Волчица и пергамент. Том 8

Исуна Хасэкура

ВОЛЧИЦА И ПЕРГАМЕНТ

Том 8

Перевод с японского на китайский — У Сунъянь, перевод с китайского — GOOGLE

Интерпретация перевода — О.М.Г.

Иллюстратор: Дзю Аякура

ПРОЛОГ

Коул держал в руках отпечатанный перевод Священного писания, но не мог достаточно успокоиться, чтобы приступить к чтению. Возможно, сказывались последствия великолепного состязания в верховой езде с копьями или хлопоты по сбору всего необходимого для печати книги с последующими подготовительными работами. Но главная причина, пожалуй, была сейчас перед ним. Девушка, шуршавшая подрагивавшим хвостом рядом с ним и с упоением выводившая зажатым в руке гусиным пером строчки на бумаге.

— Миюри, приподними немного голову, — сказал Коул, потому что лицо девушки практически приклеилось к бумаге.

Но ему всё же пришлось самому протянуть руку и приподнять её лоб. Впрочем, ей не потребовалось много времени, чтобы её голова заняла прежнее положение. Состязания в верховой езде с копьями, завершившиеся всего несколько дней назад, для девушки-сорванца, с одержимостью писавшей роман об идеальном рыцаре, стали истинной сокровищницей для её творческой фантазии, полёт которой она не могла остановить ни на миг. Могло показаться, что взгляд, оторванный от бумаги, был для неё сродни предательству, будто она панически боялась, что это заставит потускнеть её счастливое воспоминание.

Тогда, в момент самого высокого накала состязаний она, забыв о своём платье святой, запрыгнула на ограждение площадки, где ей было отведено место, и дико замахала участникам руками, что вызвало невероятных шум среди зрителей. После чего она вздохнула и с редкостным достоинством воздела к небу руки, но сразу же свалилась с ограждения, и Коул отчётливо запомнил поднявшую из-за её падения пыль.

Впрочем, для девушки, одержимой романом об идеальном рыцаре, это было в порядке вещей.

Она писала, готовая чуть ли не впрыгнуть в страницу, и её прекрасные серебристые волосы почти ложились на бумагу с ещё не просохшими чернилами. Коул протянул руку, чтобы помочь ей, и невольно вздохнул, увидев верёвку, привязанному к его запястью. Верёвка натянулась, не дав ему завершить движение. Второй её конец был привязан к поясу Миюри.

Сначала она привязала верёвку к шее Коула, большие усилия потребовались, чтобы она согласилась на запястье. Ела ли она, спала или купалась, отвязывать верёвку она отказывалась. А сверх того, если её правая рука не держала гусиное перо или еду, она вцеплялась в край его рукава.

Глядя на сосредоточившееся на бумаге лицо Миюри, писавшей нелепую историю о рыцаре, Коул вспомнил, как она объяснила необходимось этой верёвки: "А вдруг я не замечу, что негодяи снова похищают моего брата?" Собственно, он сам придумал объяснение для своей младшей сестры, но отказаться от него сейчас было уже невозможно, пусть это стало результатом стечения обстоятельств и недоразумением, но Коула действительно похитили на постоялом дворе, что заставило Миюри изрядно перенервничать. Никто не рассказал Коулу толком, во что вылилось её беспокойство, подтверждая, насколько это было серьёзно для Миюри, все начинали говорить уклончиво, когда дело касалось подробностей. И потому Коул послушно позволил ей привязать его к себе, как бы неудобно это ни было.

Это имело для неё и символическое значение, когда они покинули горы Ньоххиры, Миюри принялась настойчиво говорить о желании стать невестой Коулу. И тут они вдруг действительно оказались связанными одной верёвкой. И Миюри, привязывая верёвку к своему поясу, выглядела очень довольной.

— Это невыносимо... — вырвалось у Коула, и он не знал, жаловался ли он на Миюри или на то, что отнёсся к этому с лишней лёгкостью.

По крайней мере, её лицо действительно было слишком близко к бумаге, и он снова отодвинул пальцем её голову.

Глава первая

Когда речь идёт о литье металлов, люди обычно представляют себе высокие печи, набитые кучей дров или древесного угля, сильных мужчин, работающих в поте лица. Однако это справедливо при изготовлении посуды или разных скобяных изделий, а изготовление изделий из мягкого и легкоплавкого свинца — дело другое. Наспех устроенная во временной мастерской печь не была похожа и на печи для выпечки хлеба, она больше напоминала ящик без крышки, вроде тех, в которых целиком запекают свинью.

Миюри, которой всё было интересно, внимательно рассмотрела тигель, стоявший на плите и простое устройство для наддува воздуха из бычьего пузыря. Она в этой мастерской, наконец, отвязала Коула, предупредив много раз не исчезать никуда из виду. И поэтому, наблюдая за плавлением свинца, за выбрасываемыми при этом искрами, она то и дело поворачивала к Коулу сиявшее лицо — "видел это?" Юность всегда любопытна, Коул же пытался понять, насколько серьёзным было её предупреждение не исчезать с её глаз.

Между тем Жан, ремесленник, которого разыскивала Церковь, и другие ремесленники, слаженно работая, приступили к отливке букв. Они расплавили свинец и залили в формы, вырезанные мастерами тонкой резьбы, обычно работавшими с золотом и серебром, после чего очистили буквы первого слова Священного писания. Тщательно осмотрев результат, они осторожно обмакнули их в краску.

Потом набранное слово под пристальными взглядами всех в мастерской приложили к бумаге, оставив неровно отпечатавшееся слово. Коул прекрасно осознавал, что никакого волшебства в произошедшем не было, просто случилось то, что заставляло думать о наступлении новой эпохи.

— Брат, братик, я пишу красивее, верно? — только и шепнула Коулу на ухо Миюри, которую не страшили ни силы небесные, ни земные.

То, что подготовка к печати пошла по-настоящему, заставило Коула волноваться сильнее, чем когда-либо, когда он просматривал текст перевода Священного писания. Ведь любая пропущенная ошибка будет добросовестно внесена и размножена бессчётное число раз.

Кроме того, хотя шрифту досталась от Миюри не слишком лестная оценка, но девушку явно продолжало волновать рождение новой, не имевшей себя равных, возможности. Великолепие прошедшего состязания, разговоры с рыцарями и эта новая возможность, способная поспорить с Божьими чудесами, всё это стало для неё непреодолимым соблазном, и Миюри принялась писать большую приключенческую историю.

  В результате Коул и Миюри сидели за столом, увлечённые каждый своим делом и не способные напомнить друг другу о чём-то ещё. Это было по-настоящему серьёзной оплошностью, потому что у Коула из головы напрочь вылетело, что они двое остались и для того, чтобы позаботиться о монастыре, поскольку организаторы состязаний уехали в Раусборн решать различные вопросы.

Было хорошо известно о разногласиях принца Клевенда и принцессы Хайленд, теперь, когда прошлые подозрения и обвинения были сняты, об этом всему свету должен был поведать устраиваемый королём большой обед, и Хайленд должна была в Раусборне помочь с его организацией. Кларк, будущий настоятель монастыря, в своём новом качестве также должен был присутствовать на этом событии.

Ханаан, молодой человек, служивший при святом престоле и прибывший с предложением печатать Священное писание с помощью запрещённого способа, увидел, что его почти невозможный план стал осуществляться, и отправился обратно обрадовать своих единомышленников. Сейчас он должен был уже плыть по морю на корабле.

Книготорговец Ле Руа Хотел обсудить какие-то дела с аристократами, приезжавшими на состязания и ещё не покинувшими Раусборна, заодно он собирался разузнать для Коула с Миюри насчёт новой земли.

Шарон, воплощение орлицы, быстро завершив работы, связанные с окончанием состязаний, также отправилась в Раусборн, чтобы собрать большое количество материалов и набрать достаточно рабочих для организации временных мастерских в монастыре, для ремонта зданий и организации ночлега для рабочих. Заказы там же в Раусборне она оставляла у Ив, хозяйки торгового дома.

В итоге учёному теологу, плохому помощнику в практических вопросах, и девушке, писавшей историю о гордом рыцаре, размахивавшего мечом налево и направо, пришлось присматривать за временной мастерской, территорией монастыря и его воротами. И когда спустя довольно много дней Шарон вернулась, по её лицу Коул понял, что он с Миюри годятся на роль сторожей хуже, чем ему представлялось.

— Как бы то ни было, вам надо сначала умыться, — сказала Шарон сразу от двери.

Она доставила сюда целую вереницу гружёных повозок и сама была навьючена, как странствующий торговец.

Коул посмотрел на Миюри, её лицо было выпачкано чернилами. Сама она, потянувшись, понюхала живот Коула и весьма невежливым жестом зажала нос. Коул мельком подумал, что если от него воняет, то в этом наполовину виновна Миюри, любившая спать, прижавшись к Коулу.

Миюри, конечно, сразу побежала к колодцу, Коул, смутившись, хотел последовать за ней, но был остановлен укоризненным вопросом:

— У тебя осталась какая-то еда?

— Должна была... наверное?.. — после долгой паузы пробормотал Коул, так и не вспомнив, что он ел.

Шарон вздохнула и повернула голову в сторону источника.

— До вас я заглянула в мастерскую посмотреть, как там дела. Эти ремесленники похожи на тебя, так увлечены, что забывают всё на свете... Сходи к ним и скажи, что я приготовлю что-нибудь поесть.

После такого урока умной Шарон Коулу осталось только опустить голову и послушно поклониться.

Шарон на первый взгляд казалась ожесточившейся и не слишком доброй, однако в действительности она очень заботливо относилась к детям-сиротам в приюте, да и о других людях достаточно много беспокоилась. Скорее всего, она была готова к такому состоянию оставшихся в монастыре людей и потому привезла с собой несколько детей из Расборна и поручила им приготовить еды на несколько человек. Она была похожа на образцовую монахиню из монастыря.

Когда Коул и Миюри закончили мыться у колодца, недавно вырытого ремесленниками, монастырский двор стал похож на кухню под открытым небом.

— Ха-ха-ха, как все обросли, — рассмеялась Миюри при виде ремесленников, печатавших в мастерской Священное писание и выглядевших так же, как и Коул, они походили на лесных разбойников, давно не евших, как следует, и потому уписывавших всё подряд. — Старший брат не слишком часто принимается отращивать бороду.

Растительность на лице Коула немного отрастала, когда ему иногда не удавалось о себе позаботиться, но Миюри всегда хотелось увидеть его с длинной бородой. Когда он достал нож, чтобы уничтожить отросшую щетину, она накричала на него, недовольная, что он не желает воспользоваться представившейся возможностью сохранить бороду подольше.

— Вообще-то я бы тоже хотел как-нибудь посидеть в размышлении, накручивая колечки на своей бороде.

— Тебе надо будет заплести для меня бороду в косички, когда отрастишь её, — радостно отозвалась Миюри.

И Коул тут же перехотел оставлять бороду.

Предусмотрительная Шарон закупила в Раусборне много хлеба и баранины, она героически водрузила котёл на плиту для плавления свинца, обеспечив вскоре всех бараниной с чесноком, уложенной между ломтями хлеба. Когда Коул наполнил желудок и выпил немного вина, чтобы промочить горло, его тело как-то разом лишилось сил. Он тогда осознал, насколько устал, а что же о Миюри, то она к этому моменту уже улеглась в углу комнаты и спала, как и ремесленники.

— Кларк в нашем семействе довольно небрежен, но, если ты не будешь следить за собой, от тебя останутся кожа да кости, и ты умрёшь где-нибудь посреди своего пути.

Для Шарон тема недоедания и недостатка сна была очень острой, и Коул виновато опустил голову.

— Мне, в самом деле, неловко... Замечательно, что ты смогла вернуться так скоро.

Шарон, наблюдавшая, как дети собирали посуду, фыркнула:

— Да уж, известный всем Предрассветный кардинал, он пока ещё дитя, которое ходит под себя, — она проследила, как трое детей, объединив силы, сняли котёл с бараниной с плиты и, наконец, повернулась к Коулу. — В Раусборне тебя почитают, как Спасителя.

На её лице заиграла сердитая усмешка, правду ли она сказала или солгала, представить это себе было нетрудно.

— Ещё говорят, что примирение противостоявших друг другу принца и принцессы стало возможным, потому что Предрассветный кардинал внял воле Божьей и восстановил их отношения на рыцарских верховых состязаниях с копьями, — и Шарон довольно улыбнулась, заставив Коула вздохнуть.

— Ты же знаешь, что это хорошо только звучит, в действительности я боялся, что Миюри, разозлится из-за моего похищения и разорвёт принцу Клевенду глотку, отчаянно пытаясь что-то сделать.

Похищение Коула было недоразумением, а сам принц оказался не таким плохим человеком. Коулу пришлось напрягать голову не ради себя, а чтобы уберечь принца от боли и отчаяния Миюри, способной с волчьим оскалом разорвать его на куски, чтобы отомстить за пленника. Но люди об этом не знали. Они увидели, что второй принц, по общему мнению, бунтарь, боровшийся за трон, и главный наследник трона пожали друг другу руку на конных рыцарских состязаниях. Люди уверовали, что это было чудом из ряда тех, что случаются раз в сто лет.

Сам Коул, конечно, не намеревался приписывать заслугу себе, принц и его сподвижники тоже не распространялись на эту тему, но поскольку Хайленд была посредницей этого примирения и занимала место для высокопоставленных зрителей состязания, люди решили, что это дело рук её сподвижника Предрассветного кардинала.

— Хайленд ведь сказала тебе не появляться на торжественном обеде в честь примирения? Весьма проницательно с её стороны. Узнали бы люди, что ты появился в Раусборне, за тобой бы везде бегали бы толпами, пока где-нибудь не раздавили бы в пылу восторга, — продолжила Шарон со столь счастливой улыбкой, что у Коула подкосились ноги.

Да, он покинул Ньоххиру, снедаемый честолюбивым желанием исправить недостатки Церкви и вывести людей из смуты путём, указанным Священным писанием, всё это правда, но сейчас его слава всё росла и росла, и Коул чувствовал её тяжесть, от которой было не продохнуть.

Дошло до того, что Ханаан спросил, не хочет ли Коул стать святым, что его испугало до полусмерти. Он чувствовал, что в звании святого ему уже не видать душевного спокойствия никогда.

Доведя Коула до состояния уныния, Шарон вдруг сменила тему:

— Между прочим, у меня для тебя кое-что есть.

Она вышла во двор, взяла из всего того груза, что она привезла в монастырь, большую кожаную сумку и вернулась с ней. Впрочем, эту большую сумку она несла легко. Заглянув внутрь, Коул понял, что там было, но не понял, что это значит.

— Письма? Почему так много?

Как бы Хайленд ни беспокоилась за него, так много писем она писать бы не стала, кроме того, многие письма были красиво оформленными.

— Ты не готов принять свою столь высокую репутацию, однако репутацию этой глупой собаки преувеличили намного больше.

Произнося это Шарон, сначала указала подбородком на свернувшуюся калачиком Миюри, а потом задрала его вверх, словно показывая степень преувеличения. Коул неловко достал одно из писем. Это был свёрнутый лист прекрасного выбеленного пергамента, перевязанного волосом из конской гривы с родовой печатью из ярко-красного воска, вид послания был очень внушительным.

— Всё это, чтобы сделать предложение этой глупой собаке.

— Иээ... — вырвался у Коула странный звук, переходивший от междометия изумления с недоверием к стону где-то глубоко в его горле.

— Люди прославляют её, называют святой с улыбкой, яркой, как само солнце, наверное, она такой и выглядела издалека со своего почётного места на состязаниях.

Миюри в одеянии монахини действительно могла показаться святой, если не раскрывала рта. Коул только не знал, следует ли сказать "благодаря тому, что" или "вопреки тому, что", имея в виду эпизод, когда Миюри, изображавшая святую, была так увлечена состязаниями, что вскочила на ограждение и стала размахивать руками, и эти руки могли затронуть струны в сердцах многих рыцарей.

— Но это уже, кажется, чересчур?..

— Хайленд тоже долго сомневалась, стоит ли это передавать вам, но и просто потерять она не могла тоже. Это принесло ей больше головной боли, чем размышления, как дать увидеть всем присутствовавшим на торжественном обеде, как хорошо примирились первые два принца, это крупное событие в судьбе королевства.

Перед Коулом предстала вечно занятая Хайленд, которая, держась за голову, напряжённо думала о подобной ерунде. Помолившись о благословении для своей благородной, праведной госпожи, Коул вернул в сумку письмо, которое держал в руке.

— Меня уже назвали Предрассветным кардиналом, и не будет преувеличением назвать Миюри святой с солнечной улыбкой, — произнёс Коул, и, увидев, что он перестал сопротивляться, Шарон снова радостно улыбнулась. — Я надеюсь, это заставит её осознать, что она достигла возраста вступления в брак, и тогда она сумеет вести себя более достойно.

— Это невозможно, — категорично заявила Шарон, в этот момент Миюри перевернулась, зацепив ногой простонавшего от этого ремесленника. — Потому что, сколько бы претендентов ни добивались её, я не уверена, найдётся ли кто-то, сравнимый с этой дикаркой и способный дать ей счастье.

После состязаний времени прошло немного, так что в будущем наверняка ещё придут письма с предложением руки и сердца.

— Если ты действительно так думаешь, мне нечего сказать.

Обычно Шарон и Миюри любят подразнить друг друга, называя "глупой собакой" и "противной курицей", но из-за этого они друг друга раздражали. Конечно, Коул понимал значение слов и улыбки Шарон.

В несколько нарочитом привязывании Коула выразилось ещё и беспокойство Миюри о нём.

Вероятно, пергаменты писем были пропитаны или надушены благовониями, их аромат в столь концентрированном виде заставил Шарон нетерпеливо завязать мешок, прежде чем она поинтересовалась:

— А кстати, печать хорошо прошла?

— Пробная печать прошла очень хорошо. Я передам перепроверенный перевод в мастерскую для набора текста, а когда набор будет завершён, мы попробуем распечатать официальный экземпляр.

— Вот как...

Странно, но особой радости на лице Шарон не было. Хотя метод печати большого количества книг, когда текст набирается из отдельных букв, был очень удобен, Церковь уже давно осознала его опасность и даже объявила запрещённым. Но для Шарон этот запрет не должен был иметь значения?

Помолчав, она, выдающийся в прошлом сборщик налогов, произнесла:

— Будут некоторые сложности с закупкой материалов.

Во взгляде Коула мелькнуло недоумение, и на лице Шарон проступила усталость от беготни по Раусборну.

— Ты же передал мне предполагаемое количество краски и бумаги, исходя из числа страниц Священного писания?

Действительно, после обсуждения с Жаном Коул сообщил Шарон самую скромную оценку потребности в материалах.

— Надо слишком много денег?

Понятно, что это пришло сразу в голову Коула в связи с приобретением материалов. Большая часть препятствий, с которыми ему приходилось столкнуться в последнее время, была связана с деньгами. Одной лишь молитвой не сотворить ещё одной книги Священного писания, содержащего слово Божье.

— Сложность не в этом. Скачки с оружием позволили этой Ив, торговцу с чёрным сердцем, наполнить свой кошель, а полученные пожертвования — облегчить нагрузку на кошель Хайленд.

Состязание получилось великолепным, что действительно должно было принести Ив порядочно денег при её-то хватке. Но Коул испытал облегчение от того, что какая-то доля от пожертвований поступила Хайленд, которая многое оплачивала из своих денег.

— Но теперь непросто купить, даже если есть деньги. Лето всё ближе — и это самое жаркое время и для торговли тоже. Дела торговцев всё больше идут в гору, а вместе с этим договора и записи операций требуют всё больше бумаги. Ив сказала, что даже все производители бумаги в стране не смогут помочь в изготовлении того количества бумаги, которое ты запросил.

Ив, в прошлом аристократка королевства, много ездила по нему, если она так сказала, значит, так и было. Да и когда Коул побывал в нескольких бумажных мастерских в поисках Жана, он не увидел изобилия бумаги. Более того, в прошлых записях никогда и не значилось изготовление бумаги в таких объёмах, какие нужны для печати по новому способу, конечно, какое-то время получать бумагу не удастся.

— Тогда что?..

Шарон со вздохом ответила:

— Можно покупать в торговых домах на большой земле, но нехватка бумаги везде та же самая. Хайленд, кажется, справлялась в компании Дива, но ведь сырьём для бумаги служат старые тряпки, так? Северян меньше, чем южан, да и холоднее на севере, так что тряпок получить удастся не очень много, да и производств меньше, чем на юге. Ну, а отправиться на юг, чтобы распределить заказы там, означает вызвать подозрения у большинства изготовителей.

Это было действительно важно. Они восстанавливали запрещённый Церковью способ печати книг, а потому им надо было стараться не привлекать к себе внимания.

— Тот, которого зовут Ханаан, он действует вместе с вами, так он сказал, что попытается раздобыть вам немного бумаги и краски, когда вернётся к святому престолу. И книготорговец по имени Ле Руа тоже сказал, что посмотрит, нет ли какого-нибудь запаса в мастерской его знакомого переписчика, — монотонным, явно безнадёжным голосом перечислила Шарон. — Даже если заказать бумагу в лавках сейчас, её получения придётся ждать до холодов. Вероятно, надо немного уменьшить предполагаемые объёмы печати.

Коул верил, что перевод Священного писания на общедоступный язык окажет огромное влияние на противостояние Церкви и королевства. Чем быстрее перевод будет распространяться по большой земле, тем громче прозвучит голос тех, кто осознал проблемы Церкви и стал требовать её реформирования. Ещё было важно то, что Коул не знал, на что может пойти Церковь, если противостояние затянется. Поэтому действовать надо было побыстрее.

Однако самый лучший на бумаге план сражения может уткнуться в стену действительности. Если требовать от ремесленников, чтобы они оставались в мастерской, значит, придётся заплатить за это, а распустить их и потом собрать снова может оказаться не так уж и просто.

— Кроме того, за всем этим теряется конечная задача обновления монастыря, тут действительно надо не одну голову, а две большие.

Когда Коул с Миюри впервые сюда приехали, Кларк в одиночку делал, что мог, на всём участке разваленного монастыря — отчаянно пропалывал траву и ремонтировал строения. Перед состязаниями здесь был наведён кое-какой порядок, но для настоящего действующего монастыря надо было ещё многое сделать.

Дети, которых Шарон привезла из приюта, не только умели готовить, но и были вообще довольно сообразительны и умели делать кое-какие простые украшения, и если раньше они распорядились котлами и сковородками, то сейчас уже бегали повсюду с инструментами.

— Никто не знает, что будет в итоге с королевством и Церковью. Так что ради будущего монастыря, пожалуйста, не мог бы ты позаботиться обо всём поскорей, твоё высокопреосвященство Предрассветный кардинал?

Сам Коул считал себя ещё учеником и не думал, что, на самом деле, обладал какими-то особыми способностями. Сейчас он мог лишь криво улыбнуться в ответ.

Потом Коул поднял Миюри, спавшую рядом с ремесленником, и отнёс её на кровать в их комнату. Она выглядела такой беззащитной, что у него всё внутри сжималось, и он покачал головой. Но когда он накрыл её одеялом и поправил ей чёлку, Миюри уже выглядела, как принцесса, ожидавшая, когда её разбудит поцелуй принца. Коул не удержался от неловкой улыбки, когда его взгляд упал на захваченную им большую кожаную суму с письмами, в которых предлагали Миюри руку и сердце. Он ощутил гордость за то, что мир, наконец, заметил её очарование. Потому что признан миром бывает тот, кто подготовлен, Коул лишь вздохнул, надеясь, что она скоро повзрослеет.

Однако, сидя сейчас рядом со спящей Миюри и приглаживая её серебристо-пепельные волосы, Коул вдруг задумался, как ему всё объяснить владельцу купальни в деревне горячих источников, и эта мысль обеспокоила его. Он и так в последнее время очень редко писал, сообщая о текущих событиях, это заставило его ощутить себя должником.

Коул теребил мягкую чёлку Миюри слева направо и обратно, продумывая, в каком направлении двигаться и что предпринимать. Если, скажем, бумаги и краски для печати Священных писаний не хватает, надо найти место, где их можно было бы купить под приемлемым предлогом. С компанией Дива, также заинтересованной в борьбе с Церковью, связаться непросто, значит, единственный, на кого можно положиться, — папа этой девушки-сорванца Лоуренс, в прошлом незаурядный странствующий торговец. Его связям, нередко причудливым, нет числа, пожалуй, даже побольше, чем у торговой компании Дива, которая даже чеканила свою монету на севере. Если в письме к Лоуренсу попросить у него практического совета, а уже потом сообщить о письмах с предложениями к Миюри, не поможет ли это смягчить для него потрясение?

Посреди его размышлений проснулась Миюри, повернувшись, она ухватила руку Коула и обвила её вокруг себя.

Такое детское поведение заставляло думать, что пройдёт ещё очень много времени, прежде чем она сможет выйти замуж. Её папе, волновавшемуся за неё в её родной деревне, его единственная дочь, должно быть, казалась ребёнком ещё в большей степени.

— О письмах с предложениями лучше не говорить... — пробормотал Коул, решив, что это вытеснит из головы любящего отца всё остальное. — Ты, ну что ты за непослушная девочка.

Он не знал, слышала ли он его, однако Миюри, эта обладательница волчьих ушей и хвоста, дёрнула этими остроконечными ушами и удовлетворённо вздохнула.

Проснувшись, Миюри сразу обратила взгляд на стопку писем с предложениями.

— Смотри! Один ты не понимаешь моей привлекательности! — заявила она, торжествующе задирая подбородок и гордо размахивая хвостом, затем она с небрежным видом взяла одно из писем, сломала печать и принялась читать. — "Твоя невинная манера держаться и твоя прекрасная улыбка похитили моё сердце..." Послушай это! И этот тоже! А, и этот!

Она развернула письма одно за другим, пробегая каждое глазами и укладывая на стол, и потом бросилась на кровать, заставив Коула тяжело вздохнуть. В каждом письме говорилось о неизгладимом впечатлении, которое произвели на авторов непосредственность, с которой в порыве волнения Миюри вскочила на ограду и принялась размахивать руками, и её невинная, подобная солнцу улыбка. Хуже всего, что Коул был согласен со словами "солнечная улыбка".

— Единственный, кто не понимает моей привлекательности, — это ты брат!

Так ныть, уперев руки в боки, могла лишь непобедимая, полная уверенности в себе девушка.

— Но это всё почти что недоразумение, правильно? — возразил Коул, протирая глаза, уставшие не только от чтения Священного писания, но и от ослепительно сиявшей Миюри. — Когда в тот день ты надела одеяние святой, ты всего лишь переоделась. И даже если бы в твоём сердце горело пламя веры, я всё равно бы сказал, что им всем просто привиделось.

Коул положил гусиное перо и повернулся к Миюри, чтобы добавить ещё кое-что:

— И потом, даже если одежда сможет их обмануть, твой рот немедленно раскроет им твою истинную суть. Ведь ты действительно совершенна даже при полном отсутствии в тебе веры.

Роль святой в течение двухнедельных состязаний по конным скачкам с копьём вызвала, казалось, очень большой интерес у Миюри. Чтобы выглядеть подобающе в одеянии святой, она даже настойчиво расспрашивала Хайленд о движениях при выполнении религиозных обрядов, о достижении грациозности походки, о поведении за столом. Хайленд, конечно же, очень обрадовали эти расспросы, она, волнуясь, рассказывала обо всём этом, а Миюри с очень серьёзным видом её слушала.

Коул подумал, что это хорошая возможность поговорить с девушкой о вопросах веры. Но когда он попробовал это, Миюри посмотрела на него глазами речной лягушки, которой ветер что-то насвистел в уши, и после трёх попыток Коул сдался. И теперь он не сомневался, что его слова не ошеломят её.

— А-а? Могу побиться об заклад, что стоит мне с ними поговорить, и каждый непременно отправится со мной в путешествие.

Была ли она слишком юна, была ли слишком избалована любящим окружением с рождения — Коул не знал, откуда в ней была эта уверенность. Скорее всего, и то, и другое, но он разделял ответственность за последнее, и это было для него настоящей головной болью.

— А, но... верно, думаю, ты права. И если так, всё в порядке, да?

— И что я теперь могу сделать?.. — пробормотала задумчиво Миюри.

Её лицо приняло серьёзный и чуть смущённый вид, похоже, она что-то поняла и теперь старательно обдумывала это. Потом маленькая волчица обвела глазами разложенные на кровати письма с предложениями, и на её лице возникла торжествующая улыбка.

— Ты же помнишь, что состязания с копьями происходят не только один на один, но и группами, в которые собирают рыцарей?

— Хм... Мм? Да, верно...

— Это великолепно, согласись! Выстроившиеся в ряд всадники в доспехах, каждый держит огромный щит и копьё с вымпелом, чтобы быстрая атака выглядела идеально, как на большой сцене!

Завершение фразы Миюри, скорее всего, позаимствовала у какого-нибудь поэта. Состязания рыцарей в меткости удара копьём были действительно очень азартным зрелищем, но схватка рыцарских отрядов ко всему прочему ещё и напоминала историю тяжёлых рыцарских трудов, что не могло не будоражить сердца участников и зрителей.

Но над чем она из-за этого размышляла?

Миюри, с закрытыми глазами вспоминавшая событие, завершившееся несколько дней назад, вдруг распахнула глаза, словно съела сладкое лакомство.

— Так что, думаю, я знаю, что с этим всем делать! — сказала она, хватая несколько писем с предложениями руки и сердца. — Я хочу ответить всем им, чтобы у меня было много рыцарей в придачу к моему брату...

— Нет, — сразу отрезал Коул, не дослушав.

Миюри насупилась, под влиянием нахлынувших чувств обращаясь в необузданную дикарку, и подскочила к Коулу.

— Почему?! Все будут рады к нам присоединиться! Ладно, что там с этим не так?! Рыцарский орден расширится — это тебе же будет честь, разве нет? Так что можно будет состязаться каждый день и даже участвовать в войнах! — прокричала она, схватив Коула за рубаху и тряся его изо всех сил.

Коул чувствовал себя беспомощным, зная, что она не шутила, если подобное осуществилось бы, оно стало бы не просто головной болью.

Воительница, с мечом в руке ведущая воинов, была с древних времён символом военных сказаний. Но абсурдно и смешно было представить себе, как Миюри, улыбаясь и размахивая мечом, ведёт в поход большой отряд рыцарей. И каждый из рыцарей демонстрирует свою любовь к Миюри, их лидеру, а Коулу бы оставалось лишь смотреть, как зарождается этот нелепый, бесстыдный рыцарский орден.

Кроме того, а кем был бы сам Коул среди всех этих рыцарей? Он был очень привязан к идее рыцарского ордена только для двоих, предоставлявшего обоим сокровенную общность, от одной мысли о появлении в этом ордене толпы рыцарей-поклонников у него все внутренности переворачивались.

— Ну же, давай... бр... бра... тик... — упавшим голосом пробормотала Миюри.

У Коула было чувство, что она повзрослела в последнее время, но эта серебристая волчица всё ещё оставалась щенком. Он вскочил со стула, положил ладони ей на плечи впритык к её тонкой шейке и произнёс, словно пытаясь со словами вытолкнуть из себя весь воздух:

— Кончай нести эти глупости и убери все письма с кровати!

Услышав этот категоричный приказ, Миюри повернула к нему лицо, состроила гримасу и показала язык.

Миюри, в конце концов, принялась молча собирать письма, при виде этого Коул глубоко вздохнул и снова повернулся к столу. Если это было провалом её обучения, он разделял ответственность за это. Он помолился, каясь в этом Богу перед раскрытым для проверки Священным писанием. И вдруг кто-то прислонился к его спине.

— Ты снова молишься... А, письмо домой? — спросила Миюри, посмотрев через его плечо.

Прочитав письмо, она тряхнула волчьими ушами и обняла Коула за шею:

— Лучше не сообщать о письмах с предложениями.

Он почувствовал по голосу, что она улыбалась, прижимаясь к его спине, её тело было таким тёплым, словно она только-только проснулась.

— Кстати, у нас здесь нет бумаги и краски?

Когда Коул беседовал об этом с Шарон, Миюри вроде бы крепко спала, набив живот бараниной и хлебом.

— Не то, чтобы нет совсем, просто меньше, чем предполагалось. Это может затруднить печать по плану Ханаана и создание здесь монастыря, поэтому я бы хотел посоветоваться с господином Лоуренсом.

— Тогда не ищи моего бесполезного папу, просто пойди в лавки и купи.

Коулу очень хотелось донести до неё, что бесполезный в её глазах отец на самом деле был весьма влиятельным человеком, но она бы этого не услышала ни одним из четырёх её ушей.

— И кстати, можно будет набрать кучу книг на время в бумажных лавках в разных городах, можно взять и принести почитать!

Менестрели, постоянно странствовавшие из города в город, каждый раз, приезжая в новое место, собирают известные им песни в книги и обменивают на те, что можно подобрать в местных бумажных лавках. Для Миюри эти книги были всё равно, что зарытые повсюду сокровища.

— Кроме того, я разговаривала с рыцарями из многих мест во время прошедших соревнований и обнаружила, что истории и легенды по разные стороны моря очень отличаются! Расспросив насчёт древних родов королевства, я услышала о роде, до сих пор использующего изображение волка в гербе. Разве это не будет убить трёх пташек одним камнем, если туда добраться?

Она уговаривала с умением торговца на рынке, однако в выигрыше оставалась только она сама.

А в целом, если скупить всю бумагу и краску в королевстве, это серьёзно навредит торговле, пострадают люди, что может их заставить отвернуться. Если брать во многих местах понемногу, возможно, было бы лучше поехать в каждый город самим.

— И да, брат, — продолжила Миюри уже другим тоном, без прежнего возбуждения в голосе, внезапность этого изменения насторожила Коула. — Ты же разговаривал с этим принцем, который выглядел мятежником?

— Мятежником... Ты о принце Клевенде?

Так можно было предположить. Для неё принц, второй в очереди на престол, был просто мятежником.

— Ты же должен ради него с его людьми следить за новостями о новой земле, верно? Пусть им не терпится повоевать, если они действительно ввяжутся в войну, получат проблемы на свои головы.

Люди Клевенда — это вторые-третьи сыновья аристократических родов, будущее которых не могло просиять в спокойное время. Для этих неудовлетворённых своим положением сыновей верховые состязания с копьями стали отдушиной, а некоторые из них, как слышал Коул, за их достижения даже получили места офицеров. Но положение большинства так и осталось неопределённым, и им требовалось что-то достаточно будоражившее кровь, чтобы отказаться от сверкающего пути аристократа.

Клевенд проявил большой интерес к новой земле как к средству выхода из ситуации.

— Но с каким рыцарем я ни заговорила бы о новой земле, они начинали воспринимать меня как ребёнка. Ведь и дедушку Нордстоуна, и Ирению всерьёз при дворе слушать не стали, и им пришлось покинуть королевство, чтобы искать средств на путешествие?

По слухам, за западным морем есть новая земля, которую никто никогда не видел прежде. Но если её никто никогда не видел, можно ли говорить, что она существует? Вопрос, сопутствующий подобным легендам. Коул и Миюри занимались этим, имея некоторые практические мотивы. Прежде всего, Коул надеялся, что новая земля откроет путь к разрешению давнего противостояния Церкви и королевства. Сейчас стороны не знали, как выйти из противостояния без потери лица, и, если с новой землёй раскроется сокровищница новых совместных возможностей, появится предлог забыть о старом споре.

Вторая причина — девушка, которую Коул видел сейчас перед собой, и чьи глаза загорались от слова "приключение". Эта девушка с волчьей кровью в жилах была не-человеком и потому не могла найти на карте мира места для себя. Но если на новой земле никто не живёт, на ней можно будет устроить небывалую прежде землю только для не-людей. В своём путешествии Коул с Миюри встретили девушку по имени Ирения, она была воплощением овцы и стремилась именно к этой цели.

Третья причина была личной причиной Коула. То, что он увидел у Нордстоуна, когда расследовал связанные с ним нелепые слухи о корабле-призраке и сделке с демоном. Слухи, ходившие долгое время, были рассеяны, а Коул узнал, что с Нордстоуном была связана девушка-алхимик, которая его покинула, чтобы отправиться к новой земле. Но Коул полагал, что она в действительности хотела проверить, какую форму имеет мир. В домишке Нордстоуна Коул увидел сферу, ему тогда привиделось нечто невообразимое, связанное с луной, Коул решил, что сфера могла быть картой всего мира, возможно, девушка-алхимик хотела проверить, таким ли был мир на самом деле.

— Брат? — услышал вдруг Коул голос, который буквально выбил его на поверхность действительности.

Форма мира — это вопрос куда опаснее запретного способа печати Жана при всей её мощи. Вопрос, связанный с достоверностью Священного писания, лежавшего сейчас перед Коулом. И он просто не смел посмотреть в лицо опасности сомнения в писании, однако то, что он закрывал на неё глаза, пугало его ещё больше. Это был один из секретов, которые он не осмеливался поведать Миюри.

— Прости, — выдавил он и изобразил улыбку на своём одеревеневшем лице.

— Ты так неожиданно вдруг провалился куда-то, я за тебя испугалась, чуть в обморок не грохнулась, — выпалила она, округлив глаза, потом она надула губы и хлопнула его хвостом по коленям.

— Но... То, о чём я думал, не было чем-то неразумным.

До недавнего времени Коул даже не задумывался о расширении действий за пределы королевства. Королевству угрожало не только противостояние с Церковью, но и неустойчивость собственного трона. Теперь же, когда второй в наследовании принц вроде бы больше не грозил мятежом, королевству следовало перенести противостояние с Церковью на новый уровень. И, вероятно, Коулу с Миюри тоже было пора расширить поле действий. Отправиться на большую землю, где Церковь пустила глубокие корни, и явным образом способствовать росту там сопротивления ей.

Пусть его охватывал страх, как только он себе это представлял, но, куда бы его ни завело предстоящее приключение, Коул был не один.

— Пока со мной есть ты, мы можем затеять новое путешествие.

Торжествующая улыбка загорелась на сердитом до того лице Миюри.

— Более того, — продолжил Коул, — путешествуя по большой земле в поисках бумаги и краски, можно будет по пути распространять напечатанные нами книги Священного писания. В то же время, что касается новой земли... мм... можно будет пообщаться с учёными людьми по всему свету, и тогда действительно может получиться 'убить трёх пташек одним камнем'.

— Точно, точно, точно! Ты тогда сможешь собрать с большой земли всех королей и всех рыцарей, готовых сражаться с Церковью, и привлечь их на нашу сторону!

Для Коула ситуация прояснялась. Даже за вычетом последнего предложения то, что сказала Миюри, было очень разумным. Самое удивительное и освежающее — они больше не были бы пассивными в этом сопротивлении, они могли бы сами перейти в атаку на Церковь.

Одним словом, он не мог не испытывать большое волнение.

— Впереди новое приключение, брат!

Даже это, почти раздражавшее слово прозвучало сейчас почти приятно. Потому что Коул, наконец, после череды препятствий и невзгод пришёл к осознанию его значения.

— А-а... Значит, в таком случае нам надо будет действовать с братцем Ханааном, верно? — сообразила через пару мгновений Миюри.

Ханаан прибыл из места, где размещался папский престол, и должен был неплохо знать те края, он мог бы стать хорошим проводником по югу большой земли.

— Господин Ле Руа знает, как с ним связаться, хочешь, чтобы мы ему отправили письмо?

— Ммм... Если мой брат скажет, что хочет путешествовать наедине со мной, я же не буду возражать?

Коул состроил недовольное лицо, на что Миюри тут же улыбнулась.

Видел ли Господь эти их столь глупые отношения?

Вдруг остроконечные уши Миюри выпрямились, и она выглянула в окно.

— Хей, спрячь свои уши и хвост! — воскликнул Коул, хватая попавшийся под руку плащ, чтобы укрыть Миюри, но та спокойно вытянула руку, указывая на что-то снаружи.

— Брат, взгляни на это.

— Что там?

Миюри и Коул, высунувшись из окна, увидели вдалеке скакавших лошадей. Приглядевшись, Коул увидел человека со знакомым телосложением.

— Тот самый, который говорил, что где-то там всё есть?

На самом деле с тех пор, как Миюри взялась за историю про идеального рыцаря, её словарный запас вырос, что само по себе отрадно. Но сейчас важнее то, что редко приезжают с хорошими новостями те, кто так гонит лошадей.

Коул хлопнул Миюри по плечу и снял фартук, защищавший одежду при письме.

— Раз господин Ле Руа так торопится, мне трудно даже вообразить, что стряслось.

Глаза Миюри загорелись от предчувствия, что что-то не так, и она метнулась в комнату собирать вещи.

— Кажется, это приключение!

Она затянула пояс и потянулась к любимому длинному мечу. После того, как Коул мягко убрал меч, препирательства по этому поводу стали неизбежными.

Лошадей было три, и Коул думал, что с Ле Руа приехал ещё кто-то, но книготорговец привёл их сам. Коул с Миюри открыли ему дверь, пребывая в некотором ошеломлении, Шарон тоже подошла узнать обстановку. Ле Руа не стал уделять ей особого внимания, он просто отдал ей измученную лошадь, на которой ехал, похоже, от самого Раусборна, вскочил на одну из оставшихся и произнёс:

— Объясню по дороге.

Похоже, если одна из запасных лошадей предназначалась Ле Руа на обратный путь, то другую он привёл для Коула с Миюри. Коул растерянно посмотрел на Миюри, но та уже пришла в себя, хватила Коула за руку и спросила книготорговца:

— Хватит ли одеял и еды?

— Не волнуйся, нам недалеко.

Миюри, кивнув, обратилась к Шарон, заботившейся о лошади:

— Противная курица, не сможешь пока присмотреть тут?

— Я могу вытряхнуть блох из твоей постели.

Миюри усмехнулась и состроила рожицу, потом хлопнула себя по поясу, прикидывая, не стоит ли вернуться в дом за мечом, обстоятельства бывают переменчивей погоды, как показало недавнее похищение, а превращение в волчицу с помощью висевшей на её тоненькой шее пшеницы было средством на самый крайний случай. Но прежде чем она успела вернуться в дом, Шарон бросила ей большой садовый нож, висевший у неё на поясе, а потом и ножны.

— Смотри не сломай.

Миюри на миг замерла, потом рассмеялась.

— Спасибо, одолжу ненадолго.

У них были действительно хорошие отношения.

Коул сел на лошадь, посадил перед собой Миюри и последовал за Ле Руа, уже покидавшим территорию монастыря. Миюри несколько раз обернулась помахать рукой Шарон и сидевшему у неё на руках мальчику. Ехали они не слишком быстро, но толчки лошадиной спины были достаточно чувствительны. Кроме того, они поехали не к Раусборну, а на северо-запад во внутреннюю часть королевства.

— Прости, что случилось? — спросил Коул.

Ле Руа прискакал за ними с серьёзным лицом, без присущей ему добродушно-льстивой улыбки, можно было предположить какое-то безрадостное событие. Может, рассорились только-только примирившиеся принцы? В глубине души Коул приготовился к худшему.

Ответ Ле Руа его откровенно озадачил:

— В соборе Раусборна появился особый гость, — сообщил он, понизив голос, хотя посреди широких полей его бы никто не подслушал. — В соборах больших городов вроде Раусборна нередко объявляются люди, которые говорят: "Я — воплощение такого-то короля" или "Я несу миссию, данную мне самим Богом", словом, что-то в таком роде.

Тишина, нарушаемая лишь топотом копыт, могла показаться странной после таких слов. Но Коул и Миюри знали, что есть на свете те, кто мог с полным правом сказать подобные слова.

— Что же он сказал? — спросил, наконец, Коул.

Не стал же, в самом деле, тот гость говорить: "Я воплощение волка"? Коул с волнением ждал ответа.

— Он сказал, что послан святым престолом и ищет встречи с королевской семьёй.

Коул с Миюри могли облегчённо вздохнуть — вряд ли гость мог быть не-человеком, хотя основания для беспокойства всё равно оставались. Миюри, немного зажатая руками Коула, которыми он держал поводья, повернула голову к Ле Руа и спросила:

— Он ищет братца Ханаана?

Служба Ханаана проходила в самом сердце папского престола, его появление в королевстве, враждебном Церкви, уже можно было счесть предательством. Однако если инквизиторы появились бы сейчас в королевстве, они действовали бы более изощрённым и коварным образом, и трудно представить, чтобы их представитель пришёл бы открыто в собор, чтобы сыскать кого-то на земле королевства.

Тогда, может быть, Ханаана мог искать кто-то из его последователей? Это тоже казалось сомнительным. Ханаан был умён, всё продумывал, он бы позаботился о способе связаться с ним.

— Он не похож ни на инквизитора, ни на друга преподобного Ханаана. И я думаю, он вообще не по этому поводу. Потому что в его руках была курильница с такой изящной резьбой, что все ею восхищались.

— Курильница для благовоний? — с недоумением переспросила Миюри.

Коул в волнении сглотнул.

— Посланники с секретными заданиями часто имеют при себе подобные штучки.

Это сразу пробудило интерес Миюри настолько, что её спрятанные волчьи уши и хвост вот-вот могли вырваться наружу.

— Когда они скрывают от противной стороны свою личность, им трудно доказать свой статус посланника тем, к кому они направлены. Поэтому они прячут в своей дорожной, потрёпанной одежде ценный, совершенно несовместимый с нею предмет, чтобы их собеседники могли доверять им. Я несколько раз встречал таких людей, приезжавших на горячие источники в Ньоххиру.

Любительница приключений Миюри возбуждённо раздувала ноздри и вытягивала в струнку спину.

— Да, именно такое ощущение от него. Епископ собора Ягине немедленно отправился к досточтимой принцессе Хайленд рассказать об этом, остальные же изучили курильницу, подозревая, что она была сделана одной известной мастерской, часто имевшей дела со святым престолом. Госпожа Ив, которую тоже пригласили оценить вещицу, согласилась с этим подозрением.

То есть, этому посланнику нельзя было доверять, но он, вероятно, действительно был от святого престола.

— Блондинка её видела?

— Я видел её.

Довольно туманное объяснение цели гостя тревожило. А может, этот человек просто нашёл случайно потерянную кем-то курильницу для благовоний и решил, что это знак Божий, возвестивший его о великой миссии?

— Короче, человек выглядел подозрительно, и его упрятали в темницу собора, и, будучи запертым, он с величественным видом поведал кое-что смехотворное.

Он возвестил волю Бога или наложил проклятье великого колдуна? Миюри нетерпеливо ждала.

И тогда Ле Руа произнёс:

— Он сказал лишь, что Предрассветный кардинал приглашён на Вселенский собор, больше ничего.

Коулу показалось, что его лошадь качнулась в сторону, чуть не стряхнув его на землю, словно оступилась на незаметном камне на дороге. Но нет. Он вдруг понял, что поводья уже какое-то время держит в руках Миюри, а он сам даже забыл про дыхание, такое впечатление произвели на него эти слова.

— Он встретился... с принцессой? — с трудом произнёс, совладав с собой, Коул.

Обычно добродушный балагур, Ле Руа кивнул с торжественно-серьёзным видом.

Запертому в соборе человеку удалось потрясти Хайленд всего несколькими словами. Можно сказать, что слова этого путешественника стоили дороже драгоценной курильницы в его руках.

— Эй, брат, — пихнула локтем Коулу в живот Миюри и повернула к нему недовольное лицо.

Должно быть, она не понимала ход разговора. Но у сведущего от слов этого гостя мороз идёт по коже. Для сумасшедшего или любителя повалять дурака этот гость слишком много знал об организации Церкви.

— Досточтимая принцесса Хайленд боится, что это ловушка, расставленная врагом во мраке, поэтому она распорядилась устроить встречу тайно, так что...

В этот момент перед Миюри, недовольной, что она выпала из разговора, показалось строение.

— Так что, — продолжил Ле Руа, — она не стала звать вас в Раусборн, где вокруг полно глаз и ушей, и решила, что уместней будет с ними встретиться, когда они поедут обратно.

Прямо по ходу лошади среди бескрайних полей возвышался особняк, подобных которому в городе не бывает. Ни в Раусборне, ни в Ньоххире нет таких особенно больших строений, которые могли бы не только обеспечить проживание многочисленного семейства, но и разместить на своей территории склады для хранения собранного урожая и помещения для размещения домашнего скота. В деревнях и небольших городах нет зданий, где могло бы остановиться сразу несколько особ, поэтому члены королевской семьи нередко выбирают для своего размещения такие строения во время путешествия. А это место к тому же было затеряно средь полей, и сюда было нелегко добраться ночью.

