоро несколько обиделась.

— Возможно, это были не волки, а нечто иное. Например, умерший здесь и не отпетый путник, ставший чудовищем.

Риверт снова побледнел, причём пуще прежнего. Как и следовало ожидать, его трусливая натура была видна мудрой волчице насквозь. Поддразнив этого бедного барашка, Хоро потянула Лоуренса за подол куртки.

— Однако же, ты, — произнесла она еле слышно, и Лоуренс наклонился, приближая ухо к её рту. — Я говорила отчасти всерьёз. У меня плохое предчувствие.

Эта поездка не была просто торговой. Нужно было удачно добраться до Рамторы и вернуться обратно. В случае неудачи, сбежит ли Лоуренс или покорится судьбе, как торговец он сгинет. Он с упрёком посмотрел на Хоро — не пугай меня! — но Хоро не обратила внимания на это и снова посмотрела на лес. И это уже совсем не было похоже на шутку.

— А, вот ведь... Дрова, их больше не осталось, — беззаботным голосом сообщила Нора, стараясь, видимо, разрядить тягостную обстановку.

Лоуренс тут же согласился. Хоро, чуть помедлив, оторвала взгляд от леса и тоже кивнула. Риверту, похоже, пришлось себя заставить кивнуть.

— Тогда я пошла за хворостом.

Может, Нора и хорошо видела в темноте, но было бы постыдным всё свалить на неё, и Лоуренс сказал:

— Я тоже пойду.

Риверт не принимал участия в разжигании костра, может, он толком и не разбирался в этом, но ему тоже стало неловко. Прочистив горло, он спросил:

— Я... я могу вам помочь?

Впрочем, он, скорее всего, боялся остаться в одиночестве. При виде этого Хоро усмехнулась.

Потом они все некоторое время ходили по лесу, собирая хворост, при этом Лоуренс всё гадал, чудится ли, что пахнет зверем, или нет. Однако ночь прошла спокойно, до утра ничего больше не произошло.

С утра до полдня они продолжали идти по узкому промежутку между скалистым обрывистым горным хребтом слева и густым лесом справа, и этот коридор казался Лоуренсу бесконечным. Увидев, наконец, Рамтору, он вздохнул с искренним облегчением. И не только от окончания пути ему стало легче. Ему приходилось двигаться и худшими путями. Дело было в том зловещем взгляде, который он ощущал на себе со вчерашнего вечера.

Лоуренс всю дорогу видел, что Хоро и Нора тоже напряжены, так что ему не просто что-то показалось. В конце концов, должно было существовать в этом лесу, отделявшем Рамтору от Рюбинхайгена, нечто, напугавшее даже отряд рыцарей.

И всё же они вполне благополучно миновали лес, а потому и на обратном пути можно ожидать того же. Пусть на этом пути было довольно жутко, раз Нора, много раз здесь проходившая, никогда не подвергалась нападению, вполне возможно довериться её пастушьим навыкам и особым способностям Хоро в придачу.

А значит, всё, что оставалось, это лишь забрать золото.

Такие мысли бродили в голове Лоуренса, после того как они проводили глазами поехавшего за золотом Риверта.

— Надеюсь, всё пройдёт хорошо, — нарушила молчание Нора, имея, скорее всего, в виду покупку золота.

Пока что эта покупка ничем законов не нарушало, а потому оснований ждать провала не было, однако было бы некрасиво указать это Норе сейчас.

— Да, конечно, — ответил вместо этого Лоуренс с улыбкой.

Но его улыбка не случайно была торговой. Ведь Нора произнесла это так безмятежно. Меж тем сомнения и угрызения совести вновь принялись терзать душу Лоуренса. Он не был уверен в том, насколько Нора осознавала суровость наказания для неё в случае провала. Потому что во всей контрабанде именно пастушке выпала самая опасная её часть.

Золото через ворота города пронесут овцы в своих желудках. Если какая-нибудь из них отрыгнёт золотой кусочек, у пастушки доводов избежать наказания не найдётся. Зато Риверт и Лоуренс, держа язык за зубами, могут вполне и выкрутиться. Разница в их положении огромна. Трудно сказать, осознавала ли Нора, во что ввязалась.

Глядя на Нору, как всегда присматривавшую за овцами и гладившую Энека каждый раз, когда тот прибегал после выполнения очередной команды, Лоуренс чувствовал, что должен удостовериться в этом. Ему было трудно поверить, что Нора была способна понять разницу между тем, что может случиться с ней и что с остальными. И если так, то использование её незнания будет сродни мошенничеству. От очередного приступа совести Лоуренса чуть не стошнило.

Однако, если он удостоверится в том, что Нора этого не осознавала...

Если Нора не захочет участвовать из-за того, что особа с косой может прийти к ней и исключительно к ней, она может разорвать их договорённость. Что обернётся бедой, учитывая особую роль Норы в деле. Так что спрашивать пастушку об этом Лоуренс не мог.

— Да, вот что, — вдруг заговорила Нора.

Лоуренс вернулся к действительности и поднял голову. Он увидел, что Нора обращалась вовсе не к нему.

Хоро, неторопливо прогуливавшаяся рядом и иногда выдёргивавшая травинки, посмотрела на Нору.

— Госпожа Хоро... — произнесла та и замялась.

Вероятно, пастушка должна была набраться достаточно смелости, чтобы заговорить с Хоро. Сам Лоуренс уже несколько раз замечал, как Нора пыталась с ней заговорить и не решалась, натыкаясь на односложные ответы. Лоуренс в глубине души пожелал ей удачи, но последовавшие слова застали его врасплох.

— Кажется, ты хорошо знаешь волков?

Хоро тоже была поражена, но лишь на миг, мудрая волчица располагала достаточными опытом и хитростью. После короткой паузы она, не меняя выражения лица, с заинтересованным видом чуть наклонила голову набок.

— Это... нет... в общем... ты, кажется, этой ночью очень быстро заметила волков...

И сейчас Нора осмелилась заговорить, наверное, подумав, что Хоро тоже была пастушкой, причём достаточно опытной. Должно быть, она решила, что молодым девушкам-пастушкам, редким, как белая ворона, найдётся о чём поговорить. И в ожидании этого Нора смогла, наконец, заговорить. Прежде же Хоро вела себя так безразлично, что пастушка вряд ли бы когда-нибудь отважилась.

— А это, да я просто заметила и всё.

— Вот, значит, как...

— Да и вообще — потому что мужчины ненадёжны, чтобы полагаться на них, — сообщила Хоро, с озорством улыбнувшись Лоуренсу, который в ответ пожал плечами. — Ты-то как думаешь?

— Не... это... не... не совсем...

— Мм. Тогда можешь ли ты положиться на этого? — спросила Хоро, без колебаний указав на Лоуренса.

Нора не удержалась и тоже посмотрела на него. Их глаза встретились, и Нора страшно смутилась. Хоро не замедлила переспросить её, и пастушка, извинившись перед Лоуренсом взглядом, что-то прошептала Хоро, приблизившись к ней вплотную.

Нахальная волчица радостно рассмеялась, видимо, ответ Норы она нашла забавным.

При виде этого Лоуренс понял, что сейчас он стал объектом насмешек и потому махнул рукой, показывая, что сдаётся. После чего Нора присоединилась к смеху Хоро.

— А вообще, меня, которая путешествует с таким мужчиной, странно спрашивать, знаю ли я что-нибудь о волках, — заявила тоном богослова Хоро, уткнув левую руку в бок и указывая в небо указательным пальцем правой.

Внешне Нора выглядела старше её, но в умении говорить Хоро было несложно взять верх. Пастушка смотрела на Хоро, как ученик богослова на своего учителя, готовый всюду следовать за ним, и заинтересованно ждала продолжения.

— Почему? Сколько бы ни спрашивала ты такого человека, то есть меня, знает ли он что-то о волках, ответ известен заранее. Потому что...

Потому что? — потянулась к ней Нора.

— ...Потому что волки всегда являют себя ночью. Из-за такого, вот, милого кролика, что крутится у них перед носом. Как может кролик, которого могут съесть волки каждую ночь, не знать о волках?

На мгновение Нора застыла, но потом до неё, похоже, дошло, что это означало. Она отпрянула, покраснев, как рак, бросила взгляд на Хоро, потом на Лоуренса и, не зная, куда прятать глаза, уставилась в землю перед собой.

— Ху-ху-ху-ху-ху, — расхохоталась Хоро. — Право же, прелестная реакция. Однако. Помни, что я ответила тебе раньше.

После откровенной радости этих слов Нора чуть приподняла пунцовое по самые уши лицо и отвернула в сторону, словно о чём-то вспоминая, а затем тихим высоким голосом ахнула.

— Моего спутника самого, скорее, можно назвать кроликом. Если не обращать на него внимания — умрёт от одиночества, — прошептала ей на ухо Хоро, стараясь, чтобы её шёпот был хорошо слышен.

Нора беззащитно кивнула, что несколько задело Лоуренса, который невольно задумался, как он мог выглядеть со стороны.

— Да, вот поэтому так и вышло, что прошлой ночью я быстро заметила волков.

Будь Лоуренс на месте Норы, он бы такое заключение счёл бы совершенно произвольным, но Нора была достаточно сбита с толку, чтобы принять его. Легко прикоснувшись пальцами к своим, наконец, вернувшим естественный цвет щекам, она послушно кивнула. Напряжение покинуло её лицо, и, набрав побольше воздуха, Нора произнесла:

— Я... я подумала, что госпожа Хоро, может быть, тоже была пастушкой.

— Это потому что сразу заметила волков, что ли?

— Ещё и из-за того... — Нора сделала паузу, чтобы посмотреть на своего рыцаря с густой чёрной шерстью, который не отвлекался от работы, даже когда его хозяйка болтала. — Из-за того, что госпожа Хоро привлекает такое внимание Энека.

— Вот, значит, как, — та, которой хватало нахальства не прятать перед людьми свой хвост, если считала, что они не догадаются, скрестила на груди руки и с улыбкой посмотрела на Энека. — Это не слишком удобно говорить при его хозяйке, но он, должно быть, влюблен в меня.

Энек приостановил свой бег, на миг повернулся к Хоро и её собеседникам, словно понял эти слова, и снова побежал собирать овец. Зато хозяйка чёрного рыцаря выглядела так, будто перед ней ударила молния.

— Э... это... неужели Энек?..

— Да чего? Не стоит расстраиваться. Когда самцов балуют, они быстро привыкают к этому. Ты очень дорожишь им, вот он и думает, что твоё расположение ему обеспечено. Вот ему и приходит в голову иногда пошалить ещё с кем-нибудь. Если у тебя будет гора вкусного хлеба, тебе иногда захочется и супа, так?

Пока длилась эта тирада, выражение лица Норы несколько раз менялось, откликаясь на то, что она слышала, в конце пастушка с восхищённым видом кивнула.

— Я имею в виду, что время от времени нужно, чтобы ему приходилось потерпеть без ласки твоих рук. Это станет хорошими поводьями для него.

Нора кивнула так сильно, словно узнала истину о сущности мира, но потом она позвала Энека и присела на корточки. Схватила в объятия примчавшегося, словно ураган, Энека, прижалась к нему лбом, а потом с лёгкой улыбкой посмотрела на Хоро.

— Отныне, если мальчик снова вздумает пошалить с кем-то другим, я сделаю, как ты сказала.

— Вот и ладно.

Энек гавкнул, будто обиделся на несправедливое обвинение, но Нора крепче прижала его к себе, и он успокоился.

— И всё же я хочу тебя ещё немного побаловать, пока ты можешь побаловать меня.

И Нора легонько поцеловала Энека в основание его свисавшего уха.

Хоро наблюдала за этим, и на её губах играла лёгкая улыбка. Потом Хоро повернулась к Лоуренсу, адресовав ему другую улыбку — неприятную, не соответствовавшую, как ему показалось, случаю.

— Потому что пастушкой мне больше не быть, удачей работа закончится или провалом, — тихо произнесла Нора, обнимая Энека.

Из этих слов Лоуренсу стало ясно, что она очень здраво смотрела на вещи и приняла решение после того, как все поняла. Нора осознавала своё положение и то, что могло произойти. И значит, Лоуренс напрасно себя изводил.

Нора выглядела робкой и беззащитной, но она всё же смогла выжить до сих пор, хотя её выгнали из приюта, после чего ей пришлось преодолеть немало тягот и опасностей. И это отличало её от девушек-аристократок, закрытых от жизни в своих хоромах.

В то же время Лоуренс понял, насколько удивительной была Хоро. Она, легко проникнув в смятенную душу Лоуренса, естественным образом направила разговор с Норой, чтобы раскрыть её решимость выполнить эту работу. И эта раздражённая улыбка, предназначенная Лоуренсу, вероятно, означала, что ей не оставалось больше ничего, как сделать это.

У Лоуренса возникло чувство, что слова Хоро о том, что мужчины ненадёжны, были вполне справедливы. Он закрыл глаза, полностью признавая поражение, и улёгся на траву лицом вверх.

Земля по мере приближения зимы становилась всё холоднее, зато разбросанные по нему пушистые облака казались тёплыми.

Лоуренс почувствовал уверенность, что контрабанда удастся. Овцы, бродившие вокруг, свысока посмотрели на него, когда его губы прошептали: "Всё получится".

Спустя некоторое время неторопливо подъехал на лошади Риверт, вернувшийся из города. Тот, у кого с собой имеется много денег, будет видеть грабителя в каждом встречном, но у молодого представителя крупной городской гильдии, как этого и следовало ожидать, оказалась достаточно толстая печень. (то есть, он оказался достаточно храбрым — прим. перев.)

Дав без излишней опаски своим партнёрам по контрабанде пощупать мешок, наполненный мелкими кусочками золота, Риверт положил его за пазуху и легко похлопал по нему рукой.

— Теперь надо удачно провезти это обратно, чтобы, когда придёт время, скормить овцам, — ещё раз решил уточнить Риверт, видимо, желая подчеркнуть, что главные сложности ещё впереди. — Потом тебе придётся пройти через ворота города. С овцами, как это было оговорено. Ты готова?

— Да, — кивнула Нора.

Риверт кивнул в ответ, устремил взгляд вперёд и провозгласил:

— Тогда двигаемся. Сияющее золотом завтра ждёт нас.

