Сильная рука Ладмира держала меня все время падения с неизвестной высоты вкупе с лавиной ледяной жидкости. Я захлебнулась собственным визгом, затем водой. От удара о кипящий бурунами водный массив верх и низ, небо и земля перепутались местами. Мою ладонь с неистовой силой вытянуло из цепкого рукопожатия... А потом все перестало быть.
Я пришла в себя оттого, что кто-то насильно загонял мне воздух в легкие.
-Давай, Варя! Ты должна жить!
Я попробовала стукнуть нахала, но предательница-рука была раз в десять тяжелее обычного и даже не шевельнулась, только палец какой-то дернулся. Я выдохнула. В носу и в горле оказалась вода, которая хлынула то ли наружу, то ли внутрь нескончаемым потоком. Закашлялась, стараясь вдохнуть. С трудом открыла глаза, борясь со слабостью, овладевшей всем телом. Надо мной склонились три расплывчатые фигуры.
-Что? Где мы? — прокашляла я, с помощью рук, норовящих согнуться в локтях, принимая сидячее положение, зубы принялись выбивать неслышную дробь, холодная мокрая рваная одежда липла к телу, но в глазах прояснилось.
-Вава, мы сбежали! — радостно просветил меня сияющий, как новенький медный самовар, Акимарх. Над его плечом светил тусклый светлячок, которого хватало ровно на то, чтобы различить лица нашего собрания.
-Мы выбрались наружу, река выходит на поверхность. Правда, сперва нас немного снесло по бурной стремнине. Тебя очень далеко отнесло течением. Если бы не Ладмир, который разыскал тебя...
Я очень долго смотрела в какие-то серьезные глаза Ладмира, то и дело открывая рот, чтобы что-то сказать, но не знала, как правильно адекватно обстоятельствам выразить благодарность, а потом сбилась и перевела взгляд. И действительно — рядом журчала не очень широкая речка с каменистым дном, окаймленная густо растущими деревьями и кустарниками. Парящая высоко в небе луна превращала грани предметов в серебро. Глядя на такой мирный пейзаж, даже не скажешь, с какого ужасного водопада она берет свое начало. Водопада?
-Откуда река в подземелье? — чувствуя себя маленьким карапузом, которого удивляет устройство мира, поразилась я вслух.
-Это не подземелье. Это гора, — раздался где-то над ухом голос Аэссиниэля. Он указал рукой и я действительно поняла, что в прорехе прямо убегающего от нас русла между деревьями вижу рядом возносящуюся ввысь основательную громадину — гору, густо поросшую доведенной ночной мглой до черноты зеленью, имеющей мохнатый профиль, у подножья и перемежающуюся ее темными островками по направлению к вершине. — Это только предгорье, река берет начало с ледника и осадков, выпадающих в горах.
-Откуда вы столько знаете? Такой умный, — впечатлилась я. Мокрый как курица, но величавый как петух, Аэссиниэль кашлянул:
-Мне доводилось здесь бывать раньше, сударыня Варвара.
А я даже прослушала его объяснение, потому что, наконец, окончательно пришла в себя и оглушенно по второму кругу осматривала окрестности. Лето... ЛЕТО?! В Зарежье весна, снег не стаял, а здесь лето? Мать честная, ГДЕ МЫ?
Часть 5. Дилемма.
Что же такое время? Если никто меня об этом
не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я
захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю.
Некто Аврелий Августин
...Казалось, что нам капут... Оказалось, что не казалось.
(Из откровений анонимного богатыря).
Костер одиноко горел в ночной мгле, которую скопидомы-деревья берегли и лелеяли под своими кронами, словно хрупкую девушку, испросившую приюта и убежища от погони. И перебирали листиками негодующе, когда какой-нибудь нахальный лучик пытливо пробирался в этот тайный схрон.