Перед воротами было привязано с десяток лошадей и установлено несколько флагов с изображением золотого барана — символа королевской семьи. Группа вооружённых солдат заметила подъехавших на двух лошадях людей и подошла к ним, Ле Руа без запинки ответил на их вопросы. Если присмотреться, королевские флаги были трёх видов — общий для королевской семьи, флаг Хайленд и, надо полагать, флаг принца Клевенда. Коул понял, что первого по праву наследования принца нет, и Ле Руа пояснил, что старший принц уехал сразу после торжественного обеда. Примирившись с младшим братом и покончив со старым противоборством, он должен был успокоить своих людей, которые могли остаться таким развитием недовольными. Дел, требующих срочного решения, у тех, кто был на вершине власти, всегда много.

— Господин Ле Руа здесь, — доложил один из солдат.

Большие деревянные двухстворчатые двери распахнулись, открыв просторный зал с высоким потолком. Кухня здесь являлась непосредственной частью зала, который обогревался теплом кухонной плиты. В зале были расставлены длинные столы, как в таверне. У стены был сложен сельскохозяйственный инвентарь, воздух был пропитан запахом животных, кажется, другое помещение под этой же крышей предназначалось для овец и лошадей.

Селян, сидевших обычно за столами и обсуждавших урожаи, состояние пастбищ и другие хозяйские дела, заменяли сейчас солдаты в лёгких доспехах и сыновья аристократических родов, которых Коул уже видел во время той истории с похищением. И среди них сидели Хайленд с Клевендом.

— Ну, на выход? — сказал Клевенд, кивая своим людям, и они один за другим вышли наружу.

Здание было устроено с максимальной простотой, зал сразу, без стен переходил во внутренний дворик, отделённый от него лишь столбами. Когда люди Клевенда вышли, опустевший зал стал навеивать тревожное ощущение.

— Ты уже рассказал им? — спросила Хайленд у Ле Руа.

— В общих чертах, — ответил тот.

— Говорить на самом деле и нечего, — заговорил Клевенд. — Тот человек пришёл в собор, что-то ляпнул и захлопнул пасть, как ракушка створки. Почти как птица из той легенды: прилетела, сказала "ждите скорой беды" и издохла.

Клевенд сказал это с расстроенным видом, вызвав у Хайленд вздох.

— Короче говоря, — добавил принц, — уважаемый господин кардинал и уважаемый господин Ле Руа, начнём с того, что присядем. Конечно, и госпожу святую тоже просим занять место.

Улыбка Хайленд, когда её взгляд остановился на Миюри, стала единственным успокаивающим штрихом в общей картине.

Ле Руа, проворно подобравшись всем телом, предложил Коулу с Миюри сесть первыми, налил эля Клевенду и Хайленд, свежего сока для Коула и Миюри, после чего сел сам.

— Прежде всего, хочу сказать, — заговорила Хайленд, — что благодаря именно вашим усилиям в королевстве, наконец, установилось единение. И я хотела бы официально поблагодарить всех вас.

Клевенд тоже поднял свою кружку:

— То, как моя сестра смогла провести в Раусборне этот обед примирения, заслуживает высокой оценки, но состязание по верховой езде с копьями — это что-то потрясающее. Когда обе стороны с копьями и щитами сошлись в схватке так, что пыль заслонила солнце, оба брата, которые, по общему мнению, были в плохих отношениях, отбросили мечи и сцепились в драке, как мальчишки! А потом в итоге разошлись с разбитыми носами, опухшими рожами, все в пыли, разошлись, расточая похвалы друг другу. Есть ли путь к примирению лучше этого?

Один был рождён, чтобы не иметь возможности унаследовать трон, другой — чтобы подвергаться насмешкам за то, что он всю жизнь ждёт вступления в наследство. Горечь и озлобленность стройного красивого молодого человека, рождённого первым, не уступали горечи и озлобленности Клевенда. Два принца, люди разной внешности и характера, были подобны маслу и воде, им, наверное, было неестественно жать друг другу руку по любому поводу, было неловко примиряться. Но, полагаясь на грубую силу в драке, каких у них было немало в детстве, можно было забыть о различиях их положений и их характеров.

Миюри от восторга заскочила на ограждение, когда два больших, взрослых принца выплеснули недовольство друг другом из своих сердец и подрались от души. Больше не было места для судейских тяжб, заговоров и дворцовых интриг. И потому у наверняка уставшей Хайленд не было написано утомления на лице.

— Госпожа святая помахаула нам рукой, это воодушевило нас, причём в нужный момент, — произнёс Клевенд Миюри. — И все, кто там был, знали, что итогом этого сражения будет общий смех.

Коул сомневался, что эта девушка-сорванец была настолько дальновидна, да и драка могла породить как раз взаимное озлобление вместо смеха. Но Миюри, довольная похвалой, гордо выпятила грудь.

— Что ж, думаю, Церковь, узнав о ходе и итоге состязаний, обеспокоилась и послала кое-кого к нам, добавил он, переходя к неожиданно прозвучавшему в соборе приглашению Предрассветного кардинала.

— Он сказал "вселенский собор", так? — произнёс, невольно приглушая голос, Коул.

Даже если забыть о незваном госте, эти слова внушали особое почтение.

Хайленд тяжело вдохнула, на её лице отразилась растерянность.

— У меня ещё сохраняются подозрения, что это аристократы, прежде желавшие извлечь выгоду из смуты в королевстве, они могли напоследок попытаться что-то сделать. Почувствовав угрозу со стороны Предрассветного кардинала, совести королевства, они могли приступить к действиям, прикрываясь посланником, якобы присланным с большой земли.

— Думаю, я должен согласиться, — кивнул Клевенд, ощутив смысл в её словах.

Похоже, Клевенд и Хайленд уже спорили по этому поводу. Что же до Миюри, то она, не понимая, что такое "Вселенский собор", сидела с надутым видом рядом с Коулом. И потому Коул, ради неё и чтобы удостовериться самому, спросил:

— Этот человек наверняка должен был сказать о правомочности Вселенского собора, так?

Клевенд и Хайленд, имевшие разные мнения, переглянулись. А Коул откашлялся и заговорил, тщательно подбирая слова, чтобы это было понятно Миюри.

— Думаю, вы оба должны знать, что Вселенский собор — самый влиятельный собор Церкви, сам папа должен подчиняться его решениям. Если я верно помню, в последний раз он собирался восемьдесят лет назад для обсуждения войны с язычниками.

Хотя Церковь была организована как пирамида, на вершине которой помещался папа, ниже располагалось ещё много известных всему свету богословов, великих монастырей с обширными землями и нередко неурегулированными территориальными вопросами, влиятельных архиепископов королевских кровей и других могущественных лиц, разбросанных по свету и не единых во мнениях. В Церкви было очень много людей с разными взглядами и противоположными устремлениями, за всеми надо было постоянно следить, как и за всем миром в целом.

Но не войны должны были решать вопросы веры, Священное писание определяло, что правильно и что неправильно. И именно Вселенский собор должен был мирным путём обеспечивать соблюдение этого принципа. Собор определял направления, которым должны следовать все части церковной организации, рассеянные по всему миру, и папа с его высшей властью не должен был нарушать его решения, поэтому собор созывался очень редко.

И при всём этом подозрительный пришелец сказал о приглашении Предрассветного кардинала на Вселенский собор.

Сразу возникало несколько вопросов.

— Прежде всего, действительно ли папский престол собирается созвать Вселенский собор?

— Думаю, это правда, — скрестив на груди мощные руки, не совсем уверенно ответил Клевенд. Раз мы со старшим братом объединили свои усилия, королевство стало прочным, как скала. Это существенно ухудшает положение Церкви в противостоянии с королевством, поэтому она хочет использовать Вселенский собор для объединения своих сил.

Коулу было несложно понять Клевенда, одной из причин обдумать предложение Миюри проехаться по большой земле было завершение раздора в королевстве.

— Я сомневаюсь в этом, — возразила Хайленд и продолжила говорить чётко и размеренно, как если бы заранее всё продумала. — Созыв Вселенского собора означал бы, что Церковь официально признаёт противостояние с королевством вопросом важным в такой большой мере, какая обозначает возможность изменения развития Церкви в будущем. Вселенский собор — это мероприятие, на которое действительно собираются представители духовенства со всего мира, которые получают возможность официально представить свою точку зрения. Их голоса прозвучат громко, когда разные взгляды столкнутся напрямую, и разгорятся сотни споров, в итоге может быть потеряна управляемость.

Чуть помолчав, она добавила:

— Сомневаюсь, что папа осмелится открыть этот опасный ящик.

Она высказалась, как политик, выше всего ставящий благоразумие. Что-либо не может составлять проблемы, если к этому не относиться, как к проблеме, для власть имущих это обычная манера действовать. И если объединить различные точки зрения не удастся, как могут подумать папа и другие лидеры Церкви, занимавшие её прогнившую сторону, Вселенский собор может стать могильщиком своей организации.

Коул мог понять и это.

— Если что-то и можно добавить к высказанному вами, — произнёс он, — так это причина, по которой могли бы позвать на Вселенский собор такого человека, как я. Мне это действительно непонятно.

Коул был всего лишь более или менее известен, даже не имел официального сана. Церковь, существующая тысячу лет, приглашает его на Вселенский собор, который может повлиять на будущее Церкви ещё на тысячу лет вперёд. Коулу это представлялось невообразимым. К тому же он был врагом для Церкви.

— Я думаю, это может быть и к худу, и к добру, — сказал Клевенд. — А ты думала, только к худу?

Хайленд резко кивнула, немного разлохматив свою золотистую чёлку:

— Думаю, это может быть ловушкой, пусть даже Вселенский собор соберётся по воле Господа. Не надо даже спорить с тобой, достаточно выманить тебя и устроить засаду на дороге. А минуешь засаду — утопят в болтовне. Не одним аристократам требуются заслуги.

Какой-нибудь архиепископ постарается посрамить Предрассветного кардинала, врага Церкви, в споре не для того, чтобы доказать свою правоту и неправоту оппонента, а ради заслуги в глазах папы. Пока кто-нибудь с успехом повергает врага в прах, он может рассчитывать на быстрое продвижение к вершине. Хайленд, не имевшей прав на наследование трона, пришлось немало преодолеть, и она хорошо знала порядки в коридорах власти.

Но Клевенд не был с ней согласен, полагая, что Хайленд смотрела на вещи слишком мрачно, в то время как Миюри чуть оскалилась, готовая положиться на свои зубы, чтобы избежать худшего.

— Это, скорее всего, действительно ловушка папы. Но даже в этом случае этот вопрос остаётся очень важным, и приглашение следует принять, — заговорил Клевенд, привыкший произносить речи за время, в течение которого он возглавлял отпрысков аристократических родов, и сейчас, убедившись, что он завладел всеобщим вниманием, принц продолжил говорить. — В Церкви должно быть ещё и много тех, кто с нетерпением жаждут её реформирования. Узнав о намерении папы собрать Вселенский собор, они используют свою мудрость, чтобы оказать содействие Предрассветному кардиналу, верно? Даже если папа будет втихомолку готовить атаку, мы будем готовы, как только просочатся сведения об этом.

Не так давно Коул воспринял бы эти слова, как попытку выдать желаемое за действительное. Но сейчас он на самом деле знал человека из церковной организации, который хотел очистить Церковь, не страшась, что его могут счесть предателем. И полагать, что в Церкви есть его единомышленники, уже не является глупой мечтой. И с этих позиций отказаться было всё равно, что растоптать ростки сил самоочищения Церкви.

В то же время у каждого из представителей королевского рода были свои причины, затрудняя выбор той или иной стороны.

— В конце концов, нам ещё предстоит удостовериться, что Вселенский собор состоится, иначе и говорить не о чём, — заговорил, наконец, Ле Руа, увидев, что мнения принца и принцессы довольно близки. — Я направил срочное письмо к преподобному Ханаану с просьбой поспешить с возвращением. С его помощью мы бы смогли получить некоторые ценные сведения. В частности, он смог бы помочь определиться с этим подозрительным типом или попросить своих единомышленников из окружения святого престола помочь найти нам подходящих людей. В конце концов, это же Вселенский собор, он не может состояться прямо завтра. Не стоит торопиться с суждениями.

В глазах Хайленд Коул читал ощущение угрозы от возможного Вселенского собора. И он был согласен с мнением Ле Руа.

— Весть о Вселенском соборе меня, конечно, тоже потрясла, но такое событие происходит в истории Церкви раз в сто лет, так что... — сказал Коул, стараясь собраться с мыслями, потом он обвёл взглядом Хайленд, Клевенда, Ле Руа и Миюри. — Теперь, когда королевство восстановило единство, будем ли мы наступать или обороняться, нам нельзя останавливаться в своём движении. Есть некоторые сложности в распространении переводов Священного писания, но тут мы понемногу движемся вперёд. Нам не надо бояться Вселенского собора, ибо Господь должен быть на нашей стороне.

Все, кроме Миюри, медленно, со значимостью кивнули. Ей по-прежнему было трудно согласиться с тем, чего она очень не хотела. Кричать во всю мочь она не стала, но в душе она громко протестовала.

— Ты, ты...— недовольно пробормотал Коул, но Миюри отвернулась.

Эта сцена заставила Хайленд загнать свою тревогу поглубже и улыбнуться, потом она встала и сказала:

— Мы столько дней не виделись, давай поедим чего-нибудь повкуснее.

Увидев, как сидевшая рядом Миюри улыбнулась Хайленд, Коул не мог не вздохнуть.

Пока они наслаждались роскошным обедом, к ним то и дело наведывались местные представители власти, прослышавшие, что члены королевской семьи заехали в это место по дороге обратно во дворец. Это были по большей части деревенские старосты или управляющие поместьями, некоторые просили наследников престола разрешить земельные споры. Пришло также и несколько священников из удалённых церквей, они с трепетом вступали в разговор с высочайшими особами.

Каждый раз Хайленд, беседуя с пришедшими, выпрямляла спину и искренно отвечала на вопросы.

— О, ты действительно восхищаешь меня, — произнёс Клевенд, недоверчиво глядя на Хайленд и попутно вычищая щепочкой промежутки между зубами.

— Дядя, а почему ты не работаешь? — спросила его Миюри, разгрызая полные мёда соты, поднесённые одним из старейшин.

Клевенд неловко улыбнулся и ответил:

— Ты не могла бы умерить твой гнев, вызванный случайным похищением твоего брата?

Уже начавший седеть Ле Руа, конечно, не возражал, когда она так к нему обращалась, но Клевенд был явно против. Люди высокого положения ради солидности могли, например, отпустить бороду с усами, но Клевенд, даже являясь наследником трона, был таким, каким его охарактеризовала недавно Миюри. Мятежный возмутитель спокойствия, лишь внешне выглядевший взрослым.

— Люди воспринимают меня как одинокого волка. Эти люди готовы доверить, с чем они пришли, тому, у кого есть широкие познания и умение вести переговоры. Ко мне приходят за помощью обычно те, кому некуда податься.

Высокое положение ещё не означало востребованности у людей. Однако плохая репутация Клевенда, похоже, имела причиной недопонимание.

— Конечно, в этом есть и хорошее, и плохое. Скажем, сядь я на трон, возможно, королевство не пережило бы даже предстоящей зимы.

Миюри довольно хихикнула.

— Но раз я отличаюсь от этих серьёзных, слишком взрослых душой младшей сестра и старшего брата, вынужденных соблюдать подобающее лицо, я смогу сопровождать тебя в поисках той твоей нелепой цели, — закончил Клевенд с ироничной усмешкой.

В этот момент вернулся на чуть-чуть отлучившийся во время обеда Ле Руа. В руках он держал вино и солёное сало, вероятно, купленные у местных селян. Вряд ли такого богатого обеда могло не хватить, скорее, он пытался подобрать что-то, соответствующее нелепости темы разговора.

— При содействии господина Ле Руа я переговорил со старшим братом о новой земле. Я приехал сюда обсудить не только Вселенский собор, но и обсудить, как можно скорее, и эту тему.

Миюри не могла отказаться не только от сладкого, солёное и жирное ей тоже нравилось, и она сразу взяла кусочек солёного сала.

— Но, кажется, старший брат не воспринял всерьёз дедушку Нордстоуна, когда он приехал просителем во дворец?

Старый одинокий аристократ Нордстоун, пытавшийся своими силами добраться до новой земли, однажды обратился во дворец с просьбой выделить средства для постройки флота, чтобы отплыть на поиски новой земли. Воплощение овцы Ирения, в конечном итоге отправившаяся с ним на корабле, передала об этом Коулу и Миюри через Ив.

— Наследный принц внимательно выслушал это нелепое предложение и, вероятно, счёл его неуместным, почему и должен был прогнать старика, — рассказал Клевенд, потом он выпил вина и облизал пальцы. — Однако на самом деле старший брат осознаёт значение новой земли. Или чтобы отвлечь недовольных из нас, или для решения проблемы с Церковью, но он довольно неплохо отозвался об этом замысле.

— Это облегчило мне поиск сведений в Раусборне, — заметил Ле Руа, откусив сала и переведя взгляд на Коула. — Однако результаты поиска не обнадёживают, странные люди, что-либо знавшие о новой земле, как правило, узнавали о ней из историй древней империи.

— Значит, естественным будет погрузиться в истории древней империи.

— То, что за морем на западе имеется обширная земля, которой раньше никто никогда не видел, можно отнести к мифам. А любые мифы для Церкви являются языческими историями, после падения древней империи все истории про неё Церковь также относит к ереси.

В итоге эти истории превратились в нелепые фантазии, хорошо идущие на пьяную голову. Поверят в них разве что очень немногие чудаки или алхимики, имеющие доступ к знаниям древней империи.

— Как ты можешь видеть, преподобный Коул, если ты хочешь искать новую землю, ты можешь сначала попробовать добраться до книг древней империи, их следует искать только в местах, где Церковь не имеет существенного влияния. То есть, отправиться в пустынные земли.

Кажется, для Миюри это прозвучало, как "приключение в поисках сокровищ", её глаза загорелись, а ноздри раздулись.

— Выслушав господина Ле Руа, я подумал, что это то, что нужно, — высказался Клевенд. — У меня много людей, готовых рискнуть головой на чужой земле.

В мирные времена умение действовать мечом и держаться на лошади, каким бы замечательным оно ни было, не сможет принести успеха в жизни. А подобных умельцев собралось вокруг принца Клевенда немало. Коулу осталось лишь вздохнуть, когда Миюри просто кивнула головой после слов принца.

— Теперь ещё этот свалившийся, как с неба, Вселенский собор, — слова Клевенда сыпались подобно каплям дождя, его руки простёрлись к небу.

— Пустынные земли всё ещё хранят знания древней империи, — продолжал гнуть свою линию Ле Руа. — Это нас очень волнует, но мы не можем просто кого-то послать на поиски. У вас есть кто-то, обладающий должным опытом в этих вещах и азартом, чтобы лично отправиться туда.

— Уважаемый господин Ле Руа и те из нас, кто всё ещё говорит о готовности взять на себя эту нелёгкую ответственность, Вселенский совет возник, словно ниоткуда, из-за него это дело надо отложить, — возразила Хайленд.

Созыв Вселенского собора — дело слишком подозрительное, чтобы отправиться в пустыню за сокровищами, не обращая на него внимания.

— Моя сестра права, этот Вселенский собор может оказаться уловкой той части знати, которая жаждет смуты и междоусобиц в королевстве. Следовательно, люди, подобные мне, должны оставаться в королевстве для его защиты.

Клевенд презирал хитросплетения борьбы за власть среди знати, кажется, он лучше поднимет свой меч, чтобы поразить им того, кто его не устроит. При содействии таких, как Клевенд, нечестным людям будет непросто таиться от света. Грубость силы — первое впечатление от Клевенда — могла казаться чем-то совсем неплохим при соответствующем применении.

— Если собор настоящий, мне лучше будет оставаться с преподобным Коулом, — откликнулся Ле Руа.

Торговец, занимающийся перепродажей редких книг, конечно же, по большей части имеет дело с богачами. Среди них, помимо аристократов, имелось немалое число священнослужителей с огромными землями, которыми они распоряжались. И такой торговец может оказаться надёжным помощником в бурлящем водовороте собора.

— Конечно, — перевёл на Коула взгляд Клевенд, — если я что-то говорю, это само по себе не отправляет тебя в пустыню.

Его слова можно было расценить, как замечание, адресованное Миюри, у которой от возбуждения уже коленки тряслись, так ей хотелось окунуться в новое приключение. Возможно, принцу действительно не было безразлично, что Миюри назвала его дядей.

— Не беспокойся. Как по мне, отправляться сразу в пустыню — лишняя спешка, — ответил Коул, отводя взгляд от широко распахнутых глаз Миюри. — А думаю я о том, что сейчас, когда устранена угроза междоусобицы в королевстве, нам надо сделать в нашей борьбе следующий шаг и отправляться на большую землю.

В этот момент Миюри потеряла самообладание и вмешалась:

— Лучше всего просто разобраться с делами на большой земле и отправляться в пустыню!

Другими словами, пойти на двойное приключение.

— Миюри, послушай, мы даже не знаем, насколько далёк путь в пустыни, ещё важнее неопределённость ситуации. Даже отправляясь на большую землю, нам надо будет всё взвесить, что там говорить о поездке в пустыню, — с лёгким раздражением быстро произнёс Коул и был вынужден отодвинуть Миюри, которая с рычанием попыталась приблизить своё лицо к его.

Ле Руа, улыбнувшись такой картинке, сказал успокаивающим тоном:

— Не волнуйтесь. Вернётся преподобный Ханаан, многое прояснится.

— Да когда он вернётся! — крикнула Миюри, уже готовая кусаться.

Улыбка Ле Руа стала ещё шире, нагнулся к человеческому уху Миюри, будто хотел сказать что-то тайное:

— Поездка в пустыню — дело нехитрое, но хлопотливое, нужно много чего подготовить. У нас нет времени ждать, когда всё будет готово.

Миюри сомкнула губы, ожидая продолжения. Возможно, Ле Руа мог хорошо ладить с детьми, потому что его собственное сердце сохранило незамутнённую годами ребячливость.

— Не только еда, снаряжение и карты, нам понадобятся люди, недавно побывавшие в тех местах, чтобы узнать подробности путешествия. И самое главное — найти кого-нибудь, кто мог бы переводить для нас с языков людей пустыни.

— Правда... это верно. Но всё могли бы сделать люди сестрицы Ив, да?

У неё не было сомнений, что Ив поможет, вероятно, потому что Ив любила баловать Миюри, словно маленькую девочку.

— Господин Ле Руа, вероятно, имеет в виду, что понадобится кто-то, кто мог бы прочесть научные книги из тех мест, кто знал бы письменность древней империи, так ведь? — сказал Коул, ожидая от Ле Руа подтверждения, пока почти ничего не понявшая Миюри усиленно хмурилась.

— Именно. Всё-таки мы ищем как раз истории древней империи.

Человек, которому достанет мужества отправиться в путешествие в пустыню, и который к тому же владеет местными языками, знает древнюю письменность и даже разбирается в областях знания, которые помогли бы в поисках книг и историй, связных с новой землёй. Много ли таких людей на свете?

— Конечно, можно поискать людей, каждый из которых умел бы делать что-то одно, и предоставить каждому свою часть по отдельности, — с сомнением в голосе предположил Ле Руа.

— Однако команда окажется слишком большой и плохо управляемой, — возразил Клевенд.

Ле Руа согласно кивнул и добавил:

— Но, может быть, преподобный Ханаан знает, где найти столь способного человека.

В книгохранилище-лабиринте святого престола мог найтись обладатель этих особых познаний. А вообще в мире было мало достаточно грамотных людей и гораздо меньше тех, чьи знания позволяли бы судить о новой земле, не говоря уже об умении разговаривать на языках пустынных жителей и читать тексты древней империи.

— Не надо слишком беспокоиться, — произнёс вдруг Ле Руа. — Ибо сказано: "Ищите и обрящете, просите и дано вам будет", преподобный Коул.

Холодок пробежал по спине Коула — неужели всё, что было у него на душе, так ясно отобразилось на лице? Но то, что Ле Руа процитировал Священное писание, заставило Коула поднять голову и усмехнуться.

— Проклятье! Как же мне попасть в эти дурацкие пустынные земли?! — прокричала Миюри громче прежнего, чуть не вспрыгнув на длинный стол.

Примирение старшего принца, первого наследника престола, и его младшего брата, мятежного принца, вызвало, судя по всему, серьёзное потрясение среди аристократов королевства. И Хайленд, и Клевенду надо было поспешить, и как только поток посетителей иссяк, они распорядились собираться.

Похоже, ощущение пустоты этого особняка возникало не оттого, что он слишком просторный для сельской местности, а оттого, что его постояльцы были готовы его покинуть в любой момент.

— Милый мой человечек, — сказала Хайленд, обнимая Миюри, — при мысли, что нам придётся на время расстаться, я чувствую, как в моём сердце открывается дыра.

Её возвышенные слова казались позаимствованными у придворного поэта, они вызвали у Миюри усмешку. Однако искреннее сожаление на лице принцессы, когда её руки отпустили Миюри, свидетельствовало, что чувства, заложенные в эти слова, не были умелым лицедейством. И опасаясь, вероятно, что её нежелание расстаться может повлиять на настроение Миюри, она с решительным видом повернулась к Коулу:

— Связь с преподобным Ханааном будет поддерживаться через преподобного Кларка, который останется в соборе. Корабль будет предоставлен торговым домом Ив, так что волноваться о безопасности преподобного Ханаана не придётся. Ещё я попросила его связываться со мной только через торговый дом Ив.

— Понял. После разговора с господином Ханааном я сообщу тебе о результате.

— Прошу тебя.

Вошёл солдат и доложил Хайленд о готовности отправляться в путь, принцесса, ответив ему, немного растерянно огляделась по сторонам, будто проверяя, не забыла ли она о чём-то, потом её голубые королевские глаза посмотрели прямо на Коула и Миюри.

— Ничего страшного, если ты сожжёшь те письма с предложениями женитьбы.

Коул не знал, насколько серьёзно говорила Хайленд, но её взгляд был твёрд.

А Миюри, этот демонёнок в человечьем обличье, отвернув взгляд, выпятила грудь и заявила:

— Ревность брата столь сильна, что может сжечь начисто что угодно.

Коулу очень захотелось спросить, когда это он ревновал, но сдался, зная, что это бесполезно.

— Значит, я могу быть спокойна, — улыбнулась Хайленд и посмотрела вслед отправившимся первыми Клевенда и его людей, потом её взгляд снова вернулся к Коулу с Миюри. — Твои слова придали мне мужества. Всё верно, что бы ни случилось, мы не можем остановиться.

Коул кивнул под искренним взглядом Хайленд, и она слегка улыбнулась, надела плащ и жестом предложила выйти. Сев на лошадь она на прощание лишь нежно махнула рукой.

Когда принцесса и её люди уехали, Миюри хлопнула Коула по руке.

— Что с тобой?

— Ни-че-го, — Коул чувствовал себя несколько подавленным после того, как Миюри так явно показала, кто кого ревнует. — Давай тоже возвращаться. Мы ещё успеем до темноты добраться до монастыря.

— А-а? Разве мы не в город? Дядя Ле Руа возвращается в город.

— Если тебе надо в город, ты должна оповестить Шарон, верно? Ты одолжила и ещё не вернула ей садовый нож.

Миюри беспомощно посмотрела на свой пояс.

— Думаю, это с её стороны что-то вроде ловушки. Чтобы мы вернулись в монастырь и помогли ей с грузом, который она доставила, — пояснил Коул.

— Не может быть, — сконфуженно улыбнулась Миюри, отдавая должное остроумию Шарон.

Шарон всегда оказывалась на высоте, хотя Миюри постоянно это отрицала.

— Нужно ещё очень многое подготовить к поездке в пустыню... — только и проворчала Миюри и заняла место на лошади впереди Коула.

— У меня ещё много дел в мастерской, и мне ещё нужно узнать, как добраться до южной страны, где находится святой престол.

Неожиданно для Коула над головой Миюри вдруг выпорхнули её волчьи уши, вероятно, она перестала следить за ними, раз людей вокруг не было.

— Миюри, уши, — легонько ткнул её в голову Коул.

Миюри тут же пригладила макушку движением умывающейся кошки. Казалось, у неё всё зудело под ней от желания отправиться в пустынные края.

— Новое путешествие... Новое приключение!

— Хорошо, хорошо, хорошо...

— Дело же в том, что, что бы ни случилось, нельзя останавливаться!

Коул невольно придерживал Миюри с боков руками, которыми держал поводья, словно она могла убежать в своё приключение в любой момент.

Ехавший впереди Ле Руа, вероятно, её слышал, Коулу даже со спины было видно, как он посмеивался.

— Пустынные места... Брат, брат, а они были нарисованы на моей карте?

— Я не уверен в этом.

— А папа с мамой, они же не должны были туда доехать, правда?

— Мм... наверное.

— В таком, в таком, в таком случае...

Так, разбавляя монотонную дорогу бесконечной чередой вопросов, они, покачиваясь на спинах лошадей, к закату достигли развилки дороги, где и распрощались. Ле Руа поехал в Раусборн, а Коул с Миюри — к монастырю.

Похоже, Миюри уже устала спрашивать и теперь рассеянно играла с гривой лошади. Коул поймал себя на мысли, что он и Миюри уже давно не оставались наедине. И он не мог не вспомнить слова Миюри, сказанные утром: "Если мой брат скажет, что хочет путешествовать наедине со мной, я же не буду возражать?"

— Это действительно было бы неплохо, — пробормотал он, заставив Миюри озадаченно оглянуться.

Солнце уже почти касалось их плеч, а они продолжали шаг за шагом двигаться туда, где небо успело стать тёмно-фиолетовым. До путешествия по большой земле им двоим было ещё далеко, и теперь нетерпение поселилось и в глубине души Коула, о чём он намеревался молчать.

Глава вторая

В итоге Коул и Миюри оставили на Шарон охрану и заботу о монастыре, то, с чем они сами справлялись не лучшим образом, и отправились в Раусборн. Чтобы избежать лишних глаз и ушей, они не стали возвращаться в аристократический дом, взятый на время Хайленд, и заночевали в доме-крепости Ив. На следующий день прибыл на корабле Ханаан. Встреча с ним состоялась только после того, как он повидал в соборе таинственного гостя.

— Настоящий, — сказал Ханаан.

Он нервничал так, что даже едва заметно побледнел — это при его-то самообладании. Даже Миюри передалось его состояние, она бросила беспокойный взгляд на Коула и Ив в ожидании продолжения.

— Курильница для благовоний имеет много тайных узоров, он точно является настоящим посланником, сомневаться не приходится.

Значит, Вселенский собор не был, по крайней мере, уловкой аристократов, жаждавших междоусобицы. Кажется, в Церкви назрели большие перемены.

— Иначе говоря, Церковь собирается объявить его вероотступником? — спросил Ив, указывая на Коула.

— Преподобный Кларк и епископ Ягине думают так. Но я глубоко верю, что в Церкви найдутся люди, подобные нам, и они заступятся там за него, иначе не было нужды дать сведениям о нём заранее просочиться, — мысли у Ханаана и у Клевенда сходились, лицо молодого человека чуть порозовело от возбуждения. — Я думаю, группа приближённых к папе кардиналов обратила внимание на единение королевства после проведённого состязания рыцарей в скачках с копьями, они почувствовали, что семена неправильного развития событий готовы дать всходы, и решили ускорить проведение Вселенского собора.

Такое великое собрание созывалось примерно лишь раз в столетие, оно прокладывало курс Церкви на десятилетия вперёд. Последние его записи, сделанные восемьдесят лет назад, касались обсуждения вопроса возможного нарушения духа братства, проповедуемого Церковью, при искоренении язычества и вероотступничества, иными словами, при истреблении несогласных с Церковью. Решения принимались не только ради претворения учения Бога в действительность, но и для успешного подавления сил, занявших неверную позицию и готовых во время войны объединиться в опасные союзы с противниками Церкви, если её позиции ослабеют. Решения последнего Вселенского собора подавили инакомыслие всех видов, объединили Церковь и обратили вспять ухудшение её положения.

Сегодня Церковь вновь столкнулась с великим выбором.

— Но в действительности вместе с этим представляется хорошая возможность, — произнёс Ханаан, опуская ладони на стол, будто похлопывая его. — Это хорошая возможность.

Итак, Церковь была готова обнажить своё сакраментальное оружие — Вселенский собор, причём кто-то из её рядов сообщил об этом королевству. Действия церковников выглядели более беспорядочными и разобщёнными, чем это казалось прежде. Однако если Миюри так пропиталась страстностью Ханаана в этом вопросе, что у неё раздулись ноздри, то отношение Коула оказались более сложными, на что у него имелись причины.

— Я не могу сказать, что не вижу смысла в словах преподобного Ханаана, — сказал он. — Но даже если курильница в руках посланника подлинная, нельзя поручиться за подлинность его слов.

Миюри возмутили его слова, ей будто на голову вылили холодной воды, но Ханаан остался очень спокоен.

— Конечно. Предоставь мне это выяснить.

Ханаан работал в книгохранилище с документами, которые для святого престола были кровью в жилах.

— Ещё одна причина, по которой мне трудно согласиться... — добавил Коул и сделал паузу. — На самом деле я не могу представить себя в роли выступающего на Вселенском соборе.

Если тебя высоко ставят, это ещё ничего не значит — в мире много таких людей. Во дворце, к примеру, имеются священнослужители, которые заботятся о духовном мире членов королевской семьи. А Коул, в конце концов, всего несколько месяцев назад просто работал в купальне в деревне горячих источников Ньоххира, колоть дрова, готовить свечи и заботиться о девочке-сорванце — вот, чем он занимался. Когда случился кризис отношений Церкви и королевства, ход его мыслей переменился, может быть, это принесло ему известность, может, просто удача или помощь Миюри, может, всё вместе.

Но официальная встреча на соборе лицом к лицу стала бы истинной его проверкой на прочность. И сила заключалась не в глубине веры каждого, ему бы противостояли главы церковных подразделений со всего света, выживавших в том мире, каким мир был в действительности.

— Ой, брат, опять ты...

Миюри, не страшившаяся ни неба, ни земли, сочла, что за его словами стояла обычная трусость, а не трезвый расчёт. Но Коул продолжал думать, что имеет полное право на сомнения.

Как ни странно, на лице Ханаана было написано большее недовольство, чем у Миюри.

— Преподобный Коул, мне тоже нужно тебе что-то сказать.

— Э?

— Бог на свете един, остальные — дети Божьи.

Коул не понял, к чему эти слова, зато Ив улыбнулась и пожала плечами.

— Ты познал добродетель скромности, и это действительно хорошая твоя черта, но сейчас ты не можешь так себя недооценивать. И я полагаю, тебе следует правильно осознать собственную силу, — настаивал Ханаан.

Коул всё ещё не понимал, что до него пытались донести, и в поисках помощи не мог не бросить просящий взгляд на Миюри и Ив, однако обеим волчицам, похоже, доставляло удовольствие наблюдать за этим зрелищем со стороны. С замиранием сердца Коул перевёл взгляд на Ханаана и увидел перед собой верного агнца Божьего, сила слов которого не уступала волчьей:

— Преподобный Коул, не согласишься ли ты поехать со мной, чтобы познать себя?

— А?..

— Пока я плыл на корабле, у меня было много времени подумать, каким образом тебе надо подготовиться к участию во Вселенском соборе, и я пришёл к одному выводу. И сейчас этот вывод получил весомое обоснование.

Этот молодой человек служил в центре веры и даже успел там прославиться своими способностями, он ради торжества праведности без колебаний решился пойти на возрождение способа печать, который Церковь объявила опасным и запретила, и ради этого способа ему достало мужества прийти на землю королевства.

Тот самый юноша, который прежде предлагал объявить Коула святым.

— Раз ты не веришь в свои способности, тебе просто стоит найти поле сражения, на котором ты мог бы испытать себя. Может, тебе стоит отправиться в город школяров, где собираются учёные люди из всех слоёв общества? Вступи там в дискуссию с учёными людьми, пойми, в чём твоя сила, и у тебя появится ответ!

Спокойный и хладнокровный Ханаан казался совершенным священнослужителем, в будущем непременно великим, но Ханаан настоящий, вероятно, был близок к Миюри.

— Я совершенно уверен! Преподобный Коул, твоё отточенное оружие знаний наверняка уничтожит тамошних учёных! Пусть они встанут на твою сторону и под твоим началом отправятся с тобой к святому престолу, чтобы победить на Вселенском соборе! Даже если ты сам не сможешь отразить где-то богословские нападки, целая группа богословов тебе поможет, даже если это Вселенский собор, тщательно подготовленный папой, их будет трудно повергнуть. Количество в сражении тоже важно!

Судя по тому, как Ханаан наотмашь рубил словами, этот, казалось бы, тихий юноша на самом деле был до глубины души взволнован конными состязаниями с копьями.

Ив небрежно улыбалась, зато Миюри, учуяв запах битвы, пришла в состоянии восторженного возбуждения. Коул остался в одиночестве позади их всех.

— Брат, брат! Слышал? Это битва! — крикнула Миюри, имея в виду, конечно, сражение словесное.

Коул посмотрел на неё, единственную из этой волчьей стайки, которая могла предъявить удлинённую форму морды.

В прошлый раз Ханаан пересёк море, чтобы поведать Коулу опасный план, этот раз ничем не уступал тому. Невинное, спокойное лицо Ханаана скрывало кипение крови в его жилах.

Короче говоря, Коул был готов рассмотреть возможность принять его предложение, хотя ему этого не хотелось.

После ужина Миюри и Ханаан разложили карту мира в бывшем складском помещении на первом этаже и вместе с человеком Ив принялись с жаром обсуждать, как Предрассветному кардиналу следовало готовиться к Вселенскому собору и каких союзников искать. Пойти с ними Коул просто был не в состоянии, и, увидев возвращавшегося с каких-то своих дел Ле Руа, он захотел услышать мнение этого опытного человека, а книготорговец одобрительно похлопал в ладоши и сказал:

— Какая замечательная мысль.

— Господин Ле Руа! — запротестовал Коул.

Ле Руа заговорил успокаивающим тоном:

— Не волнуйся, господин Коул, преподобный Ханаан не из тех, кто станет делать необдуманные предложения, и он совершенно не собирался смеяться нал тобой. Он дал тебе действительно разумный совет.

Коул, с трудом удержавшись от выкрика "Что здесь разумного?!", ждал продолжения.

— Не только я был очень удовлетворён качеством перевода Священного писания, оставшиеся в королевстве богословы скажут тебе то же самое. Твои способности не столь скромны, как ты думаешь.

Всякий раз, когда Коул слышал, как его хвалят, ему хотелось возразить, на сей раз он сдержался.

— Если ты не можешь довериться нашей оценке, прислушайся к словам богословов со всего света. То, что называется "познанием себя" или "самопознанием", можно познать из всех твоих сражений. Люди не должны себя переоценивать, но и слишком принижать себя тоже очень вредно. Пока ты правильно осознаёшь свои возможности, ты можешь свершить то, что раньше тебе казалось непосильным. Недооценивая свои способности, ты можешь запросто упустить редкие возможности.

Похоже, лицо Коула красноречиво поведало Ле Руа всё, что он хотел сказать, потому что книготорговец рассмеялся так, что его живот заходил ходуном. В последовавших словах Ле Руа Коулу послышались интонации, знакомые ему из детства по их совместному путешествию:

— Давай не будем пока говорить обо всех затруднениях. Ты, по крайней мере, получишь отличную возможность поучиться у этих богословов, верно?

Насчёт возможности поучиться Ле Руа был, несомненно, прав, и ответ, рвавшийся из горла Коула, снова отступил.

— А если говорить про тот город школяров, я подумал кое о чём, что может рассеять туман, в котором мы блуждали последние дни.

Недоверчивый взгляд Коула попросил Ле Руа продолжать.

— Я насчёт новой земли. Чтобы последовать по пути древних познаний, наших возможностей может не хватить, а в городе школяров собираются настоящие столпы познания.

Коул согласно кивнул, и Ле Руа кивнул в ответ.

— Потом ещё насчёт бумаги ля печати Священных писаний.

— Насчёт бумаги... Купить у них?

— Именно так. Я из порта разослал письма по своим связям, и везде дело обстоит не лучшим образом. Но город школяров — это столица образования, а для обучения нужна бумага.

— Хочешь сказать, в городе школяров может быть достаточно бумаги?..

— Нет другого города, где было бы столько книготорговцев, так что это место не включено в мои пути. Там писцов столько, что кинь камень — попадёшь в одного из них, там большинство людей умеет читать и писать, ведь этот город — город школяров.

— Это... справедливо.

— Да и вообще, города школяров находятся на большой земле, что может утолить жажду сердцу приключений этой маленькой жизнерадостной девочки.

По словам Ле Руа эта маленькая жизнерадостная Миюри была похожа на щенка, который сейчас внизу на первом этаже рассматривал карту и видел повсюду спрятанные кости. Отклонить предложение Ханаана означало погасить огонь жаждавшего приключений сердца Миюри. Коул опасался, что это могло повлечь серьёзные неприятности.

— Знаешь, я тут вспомнил про тебя... — вторглись в мысли Коула слова Ле Руа, отвлекая от прилипшей внизу к карте юной девушки. — Изучал богословие в городе школяров Акенте, правильно?

Лицо Ле Руа напряглось, когда открылась дверь, но не из-за того, что поднявшийся сквозняк чуть не задул свечу. Коул посмотрел на вошедшую с вином Ив и вздохнул.

— Если честно... я так сильно противился предложению Ханаана отчасти из-за страха встретиться с прошлым.

Ле Руа взял у Ив вино, протянул одну чашу Коулу и отпил из другой сам. Коул редко пил вино, но сейчас ему было необходимо что-то, чтобы запить горечь в горле и смягчить боль, вызванные тяжёлыми воспоминаниями детства. Он действительно покинул родную деревню и добрался до города школяров, чтобы изучать Священное писание. Но...

— То место называлось городом школяров, только оно вовсе не было бьющим источником знаний и веры для людей... Может показаться, что я преувеличиваю, но ты и сам знаешь, что большая часть рассказов про Акент сильно приукрашены.

Книготорговец, сидевший перед ним и способный торговать запрещёнными книгами, как самыми обычными, ровным взглядом посмотрел на Коула, и его лицо было непроницаемым лицом типичного торговца.

— Я этого не отрицаю.

— Я думаю, что преподобный Ханаан не знает правды.

Провести обсуждение богословских вопросов с известными учёными людьми этой области, взаимно обогатить запас знаний друг друга и поднять самооценку Предрассветного кардинала. Потом, сдружившись с этими богословами, отправиться вместе с ними на Вселенский собор, устроенный папой для дискредитации и уничтожения Предрассветного кардинала, к этому по большей части сводились варианты, продуманные Ханааном, и Коул не мог на это пойти. Дело состояло не в том, осмелится Коул поспорить с теми богословами или нет, а в том, что то место было на деле не столь возвышенным. Там не просто учились у знающих людей.

— Но по части закупки бумаги — место неплохое, которое ещё и подойдёт тому, кто хочет разузнать о пустынных землях и древней империи. Так что, могу предположить, ты готов принять половину предложения преподобного Ханаана? — и Ле Руа, заметив, как смутился Коул, снова улыбнулся. — Мм... Хм-хм, я знаю, там много людей, для тебя неприемлемых. Но в городе школяров есть немало и тех, кто хорошо умеет подстраиваться к изменениям окружающего мира, знает, как ходить по рекам и озёрам и готов рисковать, чтобы учиться. Если ты на самом деле решишься на участие во Вселенском соборе, тебе будет неплохо привлечь на свою сторону людей, способных ориентироваться во взаимоотношениях с властью, в её политике, умеющих хорошо говорить, это и впрямь было бы хорошо.

Не искать истину в споре, а разговаривать с ними, исходя из практических соображений.

Однако недавно Коул узнал, что принц Клевенд с его противоречивой репутацией весьма надёжен в подобных обстоятельствах. Тогда насчёт этих мудрецов, обосновавшихся в городе школяров и не принадлежащих ни к одной из сторон, может быть...

— Сверх того я полагаю, что эта поездка ещё и своевременна. Касается ли это борьбы с Церковью или поисков новой земли, но продвинуться вперёд, оставаясь в королевстве, боюсь, будет трудно.

Если хочешь увидеть новые виды, ты должен пойти новым путём. Словно слова из песни какого-нибудь менестреля. Но эта истина точно понравится Миюри.

Ив, до сих пор молча слушавшая, произнесла:

— Если боишься плохих ребят, может, возьмёшь меня телохранителем?

Её голос прозвучал подобно тихому шуршанию одежды. В свете свечи её голова отбрасывала тень, похожую на волка. Похоже, чёрная волчица увидела возможности заработать на Вселенском соборе, собираемом раз в сто лет.

— Слышал я одно высказывание: "Волк, провожающийся тебя, лишь притворяется добрым"...

Ив усмехнулась и отпила вина.

Кроме того, на случай "плохих ребят" рядом с Коулом уже была одна надёжная волчица.

— Ладно, как бы то ни было, корабль доставит тебя прямо к мосту, особо беспокоиться не о чем. Сделай всё, что в силах, и, возможно, выкопаешь нежданные сокровища, — сказала Ив, как и положено торговцам, занимающимся морскими перевозками.

После чего Ле Руа и Ив, завершая разговор, подняли свои чаши и провозгласили:

— Да позаботится Господь о Предрассветном кардинале в пути его.

Коул ответил долгим вздохом, потом отпил вина и с сердитым видом встал.

— Позвольте хотя бы мне сначала узнать мнение досточтимой принцессы Хайленд по этому вопросу.

Ле Руа и Ив ответили одинаковыми улыбками, какими взрослые удостаивают несмышлёных детей: "да пожалуйста, не стесняйся, результат очевиден".

Коул вышел и неуверенно пошёл по тёмному коридору, собираясь спуститься в отведённую ему комнату, там он встретил как раз поднимавшуюся по лестнице Миюри.

— Брат!

Вряд ли это было совпадением, скорее всего, она нарочно дожидалась звука его шагов, чтобы выскочить навстречу. Так Коул решил, потому что у Миюри на руках и лице красовались пятна чернил, и она развернула перед ним карту, чернила на которой ещё не совсем высохли.

— Смотри-смотри, куда пойдём в первую очередь?

Карту по просьбе Ханаана подготовил один из людей Ив, на неё были нанесены города школяров на большой земле вместе с их названиями. Поскольку вокруг никого не было, Миюри выпустила волчьи уши и хвост, и последний вилял так, будто Миюри нашла карту сокровищ.

— Братец Ханаан сказал, что это место, оно называется Акент, недавно стало очень известным городом школяров, так что оно должно подходить больше всего!

Не отвечая на беспрерывный поток слов Миюри, потрясавшей картой в руках, Коул открыл дверь и втолкнул в комнату слишком увлёкшуюся девушку. Возбуждение Миюри даже разогрело её тело, и в комнатушке становилось уже жарко. Но это была не комната для гостей, здесь Ив хранила какие-то инструменты, места хватало едва-едва, чтобы двое могли лечь, и уединиться Коул не мог. Он поставил подсвечник со свечой на верхний ящик, протянул руку, открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха, и сделал несколько вдохов-выдохов.

— Эй, слушай меня!

Коул сел, не без труда втиснувшись между ящиками, Миюри тоже кое-как пристроилась в другой щели, настолько узкой, что ей пришлось положить ногу на ногу.

— Нет. Слишком поздно, пора спать.

Он задул свечу и при лунном свете, проникавшем в окно, постелил на пол одно одеяло и, готовясь лечь, укрыл ноги другим. Хотя Миюри сжала губы в тонкую линию, она, разувшись, пихнула ноги в одеяло к ногам Коула. Коул уже хотел лечь, но Миюри вдруг пронзила его взглядом.

— Что такое?

Сначала путешествие по большой земле к пустынным землям, потом в города школяров. Перед Миюри открывались новые пути, чтобы искать на них приключения. Коул думал, что она была этим взбудоражена, но что-то в выражении её лица было не так. Она коротко вздохнула, словно сухо кашлянула, вытащила ноги из одеяла, села прямо и сказала:

— Брат, повернись ко мне лицом.

— Я и так перед тобой.

— Ещё немного повернись.

Коул почувствовал, что это не просто её своеволие, и ему пришлось повернуться к ней всем телом.

— Я многое услышала от братца Ханаана.

Учитывая разложенную на ящике карту с ещё невысохшими чернилами, этого следовало ожидать. Но он не ожидал того, что собиралась сказать Миюри.

— Он сказал, что твой перевод действительно хороший.

Её красноватые глаза, унаследованные от мамы, были невероятно яркими в полумраке.

— Он сказал, что очень предан твоим словам. Если бы я это услышала от девушки, я бы надрала ей задницу.

Кажется, она уже говорила что-то такое, и Хайленд тоже говорила, что Коул Ханаану очень близок.

— Он сказал, что мой брат победит, с каким бы из городов школяров на этой карте ни сразился, и у братца Ханаана горели щёки, когда он говорил.

Коулу было несложно себе представить, как Миюри с Ханааном сидят плечом к плечу, помечая на карте города школяров и их названия, делая из него героя из легенд военной эпохи.

