Перекрестки Берии

— А, читал, — разливая по второй, пробурчал Воронович.

Положительно Гродин или болтун, или провокатор. Кирилла Прокофьевича Орловского он знал лично. Этот был не из тутэшних, а профессиональный диверсант. Кажется и в Испании воевал. Особо не общались, но контактировали, поскольку оба воевали в западных районах. Потом того тяжело ранили и вывезли на Большую землю. И теперь вдруг возник с большими обещаниями. Ну, если лично товарищ Сталин выдаст ссуду, скот, семенное зерно и тракторы, почему бы и не накормить людей. Вопрос, почему надо лично Иосифа Виссарионовича просить и всех ли выслушают. Было б интересно проверить бюджет на сельское хозяйство и сколько он получит. Только в газете про подарок ничего конкретного. И что, обсуждать это? С человеком, которого видит второй день?

— Наверное сможет, — заверил вслух. — Из наших кадр, еще довоенный. А товарищ Сталин что сказал?

— Что? — автоматически переспросил Павел.

— Кадры решают все!

Если надо, он тоже умеет лозунгами разговаривать

Планерка ничем не отличалась от привычных. Студилин выслушивал офицеров и давал распоряжения. Хотя дело о массовых убийствах стояло в очереди, в самом начале были еще и другие, прежние преступления. Поскольку Воронович о былом, случившемся еще до его приезда, был не в курсе, не особо вслушивался, размышляя о своем.

— Иван Иванович? — произнес подполковник.

Воронович невольно вздрогнул. Машинально сделал попытку подняться и на нетерпеливый жест плюхнулся назад на стул. Здесь было не принято в отделе стоять по стойке смирно при докладе. Неизвестно, как с этим обстоит у более высокого начальства, но пока не важно.

— Уровень работы в здешней милиции на крайне низком уровне, — приступил к давно обдуманной речи. — Сразу после освобождения в течение нескольких месяцев найти данные невозможно. Что касается последнего года, одиннадцать случаев исчезновения женщин в возрасте от шестнадцати до сорока лет. Нигде это не зафиксировано, заявления так и лежат, но путем опроса родственников и знакомых установлено: три случая не имеют отношения к нашим. Одна попала под поезд, еще две вернулись домой.

— Погуляли, — со смешком сказал Кабалов.

— Трупов было шестнадцать, — задумчиво сказал Студилин.

— Да, не сходится. Но главное другое, одну все-таки опознать удалось. Некая Маргит Прууль. Работница завода 'Двигатель'.

— О!

— Полагаю к националистам это не имеет отношения, — возразил Воронович, правильно уловив смысл восклицания. Завод имел какое-то отношение к авиации и считался стратегическим объектом. — Никаких намеков на связи.

— Так тебе расскажут.

— Я беседовал не только с работниками бухгалтерии и начальником, но и комсоргом и в отделе кадров побывал.

Сам не зная почему об Ирье умолчал.

— Но это все ничего бы не значило, если б в пяти случаях при вопросах о пропавших не всплыл рынок.

Он еще раз прошелся по родственникам, уточняя. И результат достаточно обнадеживающий.

— Все они собирались за продуктами в последний день.

— Ну что ж, — сказал майор, — тоже версия. Без концов.

— Я вчера побывал там, показывал фотографии постоянным торговцам. Двух, в том числе Прууль опознали.

— Через три месяца?

— У нее очень характерная улыбка. Дырка в зубах. Не выбит, а щель. Вторая лишь предположительно.

— И?

— Якобы кто-то предложил дешевую картошку и она ушла с ним. К сожалению, примет назвать не могут, кроме одной. Человек заметно хромал.

— А вот это уже нечто. Молодец, хорошо поработал.

— Там неподалеку участки заводские под ту самую картошку, — сказал Кабалов. — Вагоноремонтный, моряков, еще чьи-то. Я займусь?

