На два последующих занятия мы с Томкой опаздывали и сбегали раньше времени, подозревая, что на переменах лучше сидеть, забившись в укрытие. И я полагаю, что остались живы только благодаря этим мерам предосторожности.
Зато во время обеда торжествовали, чувствуя себя королями ситуации. За три прошедших пары класс спустил первый пар, приуныл, непрекращающаяся чесотка отнимала много душевных сил, да еще и пронырливые зеваки почетным эскортом сопровождали главную новость школы.
Мы с Тамаркой, проходя мимо, удивлялись:
-По-моему, они сегодня несколько хуже выглядят, чем обычно, — предполагала Томка.
-Да? Мне кажется, как всегда, — пожимала плечами я.
Одноклассникам уже было не до нас. Они рявкали на зевак, с восторгом стоявших за их спинами и провожающих взглядами каждый съеденный кусок; наступательно огрызались на ребят с других факультетов, которые оттачивали свое остроумие и веселились вовсю, выспрашивая, ревнуют ли они из-за наставленных рогов, расспрашивая про болезнь, восхищаясь сменой имиджа или якобы не узнавая из-за изменившегося облика. Гвалт и визгливые вопли кругом стояли словно от собачьей свары. Так что под конец мне даже стало жаль наших мучителей.
Обед мы старались растянуть на подольше и старательно давили и размазывали содержимое по тарелкам, потому что идти на отработку к Трулю Шлисовичу не было никакущего желания. Его кабинет находился где-то в глубинах школьного подвала, страшные истории про который старшекурсники рассказывают одними из первых. Да и персона самого Труля Шлисовича внушала все возможные опасения. Он был стар, плешив, обладал длинными седыми патлами и имел лишь половину зубов, вторая, видимо, предпочла выпасть, лишь бы не жевать то, что он ест (об этом была отдельная страшная история). Ходил в каких-то лохмотьях и обносках невнятной серо-бурой гаммы. Один глаз его был вечно прищурен и леденил кровь встречных учеников, которые искренне верили, что так смотрят только когда подозревают в чем-то нехорошем. Но самое главное и ужасающее было то, что у страшного завхоза было три руки. Все три руки нормально функционировали и были даже немного мускулисты. Он работал здесь так давно, что никто уже и не помнил, откуда у него появилась вторая правая рука. Количество версий на эту тему давно перевалило за сотню, но наиболее любимой у всех была та, что он оторвал ее у кого-то из учеников и пришил себе, чтобы удобнее было пороть розгами (да-да, раньше, говорят, и такое практиковалось).
Мы с Тамаркой в нерешительности замерли на улице перед массивной железной дверью, за которой скрывался подвал.
-А говорят, что где-то далеко в подвале неучтенное кладбище есть, — глухо произнесла Томка, пялясь на дверь. — Там в двух комнатах пол — земляной. В первой закапывают тех учеников, кого можно опознать, а во-второй — монстротень всякую и руки-ноги людские по-отдельности.
-А откуда трупы-то? — браво хмыкнула я.
-Ты не знаешь? — прохныкала позеленевшая от своих же рассказов Томка. — Там в старом корпусе заколоченном, который позади зимнего спортзала, лаборатория, где всяких чудищ стряпают, как куличики. Ну, они, бывает, и вырываются и жрут кого на месте изловят. А так как дела это запретные МагГистратом, то они и прячут улики.