— Но я думаю, он несколько переоценивает меня, — возразил он, и волчье чувство территории заставило Миюри недовольно пожать плечами.

Потом она вдруг сжала губы и отвернулась, чтобы что-то обдумать, после чего снова повернулась к Коулу. Её глаза смотрели с такой серьёзностью, что он невольно отдёрнулся.

— Брат, ты должен это помнить, я надеюсь, что у тебя будет должный настрой, и ты сможешь хорошо держаться, но я — сильнее.

Такая вот суровая младшая сестра, на каждом шагу называвшая его дурнем, сейчас её, вероятно, будоражила чувство соперничества с Ханааном.

Но её щёки, раскрасневшиеся так, что это было видно даже в лунном полумраке, заставили Коула устыдиться своего предположения. Возможно, её строгость отражала её ожидания.

— На самом деле ты... — тихо произнёс он.

Обычно Коулу хотелось, чтобы Миюри вела себя, как девушка, и ему нужно было приложить немало усилий, чтобы она выглядела, как девушка, но сейчас Миюри казалась ему девушкой больше, чем кто-либо ещё.

Коул думал, что она старалась отметить каждый город школяров на карте, чтобы ринуться в опасные приключения в чужих землях и городах. Но если вспомнить историю про идеального рыцаря, которую Миюри писала каждый день, то в ней этот рыцарь, как бы он ни был силён, не отправлялся в опасные путешествия в одиночку. Рядом с ним всегда обнаруживался храбрый священнослужитель, пусть несколько слабый, но никогда не показывавший спину врагу.

— Когда-то я тоже был мальчишкой, — произнёс Коул и, протянув руку, дотронулся пальцем до щеки Миюри, она отдёрнулась так резко, как срывается с места улетающая птичка. — Дело не в отсутствии должного настроя, уверенности.

В действительности Коул не мог сосчитать, сколько раз он представлял себе, как обсуждает на равных с учёными людьми со всего мира те или иные вопросы, обогащая в ходе этого друг друга знаниями.

— В Ньоххире мне нередко встречались знающие люди, приезжавшие понежиться в горячих источниках. Каждый раз, когда они меня хвалили, я не был столь смиренным, чтобы воспринять похвалу в качестве простой вежливости.

Миюри продолжала смотреть на него с укором, его ответ явно не был удовлетворительным.

— Но в глубине души у меня есть предубеждение против городов школяров... или известных там людей, — он поднял одеяло, расправил его и протянул конец Миюри, та с видимой неохотой укрыла им свои ноги. — Город школяров — место для честолюбивых, амбициозных людей и очень опасное место. Ребёнком я получил там весьма неприятный опыт и возненавидел тот город. Я словно собака, которая, обжёгшись у камина, больше к нему не приблизится.

Миюри некоторое время испытующе смотрела на него, потом прикрыла глаза и пожала плечами.

— Собака, может, и такая, но ты барашек, которому трудно научиться чему-то, верно? — её пушистый хвост хлопнул Коула по ноге. — А я волчица, если вцеплюсь зубами во что-то, то уже не отпущу.

Миюри по-своему старалась подбодрить Коула. Потому что...

— Ты рыцарь, верно?

А рыцарь никогда не забудет о своей миссии.

Носитель этого звания и упорная волчица естественным образом составили пару — и нет этой пары надёжней. И когда они пойдут новым путём, серебристая волчица будет присматривать за рыцарем.

Следовательно, что делать, уже понятно.

— Хорошие слова "мы не можем остановиться" — это золотые слова, и это мои слова.

Борьба с Церковью явно подходила к решающему моменту. Если Вселенский собор — это правда, то после него начнётся война или наступит примирение. В конце концов, сама Церковь решила, что стоит на таком перепутье, которое случается раз в сто лет.

— Итак, собираемся в новое путешествие? В город школяров? — спросила Миюри, натягивая одеяло до верха бёдер, и выжидающе посмотрела на Коула.

Сейчас она стала не надёжной серебристой волчицей, а любопытным волчонком, но эти две ипостаси вместе составляли её сущность.

— Сначала ляжем спать. Наберёмся сил, чтобы можно было идти дальше.

Дав такой ответ, Коул лёг и накрылся одеялом, и тогда Миюри радостно последовала за ним, боясь не успеть устроиться вместе с ним. Вдруг её взгляд упал на прислоненный к стене меч, и она медленно потянулась к нему, перевалившись через Коула.

— Что такое?

— Ничего, — отвела она и крепко обняла Коула.

Её хвост вилял без перерыва, возможно, потому что она дождаться не могла нового путешествия. Её рука, дотянувшись до меча, отвернула его гербом вбок, под взглядом волка на гербе она не могла себе позволить ребячливой игривости.

По ту сторону пути их ждало очень нелёгкое дело.

Тем естественней было поскорей заснуть.

Коул отправил письмо Хайленд, в нём он привёл мнение Ханаана о неожиданно появившемся в соборе посланнике и сообщил о возможных предстоящих действиях. Сам же Ханаан снова отплыл на корабле, чтобы разузнать о Вселенском соборе. На прощанье он сказал лишь:

— Когда решишь, в какой город школяров ты отправишься, пожалуйста, сообщи мне, как с тобой связаться.

Ханаан, похожий на благовоспитанного юношу, был в душе почти таким же, как Миюри.

Ответ Хайленд, состоявший только из одного предложения, пришёл с пугающей быстротой — всего через три дня. "Сколько охранников сопровождения вам нужно?"

Похоже, заговор при дворе не устраивался, к тому же, состоится Вселенский собор или нет, но поездка в города школяров может решить некоторые из проблем. Если о чём-то и следовало позаботиться, так это о проверке переводов Священного писания, напечатанных Жаном. Как узнал Коул, Шарон, узнав об этой проблеме от Кларка, недолго думая ему же и спихнула всю пачку. Знаниям Кларка можно было довериться, к тому же он не собирался проверять самостоятельно, и, несомненно, епископ Ягине тоже подключится, так что возражений у Коула не имелось.

В общем, приготовления к путешествию продвигались шаг за шагом, через неделю после отплытия Ханаана Коул с Миюри также покинули королевство Уинфилд и добрались до порта на большой земле по другую сторону пролива.

— Мм! Путешествие! — воскликнула Миюри, сойдя с корабля и подняв к небу руки.

Одновременно с их кораблём в порт вошло и несколько рыбацких судов, сразу наполнив его криками морских птиц и гомоном торговцев рыбой. Так что среди кипения жизни Миюри не привлекла к себе внимание.

Погода выдалась не самой лучшей, после качки корабля у Коула кружилась голова, он проглотил ком, подступивший к горлу, и глубоко вдохнул.

— Эй, брат, ты ещё долго собираешься тянуть?

— Я не тяну, меня укачало и...

— А, брат, смотри! Там представление бродячих лицедеев! Ва-а, а там что, проверка мечей?

— Эй, постой-ка! Миюри... — позвал Коул, но тут она схватила его за рукав и куда-то потянула, всё, что он пытался проглотить, снова рванулось вверх, чуть не вырвавшись наружу, — у-у...

— Вы, оба, не потеряйтесь там! — махнул им из-за толпы ушедший вперёд Ле Руа, выполнявший роль проводника.

Коул, с трудом подавив приступ тошноты, собрал вещи, подхватил за шею восторгавшуюся оживлением в городе Миюри и поспешил вдогонку за Ле Руа.

Приплыв из Раусборна в порт на большой земле, они должны были пересесть на другой корабль, перевозивший свой груз на юг. Двигаться по суше — дело нелёгкое, в то время как на корабле это лишь вопрос времени. На четвёртый день они, сидя на палубе, рассматривали знаменитые горы, служившие границей южных земель. Миюри была поражена тем, что здесь не выпадал снег.

На седьмой или восьмой день пути они сошли в порту и поехали дальше на лошадях вдоль реки вглубь большой земли. Вскоре им встретился канал, отводивший воду реки на юг, и оттуда путь продолжился на речном судне. По-видимому, этим же путём доставлялись и товары из Уинфилда, потому что судно было загружено мешками шерсти из королевства, причём мешки были помечены знаком торгового дома Ив. Коул не мог сказать, не было ли у Ив расчёта подсадить на судно людей, которым она доверяла, чтобы при необходимости позаботиться об её грузе, но, по крайней мере, плавание не стоило денег. Да и спать на мешках с шерстью было удобно, Миюри была этому очень довольна. Сейчас она сидела, привалившись спиной к мешку с шерстью, угощалась малиной и расспрашивала Коула о городе школяров, к которому они направлялись.

Ле Руа разместил своё объёмистое тело на судне, двигавшемся впереди.

Вообще, по просторам большой земли было разбросано несколько очень известных городов школяров. Какие-то из них были созданы усилиями и властью монархов-учёных, другие были изначально основаны учёными людьми, чтобы быть подальше от мирских властей. Несмотря на различие в происхождении города обладали общими чертами. Во-первых, гораздо более высокой долей грамотных людей по сравнению с другими городами. Во-вторых, они привлекали учащихся со всего света и терпимо относились к приезжим. И наконец, то, что вызывало у Коула неприятие этих городов. И он об этом рассказал Миюри по дороге к Акенту.

— Значит, "амбиции"? Это что-то вроде "авантюрности"? — переспросила Миюри, больше всего заинтересовавшаяся новым для себя словом.

— На самом деле это честолюбие. Я не раз рассказывал тебе, как повстречался с твоими родителями.

— Мм. Папа и мама так же вот спускались по реке и, увидев, как ты плачешь на берегу, взяли тебя с собой.

Это прозвучало, словно они приютили потерявшегося ребёнка, что, впрочем, было недалеко от истины.

— Я плакал у реки, потому что, не разбираясь в амбициях города, был жестоко обманут в этом Акенте.

Миюри некоторое время внимательно смотрела на Коула, не переставая кидать в рот ягоды малины, которые держала в горсти. Потом спросила:

— Мне можно будет укусить тех, кто тебя обидел?

Именно то, что должна была сказать принцесса Ньоххиры.

— Ценю твою доброту. Однако тогдашние люди, должно быть, уже давно покинули то место.

— И-и?.. — вырвалось у поражённой Миюри, её рука с малиной застыла в воздухе; те, кто родился и вырос в деревне, население которых почти не меняются, часто бывают ошеломлены, услышав, что бывает и иначе. — Это... у них мор был?

Большинство людей в этом мире проживали всю свою жизнь в деревнях, где родились, путешественниками становились очень немногие из немногих. Поведение Миюри нередко можно было назвать грубым, но её сердце отличала чувствительность к бедам людей.

— Движение людей в городах школяров быстрое, как вода в этой реке, — произнёс Коул, положив руку на голову Миюри, и она потупилась. — Река не прекращает свой поток, но не вернуться той воде, что утекла.

Стих, оставленный кем-то из древних философов.

Миюри, похоже, не поняла Коула, но, по крайней мере, её мрачное предположение не оправдалось, и она, опустив в воду испачканную липкой малиной ладошку, сказала:

— В Ньоххире тоже много путешественников, которые приезжают и уезжают.

— Но гости, приезжающие каждый год в Ньоххиру, — это одно, а те, кто живёт и работает в деревне, они почти теми же самые, правда?

Даже бродячие музыканты и танцовщицы, олицетворение странствий, каждый год возвращались в Ньоххиру подобно перелётным птицам.

— Поток людей через города столь же быстр, как вода на порогах реки, — добавил Коул, приоткрыв дверцу в своей памяти, и в голове его вспыхнуло ярко, как от молнии в ночную грозу. — Люди, которые туда едут, либо очень честолюбивые, полагающие, что смогут управиться с порогами, стремясь к новому миру, либо...

Он посмотрел на Миюри и наткнулся на сердитый взгляд прищуренных глаз.

— Тупые гуси, которые ничего не знают? — догадалась она.

— Да, я действительно тогда ничего не знал. На самом деле то, что я смог добраться до Акента, не переломав рук и ног, — это уже поразительно. Я отправился в путь, не зная, куда и как далеко идти.

Миюри увязала мешочек с малиной в суму, выпрямилась и спросила:

— Брат, а что, деревня, в которой ты родился, находится так же глубоко в горах, как Ньоххира?

— Так и есть. И чтобы спасти обездоленную деревню, я захватил несколько почерневших серебряков и оставил в горы, не зная даже, как пользоваться деньгами.

— Ты не так хорошо, как я, думал наперёд.

Коул ощутил, как у него запылали уши, сам он всегда хлопал Миюри по голове, когда она заговаривала о намерении покинуть горы, ему стало стыдно.

— Божьим благословением и помощью добрых людей, встреченных по дороге, я, в конце концов, благополучно добрался до Акента. Но меня ждал вовсе не спокойный и мудрый город знаний, а нечто совсем противоположное, — он посмотрел на Миюри и подумал, что эта девушка-сорванец в дорожной одежде юноши из торгового дома, с мечом на поясе, подошла бы этому городу намного больше. — Место, где амбиции породили и взрастили шум, суету и насилие.

Миюри растерянно заморгала, недоумённо наклонив в сторону голову.

— Разве? Но я слышала от братца Ханаана, что там много тех, кто, как ты, любит читать книги и думать о сложных вещах.

— Господин Ле Рой тоже подойдёт под это описание.

Девушка-сорванец с лёгким стоном выпрямила свою тонкую шею.

— И ещё этот город... Да, он очень молодой.

— Молодой?..

— Большинству встреченных прохожих там было бы не больше двадцати лет, и большинство из них происходят из богатых семей. Они хотели избавиться от опеки преподавателей и своих семей, от последних они ждали только денег — и побольше.

Взгляд Миюри унёсся вдаль, скорее всего, она думала, каково было бы остаться без постоянной опеки брата и надзора мамы-волчицы, которую она не дерзала ослушиваться. Коул же хранил в глубине души воспоминания об оживлённом празднике, но празднике злых юношей, оставшихся без поводьев и обретших уверенность в безнаказанности.

— Подростки схожего происхождения составляли приятельские группы, если их кутежи в таверне не создавали лишних проблем, их похождения продолжались на улице, где они переругивались с такими же, как они, бросали друг в друга камни или дрались группа против группы, и так каждый день.

Миюри была поражена, но Коул заметил, что углы её рта приподнялись в усмешке.

— Это не деревенские парнишки, которые, как ты себе вообразила, выезжали бы схватиться верхом на лошадях, всё это гораздо злей, вероломней и порочней, — Коул вздохнул и посмотрел на реку. — Что же до учителей в городе школяров, то они умеют неплохо натаскивать этих диких собак. Как бы выразиться... да, именно так.

Он посмотрел на ладонь и крепко сжал руку в кулак.

— Они опытные наёмники в мире обучения.

В этот момент Коул почувствовал, что словами он не мог передать ту ситуацию, но Миюри по его лицу, похоже, поняла её необычность.

Ханаан, конечно, был умён, но он всё же происходил из семьи, связанной с высшим духовенством, отпрыски семьи были в разных поколениях даже среди пап, ясно, что ему не было нужды специально приезжать в наполненный, образно говоря, драконами и змеями город школяров, чтобы учиться, а потому не стоило удивляться, что для него это было местом, где собирались искренне желавшие учиться. И даже если он услышал бы что-то нелицеприятное, он просто бы решил, что какой-то юноша по молодости лет немного переборщил.

Ле Руа понимал, что такое город школяров, и не считал беспокойство Коула необоснованным. Тот самый Ле Руа, внимания которого так добивалась Миюри, и который устоял перед её обаянием.

— Я не решался согласиться с предложениями преподобного Ханаана не из-за недостатка решительности, о чём ты раньше сказала, просто мысль, что придётся иметь дело с этими дикими собаками и повелителями диких собак, утомляет меня.

Сыновья крупных торговцев, составивших состояние сами и внушивших отпрыскам, что деньги решают всё, а также сыновья, безобразно отбившиеся от рук, так что и родители, неспособные больше их вынести, выставляли их из дому и сбагривали на учёбу, прося их наставников вбить им в головы нормы поведения. Лишь немногие были из бедных семей и имели настоятельную потребность учиться.

С другой стороны — преподаватели, которые, вооружившись знаниями и теориями, надеялись единым махом ворваться в круг влиятельных учёных.

Известный святой как-то сказал, что, если бы ведьмин котёл и существовал, он наверняка ничем не отличался от города школяров.

Что же до Вселенского собора, то там, вероятно, собираются отборные высокопоставленные священнослужители, выдвинувшиеся в первые ряды. Коул не считал себя противником для них. В конце концов, он был лишь непрактичным, глупым бараном, способным видеть лишь половину мира.

— Но есть некоторые практические мотивы, по которым я должен поехать в этот город, и я еду, — добавил Коул и вздохнул от предчувствия того, что может там произойти.

Помимо того, что город пробудит болезненные воспоминания детства, Коул беспокоился за эту юную дикарку, сидевшую перед ним, его слова не напугали и не обеспокоили её, напротив, она явно пребывала в приподнятом настроении. Очевидно, что Миюри прямо-таки создана для таких мест. Покинув Раусборн, она не теряла восторженного настроя, довольная тем, что путешествие началось. Они приближались к Акенту, городу, оживлённого до жестокости, и Миюри уже не слышала ничего, что Коул пытался ей сказать.

Проблема Миюри занимала половину его головы, но не обращать на неё внимания Коул не мог, и оттого его брови с самого Раусборна были сдвинуты почти до переносицы. Он был просто обязан увидеть тот день, когда она станет достойной дамой.

Акент приближался.

Если Коул хотел удержать поводья в своих руках, ему надо было прибегнуть к хитрости.

— Я принял решение частично из-за того, что ощущаю свой долг с того времени, как оказался вовлечён в противостояние Церкви и королевства. Если Вселенский собор не выдумка, если меня на него действительно пригласили, я, следуя своей вере, должен буду побывать и там тоже.

Похоже, Миюри была в недоумении, к чему Коул заговорил об этом, но её широко раскрытые красные глаза послушно ждали продолжения.

— Ради королевства, нет, ради справедливости в мире, я должен противостоять жестокости Церкви. И то, что предложил преподобный Ханаан, то есть не быть гласом одиноким, а вовлечь в противостояние товарищей, — это действительно очень правильная стратегия.

Миюри, любительница военных историй, согласно кивнула.

— Ну и с позиции поиска новой землю будет правильно думать, что в городе школяров более вероятно отыскать людей, понимающих языки древней империи или пустынных народов.

Миюри, несомненно, много раз слышала это от Ле Руа.

— И, может быть, удастся найти бумагу для печати Священных писаний, так что уже достаточно мотивов, чтобы пойти туда. Однако, учитывая опыт прошлого, я могу сказать, что сделал этот шаг благодаря тебе.

— Мне? — опешила Миюри.

— В городе школяров, — продолжил Коул, — слишком много диких собак с их повелителями. Мне было очень больно здесь в детстве, если честно, мне и до сих пор страшно. Но теперь, когда рядом со мной такая волчица, как ты, каких диких собак мне бояться, верно?

Хайленд спрашивала, сколько охраны понадобится Коулу, но Миюри решительно воспротивилась этому. Понимая, что охрана затруднит использование волчьей формы и силы, Коул поддержал мнение Миюри, которая в итоге со сдержанностью, достойной звания рыцаря, подчеркнула, что её защиты будет достаточно. Ле Руа тоже высказался против охраны, и Хайленд, в конце концов, отступилась. Так что слова Коула сейчас были особенно действенными для Миюри. У неё тотчас вылезли покрытые шерстью волчьи уши и хвост.

Заметив это, Коул произнёс:

— Пожалуйста, не оставляй меня.

Эти слова тут же нашли свой смысл в сердце девушки-сорванца. Пожалуйста, не оставляй меня. Это не означало "не отходи от меня, чтобы не заблудиться", это было просьбой: "защити своего слабого брата". Обычно она злилась на то, что с ней обходятся, как с ребёнком, но теперь, когда её брат сам просил, глаза Миюри заблестели от подступившей к ним влаги.

— Положись на меня!

— Рассчитываю на тебя.

Видя, как у Миюри от гордости вовсю шевелились уши на голове и хвост под плащом, Коул ощутил, что его замысел удался. Испытывая опасение, что её может увлечь и склонить к дурному мутный поток города школяров, не стоило пытаться давить на неё, надо было просто честно попросить быть рядом. Воспылавшая от последних слов, Миюри гордо выдала одно из впитанных ею рыцарских изречений:

— Долг рыцаря — защищать слабых и беспомощных!

Увидев, как она загорелась, Коул ощутил лёгкую тревогу, но так было лучше, чем привязывать её верёвочкой. Грустно улыбнувшись Миюри, захваченной своей миссией, он шепнул ей на ухо:

— Не бросаться другим в глаза — лучшая броня охранника, так что тебе было бы лучше не кричать и спрятать уши и хвост.

Осекшись, Миюри тут же послушалась и постаралась принять спокойное выражение лица. Но довольная, глупая улыбка всё же подобно маслу просачивалась на её лицо.

Коул вздохнул, испытывая в то же время облегчение, сейчас у него стало одной проблемой меньше.

Коул не помнил точно, как он в детстве добирался до Акента. Чаще всего его брал с собой добросердечный лодочник или торговец из каравана, или же, стиснув зубы, он упорно шёл сам, шаг за шагом, двигаясь вслепую и расспрашивая о городе школяров всех, кто попадался на дороге. Первое, что его удивило в городе школяров, это немалое число подобных ему подростков. Он тогда часто слышал, что из-за войн, болезней и обнищания многие становились бездомными, самые умные среди них получали от церквей не только подаяние, но и осваивали там грамоту и были готовы потом отправиться для продолжения учёбы в город школяров.

Но у них не было ни денег в кармане, ни связей, а без денег их учить не собирались. И тогда рядом с ними, голодными и замёрзшими, вдруг появлялся старший братец, который давал еду и постель, рассказывал, как выжить, даже учил читать, конечно же, подростки были ему благодарны. А потом он давал им необычную работу. Они облачались в тряпьё, привязывали палки к рукам или ногам, размазывали по лицу грязь и шли от двери до двери, стучась в каждую. То есть, придавали себе жалкий вид и клянчили подаяния. С этого момента старший братец, прежде добрый, обращался в демона, избивавшего их кулаками и ногами и отбиравшего у них всё, что удавалось выпросить, и оставлявшего скудные гроши и столько хлеба, чтобы только не умереть от голода.

Отчаявшиеся подростки становились невольниками этих братцев-мошенников. Название "бродячий школяр" — очень неоднозначное определение. Это не только те, кто стремится выучиться, чтобы чего-то добиться, но и малолетние преступники, бродившие повсюду под видом первых и занимавшиеся мелким мошенничеством и другими подобными делами.

— А-а-а, до сих пор помню, что я тогда чувствовал...

Они оставили Уинфилд неделю назад. Судя по карте, они были сейчас намного южнее деревни Пасроэ, где встретились родители Миюри. Плавание по морю и по реке длилось уже столько дней, а мир всё оставался бескрайним, что заставляло Миюри ощутить его пространственный размах.

И вот они, наконец, достигли Акента. Обычно охрана на вратах спрашивает о ценных вещах, которые везут путешественники, это чтобы обнаруживать воров и иных преступников, здесь же спрашивали об умении читать и писать. Многие уверяют, что они школяры, так что эта проверка помогает отсеять пришедших с иными целями и умерить пополнение армии бродячих школяров, в то время как злонамеренные подростки только и дожидались будущих своих невольников, которых собирались заполучить с помощью притворной заботы.

При виде кучи незрелых мальчишек, двигавшихся с благодарными лицами к своим поработителям, принимаемым за спасителей, Коулу очень захотелось перехватить их всех.

— Преподобный Коул, — произнёс Ле Руа очень редким для него ровным голосом. — Если у тебя есть воля, ты, рано или поздно, сможешь построить монастырь и приютить всех этих заблудших ягнят. Но пока нам нужно только готовить всё необходимое для этого.

Что бы Коул ни делал, он не мог спасти всех несчастных. Потому надо было отложить на будущее своё беспокойство за этих мальчишек и пересечь врата города школяров Акент.

Обычно при виде оживлённого города Миюри кричала и прыгала от восторга, сейчас она прикрыла лицо руками, зажимая пальцами нос

— Какой тяжёлый запах, — пожаловалась она.

— Запах? — спросил Коул и принюхался, Ле Руа последовал его примеру.

Обычных пыльный запах, присущий лишь бойким городам, запах навоза прошедших по улицам лошадей и животных — ничего особенного, подумал Коул, но Ле Руа что-то уловил.

— А, возможно, это мужской запах? — предположил он.

— У-ум?

— Мужской пол в городах школяров численно превосходит женский, не так, как в прочих местах. Когда-то я привёл монахинь в такой город, их поведение было таким же. И ещё, когда я зашёл внутрь женского монастыря, я и сам действительно ощутил женский дух.

Миюри ошеломлённо посмотрела на Ле Руа, на людей на улице и, наконец, снова на Коула. Потом она приблизила к нему свой нос и произнесла:

— Брат пахнет очень хорошо...

— Йе-хе-хе-хе, — захихикал Ле Руа.

Не зная причины его смеха, Коул, стараясь сохранять спокойствие, осторожно отстранил Миюри.

— Ладно, для начала подыщем жильё. Надо найти по возможности тихое, безопасное место.

— Я знаю хорошее место для книготорговцев. Люди там будут рассуждать о том, какое слово из употребляемых ныне самое длинное, — и Ле Руа с видом превосходства улыбнулся Миюри.

Вот так они и остановились на известном Ле Рою постоялом дворе, Коул и Миюри изображали учеников книготорговца. Их навыки чтения и знание книг были достаточными, чтобы не быть легко разоблачёнными.

Разместив вещи и омыв ноги холодной колодезной водой, они спустились в таверну на первом этаже постоялого двора, там пока было тихо.

— Нам сейчас надо заняться своими делами, пока не приедет преподобный Ханаан, — произнёс Коул.

В первую очередь — найти достаточно бумаги, а потом разузнать о новой земле. Рыцарские состязания в богословии подождут до возвращения Ханаана.

— Я возьмусь за закупку бумаги, — ответил Ле Руа. — У меня были кое-какие дела с несколькими бумажными мастерскими.

— Тогда мы с братом поищем книг о новой земле или о пустынной территории? Здесь есть большое хранилище, вроде как в Раусборне?

— Нет, лучше обойти книжные лавки.

— Такое продаётся в лавках? — испуганно спросила Миюри, вероятно, опасаясь, что они не смогут позволить себе купить книгу, если найдут её.

— В каждой книжной лавке есть гора подержанных учебников грамматики, — ответил Ле Руа. — Там даже хозяин может не знать всего. Вполне можно отыскать в той горе настоящее сокровище.

Похоже, предстояло сразиться с затхлым воздухом и пылью, что при чувствительном носе Миюри...

— В любом случае на улице полно лавок, торгующих книгами. Для такого города они столь же обыкновенны, как и лавки с едой в обычных городах, вы их встретите повсюду, и разузнать в них о том, что нам нужно, — задача непростая. Так что, как только я разберусь с бумагой, я помогу и с поиском книг... Так что вы двое начнёте с запада?

— Хорошо, — согласилась Миюри.

— А как нам найти кого-то, кто говорит на языках пустынных людей? — спросил Коул.

— Надо будет пойти прямо в гильдию учителей в городе. Учить здесь можно только с одобрения гильдии, так что там должен быть список.

Гильдия, про которую раньше Миюри не приходилось слышать, она заинтересованно кивнула. И вдруг эта умная девушка снизу-вверх посмотрела на Коула:

— Тогда почему? Почему бы тогда сначала не пойти в гильдию, а потом по книжным лавкам?

Коул и Ле Руа переглянулись, и дочь мудрой волчицы в раздражении закатила свои красные глаза:

— Если кто-то в городе знает о пустыне, разве он не будет лучше знать, где искать нужные ему книги?

Хочешь купить хлеба — иди в пекарню, а если мяса — в мясную лавку. Это справедливо, но тут не всё было так просто, здесь аналогию проводить было не совсем верно.

— Помнишь, я говорил, что это город диких собак?

Услышав это, маленькая волчица немного подалась назад и настороженно посмотрела на Коула. Но вместо Коула продолжил Ле Руа:

— Если бы все учителя были независимыми, всё было бы в порядке, но, если они хорошие ловкачи, можно нарваться на некоторые хлопоты.

Единственная дочь опытного странствующего торговца и мудрой волчицы задумалась и быстро нашла ответ:

— Он, что, купит сначала сам, чтобы перепродать нам дороже?

— Несомненно. С такими книгами, если что-то упустишь, ты в проигрыше. Здесь многие занимаются подобными вещами.

Миюри моргнула и снова посмотрела на Коула. Она всегда думала, что странные люди, которые любят читать и стремятся учиться, должны быть такими же до глупости непрактичными и прямодушными, как её брат.

Только в этот момент Коул почувствовал, что люди этого города, вероятно, ближе к Ле Руа или Ив.

— Итак, гильдия в последнюю очередь.

— У-у-у... — с пониманием вздохнула Миюри, вероятно, представив себе, какие потери здесь понёс её брат. — Значит, нам нужно будет в книжных лавках устроить маленькое представление?

— И вести себя так, будто у нас мало денег.

Миюри рассмеялась, посмотрела на Коула и сказала:

— Когда брат увидит книгу, его глаза загорятся ярче моих. Возможно, нам лучше ходить порознь.

Коулу было трудно опровергнуть, он лишь сказал:

— Окружающие могут подумать, что я грежу о прекрасном горном цветке.

— Прекрасном горном цветке... — пробормотала Миюри с выражением, и Коул тут же записал это для неё на вощёной, кем-то забытой дощечке — вполне достойный предмет для постоялого двора книготорговцев.

Миюри взглянула на запись и подняла взгляд:

— Тогда идём рвать цветы! [в китайском тексте приведено пояснение, что выражение "идти рвать цветы" означает: "идти в туалет" — прим. переводчика]

Миюри сказала эти слова с очень довольным видом, и Коулу пришлось ей указать, что девушки так выражаться не должны.

В этом городе было много выходцев из таких стран, о которых Коулу не приходилось прежде слышать. Кое-где попадались подростки, среди бела дня игравшие в карты в тавернах. Но в другом месте, где под карнизом торгового дома было разостлано сено, седобородый учитель рассказывал о логике группе почтительно внимавших юношей, их тёмно-коричневые плащи колыхались на ветру.

Акент — это место, где повсюду можно встретить распущенность и духовный упадок, и в то же время Акент был пропитан жаждой знаний. Люди на улицах не стремились привлечь к себе внимания, как и Коул с Миюри.

Во время поисков в книжных лавках Коулу встретилась группа юношей примерно одного возраста с Миюри, у каждого на поясе висел меч. Часть из них происходила явно из аристократических семей, другие имели потрёпанный вид и толком не знали, как обращаться с мечом.

Этот город оставлял ощущение, сильно отличавшее его от других городов, Миюри даже засопела от волнения, как Коул и ожидал, но держалась очень тихо. Коул задумался о том, как срабатывает его хитрость, к которой он прибег на дороге сюда, а потом, когда пролистывал в книжной лавке рукописи известных справочников грамматики, он понял причину её поведения.

— Брат, будь осторожен со своим кошелем.

Оказалось, что вокруг шныряло столько воров и грабителей, что ей было не до каких-то игр.

— Это настоящая правильно организованная стая диких собак, их территория чётко определена на каждом перекрёстке.

Коул ничего не заметил, но Миюри, похоже, видела всё, сейчас её взгляд был обращён на подростка, стоявшего на перекрёстке, и мальчишку, сидевшего на обочине дороги и рассеяно гладившего бездомную собаку. Но если Миюри была так бдительна, что даже не попросила купить ей прутик мяса, то Коул, не желавший отправиться из Раусборна в Акент, получал удовольствие, прогуливаясь от лавки к лавке. Его взгляд радовали стопки учебников грамматики или справочников по риторике, выложенные в лавках вдоль улицы, во втором по величине городе королевства Уинфилд подобного не увидишь.

У пятой или шестой лавки в переулке Коул заметил кого-то, стоявшего у колодца и читавшего мальчишкам вступление к Священному писанию. Внимание Коула привлекли знакомые слова, время от времени доносившиеся до него, ему так захотелось взглянуть на кипу бумаги в руках человека, чтобы узнать, что там написано, что он отвлёкся от всего прочего.

В этот момент Миюри специально для него нарочито вздохнула.

— Брат, ты что, ребёнок?

Ив сказала Коулу, что он сможет, приехав в этот город, откопать сокровище, и он не мог отрицать, что город очаровывал больше его, чем Миюри.

— Ладно, оставим. Пока я тебя защищаю, ты можешь спокойно читать, если захочешь, верно?

Когда Миюри только-только покинула Ньоххиру, она при каждом подвернувшемся случае обнимала Коула или брала его за руку и льнула к нему, теперь же она, скрестив руки на груди и расставив для устойчивости ноги, держалась позади него, следила за улицей и прикрывала ему спину. Не будучи рослой и крепкой по телосложению, она выглядела маленьким, но настоящим рыцарем.

— Нет... Лучше делай мне замечания, в двух словах...

Миюри несколько раз устремила взгляд к небу, прежде чем усмехнуться. Похоже, она оправдала тягой к книгам его привлекавшее внимание окружающих поведение.

— Какие книги ищешь? — спросил владелец седьмой или восьмой лавки, когда Коул некоторое время простоял у лотка, затем владелец, примерно одного возраста с Ле Руа, пожал плечами и пояснил. — Здесь нечему удивляться, верно? Если ты, как я вижу, обходишь лавки одну за другой, значит, что-то упорно ищешь.

— Если человек интересуется книгами, в этом нет ничего такого, — нетерпеливо ответила Миюри, заставив владельца лавки рассмеяться.

— Я давно здесь не был и, вот, немного забылся, — смущаясь, сказал Коул.

Смутился он, потому что не был уверен в своих способностях лицедея, однако сказал он правду. Книга в его руках, как и другие на лотке, книгой, собственно, не была, просто стопка бумаги плохого качества, исписанная даже более корявыми буквами, чем писала Миюри когда-то. Но грязные от рук края бумаги указывали, что книга сменила многих владельцев. Если к такой книге прикоснуться, тут же одна за другой всплывают в памяти картинки из прошлого.

Владелец удивлённо посмотрел на неопределённую улыбку Коула, в которой смешались радость и боль.

— А, так ты раньше был здесь школяром?

— Тебе надо было добавить — "бродячим".

Владелец слегка вздёрнул голову и понимающе кивнул.

— Может быть, когда ты был маленьким, тебя вышвыривали охранники моего отца.

Многие бездомные школяры могли клянчить в лавках еду или пытаться украсть по приказу старшего брата бумагу, чтобы потом перепродать её.

— Город оставляет то же ощущение, что и раньше.

— Люди только сильно сменились. Если не считать нашу лавку, то лавки, оставшиеся от прошлого поколения, сохранись только вон там, наискосок от нас напротив.

Миюри была поражена, в её родной Ньоххире, будь это купальня с горячим источником или конюшня, или перевозка грузов лодками, любое занятие передавалось из поколения в поколение, и лодочник даже не задумается о лавке.

— И что... по-прежнему в ходу мошенничества с учебниками? — спросил Коул, пробежав глазами по прилавкам вдоль улицы, и глаза владельца потеплели.

В лавках на улице могли попадаться люди с книгами плохого качества, даже без переплёта, но цену за них запрашивали немалую, эти люди сосредоточенно читали книги, чтобы создать противоестественный интерес у прохожих.

— Судя по твоему голосу, ты сам крепко пострадал от этого мошенничества, так ведь?

Обучают здесь, конечно, чаще в устной форме, потому записи, например, учителей очень важны, а там, где есть спрос, подоспеют и алчные люди.

— Именно так, — вдруг вмешалась Миюри. — Потом он, много задолжав, сбежал, и по дороге его приютили мои родители.

Владелец вытянул шею, переключая на неё внимание, после её слов он чуть улыбнулся и вздохнул:

— Это милость Божья. Он время от времени всё же что-то делает.

Священнослужитель, услышав это, не знал бы, чем ответить — упрекнуть ли, рассмеяться ли. Однако и в действительности некоторые школяры здесь иногда вдруг исчезают.

— Итак, ты домашний учитель? Или служишь в частной часовне? Какие книги ты ищешь?

Похоже, у владельца лавки уже сложилось впечатление о Коуле как о человеке, знающем, что такое город школяров. Сосредоточенно и вдумчиво искать книги — это значит ослабить настороженность книготорговцев.

— Вообще-то я ищу книги о пустынных землях.

— О-о?

— Лучше всего сказки или легенды.

Владелец понимающе посмотрел на Коула с Миюри. Миюри он счёл ребёнком торговца, живущего где-то далеко. Достаточно распространённым было после необходимого домашнего обучения отправлять детей или племянников на отдалённые земли, чтобы они там действовали в интересах торгового дела семейства. А в настоящее время в качестве учебников грамматики часто использовали книги с историями.

— Пустынные земли. Когда-то в городе жил известный учёный по этой части.

Владелец достал из-под лотка толстую книгу для учёта. Переплетённая в кожу, она разительно отличалась от книг на лотке, сами страницы её были из пергамента, а не бумаги. В ней, должно быть, вёлся учёт тех книг, которые приковывали цепью к шкафу или полке для книг.

— Он умер несколько лет назад, часть его книг распространилась по ближайшим лавкам, но большую часть наверняка распродали в другие города школяров, они в последнее время не попадаются.

— Ещё не поздно сделать копию его книги?

— Сам я её не читал, сам знаешь, в городе школяров имеют ценность только те, которые можно использовать как учебник.

На это промолчал не только Коул, но и юная девушка-волчица, способная заговаривать на необычные темы.

— Не постучите ли вы в мою дверь за посредничеством, чтобы я через свои знакомства поискал книгу у книготорговцев других городов школяров? Но скорее всего... нет, наверняка они не упустят возможности откусить от этого дела.

Если книгу упустить, она может пропасть навсегда, и даже если удастся снять с неё копию, будет много ручной работы и затрат времени. Так что, если продавцу известно, что кто-то её ищет, уговорить такого будет ему не слишком сложно. Взлёты и падения цены при этом возможны столь значительные и стремительные, что торговля оборачивается азартной игрой. Кто-то может за ночь получить целое состояние, найдётся немало и тех, кто за ту же ночь потеряет всё.

В то же время учебники в городе школяров нужны круглый год, и за возможностью выиграть деньги следил практически каждый. Даже мясные лавки с пекарнями влезали в игру и нередко закрывались, разорившись.

Поэтому книги в городе школяров были подобны птицам — стремительно улетали, если к ним приближались. Если книгу пытаться специально заказывать в другом городе школяров, можно серьёзно пострадать. И владелец их предупредил заранее, возможно, просто по доброте душевной. Вполне вероятно, что эта лавка существовала поколениями, потому что её владельцы были простыми и честными людьми.

— Если в городе ещё есть его книги, пожалуйста, сообщи нам. Если они немного подорожают... это неважно.

Владелец пожал плечами и кивнул.

Пока взрослые разговаривали, Миюри со скучающим видом пробежалась по стопке книг, ясно выказывая нетерпеливое ожидание. И как только разговор прервался, она громко, перекрикивая уличный шум, спросила:

— Хозяин, а рыцарские книги есть?

Взгляды Коула и владельца обратились к девушке в мальчишеской одежде.

— Мм? Ты говоришь о прошлых временах?

— Легендарные военные повествования тоже подойдут.

Владелец видел перед собой юношу из торгового дома, у которого, однако, на его боку висел длинный меч. Он присмотрелся и к одежде Коула, словно оценивал его платежеспособность, после чего уточнил:

— А вообще, тебе нравятся сражения на море или на суше?

Похоже, владелец был достаточно опытным торговцем, и Миюри тут же заглотнула наживку.

— Сражения на море? Что-нибудь из историй о морских битвах!

— М-м-м? — с преувеличенным удивлением протянул владелец. — Так вы с севера?

Миюри с округлившимися глазами повернулась к Коулу. В действительности по их одежде можно было сказать, что они не южане, но для недостаточно опытной в странствиях по разным странам девушки догадка владельца казалась почти чудом.

— Если говорить о сражениях рыцарей в наших краях, то это должны быть морские сражения. Немного к югу лежит море спокойное и тёплое, не то что на севере. Море чистое, словно обратившийся в воду драгоценный аквамарин. Именно оттуда приплыли рыцари древней империи с мечтой завоевать мир.

Глаза самой Миюри засверкали, как драгоценные рубины, при виде этих глаз владелец достал из ящика прилавка книгу, не только намного более опрятную, чем лежавшие сверху, но и в настоящем книжном переплёте.

— Если ты хочешь увидеть это море, тебе сначала надо усвоить несколько историй. И я советую тебе эту книгу! Это "Сказание о битве Рамадской" повествует о крупнейшем сражении на море древней империи, произошедшем у Рамада. Рамад — последняя страна, страна-воин, оказавшая сопротивление древней империи. У них было всего пятьсот воинов, которым пришлось сразиться с десятитысячным войском, они все были невероятно отважными.

Коулу казалось, что хвост и уши Миюри вот-вот выскочат наружу.

— О, прости, пожалуйста, я забыл кое-что очень важное, — вдруг прервал свой восторженный рассказ владелец, он приоткрыл и снова закрыл книгу и хлопнул себя ладонью по голове. — Всё там написано буквами древней империи, поэтому книга может использоваться, как учебник грамматики. Ты умеешь читать письмо древней империи?

Миюри с ошарашенным видом посмотрела на Коула, тот беспомощно покачал головой.

— Не волнуйся так, — поспешно заговорил владелец, увидев, какое разочарование написано на лице Миюри. — Буквы древней империи мало отличаются от букв современного церковного языка. Иначе говоря, ты можешь сначала изучить основы церковной письменности по этому сборнику "Молитвы", а затем взять "Пять шагов сложения поэм" Торана, чтобы освоить слова возвышенного стиля поэтов древней империи. Тогда понять книгу времён древней империи не составит трудности.

Миюри, наивная в такого рода вещах, легко попалась на уловку владельца, она схватила Коула за рукав и показала на толстые книги в обеих руках владельца. Те, кого называли книготорговцами, должны были походить на Ле Руа.

— Мне не составит труда обучить тебя церковной письменности, — произнёс Коул, — но она намного сложнее обычного языка.

Миюри, должно быть, вспомнились дни, когда её привязывали к стулу, чтобы научить писать. Слова Коула заставили её пробудиться от восторженного сна.

— К тому же, хозяин, твоё предложение на самом деле не очень интересное.

Миюри недоумённо посмотрела на Коула, а потом на владельца, тот, не говоря ни слова, улыбнулся.

— Эти две письменности действительно во многом схожи, но грамматика языков совершенно разная, да и смысл многих слов изменился со временем, — пояснил Коул. — Если кто-то захочет читать книги древней империи, ему надо будет этому специально обучиться.

Коул гадал, лицедействовал владелец по причине скуки или действительно хотел провести деревенских простаков с севера, чтобы заставить их купить дорогие книги. И вдруг заметил его изучающий взгляд. Только губы владельца улыбались, глаза — нет.

— Что, парень, у тебя имеется неплохой опыт, верно?

— А?

Владелец поманил Коула рукой и сам потянулся ртом к его уху:

— Хочешь на меня поработать?

Миюри с подозрением посмотрела на них двоих, почти касавшихся лицами, и схватилась за рукоять меча:

— Тебе не позволено лгать моему старшему брату.

— Как насчёт того, чтобы я сейчас дал тебе две копии, — улыбнувшись, сказал Миюри владелец, — чтобы он потом всё выполнил?

Глаза Миюри на миг расширились, она с низким ворчанием растеряно посмотрела на Коула.

— Если это связано с переписыванием, прости, если я откажусь, — произнёс тот.

— Не дури, такая работа не стоит двух книг. Если собираешься зарабатывать в этом городе, тебе, конечно, придётся брать в расчёт и это дело.

Улыбка владельца стала шире. Эта его масляная улыбка заставила Коула оценить свою глупую наивность, с которой он решил, что род этого владельца выжил благодаря своей простоте. На уровне незамутнённого невежества в вопросах устройства расчётливого мира. В городе, швы которого следовало хорошо знать, прежде чем втыкать в его ткань иглу, владелец выживал только за счёт безупречной неуязвимости.

— Покупка и продажа учебных книг?

Владелец лавки с удовлетворением кивнул.

— Вообще-то в городе разгорелась серьёзная свара. Перечень книг для обучения удлиняется всё больше и больше, что превращает их в товар для ведения небывалой азартной игры. Все в округе знают, что я торгую книгами, так что мне сложно узнать у них что-либо. Но ты, кажется, пришёл пару дней назад, у тебя, может быть, получилось бы. А вы ещё и ищете книги о пустыне, вот тебе и лодка переплыть реку, так?

Это город, в котором количество знаний и возможность учиться безграничны.

— Так что, не послушаете для начала, что я скажу?

В основание сияющего фонтана города школяров заложены устремление людей и золото.

Переговорив со столь же скользким, как и Ле Руа, книготорговцем, Коул и Миюри остановились пообедать у лавки на площади, где для этого были расставлены столики.

— Покупка и продажа учебных книг, — пробормотала Миюри и, единым махом стянув ртом жареную свинину сразу с трёх прутиков, начала её жевать. — Брат... чавк-чавк... ты с ним так долго разговаривал... чавк!

— Лучше поговорим после еды.

Выбирая между разговором и едой, Миюри отдала предпочтение чревоугодию, и после замечания Коула оправила в рот ещё несколько кусков мяса. В королевстве Уинфилд мясо было представлено почти исключительно бараниной, здесь же на столах водились свинина и телятина, кролики и цыплята. Миюри с восторгом уписывала и то, и это, соскучившись, видимо, по другим видам мяса.

Коул взял варёное яйцо, смял пальцами скорлупу, но облупливать её не торопился.

Миюри, наконец, проглотила мясо, чуть отдышалась, облизала большой и указательный палец и произнесла:

— Если сказанное этим подозрительным дядей — правда, не совпадает ли это с нашей целью? Тогда у нас нет причин ему отказывать, так?

— В общем, где-то так.

Миюри в основном нацеливалась на те две книги, но ими дело не ограничивалось. Условия, предложенные владельцем, настолько подходили тому, что нужно было Коулу и Миюри, что казались специально дня них подогнанными.

— В этом городе цены на книги могут вырасти в десятки раз, если их выберут в качестве учебников, и спрос на них резко вырастет, правильно? Но сейчас учителя отложили выбор новых учебников, и люди в книжных лавках очень обеспокоены. Причина, по которой решение всё никак не принимается, состоит в том, что в городе есть две соперничающие группы обучения. Всё так, да? — сказала Миюри и притянула к себе несколько яиц, скорлупу которых помял Коул, яйца изображали у неё две соперничавшие группы и, в стороне от них, книготорговцев. — И так совпало, что во главе одной из групп стоит последний и единственный на данный момент ученик умершего учёного по пустынным землям.

Миюри стукнула соответствовавшим упомянутому главе яйцом по столу, очистила от скорлупы и откусила часть.

— А владелец лавки хотел, чтобы мы завязали с этим главой хорошие отношения и сообщили сведения о новых учебниках, правильно? Раз мы собираемся разузнать о пустынных землях, и в Акенте нет большего их знатока, чем он, то лучше притвориться, что мы его почитаем, как учителя... Владелец ещё сказал... Точно! "Вот тебе и лодка переплыть реку", да! — Миюри с довольным видом использовала услышанное выражение и стала воодушевлённо чистить второе яйцо.

— Звучит слишком подходяще, чтобы быть правдой.

Яйца показались Миюри недостаточно вкусными, она достала из-за пояса пакетик с солью и хорошенько присолила их. Этому она научилась из наблюдений за Ле Руа и использовала любой подходящий случай, способ повторить за ним.

— Думаешь, это ложь? Ты не узнаешь точно, пока не встретишься сам с этим главой, так ведь?

— Это верно.

Даже если владелец лавки захотел бы их обмануть, он не мог бы подогнать детали так точно.

Однако ради поиска новой земли им нужно было сначала найти человека, знающего пустынные земли, а тут оказалось, что такой человек только один в городе, и именно он находится в центре азартной бури в городе. Поневоле заподозришь, что что-то не так.

— Возможно, это, как и то, что тебя подобрали мои родители, — милость Божья?

— Почему ты так сказала, ты же не веришь в Бога?

Миюри усмехнулась.

— Чтобы знать, надо видеть. Кроме того, если это правда, дядя Ле Руа узнает то же самое.

Сталкиваясь с подобными ситуациями, Миюри сосредотачивала своё мышление на поиск решения и старалась действовать без промедления, в этом на неё можно было положиться. И потом рядом был очень знающий человек по части покупки и продажи книг — Ле Руа, и его вопрос с учебниками попросту не мог оставить равнодушным. Почему бы с ним не встретиться и не постараться разобраться, что происходит в Акенте?.. Дойдя в размышлениях до этого, Коул, наконец, собрался съесть яйцо, но, оказалось, все до последнего уже отправились в живот Миюри.

