Волчица и пергамент. Том 8

— Всё это, чтобы сделать предложение этой глупой собаке.

— Иээ... — вырвался у Коула странный звук, переходивший от междометия изумления с недоверием к стону где-то глубоко в его горле.

— Люди прославляют её, называют святой с улыбкой, яркой, как само солнце, наверное, она такой и выглядела издалека со своего почётного места на состязаниях.

Миюри в одеянии монахини действительно могла показаться святой, если не раскрывала рта. Коул только не знал, следует ли сказать "благодаря тому, что" или "вопреки тому, что", имея в виду эпизод, когда Миюри, изображавшая святую, была так увлечена состязаниями, что вскочила на ограждение и стала размахивать руками, и эти руки могли затронуть струны в сердцах многих рыцарей.

— Но это уже, кажется, чересчур?..

— Хайленд тоже долго сомневалась, стоит ли это передавать вам, но и просто потерять она не могла тоже. Это принесло ей больше головной боли, чем размышления, как дать увидеть всем присутствовавшим на торжественном обеде, как хорошо примирились первые два принца, это крупное событие в судьбе королевства.

Перед Коулом предстала вечно занятая Хайленд, которая, держась за голову, напряжённо думала о подобной ерунде. Помолившись о благословении для своей благородной, праведной госпожи, Коул вернул в сумку письмо, которое держал в руке.

— Меня уже назвали Предрассветным кардиналом, и не будет преувеличением назвать Миюри святой с солнечной улыбкой, — произнёс Коул, и, увидев, что он перестал сопротивляться, Шарон снова радостно улыбнулась. — Я надеюсь, это заставит её осознать, что она достигла возраста вступления в брак, и тогда она сумеет вести себя более достойно.

— Это невозможно, — категорично заявила Шарон, в этот момент Миюри перевернулась, зацепив ногой простонавшего от этого ремесленника. — Потому что, сколько бы претендентов ни добивались её, я не уверена, найдётся ли кто-то, сравнимый с этой дикаркой и способный дать ей счастье.

После состязаний времени прошло немного, так что в будущем наверняка ещё придут письма с предложением руки и сердца.

— Если ты действительно так думаешь, мне нечего сказать.

Обычно Шарон и Миюри любят подразнить друг друга, называя "глупой собакой" и "противной курицей", но из-за этого они друг друга раздражали. Конечно, Коул понимал значение слов и улыбки Шарон.

В несколько нарочитом привязывании Коула выразилось ещё и беспокойство Миюри о нём.

Вероятно, пергаменты писем были пропитаны или надушены благовониями, их аромат в столь концентрированном виде заставил Шарон нетерпеливо завязать мешок, прежде чем она поинтересовалась:

— А кстати, печать хорошо прошла?

— Пробная печать прошла очень хорошо. Я передам перепроверенный перевод в мастерскую для набора текста, а когда набор будет завершён, мы попробуем распечатать официальный экземпляр.

— Вот как...

Странно, но особой радости на лице Шарон не было. Хотя метод печати большого количества книг, когда текст набирается из отдельных букв, был очень удобен, Церковь уже давно осознала его опасность и даже объявила запрещённым. Но для Шарон этот запрет не должен был иметь значения?

Помолчав, она, выдающийся в прошлом сборщик налогов, произнесла:

— Будут некоторые сложности с закупкой материалов.

Во взгляде Коула мелькнуло недоумение, и на лице Шарон проступила усталость от беготни по Раусборну.

— Ты же передал мне предполагаемое количество краски и бумаги, исходя из числа страниц Священного писания?

Действительно, после обсуждения с Жаном Коул сообщил Шарон самую скромную оценку потребности в материалах.

— Надо слишком много денег?

Понятно, что это пришло сразу в голову Коула в связи с приобретением материалов. Большая часть препятствий, с которыми ему приходилось столкнуться в последнее время, была связана с деньгами. Одной лишь молитвой не сотворить ещё одной книги Священного писания, содержащего слово Божье.

