Дети Бесконечности

— Наверное, нам не сюда, — осторожно предположил Лэйми. Похоже, что зверюга питалась как раз подлетевшими поближе идиотами: над глазами, словно вилка, торчал веер длиннейших, любовно зазубренных шипов.

— Наверное, — легко согласился тезка и свернул в сторону. Но на облюбованной им для посадки полянке уже обосновалось какое-то животное размером с дачный домик, — сложной формы, с какими-то непонятными дырками. Из него росла дуга длиной метров в двадцать, — этой дугой оно хваталось за деревья и ехало на брюхе.

Лэйми заподозрил, что это же самой дугой зверюга хватает и всю еду, которая подойдет слишком близко. Проверять это на себе ему вовсе не хотелось. Он завис, — и тут же какая-то невероятная сила потащила его вверх. Лэйми изо всех сил рванулся... но освободиться не смог.

Ошалело осмотревшись, он обнаружил, что над ними зависло бело-зеленое кольцо. Теперь оно уже вовсе не казалось маленьким: метров пятьдесят в диаметре, при высоте трехэтажного дома. На внутренней стороне в два ряда шли полутораметровые дырки — без зубов, но всё равно жутковатые. Их тащило к ним с огромной и всё возрастающей силой: зверюга явно далеко ушла, и вместо примитивных щупалец собирала еду силовым полем.

— Я не могу вырваться! — заорал он тезке.

— Я тоже! — крикнул тот.

— А врезать этой твари ты можешь?

— Могу. Но оно же живое!

Лэйми на секунду онемел от этого вопля юной души, — и тут же увидел рядом с дыхалами или чем оно там, громадные синющие глаза, смотревшие на него с крайним любопытством. Где же он уже видел этот взгляд?..

— Найте, отпусти, гад! — заорал тезка.

+ / Я ничего вам не сделаю, я в вас только поиграю, — беззвучно сообщило кольцо с крайне неприятным хихиканьем. — А иначе я вас съем! + /

+ / Подавишься! + / — чудовищный рывок на миг затуманил сознание, — и в следующий миг Лэйми понял, что висит уже далеко, почти под тучами. Но зловредный ваймин сын уже висел рядом, — и тезка рванулся ещё раз...

Прыжок, прыжок, прыжок, — Лэйми быстро перестал соображать. Тучи, душное нутро джунглей, пляж, соленая глубина океана, — всё слилось в молниеносно мелькающий калейдоскоп. Вдруг они зависли в космосе, — в багровой пыльной мгле. Скопление планет маячило где-то в отдалении. Ничего себе детская, конечно...

+ / Чтоб я ещё раз сюда сунулся!.. + / — запалено выдохнул тезка, — и Лэйми снова "потащило под воду". Он хотел было спросить, куда это... но тут пространство колыхнулось, — и он заметил рядом зловредное кольцо. К счастью, тезка всё же успел, — и всё исчезло.

+ / Где это мы? + / — беззвучно спросил Лэйми. Они висели на высоте метров в пятьдесят над серой, словно засыпанной пеплом ложбиной. Со всех сторон поднимались округлые башни, — такие же серые у основания, они постепенно темнели кверху, где их соединяли глянцево-черные дуги, растущие из выпуклых вершин. Ещё выше висело серое пасмурное небо.

— Не знаю, — ответил вслух тезка. — Странное место, я никогда не видел такого...

Они беззвучно поднялись вверх. Отсюда лес башен казался зарослями каких-то странных грибов. Далеко справа в туманной дымке проступало что-то темноё, — но не горы, а что-то вроде куполов на плавно разбегавшихся опорах. Интересно, какая у них высота, подумал Лэйми. Метров пятьсот, самое меньшее...

Он попытался разглядеть их получше, но не смог, — казалось, что он упирается носом в пепельно-серое, пыльное стекло. Лэйми проморгался и помотал головой, — но ничего не изменилось. Серость не висела в воздухе, — казалось, сам мир вокруг них преломлялся, мешая смотреть.

