Перекрестки Берии

— Так возьми еще, — предложил Пряхин, изучив пожелтевший след на щеке.

Слава богу не загноилось. Климат был здесь противный, возможно из-за моря, однако любая царапина могла воспалиться и долго не заживала.

— Лучше потом, — ныкая в карман вторую, озвучил мысль Воронович.

Майор усмехнулся.

— Я без заходов, чисто по-дружески.

— Дружба у нас несколько односторонняя, гражданин начальник.

— Сам виноват, — ничуть не смущаясь, сказал тот. — Ругаться и в очереди опасно бывает, а уж в кабинете следователя, — он развел руками. — Думать надо, что говоришь.

— Я думаю.

— И это тоже зря. Сам понимаешь, приказ с самого верха пришел.

— Нацисты тоже нечто такое на процессах говорили.

— А ты у нас ангел, — откидываясь на спинку стула, сказал Пряхин, откровенно улыбаясь.

— Я липовых дел не шил даже по приказу.

— Ага, в депортации гражданских лиц не участвовал. Инструкции не выполнял, сажая не по той статье. Самосуды не устраивал.

— Это о чем?

— Да ладно, не собираюсь ничего лепить про здешних из леса. Было, не было, плевать. 'Лесных братьев' еще жалеть. Справочки навел о твоем прошлом. Приказов не получал, без них людишек резал?

— Организации им не рисовал выдуманные. А кто оружие в руки взял, тому полной мерой отвесил и не жалею.

— И гражданских в тех литовских деревнях не вешал, а дома не жег? Ну ты помнишь, как назывались, у меня в голове эти дурацкие названия не остаются. Ну чисто ягдкоманда, а не доблестные партизаны творили всякие ужасы. Было ведь?

— То враги.

— Ну у немцев тоже были враги, — победно ухмыльнулся. — И не жалели.

— Нет. То другое. Как аукнулось, так откликнется. Они начали, я закончил. Но всех подряд во враги не записал по национальности.

— Интернационалист.

— И что плохого? Как учили.

— Вот я и говорю, не умеют работать там, — Пряхин показал на потолок. — Им бы по количеству отчитаться. Почему в деревне Гадюкино враги выявлены, а соседней области в деревне Шмадюкино нет? Недоработка. Извольте найти, а то сами сядете. Глупо было тебя присобачивать к ленинградцам. Ну какой из тебя, прости господи, русский националист. Нормальный советский гражданин. Очередной Указ спустят сверху о необходимости выслать тамбовскую область — выполнишь. Так?! — Во время монолога он докурил папиросу и тут же зажег новую. — Молчишь, — сказал с удовлетворением. — Потому что знаешь, чем отказ выполнять у людей в погонах пахнет. А сам-то в душе злоумышляешь. Других по вагонам трамбуешь, посемейные списки проверяешь, а свою жену спрятал.

— Не было такого, — устало пробурчал Воронович.

— Не ловлю я тебя сейчас, даже уважаю. Сумел. До сих пор следов не обнаружили. Но если по чесноку, чем ты лучше меня? Не по инстанциям побежал с просьбой, а в наглую поперек закона пошел. Так и у меня родные и я их ничуть не меньше берегу, — с каждым словом он повышал голос. — Потому что, если чего, загремят как члены семьи врага народа. Приказ номер 486. Для таких Акмолинский лагерь жен изменников родины, АЛЖИР, имеется. Так что, извини. Выбора нет. Сначала сдохнешь ты. А я поживу.

Он помолчал, барабаня пальцами по столешнице.

— Ладно, — сказал уже спокойно. — Мы люди взрослые и друг друга, надеюсь, понимаем. Абакумова сняли постановлением ЦК с паршивой формулировкой 'О неблагополучном положении дел в МГБ'. Это может означать что угодно, поскольку параллельно по многочисленным просьбам трудящихся, — в тоне присутствовала бездна сарказма, — готовится указ о возврате смертной казни. Мне знающие люди подсказали, что кто-то бойкий внес дополнение в готовящийся закон. По нему ВМН может быть применена к лицам, совершившим некие действия в период запрета.