— Ах, это, это, — сказала Миюри, восприняв, должно быть, недовольный взгляд Коула как вопрос, наелась ли она, — немного маловато, можешь заказать немного тушёного мяса?

И она указала на большой котёл, содержимое которого время от времени помешивал владелец лавки.

Добравшись до постоялого двора, они застали обедавшего в одиночестве Ле Руа, он успел вернуться раньше них. Этот проницательный книготорговец, обходя бумажные лавки и мастерские переписчиков в городе, действительно кое-что разузнал о нынешнем споре в Акенте.

— Дело очень непростое. Вопрос касается учебников церковного права.

— О-о! — воскликнул Коул, и Миюри, попытавшаяся стянуть с тарелки Ле Руа запечённую на вертеле щуку, отдёрнула руки.

— Как известно преподобному Коулу, учебники по церковному праву пользуются самым высоким спросом и отличаются самым большим разнообразием. Даже главных из них насчитывается несколько штук, так что закупать всё подряд нецелесообразно, и книготорговцы всего мира не в состоянии что-либо поделать, где бы они ни находились. Время упущено, если бы удалось решить вопрос в прошлом году, мастерские переписчиков уже давно взялись бы за работу, а так они открыты, а работы нет.

Миюри, разобравшись, что её не поймали на воровстве, с чувством облегчения подхватила щуку за голову и хвост, перетащила её на свою тарелку и откусила большой кусок.

— Мням, мням... Но не будет ли в таком случае много чистой бумаги? — произнесла Миюри со вздохом.

— Да, бумага есть, но она будет использована, как только прояснится с учебниками, её нельзя продать просто по случаю. Если выберут редкие книги, потребуется переписать много копий.

Миюри задумчиво прикрыла глаза, впрочем, это больше походило на то, что она наслаждалась вкусом щуки. Проглотив кусок, она произнесла:

— Тогда, может, пойдём и наладим хорошие отношения с тем главой, и попросим его выбрать в качестве учебников книги, уже имеющиеся в городе, так? Тогда у них останется много чистой бумаги нам на продажу.

То есть, толкнуть первое звено, приводя всё в движение, как толкает шестерню жернова мельничное колесо.

— Господин Ле Руа, тебе что-то известно об этом главе? — спросил Коул. — Я не вполне понял, почему школяры могут влиять на выбор книг.

Красноватые глаза Миюри изумлённо расширились.

Коул не мог припомнить, чтобы шайка школяров, выманившая у него деньги, когда он здесь был в детстве, оказывала заметное влияние на выбор книг. Напротив, их самих обманул алчный, высокомерный учитель, когда они хотели узнать, по какой книге надо будет учиться, и они были в ярости.

— Мудрая волчица, — вдруг произнёс Ле Руа.

Мама Миюри была воплощением волчицы, и она себя называла мудрой волчицей. Рука Миюри, протягивавшая между зубами щучью кость, застыла в воздухе.

— У этого главы такое смелое звание. По слухам, этот человек возглавляет школяров с севера, а волки — олицетворение неспокойных, пустынных северных территорий.

Волчьи гербы, широко распространённые во времена древней империи, сейчас почти вышли из употребления. Однако север сильно отличается от куда более развитого юга, на севере сохранились густые леса, в которых жили волки, и потому волки были намного ближе людям.

И ещё волк был прекрасным олицетворением дикого, бунтарского духа.

— Всё, что я знаю, так это только это звание и то, что бедные школяры с севера относятся враждебно к богатым школярам с юга.

У Коула начало складываться некоторое представление об этом.

— Значит, эта группа является чем-то вроде сообщества выходцев из одного края?

Что совсем не походило на памятные Коулу из детства шайки жестоких мошенников, у этих могли быть вполне законные цели и задачи.

— Точно. Я слышал от людей в мастерских, что они похожи на торговцев из дальних мест, которые объединяются для защиты своих прав и взаимной поддержки друг друга далеко от родины, чтобы не быть беспомощными. Они одалживают друг другу учебники, оплачивают дополнительные уроки тем, кому учёба плохо даётся, чтобы они могли выучиться.

— Как рыцари!

Как раз истории из мира путешествий, о которых Миюри не имела бы представления, если бы она осталась в маленькой деревне в горах, заставляли её глаза так сиять. Коул беспомощно вздохнул, а Ле Руа довольно улыбнулся.

— Кстати, рыцари ордена святого Крузы тоже организованы по их происхождению, — заметила Миюри.

— Значит, этот человек много знает ещё и о пустынных местах? — произнёс Коул, который никак не мог избавиться от ощущения, что во всём этом слишком много совпадений, что это всё как-то неправильно. — Мы немного поговорили с одним книготорговцем. Он сказал, что этот глава был последним учеником старого учителя, который разбирался в том, что касалось пустынных краёв.

— Точно-точно, я тоже узнал об этом. Какое совпадение, — откликнулся Ле Руа.

Похоже, не только Коул заметил необычность ситуации. Глупо настаивать, что здесь обязательно скрывалась ловушка, но если бы всё было подстроено, что должно было происходило на заднем плане?

— На самом деле такие странные вещи нередко случаются в путешествиях? — добавил книготорговец, и Коул не думал, что он преувеличивал, Коул и Миюри тоже не раз сталкивались с удачей. — Если вы хотите услышать моё мнение...

Прежде чем продолжить, Ле Руа пододвинул кусок крольчатины к руке Миюри, и та его тут же взяла.

— Даже если мы сюда пришли не для этого, мы должны помочь мудрой волчице.

Коула удивили неожиданные слова Ле Руа, не относившего к тем, кто действует без своего интереса.

— Что это означает?..

Объёмный книготорговец приосанился и заговорил:

— Мудрая волчица, объединяя бедных школяров, помогает им не стать добычей школяров богатых. Азартные игры с выбором книг в качестве учебников погубили многих из тех, кто мог стать выдающимся учёным человеком. Талантливые, они не могли себе позволить дорогие учебники и повсеместно бросали учёбу, когда, поверив ложным сведениям, влезали в эти азартные игры, чтобы погрязнуть в долгах, после чего их избивали и заставляли переписывать учебники, калечили, пока, наконец, их трупы не выбрасывали где-нибудь на пустыре, и таких юношей очень много, не сосчитать. Мудрая волчица хочет попросту поломать этот дурной обычай, позволяющий кому-то грести большие деньги за счёт других.

Те, кто умел загрести кучу денег за одну ночь, когда-то оставили без денег и опутали долгом самого Коула.

А Ле Руа любил книги и разбирался в них.

Своевольная девушка Миюри, увидев на его лице необычно серьёзное для этого книготорговца выражение, облизала тонким язычком губы, убирая налипший жир, и спросила, сияя глазами:

— Так что мы решим?

Ле Руа гордо улыбнулся:

— Рыцарь всегда стоит за справедливость!

Его слова зажгли на лице Миюри то, что не смогли бы зажечь даже конные состязания рыцарей с копьями.

С заходом солнца в комнатах постоялого двора воцарялся мрак, зато на улицах разгоралось яркое оживление.

— Где такое количество народу прячется днём? — произнесла Миюри, сидя на стуле, который она поставила у окна, и глядя вниз.

Она невольно пробормотала этот вопрос при виде толпы, состоявшей по большей части из мальчишек-подростков.

— Днём этот народ присутствует на занятиях у колодца в переулке, на складе торгового дома или даже в таверне, так что на улицу они выходят после наступления темноты.

— Как черви.

— Да, они и есть книжные черви.

Миюри недовольно посмотрела на Коула, нашедшего удачный ответ.

— К слову, брат, почему дядя Ле Руа может делать обход улиц, а мы должны сторожить здесь? Зачем искать ненастоящего волка, ведь должен быть и другой путь?

Какими бы причинами и целями ни руководствовался бы тот, кто возглавлял школяров-северян, смелое название "мудрая волчица" звучало очень неприятно для Миюри, чья мама была настоящей волчицей. Она специально выделила слова "ненастоящий волк", стукнув стулом об пол.

Коул вздохнул.

— Чтобы мне было спокойней. Ребёнок твоего возраста независимо от того, женская или мужская одежда будет на нём, может оказаться лёгкой мишенью для школяров из шаек.

Миюри часто слышала от Коула замечания вроде: "Девочкам твоего возраста нельзя делать то или это", она наверняка собиралась возразить, что одета, как юноша, но после этих слов смолчала.

— Я не сомневаюсь в твоих рыцарских достоинствах. Скорее, я боюсь, что ты окажешься слишком сильной, и это окончится неприятностью, когда к тебе подступится толпа. Потому что ты явно всех их уложишь на месте.

Пусть лучше Ле Руа бродит по улицам в поисках особы, о которой шла речь.

Миюри поначалу воспринимала его слова, как увещевания, с которыми обращаются к детям, и слушала молча, потом она понемногу поняла Коула, скрестила руки на груди и небрежно фыркнула.

— Пфф, спасибо, что ты ещё выжил в этом месте, — произнесла Миюри с раздражением.

Коул подумал, что она сердится на него и потому, стоя рядом, смотрела только на улицу, он вздохнул и сказал:

— Я был действительно очень худым и выглядел несчастным, и люди часто мне подавали милостыню, когда я делал вид, что прошу немного денег в долг, такое мелкое мошенничество проходило довольно удачно.

Миюри посмотрела на него с таким видом, будто что-то сейчас дошло до неё.

— Да, действительно. Если бы я увидела моего брата ещё тем ребёнком, мне бы, как и моей маме, захотелось быть доброй с ним.

Коул не нашёл в её словах повода для гордости, и Миюри, усмехнувшись, погладила его о голове. Он нарочитым жестом отодвинул её руку и сам посмотрел из окна на улицу.

— Кончай ерепениться и следи за этим. Говорят, где-то в это время пройдёт шествие школяров.

Поскольку в комнате были только Коул с Миюри, волчьи хвост и уши были, конечно, на свободе. Миюри села на стул, разместив на сиденье и скрещённые ноги, дотянулась до вощёной дощечки и деревянного стило и посмотрела на Коула.

— Хочешь спросить, что это за шествие? Мм... скажем, что-то вроде обхода, чтобы отметить свою территорию.

Миюри тут же записала на дощечке новые для неё слова.

— Но здесь же не место того, которого мы ищем, верно? Те, что шумят там внизу, это по большей части мальчишки с причёсанными волосами.

Кто-то из них играл в карты, некоторые переругивались и даже были готовы подраться, другие пили и веселились, сидя плечо к плечу друг с другом, иные, упившись, ваялись уже без чувств у края дороги, в общем, кто во что горазд, но общим для них было то, что все были одеты достаточно небедно.

— Нападение — лучшая защита.

— И-и? — протянула Миюри, растеряно моргая, похоже, она была удивлена такими словами брата.

— С древних времён в качестве меры по защите своей территории специально вторгались на территорию противника.

Свет свечей из окон таверны и отблески костра на улице очерчивали контуры ватаги сумасшествовавших подростков, создавая кошмарное зрелище. Коул ощутил себя тем худым мальчишкой из прошлого, который трясся среди этого безумия, торопливо запихивая в рот первую за весь день еду.

— Потом они пошлют школяров-малолеток, этих цыплят, ходить с пустой сумой за плечом и сухой селёдкой в руке по домам на их территории, чтобы стучаться в двери и говорить: "Сегодня у меня день рождения, не могли бы вы дать немного мелочи на хлеб, чтобы скрасить мне ужин, на который у меня есть только эта селёдка". Конечно, все собранные деньги отнимут старшие братки их шайки.

То, что Коул не стал бы рассказывать в Ньоххире, даже если бы Миюри просила бы об этом, не могло не вырваться из него сейчас. В то время его разум заполняла одна забота — как выжить, он даже не думал, что делает что-то нехорошее. Думая об этом сейчас, он осознавал, что всем в городе было ясно, что происходит, что добавляло горечи к его воспоминаниям. И теперь он знал немного больше о том, что означало выражение милосердия на лицах людей, дававших ему мелкие монетки и еду.

Людям, просто проходившим через этот город, вероятно, не была видна сокрытая в нём тьма.

Безучастно глядя вниз на шумную, суетливую улицу, Коул вдруг ощутил спиной тепло чьего-то тела.

— Брат, расскажи мне больше об этом всём...

Ему не было видно лица Миюри, но в его поле зрения попадал подёргивавшийся кончик её хвоста, судя по которому девушка была несколько расстроена. Миюри обняла его, крепко прижалась лбом к его спине и произнесла:

— Жаль, что я не могу попасть в твоё детство, чтобы позаботиться о тебе.

Миюри не раз называла Коула болваном или дурнем, но узнав, с какими трудностями ему пришлось столкнуться в прошлом, она, похоже, немного задумалась. Однако та угрюмость, что прозвучала сейчас в её голосе, заставила и Коула изменить своё отношение.

Помимо того, что Миюри всё ещё нуждалась в защите, она и сама иногда могла защитить его, так что тут они уже были на равных. Там в Ньоххире он не стал бы ей рассказывать о этой части своего прошлого, он поведал ей лишь о небольшой неприятности в пути, приведшей к встрече с родителями Миюри. Учитывая эти два обстоятельства, Коул мог признать, что Миюри и он были в большей мере спутниками, чем ему казалось прежде.

— Верно, жаль. Если б я смог тебе пожаловаться, может, моя тяжесть была бы разделена.

— Да, потому что я рыцарь.

Миюри оторвала лицо от спины Коула, и он, наконец, смог повернуться. Она держалась более героически, чем когда-либо в Ньоххире. Дух рыцарства — это ещё и дух товарищества, забота о тех, кто рядом.

— Но тебе ещё нужно повзрослеть и набраться уверенности, чтобы я чувствовал себя достаточно надёжно, — добавил Коул, положив ладонь ей на голову.

Он не удержался от этого жеста, возможно, потому что хотел, чтобы она поскорей повзрослела, и в то же время немного завидовал ослепительному времени её становления, происходившего у него на глазах.

Миюри сбросила его руку и пхнула кулачком ему в живот.

— Мой брат очень злой.

— Ладно-ладно, прости.

Едва Коул начал успокаивать рассерженную Миюри, её хвост обвил ему ноги, и ему было трудно удержаться от смеха. Настроение её сразу стало улучшаться, и в это время чуткие волчьи уши что-то уловили.

— Там кто-то спорит, — Миюри высунулась из окна, определяя направление. — Там.

Коул поспешно прикрыл её уши капюшоном и, посмотрев, куда Миюри указала рукой, услышал шум, волной расходившийся по толпе школяров.

— Может, там тот школяр, которого мы ищем?

Насколько им было известно, город был поделен надвое бедными школярами с севера и богатыми с юга. На этом постоялом дворе останавливались книготорговцы, а книготорговцы обычно продавали свой товар богатым. Таким образом, этот постоялый двор располагался, скорее всего, в самом сердце территории школяров-южан. Школяры вскочили со стульев и повернулись подобно своре диких собак в сторону источника будоражившей волны. Нападение врага на их территорию?

Коул нервно глотнул в ожидании развития событий.

Вдруг заклубился густой дым, и чей-то голос заорал:

— Кто-то из них предал и сбежал! Сбежали 'цыплята'!

Миюри только что узнала, что такое 'цыплёнок' в этом городе, её поднятые остроконечные уши насторожились, а рука метнулась к мечу на поясе. Коул попытался её становить, но почти сразу сдался и сам схватил плащ. Не потому что нужно было познать тёмную сторону города, чтобы его понять. Слова "сбежал цыплёнок", отозвавшись в его памяти и пробудив в нём гнев, заставили его действовать.

— Миюри.

— Держись за мной! — и серебряный рыцарь выбежала из комнаты.

"Цыплятами" здесь называли маленьких школяров, ещё совсем детей. Они были не просто школярами, а фактически собственностью старших братков шаек. Большинство из них бродили в одиночестве по свету и нуждались в помощи, приходя в города школяров, но находили не помощь, а западню.

Кое-кто из старших братков прежде и сам был 'цыплёнком', но большая их часть приходилась на выходцев из семей аристократов или богатых торговцев, и они, следуя принципам своих семей, не чувствовали вины за то, что они помыкали людьми. Кто-то из них быстро спустил полученные от родителей деньги, кто-то был выставлен из дома за непослушание и неподобающее поведение, но здесь они деньги и власть, опекая 'цыплят'. Вот почему мудрая волчица должна была собраться с силами и противостоять им, ведь школяры-северяне чаще становились 'цыплятами'.

— Вот чем вы отплатили нам за всё, закройте свой долг! Найти мне этих 'цыплят'!

Подростки похватали подвернувшиеся палки стали бегать по окрестным улицам, в беспокойстве, но с выражением презрения на лицах. Более прилично одетые подростки и юноши, повидавшие в городе всякое, остались на месте, продолжая попивать своё вино.

Бродячие собаки, встревоженные суматохой, громко лаяли и выли, выпущенные свободно попастись куры и свиньи, мирно дремавшие по улицам и переулкам, разбегались во все стороны. Работники таверны убирали бьющуюся утварь, а из торгового дома вышло с дюжину мужчин, чтобы пресечь возможность грабежа. Обычные горожане, утомлённые шумом, закрывали окна.

— Брат, такое вот часто бывает? — ошеломлённо спросила Миюри при виде замедленного реагирования горожан на эту сутолоку.

— Город школяров — такое место, где даже король не станет настаивать на своей власти.

Нередко можно было услышать, что именно беззаконные бесчинства школяров принесли их городам ту или иную независимость.

— Когда собирается слишком много мальчишек, становится действительно нехорошо, — с осуждением и очень по-девчачьи высказалась Миюри, что с ней случалось не так часто.

Резкость её замечания была сравнима с переходом воды в солёное состояние при впадении реки в море.

— Ты сказала, что видишь границы территории? Если 'цыплёнок' хочет бежать, ему нужно стремиться к территории противостоящей шайки. Если хочешь спасти людей, лучше подождать там.

— Враг врага — это друг?

— Вернее сказать: "Куда бы ни пошёл 'цыплёнок', там будет его место".

Миюри с выражением отвращения на лице покрутила головой, шевеля под капюшоном ушами, бросила: "Сюда" и побежала. Школяры этой территории тоже должны были знать, куда следует бежать 'цыплятам', и, вероятно, соберутся там. Миюри, уловив шаги подростков и сопоставив их с мысленной картой места, составленной во время обхода лавок, представила себе направление их потока.

— Прежде всего, — несясь по удивительно тихому переулку, спросила Миюри, — когда спасаешь 'цыплят', можешь сказать, что ты рыцарь?

Эта девушка-сорванец по своей сути ничем не отличалась от тех подростков, поднявших суматоху.

— Точно нет, — пробормотала в темноте Миюри, останавливаясь.

Коул вздохнул — она никак не взрослела. В этот момент откуда-то донёсся рёв подростков.

— Миюри?

— Нехорошо, похоже, поймали того убежавшего.

Слова "предал", "сбежал", "долг" дают ясное представление о причинах побега "цыплят", и, если их поймают, воображение рисует самую отвратительную картину того, что произойдёт.

— Брат, если не сможешь удержаться за мной, просто следуй по улицам, чтобы луна была справа.

Маленькая волчица, никогда не терявшаяся в горах в полнолуние, припустила вперёд и мгновенно исчезла во тьме переулка. К счастью было ясно, где это происходит, и всё это продлится по крайней мере до рассвета. Но Коулу было страшно неловко осознавать, насколько он уступал Миюри в беге, это было просто унизительно.

— Знал бы... попрактиковался бы с ней в фехтовании...

К слову, не так давно Коул был далеко не в лучшем состоянии. Одними идеалами с вызовами действительности не справиться. Коул старался, как мог, и бежал, задыхаясь, всю дорогу, пока, наконец, не услышал шум и вопли.

— Побежал на улицу Таран! — прокричал кто-то очень ясно из-за дома справа.

Место, на которое выскочил на бегу Коул, походило на задний двор кожевенной лавки, он еле увернулся от сохшей медвежьей шкуры, опрокинул бочку из-под вина и врезался во внезапно появившейся перед ним прилавок, он попытался удержаться в вертикальном положении, напрягая колени, но натруженные бегом ноги его подвели, и Коул покатился по дороге.

— Что такое?.. — произнёс кто-то.

Коул, испытывая боль в повреждённой ноге, поднял голову и тихо ахнул. Он оказался слишком невнимательным, а когда он кого-то услышал, было поздно, и он тупо выскочил в пространство между двумя группировками, даже не заметив бряцания мечей. Место предстоявшей схватки.

Брат, — сказал кто-то шёпотом сзади и потащил Коула за одежду к себе, Коул попытался окликнуть Миюри, но она успела зажать ему рот.

Днём эта улица, наверное, была заполнена торговцами, и вовсю кипела жизнь. Теперь большое пустое пространство на ней разделяло две группы подростков, стоявших друг напротив друга. Справа в полутьме были видны подростки в хорошей одежде, на тех, что слева, одежда была простой, какую можно часто увидеть в Ньоххире. Правая сторона была вооружена по большей части мечами, а левая — длинными скалками, некоторые вместо шлемов надели на головы глиняные горшки.

Справа кто-то заговорил:

— Мы сможем вернуть себе наших товарищей?

Только сейчас Коул разглядел за спинами левых двух мальчишек, которых они прикрывали. Даже с такого расстояния при свете факелов было хорошо видно, какими бледными, худыми и измождёнными были их лица.

— О каких ещё товарищах ты говоришь? Вы только деньги у них отбираете!

После этого резкого высказывания обе стороны немного подались вперёд.

— Да что это такое?.. Мы принимаем к себе обездоленных мальчишек из чувства сострадания, чтобы они могли у нас учиться. Почему их руки перепачканы чернилами? Это потому что под нашей защитой они могут погрузиться в наслаждение постижения наук. А вы их обольстили сладким обманом, не так ли? — меч в его руке блеснул холодным огнём. — Вы, вонючие, грязные северные волки, не думайте, что сумеете уйти отсюда, после того как связались с южными орлами.

Подбор слов, да и само произношение выдавали в нём выходца из верхов общества. Кроме того, он явно привык повелевать людьми и считать властность с высокомерием своим долгом.

Глупый брат, который выкатился на место сражения и которого Миюри оттащила в переулок, теперь удерживал её сзади в своих объятиях, чтобы не дать ей выскочить вперёд.

— Когда ты сказал про наслаждение постижения наук, ты имел в виду затаскивание их на вашу землю, чтобы пытать, привязывая к стульям, даже оставляя без еды и заставляя изо дня в день читать и переписывать учебники, заставляя их нести вам золотые яйца? Знаешь ли ты, скольких из них вы сделали ходячими мертвецами, желающими лишь одного — никогда не брать в руку перо! Бесстыдство в чистом виде!

Скалки и горшки на головах — слабый довод для меча, но, может быть, здесь недалеко до территории северян, что давало им численный перевес. Впрочем, похоже, их не интересовали подобные детали, эти две противостоявшие друг другу много лет стороны были полны решимости отправить противника прямо в ад.

Однако с уверенностью решить, кто являлся вожаком левых, было нельзя. Коул, прижимая к себе голову утробно рычавшей в его объятиях Миюри, старался найти 'мудрую волчицу' среди левых. И в этот момент один из подростков, ухаживавший позади товарищей за бедными 'цыплятами', внезапно встал. Невысокий, на вид сам недавний 'цыплёнок', но чем-то привлекательный. Может, белое, как у странствующих священников, одеяние было тому причиной, может, уверенная поступь.

Рычавшая, гневно гримасничавшая южанам Миюри вдруг смолкла.

Маленькая фигурка с развевавшимся на ветру белым подолом подошла к одному из товарищей, взяла у него меч, железные перчатки и шлем с забралом и аккуратно надела это всё.

— Мм... Не может... — прошептали губы Миюри, но удивило её не рыцарское снаряжение, которое без суеты надевал на себя подросток.

Стоявшие напротив южане-школяры также были в замешательстве и переговаривались между собой, словно кого-то узнали.

— Проклятье! Северная демоница, опять ты!

Не обращая внимания на возгласы южан, маленькая фигурка в большом железном шлеме не останавливала своих неторопливых шагов. Казалось, её двигал вперёд мутный поток бродячих собак, вырвавшийся у неё из-за спины.

— Вы все паразиты города школяров, использующие свои знания лишь ради наживы, я здесь, чтобы именем Господа наказать вас! — высокий голос, словно не потерявший детского звучания, словно бы распалил бродячих собак ещё больше. — Я Рутея, мудрая волчица! Идите! Избавьтесь от этих жадных до денег свиней!

Ряды богатых школяров забеспокоились, некоторые из стоявших сзади начали пятиться. Возможно, готовность бедных школяров сражаться в таком неравном положении объяснялась чудесными способностями мудрой волчицы. Школяры с их скалками и горшками двинулись вперёд вместе с собаками.

Коул смотрел на эту Рутею не потому, что она была девушкой, которая приняла на себя лидерство, а потому, что она назвала себя мудрой волчицей.

Чтобы сражение началось, Рутеи оставалось лишь подать последнюю команду. И тут...

Рутея резко повернулась к Коулу и Миюри. На её лице отразилось такое изумление, будто она увидела летящего посреди дня дракона.

— Вперёд! Вперёд! Смелее! — крикнул кто-то, подавая команду вместо Рутеи, заметив, что она остановилась, и понимая, что медлить нельзя.

Взрывоопасная ситуация подобна ведру, наполненному водой, на краю стола: кто бы ни подтолкнул его, воду уже не остановить. Кто бы ни приказал, начнётся битва.

Впрочем, битвой это было трудно назвать, в одно мгновение богатые школяры были разбиты и обращены в бегство бродячими собаками. Говорят, даже для отряда наёмников встреченная стая одичавших собак может составить немалую головную боль. А собаки под волчьим предводительством ещё опасней.

Коул ощутил, как Миюри в его руках сглатывает ком в горле, он почти услышал это на затихшей, словно гора после схода лавины, улице.

— Что... что это...

Чьи губы это прошептали?

Девушка с тёмно-каштановыми волосами, выбивавшимися из-под шлема и увязанными в подобие волчьего хвоста, смотрела на Коула с Миюри из-под забрала.

Коул понял, что прошептала это Миюри, которую он прижимал к себе.

— Извини, — сказал он вместо совершенно растерянной Миюри, — не могла бы ты...

Похоже, Рутея только сейчас заметила существование Коула, её глаза широко открылись.

А может, это произошло из-за раздавшихся свистков городской стражи, с запозданием явившейся навести порядок.

— Госпожа Рутея! Здесь люди из городского совета! Идём первыми!

Пусть школяры и могут заправлять в городе, как никто другой, это не значит, что они могут пренебречь городскими властями. Более того, большая часть денег поступала городским властям от семей богатых школяров, и можно было сказать, что они для мудрой волчицы тоже были врагами.

— 'Цыплят' под защитой отвести на старое место, раненых отправить лечиться.

Подростки получили распоряжения и разлетелись подобно птицам. Глядя им в спины, Коул ощутил надежду, что они со временем смогут что-то сдвинуть в этом мире. Если не раскрыть глаза, тогда ничего не изменится.

Рутея повернула голову и снова пристально посмотрела на Коула с Миюри.

— Я здесь на постоялом дворе "Зелёная чаша", — сказала девушка в железном шлеме и мечом в руке, прежде чем последовать за товарищами и исчезнуть во тьме.

Свистки звучали всё громче и ближе, если поскорее не покинуть это место, можно оказаться под арестом в качестве сообщников. При мысли, что пришлось бы писать Хайленд с просьбой освободить их, Коул содрогнулся всем телом. Миюри высвободилась, велела Коулу быстро подниматься и потащила его за рукав в тёмный переулок. Сделав несколько шагов по переулку, Коул остановился и произнёс:

— Она... она ведь волчица, так?

Окажись она просто не-человеком, он бы не был так потрясён. В своём путешествии ему встречались самые разные не-люди: кит, овца, птица, крысы — и это не считая тех, кого он знал раньше, но волков ещё не было. Нет, для Коула, которому представилась возможность познакомиться с историей не-людей, это следовало сказать иначе. За всё время по сей день ему ещё не встречались не-люди с клыками и когтями. Потому что их всех затянуло в войну, давно случившуюся и покончившую с историей не-людей, положив конец их эпохе.

На застывшем лице Миюри не отражалось никаких чувств, когда она ответила:

— Она волчица... это так...

Она походила на маленького ребёнка, впервые увидевшего себя в зеркале.

Глава третья

Спустя некоторое время Коул и Миюри вернулись на постоялый двор, где их с тревогой дожидался у дверей Ле Руа. Коул рассказал ему о случившемся переполохе от его начала до конца и о том, как выглядела мудрая волчица. Опустив лишние подробности, он назвал постоялый двор "Зелёная чаша", на что Ле Руа пояснил, что там останавливались торговцы мехами с севера.

Коул предполагал отправиться туда немедленно, но с учётом состояния Миюри решил отложить это до утра. Прежде Коул не предполагал, насколько много могла значить для неё волчья кровь. Встреча родича по волчьей крови породила в ней, похоже, множество вопросов и тысячи слов, которыми она хотела поделиться, Миюри требовалось время, чтобы привести в порядок мысли и чувства.

Утром Коул ожидал, что у неё не будет желания поесть, однако Миюри запихала в себя хлеба и мяса даже больше обычного, бодро зашагала по улицам Акента, на которых не осталось и следа вчерашнего буйства, и вскоре она уже стояла, выпятив грудь, перед постоялым двором "Зелёная чаша".

— Не ссорься только... — предупредил Коул, учитывая её воинственный вид.

Миюри, не вступая с ним в пререкания, толкнула дверь.

— Мы не подаём вина до полудня, — предупредил больным с похмелья голосом хозяин, приняв их за посетителей, которым не терпелось выпить.

— Эта волчица здесь? — спросила Миюри.

Хозяин понял, что они не простые посетители, и с подозрением смерил их взглядом.

— А сами вы?..

— Друзья, — оборвала его вопрос Миюри.

Хозяин бросил на них короткий испытующий взгляд, заставив Коула легко поклониться, и беззвучно вздохнул.

— Ищите её в самом конце третьего этажа.

Вероятно, хозяин подумал, что от них не будет неприятностей, или увидел перед собой деревенских северян и решил пока что доверять им.

Лестница нашлась в глубине таверны, на втором этаже они увидели несколько потрёпанного вида мальчишек, сидевших на корточках в коридоре, внимательно изучавших вощёную дощечку и не обративших на них никакого внимания. Это создавало такое настроение, что ненавидевшая учиться Миюри съёжилась и шла, сутулясь, до третьего этажа.

На третьем этаже им встретились подростки постарше, но и они тоже были заняты — переписывали в коридоре книги или просто что-то писали. Дверь одной комнаты была открыта, через них то и дело кто-то входил или выходил, там Коул и Миюри увидели вчерашнюю девушку.

— Идём, — просто сказала Рутея, прежде чем они успели что-то произнести, похоже, её предупредили об их приходе, затем она встала из-за стола и обратилась к подросткам. — Мы поднимемся на четвёртый этаж, чтобы обо всём переговорить, не позволяйте никому подниматься к нам.

После чего прошла мимо Коула с Миюри и пошла наверх. При свете рассмотреть её было проще, она показалась меньше, чем вчера, может, на пол кулака выше Миюри. Впрочем, девушка-сорванец почти наверняка стала бы уверять, что выше как раз она. На Рутее был тот же вчерашний плащ, на грубого вида поясе висел короткий меч. Она больше походила не на монахиню, а на священницу, которая путешествует по северным горам. Если бы это было для неё обычной одеждой, её можно было бы принять за единственную дочь деревенского старосты, занимавшую важное положение в деревне, несмотря на столь юный возраст.

Коул с Миюри последовали за девушкой к комнате в глубине четвёртого этажа.

— Здесь сокровищница, — произнесла Рутея и вставила ключ в большой замок.

Когда дверь отворилась, из комнаты вырвался неприятный, затхлый запах.

— Тут всё книги, используемые для учёбы?

— Верно. Это зёрна, позволяющие нам тут выжить, — ответила Рутея, отворяя окно.

Вместо того, чтобы распродать всё разом, они всё это хранили и переписывали, чтобы новые поколения новичков ещё долгое время могли ими пользоваться, так что назвать книги зёрнами было правильно.

Пустив в комнату свежий воздух, Рутея повернулась к Коулу и Миюри.

— Вчера вечером я по-настоящему испугалась.

Правый угол её рта приподнялся, изображая улыбку, Коул не мог понять, скрывала ли эта улыбка смущение или растерянность. Приглядевшись, он увидел её большие остроконечные уши и хвост одного цвета с волосами.

— И я повсюду искала таких, как я, давно искала.

Накал чувств у обеих волчиц был, конечно, высоким, в таких случаях Коул обычно предупреждал Миюри, что надо следить за ушами и хвостом, но в этой ситуации она почему-то сама постеснялась их открыть. Возможно, встретив, наконец, волчьего сородича, она не знала, как себя вести.

— Прости, только что она была вполне себе бодрой и оживлённой, — произнёс Коул в замешательстве.

Рутея улыбнулась и ответила:

— Я понимаю её состояние. Не будь вчера рядом со мной моих товарищей, я бы тоже поддалась панике.

Она не говорила это специально для Миюри, её действительно поразила вчерашняя встреча.

— Тогда позвольте мне снова представиться, я Рутея, — и она протянула правую руку.

Держалась она безупречно, возможно, потому что была вожаком.

Коул пожал её руку, почти такую же изящную, как у Миюри, пытаясь понять, стоит ли ему называть своё звание, с которым ему пришлось смириться в Уинфилде. Если люди узнают, что в Акенте объявился Предрассветный кардинал, могут случиться неприятности. Но сейчас он пожимал руку не-человеку с большим хвостом позади. В итоге он представился своим настоящим именем.

— Я Тот Коул.

Рутея ответила лишь положенной вежливой улыбкой, будто не признав в нём Предрассветного кардинала. Коул облегчённо вздохнул, упрекнув себя за некоторое сожаление, которое он ощутил в глубине души из-за этого. Потом Рутея, конечно же, протянула руку Миюри:

— Привет, Миюри.

Миюри почти никогда не бывала такой зажатой, и Коулу пришлось хлопнуть её по спине, чтобы придать немного смелости.

— Я Миюри.

Коулу показалось, что она представилась с каким-то вызовом, и последовавшие слова подтвердили догадку:

— Что означает "мудрая волчица"?

Такое звание носила её мама.

Коул увидел, как Рутея смущённо улыбнулась, прежде чем ответить:

— Это первое, о чём тебе нужно было спросить. Ничего такого особого, ты же слышала, что сказали те южане, правда? Они первые назвали себя бандой южных орлов и стали подминать под себя школяров.

— И поэтому вы назвали себя северными волками?

Так назвали себя подростки с горшками на головах вместо шлемов и со скалками в руках.

— Голубям и агнцам не победить орлов, — пожала плечами Рутея. — Кроме того, я слышала один слух.

Взгляд Миюри метнулся к лицу Рутеи.

— На крайнем севере жило великое племя во главе с мудрой волчицей.

Внезапно прозвучавшие слова заставили появиться волчьи уши Миюри.

— Говорят, эта волчица отвоевала себе прекрасную территорию там, где заправляли люди, и с достоинством поселилась в деревне. Это я услышала от воплощения оленя, по случаю заехавшего в Акент, когда я только появилась в городе. Может, это было лишь легендой, вызывавшей у меня зависть, это всё равно наполняло меня силой, когда я ходила по улицам города. С того времени я стала подражать мудрой волчице и так называть себя. Точно так же, как лучшие охотники в лесах называют друг друга волками и медведями.

Судя по виду Миюри, она подозревала, что звание мудрой волчицы было попросту присвоено, а его носительница обманывала им весь свет.

Но Рутея не строила из себя великую личность, на её лице играла смущённая улыбка юности. Миюри некоторое время смотрела на неё, а потом тихонько с облегчением вздохнула. Возможно, она предполагала, что в случае мошенничества ей придётся вступить в борьбу, отстаивая свою честь. К её удивлению речь, несомненно, шла о её маме, мудрой волчице Хоро, о чём, однако, Миюри не спешила сообщать.

Коул думал, что Миюри должна была гордиться тем, чьей дочерью она являлась, но при своём возрасте она обладала непостижимым умом и не хотела хвастаться своими родителями. Особенно если учесть, что ей всегда казалось, что её родители застыли в своём развитии.

— Тогда я тоже хотела кое о чём у тебя спросить... Какие у вас отношения? — не слишком серьёзным тоном спросила Рутея.

По расслабленной линии её рта можно было предположить, что спросила она только ради завязывания разговора. Но Коулу казалось, что любой ответ должен был расстроить Миюри, и ответить ей, вероятно, будет непросто.

— Мой старший брат — это мой старший брат, — с упрямством в голосе, без промедления ответила она.

Коул не думал, что Миюри была достаточно бесчувственной, чтобы заявить, будто Коул являлся её парой, но она не стала говорить даже о рыцарстве, казалось, у неё были какие-то свои соображения. Он подумал, что Миюри своим небрежно прозвучавшим ответом попыталась ограничить расспросы на эту тему.

Возможно, Рутея и не была слишком проницательна, но то, что отношения Миюри и Коула были отношениями именно сестры и брата, не было настолько очевидным, чтобы она ничего не заметила. Рутея тонко и в то же время с долей усталости от жизни улыбнулась. Похоже, в этом мире, где не-людям приходилось скрываться во мраке, ей доводилось видеть немало подобного.

— В таком случае я дальше буду спрашивать, как мудрая волчица Акента. Вы живёте на постоялом дворе "Железный агнец"? Там собираются книготорговцы, вы тоже из них? Ваш пухлый спутник выбрал для своего обхода гильдию переписчиков и бумажные лавки и везде расспрашивал обо мне, а ещё вы вдвоём сами посетили почти все книжные лавки города.

Нетрудно узнать о всех передвижениях Ле Руа и Коула с Миюри, когда рассеянные по всему городу школяры ей всё сообщают.

В глазах Рутеи появилась настороженность, показывавшая, что её решимость отстаивать своё племя не уступала её радости от встречи со своим сородичем в этом огромном мире. В конце концов, люди, торговавшие книгами в этом городе, занимались в нём не самыми хорошими делами.

— Наш спутник действительно книготорговец, но мы приехали в город не для того, чтобы торговать книгами. В отличие от нашего спутника мы вдвоём даже не книготорговцы, мы пришли с другими целями, из-за которых и искали тебя.

Рутея чуть дёрнула подбородком, предлагая Коулу продолжать. Он посмотрел для надёжности на Миюри, показывая, что продолжение означает приоткрыть их тайну. Миюри завиляла своим пушистым хвостом, уже выпущенный ею в какой-то момент, и ответила вместо своего брата, обеспокоенного судьбой мира людей и слепого в вопросах любви:

— Тебе известно о противостоянии королевства и Церкви?

— Королевства... Королевства Уинфилд? Ну-у, немного известно, — ответила настороженно Рутея, бросив на них недоумённый взгляд, похоже, она не ожидала этой темы.

Как бы то ни было, но Коул опасался не получить её помощи в их тайной миссии и потому отважился заявить:

— Мы приехали в Акент из-за этого противостояния.

Рутея с озадаченным видом немного подумала, потом её губы прошептали:

— Ты Предрассветный кардинал?

Шерсть на её ушах и хвосте тут же вздыбилась. У Миюри тоже.

Через город школяров шёл непрерывный поток путешественников, среди них было немало проповедовавших богословов и знатоков канонов. И противостояние Церкви и королевства здесь должно было обсуждаться не в меньшей степени, чем в Раусборне.

— Не может быть... как так... — недоверчиво пробормотала Рутея и замолчала, пока она колебалась, её руки безотчётно почёсывали голову и прикасались к беспорядочно шевелившимся волчьим ушам. Её глаза продолжали смотреть на Коула, из-за чего тот почувствовал себя неловко и отвернулся к Миюри, чтобы увидеть выражение гордости на её лице.

— Мм... Нет, но... постой, постой...

Кажется, Рутея не знала, что сказать, и, приложив ладонь ко лбу, она пыталась собраться с мыслями.

— Как я слышала, королевство — земля овец, так что ты?..

— Ты имеешь в виду дедушку Хаскинса? Это к делу не относится.

Старый Хаскинс, Золотой баран, когда-то помог королю-основателю Уинфилда в войне и становлении государства. Ради своих сородичей он укрылся в монастыре, владевшей огромными пастбищами, где смог обеспечить им дом.

— Э... это что?.. О, нет, раз вы боретесь на стороне королевства... то есть королевство действует вместе с не-людьми? Вот почему они боролись против Церкви?

Предрассветный кардинал помог королевству в противостоянии с Церковью и даже привёл с собой для этого воплощение волчицы, ход её мыслей был понятен.

— Э-э... здесь всё немного сложнее... — вздохнув, Миюри перебила ход её мыслей. — Это всё мой брат, который только и знал, что читать день-деньской свои книги да молитвы, длинные и короткие, он не мог смириться с плохими людьми в Церкви и захотел спуститься с гор, чтобы обличать их. Я волновалась за него и потому спустилась с гор вместе с ним. И на самом деле я скрываю свои уши и хвост.

В этом объяснении было немало деталей, которые Коул хотел бы опротестовать, но в целом объяснения оказалось достаточно, чтобы он нехотя кивнул изумлённой Рутее.

— Я... я начинаю понемногу представлять себе положение. Но да... можно и так идти вместе, — проговорила с кривой улыбкой Рутея, давясь словами, будто большим куском хлеба.

Коул понял причину её настроения — волчий нюх.

— Брат... — тихо пробормотала Миюри.

Коул не был удивлён тем, что она смутилась под взглядом Рутеи, потому что волчий нос мог определить даже, в какой позе Миюри спала, пробираясь к нему по ночам.

Рутея по-доброму смотрела на Коула с Миюри, но на самом деле она не хотела видеть проявления любви, она как бы откусывала крошечный кусочек от большого куска жареного мяса.

— Но я бы предпочла быть его невестой, — заявила тогда Миюри, отбрасывая стеснение и преувеличенно пожимая плечами.

— Охота требует терпения, — отозвалась Рутея.

Миюри, глядя ей в лицо, широко улыбнулась в ответ. Почти одного роста, они были словно озорные охотницы за лакомым куском, только Рутея казалась чуть старше.

— Кхм! — кашлянул Коул, чтобы прервать игру улыбок двух волчиц и перейти к делу, и Рутея перевела взгляд на него. — Давайте сначала поговорим о главном, мы пришли сюда, потому что Акент располагает немалыми возможностями для разрешения противостояния Церкви и королевства. Во-первых, мы хотим распространить переводы Священного писания на общедоступный язык, чтобы обычные люди могли увидеть, насколько Церковь отклонилась от учения Божьего, и мы сюда пришли за бумагой. Во-вторых, мы надеялись найти учёных по богословию или по канонам, готовых помочь нам в исправлении Церкви. Что же до третьего, это...

— Найти кого-то, кто знает новую землю или пустыни! — крикнула Миюри, заставив Коула вздохнуть.

Рутея посмотрела на Миюри, не выказавшую никакой заинтересованности в первых двух пунктах, потом на Коула и с важным видом кивнула.

— Писание на доступном языке и поиск союзников в борьбе... Мне понятно и то, и это. Перевод на доступный язык и ваша борьба с Церковью широко обсуждаются здесь, но... — её хвост нервно заходил из стороны в сторону, — ты сейчас сказала "новую землю" и "пустыни?"

— Да, да, да! Мы хотим найти новую землю и создать нашу собственную страну!

Хвост и уши Миюри возбуждённо двигались, глядя на них, Рутея ошеломлённо улыбнулась.

Опасаясь, что эта мечта вызовет недопонимание, Коул поспешил уточнить:

— Новая земля может стать ключом к разрешению противостояния Церкви и королевства.

— У-у... Мм?

— У королевства и Церкви были свои причины для противостояния. Но сейчас всё запуталось сверх всякого воображения, и обеим сторонам будет плохо, если противостояние ужесточится. Обе стороны понимают это и нуждаются в таком моменте, когда они смогли бы опустить кулаки.

— Таким образом, чем бить противника кулаком по голове, лучше протянуть руку к горе сокровищ по другую сторону моря, чтобы были счастливы обе стороны, так? И я хочу этим воспользоваться, чтобы построить собственную страну.

Миюри изложила план Ирении, будто свой собственный. Рутея, тоже воплощение волчицы, сразу ухватила суть.

— Верно... Уж действительно двух пташек одним камнем... но я всё не пойму, при чём тут пустыня. Только не говори, что новая земля лежит по другую сторону от великой реки пряностей.

Когда давно один человек, желая показать осведомлённость, сказал, что такие пряности, как перец и мускатный орех, намывала река, протекавшая через пустыню. В нынешние времена большой торговли по всему свету было очевидным, что это, конечно, полная чушь, просто закрепившаяся метафора. Но любительница авантюр Миюри была поражена таким названием и приняла его за чистую монету.

— Там течёт река пряностей?

Пожалуйста, потерпи немного, — мысленно воззвал Коул к Миюри, походившей на увидевшего кость щенка, и постарался покороче изложить суть Рутее.

— Суть в том, что легенды о новой земле ходят, судя по всему, со времён древней империи, однако из-за хода времени и позиции Церкви сейчас найти объявленные еретическими знания времён древней империи можно, если только отправиться за ними в пустыню.

Эти слова стали последним фрагментом, раскрывшим Рутее суть ситуации.

— Оказывается, я действительно подходящий для вас человек, — и она усмехнулась. — Тогда нам в самом деле было суждено встретиться сегодня.

— А? — вырвалось одновременно у удивлённых Коула и Миюри.

— У меня были свои причины изучать пустынные языки, и я выбрала их не случайно... И по этой части, Миюри, есть немало общего с тем, из-за чего ты следуешь за этими слухами.

Обращение Рутеи поразило Миюри так, будто её облили холодной водой, впервые за всю её жизнь к ней обращался волчий сородич, не являвшийся её мамой, это было для неё новым, свежим ощущением. Она встряхнула ушами и хвостом, будто избавлялась от попавшей на них воды и с улыбкой сказала:

— И я тоже хочу услышать твою историю, Рутея!

Миюри с силой произнесла это имя. Рутея ровно, будто старшая сестра, улыбнулась, плавным движением села на видавший виды стол, повернулась к окну, в которое влетал лёгкий ветерок и стала рассказывать:

— Изначально я жила в лесу, в котором прожила очень, очень долго. Если не считать того, что у меня не было имени, не было спутников, если не считать того, что я всегда чувствовала, что не такая, как другие животные, в моей жизни не было ничего плохого. Но однажды я спасла аристократа, который заплутал в лесу и чуть не умер, он и дал мне это прекрасное имя — Рутея. Я приняла его предложение переехать в его замок, и его жене я тоже так понравилась, что моя жизнь свелась к тому, чтобы сидеть перед камином каждый день и просить помочь расчесать мне волосы.

Это звучало, как сказка, однако было несложно представить, что Рутея, прожившая всю жизнь в лесу, с радостью приняла жизнь в замке.

— Жизнь в замке вполне соответствовала моей сущности... Но она заставила обратить внимание на одиночество моей волчьей стороны. Пусть они стали мне близкими и незаменимыми, но они, в конце концов, не были волками. Меня не слишком беспокоило, что рядом не было волка, который бы вторил моему протяжному вою, но с той поры я чувствовала себя всё более и более одинокой.

Уголки рта Рутеи приподнялись в усмешке над собой, когда её взгляд остановился на поясе Миюри. Она словно рассказывала о своём прошлом тому волку, что был там вышит.

— В итоге я воспользовалась властью того аристократа, чтобы всевозможными способами найти сородича, но ничего не вышло. Однако мне в древних книгах попались гербы с волками, и я предположила, что семье, унаследовавшей герб с волком, могли быть известны какие-то следы наших сородичей, а может, они сами происходили от волчьей стаи.

Миюри посмотрела на вышитого на её поясе волка, потом перевела взгляд на пояс Коула. Не так давно она узнала, что большинство семейств, использовавших гербы с волками, происходили из древней империи. И если волчица хотела найти сородичей сейчас, ей оставалось, сочувственно подумал Коул, начинать с гербов и изображением волка. Если внимательно проследить их историю, она приведёт непосредственно к древней империи.

— Иными словами, Рутея идёт впереди нас? — спросила Миюри, глядя на Коула, потом она повернулась к Рутее. — И в этот город ты приехала для того, чтобы изучить пустынные языки?

— Нет, это... вообще-то изучение языков было сопутствующим, — неловко улыбнулась Рутея.

— Сопутствующим... сопутствующим... — тихо пробормотала Миюри, глядя на Коула.

— Это просто вроде блюда, которое подаётся в придачу к основному, но, кстати, это совсем не просто.

Миюри кивнула и любопытными глазами направила Рутее безмолвный вопрос.

— Я сюда приехала изучать каноническое право.

Миюри округлили глаза:

— Ты что... на стороне Церкви?

Рутея криво усмехнулась, глядя на изумление Миюри.