— Сложность не в этом. Скачки с оружием позволили этой Ив, торговцу с чёрным сердцем, наполнить свой кошель, а полученные пожертвования — облегчить нагрузку на кошель Хайленд.

Состязание получилось великолепным, что действительно должно было принести Ив порядочно денег при её-то хватке. Но Коул испытал облегчение от того, что какая-то доля от пожертвований поступила Хайленд, которая многое оплачивала из своих денег.

— Но теперь непросто купить, даже если есть деньги. Лето всё ближе — и это самое жаркое время и для торговли тоже. Дела торговцев всё больше идут в гору, а вместе с этим договора и записи операций требуют всё больше бумаги. Ив сказала, что даже все производители бумаги в стране не смогут помочь в изготовлении того количества бумаги, которое ты запросил.

Ив, в прошлом аристократка королевства, много ездила по нему, если она так сказала, значит, так и было. Да и когда Коул побывал в нескольких бумажных мастерских в поисках Жана, он не увидел изобилия бумаги. Более того, в прошлых записях никогда и не значилось изготовление бумаги в таких объёмах, какие нужны для печати по новому способу, конечно, какое-то время получать бумагу не удастся.

— Тогда что?..

Шарон со вздохом ответила:

— Можно покупать в торговых домах на большой земле, но нехватка бумаги везде та же самая. Хайленд, кажется, справлялась в компании Дива, но ведь сырьём для бумаги служат старые тряпки, так? Северян меньше, чем южан, да и холоднее на севере, так что тряпок получить удастся не очень много, да и производств меньше, чем на юге. Ну, а отправиться на юг, чтобы распределить заказы там, означает вызвать подозрения у большинства изготовителей.

Это было действительно важно. Они восстанавливали запрещённый Церковью способ печати книг, а потому им надо было стараться не привлекать к себе внимания.

— Тот, которого зовут Ханаан, он действует вместе с вами, так он сказал, что попытается раздобыть вам немного бумаги и краски, когда вернётся к святому престолу. И книготорговец по имени Ле Руа тоже сказал, что посмотрит, нет ли какого-нибудь запаса в мастерской его знакомого переписчика, — монотонным, явно безнадёжным голосом перечислила Шарон. — Даже если заказать бумагу в лавках сейчас, её получения придётся ждать до холодов. Вероятно, надо немного уменьшить предполагаемые объёмы печати.

Коул верил, что перевод Священного писания на общедоступный язык окажет огромное влияние на противостояние Церкви и королевства. Чем быстрее перевод будет распространяться по большой земле, тем громче прозвучит голос тех, кто осознал проблемы Церкви и стал требовать её реформирования. Ещё было важно то, что Коул не знал, на что может пойти Церковь, если противостояние затянется. Поэтому действовать надо было побыстрее.

Однако самый лучший на бумаге план сражения может уткнуться в стену действительности. Если требовать от ремесленников, чтобы они оставались в мастерской, значит, придётся заплатить за это, а распустить их и потом собрать снова может оказаться не так уж и просто.

— Кроме того, за всем этим теряется конечная задача обновления монастыря, тут действительно надо не одну голову, а две большие.

Когда Коул с Миюри впервые сюда приехали, Кларк в одиночку делал, что мог, на всём участке разваленного монастыря — отчаянно пропалывал траву и ремонтировал строения. Перед состязаниями здесь был наведён кое-какой порядок, но для настоящего действующего монастыря надо было ещё многое сделать.

Дети, которых Шарон привезла из приюта, не только умели готовить, но и были вообще довольно сообразительны и умели делать кое-какие простые украшения, и если раньше они распорядились котлами и сковородками, то сейчас уже бегали повсюду с инструментами.