И они вновь вошли на путь между густым лесом и обрывистым горным хребтом.

Утром Лоуренс проснулся от прикосновения чего-то холодного к лицу. Подумав, что его опять лизнула одна из овец, он открыл глаза и увидел перед собой небо, покрытое свинцовыми тучами. Явно собирался дождь, что необычно для этого времени года.

Кроме того, ему было холодно. Лоуренс положил голову на толстый корень дерева вместо подушки, стоило чуть сдвинуть голову в сторону, и она попадала на холодный, как лёд участок. Сейчас, подняв голову, Лоуренс увидел, что костёр был готов погаснуть. Утром Нора засыпала раньше, чем остальные просыпались, в этот промежуток кто-то должен был позаботиться о костре, но Риверт, который должен был это делать, заснул с сухой веткой в руке, словно загребал во сне веслом в лодке. Выглядел он при этом так глупо, что Лоуренс даже не смог на него рассердиться.

— Ну-у... — протянула Хоро, спавшая под одним одеялом с Лоуренсом и проснувшаяся, когда он сел.

Однако, бросив на него мрачный взгляд, она со всей силы дёрнула к себе одеяло. Это означало — если ты проснулся, одеяло тебе больше не нужно.

Лоуренс с неохотой поднялся, хотя было ещё рано, опасаясь слишком рассердить Хоро, попытавшись сопротивляться. К тому же следовало подложить в костёр веток.

Когда стало холодно, овцы сбились в кучу, согреваясь вместе, и Энек, которому из-за этого было нечего делать, тоже лёг поближе к огню. Само собой, прижавшись к любимой хозяйке. Когда Лоуренс начал ломать ветки, предназначенные для костра, пастуший пёс даже не тронулся с места, он лишь приподнимал голову при каждом хрусте, с упрёком глядя на человека, ломавшего и подбрасывавшего в огонь ветки.

Когда сухие ветки занялись огнём, Энек с удовлетворением зевнул. Это чем-то напомнило Лоуренсу Хоро, и он не мог не улыбнуться.

Однако даже разгоревшийся костёр не смог защитить от холода. Казалось, что вдруг настала зима. Конечно, это был лишь каприз погоды, но добраться до Рюбинхайгена удастся лишь завтра к полудню и Лоуренсу бы хотелось, чтобы до тех пор ничего с неба не сыпалось. Он посмотрел на небо, и ему оставалось лишь огорчённо вздохнуть, глядя на его изменения. После обеда наверняка будет дождь, в лучшем случае — к вечеру. Если зайти поглубже в лес, можно укрыться от дождя под могучими кронами деревьев, но идти туда с овцами нельзя. Это не говоря о том ужасе, который внушал лес. А ночевать в лесу и вовсе не хотелось. Самое большее, на что можно было пойти, так это спрятаться под деревья на краю леса.

Лоуренс думал, глядя на разгоревшееся пламя костра, когда его спину что-то укрыло. Не успел он повернуться, как сбоку появился кое-кто со столь знакомым лицом. На этом лице ясно отпечатался оттиск древесного корня. Хоро.

— Так будет лучше, теплее.

Лоуренс не был таким наивным, чтобы понять слова Хоро буквально. Спину его укрыли одеялом, чтобы под ним разместиться двоим. Хоро могла оставить одеяло одной себе, но, вероятно, сочла это чересчур себялюбивым. Голод и холод в дороге разделял каждый из путешественников, следовавших вместе. Однако словами Хоро не просила прощения, потому и прощать Лоуренсу нужды не было. Вместо этого он, небрежно помешивая горящие угли веткой, которую собирался тоже бросить в огонь, сказал с невозмутимым видом:

— Так и есть. Ты, кстати, случайно не знала, что будет с погодой?

— Не разобрала этого. Но после обеда будет дождь, — пробурчала Хоро довольно сонно.

— А-а... Это любой скажет, взглянув на небо, — поддразнил её Лоуренс, но она не надулась по обыкновению, а несильно боднула его в плечо. — Я бы хотел, если можно, сесть на лошадь и добраться до города, пока не пошёл дождь. Как насчёт согреться у камина в компании с дымящимся картофельным супом?

— Отказываться не буду. И ещё...

— Позаботиться о своём хвосте, — вкрадчиво завершил за неё Лоуренс.

Хоро вздохнула и кивнула.

— Я тоже хочу поскорей вернуться на постоялый двор, — произнесла она, уныло глядя в небо.

Её чёлку трепал холодный ветер, она прикрыла глаза настолько, что верхние ресницы соприкоснулись с нижними.

— Будет дождь. Не хотела я этого.

Эти слова напомнили Лоуренсу кое о чём. Когда он встретился с Хоро, она носила звание богини урожая и заботилась об обширных полях, на которых выращивали пшеницу. В сёлах больше всего ненавидели холодный дождь в осеннюю пору, правда, сейчас Хоро покинула те поля и тех людей, но её отношение к такому дождю как к нежелательному гостю могло сохраниться. То, что с ней происходило тогда, оставило у неё не самые лучшие воспоминания о времени, проведённом в пшеничных полях, но она ещё могла ощущать себя богиней урожая.

Впрочем, дождь посреди мороза вряд ли вообще кому-то понравится, даже если он и не будет богом. А холод был такой, что дождь вполне мог обернуться мокрым снегом, если всё пойдёт совсем плохо.

Лоуренсу стало холодно от одной мысли о такой возможности, и он охотно подкинул в костёр веток.

До пробуждения остальных оставалось ещё немного времени. Однако было то, что Лоуренс этим утром не осознал.

Хоро не стала бы говорить что-либо без смысла.

Глава шестая

Выдыхаемый всеми воздух тянулся за ними белым облачком. Каждый выдох обдавал щёки теплом, тут же сменявшийся холодом, от которого становилось больно.

Небо всё темнело, наливаясь свинцом, с полудня начал посыпал мелкий дождик пополам с ледяной крупкой. Он настолько холодил лицо, что оно, казалось, промерзало до костей, однако, пробираясь под одежду, холодный воздух приносил приятную прохладу разгорячённому телу.

Это было бегство. Бежали люди на лошадях и пешком, бежали овцы, бежал пёс.

Если за ними следили, взгляды ощущались постоянно. Если преследовали духи, их было много.

Однако при всём внимании до путешественников не донеслось ни единого звука волчьего воя, не попалось на глаза ни клочка шерсти, внушаемый этим ужас заставлял их не обращать внимания на холод и усталость. Словно в стремлении оторваться от этого тягостного присутствия.

Но прежде чем Хоро это осознала, они были окружены волками.

— Энек, — негромко крикнула Нора, её голос вернулся эхом.

Энек, покрытый чёрной шерстью и окутанный белым дыханием, рванулся назад, чтобы ускорить отставших овец.

Овцам не отличить пса от волка, они отчаянно пытались бежать, но волчий вой, словно глумясь над их попытками, эхом разносился над ними. Расстановка волчьей стаи была очевидной. Справа верху по краю обрыва бежали волки, которые издавали вой всякий раз, когда овец удавалось собрать. С противоположной стороны, из леса, никто воя не поднимал, но время от времени можно было услышать топот и даже дыхание. Волки бежали слева от путешественников по подлеску и папоротнику за ближайшими деревьями.

Лоуренс с Хоро скакали на одной лошади, Риверт — на второй, а Нора с налипшей ко лбу чёлкой бежала сама, на бегу управляя овцами и Энеком с помощью посоха.

Если кого-либо окружат волки, это может оказаться последним, что с ним случилось в жизни. Волки при охоте стараются действовать осторожно и наверняка, чтобы никто из стаи не пострадал. Они не станут охотиться, выставив одного из стаи в качестве приманки, и ни один из них не будет строить из себя храбреца и нападать в одиночку. Они стараются действовать очень тщательно и хитро. Поэтому, когда волки окружат и начнут сжимать кольцо, следует расположиться так, чтобы наверняка суметь повернуть одного или нескольких волков назад, тогда остальные волки не смогут помешать движению.

Об этом Хоро быстро рассказала Лоуренсу, Нора же сама действовала именно так. Время от времени из леса выскакивали волки, чтобы перекрыть путь, но либо она сама, либо Энек тут же выдвигались к ним навстречу. Если же волки начинали сжимать кольцо, Нора направляла овец в неожиданную сторону, ломая построение волков. Для пастуха овца не жалкое создание, нуждающееся в защите, а щит и оружие, которыми пастух защищается.

На этой сцене не было места для действующих лиц вроде Лоуренса или Риверта. Риверту оставалось постараться удержать поводья в одной руке, а другой придерживать золото под курткой. А Лоуренсу оставалось лишь спросить у Хоро, мог ли он что-то сделать.

— Может, стоит?..

Сидеть на спине лошади, бежавшей рысью по этой плохой дороге, — занятие не из самых приятных. Время от времени случались такие толчки, что у Лоуренса чуть не отрывалась голова от тела. Следить за тем, чтобы сидевшую перед ним Хоро не выбросило из седла, тоже было нелёгким делом.

— Не может, — кратко ответила Хоро и вовсе не потому, что прикусила язык.

— Ты, — чуть позже заговорила она.

— Да?

— То объяснение, что я дала тебе недавно. Я беру его обратно.

Объяснение, что ты дала недавно? — хотел переспросить Лоуренс, но вдруг услышал шорох из леса позади себя и сразу за ним стук звериных когтей о землю. По спине Лоуренс пробежал такой сильный озноб, словно у него начали расти крылья на спине. Не озноб, испытываемый, когда у тебя жар или когда замёрз. Могильный озноб, предупреждающий об опасности.

— Энек! — крикнула, взмахнув посохом Нора, бежавшая рядом с овцами впереди всех.

Её сверхчеловеческое чутьё помогало ей видеть всё, и сейчас она призвала на помощь своего покрытого чёрной шестью рыцаря, и всё же её единственная надежда была связана с тем холмом впереди, с которого они позавчера спустились. И волки, конечно, знали об этом.

С ураганной быстротой коричневое нечто метнулось к ногам лошади Лоуренса и Хоро.

Была не была - Лоуренс покрепче взялся за поводья, чтобы резко потянуть за них, но Хоро удержала его, схватив за руки. Потом она посмотрела назад и проговорила:

— Отступись.

Лоуренс понял, что Хоро отдала приказ непосредственно волку, когда волк вдруг отскочил в сторону, словно в него стрелой попали, и остановился.

Не только Нора и Лоуренс были удивлены. Изумление остановившегося волка также было очевидным.

Однако Лоуренс не осмелился ни похвалить её вызывавшую удивление способность, ни поблагодарить за помощь. Обычно красновато-янтарные глаза его спутницы горели рубиновым огнём. Хоро-волчица, на которую было страшно смотреть.

— И от людей тоже.

Её леденящий душу голос напомнил об истинной форме Хоро, которую он увидел в подземелье Паццио.

— Ну и молодняк пошёл в наши дни, как говорится.

Лоуренс удивился, чего это она вдруг сказала такое, но вскоре он понял.

Непосредственная опасность отступила, но Нора не поняла почему, на её лице мелькнул вопрос, однако времени на это сейчас не было. Она снова принялась отдавать команды Энеку, который безукоризненно их исполнял. Риверт же лишь отчаянно цеплялся за свою лошадь и придерживал золото, чтобы не обронить на ходу. Вряд ли он что-либо заметил.

Если они будут двигаться с той же скоростью, то смогут оставить лес позади ещё засветло. Единственная возможность их спасения.

И тут прозвучало это.

На мгновение Лоуренсу почудилось, что ветер переменился, потому что ледяная крупка вдруг застыла в воздухе. Однако тут же пришло чувство, что ветру подобное не свойственно. Ветер не способен заморосить сам дождь как явление природы.

В следующее мгновение всех оглушил совершенно невероятный звук. Непереносимо громкий рёв, чуть не валивший лесные деревья, ударил по ушам Лоуренса. Необоримый рёв, от которого у людей перехватило дыхание. Лошади застыли на месте, замерли овцы, встал даже отважный пастуший пёс. Яростный рёв, словно кольями, пригвоздил всех к месту. Все стояли, повернув головы в сторону леса.

За исключением лишь Хоро. Когда всё стихло, и был слышен лишь шум дождя, она, глядя в сторону леса, тихо произнесла:

— Ты, об этом сейчас придётся побеспокоиться мне. Пусть та мелкая девчонка и тот юнец двигают вперёд первыми, а ты потом тоже отъедешь подальше.

— Не... Чего ты вдруг?

С момента, когда опустилась тишина, Нора с Ривертом, не шелохнувшись, всё смотрели в чащу леса, они словно старались не замечать разговор Хоро и Лоуренса. Но они так вели себя не потому, что не хотели замечать. Маленькая птичка под взглядом охотничьей собаки не может улететь, даже если охотник медленно тянет к ней руку. Так же и эти двое не могли оторвать взгляд от леса.

— Того, что это не обычный волк, тот, кто там, в лесу. Понимаешь? — и Хоро медленно перевела взгляд с леса на Лоуренса.

От её взгляда у него дрогнули ноги в стременах. Это был не просто несчастный или недовольный взгляд, угроза настолько переполняла её глаза, что могла вырваться в любой момент и ударить в камни по обочинам пути. Белое облачко медленно выдыхаемого ею воздуха напоминало дым, изрыгаемый дьявольскими конями в аду.

— Если я возьму это на себя, стая не будет гнаться за овцами. Не овцы их цель, — Хоро снова посмотрела на лес. — Никчёмное упрямство. Бессмысленная гордыня. Это то, чем дорого юнцам.

Тело Хоро, которое Лоуренс почти обнимал, как-то вдруг раздулось, и он не сразу понял, что это из-за шерсти, с шуршанием вставшей дыбом на её хвосте под плащом.

— Слышь, если ты не обратишься к ним, все так и будут стоять столбами. Ты же мой партнёр. Для партнёров взаимодействие — штука важная, правда?

Лоуренс без колебаний кивнул Хоро, и выражение её лица немного смягчилось.

В конце концов, он был торговцем и не слишком разбирался в вещах, не связанных с торговлей. Ну, а Хоро? Если б он задался вопросом, кто лучше знает волков, то не нашёл бы никого другого, кроме неё.