-Кто — они-то? — полепетала я, стремительно зеленея вслед за Тамаркой. Заколоченный корпус давно пользовался дурной славой у учеников и входил в лидеры по количеству страшных историй с его участием. Выглядел он так: серая грубая кладка, между блоков вместо цемента застыло выдавленным что-то темно-зеленое, заложенные камнями оконные проемы смотрят на мир, будто бельма. Корпус был необитаем и казался вообще выпавшим из другой, какой-то чересчур суровой реальности. Летом здание окружали заросли высокой, нехоженой травы, зимой — огромные сугробы. И даже тропинка, проложенная многими поколениями студентов прямо по газонам в обход специально оборудованных прогулочных дорожек, широким крюком отшатывалась от него, будто от прокаженного.То, что некоторые преподаватели частенько присматривают для себя персональных ассистентов среди обще-серой школьной массы — тоже ни для кого не секрет. Учатся такие ученики по определенной схеме, хотя и остаются приписанными к прежним группам и факультетам и посещают почти все занятия, а все свободное время проводят, перенимая ученый опыт и ассистируя у мастеров. Магия — наука пока не отшлифованная, и нет-нет, да и сверкнет новой гранью, вот маги и стараются — изобретают на благо народа. Иногда такие преемники могут не появляться в родных пенатах по нескольким месяцам, а на старших курсах, если верить сплетням, не являются на выпуск. Говорят, что они отправляются по заданиям наставников — редкую травку достать, или книжку какую, или опытный образец свозить коллеге мастера в другой город продемонстрировать. Но... не знаю, не знаю...
-Они, — глубокомысленно лязгнула зубами подруга, явно имея в виду какую-то могучую силу, и скорбно посмотрела на дверь. Ладно, трупы трупами, а отработка — не волк, в лес не убежит. А жаль.
В Школе вообще много тайн — вот и пойди, обыватель-младшекурсник, разберись, — где там правда, а где то, что нагородили неокрепшие юношеские умы твоих предшественников и собратьев по обучению. Пора школе выпустить в мир книгу "Правда о ГМ Школе. Предания, легенды и просто страшные домыслы". И автограф директора на развороте, на затравку.
Я, выдохнув, потянула за толстое кольцо, дверь медленно открылась. За ней скрывались выщербленные ступени, ведущие в узкий каменный коридор с еле чадящим вдалеке факелом. Внутри завывал воздух, гоняемый по туннелям, а на нас пахнуло затхлым запахом подвала, к которому, как мне показалось, доподлинно примешивался трупный душок. Мы с Тамаркой практически вросли друг в друга боками и, меленько переступая, двинулись вперед, сопя от страха. Дверь за нашими спинами выбрала подходящий момент и со зловещим скрипом закрылась. Мы сглотнули. Пошли несмело по темному коридору, в котором изредка появлялись темные провалы, ведущие то ли в комнаты, то ли в ответвления коридора. Я со страшным усилием вгляделась в один такой проем, и мне с готовностью примерещился скелет, прикованный кандалами к стене. Я с круглыми глазами повернула голову строго вперед и больше никуда не заглядывала.
Вдалеке раздался какой-то короткий ор, до нас с подружкой допрыгало лишь усиленное до баса эхо:
-И!...И!...И!...
Я бы предположила, что там, вдали, кто-то чихнул, но в таком месте как-то не выходило думать по-простому. Все казалось, что на каждом шагу здесь уловки неведомого врага, который только и ждет, чтобы жертва расслабилась и умерила внимание. Лучше готовиться к худшему. Тем более с Тамаркиной историей на аперитив. Мы дружно присели от страха и на дрожащих ногах еще медленнее пошли вперед, потому что я пыталась вперед себя толкать Тамарку, а она — меня. В каком-то из провалов я краем глаза заметила два зеленоватых круглых отблеска, больше похожих на чьи-то органы зрения и, не в силах уже сдержаться, тихонечко, уходя в ультразвук, завыла:
-Аы-ы-ы...
Сзади зашуршало, мы с Тамаркой застыли, чувствуя, как шевелятся синие волосы на затылке, и окостенело развернулись. Из прохода вышло нечто косматое, больше напоминающее заросшего старичка высотой локтя в два.
-Труль Шлисович? — неуверенно предположила Тамарка сиплым с боязни голосом.
-Что, ослепла, сердешная? — хмуро поинтересовался у нее дед и прошлепал волосатыми ступнями в противоположный проход, таща за собой холщовый мешок, который и издавал зловещий шорох: — Ходють тут всякие, ходють, а у меня потом вещи пропадають. И чего ходють? — разговаривал сам с собой незнакомец и пожимал плечами, — Нешто жить надоело?