— Никто не знает, что будет в итоге с королевством и Церковью. Так что ради будущего монастыря, пожалуйста, не мог бы ты позаботиться обо всём поскорей, твоё высокопреосвященство Предрассветный кардинал?

Сам Коул считал себя ещё учеником и не думал, что, на самом деле, обладал какими-то особыми способностями. Сейчас он мог лишь криво улыбнуться в ответ.

Потом Коул поднял Миюри, спавшую рядом с ремесленником, и отнёс её на кровать в их комнату. Она выглядела такой беззащитной, что у него всё внутри сжималось, и он покачал головой. Но когда он накрыл её одеялом и поправил ей чёлку, Миюри уже выглядела, как принцесса, ожидавшая, когда её разбудит поцелуй принца. Коул не удержался от неловкой улыбки, когда его взгляд упал на захваченную им большую кожаную суму с письмами, в которых предлагали Миюри руку и сердце. Он ощутил гордость за то, что мир, наконец, заметил её очарование. Потому что признан миром бывает тот, кто подготовлен, Коул лишь вздохнул, надеясь, что она скоро повзрослеет.

Однако, сидя сейчас рядом со спящей Миюри и приглаживая её серебристо-пепельные волосы, Коул вдруг задумался, как ему всё объяснить владельцу купальни в деревне горячих источников, и эта мысль обеспокоила его. Он и так в последнее время очень редко писал, сообщая о текущих событиях, это заставило его ощутить себя должником.

Коул теребил мягкую чёлку Миюри слева направо и обратно, продумывая, в каком направлении двигаться и что предпринимать. Если, скажем, бумаги и краски для печати Священных писаний не хватает, надо найти место, где их можно было бы купить под приемлемым предлогом. С компанией Дива, также заинтересованной в борьбе с Церковью, связаться непросто, значит, единственный, на кого можно положиться, — папа этой девушки-сорванца Лоуренс, в прошлом незаурядный странствующий торговец. Его связям, нередко причудливым, нет числа, пожалуй, даже побольше, чем у торговой компании Дива, которая даже чеканила свою монету на севере. Если в письме к Лоуренсу попросить у него практического совета, а уже потом сообщить о письмах с предложениями к Миюри, не поможет ли это смягчить для него потрясение?

Посреди его размышлений проснулась Миюри, повернувшись, она ухватила руку Коула и обвила её вокруг себя.

Такое детское поведение заставляло думать, что пройдёт ещё очень много времени, прежде чем она сможет выйти замуж. Её папе, волновавшемуся за неё в её родной деревне, его единственная дочь, должно быть, казалась ребёнком ещё в большей степени.

— О письмах с предложениями лучше не говорить... — пробормотал Коул, решив, что это вытеснит из головы любящего отца всё остальное. — Ты, ну что ты за непослушная девочка.

Он не знал, слышала ли он его, однако Миюри, эта обладательница волчьих ушей и хвоста, дёрнула этими остроконечными ушами и удовлетворённо вздохнула.

Проснувшись, Миюри сразу обратила взгляд на стопку писем с предложениями.

— Смотри! Один ты не понимаешь моей привлекательности! — заявила она, торжествующе задирая подбородок и гордо размахивая хвостом, затем она с небрежным видом взяла одно из писем, сломала печать и принялась читать. — "Твоя невинная манера держаться и твоя прекрасная улыбка похитили моё сердце..." Послушай это! И этот тоже! А, и этот!

Она развернула письма одно за другим, пробегая каждое глазами и укладывая на стол, и потом бросилась на кровать, заставив Коула тяжело вздохнуть. В каждом письме говорилось о неизгладимом впечатлении, которое произвели на авторов непосредственность, с которой в порыве волнения Миюри вскочила на ограду и принялась размахивать руками, и её невинная, подобная солнцу улыбка. Хуже всего, что Коул был согласен со словами "солнечная улыбка".

— Единственный, кто не понимает моей привлекательности, — это ты брат!

