Уши торчком, нос пятачком! - 1

И тут же отпрыгнула в сторону, подергивая хвостом, довольная позволенной свободой, ожидая его ответного маневра. Волк игру поддержал и, подтверждая свой мирный интерес, также несильно в прыжке толкнул волчицу, слегка прихватив ее холку зубами. Волчица знак внимания приняла благосклонно и тут же, отбежав немного вперед, призывно завыла, приглашая играть и сближаться дальше.

Но у волка были другие намерения. Отбежать он ей не дал, зарычав в ответ. Грозно, требовательно. Мой зверь сразу насторожился, прижав уши к голове, и заскулил. Белый снова грозно рыкнул, настойчиво призывая. Волчица развернулась к нему, не понимая причин недовольства самца.

И тут чужак, рывком оттолкнувшись от земли, бросился на волчицу. В стремительном прыжке накрыв своим телом не успевшую отскочить самку. Повалив ее на землю, придавил, заставив испуганно завизжать, признавая поражение. Волчица нервно дрожала, жалобно скуля и даже не пытаясь дергаться. Признавая его статус сильнейшего, радуясь хотя бы тому, что из подушечек сильных лап волка не выдаются острые когти.

Белый повелительно рыкнул, призывая ее подчиниться. Волчица недоуменно вздрогнула — куда уж больше? — и повернула к нему морду. И встретилась взглядом с глазами самца. Светящимися совсем не животным азартом, а человеческим пониманием. (Это с долей облегчения отметила я, существуя где-то на задворках сознания волчицы). И этот его взгляд не отпускал, подчиняя. Белый рычал, требуя подчиниться абсолютно, подавляя меня полностью. Но понять, что ему нужно, не удавалось. Волчица, нервничая, затаилась, замерла, придавленная его тушей, в ожидании момента малейшей поблажки, чтобы вырваться и бежать, бежать... Бурая была напугана и подавлена истинной мощью заинтересовавшего ее самца. Такой больше опасен, нежели привлекателен.

А взгляд волка все не отпускал... В момент наивысшей паники захотелось воззвать к своим о помощи. Волчица готова была завыть, призывая стаю, помощь своего альфы и... не смогла! Вой оборвался где-то внутри, не сумев реализовать намерение сознания бурой. Зверь просто не чувствовал привычной связи со своей стаей, не было уверенности, что они 'услышат' и придут на помощь.

Вместо этого над всеми чувствами, постепенно подавляя и инстинкты, и панику, довлел зеленоватый не волчий взгляд чужака. Подчиняя, требуя смириться, признать очевидное... С силой подавляя все мои внутренние попытки воспрепятствовать, требуя сосредоточиться только на нем. Волчица постепенно поддавалась, уступая в этой мысленной борьбе, теряя свою привычную привязку, подчиняясь чужаку. Он рычал, устанавливая свое главенство, повелевая и своим тоном, вынуждал признать его статус сильнейшего.

Быстро настал миг, когда мой зверь смирился с тем, что подчиняется отныне другому альфе. Жалобно заскулив, волчица смогла отвести взгляд и растерянно уронила голову на землю, уже даже не помышляя о побеге. Белый волк приподнялся, освобождая самку от веса своего тела, позволяя ей обрести свободу передвижения. Но бурая была слишком подавлена, чтобы осознать изменения, и продолжала лежать, открываясь для нападения. Чужак одобряюще и требовательно ткнулся носом в морду волчицы, призывая следовать за собой. Как только волк отбежал на пару метров, моя волчица, резко подскочив, встала на лапы. Но возможности сбежать уже не было. Невероятная сила врожденного инстинкта заставляла подчиняться и следовать, поступая согласно призыву своего альфы. Нового альфы.

Меня, скрытую сейчас глубоко человеческую половину, захлестнул гнев. Да кто ему позволил?! Зачем он это сделал?! Рванув следом, яростно подскочила к волку и... Весь пыл и гневный задор девушки, временно затмивший сознание волчицы, позволивший ей совершить невероятное — броситься на сильнейшего, более того — на своего альфу, был сметен единственным властным рыком последнего. Волчица так же резко замерла рядом с ним, опасаясь шевельнуться.