Да, луна до нас добиралась с трудом. По ходу продвижения разыскать в лесу безопасную полянку не удалось, берег был относительно опасен и обозреваем для потенциальных врагов, поэтому оттуда мы поспешили убраться, таясь, и поэтому по тауровому решению отложив разговоры на потом. Да и не было берега как такового — зеленолистые прихватывали необжитые территории с нахальством крестьян, выжигающих площади под земледелие.
Углубившись с пару верст вглубь мрачных дебрей, эльф выдал безумно храброе (и тут не поймешь — безумное или все-таки храброе) предложение разделиться и поискать укрытие. Я не на шутку перепугалась разъединяться непонятно где и довольно непочтительно объяснила, куда ему пойти с этим предложением. После чего с исключительной алогичностью заявила, что никого никуда не отпущу, покуда не настанет утро, и мы не сможем более конкретно определиться с местонахождением и направлением движения.
В этот момент мы как раз проходили под густыми кронами широких и высоких исполинов. Территорию каждое из деревьев охватывало приличную, отчего меж стволами обозначился уютный кружок пространства. Массивные корни гибкими змеиными спинами выгибали землю, но в середине был довольно удобный пятачок почвы, где при желании можно было развести огонь, не рискуя по неосторожности сжечь тут подчистую всю округу, или слишком явно выдать себя.
Обведя взглядом приглянувшуюся территорию, я непререкаемо плюхнулась на ближайший толстый корень и слабеньким голоском заявила, что, дескать, устала и дальше никуда не пойду.
"Мудрость женщины в ее хилости" — давным-давно пыталась учить меня Тамарка женским премудростям. Тогда выходило практически безрезультатно. И, когда заканчивались иные аргументы в разномастных стычках, я неизменно пускала в ход кулаки. Подружка, глядя на меня, лишь вздыхала и закатывала под лоб глазища. Хотя после, влипая в различные совместные переделки, я что-то за ней никаких слабостей не замечала: удирала, пиналась и кусалась любезная другиня помастеровитее некоторых. Как она потом сама скомканно оправдывалась в ответ на мои ощеренные зубы — "жизнь такая диковинная штука — иногда бывает не до лирики". Но сейчас я отчего-то припомнила ту, давнюю науку, дозрела и бессознательно чувствовала, что теперь именно такой случай. Хотя как ее применять, и каким боком к больному месту прикладывать — так до конца и не поняла. Но, наверное, дремлющие лицедейские способности не упустили случая присоединить к себе такую неотшлифованную еще грань, открывающую новые горизонты для развития коварства, как женское кокетство.
Попутчики же невольно только потворствовали этому моему последнему стремлению, так как, хоть и делали это с налетом мужицкой суровости, тетешкались со мной как няньки с княжьим чадом. Поддерживали под локотки, за талию, предупреждали, куда ставить ноги. И это притом, что один был принцем, другой и вовсе правителем, а третий какой-то странной темной личностью, которую я по неведомым мне причинам считала своим другом, но, как оказалось, не знала про него почти ничего. Правда, третий шел смурной, проявлял такта меньше всех и лишь изредка перебрасывался неразборчивыми фразами с эльфом, отмечаясь в общении со мной общими бурчащими репликами. Эльф тоже шибко не светился от счастья при виде моего лица, обходясь вежливой отстраненностью. Но это и понятно, мало того, что все мы были усталы и вымотаны после купания, так он еще и наверняка гневался за то, что не дала ему умереть, попытавшись исполнить свой долг. Так что, в основном, мы пытались негромким шепотом беседовать с принцем, который как-то по-детски радовался нашему счастливому избавлению от опасности (иногда срываясь на возгласы, отчего эльф разворачивался к нам, точно воспитатель яслей, застукавший подопечных за нарушением режима тихого часа) и переживал минувшие треволнения со словами "а как мы тех" или "ух надо было остановиться и вот так сделать". Но стоило мне изобразить общую слабость или нечаянно запнуться за корень, как все они, словно того и ждали, стремительно разворачивались, готовые помочь, и, найдя меня взглядом довольно живую и почти невредимую, слегка расслаблялись. А у меня в груди что-то хорошо теплело, и я подозревала, именно так проявляет себя польщенное самолюбие.