Коул сначала подумал так же, как и его спутница, но ему в голову тут же пришла и другая возможность:

— Это чтобы защитить людей, которые были добры к тебе?

Рутея казалась удивлённой лишь немногим меньше, чем вчера, когда она увидела Миюри.

— Как... ты узнал?

— Потому что я тоже додумался до этого, когда был ребёнком. Тогда Церковь сочла мою деревню осквернённой ересью, и я чувствовал, что лишь силой Церкви можно будет защитить деревню, и каким-то образом, в одиночку добрался сюда.

Изумление в глазах Рутеи перетекло в недоверчивую улыбку, прежде чем пролиться словами:

— Вот, значит, как... Когда я сейчас это услышала, у меня осталось одно неясное место. Почему ты появился вчера в том месте?

— Всё очень просто. Потому что я сам когда-то ребёнком в таком же ужасе сбежал среди ночи.

У Рутеи вырвалось несколько коротких грудных смешков, потом она положила руки на пояс и шумно вздохнула.

— Всё верно. У аристократа и его жены не было детей, его жена была настолько необычной, что приметила себе в мужья чудака, который привёл в свой замок воплощение волчицы, чтобы скрасить свою бездетность. Они очень любили меня, но, когда тебя кто-то любит, так легко опьянеть.

Рутея опустила свой цепкий взгляд, её уши повисли, вероятно, она думала о своей жизни в замке в далёком прошлом.

— Время тогда пролетало незаметно, аристократ, которого я спасла, заболел и умер. А раз детей не было, его жена, оставшаяся одной в целом мире, стала единственной наследницей их земель. И несколько аристократов из дальних родственников, прежде не показывавших в замке своих глаз, но пускавших слюни при мысли о захвате земель, сговорились с местной церковью. Если бы их замыслы удались, эта аристократка лишилась бы земель и была бы изгнана из своего замка, наполненного воспоминаниями, возможно, за горсть монет её даже отправили бы в отдалённый монастырь, чтобы там запереть до самой смерти. Моё достоинство волчицы требовало отплатить ей помощью за то место, которое они предоставили мне в своей стае. Но... — у Рутеи было такое лицо, будто её сейчас вырвет. — В нынешнем мире это совершенно бесполезно, верно? — она приподняла указательным пальцем край губы, показав свой острый клык.

Рутея выглядела старше Миюри, но что решало в мире преимущество в возрасте или размерах?

— Изучив устройство мира людей, можно обрести оружие, которое придаст силу и возможность влиять на мир людей. А законы Церкви — одно из самых мощных видов оружия.

Устройство мира практически не меняется, вливай в него в него воду частями — эти части сольются вместе. Рутея была удивительно похожа на Коула и Миюри взятых вместе.

— Но именно по этой причине каноническое право изучают многие. И кто-то обязательно захочет наложить свою лапу на то, чего хотят многие.

Эти слова напомнили Коулу причину, по которой они искали Рутею.

— Поэтому, когда прилетел слух, что человек, именуемый Предрассветным кардиналом, собирается перевести Священное писание на общедоступный язык, меня чуть не вырвало от зависти. В этом городе те, кто знает церковный язык, пользуются исключительностью своих знаний для получения огромных доходов. И когда эти люди услышали, что общепонятное Священное писание вот-вот появится, они просто с ума сошли от ярости, это было просто замечательно, — говорила Рутея, и её искренняя улыбка показала, как трудно приходилось ей в этом городе. — Вы ищете бумагу, чтобы копировать Священное писание? Не волнуйтесь, я обеими руками "за".

Она заговорила энергичнее, словно стряхивая слёзы прошлого.

— В общем, вы искали меня из-за затруднений с учебниками. Я надеюсь, что в конце концов мне удастся назначить обычные книги для использования в качестве учебников, так что бумажным мастерским не придётся расходовать много бумаги на изготовление копий.

— Верно.

— Это не вопрос, мы и сами хотели для учебников взять обычные, распространённые книги. Обеспечить большое количество книг трудно, становится меньше бедных 'цыплят', которых можно заставить переписывать недостающие учебники.

'Цыплята', спасённые Рутеей и её подростками, были жертвами этой системы. Пока они не сбежали, их заставляли отработать ту заботу, с которой их встретили поначалу, их держали взаперти, чтобы они занимались переписыванием.

— Что касается помощи Предрассветному кардиналу, то я, вероятно, чем-то помогу. Мы действительно хотим изменить положение, при котором учёба стоит очень дорого, но мы ограничены в оказании вам помощи тем, что у нас нет денег.

— Я понимаю это.

Если хочешь, чтобы учитель взялся заниматься с тобой, тебе сначала надо купить учебники, цена на которые непредсказуема, и заплатить за обучение, что даст учителю средства к существованию, а также подготовить соответствующие подарки в благодарность за присвоение званий в тех или иных областях наук. Учителя — это своего рода торговцы, которые для своей работы по обучению могут объединяться в гильдии, они не похожи на странствующих священнослужителей с бескорыстными сердцами.

— Мы хотим избавиться от сложившейся практики, когда учителя строят расчёт на продажу учебников и подарки при присвоении званий. Хотя бы это и потребовало отказа учителей от своих корыстных интересов, и на самом деле есть такие учителя, которые не идут в этом с остальными. И их взгляды на противостояние Церкви и королевства должны быть схожими с твоими, — сказала Рутея Коулу и снова улыбнулась Миюри.

— А теперь насчёт пустынных языков? — спросила Миюри, чувствуя, похоже, себя виноватой с того момента, когда узнала о причинах, по которым Рутея решила учиться.

Рутея в ответ не спеша, словно подражая манере умудрённых летами стариков, произнесла:

— Я согласна не только с целями твоего брата, я ещё и нахожу мечту построения страны для не-людей прекрасной. Иначе говоря, наши интересы совпадают.

Рутея снова приняла облик мудрой волчицы.

— Наши враги — эти богатенькие школяры, чьи кошели набиты монетами, и учителя, вошедшие в сговор с ними, — она подняла выше взгляд и с некоторым вызовом улыбнулась. — Учителя предоставляют богатым школярам особые преимущества благодаря щедрости при оплате за обучение и за богатые подарки при назначении званий. Также богатые школяры с помощью своих кошелей могут влиять на выбор учителями книг в качестве учебников. А раз им известен выбор книг, они могут получить большую прибыль, перепродавая учебники, что как раз и позволяет им щедрее платить учителям за обучение и одаривать за звания.

А бедные школяры, попадая в тиски между учителями и богатыми школярами, вынуждены обеспечивать и тем и другим ежедневный доход.

— Если мы не разорвём этот замкнутый круг из мрака и золота, то, как бы хорошо и старательно мы бы ни учились, учителя в итоге нас попросту вышвырнут. Сложнее всего с подарками. Учёная степень в области церковного права обладает невероятной силой, и учителя ожидают за неё достаточно большого вознаграждения, сверх того в гильдии учителей сейчас заправляет кучка алчных людей. Если ситуацию не изменить, необходимая вам бумага обернётся только новыми дорогими учениками, цена на которые поднимается без оглядки на что-либо, что приносит огромную прибыль.

Рутея рассуждала подобно аристократу, оценивающему ситуацию в войне, чтобы привлечь для участия в ней людей и лошадей. Сокровищница — слово, не подходившее месту, где она сейчас говорила, это место следовало назвать настоящим арсеналом. Потрёпанные стопки бумаги, разложенные по покосившимся книжным полкам, являлись оружием школяров, не имевших золотой поддержки, оружием, с помощью которого они старались сломить невыгодное для них положение.

— Ты бы хотел помочь нам, Предрассветный кардинал?

Мудрая волчица пришла в город и, влезая всё глубже в ход вещей в нём, пыталась переломить ситуацию. Она снова протянула руку, и это не было просто просьбой помочь. Если бы Коул с Миюри захотели бы просто уйти, эта рука показывала на выход. И конечно, Миюри, стоявшая рядом с Коулом, первой взялась за эту руку.

— Конечно, мы поможем, ведь наши интересы совпадают, — сказала она, уподобляясь манере военных повествований, наполненных для неё историями про рыцарей с мечами, но главным героем в них она видела себя.

— Хи-хи-хи, если говорить о временном союзе, то он безупречен, — довольно хихикнув, заключила Рутея.

Миюри требовательно посмотрела на Коула. Коул не слишком хорошо умел притворяться, но, в конце концов, обе волчицы были правы, интересы у них троих были общими, так что он положил свою ладонь поверх их сомкнутых рук.

— Итак, чью задницу будем кусать? — поинтересовалась Миюри, сверкая глазами и яростно размахивая хвостом.

Группа богатых школяров, именовавшихся бандой "Южных орлов", вступила в сговор с гильдией учителей, единолично распоряжавшейся обучением в городе, их общей целью было получение огромных прибылей. Было непросто сломать им игру, но вчерашняя стычка была связана именно с этим.

— Конечно, мы спасали 'цыплят' не только из-за духа братства, — хладнокровно произнесла Рутея, как только их руки расцепились. — Члены банды "Южных орлов" расточительны по сути. Живя на постоялом дворе "Железный агнец", вы могли удостовериться в том, сколько шума и беспорядка от них.

Выпивка и насилие так присущи необузданной молодой поросли.

— Их возможность доставлять неприятности и создавать сложности определяется деньгами, получаемыми из дома и от принудительного труда 'цыплят'. Городской совет, отвечающий за соблюдение законов и порядка, конечно, и сам бы хотел пресечь такое их поведение, которое можно было бы назвать рабовладением. Однако транжирство "орлов" даёт заработок торговцам и ремесленникам города, даже селянам ближайших сёл.

И потому у городского совета не могло быть однозначной позиции, он мог разве что разгонять столкновения сторон.

— Спасение 'цыплят' нашими "Северными волками" в этом свете имеет тот смысл, что оно не только снижает доходы "Южных орлов", но и повышает нашу силу и увеличивает вес в городе. Мы изначально презираем грязные серебряки и не хотим, чтобы учителя, который проводит обучение, соблазнил увесистый кошель с ними.

Знания здесь тоже становились товаром и продавались, как товар.

Выслушав пояснения Рутеи, Миюри сказала:

— Тогда очевидно, что сейчас делать.

Эти её сверкающие глаза и возбуждённо раскачивавшийся хвост вызывали у Коула дурное предчувствие. Но просто беспокоиться было бесполезно, и то, что Миюри назвала "что сейчас делать", начало без промедления прорабатываться. И пока взбудораженная Миюри обсуждала, "что делать" с Рутеей, Коул вернулся на постоялый двор, чтобы сообщить Ле Руа о начале взаимодействия с Рутеей, но торговца он не застал. И потому попросил хозяина передать Ле Руа прийти в "Железный агнец", после чего пошёл туда сам, чтобы присоединиться к Рутее и Миюри, однако две волчицы начали свою охоту и не стали терять времени, они уже ушли, оставив Коулу лишь безобразно нарисованную карту и несколько слов для него, почерк принадлежал Миюри.

Добравшись до указанной на карте заброшенной часовенки, Коул застал Миюри уже готовой к сражению.

— Я думал, у вас не будет ничего такого, чтобы... но это... — пробормотал он, увидев её.

Миюри поспешно спрятала волосы под тюрбан и прикрыла лицо тканью. Серебристая волчица облачилась в страшно поношенную, изъеденную молью одежду, создававшую полное впечатление лохмотьев. Красноватые глаза ярко блестели из узкой щели под тюрбаном, когда Рутея объясняла ситуацию.

— В пустынных местах живут семьи из рода хасиси, их занятием часто является убийство влиятельных лиц, так что им приходится идти в любое место, независимо от того, насколько там опасно. Поэтому они часто обкуривают себя дымом стручков растения хасиса, чтобы не знать страха, из-за этого люди и прозвали их "хасиси". Насколько мне известно, люди этого рода предпочитают одеваться именно так.

Рутея быстро заметила тягу Миюри к приключениям, должно быть, она рассказала историю про хасиси, как искусный рассказчик, и Миюри, конечно, сказала, что ей надо одеться именно так. Вот только хасиса, избавлявшего от страха, у Рутеи не было, но, если скрыть уши и хвост, облачиться в одежду известного древнего рода убийц, девушка с волчьей кровью должна была успешно противостоять школярам.

— Школяры с юга держат 'цыплят' в каком-то месте и заставляют их беспрерывно переписывать книги. Эти книги — источник их денежных поступлений, поэтому нам надо спасти 'цыплят' и для начала выяснить, где они.

— Верно, но только выяснить, ни в коем случае не спасать самовольно и не злоупотреблять насилием! — подчеркнул Коул, потому что Миюри могла без колебаний разобраться с братком банды, который будет сторожить 'цыплят', и вытащить их оттуда.

И на этот раз это беспокоило не одного Коула, Рутея тоже надеялась, что всё пройдёт, как задумано.

— Самое важное — узнать местоположение 'цыплят' и потом не стоять на дороге наших ребят, которые и вытащат. Так мы сможем ослабить нашего противника и одновременно поднять сплочённость нашей стаи. Я знаю, как тяжело это может быть для тебя, но ты должна сдерживаться.

Сказав это, Рутея тщательно проверила, не выбивались ли такие особенные серебристые волосы Миюри из-под тюрбана.

Миюри могла просто пропустить мимо ушей увещевания брата, но только не просьбу Рутеи.

— Я не вцеплялась зубами в задницы врага тут или там, потому что должна была не только сохранять в тайне мою сущность, но ещё и должна сражаться в единой стае со школярами этого города, как человек. Насколько это возможно.

Слово "стая" Рутея использовала несколько раз, но это была не волчья стая и не волку должно было вести её.

— Хватит уже говорить об этом. Вы оба слишком любите беспокоиться, — с нотками разочарования в голосе ответила Миюри.

Рутея улыбнулась ей и сказала:

— Я доверяю тебе.

Фыркнув Рутее, Миюри посмотрела на Коула:

— Ты, брат, сам должен всё сделать, как надо, чтобы у тебя не закружилась голова при виде горы книг.

И она несколько угрожающим жестом заткнула за пояс маленький кинжал, одолженный Рутеей.

— Я не столь наивен, — ответил Коул, и Миюри с оттенком сомнения пожала плечами, что вызвало у Рутеи новую улыбку.

— Когда прозвонит полуденный колокол, школяры вернутся с занятий в своё логово на обед, а те, кто мучается похмельем, начнут просыпаться, так что по колоколу разведку надо будет прервать.

— Понятно. Но почему бы этим не заняться друзьям-крысам? Они бы разузнали всё в два счёта.

Друзьям-крысам, подобным пиратам воплощения крысы Вадена, которые на своём корабле-призраке, успевшим стать легендой, перевозили кости умерших. Коул с Миюри познакомились с ними, когда корабль выбросило штормом на мель. Крысам, хозяйничавшим на кораблях, было бы несложно справиться с этим.

— Город школяров — это город знаний. Здесь установлено много крысоловок для защиты книг.

К тому же, в отличие от корабля, в городе имелось немало врагов для крыс — бродячие кошки, собаки и другие. В итоге лучше привлечь к делу волчицу, чтобы она в человеческом облике проникла в тайное место, она будет лучше и в защите партнёров, и в атаке на врага.

— Если вам кажется, что это дело на самом деле слишком трудное, подумайте ещё раз, — раздражённо бросила Миюри.

Среди способностей Рутеи было и умение должным образом подтолкнуть других к действиям. Если Миюри не убедить сейчас, она всё равно могла ввязаться в драку, вместо того чтобы просто разведать и сообщить результаты.

— Меня все знают, я могу совершать лишь ночные вылазки, что почти не приносит результатов. Твои способности позволят тебе проникнуть туда среди бела дня, что будет не в пример плодотворней.

Слова "ночные вылазки", похоже, затронули подходящие струны в душе Миюри, Коул увидел, как дрожь прошла по телу волчицы, её хвост затрясся под толстым плащом, повязанным вокруг пояса, как делают путешественники, отправляясь на север.

— Всё в твоих руках, — добавила Рутея, и Миюри кивнула.

— Благослови тебя Господь. Не переусердствуй, — добавил Коул.

Бесстрастно выслушав его слова, будто это было его обычным наставлением или придиркой, Миюри сделала шаг назад, повернулась и поспешила выполнять своё задание.

Промежутки между письмами, которые Коул отправлял в Ньоххиру, ставшей для него второй родиной, и в которых он сообщал о последних событиях, становились всё длиннее и длиннее, потому что становилось всё больше того, что невозможно было включить в письма.

— Ладно, займёмся нашей частью работы.

Скромная заброшенная часовня, откуда Коул и Рутея проводили Миюри, располагалась в нижней части переулка по соседству с территорией шайки "Южных орлов". За часовней уже давно не присматривали, если не считать наведывавшегося сюда время от время от времени слепого старика, жившего поблизости. Рутея использовала часовню в качестве своей тайной базы, с которой она каждую ночь проводила свои вылазки в поисках бедных 'цыплят'. Иногда она здесь пила разбавленное вино со слепым стариком. В этой часовне она могла не прятать уши и хвост, здесь была своего рода отдушина для её волчьей природы.

Из разговора с Рутеей Коул узнал, что днём ей надо было ходить на занятия и выполнять свои обязанности мудрой волчицы, а вечерами приходилось выходить на улицы с оживлёнными тавернами, чтобы помогать товарищам, когда на них нападали подростки из шайки "Южных орлов", помимо этого ей надо было разрешать споры её товарищей и просто заботиться о повседневных нуждах, образ жизни Рутеи не предполагал какого-то определённого времени на сон. И потому времени на поиск 'цыплят' у неё почти не оставалось, поэтому даже с её волчьим носом ей долгое время не удавалось продвинуться с замыслом их освобождения. И потому появление серебристой волчицы, ещё ничем не привлекшей внимания шайки "Южных орлов" и потому способной сдвинуть поиски с мёртвой точки, стоило не меньше тысячи воинов.

У Миюри был настрой освободить всех попавших в западню мальчишек во всём городе, и Рутея верила, что это ей под силу, но улыбка её оставалась печальной. И, конечно, неспроста.

— Мы можем здесь выживать в основном благодаря поддержке добросердечных аристократов. Если вы вытащите сразу много 'цыплят', боюсь, у нас возникнут денежные сложности.

Хотя главным опорным пунктом для ребят Рутеи был "Железный агнец", все они там разместиться не могли. Есть такое мнение, что лучше жить в этом городе без крыши над головой, чем голодать на обнищавшей родине, но как раз те, кто жил прямо на улице, легче всего попадали в нечистые руки шайки "Южных орлов". И даже если Миюри, явив свою истинную мощь, спасёт всех 'цыплят', те, кого не удастся поддержать, вероятно быстро вернутся в руки старшего братка шайки.

Поэтому Коулу пришла в голову одна мысль, и он спросил Рутею, не хотела бы она продать старые, пропылившиеся книги из её арсенала, рассчитывая на то, что Ле Руа сумеет их продать по высокой цене. Однако книги из её арсенала были действующим оружием, необходимым для учёбы, и оттуда почти ничего нельзя было продавать.

Тем не менее об одной возможности позаимствовать знания Ле Руа мудрая волчица всё же подумала, и она решилась открыть ещё один секрет свой тайной базы.

— Подними этот кусок пола, да, надо его сдвинуть.

Коул сделал, как она сказала. Оказалось, старик, приходивший сюда, потерял зрение от долгого чтения и переписывания, а переписанные им за всю жизнь книги он хранил в этой, всеми забытой в городе часовне. Но там были не такие книги, как в действующем арсенале, они были такими старыми, что вряд ли кто-то о них слышал, для большинства школяров они ценности не представляли, но среди них могли оказаться настоящие сокровища. Когда Рутея объяснила ситуацию, слепой старик выказал большое желание помочь бедным школярам.

Рутея отодвинула прикрывавшую тайник доску и, поморщившись от летевших снизу пыли и плесени, достала стопку бумаги, которую и книгой нельзя было назвать.

— К слову, что за человек этот книготорговец Ле Руа? — спросила она.

— Когда я его впервые встретил, он продавал древнюю книгу по методам горных разработок, книга была запрещена Церковью. Когда мы почти через двадцать лет встретились вновь, он предложил Предрассветному кардиналу написать книгу с критикой Церкви. Понимаешь теперь?

Рутея застыла с книгой в руке и неловкой улыбкой на лице, будто хотела чихнуть и не могла ответить.

— Опасные книги — это то, что ему больше всего нравится, — сказал Коул.

Иногда его страсть могла быть ему дороже жизни.

— Вот как. Такой человек смог бы выкопать себе отсюда сокровище.

— Он говорит, что список запрещённых Церковью книг обновляется каждый день, и потому интерес любителей книг подобен перелётным птицам: сегодня здесь, а завтра там.

Таким образом среди этих старых, спрятанных переписанных копий могут оказаться такие, которые за прошедшие годы должным образом перебродили и дозрели, став сокровищем.

— Полагаясь на свои знания и торговые связи, этот человек может заработать много денег.

Книготорговцы Акента знали о бедности северян, если предложить им торговать этими старыми книгами, они просто наживутся за счёт школяров. А Ле Руа действительно помог бы им — на разумных условиях.

Рутея, слишком пропитавшись воздухом города школяров Акента, похоже, сомневалась, что мог найтись незапятнанный книготорговец, и сохраняла настороженный вид.

— Я думаю, ему самому больше всего хотелось бы самому прочесть эти книги. Когда мы по одной причине встретились у старых развалин, он нырнул головой в пролом древнего водостока, заподозрив, что там, под землёй, могло остаться забытое книгохранилище. Нырнул и застрял, и сам выбраться уже не мог.

— Вот странный...

— В этом мире живут и те, кто постоянно прячет от окружающих волчьи уши и волчий хвост.

Рутея криво усмехнулась:

— Вероятно, этот человек примерно такой же, как аристократ и его жена, аристократ заблудился и умирал от голода, но, несмотря на это, его глаза зажглись любопытством, когда он меня увидели. Это даже кажется глупым, но он не испугался моих клыков и когтей. Как и его жена.

И своим именем Рутея была обязана этой чете аристократов. Вероятно, они были добрыми и непредубеждёнными, словно дети.

— В таком случае, — заключила Рутея, прижимая к груди вытащенную из-под пола книгу, — мне надо надеяться, что он так же необычен, как лесные эльфы.

Затем они принялись выписывать названия и авторов книг, если этого не было указано, приходилось книги просматривать в поисках каких-либо подсказок, устанавливать их тематику.

Старик, собравший по крупицам это множество копий книг, пришёл в Акент ещё ребёнком, да так в нём и остался на всю жизнь. Однако из этого великого достижения его ученичества большая книг утратила связь со временем. Изо дня в день в этом городе появляются новые учителя, выставляя свои книги в качестве источника правды о мире. И пустое пространство между строками на плохой бумаге старик, в то время ещё молодой человек, заполнил пометками.

Например, являлось ли это каким-либо новым принципом, не противоречит ли оно тому или этому положению, либо вообще оно уже было отброшено к настоящему времени. По прошествии десяти, двадцати, а то и более лет прежние формулировки превращались в отвергнутые заблуждения. Особых пометок удостоились авторы, которые, как ожидал в своих пометках старик, должны были стать кардиналами, меж тем Коул о них ничего не слышал.

Глядя на это, можно понять, что в книгохранилища городских советов книги действительно тщательно отбираются, прежде чем занять в них место. И наоборот, тщательно проведённые исследования многих мудрецов не берутся во внимание и со временем обращаются в прах. Очень немногие книги могут связать целые поколения людей.

Коул вдруг вспомнил слова Рутеи о чувстве глубокого одиночества, которое она испытывала, не слыша ответа на свой протяжный вой. Закрывая каждый раз очередную книгу, не имевшую обложки, он думал о приближавшемся и уже скором неизбежном расставании с Миюри. К счастью, её сейчас не было рядом.

Возможно, Коул чрезмерно беспокоился, но ему казалось, что приключенческая история без счастливого конца была бы всё ещё слишком горькой для Миюри. Познать достоинства таких историй — это как полюбить горечь пива.

— Что-нибудь подходящее есть из этого? — спросила после беглого обзора Рутея и протянула Коулу платок, намоченный в колодце при часовне. — Я не слишком много уделяю учёбе и боюсь сказать какую-нибудь глупость.

— Ты очень славная, — ответил, утираясь, Коул и вернул платок.

Рутея стёрла пыль и плесень с лица и увлажнила пересохшие после перелистывания страниц пальцы, потом она посмотрела на стопку книг, ставших олицетворением целой жизни, и сказала:

— Все приходящие в этот город — изгои.

Даже те, кто стал учителями, которые учат жизни других и передают им свои знания, тоже были исторгнуты из общества. Единицы могли получить звания и должности при церквях и монастырях или оказаться причисленными к лику святых. Чаще всего они могли желать быть оцененными знатью или богатеями, чтобы их наняли на роль мудрецов и учёных. И они всю жизнь вели исследования до самого конца и ничего не оставляли после себя. Лишь немногие удостаиваются признания, и их работы и жизнеописания становятся предметом изучения последующих поколений.

— Они просто забрели в этот город и издали протяжный вой, чтобы сообщить о своём существовании. Иногда протяжный вой может привлечь любопытных, но это долго не длится, — Рутея погладила выцветшую страницу книги и прикрыла глаза. — Возможно, в этом городе я научилась лишь одному: одиноки не только волки.

Считается, что большая часть не-людей с клыками и когтями была уничтожена, когда Медведь-Лунобивец прошёлся по землям, где они жили. Коулу захотелось рассказать Рутее о мудрой волчице, жившей в Ньоххире, но он подумал, что сказать об этом должна Миюри.

Ещё Коул подумал, что Рутея оказалась готовой возглавить школяров-северян не из-за гневного порыва. Именно живя в замке, она познала, что такое одиночество.

— Что и говорить, это трудно принять, — произнёс Коул.

— Слышала, как один менестрель сказал, что легче сочинить историю, чем найти место, чтобы запереть в нём одиночество, — пожала плечами Рутея с такой улыбкой, что напомнила Коулу Миюри, когда та расплакалась, порывшись в сарае, куда она когда-то положила старые игрушки, и уже не сумев их там найти.

— Память уже не запереть, если она вдруг проснётся, — ответил Коул, и взгляд Рутеи застыл.

В этот момент в дверь заброшенной часовни постучали, в следующий миг дверь отворилась, внутрь, подавшись немного вперёд, заглянул торговец Ле Руа.

Книготорговец ещё раз с не слишком обнадёживающим выражением лица перечёл список, составленный Коулом и Рутеей.

— М-мм...

— Ты не можешь всё это забрать и продать? — спросил Коул, уже зная в глубине души ответ, но надеясь, что сокровище, которое он не увидел, всё же обнаружится.

Зыбкая надежда вот-вот будет раздавлена действительностью.

— Кажется, эти записи собраны очень серьёзным человеком.

Коул не нашёл в словах Ле Руа похвалы или восхищения.

— Несколько штук кажутся не совсем безнадёжными, но если подсчитать стоимость приведения их в порядок и доставку, то, в лучшем случае, цена просто покроет расходы. Таких, которые заставили бы пускать слюни любителей собирать редкостей, здесь нет. Хотя есть довольно редкие на рынке, которые можно было использовать в качестве учебников. Нельзя отрицать, что из них можно было бы сделать сокровища.

Если сделать так, что книги, предложенные Рутеей, будут выбраны в качестве учебников, их можно было переписать в большом количестве и продать, получив большую прибыль.

— Но это... — упавшим голосом произнёс Коул.

— Да, это та же самая грязная торговля, которую вы бы хотели искоренить в городе.

Один менестрель как-то с сарказмом поведал в своей песне, что людям трудно придерживаться благородства, ибо оно является затягивается петлёй на их шеях.

— В таком случае... это, кажется, означает, что нам не надо продавать эти книги, — с облегчением, а не разочарованием в голосе сказала Рутея.

Может, она нарочно так сказала, чтобы снять обузу с души специально ради продажи пришедшего сюда книготорговца, или чтобы ясно указать, что то, чему в жизни научится школяр, не должно измеряться деньгами.

— Некоторым книгам действительно лучше дремать здесь, — одобрительно произнёс Ле Руа, вызвав у Рутеи улыбку.

Но улыбка эта казалась принуждённой, будто она пыталась подбодрить сама себя.

— И тогда нам надо подумать о других способах получения средств к существованию.

Пока они ощупью ищут какие-то пути, Миюри бродила по переулкам, напряжённо выискивая и помечая на карте места, где держали "цыплят", мелькнуло в голове Коула.

— В придачу к пожертвованиям какие ещё у вас обычно бывают доходы, — спросил Ле Руа.

— Ну, всё же переписывание составляет большую часть, — беспомощно ответила Рутея. — Хорошо, если перепадает составить вместо кого-то письмо или договор. Некоторые притворяются членами гильдии учителей, чтобы тайком учить читать и писать детей небогатых торговцев. Остальные находят дополнительный заработок, работая, например, в пекарнях или у кожевенников, где они, мирясь с отвратительной вонью, помогают дубить шкуры. Ну и прочее в таком роде.

Одним из преимуществ противостояния с "Южными орлами" было то, что "северные волки" жили на одном постоялом дворе.

— Если мы поручимся за этих "цыплят", горожане согласятся их нанимать, но тогда "цыплятам" придётся гоняться за возможностями заработать. Ребят, которые действительно хотят учиться, на самом деле много.

— У-у-у, жаль, жаль. Серьёзно настроенные школяры, умеющие читать и писать... в других городах на таких было бы много желающих.

Однако, если они хотят учиться, им нужны города школяров, в которых собираются учителя, но в городах школяров многие горожане сами грамотны, и потому там сложно найти работу, связанную с грамотностью. И как бы хорошо кто-нибудь ни изучил учебник логики, это не поможет с работой в пекарне.

И значит, если с помощью Миюри удастся вызволить многих "цыплят" разом, прокормить их будет сложно из-за нехватки денег. Решая одну проблему, сталкиваешься с другой, трудно получить сразу и одно, и другое... Когда Коул раздумывал над этим, в его голове всплыли слова 'северные волки'. Он внезапно вспомнил, что ему уже приходилось сталкиваться с подобной проблемой.

— Возможно, есть решение проблемы денег.

Рутея и Ле Руа разом посмотрели на Коула. Опекун Коула прежде был странствующим торговцем, основой его занятия было обеспечение определённых потребностей людей в разных краях.

— Ведь не каждый школяр стремится быть высшим священнослужителем или богословом, так?

Рутея и Ле Руа переглянулись, а потом раздался отдалённый звон церковного колокола, возвещавшего о начале обеда.

Завершив свою вылазку, вернулась, наконец, Миюри — вся в чёрной копоти, серой пыли и паутине, трудно было сказать, насколько ей пришлось нелегко. Возможно, она пролезала в щели, куда не полезла бы и кошка, и пробиралась по грязным, закопчённым чердакам, где свернула бы шею сова. Карту, которую она нарисовала и передала Рутее, была так измазана углём, что даже у Рутеи не нашлось слов для похвалы.

— Всё же с этими мальчишками обращаются не так плохо, как предполагалось, что немного меня успокоило, — сказала, в конце концов, она.

Затем Коул с Миюри вернулись на постоялый двор, где Коул попросил горячей воды и тщательно вытер лицо Миюри смоченным платком, от которого понимался пар. Потом она вымыла руки и ноги, расчесала волосы, заодно избавившись от напряжения, в котором она пребывала с момента начала её вылазки.

Выдохнув, она несколько нервно рассказала о выполнении задания. Хорошей новостью было то, что с "цыплятами" обращались не так плохо. Возможно, старший браток шайки опасался, что излишне суровое обращение заставит их весь день напролёт мечтать о побеге к Рутее.

— Когда я училась писать, ты тоже был довольно злой со мной.

Миюри убегала при каждом удобном случае, и когда это надоедало Коулу, он привязывал её к стулу.

— Только благодаря тем дням ты сейчас можешь сейчас писать свою любимую историю, — ответил Коул.

Миюри хлопнула волчьими ушами Коула по рукам, которыми он заплетал её волосы.

— Ты всего-навсего недостаточно внимателен.

Так зачем он тогда себя утруждал тем, что помог умыться, даже расчесал ей волосы, а теперь заплетал их в косы? Однако Коул видел, как радостно порхал её хвост, так что она, наверное, просто играла с ним. Возможно, она долгое время не делала чего-то, связанного с риском, и слишком перевозбудилась.

Вздохнув по поводу её своеволия, Коул снял с её плеча ленту и стал увязывать её косы. Красный цвет ленты хорошо передавал суть личности Миюри, эту ленту, кажется, подарила Хайленд, и она особенно хорошо сочеталась с серебристыми с серым волосами.

— Ладно, теперь порядок.

С видом щенка, впервые увидевшего свой хвост, Миюри радостно потрогала свои волосы, а потом — "ууаахаау" — протяжно зевнула.

— Брат, ты сказал, что отправил письмо дяде Хильде?

Когда Миюри отдала карту Рутее, присовокупив просьбу поспешить со спасением "цыплят", та ей обрисовала сложности с жильём и едой. Сейчас Миюри уже знала на примере приюта Шарон, насколько непросто управляться со всем этим, вероятно, поэтому она не стала, как бы сделала раньше, кричать, что надо немедленно всех спасти, не стала спорить. Взаперти держали не менее тридцати "цыплят", заботиться об их повседневных нуждах — это как открыть небольшой приют. Проблема, заставившая вздохнуть о своей несостоятельности Рутею, борца за справедливость в этом городе, но опыт и связи, приобретённые за время путешествия, давали Коулу с Миюри возможность помочь в этом.

— Ситуация в чём-то напоминает ту, что была связана с обеспечением всем необходимым сирот, которых опекает Шарон, — стал объяснять Коул. — Все, кому нам надо помочь, добрались, каждый сам по себе, из бедных сёл в Акент и смогли научиться читать и писать. В других местах о таких прилежных не могут и мечтать.

Слова "северные волки" в голове Коула связались с торговым домом Ив и компанией Дива.

Ив решила оплачивать подготовку монастыря для детей из приюта с условием, что получит преимущественное право принять наиболее одарённых детей, научившихся читать и писать, в свой торговый дом на работу. Торговый дом Ив поддерживал детский приют. Детей в Акенте намного больше, чем в приюте, но и компания Дива намного крупнее, она, возможно, захотела бы внести свой вклад в будущее детей и своё вместе с тем тоже.

— Господин Хильде со своим торговым домом Дива уже помогал досточтимой принцессе Хайленд в расширении торговли королевства с большой землёй. И им хорошие работники всегда будут кстати.

— То есть если ты строишь новый город, тебе понадобятся новые солдаты, — отозвалась Миюри, вообразив, вероятно, картину противостояния двух армий, впрочем, открытие нового отделения торгового дома для вторжения на новую территорию — это почти то же самое. — Рутея удивилась?

Миюри задала этот вопрос, потому всё время чувствовала нечто вроде соперничества с Рутеей и сейчас пыталась прощупать ход своей баталии. Но Коул не знал, мог ли он думать, что его рука могла быстро решить проблемы города, которые город без помощи Коула решить не мог.

— Она была в немалой степени поражена.

Рутея действительно была очень удивлена, но в то же время не знала, следует ли ей согласиться. Увидев это, Миюри наверняка возгордилась бы, так что не стоило заострять на этом внимание, чтобы не ронять Рутею в её глазах. Тем более, что неспособность Рутеи решить этот вопрос не означала, что что у неё плохие способности, здесь просто сказывалась разница в опыте.

— Хмм. Что ж, будем считать это наполовину решённым... — с облегчением вздохнула Миюри, садясь на кровать, кажется, она на какое-то время удовлетворилась тем, что Рутея увидела, на что они способны, однако Миюри вдруг подскочила на кровати и вцепилась руками в куртку Коула на груди. — Но ты послал письмо дяде Хильде, не прибегая к помощи этой противной курицы, так? На это уйдёт много времени.

От Акента, до северного города Леске, где размещалось главное отделение компании Дива, было очень далеко. И на то, чтобы письмо дошло до адресата, а потом ответ достиг отправителя, нужно долго ждать, если пользоваться обычной почтой людей.

— Было бы нехорошо, если бы господин Ле Руа узнал, кто ты.

— Мм... Судя по тому, что говорит дядя Ле Руа, он бы не удивился, если бы узнал, что я и мама — волчицы.

У Коула было ощущение, что Ле Руа было бы интереснее вычитать это в какой-нибудь летописи.

— Давай пока забудем о том, чтобы дать ему узнать личность госпожи Рутеи, и чтобы использовать силу госпожи Шарон или кого-нибудь ещё.

Миюри пожала узкими плечами по поводу беспомощности человеческого мира:

— Тогда давай поищем тебе помощников.

Коул с Миюри пришли сюда, чтобы найти учёных людей, но Рутея почти готова искать тех, кто согласился бы присваивать степени без щедрых подношений. Подобным людям должна быть свойственна честность, их мысли должны быть сходны с мыслями Хайленд и Коула.

— Госпожа Рутея сказала, что свяжется с теми учителями, которые могли бы помочь нам.

— Просто кто-то, для кого деньги не главное, так? Такие точно помогут. А меня больше всего удивляет, как много на свете находится чудаков, готовых ладить с тобой, — с каким-то даже недоверием произнесла Миюри, которую вечно переполняли не самые серьёзные желания, буквально распиравшие её щуплое тело, да так, что она вся сияла. — Но Рутея сказала ещё, что у них есть какие-то сложные затруднения, верно?

Сказав это, Миюри сладко потянулась, ей, должно быть, пришлось во время её вылазки долго сидеть в узких местах.

— Какими бы людьми ни были эти учёные люди, всё равно понадобятся деньги, чтобы позвать их в город. Нужны деньги на еду, на жильё, а также хотя бы самое малое за их уроки. Сверх того, приехав сюда, им надо будет вступить в гильдию учителей, значит, внести соответствующие деньги за это.

На лице Миюри отразилась обеспокоенность.

— Таким образом, независимо от того, насколько эти люди согласны с Рутеей или сочувствуют ей, если они пустили корни в других городах, привлечь их будет непросто.

Целью же их приглашения должно быть разрушение системы, потакавшей корыстным интересам учителей, что потребовало бы определённой решимости с их стороны. Не стоило удивляться, что долгие попытки Рутеи и других её товарищей договориться с подходящими людьми не сдвигали дело с мёртвой точки.

— Но, если это будут люди с таким же чувством справедливости, как у тебя, и им скажут, что они могут исправить плохую Церковь с его высокопреосвященством Предрассветным кардиналом и Серебряным рыцарем, они наверняка тут же примчатся.

Её намеренное добавление титула "его высокопреосвященство" выглядит глупостью, спрашивать её, кто такой Серебряный рыцарь было бы ещё глупее. Коулу на самом деле хотелось сказать Миюри: люди вообще-то не настолько безрассудны, как ты, но он опасался, что эта девушка-сорванец не поймёт этого.

— А, вот было бы здорово, чтобы ты сам стал учителем?

— А? — вырвалось у Коула, он поднял взгляд к потолку, умоляя Миюри не говорить глупости, но та не обратила на это внимания.

— Да, именно так! — выкрикнула она. — Рутее нужна эта штука под названием "учёная степень", так? Мы смогли бы дать это ей прямо сейчас. Рутея смогла бы использовать её для решения проблем у себя дома, а потом отправиться с нами в пустыню!

Миюри, эта любительница приключений, должно быть, уже перенеслась туда, за горизонт, в своих фантазиях.

— А... но тогда ты станешь учителем Рутеи, — её рот внезапно скривился, а волчьи уши наполовину увяли. — Кажется, это не совсем хорошо.

Коул не знал, как она представляла себе отношения учителя и ученика, но, похоже, вторжение чужой волчицы на её территорию, чем бы это ни было, ей мешало.

— Братца Ханаана я чувствую так же, — пробормотала Миюри, вероятно, её смущали похвалы, которыми Ханаан сыпал в адрес Коула.

Каждому в детстве, наверное, надоедали игрушки, но, если к ним пытался прикоснуться кто-то ещё, почти каждый норовил перехватить свои игрушки.

— Ты тогда отправил письмо Ханаану? Чтобы он разузнал про ту битву с Церковью... то сборище, правильно?

— Это не битва, это Вселенский собор.

Миюри произнесла слово "Церковью" таким тоном, возможно, эта девушка, не сумевшая поучаствовать в верховых состязаниях с копьями, сохранила иллюзии, что в зале Вселенского собора можно будет поразмахивать мечом, выражая своё негодование.

— Прежде чем покинуть королевство Уинфилд, я отправил ему письмо и сообщил, что направляюсь в Акент. Возможно, скоро будет получен ответ, над которым надо будет подумать и что-то отписать.

Вселенский собор — это событие, которое случается раз в столетие, на то чтобы разузнать о нём, может потребоваться значительное время. Коул помолился, прося у Бога помощи Ханаану, Миюри со скучающим лицом выкусила клок шерсти с конца хвоста и отплюнула его подальше.

— Что-то отписать, так? — спросила волчица, когда она уже выкупалась, прыгнула в постель и строилась поудобней.

Коул недоумённо посмотрел на неё, потом вздохнул, выдохнув через нос и собрал раскиданную ею по всей комнате одежду.

Глава четвёртая

Миюри быстро выяснила, где содержали "цыплят", вопросы с их проживанием и едой, как предполагалось, тоже будут решены. А если они, используя звание Предрассветного кардинала, решатся на борьбу с Церковью, эти проблематичные учёные люди, возможно, захотят приехать в Акент. Это вызвало у Миюри волнующее чувство, что в результате их действий вялотекущее продвижение Рутеи вперёд получило значительный толчок. Но с тех пор прошло уже десять дней.

— Ну, когда же? — прозвучал голос сердитой из-за задержки Миюри в стенах заброшенной часовни, за которой ухаживал слепой старик.

От её крика поднялась в воздух пыль, чтобы медленно опуститься на головы собравшихся в часовне, но Рутея ответила совершенно спокойно:

— Ответ от компании Дива ещё не пришёл. Мне понятно одно: если я спасу их, но они останутся без жилья и воды, то они только не только быстро вернутся в шайку братков, но и нанесут урон нашей чести. А если мы спасём лишь одного-двух, то привлечём внимание "Южных орлов". А если мы хотим сделать, что задумали, то сделать мы всё должны за один раз, иначе это не имеет смысла.

— Но нельзя ждать так долго! Места, которые я узнала, могли уже поменять, могли за это время захватить новых цыплят, пока мы собираемся идти!

Для нетерпеливой Миюри десять дней — это очень много. К тому же день ото дня в южном Акенте всё сильнее ощущалось приближение лета, когда эта девушка, способная радостно бегать по снегу, становилась ещё беспокойней и нетерпеливей.

— Тогда, когда придёт время, просто найди их снова, ты же сможешь с этим справиться, верно? — ответила Рутея, верховодившая крепкими подростками и умевшая усмирять самых беспокойных из них.

Но её добрые увещевания не могли погасить пламя, разгоревшееся в душе девушки-дикарки.

— Рутея — большая дурёха! С хвостом полным блох! — и Миюри бросилась к двери.

— Э... это...

— Миюри! — повысил голос Коул, пытаясь остановить её, но она, не оглядываясь, выскочила из заброшенной часовни.

Рутея на какое-то время оторопела под впечатлением брошенных ей слов, потом она выпустила наружу свой хвост и стала в нём рыться. Похоже, подобные вещи критически важны для обладателей шерсти на теле.

— Я потом поговорю с ней... — произнёс Коул.

Рутея вздрогнула и выпустила хвост из рук, она казалась немного напуганной.

— О, не надо, просто я сама довольно бесполезна, — Рутея ещё раз осмотрела хвост и спрятала его. — Без вас я бы и не задумалась о попытке освободить сразу столько мальчишек. К тому же твоя спутница — не-человек, и её Церковь раздражает намного сильнее.

Если так прикинуть, то это у Миюри должны чесаться клыки, так? А у тех, кто полон решимости войти в число священнослужителей, у тех на подобные вопросы имеется прописной ответ.

— Я давно читаю Священное писание и уже привык к подобным вопросам.

Бог не более чем буквы на бумаге, он никому никогда не помогает.

Никто из читающих Священное писание не усомнится в своей вере из-за подобных сетований и насмешек.

Рутея на мгновение застыла, потом пожала плечиками и улыбнулась:

— Если ты это произнесёшь, покажется, что ты порицаешь твоего Бога, так что не говори.

Коул тоже улыбнулся, соглашаясь с мудрой волчицей.

— Я же пришла сюда сегодня только с одной целью. Я отправляла посланца на быстром коне с просьбой высказать мнение об учёных людях и сегодня получила ответ.

Сердце в груди Коула ёкнуло, но ответ он понял по выражению лица Рутеи, когда она сказала о письме.

— Прямо назвать твоё имя было бы опасно, поэтому я спрашивала, готов ли он помочь нам бороться с недостатками Церкви.

Развернув письмо, Коул увидел, что оно написано в спешке, похоже, писавший его опасался быть застигнутым за своим занятием.

Вы можете противостоять алчным людям, использующим свои знания для подавления бедных школяров и тех, кто проявил способности, но без намерения бороться с Церковью...

Откровенно говоря, вся суть была передана одним предложением.

Те, кто стремится получить духовное образование и изучить каноны церковного права, имеют своей целью не войти в число членов высшего духовенства, а стать священнослужителями частных аристократических часовен.

Войти в гильдию учителей — достижение, достойное похвалы, но столкнуться с Церковью означает быть запятнанным.

Рутея обессиленно откинулась на спинку стула, Коул вздохнул и свернул письмо.

— Церковь накопила столько болезней, очевидных многим в своей неправильности, из-за того, что множатся такие явления, — произнёс он.

— Ощущение, что чешутся зубы, стало привычным?

— Как ни жаль, — ответил Коул и снова взглянул на письмо, потому что Миюри и он до сих пор не сдавались легкомысленно ярости, а как-то решали стоявшие перед ними задачи. — Тем не менее у меня есть предложение.

— Предложение?

— Чувствуется, что написавший письмо учёный молод.

Рутея удивлённо выпрямилась на стуле.

— Откуда ты знаешь?

— В последних отсылках к Священному писанию много общих слов. Мне думается, этот человек старается провозглашать миру истины, пытаясь громко сообщить людям о своём существовании. Из этого становится ясным, что высокий духовный пост для него является приоритетом. Так что... — Коул снова посмотрел на письмо — почерк на бумаге был схож с почерком Миюри. — Может, в следующий раз найдёшь кого-то постарше? Лучше всего из тех, у кого больше времени смотреть на небеса, чем на то, что происходит вокруг. Если это будет старый, скучный, убелённый сединой учёный с бородой, скорее всего, его примет гильдия учителей.

Начать не с просьбы приехать в Акент, чтобы избавить мир школяров от жгучих язв, скопившихся за много лет, для начала внедрить их в этот мир тёмной массой, чтобы потом расширять образовавшиеся пробоины. Это не казалось неосуществимым.

— Вот как... Для борьбы с алчными интересами я всегда искала людей, выглядевших очень жёсткими и властными... Никогда не думала, что можно легко пролезть под нос врага, прикрываясь видимой слабостью, — Рутея усмехнулась. — Ты так осторожен, что на самом деле не похож на брата Миюри, но ты совершенно прав. Кажется, я была слишком привязана к идее сражаться с мечом в руке до смерти.

— Я бы сказал, что меня на самом деле удивляет, как моя сестра могла стать такой.

Это заставило Рутею рассмеяться. Коул, удовлетворённый, что смог ей помочь, встал, свернул письмо и протянул было ей, но остановил движение руки.

— Что такое? — недоумённо посмотрела на него Рутея, протянувшая уже руку за письмом.

— Могу ли я ответить на него?

Рутея в своём ошеломлении показалась совсем юной.

— Одна из причин, по которым я приехал в Акент, — это поучиться в споре с самыми известными учёными людей мира и познать собственную силу.

И этот бойкий автор письма казался пригодным для проверки сил Коула. К тому же в рыцарских глупостях, написанных Миюри, есть немало примеров дружбы, начавшихся с боя между собой.

— Да, всё... всё в порядке. Хотя... — растеряно пробормотала Рутея, дав неуверенное согласие.

Неудивительно, что её ошеломили слова Коула, который её поблагодарил и положил письмо в карман.

Церковный колокол оповестил о наступлении полудня. Рутея выглянула на внутренний дворик и снова посмотрела на Коула.

— Мне нужно ещё кое-чем заняться, так что я пойду первой. Я попытаюсь найти тебе помощника в другом месте.

— Если получишь ответ от компании Дива, сообщи мне, пожалуйста, как можно скорее.

Рутея кивнула, попросила извиниться за неё перед Миюри и вышла из заброшенной часовни. Когда собрался выходить Коул, подоспел Ле Руа.

— Прости, я опоздал.

Ему тоже сообщили о встрече, но у него в городе была назначена встреча с книготорговцем, из-за которой он думал, что вообще не сможет прийти.

— Эй, а где твоя сестра? — спросил Ле Руа, быстро оглядевшись.