— Какая-то фигня, — сказал тезка. Он висел сейчас метров на пять выше Лэйми. — Такое ощущение, что на нас смотрят. А откуда и кто — непонятно.

Лэйми опустил ресницы. В самом деле, — он ощущал какой-то смутный, на грани восприятия, зуд, словно бы висевший здесь в воздухе. Самого воздуха он не ощущал, — и с удивлением обнаружил, что само его тело стало тут серым и полупрозрачным. Он не до конца вернулся в свой человеческий вид, словно что-то удерживало его от этого...

+ / Не бойся, это я, — вновь беззвучно сказал тезка. — Тут чем ближе к обычному облику — тем неприятнее. + /

— А я всё же попробую, — упрямо сказал Лэйми. Лишь сейчас он понял, что застрял в "мантии" или как это называлось, тезки, — и одним движением выскользнул из неё. Мир сразу обрел цвета и плотность: резкое, целой грудой гирь тянущее вниз ощущение тяжести, сырой, густой, как суп, жаркий воздух, пропитанный невыносимой вонью, — но не гнили, а мускуса, желтовато-коричневый оттенок неба... странные, едва заметные движения словно бы текущей жидкой массы, из которой состояли арки, тысячи зияющих в ней пор, — из них поднимались тонкие струйки пара, и, в то же время, оттуда исходило тяжелое и неприятное ощущение ВЗГЛЯДА. Даже не так: он ощущал себя песчинкой, застрявшей между жерновами. Или даже не жерновами, а в...

Лэйми почувствовал, как у него горят уши. Но, ничего не поделаешь: именно ЭТО сравнение было точным. Заноза в тягучем, мощном потоке глубоких, вязких ощущений, привычное напряжение как сопротивление тяготению, привычная и неосознаваемая направленность тела вниз... Но душа же не привязана к земле так же, как тело, ей незачем быть весомой и значимой. Весь её вес — лишь затвердевшее в стереотипах прошлое...

Этот могучий поток ощущений поднимался вверх с самодостаточной устремленностью огня. В один миг чудесный ослепительный свет легко поглотил все эмоции, всю энергию воли, всю энергию души Лэйми, с силой поднял её вверх, выбрасывая сознание за пределы внутреннего притяжения "Я".

...Невыносимая легкость, щекочущее ощущение высоты, её притяжение и движение сквозь цветные этажи сферического сияния вверх, выше самого себя, выше знаний о себе...

...Невыносимое наслаждение, проникающее в голову вместе с ослепительным сиянием, вместе с невероятным неземным ароматом, создающим чувство абсолютной свежести, совершенного обновления...

...Абсолютное притяжение света внутри себя, абсолютное удовольствие, движение которого смещает внутреннее чувство твердости, значимости личности, скрытое в ощущениях веса и тяжести. Этой отягощенности обязательствами и внутренней авторитарностью "Я" Лэйми не осознавал, пока не сравнил это с переживаниями легкости, присущими детству, ещё бесформенному, свободному от затвердевших достоинств и косности...

...Кажется, что вес испаряется, растворяется в пространстве, растекается в настоящем, как темнота в утренних лучах. Тяжесть уходит вместе с напряжением и эмоциями. Энергия, яркая, цветная, интенсивная движется всё выше, увлекая тело вверх. Сияющий аромат вторгается, безжалостно проникает в сердцевину каждого затвердевшего телесного ощущения, застигает тело в подлинном, концентрируя настоящее время с абсолютной насыщенностью, уплотняя, сгущая его, делая время замедленным, самодостаточным в каждое мгновение потоком энергии...

...Время, страстное и волшебное, горячее, интенсивное, звенящее от напряжения — не является движением из прошлого в будущее, не является настоящим: насыщенное, наэлектризованное, плотное как морская вода, время с нежностью и силой обволакивает и выталкивает на поверхность, давая удивленной душе возможность вдохнуть невероятную свежесть вне земного притяжения...

...Чувство легкости, внутреннего света, поднимаясь, разжигает сияние невесомости до той абсолютной яркости, которая может быть доступна для обостренного восприятия...