— Мы возьмём всё на себя, — произнёс Лоуренс, стараясь говорить негромко, однако Нора с Ривертом вздрогнули, как от криков среди ночи. — А вы двое действуйте, как договаривались, отвезите золото,

Они не стали спорить. В таких ситуациях правильным будет отвлечь противника на самых слабых, чтобы сильные, на которых лежит выполнение поставленной задачи, выжили. И всё же во взглядах, брошенных на Лоуренса с Хоро, читалось сомнение. Действительно ли хорошо будет так поступить? Каким бы правильным и естественным такое решение ни было, обычные люди будут колебаться, когда речь идёт о добровольной жертве.

— До встречи у городской стены Рюбинхайгена. Там мы все будем богаты.

Конечно, Хоро собиралась не становиться приманкой, а благополучно вернуться и востребовать своё, но двое, стоявших перед ней с Лоуренсом, этого не знали. А Хоро не могла им этого объяснить, и потому эти слова она произносила с лёгкой улыбкой. Это было действительно изощрённое умение использовать движения человеческих душ. Люди не смогут пустить по ветру готовность умереть того, кто с улыбкой говорит о призрачных надеждах. Мудрой волчице было ведомо, насколько привлекательными могут быть подобные рыцарские истории.

И потому после слов Хоро кивнул сначала Риверт, а потом и Нора. Потом Нора махнула посохом, словно снова запуская ход времени.

— Удачи в сватке, — пожелал Риверт.

Нора посмотрела на Хоро взглядом, говорившим красноречивее любых слов, и сразу отвернулась. Застучали копыта побежавших вперёд овец, Риверт пустил свою лошадь вслед за ними.

Проводив их взглядом, Хоро повернулась к Лоуренсу.

— Двигай отсюда подальше. Будешь близко, может быть плохо. Сам понимаешь.

Лоуренс взял Хоро за её маленькую ручку, когда она стала слезать с лошади.

— Я не приму твоего поражения.

Её на удивление горячая ручка крепко сжала его руку.

— Будь ты хорошим самцом, я бы тебя поцеловала, — ухмыльнувшись, заявила она, словно просто сказала, что хотела, а потом спрыгнула с лошади. — А, точно. Присмотри за этим.

Сказав это, она развязала пояс, сняла плащ и бросила Лоуренсу. Над её распущенными волосами гордо поднялись волчьи уши, освобождённый пушистый волчий хвост помахивал за её спиной. А на шее висел мешочек, полный пшеницы.

— Я бы хотела закончить всё миром, но неизвестно, что будет. Вернусь голой и замёрзшей, побеспокоишься обо мне, правда? — добавила Хоро, улыбнувшись под конец.

Потом она перевела взгляд на лес и замерла. Зато шерсть на её хвосте вздыбилась, словно от удара молнии. Лоуренс не мог придумать, что сказать. То, что в итоге вышло, получилось слишком коротким:

— До встречи.

И, не дожидаясь ответа, он пустил лошадь в бег. Он бы солгал, сказав, что не хотел бы остаться. Но что бы он стал делать, оставшись? К тому же Лоуренс знал истинную форму Хоро, в которой, даже встретив отряд наёмников, она без проблем пробьётся через них.

Он гнал лошадь. Ледяной дождик понемногу усиливался. Но лицо Лоуренса кривилось не только из-за холода. Впервые он проклинал себя за то, что не был рождён для пути рыцаря.

Похоже, за это короткое время Нора и Риверт успели уйти далеко вперёд. Лоуренс скакал, как ему было велено, стараясь отъехать подальше от Хоро, скакал довольно резво, хотя и не изо всех сил, но двоих, ушедших с овцами вперёд, так и не увидел. Не чувствуя больше жуткого взгляда на себе, они, наверное, видели в этом возможность всеми силами спешить к спасительному холму. Лоуренс на месте Норы так бы и сделал. С мыслью не допустить, чтобы смерть Лоуренса и Хоро оказалась напрасной.

При этой мысли кривая усмешка тронула губы Лоуренса, а потом он вдруг обеспокоился тем, что может заблудиться. Впрочем, беспокойство скоро прошло. Пусть он знает эти места плохо, но даже если его здесь застанет ночь, заблудиться будет сложно. Справа обрывистая гряда, слева густой лес с полосой травы между ними, так что уйти куда-то в сторону от места назначения — событие маловероятное.

Кроме того, впереди есть и нормальная дорога, пролегавшая среди скошенных лугов, по ней он обязательно попадёт в Рюбинхайген. Так что нет беды в том, что он не видит Нору с овцами и Риверта. К тому же в спешке лошадь может пораниться или упасть, если наступит на камень, поэтому Лоуренс натянул поводья, замедляя ход, после чего оглянулся. Хоро, конечно, уже не было видно, но если волки передумают и бросятся в погоню, они быстро догонят Лоуренса. Так что ему не следовало поддаваться искушению и не только нельзя было возвращаться назад, но и даже не оставаться на месте. И вместо этого он дал лошади двигаться вперёд.

Лоуренс держал в руке плащ, ещё хранивший тепло Хоро. Оставить одежду при расставании — плохая примета, как будто одежда оставлена на память. И он со всей силой прижал плащ к себе.

Однако, если Хоро пришлось бы вернуться в истинное обличье, отсутствие запасной одежды стало бы большим затруднением. Хоро, судя по всему, мыслила куда практичней торговца Лоуренса.

Лоуренс глубоко вздохнул и смахнул с плаща тёмно-каштановые волоски, выпавшие из хвоста Хоро, потом свернул плащ и засунул под куртку. Куртка уже успела немного намокнуть, но так было лучше, чем держать плащ под мышкой. Будет плохо, если, сыграв в этом деле главную роль и вернувшись, Хоро получит насквозь промокший плащ.

Дождь всё усиливался, к ночи он мог перерасти в настоящий ливень. Поэтому, проехав некоторое время, Лоуренс подобрал подходящее место и остановился. Теперь он был достаточно далеко от того места, ему придётся достаточно долго дожидаться Хоро, ведь ей надо будет нагонять его пешком.

Оставаться на дороге под дождём было бы чистым самоубийством, всё тело Лоуренса закоченело от холода, он и поводья в руке почти уже не чувствовал. Ему следовало укрыться под деревьями и смотреть за дорогой, по которой придёт Хоро. Иначе он умрёт от холода раньше, чем её встретит.

Лоуренс проехал под густые кроны деревьев, спешился и оглянулся. Расстояние от края леса до обрыва уже заметно увеличилось. Группа, которую вела Нора, могла уже оставить лес позади и выйти на настоящую дорогу на Рюбинхайген. Это тем более возможно, если учесть, с какой скоростью они убегали.

В таком случае им оставалось сейчас только скормить золото овцам и войти в город. Если всё пройдёт хорошо, контрабанда не только погасит весь долг сразу, но и принесёт большой доход.

Лоуренсу было обещано сто пятьдесят румионов в придачу к погашению его долга. Впечатляющие деньги, составлявшую, впрочем, лишь малую часть дохода от контрабанды золота. При том, что золото на шестьсот румионов будет ввезено в город без соответствующего сбора, оно принесёт дохода вдесятеро больше. И если поддаться жадности, можно было бы постараться урвать немного побольше от общего пирога. В конце концов, Лоуренс был таким сообщником в деле, которым не стоило пренебрегать.

Однако он предостерёг себя от такой мысли. Слишком жадного ждёт внезапная беда. Таков этот мир, в нём действительно так и происходит.

Размышляя обо всём этом, Лоуренс, чтобы согреться, собрал не успевший намокнуть хворост, достал из навьюченной на лошадь поклажи сухой соломы и разжёг костёр. Вокруг не было признаков чьего-либо присутствия. Было так тихо, словно здесь и животных тоже не водилось.

Всё ли хорошо с Хоро, гадал Лоуренс, посмотрев на её плащ, который он достал из-под куртки, чтобы просушить у костра. Он изо всех сил старался не думать об этом, но ничего не мог с собой поделать. Беспомощность — это грех. Так он для себя решил.

Потом он принялся созерцать траву, такую же, как и прежде, только намокшую под дождём...

В какой-то момент он вздрогнул, осознав, что смотрит на застывший вокруг мир уже, кажется, достаточно долго. Его одежда успела почти высохнуть, а первые ветки в костре обратиться в золу. Наверное, стоило бы проверить, как обстоят дела. Это желание разрасталось в нём, как тесто на дрожжах. Вглядевшись в затуманенный дождём застывший мир, Лоуренс заметил, что что-то в нём меняется. Он протёр глаза — сомнения отпали. Человеческий силуэт.

— Хоро! — крикнул он, вскакивая и хватая её высохший плащ, и немедля побежал туда.

Никто не мог бы оказаться здесь случайно.

Однако, выскочив под дождь, он сразу понял, что это не Хоро. Людей оказалось трое, и все на лошадях.

— Господин Лоуренс, это ты? — спросил один из них.

Похоже, они услышали его и поняли, где он находился. А раз они знали имя, то должны были относиться к гильдии Ремерио, понял Лоуренс. Это-то он понял, но зачем они здесь?

— Господин Лоуренс, надеюсь, ты в порядке.

Лоуренсу лица всех троих показались незнакомыми. Один был вооружён луком, другой — мечом, третий — длинным копьём. Чертами лица и телосложением они были похожи на типичных городских торговцев, но явно более привычных к путешествиям, чем Риверт, они носили плащи так, чтобы быть готовыми к схватке в любом момент времени.

— Господин Риверт рассказал о тебе. Мы не могли просто сидеть и ждать в гильдии и, на всякий случай, дежурили у края леса. Но, как бы то ни было, ты в порядке и...

Тут человек смолк. Все трое, немногим старше Лоуренса, посмотрели на плащ в его руках. Плащ Хоро, небольшого размера и сшитый явно для женщины. Вывод они могли сделать не самый благополучный. Скорее всего, они решили, что Лоуренс был тем несчастным, которого постигло горе, и теперь он держал в руках плащ своей спутницы как память о ней. Они же должны были только что слышать, как Лоуренс выкрикнул имя Хоро. Неудивительно, что все трое с сочувствием посмотрели на Лоуренса.

Тот на миг задумался, как разрешить это недоразумение, но его прервало нечто странное.

Все трое людей из гильдии Ремерио разом глубоко вздохнули, причём с облегчением. Лоуренс не сомневался, что они старались, чтобы это облегчение не отразилось на их лицах, но от торговца трудно что-то утаить. Может, их облегчение было связано с тем, что Лоуренс не сходил от горя с ума, а держал себя в руках.

— А твои вещи, господин Лоуренс?

Если этот мужчина считал Лоуренса за несчастного, чью возлюбленную растерзали волки, то смена им темы разговора выглядела вполне обоснованной. Он не мог знать, не поддастся ли Лоуренс своим чувствам, если снова напоминать ему о беде. Ведь часто люди, внешне странно спокойные, срываясь, становятся опаснее прочих. Но всё же сейчас разъяснять недоразумение чем-то показалось Лоуренсу неловким и глупым, и он просто показал через плечо назад:

— Там. Ещё лошадь, она там.

— Там, значит. Спрячемся пока от дождя.

Он сказал кратко, с бесстрастным видом, но трое мужчин слезали с лошадей с напряжённым выражением лиц. Вероятно, они даже опасались увидеть окровавленное, растерзанное волками тело девушки. С этой мыслью Лоуренс стал поворачиваться, чтобы всё же объясниться. В следующий миг все мысли покинули его голову.

— Не буду говорить тебе, чтобы ты не обижался на нас, — спокойно сказал Лоуренсу один мужчина.

Другой вывернул ему правую руку за спину, а третий приставил сзади к шее меч. То, что потекло Лоуренсу на лицо, было не только дождём.

— Похоже, гильдия Ремерио меня обманула... — каким-то чудом выдавил, пересиливая боль в вывернутом плече, Лоуренс.

Хорошо ещё ему повезло не уронить плащ Хоро.

— Это на всякий случай.

Судя по всему, острие к шее приставили ему, чтобы можно было его связать, не опасаясь сопротивления. Вырвав плащ Хоро из рук Лоренса, его связали, будто упаковывали какой-нибудь товар.

— Говорили ещё про женщину, это весьма беспокоило нас, но в этом отношении повезло.

Значит, их облегчение объяснялось тем, что вместе с Лоуренсом не оказалось Хоро. Они знали, что ради тех, кого они должны были старательно защищать, им придётся столкнуться с кровопролитием.

— Скажу в оправдание, что мы тоже стоим на краю обрыва. Нам надо устранить любую угрозу, насколько это возможно.

То есть угрозу того, что Лоуренс станет вымогать деньги у гильдии Ремерио. Даже если контрабанда золота спасёт гильдию от разорения, угроза, что кто-либо узнает об этом, будет подобна ножу у горла гильдии. Лоуренс подумал, что он такой глупости сделать бы не мог, но память его подсказала, что такая мысль ему в голову проникала. Всех ослепляет жадность, когда повеет запахом больших денег. В мире торговли это известно каждому.

— А этот плащ я тебе верну.

Лоуренс ощутил ткань, коснувшуюся его рук, и вцепился в неё что было мочи, это помогло ему сдержать свою ярость, порождённую вероломством гильдии. Что ж, раз Лоуренса специально связали, значит, они не намерены здесь и сейчас пачкать его кровью свой меч. Не стоит оказывать бесполезное сопротивление и тем самым заставлять себя убить. Но всё же несложно предугадать, что в живых они его оставлять не собирались. Возможно, они предполагали оставить его в лесу замёрзнуть до смерти или стать добычей волков и таким образом избавиться от него. Это было разумным суждением.

Однако в нём был один серьёзный изъян. Хоро, считавшаяся мёртвой. Если Лоуренс и Хоро воссоединятся, станет возможным свершение возмездия.

Не допустить, чтобы его сейчас убили. Они должны заплатить за вероломство. Лоуренс будет рядиться в шкуру покорного ягнёнка, принуждая свою ярость холодным камнем застыть в груди.

— Моя душа не будет болеть от того, что я не смогу сказать тебе "До встречи", — с бесстыдной откровенностью сообщил мужчина из гильдии Ремерио, от чего у Лоуренса застучало в висках, но он продолжал терпеть и не двигался с места. — Но как представишь, что нам предстоит после того, как уедем, так просто с души воротит.