— Быстро всё решить не нашлось никакого способа, и она поспешила убежать.

Ле Руа расхохотался, придерживая руками свой затрясшийся огромный живот.

— Это сражение заняло у мудрой волчицы очень много времени, за один час это не решить.

Миюри не уставала писать свою рыцарскую историю, в которой всегда быстро решались запутанные ситуации, пусть даже решения оказывались самыми абсурдными, может, ей очень хотелось, чтобы действительность была проще.

— Но, к слову, люди в городе, похоже, тоже спешат, они обеспокоены, — добавил Ле Руа, с утра обходивший полгорода, и с громким треском уселся на стул. — Торговые дома и мастерские, связанные с изготовлением книг, очень недовольны задержкой изготовления самых распространённых в городе школяров учебников по церковному праву, они больше не в силах терпеть. Сопротивление "Северных волков" начинает вызывать недовольство людей, готовых взбунтоваться.

Рутея и её ребята не были единственными, желавшими покончить с диктатом шайки "Южных орлов". Некоторые члены городского совета во имя поддержания законности и порядка пытались сдерживать действия шайки, на улучшение условий обучения надеялись и представители аристократических кругов. Рутея установила и с ними связи, что дало ей продержаться до настоящего времени. Однако весна уже переходила в лето, а вопрос с учебниками решён не был, что, так или иначе, но оказывало опосредованное, но неизбежное влияние на каждый уголок города.

— Даже торговцы и ремесленники, ненавидящие эти игрища вокруг учебников, из-за этой задержки теряют значительную часть заработка.

В какой-то момент времени практикующие в городе учителя один за другим поддадутся нажиму и возобновят обучение с использованием тех учебников, которые будут приносить наибольший доход, не брезгуя неимоверными подарками в обмен на присвоение званий, тогда бедные школяры Рутеи будут отброшены к прежним временам, когда им оставалось терпеть несправедливость и досыта её хлебать.

Коул хотел помочь Рутее и её ребятам не из-за того, что она была воплощением волчицы, как Миюри, а из-за того, что справедливость явно была на её стороне.

Но, после недолгой паузы, Ле Руа сказал следующее:

— Господин Коул, пожалуйста, не забывай, что является нашей целью.

Поседевший Ле Руа не в первый раз поучал Коула. В отсутствие Миюри он, вероятно, по долгу старшего, часто прибегал к этому за последнее время.

То, с чем сталкивались Рутея и её ребята, было, конечно, важным, но, если увязнуть в этом глубже, можно забыть о более важных делах. Коул с Миюри здесь ради исправления Церкви, чтобы добыть бумагу и найти сподвижников, готовых бок о бок сражаться на предполагавшемся Вселенском соборе. А с позиции поиска кого-нибудь, разбиравшегося в пустынных землях и языках древней империи, чтобы разузнать что-либо о новой земле, возможно, быстрее было бы оставить Рутею и поискать в других городах школяров. И если Коул ещё не собрался, то это из-за того, что он сказал Ханаану, что будет в Акенте ждать от него письма, ещё одним поводом оставаться было ожидание ответа от компании Дива.

— Что ещё говорят книготорговцы? Ходят какие-то слухи о Вселенском соборе? — спросил Коул, не давая Ле Рою прямого ответа, но не прерывая разговора.

— Те, кого спрашивал, ничего об этом не слышали, похоже, дело ещё не дошло до нужно стадии. Но у них есть ощущение, что становится всё больше книг, написанных на церковном языке. Как только Священное писание на обычном языке станет доступной, у большинства людей пропадёт причина учить церковный язык, а это писание станет самым сильным учебником для изучения церковных текстов. Это предположение потрясает основы самовластного использования церковной письменности церковными властителями.

Другими словами, быстрое распространение перевода Священного писания на обычном языке очень быстро подорвёт исключительное право Церкви на правоту в вопросах веры, позволявшее ей за счёт своего авторитета обманывать других, и даже поколеблет самый деспотизм Церкви.

Ле Руа каждый день старался узнать новости у книготорговцев и потому должен был лучше, чем Коул, чувствовать ситуацию и настроения. Так что сейчас требовалось поскорей раздобыть бумагу, чтобы запустить изготовление Священных писаний на общедоступном языке. Кроме того, Коул в Акенте был лишь путешественником, если он сейчас поможет Рутее, то в следующий раз это будет сделать трудно. Поскольку скоро путешествие будет продолжено, следует поскорее отпустить то, что должно было быть отпущено.

И хотя Ле Руа возмущало положение бедных "цыплят", его многолетний опыт торговли, похоже, заставил его осознать всю сложность и взаимозависимость ситуации. К тому же следовало подправлять направление движения в зависимости от влияния Церкви на ситуацию, так что он в последнее время, судя по всему, был склонен исходить из "правоты торговца", хотя напрямую этого не было сказано.

Конечно, Коул знал, что это нехорошо, и он мог лишь тяжело вздохнуть.

— Раз я сам пришёл помогать вам, ваше решение будет, естественно, я поставлю на первое место... Но пред временем все равны, и даже Господу его не обратить вспять.

— Понимаю...

Когда Коул ребёнком путешествовал с Ле Руа, книготорговец, кажется, предостерегал его об этом. И, похоже, Ле Руа подумал о том же, он вдруг по-доброму улыбнулся и сказал душевным голосом, словно пытался изменить отяжелевшее настроение в часовне:

— Теперь извини, мне надо снова идти. В ближайшие пару дней должны прийти караваны, и я снова займусь своими расспросами.

Он специально пришёл в заброшенную часовню, чтобы предупредить Коула не влезать глубоко в дела Рутеи.

— Например, какие новости пришли из удалённых от моря частей страны.

Ле Руа не торопил Коула с принятием решения, но явно готовился к следующему этапу путешествия. Ле Руа был очень надёжным, заслуживавшим доверия спутником, каких нечасто встретишь, просто его взгляды не совпадали с взглядами Коула. Возможно, Коул был ещё недостаточно зрел и потому испытывал ощущение хладнокровного предательства от необходимости принятия решения.

— Извини, — сказал напоследок книготорговец и направился к двери.

Коул тоже встал, провожая его взглядом и стараясь не дать отобразиться на его лице неловкости, которую он ощущал. Когда внушительная фигура, осторожно продвигавшаяся по ставшему вдруг очень узким переулку, скрылась из виду, из переулка напротив по диагонали показалось знакомое девичье лицо. Коул думал, что ей было не себе из-за того, что она убежала в такой злости, и вид у неё был совсем не радостный, но сказала она, подойдя, вот что:

— Брат, что насчёт обеда?

Немного опешивший Коул, не ответив сразу, вышел и прикрыл дверь заброшенной часовни. Подойдя к Миюри, он увидел, что она так перепачкана древесным углём, что и запах от неё доносился совершенно явственно. Надо полагать, выскочив на улицу, она сердито подкрепилась у какой-то лавки.

— Ты, что, не наелась?

— Боюсь, это ты ничего не ел, совсем!

— Да-да, я знаю, — ответил Коул.

Он понимал, что Миюри разозлилась на Рутею отчасти из-за беспокойства о нём. Умная девушка, она, вероятно, смогла увидеть, что Коул застрял между здравым смыслом Ле Руа и желанием помочь Рутее. Ещё она знала, что всякий раз, когда что-то застревало в голове её непутёвого брата, он в своём беспокойстве забывал о еде. И поэтому перед такой Миюри он постарался, чтобы содержание его разговора с Ле Руа не отразилось на его лице. Но через несколько шагов он вдруг понял, что держит её ладошку в своей руке. Коул посмотрел на их руки, потом — на Миюри, та неохотно посмотрела в ответ, словно он сам неосознанно взял её за руку.

— Ты действительно любишь вести себя, как ребёнок.

Вдруг пришло время, когда Миюри сказала это Коулу, вызвав у него кривую улыбку.

— Я боялся, что ты снова убежишь.

Он этим намекнул на её выказывание насчёт кучи блох в хвосте Рутеи, и Миюри тут же поддала ему в бок плечиком, но руки отпускать не стала.

— Брат не только любит вести себя, как ребёнок, он к тому же ещё и злой, — сказала она, будто рассержено, и продолжила немного подавлено. — Встретив Рутею, я, кажется, поняла, почему мама и папа больше не путешествуют.

— У-у?

Нет, вид у неё был не подавленный, скорее, было похоже, что она стала на несколько лет старше.

— Потому что я или Рутея, разозлившись взаправду, могли бы решить проблемы этого города двумя-тремя ударами лап, разве нет?

Если не обращать внимания на детали, вроде возможных последствий, то так оно и было.

— Точно так же моя мама, если бы она играла бы всерьёз, путешествуя с папой раньше, она могла бы моего не слишком умного папу сделать королём, как когда-то сделал дедушка Хаскинс. Но ведь она этого не сделала, так ведь?

Рутея однажды показала свои клыки — только чтобы сказать, что в сегодняшнем мире они бесполезны. И самое большее, что она могла себе позволить, это натравить бродячих собак города в разборке с "Южными орлами". И то ей пришлось оправдываться тем, что она научилась приручать собак, участвуя в охоте вместе с аристократом, у которого она жила.

Если бы она могла без оглядки использовать волчью силу, она могла бы без лишних затруднений убивать членов шайки "Южные орлы" одного за другим. Вместо того чтобы защищать чету аристократов, приютивших её и давших ей имя, она могла бы просто перегрызть горло тем, кто жаждал получить их территорию, ей не нужно было бы идти длинным путём изучения церковного права.

Но Рутея выбрала иной путь, живя в "Зелёной чаше" и отдавая приказы бездомным собакам. Потому что знала, что, если выбрать волчий путь, уничтожив по линии кровного родства жаждавших земель четы, результат будет весьма ограниченным. И ещё она знала, что с того момента как её когти и клыки станут причиной кровавых жертв, она уже не сможет делить место у камина с добросердечными людьми.

Раньше в разговоре Рутея сказала "чешутся зубы". Она в самом деле крепко стискивала свои зубы и терпела.

— Мир за пределами Ньоххиры так огромен, разве папа с мамой не могли долго-долго путешествовать по этому огромному миру? И я никогда не могла понять, почему они, в конце концов, спрятались от мира в горах, не могла, пока не встретилась с Рутеей.

А когда Миюри захотела разделить опасности путешествия с Коулом, её мама, мудрая волчица, отнеслась к этому благосклонно. Миюри полагала, что её брат-болван нуждался в помощи умной сестры, чтобы его не пожрал заживо жестокий мир, и Коул был уверен, что мудрая волчица Хоро также беспокоилась об этом. Однако лишь сейчас ему приоткрылась и иная причина решения обладательницы хвоста с шерстью льняного цвета. Возможно, спустившись вместе с Коулом с гор, Миюри должна была познать пределы возможностей клыков и когтей, понять, что как быстро она бы ни мчалась, её бег будет бессмысленен, если её спутник не сможет поспевать за ней. Если не найдётся в мире того, кто сможет бежать с ней вместе, полагаться на когти и клыки, то это означало, что придётся остаться в одиночестве.

— Однако... — Миюри крепче сжала его руку. — Как Рутея может это терпеть?

Сама она вытерпела десять дней в ожидании момента, когда можно будет спасти "цыплят", потом не выдержала и с руганью убежала. Коул был уверен, что этот вопрос вырвался у неё прямо из сердца.

До сих пор им повстречалось немало не-людей, все они влились в человеческое общество, но каждый по-прежнему прятал от людей свою сущность. Но Рутея нырнула в общество людей с головой, перебарывая бурю внутри себя.

Коул не знал, сколько хрупких человеческих тел перегрызла бы на её месте Миюри, показывавшая свои клыки и рычавшая, если была чем-то недовольна, ей оставалось лишь благоговеть перед выдержкой Рутеи.

— Это потому что госпожа Рутея очень добрая.

Она приехала сюда получить звание и узнала, что в каждом уголке мира есть несправедливость. Но она знала и тепло рук, расчёсывавших ей волосы у камина, и верила, что неправильно решать вопросы насилием. И потому она должна была относиться к своим товарищам так же, как к ней относилась чета принявших её в дом аристократов, и должна была помогать бедным школярам.

Рутея часто произносила слово "группа". Будучи выше Миюри всего на пол кулака, она могла уже так видеть. Коул надеялся, что Миюри увидит её мудрость и сможет больше узнать для себя от неё. А он — он просто помог бы ей, насколько бы смог.

Среди этих мыслей Коул заметил взгляд Миюри.

— Брат, мало быть просто добрым, тебе нужно больше узнать о силе Рутеи.

— У-у... — ошарашенно промычал Коул, но, не найдя, что возразить, задумался.

Самому Коулу надо было ещё многому научиться, почему тогда он решил, что Миюри должна увидеть мудрость и доброту Рутеи? И его несогласие с точкой зрения Ле Руа тоже подтвердило это.

— Я многому научился у твоего видения мира, — произнёс Коул.

Миюри шире раскрыла глаза, вероятно, её удивило, что он так легко сдался. Потом маленькая волчица-сорванец улыбнулась, потёрлась щекой о рукав Коула и, наконец, крепко обняла его.

— Моё видение говорит тебе, что оно видела лавку на улице, где продаются цыплята, вкусные, как мне показалось.

Если бы вокруг никого не было, её хвост уже был бы выпущен и вовсю раскачивался вверх-вниз. Коул расслаблено вздохнул, испытывая облегчение от того, что Миюри не отнеслась слишком серьёзно к делам Рутеи.

— Не ешь слишком много.

— Ладно! — с особым оживлением, свойственным только таким моментам, откликнулась Миюри.

Коул издал сухой смешок и вдруг заметил, что её взгляд уткнулся ему в грудь.

— Кажется, от тебя... пахнет Рутеей, — проговорила она таким тоном, каким стражник у городских ворот извещает, что контрабанда строго-настрого запрещена.

— А, да, это письмо. Она обратилась к одному учёному человеку, чтобы он мне помог, и сегодня получила ответ, так что я теперь сам ему напишу и постараюсь его убедить.

Вступив в учёное противоборство, познать свою силу. Это посоветовал перед отъездом Ханаан.

Миюри, похоже, тоже вспомнила советы Ханаана, и, обнюхав спрятанное на груди Коула письмо, она фыркнула.

— Я действительно не могу скрыть что-либо от тебя, — произнёс Коул.

В купальне в деревне горячих источников Ньоххира бывший странствующий торговец никогда не мог ничего скрыть от мудрой волчицы.

— Хмм! — снова с гордостью фыркнула, победоносно выпятив грудь, Миюри.

Они вместе пообедали и пошли к постоялому двору "Железный агнец", перед дверью Миюри внезапно остановилась.

— Что такое? — спросил Коул.

Миюри с непонятным выражением лица посмотрела на дверь, будто пыталась посмотреть сквозь неё, сама отпустила руку Коула, что она делала нечасто, а ведь недавно она её сжимала очень крепко. Потом девушка с недовольным видом скрестила руки на груди.

— Знаешь, как проще всего ответить на письмо?

У оторопевшего Коула в голове не нашлось ни слова для ответа. Вместе с тем что-то подобное вроде звучало недавно.

— И... как бы это сказать... ощущение взволнованного щенка.

Коул увидел, как принюхивалась Миюри, и потому проглотил своё замечание: "Будто ты сама не такая", он толкнул дверь и всё понял.

— Преподобный Коул! — закричал, вскакивая со стула и чуть его не опрокидывая, человек, сидевший за столом в пустой таверне.

Охранник, искавший с ними Жана, тоже повернулся к вошедшим, но поприветствовал их лишь взглядом.

— Преподобный Ханаан?

— Как продвигаются дела? О, нет, дай сначала мне, я должен сказать...

Молчавший до того охранник прервал его:

— Пожалуйста, вернёмся сначала в комнату.

Покрытый пылью Ханаан взял себя в руки и дважды смущённо, но с достоинством кашлянул, приводя в порядок своё поведение. Хайленд как-то сказала, что Ханаан всегда безупречно себя держит в присутствии Коула. И Коул начинал понемногу понимать, почему вздыбливалась шерсть на хвосте Миюри, когда Ханаан начинал его хвалить.

— У меня хорошие новости.

Горящие глаза Ханаана призывали поскорее пройти в комнату.

Такой неотразимо дружелюбный, что действительно походил на щенка.

У Ханаана не только пропылилось лицо, идя с ним в комнату, Коул увидел, что его ноги до колен были перепачканы, по большей части, вероятно, из-за безостановочного, не обращая внимания на погоду, следования в Акент. Следы спешки были заметны и у здоровенного охранника несмотря на его доспех их кожи и железа.

Когда они вошли в комнату, Миюри первым делом открыла окно, а Ханаан — рот.

— Вот-вот начнётся Вселенский собор!

Примерно то же Коул ощутил, когда его чуть не сшибла повозка на перекрёстке.

Сияние в глазах Ханаана было вызвано, вероятно, тем, что он после долгого путешествия мог, наконец, об этом возвестить.

Миюри передвинула для охранника стул, стоявший у неё спиной, и охранник со вздохом сел. Коул подумал, что он сам не раз был в таком же настроении, как сейчас охранник, после кучи глупостей, выслушанной от Миюри. И в этот момент он почувствовал на себе горящий взгляд Ханаана.

— Пришло время Вселенского собора, преподобный Коул, — взволнованно повторил Ханаан.

Из-за своего волнения он казался совсем юным, Коул даже подумал, что если бы у Миюри был брат-близнец, то он выглядел бы именно так.

— Непохоже, чтобы это было плохо... — размеренно произнёс Коул, пытаясь успокоить Ханаана, однако тот азартно кивнул и расплылся в улыбке.

— Да, это и в самом деле не плохо. Поэтому я спешил поскорее принести тебе это хорошее известие!

На путешествие из Уинфилда на юг до Акента уходило несколько дней, папский престол расположен ещё дальше, и вряд ли Ханаан сюда пришёл просто поговорить. Вероятно, он нашёл надёжные основания в папском престоле для того, чтобы приехать с этим известием.

— Вселенский собор — это уже действительность. Он почти готов открыться.

Темой этого Вселенского собора, который должен лет на сто определить основы действия Церкви, будут, несомненно, противостояние с королевством Уинфилд и сдерживание вала людского негодования. Для Коула не было бы излишне осторожным счесть, что там его воспримут, как бельмо в глазу Церкви.

— Что ты можешь сказать про "и в самом деле не плохо"? Мне нужно было бы разобраться в этом.

Странный посланник прибыл в Раусборн в королевстве Уинфилд, чтобы пригласить Предрассветного кардинала на Вселенский собор, больше он ничего не собирался говорить. По какой причине надо было звать врага на такую важную встречу? При всей своей скромности Коул не мог ждать мирного обсуждения на этой встрече.

И ответ Ханаана был таким:

— Ядро Церкви вот-вот рухнет.

Верный слуга Божий, занимавший место в этом самом ядре, заявил это с радостью в голосе.

Но Коул знал искренность Ханаана и не стал относиться к его словам, как к мятежной ереси.

— Священное писание гласит: не наливайте молодое вино в старые мехи. Теперь, когда рушится старое зло, Господь даёт нам прекрасную возможность восстановить добро.

— Э... это... — вырвалось у Коула.

Он посмотрел на охранника, которому Миюри принесла что-то в чаше. Охранник, заметив взгляд Коула, кивнул. Послышался звук вроде грубого ворчания — пришли в движение шестерни судеб? Нет, понял Коул, звук издал он сам, сглотнув, когда его руки неосознанно взялись за ладони Ханаана.

— Твоя борьба начала приносить плоды. Эхо выступлений людей во имя справедливости, без сомнений, разнеслось по всей большой земле и проникло в сердца многих, — Ханаан достал из кармана небольшую книгу, бумага в ней была помята и потёрта — страницы переворачивали бессчётное число раз. — Это копия Священного писания на общем языке, которую ты нашёл смелость распространять в одном городе. Возвращаясь к святому престолу, я побывал в разных местах, и везде об этих копиях уже было известно.

Невероятно, но новости могут распространяться быстрее путешественников. Те копии появились в городе, в котором Коул встретился с Хайленд, готовил копии и противостоял с принцессой местной церкви. Копии уже распространились так широко, и появилось какое-то количество людей, выражавших недовольство варварским поведением Церкви. Прежде Коул полагал, что реформирование Церкви — это лишь большая мечта, бороться за которую у него не было сил. Но теперь он, похоже, мог сказать, что его путешествие не было напрасным.

— Кхм! — нарочито громко кашлянула Миюри, глядя на руки Коула, крепко сжимавшие руки Ханаана.

Потом она перевела взгляд в сторону и с недовольным видом прислонилась к стене. Сейчас у неё было лицо девушки, которая терпеть не может парней.

— Преподобный Коул, ты должен быть на Вселенском соборе и... — полный чувств голос Ханаана после короткой паузы обрёл спокойную уверенность благочестивого верующего. — И стать молотом Господнем.

Чтобы открыть поток из чистого источника, надо сначала убрать грязь порока.

— Но нам надо хорошо подготовиться. Если мы упустим эту возможность, тогда, боюсь, Церковь не удастся реформировать никогда, мы должны обязательно преуспеть, а не потерпеть неудачу, — сказал Коул, отложив пока ледяной взгляд Миюри, и посмотрел на Ханаана.

— Да, я понимаю.

— Итак, когда едем?

Надо прикинуть, что следует подготовить перед выходом на поле сражения — так сейчас выглядел Ханаан. Коул со слов "на текущий момент" начал ему объяснять ситуацию в городе.

Коул хотел помочь бедным школярам нормально учиться и разорвать взаимно прибыльные отношения богатых школяров Акента с алчными учителями, полностью обновив систему обучения. Для этого надо было направить учителей с честными убеждениями в гильдию учителей. И не то, чтобы не было таких учителей, у которых взгляды Рутеи находили отклик, просто в действительности это было осуществить нелегко. В конце концов, у скольких из них хватит духу схватиться с целой гильдией учителей, в которой полно врагов, и самоотверженности, чтобы учить бедных школяров? Сил тратить столько же, сколько на богатых, готовых платить много за учёбу и щедро одаривать за звания. А потом богатый школяр, поучив в наследство торговый дом или заняв важное положение, сможет для своего наставника подыскать какое-нибудь престижное, хорошо оплачиваемое место.

В общем, Коул рассказал Ханаану всё, кроме истинной сущности Рутеи, воплощения волчицы. Тем временем Миюри сходила в таверну за едой для Ханаана. Ханаан откусил кусок брызнувшей жиром свинины, хлопнул себя по бедру и встал.

— Всё будет в порядке! — заявил он и через мгновение продолжил. — С этим всё должно быть в порядке. Я слышал, что в городах школяров существуют преграды для продолжения обучения. Это слишком отвратительно, когда обучение сосуществует с таким мерзким образом мышления.

Ханаан с благородной утончённостью поднял голову и вздохнул.

Но Коулу было не ясно, что значит "всё будет в порядке", он подумал, нет ли тут какого-либо недоразумения? И в этот момент юноша, известный своими способностями сообщил:

— Мой товарищ будет рад оказать подобного рода помощь.

— Э?

У Коула не могло не возникнуть сомнения, но он быстро понял, что имел в виду Ханаан. Потому что этот молодой человек, появившийся, чтобы принести добрую весть, происходил из благородного семейства, несколько членов которого занимали папский престол. И он работал в месте, куда стекаются все сведения для папы и его помощников.

— Ты хочешь найти кого-то, кто стал бы учить, не прося ничего за это, кто заменил бы этих алчных учителей? У нас их много, обучение бесплатное, дорогие подарки не требуются. Работа, когда можно будет свободно говорить на богословские темы, имея большое число искренне заинтересованных слушателей, да за такую работу они и поругаться друг с другом могут.

Люди Ханаана пребывали в книгохранилище святого престола, именовавшимся "лабиринтом", они ведали всеми документами Церкви. Это подразделение не было особо заметным для остальных, в то же время эти люди происходили из богатых семей, вероятно, поэтому они ценили сохранение верности следования учению Бога больше кого бы то ни было, что, впрочем, делало их довольно слабыми в структуре Церкви, больше прислушивавшейся к голосу денег.

Конечно же, эти люди были выходцами, в основном, из аристократических семей, им не надо было заботиться о еде и одежде, не надо было усердно работать, чтобы прокладывать свой жизненный путь. Более того, им достало мужества по своей инициативе включиться в борьбу за искоренение недостатков Церкви, они даже отправили в королевство Уинфилд Ханаана, готового пойти на смерть ради этого.

Тогда именно они могли быть теми, кто вошёл бы в число учителей Акента и кто обладал бы должной учёностью и желанием, чтобы помочь Предрассветному кардиналу реформировать Церковь.

— Я сразу возьмусь всё устроить. Не расскажешь мне поподробней об этой здешней гильдии учителей? Слышал, в таких для вступления надо выдержать проверку в форме собеседования, не знаешь, о чём там спрашивают? Нам нужно выработать позицию, чтобы выдержать это.

Коул, слушая Ханана, не мог сдержать улыбки. Вполне возможно, что некоторые книги, которые изберут в качестве учебников по богословию, были написаны кем-то из сподвижников Ханаана. Даже если не учитывать подобное случайное совпадение, конечной целью учителей богословия и церковного права, приходивших в города школяров, было место высокопоставленного священнослужителя Церкви. И если придут люди прямо из центра Церкви, кто им откажет во вступлении?

— Пожалуйста, скажи этой благородной девушке, что борется за бедняков-школяров, что я предоставлю то, чему научился за всю жизнь, от имени отдела управления книгохранилищем святого престола.

Предложение — лучше не бывает, оно даже может заставить подумать, стоит ли его принимать.

— Противная сторона — шайка "Южных орлов", так? Их дурное поведение непростительное, и я сообщу о нём их родителям. Просто отвратительно, настоящая уловка дьявола — загнать детей в угол, запереть их и заставить работать на себя! Не говоря уже об азартных играх с книгами, этой пищей для ума в учёбе!

Коул, посторонний для этих богатых школяров человек, не мог не содрогнуться, представив себе, как их семейства получают письма от святого престола, в которых ледяным тоном извещалось о неподобающем поведении отпрысков семейств, и он чуть было не попросил о благородном снисхождении к ним.

— Если более-менее уточнится список учебников, в книгохранилище святого престола отыщутся в значительном количестве копии этих книг, их можно будет пристроить к делу. Господь тоже будет доволен, если они будут использованы для обучения школяров.

Коул вспомнил просьбу книготорговца, у которого он искал книги про пустынные земли, поделиться с ним сведениями о выборе книг. Если ему рассказать об этом, поверил бы он? Скорее, нет, и драгоценных книг, что Коул искал, он бы не дал, разве что дал бы пару монет за труды.

— Однако насчёт поиска возможно большего числа помощников для участия во Вселенском соборе с тобой, так этот вопрос требует дополнительного рассмотрения. Эту молодую госпожу зовут Рутея, так? Вместе с ней я могу поискать единомышленников в разных направлениях, используя связи Церкви по всему свету. Если воспользоваться возможностями господина Ле Руа, можно выйти могущественных аристократов, заинтересованных в Священном писании на общем языке, так что ты сможешь сражаться в полном строю.

В королевстве Уинфилд Ханаан часто казался робким, здесь же, на большой земле, он чувствовал себя, как рыба в воде. Это потому что здесь он мог положиться на могущественную организацию.

— Давай же, преподобный Коул, вперёд! — и сияющий Ханаан протянул ему руку.

Десять дней у них всех "чесались зубы", а приехал Ханаан и в сущности всё сразу решил, на одном дыхании. Коул мог его назвать действительно ценным приобретением в этом путешествии. Коул и мечтать не мог о подобном везении. Он посмотрел прямо в лицо Ханаану, у которого от волнения увлажнились глаза, и крепко пожал его руку.

Рука Ханаана оказалась слишком горячей, из-за чего его волнение показалось Коулу до боли знакомым.

— Э...

Будто предвидя будущее, тело Коула само собой пришло в движение в стремлении подхватить Ханаана, ноги которого стали подгибаться и тело мягко оседать. Рука Ханаана была такой горячей явно не из-за его пылкой устремлённости.

— Прости, пожалуйста... — вздохнул охранник, вставая из-за стола, за которым он перекусывал вместе с Миюри.

Он был похож на охотника, нашедшего в ловушке кабана и ожидавшего в отдалении, пока кабан не обессилеет. Он перехватил Ханаана из рук Коула и легко взвалил его себе на плечи. Скорее всего охранник в дороге не раз предлагал Ханаану переждать, но тот настоял на своём, стремясь двигаться прямо в Акент.

— Просто восхищаешься, когда видишь, с каким усердием он действует, — произнёс обычно молчаливый охранник и натянуто улыбнулся, возможно, он так улыбался, когда работал в месте, именуемом святым престолом.

Затем его лицо приняло обычное непроницаемое выражение. Миюри открыла ему дверь, и охранник медленно вынес Ханаана, всё ещё беспокойно бормотавшего что-то в беспамятстве. Миюри выглянула в коридор, чтобы посмотреть им вслед, затем тихонько прикрыла дверь и посмотрела на Коула.

— Он ведь взаправду не девушка, так? — спросила она.

Миюри в последнее время не настаивала на своём желании выйти замуж за Коула, однако от своего намерения явно ещё не отказалась. Она подошла к Коулу, тщательно обнюхала то место на груди, которое соприкасалось только что с Ханааном, а потом обняла Коула, словно хотела перебить этот запах своим.

Удостоверившись, что её территория не нарушена, и немного беспокоясь за состояние Ханаана, Миюри направилась в его комнату узнать, что с ним. Она спросила охранника, не нужно ли что-то сделать, на что тот вежливо ответил, что с Ханааном и с ним всё будет хорошо, если им дать ночью как следует выспаться. Этот не слишком деликатный ответ Миюри расстроил.

Хотя Миюри к Ханаану относилась настороженно, подозревая, что он на самом деле девушка, которая вторглась на её территорию, она в то же время до отъезда из Уинфилда вместе с ним в доме Ив изучала карту и рассказывала ему о ситуации. Конечно, Миюри понимала, как важно, чтобы попутчик был ещё и единомышленником.

Коул многое прочёл в её взгляде, обращённым на него, и попросил хозяина постоялого двора прислать немного мёда или фруктов, хорошо помогавших при лихорадке и усталости. Миюри решила, что это, скорее, еда для птиц и будет недостаточно для восстановления его тела, она хотела обеспечить его жирной свининой, но, увидев, что хозяин принёс счёт, смолчала. Нет, это оказался не счёт, а письмо.

— Доставлено недавно.

На восковой печати красовался знак торгового дома Ив, однако письмо было написано на прекрасном пергаменте, возможно, оно было от Хайленд. Миюри стала торопить его вернуться в комнату и распечатать письмо, и, когда Коул так и сделал, пергамент оказался исписанным действительно почерком Хайленд.

— Уу... Тут о печатании Священных писаний, — произнёс Коул.

Однако на самом деле к делу Хайленд подошла только во второй половине письма, а в первой она беспокоилась, не было ли в пути неприятностей или неудобств, не получили ли они ранений, достаточно ли средств и хорошо ли кормят на постоялом дворе.

— Она сообщает, что пробная печать прошла хорошо, и просит поторопиться с покупкой бумаги, — откликнулась Миюри, её вывод последовал незамедлительно. — Видишь, лучше будет поскорее победить шайку "Южных орлов".

Она недавно получила урок стоицизма от не-человека Рутеи и не могла повернуться к ней своим волчьим хвостом. Впрочем, не только Миюри ненавидела откладывать что-либо на потом. Ле Руа тоже просил Коула подумать, сколько времени может занять решение проблемы города.

— Ты слышала предложения Ханаана? Это точно будет важным продвижением вперёд, а ответ от Дивы должен прийти в ближайшее время. Таким образом и Рутея получит всё необходимое для выполнения замысла.

— Ууу...

Обернуться волчицей и перекусать за задницы всех плохих парней, привязать письмо к птице или киту, чтобы за день отправить письмо на другую сторону гор. У Миюри голова полна подобными быстрыми решениями. Вероятно, она пока сдерживает свои чувства, которым хотела бы дать выход немедленно. Её неудовлетворённость выливалась в дописывание её рыцарской истории, чем она занималась каждый вечер перед сном. Линии из-под её пера стали грубее, а поза во сне — воинственной.

— И с этим я собираюсь дождаться выздоровления Ханаана, прежде чем сообщать Рутее... Давай сначала разберёмся с тем, с чем будет проще разобраться.

Первое — особенности устройства гильдии учителей и её тенденции. Возможно, пришло время поглубже разобраться с продажностью в Акенте. Если местная церковь тоже является гнедом греха, несмотря на свою святую воду и священный елей, приезд Ханаана и его сподвижников в качестве учителей может быть ею воспринят, как нашествие инквизиторов, что вызовет ненужные подозрения.

Коул прикидывал, стоит ли это доверить Ле Руа, когда заметил, что Миюри пристально смотрит на письмо Хайленд.

— Думаешь, не прислала ли она ещё и чего-нибудь вкусненького заодно с письмом?

Волчьи уши Миюри тут же встали торчком, сзади прошелестел хвост.

— Вовсе нет! Просто этот запах...

— Запах?

Миюри только что его обнимала, пытаясь затереть запах Ханаана. Письмо Хайленд по горячей устремлённости могло посоперничать с Ханааном, может, в Миюри снова проснулось чувство территории? Однако Коул тут же увидел, то это не так, потому что она вытерла свой маленький носик и, приблизив его к пергаменту, несколько раз с силой потянула носом воздух.

— Запах моря... и гниющего дерева.

— Мм?

— Ещё запах лошадей и сухого ветра, — закрыв глаза, с видом чревоугодника, нюхавшего изысканное вино, прошептала Миюри. — Это пахнет приключением.

Письмо было написано в Раусборне, в королевстве Уинфилд, потом оно пересекло пролив и дальше до Акента лежало в суме, которую вела лошадь. Проезжая каждый раз по новому месту, обязательно впитываешь новые запахи, чтобы по приезду собрать сложную их смесь.

— Почему же братец Ханаан тоже не прислал письма? — посетовала Миюри, будто по запаху она могла отследить путь до самого святого престола.

— Разве ты уже не ощутила его запах?

— Пахнет, словно три дня подряд охотился за оленем.

Понятно, запах возбуждения и усталости.

— Так значит письмо за время долгого пути может собрать так много запахов...

Запах понемногу создавал у Миюри какое-то настроение, в ходе этого процесса её волчьи уши попеременно качнулись.

— Мм, странно... почему же тогда...

— Что там?

— Мм...

Коул подумал, что ей понравился запах какой-то необычной еды, но Миюри вновь приняла обычный вид.

— Как бы там ни было, надо торопиться, чтобы скорее начать новое путешествие. Я не знаю, как пахнет пустыня, брат!

Её слова, улыбка, расцветшая вдруг на её лице, ошеломили Коула, но он сохранил хладнокровие.

— Мы не поедем в пустыню.

Лицо Миюри застыло — прямо с этой самой улыбкой. Разбираясь со своими мыслями лицом к лицу с любительницей путешествий Миюри, Коул смог прийти лишь к такому выводу. Не отрывая глаз от письма Хайленд, он разложил перо, чернильницу и нож.

— Слышала, что сказал преподобный Ханаан? Ядро Церкви менее устойчиво изнутри, чем мы думали, они чувствуют беспомощность, идя на Вселенский собор. Таким образом... — Коул стал очинивать перо, раздумывая над ответом. — Противостояние королевства и Церкви, скорее всего, завершится на этом Вселенском соборе.

Сам папа должен будет подчиниться решению собора, который даст прекрасную возможность положить противостоянию конец. Поэтому надо широко распространить Священные писания на доступном языке, усилит давление на Церковь и хорошо подготовиться к вселенскому собору, чтобы завершить противостояние и реформировать Церковь.

Нет времени тянуться за облаками в небе, одним из которых и была новая земля, нет времени, конечно, и мчаться в пустынные земли, в которых даже Ив не сумела побывать. Есть более практичные дела, которыми надо заняться.

— Удостоверившись в том, что проблема Акента сможет быть разрешена, мы будем должны закупить бумагу и скорее вернуться в королевство Уинфилд. Наконец-то показалась возможность завершения многолетнего противостояния, и очень много людей с нетерпением ждут реформирования Церкви. Если добьёмся успеха, наше путешествие сможет, наконец, закончиться и...

И тут...

— Неужели путешествие закончится?!

Коул не понимал, как эта тоненькая шейка могла издать этот звук, от которого чуть не лопнули его глаза. Он повернул голову — совершенно круглые глаза Миюри с изумлением смотрели на него.

— Путешествие состояло в том, чтобы... кончиться...

Коула вначале ошеломило выражение на лице девушки-сорванца — ну, будто небо падает на землю, потом он криво усмехнулся:

— Это произойдёт не так быстро, не беспокойся, — он слегка погрузил перо в чернила, приноравливаясь к нему. — Вселенский собор — дело трудоёмкое, не на день или два. Мы должны напечатать большое количество Священных писаний, развезти из по городам большой земли и распространить их, затем убедить влиятельных людей помочь нам на Вселенском соборе настолько, насколько это будет возможно. Об окончании путешествия ты сможешь побеспокоиться через какое-то время, когда оно придёт. Я пока говорю лишь о том, что мне теперь видна конечная точка путешествия.

Даже после этого объяснения состояние Миюри мало изменилось. Возможно, маленькая волчица поразилась не самому концу путешествия, она просто впервые подумала, что однажды оно закончится.

Очевидно, что ум у неё был куда острее, чем у Коула, но время от времени он замечал, что в её душе жила одна чрезвычайно простая убеждённость. Покинув деревню, в которой она родилась, видя вокруг себя день ото дня что-то новое, она верила, что приятное путешествие продлится вечно. Коул подумал, что и ему это было присуще в детстве, и ощутил на своём лице улыбку умиления перед лицом этой невинности, но он не мог не ощутить горечи от этого.

— Ну, нет времени делать такое лицо. Когда ответит компания Дива, она поможет госпоже Рутее спасти "цыплят". Нам в путешествии предстоит ещё много важной работы, — сказала Миюри, переключая себя с осознания, что путешествие закончится, на текущие дела. — Но... что с пустыней?

— Э?

— Ты сказал, что мы уже не отправимся в пустыню.

Возвращение к действительности породили в её глазах слёзы из тусклого пламени обиды. Сознание Миюри отказалось от грёзы о бесконечном путешествии, но лицо её не отражало готовности смириться с этим.

— Пустыня должна была предоставить серьёзные обоснование для исследования новой земли. Но Вселенский собор — дело уже решённое и...

— Все говорили о поездке в пустыню! — закричала Миюри в уши Коула, забывшего сразу, что он хотел сказать. — Брат! Брат! Отправимся в пустыню! Все всё время говорили о путешествии в пустыню!

Она схватила его за плечи и стала трясти, уже несколько лет Коул не видел её в таком исступлении.

— Пустыня! Отправимся в пустыню!

— Утихомирься сначала!.. Я не могу обещать, что мы поедем, но мы всё равно можем продолжать поиски новой земли в качестве запасного пути для Вселенского собора... Так что, это возможно... Хватит меня трясти!

— Брат, брат! А пустыня?! Разве ты сам не говорил, что поедем?! Обязательно поедем! Ладно?! Бра-а-ат!

Волчьи уши напряглись, хвост вздыбился, словно от удара молнии, такое редко можно приходилось видеть и в деревне горячих источников. Тогда оставалось лишь переждать, пока её вспышка притухнет. Призывая свою веру на помощь, он терпеливо ждал, пока маленькая волчица не перестанет его хватать, трясти, теребить и обнимать, молясь про себя за её скорейшее повзросление.

Сколько Миюри ночью плакала, Коул точно не знал, но утром она была похожа на ту Миюри, у которой всё в порядке, Ханаан выглядел несколько слабым, но полным юношеского азарта. После ночи его лицо вернулось к цвету варёного яичного белка.

— Вчера я, наверное, был просто смешон, — сказал он, вероятно, вспомнив свою горячность и извиняясь за неё, но в отличие от Миюри он держался с должным благородством.

— Да ладно, всё в порядке... Ты-то как?

— Спасибо, не стоит беспокоиться, — ответил Ханаан, выпятив грудь, чтобы показать, что он готов действовать.

На всякий случай Коул посмотрел на охранника, стоявшего позади, тот безропотно кивнул. Эта безропотность выдавала, насколько тяжким грузом для его души было сопровождать бойкого щенка, из-за которого приходилось нередко сталкиваться с подобными ситуациями.

— Тогда, братец Ханаан, давай скорей с нами, надо найти Рутею и надрать задницы плохим парням в городе, — сказала этому щенку юная волчица, сама ещё щенок.

— Что ж, думаю, так и должно быть. Мы в любом случае не должны им позволять совершать такие злые дела в этом сотворённом Господом саду, что он даже не может смотреть на это.

Вчерашний румянец снова стал разгораться на его щеках благодаря подначки Миюри.

Внешне мягкий Ханаан оказался, однако, тем, кому в голову пришёл почти безнадёжный план, кому хватило мужества покинуть полумрак спокойного книгохранилища. Он устремился в путешествие, грозившее самой суровой карой, и шёл вперёд, не сгибаясь, пока не достигал одной поставленной цели за другой.

Такая уверенность в том, что будет свершено в будущем, — неповторимая особенность рыцаря, только то выигравшего битву.

— Преподобный Ханаан, сначала я хочу кое-что сообщить тебе, — вмешался Коул в разговор двух возбуждённых щенков. — Досточтимая принцесса Хайленд известила в письме, что пробная печать Священных писаний прошла успешно.

Ханаан, похоже, не был удивлён доброй вести, он улыбнулся так, будто являлось само собой разумеющимся благополучное развитие событий в этом направлении.

— Это доказывает, что Господь с нами. Вперёд!

Коул с охранником посмотрели друг на друга и вздохнули. Однако у них не было причин останавливать столь мотивированного Ханаана, поэтому они вчетвером отправились в постоялый двор "Зелёная чаша", где жила Рутея. По пути Коул заглянул к Ле Руа, обнаружил его отлёживавшимся с сильным похмельем и решил не беспокоить. Первоначально Коул рассчитывал отправить через него и затем торговую сеть Ив ответ наследнице Хайленд, который написал вечером без учёта мнения Миюри.

Миюри, ужаснувшись запаха перегара, висевшего в комнате, выскочила за дверь.

Впрочем, Ле Руа заметил, что к нему заглянули, и стал жаловаться, не ставая с кровати.

Напился он вчера на пирушке по случаю прибытия дальнего каравана, на которую он пришёл, чтобы узнать состояние дел на дорогах большой земли. Этот караван выходил за рамки простого торгового, про людей, входивших в него, говорили, что они обладали медвежьей силой и способностью пить подобно лошадям. Даже Ле Руа, участвуя с ними на пирушке в винной баталии, дошёл до нынешнего состояния.

Бедному Ле Руа оставили фрукты и мёд, предназначавшиеся Ханаану, приготовили ведро холодной воды и помолились за скорейшее выздоровление и возвращение к деятельной жизни. Затем всё так же вчетвером вышли на улицу.

Утро было шумным из-за пьяной болтовни школяров, пьянствовавших, кажется, всю ночь. Другая группа школяров во главе со своим учителем расположилась на разгрузочной площадке какого-то торгового дома для углублённого рассмотрения богословия в форме катехизиса, а также сложных теоретических выкладок в логике.

Ханаан, знавший о городах школяров лишь по книгам, нахмурился, его глаза стали разгораться, он еле сдержался, чтобы не вмешаться. При виде этого Коул не мог не улыбнуться и тут же почти ощутил щекой взгляд, повернувшись, он увидел девушку-сорванца, захватившую сегодня меч, её холодный взгляд, казалось, говорил — брат, ты уже не тот.

Когда они добрались до постоялого двора "Зелёная чаша", они увидели большое количество школяров, одни под присмотром Рутеи учились зарабатывать на жизнь, другие с довольным видом направлялись на учёбу, некоторые несли инструменты, необходимые для этого.

— Так, это вы. А кто это?

Прежде чем Коул успел представить Ханаана, тот уже сам шагнул вперёд и протянул руку:

— Я Ханаан Йоханем.

Рутея на миг опешила, потом привычным движением пожала ему руку.

— Я Рутея. Ты... соратник Коула?

По одежде и поведению Ханаана с первого взгляда было видно, что он имел отношение либо к преподаванию, либо к духовной деятельности.

— Я служу Господу в отделении управления книгохранилищем папского престола.

Такое представление смогло ошеломить даже Рутею. Она взглядом попросила Коула избавить её от таких дурных шуток.

— Увидев преподобного Ханаана впервые, сам я был напуган.

— Прошу прощения. Кажется, с той поры мне понравилось поражать других, — невинно улыбнулся Ханаан.

Рутея посмотрела на него и вздохнула:

— Я до сих пор не понимаю, как думают мальчишки.

Ханаан растеряно моргнул, Миюри одобрительно улыбнулась.

Они прошли в арсенал на четвёртом этаже, и внимание Ханаана, как прежде и Коула, привлекли книжные полки.

— О-о, это и есть учебники, которыми будут пользоваться для учёбы?

— Ты пришёл из легендарного книгохранилища, так что для тебя в этом не должно быть ничего удивительного.

— Отчего же? Наши книжные полки действительно полны всевозможных книг, но они там просто лежат в темноте. Почти каждая книга словно спит там, их никто никогда не открывает, и я даже не знаю, известно ли о них что-то в мире. Так что возможность узнать, что их касаются руки людей, их читают, это словно видишь свежую зелень среди снега, это даёт мне ощущение, что мир живёт.

Его немного витиеватая и неожиданно красивая формулировка застала Рутею врасплох, и она печально улыбнулась, а Миюри пробормотала для памяти эти слова, чтобы потом записать.

— Что с того? Предрассветный кардинал и человек от святого престола рядом с ним, это как поставить рядом две миски — с холодной водой и кипящим маслом, любой будет беспокоиться.

Если миски перепутать, веселье будет ещё то, поневоле захочется спросить людей на кухне, зачем такие миски поставили вместе.

— Не беспокойся об этом. Характер работы в нашем отделе хранилища заставляет нас стремиться к точности в любом слове и предложении, вызывая в нас недовольство святым престолом. Ты понимаешь, да?

Честность — добродетель в глазах Бога, но у Церкви отношение к ней весьма непростое.

— И потому вы на стороне Предрассветного кардинала, — криво усмехнулась Рутея и дёрнула подбородком, предлагая Ханаану продолжать.

Человек от святого престола не мог просто так приехать к Предрассветному кардиналу.

— Преподобный Коул рассказал мне всё о недостатках глубоко укоренившейся системы преподавания в городе. Госпожа Рутея, ты так долго боролась с этим недопустимым пороком, Господь должен был высоко оценить твою честность.

Столь открытая похвала заставила Рутею несколько смутиться.

— Если ты не будешь против, позволь нам сделать всё возможное.

— Вам?

Ханаан решительно кивнул.

— Хотя мы лишь слабые книжные черви из книгохранилища, в мире книг и обучения каждый из нас стоит сотни. Когда мы вступим в здешнюю гильдию учителей, мы сможем предоставить школярам разумные возможности обретения степеней.

Рутея должна была ожидать от него чего-либо необычного, но это, похоже, превзошло её воображение.

— Я не знаю подробностей вступления в гильдию учителей, но у нас много действительно учёных людей. Само собой, мы не нуждаемся ни в высокой оплате за обучение, ни в подарках за присуждение званий. Что до учебников, то в нашем книгохранилище полно книг, лежащих без дела, на этот счёт можно не беспокоиться. Что до жилья и проживания, то пока они пребывают вне книгохранилища, для них везде всё равно что рай. И до тех пор, пока они смогут посвящать свои жизни помощи тем, кто действительно в ней нуждается, они готовы отказываться от места при святом престоле.

Столкнувшись с этим потоком слов, бившим, должно быть, из самого сердца Ханаана, Рутея была просто оглушена и вроде бы даже перестала дышать.

— Ты бы хотела этого? Мы бы точно стали силой госпожи Рутеи.

Встретившись с Ханааном в королевстве Уинфилд, Коул счёл его улыбку несколько искусственной, но теперь ему казалось, что Ханаан на самом деле верил в светлое будущее. Понимал он и, почему Рутея всё ещё не сказала "да", ему самому предложения Ханаана казались чем-то невероятным.

— Госпожа Рутея, — обратился он, и она, разом очнувшись, посмотрела на него. — Я знаю, как напористо это может выглядеть с нашей стороны, я и сам раньше сомневался, можем ли мы решить вопрос с помощью такого мощного средства.

Она так долго и упорно прилагала усилия, тут ей в руки падало решение, о котором она и думать не могла. Кажется, была сказка о том, как голодный волк встретил кролика, который решил пожертвовать ему свою жизнь ради, выражение лица Рутеи, вероятно, было, как у того волка, и она смогла лишь неуверенно кивнуть, издав нечленораздельное "мм... э-э..."