Белый волк спокойно отошел и, одним прыжком перемахнув через ближайшие кусты, оттуда уже вполне по-человечески мне невозмутимо крикнул:

— Перекидывайся! — и это был не просто приказ, в нем чувствовалась власть сильнейшего, заставившая мое тело вопреки моему желанию задрожать, меняясь.

Уже девушкой поспешно метнулась к стопочке собственной одежды и начала лихорадочно надевать ее, пытаясь хоть что-то понять. Что сейчас произошло? Зачем белый это сделал? Оторвал меня от родной стаи? И что теперь со мной будет?

— Готова? — вопрос Добровольского. — Нам пора ехать. Опаздывать нельзя.

Глубоко вздохнув, обошла малинник и, избегая его взгляда, приблизилась. Он взял за руку и снова повел, на этот раз обратно к машине. Шли мы молча: я просто не могла подобрать слов, чтобы выразить свое негодование, свой страх...

Пристегнув ремень безопасности и наблюдая за тем, как белый устраивается на водительском месте, все же решилась:

— Вы...

— Мерзавец, — заводя машину и даже не оборачиваясь ко мне, спокойно продолжил за меня, не сумевшую подобрать достойного слова для его характеристики, Андрей.

— Да! — с облегчением подтвердила я. — И...

— Как я посмел? — вновь подсказал он мне, кажется совершенно утратившей всякое красноречие.

— Да, — уже немного грустно согласилась вновь. Он совершенно беспринципный!

— Я отпущу, когда срок истечет. Если захочешь, конечно, — очевидно, полагая, что это все объясняет, спокойно 'обрадовал' меня... уже не чужак.

— Мы же договорились! — я даже взвизгнула от злости. — О каком честном договоре можно говорить, если теперь вы в состоянии заставить меня поступать так, как нужно вам? Да вы меня семьи лишили! Родной стаи, защиты, всего!..

Сама, кажется, только осознала, как вляпалась.

— О том, что заставлю тебя, пользуясь властью, что-то сделать вопреки желанию человеческой ипостаси — не думай. Не будет подобного. Разорвал связь только для того, чтобы ты была свободна в своем выборе. В любой момент, — белый был серьезен и наконец-то взглянул мне в глаза.

Сразу оробев, прошептала:

— Но как мне теперь...

— Лучше не думай пока об этом, — перебил волк, отводя взгляд: мы выезжали на шоссе. — Важнее охота. Ты питалась волчицей?

— Нет, — призналась я.

Оборотень не отозвался, но я всей своей животной сущностью почувствовала, что он напрягся. Какое-то время мы ехали молча. Я всячески старалась успокоиться, решив последовать совету волка — сначала переживем охоту, а уже потом примусь за разборки по поводу сегодняшнего его поступка. Как еще отец на это отреагирует? Почувствует ли сразу?

— Сейчас домой? — уже с большим опасением присматриваясь к Добровольскому, уточнила я.

— Нет, — он покачал головой, — не успеваем. Едем сразу за город, к месту встречи клана. Рассвет скоро.

И переодеться во что-то более удобное возможности нет. Сама, конечно, виновата — надо было за временем следить, но... Кто знает, в какой ситуации придется оборачиваться, плотные брюки и джемпер подошли бы больше, чем мини-платье и сапоги!

— Одежду для тебя взял, — видимо, догадавшись о моих мыслях, махнул назад рукой Андрей, изумив подобным вниманием. Есть за что его поблагодарить! Но вреда он сегодня нанес мне все же больше.

Мы подъехали к стоянке возле входа в заповедник, территория которого принадлежала нашему клану. Там уже было все заставлено машинами.

— Переоденешься на заднем сидении? — уточнил белый, осматривая местность и принюхиваясь.