— Эй, — прикрикнул другой работник гильдии, словно предупреждая первого не болтать лишнего.

Как будто уже произошедшего мало, чтобы испортить настроение. Но, похоже, он решил, что Лоуренсу даже перед смертью не стоило о чём-то услышать.

— Меня это не волнует, — заявил первый. — Не останавливай меня. Мне трудно это нести в себе. Ты же тоже не можешь, разве нет?

Второй на мгновение лишился языка. Лоуренс же, сдерживая свою ярость, попытался обдумать их слова. Что-то, что они имели в виду...

— Однако, это же та девка, которую привёл этот парень. Как только я узнал...

Не может быть! — закричало в душе Лоуренса, и он резко повернулся к тому мужчине.

— Получи! — и он вложил всю силу в попытку пнуть противника, но лишь получил в ответ удар в лицо.

Удар выбил сознание из головы Лоуренса, и очнулся он уже лёжа на земле ничком. Нос не дышал, забитый то ли грязью, то ли кровью. Но, тем не менее, ярость бушевала в его голове вместе тем, что он себе представил. Лоуренс даже не знал, в каком он сейчас состоянии, он усиленно заморгал, пытаясь прогнать эту черноту перед глазами. Тем не менее каждое слово доходило до него отчётливо.

— Может быть, стоит ту девку связать и бросить здесь, как этого парня. Волки, наверное, уж позаботились бы обо всём.

— Не будь дурнеем. Не знаю, какое языческое колдовство она использовала, но она прошла через этот лес и не потеряла ни одной овцы. Приведи её сюда, свяжи её да завяжи глаза, а она, гляди-ка, возьмёт и выживет. И если тогда кому и пропадать, так это нам. Да... Хотя, согласен, это всё противно. Когда такую девчонку да своими руками, долго потом с еды воротить будет.

Эти двое наверняка говорили о Норе. Об её убийстве.

Если они решили убить Лоуренса из опасения, что он может шантажировать гильдию Ремерио, не было основания ждать, что они не поступят так же и с Норой. Вероятно, они дали бы ей провести овец через место досмотра, передать овец другому пастуху, а потом убили бы её. Убить до досмотра её не могли, она единственная не вызвала бы подозрения, возвращаясь из проклятого места.

— Этот парень, возможно, его стоит заколоть, чтобы закончить по этой части, — предположил второй мужчина из гильдии.

— Может, сам и заколешь? — отозвался первый.

— Лучше поменьше убивать, — вмешался третий.

— И я так думаю, — согласился первый.

— Я привёл его лошадь, поехали скорей, — завершил обмен мнениями третий.

Лоуренс услышал, как стихает звук сначала шагов, а потом стук лошадиных копыт. И вот уже только шум моросившего дождя достигал его ушей. Лоуренс расплакался от жалости к самому себе.

Беспомощность — это грех.

Лоуренс крепко зажмурил глаза и стал думать.

Будь у него сила, как у Хоро, он бы не дал своей спутнице встречаться с опасностью в одиночку, не стал бы так беспомощно мириться с вероломством и тем более не выслушивал терпеливо разговоры об убийстве той, которой он предложил работу.

Нора не такая, как Хоро. И не обладает колдовскими силами язычников или какими-то ещё особыми способностями. От удара меча её тело получит рану, из которой хлынет кровь. Возможно, что-то сможет для неё сделать Энек, но надеяться на это бессмысленно. Как бы ни был хорош этот пёс, он ничего не сделает, когда будет нанесён внезапный удар.

Лоуренс хотел помочь Норе. Ему вспомнилась Нора такой, какой она разговаривала у стен Рамторы с Хоро. Девушка куда более умная и решительная, чем это могло показаться, и обладавшая мудростью, отличавшейся от мудрости Хоро. Она знала, что оставит пастушество, чем бы ни закончилось это дело. Что означало, что с этим она связывала особые надежды. От суровой работы пастуха к пошиву одежды для людей. Почти несбыточная мечта. Трудно представить, как застучало сердце Норы, взволнованное возможностью осуществить её.

Пусть это правда, что одни дураки испытывают душевный подъём от одной лишь забрезжившей надежды, это не оправдание тем, кто своим вероломством убивают надежду в зародыше.

Нора выполнит свою работу. Значит, она должна получить за это вознаграждение.

Конечно, Лоуренс точно так же с восторгом хватался за любую надежду, но сейчас его надежда, как следует, отомстить опиралась на расчёт, что Хоро скоро будет с ним.

Но если на Нору уже сейчас направят меч, с ней будет покончено.

Лоуренс, разрываясь от нетерпения что-то немедленно предпринять, нащупал какую-то ветку, чтобы опереться на неё и приподнять своё лежавшее тело. Руки его были связаны за спиной, но он подтянул колени к груди, упёрся головой в землю и сумел перевалить себя на колени, чтобы потом выпрямиться.

Похоже, одну ноздрю ему забила грязь, а другую — кровь из носа. Лоуренс резким выдохом прочистил нос и вдохнул холодный воздух, что сразу немного освежило голову. Хотя, конечно, до того, что именуют "холодной головой", было очень далеко. Затем встал и, пошатываясь, пошёл к костру. Только добравшись до места под деревьями, откуда увели его лошадь, Лоуренс осознал, что связанные руки всё ещё сжимали плащ Хоро.

Люди из Ремерио раскидали ветки и угли костра, огонь потух, но часть углей ещё багровели и были достаточно раскалены.

Лоуренс положил плащ Хоро в местечко посуше и тяжело вздохнул. Затем осторожно опустился на землю рядом с большим горящим углем и несколько раз проверил своё положение относительно него. Ещё чуть-чуть подождал, набираясь решимости, и наклонился назад, чтобы запястья попали на уголь.

Зашипела пережигаемая верёвка, горячая боль пронзила запястья, но Лоуренс, стиснув зубы и крепко зажмурившись, терпел и изо всех сил тянул запястья в стороны. И в какой-то момент его руки освободились.

Судьба была изменена.

Он тут же встал и осмотрел руки — пару ожогов, ничего серьёзного. Однако даже он не был таким дурнем, чтобы схватить ветку потолще вместо дубины и побежать спасать Нору. Лоуренс понимал, что лучшим и единственно разумным будет дождаться Хоро. Обычный торговец слишком беспомощен в мире.

Торговцы лишены гордости, свойственной рыцарям или горожанам. Они готовы лизать подошвы чьей-либо обуви, если хотят заработать. Но перед кем следует унизиться в этой ситуации? Безотчётно бродивший Лоуренс остановился и посмотрел на небо.

Листва деревьев, защищавшая от дождя, казалась даром небес, которые отпустили самому Лоуренсу лишь ползать по земле, при этой мысли он не мог не взглянуть вниз. Там ему попался на глаза плащ Хоро. От чувства беспомощности у него вновь потекли слёзы.

— Кажется, ты очень тронут нашей встречей, — услышал он вдруг знакомый голос и не мог не рвануться бегом под дождь на голос.

Через мгновение он оказался перед Хоро, тоже немного запыхавшейся. Она не покинула человеческую форму и вообще не изменилась с момента расставания, на ней не было каких-либо ран, только штанины на коленях были выпачканы грязью, словно она упала на них по дороге.

— Ужасно выглядишь, — с радостной улыбкой объявила Хоро.

— Нас обманули...

— И ты такой добрый, что упал, когда открыл это, — она слабо улыбнулась и с этой улыбкой вздохнула. — Я чувствую, что это не так. Те были из гильдии, верно?

Если Хоро не выглядела ни удивлённой, ни взволнованной, то, наверное, потому, что смутно подозревала нечто в этом роде. Но так как затеянное дело требовало взаимного доверия, она не могла этого озвучить. И даже если бы Лоуренс был предупреждён заранее, мало что можно было изменить. Поскольку он без участия гильдии Ремерио ничего не мог предпринять.

Хоро, хихикнув, подошла ближе, потом тихо потянула носом и взяла руку Лоуренса. Должно быть, она учуяла ожог на его запястье.

— Вот же, хотя бы этого не делал, я была недалеко и скоро нашла бы тебя.

Маленький носик Хоро снова дёрнулся, её рука забралась ему под куртку и вытащила оттуда плащ. Казалось, это её удивило, потом она вытерла плащом его мокрое от дождя лицо. От этого ему сразу стало легче.

— Ху-ху-ху-ху-ху, — захихикала она. — И снова — какой ты странный. Взял и позаботился о моём плаще.

Однако, вздыбленная на её хвосте шерсть удивительно противоречила её лицу; на плащ, которым только что вытерла Лоуренсу лицо, она смотрела, как на нечто ослепительно прекрасное.

Когда Хоро посмотрела на Лоуренса в следующий раз, её губы ещё улыбались, но глаза горели таким красным огнём, что чуть не плавились от жара.

— Ты, мне есть что сказать. Но, кажется, кое-что я должна сказать в первую очередь, — она улыбнулась так, что открылись оба её клыка. — Я могу кого-нибудь убить.

Прежде чем Лоуренс успел что-либо ответить, она продолжила:

— Ты, я думала, что не смогу продолжить своё беззаботное путешествие с тобой, если это дело не выгорит. Это было бы по-настоящему печально для меня. Поэтому я терпела. Я держалась миролюбиво, чтобы скорей снова быть вместе с тобой, я думала, как буду есть горячий суп и картошку у очага. Я Хоро, мудрая волчица из Ёйцу. Я легко могу простить высокомерие молодняка...

Взгляд Лоуренса упал на испачканные колени Хоро. Раз в лесу был не простой волк, если целью его были не овцы, тут и думать особо не о чём. Спор за территорию.

Было очевидно, что предприняла Хоро, решая вопрос миром. Мудрая волчица не упадёт на колени, просто споткнувшись о камень по неловкости.

— Нет, ты. Хватит уже об этом. Я же мудрая волчица Хоро. Если меня просто заставили держать себя, будто я простая собака, я не стану злиться. Но что вот это такое? Передо мной мокрая крыса с дурацкими синяками на морде. Мой спутник оказался таким дурнеем, что споткнулся и упал? И ещё и запястья себе обжёг? Да уж, точно. Перед моими глазами пустоголовый дурень. Который не может лишний раз взглянуть, как сам выглядит, зато мой плащ тщательно сложил и уберёг от дождя. Вот ведь болван. Ничего не поделаешь. Надо же, просто не верится, какой ты добрый.

Всё это Хоро выложила ему на одном дыхании, а потом, глубоко вздохнув, перевела дух и вытерла рукой уголки глаз.

— Итак, ты. Теперь прямо в Рюбинхайген, так? — уточнила она, заговорив в своей обычной манере.

Однако всю её продолжало трясти. И Лоуренс сомневался, что от холода. Перед ним была по-настоящему разъярённая Хоро.

— Пойдёшь сейчас — сможешь войти в город под покровом ночи. Вожак всегда должен отвечать за вероломство. Такова правда мира.

После чего Хоро свой плащ, всё ещё зажатый в её в руках, повесила на плечо Лоуренсу, потом сняла кожаный мешочек с шеи и бросила в рот несколько зёрен пшеницы. Она не колебалась ни мгновенья.

— Нет, прежде Риверт с остальными, — вставил Лоуренс, как только ему представилась возможность.

Хоро приподняла одну бровь.

— Ты, успокойся и сам подумай. Возмездие за вероломство. Сказано: где преступление, там наказание. Однако бездумно мстить слишком скучно. Мы должны забрать всё — и без сожалений. Разве нет? А раз так... Если начнёшь мстить с тех, кто тебя перед этим избил, будет сложнее потом решить с золотом. Сначала напасть на главу гильдии и заставить его пожалеть о содеянном, так что надо двигать в Рюбинхайген. Взрежем овцам брюхо, вытащим золото и уйдём сами в какой-нибудь другой город. После этого можно не беспокоиться. Считаю, это лучшее решение.

Несмотря на её злость, чёткость её мышления ни на йоту не изменилась. Почти то же самое находил лучшим и Лоуренс. Однако у него были причины отказаться от лучшего выбора.

— Я думаю так же, но сначала всё же Риверт с остальными. И поскорее.

— Разве есть решение лучше моего? — спросила Хоро, проглотив зёрна.

По её беспристрастному лицу было не понять, о чём она думала. В худшем случае то, что творилось внутри неё, могло обрушиться на самого Лоуренса. Но даже тогда просто так бросать Нору на произвол судьбы было нельзя.

— В гильдии Ремерио решили убить Нору.

Слабая улыбка показалась на лице Хоро.

— Те дурни тебя тоже собирались убить. Но ты жив. Так что и эта мелкая девчонка может остаться живой. Пойдём разберёмся.

— Если ты поможешь, Нора будет точно спасена.

— Вот как? — с озорной улыбкой посмотрела она на Лоуренса.

Тот вздрогнул, пытаясь понять, что имелось в виду. К тому же оставалось не слишком много времени. Если Нора со всеми остальными продолжала двигаться к городу, место досмотра они смогут пройти ещё до рассвета. Если так и произойдёт, Нору могут убить сразу после прохождения досмотра. Вероятность этого слишком высока.

— Даже если против тебя будет сотня вооружённых воинов, ты бы их одолела в мгновение ока.

На это Хоро с разочарованным видом медленно покачала головой.

— Не в этом дело...

В чём же тогда? — хотел закричать Лоуренс, но смолчал.

— Я волчица. Мелкая девчонка — пастушка. Тут не до дружбы.

И что? — подумал Лоуренс и вдруг понял кое-что важное. Если Хоро нападёт на Риверта с его людьми в своей волчьей форме, Нора отважно будет их защищать. Тогда можно попробовать объяснить ей, что Хоро явилась разобраться с Ривертом и другими людьми из гильдии, потому что была опасность, что Риверт с остальными могли убить Нору. Сможет Лоуренс её убедить, что Риверт — злодей? Если нет, роль злодея прекрасно сыграет Хоро. Которая просто ненавидела пастухов. Было очевидно, что она ничего не хотела сделать для Норы, и Лоуренс никак не мог заставить её сделать это.

— Я знаю, что тебе это не принесёт никакой пользы, даже будет неприятно. Тем не менее, может, разрешишь мне тебя попросить? Я знаю, что кого-то безвинно убьют, и не могу не обращать на это внимания, — произнёс Лоуренс, немного нависая над Хоро, единственной, кто мог спасти Нору. — Конечно, я отблагодарю тебя.