— Закон обратной силы иметь не может!

— В нашей стране все однажды случается. Рассказать о понятии 'презумпция невиновности'? Нет? — деланно удивился на отрицательное мотание головой. — Знаешь? А в нашем юридическом институте такому не учат. Это буржуазные глупости. И ты ж не заканчивал. Партия сказала надо укреплять органы и ответил — 'Есть!'.

Он закурил очередную папиросу.

— Москаленко был человек Абакумова, — сказал доверительно, — и раскручивать дело в связи с ленинградскими процессами стали с его подачи. Короче, веришь или не веришь, но мне такие приказы самому поперек горла, но ничего от меня не зависит. Если вашего республиканского министра госбезопасности снимут, у тебя есть шанс соскочить. Мизерный, но он существует. Смотря как дело представлю. Постарайся не становиться в позу праведника, если вызовут. Вроде не дурак. Ты меня понял?

— Да, гражданин майор.

— Конвой! — нажимая кнопку, крикнул. Когда 'дубак' открыл дверь, — в камеру его.

Снаружи Воронович был спокоен, но внутренне его трясло. В душе он настроился на приговор и лагерь. Приятного мало, но от судьбы не уйти. А теперь появился вариант. В бескорыстность или доброе отношение Пряхина не верилось от слова совсем. Тем более, тот открытым текстом объяснил, что своя рубаха ближе к телу. Значит ему чего-то надо. Поманить надеждой и показать фигу издевательски смеясь не в его стиле. Вербовка? Какой смысл? Стучать на работников милиции? Вариант, но не из лучших. Он им наосвещает. Долго ждать будут. Канал для слива по морякам и военному флоту? Тоже неплохая версия. Армейская контрразведка очень не любит вмешательство МГБ. А я вроде из штата, но не вполне.

О, блин! Кто сказал, что МВД останется в системе? Его под Абакумова передали. А теперь и разделить могут. Это хорошо или плохо? Ни черта заочно не понять. Ну и... с ними. Может все проще. Дернут на очередной допрос, но там будут другие следаки и интересоваться станут не мной, а Черняком и Пряхиным. Так бы непременно поделился нарушением социалистической законности. УПК запрещает насилие и угрозы в отношении подследственного. Смешно, конечно, но подвести под статью, раз плюнуть. Пряхин начальник и отвечает за следствие. Теперь стоит подумать, есть ли смысл топить готового пойти навстречу. Возможно врет, а может и нет. Как разобраться? Только ждать. Хуже точно не будет.

— Очень интересно, — пробормотал Трубников, когда шепотом поделился про Абакумова. Углубляться в подробности не стал, просто сам факт, озвученный майором. — Смерть Жданова создала условия для ленинградского дела. После войны выходцы оттуда оттеснили прежних руководителей. Сталин снял Молотова, Берию послал на, — еле заметная запинка, — другое направление, убрав от управления спецслужбами. Маленкова тоже за ошибки в авиационной промышленности с большинства постов убрали. Либо Иосиф Виссарионович передумал и молодых выдвиженцев убирает, либо старые нашли себе способ вернуть прежнее влияние. Абакумова Берия крепко не любил.

— Вы их всех знали?

— Ну не в качестве приятеля. Присутствовал иногда на совещаниях. Я ж так и не рассказал, — он заметно оживился. Хотя на допросах его не били, но единственная возможность хоть как-то вспомнить прежнее была в этих беседах. С эстонцами особо не пооткровеничаешь, они часто просто не понимали, да и не ощущал их равными себе. Простые мужики. Воронович был все ж начальник и готов выслушивать. — В 30м вышло постановление об омоложении и обновлении государственного аппарата. Я еще закончить институт не успел, как ЦК комсомола дало направление для работы в СНК СССР.

— Юристом? — переспросил Иван, поскольку тот учился на соответствующем факультете, а Воронович не очень представлял, кому нужны прокуроры в народном хозяйстве.