А есть ли другие варианты? Не сочтя нужным отвечать, перебралась назад и достала из пакета свои кеды, джинсы, майку и толстовку. Жизнь налаживается! И чего он так кипишует из-за этой охоты? Ну, побегаем немного по лесу — всего и делов. И брат, и сестра рассказывали о клановых охотах только в превосходных и восторженных словах.

Быстро переодевшись, вылезла из машины. Добровольский, скинув пиджак и оставив его и часы в машине, последовал моему примеру. Дальше предстояло идти пешком. Место сбора — небольшая поляна — находилась в отдалении от дороги. До нас этим путем прошли многие: я распознала целый поток знакомых с детства запахов. И отец, и дядя, и брат тоже были тут. И Кристина. Если не считать мамы — вся наша семья. У дяди Захара по неизвестным мне причинам не было ни своей пары, ни детей, поэтому я привыкла считать его тоже частью нашего маленького семейного круга.

На расстоянии волчьей слышимости от поляны Андрей меня задержал, кивнув на плотный ольховник рядом.

— Обернемся тут.

У меня возражений не было. В принципе, в одной стае все были привычны к обнаженной натуре друг друга, относясь к этому с естественным спокойствием, но у меня опыта совместного оборота не было. Поэтому предложение белого встретила с радостью.

— Постарайся держаться рядом со мной, — напутствовал он, прежде чем я юркнула за кустики.

Быстро раздевшись и припрятав поудобнее одежду, обратилась к своему зверю, позволяя ему изменить тело под себя. Выскочила на тропу уже волчицей. Радуясь окружающему лесу, свободе, восхитительным ароматам природы и грядущей охоте. Зверь относился к ней как к игре, возможности размяться. И сразу начал проявлять свое настроение, игриво обгоняя неспешно бегущего белого волка и вертясь на месте, поджидая, когда он приблизится. Что поразительно — у волчицы белый страха теперь не вызывал!

Сам же волк реагировал на задор самки очень спокойно — не пресекал, но и вовлечь себя в игру не давал. Он был собран и явно контролировал обстановку вокруг. А я теперь прекрасно чувствовала его, в каждое мгновение зная, где он находится. Но самое поразительное — я чувствовала и альфу бурых волков, его призыв всем собраться и быть готовыми. Впрочем, волчица воспринимала эти странности как данность, просто радуясь присутствию и защите альфы, и призыву к участию в охоте... другого сильного волка. Для зверя не существовало родственных отношений, был лишь запах, определяющий своих и чужих, и иерархия силы. Своим был белый. А стая бурых воспринималась как дружественные особи. С которыми можно и побегать вместе в лесу, временно присоединившись ради определенной цели — добычи.

На поляну волчица выскочила первой, сразу завертевшись, осматриваясь и привлекая внимание других волков, стремясь показать свою значимость. Белый же уверенно и как-то лениво, не обращая внимания ни на кого, прошествовал на середину поляны и лег там, вылизывая переднюю лапу.

И тут же матерый бурый волк, словно только и ждавший нас, гулким воем стал собирать стаю, призывая поспешить отбежавших и отстающих — охота начиналась. Волчица задрожала от наплыва нервозности: вокруг собирались новые и новые волки. Это одновременно вызывало у зверя настороженную тревогу и зарождающийся охотничий азарт — хотелось сорваться и стремглав, едва касаясь лапами земли, нестись к заветной цели. Какой, еще непонятно, но предвкушение пробудилось заранее.

Волчица металась по поляне, шарахаясь от грозно порыкивающих на нее взрослых волков и дразня заинтересованно принюхивающихся молодых бурых. Но завлекательного для самцов аромата не наблюдалось, поэтому молодняк пока ограничивался игрой, не стремясь к проявлению конкретного интереса и серьезных намерений.

Белый волк из центра поляны спокойно наблюдал за своей резвящейся волчицей, лишь изредка предупреждающе рыча, когда кто-то из самцов проявлял чрезмерное внимание к его паре. Сигнал мгновенно принимался к сведению другими волками и на 'чужую территорию' переставали покушаться. Но были и еще четыре пары волчьих глаз, что пристально следили за маневрами юной и необузданной волчицы, не умеющей пока справляться со своей животной природой.