Хоро дёрнула одним ухом и отвернулась в сторону.

— Как?..

— Если ты не скажешь что-то вроде "В обмен на жизнь Норы...", я сделаю всё, что смогу, чтобы оправдать твои ожидания.

Хоро действительно могла сказать что-то подобное, и потому Лоуренс сделал оговорку. Судя по тому, каким недовольным сразу стало лицо Хоро, она, наверное, так и хотела сделать.

— Прошу. Ты здесь единственная.

Лицо Хоро приняло обычное скучающее выражение, в то время как её несколько намокший хвост недовольно заходил из стороны в сторону. Сжимая в руке шнурок мешочка с пшеницей, она скрестила руки на груди и выдохнула воздух белой, тонкой, длинной струйкой.

— Хоро...

Лоуренс осознавал, насколько мало было в его силах. Сверх того, Хоро, судя по всему, уже претерпела унижение ради благополучного завершения контрабанды золота. Ей пришлось пачкать в грязи колени, когда её заставили уподобиться собаке. Терпеливо и выдержано претерпев это, она столкнулась с тем, как легко её партнёр попался на обман, проявив свою глупую сторону. Но она не стала упрекать Лоуренса, выразив вместо этого готовность принять свою волчью форму и отомстить гильдии Ремерио, за что ей следовало быть благодарным. И просить что-то большее, возможно, было неправильно.

Однако...

Ффу-у-ва-а-а — шумно выдохнула Хоро и раздражённо улыбнулась.

— Надо же, каким ты голосом... — она глубоко вздохнула и указала на свой плащ на его плече. — Вот, держи это. Да и остальную одежду надо снять. Снова раздобыть её было бы непросто.

— Ты это сделаешь?

— Впрочем, есть условие, — сообщила Хоро, развязывая пояс штанов с таким непроницаемым лицом, что Лоуренс ничего не мог по нему прочесть и лишь ждал, затаив дыхание. — Вызвавшим мой гнев я не могу обещать сохранение жизни. Так что прими это.

То есть, если Нора увидит в Хоро врага и будет защищать Риверта с его людьми, ей сложно будет рассчитывать на пощаду.

Лоуренс не был уверен в том, что её условие было лишь шуткой. Нет, Хоро говорила всерьёз. Говорила, не глядя на Лоуренса, и дыхание у неё было размеренным — не ускоренным и не замедленным. Поэтому, подумав, он дал ответ, достойный сложных деловых переговоров:

— Это меня устроит. И я доверяю тебе.

Белое облачко окружило Хоро, когда она в ответ рассмеялась, будто сдаваясь.

— Ты и говорить стал лучше. Да-а, я обзавелась попутчиком, от которого одни хлопоты, — произнесла она, покачав головой, и двумя быстрыми движениями избавилась от рубашки и штанов, затем резким движением сорвала башмаки и всё вместе швырнула Лоуренсу.

Пара мгновений, и она, обнажённая и худенькая, сияя мраморно-белой кожей, уже стояла, как призрак, под холодным моросящим дождём.

— Да, а слова восхищения у тебя найдутся? — спросила она через плечо, становясь к нему спиной и упирая руки в бока.

Если так, то плата достаточно умеренна.

— Да, твой хвост — он восхитительный.

— Не особо шикарно, но ладно, сойдёт, — и Хоро повернула голову вперёд. — Теперь прикрой-ка ненадолго глаза.

Она не возражала против того, чтобы Лоуренс видел её обнажённой, но не хотела показывать своё превращение в волчицу. Впрочем, он не собирался спорить. Сложность её чувств ему стала понятной во время событий в подземелье портового города Паццио. Он закрыл глаза и стал ждать.

Вскоре послышался шорох, будто стая крыс бежала по сухой листве, и одновременно низкое глухое шлёпание чего-то огромного. Потом будто что-то огромное и мягкое пролетело с шелестом по воздуху, в завершение послышалось — таш, таш — тяжёлые шаги большого зверя. Жаркое дыхание пронеслось по лицу Лоуренса. Он открыл глаза — перед ним в воздухе висела огромная пасть, в которую он легко бы поместился.

— Если бы ты затрясся от страха, я бы откусила тебе голову.

— Не, на самом деле я всё же немного боюсь.

Взгляд красновато-янтарных глаз проникал в глубину души Лоуренса, но он ответил честно. Потому что доверял Хоро.

Очертания пасти волчицы исказились, вероятно, это была улыбка.

— Ты мог бы разместиться у меня в пасти. Или же прокатиться на спине.

— Как по мне, пасть не очень подходит.

- Там же на удивление удобно, разве нет?

— И даже можно за местечком потеплее отправиться тебе в желудок.

— Ху-ху-ху-ху. Ладно, поедешь на спине. Тем более, что мне не будет больно, когда ты будешь дёргать мою шерсть. Я не возражаю против того, чтобы ты проехался на мне верхом.

От тела Хоро исходило странное тепло, рядом с ней могло показаться, что стоишь у самого пламени костра. Присутствие рядом той, которую, казалось, даже дождь избегал касаться, вызывало в Лоуренсе дрожь, тем не менее, он с несколько нарочито небрежным видом увязал одежду и башмаки Хоро, сунул их под мышку и запрыгнул к ней на спину.

От неё исходил не человеческий, а особый, звериный запах, который, как ни странно, напоминал запах Хоро в облике человека.

— Упадёшь со спины — поймаю зубами.

— Теперь точно постараюсь не упасть, — ответил Лоуренс и почувствовал, что Хоро рассмеялась.

— Ты.

— Что?

Последовала короткая пауза.

— Я действительно ненавижу пастухов.

В первый миг Лоуренс подумал, что Хоро повторяется, но потом понял, что она пытается бесхитростно и честно передать свои чувства, и потому решил указать на одно обстоятельство:

— Нора понимает, что больше не будет пасти овец, независимо от успеха или провала этого дела.

Дрожь, которую ощутили руки Лоуренса от спины Хоро, могла быть вызвана её сдержанным рычанием.

— В качестве благодарности возьму персиков в меду, сколько мне не съесть.

И тут же Лоуренс ощутил, будто он скатывается по склону, это Хоро рванула с места бегом. Он сосредоточил свои усилия на том, чтобы покрепче держаться за шерсть и не быть сброшенным со спины толчками. Хоро резко ускорилась, ветер заструился вокруг него с шумом, напоминавший бурный ручей.

Однако от волчицы-богини Хоро, приведшей Лоуренса в такой ужас, когда он впервые её увидел, исходило приятное тепло, которое он не смог бы описать.

Выносливость Хоро казалась неисчерпаемой, и мчалась она куда быстрее лошади, однако лес она оставила за спиной уже в сумерках. Казалось, что каждый раз, когда лапа Хоро касалась земли, кто-то задувал ещё одну свечу уходившего дня. Без перерыва шёл дождь, в холодном воздухе каждый выдох волчицы вырывался целым белым облаком из её огромной пасти.

Наконец, они добрались до дороги на Рюбинхайген. Хоро без колебаний свернула направо и прибавила ходу. Время от времени до Лоуренса на её спине доносился звук, непохожий на шумное дыхание Хоро, судя по всему, она сдержано рычала. Хоро сказала, что может кого-то убить. Правда, когда она это сказала, Лоуренс был уверен, что так просто, не раздумывая, она убивать не станет. Иначе бы он не принял бы её условие. Ведь на самом деле в мире не найдётся человека, способного защититься от длинных когтей на лапах Хоро и клыков в её огромной пасти.

— Ты, — вдруг обратилась Хоро, прервав течение его мыслей, её голос был слишком напряжён, чтобы подумать, что ей вздумалось просто поболтать. — Пора. Я бы не была против того, чтобы ты оставался на моей спине, но у тебя могут тогда быть проблемы. Я перескочу через них. Когда я это сделаю — опущусь на землю, и ты сможешь быстренько спрыгнуть с меня.

— Понял.

— Стряхну, если будешь мешкать.

Лоуренс не смог ответить, потому что в этот миг Хоро стала сильней отталкиваться лапами от земли. По скорости её теперь можно было бы сравнить с пущенной из лука стрелой. На бегу она набрала побольше воздуха, после чего раздался оглушительный вой. После которого лапы Хоро мощно ударили в землю, и тряска прекратилась.

Это был настоящий полёт.

Ощущение парения, которое можно ощутить при падении с лошади или скалы, вызвавшее у Лоуренса настоящий ужас, всё не прекращалось. Он испуганно вцепился в шерсть Хоро, больше не имея возможности держаться за её спину ногами, внутри его билось: когда, когда, ну когда же!

Наконец, лапы Хоро снова ударили в землю, к этому времени Лоуренс уже не чувствовал себя живым. Затем Хоро резко остановилась, чуть не отправив его в новый полёт, развернулась и легла на землю.

— Давай.

Её голос мягким эхом отозвалось в груди у Лоуренса, заставив вспомнить, о чём она сказала перед прыжком. Он сумел спрыгнуть со спины Хоро, хотя ещё не освободился от ужаса от её бесконечного прыжка. Чувство облегчения от того, что он приземлился, не упав, было недолгим — Хоро снова вскочила на ноги.

— Остальное можешь оставить мне, — бросила она и рванула с места, Лоуренс поспешил за ней.

Через мгновение Хоро приземлилась на место своей охоты, и Лоуренс, несмотря на опустившиеся сумерки, увидел, какой переполох вызвало внезапное нападение огромной волчицы.

Там было человек двадцать из гильдии Ремерио, все закричали, Лоуренс же смог удостовериться, что Нора была среди них — он успел.

Люди были застигнуты врасплох, некоторые размахивали длинными копьями, но большинство сопротивляться не пыталось, бестолково бегая туда-сюда с копьями, поднятыми к небу. Время от времени из-под лап Хоро вырывались и летели по сторонам, будто грязь, комки. Лоуренс не мог их разглядеть, но знал, что это люди. Он видел, как они беспорядочно махали руками, словно искали вдруг исчезнувшую землю. Должно быть, Хоро их нарочно раскидывала, потому что, если бы она наносила им серьёзные удары лапами, наверняка поубивала бы.

Вот полетел ещё один, потом ещё, а их мечи, которые они в отчаянии бросили в Хоро, с пронзительным звоном были отбиты.

Лоуренс подбежал так близко, что ему уже было слышно шумное дыхание Хоро, и в этот миг слева от него воткнулся в землю длинный меч, пролетевший так высоко, что его в темноте не было видно. О том, как высоко меч был подброшен, можно было судить по тому, что всё лезвие его ушло в землю.

Похоже, поставив на контрабанду всё, гильдия Ремерио отрядила много людей ради того, чтобы всего лишь убить Лоуренса с Норой. Однако большинство из них уже без памяти валялось, скорчившись, на земле, подобно лягушкам, и их топтали овцы, в панике бегавшие туда-сюда.

— Защищать пастушку и овец! — прокричал кто-то, изумив Лоуренса.

Голос принадлежал Риверту. Молодой работник гильдии был одним из немногих, сохранивших здесь самообладание. Он сдерживал свою испуганную лошадь чуть в стороне от свалки, держа в руке длинное копьё, и пытался отдавать распоряжения. Та робость, которую он проявлял во время поездки, могла быть в какой-то мере напускной, чтобы Лоуренс и другие попутчики ослабили бдительность. Если они эту контрабанду решили сопроводить коварным обманом, проявив такую изощрённую предусмотрительность, то поведению Риверта удивляться не приходится.

— Защищать пастушку! К ней, к ней бежать! — снова скомандовал он.

Даже если Нору собирались убить, она была им нужна, пока не пройдёт с овцами досмотр.

Однако те отважные люди из гильдии, которые дерзнули попытаться выполнить бравые команды Риверта, попали под удары лап Хоро, способные сокрушить, как минимум, их надежды. Потом оставшиеся на ногах с криками бросились бежать. Хоро, не обращая внимания на тех, кто ещё не утратил мужества и продолжал держать наготове меч или копьё, преследовала остальных, объятых страхом и пытавшихся удрать. Решение, поистине от дьявола. Растолкав бегущих, она выскочила перед людьми, уже совсем утратившими решимость делать хотя бы что-то и сжавшимися при виде появившейся перед ними огромной пасти, чтобы раскидать их по сторонам.

Это произошло почти моментально, число оставшихся на ногах сократилось кардинально. Риверт на лошади. Ещё дрожащая от страха Нора. И отважно скаливший клыки Энек, готовый защищать её.

Хоро помотала головой. С её пасти стекали то ли дождевые капли, то ли слюна, то ли кровь.

— Па-па-па... пастушка, защити, защити меня! — закричал Риверт, хватаясь рукой за грудь, может, держась за готовое остановиться сердце, может, защищая золото.

Лицо Риверта, всё ещё чудом управлявшегося с лошадью и расположившегося позади Норы, среди овец, напоминало лица грешников, напуганных ужасами ада, с барельефа церковного скульптора. От Хоро его загораживала лишь пастушка, хрупкая, худенькая девушка, так не похожая на крепких телом пастухов.

Лоуренсу было до тошноты противно смотреть на такую расстановку действующих лиц на этой сцене. Особенно с учётом того, что Риверт собирался убить Нору вместе с Лоуренсом.

Однако пастушка, похоже, помнила о своём долге, хотя чуть не лишалась чувств от страха. Рукой, настолько нетвёрдой, что посох, который она выставила вперёд, позвякивал колокольчиком, она подала знак Энеку быть готовым выполнить команду.

Хоро стояла напротив и смотрела на Нору сверху вниз, напрягшись подобно натянутому луку.

Лоуренс пребывал в смятении. Хоро была настроена серьёзно. Если так пойдёт, Норе быть убитой.

Из-за темноты и переполоха, вызванного внезапной атакой Хоро, ни Нора, ни Риверт даже не подозревали, что Лоуренс был сейчас тут, чуть в стороне. Но если бы Нора услышала бы от Лоуренса, что эта волчица перед ней — Хоро, она бы поверила. По крайней мере, он так чувствовал. Правда, была возможность, что об этом тогда узнает и Риверт, так что Лоуренс постарался рассудить здраво.