Да уж, помощь не помешает, подумал Иван. Проверить всех владельцев огородов та еще задачка. Даже завод не один и начинать обход придется с самого начала. Прежде приметы не имел и спрашивал не о том. Среди сторожей хромого не имелось. Тамошние охранники убогие инвалиды, не способные тащить на себе покойниц. Нашли способ подработать. От города достаточно далеко, чтоб посторонние регулярно наведывались. А потихоньку можно из той же бульбы гнать самогон на продажу. Он там по случаю шорох навел и на будущее зафиксировал проштрафившихся. Опер на то и опер, чтоб при любом удобном случае брать на крючок любого подставившегося. Может в будущем пригодится. А если нет, так ничего страшного. Всегда восемь из десяти вербованных шлак.

— На тебе саботажники в порту и ограбление склада, — отрезал подполковник. — Воронович начал, пусть и заканчивает. Пока неплохо справляется. Проверишь тамошних, — сказал ему. — Кто хромой и все такое.

— Есть! — максимально недовольным тоном ответил капитан, мысленно потирая руки.

Он слишком долго был командиром, чтоб с удовольствием выслушивать поучения от других, с огромным опытом на несколько месяцев больше, в качестве служащего отдела. А ловить бандитов учить не надо. Сами с усами. Тем более, здесь след не нацистского пособника, имеющего друзей и знакомых. Этот работает один. В худшем случае вдвоем. Такими вещами не хвастаются, любой урка в момент зарежет.

— Вопросы есть? — потребовал начальник у присутствующих. — Вопросов нет, — сам себе ответил на молчание. — Все. Занялись делами.

За дверью все дружно закурили. Студилин не выносил почему-то курения на совещаниях и запрещал. Зато снаружи сколько угодно.

— Здесь есть курсы эстонского языка? — спросил Воронович.

— Зачем? — удивился Кабалов.

— Половина свидетелей не понимает русский, еще треть делают вид, а остальные и ряды чего сказать, да слов нема.

— Пусть учат, — хмуро сказал Звонарев. — Дать в рожу, сразу резко понимать начинают.

— Это так, но иногда при тебе нечто говорят лишнее, если уверены, что не соображаешь. Знать эстонский может быть полезно.

— Не заморачивайся, — хлопнул по плечу Кабалов. — Если очень надо есть Эдик Кангаспуу. Но через пару лет всех научим правильно разговаривать. В школах русский первый язык с этого года.

И в деревне с городками тоже? — подумал Воронович. Где ж они столько учителей наберут. Нет, нынешняя компания с признанием величия и руководящей роли русского народа, раскручивающаяся с подачи Жданова и Сталина его вполне устраивала. Чай не из нацменов. Но головой тоже иногда думать нужно. У нас национальные республики пока, а не одна сплошная РСФСР. Будет непременная неприятная реакция по всем окраинам. Меньше всего русификация нужна на Украине и в Прибалтике. Сначала задавить националистическое подполье и лишь затем всех под одну гребенку. Сколько здесь была советская власть? Год в 40-41 и чуть больше года после освобождения. Даже лояльные не поймут, если убрать эстонский из любых учреждений. Слишком на оккупацию станет похоже.

Когда Кирилл остановил лошадь он уже почувствовал нечто неладное. Торчащий у барака милиционер очень неуместен. Но разворачиваться было б чересчур подозрительно. Поэтому совершенно спокойно подъехал. Высунувшийся на звуки алкаш Витька, подвизавшийся тут в качестве охранника, моментально исчез при его виде. Похоже все еще хуже ожидаемого. Сроду б не стал прятаться. Каждый раз выпрашивает махорку. Да и продукты давно не завозил.

Кирилл Мурин работал при заводской столовой извозчиком. По нынешним временам замечательное место. Всегда сыт и имел возможность достаточно свободно передвигаться. В его распоряжении постоянно телега с лошадью, на которой много чего перевозил, когда не выгодно гонять грузовик. Сам из крестьян-староверов уезда Вирумаа, так что знал и эстонский, и русский. За скотиной хорошо ухаживал, мерин всегда бодр, не смотря на солидный возраст и дефицитный бензин с запчастями не требовался. Всегда можно было договориться с крестьянами о сене, овсе или еще чего нужном. Взамен отвозил на рынок или обратно. Деньгами не брал, продуктами.

— Очень хорошо, что приехал, — сказал появившийся из барака мужчина в заграничной куртке. — Капитан Воронович, — продемонстрировал удостоверение.