Мы с Тамаркой постояли, и я сдавленным шепотом предположила:
-Может, это его сын?
После таких его слов я просто не знаю, каким чудовищным усилием мы заставили себя идти дальше. Лично я утешалась тем, что если что, наша смерть будет на совести директора. И воображение рисовало его, безутешно рыдающего у гроба и сморкающегося в платочек, и меня, лежащую с назидательно поднятым вверх пальцем и с лентой на груди, на которой написано "То-то же!".
Наконец мы дошли до чадящего факела. Напротив него был проем, ведущий в заставленное стеллажами помещение. На стеллажах были какие-то бумаги, коробки и куча всякого разного хлама. Мы с Томой неуверенно зашли внутрь.
-Труль Шлисович! — негромко позвала я.
Никто не откликнулся, мы пошли меж стоящими плотными рядами стеллажами, надеясь найти хоть кого-нибудь. Внезапно сзади раздался голос:
-Чего надо?
Мы с Томкой от неожиданности подпрыгнули на добрый аршин. За спиной стоял ископаемый, простите, искомый Труль Шлисович.
-У...у...ученицы мы, — заикаясь, выдавила Тамарка, пытаясь укрыться за мной.
-На отработку пришли, — добавила я, стоя столбом.
-Ага-а, — проскрипел завхоз, смерил нас долгим жутким взглядом прищуренного глаза, будто примеривался, с какой части тела нас лучше съесть, потом развернулся и пошел, скрипнув у самого выхода: — Ну пошли, ученицы.
Мы, не чуя под собой ног, пошли, боязливо переглядываясь. Тамарка делала мне непонятные знаки руками, при этом косясь на спину Труля Шлисовича, и, стоило тому закряхтеть или почесаться, замирала как ни в чем не бывало и только по ее округленным глазам можно было сказать, что что-то тут нечисто. Завхоз, взявший с собой факел, продолжительно вел нас вглубь подвала, петляя коридорами и усугубляя Тамаркины нехорошие подозрения и, соответственно, жестикуляцию (да и у меня самой не выходила из головы истерия про тайные захоронения), пока не дошел до ничем не примечательного проема. Внутри оказался хозяйственный склад. Труль Шлисович сунул нам в руки по щетке и дал мешочек с чистящим средством.
-Вычистите пол при входе на первый этаж, — и сам с собой забурчал: — А то все опять изгваздали, ироды, так бы и передушил всех, — и мечтательно задумался.
Мы молчаливо соглашались с ним. Потом довольно быстро вернулись в главный коридор и, когда уже стала видна дверь на улицу, мы с Тамаркой рванулись к ней, как к любимой маме. Труль Шлисович не отставал и явно желал сопроводить нас прямиком до выхода. Я поняла, зачем он это делал, только когда Тамарка уже выскочила на улицу, а я как раз собиралась последовать за ней. Меня грубо рванули за ворот и за шею прижали рукой к стене. Ноги мои болтались где-то над полом. Я хрипела, вращала глазами и понимала, что все-таки завхоз оказался кровожадным, все это время решал, кого из нас выбрать жертвой, и в итоге как всегда не повезло мне. А завхоз опять пронзил меня взглядом и, вплотную приблизив лицо (тут я зажмурилась), негромко рыкнул:
-Что ты делала ночью в Хольем укрене?
Пришла мысль, что или это весь мир сошел с ума, либо это сделала за всех я.
-Я не понимаю, о чем вы, — отдувался за меня мой язык. Тут на мое счастье Тамарка заинтересовалась моим долгим отсутствием и сунула внутрь нос. Рука на шее разжалась, я быстрее ветра выскочила на улицу и уже там часто задышала, чувствуя, как испуганной пичужкой колотится сердце. Безумный Труль Шлисович стоял за закрывающейся дверью, провожая меня странным взглядом. Нет, правду нам рассказывали старшекурсники: сумасшедший, он уже давно сумасшедший. Тамарке я ничего не рассказала, она и без того была под впечатлением (теперь она особенно остро почувствовала, как любит жизнь, и долго делилась со мной этой мыслью), да я и сама ничего не поняла, и мы отправились драить пол в холл на первый этаж.