...Пронзительное наслаждение стремится вверх, увлекая за собой каждую пылинку прошлых мыслей, ожиданий, требований. Такой миг может вместить больше откровения, чем многие годы жизни, само это переживание кажется более естественным, верным состоянием духа, чем всё, чему научился, и к чему привык с детства...

...Притяжение света внутри себя самого, именно так. Свет захватывает и выплескивает сознание выше "Я", в пространство, где внезапно видишь настоящую адскую природу эгоизма, осознавая свободу быть вне его власти, вне бесконечной болезненной самозащиты и заноз прошлого; где внезапно открывается понимание плоскости, бесперспективности стереотипов, принуждающих желать миражей, принуждающих играть несвойственные роли. Напряжение неосознаваемых масок облетает легко, как сухие листья, возвращая телу обнаженность и обаяние весны...

...Невесомость, как теплая река, увлекает и затягивает в состояние невероятной раскованности, освобождения от механистичных пут, отпуская от серьёзности, от ложных улыбок и готовности подчиняться, от готовности бороться за мнимые призы, быть лучшим и быть самым неудачливым...

...Раствориться без обязательств, без привычек, словно зависнув в первой фазе сердечного ритма, в начале возникающих мыслей и желаний, в начале ликующего сознания, и наслаждаться внутренней свободой, всецело наслаждаться теплым присутствием Вселенной...

...Раствориться, чтобы стать невидимкой без лица, без напряжения, когда энергия жизни движется вверх легко, не встречая сопротивления, выплескивая сознание за границы физического тела, растворяя его как аромат в воздухе, плотном, дающем новое переживание опоры...

Рай лопнул, словно мыльный пузырь: в него с беспощадной равномерностью вклинивалась алмазная пирамида, раскаленная до бесконечно яркой белизны. Он видел сейчас лишь её вершину, — основание уходило куда-то в клокочущий разодранный мрак, и он даже боялся представить, — есть ли там дно, или нет. Острие её целилось прямо в него.

Лэйми попытался уйти в сторону, — но пространство застыло, словно мутное стекло. Он намертво влип во что-то многогранное, бесконечно отраженное в себе и, в то же время — снаружи, и пирамида неотвратимо заполняла его собой, миллиметр за миллиметром выклинивая из мира.

Лэйми, наверное, тут же сошел бы с ума... но сознание тоже застыло, мысли замерли, словно вибрируя и без конца повторяя всё то же. А потом бесконечно яркое острие пирамиды вошло в самый центр его сути — и всё исчезло...

Лэйми пришел в себя на пляже. Он стоял, — но беззвучно хватал ртом воздух, словно рыба, до сих пор не понимая, на каком же он свете. Запомнить себя невидимкой без лица, без личности, без груза значимости и уверенности, без тяжести признаний и обид, — это переживание чистоты сознания, невесомости личности навсегда станет источником равновесия, камертоном, позволяющим настроиться на настоящее переживание самого себя...

Лэйми яростно помотал головой, выбрасывая из неё эту чушь. Без личности, как же!..

Тезка стоял шагах в пяти, такой же обалдевший, — а перед ним стоял Охэйо. Лицо у него было хмурое, зеленущие глаза горели. Их косой взгляд упал на Лэйми, — и он вновь увидел многоцветный, бесконечно яркий алмаз... Все прошлые переживания сразу показались ему мелкими.

— Ну, сын, — обманчиво мягким голосом сказал Аннит. — Я, разумеется, знал, что ты у меня парень способный. Но чтобы так... Иди-ка сюда.

— Зачем это? — подозрительно спросил тезка.

— Ума тебе явно не хватает. Придется вкладывать.

Тезка попытался было ускользнуть, — но Охэйо неуловимо быстро оказался рядом с ним. Ещё миг непонятного мелькания, — и юнош был перекинут через колено родителя. Крепкая ладонь Охэйо обрушилась на его зад со звуком пистолетного выстрела.

— Не попадайся, паразит!

Тезка заорал не своим голосом и яростно задрыгал ногами, — но вырваться всё же не смог.

— Не лезь, куда не знаешь!

Тезка заорал ещё громче, — но не от боли, а в знак протеста.