Кирилл ничего прочитать не успел, да не очень и старался. К чему-то такому он был готов. Не удивил и легавый с автоматом, перекрывший дорогу. Можно подумать он сможет далеко убежать.

— У вас проводится обыск.

— А ордер есть?

— Постановление на обыск и арест имеется, санкция прокурора тоже, — слегка усмехнулся капитан. Все сильно грамотные стали. И продемонстрировал еще одну бумагу.

Номер, печать.

— Это в чем меня обвиняют? Я вам не враг родины из леса! Член партии. Меня принимали на фронте!

Ну, биографию, после обнаружения подозреваемого в отделе кадров Воронович внимательно проштудировал. В армию Мурина забрали еще при прежней власти. Потом, не спрашивая, перевели в 22-й территориальный корпус, а после отступления в 8-й стрелковый. В 45м, под Таллином, получил тяжелое ранение и после госпиталя комиссовали вчистую. Никуда не поехал, прямо в городе и остался. В нищую деревню, где ничего хорошего не ждало, возвращаться не стремился.

— Всего лишь в нескольких убийствах. Проходи.

— Без меня переворачивать не имели права! — возмутился Кирилл, обнаружив в комнате беспорядок и кучу народа. Двое в милицейской форме и в придачу соседи.

— Все по закону, — скривился капитан. — При понятых, — он показал на Витьку и хорошо знакомого мужика из совхоза.

— Вот эти? Да они и сейчас пьяные!

— Как ты объяснишь следы крови на полу?

— А никак. Мало ли кто здесь бывает. Вот этот же Витька без меня неоднократно лазил.

Забавно, мужику далеко за сорок, а так навечно Витьком и остался.

— Все надеялся чего-то найти и пропить.

— Неправда, — возмутился тот. — Сроду не пускал к себе. Вот такой, — он показал, как рыбак размер пойманного, — замок вешал.

— А третьего дня порезался, когда брился, — и Мурин показал на след на подбородке.

— Так поцарапался, что аж под плинтус попало?

— А может от курицы, — нагло заявил Мурин.

Он принимал офицера за работника уголовки, не зря с милиционером приехал, и вел себя очень логично. Только дураки сознаются. Пусть доказывают. А на нет и суда нет.

— Это определяется, человеческая или животного.

— Вот и определяйте. А я невиновен.

Очень хотелось вмазать. Но не при свидетелях. Да и бесполезно это. Гад пошел в полную несознанку. Фактически предъявить ему нечего, если по закону. Даже если на рынке опознают, ну и что? Да, говорил. Потом не сошлись в цене и разбежались. Никто не видел женщин здесь или его возле ДЗОТа. Одни косвенные. Нет, посадить его не проблема. Но дело не политическое. Требуются реальные доказательства, а не догадки. Иначе суд завернет, а Студилин намылит шею. Не столько обидно будет выволочка, сколько этот уйдет от приговора. Хотя пустить по Особому совещанию, как особо опасного? Можно, но это минус в работе и серьезный.

— А погреб тебе такой зачем?

Под полом оказалось внушительных размеров подземное помещение с деревянной загородкой, похожей на клетку.

— Продукты от ваших алкашей прятать. Ворье, — он махнул рукой.

— Да ты сам вор! — вскричал, обиженный до глубины души Витька.

В комнату ввалился милиционер с погонами сержанта, поставив на стол чемодан.

— В сарае еще три. Женские тряпки.

— Подкинули! — заорал Мурин, вскакивая. — Кто видел? Даже понятых не было!

Он дернулся к чемодану и присутствующие легавые набросились, выкручивая руки. Капитан подошел и врезал в поддых.

— Надеюсь остальные не трогал? — спросил Воронович пришедшего из сарая.

— Вы ж предупреждали про отпечатки пальцев.

— Так чего этот взял? — открывая чемодан, посмотрел на вещи.

Полной гарантии нет, но жакет похожий проходил по списку вещей, надетых на пропавших. И шапочка тоже. Надо показать родственникам, возможно опознают

— Машинально открыл, — глядя в пол, сознался сержант.

— Машинально! Хорошо не я твой начальник. Но ему доложу, чтоб взгрел.