— Госпожа Рутея, — снова обратился Коул к сбитой с толку волчице. — Ты можешь дать нам список учёных людей, с которыми ты связалась, считая их приверженцами честности? Я хочу убедить их помочь нам в борьбе с Церковью.

На сей раз им предстоял не риск приехать в Акент, а вместе с Коулом сразиться с Церковью в неизбежной схватке.

— Конечно, мы сделаем всё возможное, чтобы не впутывать тебя в это.

Исходной целью Рутеи было изучение церковного права, а не борьба с Церковью. И ради будущего школяров нельзя было допустить, чтобы постоялый двор "Зелёная чаша" сочли тайным центром подготовки противников Церкви.

— Кстати, я должен тебе ещё вот что сказать, — добавил Ханаан ослеплённой этим всем Рутее. — Я ещё слышал от преподобного Коула о презренном поведении тех, кто именует себя шайкой "Южных орлов", и я собираюсь сообщить их семьям об их злодеяниях. Среди их родных много высокопоставленных священнослужителей или аристократов. Получение письма с печатью святого престола произведёт должное впечатление на их семейства.

Это было всё равно что забивать кроликов тесаками для свиней. Коул не мог не посочувствовать им, представляя себе получение семьями обвинительных писем прямо из официального средоточия веры.

— Госпожа Рутея, — в третий раз позвал Коул, и совершенно растерянная девушка повернула к нему лицо, мокрое, как от внезапного ливня. — Вначале я был так же поражён.

У Рутеи, похоже, не хватило сил даже на кривую усмешку, она лишь слегка кивнула.

Глава пятая

У Рутеи голова кругом шла от таких предложений, к тому со списком учёных людей было не так просто, требовалось время, чтобы разобраться с ним. Поэтому Коул и Ханаан решили вернуться на свой постоялый двор, а молчавшая всё время Миюри сказала, что останется обговорить спасение "цыплят". Весь разговор она прождала в положении "минутку подожди", и сказать, что она вмешалась слишком рано, было бы совершенно неправильно. Тем более, что появление Ханаана на одном дыхании снимало все проблемы, и она, собираясь продумать с Рутеей спасение "цыплят", возможно, решила показать и свои способности.

— Не слишком своевольничай, чтобы не поставить других в неловкое положение, — сказал Коул.

Миюри с недовольным видом отвернулась в ответ на его ворчание. Но Коулу и Ханаану требовалось обсудить множество вопросов, связанных со Вселенским собором и Священным писанием, так что для них было правильным уединиться. Если бы Миюри опять не могла бы вставить ни слова в их оживлённый разговор, это сделало бы её ещё более недовольной.

Итак, напомнив, что Рутею нельзя ставить в неловкое положение, Коул и Ханаан покинули "Зелёную чашу". Солнце стояло высоко и слепило Коулу глаза, но лицо Ханаана, кажется, сияло ещё ярче.

— Преподобный Коул, я бы хотел поблагодарить Бога и за то, что он дал нам такую хорошую погоду.

Взглянув на его улыбку ожидания светлого будущего, Коул был немного рад, что Ханаан не был женщиной.

Вернувшись в комнату на постоялом дворе, Коул с Ханааном какое-то время обсуждали Священное писание, потом Коул написал письмо для Хайленд, включив новые мысли и поправки к переводу, и почти сразу после этого прозвенел последний колокол, возвестивший конец работ, к этому времени багровое солнце уже опускалось к земле.

Чтобы отправить письмо, Коул с Ханааном снова пошли к Ле Руа. Ле Руа растерялся, обнаружив, что проспал не только ночь, но и день, на его лице застыло выражение неловкости. Увидев, что он почти оправился от вчерашнего, Коул передал ему ответ на письмо.

Ханаан, судя по всему, ещё не выговорился, и Коул предполагал поговорить с ним ещё во время еды, однако Миюри всё ещё не вернулась. Это было не очень вежливо с её стороны, к тому же Коул не мог продолжить без неё разговор с Ханааном, и не было оснований полагать, что она вернётся, пока они дойдут до своей комнаты. Если она всё ещё строила из себя участницу военного совета с Рутеей, еда была бы неплохим предлогом, чтобы вытащить её оттуда.

С этими мыслями Коул в сопровождении Ханаана спустился вниз, и в тот момент хозяин, разговаривавший с посетителем, заметил его.

— Ты как раз вовремя, — сказал хозяин. — Тут кое-кто хочет отдать тебе сообщение.

— Отдать мне послание? — удивился Коул.

Похожий на "цыплёнка" посыльный мальчишка подбежал с беспокойным видом, и Коул вновь удивился, услышав от него знакомые имена.

— Миюри и госпожа Рутея передали для меня сообщение?

Зачем им это было надо? Коул не мог не посмотреть на Ханаана.

— Сказали передать, что есть план, который надо обговорить, пожалуйста, приходи в заброшенную часовню.

В голове Коула стала складываться какая-то картина. Возможно, за обсуждением спасения "цыплят" Миюри так заговорилась, что не даже не потрудилась прийти сама. Или же она жаждала начать уже сегодня, и Рутея обращалась к Коулу за помощью.

Коул снова посмотрел на Ханаана, и тот на сей раз кивнул.

— Понятно, мы отправляемся туда прямо сейчас.

Это успокоило "цыплёнка", и он поспешно выбежал на улицу.

— В самом деле... От этой дикарки столько беспокойства... — вздохнул Коул.

Ханаан улыбнулся и ответил, словно оправдывал Миюри:

— Может, эти запертые дети напомнили ей о твоём похищении.

Этого нельзя было исключать, но Коул думал, что не меньше чем наполовину действия Миюри определялись следованием её волчьей натуре. Она всегда до смерти любила охотиться.

— Я бы не хотел, чтобы она влезла во что-то опасное, — обеспокоенно произнёс Коул.

Ханаан ободряюще ему улыбнулся и повернулся к охраннику:

— Пожалуйста, не мог бы ты защитить господина Ле Руа? Этим вечером в городе могут произойти значительные беспорядки.

Охранник посмотрел на потолок в направлении комнаты Ле Руа и безропотно пожал плечами. Если бы книготорговец был в порядке, он бы выжил и на поле боя, но сейчас он только-только отходил от похмелья, что заставляло его товарищей чувствовать себя неловко. Впрочем, Коул думал, что просьба Ханаана могла быть связана и с другим. По мере того как раскрывался характер Ханаана, становилась заметной его схожесть с Миюри. Возможно, этот юноша не хотел, чтобы охранник следовал за ним сутками напролёт.

Разговаривая на учёные темы, больше похожие на помощников учителей, чем на школяров, Коул с Ханааном вышли на улицу, которую, вероятно, скоро наполнят пьяные школяры, и направились в тайное место Рутеи — к заброшенной часовне. Однако...

— Это странно? — произнёс Коул, когда они по тёмной улочке подошли к заброшенной часовне и обнаружили, что дверь заперта.

Войти проблемы не составляло — Рутея оставила Коулу ключ, но странно, что она сама не добралась сюда. Может, организация плана стоила слишком больших усилий, и девушки до сих пор бегали по "Зелёной чаше", отдавая распоряжения? Раздумывая о том, чем сегодня занимается Миюри, Коул отпер дверь.

— Какая древняя часовня, — произнёс Ханаан, вставая у того места, где когда-то был алтарь, и глядя на выгоревшее на солнце место на стене, где осталось тёмное пятно от висевшего прежде символа Церкви.

— Раньше часовня играла роль церкви местного прихода, но она уже давно заброшена.

— Она напомнила мне книгохранилище папского престола. Запахом книг, — с несколько тоскливым вздохом, удивившим Коула, произнёс Ханаан.

— Ты достойный служитель книгохранилища... На самом деле здесь спрятано несколько книг.

— Мм? — недоумённо моргнул Ханаан и посмотрел на Коула, чуть поддёрнув подбородком, словно требуя поскорей объяснить.

Коул усмехнулся — Ханаан походил на более воспитанный вариант Миюри.

— Видишь, здесь в полу есть дыра?

И Коул, чувствуя, что ему после этого вряд ли удастся отругать Миюри, когда она снова стащит мёд, приподнял кусок пола — вместе с Ханааном, стоявшим как раз на этом месте, — и сдвинул в сторону. Ле Руа счёл, что эти книги торговой ценности не имеют, но Ханаана это не волновало, увидев книги, он тут же сел на пол рядом с дырой и стал их перелистывать.

Глянув в окно на западную часть неба, Коул понял, отчего так плохо видно, но в любом случае следовало зажечь свечу. Иронично улыбнувшись одними уголками рта, он отыскал в углу свечу, однако огнива там не оказалось. И потом — эти дешёвые сальные свечи... Если не открыть окно и не выпустить чёрный дым с этим особенным запахом, копоть может попасть на книги. Он начал открывать окно, но замер, услышав чьё-то движение.

— Миюри? — пробормотал он.

Но это была не она. Кто-то был в тёмном переулке, Коул не мог различить, одна или две фигуры неясных очертаний... Он осторожно прокрался от приоткрытого окна обратно к Ханаану. Тот, волнуясь, вытаскивал одну книгу за другой и перелистывал их, отнесённых Ле Руа к практически бесполезным, а заметив вернувшегося Коула, попытался что-то сказать.

Коул быстро приложил к его губам пальцы и оглядел часовню. Места было здесь мало, всего одно помещение, а окна купола располагались на недосягаемой высоте. Солнце почти село, в переулке было темно. И Коул не был волком. Он отбросил сожаление, что не остановил Ханаана, когда он ушёл, оставив охранника с Ле Руа, и постарался унять сердце, рвавшееся из груди, чтобы оценить ситуацию.

— Преподобный Коул? — тихо пробормотал Ханаан из-под пальцев, прикрывавших его рот.

Коул кивком указал озадаченному Ханаану на дыру в полу.

— Давай, хватай их!

Дверь в часовню была выбита пинком, внутрь ворвалось несколько человек.

— Нам сообщили, что тут процветает ересь! — объявил кто-то. — Именем Бога...

Человек заткнулся, будто конец его фразы был обломан.

— А люди где?

Много лет назад пришедшая в упадок часовня отзывалась скрипом на каждый шаг. Судя по шагам, их трое... нет, четверо. Удары чего-то твёрдого о мебель, скрип чего-то, волочимого по полу, свидетельствовали, что люди вооружены. Можно было подумать о церковных или городских стражниках, но голоса звучали слишком молодо. Их тени носились по стенам часовни, освещённым тускло-жёлтым светом свечи.

— Никого... неужели никого?

— Но дверь же кто-то отпер? Сбежали через окна купола?

— Нет, никто не должен был спрыгивать оттуда, — сказал мужчина, видимо, их предводитель, топнув ногой.

Коул придерживал Ханаана, опасаясь, что тот крикнет или стукнет, и терпеливо ждал.

— Проклятье, тебя обманули?

— Не кипятись, осмотрим сначала ближайшие улицы. Как бы они ни выбрались отсюда, уже темно, далеко им не уйти.

Незваные гости поспешно покинули часовню, их шаги быстро стихли. Дождавшись этого момента, Коул начал считать до трёхсот. В рыцарской истории, которую Миюри писала каждую ночь, был подобный эпизод.

— Кажется, пронесло... — тихо сказал Ханаану Коул, медленно приподнимаясь с земли в подполе.

Они всё это время пролежали на боку в этом книгохранилище под полом и теперь сели со вздохом облегчения — с ними и книгами в углу было всё в порядке. Коул беспокоился, что незнакомцы в бешенстве начнут топать ногами и раскроют тайное место, но, к счастью, в городе школяров это, наверное, не могло случиться.

Коул, кряхтя, вылез из подпола с книгами, а Ханаан был настолько ошеломлён, что так и остался внизу.

— Преподобный Ханаан, — позвал Коул.

Ханаан крепко зажмурился, потом чуть приоткрыл глаза, явно находясь в замешательстве.

— Я даже забыл помолиться Богу...

Несколько месяцев назад это Коул бы сидел, съёжившись, в яме, а Миюри его бы оттуда вытаскивала. Теперь Коул вытащил Ханаана и отряхнул с него пыль.

— Я просто к этому привык, — ответил Коул, способный достаточно быстро прийти в себя после опыта, полученного в одной горящей церковной сокровищнице.

На лице Ханаана отразилась смесь ужаса и уважения.

— Судя по их словам, нас хотели уличить в ереси, так? — заговорил он чуть позже, придя в себя. — Неужели они раскрыли твою личность?

Коул сначала тоже подумал об этом. Если церковь в Акенте являлась частью прогнившей церковной системы, тогда Предрассветный кардинал — особа в городе нежелательная, а поймать его было бы серьёзным достижением. Но для такого случая людей было явно недостаточно, да и действия их не были похожи на официальный арест. И этот слишком юный голос тоже беспокоил Коула.

— Как бы то ни было, я думаю, что за нашим постоялым двором и за "Зелёной чащей", наверное, следят, так что давай сначала спрячемся за городом.

— А как же госпожа Миюри и все остальные?

Если Миюри схватят, Коулу не сбежать, как бы он ни старался. Если в плохом и отыщется благо, то это разве что охранник, оставленный при Ле Руа, хотя бы за торговца можно было не беспокоиться.

— Если по пути оставить книгу, они узнают, каким путём мы бежали.

А дальше им надо будет следовать за запахом, чтобы найти беглецов.

В случае же настоятельной необходимости большинство птиц, подчинявшихся Шарон, будут незаметно следить за всеми и передавать сообщения.

— И в любом случае нам надо сначала выбраться отсюда.

Они покинули часовню, лицо Ханаана выглядело в темноте очень бледным, впрочем. Коул еле различал пальцы своей руки, так что он схватил левой рукой Ханаана за запястье и двинулся в темноту, выставив перед собой правую руку. Ханаан нервничал, отчего начал икать, и спотыкался раз за разом, так что левая рука Коула быстро устала. Коулу припомнились слова Хайленд, что Ханаан в его присутствии вёл себя более сдержано, чем обычно. Теперь было наоборот. Словно следуя высказыванию "Ответственность делает взрослее", теперь Коул мог сохранять выдержку в присутствии Ханаана. И ещё он мог легко себе представить смутно различимую во тьме фигурку рыцаря, шагавшего впереди, чтобы не отвлекаться на пустяки. Чтобы не дать воображаемой Миюри смеяться над ним, Коул продолжал идти уверенным шагом и продолжал думать о происходившем вокруг.

Прежде всего "цыплёнок", утверждавший, что его послали с сообщением Миюри и Рутея, вероятно был послан кем-то ещё. Сначала Коул предположил, что церковная организация раскрыл в нём Предрассветного кардинала, но для поимки представителей противостоявшей Церкви силы, разоблачавшей её нарушения, было привлечено слишком мало людей.

С этими мыслями Коул вышел на небольшую площадку вокруг колодца, устроенного в переулке. Днём женщины будут набирать здесь воду, а пожилые сидеть и греться на солнышке. Место сравнительно открытое, кто-нибудь мог наблюдать, и Коул постарался скрытно изучить место, чтобы удостовериться в безопасности, и заодно он стал обдумывать иную возможность.

Что, если это шайка "Южных орлов" попыталась устроить ловушку?

Может быть, среди ребят Рутеи есть кто-то, кто мог тайно сообщить шайке о том, что в "Зелёную чашу" пришли люди, собиравшиеся ударить по корыстным интересам "Южных орлов". И в шайке решили арестовать этих людей как еретиков, чтобы избавиться от них. Это бы объяснило, почему для такого дела привлекли так мало исполнителей, что они даже не могли окружить часовню, чтобы помешать попавшимся в западню выпрыгнуть через окна купола, им и во сне не могло присниться, что кто-то мог спрятаться под полом, всё выдавало неопытность исполнителей.

В таком случае могло быть так, что Миюри и Рутея, ничего не зная об этом, всё ещё обсуждали в "Зелёной чаше" предстоявшее сражение. Не следует ли пойти туда и посмотреть, что происходит? И сообщить новые сведения, что могло бы изменить ход событий.

Обдумывая это и осматривая площадку перед собой, Коул ощутил, как Ханаан коснулся его плеча, в испуганных глазах юноши читался вопрос — чего Коул ждёт? Коул успокоил его улыбкой, вытянув шею, ещё раз осмотрел площадку с колодцем и показал Ханаану идти вперёд, благо, что луны этой ночью не было, и никто не прогуливался вокруг.

Коул стал прикидывать, в какой стороне "Зелёная чаша", когда вдруг услышал за спиной быстрые шаги, озноб пробежал по его телу. Подумав, что за ними гонятся, Коул схватил Ханаана за руку, собираясь бежать, но вдруг понял, что слышит шаги лишь одного человека, причём шаги показались знакомыми, а потом прозвучал голос:

— Брат, брат!

Миюри. Нашла их по запаху.

— Миюри, — отозвался Коул, но худенькая фигурка с серебристыми волосами и без того уже летела к нему в объятья.

— Я не ожидала, что ты сам убежишь, — произнесла она, уткнувшись лицом в его грудь.

Коул не мог не проверить, спрятаны ли её остроконечные волчьи уши и хвост. И он чувствовал себя неловко, когда она на глазах у Ханаана так прижималась к нему.

— Не зря я так долго путешествовал.

Он хотел её тоже обнять и заметил, что левой рукой всё ещё держит за руку Ханаана. И Миюри, удивлённая, что её всё ещё не обняли, подняла взгляд и увидела это, увидела и нахмурилась.

— Ну, ладно, как там госпожа Рутея? — спросил Коул, возвращая Миюри к действительности. — На вас тоже было нападение?

— Э... нет... То есть, сейчас я не знаю, — и она отпустила его, ожидая пояснений.

— Когда мы вернулись на постоялый двор, хозяин сказал, что мне от вас передали сообщение, — сообщил Коул, и умная Миюри сразу поняла, что это чья-то ловушка. — Ты не почувствовала, что за тобой следят?

Миюри покачала головой.

Людей задействовано мало, это не было похоже на что-то серьёзно организованное.

— Тогда давай отправимся на постоялый двор "Зелёная чаша", чтобы объяснить ситуацию госпоже Рутее. Это точно уловка "Южных орлов", ошибки тут быть не может. Среди... среди ребят Рутеи есть предатели.

Глаза Миюри широко распахнулись.

— План спасения "цыплят" мог быть тоже раскрыт.

Хотя устроить засаду на ребят Рутеи было бы сложно, когда она сама бы их вела, но "цыплят" могли убрать, чтобы их не нашли.

— У Ру... Рутеи есть предатели... — с трудом выговорила Миюри.

Коул прикоснулся к её голове, чтобы она не пыталась продолжать. Он знал, как высоко Рутея ценила своих товарищей и как о них заботилась.

— Господин Ле Руа с охранником ещё на постоялом дворе?

Коул не мог предугадать, как ещё могли досадить школяры с юга, и не мог судить, будет лучше остаться на том же постоялом дворе или сменить место, но он предпочёл бы сначала встретиться и обсудить это. Да и Ханаан, сильно упавший духом, будет чувствовать себя куда непринуждённее рядом с известным ему охранником.

Но Миюри не ответила, вероятно, что-то пришло ей в голову.

— Миюри?

— А? Э... э, мм...

По сравнению с тем, что Коулу с Миюри пришлось пережить в прошлом, нынешняя ситуация казалась пустяковой, но Миюри была не такой, как всегда, словно немного не в себе. Впрочем, она быстро собралась и ответила:

— Я бы сказала им, что лучше уйти в другое место, пока что-нибудь не случилось. Поскольку там есть охранник братца Ханаана, с Ле Руа должно быть всё хорошо.

Ханаан кивнул, и Коул ощутил слабое шевеление в левой руке. Сильно напуганный недавно Ханаан смотрел сейчас немного уверенней.

— Всё верно, — подтвердил он. — В случае чего их можно будет найти в месте для чрезвычайных случаев, его заранее обговорили. Это за пределами города по дороге на запад.

Такая продуманность, возможно, объяснялась тем, что он работал в одном месте с дознавателями ереси. Коул взглянул на Миюри и увидел, что кое-какие представления в её голове пошатнулись. В этот момент донёсся отдалённый звон колокола, после которого она сказала:

— Тогда я скачала отведу вас к охраннику братца Ханаана и дяде Ле Руа?

— Может, лучше сначала рассказать всё госпоже Рутее?

Миюри пожала плечами:

— Все бродячие собаки города служат ей.

Затем она самодовольно подмигнула. Это означало, что Миюри, узнав о "цыплёнке" с ложным посланием, отправила бродячую собаку известить Рутею. Просмотрев ещё раз лоскутное одеяло последних событий, Коул не нашёл явных упущений.

— Что ж, отведи нас, пожалуйста.

— Положитесь на меня.

Такие ситуации возбуждали Миюри больше кого бы то ни было, но на неё действительно можно было положиться. Вот, ещё бы к ней по отваге немного подтянулся бы один юноша...

— Преподобный Ханаан, давай ещё немного насладимся приключениями.

Коул не знал, насколько естественной сейчас была улыбка, но он видел, что Ханаан пытался улыбнуться месте с ним. Он крепче сжал левую руку, надеясь придать юноше уверенности.

— Со мной вам нечего бояться! — заявила Миюри, глядя на сомкнутые руки Коула и Ханаана, и с быстротой, с какой хватают последний оставшийся товар у торговца, сжала — и сжала крепче, чем Ханаан, — правую руку Коула.

В Акенте школяры способны безобразничать ночами напролёт, тем не менее в нём можно было отыскать и тихие пути. Их-то со всей тщательностью и выбирала Миюри, чтобы вести двух потерявшихся агнцев. Коул боялся не так сильно, как мог от себя ожидать. То ли из-за определённой уверенности в себе после того, как он собственными действиями избежал ареста, то ли из-за прежде накопленного опыта, а может, благодаря рыцарю, который был рядом с ним. Наверное, сказалось всё это сразу. Когда он познал чувство спокойствия в разгар напряжённого эпизода, то понял и причину, по которой подобные события нравятся Миюри. Живя в Ньоххире, невозможно испытать такие напряжение и волнение.

Коул с Ханааном следовали за Миюри по тёмным улочкам и переулкам. Когда перед ними открылось широкое поле, Коул ощутил невероятную свежесть ощущений и свободу. Сейчас ему и в голову бы не пришло усмехнуться крику Миюри, требовавшей отправляться в пустыню. Он сейчас был взволнован её желанием и, наверное, был бы взволнован вдвойне, встретив новую, незнакомую землю где-то там, за горизонтом.

— Ладно, мы на месте, — как ни в чём ни бывало объявила Миюри.

Коул, наконец, смог выпрямить свою спину. У этой дороги, выходившей из города на запад и полной днём селянами из соседних сёл и школярами, стояло двое. По весьма характерным очертаниям было невозможно не узнать их — охранник Ханаана и Ле Руа. Впрочем, охранник сразу же бросился к Ханаану, схватил его за плечи и принялся его оглядывать, проверяя, не ранен ли его подопечный.

— С тобой всё в порядке?

Было несколько забавно смотреть, насколько неловко почувствовали себя Миюри и Ханаан из-за такой заботливости охранника.

— Преподобный Коул, ты тоже знаешь, что такое дорога, — расхохотался Ле Руа.

— И я не хотел привыкать к этому. Хорошо, что всё со всеми в порядке.

— Мы-то вообще ни с чем не столкнулись, и, если что-то выпало на долю только двоих из нас, почти наверняка, думаю, это всё происки южных школяров.

Ле Руа пришёл к тому же выводу, а вся ситуация оставляла у Коула ощущение этакой ночной прогулки. Видимо, из-за той лёгкости, с которой он избежал ареста дознавателя ереси.

— Где ночевать будем? Если за этим стояли школяры с юга, их целью было просто выставить нас из города. Так что надо просто найти таверну или постоялый дом вне города.

— В общем... — замялся Коул.

Он думал так же, вероятно, слишком расслабившись и опасаясь снова влезать в неприятности. Лучше сначала получше разобраться в ситуации.

Подумав так, Коул поискал взглядом Миюри и увидел, что она стоит отдельно от всех, одна. Чего это она? — подумал он. Возможно, решила охранять их. Но только выглядела Миюри как-то одиноко. И если присмотреться к её фигурке, то ей вроде бы чего-то не хватало.

Коул не мог понять, что не так, может, она расстроена, беспокоясь за Рутею. Потому что теперь точно известно, что рядом с Рутеей есть предатель, старавшийся сохранить шайку "Южных орлов". Это действительно могло сильно расстроить чувствительную Миюри.

— Миюри, — позвал он и почти увидел, как дёрнулись её волчьи уши. — Теперь с нами должно быть всё в порядке, сходи к госпоже Рутее, встреться с ней.

Если она сейчас занималась спасением "цыплят", бродячая собака могла и не передать ей сообщение.

— Или, может, мне лучше пойти? — добавил Коул, потому что для Миюри встретиться с Рутеей означало сказать ей, что рядом с ней есть предатель, Для Миюри это может быть тяжело.

Возможно, лучше Коулу взять на себя эту роль.

Но Миюри покачала головой, вздохнула и ответила:

— Пойдёшь — только заблудишься и попадёшься, я пойду.

Фраза была насмешливой, но голос её прозвучал вяло. Коул подумал, то мог бы и не отпустить Миюри, но она была гордой волчицей. И дело было не просто в том, чтобы защитить Рутею.

— Даже если нас самих в городе не будет, мы сможем помочь госпоже Рутее с её проблемами. Пожалуйста, передай ей, что мы не забудем о ней, когда уедем.

Даже если предатель останется среди её ребят, они всё равно смогут помочь. Коул верил, что Рутею, дитя волчьего племени, сломить так же нелегко, как и Миюри.

Пребывавшая в подавленном состоянии Миюри внезапно посмотрела на Коула округлившимися от удивления глазами. Возможно, она ожидала, что Коул будет чрезмерно опекать её, как охранник Ханаана своего подопечного. Коул кивнул ей с улыбкой — Я в тебя верю, и Миюри уверенно улыбнулась в ответ.

Похоже, она беспокоилась, что, когда они уедут отсюда в самое важное место противостояния с Церковью, на Вселенский собор, "Северные волки", боровшиеся в далёком городе школяров, будут забыты. Но Коул этого не сделает. И чтобы уменьшить её беспокойство, он добавил шутку:

— Однако тебе не стоит кусать школяров с юга только потому, что они тебе будут докучать.

Миюри, криво усмехнувшись, посмотрела на него своими красноватыми глазами:

— Это я знаю.

И она, грациозно повернувшись, побежала на восток, где стоял город школяров и откуда наползала ночь.

Коул провожал её взглядом, и в этот момент кто-то хлопнул его по плечу.

— Преподобный Коул, не надо расстраиваться, — это подошёл Ле Руа, чтобы позаботиться о нём. — В конце концов, то, с чем хочет разобраться госпожа Рутея, — это глубоко укоренившаяся проблема.

Корыстные интересы, подавление самых слабых, использование системы обучения в недобрых целях — для своего обогащения и утверждения своей власти. Это свойственно не только городу Акенту, злоупотребления Церкви — тоже застарелая проблема, очистить её будет нелегко.

— Давай, пошли. Ночью снова похолодает, — снова хлопнул Коула по плечу Ле Руа.

Коул оглянулся и увидел, что Ханаан и его охранник с беспокойством смотрели на него. На самом деле это Коулу надо было беспокоиться о Миюри, вернувшейся в город, полный врагов, и о Рутее, которая с врагами сражалась. Мог ли он заставлять других беспокоиться о нём?

Кажется, у него было мало надежды стать закалённым в сражениях, спокойным и собранным священнослужителем. Но он сейчас и не стремился к такой репутации, и, когда все разобрали свои вещи, он снова посмотрел туда, куда ушла Миюри. Он хотел бы последовать за ней, но вряд ли что-то полезное мог сделать, к тому же одной из причин отправить её в город было желание дать ей повзрослеть.

Сказав себе так, Коул спрятал поглубже своё беспокойство и протянул руку за своими вещами и вещами Миюри, их принёс из постоялого двора Ле Руа, вот тут кое-что странное и бросилось ему в глаза.

Да нет ж, всё это были вещи Миюри, ничего странного, но всё же что-то было не так.

— Как же это... это здесь...

В его памяти всплыло происходившее только что. Миюри, смотревшая на возвышавшийся рядом город и казавшаяся несколько одинокой. Коул тогда подумал, что в её фигурки чего-то не хватало, и это не имело отношения к выражению её лица. У неё действительно не было чего-то, что должно было быть.

— Преподобный Коул? — обратился к нему Ханаан, держа в руках свои вещи.

На сей раз у Коула не нашлось сил ему улыбнуться.

Он раскрыл мешок Миюри. Первым делом ему попалась рыцарская история, которую она ежедневно дополняла. Тут же был кожаный мешочек с письменными принадлежностями, включая подаренные ей принцессой Хайленд гусиные перья, сменная одежда, маленькие пакетики конфет — тоже от Хайленд, и так далее. Вещи для воображаемого мира и вещи для действительности сошлись в мешке Миюри вместе точно так же, как и в её голове. Вещи.

Потом Коул увидел кое-что в самом низу, и он подумал, что это не просто так лежало именно там. Голову Коула наполнили сомнения, от которых его прошиб пот.

У Миюри был причина поступить так.

Преодолев охватившее его тошнотворное предчувствие, Коул стал отчаянно думать над значением того, что он обнаружил. Он быстро вспомнил, что подобное уже случалось.

Тем вечером он обсуждал с Миюри появление таинственного посланника с сообщением о скором Вселенском соборе, а также вопрос, стоит ли Коулу ехать в Акент. Миюри убеждала его ехать, но её глупый брат-барашек артачился, помня, сколько невзгод ему пришлось перенести там в детстве. В конце концов, под её уговорами он набрался смелости и согласился. Миюри, взбудораженная предстоявшим путешествием в город школяров, по-детски забралась к нему в постель, словно пыталась восполнить то, в чём она себе отказывала некоторое время. Что же там было ещё, она что-то сделала?..

Да, прежде чем забраться в кровать, она повернула меч гербом к стене, верно? Зачем она это сделала? Она не хотела, чтобы волк с рыцарского герба на мече увидел, что она делает что-то, недостойное достоинства рыцаря.

"В таком случае?.."

Длинный меч был среди других вещей, а в мешке Миюри, на самом дне был уложен её пояс с вышитым на нём гербом. Её брат был обманут ложным сообщением и оказался в опасности, и, чтобы его спасти, Миюри отправилась на поиски, не взяв ни меч, ни пояс.

Коул мог видеть только половину от половины мира. Потому что глупый брат Миюри не понимал женщин и не видел людской злобы. И если его младшая сестра хотела что-то утаить от него, она помещала это в недоступную ему часть мира. Он постарался припомнить в подробностях всё от момента, когда Миюри их нашла, до момента, когда она побежала к Рутее. Каждый жест обрёл новое значение.

— Преподобный Ханаан, — обратился он, и пребывавший в недоумении юноша неосознанно приосанился. — Когда Миюри нас догнала, она приблизилась к нам сзади?

— Она... э-э... — пробормотал не ожидавший такого вопроса Ханаан, потом, несмотря на своё недоумение, он кивнул. — Должно быть, так. Потому что я вдруг услышал шаги сзади, это было неожиданно.

"Вдруг услышал шаги", "это было неожиданно". Если имеешь дело с волчицей, не удивляйся, когда она приблизится так бесшумно, что первым услышишь её дыхание в твой затылок. Дать услышать свои шаги она могла, чтобы просто не напугать их. Но всё же Коул ощущал, что что-то не по-прежнему не так.

Когда это Миюри действовала так хладнокровно и продуманно?

Она с серьёзным видом привязывала Коула верёвкой, чтобы его не похитили. Если бы она узнала, что его обманули ложным сообщением, и что он в часовне спасся, просто верёвкой она бы не обошлась. Она бы, конечно, сначала убедилась бы в его безопасности, а потом с глазами, горящими от ярости, помчалась бы выслеживать нападавших.

— Господин Ле Руа, — продолжил Коул.

Умудрённый опытом книготорговец молча ждал вопроса.

— Когда Миюри вернулась на постоялый двор и узнала, что сообщение, переданное "цыплёнком", ложное, как она себя вела?

Ле Руа пару раз моргнул и ответил:

— Мм... — он приложил руку к подбородку. — Было похоже, что она прошла немало бурь. Дала пару чётких указаний и убежала с постоялого двора. Если раньше она нервничала, то сейчас словно усвоила прежние уроки.

Ещё Миюри, действуя спокойно, оставила меч с волком на гербе в комнате на постоялом дворе, а пояс аккуратно уложила на самое дно своего мешка.

Что мог, по крайней мере, сказать Коул, так это то, что подобное Миюри было не свойственно, здесь точно было не всё в порядке. Миюри наверняка не хотела, чтобы волк на гербе что-то увидел. Что же не должен был увидеть волк на гербе? С учётом того, каким образом она догнала его и Ханаана на маленькой площадке с колодцем, ответ приходит сам собой.

Миюри заранее знала, что их попытаются схватить. Мало того, она знала и то, что опасности для Коула и Ханаана не будет. А значит, к ложному сообщению и попытке их схватить она должна иметь отношение, иначе во всех этих предположениях не будет смысла.

Коул не мог понять одного — зачем это было надо.

Первая мысль — она хотела создать приключение. Она однажды взяла перо и стала сочинять свою историю, потому что её с Нордстоуном история не оказалась достаточно существенной. А потом в истории Миюри её брата похитили враги, это был её ответ на случай с принцем Клевендом. Захотела, чтобы её брата снова похитили, но уже на самом деле? И потому спряталась у заброшенной часовни, чтобы спасти брата, когда его схватят. Может ли это с лёгкостью объяснить малочисленность этих врагов и их странные высказывания?

Их одурачили?

Члены шайки "Южных орлов", с которыми сговорилась Миюри, тоже знали, что это только лицедейство, чтобы напугать людей, предложивших помощь Рутее. Они добавили пару высказываний, чтобы дать маленькой девочке поиграть в рыцарей.

Заставить нежданных помощников бояться, причина вполне понятная. Но если посмотреть со стороны Миюри, всё начинает выглядеть нелепым. Потому что Коул не мог понять, зачем Миюри сделала это. Разве она тогда не стала бы предательницей?

Она сочувствовала Рутее в её положении, ненавидела заносчивых "Южных орлов" и в своём негодовании хотела перекусать их за задницы, всё это наверняка было правдой. Трудно представить, чтобы Миюри придумала и разыграла лицедейство, чтобы Коул покинул Акент и бросил на полдороги помогать Рутее. Может, она просто пыталась создать видимость критической ситуации? То есть, если шайка "Южных орлов" опустилась до таких грязных поступков, как похищение людей, она получает право применить силу волчицы.

Будучи рыцарем, она не имела права воспользоваться своими зубами и клыками, это сильно мешало Миюри. А так она получит оправдание, которое позволит ей вцепиться в заносчивых врагов.

Если взять девушку-сорванца, умеющую пользоваться своей головой, она, скорее всего, легко додумается до этого.

Но в этом объяснении был один прокол. Пойти на уловку ради повода воспользоваться силой волчицы — это означает преднамеренно попрать решимость Рутеи жить в мире. И потом, если Миюри приходила в ярость, она показывала свои клыки, показывая, что готова дать ярости выход, но на этот раз она этого не делала и вообще оставила о себе иное впечатление.

Нет, это было не хладнокровие, Коул опасался, Миюри затеяла то, что ей было стыдно показывать волку с герба. С учётом подобной щепетильности кажется ещё менее вероятным, чтобы она посягнула на решимость волчицы Рутеи стремиться к миру. Чтобы преодолеть такой заслон, в душе Миюри должна была разбушеваться настоящая буря страстей.

Итак, она по какой-то причине решила сделать то, что нарушало дух рыцарства, и даже спрятала это от гербов на мече и поясе, так?

Было ещё одно, во что Коул не мог поверить. Пусть Миюри непослушна, капризна и груба, но она прекрасно знала, что хорошо и что плохо, отличала добро от зла.

— Значит, замысел принадлежал не Миюри?.. — прошептал Коул, чувствуя, что разрывы стали увязываться, и не смог удержаться от возгласа. — А, вот оно!

Ханаан даже подскочил от его крика.

— Господин Ле Руа, я хочу кое-что спросить о госпоже Рутее.

— Сделай одолжение, спрашивай, — ответил Ле Руа с таким видом, будто предвкушал что-то интересное.

Должно быть большой опыт торговли редкими книгами приучил его иметь дело с необычными людьми.

— Ты не знаешь, сколько лет госпожа Рутея здесь ведёт свою борьбу?

Ханаан изумлённо посмотрел на Коула, а книготорговец, каждый день узнававший новости по всему городу, ответил в такой манере, будто рассказывал старую легенду:

— Я слышал, довольно много. Борьба с шайкой "Южных орлов" началась четыре или пять лет назад...

Коул чуть не выкрикнул: "Так и знал!"

— Население города быстро меняется, люди приезжают, уезжают, и никто наверняка не может что-либо сказать про то, что было давно. Кто-то говорил, что она жила в Акенте задолго до них, кто-то сообщил, изначально она была сиротой, и её усыновил один аристократ. Вообще-то родители очень часто присылают сюда своих детей, чтобы после учёбы они могли найти себе занятие, и дети старательно учатся в ответ на их заботу и доброту. Но в городе они могут столкнуться с тяготами и лишениями. Я думаю, именно потому она ненавидит богатых школяров и борется с ними. И не усомнится в этом, даже если сама бросила учёбу.

Ле Руа смотрел на Рутию не так, как смотрели Коул или Миюри, его взгляд был более отстранённым и спокойным.

— Вот почему я говорю, что всё должно быть в меру. Проблемы города настолько глубоко укоренились, что даже госпожа Рутея, так долго боровшаяся, не сумела их решить.

Коул чувствовал, что суждения Ле Руа хладнокровны не потому, что у него был холодный разум, просто у Коула были серьёзные пробелы в познаниях. Ле Руа знал, что Рутея уже много лет сражалась с ничтожными шансами на победу. Даже более того, возможно, этот многоопытный книготорговец уже разгадал тайну Рутеи, о которой Коул даже не мог подумать.

— Ещё вопрос, если можно, — произнёс Коул.

— Просто спроси.

— Я слышал, что госпожа Рутея взялась изучать церковное право, чтобы отстоять наследство какого-то аристократа и противостоять тем, кто хотел забрать его земли.

Рутея рассказывала об этом, не нервничая, не так, будто что-то пыталась утаить. Конечно, Ле Руа знал и об этом, и он медленно кивнул.

— Кто этот аристократ?

Судя по лицу Ханаана, он недоумевал, зачем Коул этим интересовался. Ле Руа почесал свою седую стриженую голову и сказал:

— Значит, ты ещё не знаешь.

Но Коул уже догадался.

— Говорят, этот аристократ умер много лет назад, а его земля давно перешла в другие руки. Таким образом госпожа Рутея... эй, преподобный Коул!

Но Коул услышал уже достаточно и бросился бежать вдогонку Миюри.

Дело состояло в том, почему Рутея была должна бороться за бедных школяров, хотя сама уже бросила учиться. Она рассказала, что встретилась в лесу с необычным аристократом, познала, что такое жить, когда тебе расчёсывают волосы у камина, а вместе с этим и одиночество. Потом Рутея пару раз употребила слово "стая". Ради блага стаи она поклялась укрывать своих спутников и притворяться человеком независимо от собственных желаний. И когда она услышала, что Коул и те, кто был с ним, собираются единым махом решить проблемы бедных школяров, её глаза округлились не от изумления при виде возможностей Предрассветного кардинала. Это было просто раздражение от того, что эти ничего не понимавшие люди собирались сломать ту стену, которую она использовала, придя сюда, чтобы укрыться от действительности, вот что она почувствовала на самом деле.

Если бы не явился Предрассветный кардинал, проблема города никогда бы не была решена. Но именно эта проблема давала в Акенте приют бездомной волчице.

— Иными словами, мы...

Не спасители. А просто совершенно незваные гости.

Миюри, узнав об этом в какой-то момент, решила помочь Рутее. Теперь можно было много чего ожидать.

— Это просто чушь какая-то, — вырвалось у Коула непонятно, к кому обращённое недовольство.

Даже посреди глубокой ночи в центре города на улицах было полно юношей и подростков, которые веселились, собираясь группами, они пели, играли на каких-то инструментах с менестрелями, толпились у лавок, вовлекая торговцев в свои затеи, в разгар ночи это всё не затихало, а, наоборот, всё больше расходилось. Хотя некоторые подростки всё же использовали ночное освещение, чтобы читать или писать, отыскав местечко поспокойней.

Такие сцены можно было наблюдать во множестве в этом городе, именуемом городом школяров. В этом странном, отделённом от остального мира городе, детское и взрослое сходилось вместе и перемешивалось так, что было трудно отличить одно от другого. Эти люди могут проводить здесь время беспрерывно, не принадлежа ни к взрослым, ни к детям, проживая в забытьи каждое мгновение этого кошмара.

На улице такого Акента Коул заметил унылого вида миниатюрную фигурку. Ошибиться он не мог — Миюри.

— Мию... — прошептал было он и тут же пожалел о своей неосторожности.

Девушка-волчица тут же услышала его шёпот и рывком повернула к нему голову. На её лице промелькнуло сильное изумление, но она сразу поняла его намерение, потому что подобное происходило в Ньоххире бессчётное число раз, и каждый раз девочка-сорванец поджимала хвост в досаде на итоги очередной шалости.

Сейчас при ней не было никаких свидетельств рыцарского достоинства, следовательно, у неё отсутствовали какие-либо рыцарские обязательства, она была вправе убегать хоть до самой смерти.

Увидев улепётывавшую, словно заяц, волчицу, Коул тут же крикнул:

— Постой же, не убегай!

Миюри, бросившаяся в переулок, и не подумала возвращаться, Коул кинулся следом, но переулок был пуст. Не успел он о чём-либо подумать, как заметил в слабо освещённом каким-то отблеском участке на противоположной стороне переулка её промелькнувшую спину.

— Эй-эй, хватит уже!

Пытаясь что-то разглядеть в темноте, Коул перелез через сложенные деревянные ящики, перескочил кучу кирпичей, протиснулся под висевшей на одной верхней петле дверью недостроенного дома и продолжил погоню за Миюри. По скорости Коул не мог с ней сравниться и сразу отстал, однако он хорошо знал Миюри, убегая, она сворачивала в попадавшиеся переулки направо и налево. Поэтому он аккуратно осматривал каждый переулок вправо и влево.

Когда ему стало казаться, что его натруженные лёгкие начали кровоточить, он добрался до тупика, но Миюри в нём не оказалось.

Будь его противником медведь в горах, Коул мог бы опасаться, что хищник где-то осторожно прошёл по собственным следам, чтобы улучшить момент и напасть на охотника сзади. Но Миюри он ещё не видел достаточно хладнокровной для такого расчёта, когда она убегала после какой-нибудь проказы. Поэтому он вытер пот со лба и стал ждать, пока его глаза не привыкнут к темноте, а дыхание не успокоится. Вскоре он действительно приметил пучок белой шерсти, выглядывавший из-за деревянного ящика в конце переулка.

При виде этого ошеломительного зрелища Коула одновременно потянуло разозлиться и рассмеяться, в то же время ему стало ясно, что убегала Миюри всерьёз, но в то же время надеялась, что он найдёт её.

— Миюри, — обратился он, и его голос, то ли от усталости, то ли от осознания ею своей вины, прозвучал мягче, чем он ожидал. — Это ты придумала, чтобы меня схватили, так?

Кончик хвоста дёрнулся и исчез за ящиком.

— С тобой нет меча и пояса, потому что ты знала, что будешь делать что-то нехорошее?

Миюри молчала. Коул вздохнул, подошёл к ящику и заглянул за него, там он увидел эту волчицу, сжавшуюся маленьким клубком, как она это делала в Ньоххире.

— Это невыносимо... — досадливо вздохнул он, как уже делал столько раз, что сам Бог не смог бы подсчитать эти вздохи. — Если бы ты так решила поразвлечься ради собственной забавы, я был бы готов подвесить тебя за твой хвост.

Серебристая шерсть на хвосте встала дыбом, и хвост тут же спрятался у неё на животе.

— Но какой бы безрассудной ты ни была, ты бы не стала топтать душу госпожи Рутеи. Иначе говоря, она на самом деле знала, что меня должны были схватить, отсюда можно догадаться о её причинах. Ведь её любимый хозяин и его жена уже давно призваны Господом.

Миюри не стала возражать, её выгнутая спина не дрогнула, рассуждения Коула были верными. Он сделал пару глубоких вздохов, чтобы успокоить дыхание после бега и заодно собраться с мыслями.

— Чего я не понимаю, так это причины, по которой ты пошла на этот плохой поступок.

Дело тут было вот в чём. Предложила ли это Рутея, попросив у Миюри помощи, или Миюри сама догадалась, что происходило в голове Рутеи, но Миюри в любом случае могла всё рассказать Коулу, так? Если Рутея желала навсегда остаться в своих воспоминаниях, Миюри не надо было намеренно скрывать это, тем более, сговариваться с кем-то, кто схватил бы её брата, что становилось нарушением её рыцарского долга. Уши её глупого брата были достаточно податливыми, чтобы в них уместилось всё, что она бы использовала для убеждения. Ей достаточно было доходчиво ему всё объяснить, пусть её брат больше не будет глупым в этом вопросе, пусть сам захочет поучаствовать в его решении, это был бы наиболее устойчивый, надёжный путь.

Но Миюри пошла иным путём, в заброшенной часовне Коула пытались схватить, и Рутея имела к этому отношение.

В целом же, если следовать за хвостом ситуации, просто рассуждая, дойдёшь только до порога ответа, сокрытого за дверью в такой плотной тьме, что протяни руку — пальцев не увидишь. Если просто рвануть вперёд на основании рассуждений, рискуешь упасть в яму, из которой не выбраться.

Хочешь увидеть верный путь, нужно узнать всё, что можно.

— Миюри, — обратился Коул к сидевшей на корточках в темноте за ящиком девушке. — Ты сказала самой себе, что ты...

...больше не рыцарь? — хотел спросить Коул.

Должно быть, Миюри почувствовала, что, если он это произнесёт, она больше никогда не осмелится назвать себя рыцарем. Виновато опущенные волчьи уши дёрнулись, и она, сжавшаяся в комочек, выдавила:

— Письмо Рутеи...

— Э?

— Я обнаружила это в письме Рутеи.

Рутея когда-то им писала?.. Коул, подумав, решил, что речь шла о письме, полученным Рутеей от учёного человека, с которым она связывалась.

— Письмо блондинки пахло дорогой, а письмо Рутеи — нет. Так я узнала, что её слова про то, что она поддерживает связи с большими людьми в отдалённых местах, — это ложь, — рассказывала Миюри, постепенно возвращая себе самообладание и набираясь смелости в достаточной мере, чтобы выйти из своего кокона, правда, она ещё не осмеливалась смотреть на Коула и отворачивалась в сторону. — Но чего я не понимала, так это почему Рутея нам солгала. Она прятала когти и клыки, она боролась за всех, она терпела так долго, почему она должна была так поступить?

Чтобы разгадать эту загадку, надо начать с четы аристократов. Возможно, Ле Руа смог узнать больше, потому что его разум не был связан знанием сущности Рутеи, в то время как Коул и Миюри не сомневались в ней, потому что она была волчицей.

Дело состояло не в том, чтобы подозревать её во лжи, а в том, насколько полной была её правда. Рутея не лгала напрямую, она просто искусно заметала след.

— Однако, я в действительности давно находила её странной, думала, что она должна была что-то от нас скрывать.

Странной?..

Миюри вздохнула из-за тупости брата.

— Ты решил её затруднения, а она не выглядела от этого радостной.

Её глупый брат решил, что Рутея была слишком поражена тем, что её затруднения решались "на раз", а Миюри в тот момент заподозрила, что что-то не то.

— А потом из-за этого письма у меня сразу много чего вылетело из головы.

Миюри обнаружила, что в действительности Рутея не хотела решать проблем города.

— Когда мы с преподобным Ханааном уходили, ты уже договорилась с Рутеей...

Тогда Миюри сказала, что хочет остаться и переговорить с Рутеей насчёт спасения "цыплят", это было не вполне естественно, но не вызвало вопросов с учётом того, насколько это намерение захватило Миюри.

Однако пара добросердечных агнцев уже нашла мощные средства для лечения болезней города, и у Миюри с Рутеей уже не было времени придумать для них какие-либо отговорки. Двум волчицам пришлось пойти на трудный шаг в попытке добиться своего.

— Верно. Рутея не хотела, чтобы проблемы в городе были решены, потому что она осталась без дома. Пока она продолжала свою борьбу в городе, время для неё как бы останавливалось.

Когда Рутея приехала в Акент, она ещё не знала, жива ли её хозяйка-аристократка. Но изучение церковного права — процесс длительный, у Рутеи ни за что не хватило бы времени отбить земли для хозяйки и этим оплатить ей за доброту. Получать учёную степень ей было уже не нужно, но отказаться от неё означало убить последнюю надежду хозяйки. Рутея напоминала тех подростков, которые отчаянно боялись ложиться спать на рассвете и потому пили всю ночь, стараясь удержать её время, и тем самым создавали себе много проблем.