— Думай, хотя бы иногда!

— Ай-й-я! Я больше не буду! — невпопад заорал тезка.

— Будешь, куда ты денешься, — буркнул Охэйо, и от всей души огрел чадо ещё раз.

— Ай-й-я! Ну перестань, больно же!

— Мертвым не больно, — сообщил Охэйо, вновь примериваясь.

— Ай-й! Дай хоть штаны одеть!

— Радуйся жизни, паразит!

— Ай-й! Мне на нем ещё сидеть потом!

— Подумай о матери, заяц, раз уж лень думать о себе!

— У-уй!..

Всего через минуту экзекуция окончилась. Отпущенный тезка поднялся, осторожно растирая пострадавший зад. Рука у Охэйо была тяжелая.

— Что это было-то? — спросил тезка.

— Мроо, — взгляд Охэйо был по-прежнему хмурым. — И ты, разумеется, влез в самую гущу. Это вообще-то ещё надо суметь. Я думал, что ты не сможешь прыгать за Границу, — но надо же, черт побери, хотя бы смотреть, куда прыгаешь!

— Я... — тезка прикусил язык, но это его не спасло.

— Бежал от вайминого сына? Выбрав, естественно, самое обратное ему место? Что ж: в этом ты не ошибся. Только вот вытащить вас оттуда оказалось трудно даже мне. Ты ухитрился влипнуть очень основательно. А Лэйми там вообще уже почти не было. Да, умереть он не может, — но перестать существовать вполне. Сколько раз я говорил тебе не выходить за пределы наших миров?

— Но я же не мог! — отчаянно воскликнул тезка.

— Вот именно. Не мог, — взгляд сумрачных зеленых глаз обратился на Лэйми. — Но вместе с ним смог. Забавно, да?

— Я не нарочно, — так же хмуро сказал Лэйми.

— Кто знает, Лэйми, кто знает? Однажды ты уже был ТАМ, — и память об этом осталась в тебе навсегда. ОНИ всегда будут тянуть тебя к себе, — даже если ты не хочешь этого. Это ты ведь кинул туда нить, — не мой сын, нет.

— Но я же не... — попытался возразить Лэйми.

— Что? Не хотел? Но ты увидел цель, — и мой сын прыгнул к ней. И Йэллину ты тоже увидел. Знаешь, в чем дело? Наш синеглазый хозяин создал этот мир очень хитро, — в него не войдет никто, не владеющий каким-то особенным даром. Так вот, твой дар — видеть. Даже не так: соединять. Наводить мосты. Находить. А дар моего сына, — пробивать путь. Вот вы и попали туда, куда попасть просто не могли.

— А твой дар?

Охэйо вздохнул — и вдруг сел на песок, опираясь о него ладонью.

— Мой дар — математика. Дар Вайми — теургия, сотворение миров. Дар Анмая — видеть суть до самой глубины. Дар Хьютай — возвращаться. Каждый из нас обладает чем-то своим, — но только ты можешь этот дар усилить. Ой, не завидую я теперь тебе...

— Это почему? — поняв, что разговор явно будет долгим, Лэйми тоже сел. Подумав секунду, к ним присоединился и тезка. Осторожно.

— Потому, что каждый из нас любит свой дар, и мечтает, чтобы он стал сильнее. А это оказалось очень просто: надо только охмурить тебя, — и быть готовым к... непредвиденным последствиям.

— Так я же не против, — Лэйми лишь пожал плечами.

— Это пока, — пока тебя не начали переманивать, делить и рвать друг у друга из рук, — Охэйо улыбнулся. — Парни-то ещё ничего, — но ты же сам знаешь, на что способны девы!

— Да уж... — Лэйми с подозрением посмотрел на бредущую вдали Хьютай с компанией своих и чужих дочек. — И как же мне теперь быть?

— Полюбить свои мучения, — Охэйо широко улыбнулся. — Уж поверь, я-то своего не упущу, — хотя в математике ты и не разбираешься, но кто знает, что мне с тобой откроется?

— У меня подруга, между прочим, есть, — буркнул Лэйми.