Зато пока мы оттирали от пятен и всякой прилипшей гадости пол, одноклассники успели над нами вволю поглумиться, мстя за свое унижение.
-Интересное у вас хобби, — невзначай бросали они.
-Спинку почесать? — улыбчиво переспрашивали мы, потрясая грязными щетками.
На том и расставались. Правда, у меня складывалось такое ощущение, что они нарочно нарезали еще пару кругов прогулочным шагом, заставляя преследующих их зевак затаптывать только что вычищенный пол. Мы скрипели зубами, но поделать ничего не могли: холл — место общественное.
От непривычной работы мышцы на руках побаливали, и я мечтательно представляла, как у меня сами собой накачаются двухаршинные в обхвате бицепсы, и я смогу валить в нокаут по десять врагов за раз. Дочистив пол и сдав инвентарь Фросе Семеновне в ее ведомство, мы направились в комнату. Учебный коридор был удивительно люден, и я вспомнила, что именно с сегодняшнего дня начинаются дополнительные занятия по оборонной магии. До ужина еще оставалось какое-то время, и мы отправились в актовый зал.
На сцену был вытащен стол, и Линель Ивановна восседала за ним как дракон на горе золота одна в пустом зале.
-О! Девочки, подходите-подходите!
Мы послушно взошли на сцену и уселись на стулья перед столом.
-Ну, кем вы хотите быть? — дружелюбно смотрела на нас Линель Ивановна.
-Ну, мы не знаем, — неуверенно переглянулись мы с Томкой.
-А не хотите петь частушки? — улыбнулась учительница и, глядя на сомневающиеся лица, поспешно объяснила, — Ничего сложного. Будет несколько человек, одетых в костюмы, каждый исполняет по одной-двум частушкам.
-Почему бы и нет, — пожали мы плечами, — Не все ли равно?
-Отличненько, — обрадовалась Линель Ивановна и подсунула нам тетрадку для подписей. И когда мы расписались, удовлетворенно проговорила, — Хорошо, когда люди активисты: не только плакаты рисуют, но и с частушками выступают.
Мы насторожились и заскрипели мозгами.
-Погодите, что значит "не только плакаты рисуют"?— медленно спросила я.
-Мы ни на что такое не подписывались, — подтвердила Тамарка.
-А я разве вам не сказала? — удивилась Линель Ивановна и томно потерла переносицу, — Однако, какая я стала забывчивая! Личное распоряжение директора. Он наставительно рекомендовал вас в качестве художников.
-А что же вы нам говорили-то тут тогда про частушки? — спросила Тамарка с круглыми глазами.
-Мы тогда не будем петь, — пожала плечами я.
-Это было исключительно ваше желание, — отрезала Линель Ивановна, тыкая нам в носы тетрадкой с обманом выманенными подписями, и добавила уже мирно: — А у меня частушечников был недобор.
-Так нечестно! Вы нас подставили! — обиженно взревела я, вскакивая со стула. Тамарка только хлопала глазами и открывала рот от такого коварства прежде милой и тихой учительницы.
На это Линель Ивановна стала говорить, что мы переработали на отработке и сами не понимаем, как нам нечеловечески повезло попасть в список участников концерта. Выпихала нас из актового зала, не забыв крикнуть, чтобы завтра после ужина мы пришли на репетицию с придуманными частушками в репертуаре.
-Это называется — дорвалась, — подвела Томка итог, когда мы оказались в коридоре.
-Все-таки власть развращает, — поддакнула я ей. А сама стала думать: каково бы мне было, так сказать, у руля. По мне выходило очень даже неплохо, правда, насчет участи остальных такой уверенности не было.
Ужин прошел вполне мирно. К директору нас пока не вызывали, из чего я сделала вывод, что одноклассники решили не выносить личные споры на общественное обсуждение, правда, тогда повышалась вероятность новой мести, но пока об этом думать было некогда. Меня и Томку выше ушей загрузили безвозмездным трудом на благо общественных нужд.