Так ныть, уперев руки в боки, могла лишь непобедимая, полная уверенности в себе девушка.

— Но это всё почти что недоразумение, правильно? — возразил Коул, протирая глаза, уставшие не только от чтения Священного писания, но и от ослепительно сиявшей Миюри. — Когда в тот день ты надела одеяние святой, ты всего лишь переоделась. И даже если бы в твоём сердце горело пламя веры, я всё равно бы сказал, что им всем просто привиделось.

Коул положил гусиное перо и повернулся к Миюри, чтобы добавить ещё кое-что:

— И потом, даже если одежда сможет их обмануть, твой рот немедленно раскроет им твою истинную суть. Ведь ты действительно совершенна даже при полном отсутствии в тебе веры.

Роль святой в течение двухнедельных состязаний по конным скачкам с копьём вызвала, казалось, очень большой интерес у Миюри. Чтобы выглядеть подобающе в одеянии святой, она даже настойчиво расспрашивала Хайленд о движениях при выполнении религиозных обрядов, о достижении грациозности походки, о поведении за столом. Хайленд, конечно же, очень обрадовали эти расспросы, она, волнуясь, рассказывала обо всём этом, а Миюри с очень серьёзным видом её слушала.

Коул подумал, что это хорошая возможность поговорить с девушкой о вопросах веры. Но когда он попробовал это, Миюри посмотрела на него глазами речной лягушки, которой ветер что-то насвистел в уши, и после трёх попыток Коул сдался. И теперь он не сомневался, что его слова не ошеломят её.

— А-а? Могу побиться об заклад, что стоит мне с ними поговорить, и каждый непременно отправится со мной в путешествие.

Была ли она слишком юна, была ли слишком избалована любящим окружением с рождения — Коул не знал, откуда в ней была эта уверенность. Скорее всего, и то, и другое, но он разделял ответственность за последнее, и это было для него настоящей головной болью.

— А, но... верно, думаю, ты права. И если так, всё в порядке, да?

— И что я теперь могу сделать?.. — пробормотала задумчиво Миюри.

Её лицо приняло серьёзный и чуть смущённый вид, похоже, она что-то поняла и теперь старательно обдумывала это. Потом маленькая волчица обвела глазами разложенные на кровати письма с предложениями, и на её лице возникла торжествующая улыбка.

— Ты же помнишь, что состязания с копьями происходят не только один на один, но и группами, в которые собирают рыцарей?

— Хм... Мм? Да, верно...

— Это великолепно, согласись! Выстроившиеся в ряд всадники в доспехах, каждый держит огромный щит и копьё с вымпелом, чтобы быстрая атака выглядела идеально, как на большой сцене!

Завершение фразы Миюри, скорее всего, позаимствовала у какого-нибудь поэта. Состязания рыцарей в меткости удара копьём были действительно очень азартным зрелищем, но схватка рыцарских отрядов ко всему прочему ещё и напоминала историю тяжёлых рыцарских трудов, что не могло не будоражить сердца участников и зрителей.

Но над чем она из-за этого размышляла?

Миюри, с закрытыми глазами вспоминавшая событие, завершившееся несколько дней назад, вдруг распахнула глаза, словно съела сладкое лакомство.

— Так что, думаю, я знаю, что с этим всем делать! — сказала она, хватая несколько писем с предложениями руки и сердца. — Я хочу ответить всем им, чтобы у меня было много рыцарей в придачу к моему брату...

— Нет, — сразу отрезал Коул, не дослушав.

Миюри насупилась, под влиянием нахлынувших чувств обращаясь в необузданную дикарку, и подскочила к Коулу.

— Почему?! Все будут рады к нам присоединиться! Ладно, что там с этим не так?! Рыцарский орден расширится — это тебе же будет честь, разве нет? Так что можно будет состязаться каждый день и даже участвовать в войнах! — прокричала она, схватив Коула за рубаху и тряся его изо всех сил.