— Наш отдел занимался вопросами труда и быта. Продолжая учиться, ходил на работу, — мечтательно улыбнулся, как все, вспоминающие нечто приятное. Потом у Микояна работал. В войну, снабжением продовольствия Ленинграда занимался и фронта. Даже полковника дали, хотя какой из меня офицер. А сюда, якобы на усиление местных кадров направили, за хорошую работу, — у него явно испортилось настроение. — Наверняка из-за этих старых знакомств и арестовали.

О нем опять забыли. Время шло, на допросы вызывали редко были достаточно формальны, хотя настораживало направление. Про русский национализм Черняк намертво забыл и стал интересоваться буржуазными националистами в эстонском государственном и партийном аппарате, а также прошлым. Варшава, партизанский отряд. Догадаться куда гнет не так сложно, но тот работал без энтузиазма и не пытался повторить фокус с бессонницей. Морду тоже не били. Пряхин вообще не показывался, не говоря уже о доверительных беседах и подписках с обещаниями.

Они явно ждали чего-то. Похоже прямой команды, не зная куда дальше двигаться. Прежние инструкции не действовали, новые еще не пришли. А на улице уже лето. Так сидеть можно, как в анекдоте, на одной ноге. Еще и развлечения по полной программе. Он Трубникову про преступления, точнее всякие байки и смешные случаи, вроде протокола, с трупными пятнами размером с пятак, а всего на рупь двадцать. Тот ему о работе Совнаркома и современной государственной экономике.

Если задуматься, становилось страшно. Причины серьезнейших отставаний в выполнении пятилетнего плана восстановления народного хозяйства крылись в новом противостоянии. Требовалось уничтожить монополию США на ядерное оружие, да и создание нового кордона в Европе в виде Атлантического Союза требовало содержать огромные силы. Все это вынуждало направлять силы на армию и связанное с ней. В структуре расходов государственного бюджета СССР на 1949 г. затраты на социальное обеспечение и на здравоохранение составляли по 4%, а на содержание собственно вооруженных сил, притом открытое, с утверждением на сессиях ВС СССР — 19%. Еще было МГБ-МВД с собственными войсками, рост ВМФ в два раза и куча секретных ядерных объектов. То есть на войну уходило не меньше трети бюджета только по открытым данным. А сколько тратилось на научные разработки, когда целые города возводились закрытые, наверное, и в руководстве толком не в курсе. Не удивительно, что люди так паршиво живут и оккупационные войска в Германии тащат в СССР все, вплоть до строительных материалов.

На открывающуюся дверь невольно напрягся. Может за ним.

Оказалось, пригнали на замену отправленного куда-то Тяхе, вроде в обычную тюрьму до суда, нового жильца. Лично не знакомы, но видеть доводилось. С автобазы снабженец. Хоть какое-то развлечение. Эстонец молчал постоянно и даже на родном языке общаться не желал. Библиотеки в тюрьме не было, опасались пользования шифром при передаче книг из одной камеры в другую. В тексте могли быть отметки ногтем, булавкой. Газет тоже не давали. Чего опасались в этом случае неизвестно, но новости доходили исключительно через следователей или с новенькими.

— Лейтенант Пратиков Филипп Андреевич, — сказал испуганно красномордый толстячок с содранными с кителя погонами.

— Бывший лейтенант, — уточнил Воронович.

— Никак нет. Лейтенант. Из рядов не уволен.

Грамотный. Только чего так трусит? Кто-то порассказывал семь бочек арестантов и про злых блатных? Не дошло еще, куда угодил. Потом будут ему и такие, но не сейчас.

— А сюда за что?

— Пропил три бочки бензина, — смущаясь, сказал тот.

И всего то? В МГБ за это?

— Не ври, — сказал презрительно Воронович. — Даже по указу об уголовной ответственности за хищение государственного имущества от 47г во внутрянку бы не отправили. Милиции б хватило.