Ирья вышла из библиотеки и сразу увидела его. Иван, мысленно она называла именно так, звание из мельком виденного удостоверения не запомнила, а он был в гражданском, по фамилии как-то неудобно, расположился на скамейке у входа, причем лицом к дверям.

Можно не сомневаться, ждет именно ее. Чувства очень странные. Опаска и предвкушение. Понравился, чего уж там.

Он встал, когда подошла и неловко выбросил папиросу в урну. Уже очко в его пользу. Советские обычно на улице по поводу мусора не беспокоились и швыряли куда попало. Ирью это всерьез раздражало. Конечно, они не привыкли к тихому уюту маленьких европейских городов и их чистоте. Но если уж совсем честно, то приучали в Европе к чистоте при помощи зверских штрафов. Со временем привыкли. И далеко не везде так уж замечательно. В основном на севере и протестантских странах.

— Что-то выяснилось? — спросила, страшась ответа. Догадывалась, какой он будет.

— Простите, — пробормотал Иван, — ничем обрадовать не могу. Она погибла давно. Но по зубам опознали.

— Ох, — вздохнула Ирья.

Плакать не тянуло. Слезы не помогали и прежде. Не первая в ее жизни смерть. Отца она плохо помнила, он скончался от ран, когда ей было лет восемь. Мать умерла перед самой войной. Еще молодая, но как-то сразу сдала. Белокровие, говорили врачи. Безнадежно.

— Я могу забрать тело для похорон? Она должна лежать рядом с родителями.

— С этим помогу.

— Спасибо.

Черт, где деньги то взять на могильщиков и крест?

— Не знаю, станет ли от такого легче, но должны знать, благодаря вам удалось найти убийцу.

— Мне?

— Рынок. Картошка.

Это было самое жуткое. За десяток килограмм дешевой бульбы девушки готовы были идти куда угодно. Для шестнадцати надежда хорошо покушать обернулась смертью.

— Это могло помочь? — удивилась.

— Пришлось побегать.

Это мягко сказано. Несколько десятков человек на базаре опросить. Мимо любого ежедневно проходит множество народа. Большинство никого не помнит. Они для них не люди, а покупатели одной массой. Причем не обязательно продавцы бывают каждый день на рынке. Собственно, как и Мурин. Но результат того стоил.

— Будет суд?

Краем глаза она видела патруль краснофлотцев. В центре постоянно ходят военные и грабители почти не появляются. Если и есть, то не здешние.

Моряки покосились в их сторону, но подходить не стали. Ее собеседник в штатском. Ну, насколько это можно сказать по человека в брюках и сапогах военного образца. Сейчас каждый второй мужчина в таком или перешитом. Редко что путевое даже на барахолке найти можно. Разве из Пруссии везут трофейное.

— Обязательно.

Да только закрытый. В горкоме не хотят, что нехорошие слухи пошли.

Фактически все гораздо хуже. Следователь записал в обвинении: 'за систематические убийства с целью завладения имуществом и деньгами'. Реально суммы не такие уж большие, а почти все вещи не проданы. Когда опознали найденное в сарае перестал запираться и признался. Мало того, поделился, что и прежде убивал. Еще при старой власти. Но тогда всего трех.

При том у Вороновича осталось четкое ощущение вранья. Мурин утверждал, будто заманивая свои жертвы предлагал залезть в погреб, чтобы набрать картофель самостоятельно. В момент, когда жертва начинала спускаться по лестнице под пол, бил по голове топором. В таком варианте не могло не остаться следов, а между тем кровь не нашли. Не было ее и на вещах. То есть убивал уже раздетых. Возможно сначала поил спиртным или оглушал. Очень вероятно насиловал. Не зря девушки все раздеты, а одежда, в чемоданах целая. К тому же на неприятные мысли наводила закрывающаяся дверь в погребе, отделяющая угол. Запашок там не зря стоял. Даже горшок не спасал. Выводить наружу наверняка не мог. Не удивился бы, если Мурин убивал далеко не сразу. Держал некоторое время в плену, насиловал и лишь затем избавлялся. Объяснять все это девушке неприятно и не имеет ни малейшего смысла. Зачем ей знать, что подруга еще жила, надеялась на спасение. Может быть кричала. После такого спать не сможет.