Риверту от Хоро всё равно никак не избавиться. Значит, Лоуренсу следует крикнуть им. Он набрал воздуха...

— Пастушка! Защитишь меня, дам за это триста румионов! — опередил Лоуренса Риверт.

На испуганном лице Норы проявилось другое чувство, когда она почти неосознанно, из привычки исполнять свой долг, махнула посохом. Колокольчик на посохе затих. Решимость, вот что выражало теперь лицо Норы.

Риверт своей змеиной хитростью, кажется, прочувствовал изменение ситуации. Он повернул лошадь и погнал её прочь.

Чувствуя досаду, Лоуренс попытался крикнуть, но Нора, исполняя долг пастуха, уже взмахнула посохом.

Не успею, — взорвалось в голове Лоуренса. Время словно затормозило ход.

Энек с Хоро, несопоставимые по размеру, приняли одну и ту же позу, их морды одинаково исказила ярость, они были готовы устремиться вперёд подобно стрелам. Посох Норы указывал на Хоро.

Кланн, — услышал Лоуренс звяканье маленького ржавого колокольчика, или ему это лишь показалось, и он закричал. Звал ли он Хоро или Нору, кричал ли он вообще чьё-то имя, он и сам не знал. Следующее мгновение чётко запечатлелось в его памяти — Хоро и Энек, волчица-богиня и отважный пастуший пёс оттолкнулись лапами от земли.

Лоуренс не сомневался, что в следующий миг он увидит, как Энек отлетает в сторону от удара волчьей лапы, разодранный когтями, а потом эти когти обратятся против хозяйки пса. Потом лапы волчицы оттолкнутся от земли, чтобы устремиться вперёд и превратить самое отвратительное существо, находившееся в том месте, в бесформенный, безобразный кусок мяса, который вызвал бы отвращение даже у мясника.

Раскаяние. Так много всего вызывало в Лоуренсе запоздалое раскаяние, что он даже не был уверен, которое из них пронзило сейчас ему грудь.

И тут...

— Энек, стой!

Высокий голос развеял мрачное колдовство замедления времени, вернув его обратно и пустив обычным ходом.

Громадное тело Хоро взметнулось вверх, как из катапульты, и перелетело через Нору, вцепившуюся в Энека, отважный чёрный рыцарь вырывался из её рук, стараясь вмешаться в события. Волчица запросто перепрыгнула Нору и метавшихся во все стороны овец. Как только волчьи лапы коснулись земли, Хоро устремилась за удиравшим верхом Ривертом, утратившим из-за золота честь и порядочность. В какой-то момент искажённое лицо этого жалкого человека, обернувшегося на приближавшуюся волчицу, промелькнуло и снова скрылось за телом Хоро. Мгновеньем позже воздух пронзил короткий вскрик, и всё стихло, когда Хоро, пробежав ещё несколько шагов, остановилась.

Нора продолжала держать Энека, рвавшегося из её объятий. Лоуренс знал, что девушка не от страха его держала, не потому, что ждала помощи от мохнатого рыцаря. Нора поняла. То ли поняла, что волчицей была Хоро, то ли, что волчица не настроена к ней враждебно, но только она знала, что надо не дать Энеку напасть на волчицу. И даже отбросила в сторону свой посох, который никогда не должен выпускать из рук пастух, чтобы крепко обхватить Энека.

От страха так не поступают.

— Госпожа Нора! — позвал, тем не менее, её Лоуренс, всё ещё волновавшийся за безопасность девушки.

И тогда Нора, лежавшая с Энеком в руках без движений, подняла голову и с невероятным изумлением посмотрела на Лоуренса, следующий её взгляд, обращенный на Хоро, был уже не столь удивлённый.

Каким-то образом она уловила ситуацию, хотя до полного понимания было, конечно, далеко.

Но сейчас из Лоуренса просто вылетели слова, родившиеся прямо в его сердце:

— Как хорошо, что с тобой всё в порядке.

Живая и здоровая Нора после этих слов и произошедшего сейчас пребывала, конечно, в растерянности. Её лицо ничего не выразило, когда она посмотрела на Лоуренса, она словно не знала, что ей сейчас надо чувствовать.

— Эта волчица — Хоро, моя спутница.

Неловкая улыбка на лице Норы означала, что она попыталась принять его слова за шутку. Но когда Хоро подошла немного ближе, пастушка ахнула, и её улыбка исчезла. Потому что из пасти волчицы свисала, болтаясь на ходу, нижняя половина человека.

— Надо думать, ты не убила его, — произнёс Лоуренс, припомнив собственное желание сделать это, когда Риверт пытался использовать Нору, как щит.

На месте Хоро Лоуренс бы точно расправился бы с Ривертом.

Хоро, державшая верхнюю половину тела Риверта в пасти, вместо ответа помотала мордой и ослабила челюсти. Обслюнявленный Риверт с противным чавканьем шмякнулся на землю.

— Я думала его сразу проглотить, — сказала Хоро и повернулась к Лоуренсу с её волчьей улыбкой на морде. — Но золото — это не для моего желудка.

Она фыркнула и чуть повела мордой, указывая на Риверта. Бери скорей золото.

— Это наверняка в его куртке... какой он липкий... — пожаловался Лоуренс.

Большой нос Хоро тут же ткнул его в спину, и Лоуренс, не теряя времени, стал рыться в промокшей куртке Риверта, наполненный золотом мешок отыскался быстро.

— Да, в самом деле оно, — пробормотал Лоуренс, заглядывая в мешок с холодными кусочками жёлтого металла. — Нора.

Он бросил пастушке мешок с золотом. Хоро укоризненно посмотрела на Лоуренса, что он предпочёл оставить без внимания.

— А... эт... это...

— Работа ещё не сделана.

Работа Норы состояла в том, чтобы пронести золото в город.

Огромная волчица тяжело вздохнула. Нора с удивлением посмотрела на неё, но её взгляд не замедлил вернуться на Лоуренса.

— То-только, это... как ты, господин Лоуренс, оказался всё ещё живым?

Лоуренс криво усмехнулся. Должно быть, Риверт послал людей в лес якобы, чтобы помочь Лоуренсу и Хоро и вывести их к остальным. А потом его люди вернулись и сказали, что Лоуренс с Хоро уж мертвы. Он стал думать, как бы разъяснить Норе ситуацию, но вдруг почувствовал движение воздуха и обернулся, чтобы увидеть Хоро с поднятой передней лапой. Лапу она тут же опустила, что-то хрустнуло, словно переломилась сухая ветка, и раздался отчаянный крик.

— Кхх...а-а-а-а!

Лоуренс ощутил одновременно, что это "чересчур" и "самое то". Кричал Риверт, очнувшийся, когда лапа Хоро сломала ему ногу, потом он замолк, продолжая беззвучно хлопать ртом.

— Вечер добрый, господин Риверт. Как дела?

— У-а-а... а, а? Ты? Как?

— Хоро. Персики в меду, — произнёс Лоуренс, видя, что в Хоро снова разгорается гнев.

Волчица неохотно убрала лапу со сломанной ноги Риверта.

— Господин Риверт, господин Риверт, не мог бы ты объяснить Норе, почему ты, когда одевался, застегнул одежду, скажем так, не на ту пуговицу?

Пот стекал по лицу Риверта, но к нему, искажённому болью и страхом, вернулось выражение, соответствующее лицу торговца. Проницательного торговца, старающегося как можно лучше справиться с ситуацией и обеспечить себе безопасность.

— Господин Риверт.

— Й-я... это не я! Так велел Ремерио. Я говорил ему не делать этого. Обман навлечёт на нас Божий гнев. Воистину так. Я был против.

— Эта волчица необыкновенна не только размером. Думай о ней как о доверенной посланнице Божьей. Это значит, что обмануть её ты не сумеешь.

После слов Лоуренса Риверт умолк, с отчаянием переведя взгляд на Хоро. Та нарочито медленно выпустила белое облачко между своими клыками и немного приподняла лапу.

— Я, я, я, я по... я с самого начала подумал, что выплачиваемая награда слишком велика. И Ремерио так подумал. И потом, если этого не сделать, прибыли еле хватит на выплату долга, награду выплачивать нам неоткуда. Ну, и тогда Ремерио сказал, что ничего не остаётся, кроме как что-нибудь сделать. И я должен был что-нибудь сделать. Что-нибудь предпринять. По... понимаешь, так ведь? Ты тоже... ты тоже, как и я, торго...

Тут поток его слов был прерван ударом в нос, и сил Лоуренс не пожалел.

— Я не такой торговец, как ты.

— Ху-ху-ху-ху-ху, — расхохоталась Хоро, снова опуская лапу на землю.

— Всё дело в том, — Лоуренс посмотрел на пастушку, — что я сам слышал, что они хотели убить тебя, госпожа Нора. Честное слово. Гильдия Ремерио обманула нас.

Ошеломление Норы понемногу проходило, всё услышанное постепенно занимало места в её голове. Она медленно перевела глаза на Лоуренса.

— А тот волк в лесу?

— Это другой волк, — мягко ответила Хоро, и Нора вскрикнула, вероятно, от удивления, а не испуга. — Я Хоро, мудрая волчица из Ёйцу. Волк в том лесу ещё слишком юн, он знает лишь одно — защищать свою территории, но... ему хватило осмотрительности не влезать в ненужную драку, когда я выказала ему искренность намерений.

Нора слушала Хоро вроде бы с сомнением, но потом она разжала руки, которыми прижимала к себе Энека, и смущённо улыбнулась.

— Это так странно, мне сказали, что ты и есть госпожа Хоро, и я почему-то верю в это.

— Кстати, этот пёс не влюблён в меня. Он просто знал обо мне правду. Просто, чтобы подсушить это подмоченное место.

— Эт-то... — удивлённо пробормотала Нора.

Энек сердито гавкнул на хозяйку.

— Ладно, госпожа Нора. Вернёмся к делу, — вмешался Лоуренс.

Жаль было менять тему разговора, но дело и вправду ещё не было завершено. Золото не доставлено, долг Лоуренса не погашен. Кроме того, надо было ещё что-то сделать с людьми из гильдии Ремерио, раскиданных Хоро.

— Мы были захвачены водоворотом больших неприятностей. Однако, благодаря Божьей защите, мы спаслись, оставив к тому же при себе золото. Если верить словам Риверта, золото это стоит шестьсот румионов. Но если его пронесли в Рюбинхайген, то, как предполагалось, за него можно будет получить почти в десять раз больше. То есть шесть тысяч румионов.

Кажется, даже Лоуренса пугала невероятность таких больших денег.

— Конечно, шесть тысяч — это больше, чем нам можно было мечтать, но их ещё надо получить, а шестьсот мы получаем без какого-либо риска. Однако.

— Од... нако? — переспросила, запнувшись, Нора.

— Однако, справедливости ради, это золото не было бы куплено без денег гильдии Ремерио. Верно и то, что они останутся совершенно ни с чем и в итоге разорятся.

Хоро легко ткнула Лоуренса носом в голову, и это не было заигрыванием. Она поняла, к чему он клонит.

— Поэтому я предлагаю...

— Ты, — с мрачным видом перебила Хоро.

Но он не собирался сдаваться.

— Хоро. Мы живём не в легенде о рыцарях. Раз нас обманули, просто отомстить и всё, так? Но нам после этого надо будет жить. Кроме того, нам ещё самим потом могут мстить за это.

— Тогда...

— Не говори, что тогда надо загрызть всех поверженных тут до смерти.

— У-у...

— Кроме того, я не смогу чувствовать себя хорошо, покупая завтра хлеб на деньги, запачканные кровью людей. Есть много способов что-то решить, но, если мы хотим жить и завтра, из них надо выбрать тот, который ведёт нас к завтрашнему дню. Так ведь?

Красновато-янтарные глаза сощурились, потом их обладательница отвернулась.

— Я замёрз бы в лесу насмерть, если бы не ты. Я знаю, что без тебя я бы ничего не смог бы поделать, и я благодарен тебе за то, что ты прислушалась к моей просьбе. Только...

— Хватит. Хватит. Сколько беспокойства от моего партнёра, - проворчала Хоро, легонько стукнув Лоуренса по голове подбородком.

Толчок оказался весьма болезненным, но это была не слишком дорогая плата за то, чтобы она переступила через своё самолюбие.

— Тогда позволь мне справиться с этим так, как я хочу.

— Справляйся. И по этому поводу скажу тебе ещё. Я проглочу всё то беспокойство, что свалится на меня из-за твоего "как я хочу". Так что можешь делать всё, что хочешь.

Переполненный благодарностью, Лоуренс не мог не улыбнуться, потом он набрал полную грудь воздуха и повернулся к Норе.

— Прости, что заставил ждать. Предложу тебе вот что.

Нора, с интересом следившая за препирательствами Хоро и Лоуренса, выпрямила спину и подняла на него взгляд.

— Госпожа Нора, реши, пожалуйста, ты, проносить золото в Рюбинхайген или нет.

— Э...

Выбор, напрашивавшийся сам собой. Можно получить очень большие деньги, шестьсот румионов, и это без какой-либо опасности. А шесть тысяч — деньги просто невероятные, но ради них надо подвергнуть опасности жизнь.

— Однако, если ты смогла бы пронести золото в Рюбинхайген, чтобы продать его по высокой цене, тогда огромный доход от продажи смог бы спасти и гильдию Ремерио, не только нас.

Ах, — почти беззвучно вырвалось у Норы.

— В противном случае, если золото мы заберём себе, для тех, кто здесь сейчас лежит, их семей в Рюбинхайгене и тех, кто остался в гильдии, завтра настанет ад. Некоторые, может быть, ада избегут. Однако их души навсегда запомнят трёх демонов. Меня, Хоро и тебя, Нора.

Когда пытаешься зарабатывать, ведя жизнь странствующего торговца, как это делал Лоуренс, поссориться с гильдией, в которой работает много людей, означает наполнить жизнь свою неприятностями. А торговля неразрывно связана с контактами между людьми. Однажды может произойти встреча, которая может завершиться ударом меча.

А кроме того...

— Конечно, если уехать на чужбину, где никто даже не знает твоего языка, можно будет там жить, как ни в чём не бывало. Однако, если даже страх мести удастся забыть, можно где-нибудь случайно встретить раба со знакомым лицом, навьюченного, как лошадь, будет ли в такой день кусок хлеба сладким?