— Я более-менее понял, почему ситуация Рутеи нашла у тебя отклик, но...

Если она хотела защитить Рутею, могла бы всё объяснить Коулу, тогда бы они не стали решать затруднения города, а поехали вместо этого в другое место. Коул в самом деле не понимал, зачем ей надо было ради защиты Рутеи преднамеренно подстраивать захват Коула с Ханааном, идя тем самым против духа рыцарства.

Миюри, наконец, решилась посмотреть на Коула. Неловкость от понимания своей неправоты и одновременно невозможности не делать этого вызвала у неё поток слёз.

— Потому что мой брат — очень хороший человек, — сказала она, и интонации её голоса совершенно не соответствовали содержанию её слов. — Ведь если ты уйдёшь, не решив проблемы Рутеи, ты наверняка будешь искать способы, чтобы в будущем помогать ей издалека, так ведь? Я... просто хотела, чтобы ты так...

— Э?.. — вырвалось у сбитого с толку Коула, но в глубине сердца он чувствовал, что Бог не осудил бы её.

И всё же он пока не понимал, о чём говорила Миюри. Ведь она сговорилась с Рутеей, чтобы помешать ему решить проблемы Рутеи, так? Но Миюри только что сказала, что хотела, чтобы он помогал ей потом решать эти проблемы. Это походило на старую загадку для логиков — смогла бы насытиться змея, поглощая саму себя с хвоста?

— Что означает это...

— Это и означает, — нетерпеливо тряхнула головой Миюри. — Мой брат очень хороший, покинув город, он всегда будет заботиться о Рутее и пытаться ей помочь, делая то или это. Разве не так?

В принципе так и было. После случившегося в часовне Коул с остальными покинул город, а когда Миюри собралась вернуться в город, он попросил её именно это передать Рутее, чтобы её поддержать.

— И когда ты попросил меня передать Рутее то, о чём я думала, у меня чуть хвост не вырвался наружу.

Коул вспомнил беспокойство в её глазах и чувство облегчения на лице, когда он обещал не оставить Рутею без помощи. Очертания мира стали расплываться в его глазах.

— Однако с твоим уходом из города плохим типам не составит труда то и дело проходиться по голове Рутее. Таким образом...

Миюри смотрела на Коула, и тот вдруг с унынием осознал одну вещь. Оказалось, что Миюри была такой же, как и Рутея.

— Пока мы можем помогать Рутее справляться с проблемами, которые не могут быть решены, мы можем продолжать наше путешествие, так ведь?

Глядя на то, как жемчужины слёз падали из глаз Миюри, Коул подумал, что никогда ещё её красноватые глаза, унаследованные от матери, не были такими красными, хорошо ещё, что слёзы оставались прозрачными.

— Если всё будет так, как сказал братец Ханаан, то после Вселенского собора наше путешествие закончится. Для меня узнать, что это может случиться, после того как не стало известно, что делает Рутея, это как если бы мне сдавили сердце.

Они были не только двумя волчицами. Миюри стала действовать заодно с Рутеей, потому что поняла её чувства всем сердцем.

— Но это означает... Обмануть тебя и увидеть, как ты будешь мешать нам в дальнейшем... — правая рука Миюри судорожно сжимала край подола, а левая вытирала лившиеся из глаз слёз. — Но это поможет Рутее... И наше путешествие продолжится... Так что я просто...

Просто сняла свой меч с рыцарским гербом и запрятала пояс на дно мешка, чтобы уныло брести по улицам Акента, даже если всё получилось. Умная, способная прятать чувства с мыслями под маской и продумывающая шаги наперёд, а ещё имеющая своё достоинство.

Коул смотрел сверху вниз на Миюри, признавшуюся в своей виновности и лившую из-за этого слёзы, и ему вспомнилась она из той поры, когда она вся была не больше её теперешнего пушистого хвоста. Она тогда двигалась ещё быстрее, и ему приходилось ловить её за хвост, немногим меньший, чем была вся она. И потом, когда она подросла, то осталась весьма чувствительна к тому, чтобы её тянули за хвост. Она всегда была умна, но недостаточно владела собой, чтобы всегда прятать хвост и уши.

Признание Миюри было настолько разумным, что оставалось лишь печально улыбнуться. В нём не было ничего непонятного, и оно полностью соответствовало той Миюри, которую Коул знал. У неё не было никакого злого умысла, это даже немного разочаровывало. И Коул продолжал вздыхать не потому, что она его обманула.

Маленький снежок, покатившись с вершины горы, может наделать чёрных дел, и Коул не мог не относиться к этому с опаской.

— Миюри, пожалуйста, — строгим голосом сказал он, и девушка-волчица застыла, даже перестав плакать.

У неё был взгляд испуганной до глубины души девочки, и Коулу не хотелось быть с ней строгим, но он постарался придать суровости своему лицу.

— Я же объяснил тебе насчёт Вселенского собора?

Конечно, её слёзы остановились только из-за испуга, они вскоре снова будут безостановочно литься. И Коулу пришлось собрать свою волю, чтобы продолжить.

— Из того, что сказал преподобный Ханаан, вытекает, что Церковь решила созвать Вселенский собор, потому что она вынуждена поторопиться с какими-либо действиями. И если мы хорошо подготовимся, нет ничего невозможного в том, чтобы Церковь приняла наши требования. Иначе говоря, станет возможным положить конец противостоянию Церкви и королевства.

Это стало бы в итоге исполнением мечты, с которой Коул покинул Ньоххиру.

— Но это будет непросто. Надо будет напечатать много Священных писаний и распространить их по всему свету, чтобы склонить на свою сторону людей, — это то, что следует осуществить заранее в процессе подготовки. Вот почему нам надо было проделать путь до этого города и ещё надо будет покрутиться в этих местах, так что нам предстоит преодолеть ещё немало трудностей. Разве я тебе не говорил об этом?

Когда он ей объяснял, она твердила лишь, что надо, несмотря ни на что, отправляться в пустынные земли. Для Коула пустыня была лишь пустыней, но для Миюри она означала очень многое.

Ты больше не собираешься в пустыню? Если не отправиться в путешествие в пустыню, как узнать о месте, о котором можно узнать только из книг из пустыни? Неужели давняя мечта о новой земле больше не нужна? Станет ли путешествие, о котором я не знаю, кончится ли оно, тем, о котором я буду знать, что оно однажды точно кончится?

Коул не мог не заметить этих вопросов Миюри. Но он никогда не относился к ним как к серьёзной проблеме, требующей немедленного решения. Он не думал, что следует обсудить с Миюри её мечту, но трещина между ними прошла именно тогда.

И теперь, выслушивая Коула, она всё больше сердилась. Её глаза были ещё мокрыми, когда она подняла голову и посмотрела на него взглядом, полным обиды и говорившим, что она тоже на что-то имеет право.

Коул тоже смотрел на неё и терпеливо ждал её слов. Было полезно услышать причину, по которой Миюри предпочла пойти наперекор духу рыцарства и объединить усилия с Рутеей, чтобы продолжить путешествие.

— Брат...

Волчьи уши Миюри содрогнулись от основания до кончиков, шерсть вспучилась на её хвосте, потом её ноги напряглись, а под влажной губой блеснули клыки, взгляд Коула невольно метнулся к мешочку с пшеницей, который ей на шею повесила Хоро.

— После того как брат победит Церковь...

— Что будет потом? — завершил её вопрос Коул, стараясь держаться с достоинством старшего брата.

— Ты будешь работать на эту блондинку?

— А?.. — вырвалось у ошеломлённого Коула, не ожидавшего, что она придумает такое. — На... досточтимую принцессу Хайленд?

Он забыл, что должен был держаться строго, и его уточнение прозвучало просто глупо. Миюри обнажила клыки и зарычала, раздражённая его реакцией. Это выглядело достаточно устрашающе, да и само упоминание Хайленд было слишком внезапным. Может, она ревновала к наследнице? Но это казалось странным. Было очевидно, что Миюри в последнее время относилась к ней намного дружелюбней, трудно было предположить, чтобы упомянутая перспектива могла настолько задевать Миюри.

Так, значит, работа на Хайленд была ключом к ответу?

Подумав об этом, Коул, в конце концов, вытащил из памяти ещё кое-то.

— И ты не... даже не стала говорить о моём желании стать священнослужителем?

Покинув Ньоххиру, Коул имел те же устремления, что и учёные люди, которые пришли в Акент. Это никоим образом не было его главной целью, но, оказав Хайленд помощь в исправлении Церкви, он хотел продолжить свой путь в качестве священнослужителя. Изначально это его желание не было искренним, потому что Коул хотел лишь защитить от Церкви родную деревню, используя её же власть, но учение Господа оказалось созвучным его душе, и он принял его всем сердцем. Коул считал очень важной работу священника, который мог пролить свет на проблемы, встававшие перед людьми, по мере сил облегчить их существование в огромном мире, полном страдания.

Её он защищался от настойчивости Миюри, указывая на запрет священнослужителям вступать в брак.

Однако он забыл думать обо всём этом в пылу их головокружительных приключений.

Когда-то Коул задавался вопросом, не думает ли Миюри, что быть священнослужителем означает и быть врагом не-людям. Но Миюри изображала святую не просто без какого-либо раздражения, но и просто казалась радостной при этом, это при том, что она легко могла отличить настоящее от лицедейства.

Так что думала Миюри о его желании стать священнослужителем?

Нервно глотнув, Коул посмотрел в её красные глаза, и серебристая волчица ответила:

— Если больше не будет приключений, и ты не примешь меня как невесту, если вместо этого ты пристроишься в церковь этой блондинки, тогда мне не останется никакого места. И ты, брат, ты... — Миюри, сидя на корточках, потянулась вперёд волчьим движением. — Ты обязательно отвезёшь меня домой!

— Э... это, Мию...

Не успел он договорить — голова Миюри врезалась ему в живот. Может, правильнее было сказать, что Миюри столкнулась с ним. Конечно, она не хотела укусить его, оттолкнуть или сбить с ног. Нет, она своими тонкими руками крепко обхватила свою добычу, давая понять своему брату, что она всё такая же.

— Я не хочу этого! Я ни за что не хочу возвращаться в деревню одна!

Прокричав это, она начала всхлипывать, пока не разрыдалась вовсю. Это был отчаянный детский плач, делавший её непохожей на давешнюю себя. На самом деле в Ньоххире такое происходило примерно раз в три дня, но у Коула было ощущение, что это было много-много лет назад, и происходившее сейчас оставляло у неё ощущение особенной свежести. В то же время Коул узнал, что во время этого путешествия Миюри на самом деле долгое время прятала детскую часть своей личности.

Глядя на так разрыдавшуюся Миюри и не веря своим глазам, он тяжело вздохнул и положил руки на её худенькую спину. Возможно, она подумала, что он хочет отстраниться, и прижалась к нему сильнее.

Она казалась откровенной, но скрывала всё, что надо было скрыть, говорила на каждом шагу, как должен поступать рыцарь, и, вероятно, специально притворялась более зрелой.

И при всём этом обнаружилось, что путешествие подходит к концу, и тогда её брат станет священником, это стало искрой, от которой загорелось пламя. Напуганные этим пламенем, волчицы подстроили захват в часовне.

Но Коул не мог быть в претензии и, конечно, был не в состоянии ругать рыдавшую в его объятиях Миюри. Ему даже стало как-то легче.

Ему нередко приходилось испытывать неловкость из-за её ребячьих выходок, но во время этого путешествия она много раз проявляла себя как осторожную и хладнокровную волчицу, не то что её глупый брат. Она могла жаловаться, злиться, капризничать и быть чем-то ужасно занятой, но в любой решающий момент она снова становилась волчицей, шла вперёд по следу добычи, проявляя ум и хладнокровие.

Но на этот раз...

Миюри узнала тайну Рутеи, всем сердцем прониклась её ситуацией и объединила с ней силы, чтобы сделать что-то бесчестное, а потом испытать раскаяние.

Смысл в такой последовательности действий имелся, но со своими чувствами ей справиться не удалось. Было бы преувеличением для Коула сказать, что он очень рад, что Миюри не хватило хладнокровия?

Однако он ещё не мог простить горько плакавшую Миюри. Не потому что она сама чувствует виноватой, не потому что так обошлась со своим братом, а потому что в вариантах последствий, которые она перечислила, была очевидная лазейка. Недавно она беспардонно обошлась с братом, пришло время ответить.

Дав ей выплакаться, Коул положил ладони ей на плечи и мягко отодвинул от себя.

— Миюри, послушай меня.

Опасаясь, что рана в её душе снова начнёт кровоточить, он осторожно счистил с неё струп и посмотрел ей в лицо, у неё был взгляд маленького ребёнка, но она была готова вспыхнуть в любой момент.

— Пожалуйста, просто ответь без увёрток, — говорил он, лившиеся из её глаз слёзы казались ему горячее источников Ньоххиры. — Если я скажу тебе вернуться в Ньоххиру, ты послушаешься и вернёшься?

Миюри немного надулась, словно её ругали. Потому что, и Коул это знал, ей было бы очень тяжело, если бы он отправил её обратно в деревню в горах.

— Какая бы у меня ни была причина для этого, ты ведь не вернёшься послушно домой, верно?

Есть выражение: "Всё равно, что кусать камень". Когда Коул сбирался покинуть деревню в горах, Миюри на самом деле искусала ему руки и ноги, крича, что уйдёт с ним, а потом спряталась в бочку, чтобы так и сделать. Мог ли Коул вообразить, что такая Миюри послушно отправится домой? Он бы дерзнул поклясться Богом, что, независимо от причины, она будет противиться всеми силами и в итоге просто последует за ним.

— Наверное, ты слишком много навоображала в истории, которую ты пишешь?

Робкая девушка, послушно подчинившаяся приказу брата и печально вернувшаяся домой, существовала лишь в её воображении или, может, в какой-нибудь песне менестреля. Возможно, глубоко проникнувшись историей одиночества Рутеи, Миюри вообразила себя трагической героиней. В конце концов, она была юной девушкой и, несомненно, была очень чувствительной.

— Ну? — настаивал Коул, Миюри растеряно посмотрела на него. — Я скажу тебе вернуться, и ты послушно вернёшься? Что скажешь, вернёшься послушно домой?

Шмыгнув носом, она с силой помотала головой.

Яблоки не падают на небо, и солнце не восходит на западе. А эта девушка-сорванец не вернётся домой только потому, что он ей это скажет.

— Э... э-это... разве не так? — пробормотала она, беспорядочно шевеля волчьими ушами, при этом её хвост безвольно повис.

Потом по её лицу пробежала гамма чувств, и она сконфуженно опустила голову.

— Теперь ты пытаешься состроить из себя дурочку, — сказал Коул и похлопал её по голове, отчего она съёживалась всё сильнее, словно он свой ладонью вбивал кол. — То, что случилось с Рутеей, должно было вызвать у тебя сочувствие.

Совершенно сконфуженная Миюри после последнего предложения подняла перед собой руку, будто ей надо было о чём-то подумать, потом она вдруг подняла голову и сказала:

— Брат, брат!

— Да, что?

— Рутея... Как быть с Рутеей?

Казалось, она сейчас снова разрыдается, и Коул обеспокоился.

— Похоже, ты что-то задумала?

Любительница озорничать Миюри была ещё и поумнее большинства взрослых, что стало для Коула источником ежедневной головной боли в Ньоххире. Сейчас же она творила неприятности совместно с Рутеей.

— Ну, то есть... раз тебе вроде бы под силу легко решить все проблемы, то тогда я сказала ей, что лучше отважиться на сотрудничество с шайкой "Южных орлов", это будет продуктивней.

Должно быть, они решили, что перед объединённой силой Предрассветного кардинала, торговца редкими книгами и способного молодого священнослужителя другого пути нет. Для шайки "Южных орлов" действовать вместе с Рутеей тоже было бы разумно.

— Они ещё не договорились, так? — спросил Коул, пытаясь понять, не опоздал ли он.

Её виноватый взгляд пробежал из стороны в сторону, прежде чем она ответила:

— Мо... может быть...

Школяры-южане, напавшие на часовню, судя по всему, тоже не слишком поверили. Так что Коул не думал, что ситуацию нельзя исправить, меж тем Миюри продолжила:

— Ру... Рутия предложила... чтобы завоевать их доверие, она предложила, чтобы план спасения "цыплят" безобразно провалился... тогда в обмен на это...

Рутия, полная решимости прятать и дальше клыки и когти, сумела пойти даже против своей совести. Коул подумал, что это всё же было лучше, чем разбить вдребезги прекрасную мечту. Он тяжело вздохнул, и Миюри снова испуганно вжала голову в плечи.

— Нельзя опустить, чтобы Рутея оставила такую рану на своём сердце.

Люди из шайки были сбившимися с пути агнцами, а она — сбившейся с пути волчицей. Вода стекает вниз, и бездна, где она собирается, будет тянуть к себе слабых.

Миюри, отложившая свои рыцарские меч и пояс, терзалась своей виной и хотела всё исправить, но Коул её остановил:

— Ты не сможешь говорить с ней об этом.

— Но... но, может...

— Никаких "может". Ты предложила ей сделать кое-что плохое и пожалела об этом на полпути, кому теперь должна верить госпожа Рутея?

— А-а... мм...

Уши Миюри безвольно обвисли. Чтобы распутать запутавшуюся нить, не обрывая её, надо найти хорошее решение.

— Слушай внимательно. Теперь ты мошенница, которую разоблачил Предрассветный кардинал, схватил за шкирку и отругал, и тебе пришлось в слезах выложить ему всё, поняла?

— А? Это выглядит... как будто...

Голова её была так низко опущена, словно Коул тяжело давил на неё, но она ещё колебалась.

— Я просто хочу тебе сказать, что сейчас только я могу вернуть Рутею на путь истины.

Таким образом, Миюри не придётся становиться предательницей, которая выдаёт тайны своих союзников, а Рутее не придётся жить с тем, что её предал единственный встреченный ею в огромном мире родич по крови. Миюри пришлось признаться из-за нерушимых отношений между волками в стае, если старший брат схватил её за шкирку, ей оставалось лишь скулить.

— Насчёт того, что ты будешь делать сейчас... Давай, ты просто терпеливо подождёшь с господином Ле Руа и остальными.

Если Коул оставил бы Миюри при себе, Рутея бы ему не поверила. Но была ещё одна причина.

— Э-э... пойти, то есть, перейти на их сторону?..

Должно быть, она себе это представила, и от чувства неловкости шерсть на её хвосте встала дыбом. Её взгляд, кажется, умолял позволить ей остаться здесь одной.

— Твои рыцарские меч и пояс — там. Ещё раз подумай о содержании рыцарской клятвы.

Некоторое время казалось, что Миюри вот-вот опять заплачет, но в итоге она слабо кивнула.

Коул знал, что на сговор с Рутеей она пошла не только ради себя, поэтому он погладил её по голове, нажимая сильнее обычного. Он верил, что, проникшись ситуацией Рутеи, она не могла просто уйти, оставив бездомную волчицу за спиной. Миюри всегда говорила о доброте своего брата, но и сама она была добросердечной. "Просто, — подумал Коул, — в отличие от меня у неё есть не только доброта, но и светлый ум".

И Миюри в итоге решила действовать заодно с Рутеей, и то, что, помогая ей, Миюри могла помочь и собственной прекрасной мечте, было тоже кстати.

— Если ты сделала плохо, оно плохим и будет. Я не стану притворяться, что не заметил этого. Я подберу другое время для твоего наказания.

Миюри, похоже, вспомнила, как её почти каждый день за что-то ругали в деревне горячих источников, она плотно сжала губы и надулась.

— Перестань строить такое лицо. Спрячь свои уши и хвост и иди к господину Ле Руа и остальным.

Миюри, громко хлопнув ладонями по бёдрам, с неохотным видом поднялась на ноги. Она при этом не отрывала от Коула жалобных глаз, но теперь ему было легко удерживать бесстрастное выражение лица. Потому что знал, что сейчас будет.

И действительно, Миюри быстро показала ему язык, отвернулась и побежала по переулку. Коул не мог решить, чего в ней больше — разумности или детской непосредственности.

Добежав до перекрёстка, она остановилась, обернулась и крикнула:

— Брат! Спаси Рутею!

После чего она исчезла во тьме переулка.

Какая-то часть Коула надеялась, что она останется такой навсегда и не будет взрослеть.

— Что ж, ладно, — произнёс он.

Оставалась ещё одна сбившаяся с пути волчица. Размяв ноги, он сделал несколько шагов и убедился, что людям непросто ходить по тёмным переулкам. Ему захотелось остановить Миюри и попросить её сначала отвести его в "Зелёную чашу", и он криво усмехнулся тому, насколько сильно он привык полагаться на Миюри.

Поплутав какое-то время по тёмным переулкам, Коул, наконец, нашёл дорогу и добрался до "Зелёной чаши". Постоялый двор, занятый школярами с севера, выглядел, как обычно, если присмотреться, можно было увидеть в окнах спешивших по делам ребят. Похоже, он успел до начала действий по освобождению "цыплят".

Миюри сказала, что Рутея собиралась провалить это дело ради доверия "Южных орлов". Если всё пройдёт хорошо, её товарищи не узнают о тайной сделке. Но душа самой Рутеи, знавшей всю правду, будет изъедена, будто кислотой. Вина за её падение лежит не на слабости её духа или разума, Коул винил свою наивность, по которой он думал, что все проблему могут быть решены и должны быть решены. И он не подумал о мнении тех людей, ради которых хотел эти проблемы решить.

Хорошо бы, чтобы в мире исчезли войны, но тогда, не имея возможности сражаться, лишатся надежд рыцари и младшие дети аристократических семей. Коул с таким уже столкнулся. И теперь он не мог обвинять одну только Рутею с её ложью.

Было ли правильным то, что хотела сделать Рутея? Конечно, нет. Воспоминания о жене аристократа, которая причёсывала ей волосы у камина, стали дня неё западнёй. Плавать в своих грёзах между небом и землёй, продлевая неопределённость в городе, на самом деле неразумно. Что уж говорить о сговоре со школярами-южанами, что причинило бы вред невинным школярам-беднякам.

Рутея могла обвинить Коула в том, что он суёт нос в чужие дела, но, если бы он прошёл бы мимо, ему осталось бы только распрощаться с мечтой стать священником и, уподобляясь Миюри, засунуть поглубже Священное писание.

Если душа Рутеи страдала от ран, Коул должен был взять её за руку и вытащить из тьмы. Если Миюри думала только о том, чтобы зализать раны, у Коула должны найтись иные решения.

Таверна постоялого двора была полна обычной суетой. Кто-то приспосабливал вычищенный горшок в качестве шлема и закреплял на месте кожаным шнуром. Кто-то размахивал скалкой, а кто-то ощупывал хлыст. И повсюду детские лица, будто Коул попал в историю про детей, написанную пером Миюри.

— Госпожа Рутия здесь? — спросил Коул.

Хозяин постоялого двора и несколько ребят постарше с беспокойством посмотрели на встревоженного Коула, и хозяин с некоторым испугом ответил:

— Госпожа Рутея там, наверху.

— Благодарю тебя, — ответил Коул и, стараясь не думать о готовившихся к сражению подростках, побежал вверх по лестнице.

На втором этаже тоже было много ребят, готовившихся к штурму вражеской крепости. Не приметив среди них Рутеи, он бросился на третий этаж, там не было никого. Он посмотрел вверх. В этом движении была и просьба о Божьем благословении. У Коула были средства убедить Рутею, но он не мог не ощущать некоторые сомнения.

Требовалась большая решимость, чтобы восполнить определённый пробел. Настолько сильно, что даже нужда была Божья помощь.

Дверь в комнату на четвёртом этаже, служившую арсеналом знаний, была открыта, и оттуда выбивался свет свечи.

— Госпожа Рутия, — позвал Коул, подходя к двери.

Она знала о его приходе уже с того момента, как он открыл дверь постоялого двора, теперь она закрыла книгу, которую держала в руке, и обратила к нему почти застывшее лицо. Книга, судя по толщине, была Священным писанием на церковном языке.

— Раз пришёл Предрассветный кардинал, а не серебристая волчица, хороших новостей не будет, так?

— Они же и хорошие тоже.

Рутея отвела взгляд немного в сторону.

— Я здесь, чтобы вытащить тебя из твоего кошмара.

Волчица, спрятавшаяся среди людей, чтобы скрыть нывшую рану, приподняла уголки губ. Улыбка на человеческом лице, на волчьей морде это было выражение при взгляде на охотника, который по кровавому следу преследовал зверя и загнал его туда, откуда не было выхода.

— Зачем тебе заботиться об этом?

— Я знал, что ты так скажешь, — ответил Коул, делая шаг вперёд и ожидая, что она сейчас швырнёт в него книгой Священного писания.

Но она не шевельнулась, а лишь выпустила волчьи уши и хвост. Словно предупреждала: подойдёшь ближе, увидишь когти и клыки.

— Надеюсь, обойдётся без глупостей с твоей стороны, — и Коул не отступил, а, наоборот, стал с непринуждённым видом подходить к ней, глаза Рутеи округлились, и она отступила на полшага. — Госпожа Рутея, ты утратила достоинство волчицы, не пора ли остановиться?

Рутея обожгла Коула взглядом за то, что он забыл своё место. Пламя её глаз вобрало в себя огонь и того памятного очага, и поминальной свечи по ушедшим из жизни людям, давшим ей имя, кров и любовь.

— Продолжать эту лицемерную битву — кто получит пользу от этого?

Бедные школяры в отчаянии цеплялись за ничтожную надежду обрести звание, а с его помощью и положение, Рутея надеялась заморозить ситуацию, чтобы остаться здесь. В том городе не приходилось удивляться даже столь иллюзорным желаниям.

— Прости меня за то, что я выдал желаемое за действительное, не разобравшись в твоём положении.

Звание Предрассветного кардинала обладало силой, которую Коул представить себе не мог. Но в тот раз он, наконец, сам увидел, как страшно в действительности играть с такими неосязаемыми вещами, как слава и связи. Проблема, которую Рутея считала непреодолимой, оказалась уязвимой перед такой силой.

— Узнав твою боль, я искренне верю, что нам надо решить проблему в корне.

— Закрой пасть! — выкрикнула Рутея и, оскалив зубы, рванулась к Коулу.

Когда в лесу нападает волк, низко рыча и обнажив клыки, люди обычно пытаются оттолкнуть волка, чтобы избежать клыков. Но силы волка, живущего в лесу, и человека, живущего в доме, несопоставимы, и, сопротивляясь так, скорее всего, спастись не удастся. Однако всё же существует надежда на спасение, если не пытаться противостоять могущественным силам напрямую. Нужно сделать что-то противоположное.

— Госпожа Рутея.

Какое-то время Рутея не понимала, что происходит, она только ощутила, что её крепко обняли, а её зубы схватили воздух. Будь на её месте Миюри, которую часто обнимали, она бы предусмотрела такое противодействие, быстро, как кролик, вывернулась и позаботилась бы о своём противнике.

Рутея — дело иное. Она смущённо призналась Коулу с Миюри, что жизнь в замке, где ей дали имя, расчёсывали у камина волосы, где её любили, пьянила её. В предыдущей жизни Рутеи не было ничего, что наделило бы её опытом на подобный случай.

— Я не враг тебе.

— У-у-у-у-у! — выла Рутея, борясь и извиваясь, но Коул, удерживая левой рукой её правое предплечье, правой рукой схватил её левое запястье, заломив его к лопатке.

Даже неистовой Миюри было бы тяжело вырваться. Рутея же не понимала, в каком направлении приложить силу, и продолжала сопротивляться без шансов чего-то добиться, само собой, укусить Коула она тоже не могла, дёргаясь с таким отчаянием, будто тонула.

— Госпожа Рутея, я не враг тебе.

Будь на её месте Миюри, Коул уже получил бы удар в лицо головой. Рутия же только беспорядочно извивалась и рычала, трудно сказать, может, происходившее застало её врасплох, то ли она лишь изображала свирепость. И не вернуться в форму волчицы она могла по тем же причинам.

Коул неожиданно для неё разжал руки. Рутея отскочила от него и отбежала на несколько шагов. Недоумевая, почему её отпустили, она с беспокойством смотрела на Коула.

— Ты должна вернуться на истинный путь.

Коул был уверен, что она сумеет.

Но её лицо скривилось. Вернее, сначала на нём мелькнуло любопытство, а потом девичье лицо исказилось выражением невыносимой боли.

— Я не хочу... — еле слышно произнесла она.

Коулу показалось, что он услышал падение маленького камешка перед оползнем.

— Я не хочу... Не хочу! Не хочу! — прокричала Рутея, вцепившись себе в волосы и трепля их. — Что ты можешь понять? Я совсем одна! Никто не откликнулся на мой долгий вой! Они забрали меня из леса, а потом просто умерли! Оставьте меня одну! Оставьте меня в этом протухшем городе, забудьте, что я есть!

Рутея кричала, глядя Коулу в лицо, но видела образы своих любимых хозяев замка, хранимых её памятью. Та счастливая повседневная жизнь, которая, как ей казалось, будет длиться вечно, пролетела в одно мгновенье. Возможно, не-человек Рутея, с её долгой жизнью восприняла это как предательство? Знала ли она, что так думать неправильно, и жаловаться на это некому? Необходимо ли ей было жить иллюзией, чтобы не подавиться отвратительным комом перепутавшихся обстоятельств и обид?

Как семьи убийц, жившие в пустыне и в прошлом служившие трону, обкуривали себя дымом хасиса, чтобы подавить страх, так же и Рутея в своей иллюзии вдыхала воздух протухшего города школяров.

Рутея сохраняла уголки рта приподнятыми, но это не было улыбкой, из её глаз текли слёзы.

В лесу волки никогда не плачут. Только встретив тепло у очага в том мире, что лежал за границей леса, можно было познать печаль.

— Что ты можешь понять?.. — повторила Рутея тише.

Глупый, не уверенный в своей силе барашек, стоя перед такой волчицей, произнёс:

— Могу понять. Я действительно понимаю, — его голос звучал немного устало, что, возможно, внушало больше доверия к словам. — У волчицы, которая меня сопровождает, когда-то была подобная тень.

Чтобы рассеять эту тень, он дал Миюри обещание — обещание быть всегда её другом.

Но с Рутеей он не был столь близок, её что-то подобное убедить не сможет. Следующим на ум ему пришло предложить ей присоединиться к нему с Миюри в путешествии, но это выглядело бы не просто невежливо, а просто оскорбительным. Потому что было бы равносильно самонадеянному обещанию заполнить пустоту одиночества Рутеи после утраты той четы аристократов. Коул подумал, что Миюри могла поначалу пытаться убедить Рутею, что с может заполнить её одиночество, но так как с Миюри был рядом Коул, её попытка оказалась неубедительной. И Миюри ради совместных действий с ней ничего не оставалось делать, кроме как предложить пойти по плохому пути.

Поэтому чтобы облегчить страдания Рутеи, Коул должен был сначала так сблизиться с ней, как этого не удалось даже Миюри.

По дороге в "Зелёную чашу" Коул думал, что следует сделать. Было очевидно, что слова и обещания сами себе не будут иметь смысла. Иногда люди приносили клятву на собственной крови, чтобы убедить в своей решимости и верности слову. Рутея ради сотрудничества со школярами-южанами была готова продать свою совесть. Тогда и у Коула появлялась возможность переубедить Рутею. Если вспомнить поточнее, какой он её здесь встретил, можно найти подсказку.

Коул, глядя ей в лицо, произнёс:

— Один поэт как-то сказал, что боль утраченной любви можно исцелить лишь новой любовью.

— А?..

Чтобы перевести внимание чересчур разошедшейся собаки, надо сделать что-то неожиданное для неё.

— Волчица, не желавшая покинуть меня, решила, что, как только покажется конец приключения, ей нужно будет заставить начать ещё одно и затем продлевать его.

Глаза Рутеи на миг расширились, она, похоже, подумала о том, что Миюри учуяла ложь в её письме, но не стала сообщать о ней.

— Даже с твоими клыками и когтями ты не могла помочь тем, кого любишь, не могла защитить их от несправедливости мира, поэтому ты хотела получить мощь, которая может решать в этом мире.

Церковное право давало самую большую мощь, представленную в письменном виде. За тысячу лет появилось много стран, устанавливавших свои законы, а потом исчезнувших с ними без следа. Сохранилось лишь церковное право.

— Ты сказала, что какие-то аристократы сговорились с Церковью, чтобы забрать себе земли, которой много лет управляли твои любимые хозяева замка, в который тебя приняли. И что, если бы могло найтись что-то что поколебало бы основание Церкви, ты бы хотела этого?

Пребывавшая в замешательстве Рутея, наконец, с некоторой осторожностью вступила в разговор:

— Откуда... мыслимо ли? Церковь — хозяйка мира, если бы те, что носят красные мантии и короны, были бы способны на это, я бы решила вопрос с Церковью своими когтями и клыками.

Мощь щитов и мечей ограничена. Если честно, по влиянию в мире с Церковью не сравнится ни одно из государств. Если бы кто-то набрался бы силы куснуть её, он был бы отбит превосходящей силой. Вот почему Рутея, изучая церковное право, пыталась Церковь перехитрить, как перехитрил Рутею Коул, когда её обнял.

— Что пытаешься сейчас добиться? Хочешь сказать, что лишь Предрассветный кардинал может развалить Церковь? — она издала саркастический смешок, будто стараясь храбриться.

Коул, конечно, такого бы не сказал. Просто был секрет, который он не раскрыл даже Миюри.

— Хотя ты собирался не развалить, но исправить Церковь, — добавила она с насмешкой, считая Коула робким, заботящимся только о собственном лице.

— Но я обнаружил то, что могло бы опрокинуть некоторые устои Священного писания. Это связано со знаниями, ходившими в пустынных землях во времена древней империи.

На лицо Рутеи налипла неловкая усмешка, словно она услышала неудачную шутку.

— Ты, в конце концов... Говоря это...

Коул быстро подошёл к озадаченной Рутее и схватил её за плечо, чтобы она не сбежала, когда он приблизился к её лицу так близко, что мог бы посчитать её намокшие ресницы. Потому что даже луна не должна была этого слышать. Он прошептал так тихо, чтобы во всём мире только одна пара волчьих ушей могла его услышать:

— Это связано с формой мира.

— Формой... мира?..

— Есть ли другой край у моря и что лежит за ним? Или... — Коул бросил взгляд в приоткрытое окно. — Почему луна прибывает и убывает?

Глаза Рутеи распахнулись — ей это, похоже, было знакомым. Пытаясь найти сородича-волка, эта девушка изучала семейства времён древней империи, в чьи гербы были внесены изображения волка. В ходе этого я изучила пустынные языки. Так что подобные научные вопросы ей вполне могли попадаться. Потому что на уроках грамматики обычно используют сборники историй.

В древней империи было много странных историй и учений, от которых у Церкви сегодня была бы головная боль и большое беспокойство, если бы о них узнали в мире. Одно из учений утверждало, то мир мог быть не плоским, а шарообразным.

Серебристый металлический шар, хранившийся у Нордстоуна. На его яркой, будто снятой с луны, поверхности была изображена карта всего мира.

— Церковь, вероятно, не хотела бы проснуться от своей спячки.

Священное писание утверждало, что этот мир создан Богом как единственный центр всего сущего. Но если у моря нет края, если, уплыв по нему на запад, вернёшься с востока, а ещё если добавить, что луна бывает полной через определённые интервалы времени, тогда будет естественным уподобить солнце большим и маленьким звёздам, как бы трудно это ни было представить.

А то делает идею Божественного происхождения этого мира жалкой, идею, правившую умами тысячами лет, а мир становится одним из многих миров. Но если небо — это скопление многих миров, подобных тому, который люди чувствуют у себя под ногами, к какой звезде отправляются люди, когда их призовёт Господь? Если земля имела вид сферы, которую можно было бы прокопать насквозь, тогда где располагался ад?

У Церкви есть достаточно умные люди, которые поняли, что признание сферической формы мира может породить серьёзные трудности для их организации. Так что Церковь поспешила поскорей прикрыть это учение, словно его не существовало.

— Когда-то вместе с одним аристократом жила женщина, являвшаяся не-человеком. Она — воплощение кошки, и она изготовила модель мира, после чего отправилась в море посмотреть, есть ли на западе край мира. Она владеет тайными знаниями древней империи и умеет наблюдать за движением звёзд. Предполагается, что эта женщина-алхимик ищет западную страну, называемую "новой землёй", но я думаю, что она хочет подтвердить, что мир сферический, — тут Коул приостановился, чтобы отрывисто закончить. — Я думаю, что злоупотребления Церкви должны быть исправлены.

Дурной сон следует прервать, даже если придётся столкнуться лицом к лицу с жестокой действительностью, это лучше, чем пребывать в самообмане иллюзии.

— Я не осмелился рассказать об этом даже Миюри. Это может её слишком... спровоцировать.

Трудно представить, на что это могло бы её подвигнуть. Даже на уровне предположений.

— Но после смерти тех, кого ты любила, аристократа и его жены, ты всё же можешь порвать с сообщниками, использовать свой разум для изучения церковного права и получить возможность противостоять неразумности мира. Я верю, что на тебя можно положиться.

Коул взял Рутею за руку, и она испуганно отпрянула, словно в её руке оказался драгоценный камень.

— Ты поможешь мне узнать правду?

Возможно, это было жестоко с его стороны. Потому что это поистине огромная задача, несопоставимая даже с корыстными игрищами в городе, достаточно мощными, чтобы глубоко укорениться в городе школяров, и Коул хотел донести это до неё.

Коул даже представить себе не мог, как удостовериться в форме мира. Кошка-алхимик, невзирая на опасность, рванулась на корабле на запад, чтобы вернуться с востока и подтвердить эту форму. Так же и Рутея хотела добиться цели и, возможно, никогда её не сможет достичь. И это то, что ей хотел поручить Предрассветный кардинал.

Коул не просто заставлял пробудиться Рутею посреди одиночества из-за того, что у него были такие представления о правильном и неправильном. Он поручал ей доказать большую ложь Церкви во имя веры, что граничило с прямым вероотступничеством.

— Когда-то был медведь, который охотился на луну, что насчёт волчьей охоты сегодня?

Рутея обладала знаниями, клыками и когтями, Коул считал, что она способна открыть тайны мира, как не смог бы открыть Предрассветный кардинал. Кроме того, у не-людей есть свои причины желать разрушения Церкви.

— Какой ты... — пробормотала Рутея, ошеломлённо глядя на Коула, потом она неловко улыбнулась.

— Я Предрассветный кардинал, мне ведь и место быть зажатым между ночью и днём?

Он не понимал женщин и потому не разбирался в отношениях мужчин и женщин, он не видел злобу и потому легко мог запутаться в смене добра и зла. Но у него было совершенно особенное преимущество — он, из мира людей, был вхож в мир не-людей. При виде единства этих двух миров было естественным усомниться в том, что лежало в основании Церкви, превозносившей своё нынешнее состояние.

— Я даю тебе этот ключ, потому что верю в тебя.

Ключ, который способен открыть двери, которые, может быть, не стоило открывать.

Раскрытие этой тайны ни в коем случае не было продуманным средством завоевать доверие Рутеи. Ведь Коулу потом предстояло вместе с Хайленд и Ханааном встать напротив Церкви, а не ехать наудачу в пустынные земли, на что надеялась Миюри, и тем более не заниматься изучением вещей, более абсурдных даже, чем новая земля, и непосредственно граничивших с ересью.

Но кто-то должен был заниматься и этим, Коул не думал, что для этого кто-либо подходил лучше Рутеи. В действительности должным основанием для него было то, что Миюри настолько доверилась ей, что была готова предать свою совесть. У Коула не было причин не доверять тому, кому доверилась Миюри.

— Боюсь, с этого момента люди, которых ты любишь, будут продолжать покидать тебя и исчезать один за другим, — произнёс Коул. — Но так же, один за другим, будут появляться те, кто возьмёт тебя в спутники.

Рутея получила от него настоящий ключ. Так что, пожалуйста, перестань тонуть во тьме, встань и выйди из неё. Возможно, это жестоко, но это может и оказаться интересным.

Конечно, нельзя было быть полностью уверенным, но Коул доверял ей. Готов же, в конце концов, он верить в Бога, которого никогда сам не видел.

Рутея некоторое время смотрела на него, потом вдруг отвела взгляд. Она опустила голову, словно что-то глотая, и снова её подняла.

— Кажется, я знаю, почему такая, как Миюри, так цепляется за тебя и не хочет отпускать, — Рутея улыбнулась и вытерла глаза тыльной стороной ладошки. — Слишком глупо рассказывать мне такую тайну. Действительно несусветно глупо.

Коулу было не привыкать, что его называли глупым, он лишь немного отклонил назад голову и улыбнулся:

— Ты же хочешь проснуться ото сна, да?

Рутея уронила взгляд на свою ладонь, сжала её в кулак, подняла голову и сказала:

— Ладно. Но у меня есть условие.

— Условие?

Рутея, достойная дочь волчьего племени, с дерзким видом обнажила клыки, но теперь это было милой улыбкой.

Эпилог

"Цыплята" — это дети, приходившие в Акент полумёртвыми от голода и усталости. Ничего не зная о южанах и северянах в городе, они попадались в лапы шайке, прежде чем успевали что-либо понять.

Освобождение всех "цыплят" прошло невероятно удачно. Пусть их и могли перевести в другое место после того, как Миюри их отыскала, но места, где их можно было разместить, были ограничены, и их невозможно было укрыть от Рутеи, которой служили все бродячие собаки города.

Шайка "Южных орлов" после освобождения "цыплят" пришла в расстройство, и "Северные волки" гоняли их по всему городу, стремясь покончить со старым злом.

Тут же подоспел и ответ от компании Дива, оповещавший о намерении компании выделить средства на поддержку этой многообещающей группы подростков. Местная церковь, не замешанная в злоупотреблениях, также была согласна покончить с засильем шайки "Южных орлов" после разговора с Ханааном. Правда, церковь не играла заметной роли в городе, но это тоже стало хорошей новостью.

Наконец, гильдия учителей, столько лет тесно полюбовно связанная с шайкой "Южных орлов", также пошла на значительные уступки по размерам предварительных взносов за обучение, даров за присуждение званий, а также по вопросу выбора книг в качестве учебником, не выдержав совместного давления Ханаана и Ле Руа. И в самом деле, если процесс печати будет идти нормально, никакие игры при выборе учебников не будут иметь смысл. Какими бы ценными учебниками в предстоящем цикле учёбы ни объявили бы те или иные книги, цена них не сможет сохраниться высокой, пока из королевства Уинфилд будут идти недорогие книги Священных писаний.

Скорость разрешения проблемы Акента напоминала прорыв дамбы. Всё произошло за несколько дней после разговора Коула с Рутеей, и Коул поспешил сообщить об исходном и конечном положении в городе. Некоторые промежуточные подробности он опустил. Главное — после того, как он благополучно уговорил Рутею, всё решилось в несколько дней.

Той ночью Коул вернулся в назначенное место, но застал там только поджидавшую его там Миюри.

— Все остальные вернулись на постоялый двор, — сказала она, с угрюмым видом сидя на вещах.

Её длинный меч уже красовался на ней, равно как и пояс. Она здесь осталась одна, подчинившись указаниям старшего брата, а также чтобы быть подальше от Ле Руа, Ханаана и его охранника, ей было бы сейчас неловко быть вместе с ними. Коул подумал, что первую причину она могла использовать как повод.

— Я договорился с госпожой Рутеей.

Миюри безбоязненно выпустила уши и хвост и посмотрела на Коула взглядом стражника, поймавшего вора на месте преступления.

— Почему от тебя так сильно пахнет Рутией?..

Для Коула это был само собой разумеющийся вопрос, и потому он удержался от того, чтобы понюхать себя.

— Но у неё было одно условие.

Думая о словах Рутеи и том, что за ними последовало, Коул одновременно ощущал облегчение и чувство невероятности, и это было сложно совместить.

— Так как тебе удалось её убедить? — с подозрением в голосе спросила Миюри, вовсю размахивая хвостом.

Хотя Коул подчистил за ней после того, что Миюри устроила, она как его спутница имела право знать, однако он не ответил.

— Брат, почему ты молчишь? — нетерпеливо спросила Миюри, лицо у неё было, скорее. Встревоженное, чем сердитое.

Когда она, наконец, была готова вскочить с вещей, Коул медленно произнёс:

— Я не могу ответить ради репутации госпож Рутеи. Кроме того... — он приостановился, потому что Миюри подняла к нему лицо с раздувшимися ноздрями, а шерсть, не только на хвосте, но и на ушах, поднялась дыбом, как от удара молнии. — Это ещё и наказание тебе.

— А? Э... мм...

— Или, скажи лучше, — сказал Коул немного громче и подался немного вперёд, теперь он словно нависал над ней. — Ты что, не можешь доверять нашим чувствам?

Рутея с улыбкой сообщила Коулу, что заметила его с Миюри отношения по запаху. Она словно видела, как Миюри обнимала его ночью. Коул об этом и сам догадывался, но ему стало очень неловко.

Миюри тоже была волчьей крови и могла заметить следы Рутеи на нём так же ясно, как можно увидеть в тёмной пещере светящиеся грибы, возможно, она могла бы найти отпечатки пальцев Рутеи на нём.

А условие своё Рутея высказала так: "Можешь одолжить мне... можешь подержать меня? "

Она произнесла это с немного смущённым видом, раскрасневшись, и Коул сразу понял, что она даёт ему свой тайный ключ. Надо полагать, было то, что она не могла сказать, не признав для самой себя смерть четы её любимых аристократов. Когда он принял Рутею в объятия, она расплакалась, а потом наговорила много чего, включая причины, по которым она осталась здесь. Он стоял, не шелохнувшись, чтобы она смогла в полной мере излить душу. Она была лишь немногим выше Миюри, но ощущалась в объятиях совсем иначе и не могла стереть эту разницу.

Коул не знал, сколько это продолжалось, видимо, не очень долго. Рутея без предупреждения отступила, вытащила кусок дешёвой бумаги, решительно отёрла лицо и высморкалась. Коул не стал спрашивать что-то вроде "Ты успокоилась?" или "Как ты?".

Наконец, Рутея глубоко вдохнула, прошла мимо Коула и крикнула кому-то, дежурившему внизу:

— Отправляемся! Пойдём, повыдёргиваем все перья "южным орлам"!

Подошедший сзади Коул увидел, как "северные волки" сначала замерли, а потом засуетились, разбившись на группы. Рутея повернулась к нему.

— Ты никому не будешь рассказывать, что здесь произошло, ладно?

Коул посмотрел в глаза Рутеи взглядом Предрассветного кардинала.

— До тех пор, пока ты готова защищать мою тайну.

Рутея ответила доброй улыбкой и пошла вниз по лестнице, больше не прикасаясь к нему.

Коул спокойно вышел из "Зелёной чаши" и, наконец, пришёл к Миюри, которая создала кое-какие проблемы, втянула брата в неприятное представление, а теперь чуть не плакала от запаха другой волчицы.

— Ближайшие несколько дней я буду сохранять этот запах, тебе не разрешается залезать в мою кровать, держать меня за руку и просить меня помочь тебе с письмом.

Красные глаза Миюри чуть не растворились в слезах, когда Коул огласил наказание.

Он с трудом сдержал улыбку и сказал:

— Волк с герба смотрит на тебя. Ты же настоящий рыцарь, нет?

Совершив ошибку, рыцарь не позволит себе просто разреветься, он должен исправиться. Миюри куснула свою губу, потом сжала губы, утирая слёзы и собираясь с духом, и, наконец, пружинкой вскочила с вещей.

— Именно так! Я рыцарь!

Потом она бросила на Коула обиженный взгляд, оскалилась и ребячливо состроила гримасу — Бе-е-е! Коул ответил своей обычной улыбкой, поднял с земли часть её вещей и направился к постоялому двору, который им рекомендовал Ле Руа. По дороге то тут от там раздавался шум, это "северные волки" спасали "цыплят" и преследовали "южных орлов". Свистки городской стражи, кажется, пронзали небо и могли пробудить мёртвых.

Коул надеялся, что каждый очнётся от своего кошмара и сможет хорошо выспаться ночью. И ещё надеялся, что завтрашний день озарит яркое солнце.

— Эй, старший брат, — донёсся до него тихий голосок Миюри, когда они уже почти добрались до постоялого двора. — А что такого в том, чтобы держаться за руки?

Похоже, Коулу не суждено стать строгим отцом семейства.

— Это, по крайней мере, лучше, чем привязывать верёвкой, — рассудил он и протянул ей свою руку.

Миюри ухватилась за его ладонь с быстротой укуса волчицы.

Надо всегда помнить об этом тепле и никогда его не выпускать, — такая решимость исходила от её руки в эту ночь, вызывавшей предчувствие наступления лета.