Будучи единственной особью женского пола в нашей бригаде, я беззастенчиво распределила обязанности по собиранию дров и разжиганию костра, впрочем, мои координаторские потуги впустую сотрясали воздух — к ним не особо прислушивались. Походя отвергла робкое принцево предложение рук и плеча, заявив, что не смогу нормально отдохнуть, если меня будут волочь как мешок с награбленным добром, а я при этом буду терзаться муками совести от такой бесстыдной эксплуатации почти что монарших сил.
Аэссиниэль и Ладмир тихонько переговорили в сторонке, метнули в нашу сторону два незаметных взгляда и бесшумно растворились в стене тьмы, тотчас сомкнувшейся округ кольцом голодной волчьей стаи и в любой момент готовой наброситься, если светлячок Акимарха вдруг погаснет.
-Только вы там далеко не разбредайтесь, — негромко то ли попросила, то ли приказала, то ли посоветовала я им вслед.
Акимарх был назначен мной поджигателем, так как единственный из нас имел пилиритовый браслет и сейчас мог колдовать. Ну, поджигать за неимением дров пока было нечего, поэтому мы сиротливо присели на огрубевший извилистый корень на взгорке и подвалились друг к другу сбоку, настороженно кося глазами по сторонам: хоть и глупо, но мне казалось, что там — за границей света — кто-то наблюдает за нами. Впрочем, после рухнувших кувалдой на наши головы событий, мания преследования — пожалуй, самое безобидное из всех возможных последствий.
-Надо тут расчистить немного, что ли, — я решительно поднялась на ноги, когда мне надоело холить в себе трусость. Принц с энтузиазмом поднялся. Я заметила неподалеку небольшое поваленное деревцо и тяжко дававшимися пинками подкатила его от края ближе к центру, а принц стал сминать, перегибать и переламывать чересчур длинные стебли растений и молодого подлеска сперва возле импровизированной скамейки, но постепенно расширяя зону зачистки.
И мелкая поросль, разместившаяся на месте будущего кострища, пала жертвой его вандализма.
Вскоре мы так увлеклись, что не сразу заметили, как сбоку от непотоптанных зарослей к нам вышел Аэссиниэль с охапкой хвороста, перетянутого веревками из хитро скрученной и сплетенной травы — эльфы, что с них взять! Сухого хвороста, что надо — такой коптить не будет. Где он нашел-то столько и так быстро? Я вгляделась внимательнее. Складывалось впечатление, будто таур удачно набрел на плодовитую ветками сухостоину и бессовестно обломал ее. Хотя, глядя на бурлящий листвой многоярусный лес, я с трудом могла представить себе здесь хоть одно растение иссушенное, не зеленеющее и не тянущееся закрыть от добрых путников ночной небосвод. Даже погибшее деревцо, которое я приспособила под скамейку, уже местами начало буреть и зеленеть мхом, оживая вторично. Да и вообще, честно признаться ночью не сильно-то и разглядишь, но деревья в большинстве были какие-то незнакомые — гладкоствольные, как сосны — но не сосны, могучие, как дубы — но не дубы, а уж высокие настолько, что под ними запросто обживались деревья помельче и кустарники.
-Что такое?! — дошло до меня.
-А где Ладмир? — одновременно со мной нахмурился Акимарх. Аэссиниэль молча прошагал мимо нас ближе к середине, наклонившись, скинул дрова на землю.
-Не беспокойтесь о нем, — негромко, но разборчиво сказал эльф и развернулся к нам, прицельно посмотрев в глаза сперва мне (я подозреваю, как ключевой истеричке на упреждение), а потом Акимарху. — Так нужно.