Лоуренс помолчал, чтобы Нора лучше прониклась его словами.

— Тем не менее, мы попросим гильдию Ремерио должным образом расплатиться.

Пасть Хоро дрогнула в ухмылке.

— Итак, мы сейчас отправимся в гильдию Ремерио. Госпожа Нора, пожалуйста, прими решение до завтрашнего утра. Если решишь пронести золото в Рюбинхайген, давай встретимся на той площади, где мы собрались, отправляясь в Рамтору. Придя в город до тебя, я найду надёжного мясника и буду тебя ждать у восточных ворот Рюбинхайгена только один день.

Такое предложение, само собой, не исключает возможности нового обмана. А именно: у Норы была возможность взять всё золото и убежать в какое-нибудь другое место. Однако ради обеспечения своего завтра было бы лучше, чтобы Нора пронесла золото в Рюбинхайген, позволив спасти гильдию Ремерио, чтобы потом распределить полученный доход.

Нельзя забывать, что, если Нору постигнет неудача, и ей будет грозить смертная казнь на городской площади, ей сможет помочь только Хоро. Это стало бы одним из тех беспокойств, про которые говорила мудрая волчица.

А пока Лоуренс принялся связывать работников гильдии одного за другим, не собираясь заставлять Нору обдумать своё решение немедленно, но надеялся всё же услышать, к чему она пришла. Верёвки у него, конечно, не было, так что в ход пошли вместо этого оторванные от одежды рукава. Теперь, даже помогая друг другу избавиться, никто из них не смог бы быстро освободиться. Некоторые из людей приходили себя, пока их связывали, тогда лапа Хоро снова укладывала их на землю.

Покончив с этим, Лоуренс сказал:

— Что ж, госпожа Нора. Ещё увидимся.

Он не пытался заставить её принять нужное решение. Речь шла о том, чтобы убедиться в том, что он не ошибся, доверяя Норе, и чтобы дело довести до лучшего исхода.

Потом Лоуренс посмотрел на Хоро и пошёл к дороге. Дождь, моросивший с самого утра, как-то вдруг кончился, среди густых облаков начал пробиваться лунный свет.

— Гос... господин Лоуренс, — прозвучал в тишине голос Норы, заставив его остановиться. — Ещё у... увидимся.

Лоуренс повернулся и посмотрел на Нору, сжимавшую в руках свой посох.

— При следующей встрече будем с деньгами, — ответил он.

Нора, кивнув, улыбнулась. Энек тявкнул и стал собирать овец.

Пройдя какое-то расстояние пешком, Лоуренс решил попросить Хоро позволить ему дальше ехать на её спине, но, когда он уже открыл рот, Хоро заговорила первой.

— Ты, слушай, — обратилась она, подбиравшая, похоже, подходящий момент.

В её голосе сквозило лёгкое раздражение.

— Да?

— Может, ты всё же позволишь мне узнать правду?

Большие, как подносы, глаза Хоро, слева от которой Лоуренс шёл, были направлены на него. Обмануть её было нельзя. Так он сам сказал Риверту.

Лоуренс почувствовал, как его лицо недовольно скривилось.

— Позволь мне умолчать.

— Ху-ху-ху-ху. Нет уж.

Судя по тому, как радостно Хоро виляла своим хвостом, она будет ждать от него правды, пока он не заговорит. И Лоуренс отказался от попыток утаить от неё кое-какое обстоятельство.

— Золота слишком мало.

— Ну-у!

— Золота на шестьсот румионов туда точно не войдёт. Там достаточно места для сотни.

— Если поделить и вернуть твой долг, ничего не останется. Похоже, ты имел в виду, что, без завершения контрабанды не получится прибыли.

Конец её огромного хвоста погладил Лоуренсу шею. Когда он сердито отмахнулся, Хоро довольно заурчала.

— Думаю, гильдия Ремерио оказалась в самом деле в стеснённом положении. Они купили золота на сотню румионов, которые только и смогли набрать на этот момент для контрабанды. Похоже, что так и есть. Конечно же, они с самого начала знали, что не смогут заплатить нам достаточно за молчание, собственно, вот почему, я думаю, они и стали разговаривать о контрабанде с кем-то вроде нас.

В то же время у Лоуренса в его ситуации не оставалось другого выбора, кроме как довериться гильдии Ремерио.

— Хмм. Придумал действительно хорошее оправдание. Ты прямо, как святой.

— Это больше чем наполовину правда.

Хихикнув, Хоро фыркнула, остановилась и легла на землю.

— Поехали.

— Допрос окончен?

— Твоя тупость меня утомила, — Хоро, прищурив глаза, приблизила свою морду к лицу Лоуренса.

Он чуть не упал от её лёгкого толчка, но уже не испытал никакого страха.

— В общем, спасение гильдии Ремерио — это больше, чем просто их спасение.

— Вот как?

Лоуренс схватился за шерсть Хоро и упёрся ногой в её бок.

— Это ещё и наш дополнительный доход, — закончил он, легко заскакивая на спину огромной волчицы.

— Дополнительный доход, значит, надо же. Это не укладывается в моей голове.

— Торговец может обратить в деньги всё что угодно.

Лоуренс подумал, что Хоро постарается высмеять его горделивое утверждение, но она лишь радостно рассмеялась.

— Посмотрю на твоё умение, — сказала она, осторожно поднимаясь.

Волчица сначала пошла шагом, потом побежала, набирая скорость.

Чёрные тучи скрыли на небе золотую луну.

Вероятно, из-за шедшего с полудня дождя в Рюбинхайгене вечер был тихим и спокойным.

Хоро с невероятной лёгкостью перепрыгнула через городскую стену. Лоуренс собирался войти через ворота со своей спутницей в человеческом облике, объяснив охранникам, что на него за городом напали и ограбили, но Хоро учуяла, что за стеной нет людей, сказала: "Всё в порядке" и прыгнула. Её великолепный прыжок заставил его проворчать про себя, что будь у него деньги, он бы вместе с Хоро справился бы с контрабандой без посторонней помощи.

К счастью, прыжок через стену остался незамеченным, и Лоуренс с Хоро — уже в человеческом виде — благополучно добрались до гильдии Ремерио. Удачным оказалось и то, что хозяин гильдии остался в её здании на ночь, дожидаясь возвращения своих людей. И трудно передать выражение изумления на его лице, когда вместо них появились Лоуренс и Хоро.

Теперь Ремерио валялся связанным на полу, а его голова была зажата челюстями Хоро — снова в истинном обличье.

Открыть Ремерио Хоро в облике волчицы — не слишком хорошо, так думал Лоуренс, однако их уже связывала общая тайна контрабанды золота. Если бы Ремерио вздумал выдать Хоро Церкви, Лоуренс мог бы в ответ обвинить его в контрабанде, доказательств бы ему для этого вполне хватило. А ни один из торговцев не стал бы предпринимать подобных действий, когда его слабое место известно партнёру, вместо этого следует ожидать того или иного торга между ними.

Кроме того, Хоро могла произвести настолько сильное впечатление на Ремерио, что это подправило бы ей настроение, а ему внушило бы непреодолимый страх — хорошее средство избежать вероломства с его стороны.

— Что... что-то попутали... Думаю, как если бы суп не посолили, — пытался юлить Ремерио в ответ на упрёки в свой адрес.

Однако Лоуренсу было хорошо известно, что торговцы не постесняются солгать при любом случае. Тем не менее, в переговорах торговцев, всегда готовых обмануть друг друга, взаимное доверие имеет очень важное значение. Лоуренс и не ждал, что Ремерио сразу начнёт с честного признания.

— Рив... Я не знаю, что наговорил Риверт. Конечно, он говорил тебе с таким видом, будто исповедовался на святом писании, не сомневаюсь в этом. Однако это ложь. Его слова наполнены ложью. Я уже подумывал выгнать его поскорей. Точно. Именно так.

Ремерио уже изрядно накричался, его севший голос было уже не всегда просто разобрать. Но пока разговор не шёл о серебряных монетах, положенных за какой-либо товар, вполне хватало уловить общий смысл.

— Господин Ремерио.

— Ты, ты... Ой-и-и!

Ремерио хотел что-то сказать, но вместо этого коротко вскрикнул, потому что Хоро немного сжала своими клыками его голову. Естественно, такое не могло вызвать шквал чувств у хозяина гильдии.

— Сжимающие тебя челюсти — это челюсти истины. Они раскроют любую ложь. Кроме того, этой волчице сейчас пришлось набегаться на холоде, отчего она голодна и сердита, она легко может поддаться соблазну и угоститься твоей головой.

Клыки с неприятным скрипом сжали голову владельца ещё сильнее. Он теперь даже не решался крикнуть.

— И вот что, господин Ремерио. Я пришёл сюда не ради мести за обман. А чтобы поговорить о деле.

Огоньки зажглись в глазах Ремерио, когда прозвучало слово "дело". Дело, должно быть, рассудил он, означает торговлю, а если предполагается торговля, вряд ли его просто возьмут и убьют.

— Сейчас мы начнём деловые переговоры. Поэтому ты можешь лгать сколько угодно ради своей пользы. Однако эта волчица меня точно мудрее, у меня практически нет сомнений, что она распознает всё, что ты скажешь не так. Тебе ясно?

Ремерио попытался кивнуть, но клыки Хоро слишком крепко держали ему голову. Впрочем, Лоуренсу этого хватило.

— Начнём, — без околичностей приступил к делу Лоуренс. — Сможешь купить золото, когда мы пронесём его в город, за пятьсот румионов?

Зрачки глаз Ремерио сузились в точки.

— Мы остаёмся соучастниками в деле с контрабандой. А ты решил, что мы унесли золото и пришли отомстить тебе?

Уже начавший седеть Ремерио кивнул послушно, как ребёнок, вызвав кривую усмешку у Лоуренса.

— Возможность унести золото ещё сохраняется, и, в общем, затруднений с этим не было бы. Но если ты ничего не сможешь предложить на случай удачного завершения контрабанды, у тебя как раз затруднения будут. Не правда ли?

Хоро радостно рассмеялась, и зажатая голова Ремерио вместе с верхней частью тела затряслись от её смеха.

— А теперь позволь повторить снова. Когда мы пронесём золото, ты купишь его за пятьсот румионов?

Однако лицо Ремерио, знавшего, на какую сумму можно было купить золота в Рамторе, перекосилось от отчаяния.

— Бу-будто бы я мог это сделать...

— Конечно, я говорю не о наличных деньгах. Не буду настаивать на этом. Может, я попрошу тебя написать долговую расписку?

Ремерио в этот момент показал, что совсем не зря он сам управлял своей гильдией. Он сразу ухватил суть предложения и с выражением тоски на лице произнёс умоляющим тоном:

— Пять... пятьсот — это слишком много.

— Слишком дорого, что ли? Тогда так. Забрать у тебя все деньги, припрятанные на чёрный день, золото продать кому-то другому. Примерно так, — и Лоуренс подмигнул Хоро. — А твою жизнь я смогу продать вот этому демону.

Хоро ненавидела, когда её называли богиней, но, кажется, быть демоном её устроило. Она махнула хвостом и нарочито медленно обдала Ремерио своим тёплым выдохом. Маска торговца, которую тот надел на своё лицо, бесследно исчезла. Теперь Лоуренс видел перед собой ягнёнка, готового делать всё, что ему велят.

— Как я вижу, господин Ремерио. Я полагаю, что потерять всё из-за единственной неудачи — это слишком обидно. Мы не можем с уверенностью предвидеть провал какого-либо товара, это невозможно. Мне бы хотелось, чтобы ты, господин Ремерио, приложил все усилия. В то же время я жду благодарности. В виде долговой расписки на пятьсот румионов. Гильдия, которую ты создал, содержит лучшую погрузочную площадку в этом городе. Если с этой стороны рассмотреть, пятьсот румионов на десять лет не слишком много, не так ли?

После этих слов глаза Ремерио на миг широко раскрылись, а потом из них потекли слёзы. Если удастся поставить гильдии на ноги, то возвращение пятисот румионов за десять лет — вовсе не пустая болтовня. Ведь доходы гильдии не идут ни в какое сравнение с доходами странствующего торговца. Слёзы Ремерио, вероятно, были вызваны осознанием возможности снова стать главой процветающей гильдии.

— В таком случае напишешь мне заёмное письмо? Хоро.

Услышав своё имя, она вздохнула — ладно, ладно, — выпустила голову Ремерио из пасти и легонько ткнула ему в голову кончиком носа.

Лоуренс развязал Ремерио руки и продолжил:

— Оплата по долговому письму — в течение десяти лет с ежегодной выплатой. Для первого года 10 румионов будет в самый раз, а в последний — сотня румионов. Так пойдёт?

Сумма погашения будет постепенно расти год от года, составив в итоге пятьсот пятьдесят румионов, такой размер дохода достаточно неплох. Само собой, для восстановившейся гильдии заплатить его будет необременительно.

— Тогда, пожалуйста, напиши там за столом долговую расписку.

Ремерио кивнул, поднялся с помощью Лоуренса на ноги и пропрыгал со связанными ногами к столу.

— А, да, — произнёс Лоуренс, и Ремерио повернулся к нему, — заимодавец... Торговая гильдия Роэн.

Ремерио печально улыбнулся, осознавая, что от такого кредитора ему не уйти. Будь кредитором просто человек по имени Лоуренс, гильдия Ремерио, восстановив своё могущество, могла бы через пару лет отказаться от выплаты или вообще отомстить заимодавцу. Да и приходить каждый год и требовать денег — занятие неприятное, если гильдия не вылезет из проблем.

А что ещё важнее, сейчас гильдия Ремерио пребывала в бедности и запустении. И сколько бы долговых обязательств ни было написано на Лоуренса, раньше, чем через год, ему денег не видать. Даже если Лоуренсу простили долг, прибыль от контрабанды вся уйдёт на возрождение гильдии Ремерио и выплату награды Норе, а самому Лоуренсу не останется ничего. А могло случиться и так, что даже и Норе ничего не останется.

Поэтому Лоуренс и установил кредитором гильдию, в которую входил сам, придя к выводу, что это решит проблемы. Он продал бы расписку гильдии Роэн по приемлемой цене и разорвал бы все отношения с гильдией Ремерио, разом обналичив десятилетний долг. К тому же идти против торговой гильдии — это как начать войну с городом. Гильдия Ремерио на это ни за что не пойдёт.