Охота началась! Мощный бурый вожак завыл, призывая следовать за собой. Почувствовала призыв и моя волчица. Не как нечто неодолимое, от чего невозможно уклониться, а скорее как интерес, как владеющее всеми побуждение. Волки сорвались с места, следуя за альфой. За несколько секунд поляна опустела: быстрыми скачками звери промчались сквозь деревья на опушке, устремляясь в чащу. Я тоже, поддавшись эйфории общего движения, двигалась вперед, отдаваясь полностью бегу, наслаждаясь каждым движением, не задумываясь о чем-то еще. Волчица летела, стараясь обогнать всех, вырваться вперед. Упиваясь ощущением скорости, чувством общности, единого стремления, не осознавая в полной мере дальнейшего. Это было игрой, подражанием взрослым волкам, азартным желанием обогнать...

Как же это потрясающе — бежать по свежему от росы предрассветному лесу, наполненному множеством таких дразнящих и таких понятных ароматов. Быть среди подобных себе, не испытывать сомнений, а просто погрузиться в общее движение, стремиться к тому же, к чему и все остальные. К чему же?..

Внезапно поняла. Одновременно уловив восхитительный аромат добычи, чутким ухом распознав чей-то бросок и почти сразу почувствовав... кровь. Ее ни с чем не сравнимый густой, острый запах... одуряюще дразнящий, невыразимо привлекательный и такой необходимый. Тело и разум мгновенно сосредоточились на этой новой потребности. Сознание захлестнуло инстинктом охотника. Голод! Непреодолимое желание настичь жертву, вырвать ей горло, уткнуться мордой в это еще живое тепло, в бьющую струей жизнь, медленно вытекающую из тела еще трепещущей добычи...

Лапы несли вперед, о других волках я уже не думала, воспринимая их как конкурентов, желающих первыми добраться до добычи. Нос жадно ловил аромат крови, запах жертвы. Олень! Инстинкт заставил устремиться туда, где я ощущала источник аромата. Все мысли, все устремления, движения тела были подчинены одной задаче — настичь его первой. Волчица действовала интуитивно, ощущая и других волков, устремившихся туда же. К ее добыче!

На бегу взбешенно рыча, зверь стремился обогнать других волков, не понимая еще, что охотиться стаей проще. Животный эгоизм, азарт и жажда погони, голод отключили инстинкт самосохранения. Волчица бежала к своей жертве и была готова сцепиться с любым претендентом на ее добычу.

Все ближе и ближе! Дразнящий аромат совершенно сводит с ума, заставляя мчаться на пределе сил и возможностей. И рядом еще волки! И... чей-то торжествующий победный вой... Не успела! Кто-то настиг добычу раньше. Мою добычу! Ярость, животный гнев, стремление бороться — вот все, что осталось в сознании зверя. (Мне не удавалось прорваться наверх, чтобы хоть как-то воспрепятствовать этой гонке в бездну.) Мой зверь, уже оскалив клыки, в длинном прыжке бросился на бурого мощного волка, чья морда была испачкана в пряной крови 'моего' оленя. Я проживала секунды полета, представляя, как вырываю его горло, вцепившись зубами, разрывая его плоть. Убивая, чтобы вернуть себе свое...

Волчица была слишком ослеплена яростью, чтобы осознать опрометчивость и очевидную опасность со стороны более мощного волка. Трех волков! Вспышкой запоздалого понимания дошла информация о том, что, помимо атакованного ею волка, рядом еще два. Инстинкт самосохранения зверя взыграл, но было поздно. В ответ на откровенную агрессию волчицы оба явно более сильных самца тоже кинулись на нее, чтобы разорвать и загрызть за попытку лишить их законной добычи. (Жажда охоты и борьба за добычу, как с отчаянием поняла я, и более взрослых волков пронимала.) Без шансов! Не в силах совладать со зверем и как-то помочь ему, заставив хотя бы просто смиренно замереть, подчиняясь, мое сознание парализовало абсолютным ужасом. Бурой конец!