Я судорожно вдохнула, потом выдохнула, уже начав представлять себе всякие ужасы.
-Но он хоть вернется? — поинтересовался Акимарх, более приученный вести странные туманные беседы.
-Конечно, — чуть даже хмыкнул Аэссиниэль, мол, куда он денется. Пресекая все разговоры, присел, сноровисто сложил небольшой шалашик, чуть взрыхлив одной из палок почву по его периметру. Затем глянул на Акимарха и отодвинулся, уступая место профессионалам. Тот вышел, встал в красивую позу с оттопыренной ладонью и жахнул заклинанием по костру.
Я сдавленно пискнула и еле успела плашмя рухнуть по ту сторону бревна, закрывая руками голову. Волна воздуха врезалась в аккуратно уложенный шалашик и, произведя эффектный фейерверк, разметала его по округе на составные части.
-С магией здесь надо поосторожнее. Небольшими порциями еще терпимо, — прокомментировал Аэссиниэль, выпрямляя плечи и поднося ближе к зависшему в воздухе светляку выловленную у самого носа ветку. На ветку падали блики, отчего казалось, что зажатая в кулаке, она вертляво изгибается, будто червяк на крючочке.
Я, убрав руки, но не отрываясь от земли, пропищала:
-Что это было? — и, сбившись с мысли, недоуменно скосила глаза на палочку, которая абсолютно по-гусеничному шустро проползала мимо моего носа. Рядом деловито шуршали потоптанной нами с принцем травой ее товарки. Любовно собранный Аэссиниэлем хворост улепетывал со всех своих... э-э... сучков (?) обратно в лес.
На неопределенное время воцарилась ошеломленная тишина. Кто-то из нас горлом выдохнул такой едва слышный сиплый скулеж, который во время немой сцены порой бывает от удивленья. Кажется, это сделала я.
-Лови их! — первым отошел от столбняка Акимарх. Он хоть и стоял тогда ближе всех к эпицентру, да по счастью деревянные снаряды облетели его стороной и травм не причинили.
-Держи-ы!! — я, заразившись его азартом, вскочила и присоединилась к охоте. Сбоку, потрясая извивающимся (как же, ага, блики! от ровного и холодного магического светляка? двойка вам, ученица Варька, двойка-с!) и пока единственным трофеем, к нам присоединился таур.
Я выхватила одну небольшую беглянку, заранее перекривившись и ожидая почему-то, что она окажется склизкой и противной, но мои опасения были зряшными — наощупь потенциальный костер оставался все так же сухим и деревянным. Иногда отдельные верткие палки не удавалось ухватить с первого раза, и тогда то тут, то там раздавались запальные выкрики.
Скоро охапка одной моей руки была занята добычей (другой я ее ловила). Ссыпать ее на землю по вполне понятной причине было нельзя, поэтому я подхватила спереди конец оборванной юбки и стала применять ее вместо короба. Принц использовал для той же цели застегнутый до груди сюртук, который для удобства заправил в узкие брюки (отчего те нескладно топорщились во все стороны и особенно сзади) и засыпал улов себе за пазуху, посему вид имел ужасно комический. Живот его рос буквально на глазах и активно шевелился, отчего казалось, что или же принц сейчас родит или же его просто здорово пучит. Иногда он не к месту хихикал, после чего неизменно добавлял:
-Щекочут, заразы!
Эльф умудрялся удерживать хворост в руках. Притом, что собрал едва ли не больше нас с Акимархом вместе взятых.
Со временем принца стало щекотать реже: ветки — сперва самые большие — замедлялись и замедлялись, пока не останавливались вовсе. Заряд магии в дровах постепенно сходил на убыль.
В самый пик веселья из стены леса неслышно выскользнул Ладмир. На мгновение приостановился, сузил глаза и с плохо скрываемым подозрением обошел нас по широкой дуге. Как назло, за миг до этого последняя из палок навсегда утратила свою магическую подвижность.