— Ты просто ужасаешь, — произнёс Ремерио.

Лоуренс отчеканил в ответ:

— Мне всё же далеко до этой волчицы.

Сильнее всех эта шутка развеселила Хоро.

— Что ж, тогда помолимся за успешное завершение нашей контрабанды.

Эпилог

Теперь Лоуренсу предстояло многое сделать.

Сначала, не покидая здания гильдии Ремерио, выстирать и повесить сушиться перед камином выпачканную кровью и грязью одежду, одолжить другую одежду, чтобы отправиться с долговой распиской в торговую гильдию Роэн. По дороге Лоуренс оставил Хоро у таверны, продолжавшей работать ночью, потому что его спутница сообщила, что проголодалась. Это означает, подумал он, что она предоставила ему самому со всем разбираться.

Когда Лоуренс вошёл в свою гильдию, его соотечественники, закончившие дневные дела и проводившие здесь своё время, встретили его в достаточно беспардонной манере. Они беззастенчиво рассмотрели ссадины и порезы на его лице, и только потом Лоуренс смог добраться до Якоба.

Люди из Ремерио не пришли в срок с требованием погасить задолженность, но и сам Лоуренс несколько дней не появлялся в гильдии. К тому же в гильдию поступили жалобы на назойливые попытки Лоуренса одолжить деньги, и можно было не сомневаться, что всё это обеспокоило Якоба куда сильнее, чем подмешивание нечестными торговцами муки плохого качества к хорошей. Не удивительно, что Якоб встретил Лоуренса с сердитым лицом и начал с того, что не так уж слабо постучал ему по голове. А потом на глазах главы отделения выступили слёзы, и он с улыбкой схватил Лоуренса в объятия, радуясь, что с ним всё в порядке.

Потом Лоуренс передал Якобу долговое письмо и дал понять о контрабанде золотом, из чего Якоб, вероятно, в основном уловил ситуацию. Громко расхохотавшись, он вышел в заднюю комнату и вернулся с мешочком, полным золотых румионов, которые не так часто появляются на свет, и расплатился ими за долговую расписку.

Однако Якоб, многоопытный торговец, учёл, что контрабанда может завершиться неудачей, и тогда расписка будет погашена лишь частично из того, что останется у гильдии Ремерио после разорения: из долговых обязательств других компаний, из земель и зданий, принадлежавших гильдии. Обычно при разорении обязательства погашаются кредиторам из этого имущества пропорционально суммам в этих обязательствах. Таким образом, долговые обязательства были своего рода азартной игрой, достойной контрабанды золотом. Учитывая это, долговое обязательство было оценено в довольно скромные тридцать румионов. Но в случае успешности контрабанды Якоб обещал ещё сотню золотых. Даже так сумма была в несколько раз меньше указанной в обязательстве, но вероятность того, что гильдия Ремерио всё же разорится в ближайшие десять лет, так и не погасив долг, была достаточно велика. Так что цену Якоб назначил разумную.

Лоуренс сразу же вернул двадцать из полученных тридцати румионов в качестве извинений за ущерб, нанесённый им имени гильдии Роэн. Остальные деньги предназначались для оплаты разделки овец и молчания мясника.

Если контрабанда удастся, можно будет выплатить Норе двадцать румионов из дополнительной сотни, а затем пройтись по множеству мест, куда Лоуренс обращался, чтобы одолжить денег. Он должен был расплатиться с теми, кто ему дал в долг, и извиниться перед всеми остальными. Если на это уйдёт тридцать румионов, у Лоуренс останется ещё пятьдесят. Таким образом, у него будет примерно столько же, сколько после продажи перца в Поросоне. Итог, который можно было признать не иначе как чудом, учитывая, что совсем недавно он был готов отправиться рабом на галеру.

Потом по рекомендации своей гильдии Лоуренс встретился с мясником, заслуживавшим доверия и умевшим держать язык за зубами. Мяснику было уплачено достаточно много, чтобы быть уверенным, что он умело и без лишних вопросов сделает всё.

Покончив с этим, Лоуренс вернулся за одеждой в гильдию Ремерио, поручив её владельцу позаботиться об его подчинённых, вероятно, дрожавших сейчас от холода. Он также распорядился вернуть ему коня, о котором вспомнил только сейчас. Лоуренс распоряжался жёстко, рассчитывая, что всё будет сделано как можно скорее.

За всеми этими делами пролетела ночь, начало светать. Людей ещё не было на улицах, когда Лоуренс в полном одиночестве пошёл за Хоро, вдыхая утренний, холодный после вчерашнего дождя, воздух. Он направлялся в таверну, работавшую всю ночь благодаря, вероятно, мзде, выплачиваемой кому-то из городских чинов.

Город уже был залит неповторимым бледно-бирюзовым светом, который рассеивает небо перед восходом, когда Лоуренс добрался до таверны. Зашёл он туда минут на пять, внутри все посетители просто тихо пили, с грустью встречая рассвет.

— Добро пожаловать, — негромко поприветствовал Лоуренса хозяин, его тусклый голос вовсе не означал, что это место незаконное, скорее всего, он просто не спал всю ночь и устал.

— Ты, — услышал вслед за этим Лоуренс, и прежде чем он успел узнать голос, Хоро уже оказалась рядом с ним, держа в руках хлеб и маленький, чуть больше пивной кружки, деревянный бочонок в руках.

Если бы Хоро, одетую городской девушкой, служитель Церкви увидел в открытой ночью таверне, у неё могли быть большие неприятности. Однако, судя по тому, что на неё не обращали внимания, здесь такое случалось время от времени.

Хоро посмотрела на хозяина, сидевшего за прилавком, и тот, улыбнувшись, сонно махнул ей рукой. То, что Хоро держала в руках, он мог ей дать в надежде на будущие продажи.

— Ты, идём.

Если честно, Лоуренс хотел немного посидеть здесь и отдохнуть, но Хоро настойчиво потянула его за руку.

— Буду рад видеть снова, — донеслось до них сзади на выходе из таверны.

Лоуренс не знал, куда вела Хоро, он просто пошёл с ней рядом.

Было довольно холодно. В сыром воздухе облачка выдыхаемого пара долго не рассеивались.

— Ты, вот. Хлеб.

Лоуренс вдруг понял, что ничего не ел со вчерашнего полудня, в его животе заурчало. Хоро радостно рассмеялась и вручила ему кусок хлеба с овощами и беконом. Лоуренс тут же принялся за дело.

— Теперь это.

Лоуренс взял у неё бочонок, такой маленький, что Хоро могла его держать его одной рукой, исходившее изнутри бочонка тепло чувствовалось даже через деревянную стенку. Лоуренс вынул пробку и отпил, внутри оказалось подогретое молоко с медовухой.

— Лучше не придумаешь.

Сладкий и тёплый напиток сейчас самое подходящее лакомство.

— Итак, ты, — начала Хоро, как только Лоуренс закончил подкрепляться.

Как и ожидалось, она не собиралась дать ему вкусно поесть просто так.

— Я хочу тебя спросить о двух вещах.

Лоуренсу надо было быть готовым ко всему, о чём бы она ни спросила.

Хоро некоторое время шла молча.

— Насколько ты доверяешь той мелкой девчонке?

Ожидаемый, но не прозвучавший раньше вопрос. Хоро вообще достаточно непредсказуема, не поймёшь, когда, где и при каких обстоятельствах она может что-либо спросить. Лоуренс ещё глотнул сладкой медовухи и, не глядя на Хоро, начал отвечать:

— Я не знаю, насколько ей доверяю. Впрочем, если бы Нора и сбежала куда-то с золотом, за ней легко было бы проследить. Я не доверяю Норе в той степени, что предусматриваю и такую возможность.

Хоро выжидающе молчала.

— Даже если она заберёт золото, она его не продаст, если не уедет достаточно далеко, а истории о пастушке, которая запросто продаёт золото, случаются не каждый день, об этом скоро станет известно. Проследить будет легко.

Лоуренс, конечно же, не доверял Норе всецело. По своей природе торговца он не мог не думать о различных возможностях.

— Вот как. Ладно, допустим.

— А что ещё? — спросил Лоуренс.

Хоро бесстрастно посмотрела на него. Вряд ли она сердилась, скорее, не знала, как поступить. Но причину её нерешительности Лоуренс не понимал, и это вызывало серьёзное беспокойство. Ему казалось, что никакой вопрос не заставил бы её колебаться.

— Я отвечу на всё, что бы ты ни спросила. На этот раз я перед тобой в очень большом долгу, — заверил он, затем откусил ещё кусок уже остывшего хлеба и запил глотком медовухи.

Золотой утренний свет пропитал лёгкую дымку предрассветного воздуха и отразился от булыжников мостовой.

— Ты не будешь спрашивать? — уточнил Лоуренс.

Хоро глубоко вздохнула, затем схватилась рукой за подол его куртки.

Её маленькая рука дрожала, может, от холода. А может, от чего-то ещё.

— Ты...

— Мм?

— Может, ты помнишь, — Хоро с волнением на лице посмотрела на Лоуренса, — какое имя ты назвал, когда я стояла перед тем псом и той мелкой девчонкой?

Не было похоже, чтобы она шутила. Глаза Хоро смотрели серьёзно.

— В моей голове стучала кровь, и я не расслышала. Глупо, но меня это беспокоит. Ты тогда должен был назвать имя и это имя любой из нас. Ты, которое имя? Может, помнишь?

Лоуренс медленно шёл по городу, на который ложились первые лучи поднимавшегося солнца, и не знал, как ответить. Не знал, каков должен быть ответ. Собственно, он даже не помнил того, о чём его спросили. Однако было возможно, что Хоро в действительности помнит, к кому обращался Лоуренс, и ждёт от него подтверждения.

Не страшно, если бы Лоуренс прокричал тогда "Хоро". А вот если "Нора", получилось бы нехорошо. Если он ответит, что не знает, а на самом деле он звал тогда Нору, тогда Хоро обязательно разозлится. Значит, правильным было бы тихо произнести "Нора", обязательно добавив к этому разумную причину, по которой он звал именно её.

С другой стороны, Хоро действительно могла не расслышать. Тогда правильный ответ — "Хоро".

На этом месте своих размышлений Лоуренс осознал, как он глуп. Рядом шла мудрая волчица Хоро. Ложь она легко заметит.

Тогда правильным ответом будет...

— Я прокричал твоё имя.

Беспокойные глаза Хоро расширились, как у щенка, которого предали, потом они наполнились злостью.

— Ты, это ложь!

Её рука, сжимавшая его куртку, побелела от напряжения. Лоуренс поспешил заговорить:

— Да, верно. На самом деле я этого не помню. Однако...

Уши Хоро под треугольной шапочкой дёрнулись раньше, чем изменилось выражение её лица. Она должна была сразу понять, что в его словах сейчас не было лжи.

— Однако я уверен, что в той ситуации я бы прокричал твоё имя, — закончил Лоуренс, глядя прямо в глаза Хоро.

Злость в её глазах сменилась недоумением столь же молниеносно, как и появилась раньше. Если о словах нельзя судить, правдивы они или нет, её приходилось судить о них своей головой. И Лоуренс выложил ей самое убедительное объяснение, какое сумел найти.

— Там была ситуация, когда каждое мгновение на счету. Я уверен, что твоё имя само пришло мне на ум, потому что... — Хоро изо всех сил вцепилась в куртку Лоуренсу уже обеими руками, — потому что оно произносится немного короче.

Лоуренсу показалось, что он услышал, как сползает выражение с лица Хоро, но всё же продолжил:

— Кроме того, если бы я крикнул "Но-ра", ты бы разобрала, как бы быстро я не произносил. А "Хоро", напротив, вылетает мгновенно. Если у тебя в голове стучит кровь, ты можешь и не расслышать. Ну, как? По убедительности это действитель...

Хоро ударом кулачка в лицо остановила словоизлияния Лоуренса.

— Умолкни!

Удар даже маленькой, мягкой ручки Хоро может быть весьма болезненным. Особенно после того, что с ним сделали те типы из гильдии Ремерио.

— Ты крикнул моё имя, потому что оно произносится немного короче?! Ну и болван! — выкрикнула она, притянул Лоуренса ближе за куртку. — Я вне себя от злости! Потому что ты взаправду так думаешь!

И она отстранила Лоуренса от себя и отвернулась.

Лоуренс прикидывал, не лучше ли было просто солгать, однако он был уверен, что Хоро разозлилась бы в любом случае. Так он чувствовал.

Идя вместе с Хоро, Лоуренс не осознавал, куда они направлялись, пока не подошли к восточным воротам. Начинался обычный, будничный день, на улице появились люди, и они шли по своим делам.

Лоуренс пытался понять, что происходит, когда шедшая чуть впереди Хоро вдруг остановилась.

— Ты, — отрывисто сказала она, не поворачиваясь к нему. — Скажи имя, которое было тогда.

И в этот момент Лоуренс увидел длинный посох с колокольчиком на конце. С опозданием он обратил внимание на блеяние овец. Чуть дальше впереди от Хоро он разглядел пастушку и её чёрного пса. В этот момент можно было заявить, что контрабанда прошла успешно. Лоуренс не мог не обрадоваться этому, и из-за этого у него могло вырваться имя этой пастушки — Нора. Лоуренс улыбнулся тому, как умно и решительно вела себя Хоро. И потому он открыл рот, чтобы произнести имя и...

— Апчхи!

Никто не узнает, какое имя он собирался сказать.

Лицо повернувшейся к нему Хоро было перекошено, словно её ударили. Но Лоуренс, не обращая на это внимания, поднял руку и описал ею три кольца по часовой стрелке, как тогда, когда они впервые встретились с пастушкой. Увидев знак, Нора ответила, как положено пастухам.

Хоро обернулась к пастушке через плечо. Лоуренс этого и ждал.

— Хоро, — произнёс он.

Волчьи уши дёрнулись.

— В конце концов, позвать: "Хоро" действительно легче.

Хоро выдохнула большое белое облачко, будто она сдалась.

— Дурень...

Её улыбка, как от щекотки, была ему куда милее тёплого солнца поздней осенью.