— В ресторане поддатый в морду мужику дал, — повинился новенький. — А он оказался вторым секретарем комсомола Таллина. Ну откуда ж мне знать?

Ну это уже слегка похоже на правду. Заработал нападение на представителя власти и как бы не теракт. Крепко влетел. После этого и всерьез ковырять стали. Надо думать, не три бочки налево пустил, но это уже не важно. Пить надо меньше и кулаками махать.

Опять лязгнул железом замок на входе.

— Умер, — сказал, едва переступив порог и не дожидаясь закрытия двери в камеру, странным тоном Сергей Анатольевич. Кажется, не очень понимал, как реагировать.

Этого ждали третий день, с тех пор, как вместо зарядки и чтения передовиц 'Правды' по радио зазвучала печальная классическая музыка. Врачей среди них не имелось, медицинских терминов не понимали, но уж больно напрашивалось.

— Усатый сдох? — подскочил на нарах Лаус.

— Нельзя так говорить, — взволновался Пратиков.

— Еще как можно! — на вполне приличном русском, забыв намертво, что знает три слова и то ругательных, орал эстонец, — сдох, рябая скотина! Гореть ему в аду! Медленно мелют божьи мельницы, но теперь за все ответит на том свете чертям! Эх, выпить нету!

— Ты, — вскричал лейтенант, — кто его заменит? А ты — гад!

И непонятно на публику или всерьез.

— А ты идиот!

— Засохли оба, — потребовал Воронович, не дожидаясь продолжения.

Лаус смерил его оценивающим взглядом и непроизвольно сжал кулаки.

— Будут изменения или нет, — пояснил для всех, — неизвестно никому. Поэтому кто хочет может радоваться или плакать, но тихо. Я в карцер за вас не рвусь.

— А ты рыдать вроде как не собираешься? — эстонцу явно море по колено, Пратиков ведь в момент заложит.

— Однажды президент Пятс зашел в церковь, — Хейно удивленно моргнул, на эстонский язык. На самом деле речь в притче, поведанной когда-то Борисом шла о древнегреческом тиране, но так доходчивее. — Видит, женщина молится за его здоровье. Ну, в те времена, его каждый ругал и вдруг такое, — говорил он медленно, подбирая слова. Вечно путался в неимоверном количестве падежей. В русском столько нет. Тем не менее, обычно его неплохо понимали. А вот когда начинали местные говорить быстро, ничего не улавливал. Если не тупые, принимались произносить внятно и простыми словами. Все проще, чем объясняться на кривом русском с начальником. — Вот и спрашивает: 'Чего это вдруг за меня поклоны бьешь'? А женщина отвечает: 'Помрешь, придет тебе на смену другой, тогда поймут люди, как замечательно жили под твоей властью'.

Лаус скривился.

— Так, да?

— Ничто так не портит жизнь, — по-прежнему на эстонском, — как несбывшиеся прогнозы оптимистов, — последнее слово он произнес на русском, не найдя подходящего эквивалента в закромах памяти.

— Что вы ему сказали? — шепотом спросил Трубников, когда эстонец молча уселся.

— Что, хотя приговора пока нет, никто амнистии не обещал, — специально для всех на русском, выдал Воронович.

Если Лаус не идиот, на допросе так и ответит. А если стукач, то ничего ужасного про советскую власть не прозвучало. Гитлера имел в виду.

— А вы лично-то Сталина знали? — спросил Воронович уже после отбоя шепотом.

Очень удобно общаться, когда на нарах рядом лежишь.

— За девятнадцать лет каждый день видел ни разу не говорил.

— Но что за человек, разве не видно?

— Очень неоднозначный. Безусловно умный. И, очень важно, в отличие от сказочек в газетных статьях, лез в мелочи, только когда нечто требовалось. Он лично руководил очень ограниченным кругом помощников и эти люди решали все. Причем у каждого было сразу по несколько весомых постов, но за конкретную отрасль отвечали рангом ниже.

— Так это правильно. За всем не уследишь. Есть ответственный — пусть отдувается и делает втыки нижестоящим.